Капкан для невесты (СИ)

Глава 1

— Ты меня опозорила! — краснеет от гнева отец. — Семья жениха от тебя отказалась!

Я застываю на пороге своей комнаты. Появление отца в моей спальне, женской спальне — такое неожиданное!

Я и подумать не могла, что он зайдет в мою спальню и будет сидеть на кровати, широко расставив ноги, упершись ладонями в колени и сверля дверь взглядом.

Сколько он так меня ждал?

— Отец? Добрый день, как ваши дела?

— Как мои дела? Как МОИ дела?! Сама как думаешь?!

Мой взгляд медленно обводит комнату и я замечаю устроенный в ней бардак. Все ящики вывернуты, вещи сорваны с плечик вешалок.

Он, что, в моих вещах копался?! Везде?! О да! Везде-везде, судя по тому, что и белье лежит на полу…

— Плохо! Все плохо! Камила, ты… — тяжело дышит, багровея. — Никогда не думал, что я это скажу, но я жалею, что из двоих детей выжила именно ты.

Я сжимаюсь в комочек от таких ужасных слов. У мамы была двойня: я и братик. Роды были сложные, выжила только я…

Сейчас отец говорит, что жалеет, и я не знаю, как на это реагировать. В сердце разливается мучительная боль.

— Почему? Что случилось?

— Что случилось? — вытирает пот со лба. — Кажется, ты меня плохо слышала? Или не слышала совсем? Семья жениха от тебя отказалась! Вот почему… Позор! Какой позор…

— Но как? Почему?! — сдержать слез не получается.

— Твои неприличные танцы видели все!

С этими словами отец бросает на пушистый ковер мой костюм для выступления — тщательно припрятанный ранее. Отец и его близкое окружение поддерживают только одно направление танцев — традиционные! А как же другие? Я тайком от всех хожу на чувственные латинские танцы, и этот костюм я долго-долго выбирала. Он яркий, откровенный и зажигательный, как танец, который я и мой партнер готовим для финального выступления в конкурсе.

— Не говори, что это не так! Тщательно припрятанный костюм подтвердил, что ты занимаешься грязными танцами… Как… Как потаскушка! А дальше? Стриптиз? Проституция?! — кричит отец.

— Папа, это всего лишь… Всего лишь танцы! Мы живем в цивилизованном городе, у всех есть хобби. Мое хобби — это танцы.

— Да, мы живем вдалеке от родины и здесь, кажется, слишком много соблазнов для семьи, которая придерживается истинных традиционных ценностей, — добавляет отец. — С этого дня для тебя все изменится. Во-первых, ты больше не невеста Фархата Кушаева. В жены их сыну не годится девица, чьи прелести видели и трогали черт знает какое количество других мужчин. Прилюдно!

— Это не так!

— Я все видел. Видел, как ты танцуешь, и как другой мужчина, который не является твоим женихом, лапает тебя за все срамные места и нагибает так, как простят небеса, и шлюх не нагибают! А вот это что такое… — делает неловкий взмах, дополняя словами. — Нога на плече партнера… Ноги! Белье… напоказ! СТЫДОБА! Ооо… Я был готов тебя придушить!

Кажется, говорить с ним бесполезно!

Я приваливаюсь спиной к дверному косяку, лишенная всяких сел. Тело сотрясает мелкий озноб. Холодный пот по вискам стекает. Даже ладошки потеют. Сердце гулко-гулко грохочет в груди.

Фархат знал, что я занимаюсь такими танцами. Ему нравилось смотреть, как я танцую. Он часто просил танцевать для него — самые острые и провокационные моменты. Ему нравилось трогать меня в такие моменты.

Мы не заходили дальше откровенных ласк, но были близки к тому, чтобы перешагнуть эту гранью. С нетерпением ждали нашей свадьбы.

Я считала, что нам крупно повезло… Брак по договоренности редко оказывается удачным. Чаще всего, девушек заставляют выходить замуж за нелюбимых, о чувствах речи не идет, но у нас все вышло иначе.

У нас — любовь. Чувства! Как это… от меня отказались?!

— Как это от меня отказались? — спрашиваю я вслух. — Фархат был не против этих танцев. Он — жених, который должен был стать моим мужем! Разве не ему решать мою судьбу?

— Муж! — подчеркивает отец. — Муж имеет право вершить судьбу своей жены. Фархат тебе кто? Муж? Нет. Жених? Да… Но это так легко отменить. Узнав, чем ты занимаешься, Кушаевы отменили свое предложение и уже всюду рассказали, что теперь наследник их состояния больше ни с кем не помолвлен. Уверен, у дверей их дома уже выстроилась длиннющая очередь из желающих отдать своих дочерей в жены Кушаеву.

— Нет… Нет, неужели он ничего не сказал? Не заступился?

Отец поглаживает короткую, полную седины бороду. Он очень взрослый. Откровенно говоря, старик. Женился поздно, долго не мог завести детей, получался один выкидыш за другим. Двойня? Чудо… Чудо, которое случилось лишь наполовину — родилась я.

— Я слышал, что он попытался вступиться и отстоять право жениться на тебе. Порол ту же чушь, что и ты. Про молодое поколение, свободные нравы. Говорил красиво и много! Но потом Кушаев-старший заявил, что Фархат может настоять на своем, но в таком случае лишится всего — работы, квартиры, машины, каждой копейки наследства, и отправится прочь ни с чем. Как только Фархат услышал эти слова, фонтан его красноречия иссяк, и он мгновенно согласился с отцом. Помолвка расторгнута! Теперь ты — опозоренная девица!

Слезы текут по моему лицу! Внезапно я слышу посторонний звук, как будто смех приглушенный. Отступив на шаг назад, в коридор, я поворачиваю голову на источник звука и замечаю, как из-за угла гаденько хихикает сводная сестра.

Ее глаза поблескивают от злорадства, плечи от смеха трясутся!

Это она… Гадина!

Я же знала, что ей всегда мой жених нравился!

Какой же я была дурой, что подружилась с ней! Всегда ее недолюбливала и, видимо, зря дала шанс нашей дружбе! Только ей я показывала видео, где танцую. Уверена, она все это подстроила…

Теперь стоит и слушает, ликует от радости!

Подлая тварь! Крыса…

— Кх… Ах... Крх…

Услышав хрипы, подбегаю к отцу, он стал совсем-совсем красным, едва дышит!

Неужели ему стало так плохо из-за разговора со мной? Перенервничал, очевидно!

— Папа, папа… Папа…

В коридоре слышится топот ног, подлая сводная сестра — Галия зовет на помощь. Прибегает мачеха, хлопочет вокруг отца.

— Галия, милая, зови скорей врача! Беги к соседям! Кажется, Руман уже вернулся с дежурства! Пусть немедленно придет на помощь!

— Может быть, скорую? — робко бросаю я.

Мачеха Лейсат отвешивает мне щедрую пощечину.

— Отца в могилу сведешь! Рот на замок и прибери здесь… Сейчас взрослый посторонний мужчина придет, а у тебя здесь повсюду трусы всюду валяются. Хотя… — складывает губы в презрительную усмешку. — Тебе не привыкать всем все показывать!

Покраснев от возмущения, я наспех собираю белье, которое в бешенстве разбросал отец. Моя спина гнется с трудом, потому что ненависть превращает меня в какое-то подобие деревяшки негнущейся! Так и хочется задать Галие трепку, зажать ее в углу и устроить ей темную, оттаскать за волосенки жидкие и плюнуть в крысиную мордочку!

Думает, что, очернила меня, и получится привлечь к себе внимание Фархата? Как бы не так… Ему нравлюсь я! Уверена, он что-нибудь придумает. Будем видеться тайно…

***

Целый час проходит в дичайшем напряжении. Двери хлопают, открываются и закрываются. Такое ощущение, что к нам по просьбе заглянул не только сосед, но приехал кое-кто еще.

Мне-то откуда знать? Меня в дальней комнате, в крошечной кладовой без окон закрыли.

Я не знаю, куда себя деть. Жду, пока отцу станет получше. Наконец, меня выпускают. Я вижу, как сосед-врач покидает наш дом.

— Нана зовет тебя на разговор к отцу! — бросает мне издалека Галия. — В кабинет.

Я иду, понурив голову, еле передвигаю ногами, но потом, поравнявшись со сводной сестрой, бросаюсь, как кобра, и цепляю прядь, выбившуюся из ее прически, дергаю с удовольствием. Я выдрала небольшой пучок с корнем! Всего несколько волосинок, но удовольствие получила небывалое.

— Я маме все расскажу! Расскажу… — хныкает она.

— Мне тоже есть что рассказать. Не забывай!

Отряхнув ладони от ее гадких волос, я поднимаю голову повыше.

Иду в кабинет. Отец сидит во главе стола. Обычно за его спиной стоит мачеха Лейсат и поддакивает всему, что успела нашептать в уши отцу несколькими минутами ранее. Но сейчас отец сидит один.

Значит, все, что он скажет, будет целиком и полностью исключительно его решением. Поэтому я замираю почти у самого порога.

— Закрой, пожалуйста, дверь, — негромким, ослабевшим голосом говорит отец.

От него сильно пахнет лекарствами. На запястье пластырь. Значит, ставили капельницу, чтобы поставить его на ноги в кратчайшие сроки.

— То, что я тебе скажу, обжалованию не подлежит, — говорит отец. он крутит между пальцев дорогую ручку, подаренную ему одним из его друзей, и не отрывает взгляд от золотистого колпачка. — Ты меня опозорила. Это факт. Отбросила тень не только на меня, но и на сводную сестру Галию. Кое-кто уже интересовался, все ли дочери в нашей семье такого же свободного воспитания, как ты. Понимаешь? Все считают, что я вырастил шлюху!

— Но это не правда! Я невинная! Не была с мужчинами.

— Была. Пусть невинная, но ты уже обесчещенная бесстыжим поведением и откровенными прикосновениями. Точка! Теперь выбор у тебя невелик. Есть всего два варианта.

— Какие? — спрашиваю я безжизненным голосом.

— Либо отправишься в закрытое заведение, где нет танцулек. То есть в наш родной край…

— Только не это! — выпаливаю я. — А второй вариант!

— Аррр.. Тебе даже сейчас ни уважения, ни выдержки не хватает, чтобы выслушать отца. Второй вариант таков — кое-кто согласился взять тебя в невесты.

— Что?! Но вы только что сказали, что я опозорена! Кто же согласился?

— Нашелся один добрый человек. Согласился спасти мое доброе имя…

— И кто же?

— Я, — раздается негромкий хриплый голос.

Здесь. В кабинете отца. Я вздрагиваю, узнав этот голос мгновенно. Но все же надеюсь, что ошиблась.

Однако… тень ранее не замеченного мужчины плавно движется и отделяется от книжных стеллажей, между которыми он все это время стоял и был мной незамечен.

Мое сердце леденеет при виде того, кто захотел взять меня в жены при всех обстоятельствах.

Из горла вырывается короткий, но испуганный писк.

Нет-нет! Только не он… Только не он…

Но это он — Довлат Лорсанов — один из приятелей отца!

Я чуть не падаю в обморок. Пошатываюсь от шока и ужаса…

Он старше меня. Намного… Ему лет сорок! То есть старик…

Строгий. Пугающий. Нелюдимый вдовец!

Говорят, что он проворачивает темные делишки, а еще…

Еще я год назад обозвала его “чудовищем” и сказала, что ни за что такого, как он, не поцелую…

Теперь он выходит и с кошмарной улыбкой смотрит на меня своими бессовестными глазами.

— Отец, но…

— Камила, ты меня слышала. Или заведение — там как раз есть свободное местечко, отправишься следующим утро. Или соглашаешься на роль невесты Лорсанова и отправляешься прямо сейчас вместе с ним.

— Что?! Прямо сейчас?! Но почему?! Как это… Куда?

— Жить будешь у него, — поглаживает бороду отец. — Такие условия выдвинул господин Лорсанов. Он хочет хорошо подготовиться к свадьбе, а в это время заняться твоим воспитанием. У него крепкая рука и железный нрав. Он был военным долгое время.

— Но это же… Жить до свадьбы в доме жениха… Позор! Отец… Вдруг… Вдруг он себе кое-что позволит? — выпаливаю совсем без стеснения!

По ухмылке Лорсанова я понимаю: еще как позволит! Только того и ждет! Наказать меня…

— Что я могу поделать? — вздыхает отец. — Ты и так опозорена! Но если будешь благоразумной, выйдешь замуж и все забудут о твоем позоре. Хоть какой-то шанс восстановить честное имя семьи… Итак, что ты выберешь?

Глава 2

— Я… Я могу подумать?

— Можешь! — отвечает за отца Лорсанов, разглядывая меня своими жуткими звериными глазами.

Глаза у него не как у всех наших мужчин, не темные совсем. Лорсанов — метис. Глаза у него желтые, как у кошки. Пугающие глаза, в которые долго смотреть невозможно, потому что он может смотреть, не мигая неизмеримое количество времени.

Еще и шрам на щеке.

Фу, какой гадкий!

“Этот шрам не единственный, есть и другие, хочешь посмотреть?” — проникает мне в голову его ядовитый шепот из прошлого.

***

То неловкое и ужасное происшествие случилось год назад.

Все началось с простого недоразумения!

Я всего лишь торопилась и вошла в дальние комнаты, где обычно прятала кое-что для танцев. В этих комнатах редко кто-то бывал. Уборку делали не часто и поверхностно. Поэтому я использовала самую дальнюю комнату в качестве собственного тайника.

Мне нужно было достать лосины, чешки и топ дл. Я влетела в комнату, начала рыться в шкафу, сдвигая заднюю стенку.

Откуда мне было знать, что в доме гости?

Ох, если бы я на обед не опоздала, возможно бы знала, а так… Не узнала! Потому и попала в глупую ситуацию.

Я почти достала необходимое. как вдруг услышала посторонний шум. Мне пришлось быстро закрыть дверцу шкафа и спрятаться за угол шкафа, молясь, чтобы никто туда не заглянул.

Тем временем в комнате появился… голый мужчина.

Я, конечно, видела голого мужчину. Например, я Фархата видела полуобнаженным, трогала его, но Фархат был сложен совсем не так. И если бы мне в голову пришло сравнивать мужчин, я бы назвала Фархата — субтильным, а этого — мужественным и полным силы.

Гость вышел из ванной комнаты полуобнаженным. Полотенце низко сидело на его бедрах. Широкие плечи, мощная спина. Короткий ежик темных волос на затылке. Крепкая шея. Красивый рельеф плеч и мускул на его руках, предплечья увиты канатами вен под смуглой кожей.

Дыхание у меня перехватило. Сердце забилось ускоренно. Я даже немного… совсем немного залюбовалась и испытала волнение, начала дышать чаще, чувствуя, как краска приливала к моему лицу и шее.

Потом мужчин стянул с себя полотенце и принялся вытирать ноги, встав ко мне вполоборота. Мне нужно было зажмуриться и не смотреть на голого мужчину, но я… я пялилась на него во все глаза, разглядывая бедра и мужской орган, который на тот момент у Фархата я еще не разглядывала.

Было… познавательно.

Было волнительно и немного стыдно. Отчего-то стало еще жарче…

Внезапно мужчина повернул голову.

Точно в мою сторону.

Наверное, пышное платье выдало меня с головой, его юбки торчали во все стороны!

Мужчина направился ко мне резким быстрым шагом. В том, в чем был. То есть ни в чем! Голым…

Схватив за руку, он выдернул меня из укрытия, и спросил насмешливо:

— Что ты здесь делаешь, дрянная девчонка?

— Отпустите! — пискнула я.

Услышав голос и взглянув в лицо мужчины, я узнала одного из друзей отца! Мне стало еще позорнее находиться здесь, понимая, что я пялилась на него с придыханием и даже любовалась, не зная, кто это.

Но вот узнала… и все! Все… Мне просто стыдно и гадко!

Ведь это Довлат Лорсанов, о котором ходят самые нехорошие слухи…

Почему он здесь, в доме отца? Ах, очевидно, он — гость, а я просто дуреха…

— Твой отец говорил, что ты, Камила, бойкого нрава, но я не подозревал, что ты настолько бойкая. Смелая… Прийти к взрослому мужчине в спальню и так явно показывать свой интерес… — протянул он.

— Какой еще интерес? — выдохнула я. — Что вы такое несете?! Нет у меня никакого интереса!

— Тогда что ты здесь делаешь?

Его пальцы сжали мою тонкую талию. Сильно и с претензией!

— Я просто спальни перепутала! — выпалила наобум.

— Женские спальни в другой стороне вашего дома, — отрезал мужчина.

— Искала здесь… за… заколку! Обронила ранее. Заколку и сережку! Это дом моего отца. В отсутствие гостей брожу там, где захочу и теряю то, что придется!

— Это может быть опасно. Ты в комнате с голым мужчиной, полным сил. Так и честь потерять недолго! — намекнул нахал, приблизившись и еще крепче сжав мою талию, заставив охнуть.

— Не смейте так говорить!

— Говорить? Или делать?

Да он просто издевался надо мной!

— Послушайте, я действительно здесь кое-что искала. Свое. Искала… и не нашла! Я не знала, что в доме гости. Потому что опоздала к обеду. Если бы знала, ни за что сюда не вошла.

— Хорошо. Допустим. Но ты же поняла, что в комнате кто-то есть. Заметила меня. Почему не сказала? — спросил Лорсанов. — Ты смотрела на меня!

— Отпустите.

— Ответь на два вопроса. Отпущу.

Какой ужасный человек! Просто ужасный… А еще у него один глаз сейчас странно мутный, отчего взгляд выглядит еще более пугающим, и этот мерзкий шрам у виска, спускающийся на щеку! Гадкий…

— Всего два вопроса? Хорошо!

— Первый. Тебе понравилось то, что ты увидела?

Я выпучила глаза. И вместо того, чтобы посмотреть мужчине в лицо, еще раз обвела его тело взглядом. Мужское достоинство больше не выглядело так, как раньше. Теперь оно не болталось спокойно между ног, но было немного напряжено.

— Понравилось?!

— Фу! Что здесь может понравиться! Нет!

Лорсанов коротко рассмеялся.

— Хочешь меня поцеловать?

Я уставилась на его губы. Мерзкий он, конечно, а губы — красивые. На вид тяжеловатые, крупные, хорошо очерченные. У Фархата губы тонкие, а над верхней — тонкие волосинки, попытка отрастить усы… Всегда меня щекочут. У Лорсанова же никаких усиков над верхней губой. Он даже бороду, как все наши мужчины, не носит. У него есть только короткая и на вид колкая щетина.

— Кажется, второй вопрос был задан зря. Можно сразу переходить к действиям! — заявил наглец и переместил одну ладонь на мою шею.

Неужели он правда захотел это сделать?!

Я вдруг обмякла, он рывком прижал меня к себе.

— Красивая девочка, не знал, что у Зумрата подросло такое сокровище…

Вот-вот меня поцелует!

Я вырвалась, быстро юркнув ему под руку, зажмурившись, чтобы снова случайно не увидеть то, на что вообще смотреть не была должна!

Вырвалась и побежала к двери. Однако он быстро меня настиг!

— Поцелуй меня, отпущу.

— Ни за что! Ни за что! Никогда… Лучше умру!

— Я тебе не нравлюсь?

— Нет! У вас… У вас шрам!

— Этот шрам не единственный. Хочешь посмотреть на другие? — поинтересовался мужчина хриплым шепотом, от которого у меня внутри все завибрировало.

— Нет! Не хочу. Не хочу я на вас смотреть. Вы гадкий… У вас глаза желтые. С бельмом! И репутация дурная. Вы… Вы чудовище! Целовать такое чудовище, как вы, я ни за что не стану!

— Твой отец может узнать об этом инциденте.

— Можете рассказывать моему отцу, что угодно, но именно я — дочь хозяина, а вы… голым ко мне прижимались! — в голос проникли слезы. — Я пожалуюсь папе, что вы хотели скомпрометировать невинную девушку! Пожалуюсь, и двери нашего дома всегда будут для вас закрыты.

— Пошла!

Лорсанов отодвинулся и распахнул перед моим лицом дверь. Я дернулась в том направлении, но он в последний миг выставил руку и прижался, выдохнув мне в затылок:

— Однажды ты об этом пожалеешь, дрянная девчонка.

— Ни за что!

— Посмотрим.

И он отступил.

Я сбежала.

Ужин был неловким…

Я сидела как на иголках, потому что боялась, что он расскажет отцу. Боялась этого, потому что чувствовала, как Лорсанов часто смотрел в мою сторону.

Но Лорсанов ничего не рассказал моему отцу ни в этот визит, ни в следующий.

Я выдохнула спокойнее, однако во мне осталось напряжение и желание убраться куда подальше, когда Лорсанов все-таки появлялся.

Были у него какие-то дела с моим отцом…

С того времени прошел целый год.

Лорсанов все так же не носит ни бороды, ни усов, бреется начисто. У него немного изменилась прическа. теперь волосы укорочены у висков и снизу, а сверху — более густая шапка из волос.

Тот самый мутный глаз, который я обозвала бельмом, тоже в полном порядке. За исключением этого, он ничуть не изменился. Тот же пугающий мужчина. Только слухи о нем за прошедший год обросли новыми пугающими подробностями…

Пусть слухи, но дыма без огня не бывает. Думаю, он нехороший человек! Зря отец с ним связался…

Теперь еще и в невесты к нему меня сплавить хочет!

— У тебя есть пять минут на раздумье, — щедро разрешает Лорсанов, а в глубине его желтых глаз мелькает довольная усмешка.

Издевается.

— Пять минут? Всего пять! Это решение может стоить мне жизни, а вы всего пять минут даете.

— Уже четыре, — безжалостно оповещает Лорсанов.

— Да вы… Вы… Папа. Папа!

— Я свое слово сказал, Ками, — выдыхает он с болью короткое, домашнее прозвище. — Ты меня очень расстроила дочка. Очень. Я не вижу другого выхода…

— Жить до свадьбы будешь со мной, — напоминает Лорсанов. — Я должен понять, готова ли ты идти на компромиссы. В свою очередь, готов пообещать, что не увезу тебя в глушь и позволю закончить учебу.

Отрицательно качаю головой.

Лорсанов вздыхает.

— Зумрат, друг, прошу дай минуту с ней наедине. Всего лишь поговорю с ней с глазу на глаз.

— Хоть одна минута, хоть десять минут! Разницы никакой! — вздыхает отец. — Девка уже опозорена…

Махнув рукой, он поднимается и выходит, оповестив:

— Я буду у камина.

За спиной отца хлопает дверь. Я в шоке. В шоке… Как он мог меня оставить с этим чудовищем…

Вот сейчас Лорсанов точно-точно сделает что-нибудь гадкое! Снова начнет меня прижимать и требовать непристойности. Однако вместо этого он гладит меня по щеке и отступает, сев на диван.

— Здравствуй, Ками. Не передать словами, как я этого ждал.

В моей голове рождается вопрос: как он так быстро узнал? Как давно вообще о моем занятии танцами все кругом стало известно?

Однако Лорсанов подумать мне не дает, загружает на телефоне видео с моим выступлением и цокает одобрительно:

— Какая гибкая девочка…

— Отдайте! — подпрыгиваю, в надежде забрать телефон.

Однако он ловко уводит руку в сторону, и я заваливаюсь на диван. Рука Лорсанова мгновенно обхватывает меня за плечи, прижав к своему телу.

— Вот ты снова рядом.

— Вы… Вы меня прижали! Насильно.

— Как не прижать, когда ты ко мне на колени сама едва не запрыгнула!

— Отпустите!

— Цыц, дурная. У тебя было пять минут. Осталось всего две. На принятие решения.

— Мой ответ — НЕТ!

— Значит, в монастырь отправишься? Загубишь свою жизнь? Никогда не узнаешь ни любви, ни счастья, ни эйфории от танцев?

Танцы?

Мой слух улавливает только это. Перевожу взгляд на Лорсанова, а он в это время смотрит на экран, где я танцую с партнером — Натаном. Моя нога на его плече, глаза в глаза, он делает несколько шагов назад. Сложный, но безумно красивый элемент страстного танца.

Душа кипит, каково это, больше никогда-никогда не танцевать?!

— Я обещаю тебе одно: не буду запрещать тебе занятия танцами.

— ЧТО?!

Я даже забываю, что он держит меня силой, замираю, а рука Лорсанова крадется на талию, ложится горячим гнетом. Но мне на все плевать. Я лишь смотрю в его лицо с недоверием.

— Я не буду запрещать тебе танцевать, — добавляет он. — При условии, что ты не станешь осложнять нашу совместную жизнь.

— Допустим. Но танцы… Вы точно не против? — кажется, где-то здесь есть подвох.

— Разумеется, нет. Такая гибкая и страстная девочка… — говорит он, приблизившись к моему уху. — Я надеюсь, в постели с тобой будет еще жарче, чем на этом видео.

Я каменею. Так вот что ему нужно… Бесстыжий пес!

— Это исключено.

— Ты будешь считаться моей невестой. Если за время подготовления к свадьбе, ты меня не разочаруешь, то станешь моей женой, и да… у нас будет супружеская жизнь. Полная, яркая и разнообразная, — добавляет он. — Очень.

Меня буквально пронизывает насквозь от таких обещаний!

Его слова почему-то отзываются внутри жарким биением.

— А если… Если… За время подготовления к свадьбе… Вы… меня разочаруете?

— Смелое предположение, — рассмеялся Лорсанов. — Так ты согласна?

Закрытый монастырь с жесткими устоями и постоянными наказаниями или брак с чудовищем, но крошечным окошком просвета в виде занятий любимыми танцами. Где есть один просвет, можно найти и второй… Буду встречаться с Фархатом тайно!

— Хорошо, я согласна.

— Я рад, — отвечает скупо. — Теперь пойдем и порадуем твоего отца.

Я подпрыгиваю на диване и готовлюсь бежать прочь со всех ног, однако Лорсанов тоже встает.

Причем, так же прытко, как я.

Надо же… Не ожидала такой ловкости и скорости от почти старика.

— Не так быстро, Камилла.

— Что еще?

— Ты забыла кое-что.

Лорсанов делает паузу и изгибает свои красивые губы в усмешке.

— Поцеловать меня.

Глава 3.

Я с изумлением смотрю на мужчину. Он спокоен, выдержан, чуть-чуть улыбается. Так тонко, едва заметно, что не поймешь: насмехается надо мной или просто собой доволен.

— Я жду. Камилла. Целуй меня.

— ЧТО?! Нет!

— Напоминаю, ты согласилась считаться моей невестой.

— Но это совсем не означает, что я буду проявлять к вам симпатию, обниматься и терпеть слюнявые поцелуи.

— Почему вдруг “слюнявые”? — спрашивает Лорсанов с неподдельным интересом.

— При поцелуях слюна выделяется! — закатила я глаза с умным видом.

Это же так очевидно! Наверное, этого почти-старика желтоглазого никто не целовал давным-давно, если он забыл, что происходит во время поцелуев!

— И как давно ты знаешь о том, что при поцелуях с мужчинами выделяется слюна? — спросил с подозрением Лорсанов.

Не успела я ничего придумать, как он сам выдал ответ.

— Подозреваю, ты со своим женихом целовалась. И не раз! Если говоришь об этом с таким умным видом… Слюнявые поцелуи, — хмыкает. — Что ж… Не могу сказать, что обрадую, напустив тебе в рот много слюней, но поцеловать меня ты обязана.

Меня накрывает ужасом…

Целовать ЕГО?!

Говорят, он вдовец, потому что сам от жены избавился. СВОИМИ РУКАМИ! Потому свидетельство о ее смерти вызывает сомнения. Жену убил, наследство к рукам прибрал!

Еще он служил долго, а значит — солдафон, грубиянище низкоинтеллектуальное!

— Поцелуй меня, Камилла! — требует чудовище желтоглазое.

От требований его глаза разгораются еще ярче, становясь точь-в-точь, как у кошки, которая заприметила аппетитную мышь, годящуюся на перекус.

— Я не могу. Не стану… Мне… Противно! — пищу я, вскрикнув от того, как крепко Лорсанов обхватил меня за талию и впечатал в свое тело.

— Противно?

— Очень. У вас шрам неприятный и…

Поднимаю взгляд. Оба его глаза смотрят на меня ясно, сжигая.

— Куда вы дели свое бельмо?

— Сказала бы сразу, что с повреждением глаза я был для тебя куда симпатичнее. Могу надеть черную повязку, поиграем в пирата и его добычу, — предлагает с пошленькой усмешкой, продолжая тискать меня в объятиях.

— Хватит! Меня… Сейчас вырвет!

— Не чувствую в тебе ни одного рвотного позыва…

— Мне больно!

Лорсанов мгновенно разжимает объятия, а я отскакиваю от него, запыхавшись и одергивая задравшуюся юбку.

Я перевожу сбившееся дыхание, чувствуя, как во время борьбы раскраснелось мое лицо и разлохматились волосы. Приглажимаю их ладонями, но, наэлектризовавшись, они тянутся следом за моими пальцами, выходит только еще хуже!

Лорсанов наблюдает за мной. Я чувствую его тяжелый, мужской взгляд. Смотрю на него украдкой, а его глаза такие темные-темные, цвета янтаря.

— Это была уловка, — говорит он, задумчиво проведя ладонью по короткой щетине. — Однако поцеловать меня тебе все-таки придется.

— Нет.

— Или я тебя в невесты не возьму, и уже завтра отец отправит тебя в закрытое заведения. Я слышал, как он справлялся о билетах…

— Уууу… — я взвыла и сжимаю кулачки. — Чего вы добиваетесь?! Моего поцелуя? Разве вы получите удовольствие от поцелуи девушки, которая вас ненавидит, боится и презирает!

— Ненавидит, боится, презирает. Здесь только одно слово — не лишнее. Угадай, какое? И то, если угадаешь, очень скоро поймешь, что это было зря.

— Не знаю! Но я ничего лишнего не сказала. Все так и есть. По-настоящему! Подумайте хорошенько, нужен ли вам ТАКОЙ поцелуй!

— Вот это напор, — адресует он мне ленивую полуулыбку, опасно сверкнув глазами. — Будет интересно. Очень. И да, ты понятия не имеешь, от чего я могу получить удовольствие. Пока… Пока не имеешь, позднее узнаешь, — добавляет с намеком, от которого у меня ноги подкашиваются.

Выхода нет. Сейчас выхода нет, но позднее я обязательно что-нибудь придумаю, а пока стремительно подхожу к Лорсанову и сухо клюю его в колючий подбородок, гадливо сморщившись при этом.

Его рука крепко обхватывает меня за талию.

— Так не пойдет! — возражает мужчина.

— Пойдет! — упрямлюсь. — Просили поцелуй — вот он!

— Я просил ПОЦЕЛУЙ, а не поцелуишко несчастный.

— В следующий раз будете уточнять, а сейчас я желаю сообщить отцу, что стану… вашей невестой, — говорю кислым тоном. — Отпустите! Немедленно.

Вместо того, чтобы отпустить, Лорсанов перемещает свои руки мне под попу и вдруг поворачивается, упав задом на диван. Я ахаю, оказавшись сверху, а это грязное животное лапает меня за попу, прижимая развилкой между ног к своему паху.

— У меня как на дыбы встал от твоих выкрутасов… — говорит хрипло, царапая своей грубой щетиной мою шею. — Работы предстоит много, но я гарантирую, что ты в итоге умолять будешь о моей ласке… — добавляет с угрозой и все же умудряется вцепиться в мои губы своими.

Вцепиться — и никак иначе это не назвать! Жестко своими губами в мои всосался и не отпускает! Я ерзаю, как сумасшедшая, дергаю его за воротник рубашки, луплю по плечам и по шее, а ему хоть бы что… Наверное, он только удовольствие от этого получает, крепче за попу хватает, и левой, и правой пятерней сжимая изо всех сил.

Краем глаза я вдруг уловила движение. Дверь приоткрылась и снова захлопнулась довольно громко.

Я замираю, Лорсанов — тоже. Его горячее, хриплое дыхание касается моей шеи. Во внезапной тишине хорошо слышится легкий, быстрый удаляющийся топот.

— Это Галия, — говорю я внезапно сбившимся голосом, превратившимся в шепот. — Наверное, доложит отцу.

— Обрадует его новостью о твоем согласии?

Лорсанов неожиданно резко ссадил меня со своих ног и встает, поправляя одежду, а я с удивлением отмечаю, что вся шея у этого гадкого мужчины расцарапана.

Моя работа? Так ему и надо! Тиран…

— Приведи одежду в порядок! — командует он.

Я и без его приказов не выйду из кабинета в таком растрепанном виде.

Насколько могу, навожу порядок в своем внешнем облике, Лорсанов расстегивает верхние две пуговицы на своей рубашке, словно ему стало жарко.

— Пошли, — снова бросает мне сухим тоном Лорсанов и выходит первым.

Невозможный мужчина.

Тиран! Ненавижу... Как же тяжело мне с ним придется!

Отец ждет нас в гостиной, по левую руку сидит мачеха, Лейсат внимательно слушает, о чем им вполголоса рассказывает Галия.

— Зумрат, хочу сообщить, что Камила приняла мое предложение и согласилась стать невестой. Прошу вашего согласия.

Галия отвешивает мне гадкую улыбку, покряхтывая от смеха. Фу, какая мерзкая! Так напрягается, чтобы не засмеяться, только бы не пукнула от напряжения, как это делала, когда ей было восемь или девять лет!

— Камила? — уточняет отец.

— Я согласна стать его невестой, — говорю без эмоций.

— Скажи как следует, — просит отец.

— Я приняла предложение Довлата Лорсанова стать его невестой.

— Благословляю! — мгновенно соглашается отец.

— Тогда я не стану терять время впустую, заберу девочку прямо сейчас. Нам еще нужно приехать в мой дом до наступления темноты, а сегодня обещали ливень. Поэтому попрошу Камиллу собрать необходимые вещи.

— Одобряю, — кивает отец.

— Камила, — обращается ко мне Лорсанов. — Собери вещи, рекомендую взять только самое необходимое и незаменимое. Всем остальным я тебя обеспечу.

Вот спасибо!

— Можешь идти, — отпускает меня жених. — Мне нужно обсудить еще несколько нюансов с твоим отцом.

Я выхожу из кабинета, плетусь в свою комнату.

Выкатив самую большую сумку, что смогла найти, начинаю собирать свои вещи.

Самое необходимое, стучит в висках. Только самое необходимое!

Это же должно быть так просто!

Я начинаю с белья, самых любимых вещей, еще беру свои украшения, любимые книги. Учебники тоже взять нужно… Так много вещей, сумка начинает казаться маленькой.

Внезапно до меня доходит, что нужно вместить в одну сумку почти двадцать лет своей жизни под крылом отца в его доме. меня вырывают из привычного места, из дома родных. С мясом, жестоко обрывая корни и привычные связи.

А ведь я даже не знаю, где этот гадкий Лорсанов живет.

В каких условиях? Вдруг он в общежитии ютится?

Я слышала, что военные неприхотливые, даже те, кто при деньгах, могут обходиться малым. Вдруг и я… и мне… придется тоже пользоваться малым?!

Вдруг он живет так далеко, что все его слова о разрешении заниматься танцами — просто пыль?! Смогу выбираться раз в две недели, в лучшем случае, и все… На танцах можно смело крест поставить!

Моя сделка с ним может оказаться провальной. По всем пунктам!

Почему… Почему я поторопилась ответить согласием и не расспросила его, как следует?!

Мои печальные мысли прерывает посторонний звук. Слышу шаги, которые замирают возле двери в мою комнату.

Я стараюсь придать своему лицу невозмутимое выражение. Я же должна быть сильной! Пусть никто не увидит, как мне грустно.

Кто пришел?

Галия, разумеется.

Стоит, крысильда, в дверях и рассматривает мою комнату своими бесстыжими глазенками.

— Что смотришь?

— Мне всегда нравилась эта комната. Такая солнечная, — говорит она. — Теперь твоя комната будет моей. Думаю, с чего начну. Выкину эти мерзкие занавески.

Внутри клокочет: мои любимые занавески с сердечками!

— Сорву обои! — продолжает Галия. — Избавлюсь от мусора, что останется после тебя останется.

— Не получится, — вздыхаю я.

— Что не получится? Я слышала, тебя отправляют жить к Лорсанову. Нана уже позвонила бригадиру и договорилась. Завтра придет прораб, чтобы осметить работы по ремонту.

— Я не про то. У тебя не получится избавиться от всего мусора.

— Это почему же? — хмурится сводная сестра.

— Самый большой и вонючий кусок мусора останется в комнате, — делаю паузу и намеренно тычу в сторону сестры. — Ты.

— Ах ты… Камила! Ты… Ты…

Галия зеленеет, вякает, кряхтит, издает какие-то странные звуки. Пытается слова подобрать, потом говорит изменившимся голосом.

— Обрадую-ка я Фархата, что ты будешь жить в доме другого мужчины.

Галия демонстративно подносит телефон к лицу и записывает голосовое писклявым голосом:

“Привет, Фархат. Это Галия. Галия… Сводная сестра Камилы. Сегодня Камила уезжает жить к своему новому жениху. Представляешь?”

— Да-да. Верно упомянула, что ты — моя сводная сестра Камилы. Без этой связки Фархат бы не понял вообще, о ком идет речь. Пфф… Галия какая-то! Что за имя такое? Как будто козу подзывают..

Я заставляю себя мурлыкать песенку.

— И чему ты так рада, я не пойму? — округляет глаза Галия.

По лицу видно, ей хотелось увидеть меня в слезах, сломленной, а я пою песенки и намеренно долго разглаживаю одежду, перед тем, как сложить ее в сумку поверх любимых безделушек.

— Знала бы, к кому ты попадешь в лапы, не была так рада! — хмыкает Галия. — Лорсанов — мутный тип. С криминалом может быть связан. Мрачный. Подозрительный.

Раздухарившись, Галия расправляет плечи и вдохновленно, в красках, рассказывает о всех ужасах, что меня ждут в доме Лорсанова:

— А еще, ты же сама слышала, он жену на тот свет отправил… Поднимает руку на женщин. У тебя с характером плохи дела и с послушанием — тоже…

Внезапно я замечаю за спиной Галии движение. Словно из ниоткуда за ней вырастает темная тень.

Высокий, крепко сложенный мужчина.

Лорсанов.

Он бесшумно подошел, что я заметила это в последний момент, а Галия так и продолжает перемалывать все самые дурные слухи о нем языком.

— Возможно, Лорсанов будет учить тебя послушанию при помощи ремня! — добавляет она радостно.

— Спасибо за совет, — произносит мрачным голосом Лорсанов рядом с головой Галии, наклонившись. — Но я сам разберусь, как мне с невестой обращаться.

Галия испуганно взвизгивает и прижимает обе руки к груди, а потом поспешно делает шаг вперед, шаг назад, неуклюже протискивается между косяком и фигурой мужчины, убегает.

Я пытаюсь сдержаться. От смеха. Выходит с трудом.

Улыбка все-таки прокрадывается на мои губы.

Однако Лорсанов держится невозмутимо, поворачивается ко мне спиной, приказывая словно собачонке:

— Собрала вещи? Пора.

Он выходит первым, а я смотрю с удивлением на здоровенную сумку, которую я успела собрать. Пытаюсь поднять, охаю! Она ужасно тяжелая!

Неужели мой новый жених насколько чурбан, что не поможет отнести сумку к машине?!

— Камила! — зовет издалека нетерпеливо. — Мы опаздываем. Пошевеливайся!

Интересно, куда мы опаздываем?! Мы…

Так непривычно говорить “мы” в отношении себя и еще кого-то! Тем более, в отношении такого, как Лорсанов.

Но я же дала согласие.

Ради танцев…

Лучше это, чем монастырь!

— Иду! — рычу сквозь стиснутые зубы.

Придется потерпеть.

Встав, я хватаюсь за ручку сумки и тащу ее волоком из комнаты, по коридору, согнувшись над ней. Замираю возле лестницы.

Ого, никогда не замечала, что лестница такая высокая! С тяжеленной сумкой придется и нелегко, и неудобно!

Осторожно спихиваю сумку на ступеньку пониже, она потрескивает. Ясно, нужно перетаскивать ее осторожнее.

Спускаться придется долго.

Одна ступенька. Еще одна ступенька. Еще однааа…

— Побыстрее, пожалуйста! — подстегивает меня Лорсанов.

Побыстрее? Что?

Я запыхалась, таская эту сумку огромную, стараюсь сделать так, чтобы она не развалилась на части, а он стоит внизу и просто смотрит.

Внимательный, сосредоточенный, серьезный мужчина.

Взрослый. Сильный. Вон какие широкие у него плечи! А пальцы? Цепкие, как клешни!

Просто гора мускулов и силы! Что для него эта сумка? Пушинка!

Но он и пальцем не шевельнул, чтобы помочь, однако упрекает меня в медлительности.

Я выпрямляюсь, сдуваю пряди волос, упавшие на лицо.

— Камила, ты тратишь наше время.

— А вы… Вы помочь не хотите, случайно? Может быть, вас хотя бы немного смутит, что невеста тащит огромную сумку. Одна! — делаю акцент.

Однако Лорсанова так просто не смутить. Он лишь вздергивает бровь и сверкает на меня бесстыжими глазищами, делая другой акцент.

— Невеста тащит огромную сумку. Огромную! — делает паузу. — Хотя я просил тебя собрать исключительно самое необходимое.

— Я и собрала! — поправляю еще небольшой рюкзачок за плечами.

— Самое необходимое? — уточняет мужчина, постукивая пальцами по перилам. — Уверена?

— Уверена, — отвечаю твердо. — Только самое необходимое.

Не станет же он проверять мою сумку!

Это недостойно мужчины…

— Что ж. Тогда позволь тебе помочь.

Глава 4

Мужчина показывает на меня легким жестом.

У Лорсанова красивые, длинные пальцы с аккуратными, круглыми ногтями. На запястьях виднеются вены. Красивые руки, и очень сильные, думаю некстати, потому что моя несчастная задница все еще ноет от его хватки.

Но хватит на него смотреть!

Лорсанов начинает медленно подниматься по лестнице.

Я начинаю лихорадочно вспоминать, что действительно важного положила в сумку. Самое нужное!

Но так ли нужна была ванильная свеча в большом подсвечнике и несколько книг романов, которые я уже прочитала и не собираюсь перечитывать!

А шкатулка со старыми резинками и заколками, которые я не выкидываю, потому что жалко?

Лорсанов тем временем все ближе и ближе.

Неотвратимый, как ураган!

Мне же хочется начать пятиться назад. На каждый его шаг — ровный, размеренный, плавный.

Он не смотрит себе под ноги, не обращает внимания на ступеньки. Лорсанов не отрывает взгляда от моего лица, поднимается с едва заметной улыбкой и блестящим взглядом.

Как хищник надвигается на добычу.

Внутри тренькает ощущение, что он что-то задумал.

Это же очевидно! Слишком довольное у него лицо. Но что на уме у этого мужчины?

Лорсанов замирает на две ступеньки ниже, теперь я могу смотреть ему прямо в глаза.

— В сумке только самое необходимое, Камила?

— Да.

— Уверена?

— Да.

Чего пристал? Что за расспросы такие?

Так и хочется ему уже сказать: просто бери сумку и неси ее быстрее.

— Хорошо, — улыбается широко.

Он наклоняется, так же смотря мне в глаза, берется за ручку сумки и поднимает ее без всяких усилий.

О, как хорошо! Все-таки чуть-чуть воспитания у него имеется!

Лорсанов выпрямляется и шагает.

Но шагает не вниз, а наверх!

Что он делает? Зачем?

В чем подвох?

Поднявшись на второй этаж, он внезапно расстегивает сумку и просто варварски вытряхивает на пол все, что я в нее собрала! Всеее!

— Что… Что вы делаете?! Что вы себе позволяете?

Лорсанов забрасывает в сумку мой костюм для танцев и несколько учебников.

Он копается в моих вещах.

— Ерунда…. Ерунда… — перечисляет. — Ерунда… Миленько! — хмыкает, забросив небольшие трусики в сумку. — Все! Теперь сумка легкая, и ты сама можешь донести ее до машины. Вперед. Пока я не передумал брать тебя в невесты, — добавляет.

У меня начинает обиженно трястись подбородок и губы некрасиво дрожат!

Вот-вот расплачусь! Не дождется, солдафонище.

Бросаюсь бежать вниз по лестнице, небольшой рюкзак хлопает по спине.

На пороге сталкиваюсь с отцом, который вышел проститься, но я не нахожу в себе сил обнять его напоследок.

Он хотел, чтобы я была несчастной? Так я и буду несчастной! И ко всему прочему я просто не желаю его видеть.

Даже не слушаю, что он говорит мне вслед, а ведь он говорит мне что-то растерянно.

— Ками! Ками… Доча!

Папа зовет так по-родному.

Мое сердце лопается в груди, разбивается, как хрустальный бокал, на миллиарды осколков.

Не могу слышать, как он меня зовет!

Зажав уши ладонями, я выбегаю за пределы дома и хопаю калиткой.

Просто жду у ворот, под накрапывающим дождем, как собака сиротливая, пока Лорсанов выгонит свою машину.

Он не торопится появляться.

О чем-то еще говорит с отцом.

Обсуждает нюансы? Как долго я буду у него в плену?

Скоро ли мне придется выйти за него замуж по-настоящему?

Еще и в постель с ним…

Бррр…

Нет, должен быть выход какой-нибудь!

На худой конец, болячку нехорошую себе придумаю. Подкуплю врачей, нарисуют мне в справке болезнь неприглядную. Такую, чтобы этому Лорсанову было противно ко мне прикасаться!

Герпес, например. Или нет, надо придумать что-то, похуже герпеса! Чтобы наверняка его от себя отвратить! Чтобы даже не думал на меня смотреть так похотливо и говорить на откровенные темы…

Наконец, ворота распахиваются, выпуская автомобиль Лорсанова.

Рядом со мной тормозит белый седан, стекло опускается.

За рулем — он. На лице — солнцезащитные очки.

Лорсанову очень идет, думаю неожиданно засмотревшись на скулы и волевой профиль.

— Садись на заднее.

Разумеется, он мне даже дверь не откроет. Сидит за рулем. Как король! Манеры отсутствуют. Это я уже поняла, но сейчас еще и закрепила.

Назло Лорсанову я дергаю ручку передней двери.

Закрыто.

— На заднее, — добавляет с прохладным приказом.

Я бы могла и заупрямиться! Просто так буду стоять и ждать, пока он позволит мне сидеть на переднем сиденье. На заднем меня всегда укачивает!

Но дождик усиливается, а Лорсанов — просто как камень. Сидит и ждет, пока я сяду, куда он сказал.

Я жду. Он — тоже.

Первой не выдерживаю я. Потому что дождь уже противными каплями скатывается за шиворот и щекочет шею, вызывая мурашки.

Приходится слушаться мужчину и сделать, как он велел.

Я залезаю на заднее сиденье, хлопая дверью как можно громче, так чтобы в ушах бахнуло и стекла зазвенели.

— Какая сердитая! — фыркает Лорсанов и так резко стартует, что меня швыряет ничком на сиденье.

Отомстил за хлопок дверью! Мгновенно…

Еще и мчит очень быстро, лавируя настолько опасно, что мне смотреть страшно!

Может быть, он просто так немного лихачит?

Однако через минут пятнадцать я поняла, что ошиблась.

Лорсанов не лихачит. Лорсанов так водит.

От его стиля вождения в дождливую погоду мне настолько страшно, что я пристегнулась на заднем сиденье и вцепилась в ручку.

Желудок ухает то вверх, то вниз, голова кружится от чрезмерно быстрой езды и множества опасных моментов.

— Ты расстроила отца, — внезапно говорит Лорсанов. — Зря ты с ним не простилась.

Визг.

Все кружит.

Мы влетаем в поворот, буквально в сантиметре от бетонного ограждения.

— Ничего страшного, у него осталась другая дочь, пусть она радует Зумрата Хадиевича, — специально называю отца по имени-отчеству, будто он — чужой для меня человек. — Он избавился от меня, как от ненужной вещи. Значит, я его тоже радовать не обязана.

— Не проститься с родными — это плохо. Никогда не знаешь, сколько им осталось, — говорит с неожиданной горечью.

— Как-нибудь переживу.

Зубы постукивают.

Новый вираж.

Меня вжимает в правую сторону, к двери.

— Это все не во вред, глупая, а ради твоего же блага.

— Охотно верю. Машииинааа! — визжу.

Я накрываю голову руками, закрыв глаза, потому что вылетев на встречную полосу, Лорсанов, кажется, не увидел, что там была не свободная дорога.

Еще дождь.

Раскосые полосы влаги.

Мрачное, низкое небо.

Тучи, кажется, придавливают еще больше, когда машину заносит в попытке избежать столкновения.

Жизнь не проносится перед моими глазами.

Перед моими глазами виднеется только затылок Лорсанова, а в память впечатываются его крупные руки с вздувшимися венами, пытающиеся удержать руль.

Если последним, что я запомню из своей жизни, станет мужчина, которого я всей душой боюсь и ненавижу, это можно считать самым большим провалом, а меня — просто неудачницей.

Довлат Лорсанов

— Идиота кусок!

Это самое приличное, что приходит на ум по отношению к водителю, который вылетел на встречную полосу. Парень, по вине которого я с Камилой едва не убился, трясется на обочине, придерживая рукой кусок кожи вместе с сорванной бровью. Кровью заливает его лицо.

Молодой. Совсем зеленый.

На вид, едва ли старше, чем Камила.

Не умеет толком водить, но решил полихачить на трассе в ливень.

Авария была бы неминуема. Я с огромным трудом выровнял ход нашей машины. Я и Камилла отделались легкими синяками, ушибами. Камила получила испуг колоссальный, ревет на обочине, сев на свою сумку верхом, и не хочет меня видеть.

— Кусок идиота! — повторяю я сквозь зубы, мрачно взглянув на парнишку.

Он что-то лопочет, мол, договоримся с отцом. Разумеется, не сам это разрулит.

Ему вообще сильно повезло — рука провидения спасла глупца. Его машину основательно помяло, но сам парень отделался лишь переломом ноги, вывихом руки и подправленным фейсом.

Приезжают сотрудники полиции.

Кажется, это надолго затянется.

— Камилла, — подхожу к девушке. — Сядь в машину.

Она испуганно шарахается от меня в сторону, словно к ней прикоснулся дьявол.

— В вашу машину?! Не сяду! Ни за что! Мне жизнь дорога. С вами… Я больше никогда-никогда ни за что не поеду! Вы водить не умеете! Привыкли… Привыкли черт знает на чем лихачить, а здесь дорога. Люди. Их жизни! Вы меня чуть не убили! НЕТ! НЕ СЯДУ!

— Ты винишь в аварии меня?!

— Разумеется. Вы вылетели на встречную полосу.

— Я был на своей полосе, но вот другой водитель…

— Конечно. Врете!

— Что?!

— Врете! Я видела. Своими глазами.

— Много ли ты видела? Всю дорогу ехала, зажмурившись, открывала глаза на мгновение и снова закрывала.

— Потому и зажмурилась, что водите вы так, словно спешите на тот свет. Спешите без меня! Я… никуда не сяду. Убивайте меня, режьте, в монастырь отправляйте. С вами. Больше. Ни за что! Точка…

Как много она болтает!

Скажешь ей слово, получишь сто слов возмущения в ответ.

Я к подобному непослушанию не привык. Вообще отвык от обилия слов. Она же засыпает меня словами с ног до головы, сопровождая это живой мимикой.

У Камиллы очень подвижное лицо. Когда говорит, играет каждой чертой.

Губы возмущенно надуваются, становясь еще пухлее, длинные ресницы взмахивают чаще, чем обычно, глаза блестят так ярко, что даже цвет неразличим — все перекрывает гневным блеском.

Ноздри носа трепещут быстро-быстро.

И при этом она ревет, не переставая, отчитывает меня и пытается встать.

Камила делает резкое движение, потом громко охает и падает обратно на сумку.

— Нет-нет-нет! — причитает, склонившись над правой ногой. — Нет-нет-нет. Только не это! Только не это!

— В чем дело? Нога болит?

Не обращая на меня никакого внимания, она снова пытается встать и падает, закрыв ладонями лицо.

— Это конец. Это финиш… Моя жизнь окончена!

— Да что стряслось, — начинаю терять терпение. — Скажи нормально?

Разумеется, вразумительного ответа нет. Одни слезы.

— Распишитесь в протоколе, — просит подошедший ко мне дорожный полицейский.

Как не вовремя… У меня тут трагедию закатывает невеста, а мне протоколы под нос суют.

Но я все же отвлекаюсь от созерцания юной красавицы — взбалмошной и избалованной. Как бы ни охал Зумрат, как бы ни жаловался на поведение своей дочери, но виноват, в конечном счете, он сам. Зачем распустил девчонку, позволял ей многое! Чего стоит только одна ее манера общения? За словом в карман не полезет, а девушки должны быть покорнее и вежливее в разговорах…

В общем, упустил Зумрат очень многое в воспитании своей красавицы-дочери. Теперь самое время наверстать упущенное.

Не без моей помощи…

У нас с отцом Камиллы — уговор. Железобетонный…

Я ему дочь воспитываю, держа в ежовых рукавицах, а он взамен…

— Чудовище. Всю жизнь мне испортил! Чтобы вы умерли в страшных муках! — всхлипывает Камила.

Это уже перебор — желать смерти вслух. Прилюдно.

Отпустив полицейского, подхожу к девице, которая так и рыдает. Задать бы ей трепку хорошую… Не зря же раньше прибегали к разным способам воспитания. Не все можно вложить в хорошенькие головки словами. Есть и другие способы…

— Что с ногой?

— Ненавижу!

— Что. С ногой. Спрашиваю в последний раз. Потом разговоры прекращаются, и ты отправляешься в мой дом. Будешь ждать приезда врача.

— Не поеду.

— Еще одно слово — поедешь. В багажнике.

В глазах Камиллы отражается недоверие.

— Напомнить, как было с сумкой?

Это помогает ей сосредоточиться и заставляет буркнуть:

— Подвернула. Ушибла. Не знаю я! Болит! Нога опухла…

Правая нога в щиколотке выглядит сильно опухшей. Усилившийся дождь только все портит. Нет желания ни разговаривать, ни выяснять отношения под стеной из прохладных капель.

Поэтому я просто поднимаю девчонку на руки. Она от изумления ахает, а потом возмущается:

— Не лапайте меня! Прилюдно…

— То есть вопрос лишь в присутствии посторонних? — ухмыляюсь. — Хорошо, я запомнил!

— Нет!

— Все, спор закончен. Едешь молча! — опускаю девушку в салон.

— Если я умру, это будет на вашей совести! — успевает пискнуть и замирает перепуганным комочком.

Едва дышит.

Точно зверек.

— Боишься?

— Нет, — шепчет. — Просто знаю, что вы водите кошмарно.

— Я буду ехать осторожно. Не бойся.

— Мы чуть не убились.

— В этом была вина того парня. Есть протокол. Я дам его тебе прочитать!

— Вы могли всех подкупить… — часто дышит Камилла и ерзает по мере приближения к машине.

— Тебя рвало на обочине. Укачивает на заднем сиденье?

— Да.

— С этого и надо было начинать! — пересаживаю ее на переднее сиденье.

Между прочим, сделав это, переступаю через себя. Буквально.

Не люблю, когда кто-то из женщин ездит со мной на переднем сиденье. Слишком много воспоминаний, которые для меня дороги.

Глава 5

Довлат Лорсанов

Девчонка сидит по правую руку, на переднем сиденье. Сразу в салоне становится теснее. Стены автомобиля будто сжимаются, даже воздух — другой. Теперь он пахнет духами — слишком цветочными, слишком навязчивыми, слишком сладкими.

Еду я значительно медленнее, чем до аварии. Но это не мешает Камилле охать и ахать на каждом из поворотов. Дорога со множеством поворотов, в каждый из которых машина вписывается идеально, но все равно: новый поворот вызывает одну и ту же реакцию.

Камилла вжимается в кресло, хватается за подлокотники, ахает и причитает едва слышно:

— Хоть бы на этот раз не разбиться!

Или что-то в этом роде.

У меня вот-вот начнется нервный тик. Она словно нарочно выводит меня из себя, испытывая выдержку на прочность.

Я думал, что меня ничто из себя вывести не сможет, но она — выводит. Выводит и возбуждает тоже, дрянная девчонка! С такой развлечься — самое то. Но влюбиться в такую глупышку взбалмошную просто невозможно.

Автомобиль выезжает на ровный участок дороги. Впереди ни одного поворота почти до самого дома.

— Мы едем за город? — уточняет Камилла осторожно.

— Да, так и есть. Мой дом находится за городом.

— И каждый раз так далеко ездить придется? — ахает, округлив большие глаза.

— Переживаешь за учебу? Или за танцы? Скорее, за второе? Готов поспорить, костюм для танцев ты забросила в сумку первым.

— Спорить не о чем, так и есть. Но теперь даже не знаю, получится ли у меня танцевать когда-нибудь! — вздыхает трагически Камилла.

Актриса.

Вот она кто…

Ей нужна публика для выступлений.

Ведь, вздохнув протяжно, она стрельнула глазками в мою сторону, чтобы оценить произведенный эффект.

Если эффекта не будет, то сама собой отпадет и необходимость играть на публику. Поэтому я решаю сыграть в ноль внимания.

— Между прочим, вы договор нарушаете! — осмеливается возмутиться козявочка.

Грудь поднимается и опускается быстрее, чем до этого. Пульс незаметно ползет строкой вверх, участившись.

— Вы говорили, что позволите мне танцами заниматься, а это, что, по-вашему?

Юная красавица приподнимает длинную юбку и задирает правую ножку, опустив ее прямиком на панель.

Ткань юбки ползет вверх, обнажая припухшую щиколотку, стройные, но сильные икры, привыкшие к физическим нагрузкам.

Я привык к женщинам, с которыми нет проблем в постели: быстрые, легкодоступные, откровенно раздетые. Обнаженное женское тело — больше не табу, его открыто демонстрируют на каждом шагу.

Но все же в том, как Камилла задрала ногу, демонстрируя травму, есть что-то волнующее и запретное.

Спокойная кровь разогревается, наполняется предвкушением и азартом.

Разумеется, Камилла придерживает движение юбки, не позволяя ей задраться до самых колен, а то и выше.

Но все же это недопустимо в тех рамках, в которых Зумрат планировал воспитывать дочь.

— Разве мы не договаривались, что вы не будете запрещать мне заниматься танцами?

— Я и не запрещаю.

— Моя травма не позволит танцевать. Не знаю, как долго. Вы в этом виноваты. Помеха для танцев.

— Это другое. Случайность.

— И как часто будут происходить подобные случайности?!

— Столько, сколько будет угодно ему, — показываю пальцем в небо.

— Как удобно, списать все несчастья на небеса, провидение и случай! — кривит полные губы капризно.

Но кажется, расстроена она по-настоящему, не рисуясь.

— Не драматизируй. У тебя ушиб. Пройдет за два-три дня. Врач осмотрит для пущей убедительности, но я уверен, что не ошибся.

— Вы большой специалист по травмам? Есть то, чего вы не умеете, не знаете и не можете достичь?

— Возможно, — отвечаю уклончиво.

— А я знаю, что это! — едва не подпрыгивает от нетерпения поделиться своими соображениями. — Чувство сочувствия и скромности. Они вам незнакомы.

Я едва не отпустил в ее сторону каплю сочувствия, но после этих слов передумал. Зачем? Кажется, она нарочно пытается вывести меня из себя, прощупывает границы дозволенного? Зря, девочка. Ох, как зря…

— Не каждый день удастся выбираться в город. У меня так точно нет времени возить тебя туда и обратно! — расставляю все точки над i. — Есть возможность жить в городе. Рабочие заканчивают ремонт в моей квартире. Могу и поторопить их, чтобы закончили скорее, подключив дополнительную бригаду. Но есть ли в этом смысл?

— Есть, есть, конечно! — соглашается Камилла.

— Хм… Не думаю. В доме все делает прислуга, а в небольшой квартире не вижу смысла держать штат. Если предположить, что я приму решение жить там с тобой, кому-то придется выполнять всю работу по дому. Стирка, уборка, готовка... Я вдруг понял, что Зумрат ничего не сказал о том, какая из тебя хозяюшка.

— Самая лучшая! — горячо заверяет меня Камилла. — Я все-все буду делать. Только давайте жить в городе. Не хочу жить в пригороде! Я уже ехать устала...

— Все-все будешь делать? — с трудом погасил улыбку. — Сегодня вечером придешь в мою спальню… Охотно посмотрю, на что ты способна.

Довлат Лорсанов

После моего заявления девчонка притихла и молчала на протяжении всей оставшейся дороги до дома. На красивом личике были написаны сомнения и думки.

Неужели она подумать решила, прежде чем говорить и делать что-то?

Вот что значит, твердая рука и правильное воспитание приносят свои плоды! И дня не прошло, а она уже присмирела!

Однако! Я усмехнулся сам себе. Если так дело пойдет и дальше, то не о каких нескольких месяцах и речи идти не будет. Самое большее, через месяц, Камилла угомонится, станет покладистой и более скромной.

Того и гляди, можно будет вернуть ее в дом отца присмиревшей и забрать обещанное мне вознаграждение в виде очень нужной услуги.

Что будет делать с дочерью дальше Зумрат — не моего ума дела. Не такой уж он пентюх и старикан, каким считает его Камилла. Дочь явно смотрит на отца с превосходством молодости и считает Зумрата безнадежно отставшим, а он очень не прост…

Но это все будет позднее и случится, если все пройдет по плану, а пока же придется плотно заниматься этой егозой.

Она, кстати, из машины сама не спешит выходить, ждет, что я ей дверь открою и руку подам. Именно это я и делаю.

Тонкие пальчики Камиллы ложатся на мою ладонь, приятное тепло проникает даже под шероховатую кожу. Девушка немного крепче обхватывает мою руку, касаясь запястья, и совершает видимое усилие, чтобы вылезти из салона машины.

Я тяну Камиллу на себя, ее грудь почти касается моей.

Влажный воздух всколыхнулся, в нем отчетливо проступил запах женских духов.

Ее духов…

Камилла медленно поднимает на меня взгляд, взмахивает ресницами и замирает, разглядывая, будто впервые. Ее глаза внимательно рассматривают каждую черточку лица, но избегают проходить там, где есть шрам.

Я нарочно поворачиваюсь. Она мгновенно начинает рассматривать дом из-за моего плеча. Легкая дрожь юного тела эхом вибраций отдается на моей ладони.

Шрам ей мой не нравится. Нос от меня воротит, думаю с неожиданным запалом.

Проучить бы негодяйку…

Тем более, она очень аппетитная! Интересно, проверял ли Зумрат ее на девственность? Такая бойкая, могла и переспать с женишком тайком.

И тут возникают подлые мыслишки, которые я мгновенно гашу в себе с небольшим, но все-таки ощутимым усилием.

Хватит!

Да, чисто по-мужски она меня волнует, как волнует любая другая смазливая девица с красивым телом, которую можно в койку уложить и воспользоваться по-максимуму

Пусть моя единственная любовь мертва, но у организма здорового мужчины есть физиологические потребности, плотские позывы. Сексуальная активность на пике… Женщин я использую, провожу с ними время для того, чтобы удовлетворить мужские нужды. Это физиология, и только. Любовь бывает лишь раз, и моей уже нет в живых. Все остальное — лишь голый секс и ничего больше.

Пожалуй, с Камиллой я бы отжег… Она невероятно гибкая, просто загляденье. От ее выступлений у меня кровь зажглась, и в паху возникло весьма понятное напряжение. Типичная мужская реакция на эротизм и чувственный призыв тела, извивающегося в откровенном танце.

Как вообще Зумрат это проглядел? Куда смотрел… Сам виноват. Дал вырасти смешной беззубой девчонке в соблазнительницу, которая даже еще не понимает толком, как можно управлять тем, чем ее наградила природа…

Вот и пусть не понимает. Моя задача — не в том, чтобы дать раскрыться ее женственности, а чтобы сделать более кроткой.

— Мы будем жить здесь? — нарушает тишину голос Камиллы, полный тревоги.

Я понимаю, что мы так и стоим, я продолжаю держать ее руку, а она чуть не падает в меня, стараясь не наступать на больную ногу.

— Да.

— Пока не закончат строительные работы в городской квартире? — уточняет она.

— И пока ты не покажешь, что хозяйка из тебя отменная.

— Ясно.

Небольшая паузу.

— Скажите, Лорсанов, — чуть-чуть краснеет и начинает чащу дышать Камилла, решаясь на вопрос. — А то, что вы сказали… Насчет спальни… Это в силе?

— Не понимаю, о чем ты. Прямо скажи.

— Вы сказали, я должна показать все. Все, на что способна!

Она вся дрожит, едва не падая, мне приходится опустить руку на ее талию, чтобы поддержать. Оттуда ладонь сама переползает на крепкую попку.

— Вполне.

— Так и знала, что вы…

Камилла не договаривает. С неба снова начинает накрапывать дождь.

— Пошли скорее, пока не начался ливень.

Мы бы еще вечность пререкались, если бы я не поднял девушку на руки и не занес в дом, в спальню, приготовленную для нее на втором этаже.

— Скоро придет врач, осмотрит ногу, потом тебе принесут поесть. Экскурсию по дому отложим на потом. Все, что надо тебе знать, в закрытые комнаты заходить не смей. Закрыто — значит, закрыто. Это первое. И второе… Моя спальня прямо по коридору, в самом конце. Жду тебя к одиннадцати вечера.

— Я могу спать к этому времени.

— Я видел, как часто ты сидишь онлайн после полуночи. Не увиливай!

***

Думаю, не придет.

Заупрямится…

Но ровно в двадцать три ноль-ноль дверь моей комнаты порывисто отворилась без стука.

— Я пришла, — заявляет Камилла немного нервно и закрывает за собой дверь.

Волосы распущены. На теле — длинная, но легкая сорочка, под тонким халатом. Кажется, было ошибкой выбирать именно такой силуэт.

Мне кажется, он подчеркивает хрупкость и все плавные изгибы юного тела.

Ткань просвечивается, когда Камилла проходит мимо ночника и осторожно опускается рядом со мной поверх заправленного одеяла.

— Что мне делать?

— Сама как думаешь, что я от тебя жду? Действий. Смелее… Приступай, не стесняйся.

Глава 6

Камилла

Я просто не могу поверить, что реально пришла к едва знакомому мужчине в спальне и собираюсь… Даже не знаю, что именно Лорсанов ждет от меня, но явно ничего приличного.

Иначе бы обстановка, время и даже его поза были бы другими.

Мне кажется, что он мужчина, который просчитывает все наперед, и ничего не делает просто так. Это впечатление возникло уже давно, но окончательно оформилось буквально сегодня.

Взять хотя бы обещание, данное им год назад…

Он потребовал, чтобы я его поцеловала, и вот, пожалуйста, я сама пришла к нему в спальню.

В спальню к взрослому мужчине…

И как бы я ни бравировала, считая себя довольно смелой и раскрепощенной, сегодняшние поцелуи показали, что я мало что знаю об этой стороне вопроса, если вообще знаю хоть что-то.

С Фархатом было иначе, но Лорсанов — другой.

В нем каждая черта грубее, взрослее и глубже. Поцелуи — терпкие, пьяные, а хватка безумно крепкая и требовательная.

— Мы так и будем сидеть без дела? — спрашивает мужчина изменившимся голосом, продолжая разглядывать меня, немного сощурившись.

Я взволнованно перебираю пряди волос.

Внезапно меня пробивает осознанием: я стою напротив светильника. Свет подсвечивает фигуру так, что тонкая одежда кажется совсем невесомой, полупрозрачной.

Поняв, чем именно Лорсанов во мне так заинтересовался, я сердито стягиваю полы халата поверх сорочки. Но он такой же тонкий, толку вышло немного.

Передвигаюсь в сторону, теперь свет меня не предаст и не выставит на обозрение. Едва заметная усмешка трогает губы мужчины.

У него красивые, резко очерченные губы. Лицу Лорсанову идет приятный полумрак. Света торшера хватает, чтобы рассеять тьму, но все же теней хватает. Одна из таких ложится на его лицо, делая шрам почти незаметным, а мужчину — привлекательнее.

Пульс разгоняется неожиданно быстро, подкатывая комком к горлу.

В чем дело? Я же считала его неприятным типом, грубияном и считаю таким до сих пор, но теперь у меня есть возможность пристальнее разглядеть внешность Лорсанова, и поневоле в голову закрадывается мысль, что я недооценила его.

Его желтоватые глаза сейчас потемнели до цвета густого, травянистого меда. Взгляд теплеет, наливается жаром, который согревает и меня тоже, разрастаясь в груди.

— Ладно, кажется, я тебя переоценил, трусишка.

Вздох и пренебрежение в его голосе слишком явные.

— Врач тебя осмотрел?

— Да.

— Что сказал?

— Ушиб. Мне дали обезболивающую мазь, сказали, сколько раз в день наносит. Даже опухоль спала.

Я отвечаю, охотно вдаваясь в подробности, потому что так можно потянуть время.

— Ясно.

Лорсанов снова адресует мне легкую усмешку, на этот раз мужчина смотрит на меня, как на несмешленыша и качает головой:

— Ладно, девочка. Эксперимент провален. Ты только в знакомой обстановке представляешь из себя что-то. При других обстоятельств ничем не отличаешься от своих сверстниц, воспитанных в строгих традициях. Извини, моя вина. Просчитался, подумал, ты более яркая… В общем, сделаем так…

Лорсанов небрежным кивком указывает на дверь.

— Сегодня ты отправляешься спать, отдыхаешь, а завтра утром я отправлю тебя домой к отцу. Поедешь с водителем.

На глазах закипают слезы.

— ЧТО?! Но почему?

Глаза Лорсанова вспыхивают странным, желтоватым светом.

— Я думал, что взял в дом взрослую девушку. Но, увы… У меня нет времени возиться с маленькими нерешительными девочками. Пусть тобой займется отец.

А я-то знаю, как отец мной займется: просто в монастырь отправит! Без возможности вырваться оттуда…

Я колеблюсь.

Сердце вот-вот выскочит из груди.

Что же делать?!

Больше всего меня раздражает невозмутимый вид мужчины, который перестал на меня смотреть и уткнулся со скучающим видом в какую-то толстую и наверняка скучную книгу.

Совсем никуда не годится! Я, что, скучнее, чем эта книга?!

Наказать его за все пренебрежение, высказанное в мою сторону — уже будет считаться наградой.

Так. Ладно! Это всего лишь поцелуй. Он не обязан мне нравиться. Просто быстро его поцелую.

Пусть не думает, что я трусиха.

Решившись, я быстро-быстро, пока не передумал, забираюсь на кровать, прямиком на колени Лорсанова.

Он бросает на меня взгляд поверх книги. Его глаза — расплавленное золото, в котором мелькает любопытство.

Пальцы дрожат. Тело охватывает жаром, дрожью и предвкушением — соверршенно неуместным, но очень сильным.

Лорсанов изгибает бровь в ожидании. Я вытягиваю из его рук дурацкую книгу и опускаю ладони на плечи, едва не отдернув руки в тот же миг. Слишком твердые, слишком горячие мускулы под моими пальцами.

Медленно переношу ладони на крепкую мужскую шею, едва дыша.

Опускаю ресницы.

Не рассматривать его шрам, говорю себе.

Но странное дело, я о нем даже не думаю, когда ладонь ложится на ту часть лица, которая свободна от увечий.

У мужчины с губ срывается хриплый, короткий выдох.

Большим пальцем я медленно провожу по его подбородку, сосредоточив взгляд на губах — и только.

Что я здесь делаю? Что творю?

Я жду, что Лорсанов меня остановит, но он этого не делает.

Напротив, его ладони крепко обхватывают мой стан, прижав к себе, и наши губы соприкасаются…

Камилла

По всем мыслимым и немыслимым правилам этого не должно произойти. Воспитанная девушка не должна запрыгивать на колени к взрослому мужчине и целовать его. Строго говоря, я не прыгнула, а присела довольно решительно. От отчаяния, по большей степени.

Однако эти нюансы не несут значительной смысловой нагрузки. Есть взрослый мужчина с довольно порочными мыслями и совершенно неизвестными намерениями. Есть я — невинная девушка, которая должна быть скромной, как требует от меня отец.

Это нарушение по всем правилам.

Но если так рассудить, то кто первым нарушил правила? Разве не отец отправил меня жить к этому мужчине, разрешив жить до брака в роли его невесты…

Если новость о моих танцах разошлась далеко, значит, внимание всех знакомых ко мне будет повышенным, и эта новость не останется незамеченной.

Неужели отец так уверен, что Лорсанов и я сумеем ужиться вместе? Или ему просто плевать? Сбагрил проблемную дочку и займется Галией, будет выводить ее в свет, представлять женихам…

Как бы то ни было, эти мысли быстро тают, потому что не остается возможности подумать хорошенько.

Ситуация кричала: “Действуй!”, и я сделала шаг, о котором, возможно, пожалею через секунду.

Однако когда мои губы касаются мужских губ, начинает твориться что-то странное и необъяснимое.

Там, где соприкасаемся, становится колко, как от внезапно вспыхнувшей искры. Резкое касание вызывает укол, хочется оттолкнуться, но руки Лорсанова это не позволяют.

Мужчина крепче вжимает меня в себя, и приходится подчиниться.

Снова льну к его губам, начиная дышать часто. По телу проносятся импульсы, заряженные невероятными эмоциями.

Безобразно жаркие, беспокойные и очень быстрые.

Быстрее, чем мои мысли, они волны пульсирующего жара проносятся по кровотоку.

Место их рождения — там, где наши губы ласкаются жарко и неспешно, но с возрастающим давлением.

Волны омывают все тело, опускаются по спине, крадутся по ногам, до самых кончиков пальцев — даже мизинчик прихватывает пожаром.

Резкий поворот, и снова волна поднимается вверх, ударяя на этот раз в сердце прицельно.

Пульс зашкаливает.

Биение чаще, чем при самом быстром темпе во время танца.

Сумасшествие… Болезнь!

Наверное, Лорсанов болен простудой, которая передается во время поцелуев. Если так, то он заразил меня лихорадкой, передал вирус еще во время пребывания в доме отца, в его кабинете!

У Лорсанова твердые, уверенные и очень умелые губы. Ничего похожего на поцелуй с Фархатом, где приходилось глотать слюну.

Напротив, во рту слишком мало… Слишком мало его вкуса, мне хочется попробовать больше.

Под мужским напором и собственным желанием мои губы раскрываются сами собой.

Лорсанов, недолго думая, мгновенно толкается в мой рот языком.

Ох! Это это такое… Он жестко и напористо просовывает свой язык мне в рот. Я чувствую его вкус… Он слишком незнакомый и будоражащий.

Испытываю новый прилив, на этот раз волны бьют прицельно в грудь, а потом уверенно толкаются в низ живота, туда, где мои бедра уверенно расположились на бедрах мужчины.

Еще немного, ближе к нему… И станет совсем неприлично…

Но пока рамки соблюдены, хоть и слетают одна за другой.

Они крушатся с той же скоростью, с которой Лорсанов перехватывает инициативу и забавляется с моими губами, играет с моим ртом. Он шаловливо и ласково гладит кончик моего языка своим, и с моих губы слетает удивленный, но все-таки… стон.

Ответом служит глухое, раскатистое то ли рычание, то ли ворчание со стороны мужчины. Этот низкий, глубокий звук вибрирует в каждом уголке моего тела, усиливая жар и колотящееся предвкушение.

Ладони Лорсанова перемещаются ниже, обхватывая за попу.

— Ох…

— Продолжай, — требует Лорсанов.

На миг он приподнимает тяжелые веки, стреляя в меня порцией раскаленного металла.

— У тебя хорошо получается.

Я не могу вдохнуть, с трудом проглатываю крошечный глоток раскаленного воздуха в спальне.

— Вот как? Может быть, достаточно?

Лорсанов толкает меня к себе.

Я упираюсь ладонями в его грудь.

Давление возрастает. Совсем-совсем жарко становится, когда моя промежность скользит по его брюкам, а сорочка с халатом задираются вверх по моим бедрам.

— Хороший потенциал, но я бы попробовал еще, чтобы оценить по-настоящему.

Мужчина проводит ладонью по моей попе вверх и вниз, снова вверх, гладит талию. Вторая ладонь ласкает напряженные плечи, гладит шею кончиками пальцев, а затем неожиданно врывается в волосы у шеи, стиснув их в кулак у кожи головы.

Чуть-чуть оттягивает к низу. Я прогибаюсь непроизвольно, продолжая удерживать себя на расстоянии. На иллюзии расстояния…

Лорсанов тянет еще, и я приподнимаюсь в бедрах, как будто встаю на носочки. Разжимает, и я с облегчением возвращаю тело в прежнюю позу, а голова так сильно кружится…

По идее, я сделала все, что должна была.

Все.

Пауза.

Я могла бы воспользоваться ею, чтобы уйти и покончить с эти. Но реакции тела совершенно чуждые, другие — иные.

Словно в меня вселилась некая темная сила, и ее очень привлекает то, что пробудили во мне касания этого мужчины.

Это не я, но она толкает меня вперед. Ладони поднимаются с быстро вздымающейся мужской груди, опускаясь на его плечи, и я тянусь за новым поцелуем сама…

Словно сошла с ума.

Внезапно мужчина притормаживает меня за плечо в сантиметре от своих губ.

— В чем дело? — дрожь в голосе выдает меня с головой.

— Лезешь с поцелуями, совсем не стесняясь. Значит, вот о чем ты подумала, когда я попросил тебя показать все, на что ты способна? — низким, чужим голосом интересуется мужчина.

— ЧТО?!

В ответ он хрипло смеется, как простуженный ворон.

— Милая, вспомни наш разговор. Мы говорили о том, чтобы проверить, какая ты хозяйка.

— А затем вы сказали, что будете ждать меня в спальне...

Ничего не понимаю!

— Да. Разве ты не видишь, что этой комнате требуется уборка? Разве не знаешь, что постель нужно расстилать?!

Моя голова идет кругом.

Я обвожу взглядом комнату, как будто вижу ее впервые, и замечаю, краснея, как разбросаны вещи повсюду — носки, рубашка, мятые брюки…

На окне шторы заправлены кое-как, а небольшой столик завален скомканными шарами бумаги, на столе стоят две или три грязные чайные чашки.

О, СТЫД!

Меня позвали прибраться, а я…

Слетаю с колен мужчины, горя от смущения.

Даже о немного ноющей ноге забываю, вылетев из комнаты пулей.

ПОЗОР!

Глава 7.

Довлат Лорсанов

Голова тяжелая, гудящая.

Пульс гулко и мощно раскатывается в висках, кровь кипит от выброса адской доли возбуждения.

Соблазн сам плыл в мои руки.

Всего-то нужно было выразиться двусмысленно, создать намек и подходящую обстановку, и девчонка сама была готова пойти на многое. На миг мне даже стыдно немного стало: я взрослый и циничный, опытный в играх не только с женщинами, но и в азартных играх, в играх на выживание, заманил в силки несмышленыша. Девушка совсем несведуща в обмане, хитрости.

Камилла все мои слова и предложения приняла за чистую монету. Ее потрясающая и откровенная искренность не могли не взволновать, не зажечь в ответ.

Ее губы слишком вкусно пахнут соблазном, запретом.

Мне мгновенно захотелось попробовать их в ответ и умело показать, как надо целоваться.

Она довольно быстрая ученица, схватывает на лету, и как она ласкалась в ответ, льнула, сопротивляясь и сгорая от желания.

Скрытый огонь разошелся по ее телу вместе с дрожью.

Еще бы немного… Еще бы самую малость…

Я сам чуть не забылся. Держать такую красавицу в руках и не хотеть большего — это просто нереальное! В таком случае нужно быть то ли монахом, то ли просто импотентом.

Но я ни тот, ни другой. У меня есть потребности, и одна из них не удовлетворялась несколько дней…

Отсюда такой мощный раскат возбуждения и полное отсутствие внимания к рамкам, барьерам и запретительным знакам.

Чуть не залез к ней под юбки, насадив хорошенько…

Познакомить бы ее с собой поближе, чтобы совсем перестала контролировать себя и начала задыхаться, постанывать…

Стоп.

Разве это похоже на взятие мыслей под контроль? Нет, скорее на потакание запретным желаниям, которые выжигают вены отравой и нашептывают всякое…

Нужно держать себя в руках.

Кажется, сегодня придется держать себя в руках в прямом смысле этого слова.

Потому что холодный душ не остудил ничуть. Закаленный, привычный к низким температурам, я едва ощутил, как капли лупили по напряженному телу. Струи стекали по коже, скользили змейками к ногам, утекали в сливное отверстие, не унося с собой ни щепотки из того, что взбудоражило.

Прохладный воздух тоже не спас. Пришлось запереть спальню и продолжить начатое девчонкой, но уже без ее участия. Наедине с собственной рукой и фантазиями, которые не поблекли даже после секундной волны удовольствия. Спазм слишком короткий и острый, послевкусие после такого способа удовлетворения — дрянное. Лучше бы к девкам сходил… Но не факт, что получил бы желаемое.

Желаемому я дал выбежать из комнаты, громко хлопнув дверью.

Вероятно, сегодня Камилла уже не явится на уборку.

Завтра?

Нет, не факт. Она упрямая и своевольная, обидчивая. Камилла может встать в позу и упрямиться, откажется выполнять работы по дому, придется снова указать ей на место, дать небольшую поблажку и снова пресечь чрезмерную активность. И так снова и снова, пока она не приучится быть послушной…

Кажется, именно этого от нее добивается отец — Зумрат Хадиевич.

Но метод выбрал…

Подталкиваемый неизвестным любопытством, я набираю его номер.

Пока телефон издает равномерные гудки, успеваю раскурить сигарету, стоя у открытого окна.

— Алло. Довлат? — слышится довольно удивленное.

— Да, это я.

— В чем причина такого позднего звонка? Проблемы с Камиллой? Уже?

— Нет, пока нет никаких проблем. С чего ты сразу подумал о проблемах?

— С того, что ты звонишь сам крайне редко и исключительно по делу. Дела мы с тобой уже обсудили. Вывод о проблемах напрашивался сам собой.

— Нет, никаких проблем.

— Это радует, — выдыхает Зумрат. — Ну, как она там? Обживается?

— Сносно. Есть на что обратить внимание.

— Проработай хорошенько, — советует отец Камиллы. — Дрянная девчонка совсем от рук отбилась! — заявляет со злостью и грустью.

— Могу я спросить, в чем дело?

— Не понимаю.

— Думаю, прекрасно понимаешь Зумрат. Ты души в своей дочери не чаял, баловал, позволял ей многое. Но сейчас въелся на нее за некое своеволие. На тебя это не похоже! В чем причина?

— Причин нет, все идет своим чередом, — фальшивым тоном ответил Зумрат.

Я чувствовал его напряжение, злость, досаду и какую-то внутреннюю борьбу.

— Хорошо. А ты подумал о славе, которая ждет девчонку?

— Не понимаю.

— Брось. Ты за танцы на нее взъелся, расползлись слухи. Думаешь, после того, как она поживет в доме у меня — человека с дурной репутацией, о твоей дочери не будут плести грязные сплетни? Скажут, что на девчонке пробу ставить негде… На что ты надеешься? Мы оба знаем, что женить на мне ты ее не собираешься. Так что ты задумал?

— У нас уговор, вот и действуй в рамках уговора.

— Я хочу знать границы допустимого.

— Если ты намекаешь, что есть соблазн запустить руки под юбку Камилле, то учти, я ее девственность проверю! — пригрозил Зумрат. — Ничего себе не позволяй. Пользуйся шлюхами…

Кажется, уже поздно говорить “не позволяй”.

Я уже кое-что себе позволил, попробовал этот запретный, сочный юный плод, и мне понравилось: понравился его вкус, цвет, запах, тактильные ощущения при контакте…

— Тебе не о чем беспокоиться, Зумрат. Просто я гадаю, кому ты хочешь потом отдать девчонку в жены. Кто же ее возьмет?

— К счастью, Довлат, количество мужчин, которым приглянулась Камилла, не ограничивается кругом мужчин нашей диаспоры. Есть и мужчины других национальностей… Которые наших традиций так строго не придерживаются и более лояльны к слухам. Одному из таких я и отдам Камиллу. Ранее я ему тактично отказал, планировал, что девочка достанется кому-то из наших, кто будет ценить ее, любить, относиться с должным почетом. Но сейчас все обстоятельства изменились. Тот мужчина заинтересован до сих пор, но ему нужна покладистая, шелковая, ручная. Для этого и нужен ты, Довлат. Выдрессируй ее!

— Говоришь, как о ненужной собачонке. Здесь все же есть подвох!

— Подвох в том, что она получит заслуженное! — немного пылко отвечает Зумрат. — Как и ее шлюха-мать…

Это что-то новенькое. Я едва не подавился дымом от сигареты. Зумрат боготворил жену!

— Зумрат, скажи, у тебя не бывает моментов затемнения, когда не совсем четко помнишь, что происходит? — осторожно спрашиваю я.

— Намекаешь, что старик совсем выжил из ума? Нет, Довлат! Я свою жену боготворил, но, как выяснилось недавно, зря.

— Что стряслось? Говори, я хочу и имею право знать о причинах.

— Это останется между нами. Сохранишь в тайне.

— Разумеется.

— Ляйсат нашла припрятанный дневник моей жены. Я всегда знал, что моя жена любила писать. У меня осталось много ее дневников, даже зачитывал дочери кое-то вслух, пока она была маленькой. Я думал, что знал жену. Но, оказывается, ошибался. Из найденных тайных записей можно понять, пока я был занят бизнесом, у моей жены была тайная жизнь… Тайная жизнь и любовник. Она изменяла мне. Более того, сетовала, что я не могу одарить ее детишками, и забеременела не от меня. Там все, Довлат… Все ее мысли, как бы я не заподозрил дурного, как бы выдать детей чужого мужчины за моих… Камилла — не моя дочь. И сейчас я это четко понимаю. Такая же лживая и изворотливая, как ее мать. Но я надеюсь, что еще не поздно выбить из нее хоть немного гнили и устроить судьбу хорошенько… Знаешь, теперь я даже рад, что брат Камиллы не выжил. Было бы совсем позорно оставить все свое состояние выблядку со стороны…

Камилла

Солнечные лучи крадутся по кровати, медленно добираются до моего лица и щекочут глаза. Лень переворачиваться на другой бок или даже шевелиться, поэтому я просто закрываю глаза и продолжаю лежать без движения.

Под закрытыми веками из-за яркого солнца пляшут цветные пятна, расплываются концентрические круги. Если долго-долго лежать без движения, отключая ощущения собственных, рук, ног и тела, можно поверить, что эта оболочка из тела совсем не моя, чужая, и можно легко выскользнуть, куда захочу.

Когда я узнала, что мама должна была родить двоих — меня и брата, я много стала думать о том, каким бы он был.

Я была бы на него похожа?

Или не очень?

Мы бы дружили?

Или спорили из-за каждой мелочи?

Я много-много раз спрашивала отца, а как бы они с мамой хотели назвать брата. Тогда я еще не понимала, что мои вопросы причиняют отцу душевные страдания.

Сейчас, оглядываясь назад, на те события, понимаю, что отец становился мрачным, морщины на лице выделялись сильнее… Словом, он страдал от таких вопросов.

К тому времени отец, посчитавший, что дочери нужна мать, а влиятельному мужчине — жена, женился на Ляйсат — подруге моей матери.

Ради отца оставила работу заведующей родильным отделением и полностью посвятила себя новой семье. У Ляйсат уже была дочь — Галия. Она мне сразу не понравилась, писклявая, капризная, лицо, как сморщенная, сушеная дыня…

Но отец объяснил мне, что это — моя новая сестренка, и ее нужно любить.

— А как же брат? — спросила я.

Я не хотела сестренку, я хотела своего братика и снова спрашивала, как бы папа его назвал.

Однажды после очередного потока вопросов на тему брата Ляйсат отвела меня в сторонку и сказала, что от моих вопросов у отца болит голова, и если я продолжу их задавать, она укоротит мне язык.

Ляйсат показала мне ножницы, которыми обещала пустить в ход. Это были большие, острые ножницы для разрезания плотных тканей. До сих пор помню, как блики от ламп играли на их кольцах…

Тогда я здорово испугалась, так сильно, что до сих пор не выношу вид ножниц с металлическими ручками. Становится нехорошо…

Я перестала задавать вопросы о брате, но начала фантазировать, а что бы сделал брат или что бы он сказал в том или ином случае.

Я мысленно дала ему имя Джамаль, выбрав его из тех имен, что мама перебирала в своем дневнике, гадая, как назвать детишек.

Камилла-Джамаль.

Давно-давно я не обращалась к брату, который так и не родился. Это была моя любимая детская игра, придававшая мне смелости в моменты страха. Я словно была не одна.

Как же давно я так не фантазировала и не искала поддержки...

Но именно сегодня, именно сейчас, я вдруг вспоминаю о старой привычке и начинаю фантазировать: что бы сделал мой Джамаль, узнав, как нехорошо со мной обошелся чурбан по имени Довлат Лорсанов!

Гад же задумал с самого начала, как обдурить меня и выставить легкомысленной, доступной девицей!

Именно Лорсанов начал говорить загадками еще в машине, успешно продолжил делать это в своем доме. Когда я вошла, он ничем не намекнул, что ждет от меня иного.

Напротив, этот наглец крепко-крепко меня обнимал, прижимал к себе и вел… совсем непристойно!

Мял меня, будто имел на это право.

Я уже поняла, что с девушками он предпочитает обращаться так, словно купил ночь с каждой из них и имеет право делать все, что угодно!

Нахал!

Лжец…

Будь у меня брат, что бы он сделал? Может быть, бросил вызов хаму и устроил ему мужскую взбучку? Почесал бы кулаки о почти-старика Лорсанова!

И зачем я только целовала его так пылко? Он же мне ни капли не нравится!

Не буду больше его целовать, лучше поцелую лягушку или съем горсть сырой земли. Тьфу на него…

Представять, как бы Лорсанов получил взбучку от более молодого и сильного мужчины оказывается так приятно, что я лежу с улыбкой на лице и даже посмеиваюсь тихонько.

— Я рад, что у тебя хорошее настроение.

Вздрогнув, натягиваю одеяло повыше.

В дверях моей спальни замер Лорсанов. Он полностью одет, собран по-деловому, чисто выбрит.

Я быстро перевожу взгляд с его широкоплечей фигуры на рисунок обоев.

— Но в моем доме есть правило: вставать не позже девяти. Сейчас… — мужчина сверяется с часами. — Девять тридцать одна.

— Это, что проступок?

— Так и есть.

— Вы все подстроили.

— Что именно? Твой долгий сон? Значит, тебе нравится обстановка в моем доме. Ты хорошо спала?

— Возможно, даже храпела, — срывается с губ бездумно. — Не обольщайтесь, будто мне здесь нравится. Я просто устала после вчерашнего дня. Уснула бы даже в грязных конюшнях.

Вздох со стороны мужчины. Ему как будто тяжело со мной говорить, так зачем утруждает себя разговорами, вывесил бы свод правил и список моих домашних обязанностей — и все на этом!

— Как нога? Не болит?

— Я еще не пыталась вставать, поэтому ничего не знаю!

— Ты всегда такая колючая или только со мной? — интересуется Лорсанов. — Впрочем, можешь не отвечать. А что касается проступка, то за ним всегда следует наказание…

Глаза мужчины сначала вспыхнули, а потом потемнели вслед его тайным мыслям.

Ну вот еще!

И что же пришло в голову этому почти-старику?!

Глава 8.

Камилла

Довлатов разворачивается и просто уходит, демонстрируя мне свою крепкую спину с широким разворотом плеч.

Я вижу расцарапанную шею. На ней все еще остались следы моих ногтей, думаю с неожиданным удовольствием.

Так тебе и надо! Ходи расцарапанный…

Но что же он придумал? Почему ничего не сказал?

Я с ума сойду от нетерпения!

— Кухня внизу. Завтрак сам себя не приготовит. Не успеешь поесть в течение получаса, пеняй на себя, — звучит издалека голос мужчины.

Угроза остаться голодной меня совсем не радует. Поэтому я мигом встаю и быстро застилаю за собой кровать, мигом спускаюсь.

Готовить самой для меня привычно… Нет ничего сложного.

Другой вопрос в том, что я не очень-то хочу проявлять кулинарные способности, к тому же запас времени ограничен. Поэтому приходится ограничиться быстрым завтраком на сковороде. Простейший яичный блин с начинкой из творога и рубленой зелени с подсушенным хлебом.

На кухне красуется огромнейшая кофе-машина с кучей режимов и наворотов, но я не рискнула ею воспользоваться, нашла апельсиновый сок в пачке и взяла его.

Лорсанов не появляется на кухне. Здесь тихо, царит идеальная чистота. Скорее всего, кто-то приходит убираться. Ведь судя по бардаку в спальне Лорсанова, он тот еще грязнуля.

Самой становится смешно от своих мыслей.

К тому же не тянет на правду. Мужчина — большой аккуратист. Всегда одет в идеально отглаженные рубашки и брюки, чисто выбрит, причесан… Нет, не похож он на неряху и грязнулю. Скорее всего, Лорсанов демонстративно устроил бардак перед моим появлением и принялся ждать, что я сделаю.

А я… Я совсем ничего не заметила. Видела только Его и дрожала от смеси страха с предвкушением.

Теперь думаю о происшествии с досадой и ругаю себя. Пожалуй ругаю себя даже больше наглого мужчины. Ему, наверное, просто скучно, вот он и развлекается, как может, за мой счет. А еще ему очень хочется меня проучить. За прошлое…

Телефон издает звонок. На экране появляется имя Натана: моего партнера по танцам. По вискам долбит осознанием, что я вчера пропустила нашу тренировку из-за домашних событий! Совсем забыла предупредить. Голова была забита не тем, все валилось из рук.

Как теперь извиниться? Не отвечать тоже нельзя, это крайне невежливо.

Я отвечаю на звонок и мгновенно выдыхаю:

— Прости-прости, знаю, что не пришла!

— Привет, — голос парня обиженный. — Давай ты не будешь пропускать важные прогоны? Я чувствовал себя кретином, прождал тебя до последнего.

— Нат, у меня просто треш в семье.

— Что случилось?

— Долго объяснять. Просто пойми, я не могла тебе вчера позвонить. Была занята.

— Целый день? Целый вечер? Каждую минуту? — уточняет он. — Камилла, если ты решила бросить, так и скажи, я найду другую партнершу. Или возьму кого-то из стареньких. Долго искать не придется! Партнеров-парней всегда не хватает…

— Только не говори, что возьмешь Алису! — пыхчу недовольно.

Мы с Натаном в паре были не всегда. Всего два года. Мой прошлый партнер по танцам переехал жить в другой город. Были сомнения, страх остаться вообще без пары. Но тренер решил поставить меня в пару с Натаном. К большому возмущению Алисы, которая в то время ужасно косячила и расслабилась немного, почивая на лаврах славы чемпионки.

У нас с Натаном все сложилось сразу. С первого же движения я почувствовала, что он — тот самый идеальный партнер. У него тоже загорелись глаза. Танец был идеальным… На трибунах сидела позеленевшая от злости Алиса. Тренер поставил меня и Натана в пару просто “посмотреть”, но итоговый выбор был за Натаном. На следующий день он объявил, что выбрал меня. Алиса обвинила меня в том, что я увела у нее партнера, причем говорила так, будто вкладывала в это немного другой смысл. Мне кажется, Натан нравился ей не только, как партнер, но и как парень.

— Если ты будешь пропускать и бросишь, придется вернуться к Алисе, а что поделать? — буднично заявляет Натан.

— Вот так просто?

— Слушай, чего ты хочешь? Раньше, когда у тебя все срывалось, ты звонила, писала. Предупреждала, словом. Мы переносили на другой удобный день. Но вчера ты просто ничего не сказала и не отвечала на звонки. Тупой игнор…

— Прости! Но я…

Не хотелось бы мне давить на жалость парня, но иного выхода нет.

— Нат, я попала в аварию.

— Что? Черт? Какие у тебя травмы? — первым делом интересуется он.

— Ничего серьезного. Но я здорово перепугалась.

— Ничего серьезного означает, что травмы есть. Какие?

Натан, сугубо профессионально спрашивает, с точки зрения, смогу ли я продолжить танцевать. И это понятно, конечно, но сейчас мне хотелось бы капельку дружеского участия. Просто Натан заточен исключительно на успех. Он становится требовательным и даже безжалостным, когда речь касается танцев. С ним бывает сложно… Но мы сработались.

— Только ушиб. Нога болит немного. Два-три дня покоя…

— Два-три дня, — вздыхает. — Как потом нагонять? Уверена, что сможешь танцевать?

— Уверена.

— Три дня, Камилла. Ни днем больше. На четвертый жду тебя в зале. Не придешь, считай, что я разрываю, и буду танцевать с Алисой.

— Послушай, Натан, я…

Но он уже отключился!

Еще и это…

Иногда он бывает совсем невыносимым, импульсивным.

Лишь бы Натан не решил раньше времени вообще меня не ждать!

Я не знаю, что у него на уме. Но вполне может оказаться так, что уже сегодня он будет наверстывать упущенное с Алисой, а все мои жертвы окажутся напрасными.

Мои мысли прерывает звонок в дверь. Кто-то пришел с визитом.

Я решаю включиться в режим “послушная и хозяйственная”, спешу открыть дверь и замираю: на пороге стоит довольно высокая блондинка яркой внешности, в бордовом платье, длиной выше колена, на сгибе локтя болтается крошечная модная сумочка.

Капризно сдернув с носа очки в виде модных кошечек, женщина интересуется неприязненно:

— Ты кто такая? Мне нужен Довлат.

— Я его невеста.

— Не смешно! — фыркает она. — Новая уборщица? Довлат нагнул тебя один-два раза, и ты слишком много о себе возомнила? Скоро вылетишь отсюда с треском.

Она пытается войти, двинув меня плечом.

И в это же время за спиной этой наглой стервы водитель такси выгружает чемоданы из багажника.

Один за другим, один за другим…

***

Камилла

Не знаю, кто эта дамочка, но она держится здесь, максимум, как хозяйка. Минимум, как женщина, которой позволено очень многое. Она взрослая, ей за тридцать, ухоженная, одетая с иголочки.

И чемоданов у нее непростительно много.

Все фирменные.

В то время, как я прибыла с одной сумкой, из которой выпотрошили все вещи! Все… Практически все!

Наверное, именно эта несправедливость возмущает меня больше всего. Поэтому вместо того, чтобы пропустить женщину, которая небрежно пытается двинуть меня в сторону плечом, я совершаю неожиданное для самой себя.

Упершись ладонью в косяк, я перекрываю проход фифе.

Она буквально натыкается на мою руку, выставленную, как шлагбаум. Врезается телом, и не будь я приучена держаться струной, было бы, наверное, даже чуточку больно, ведь эта наглая дама ломится, как животное, в единственные ворота!

— Не поняла, — протягивает разочарованно. — Это… Это что такое?!

— Вот и я о том же спрашиваю. Жених не предупреждал меня о приезде гостей. Тем более, с таким видом, будто вы собираетесь провести здесь достаточно длительный промежуток времени.

— Длительный промежуток времени? Дурочка! — смотрит на меня со снисхождением. — Я здесь жить собираюсь. А тебе придется перестать витать в облаках и спуститься на грешную землю. Невеста, ха! — качает головой. — Довлат был женат однажды и не женится больше никогда.

Сказав это, она снова делает шаг вперед, застывает буквально в сантиметре от моего тела, нависая надо мной. Она выше меня, смотрит сверху вниз, с превосходством и желанием раздавить.

— Говорите, что хотите. Но ваша бравада не даст вам войти! — отвечаю я.

Лицо красавицы перекосило. Отступив на шаг назад, она достает телефон и демонстративно показывает его мне.

— Я звоню. Считай секунды до вылета. Надеюсь, успеешь собрать свои вещички.

Наверное, он отвечает. Потому что на лице женщины появляется торжествующая улыбка.

— Довлат, милый. У меня шикарные новости… Я приехала! Жду у порога.

Я захлопываю дверь. Она бухает невероятно громко, но даже через этот грохот я услышала, как незваная гостья проворковала сладко в телефон:

— А еще… Я… — задерживает дыхание. — Я ушла от мужа!

Прекрасно!

Так это любовница, значит!

Любовница Лорсанова — замужняя женщина.

Не зря об этом мужлане ходят слухи нехорошие. Сегодняшний визит его любовницы — верное тому подтверждение.

Что он за мужчина такой?

Если ради него женщины бросают супругов?! Почему?

Что он может им дать? Какие бонусы от общения с ним?!

Не понимаю…

Неужели, мелькает мысль, в постели он настолько хорош?

Я мгновенно вспоминаю вчерашние поцелуи, тесные объятия, прикосновения и ощущение твердого каменного бугра в районе мужского паха…

Краска заливает лицо.

Ведь я забылась и была готова целоваться до умопомрачения!

Может быть, и эта дамочка забылась настолько, что готова уйти от мужа и, возможно даже, из семьи!

Чертов заклинатель женщин!

Чтоб ему пусто было…

Наказания он раздает, думаю со злостью, а сам любовниц водит в дом, куда привел невесту.

Бесстыжий.

Слышится звук уверенных мужских шагов.

При виде Лорсанова возмущение закипает в груди еще сильнее. Я сжимаю пальцы в кулачки.

Мужчина останавливается в метре от меня, переводит взгляд с моей напряженной позы на дверь и обратно.

— Ты открывала?

— Разумеется, я же должна была показать хозяйственность. Вот и открыла! — выпаливаю.

— Хорошо, поднимись к себе. Я разберусь.

— Очень бы хотела посмотреть. Она с вещами приехала. Много чемоданов!

В груди клокочет злость, обида и что-то еще — невероятно колючее, ядовитое!

— Твои любовницы не в курсе, что у тебя появилась невеста? — спрашиваю тихим, напряженным голосом.

Довлатов отвечает довольно веселым тоном:

— Во-первых, мы еще не пришли с тобой к согласию. Во-вторых, я нигде об этом не объявлял. В третьих….

— Ах, значит, я вынуждена буду смотреть, как приезжают твои любовницы?! Может быть, еще и развлекаться с ними будешь?

Незаметно я перешла на ты.

Все от вулкана, закипающего в районе груди.

В ответ Лорсанов только хмыкает невозмутимо:

— А ты бы осталась посмотреть? Не сбежала бы, краснея от стыда, маленькая негодяйка?

Лорсанов касается моей щеки.

Отшатываюсь от мужчины, неожиданно оказавшегося слишком близко.

Его слова. Взгляды. Искры от простого касания…

Намеки, от которых бурлит кровь и кипит возмущение!

— Тебя заждалась любовница. Открой.

— В-третьих…

— Что?

— Ты не дослушала. Я говорил, и в-третьих, это не любовница. Это сестра моей жены.

Я заметила, что он не говорит “сестра моей погибшей жены” или “сестра моей покойной жены”. Он просто говорит “сестра жены”, как будто они до сих пор женаты, а он не вдовец с дурной репутацией.

— Сестра жены? — переспрашиваю я.

Не думаю, что эта фифа претендует только на эту роль. Выглядит так, будто с порога собирается… оседлать Лорсанова!

А ее слова! Они звучали ревниво…

— Сестра жены.

— Она вела себя иначе. Будто претендует на другую роль.

— Ада чрезвычайно ревнива. К памяти моей жены, — добавляет скупо. — Можешь подняться, Камилла.

Лорсанов не приказывает мне убраться, но довольно настойчиво намекает, чтобы я это сделала. Сама.

Что ж…

Я поднимаюсь по лестнице, сердито и громко шагаю в сторону спальни, а потом возвращаюсь обратно на цыпочках и замираю, едва дыша.

Уйти? Вот уж нет…

Я хочу знать, что из себя представляет женщина, имя которой так созвучно со словом “ад”.

Его слова. Взгляды. Искры от простого касания…

Намеки, от которых бурлит кровь и кипит возмущение!

— Тебя заждалась любовница. Открой.

— В-третьих…

— Что?

— Ты не дослушала. Я говорил, и в-третьих, это не любовница. Это сестра моей жены.

Я заметила, что он не говорит “сестра моей погибшей жены” или “сестра моей покойной жены”. Он просто говорит “сестра жены”, как будто они до сих пор женаты, а он не вдовец с дурной репутацией.

— Сестра жены? — переспрашиваю я.

Не думаю, что эта фифа претендует только на эту роль. Выглядит так, будто с порога собирается… оседлать Лорсанова!

А ее слова! Они звучали ревниво…

— Сестра жены.

— Она вела себя иначе. Будто претендует на другую роль.

— Ада чрезвычайно ревнива. К памяти моей жены, — добавляет скупо. — Можешь подняться, Камилла.

Лорсанов не приказывает мне убраться, но довольно настойчиво намекает, чтобы я это сделала. Сама.

Что ж…

Я поднимаюсь по лестнице, сердито и громко шагаю в сторону спальни, а потом возвращаюсь обратно на цыпочках и замираю, едва дыша.

Уйти? Вот уж нет…

Я хочу знать, что из себя представляет женщина, имя которой так созвучно со словом “ад”.

Глава 9.1

Камилла

Прислушиваюсь к разговору.

— Не ожидал, что ты приедешь, Ада. Ты не предупредила о визите.

Женщина цокает каблуками, расхаживая вальяжно.

— А я не ожидала, что ты так быстро заменишь одну подстилку другой. Новая смазливая уборщица в твоем доме! Как предсказуемо…

— Это не уборщица.

— Горничная или кухарка? Плевать. Давно ее трахаешь?

— Я с ней еще не спал.

— Она называет себя твоей невестой. По части того, как вбить веру в любовную чушь в хорошенькие ушки, тебе нет равных, Довлат.

— Ты пришла затем, чтобы просто обмениваться пустыми фразами? Извини, я спешу.

— Не терпится нагнуть девчонку?

— Говоришь, как похабный мужик, — с презрением отвечает Лорсанов.

— Только так можно заставить тебя прислушаться. По сути, мне плевать, как долго ты имеешь эту девчонку и какие сказки ты ей рассказываешь. Мы оба знаем одно: она не Анель. Никто из них для тебя не Анель! — говорит с восхищением и другим чувством, очень похожим на зависть.

— Ты вновь говоришь очевидные вещи, — устало заявляет Лорсанов.

— Она совсем не похожа на Анель. Темперамент, внешность… Другое абсолютно все! Так забавно… Раньше ты выбирал похожий типаж. Что изменилось?

— Для тебя, — выделяет слово Довлат. — Ничего.

— А мы с сестрой были очень похожи. Забыл? — выдыхает томно.

— Этой ошибке было не суждено случиться, Ада.

— Но ты едва не запустил руку под мои трусики, — капризно напоминает она.

— Мы оба знаем, как это было. Я был сильно пьян, вдрызг, а ты воспользовалась моим горем и пьяным состоянием, сделала ставку на внешнее сходство с Анель и сама чуть не присела на мой…

Значит, я ошиблась совсем немного, посчитав Аду любовницей Довлата. Кажется, она была бы не прочь скакать на мужчине сутки напролет, а он хранит верность умершей жене. Верность сердцем, но не телом. Тело он еще как выгуливает…

— Ты меня хотел!

— Я всегда хотел только ее, но не тебя. Разговор окончен, так полагаю?

— Нет! — в голосе Ады задрожали слезы, гнев и надежда. — Разве ты не слышал? Я ушла от мужа, ушла от этого скучного, нудного и жадного подобия мужчины!

По дорогим вещам Ады так и не скажешь, что муж жалеет на нее деньги! Одета с иголочки, даже чемоданы — брендовые.

— Смею напомнить, ты сама вышла замуж за этого скучного и нудного.

— Он совсем распустился, — пожаловалась Ада. — Набрал вес!

— Женщина — вдохновение для мужчины. Вдохнови его измениться в лучшую сторону.

— Не надо мне вот этих пустых советов!

— Тогда что же тебе надо? — словно подтрунивая, спросил Лорсанов. — Секс ты от меня не получишь, не надейся…

— Мне негде жить. И… И мне нужны деньги! Этот жадный боров заблокировал мою карту сразу же, как только я собрала чемоданы. Я за такси… наличными расплачивалась! Кошмар…

— Поздравляю, ты стала самостоятельной.

— Значит, я могу пожить у тебя. Спасибо! — щебечет она.

— И как ты себе это представляешь? Замужняя женщина живет у вдовца, который был женат на ее сестре. Хочешь испортить мою репутацию еще больше?

— Тебе не привыкать! Мы же родственники, можем жить под одной крышей!

— Я люблю тишину и уединение. Крыша моего дома не выдержит стычек и склок.

— Какие еще склоки?

— Ты с порога налетела на девушку, начала поносить ее грязью. Я прекрасно наслышан о текучке домашней прислуги в доме твоего супруга. О тебе среди агентств по найму уже закрепилась репутация скандальной дамы. Нет, спасибо, я не хочу нарушать свой покой.

— Эгоист! Думаешь только о себе.

— Не о тебе же мне думать, верно?

— То есть ты меня на порог не пустишь?! На улицу меня выгонишь? — спрашивает с недоверием и добавляет возмущенно. — Там снова дождь обещают… Ливень!

— У тебя есть куда вернуться. Уверен, твой нудный и скучный супруг простит тебя, если ты приложишь некоторые усилия, приласкаешь его, как было всегда, когда ты хлопала дверью.

— Нет! На этот раз я ушла от него насовсем! Не хочешь, чтобы я жила у тебя в доме, бесчувственный чурбан. Тогда дай деньги. Мои деньги… Те, что оставила мне по завещанию сестра.

— Ты отказалась.

— Передумала.

— Хорошо, завтра встречусь с юристом и сотрудником банка, отправлю тебе на счет причитающуюся сумму.

— У меня ни копейки. Даже снять отель до завтра не хватит.

Глубокий вздох.

— Держи… Этого хватит на сегодня, а завтра ты получишь желаемое…

Потом Лорсанов вызывает такси, Ада покидает дом мужчины.

Хлопает дверь.

Мужских шагов не слышно, зато голос раскатывается по первому этажу, как гром:

— Камилла, я надеюсь, ты хотя бы переоделась перед тем, как подслушивать? Если нет, ты меня очень разочаруешь! И поедешь со мной в том, что на тебе надето прямо сейчас.

Что?! Он знал... Знал. Я заметалась, начала шуметь в панике.

Теперь он уверенно и быстро поднимается по лестнице…

Камилла

Поняв, что скрыться от взгляда Лорсанова не получится, а бежать, когда меня уже застукали, глупо, я попыталась придать своему телу легкую, непринужденную позу. Поднявшись, мужчина шагает прямиком ко мне и замирает на расстоянии вытянутой руки.

Очень близко. Я чувствую жар его тела, запах лосьона после бритья…

— Подслушивала! — адресует мне обвинение.

— Узнавала информацию.

— Не спросив у меня разрешения.

— Разве у невесты не должны быть некоторые полномочия?

— Ты их продемонстрировала, открыв дверь.

Обмен взглядами приводит к ощущению жжения в груди. В глаза словно насыпали песка. Я отвожу взгляд в сторону первой, понимая, что мне трудно.. нет, практически невозможно, тягаться с Лорсановым. Не лучши ли сидеть тише воды и ниже травы? Не высовываться…

Нужно прикусить язык, а он, словно нарочно, из-под контроля вырывается, выболтнув очередную фразу, которую лучше было бы придержать у себя.

— Я бы и на порог эту дамочку не пустила!

Легкая улыбка зажигает глаза Лорсанова, они горят как огоньки свечей в темной комнате.

— Именно это ты и сделала, не так ли?

— Она вела себя по-хамски, а потом появились вы. И, можно сказать, тоже выставили ее прочь

— Ада иногда забывается. Она из того сорта людей, которых время от времени нужно ставить на место.

Лорсанов дотрагивается до моего локтя, делает это неспешно. Его пальцы чиркают по предплечью, а меня охватывает острыми мурашками, и сердце раскалывается надвое от противоречивых эмоций, которые во мне вызывает близость этого мужчины.

Мне хочется бежать — как можно дальше от него.

Мне хочется прижаться — как можно теснее к нему.

Это отголоски вчерашнего. Эхо пережитого еще будоражит мою кровь.

— Пошли.

Пальцы мужчины смыкаются на моем локте, он притягивает меня к себе. Я упираюсь в его каменную грудь ладонями.

— Я не переоделась. Хожу в домашнем.

— А я предупреждал.

— Лишь о завтраке! — парирую я.

Лорсанов неумолимо сокращает расстояние между нами, я начинаю ерзать только сильнее. Видимо, мои попытки только веселят этого мужчину. Даже дыхание не участилось.

Замираю обескураженно, будучи прижатой тесно к его груди. Теперь я чувствую запах мужского тела. Он теплый, уютный, чуточку пряный…

— Маленькая невоспитанная дикарочка! — говорит Лорсанов куда-то сверху, в мои волосы.

— Я воспитанная.

— Но дерзишь постоянно, — тискает меня еще крепче. — Так и хочется тебя проучить. Немного!

Лорсанов отступает и быстро толкает меня грудью к перилам, одновременно задрав мой халат. Я даже сказать ничего не успела, а он уже шлепнул меня по попе тяжелой ладонью.

Дважды.

Возмущению моему нет предела! Как и стыду!

Но крики встают комом в горле, сказать ничего не выходит!

Действует как кобра ядовитая, атакует молниеносно.

Лорсанов отдаляется так же быстро, как напал на меня.

Выражения его лица снова не разобрать, однако он поправляет часы на широком запястье, щелкая металлическим браслетом несколько раз.

Только потом он поднимает на меня взгляд.

— Одеваться будешь?

— Больше никогда так не делайте! — дрожу.

Не только от гнева, но и от других смешанных чувств…

Когда его ладонь опустилась дважды, он немного задержал ее на горящем месте. Буквально на миг… Но меня пронзило вспышкой, как взрыва горючего. Все рецепторы завопили и сошли с ума.

— Жду тебя внизу. Через пять минут. Одежда в шкафу.

Пяти минут вполне хватает, чтобы переодеться.

Лорсанов будто готовился к моему приезду, потому что в шкафу хватает одежды на все случаи жизни.

Конечно, договорился с отцом и сразу же подготовился. мне тоже следует быть более разумной и не вестись на поводу у эмоций. Обдумывать слова, поступки и, разумеется, больше не допускать, чтобы Лорсанов меня касался.

— Я готова, — сообщаю напряженным голосом.

— Быстро. Я думал, придется тебя учить одеваться побыстрее.

“Не дождешься!” — думаю я.

Он снова протягивает мне руку, а я, вложив пальцы в его ладонь, почему-то сама фривольно думаю о том, как бы выглядели такие уроки: по одеванию.

Или, в случае с этим мужчиной, они проходили по одному сценарию: раздеться. Он же такой пошляк…

Невыносимый просто!

Молча идем до машины Лорсанова. На этот раз нас ждет не седан, а вместительный внедорожник, в который забраться можно, только ступив на подножку. Я выбираю заднее сиденье, Лорсанов кивает одобрительно.

— Куда мы едем?

— Скоро узнаешь.

— Можно маленький спойлер? — спрашиваю довольно кротким голосом.

Таким голосом в детстве я выклянчивала у отца угощения, когда Ляйсат запрещала есть много сладкого… Всегда срабатывало!

Пальцы Лорсанова застывают каменным гнетом на моем запястье.

Между нами повисает тишина, и она нагнетает.

Возникает ощущение духоты, как перед сильным дождем…

Тело дрожит. Пульс бьется там, где меня касаются пальцы мужчины. Осмелев, я бросаю взгляд на его лицо. Ресницы опущены, глаз не видно, но губы приоткрыты и из них вырывается нарочно замедленное дыхание.

— Так можно? — спрашиваю шепотом.

— Только в обмен на кое-что.

— Целовать я вас не стану!

— И не нужно. Я сам тебя поцелую. Если захочу… — пауза. — Будешь учиться ездить верхом, — хмыкает.

— Конный спорт? Это наказание?

Лорсанов занимает место водителя, натягивает на лицо очки

Я улыбаюсь, думая: как легко мне это удастся. Ерунда же… Сел в седло и скачи, но мужчина ухмыляется:

— Не радуйся раньше времени. Держаться в седле не так уж просто. К концу дня у тебя не останется сил на разные глупости. Теперь твоя очередь отвечать на вопрос.

Почему мне кажется, что во всем, что делает этот мужчина, кроется гибельный для меня подвох?!

Глава 10.1

Камилла

Я устраиваюсь на сиденье поудобнее, пристегиваюсь, чтобы чем-то занять себя.

— Что ты знаешь о своих родителях?

Вопрос Лорсанова застает меня врасплох. Я не ожидала, что он задаст вопрос, касающийся семьи. Скорее, думала, что он снова начнет намекать на непристойности!

— Не понимаю, о чем ты.

Мы так легко перешли на “ты”, говорить ему “вы” теперь кажется вычурно и нелепо.

— О твоих родителях. Об отце и матери…

— Ты же знаешь, что моя мама умерла, когда я была совсем крохой, да? И все, что я знаю об отношениях моих родителей, я знаю из рассказов отца, родственников, прислуги… — немного помолчав, добавила. — И из записей мамы.

— И что ты поняла, прочитав эти записи?

— Что она любила отца, боготворила его. У них была разница в возрасте и положении. Мама работала на семью отца. Многие бы посчитали этот брак неравным, но Зумрат все равно взял маму в жены, помог семье расплатиться с долгами. Мама любила и уважала супруга.

— Любила или была благодарной? Иногда так легко спутать одно с другим, — замечает Довлатов, покачав головой.

— Что за грязные нехорошие намеки? — возмущаюсь я в тот же миг, забыв о решении говорить обдуманно и взвешенно. — Моя мама любила Зумрата Хадиевича. Разница в статусе и возрасте здесь не играют роли. Любви все возрасты покорны! — заявляю я.

Мужчина поворачивает голову, разглядывая меня через зеркало заднего вида. Я точно не знаю, куда именно он смотрит, его глаза темными очками закрыты, но я точно знаю, что он меня разглядывает. От его наглых, пристальных взглядов полыхает лицо.

— Веришь в пары с большой разницей в возрасте?

Он как будто намекает на меня и себя. Разница большая, явно. Я точно не знаю, сколько лет почти старику, но явно больше пятнадцати лет. Может быть, целых двадцать… Я не видела его паспорта.

— Верю, что любовь сама выбирает.

— То есть она слепо тыкает пальцем: люби того или люби ту, а людишкам расхлебывать приходится? Не считаешь, что это несправедливо?

— Я такого не говорила. Просто знаю, что мама Зумрата Хадиевича очень любила. Она писала о нем с таким воодушевлением, описывала свои чувства…

Папа, кстати, был недоволен, узнав, что я читала мамин дневник в той части, где она описывала интимные отношения. Было чуточку стыдно читать, словно я подглядывала в щелку двери за тем, как они проводили время в спальне.

Пусть даже мама не писала подробно их интим, но даже написанного хватало, чтобы почувствовать себя неловко и в то же время понять, мама писала от души, искренне.

Отец, наверное, даже больше смутился, когда застукал меня за чтением, приказал больше дневники не брать. Но я все равно таскала их из его кабинета и зачитывалась…

Дневников у мамы было не так много, я зачитала до дыр их все! Моими самыми любимыми страницами были те, где она гадала, какой я вырасту и планировала, как мы будем проводить время вместе…

Невольно на глаза выступают слезы.

— Мне все равно, веришь ты в любовь или нет, но я точно знаю, что мама любила мужа. Никакие слова не изменят моей веры в это.

— Возможно ли так, что ты не все прочитала? — уточняет Лорсанов. — Скажем, от тебя припрятали очень личный дневник.

— Нет.

— Почему ты так уверена?

— Записи датированные.

— Это не показатель.

— Все равно. Не верю.

— Однако мог быть и тайный дневничок, для очень личного.

— Нет. Нет. Нет! — увереннос отрицаю.

— Аргументируй, — требует Лорсанов.

— Ты просто не читал ни строчки. А я читала… И, как бы тебе это объяснить, мама писала все, что взбрело ей в голову на тот момент. Например, она могла написать, как они с отцом ездили вдвоем на отдых, проводили вместе время, а потом вдруг перескочить и написать про чай, сделать пометку с рецептом на полях, потом вспомнить, какой вкусный пирог выходил у ее бабушки, и пуститься в воспоминания о ней.

— Ничего не понял.

— Разумеется! — фыркаю я. — Мысли как река. Мама писала их течение.

— Где связь?

— Отдых, чай, заваренный на открытом огне, мысли о чае, о пироге к чаю, рецепт бабушки, воспоминания о бабушке… Теперь улавливаешь? Это просто одно целое полотно. Оно неразрывное. Иногда мысли перескакивают с одного на другое, но их связь все равно улавливается. Это заметно не сразу, но я столько раз читала мамины дневники, что знаю их наизусть, и заметила привычки. Вот и все.

— То есть ты отрицаешь, будто она могла писать что-то личное в другом месте.

— Отрицаю! Могу поклясться, что это так. О личном и не очень она писала вперемешку. Я могла бы привести пример, но это очень личные моменты из жизни моих родителей, и тебе об этом знать не нужно! — заканчиваю разговор.

Лорсанов замолкает.

— То есть, если бы кто-то сказал, что нашел тайный дневник твоей мамы, где она писала еще что-то…

— То я бы сказала, что этот человек — врет!

— А если бы нашелся такой дневник?

— Подделка! — уверенно заявляю я. — К чему такие вопросы?

— Просто хочу узнать тебя поближе.

— Ясно, — говорю.

Хотя, если быть честной, мне ничего не понятно. Некоторое время мы молчим, внедорожник уверенно катится за город, и я понимаю, что не боюсь ехать с лихачом-Лорсановым. Сейчас он совсем не лихачит, но скорость приличная, а я даже на секунду страха не испытала после перенесенной аварии! Значит, он меня заболтал, чтобы я не тряслась, как перепуганный заяц.

— А ты пишешь дневники? — задает вопрос Лорсанов. — Судя по фото, ты очень на мать похожа. Вдруг тебе ее привычки передались.

Я ничем таким не занимаюсь, но решила сделать вид, что это не так. Я перевожу взгляд за окно, вздыхаю.

— В чем дело?

— Вопрос неуместный. У меня при себе было, сам знаешь, что. Разве похоже, чтобы я вела дневник?

— Как же телефон?

— Телефон — это не то, — вздыхаю наигранно. — У бумаги есть душа.

— Забавная ты, — хмыкает мужчина.

Могу поспорить, что он заинтересовался, веду ли я дневник.

Больше мы ни о чем не говорили вплоть до самого окончания поездки.

— Какие красивые животные, — не сдержалась я от восхищения, увидев наездников на грациозных жеребцах.

— Нам туда. Переоденемся.

Неужели меня ждет что-то увлекательное. Я была готова простить Лорсанову кое-какие отвратительные черты характера. Конный спорт — это красиво, подумала я, глядя со стороны. Вот сейчас так же легко и красиво сяду в седло и поскачу, волосы будут на ветру развеваться…

Но вместо этого меня отвели в конюшни. Лорсанов, переодевшийся в форму, которая еще больше подчеркнула его широкие плечи, узкую талию и длинные ноги, показал мне на лошадь в загоне.

— Это твоя кобылка.

— С челкой? Маленькая какая-то. Грустная…

— Тебя заждалась, очевидно.

— Я могу на ней покататься?

— Конный спорт — это не про “покататься”. Это про установление доверия и умения налаживать контакт прежде, чем лезть в седло.

Конюх, следовавший за нами, вывел мою лошадку. Невысокая, крепенькая. Мне, что, толстушку выделили?!

Ладно, сойдет и такая… Я была готова подружиться с ней, погладить немного, но вместо этого Лорсанов вручил мне в руки вилы и показал на стойло.

— Начинай.

— Что? — не поняла я.

— Прибери за своей лошадью…

Я ахнула, увидев, какую кучу наложила эта небольшая, на первый взгляд, лошадка.

— Мне придется чистить лошадиный навоз?! Почему?

Разумеется, он не ответил! Развернулся своей роскошной спиной и вышел, на ходу натягивая перчатки.

Ах, наверное, это и есть то самое наказание, на которое он намекал. Делать нечего, придется убирать за лошадью. Тем более, оставшийся рядом помощник конюха, пообещал, что дальше будет интереснее…

Да уж, надеюсь…

По крайней мере, я могу гарантировать, что интересно будет не только мне. Я начну писать дневник и буду писать его настолько интересно, чтобы Лорсанов со стыда сгорел, читая о себе…

А я постараюсь… Ох, как я постараюсь!

Камилла

Сначала мне приходится вычистить стойло, потом принести на вилах охапку свежего сена. Только после этого конюх позволяет вывести мне кобылку, которая я про себя назвала Тучкой, потому что у пегой кобылки оказались темные пятна на боках.

Потом мне показывали, как нужно вычищать шерсть лошади так, чтобы она блестела, специальной четкой.

— Что-то у Тучки шерстка не сильно блестит, — заметила я.

— У Тучки? — поинтересовался конюх.

— Я дала ей прозвище.

— У нее уже есть прозвище — Быстрая.

— Разве это прозвище? Пусть будет Тучкой. Тебе же нравится, Тучка?

Лошадь махнула хвостом так, что чуть не ослепила меня хлестким взмахом. Буду считать, что ей понравилось. Мне кажется, лошади не терпится размяться, она переступала ногами на месте, косилась в сторону специального круга с ограждениями, где рассекал на статном жеребце Лорсанов. Он отлично держится в седле, подумала я, наблюдая за мужчиной со смесью восхищения и легкой зависти.

Все-таки есть в этом мужчине что-то будоражащее, что не дает равнодушно смотреть на Лорсанова и думать о нем без замирания сердца.

Он меня волнует.

И суток не прошло, а я буквально уже не нахожу себе места рядом с ним. Так никуда не годится! Все, не буду на него смотреть!

Но как не смотреть, когда я даже боковым зрением замечаю, как уверенно он управляет жеребцом, как красиво прижимается к стану жеребца, когда тот с легкостью берет преграду за преградой.

— Ох… — вырывается у меня поневоле.

Тучка пританцовывает, дергая поводья у меня из рук. Если бы не конюх, я бы упустила ее в тот же миг.

— Следи за лошадью, — советует он. — Ее назвали Быстрой не просто так. Не смотри, что она маленькая крепышка, перебирала ногами резво.

— Перебирала? Почему в прошедшем времени?

— Потому что у нее была травма ноги. Обычно на этом все. Но Лорсанов попросил оставить. Выходили. Но явно преграды брать не сможет. На нее почти нет спроса.

— Вот она и скучает!

Мне стало жалко Тучку.

— Когда я смогу с ней позаниматься?

Конюх замялся, начал блеять про установку доверия, еще про что-то, про знакомство с упряжью, но я очень-очень сильно постаралась посмотреть на него просящим взглядом. Молодой светлокожий мужчина даже покраснел немного и через минуту приволок все, что нужно. Он даже помог мне взобраться на седло, и я это сделала и вполовину не так ловко, как Лорсанов!

Но, главное, что взобралась!

Вроде лошадка невысокая, но сидеть на ней показалось ой, как высоко! И не совсем надежно. Я изо всех сил вцепилась в поводья, чувствуя бедрами, как ходили бока лошади от дыхания.

— Походим немного. Сами не подгоняйте, — начал объяснять мне конюх.

Но его голос прервался громким окриков Лорсанова, полного гнева.

— Эй! Ты что творишь! Слезай немедленно! — заорал на большом расстоянии и направил жеребца в мою сторону.

Испугавшись, я дернулась, и Тучка понеслась.

Буквально пулей сорвалась с места!

Конюха даже немного протащило за ней, а потом он разжал пальцы и кубарем покатился в столбе пыли.

— Ой-ой-ой… Ой-ой! Тучка. Фуууу! Фуу! Стоять! Стой же… не так быстро! Ой… Ай… Да что это такое!

Чем больше я сжимала бока лошади, тем сильнее она неслась.

— Замри! СТОП! Назад! СТОП! Стоп, тебе говорят! Да что же это такое?! Как это работает?! — запричитала я, понимая, что лошадь просто несет, куда ее глаза глядят.

Не я ею управляю, а она управляет своим бегом, несясь радостно, но бездумно и бесцельно, куда ей в голову взбредет!

Впереди — ограда.

Довольно высокая.

В голове всплыли слова мужчины, что Тучка покалечилась и не может брать высокие барьеры.

— Нет-нет, не вздумай! Плохая идея. Плохая тучка! Фууу!

Лошадь же, заметив преграду, припустила только быстрее, несясь во весь опор…

Камилла

Я начинаю паниковать еще сильнее. Дергаю за поводья безрезультатно.

Барьер кажется высоким, слишком высоким!

От слез и страха все плывет перед глазами.

Сзади догоняет топот копыт. Быстрый и четкий!

Догоняет и обгоняет.

Меня обволаикивает с головы до ног словно плотной ватой звуком голоса Лорсанова, отдающего приказы. Но вряд ли я могу их выполнить, впав в ступор от страха.

Тогда он придерживает бег своего коня и перехватывает у меня поводья левой рукой.

Это позднее я задумаюсь, какой сложный был момент для него, для меня, для Тучки и для жеребца, на котором скакал сам Лорсанов. В лепешку могли расшибиться все.

Могло произойти все, что угодно!

Лорсанову могло не хватить сил и сноровки, чтобы удержать и плавно замедлить бег двух животных, одно из которых вообще не слушалось команд.

Однако ему это удается.

Лошади замедлились и свернули вправо за миг до столкновения.

Меня вдруг резко выдергивает из седла. Я испуганно вскрикиваю и оказываюсь прижатой к груди Лорсанова.

Он просто выдернул меня из седла на ходу и пересадил к себе, прижав одной рукой. На миг вообще перестал управлять своим жеребцом.

Как страшно!

Лорсанов левой рукой продолжал вести Тучку, правой обнимал меня, прижимая к себе, а его конь просто трусил сам по себе, управляемый только крепкими бедрами мужчины, считывая его приказы по движению ног.

— Держи, — передает в мои трясущиеся руки поводья.

Я принимаю их, но больше всего на свете хочу просто оказаться на земле! На твердой земле!

Тучку проводили обратно к конюху, который все это время носился вокруг ограждения, едва не дергая на себе волосы. Лорсанов бросает ему поводья.

— Уведи ее! ЖИВО! Поговорим позднее!

Потом он останавливается и спрыгивает из седла первым. Я и ногой пошевелить не могу, позволяю мужчине снять себя с лошади. У меня сейчас грация и изящество движений, как у вареной картофелины, из глаз, из носа течет, тело дрожит.

Лорсанов обнимает меня, поглаживая по спине.

— Все хорошо. Обошлось. Хватит рыдать…. — говорит довольно ласково.

Но стоит мне успокоиться, как мужчина отстраняет меня от себя, заявив:

— Еще раз выкинешь подобное!

— Что?!

— То! Сегодня тебе следовало только познакомиться с лошадью, с упряжью, узнать, на какие команды она реагирует, как ее подгонять и останавливать. Установить доверие, вот о чем я тебе говорил, а не лихо садиться в седло с видом амазонки!

— Я не…

Лорсанов резко уходит, бросив конюху, замершему возле конюшен:

— Избавься от этой дурной кобылы, а потом… ты уволен.

***

В дом Лорсанова возвращаемся в гнетущем молчании.

Я не осмеливаюсь и пикнуть, остро чувствуя мрачное настроение мужчины. Он не открывает передо мной дверь по приезду и первым покидает автомобиль. Я неловко вылезаю из машины, охая на каждом шагу. У меня чувство, что скачка отбила мне все бедра, все кости, ладони в мозолях!

Да что же это такое… Истязание настоящее!

Меня не зовут к ужину, и я слишком устала, чтобы готовить его для мужчины. Надеюсь, он сможет найти, чем перекусить. Я же плетусь в ванную комнату, проведя не менее часа в ванне.

Захожу в комнату к себе в одном халате и вздрагиваю от вида Лорсанова, который сидит на моей постели.

— Сегодня у меня нет аппетита. Завтра я хочу видеть ужин из двух блюд к этому же часу. Все ясно?! — рычит.

Я киваю.

— Спокойной ночи.

— Ты правда дал приказ избавитсья от лошади? — спрашиваю тихо.

— Да. Завтра же утром конюх избавится от Быстрой и будет уволен.

— Лошадь не виновата. Конюх — тоже.

— И кто же виноват? — нависает надо мной мужчина.

Я отступаю до самой стены. Лорсанов идет за мной тенью.

Опускаю вниз дрожащие ресницы. Разглядываю только свои пальчики на ногах и дрожу от того, как часто и шумно дышит мужчина, роняя сверху на мое опущенное лицо жаркие выдохи.

— Это я… Я попросила сесть на лошадь. Я…

— Вот как?

Лорсанов цепляет меня за подбородок, подняв лицо.

— И кто виноват?

— Это была я. Я попросила. Не надо избавляться от лошади. Прошу! Она хорошая…

В ответ тишина. Лицо у мужчины жесткое, мрачное, шрам выделяется особенно сильно, придавая зловещее выражение.

— Допустим, — говорит, растягивая слова. — Но конюха я все-таки уволю.

— Почему?

— Потому что кое-кто строил ему глазки, — выдыхает в мои губы. — Не подскажешь, что за коварная и глупая девица? И что мне с ней делать? Выпороть хорошенько? Может быть, первого раза оказалось мало?

Глава 11

Камилла

Сжимаюсь в комочек от его угроз. Но в то же время внутри что-то сладко-порочно пульсировать начинает и тянет приятной тяжестью, волнует картинками запретными. Я в одном белье, его тяжелые ладони на моих ягодицах.

Выдохи. Дрожь. Шлепки. Жарко…

— Выпорешь? — спрашиваю севшим голосом. — Или отшлепаешь?

С губ Лорсанова срывается короткий, жаркий вздох. Он крепко оплетает мой стан ладонями, касается губ, говоря тихо-тихо:

— Даже не знаю. Степень наказания зависит от провинности. Когда ты в моей спальне не прибрала, дерзила… Я тебя отшлепал. Немного! — крепче прижимается губами.

Мои губы дрожат от соблазна приоткрыться под этим давлением.

— Теперь ты подставила свою жизнь под смертельную угрозу. Подставила и меня — тоже. Мне нужно принять меры…

— Как я тебя подставила?

Мы же не целуемся. Просто болтаем. Касаясь губ. Между лицами нет и сантиметра.

Я тихо сгораю… Огонь потрескивает внутри, и я могу лишь надеяться, что Лорсанов не слышит шум разгорающегося пожара.

— Перед твоим отцом. Думаешь, он бы меня по головке погладил, если бы ему принесли новость о том, что ты покалечилась? Или, того хуже, померла?

— Он бы даже не заметил. Слишком сильно занят новой семьей, — говорю с неожиданной горечью и запал гаснет.

Теперь я просто стою у стены, прижатая к ней телом друга отца — знойным, сильным мужским телом, не лишенном привлекательности — и точка.

Он в сговоре с моим отцом, заодно с ним!

Один спихнул, второй подобрал. Третирует меня постоянно…

Кровь во мне теперь не плавится от соблазна, но бунтует от возмущения.

Однако я уже поняла, что идти напролом, силой против этого мужчины не выйдет. Он сильнее, взрослее… Опытнее во всем.

Нужно быть хитрее.

— Есть и другой вариант, — несмело поднимаю ресницы.

Взгляд Лорсанова описать трудно, а вынести еще сложнее. Я мгновенно пунцовею, лишаясь возможности говорить.

— Ммм… Какой же это вариант? — спрашивает мужчина, переместив губы на мою щеку, ведет дорожку дыхания чуть выше, к уху, а его ладони, напротив, сползают ниже.

К попе.

— Извини. Я виновата. Больше такого не повторится. Я, действительно, поспешила. Может быть, в другой раз ты сам расскажешь мне, что к чему? — предлагаю я.

— Я так и планировал. В следующий раз, — тянет Лорсанов. — А что насчет компенсации?

Ох, какие аппетиты.

— Я вкусно готовлю.

— Знаю. Твой отец хвалился. Это твои обязанности.

— Я хорошая хозяйка.

— И об этом я тоже в курсе! — перебивает нетерпеливо. — Порадуй меня другим…

Сознание варится в кипятке. Мысли скачут… Я думала, что стойко держусь, но ладони Лорсанова, поглаживающие мой зад, мешают думать.

— Чем же?

— Не знаю. Ты меня удиви. Тем, что я о тебе не знаю, — говорит взбудоражено.

Он просто со мной играет! Как кот с мышью…

— Я могу делать массаж.

— Массаж, — мурлычет довольно, касаясь губами моей шеи. — Мне нравится. Очень.

— Массаж… головы! — выпалила я, совсем не держась на ногах и от мыслей о теле мужчины.

Лорсанов смеется мне в шею, продолжая обнимать.

— Уверена, что справишься? Я требовательный.

— Уверена. Партнер по танцам говорит, что у меня сильные, но нежные руки.

Лорсанов на миг прижимается ко мне еще крепче, жарко и быстро скользнув губами на шею, а потом вдруг отстраняется.

— Что? Ты сейчас призналась, что другого мужика разминаешь?

— Партнера по танцам. Танцоры — бесполые существа. Я всего лишь икры… — лепечу оправдания.

Кажется, делаю только хуже. Взгляд мужчины мрачнеет. Он медленно отступает назад.

— Что ж, теперь мне захотелось взглянуть на это бесполое существо, — язвит. — Когда у тебя следующая тренировка?

— Когда ты разрешишь и отвезешь меня в город.

— Считай, что уже разрешил. Я буду смотреть на эту тренировку. И не забывай про завтрашний ужин!

***

Довлат Лорсанов

Ловлю себя на мысли, что размышляю о выборе одежды к ужину. Когда я последний раз заморачивался над гардеробом? Просто брал рубашку, брюки, они все на мне сидят отлично, надевал и все. Однако сегодня я думаю, не будет ли слишком мрачно смотреться чернильно-синяя рубашка. Выбрать белую? Ради чего, спрашивается…

Наверное, со стороны это выглядить глупо. Взрослый мужчина мнется при выборе рубашки, как будто впервые отправляется на свидание. Словно назло самому себе, выбираю черную рубашку. То есть еще темнее, чем предполагал изначально. Мрачность образа разбавляют детали — аксессуары из золота. Булавка прижимает галстук, фиксируя его на месте. Потом я решаю снять галстук, не в офис же направляюсь. К чему столько формальностей. Большие, тяжелые золотые часы на правую руку.

К назначенному часу я спускаюсь в столовую, даже издалека различая звуки легких шагов, снующих туда-сюда.

Камилла бегает, расставляя приборы, тарелки, чаши с едой. Она забавная. Попросила отвезти ее на рынок и обнюхивала все, что покупала, прежде, чем взять. Еще она торговалась за пучок кинзы, как будто я был нищ и не мог позволить себе заплатить ровно столько, сколько просил продавец.

— Зачем ты торговалась? — не выдержал я.

— Это тоже часть готовки.

— Не понял, как одно к другому относится.

— В доме отца всегда готовила Надия, старая повариха. Мне нравилось за ней смотреть. Да и вообще болтать с ней, она и маму учила готовить… Я просто последовала ее примеру и все. Надия говорила, что вкусный ужин начинается еще с рынка. Иначе ничего не выйдет…

От этих простых разговоров мой аппетит разыгрался еще в обед. Эти запахи, расползавшиеся с кухни, сводили с ума.

У меня в доме есть прислуга, что прибирает, справляется с уборкой. Если нужно, готовят, но очень редко. Кухня чаще всего стоит без дела, а все эти сковородки, кастрюли, приборы стоят без дела. Все куплено и продумано до мелочей. Еще моей покойной женой. Анель сама делала эскиз кухни, выбирала каждый половник. Я помню, с каким нетерпением ждал новоселья, предвкушая, чем же она меня удивит.

Жена удивила меня тем, что заказала еду… из ресторана. Готовку она терпеть не могла. Кухню оборудовала не под свои нужды, а для прислуги… Готовить Анель умела кое-что другое: умело замешивала коктейль из игры на ожидании и предвкушении. Максимум, который можно было от нее ждать, простой завтрак из двух яиц и лепешек, приготовленных на сухой сковороде. Всегда пересушенные… Нет, не в еде же дело! Жену я любил не за умение вкусно готовить. Еду всегда можно купить, хлам в квартире прибрать. Но чего не исправить — это ощущение своего человека рядом. Того, с кем комфортно в любом бардаке и с желудком, прилипшим к спине от голода.

Каюсь, иногда меня раздражал хаос в нашей жизни. Анель была творческим, увлекающимся человеком. Непунктуальной… Могла сесть за новый проект и забыть обо всем. Как-то она забыла прийти на свидание. Я чувствовал себя кретином обманутым, Анель же всего лишь “добивала” проект к нужному сроку. Она всегда была такой: могла прокрастинировать большую часть времени, отведенного на заказ, а потом нагонять за двое-трое суток огромный объем работы.

Из мыслей меня вырывает звука шагов, направляющихся в мою сторону. Я мигом делаю вид, словно спускаюсь, будто ни к чему не прислушивался.

— Ой…

Камилла чуть не взлетает по лестнице, но легко тормозит, балансируя на ступеньке.

— Я хотела позвать тебя к ужину.

На ее шее бьется венка. Так быстро. Она волнуется?

— Все готово. Можешь садиться, — делает приглашающий жест рукой.

Стол накрыт так, словно у нас маленькое торжество. Даже салфетки скручены как-то по-новому. Мне остается только сесть и наслаждаться: ароматом вкусной еды и видом красивой девушки, которая прислуживает идеально, но без раболепия и желания угодить. Для нее это естественно, понимаю я.

Еда очень вкусная, застолье мирное. Камилла помалкивает и предупреждает мои действия всякий раз, когда я подумываю подлить сока в бокал, подходит с кувшином, наполняя мой бокал тонкой струйкой, не мешая при этом ужинать дальше. Сразу видно, внимательная и, действительно, хозяйственная.

Изнутри поднимается горячая волна… Удивлен, что меня так простой ужин взволновал.

Приятно как за тобой так ухаживают.

Безумно приятно… Я и не знал, что это так важно. Прежде мне столько внимания в мелочах не уделяли. С женой происходило всегда наоборот: я делился — вниманием, заботой, она принимала. И я бы никогда не подумал, что в этом есть что-то неправильное, если бы сейчас не ощутил, как приятно, когда за тобой в быту внимательно ухаживают.

Поймав себя на этой мысли, я разозлися на самого себя. Не по-настоящему же я сравниваю! Камилла, эта притихшая бестия, и рядом с моей женой не стояла.

Подумаешь, пожрать приготовила… Их этому с детсва учат!

Отломив кусок кукурузной лепешки, макаю его в соус острый. Камилла замирает, не уточняет, но я вижу, как пристально она следит за моей реакцией.

— Сносно.

— Что?

— Съедобно. Ты не спрашиваешь, но наблюдаешь. Вышло довольно сносно.

— Значит, съедобно, — стискивает кулачки.

На большом правом пальце виднеется пластырь.

— Что с рукой?

— Порезалась. Ерунда.

— Почему не ешь сама?

— После шести не ем. Мне похудеть надо.

— Похудеть?! Тебе?!

— Да. Надо… Не спрашивай. Это для танцев.

— Ты же не серьезно!

Куда ей худеть? И так стройная, точеная…

— Нет, не серьезно, конечно. Просто в еде — яд. Травить себя не хочется.

Я не донес кусок баранины до рта, застыл.

Откладываю мясо в сторону. Мою жену отравили… Аппетит мгновенно пропал.

— Это шутка. Простая шутка!

— Не смешно. Убери со стола. Живо!

С грохотом отодвинув стул, я быстро удаляюсь.

— В чем дело? Было невкусно?! — смотрит мне вслед Камилла.

Дело в том, что, как раз наоборот, слишком вкусно. Слишком нравится мне компания этой девчонки… Слишком…

— Прибери со стола. Поднимайся к себе и не выходи из комнаты. У меня будут гости.

Гостья…

Глава 12.

Камилла

Что же я могла сделать не так? Почему Лорсанов так сильно обиделся и просто отослал меня прочь! Еще и со стола приказал убрать. Я же так старалась, готовила. Когда пробу снимала, была к себе требовательна, но признала. что приготовила вкусно.

Он же поел совсем немного и приказал убрать. Еще и в комнату отослал, приказал не выходить.

Я словно провинившийся солдат в казарме.

Взаперти сидеть скучно. Я без конца хожу по комнате, меряя ее шагами. От злости и бессилия дышать трудно. Пальцы сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладонь.

Какой мерзкий мне жених достался! С ним ни поговорить, ни поужинать! Чего он хочет? Неясно! Какие цели преследует?! Тоже непонятно.

Примерно через час после ужина Лорсанов появляется в моей комнате. С его появлением в груди вновь всколыхнулись чувства, что едва улеглись. Успокоилась, перестала злиться и обижаться. Решила для себя, что этот чурбан просто отвык ужинать в компании и немного одичал. Только такой вариант мог бы объяснить его поведение.

Чурбан одичавший звучит намного приятнее, чем чурбан бесчувственный. Есть небольшая надежда, что он придет в себя и перестанет быть таким невыносимым. Может быть, даже со мной будет обращаться иначе? С трепетом и заботой, как положено хорошему жениху.

Вот только Лорсанова хорошим женихом назвать сложно.

Выгнал меня из-за стола, явился через час и так бесстыже меня разглядывает, что в жар бросает!

— Готовишься ко сну? — спрашивает он, разглядывая меня в сорочке и халате.

— Да.

Кажется, я кое-что забыла! С этой готовкой совсем закрутилась и забыла…

— У тебя в спальне прибраться перед сном?

Он хмурится, качает головой.

— Нет, не стоит.

— Как же кровать?

— Ты уже переоделась ко сну. Расстели себе и ложись.

— Хорошо.

Лорсанов не движется с места.

— Что, при тебе спать ложиться?

— Да. Завтра утром рано вставать. Тебе лучше выспаться. Потому что если хочешь успеть к началу занятий, нужно будет выехать пораньше. Здесь въезд в город в час-пик всегда загружен невероятно сильно. Плюс я хочу успеть по своим делам раньше.

— Хорошо, я лягу. Через минуту…

— Она уже прошла, пока мы с тобой мило болтали.

— Ты хотел сказать, пока ты мило раздавал приказы?

Все-все, молчу!

Преследуемая пристальным взглядом мужчины, я быстро складывыю покрывало, опускаю его на стул и ныряю под одеяло.

— В халате? — удивляется мужчина.

Натянув одеяло до самого подбородка, я снимаю под одеялом халат, оставшись в одной сорочке, и бросаю халат на стул.

— Спокойной ночи.

Лорсанов делает шаг к кровати, медленно натягивает одеяло повыше, потом оставляет его на полпути. На лице мужчины проносятся тени. Он словно решает, сбросить это одеяло прочь или натянуть повыше. Дыхание у него густое, размеренное, контролируемое.

Он так хорошо владеет собой, а я неизвестно от чего плавлюсь…

Потом его пальцы бережно поднимаю вверх бретельку сорочки, соскользнувшую с плеча. Чиркает шершавой подушечкой по плечу, обводит контур выступающей косточки ключицы и отходит.

— Добрых снов, Камилла.

— Добрых снов.

Он ушел и погасил за собой свет, а я долго-долго не могла пошевелиться, лежала, затаив дыхание. Почему-то я глупо думала, что ему захочется вернуться и сказать еще что-то или сделать. Нет-нет, о втором и думать не стоит… Неприличные мысли в голову лезут! Нужно от них избавиться…

***

Просыпаюсь поздней ночью, услышав шум внизу.

Потом раздался звон разбитого стекла.

Первая мысль — воры! Воры в доме..

Но звон слишком мягкий и высокий. Это точно разбили не окно, а что-то помельче. Потом слышится женский смех, который быстро заглушается.

Я сажусь на кровати, пребывая в шоке.

У нас гости?!

Быстро одевшись, спускаюсь осторожно, не зажигая света нигде.

Выглядываю из-за угла. По затемненной гостиной движутся двое: мужчина и женщина. Танцуют, что ли?! На столе у камина догорает одна-единственная свеча. Но ее света хватает, чтобы разглядеть остатки ужина. Остатки моего ужина!

Моему возмущению нет предела. В мужчине я узнаю Лорсанова, а вот женщина мне незнакома. Она яркая брюнетка, двигается хорошо. На ней довольно откровенное платье, длинное, но с разрезом и открытыми плечами.

— Осторожнее, не шуми! — просит Лорсанов.

— Извини, я думала, ты больше не перезвонишь мне.

— Как видишь, я перезвонил.

— Наверное, ты очень соскучился…

Они говорят еще что-то, снова танцуют под песню, которую фальшиво напевает себе под нос девушка. Объятия в танце становятся все крепче и дольше. Наконец, девушка прижимается к Лорсанову всем телом и опускает ладонь на ширинку его брюк.

— Я больше не могу ждать, а ты?

Лорсанов молча опускает ладонь на ее плечо, надавливая. Девушка без слов опускается вниз, расстегивая ремень на мужских брюках. Следующие несколько минут я наблюдаю за происходящим, сгорая от стыда и ненависти к самой себе, что подглядываю за процессом, впиваюсь взглядом, как меняется лицо мужчины в пик удовольствия.

Гад…

Жених, называется!

Другой девушкой пользуется. В доме, где есть невеста… Еще и ужином моим накормил ее!

Разозлившись, я, громко и сердито топая, спускаюсь по лестнице.

Девушка, которая после того, как доставила удовольствие Лорсанову, начала раздеваться, явно намереваясь переместиться на диван или просто лечь и отдаться мужчине на ковре, вскрикивает, стыдливо прикрывшись платьем.

Лорсанов резко отворачивается, натягивая брюки. Я замечаю его задницу голую и кривой хвостик шрама, явившийся из-под рубашки.

— Не обращайте на меня никакого внимания. Я просто иду пить воды! — говорю громко. — Может быть, вам тоже принести что-нибудь с кухни? Добавки, например!

Камилла

Можно было просто пройти на кухню! Но мне показалось мало, я протопала до столика, собрала тарелки с остатками еды и только после этого ушла. Оказавшись на кухне, я сгрузила грязные тарелки в мойку.

Внутри кипел вулкан.

Лорсанов не захотел есть ужин в моей компании, но зато в компании этой девицц он ел с удовольствием, протер тарелку с соусом кусочком кукурузной лепешки!

Разоззлившись я накладываю остатки по тарелкам, а потом, поддавшись порыву, разрезаю лепешку ножом, лью туда острый соус чили и сыплю туда много-много жгучего перца. После этого я возвращаюсь и молча ставлю тарелки на стол. Лорсанов уже одел брюки и застегнул их, девушка молча пьет вино из бокала, глотая его, словно воду.

Опустив тарелки с новой порцией еды на столик, смотрю только на свои руки. В сторону Лорсанова смотреть опасаюсь. Просто чувствую, что он меня взглядом сжигает, испепеляет дотла. Недоволен, что я вышла?!

Пусть знает, что мне не по вкусу его ночные развлечения с девушками! Мне почему-то даже обмениваться взглядами с другими мужчинами запрещено, а ему можно не просто общаться с девушками, но и сексом заниматься.

— Доброй ночи! — быстро выпалив это, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не бежать к лестнице.

Поднимаюсь неспешно, будто никуда не тороплюсь, но чего мне это стоило… Каких трудов! Слышу, как за моей спиной девушка вполголоса задает вопросы, мужчина отвечать не спешит.

Поднявшись на второй этаж, я замираю за углом, переводя дыхание. Оно быстрое и частое, как после длительного, изнурительного бега.

Прислушиваюсь.

До меня доносится лишь звук голосов. Девушка интересуется без конца, Лорсанов отвечает раздраженным и усталым тоном. Потом несколько секунд тишины и слышится кашель, плевки, громкие жалобы, что все горит! Вот так тебе, думаю ехидно и быстро бегу в спальню, запершись изнутри. На всякий случай даже дверь стулом подперла. Теперь, если Лорсанову снова захочется пристроить свои причиндалы в рот этой девице, надо будет сначала промыть ей рот хорошенько от обильного перца. Она схватила лепешку и откусила ее с аппетитом, теперь у нее горит язык, небо, щеки… Я не пожалела ни соуса, ни перца. Так тебе и надо!

Вот только радость от шалости длится не дольше минуты. Лорсанов с девушкой спешно покидает дом и возвращается лишь утром.

Один.

Дома он не ночевал.

Продолжил развлекаться с ней где-то еще? Я ни за что не признаюсь, но эти чувства, что горят внутри, так сильно похожи на ревность, о которой я много читала.

На вкус ревность в сто раз хуже острого перца и напоминает едкую кислоту…

***

Лорсанов появляется точно к завтраку.

Вернее, он приходит на несколько минут позднее, чем я начала завтракать на кухне, и просто садится за стол. Невежливо игнорировать появление мужчины. Хорошая хозяйка не оставит голодным никого.

— Доброе утро. Завтракать будете?

— Спасибо, я уже позавтракал, — отвечает он.

Я быстро запихиваю в себя остатки творога с кусочками фруктов и спешу встать. Однако мужчина останавливает меня жестом.

— Сядь.

Ну вот… Начинается…

Судя по серьезному выражению лица, сейчас он будет учить меня уму-разуму.

— Ожог гортани и верхних дыхательных путей, — прочеканил Лорсанов. — Вот чего ты добилась своей выходкой.

Преувеличивает в желании меня проучить? Или эта дурочка, откусив, поперхнулась и вдохнула перец?!

— Чтобы больше такого не было.

— Взаимно! — роняю я.

— Что, прости?! — удивляется Лорсанов

Глава 13.

— Ты сказал, чтобы больше такого не было. Я ответила: “взаимно”.

Говорю неспешно, а у самой сердце вот-вот из груди выпрыгнет и ноги в коленях слабеют. Хорошо, что я сижу, иначе бы тряслась, как заяц.

— Я понял, что ты сказала, — откидывается на спинку стула мужчина. — Не могу поверить, что ты именно это имеешь в виду, и только.

— Почему же? Ты думаешь, мне приятно знать об изменах?

— Об изменах? Деточка, у нас нет отношений.

— Нет отношений?!

Не верю своим ушам! Нет, просто не верю…

— Как это нет отношений? Я живу в твоем доме, и ты сказал, что возьмешь меня в невесты.

— Да, — уточняет Лорсанов и разглядывает меня своими бесстыжими желтыми звериными глазами. — Возьму в невесты, если уживемся. Все так. Но есть ли у нас отношения? Нет, ничего такого.

— Не понимаю.

— Все очень просто. Я считаю, что отношения, что брак необходимо консумировать. Тогда это считается браком и отношениями.

Консумировать? Переспать, то есть.

— А что, без этого совсем никак?! Не считается, что ли?! — ахаю. — Да как такое возможно! Двойная мораль, получается.

— Деточка, ты, кажется, забыла, в каком мире ты живешь. Слово мужчины — все, слово женщины — ничего. Чем быстрее ты это поймешь и смиришься, тем лучше для тебя.

— А у тебя в это время будут женщины. Падшие, — добавляю, покраснев.

— Интересно, почему ты решила, что она падшая?

— Только падшие женщины будут делать то, что делала она, стоя на коленях!

Краснею, не веря, что вообще обсуждая такое!

— Или раскованные. Те, что хотят порадовать мужчину изысканной лаской.

— Вот еще… Изысканная. Ее голову как будто на шампур насаживали.

Лорсанов смеется громко и расстегивает верхние пуговицы на рубашке под самым горлом, словно ему стало внезапно жарко.

— Доедай и собирайся, невоспитанная моя! — встает, похлопав меня по плечу.

Он направился на выход, но потом вдруг развернулся и опустил ладони на мои плечи. Наклонившись к самому уху, Лорсанов произносит шепотом:

— Задам тебе всего два вопроса. Классические, в нашем с тобой случае. Первый. Тебе понравилось то, что ты увидела?

Я сразу же вспомнила нашу первую встречу.

— Само собой, нет.

— Но ты смотрела. Довольно долго, насколько я сейчас понимаю.

Его губы коснулись уха. Трепет, мурашки по телу волной. Внутри разгорается возмущение. Он понял, что я видела все…

— Если бы понравилось, я бы… Я бы вам поаплодировала!

Лорсанов коротко рассмеялся.

— Хочешь меня поцеловать?

— После увиденного? Нет, разумеется. У нас же нет отношений, — увиливаю в сторону из-под его рук. — Если позволишь, я пойду собираться.

Уходя из кухни, я всей спиной чувствовала, что Лорсанов смотрел мне вслед пристально. Настолько, что у меня затылок горел!

***

В университете ничего нового и необычного. Я не спешу делиться с новостями о своем переезде с девочками, с которыми общаюсь, но охотно обсуждаю их новости. Люди устроены так, что обожают говорить о себе, а если кто-то интерес проявляет, обожает вдвойне. Таким образом, я успешно избежала необходимости делиться о том, что моя жизнь кувырком вниз с горы полетела.

Все так зыбко. Волнующе. Странно очень…

Сразу после занятий у меня танцы.

Натан уже заваливает меня сообщениями:

“Ты точно приедешь?”

Он скидывает фото. Трудоголик уже находится в зале, судя по всему, размялся, разогрел мышцы, а мне только предстоит это сделать, причем, не слишком усердствуя, потому что я повредила ногу на выходных. От ушиба не осталось и следа, но лучше не спешить во всем, что касается мышц и связок. То есть сегодня я буду работать вполноги, а Натан — ворчать на меня. Но потом я обязательно его нагоню. У нас не бывает разрывов в уровне исполнения. Мы — гармоничная пара танцовщиков.

“Приеду!” — обещаю парню, успокаивая его.

***

Послед занятий я отправляюсь на парковку. Обычно там меня ждал водитель отца или я заказывала проверенное такси…

Сегодня впервые не будет ни того, ни другого. Меня будет забирать Лорсанов.

Почему-то я дико нервничаю из-за этого и спешу оторваться от девочек, чтобы они не видели и не задавали лишних вопросов.

Машину Лорсанова я узнала сразу.

Так… Нужно всего лишь быстро сесть в салон, и все!

Направляюсь к машине спешным шагом. Лорсанов покидает салон, обходит машину, галантно распахнув передо мной дверь.

Более того, он мне ладонь протягивает. Было бы невежливо проигнорировать. Я опираюсь на его руку и вдруг понимаю, что меня зовут по имени.

Мои девочки… Они стоят метрах в десяти от меня и смотрят удивленно. Привыкли, что меня забирает такси или водитель отца…

Они смотрят во все глаза на незнакомого мужчину. Я же быстро ныряю в салон. Лорсанов же… чтоб его! Не мог просто сесть в машину, салютует двумя пальцами стайке моих подруг.

Я даже издалека вижу, как их это впечатлило. Вообще все… Дорогой седан спортивной марки, ладный, высокий мужчина… Сам факт того, что мы уезжаем вместе.

Машина едва выруливает с парковки, а мне уже прилетают смски.

“Ками, кто это был?”

“У тебя новый ухажер? Как же Фархат?”

Последняя смс от Дарии, я всегда с ней ладила хуже, чем во всеми девчонками. Она пишет:

“Вау, какой… Познакомишь?!”

Я некстати вспоминаю, что Дария хвалилась отношениями с взрослыми мужчинами, даже про женатого упоминала… Она раскованная очень!

Меня пронизывает насквозь жгучим ощущением.

Представляю на месте вчерашней дамочки свою подругу, и вовсе нечем дышать становится.

Я мрачнею, настроение портится.

Лорсанов же напротив в отличном расположении духа, посвистывает под звуки радио.

Я мечтаю поскорее добраться до тренировочного зала!

***

Добравшись, я не говорю ни слова, молча покидаю салон.

— Я припаркую авто и пойду за тобой. Какой номер зала?

— Ты же несерьезно?!

— Номер зала, Ками. Или садись, и мы уезжаем.

— Третий!

Третий, чтоб тебе пусто было.

Я в раздевалку. Напряжение во всем теле, даже кончики пальцев покалывает. Переодевшись в привычное трико и просторную футболку, под которой находится только спортивный топ, я направляюсь в зал, держа в руках туфли для выступлений.

Натан в зале. Он немного недоволен зрителем и при виде меня подходит стремительно.

— Что, слежка вышла на новый уровень? Какого черта ты притащила за собой охрану?!

— Ох, Нат… Прошу, давай не будем! — обнимаю его за шею привычным жестом. — Либо так, либо никак. Он будет тихим. Ты его даже не заметишь. Обещаю…

— Ладно. Разминайся. Начнем…

Камилла

Все началось с легкой разминки. Как обычно. Ничего особенного. Лорсанов сидел на широком подоконнике, как каменная статуя, поглядывал на меня и Натана.

Я разогревала мышцы, Натан, уже бывший разогретым, горел нетерпением приступить к тренировке, но давал мне время.

— Какая нога болела? — уточнил он? — Не тяни ее слишком сильно. Идет? Калеченная партнерша перед соревнованиями мне не нужна.

— Я не буду рисковать. Главное, чтобы тебе терпения хватило. Я буду потихоньку сегодня.

— Давай подстрахую, — нахмурился Натан и подошел ко мне сзади, когда я растягивалась на станке.

Он стоял близко от меня, я тянула ногу. Одной рукой он придерживал меня за талию, вторую ладонь опустил на колено, контролируя процесс.

— Еще… Еще… Стоп. Так замри. Проверим, насколько выдержишь.

— Как обычно, Нат. Не чувствую дискомфорта.

Он прошел в сторону, провел ладонью по всей ноге и задержал пальцы на щиколотке, нажимая и проверяю ступню. Вел себя сосредоточенно и внимательно, как и всегда. Потом провел рукой обратно и добрался до бедра, похлопал ладонью по внутренней стороне, задержал пальцы, продолжая стоять сзади.

— Вот здесь, — погладил. — Расслабь. Сильно нарягаешься. Давай, ты умеешь лучше…

Я потянулась, ладонь Натана осталась лежать там же, где и лежала.

Все было, как обычно. В рамках тренировки.

— Полегче, парень, — послышалось негромко со стороны Лорсанова.

Натан медленно отстранился.

— Что?

— То.

Лорсанов перевел взгляд с Натана на меня и подозвал к себе ленивым взмахом ладони.

— Подойди.

Я закипела от негодования.

— Что?

— Подойди, нужно сказать тебе кое-что.

Натана цыкнул, хлопнул меня по ноге.

— Давай, беги к папочке. Или кто он тебе…

— Это не папа. Ты чего! Ты же знаешь моего отца!

— Да? А по поведению тот еще… папочка, — фыркнул парень и отошел.

Я поплелась к Лорсанову.

— Слушаю.

— Давайте без этого.

— Без чего? — округлила я глаза.

— Без откровенного лапанья, ясно? — тихим, но дрожащим от гнева голосом произнес мужчина. — И пяти минут не прошло, а он тебе уже чуть ли не в трусы руки засовывает.

— Это тренировка! — возмутилась я. — Рабочий момент. Натан помогла мне растягиваться.

— Сама растягивайся. Он тебе всю промежность потрогал. Если ты не хочешь пропустить соревнования, потому что твой партнер лежит с переломом руки в больнице, будешь скромнее… растягиваться. Все, пошла.

— Вот так, значит?! Ты же ничего не понимаешь! Да и не лапал меня Натан. Проверял… Натяжение и сопровтивление мышцы. Он опытнее, и я ему доверяю.

— То, что он опытнее, я понял сразу. Доверяешь ты ему зря!

— Извини, но без доверия парных танцев просто не выйдет. У нас был уговор. Извини, но ревнивый папочка в контролеры мне не нужен!

Сказав это, я сердито отошла от Лорсанова.

— Давай прогоним часть программы, — обратилась к Натану.

Он, словно не слыша меня, подошел к подоконнику, где лежало его полотенце и бутылка с водой, взял его и вышел из зала.

— Всего хорошего.

— ЧТО?!

Я не могла поверить своим глазам.

Смотрела на спину парня, который удалялся прочь из зала и пребывала в шоке.

— Что случилось?

Я побежала следом за ним. Он вошел в раздевалку, я влетела следом.

— Эй, это мужская раздевалка! — лениво предупредил он, распахнув свой шкафчик.

— В чем дело?

— Ни в чем. Танцевать не выйдет. Ты — первая партнерша, из-за которой я проиграю. Вот и все. Зря я с тобой связался!

— Но почему?!

— Потому! Притащила за собой цепного пса. Короче… — хлопнул дверью шкафа. — Не в этой жизни, Камилла. Ясно? Я так не работаю. Под надзором и из-под палки. Хочешь танцевать? С нравами твоих близких надень платок и спляши под лезгинку.

Натан демонстративно отбил несколько элементов и показал пальцем на дверь.

— Я буду раздеваться. Тебе лучше выйти. Не хочу лежать с проломленной головой из-за предрассудков твоей диаспоры. Все. Разговор окончен.

Натан сел на лавку и начал стягивать широченную майку. Я вышла из раздевалки и поплелась в свою. Где в это время находился Лорсанов, мне было плевать.

Я долго проревела под душем, потом просто сидела на лавочке в углу, стараясь не мешать тем, кто приходил и уходил в центр.

Все кончено…

— Камилла?

Я посмотрела на женщину, что ко мне обратилась. Она обычно обходила центр перед закрытием.

— Да.

— Мы закрываемся. Тебя ждут.

— Да, конечно, — проглотила горький ком в горле. — Спасибо, что напомнили. Я ухожу.

— Все хорошо?

— Да, конечно… — снова повторила я. — Все очень хорошо! Спасибо, что спросили. Я сейчас уйду.

Подхватив сумку, я поплелась на выход. Едва вышла на улицу, поежилась от прохладного вечернего воздуха.

Лорсанов сидел на ступенях крыльца. Я прошла мимо него, на парковку и швырнула сумку на капот.

— Все кончено! Ты доволен?! — прокричала издалека.

Мужчина поднялся невозмутимо и подошел к машине, открыл ее. Я залезла на заднее сиденье и легла ничком, обняв сумку.

Лорсанов сел за руль. Машина тронулась с места.

— Верни меня домой к отцу! — потребовала я.

— Ты его опозорила. Теперь будешь иметь дело со мной. Мы договорились.

— Нет, ничего не выйдет. Ты не держишь слово. Это не по-мужски… Я лучше поеду в монастырь. Завтра же позвоню отцу и попрошу, чтобы он меня туда отправил.

Глава 14

Довлат Лорсанов

По возвращению Камилла, ожидаемо, сразу отправляется в свою комнату. Ловлю себя на мысли, что ужина и уборку от нее и не жду вовсе. По большей части я привык жить так, что заботиться об организации уборки и готовки приходилось самому. Анель часто была поглощена творческим процессом и попросту не успевала это делать. По всем меркам ее нельзя было назвать хорошей хозяйкой. Но зато она научила меня разбираться в ресторанной еде и выбирать самую вкусную еду с доставкой на дом.

После дегустации ужина, выполненного Камиллой, признаюсь, я бы охотно попробовал что-нибудь еще в ее исполнении.

Захочет ли она делать это сама?

После сорвавшихся занятий танцами?

Вряд ли!

Но она здесь не для того, чтобы я потакал ее желанием, совсем наоборот. Это она должна научиться мириться с тем, что приходится исполнять приказы и вести себя скромнее.

Лишилась танцев?

Признаю, со стороны это смотрелось красиво безумно!

Но теперь я не мог не думать о том, какой ценой достается эта красота, и внутри все начинало полыхать от картинки чужих мужских пальцев, которые были так близко к ее девичьему лону.

Кощунственно близко!

Это чувство не было ревностью. Просто я, в отличие от Камиллы, более опытный мужчина и легко отличаю чистый профессионализм от ноток проскальзывающего интереса.

У этого красавчика они были. Он при каждом удобном случае касался Камиллу. Даже когда в этом не было острой необходимости.

Он создал себе амплуа профессионала и был хорош в танце. Пара гармонично смотрелась.

Заметив блеск в его глазах, и намеренные жесты, которые Камилла могла оставить без внимания, теперь я понимал, что парень нагло своим авторитетом пользовался и вел себя свысока. Ему не нужна была Камилла, как девушка, ему нужна была танцовщица и девушка, которая бы раболепствовала перед ним.

И ему почти удалось это сделать!

Как ловко он взбрыкнул и ушел. Бросил партнершу, заставил ее мучиться угрызениями совести.

Глупышка теперь во всем винит себя и проклинает меня так, что даже на расстоянии мои уши и лицо горят адским пламенем.

Говнюк! Манипулятор с тиранскими замашками.

Жаль в этой ситуации только Камиллу. И не станет же она меня слушать. Посчитает, что я все выдумываю, просто для того, чтобы запереть ее в четырех стенах.

Нет, ей там не место… Я прав, и точка.

Только почему-то приходится снова и снова повторять себе это, разгуливая по коридорам дома, который кажется слишком тихим.

***

Утро следующего дня наступает для меня задолго до того, как в окнах забрезжил рассвет. Я привык вставать до звонка будильника, но даже для меня, человека, привыкшего к внезапным пробуждениям, подъем показался ранним.

Я проснулся от грохота.

Что-то летело вниз по ступенькам.

Подумав о самом дурном, я подскочил и выбежал из комнаты в чем есть, то есть в одних трусах.

В голове мелькали самые разные мысли. Разгон вариантов был велик: от простой истерики с битьем посуды Камиллой, до трагической попытки свести счеты с жизнью.

Все эти творческие личности… такие непредсказуемые.

Оказалось ни то, ни другое.

Камилла стояла у лестницы и всем своим видом выражала решительность…

Но, кажется, она не спешила бросаться кувырком с лестницы вниз!

Она просто стояла и смотрела, как по ступенькам прыгала ее сумка.

Очевидно, для большего грохота Камилла нагрузила в нее что-то лишнее. Не могла сумка с небольшим количеством вещей так греметь.

— Что происходит?

Камилла сердито посмотрела в мою сторону, покрылась румянцем, проследив взглядом от груди до самого паха, и стыдливо отвела взгляд в сторону, заметив типичную утреннюю реакцию любого здорового мужчины.

— Я собираюсь к отцу. Отвезите меня. Немедленно! — потребовала она. — Только сначала наденьте штаны. И.. рубашку. На шрамы смотреть противно.

Камилла

После моих слов Лорсанов напрягся всем телом. Глаза стали жуткими, в узкие щелочки превратились. Он и так всегда меня пугает этим редким цветом глаз, а сейчас совсем страшно стало. Казалось, еще немного, и круглый зрачок вспыхнет, став вертикальным, как у животных.

Кажется, я переборщила. Со словами про шрамы. И нет у него столько шрамов… Есть немного, но сейчас их почти не видно.

Я просто знаю, что они есть.

Лорсанов задышал медленно и громко. Буквально раздувал свои легкие и выжимал их, словно кузнечные меха.

— Выметайся.

— Что?

— Выметайся, — повторил он и развернулся ко мне спиной.

Вот теперь уже демонстрируя свои шрамы на спине.

— Но прежде, чем покинуть мой дом, убедись, что ты ничего лишнего с собой не прихватила.

— Не понимаю!

Лорсанов удалился. Ушел куда-то.

Спустился по лестнице и свернул вправо…

Я стояла без движения.

Хотела же уйти! Но я сама уйти хотела, а не так, когда меня из дома вышвыривает жених. Он первым договоренности нарушил!

Он меня постоянно доводит до слез!

Лорсанов просто чудовище. Бесит меня, злит, заставляет выходить из себя.

Мне кажется, что я вечность нахожусь в его плену. Наверняка у меня даже седые волосинки появились от соседства с таким кошмаром!

— Ты все еще здесь?

Лорсанов снова в поле моего зрения. На этот рза у него в руках горелка какая-то.

— Позволь я помогу тебе уйти, — предложил он, схватившись за сумку.

Он потащил ее за собой. На улицу.

Там прохладно. Слякоть, сырость мерзкая.

Даже снег пытается выпасть, но тает в грязи.

Промозглая до костей сырость…

Но Лорсанов — полуголый и босиком!

Куда он несет мою сумку?!

Я выбегаю следом за ним. Мужчина направляется по дорожке вдоль дома, к гаражу, выходит с канистрой.

— Нет-нет! Нет-нет-нет… не смей!

Слишком поздно!

Облив мою сумку бензином, Лорсанов направляет в ее сторону носик горелки.

Бух… Разгорается пламя.

Все горит! Мои вещи в огне… То немногое, что я с собой взяла. Гардероб, купленный Лорсановым, в огне скручивается.

Мужчина тяжело дышит смотря на меня через огонь.

— Хочешь уйти? Ворота будут открыты еще минут пять, потом закрою, — кликает пультом. — Но только не забудь оставить лишнее перед уходом.

Мужчина возвращается в дом.

— Лишнее?! Что значит “лишнее”?! Ты же все сжег! Ты сжег все мои вещи.

Он оборачивается на крыльце, но только затем, чтобы сказать:

— Кое-что осталось. На тебе. Куплено на мои деньги.

И хлопает дверью перед моим носом.

ЧТООООО?!

Я осматриваю себя, с неудовольствием отмечая, что он прав. Сегодня на мне теплый костюм на флису, из числа вещей, что были куплены им сами!

С ненавистью смотрю в сторону распахнутых ворот. Перед глазами все плывет, едкий дым в ноздри вбивается.

Лорсанов — принципиальный. Дав приказ выметаться, но не брать с собой ничего лишнего, он просто ставит меня перед выбором: уйти поздней осенью в никуда… голой и босой.

Пять минут пролетают слишком быстро.

Автоматические ворота закрываются.

Выдыхаю шумно, выпускаю короткий, но злой и полный бессилья крик. Я в темнице! Отсюда выхода нет!

Уууу… Потопав ногами так, что пятки заныли, в дом обратно плетусь, вытирая рукавом толстовки слезы вместе с жидкостью, что бежит из носа.

Лорсанов разговаривает с кем-то по телефону, сидя в кресле у камина. Одеться он так и не подумал, сидит в одних трусах.

— Боюсь, ничего не выйдет! — отвечает он довольно резко. — Твой приезд только все испортит. Послушай, Зумрат. Ты отдал мне девчонку, которая непослушная настолько, будто ее воспитывала в джунглях стая диких обезьян! Приедешь сегодня на ужин? Значит, заберешь обратно свою дочурку и поступай, как знаешь. Иного не дано. Или, что, ты думал за несколько дней вся дурная блажь выветрится из нее? Ты, вообще, кажется, позволял ей все, что только можно, а теперь спрашиваешь, не присмирела ли твоя дочь?!

Я замираю, слушая разговор. Лорсанов смотрит в мою сторону и продолжает.

— Другое дело…. — молчит. — Нет, Зумрат. У меня нет времени приезжать к тебе в гости на этой неделе. И нет, я не отправлю девчонку одну. Отдал ее мне, значит, жди результат!

Договорив, Лорсанов отшвыривает телефон в сторону.

— В одном вы с Зумратом похожи. Мозг выносите качественно. Уже передумала уходить? — спрашивает он. — Отлично. Приготовь мне завтрак. Подашь его ко мне в постель.

— Ты уже встал.

— Сейчас лягу обратно, — морщится. — Сегодня у меня плохое самочувствие. Думаю, весь день проведу в постели и хочу надлежащий уход. А еще… временами у меня жутко сильно ноет спина. Сегодня именно такой день. Кажется, ты хвасталась, что у тебя руки умелые? Не буду вызывать массажистку, твоими услугами воспользуюсь.

Глава 15

Камилла

Мне приходится вернуться в дом. Я поднимаюсь к себе в комнату и ложусь под одеяло прямиком в одежде!

Буду лежать.

С места не сдвинусь.

Не буду ни есть, ни пить.

Голодовка, вот как это называется.

Лорсанов хотел, чтобы я ему прислуживала и массировала от души?

Не дождется!

Забастовка!

Ничего не буду делать.

Лорсанов пожалеет, что довел меня до такого состояния.

Но лежать без дела, имея такую деятельную натуру, как у меня оказывается очень непросто. Во мне все кипит, бурлит от эмоций.

Возмущение, злость соревнуются с желанием показать им всем, как они во мне ошибаются. Отец, сводная сестра, Лорсанов, бывший жених…

Даже Натан, который повел себя, как настоящий козел, и взбрыкнул от нескольких фраз, брошенных другим мужчиной.

Мысли то сбиваются в кучу и на месте топчутся, то несутся галопом.

В мою комнату никто не приходит. Меня не беспокоит никто.

Как же мне хочется сделать хоть что-то.

Но я же объявила голодовку и забастовку бездействием.

Однако вот уже целый час забастовки прошел, а о моей забастовке никто не знает. Лорсанов, наверное, обратно лег спать и просто храпит во сне, видит новые сны.

Он может и не подозревать, на какие жертвы я иду, как глубоко он мне противен после всего, что сделал.

То есть я мучаюсь, а он там спокойно спит.

Ну уж нет, пусть знает, что я мучаюсь. Вдруг совесть у него проснется?! Может быть, не целиком, а хотя бы крошечный отросток?!

Полежав еще немного, я начинаю испытывать муки голода и жажды.

Проснулась я задолго до рассвета. Вернее, я почти целую ночь не спала, оттого и встала очень рано. Ни крошки не съела.

Теперь вот хочется перекусить.

Но как же голодовка?!

И забастовка.

Желудок вопиюще громко начинает даже не бурчать, а выть! На всю комнату издает устрашающие звуки. Во рту совсем пересохло.

Так никуда не годится!

Решительно откинув в сторону одеяло, я встаю и спускаюсь по лестнице.

Направляюсь на кухню. Устраивать забастовку и голодовку на пустой желудок — дело неблагодарное. Подкреплюсь хорошенько, а потом, полная сил, устраю Лорсанову такую забастовку, что он сам будет умолять меня снова заняться танцами и будет за три километра обходить стороной танцевальные залы.

Приготовив себе вкусный, сытный завтрак, съедаю его с большим аппетитом и тщательно прибираю за собой посуду. Потом, взяв из корзины с фруктами большое, зеленое яблоко, вонзаю в него зубы и, наслаждаясь сочным вкусом, поднимаюсь по лестнице на второй этаж.

Спальню Лорсанова нахожу без труда. Стучусь по двери, прежде чем войти. В ответ слышатся шорохи, звуки приглушенный. Но мужчина не спешит вставать.

Я отсчитала еще несколько секунд. Мне кажется, этого вполне достаточно, чтобы Лорсанов прикрылся сам и прикрыл свою любовницу, на случай, если она у него там тайком появилась.

— Доброе утро!

Лорсанов лежит на кровати с закрытыми глазами и часто-часто дышит. Еще он потный… Пот по лицу катится градом. Я подумала, что он, действительно, только что был с любовницей.

— Я не вовремя?

Лорсанов шумно сглатывает, медленно открывает глаза, но смотрит на меня так, словно не видит или не узнает. Странный у него взгляд, мутный, рассредоточенный. Такого взгляда я прежде не видела.

Поневоле отступаю. Затея вслух рассказать о забастовке уже не кажется такой привлекательной.

— Телефон, — выдыхает Лорсанов.

Телефон лежит на тумбе. Он, что сам, взять не может? Или решил, что я буду исполнять все его прихоти?

Самое время обрадовать мужчину, что это не так!

— У меня забастовка! Я ничего делать не буду. А еще я объявляю голодовку! Через час, — добавляю тише, потому что надкусанное яблоко находится в моей руке. — Так что возьми сам свой телефон!

Резко развернувшись, иду к двери.

— Это не шутки, — скрипит зубами Довлатов.

Медленно обернувшись, смотрю на него. Он выглядит побледневшим.

— Тебе плохо?

— Да. Подай телефон. Там номер врача. На быстром наборе… Позвони.

Я понимаю, что дело плохо.

Поэтому подбегаю к тумбе, беру в руки телефон. Пароля нет, но стоит разблокировать экран, как на дисплее появляется фото. Улыбающийся Лорсанов в обнимку с девушкой.

Ого… Он умеет ТАК улыбаться?

Выглядит счастливым, влюбленным и немного легкомысленным.

Легкая зависть щекочет сердце перышком. Потом я отбрасываю в сторону эти дурацкие мысли, звоню врачу.

Он обещает, что приедет через час.

Через час?!

А мне что делать? Лорсанов выглядит так словно он вот-вот помрет! Я начинаю ходить возле кровати кругами.

— Чем думал отец, когда отдавал меня жениху, у которого врач на быстром наборе? — бормочу себе под нос. — Вот помрет, а мне что делать?

Не знаю, слышит ли меня Лорсанов. Он изредка глаза открывает и с трудом поворачивает голову.

Вообще-то я могу уехать. Прямо сейчас! Никто меня не оставновит… Он просто не в состоянии это сделать.

Такой соблазн! Я с аппетитом смотрю на дверь. Мне есть восемнадцать. Могу вообще далеко-далеко уехать, и все!

Но как же Лорсанов?

Бросаю взгляд на часы. До приезда врача еще пятьдесят пять минут!

Какой кошмар! Всего пять минут ожидания прошло, а я уже извелась.

Я точно не выдержу ждать, бездействуя!

— Может быть, тебе дать попить? Лекарство какое-то?

Подобравшись к Лорсанову, опускаю ладонь на его лоб. Он словно кипяток, весь горит.

— Может быть, подать тебе влажное полотенце? Ты горячий! Сильно потеешь.

— Да. Я горячий.

По губам Лорсанова скользит едва заметная усмешка.

— Ничего не делай. Просто болтай.

Просто болтай? Как радио, что ли?!

Тем не менее, начинаю чесать языком обо всем подряд.

Сама смотрю на часы, стрелки сдвинулись прилично так и словно замерли у той самой отметки, когда должен появиться врач.

Да когда же приедет этот врач?! Плетется как улитка, которая едет верхом на черепахе!

— Врач скоро будет. Уверена, он уже рядом!

Найдя пальцы Лорсанова, лежащие поверх одеяла, я накрываю их ладонью. Мужчина морщится, как будто ему неприятно или очень больно. Я спешу отдернуть руку.

— Не убирай.

Камилла

К моменту появления врача Лорсанову становится совсем худо.

Он так стискивает мои пальцы, что они побелели в месте, где он меня касается, а по краям разливается красный.

Я с трудом отнимаю руку, она вся онемела, ее ломит, едва ли не до самого плеча. Открываю врачу.

— Сулим Тимурович, — представляется. — Где Довлат?

— Наверху, в своей спальне! Побыстрее, пожалуйста!

Он оборачивается и кивком приглашает еще кого-то.

За ним в доме появляются двое крепких санитаров с носилками.

— За мной, — командует коротко. — Ему плохо?

— Он лежит, скрипит зубами, вспотел, как лошадь на скачках. Горячий, как печь. Вроде может двигаться, он меня за руку схватил, но не встает. Что с ним такое?! Лихорадка? Столбняк? Эпидемия какая-то?! Паралич?

Я бегу следом за врачом по лестнице, быстро его обгоняю и смотрю сверху вниз, как он спешит по ступенькам, но спешит недостаточно!

— Для врача, который находится на быстром наборе, вы слишком медленны!

— В сторону, — сдвигает меня рукой.

Я — за ним следом.

Сулим Тимурович склоняется над Лорсановым.

— Привет, старая перечница, — ощупывает осторожно. — Давно приступ?

— С раннего утра. После зарядки.

Я замечаю большое полотенце, сброшенное на пол.

— Зарядка? Не похоже, что это была простая зарядка.

— Поднялся из зала. Успел принять душ, дойти до кровати и все. Накрыло, — едва слышно свистит Лорсанов.

— А я предупреждал. Теперь без операции не обойтись.

— Нет. Только не это.

— Увы, но это уже не тебе решать. На носилки его.

Лорсанов пытается возразить еще что-то, но отключается.

Все ускоряется в тот же миг.

Все спешат. Но действуют сосредоточенно.

Я бегу следом, чудом успев схватить рюкзак, бутылку с водой, два телефоа и зарядное устройство.

Я так спешу, что только после прибытия в больницу замечаю, как именно я надела кроссовки: перепутав левый с правым и даже не зашнуровав, как следует.

***

Маюсь в коридоре.

Так страшно…

Ужасно…

Эти стены безразличные и холодные.

Палаты.

Окошки в двери каждой из них, как пустые глазницы смерти.

Я боялась больниц. На каком-то животном уровне.

Может быть, еще с момента рождения впитала запах двойной потери.

Шок.

Травма на подсознательном уровне.

Поколачивать начинает.

Раньше всегда с папой ходила. Всегда-всегда…

Даже не так давно, год назад, когда зуб заболел и пришлось его лечить, со мной, совершеннолетней девицей папа в стоматологию отправился и рядом сидел, зная, как сильно я всего этого боюсь.

Мачеха только глаза закатила и ядовито брызгалась словами, что Зумрат Хадиевич меня балует, а я пользуюсь его добротой и корчу из себя малышку, которой уже не являюсь.

В больницах так страшно.

Но со мной всегда рядом был папа.

Сейчас его рядом нет, и я точно знаю, что с Лорсановы происходит что-то нехорошее, пугающее.

Доктор пригрозил ему операцией, и мои нервы начинает разматывать паникой, как клубок, скатившийся на пол с колен.

Так страшно. Непередаваемо страшно!

Дышать нечем…

Мне бы уйти.

Убежать отсюда!

Ноги так и горят от желания вырваться из пугающих стен.

Или позвонить отцу.

Услышать его голос.

Просто о погоде поболтать, а между делом спросить, почему он отдал меня жениху и не предупредил, что с ним может случиться такая беда…

Что, если Лорсанов умрет?

— Добрый день, ээээ… Вы не представились, — трогает меня кто-то за локоть.

Я отскакиваю на метр, а то и больше.

— Извините! — врач округляет глаза. — Я вас напугал? Сулим Тимурович.

— Ааа… Да. Извините. Нет. Нет, все хорошо. Просто…

Запах въедливо горло щекочет, до удушающего спазма.

— Вам плохо?

— Немного. Здесь жарко.

В карих глазах врача мелькает понимание.

— Пройдемте. Здесь, действительно, душновато.

Мы проходим по длинному коридору, спусукаемся по лестнице, огибая спешащих по делу врачей и пациентов, пересекаем холл.

Оказываемся на улице, я жадно втягиваю воздух, привалившись спиной к одной из колонн.

— Паническая атака? — уточняет врач.

— Я просто не люблю больницы. Что с Лорсановым?

Глава 16

Камилла

Вопрос простой, но в то же время сложный. Я хочу знать и одновременно боюсь. Я чувствую себя клубком противоречий в момент, когда, трясясь от паники, задаю вопросы, которые страшат меня не меньше накатывающих приступов из желания бежать без оглядки.

— Довлат в надежных руках.

— И все-таки? — напираю требовательно. — Что с ним такое?

— Кем вы ему приходитесь? — уточняет врач. — Я просто не знаю, насколько уместно обсуждать с вами его состояние и подробности, касающиеся здоровья. Может быть, вы не относитесь к числу тех людей, которые могут принимать решения относительно состояния здоровья Лорсанова.

Это еще что такое, думаю с возмущением! Я вызвала врача и ждала его приезда, а мне отказывают даже в такой мелочи?!

— Вы застали меня в доме Довлата. Утром. Это разве ни о чем не говорит?

— Ээээ… Простите, но у него в доме бывают девушки. Самые разные. Вы же понимаете, что ни одной из тех девушек подобные сведения не разглашают.

Ахаю возмущенно, смотрю на мужчину с гневом и укоризной.

— Думайте, с кем разговариваете! Вы меня оскорбили такими низкими сравнениями.

— Я не хотел вас обидеть, но…

— Поздно! — взмахиваю ладонью. — Уже обидели! Нанесли оскорбление. Я не одна из тех девушек, что бывают изредка! — вспыхиваю. — Я та, что есть и будет. Я невеста Довлата Лорсанова. Камилла Расаева.

Глаза врача вот-вот вылезут на лоб от удивления.

— Невеста?

— Невеста.

— Простите, за ужасные сравнения. Я… Я просто не знал! После… Ого! Довлат не делился, что у него есть невеста… Кхм… Камилла. Я Сулим, — протягивает руку. — Очень приятно.

— У меня хорошо с памятью, я ваше имя запомнила.

— Я представился сейчас, как друг Довлата. Хотелось бы думать, что хороший друг, но теперь, учитывая, что у него появилась невеста, а я об этом не в курсе, то уже не так уверен в тесноте нашей дружбы. Впрочем, это все лирика, — добавляет поспешно.

— Лорсанов просто не успел объявить о помолвке. Все произошло так… быстро.

Вру на ходу! Не говорить же, что Лорсанов с отцом договорились о помолвке и свадьбе, но только если я буду себя вести хорошо. У меня же с этим все, как назло, очень плохо.

— Что ж, значит, если вы невеста, то с вами можно обсудить некоторые нюансы. Лорсанову требуется операция. Я много раз ему об этом твердил, но он отказывался.

— Скажите, он не умрет?!

— Есть серьезная угроза его здоровью, — отвечает Сулим. — Скажу честно, если оставить все, как есть, то полноценно жить он не сможет.

— Что с ним такое? На приступ похоже?

Сулим смотрит на меня вдумчиво, размышляя.

— Как жених и невеста мы только начали… эээ… сближение. По душам не говорили. Он очень скрытен. Держит многое в себе. Я просто не знаю, что с ним такое. Он не объяснял. Прошу, скажите.

— Вы же знаете, Камилла, что Довлат Лорсанов вдовец. Уверен, знаете.

— Об этом слухи ходят разные.

— И не самые приятные, — неодобрительно качает головой Сулим. — Тем, кто знает Лорсанова, сразу станет ясно, что слухи лживые. Проблема лишь в том, что он не подпускает к себе многих, но зато гораздо более успешно заводит врагов. Жену Лорсанова отравили. Кто и как это сделал, загадка. Некоторые даже чесали языками, будто Лорсанов сам отравил жену, чтобы получить в наследство ее деньги. Однако это не так. Тем ужином Лорсанов отравился тоже. Когда понял, что его жене стало плохо, он вызвал скорую, но не дождался и повез жену в больницу сам. В крайне плохом состоянии, сознание уже путалось. Произошла чудовищная авария. Он выкарабкался с трудом, а когда выкарабкался, узнал, что жена не выжила. Он остался состоятельным вдовцом, а с тех самых пор о нем ходят дурные слухи, как о человеке, который убил жену, чтобы получить ее наследство. Эти злые языки не принимают во внимание, что Лорсанов сам чуть не погиб от яда и сильно пострадал в аварии. Это что касается прошлого. Во время аварии в его тело впились некоторые частички металла. Один из таких кусочков находился в опасной близости от важных органов. На тот момент извлекать его было нельзя, слишком опасно. Мы решили подождать. Потом это стало возможным, когда частичка сдвинулась в сторону. Но Лорсанов заупрямился.

— Почему?

— Нет, и все. Он вообще не любит, когда ему что-то напоминает о потере. Считает себя виноватым в гибели жены. Экспертиза утверждает, что его жена уже была мертва на момент аварии, но упрямец вбил себе в голову, что это не так. Сейчас одна из инородных частиц снова дрейфует в опасной близости от позвоночника, впивается остро и причиняет адские боли. Поэтому он пошевелиться постели не мог. Осколок давит на такие точки, когда любое прикосновение, даже вот такое, самое легкое, кажется мучительным.

Сулим касается моего запястья. Как страшно! Я даже представить себе не могу, что чувствовал Лорсанов.

— Опасно ли делать операцию

— Есть риски. Совсем недавно их не было, однако сейчас они снова возникли. Если что-то пойдет не так, есть риск паралича нижних конечностей и полной атрофии мужской функции.

— А если не делать операцию?

— Если ничего не делать, можно ждать, пока снова угроза пропадет. Это будет временно. Лорсанов слишком долго с этим играл и скоро доиграется, что осколок сам лишит его возможности двигаться или попросту оборвет его жизнь. Нужно решить, как поступить. И решить в кратчайшие сроки. Лорсанов сейчас не в состоянии принять решение.

— Ему стало хуже?

Сердце щемит болью и беспокойство, неожиданно сильным, мучительным.

— Довлат проваливается в забытье, временами отключается. Защитная реакция организма. Как врач, который давно наблюдает за его состоянием, с полной ответственностью заявляю, что решение нужно принять именно сейчас. И, если ж так вышло, что вы – его невеста…

Меня берет оторопь и легким морозцем по коже проносится осознание важности принимаемого решения.

Оно кажется неподъемным, тяжелым грузом.

Могу ли я? Имею ли право решать, как поступить? Ведь я знаю Лорсанова совсем немного…

Это не просто сказать “да или нет” сейчас. За каждым словом лежит ответственность и последствия.

Если все пройдет хорошо, я буду рада.

Но, что, если вдруг произойдет нечто не очень хорошее? Лорсанову придется с этим жить, а мне… достанется груз вины за неверное решение и вред, невольно причиненный мужчине.

Слишком тяжелый вопрос! Нельзя торопиться…

Мы даже не помолвлены официально, чтобы я решала такие вопросы. Я предпринимаю попытку уйти от принятия сложного решения:

— У него нет других близких родственников?

— Лорсанов — выходец из приюта с младенческого возраста. У него нет родных. Есть только родственники жены. И, как его друг, я скажу честно, очень рад, что решение принимают не они. Есть шанс, что вы сделаете правильный выбор.

— А что не так с родственниками жены?

— Они не желают Довлату ничего лучше, чем мучительная смерть.

— Но я… Но я… Официальной помолвки не было, — бормочу, понимая, что силы и решимость тают с каждой секундой.

— Если делать операцию, лучше не медлить! — подстегивает меня врач. — Решайтесь. И мы прямо сейчас начнем подготовку.

У меня голова кругом. Я не должна такое решать. Не должна…

Но приходится!

Задевают слова о том, что родственники жены желают Лорсанову только смерти. Он грубый, высокомерный и всегда себе на уме, сложный до невозможности! Но желать ему мучений я бы никогда не стала!

— Так сложно… Давайте еще раз. На пальцах. Вариант А — операция. Он останется жив?

— Есть опасность в виде паралича.

— Но, даже если паралич, его жизни ничего не угрожает? — уточняю я.

— Да. Сейчас опасности жизни нет. Если отказываться от операции и просто провести симптоматическое лечение, то есть облегчить боль, то в дальнейшем я ничего гарантировать не могу. Он может проходить еще год, как ни в чем не бывало, а потом просто рухнуть бездыханным. Может уже завтра оказаться полностью парализованным без возможности восстановления.

— Хорошо. Хорошо…

Ладошки потеют. Сердце грохочет, как ненормальное.

— А я могу его увидеть? Перед принятием решения.

— Можете, но учтите, он впал в забытье.

***

Лорсанов лежит без движения. Он жив и дышит, это видно по его вздымающейся и опускающейся груди. На лице застыло выражение муки. Непривычно видеть его таким — открытым для чтения эмоций посторонними. С необыкновенной жадностью я разглядываю его лицо…

Если что-то пойдет не так, у меня в женихах окажется инвалид, прикованный к коляске, размышляю про себя. Но долго это не продлится. За такое Лорсанов меня точно прибьет!

Или выгонит…

Кажется, я хотела в монастырь… Теперь уже не так хочу туда попасть. Это было сказано сгоряча.

— И? Камилла, что вы решили? — уточняет Сулим.

— Я за операцию. Но…

Спотыкаюсь, не зная, как выразить свои ощущения. По сути, я слишком мало знаю Лорсанова, но из слов врача поняла, что именно такого развития событий он для себя не хочет. Может быть, даже боится этого!

— Вдруг все пойдет по нежелательному сценарию. Виноватой окажусь я… — выдыхаю.

— Нет, вы не правы. В этом нет вашей вины. Ни капли. Я очень надеюсь на благоприятный исход. Шансы велики. Просто я обязан предупредить о рисках. В любом случае, я буду рядом и объясню ему все.

Мне в любом случае жить с этим человеком. В хорошем он будет настроении или в плохом… Так-то я Лорсанова в хорошем настроении не видела даже. Но он умел улыбаться раньше, фото в телефоне не лгут.

Вдруг он останется в коляске инвалидной?!

Как мне потом жить с этим и знать, что он будет меня ненавидеть за принятое решение…

Часы показывают, что я раздумывала не больше минуты, но на душе у меня чувство, будто я за минуту прожила не один десяток лет. Может быть, даже седые волосинки дали о себе знать.

Чудовищная ответственность и неопределенность мигом лишают беззаботности. Я осторожно касаюсь безвольной руки Лорсанова, проведя пальцами по тыльной стороне его ладони.

Я буду рядом, обещаю мысленно.

— Делайте операцию. Мне нужно будет подписать согласие?

— Да.

Выходим. Я стараюсь не оборачиваться на Лорсанова, но потом все же обернулась и кажется, будто он лежит с сокрушающимся видом и спрашивает: что ты творишь, глупая девчонка?!

— Я заметил, что вам тяжело дается пребывание в стенах клиники. Позвонить кому-то из ваших близких?

Глава 17.

Камилла

Кому позвонить? Отцу? Он от меня отказался, отдал на время Довлату Лорсанову. Что, если он усомнится в возможности Лорсанова взять меня в жены, и решит отправить меня в монастырь, с глаз подальше!

Я этого не хочу… Да, вспылила. Но по сути, нет, не хочу!

Значит, звонок отцу отпадает.

По той же причине отпадает звонок Галие. Я никогда с ней не была дружна, а ее предательство расставило все точки над i. Мачехе? Тем более, звонить не стоит!

Я отрицательно покачала головой. Но правда в том, что мои нервы на пределе, и я точно не справлюсь сама.

— Родным звонить не стоит. Я, наверное, подруг попрошу, а пока… развеяться пойду.

— Хорошо. Проводить вас?

— Да, можно.

Сулим выводит меня из палаты, дает распоряжение медсестре, чтобы Лорсанова готовили к операции.

На улице я чувствую себя значительно лучше. Уточняю детали, касающиеся операции. Сулим отвечает подробно. Операция будет длиться несколько часов. Потом за состоянием Лорсанова будут наблюдать. В любом случае, ему придется остаться в больнице на какое-то время. Даже если все хорошо… Разумеется, исключены нагрузки в первое время после выписки из больницы.

— В целом, ему нужно восстановиться и перестать винить себя за случившееся, — добавляет Сулим, смотрит на меня с надеждой. — Может быть, у вас получится?

У кого? У меня?! Меня Лорсанов терпеть не может!

Я даже думать боюсь, как он будет зол на меня, когда узнает, что я за него такие вопросы решать вздумала. Ох… В бешенстве.

Зато есть надежда, что будет здоровым и сможет жить, не опасаясь, что откинет копыта в любой момент.

Это же хорошо, подбадриваю себя.

— Я надеюсь, что все будет успешно, — отвечаю лаконично.

— С вами приятно беседовать. Но нас ждут дела. Вам нужно подписать согласие…

По сути, сама мысль о возвращении в этот филиал ада меня пугает до сильнейшей дрожи. Но выбора нет. Плетусь обратно. Дико трушу и покрываюсь холодным потом, когда ставлю подпись. Капли пота даже над верхней губой зависли.

Все. Все.

Пути назад нет.

Мне так страшно… Как бы пережить время ожидания.

— У вас нет аллергии на лекарственные средства? — уточняет у меня Сулим. — Вам дурно. Я мог бы дать легкое седативное.

— Нет. Нет.

Я моментально отскакиваю от него так, словно он предлагает вколоть мне чуму добровольно.

— Не надо мне ничего колоть и давать. Я справлюсь!

— Уверены?

— Да-да. Ничего такого…

— Хмм…

Сулим переводит взгляд на запястье левой руки, я прокручиваю браслет без конца, тереблю его пальцами, расчесывая кожу. Кажется, уже процарапала дорожку до царапин.

— Все хорошо, — прячу руки в карман куртки.

— Вы обедали? — уточняет врач. — Можете попробовать поесть. Только не в стенах больницы. Здесь нечем перекусить, кроме батончиков из автомата и откровенно дерьмовым кофе.

— Не переживайте. Я перекушу чем-нибудь и снова вернусь в больницу, — добавляю не так радостно.

Ноги несут меня прочь из больницы. Хочется убежать далеко-далеко, но я не делаю этого, занимаю место за столиком в кафе неподалеку и достаю телефон.

“Привет, я в больнице. Можешь приехать?”

Я пересылаю это смс девчонкам, с которым общаюсь. Они охают, ахают, но, узнав, что со мной все в полном порядке, не горят желанием приехать. У каждой свои дела находятся. Я же цежу напиток по капле и стараюсь, как можно дольше оттягивая момент возвращения в больницу, расправляясь с фисташковым чизкейком по крошке.

Подруги не приедут.

Жаль…

Я просидела в кафе часа два, не меньше. На меня уже начали коситься официанты.

Расплатившись, плетусь обратно. Сердце бухает в груди, как ненормальное. Я стискиваю зубы, пытаюсь представить, что направляюсь не в больницу, а в любое другое заведение. Представить на месте больницы увеселительное заведение не выходит, но я начинаю воображать, будто захожу не в больницу, в какое-нибудь заведение, где выдают документы.

Версия так себе, но хотя бы не бьет крупной дрожью, как прежде.

***

Я занимаю место в холле и нарочно сажусь так, чтобы смотреть в сторону выхода. Так проще представлять, что нахожусь не в больнице. Хотя все равно довольно жутко.

Там где-то Лорсанов. Ему проводят анализы экстренныее, готовят к операции.

Желудок делает противный скачок к самому горлу, я едва не задыхаюсь.

Мне звонит кто-то, и я, захваченная громким звуком из мира кошмаров, быстро подношу телефон к уху, отвечая:

— Алло?

— Камилла? Камилла, это я, — пауза. — Фархат. Как ты, милая?

Фархат Кушаев!

Мой бывший жених. Помолвка с которым была расторгнута по инициативе его семьи… Тот самый, что за меня бороться не стал, и выбрал сытую жизнь взамен.

Странно, в другое время я была бы рада звонку Фархата, но сейчас испытываю раздражение лютое и желание послать его куда подальше. Ведь он даже не боролся, даже не попытался отстоять наши чувства…

Может быть, их вовсе и не было. Я о нем почти не вспоминала!

Не испытываю никакого желания с ним разговаривать. Но общение с ним отвлекает от переживаний.

— давно тебя не слышала. Как дела? Как тебе спится? Совесть по ночам не мучает.

— Камилла, — вздыхает. — Ты же знаешь. Мы — заложники влиятельных семей. Ничего не могу поделать против воли отца. Он бы не дал нам быть вместе.

— Но мы и так не вместе.

— Я знаю, — говорит грустно. — Но я скучаю. Без тебя тоскливо. Я плохо сплю, думаю о тебе постоянно. Давай увидимся…

Камилла

Видеться с тобой, индюк? Вот еще… Много чести для такого, как ты…

Вспоминаю его объятия тесные и поцелуи слюнявые, о которых думать теперь совсем не хочется, в отличие, от жарких, глубоких и чувственных прикосновениях суховатых, жестких губ Лорсанова.

— Скучаю, Ками… Очень. Не получается не думать о тебе. Я вспоминаю последний раз, когда мы были вдвоем, и просто задыхаюсь, — гундит заниженным голосом в трубку Фархат.

Последний раз? Ах, да… Тогда он целовал меня дольше, чем всегда, и трогал меня под одеждой чаще и наглее. Казалось, еще немного, и он переступит грань, а я тогда не понимала, не осознавала.

Стоило лишь попробовать, как это бывает, когда внутри все горит, как все остальное кажется лишь детским лепетом.

Голова вдруг становится тяжелой-тяжелой, а сердце, наоборот, слишком легким, стремящимся вверх, в неведомые дали. Я вдруг поняла, что Лорсанов мне нравится, больше, чем чуть-чуть.

Пожалуй, преступно сильно он мне начал нравиться за эти дни.

Еще больше я прониклась к Лорсанову каким-то потрясением и восхищением после того, как услышала от Сулима его историю.

Жалости ни капли. Лишь трепет…

Конечно, Лорсанов — грубиян и хам. Он показал себя с самой отвратительной стороны, но в то же время даже в самом его гнусном поступке заботы обо мне было больше, чем в признаниях Фархата.

Что толку мне от тоски бывшего жениха, когда эта тоска не способна толкнуть его на поступок?!

Он не вступился за меня, сразу побежал к сытной кормушке, а ведь он мной почти воспользовался. Вспоминать становится даже немного противно, как он меня трогал и терся, и шептал сальные нежности с диковатыми обещаниями, которые будто сошли со страниц самых дешевых книжонок.

Разве это справедливо, спрашиваю себя. Справедливо ли, что гнусный червяк, который Лорсанову и в подметки не годится, ходит здоровым, полным сил, и назначает свидания тайком.

Интересно, он знает, что я теперь живу с другим мужчиной? Или отец придумал какое-то оправдание для посторонних ушей?!

— Ками, не молчи. Умоляю. Скажи хоть что-то.

— Я в больнице.

— Что стряслось? — голос Фархата звучит испуганно.

— Со мной — ничего. Я здесь сопровождаю одного очень… — голос сбивается. — Очень дорогого мне человека.

Сказала это вслух, и словно земля перевернулась вверх тормашками, а небо оказалось у меня под ногами.

Мне кажется, если я выйду на улицу, я легко коснусь облаков, солнца, всего, чего хочется. Такой вдохновенной и полной сил я не чувствовала себя еще ни разу!

— Уф, значит, ты в порядке. О, проказница. Как сильно ты меня напугала! — чуть ли не мурлычет Фархат. — Ты, кажется, не любишь больницы, да?

Я как-то Фархату призналась о своих страхах. Он кивнул, разговор пошел дальше, перескочил на другую тему очень быстро. Сейчас я понимаю, что тогда это меня задело сильнее, чем я могла себе признаться.

Все на контрасте чувствуется и выглядит иначе. Я словно перебираю содержимое шкатулки воспоминаний в поисках драгоценностей, а натыкаюсь на одни фальшивые стекляшки.

Надо же, выходит, Фархат запомнил, что я не люблю больницы.

— Бросай эти скучные стены. Хочешь, я тебя спасу тебя из них? Украду, — предлагает он соблазнительным голосом.

Наверное, ему кажется, что голос полон соблазна.

Я испытываю только одно чувство в ответ — желание вслух ругнуться так же неприлично, как ругался при мне Довлат.

Но я же приличная девушка!

Поэтому говорю бывшему жениху, изобразив, как будто меня окликнули:

— Меня зовут. Давай перезвоню позднее? Буквально, через минуту.

В голове созрел план, как проучить Кушаева.

И в этом мне поможет та, что растрепала о моих танцах отцу!

Хоть какая-то возможность вырваться из тесного плена страшных мыслей…

Глава 18.

Камилла

Целый день у меня уходит на тщательную подготовку.

Я придумала офигительно крутой план и раскинула сети.

Чувствую себя коварной паучихой…

С другой стороны, не факт, что сработает.

Не факт, что они поведутся. У человека всегда есть выбор. Можно идти на зов, а можно проигнорировать его.

Сначала я болтаю с Фархатом, грустно вздыхаю, будто с тоской вспоминая наши дни и последнюю встречу на съемной квартире. Теперь-то я четко понимаю, что именно планировал мой жених — переспать со мной он хотел.

Может быть, не то, чтобы прям девственности лишить, но теперь благодаря наглядной демонстрации Довлатова я представляю себе, что можно по-разному дать мужчине желаемое и при этом остаться девственницей. Может быть, планы Фархата были как раз об этом. Не зря же он меня последний раз так лапал откровенно!

Делаю ставку на то, что ему хочется продолжения, и она срабатывает.

Не тороплюсь.

Всего лишь кидаю вскользь намеки, а он ведется.

Держится с превосходством, будто он в этой схватке главный.

Пусть так…

Позволяю ему обмануться, а к концу разговора он вообще предлагает мне встретиться. Там же… Мол, квартира сейчас свободная.

— Сейчас не могу! — шепчу с придыханием. — Может быть, позже? Завтра? На неделе как-нибудь…

— Не получится. Завтра уезжаю. Сегодня давай! Твой отец сказал, что ты у дальнего родственника гостишь. Клянусь, если мы не увидимся, я выясню, кто он такой и тебя украду! — грозится Фархат.

Я делаю вид, что в шоке.

Фархат продолжает соблазнять меня обещаниями, петь о любви и привязанности. В итоге он предлагает мне встречаться тайком на квартире.

Я умело вворачиваю в разговор тему своих танцев, и Фархат начинает фантазировать о том, чтобы я порадовала его танцем горячим. Говорит, что скучает по моим танцам. Он обещает, что никто-никто о наших встречах не узнает, а еще он сказал, что я ни в чем не буду нуждаться и зависеть от подачек родни.

Я усмехаюсь: вот и вся любовь.

Пользуясь тем, что репутация среди нашей диаспоры у меня уже подпорчена, Фархат решил не мелочиться и почти открыто предложил мне стать его любовницей, содержанкой!

Какой же мерзавец…

Как я рада, что вся правда о моих танцах всплыла, и меня отправили к Довлату! Он кажется человеком слова, а Фархат — просто гнусный слизняк, который планирует развлекаться со мной и время от времени кидать немного денег на карту!

Вот же козел…

После его слов моя решимость отомстить лишь крепнет. Поломавшись еще немного, я соглашаюсь на встречу, но предупреждаю, что сильно нервничаю и могу опоздать. Фархат клятвенно меня заверил, что будет ждать!

Дальше — сложнее.

Мне приходится собрать все свои силы и выдержку в кулачок и звоню Галие. Она отвечает. Не сразу, но отвечает…

— Приветик. Чего тебе, Камилла? — спрашивает сладенько.

— Сколько ты хочешь?

— Эээээ… — кажется, она в ступоре.

— Сколько ты хочешь денег?

— Что за вопросы?

— Ты еще не выкинула вещи из моей комнаты?

— Выкинула! Все на помойке.

— Жаль. Могла бы подзаработать.

— Что ты несешь? — возмущается.

— Я же знаю, как ты любишь певца… У него скоро приватный концерт в клубе, и ты собирала деньги тайком. Я могла бы тебе заплаить за одну услугу.

— За какую?

— Говорю же, могла бы. Но ты выкинула все… Пока!

Я даже до трех сосчитать не успела, Галия выкрикнула:

— Постой! Кое-что еще осталось. Наверное. Точно не знаю, говори, что надо, и деньги вперед!

Мы начинаем торговаться. Сходимся на том, что я кидаю ей на карту небольшой аванс, а остальное она получит потом.

— Скажу сразу, это деловая сделка. Ты — мне услугу, я — тебе деньги. Все!

— Поняла-поняла. Ну так… Что надо?!

— Привезешь мою маску, платье и белье… По одному адресу.

Я подробно описываю, что нужно взять. Уверена, у Галии потекли слюнки. Так же я знаю, что она ничего из запретного точно не выкинула.

Припрятала и надевает тайком…

Такая уж она, подлая тихушница! Ей бы никогда не хватило смелости пойти на откровенные танцы, она только народные танцы знает хорошо.

— Что за адрес?

— Неважно.

— Выглядит так, словно ты на свидание тайное собралась.

— Это уже не для сделки.

— И все же? — спрашивает с азартом.

— Ты меня уже предала однажды. Ничего не скажу! Все! Просто привези по адресу… К нужному времени. Ключи будут в кей-боксе. Просто зайдешь, тихо оставишь и сваливаешь. Ясно?!

***

Фархат в назначенный час начинает заваливать меня сообщениями, где я.

Я же отвечаю, что подождать придется, прошу его немного выпить, расслабиться. Он шутливо грозит, что возьмет с меня долг натурой, я кокетливо обещаю, что буду сопротивляться. Немного…

Прошу его оставить ключи в боксе и просто ждать меня.

Скрещиваю пальчики на удачу!

Галия пишет, что уже едет.

Хоть бы все получилось…

К моменту ее приезда, надеюсь, Фархат выпьет хорошенько!

Галия же сразу заметит броскую машину Фархата. Только у него такая машина, ярко-фиолетовая, в глаза бросается. Она сложит два плюс два и поймет, что свидание было назначено с ним.

Галие всегда нравился Фархат. Она по нему тайком сохла. Я и Галия примерно одного роста, она чуть ниже и на два-три сантиметра больше в объемах. Лицо — иное.

Но если она поймет, что к чему, то скорее изобразит меня из себя и не упустит шанс хотя бы на миг приблизиться к Фархату. А он, лопух, будет ждать сюрприз от меня и не остановит, даже если она, переодевшись в мое платье и маску, залезет на него верхом...

И, если все получится, оба останутся в дураках, пристыженными!

Я так увлеклась плетением интриг, что почти не заметила, как пролетело время.

Оглядываюсь, а уже поздний вечер… В холле, кроме меня, никого. Телефон мерцает батареей, которая вот-вот сядет.

Добрый дядечка-охранник выпускает меня из здания. Я бегу к соседнему зданию кафешки, чтобы немного приободриться себя кофе, съесть булочку и зарядить телефон. Потом — обратно!

Мои шаги, чем ближе к больнице, тем медленнее становятся, пока совсем не замирают. Допиваю напиток, выбросив стаканчик в урну…

Нужно вернуться. Найти Сулима… Может быть, уже есть новости об операции Довлата?

Телефон внезапно выдает трель, а имя на экране — совсем неожиданное.

Я едва не выронила смартфон от удивления.

Камилла

Звонил мой отец.

Я даже глаза протерла, чтобы удостовериться. Подписано “папа”и номер — точно его.

Интересно, что он хочет?!

За все время, что я с Лорсановым, он обо мне не спросил ни разу напрямую, не поинтересовался, как дела, не пожелал ни доброго утра, ни спокойной ночи.

По услышанному отрывку разговора Лорсанова с отцом я знаю, что он обо мне спрашивает. Но спрашивает у него, а не у меня напрямую. Словно отрезал ненужный ломоть.

Поэтому его звонок для меня — событие из ряда вон.

Я поражена до глубины души и начинаю дрожать от неизвестности. В голове зудит, тело трясет.

Зачем он звонит?

Может быть, до Лорсанова не дозвонился?

В курсе ли отец проблем моего жениха?

Кажется, нет.

Было что-то такое в разговоре Сулима, что я уловила.

Мол, недуг Лорсанова, его приступы — это груз его вины перед умершей супругой. Винит себя до сих пор и наказывает за то, что выжил он, а не она.

Вряд ли отец знает.

У них имеются свои дела, но, чувствую, что так плотно и тесно они не общаются. Для отца Лорсанов — успешный бизнесмен и просто хороший знакомый.

Я даже думаю, что если бы меня с этими танцами не опозорили перед Кушаевыми, отец бы никогда мне жениха не сменил и за Лорсанова не отдал. Все-таки он в курсе его славы и слухов о нем…

Звонит.

Я не спешу отвечать.

Отец второй раз мне набирает!

У меня от ужаса глаза округляются.

Что будет, если отец о проблемах Лорсанова узнает?

Вдруг решит, что я довела и взрослого мужчину до больничной койки и просто приедет, даст приказ своим людям и насильно в монастыре запрет?

Мороз по коже. Я часто вдыхаю и выдыхаю через рот, хапаю прохладный воздух.

Нужно ответить.

Нейтрально.

Соврать что-то… Если дело касается Лорсанова.

Нельзя дать отцу возможность для подозрений, будто у нас что-то не так! Все в порядке…

Еще несколько секунд привожу дыхание в норму, потом отвечаю. Как бы мне хотелось, чтобы голос звучал спокойно, но я хорошо чувствую нотки взбудораженности. Может быть, отец, знающий меня много лет, тоже это услышит? Заподозрит неладное?

А вдруг…

Почему эта мысль пришла мне в голову только в момент, когда я уже ответила. Вдруг Галия наябедничала?! Я могла и переоценить ее желание быть с Фархатом и насладиться его вниманием!

Но уже слишком поздно гадать и остается только узнать, по какой же причине отец звонит на самом деле.

— Алло.

— Ками? Добрый вечер, девочка моя. Как дела? Ты занята? Долго отвечала. Голос запыхавшийся…

— Добрый вечер. Не сразу услышала звонок. Была в дальней комнате. Бежала, чтобы ответить как можно скорее и не дать поводу жениху сердиться за поздние телефонные разговоры. Поэтому, если вы, папа, хотите мне что-то сказать, говорите это как можно скорее! — понижаю голос.

— Лорсанов требователен к тебе?

— Вы и сами прекрасно знаете, что это так.

— Знаю. Лишь хочу убедиться, что это идет на пользу и ничего сверх меры не происходит.

Мне кажется или он даже рад?! Неужели я настолько сильно его расстроила танцами?!

Столько лет жизни положить ради них и просто оказаться ни с чем.

С пустыми руками…

Обидно до слез.

— Все хорошо. Но мне пора. Еще надо навести порядок перед сном.

— Вот как?

— Обязанности будущей хозяйки по дому я выполняю безукоризненно. Можете у Лорсанова спросить, вам не придется за меня краснеть.

— Я хотел с ним поговорить. Но его телефон отключен.

— Лорсанов у себя. Работает. Просил не беспокоить.

— Ясно. Передай ему, что я звонил. Пусть перезвонит мне. Обязательно!

— Передам.

Кажется, пронесло… Выдыхаю! Но потом отец добавляет фразу:

— Ками, ты не забыла, что у Лейсат скоро день рождения? Я хочу, чтобы ты присутствовала.

Я совсем забыла о дне рождении Лейсат! Он через полторы недели… Так скоро! Не знаю, получится ли.

— Об этом вам лучше поговорить с Лорсановым, папа. Когда он вам перезвонит, разумеется. Увы, но я своим временем теперь не могу распоряжаться так, как мне хочется.

В ответ отец издает удивленный звук.

— И что? Никакого протеста? — уточняет.

— Извините, мне, действительно, предстоит сделать еще очень много дел, чтобы успеть лечь спать вовремя. Я передам Лорсанову, что вы звонили. Спокойной ночи, папа.

Выслушиваю ответное прощание и отключаюсь, едва не рухнув на асфальт от усталости. Казалось, разговор выпил из меня все силы. Не перестаралась ли я с изображением покорности?!

Придется плестись обратно в больницу. Меня запускают, конечно же.

Я выбираю диванчик, который с вида кажется помягче. Но потом всю ночь мучаюсь, меняя положения одно за другим, перебираюсь с кресла на диван и обратно! Это пыточные инструменты какие-то.

Еще больше невзлюбить больницы, кажется, уже нельзя, но у меня получается!

Я устала. Ночь кажется бесконечной. Я никогда не усну. Измучилась, что просто нет сил даже поплакать.

Но все же я как-то засыпаю.

Утром меня будят. КТо-то трясет за плечо.

Вскакиваю, продирая глаза.

— Камилла? — звучит удивленное. — Вы здесь? Были в больнице все это время?

Передо мной стоит довольно бодрый Сулим.

Я с трудом соскребаю себя с дивана в коридоре. До операционного отделения один коридор и поворот налево. Но этот диван показался мне самым удобным из всех. Или мне так просто кажется, и я очень сильно устала.

— Да. Я была здесь. Как Лорсанов?

— Сейчас он в реанимации.

Глава 19

Камилла

После этих слов Сулима сердце в моей грудной клетке стынет, а на глаза наворачиваются слезы непрошенные. Прижав руки к груди, спрашиваю, не узнавая свой голос:

— Все настолько плохо?

— Плохо? — Сулим трет глаза, сняв очки, и присаживается рядом. — Нет, совсем наоборот. Ничего дурного нет. Операция прошла успешно. Честно говоря, я думал, что вам сообщили. Я просил персонал передать вам, если вы еще в больнице.

— Я выходила ненадолго. Может быть, именно в это время меня искали и не нашли?!

— Операция прошла успешно! — чуть ли не по слогам объясняет Сулим.

— Тогда зачем реанимация?

— Это стандартная практика. После сложных операций больные находятся в палате сутки или около того. Иногда до стабилизации состояния. Сегодня Лорсанова должны перевести в специальную палату. Ближе к вечеру. Завтра, если все пройдет гладко, вы сможете его увидеть.

— Еще целые сутки ждать! — охаю я.

— Вы всю ночь провели на диванчике? — спрашивает с сочувствием, смотрит на часы. — Мои сутки дежурства закончилось. Давайте я угощу вас завтраком? — предлагает он. — Еще рано, но я знаю несколько кафе, которые уже открыты в это время. Там вкусные завтраки. Заявляю это, как опытный холостяк, который не умеет и не любит готовить.

— А я люблю. Готовлю вкусно. Только Лорсанов этого не оценил.

Последнее предложение я добавляю, буркнув себе под нос едва слышно, но Сулим обладает хорошим слухом. Мужчина, услышав мои слова, улыбается в тот же миг, заявив с удивлением:

— Быть такого не может! Довлатов вообще не избалован женским вниманием.

— Да неужели? — фыркаю я.

— Я немного не о том, о чем вы могли подумать, — добавляет мягко. — Подождите меня пять минут, я скоро вернусь.

Пока Сулим переодевается, я кое-как привожу себя в порядок в туалете.

Зеркало показывает, что я выгляжу уставшей, но заново собранные волосы, почищенные зубы и умытое лицо придают мне немного сил и уверенности в себе.

***

До кафе пешком не добраться, придется проехаться минут десять, предупредил меня Сулим.

Я настолько вымоталась, что не стала настаивать на пешей прогулке и с наслаждением расположилась на переднем сиденье седана, отклонив его назад.

— Надо было подумать о том, что вы останетесь, — замечает Сулим, нахмурившись, словно винит себя за неудобства, которые я сама себе причинила, переночевав в больнице. — Медсестра, видимо, вас не нашла, а я слишком был занят работой.

— Ничего страшного. Главное, что все прошло успешно. Успешно же, да? Лорсанов будет ходить, бегать? Заниматься всем, чем ему нравится? — засыпаю вопросами.

— Будет. Но не сразу. Ему придется беречь себя первое время. С этим могут быть сложности? — уточняет Сулим.

— Вы спрашиваете у меня?

— У вас.

— Вы больше меня знаете своего друга. Скажите лучше вы мне, будут ли с этим сложности?

— Я все гадаю, какие отношения вас связывают, — прочищает горло Сулим. — Не хочу показаться бестактным, но…

— Я невеста Довлата Лорсанова, — отрезаю. — Вы сказали, что Довлат не избалован женским вниманием. Что вы имели в виду?

— Не знаю. Вы же его невеста. Вот и скажите мне…

Ах, так! С возмущением смотрю на мужчину.

Вспыхиваю от раздражения, но потом понимаю, что так мало чего добиться можно.

Разумеется, он тоже очень взрослый, состоявшийся, себе на уме.

Я же просто глупая девчонка в их глазах, возомнившая о себе слишком многое.

Мы молчим до кафе.

— Спасибо. Дальше я сама. Вызову такси…

“Куда-нибудь” — добавляю мысленно.

Вытаскиваю телефон — разрядился!

Вот растяпа… Взяла же с собой зарядное устройство, но забыла им воспользоваться.

— Кажется, поездка на такси откладывается. Давайте позавтракаем, Камилла. Я не кусаюсь и не хочу причинить вам вреда. Просто сильно переживаю за друга. Должен же хоть кто-то переживать за него по-настоящему, даже если ему самому это не очень надо.

Слова Сулима заставляют меня задуматься. Я без ерничества выбираю завтрак, приступаю к нему немедленно. До этого момента я даже не отдавала себе отчет в том, как сильно проголодалась.

Осушив большую чашку латте с ванильным сиропом, я чувствую, как по телу струится блаженное тепло и приятные ощущения. Легкая ленца с желанием прилечь на мягкую кровать, поспать немного…

— Вам нужно отдохнуть, — замечает Сулим.

— Вы не договорили о Довлате.

— Вы тоже много мне не сообщили. Я не слышал о вашей помолвке. Может статься, что вообще никакой помолвки не было?

— Но вы же поверили мне на слово! Разрешили в документах расписаться.

— Мне подвернулась возможность помочь другу, я ее использовал, — заявляет мужчина. — Я не слышал, чтобы Довлат брал себе невесту и вообще не думал, что он решится жениться снова. Слишком глубоко он переживал трагическую гибель жены. Все эти слухи тоже задевают за живое. Хотя он не подает виду, конечно. Может быть, вы и не невеста, а просто его… девушка?

— Я голодна, хочу есть. И буду есть. Можете думать обо мне гадостей, сколько вам влезет. Но делайте это желательно в тишине! И за завтрак я сама платить не стану, — добавляю в конце.

Мужчина даже поперхнулся, не ожидал такого заявления?

— Я и не думал разделить счет!

Он выглядит смущенным, как будто я его задела.

— Вы зря обижаетесь на меня. Камилла. Довлат скрытный даже для друзей и сложный по характеру. О невесте он ни словом не обмолвился. Я просто в растерянности, что он решился начать другие отношения. Рад, конечно. Если это означает, что он решил вернуться к полноценной жизни!

— Вот и радуйтесь, а не раздувайте сплетни, — срывается с моего болтливого языка. — Извините. Просто мне неприятно. Довлат ни с кем не поделился, и меня выставляют падшей девицей! Кому такое понравится?!

— Я не… — Сулим вздыхает. — Наверное, я просто неуклюж в общении. Не хотел вас обидеть.

— Что вы имели в виду, когда говорили, что Лорсанов не избалован женским вниманием?

— Было бы некрасиво с моей стороны обсуждать его отношения с погибшей женой.

— Как все сложно. Вы заявляете, что хотели бы помочь, возлагаете надежды, а потом отказываетесь говорить. Это просто лабиринт какой-то! — говорю с отчаянием. — Устала. Надоело все это…

Внезапно мне в голову приходит мысль: отец думает, что я с Лорсановым.

Лорсанов же не в состоянии мне помешать ни в чем.

Могу делать все, что захочется! Даже сбежать…

Эта мысль взбудоражила.

Сердце забилось в груди учащенно.

Я же хотела остаться. Но как можно остаться, когда никто в меня не верит…

Никто!

Может быть, будет проще сбежать туда, где никто от меня ничего не ждет?

Тогда я точно не смогу разочаровать никого. Никого, кроме самой себя.

Что я за человек такой? Настроение и намерения меняются со скоростью света!

Не успела я ни определиться, ни подумать, как следует, Сулим отвлекает меня.

Секундой назад он читал сообщение, что прислали ему на телефон.

Сейчас он поднимает взгляд на меня, сообщив:

— Довлат пришел в себя и спрашивает о вас.

Камилла

В палату к Лорсанову входить было страшно. Я несколько раз сбегала, под разным предлогом. Дважды в туалет сходила. Кто-то посторонний мог бы подумать, будто я страдаю каким-то заболеванием. Мне же было очень волнительно, тревожно увидеться с мужчиной лицом к лицу.

Просто стояла у раковины, пытаясь остудить руки под струей холодной воды, и провести ими по полыхающему лицу. В отражении у меня были красные щеки, горящие глаза и побледневшая кожа…

Как будто я тоже была больна, причем, больше, чем немного.

Но так целую вечность продолжаться не может.

Нужно поздороваться.

Увидеться.

К тому же Лорсанов сам меня позвал, сразу после того, как очнулся, он спросил обо мне.

Наверное, это хороший знак. Смелее, Камилла, подбадривала я саму себя.

Захожу, пытаясь держаться уверенно, а у самой душа трусливо скользнула в пятки и свернулась там крошечным клубочком.

Лорсанов лежит в постели. В окружении подушек и медицинских приборов.

Осунувшийся. Скулы впалые. На подбородке и линии челюсти виднеется темноватая щетина.

Стараюсь не дать жалости прорваться, это было бы неуместно.

Больше я тревожусь.

Сулим сказал, что все должно быть хорошо, но при этом отметил, что на восстановление нужно время!

В характере Лорсанова присутствует смирение и терпение?

Я замираю у порога, мужчина смотрит на меня из-под полуприкрытых век. Его взгляд едва мерцает, выражения глаз не разобрать.

— С пробуждением тебя, — по имени я почему-то не осмеливаюсь его назвать.

— Я в больнице, — глотает окончания неразборчиво.

— Да.

— Ты дозвонилась до Сулима.

— Да. Все верно.

— У меня была медсестра. Рассказала… — снова делает долгие паузы.

— Если ты устал, лучше отдохнуть, конечно. Я рада, что ты в сознании и выглядишь значительно лучше! Честное слово! Такой свежий. Просто огурчик…

Лорсанов закрывает глаза.

Я начинаю пятиться к двери.

— Подойди. Пожалуйста, — добавляет мягко-мягко.

От удивления я опешила.

Не ожидала, что голос Лорсанова может звучать так интимно, чувственно, рождая мурашки и теплый трепет в груди. Под сердцем екает безобразно часто, я глупо иду на зов.

Даже не подумала ни о чем дурном.

Остановившись у самой кровати, едва дышу.

Глаза Лорсанова закрыты. Можно было бы решить, что он спит. Если бы глаза не двигались едва заметно из стороны в сторону под закрытыми веками.

— Я здесь, — говорю шепотом.

— Ближе.

Просьба чуть слышна. Я наклоняюсь, убрав прядь волос за ухо. Не знаю, можте быть, Лорсанов в знак признательности хочет меня поцеловать? Хотя бы щеки коснуться?

Но реальность намного прозаичнее.

Она хлесткая и такая же жесткая, как хватка мужских пальцев на моей шее.

Я захрипела, схватившись за запустье мужчины. Он крепко сдавил пальцами мою шею.

— Медсестра разболтала об операции. Я знаю все. Ты кем себя возомнила, избалованная малолетка? А?! Какого хрена творишь? Кто дал тебе право решать за меня? КТО?!

Глаза слезятся. Вот тебе и лежачий больной, который пока вставать не может! Да в нем дури больше, чем в легионе злых духов!

Перед глазами цветут разноцветные пятна.

— Убирайся! — шипит Довлатов, отпустив.

Отталкивает меня в плечо.

— Вон из палаты. В своем доме я тебя больше не держу. Проваливай куда хочешь. Это все! — выпаливает он.

Мое горло горит. Слезы обиды душат.

Отойдя к раковине, влкючая воды, чтобы вымыть лицо. По нему слезы вперемешку с соплями. Еще и кашель. Кажется, будто Лорсанов до сих пор держит меня за глотку.

Вода шумит. Умываюсь холодной. Дергаю бумажные полотенца одно за другим, снова умываюсь.

Пока зрение не проясняется.

Внутри все еще ураган.

Мне обидно. Я возмущена. Валялся бы Лорсанов с приступом на кровати! Его бы долго еще не нашли. Ведь прислуга с уборкой приходит раз в несколько дней!

Он мог умереть к тому времени или оказаться полностью парализованным.

Или просто лежать и мучиться…

Неужели надо было ничего не делать!

Что за человек? Бессердечный… По отношению к себе, а меня ненавидит так люто, что готов даже умереть, лишь бы не иметь со мной дела.

Проплакав у раковины еще немного, я вытираю опухшие глаза и оборачиваюсь с осторожностью.

Лорсанов в забытье провалился. Спит, судя по дыханию.

Что же мне делать?

Я выхожу в раздрае.

В дом к отцу нельзя. Узнает, что от меня отказался даже этот противный жених, который не погнушался взять невесту с дурной славой, точно от меня избавится…

— Камилла!

Еще и Сулим здесь. Разве у него не должен быть выходной?

Я поднимаю на мужчину взгляд.

— Все никак не уеду к себе домой. Я хотел проведать Довлата, — добавляет он. — Как прошла встреча?

От внимания Сулима не ускользнул мой опухший, как переваренная картофелина, нос, и покрасневшие глаза.

— Довлат был неосторожен в словах? Пожалуй, я объясню ему кое-что.

— Боюсь, сейчас не выйдет.Он утомился. Спит.

— Вы плакали? Все плохо?

— Ну что вы? Я же его невеста. Он без ума от счастья. А слезы… Встречи всегда такие трогательные… — вру бесстыдно и тру глаза. — Слезы сами по себе так и льются.

Не знаю, как быть со словами Довлата Лорсанова.

По сути, он меня обозвал и выставил из своего дома.

Вот только ключи от всего дома, ворот — у меня. Доступ к сигнализации у меня тоже есть.

Буду жить у него.

Хочет меня вытолкать взашей, пусть сделает это своими руками. Но для этого ему нужно будет приложить усилия и встать!

Глава 20

Довлат Лорсанов

— Привет, дружище. Ну, как ты? Еще не бегаешь?

Ко мне заглядывает Сулим, смотрит веселым взглядом, искрам в глазах не мешает даже то, что вокруг глаз после привычных суток дежурства залегли тени сероватые. Меньше всего я бы хотел видеть его.

Вообще никого видеть не хочется.

НИ-КО-ГО!

Внутри зарождается ярость, желание крушить все сдавливает глотку, перекрывая дыхание. Я испытываю такую злость, какой не испытывал давно. Она сродни сумасшествию.

Еще сильнее злость обостряется, стоит только подумать, как моей жизнью распорядилась эта малявка вертлявая.

О, как я бы ее…

Простынь трещит в кулаке. Прилив злости и желания одновременно сильный и патологически острый.

Стыдоба так реагировать на мысли о смазливой мордашке девушки, у которой в пустой головке, очевидно, только солома!

Дурочка.

Взбалмошная. Эгоистичная!

Своей жизнью вертит. Еще и моей решила? Не выйдет!

— На твоем месте я бы ох как сильно стремился встать.

— Не понял, — каркаю хрипло.

Плоть продолжает пульсировать от напряжения. Смешно. Просто смешно… Уймись… Давно не было женщины. Слабость в каждой мышце страшная, но желаниям плевать.

— Все ты прекрасно понял. У тебя такая красотка-невеста! — присвистывает Сулим. — На нее вся наша медбратия заглядывается, тайком вздыхая. Неровен час, украдут…

Друг приосанился.

— Признаться, я бы и сам вспомнил лихие традиции, умыкнул бы ее на коне.

— Не смеши! — меня начинает трясти от смеха.

Напрягаться пока не стоит, сильный смех болезненно отдается всюду, в каждом уголке тела.

— Я не смеюсь, — качает головой друг.

И мой смех прекращается. Теперь уже не так смешно.

— Может быть, скажешь, что происходит? — спрашивает Сулим, опускаясь в кресло. — Между тобой и “невестой”, — машет пальцами, рисуя кавычки в воздухе.

— Что это за тон? Я перед тобой объясняться не обязан. Ты вообще не должен был… делать ничего из того, что решила эта вертлявая юбка. Что, она тебе поулыбалась, потерлась об тебя немного, и ты сделал, как ей хочется?!

Я не замечаю, как пульс ускоряется, в крови наливается желание почесать кулаками и хорошенько набить кое-кому морду! Другу!

Стоит только представить, как вертихвостка Сулиму глазки строила, а он, лопух одинокий, слюни распустил и повелся, становится нечем дышать. Убивать хочется.

Вот уж не думал, что этого сухаря проймет красотка юная. Он же медик и циник. Не должен был повестись. Ах, наверное, на ножки залип. Они у Камиллы просто загляденье. Как бы на плечах смотрелись…

Голова гудит, как пьяная.

Уверен, мне что-то вкололи. Неподходящее.

Иначе бы такой реакции не было!

— Что ты несешь! — вскакивает друг. — Совсем ты… Берега попутал. Выражения выбирай. Ты сейчас оскорбил меня. Врачебная этика и спасение жизни для меня на первом месте. Тем более, спасение жизни неблагодарного друга. Что же касается, твоих выпадок в сторону девушки, то плюйся огнем не в девчонку. В меня!

— Что ты такое несешь?!

— Я все узнал. Сомнения закрались у меня сразу же, когда Камилла уверенно и с достоинством заявила, что приходится тебе невестой. Еще и пристыдила меня за подозрения нехорошиие. Но я твоей помолвке ничего не слышал. Однако это не помешало мне закрыть глаза. Да-да, закрыть! Ты был в крайне тяжелом состоянии. Нужно было решать, делать операцию или нет. Я и надавил, чтобы Камилла решилась, согласие подписала на операцию.

— Так это ты настоял?! — я в удивлении.

— Я рассказал ей о рисках. Она долго колебалась, говорила, что ты будешь в бешенстве. Но все равно выбрала подписать согласие, несколько раз уточнила, останешься ли ты жив.

Сулим сощурился.

— Я ей даже о возможности паралича сообщил. Она лишь еще раз уточнила, нет ли опасности твоей жизни.

— Ты же приукрасил все, пес!

— Я?! Нет! Я давно тебе говорил, что приступы болезненные — меньшая из твоих бед. Ты спрятался за этими приступами и наказываешь так себя за то, что ты выжил, а Анель умерла. Но это наказание бессмысленно. Она умерла еще до того, как ты потерял управление автомобилем.

— Помолчи.

— Не стану! Хочешь правду? Вот она… Без операции, следующий приступ обернулся для тебя параличом. Стал бы ты живым овощем. Кому бы от этого лучше стало? Анель уже плевать. Она мертва. И нет никаких небес, с которых она за тобой наблюдает, как ты считаешь. Хочешь мое мнение? Эта эгоистичная сучка, скорее, в аду поджаривается.

— Что ты несешь?!

— А что… — кивает головой Сулим. — Та еще стерва была. Не думал, что ты из таких. Из тех, которые ничего из-под каблука не замечают.

— Охренеть. Ты… Ты меня подкаблучником еще назвать решил?!

— Ты с Анель поругался незадолго до ее гибели и коришь себя за это. Не хотел тебе говорить, дружище, но те подозрения…

— Замолчи.

— Они правдивые.

— Не хочу слушать.

— Она тебе изменила. Да. Это правда. Я сам видел, как она была в отеле со своим боссом, как они целовались и шли к номеру, лапая друг друга.

— Откуда тебе знать?!

Довлат Лорсанов

— Я все своим глазами видел, говорю же! — повышает голос Сулим.

— Ты?! Не верю! Ни разу ты не говорил об этом, — рычу обессиленно и взбешенно одновременно. — Ни разу!

— Да, я молчал. Потому что это случилось незадолго до трагедии, а ты был погружен в себя, не виделся со мной даже. Потом Анель погибла, и я не стал растравливать тебя в горести.

— Не верю. Не верю… Что ты в том отеле делал? — спрашиваю хрипло. — Липа!

— Я проститутку снимал, — чуть смутившись, отзывается друг. — Кхм… На отношения времени нет, а женщину хочется. Хорошее место, мне нравится, отдохнуть — самое то. В общем, неважно. Я это своими глазами видел. Ты с Анель поругался. Потом у вас был примирительный ужин, который закончился трагично. Для вас обоих. Но суть остается. Ты не зря подозревал ее в измене. Клянусь, что не вру.

— Ты ни во что не веришь. Ни в небеса, ни в загробную жизнь. Ни в клятвы. Ты даже в мечеть не ходишь! Что толку от клятв неверующего?!

Сулим скрипит зубами.

— Я тебе сейчас клянусь не как друг, а как… Как врач! Да-да. Давно пора вырезать из тебя эту опухоль болезненную и гнойную. Ту, что мешает тебе разглядеть истинную заботу и интерес к твоей персоне. Незаслуженно! Причем.

Я замолкаю.

Губы немо открываются и закрываются.

У меня был бурный роман с женой. Я не беден, но она из гораздо более состоятельной семьи.

После смерти родителей Анель большая часть наследства ей осталась, а не сестре. Сестра бы все прокутила слишком быстро, не умела распоряжаться деньгами, и родители это понимали. Анель же — талантливый дизайнер, с коммерческой жилкой.

Анель была яркой, воздушной, напоминала праздник, который иногда блистал и на моей улице. Я ее боготворить был готов, наша близость — сумасшедший, жаркий секс был выше всяких похвал. Но все остывает со временем.

В последние месяцы мы ругались. Часто. Много. Громко.

До хрипоты и битой посуды.

Я психовал, ревнуя ее ко всем, ко всему!

Казалось, Анель была слишком расточительной на улыбки. А ее новый босс… Тот меня вообще бесил!

Анель начала слишком много времени проводить на работе, в офисе, чего раньше никогда не бывало.

Она всегда была свободным художником, с графиком, который выстраивала сама, но вдруг резко стала офисной трудягой.

Такое не могло не напрягать, не вызывать подозрения.

В разговорах Анель стало часто проскальзывать восхищение начальником. Он смотрел на мир так же и тоже увлекался искусством.

У них были общие темы, шутки, понятные только им двоим.

Казалось, я ее теряю — теряю свою жену…

Я приложил все усилия, чтобы помириться, но потерял ее окончательно после того ужасного ужина, закончившегося трагично.

Потом оказалось, что она завещала все мне.

В ее ежедневнике стояла пометка: “встретиться с юристом, завещание”, дата и время… Эта встреча состоялась бы через неделю после трагедии.

Именно это и то, что состояние мне досталось, стало причиной слухов и грязных сплетен, якобы я избавился от жены, подозревая, что она завещание хочет изменить.

Эти слухи разрастались, как грибы после дождя, не без стараний со стороны семьи Анель, конечно. Они усердно раздували и подогревали их, сплетничали, создавая мне нехорошую славу…

— Тебе пора что-то менять в своей жизни, — выдыхает Сулим. — Такой случай. Такая красавица, вах… Готовит вкусно! — похвастался.

Он сказал эти слова с крайне довольным видом, будто ему перепало. Потом я пригляделся: за эти несколько дней вечно голодная физиономия Сулима начала казаться более сытой, что ли…

— Откуда тебе это знать?

— Что? Она тебе ежедневно в больницу перекус приносит. Кукурузные лепешки выше всяких похвал! Соус острый к мясу — просто песня.

— Мне все равно ничего из этого нельзя!

Я должен быть равнодушен. Но внутри полыхнуло что-то, очень похожее на ревность!

— Да, я знаю, что тебе нельзя. Но было заметно, что Камилла старалась, а результат выше всяких похвал. Я не стал останавливать. Пусть приносит, — беспечно отозвался друг.

— Сам все сожрал, — скриплю зубами.

— Девчонка всегда приходит в то время, когда ты на процедурах или спишь. Делает вид, будто снова опоздала нечаянно, спрашивает, как у тебя дела, и убегает! Она больницы не выносит. В курсе? Каждый раз вид такой, как будто ее здесь на лоскуты порежут без анестезии. Но она все равно приходит… Очевидно, ты не очень-то рад ее видеть? — задает Сулим следующий вопрос.

— С чего ты взял?

— В день, когда ты пришел в себя после операции, Камилла вышла от тебя, явно ревела. Я спросил, все ли у вас в порядке.

Мне плевать.

Плевать, что она там ответила! Взбалмошная, капризная. Бесит!

Еще и судьбой моей вздумала управлять. Наездницей себя возомнила? Так херовая из нее наездница, мы это уже на практике проверили…

Но в мыслях при слове наездница рождаются другие картинки.

Вспоминается, как она начала меня целовать, придя в спальню. От этих воспоминаний нутро жжет, а плоть полыхает, как раскаленный, твердый камень.

— И что она ответила?

Не узнаю голос.

Чужой.

— Сказала, что ты от нее без ума, а слезы — от трогательной встречи.

Поневоле мои губы трогает улыбкой.

Девчонка — кремень.

Упрямица… Но мне не очень верится в слова Сулима насчет якобы ее чувств.

С другой стороны, можно и поговорить с врединой.

Очень хочется. Слишком яркое это желание, пусть и приправленное другими эмоциями, от которых кровь закипает.

— Она приходит… — перебираю в голове. — Примерно, через три-три с половиной часа? Когда у меня процедуры.

— Да.

— Можно процедуры перенести? — спрашиваю с неожиданным азартом. — На час раньше.

Глава 21

Довлат Лорсанов

— Можно все сделать пораньше, все твои грязные делишки, — ухмыляется друг. — И встречай свою невесту свеженьким, подмытым, — добавляет совсем уж цинично намекая, что я за собой сейчас ухаживать пока не в состоянии.

— Мля, заткнись! Быть зависимым бесит меня больше всего.

— Это временно. Скоро сможешь понемногу передвигаться. Представь, каким бы овощем ты мог стать, если бы не эта операция. Просто представь. Полезно.

— Все. Вали уже. Придет, видно будет.

Нет, я ей все-таки скажу, думаю пылко.

Скажу, что она моей жизнью вертеть не смела…

Хочет диалог и разговор? Будет ей диалог… Я пытаюсь не злиться на малявку, больше злюсь на сказанное Сулимом.

Как хочется отгородиться от всего, что он мне наплел. Вдруг приукрасил, бьется в глубине мысль.

Оказывается, я прикипел к мысли о собственной вине, и расставаться с ней немыслимо больно. Чувство вины и боль стали частью меня самого, может быть, даже слишком большой частью, а если этого не останется, то я окажусь лицом к лицу с правдой.

Внутри так нехорошо и противно тянет, ведь Сулим не солгал, я-то хорошо знаю, когда он лжет мне! Хотелось бы поймать его на лжи, но все указывает на то, что он говорил мне правду. Значит, Анель… Она… Изменяла.

Мои подозрения оказались не беспочвенными.

Она изменяла.

Она с другим была.

Может быть, даже расстаться планировала? Поэтому ее записи в ежедневнике. Проклятье! Так и подмывает проверить, пройтись по всем хлебным крошкам, оставленным Анель. После ее гибели я не рылся в ее личных вещах и записях дотошно, не проверял досконально. Было слишком больно прикоснуться к воспоминаниям и понять, что ее больше нет.

Но теперь, после слов Сулима мне хочется проверить все-все.

Остается только одно — встать на ноги поскорее.

Все, что касается моей жены, все в ее комнате, где она чаще всего работала. Заперто под ключ.

Как только смогу передвигаться, первым же делом проверю!

После аварии я обнаружил лишь запись в ежедневнике и малодушно не стал ковыряться в личных вещах, записках жены. Не стал ничего искать.

Но теперь, кажется, стоит.

Может быть, мой друг прав и наступило время расстаться с иллюзиями? Они сладкие, прикипевшие к сердце, вросшие в плоть и кровь.

Выдирать из себя память о любимой женщине? Даже подумать об этом трудно, боль согнула бы пополам, если бы я мог сейчас на ногах держаться. Но я лежу, и по кровотоку струится парализующая боль. Она вспыхивает, парализует чувства и движется дальше, сжирая меня по кусочку, пока все не тело не оказывается подчинено тотальному опустошению. Ощущение, словно меня выпотрошили, и с этим гложущим чувством пустоты приходит осознание — я всегда это знал. Знал то, о чем мне говорил Сулим. Делал вид, что только подозревал, но в глубине души давно поселилась уверенность в изменах жены. Не всегда, нет… Было у нас много хорошего. Но в последнее время она нашла для себя мужчину, гораздо более интересного, чем я сам, и роман с бывшим воякой больше не казался ей пикантным.

Всему свое время, и, похоже настал момент, когда стоит не заглушать голос правды, а принять его и задуматься о том, чтобы двигаться дальше.

Время проститься окончательно, отпустить, признать, что сам не всегда был прав. Нужно было отпускать, когда едва ощутил, что любимая ускользает, когда понял, что нет той полноты ощущений, что мысленно она уже не со мной и находится на пороге объявления о том, что нам пора расстаться.

Стоило отпустить ее сразу.

На миг снова накрывает чувством вины. Теперь уже без оттенка сожаления об утраченной любви. Просто раскаяние, что человек ушел раньше срока, и я мог быть к этому причастен.

Мог быть? Был ли…

Кто-то же отравил еду, заказанную из ресторана?!

Моих связей и возможностей оказалось недостаточно, чтобы докопаться до правды.

Расследование закрыли за неимением доказательств.

Но у отца Камиллы есть связи в верхушке, которые могли бы помочь достать все подробности закрытого дела. Его раскрутили, докапывались до сути, потом прихлопнули очень быстро, будто наспех…

По договору с отцом Камиллы, если я свои условия выполняю, Зумрат Хадиевич способствует тому, чтобы все материалы дела, даже те, что придержали и скрыли, окажутся у меня на руках.

Кто-то очень сильно постарался, чтобы я не докопался до истины.

Осталось только выяснить, кто.

Поначалу все казалось таким простым, я с легкостью на эту сделку пошел. Все так удачно подвернулось…

Теперь я нахожусь перед дилеммой, и выбор кажется невероятно сложным. Мне нужно выяснить все и отпустить изматывающую затяжную историю, оставив ее в прошлом.

Но в то же время выполнить договоренности, данные Зумрату Хадиевичу, теперь кажется невероятно сложно…

Может быть, когда малявка явится ко мне, будет проще решить эту загадку, которая изматывает?

ужно принять решение.

Я в каком-то предвкушении, настроение приподнято.

В ожидании появления Камиллы.

Но…

Она не приходит.

Впервые!

За все время, что я здесь нахожусь, когда я хочу ее увидеть и переброситься парой слов, она… не появилась.

И телефон отключен.

Довлат Лорсанов

Оказывается, незнание может мучить и стать истязанием, похлеще всех многих. Хуже боли, сожаления и болота вины, в которых я захлебывался прежде.

Камилла не приходит. Ее телефон выключен.

Поначалу я решил, что она просто характер проявила. Обиделась на сказанное мной.

Решила не отсвечивать.

Ведь, судя по данным моего приложения, в котором я могу отследить, кто заходит и выходит из моего дома, Камилла и не думала уезжать. Обосновалась там плотно! Находится постоянно в те часы, когда не на учебе.

Что, даже на танцы не ходит?

Странно-то как! Меня нет рядом. Нет надзирателя, который указал бы на место.

Я ждал от нее чего-то подобного: всплеска непокорности, но взамен получил непокорность, вывернутую наизнанку.

Она не ушла из моего дома, как я ей и сказал, но и у меня не появляется.

Проверяю данные: она вышла из дома и не вернулась.

Прошла ночь.

Начался новый день.

Ее нет, и это ужасно злит. Будоражит. Изматывает.

Мое пробуждение всегда начинается с ноющих тянущих ощущений в пояснице, но на этот раз я даже не спал, мирился с физической болью и чуть не сгрыз себя от мыслей.

Беспокойство. Страх. Подозрения.

Она не вернулась домой.

Почему?

Где ночевала? У кого…

Я варюсь в аду и не знаю, как вырваться из него. Потому что временно все еще не могу даже встать. Чувствую руки-ноги, это радует. Подняться пока сложно — в позвоночник будто вплели огненную плеть, которая обжигает всякий раз, когда мне хочется сделать несколько движений.

Хоть проси друга обколоть мне обезболом и вставай, честное слово!

Промучавшись сомнениями добрую половину дня, я сдаюсь и решаю позвонить знакомому, который содержит частное охранное агентство. Если надо, найдет, кого потребуется. Перечень услуг — самый широкий. Я связываюсь с Муратом, секретарь просит повисеть на линии. Я считаю гудки, они длятся целую вечность. Сглатываю. Слюны нет. Беспокойство колючим комком прокатывается по горлу.

— Лорсанов? — бодро здоровается знакомый. — Какими судьбами?

— Здорово, Мурат. Давай ближе к делу, идет? Нет времени на болтовню. Дело срочное.

— Окей, — мгновенно меняет тон голоса. — Как скажешь! Слушаю внимательно…

Прокашлявшись, готовлюсь назвать ему основные данные, как вдруг дверь открывается.

В проеме мелькает девушка и исчезает, поспешно захлопнув дверь.

Все мои чувства, рецепторы, только об одном кричат — это Камилла.

— Извини, дружище. Перезвоню, — бросаю торопливо и ору. — КАМИЛЛА! СТОЙ!

Ааааарррр… Я бы догнал эти вертихвостку в два счета. Но сейчас я в роли лежачего, а она такая быстрая, шустрая, хлопает дверью и убегает!

Мне остается только бесноваться и материться, мешая родной язык с русскими матами.

— Вернись, поговорить надо!

На шум заглядывает медсестра, перепуганная.

— Что случилось?!

— Девушка! Посетительница! Верните ее! Живо! Сюда…

Медсестра отпрыгивает испуганно, от такого напора, пятится, бросает взгляд влево.

— Она здесь. Никуда не ушла. Ждет. Камилла, да? — уточняет, смотря в коридор. — Вас ждут. Вы зайдете?

Напрягаю слух изо всех сил, чтобы услышать сбивчивую речь Камиллы:

— Скажите господину Лорсанову, что я просто со временем ошиблась. Я…ухожу!

— Я специально перенес процедуры! — говорю как можно громче. — Зайди! — командую. — Есть разговор! — добавляю еще жестче.

Фиг там. Никакой реакции.

— Мне нужно… эээ… твоя услуга. Принесешь мне кое-что из дома. Очень… надо. Прошу. Пожалуйста, — цежу сквозь зубы.

Приходится пойти на хитрость, чтобы выманить бестию. Она так еще заноза, но все еще в некоторых вопросах — просто ребенок. Волшебное слово “пожалуйста” возымело свое действие.

Камилла заглядывает в палату с опаской.

Подкрашенные глаза сверкают настороженно.

— Что? Что я должна принести?

— Это личное, — отвечаю хрипло. — Я не буду об этом кричать издалека.

Игнорирую радость и облегчение, которое заставляет мое тело парить и каменеть одновременно.

— Подойди, скажу.

Камилла мнется, потом осторожно заходит и останавливается в метре от меня.

Прищуриваюсь. Она оценила дистанцию, с которой ей меня не достать.

— Подай воды, в горле пересохло.

Для этого ей приходится подойти на шаг ближе, и я перехватываю ее свободной рукой, всматриваясь в лицо.

Она выглядит иначе. Накрасилась. Я привык, что наши женщины густо глаза красят, но за Камиллой ранее такого не замечал. Сейчас же она не только глаза накрасила, но и лицо щедро тоналкой намазали и припудрила. Даже румяна.

— Ты… с танцев, что ли?! — спрашиваю, наполняясь тихим гневом.

Это больше на грим смахивает, на сценический макияж, чем на обычный!

Неужели в этом все дело?!

— Отпусти… Не твое дело!

Она пытается вырваться, отворачивает от меня лицо, На него как-то странно ложится тень, и я замечаю то, что она так сильно пыталась скрыть яркой косметикой.

— Тебя кто-то ударил?! КТО?!

Глава 22.1

Камилла

Злость и ярость в голосе Довлата Лорсанова яркие и неприкрытые, у меня в груди сжимается болезненный комок. Он быстро превращается в нерастворимый камень, который так и остается внутри, распространяя по всему телу оцепенение и дурные мысли с привкусом разочарования.

Наверное, Лорсанов считает, что я сама напросилась.

Сама виновата.

Вот и отхватила.

Может быть, отчасти он даже прав?

Я пытаюсь отстраниться, но крепкая хватка мужской руки не позволяет это сделать. Более того, скомкав салфетку, Лорсанов макает ее в стакан и пытается стереть мой яркий макияж. Его постигает разочарование. Почти сразу же.

— Что за ерунда? — ворчит. — Оно как будто размазывается. Но не уходит сразу.

— Это же водостойкий макияж. Специальный, — мычу. — Для выступлений. Все танцоры потеют во время выступлений. Девочки — тоже. Обычный макияж бы сразу испортился, а этот от пота и слез чуть-чуть только может поплыть, но будет держаться.

— Вечно?

Вопрос Лорсанова в чем-то кажется мне жутко наивным, я прыскаю от смеха.

— Нет же! Можно стереть. Специальным средством.

— А сейчас? — уточняет с азартом, сощуривается.

Тощно хищник в густых зарослях джунглей.

— Нет. Не получится. Не надо!

Мне все же удается пересесть подальше, к его ногам. Лорсанов продолжает за мной наблюдать. Я могла бы и уйти, но не делаю этого.

Меня к нему тянет, хочется знать, что все в порядке. В порядке же?

— Сулим заверил меня, что ты идешь на поправку и… это временно. Все временно. Потом будешь снова стоять на голове, на руках ходить.

— Вот как? Колесом еще пройтись, скажи.

— Мне казалось, ты ловкий, тренированный мужчина. Для своих… лет.

Последнее точно было лишним. Лорсанов насмешливо фыркнул, но быстро сменил выражение лица с ироничного на требовательное.

— Стирай.

— Не могу! Не проси. Я не буду с фингалом ходить.

— То есть синяк. Кто? — спрашивает резко.

— Я… Не скажу. Это случайно. Да, случайно.

— Где? Как? Причину случайности я могу узнать?

— А зачем?! — выпалила я. — Ты меня выгнал из своего дома. То есть помолвки не будет, да? Я немного пожила у тебя. Если можно, поживу еще немного. Самую чуточку. Ты даже не заметишь, что я у тебя жила. Я чистоплотная, аккуратная и все такое. К моменту, когда ты будешь готов вернуться в свой дом, от моего пребывания там не останется и следа.

— Вот как? И куда же ты денешься?

— Еще не знаю. Есть варианты. Я над ними работаю, — хмурюсь.

— С чего ты взяла, что договоренности — конец? — спрашивает резким тоном Лорсанов.

— Но ты же…

— Пары ссорятся, — обрывает. — Мирятся.

— А мы… — от удивления у меня глаза вот-вот на лоб полезут.

Язык не осмеливается вытолкнуть эти слова.

Мы — пара, что ли?!

Я только мысленно об этом спрашиваю. Лорсанов же кивает серьезно.

— Оставайся. Все в силе, — добавляет.

— Ааа, ладно, — бормочу, едва шевельнув губами.

Как-то не очень похоже, что мы — пара. Он взрослый и ужасно сложный, я же вообще не знаю, куда деть себя и что вообще хочу.

Еще недавно я была готова терпеть ужасный характер Лорсанова и терпеть все-все, если вдруг он останется человеком, которому грозит инвалидное кресло. Будто в наказание за то, что посмела решать за него.

Но Сулим заверил меня, что все будет хорошо, Лорсанов на меня сорвался. Я мигом перестала желать быть жертвой вспышек его дурного характера и начала думать о том, чтобы жить самостоятельно.

Пока ничего такого, лишь сладкие мечты, где я круто расправилась с неприятностями и успеваю всюду.

В реальности же я спотыкаюсь о то, что на мою карту папа перестал класть деньги.

Раньше еженедельно отправлял, я тратила.

Не так давно, буквально месяца два назад переводы начали становиться все меньше и меньше, а с момента, как я поселилась жить у Лорсанова, с этим стало совсем туго.

Ни одного перевода, папочка, как же так?

Мои деньги стремительно тают, а я, между прочим, совсем не шикую!

— Ты исполнишь мою маленькую просьбу? — обращается ко мне Лорсанов.

Я снова в шоке. Он обращается ко мне сегодня так часто. Не ругает.

Не смотрит, как на провинившуюся. Неужели все дело в синяке?

— Не надо меня жалеть! — вскипаю мгновенно.

— То есть?

— Что есть, то есть!

Я вскакиваю и начинаю ходить по палате, чуть не подпрыгивая от того, как гулко бьется в моей груди сердце под пристальным взглядом мужчины.

— Синяк никуда не денется. Все. Только ждать, что пройдет.

— Я хочу знать, откуда он вообще взялся?!

— Зачем?!

— Бл… Потому что ты под моей ответственностью и ходишь битая, разукрашенная. Потому что первая и единственная обязанность любого настоящего мужчины не допускать подобное. Вот почему! — повышает голос Лорсанов.

Я застываю у окна, приходится даже прибегнуть к помощи подоконника, чтобы не скользнуть вниз, на пол.

Очень сильно меня поразили слова Лорсанова, его эмоции. Такие сильные, бурлящие. Как горная река — ледяная и от того обжигающая еще сильнее.

— А что, если… Если я это заслужила? Вела себя гадко. Недостойно. Сделала нечто ужасное?

— Что бы ты ни сделала, это не причина чесать об тебя кулаки. Любому. Ни одной причины не существует. И точка.

Ух…

Я как будто воспарила над танцевальным полом в самой сложной из поддержек партнера.

Улыбка коснулась губ.

— Что тебе принести?

Довлат хмурится.

— Ты говорил, тебе из дома нужно принести что-то личное. Что это?

— Эээ… Бритвенный станок. Мой бритвенный станок. От больничных одноразовых бритв у меня раздражение. Кожа сухая. Дерут нещадно.

— Хорошо, я принесу! — быстро направляюсь к выходу.

— Эй! — доносится мне в спину. — Ты так ничего и не сказала.

— Скажу. Принесу бритву и скажу. Обещаю… Пока!

Я выбегаю, пока не захотелось сделать глупости — поцеловать Лорсанова в его не слишком хорошо выбритую щеку.

Он прав, больничные станки нехорошо бреют. Всегда идеально выбритый, сейчас он обзавелся небрежными клочками щетины.

Принесу бритву…

Может быть, к тому моменту удастся собраться с мыслями и объяснить, как так вышло, что своим появлением я чуть не сорвала день рождения мачехи…

Довлат Лорсанов

Следующего появления Камиллы я жду с предвкушением, от которого закипает кровь. Даже друг отметил, что я выгляжу иначе.

— С таким настроем выпишу тебя из больницы уже через неделю.

— Еще целю неделю? Я думал, через три дня я буду уже у себя.

— Нет, мой друг. Пока ты только присесть можешь, ходить рано. Да и потом…

Сулим задумчиво листает заметки, качает головой.

— Ну, что еще?

— Думаю, сможешь ли ты рекомендаций придерживаться? Тебе запрещены нагрузки, а ты…

— Что я?

— С таким аппетитом выглядываешь в окно, в ожидании своей невесты, боюсь, как бы ты сразу не потащил ее в кровать. Для постельных подвигов рано, тем более.

— Хватит с меня твоих шуток. А еще… — сощуриваюсь. — Хватит поглощать все, что она готовит. Ясно?! Отъел себе харю, щеки до плеч свисает.

— Ты просто завидуешь, потому что сам сидишь на послеоперационной диете во избежание осложнений с ЖКТ.

— На твоем месте, дружище, я был бы осторожнее с едой и точно не стал бы злить Камиллу. Иначе ее еда сделает тебе плохо.

— Злить Камиллу? Какому кретину могла прийти в голову такая идея? Э нет, мой дорогой…

Чувствую, что он вот-вот скажет еще что-то. Это может мне не понравиться. Очень. Поэтому я перевожу разговор на другую тему, вспомнив и других общих знакомых.

Время от времени ко мне в больницу наведывается помощник из моего офиса. Но большинство вопросов можно решить и на расстоянии.

Я купил хорошо отлаженный бизнес, влил в него средств. Теперь компания грузоперевозок работает, как часы.

Есть рабочие нюансы, но со всем можно разобраться. Без лишнего головняка.

Для этого у меня есть директор. За что-то же я ему плачу, верно?

Пусть разгребает повседневные нюансы.

***

Я полон нетерпения. Словно назло, Камилла появляется через день, с небольшим опозданием.

Я жадно разглядываю ее с головы до ног, сегодня на ней не так много макияжа, что не может не радовать.

Она принесла мне бритвенные принадлежности и словно спешит уйти. Я же напротив, прошу ее остаться и подержать зеркало, пока буду бриться.

Камилла осторожно присаживается на край моей постели. Ее взгляд как теплый лучик, скользит по моему лицу. Чутко считываю ее эмоции и немного сбившееся дыхание, когда она отдергивает взгляд в сторону.

— Тебе неприятен шрам? Ты никогда долго не смотришь мне в лицо.

— Наверное. Да, поначалу, конечно. Но сейчас, нет, не в шраме дело. Просто неприлично долго разглядывать мужчину.

— Ааа… Эти правила. Но в танцах.

— Это другое.

— Ты танцуешь танго?

— В том числе.

В голосе Камиллы проносится грусть.

— Давай договоримся?

— Сразу говорю, нет! — выпаливает она.

— Что? Я еще ничего не сказал.

— Ты хотел, чтобы я научила тебя танцевать танго. Нет.

— Ну и с чего ты решила, будто я попрошу тебя именно об этом? Ошиблась, девочка.

Камилла густо краснеет.

— Я хотел попросить тебя о другом. Танцы и прочие нагрузки противопоказаны. Пока. К тому же не уверен, что получится.

— Думаешь, я плохой учитель?!

— Нет. Дело в другом. Я плохой ученик.

Снова ее лицо неуловимо меняется.

— Держи зеркало повыше. Так что насчет договора? — хочу добиться правды.

— Я же не могу согласиться, не зная.

— И отказывать, не зная, тоже не стоит. Поверь.

— Хорошо. Что это за уговор?

— Я разрешу тебе танцевать, — сам не верю, что произношу это. — Если ты будешь со мной честна.

— Ммм… У нас уже был уговор. От него не осталось и следа. Да и вообще! — вздыхает. — Натан вовсю тренируется с другой.

Камилла прикусывает губу, переводит взгляд в сторону. Она часто дышит, негодует, явно считая партнера предателем.

— Скоро соревнования?

— Да, — кивает, смахивая слезинки.

— Хочешь, я пойду смотреть вместе с тобой, как он проиграет?

Камилла смеется, потом добавляет:

— Но я бы никогда не желала Натану проигрыша. Никогда. Я бы хотела победить.

— Победить? Или танцевать?

— Но это одно и то же…

— Нет, не одно и то же.

— Все хотят победить!

— Да. Но не для всех занятия, например, теми же танцами — это смысл жизни. Ты знаешь много танцоров, которые посвятили этому целую жизнь?

— Точно не все. Я не совсем понимаю, куда ты клонишь.

— К тому, что тебе стоит понять, что для тебя значат танцы. Просто увлечение, способ сбежать на время или то, без чего ты не можешь жить и чувствовать себя счастливой. Не для меня. Для себя…

— Ооох, — выдыхает Камилла. — Слишком сложно. Можно я подумаю потом?

— Как тебе будет угодно. И все-таки, кто оставил на тебе синяк?

Девчонка мгновенно пересаживается подальше, словно боится, что ей и от меня влетит.

Это так злит, я бы не поднял на нее руку! Ни за что. Но охотно отлупил бы того, кто оставил на ее красивом личике синяк.

— Камилла. Просто скажи.

— Не могу. Не важно.

— Имя назови! — говорю строго. — Кто?!

— Это не важно.

— Для меня — важно. Ты вынуждаешь меня встать раньше срока и докопаться до истины самому.

Я медленно сажусь в кровати, хватаюсь за катетер, чтобы выдернуть его. Камилла вскакивает, топнув ногой:

— Тебе нельзя! Сулим говорил, что нельзя. Надо быть терпеливым, чтобы потом не было осложнений. Только хуже сделаешь!

— Так скажи, кто это сделал! — почти кричу.

Она смахивает пот со лба.

— Хорошо. Хорошо, я скажу. Только ложись обратно.

Сердце колотится как безумное.

— Имя?

— Зумрат Хадиевич, — неохотно называет имя отца. — Я испортила его любимой жене праздник. Опозорила ее. Он разозлился, и… — вздыхает. — Вот. Весь вечер я провела вдали от гостей.

Вот черт. .

Перед глазами темнеет.

Кажется, отец Камиллы совсем выжил из ума, если под чарами и влиянием второй жены начал лупить дочь…

Глава 23

Довлат Лорсанов

Не узнаю свой голос.

— Это был твой отец?

Кивает.

— Но я…

— Молчи, — хриплю. — Хватит говорить, что ты заслужила. Это не так. Ты, конечно, та еще заноза в заднице. Но… Нет.

Отрицательно качаю головой.

— Нет. Нет. И точка.

Камилла смотрит на меня с удивлением, даже не дышит, медленно-медленно скользит взглядом по телу и застывает взглядом на обломке бритвенного станка. Кажется, крепкий станок раскрошился под давлением сжатого кулака.

— Станок нехороший попался, я взяла у тебя несколько. На всякий случай, — роется в рюкзачке.

Сегодня у нее очень красиво собраны волосы под традиционную косынку. Так она выглядит взрослее и серьезнее. Мне же нравится, когда у нее распущены волосы и движения легкие-легкие, без тени грустной задумчивости.

Как бы это изменить.

Изнутри ломает.

Сам не понимаю, что происходит.

Наказания в наших семьях — дело не настолько скандальное, чтобы ужасаться. Но сейчас мне так не кажется.

Может быть, все потому, что я знаю то, что не знает Камилла? Знаю о мути сомнениях Зумрата. Кажется, я даже знаю, с какой легкостью ему дался этот удар.

Перед глазами снова темнеет.

Это же не просто пощечина. От них не бывает синяков. У Камиллы же четко след от сильнейшего удара. След будет сходить не меньше недели. И то, я не видел синяк без косметики. Наверное, у нее все лицо ноет…

Проклятье.

Хочу избить старика, выжившего из ума.

Яростное помутнение отпускает не сразу.

Когда поднимаю взгляд на Камиллу, понимаю, что она так и сидит без движения и едва дышит.

— Как ты опозорила Ляйсат?

Камилла переводит взгляд в сторону, рассматривает стены очень увлеченно. Она держит серьезное выражение на лице, но я хорошо замечаю, каким озорным блеском сверкнули ее глаза, а на губах промелькнула улыбка.

Что же натворила эта озорная девчонка?

***

Камилла

Слова Лорсанова возвращают меня назад, в атмосферу родного дома. Отматываю пленку назад так, словно это было давно-давно, а по сути — прошло всего ничего!

В моей памяти еще свежо волнение, безумная тревога, с которой я всю дорогу от дома Лорсанова до дома отца икала, сидя на заднем сиденье такси и пыталась запить волнение соком, но сделала только хуже — жажда лишь усилилась.

Я едва дыша вошла в дом, приветствовала отца и мачеху.

Мне кажется, или объятия отца становились с каждым разом все прохладнее и прохладнее?

Говорят, что отпустить дочь из отчего дома в дом ее будущего мужа непросто, но отец ведет себя так, словно уже меня отпустил и задолго до того, как я это почувствовала.

Может быть, я просто себя накручивала?

Осторожно глазела по сторонам, выглядывала, где находится Галия. Ее не было видно. Зато мачеха пронзала меня взглядами так, словно кишки мне выпускала.

Я неловко извинилась за Лорсанова, сказала, что ему срочно понадобилось лететь, мол, он умчался в аэропорт за несколько часов до празднества.

Отец даже внимания не обратил, напротив, будто был рад, что Довлата не будет.

Атмосфера была напряженной.

Казалось бы, Ляйсат — виновница торжества. Но все словно кого-то ждали.

Очень важного.

Праздник без него не начинали.

Я видела, как нервничает мачеха, как несколько раз она подходит к отцу, увещевая его начать праздник, ведь собралось много наших и с ее стороны — тоже. Ее праздник, главный праздник, никак не начинали без какого-то важного гостя, который опаздывал вот уже на целый час…

В очередной раз разговор Ляйсат и отца я услышала краем уха.

— Сколько можно ждать, Зумрат? Кто важнее? — плакалась мачеха. — Эта строптивая девица или я? Почему ты снова ставишь ее на первое место?

Отец буркнул что-то, кажется, прозвучала фамилия. Я толком не разобрала, а ближе подходить не стала, боясь, что меня застукают за подслушиванием.

— И так ее увидит. Целый вечер впереди. Я чувствую себя прислугой какой-то, а не хозяйкой вечера, любимый!

— Ты не только хозяйка вечера, ты — хозяйка всего моего сердца.

Я скривилась и отошла подальше, внезапно наткнулась на Галию. Она шмыгала туда-сюда с подносом в руках, была совсем в неприметном платье, в то время как мне отец приказал принарядиться и выглядеть хорошо.

— Ааа… — протянула сестрица. — Подслушиваешь! Все маме расскажу…

— Рассказывай. Может быть, заодно расскажешь, как прошла твоя ночь с парнем?

— Тшш!

Галия сделала испуганные глаза, оглянулась, чтобы нас никто не слышал.

— Это ты, позорная, тебе плевать, что о тебе скажут, а мне — нет.

— Так помалкивай и бегай с подносами. Кстати, я хочу сок. Нет, не яблочный! Апельсиновый хочу. Принесешь? — улыбнулась я.

— Сука ты!

В глазах Галии блеснули слезы. На миг мне стало ее жалко. Но лишь на миг.

Я вспомнила о том, какая она подлая, и успокоилась. Слезы в ее глазах, понурый вид и вообще, вся поза, общее настроение намекали на то, что Фархат не обманулся и не прельстился видом моей сестрицы.

Неужели он выпил меньше, чем я ожидала? Наверное, выгнал ее, может быть, даже обозвал, разбил ей сердце…

— Ты за это поплатишься! — пригрозила она. — Ты сдохнешь в таких же муках, как твоя мамаша.

— Да что ты знаешь. Ничего. Только сплетни подбираешь за своей мамашей, как объедки со стола.

— Я много чего знаю, а ты — нет! — захихикала, как гиена, Галия. — Зря ты злорадствуешь… Я кое-что слышала о твоем настоящем “женихе”, — махнула пальцами.

— Слухи? — я думала, что она имела в виду слухи о Лорсанове. — Так они не новы!

Галия снова засмеялась так, словно я — дурочка, а она — самая умная.

— Тебя сбыли, как дешевку. Калым, который за тебя внесли, не стоит и трети того, что в прошлом за тебя отдавала семья Фархата Кушаева. Но это и понятно, кому нужна порченая девка…

— Иди уже! — зевнула я. — Там у гостей надо подлить напитки, и вытряхнуть пепельницу у мужчин. Работенка для тебя. Ксатааати, Галия, почему ты бегаешь, как прислуга? Неужели мама тебя поймала на позднем возвращении и наказала?

Судя по слезам на глазах Галии и скорбно опустившимся губам, я была права. Галия странно кивнула, посмотрела мне куда-то за спину и прошмыгнула в сторону, словно ветер.

Не успела я улыбнуться снова, как на плечи легли узкие, цепкие пальцы.

По телу мгновенно пробежала дрожь...

Камилла

Я узнала прикосновение рук мачехи. Говорят, у нее очень умелые и заботливые руки, ведь она помогла появиться на свет стольким детишкам!

Руки мачехи всегда казались хитрыми капканами, которые лишь кажутся заботливыми и безопасными, но на деле таили в себе угрозу. Так и сейчас, она сжала мое плечо и впилась пальцами под ключицу.

— О чем злорадствуешь, маленькая шлюха? — прошипела едва слышно мне на ухо.

Отец поискал нас и махнул рукой, приглашая к столу.

Мачеха пошла на его зов, продолжая меня обнимать и мурлыкать с улыбкой всякие гадости:

— Я знаю, что это ты подстрекала мою девочку на всякие грязные выходки. Это всегда была ты! Ради сохранения ее чистоты и блестящего будущего мне пришлось наказать Галию за поздние прогулки. Но я точно знаю, что это ты ее подбила на пошлости. Зря радуешься… Твои дни сочтены.

Ляйсат довела меня до стола, поцеловала в висок.

— Зумрат уже разглядел в тебе гниль и очень скоро от тебя избавится. Окончательно. Скоро в этом доме не останется ни одного следа от Ибрагимовых, — назвала девичью фамилию моей матери.

Меня буквально скрутило от гнева.

Тогда я поступила очень гадко и расчетливо.

Я обняла мачеху, поцеловала ее, задержала ладони в своих руках и поздравила громко-громко. Сидящие рядом тетушки и двоюродные сестры аплодировали моему поздравлению.

Потом я отодвинула стул и села, а мачеха поплыла между столами для мужской и женской половины. Она шла по центру, направляясь к отцу, который стоял рядом с тамадой и готовился пышно поздравить супругу.

У Ляйсат было роскошное, золотистое платье. Разумеется, в пол.

С длинным шлейфом, будто у звезды Голливуда. Он волочился за ней по полу, словно хвост змеи.

Когда я садилась за стол, я поставила стул и прищемила ей подол двумя ножками, села, всем весом вжавшись в стул.

Ляйсат сделала два или три королевских шага под громкую музыку и аплодисменты, а потом…

Она и не услышала из-за музыки, как затрещала ткань платья.

Слишком сильно хотела получить миг торжества.

Верхняя золотистая часть платья вместе с подолом просто сползла к ее ногам, как кожа змеи.

Ляйсат слишком поздно поняла, что происходит.

Она осталась в одной нижней прозрачной юбке.

Ее короткие, полноватые ноги, бедра, даже трусы были выставлены напоказ.

На глазах у всех мужчин и детей, у всех приглашенных дедов, бороды которых были белые, как снежные шапки гор.

Такого позора точно никогда еще не было.

Отца чуть удар не хватил!

Разумеется, мачеха убежала в слезах, гости разбрелись по дому, бурно обсуждая произошедшее.

Под шумок я тоже улизнула и хотела войти в свою старую комнату, но дверь оказалась заперта.

— Что, спрятаться пытаешься? — прогремел за спиной голос отца.

Я обернулась.

Он был в ярости, дрожал от гнева, ткнул в меня пальцем.

— Это была ты. Опозорила мою жену. Извинись перед ней немедленно.

— Это была случайность.

— Врешь! — разозлился отец, побагровев. — Врешь и не краснеешь! В глаза мне врешь…

— А ваша жена про меня и маму гадости говорит! Постоянно…

— Не так уж она не права, — усмехнулся отец и покачал кулаком у моего лица. — Последний раз предлагаю: немедленно извинись. На колени встань! Умоляй, чтобы Ляйсат тебя простила!

— Не буду!

— Значит, я перед ней за тебя извинюсь, — вздохнул он и треснул меня по лицу кулаком.

У меня из глаз аж искры посыпались, голова мотнулась так сильно, что я на ногах не удержалась. Меня развернуло и впечатало лицом в дверь. Я сползла на пол.

Все онемело от вспыхнувшей боли. Изо рта даже слюни потекли с привкусом крови.

Перед глазами все плыло. Я плохо слышала, как бранился отец, с трудом понимала, что он подхватил меня, встряхнул и всматривался в лицо.

— Марш в кухню. Приложи к лицу лед. Приду через полчаса! — шикнул на меня. — Живее.

Я поползла наощупь. С трудом забилась в свободный угол на кухне. Тут все шкворчало, шипело. Приглашенные повара и поварята готовили во все руки.

Было жарко. Лед, который я приложила к лицу, таял быстро-быстро и стекал на праздничное платье, пачкая красивый бежевый атлас.

Еще и Галия, словно нарочно, запнулась на ровном месте и опрокинула на меня целый соусник с жидким маслом.

В таком состоянии я бы точно не смогла присутствовать на празднике.

Отец, заглянувший на кухню, увидел меня и смачно плюнул под ноги:

— Скройся! Чтобы я тебя не видел! Выглядишь, как будто в канаве год пролежала. Придется сказать, что ты заболела…

Глава 24

Камилла

Потом была долгая, бессонная ночь в худшей из гостевых комнат. Отец вошел без стука под утро. Я слышала его шаги, слышала, как он щелкнул кнопкой выключателя и подошел к кровати.

Он на меня смотрел. Я лежала лицом к стене и боялась, внутри тряслась от липкого, удушающего страха. Раньше отец меня никогда и пальцем не трогал, а здесь ударил так, что вся половина лица горела, ныла, саднила ужасно сильно.

Отец смотрел на меня, и я не могла не чувствовать его взгляд.

Он скользил по моему лицу, волосам и открытым плечам, снова поднимался к лицу.

Секунды тянулись целую вечность.

Потом он наклонился, натянул одеяло повыше и вышел, тяжело вздохнув.

Не знаю, о чем он думал в те минуты, но я думала лишь о том, как бы навсегда покинуть стены отчего дома и никогда-никогда сюда больше не возвращаться.

Утром я изобразила покорность, с мачехой не сталкивалась. Отцу сказала, что Лорсанов потребовал от меня идеальной чистоты, наплела про сложный проект на учебе.

— А танцульки? — фыркнул отец. — Про них забыла.

— Жених не разрешает мне танцевать.

— Но навыки ты не растеряла? — зачем-то уточнил он.

— Я их не применяю.

— Значи, у тебя учебы полно.

— Да, отец.

— Ты меня разочаровала вчера, Камилла. Безумно сильно. Я надеюсь, что хотя бы учеба тебе дается на отлично, без всяких подводных камней. Иначе за что я плачу? — спросил он. — Посмотрю, как сдашь сессию, и на этом все.

— Что значит “все”.

— Все, значит, все, — тяжелым взглядом посмотрел на меня отец. — Если жених будет заинтересован, продолжишь учебу или что ты там еще хочешь. Если же нет, то я умываю руки. Я вырастил невоспитанную хабалку. В таком случае всем плевать, есть у нее высшее образование или нет. Твои поступки говорят лишь об одном — ты глупа и несдержанна, опозоришь меня еще не единожды, если останешься в стенах этого дома. Я переговорю с… женихом. Если все в силе, значит, браку быть быстрым.

На этом разговор закончился. Отец вызвал для меня такси на нужное время, я отправилась в университете.

***

— Камилла?

Голос Лорсанова как огонь маяка в бурю, не дает сойти с нужного пути. Я мигом возвращаюсь к реальности, стряхиваю оцепенение.

Лорсанов смотрит на меня, весь напряженный, тугой, готовый взорваться или выплеснуться из себя.

Мне хочется отодвинуться, но чувство прикоснуться к его обжигающим эмоциям, хотя бы немного распробовать их на вкус гораздо сильнее. Поэтому я остаюсь на месте, после краткого пересказа событий званого вечера.

— Сильно болит? У тебя голова кружилась после удара?

Лорсанов осыпает меня вопросами, матерится без конца. Злится! Даже приказывается, чтобы я отправилась на осмотр.

— У тебя может быть сотрясение.

— Все хорошо.

— Немедленно встала и вышла. На обследование! — приказывает. — Хотя нет! Постой!

Лорсанов хватает меня за запястье и удерживает.

— Докторя явится сам и проводит тебя.

— Все в порядке, не стоит.

— Это не обсуждается. Я так настаиваю. Зумрат совсем из ума выжил, если творит такое… Прости, Аллах, но мне хочется… отпи***дить этого старика.

— Не смей! Это все-таки мой отец! — возмущаюсь я, толкнув Лорсанова в плечо ладонью.

Он перехватывает мои пальцы и неожиданно падает обратно на подушки, утянув за собой и меня.

— А ты все-таки — моя. Моя девочка, — добавляет он и жестко надавливает на затылок.

Лорсанов прижимает меня к себе, его сухие, горячие губы касаются моих, царапая.

Выдохи жаркие, короткие, штормовые.

Касания — жадные и болезненные.

Я даже понять не могу, что он делает — целует, кусает или просто наказывает меня.

Кажется, все разом.

И это так волнует.

По всему телу — дрожь. Сердце в груди взлетает вверх, пробивая все семь слоев неба, вылетая на внеземную орбиту.

— Клянусь, я его…

— Не смей. Прошу, — всхлипываю.

Дрожу.

Сама тянусь к нему в ответ, хватаясь за каменные напряженные плечи, целую.

— Не надо… Не надо…

Вообще-то он лежачий. Прямо сейчас задать трепку моему отцу не сможет.

Но я точно знаю, что это — временное явление.

Пока.

Потом…

Что будет потом, известно только одному Лорсанову, а у меня за все время знакомства с ним создалось впечатление, что он не бросает слов на ветер.

— Не надо? — спрашивает.

Губы Лорсанова становятся еще настойчивее и жарче. Он целует меня глубже, надавливает на мой рот языком, и я с восторгом и стоном впускаю его в себя, впитываю его вкус, энергию, толчки. Сама делаю так же, пытаюсь повторить и слышу одобрительный выдох с рыком.

— Бл… Прекрати! — просит он, часто дыша, отодвинув меня.

— Тебе… Тебе не нравится, как я целуюсь?

— Пожалуй, даже слишком.

Лорсанов прикрывает глаза, притягивает меня к себе, укладывает на плечо, гладя по волосам.

— Моя. Моя. Девочка… Моя. Ты — моя. Запомни. Никому тебя в обиду не дам. Бл… Убивать хочется.

— Не надо!

— Тшшш… Просто молчи. Этого больше не случится. Точка. Случится кое-что другое.

Довлат Лорсанов

Спустя неделю

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно уверен. В тысячный раз говорю, что уверен. Все, вези меня. Домой.

— Сначала формальности. Бумаги надо подписать.

Друг сжимает в руках кипу бумаг, смотрит на меня так внимательно и с подозрением, как будто я сошел с ума и прошу о несбыточном. Я же всего лишь настаиваю на выписке и переводе меня на домашний режим лечения.

Клянусь исполнять все рекомендации и принимать медсестру на прием необходимых лекарств, лежать под всеми капельницами и делать все упражнения. Словом, расписываюсь словесно в собственном послушании, будто я — ягненок, готовый добровольно быть на привязи.

— Давай подпишу.

Сулим медлит.

— Знаешь, твое согласие на операцию подписывала Камилла. Мне показалось, что девушка, несмотря на юный возраст, в этом плане намного смышленее и разумнее тебя, мой друг. Может быть, я спрошу ее согласия?

— Не смей! — рявкаю. — Сюрприз испортишь. Я в сознании, нет нужды просить Камиллу расписываться в моей беспомощности, потому что это не так. Я даже ходить могу, в состоянии сделать несколько шагов до туалета.

Звучит так, будто я хвастаюсь.

Но мне, как мужчине, полному сил, было на самом деле стремно быть обслуживаемым в вопросах личной гигиены. Так что как только я смог подниматься сам, без посторонней помощи, сразу же отказался от сопровождения в этом вопросе.

— Слишком рано, — буркает Сулим. — Теперь насчет сюрприза. Уверен, что Камилла обрадуется твоему появлению? Она придет завтра. Выпишись, как положено.

— Выписываюсь сегодня. И, надеюсь, ты поможешь мне организовать для нее небольшой праздник?

— И главным подарком для юной красавицы будешь ты сам, что ли?

Друг не упускает ни малейшей возможности меня подколоть, я же сгораю от нетерпения.

Решил выписаться сегодня же. После обеда. Плюс небольшая поездка по городу.

Хочу устроить малышке праздник…

***

Разумеется, Камилла меня не ждала.

Совсем.

Машина со мной появилась во дворе. По настоянию друга путь от машины до дома мне пришлось преодолеть в коляске.

— Звони! — приказал я Сулиму, вцепившись пальцами в подлокотники.

Сулим неторопливо поднялся по ступенькам крыльца, позвонил в дверь. Я прислушался. Когда раздался звук легких шагов, сердце загрохотало быстрее, чем всегда.

— Букет, — попросил я.

— Уверен, что не зря? — нарочно начал тянуть время Сулим.

— Бл… Дай чертов букет, — заскрипел я зубами, увидев, как дверь открывается.

Друг успел передать мне букет и отсутпить в сторону в последний миг.

Дверь распахнулась. На пороге — Камилла. В обтягивающих лосинах и яркой тунике, чуть ниже ее попки. Волосы собраны в легкий, растрепавшийся хвост, в левой руке — телефон.

Она на пороге. Я встаю, с букетом в руках.

Камилла ахает, вскрикивает. Разжимает пальцы.

Телефону — хана, он весело скачет по ступенькам, разбивая экран столько раз, сколько успел подпрыгнуть и жестко приземлиться.

Но мне плевать, куплю красотке новый.

На все плевать, кроме нее.

Мир сосредоточился только на ее изумленном лице, покрывшемся легким румянцем. Темных глазах, вспыхнувших радостью.

Рука прижата к пухлым губам в изумлении.

— Довлат?! Ты… О… Аллах, ты стоишь, что ли?! Уже?!

Она не в курсе. Я не говорил, что выздоровление идет быстрее, чем она думает.

— Разве тебе можно?! О…

Она сбегает вниз по ступенькам.

— Разумеется, ему еще нельзя. Рано слишком! — встревает Сулим.

— Вот. Слышал. Нельзя. Нельзя тебе, садись! Немедленно садись! — сердится Камилла.

Она застывает рядом со мной, нетерпеливо отбирает букет.

— Думаешь, это тебе? — подтруниваю.

— Хоть королеве Великобритании, мне плевать. Ты сядешь немедленно! Скорее же!

Разволновалась, разбушевалась, как стихия. Сулим давится смехом, наблюдая за мной и Камиллой. Я же, наконец, ловлю неугомонную и стискиваю обеими руками.

— Все хорошо. Хорошо, слышишь? Я в порядке. Решил выписаться.

— Нет, еще не в порядке. Я же слышала.

— Сулим, скажи ты ей, а? — прошу.

— Нормально. Жить будет, но постельный режим обязателен. Я вышлю рекомендации.

Только после его слов Камилла обнимает меня в ответ, но быстро отступает и хлопочет, чтобы меня поскорее доставили в дом. Она готовит комнату на первом этаже, в одной из гостевых спален, заявив, что я временно буду жить там.

— А ты? — спрашиваю я. — Поселишься по соседству? Мне нужна будет твоя помощь.

— Да, я обязательно буду рядом, — бесхитростно заявляет Камилла, оборачивается на Сулима. — Вы останетесь на ужин? Я приготовила…

— Он не голоден. Наелся от пуза. За ним начала ухлестывать одна медсестра, такие лепешки ему готовит.., Сытнее не бывает.

Сулим явно хочет возразить, что я просто наглый, старый и безбожный лжец. Но я показываю ему кулак и стреляю глазами в направлении двери.

Понимает.

Прощается, раскланивается, уходит.

Мы с Камиллой остаемся наедине.

Вдвоем.

В целом доме…

Только она и я.

Еще шары, цветы, подарки.

Я не знал, какие цветы ей нравятся, и купил все, какие только были в цветочном магазине. Первый этаж моего дома теперь напоминает цветочную лавку — всюду букеты и горой на полу стоят подарки.

Много подарков для Камиллы, ни на один из которых она даже не взглянула.

Даже обидно немного.

Я так старался, сто лет ничего девушкам не дарил. Тем более, таким, как она.

Камилла же ни один из подарков не распаковала, все бегает, суетится, кровать по десятому разу перестелила, прежде, чем я ее словил за руку и потянул к себе.

— Иди ко мне.

Поневоле я вкладываю в эти простые три слова пугающе глубокую бездну смысла и взрослых намеков…

Глава 25

Довлат Лорсанов

Красавица замирает. Ее лицо как открытая книга.

Заметив мой взгляд, Камилла распускает немного прядей так, чтобы они закрыли ту часть лица, на которой еще красуются следы синяка, оставленного рукой ее отца.

— Нет, не надо. Прошу. Хочу видеть тебя всю. Какая есть.

— Ты не предупредил. Я бы приготовилась лучше.

— Хотел сделать сюрприз. Не удалось, кажется.

— Почему?

— Ты бегаешь, суетишься. Подарки… — киваю в сторону. — Без твоего внимания остались. Ни один не раскрыла.

— Я просто переживаю за твое удобство и комфорт.

— Мне комфортно, — обрубаю нетерпеливо. — Очень.

Камилла отходит от меня, суетится снова, перекладывая мои вещи.

— И ужин. Ужин еще. Что ты хочешь на ужин? Я готовила, но вдруг тебе другое надо?

— Надо. Мне очень надо…

— Что же?

— Твое, блин, внимание. Хватит!

Подкатив коляску, я выхватываю из рук Камиллы рубашку и бросаю ее в сторону, дергаю на себя хрупкую фигурку девушки так, что она влетает ко мне на колени, испуганно взвизгнув.

— Довлат! Тебе нельзя…

— Можно, глупенькая, — меня трясет от чувств.

От желания просто разрывает на клочки, а она…

Она снова такая робкая, угловатая, напряженная.

Будто мы не целовались, как сумасшедшие, всякий раз, когда она приходила ко мне в больницу в эти дни!

— Ты передумала?

Этот вопрос стоит мне больших усилий.

— Не понимаю.

— Передумала? Быть со мной. Замуж выходить. Передумала?

— Нет! — отвечает довольно твердо.

— Тогда в чем дело? Ты меня избегаешь как будто. Из-за коляски? Но это временно. Я восстановлюсь очень быстро, уже хожу понемногу.

— Меня не это смущает, хватит принижать себя.

— Тогда что? Цветами не угодил? Шары не любишь? Там куча всяких дорогих безделушек, от которых девушки без ума. По крайней мере, мне так сказали.

Камилла всплескивает руками.

— Убить тебя хочется. Зачем это все? Столько стараний.

— Все напрасно? Ничего сердцу не мило? Это ты хочешь сказать?!

— Нет! Просто я бы и без этого всего была рада тебе, переживаю, что из-за меня твой процесс восстановления может сорваться, и …

— Врешь же. Дело не в этом. В чем же дело?

Обхватываю лицо Камиллы ладонями и приближаю девушку к себе так, что остаются видны только ее глаза — темные и блестящие.

Только ее глаза, приотрктые губы и жаркое дыхание.

— В чем дело, признайся?

Камилла на миг прикрывает глаза, сглатывает, начинает дрожать в моих руках.

Я готов ее съесть. Слопать. Я как будто целую жизнь не трогал женщину, а ее готов и лапать пошло, и нежить бесконечно, и ласкать осторожно.

— Ты будешь смеяться.

— Попробую этого не делать.

— Я читала. Перед тем, как ты приехал. Уснула… Мне приснилась сцена из романа.

— Сцена? — сам не замечаю, как начинаю лыбиться. — Любовная, да?

Камилла вспыхивает, не отвечает прямо, но я уже догадался, что попал в яблочко.

— С главными героями. Только…

— Только что?

— Только это были не герои, а я и…

— И?

Бл… Если она скажет, что на месте того счастливчика из ее сна был не я, порву к чертям книжонку, что она читала. Романчик какой-то на телефоне! Моя ревность иррациональная, но такая сильная, что я едва дышу.

— Мы, — выдыхает. — Ты и я. Аллах, это так глупо. В голове все крутилось. И, когда ты на меня так проницательно смотришь, я начинаю думать, будто ты все-все мои мысли видишь. Совсем не серьезные. Пустяки разные. В то время как тебе нужен серьезный уход и внимательное отношение. Вот и все…

— Ох, девочкая моя. Ты глупышка. Знаешь, почему я так горю восстановиться поскорее? Чтобы сделать тебя своей. Окончательно. Предъявить права так, как это положено. Чтобы нежить тебя и окружить заботой, которую ты заслуживаешь.

Камилла ахает пораженно.

— Мой приезд пораньше и подарки — это попытка сделать сюрприз. Я очень хотел провести это время с тобой. Но если сюрприз не удался, может быть, мне стоит вернуться в больницу?

— Нет!

Пальцы Камиллы хватаются за мои плечи.

— Нет, не надо. Я сама. Все сама… — хмурит бровки, сведя их к переносице, поджимает брови. — А то ходят там… всякие.

— Кто именно?

— Медсестры! — всплескивает руками. — Сплетницы. Обсуждают тебя, обсасывают так, будто незамужем, позорницы! — добавляет пылко. — Всех бы уволила. С позором.

— Ревнуешь, что ли?

— Они тебя трогают, а потом ахают, какой из тебя крутой мужчина. Я это слышала своими ушами! — ерзает на моих коленях Камилла. — Больше этому не бывать.

— Больше не бывать, — подношу к губам руку Камиллы, оставляю на ней поцелуй. — Я весь в твоем распоряжении. Ни одну озабоченную медсестру не заметил, честно. Думал лишь о тебе. Может быть, распакуешь хотя бы один из подарков?

— А что там?

— Много всего.

— Подсказки будут?

— Бери наугад. Я, кажется, смел все, что нравится девушкам твоего возраста, а продавцы, пользуясь моментом, хотели мне продать еше больше.

— Транжира! — корит меня Камилла.

Она будто спешит соскользнуть с моих колен, упорхнуть легкой птичкой. Я же, опустив ладони на тонкий стан, придерживаю ее.

Хочу, чтобы она сама меня тоже целовала. Не только я. Я всегда инициатор, но хочу действий с ее стороны — тоже.

Камилла же стесняется…

Как все непросто, когда имеешь дело с такой чистой и юной пассией.

Мне заново приходится учиться терпению и ухаживаниям, но я все же не могу не поцеловать ее тонкую шейку, скользнув губами по ароматной коже.

Она дрожит, замирает.

— Кажется, я знаю, какой подарок открою. Можно?

— Да, — откашливаюсь. — Конечно. Открывай.

Камилла подходит к горе подарков, я одергиваю ширинку, которая стоит торчком, потом наблюдаю за действиями девушки, как она нетерпеливо срывает подарочную упаковку.

Камилла лишь в последнее время впала в немилость отца. До этого Зумрат, всегда баловал свою дочку, денег на нее не жалел. Поэтому мне пришлось выложиться по-крупному, чтобы переплюнуть его состоятельность и большие возможности.

В первом подарке — многослойный браслет с побрякушками.

Камилла ахает, прижимает его к сердцу.

— Я всегда такой хотела! Всегда! — заявляет жарко. — Отец не позволял. Говорил, что красота не в излишестве, а в скромности. В доме у меня было полно золота, но все такое чинное, сдержанное, а это… То самое!

Камилла подбегает ко мне, немедленно требуя застегнуть. Потом она не может оторвать взгляд от своей руки, поворачивая и так, и сяк, с искренней улыбкой.

— Спасибо! — переводит сияющий взгляд на меня. — Спасибо! Это самый лучший… не день рождения.

— Рад, что тебе угодил.

— Очень. Я уберу мусор, а потом мы поужинаем. Ты не против?

— Нет, не против. Совсем.

Камилла делает шаг в сторону, потом стремительно возвращается и наклоняется, поцеловав меня в губы. Коротко, но жарко.

Ее губы дрожат, пальцы в моих волосах выплясывают. Она жутко волнуется, я даже слышу, как грохочет ее сердечко, буквально на кончике языка, которого я успеваю коснуться и подразнить немного.

— Я так рада, что ты снова дома, — признается она.

— Я тоже.

Надавливаю ладонью на ее затылок, чтобы не спешила разрывать поцелуй окончательно.

— Еще, — прошу.

— Ох…

— Я этого ждал. Твоих поцелуев. Сладкие, голова в дурмане. Хочу еще… — признаюсь, не ожидая от самого себя подобного красноречия.

Камилла замирает, опускается на мои колени и целует смелее, неторопливее, раскатывает ласку и собственный вкус по моему рту, я же, принимая его, чувствую себя самым счастливым и пьяным. Вот-вот рехнусь, взорвусь…

— Ты меня с ума сводишь, — шепчу хрипло, крепче тиская ее.

Осторожно поднимаю руку и сжимаю грудь, с губ Камиллы срывается приглушенный стон, но она не противится, а льнет еще ближе, поерзав на мне бедрами. Я прижимаю ее ближе, опускаю обе ладони на ягодицы и подталкиваю к себе, потом отпускаю, снова подталкиваю. Вот кретин, так и спустить недолго, пытка сладко-мучительная.

Едва дышу. Камилла тоже срывается на стоны, часто дыша, и отрывается от меня первой.

— Хватит, — стонет жалобно. — Мне жарко. Слишком жарко от тебя.

— Где именно?

Моя рука ныряет под ее платье, быстро находит чувствительную точку, на развилке между ног. Я осторожно поглаживаю ее через белье, чтобы не спугнуть девочку.

— Вот здесь? Вот здесь жарко?

Глаза Камиллы расширяются на миг, она распахивает их широко, широко, потом прикрывает, и пытается слезть, а еще — рот на замок, покусывает губы.

— Да, но это… неприлично. Мы не женаты. Нельзя.

— Ками…

— Нельзя! — отвечает твердо и соскальзывает с моих колен.

Она одергивает платье и сбившийся лифчик, отступает на два шага назад. Я с трудом давлю собственное разочарование и стылую стужу в груди.

— Мы не женаты. Я не могу допустить подобного, — заявляет Камилла. — И если говорить откровенно, я уже обожглась на том, что подпустила Кушаева близко, а он потом захотел сделать из меня любовницу. Больше такого не повторится. Моя невинность достанется только законному супругу! — заявляет гордо.

У меня от нее голова кругом. Кровь кипит. Тело требует ее объятий и близости, сладких поцелуев.

— Я не думал получить от тебя все. Даже не надеялся. Для моих подвигов, увы, еще рановато. Но я хотел бы приласкать тебя, и только.

Я замечаю, как Камилла дрожит от моих слов и признаний, решаю пойти чуть дальше.

— Видеть твои эмоции, чувствовать, как ты доверяешь, открываешься, ощущать твое наслаждение — вот моя награда. Самая лучшая… Ты не пожалеешь, что доверилась мне.

Глава 26.1

Камилла

Довлат говорит таким непривычно мягким, соблазнительным голосом с едва заметной хрипотцой, что я начинаю таять.

Я чувствую, как внутри меня все расцветает, небывалый душевный подъем. Как во время танцев… Но только сейчас я совсем не танцую, а эмоции… Аллах, их через край! Я чуть не взлетаю, готова порхать, летать, петь.

От активных действий меня удерживает только тянущая, приятная, влажная тяжесть в самом низу живота. Я уже чувствовала подобное, в самом начале, в доме отца, когда Лорсанов меня силой целовал и удерживал. Я острее ощущала эти приливы, когда он меня обманул и заставил прийти к нему в спальню…

Но тогда приятного было в разы меньше. Чувства тонули в других эмоциях. Запреты, обиды, желание отомстить, недоверие. Барьеры между нами… Мои собственные запутанные чувства.

Сейчас я словно избавляюсь от шелухи, яснее вижу и чувствую.

Эмоции, которыми меня переполняет, самые искренние, настоящие.

Этот мужчина… начал мне нравиться.

Преступно сильно.

Так неожиданно.

— Я соберу на стол, — отвечаю торопливо и спешу уйти.

— Камилла! — зовет меня Лорсанов

Но я уже упорхнула. И как же я рада, что он не может меня сейчас быстро догнать! Мне нужно прийти в себя, собраться с мыслями.

Возможно ли это?!

Меня словно штормит, голова кружится, шаги легкие, а мысли запутанные…

Что, если Лорсанов, сейчас за мной прикатит, а я совсем не могу ни о чем думать, даже пальцы дрожат, когда ставлю разогреваться еду на плиту.

Интересно, понравится ли ему моя стряпня? Не заметила, чтобы нравилась. В прошлый раз он вообще скормил все шлюхе какой-то. Реально, шлюхе, я же видела, чем они там занимались…

Немного расстраиваюсь.

Начинаю думать о том, что у мужчины явно есть ого-го какие потребности в интиме. А я пока не могу позволить себе подобного. Прошлый опыт сближения с парнем привел к тому, что он от меня отказался, а потом вообще решил сделать любовницей…

Эти мысли, как ни крути, но расстраивают, и я уже не знаю, как вести себя с мужчиной. Он во мне заинтересован, и во мне тоже загорается ответное пламя.

Но позволить ему многое до свадьбы?

Нет, не думаю, что я на это решусь.

А что, если он снова позовет себе шлюху? Для удовлетворения потребностей.

Всего на миг представила, что после того, как Довлат так нежно и чувственно меня ласкал, позовет опытную и раскрепощенную девицу, чтобы она на нем поскакала, как следует, объездила его хорошенько, сразу же возникает злость и раздражение.

Оооо, как сильно я злюсь!

Бувально места себе не нахожу от нахлынувших эмоций, готова впиться ногтями в лицо той девке, которая будет трогать моего жениха, и ему тоже… надавать хорошенько.

— Может быть, поужинаем в гостиной? — раздается за моей спиной спокойный голос Довлата.

Я же, распалившаяся собственными дурными фантазиями, оборачиваюсь чересчур резко, и тарелка выскальзывает из рук, разбившись о плитку на полу.

— В гостиную? Ах, туда… Где эта… шалава тебя ласкала?! Может быть, и ее сразу же пригласишь?! Для полноты ощущений.

— Что с тобой? Какая муха тебя укусила?

— Никакая! Уходи… То есть уезжай. Я поднимусь к себе и не буду вам мешать заниматься чем-нибудь интересным… — выдаю почти со слезами и перепрыгиваю через осколки, чтобы улизнуть из кухни.

Лорсанов успевает перегородить выход своей коляской и… внезапно встает, схватив меня за локти.

— Ты что такое говоришь, дурная?

— Тебе нельзя так часто вставать! Сядь немедленно.

— Не сяду. Пока не задам тебе хорошенькую трепку… Чтобы в твоей чудесной головке не было такой чепухи, как то, что ты сейчас мне сказала!

Камилла

— Тебе стоит сесть в свою коляску немедленно, чтобы не было плохих последствий для твоего здоровья! — злюсь.

Довлат перехватывает меня еще упрямее, не двигаясь с места, впаивает в себя, буквально вжимает так, чтобы даже вдохнуть не смогла.

— Что ты себе накрутила?! — рявкает.

— Ничего, кроме того, что видела! Можешь и дальше водить к себе шлюх, тогда меня трогать не смей! — заявляю со слезами в голосе.

До этого момента я и представить себе не могла, не понимала, как сильно меня задел тот визит этой распущенной девки в дом Лорсанова, что он был с ней. Горю злостью и ядовитой ревностью, думая, что ожог гортани от перца — это меньшее, что я могла бы сделать!

— Хватит! — встряхивает меня Лорсанов. — Нет у меня сейчас никого, кроме тебя. Ясно?

— Оправдываться не стоит. Удерживать себя в узде — тоже! — выпаливаю.

— Ах, не стоит… Что ж… Ты сама напросилась, — отвечает коварным голосом мужчина.

Я слишком поздно понимаю, что сформулировала слова не совсем верно. Стоило высказаться иначе, однако уже слишком поздно.

Лорсанов сделал шаг назад, сел в кресло и утащил меня следом. Ловко оттолкнувшись, мужчина припер кресло вплотную к стене и зафиксировал его на месте, а я…

Я оказалась в плену его загребущих рук и сумасшедших губ, которые пьяно и быстро начали меня целовать, касаться всюду.

Он меня целовал так, словно хотел съесть, мощным рывком языка проник в мой рот, бесстыдно толкаясь. Пальцы Лорсанова навели беспорядок у меня в волосах, распустили прическу, растрепали ее, а потом принялись за мою одежду, проникая под нее.

— Хватит! Довольно! — пискнула я охрипшим голосом.

Неужели эти поцелуи и ласки на меня так подействовали?

Лорсанов притянул меня ближе, совсем близко, качнул бедрами так, что я почувствовала всей своей промеждностью каменную выпуклость под кроем его брюк, и тихонько охнула.

— Чувствуешь? Только тебя и хочу. Врач запретил мне. Сулим несколько раз предупредил, что срываться пока не стоит. Но если ты так настаиваешь, если сходишь с ума от ревности точно так же, как я, то может быть, стоит рискнуть?

— Я не буду спать с тобой до свадьбы!

— Неправильный ответ, Ками, — он вновь прижался к моим губам, похитил воздух на долгие несколько минут, продолжая медленно двигать бедрами, соблазняя.

Я с трудом оторвалась от губ, поняв, что ему удалось вовлечь меня в бурный поцелуй, больше напоминающий схватку. Оторвавшись, я заметила, как по вискам Лорсанова струился пот, а лицо было искажено одновременно мукой и наслаждением. Я испуганно замерла. Без всякого движения.

Пальцы мужчины крепко впились в мой зад, рот Довлата прижался к моей шее, в диком поцелуе. Он меня и кусал, и лизал, сосал мою кожу, снова облизывал и целовал.

Как сумасшедший.

Так недолго до срыва, пронеслось в моей голове.

Это все, что я запомнила из сказанного Довлатом.

Я замерла, обняв его за шею, слушая, как тяжело и хрипло он дышал.

Язык во рту словно онемел, я больше не хотела бороться, отпихивать Лорсанова и говорить что-то тоже не могла.

Губы Довлата прижались еще раз к ноющему местечку на шее, кажется, теперь там будет виднеться здоровенный засос.

— В чем дело? — спросил он с подозрением и крепко-крепко меня обнял, прижав к себе. — Затихла… Думаешь, как улизнуть? Бесполезно, маленькая. Я тебя не отпущу. Совсем…

Я выдохнула, всхлипнула, расплакалась на крепком мужском плече. Только сейчас бурно разрыдалась, словно все накопившееся во мне прорвало плотину.

Не знаю, сколько я так ревела. Наверное, очень долго.

Потому что когда я отстранилась от плеча Лорсанова, его рубашка промокла до уровня груди, а он еще продолжал меня обнимать, гладить по спине и молчать.

— Дать тебе салфетку? Или нет, бери уже рубашку, вытрись, — пошутил он.

Я вытерла ладонями слезы с лица, посмотрела на Лорсанова и отвернулась.

— Наверное, я выгляжу ужасно. Не смотри.

— Не знал, что ты такая ревушка. Я считал, что такая колючка, как ты, никогда в жизни не пустит слезу. Ошибался… Я во многом в тебе ошибался!

Лорсанов снова мягко привлек меня к себе, поцеловал легонько в опухшие губы.

— Горькая от соли, но такая сладенькая малышка. Разносишь мое сердце на щепки, — шепнул он хрипло. — Как мне не сходить с ума рядом с тобой, скажи? Я рад, что ошибался в тебе.

— Вот как? И что же ты обо мне думал?

— Думал, ты смазливая вертихвостка. Пустышка… Поэтому легко… — Довлат делает паузу, продолжает, словно передумал говорить что-то. — Поэтому легко распускал руки и считал, что это будет забавно, но ненадолго.

— Договоренность?

Лорсанов кивает, разглядывая мои губы, потом поднимает взгляд, смотря мне в глаза.

— Я и не думал, что приход той девицы задел тебя так сильно. Прости меня за это.

— Я до сих пор вижу вас в гостиной. Вдвоем! — произнесла я с обидой.

— А я борюсь с желанием убить Кушаева за то, что он тебя лапал! — рыкнул Лорсанов. — Каково мне? Каково мне знать, что он пытался склонить тебя к интиму буквально недавно и не иметь возможности наказать его, проучить по-мужски? Трепка откладывается, и это сводит меня с ума!

— Ого… — выдохнула я. — Правда?

— Клянусь.

— Ох…

— В мыслях крутится, не подослать ли к нему молодчиков, но я, как мужчина, просто обязан сделать это своими руками, а ты… Черт, я даже не догадывался, что ты — такая ревнивица.

— Я?!

— Ты! Зажгла за секунду, нервы взвинтила… Ревнуешь меня?

В объятиях этого мужчины волнительно, но приятно, все внутри сладко дрожит.

— Ревную. Никаких девок видеть рядом с тобой не желаю.

— Ты давала мне куда больше поводов для ревности. С этим своим партнером, как его, бл… Даже вспоминать не хочу. Хочу поскорее сделать тебя своей. Касаться тебя всюду…

Его пальцы чертят запретные линии по моему телу, снова разжигая пожары, губы касаются моих в томительно-глубоких поцелуях. Его возбуждение не спадает, но он больше не пытается двигаться на пределе своих нынешних возможностей, а я, тая от его ласк на грани приличий, даже представить не могу, как с ним совладать, когда он наберется сил.

Смогу ли я противостоять соблазну? Ох, вряд ли… Я сама уже ерзаю нетерпеливо, с трудом сдерживая порывы.

— Давай поженимся? — выдыхает Лорсанов между поцелуями, сделав паузу. — Поженимся как можно скорее!

— Вряд ли отец обрадуется скоропалительной свадьбе...

— Он тебя ни во что не ставит. Хватит оглядываться на его мнение. Хочу сделать тебя своей женой. Только так, милая, у меня будут развязаны руки, чтобы доказать тебе на деле свои чувства. Давай поженимся! Чем быстрее, тем лучше.

Глава 27

Довлат

— Но мы и так поженимся… — заявляет Камилла. — Отец даже обмолвился, что нужно отдать меня замуж как можно скорее. Мне немного неприятно было это слышать. То есть не про сам факт скорой свадьбы с тобой, а про то, что он спешит сделать все. Как будто сбывает скоропортящийся товар.

Я мрачнею, окаменев. В отличие от Камиллы, я-то знаю, что речь идет не обо мне, а о другом. О ком?! Понятия не имею, и это очень сильно заставляет нервничать.

Я попался. В сети привязанностей к девчонке, с которой планировал лишь немного развлечься, если это будет возможно.

Теперь не выпутаться.

Придется рвать договоренности, нарушать данное слово.

Или предложить Зумрату честный брак с Камиллой?

Мне нужно переговорить с ним. Вдруг все намного проще, чем я сразу подумал?

Черт…

Откуда во мне взялся этот неуместный оптимизм? Я же знаю, что моя судьба — изначально непростая, так и пошло. Всю жизнь приходится бороться.

Так с чего я решил, что сейчас выйдет просто?

Наверное, это все она… Она заряжает меня несвойственной легкостью, окутывает заботой, ласково заглядывает в глаза. Девчонка так беспокоится обо мне, как никогда обо мне никто не беспокоился, и только ради прикосновения ее легких рук и дрожащих губ я готов на многое.

Так странно.

Невольное сравнение еще раз проскальзывает в моей голове. Последние штрихи, дополняющие общую картину. Последние дни с моей женой… Мы постоянно ссорились, потом бурно мирились. Очень бурно… Наш секс… Так даже животные не спариваются, как имел ее я. Потом мощный откат, опустошение, хотелось остаться дома, почувствовать, что она — моя, целиком и полностью, хотелось единения. Но вместо этого Анель настояла, чтобы мы пошли гулять. Там встретились с ее подругами, пошли в клуб… Снова торопливый секс, на этот раз в туалете… Потом у нас были еще ссоры. Были. Вплоть до последнего ужина. Но последний интим именно такой — секс в душной, тесной кабинке туалета, рядом с унитазом и урной, забитой использованной бумагой.

Тогда я был пьян, на детали внимание не обратил, ревность брала свое, ведь в разговорах моя жена снова трещала без конца о своем начальнике, с которым я подозревал интрижку жены.

Я просто на миг вспомнил о прошлом и подумал, что Камилла подобного бы не позволила. Ни за что. В одном мизинчике этой девчонки достоинства больше, чем в моей бывшей. Камилле удается вывести меня на эмоции, заставить чувствовать острее и ярче, но никогда она бы не опустилась до туалетных забав. Ни за что…

Черт. Я столько лет жизни потратил не на ту женщину.

Но с другой стороны, моя Ками в ту пора была совсем мелкой. Школьницей.

Это еще раз подчеркивает разницу между нами.

Внезапно изнутри озаряет молнией, вспышкой какой-то.

Осознанием, что я держу в руках подарок судьбы. Возможно, она не была щедра ко мне на протяжении всей жизни, но сейчас подарила эту девочку — чистую, яркую, незабываемую, очень чувственную. Она сделает меня лучше, мой лучик. Мой последний шанс на счастье…

Другого не будет.

— Ай-ай-ай… Ты меня раздавишь, Довлат! — пищит Камилла. — Довлат! У меня кости трещат!

Разжимаю хватку, которая больше напоминает бульдожью.

— Что с тобой такое? Ты задумался, а потом резко сжал меня, сдавил… — жалуется мне на меня же бесхитростно.

— Прости, задумался. Очень сильно.

— О чем?

— О тебе, разумеется. О нас.

— Давай ты поужинаешь?

— Сначала ответь. Ты выйдешь за меня?

— Да. Мне казалось, это вопрос решеный? — уточняет с сомнением.

— Плюнь на то, что приказал тебе сделать отец. Просто скажи мне от чистого сердца. Ты хотела бы выйти за меня замуж? Все зависит только от твоего решения.

На ее личике читаются сомнения. Камилла иногда строптивая, проявляет характер, но за рамки редко выходит. Все-таки воспитание у нее традиционное, и слово отца — закон.

— Да, — отвечает едва слышно.

— Да?

— Да, — отвечает увереннее, раскрасневшись.

Пальчики Камиллы подрагивают на моих плечах.

— Если бы все-все зависело только от меня, я бы сказала тебе “да”.

— Это все, что я хотел услышать.

Довлат

Звонок Зумрату приходится делать довольно поздно.

Все дело в прощании на ночь с Камиллой. Было сложно удержаться и не попросить ее остаться.

Я бы перешел все мыслимые и немыслимые границы, а ей… сложно забраться в ее головку. Камилла умеет удивлять.

Пожалуй, буду уважать ее границы. Все-таки она — удивительная, и хоть мне ужасно хочется довести ее до грани много-много раз, придется пока подождать.

Подводить постепенно, смаковать ее реакции.

Сладкая… Меня немного сносит фантазиями.

Облегчение и удовольствие не идут ни в какое сравнение с чувствами, когда случается полноценная близость, но пока я ограничен в возможностях, придется справляться лишь так.

Усилием воли отгоняю в сторону непрошеные мысли, набираю номер отца Камиллы.

Час поздний.

Надеюсь, старик еще не спит.

Зумрат отвечает довольно бодрым голосом. На заднем фоне — шум, то ли бар, то ли один из закрытых игорных клубов только для своих.

— Давно не слышал тебя, Довлат. Только от дочери о тебе и узнаю, — подтрунивает.

У него хорошее настроение?

У меня же чуть кулаки не трескаются от ненависти, вспыхнувшей в груди. Он избил мою девочку… Мою… Пусть она его — дочь, но теперь — моя девочка. Только моя.

— Был очень занят.

— Новые проекты?

— Да, причем сложные, но перспективные.

— Наверное, за этими проектами ты совсем забыл о нашем уговоре, Довлат. Камилла будто от рук отбилась.

— Нет, напротив. Все гладко. Послушная девочка. О грязных танцах больше не думает, убирает, готовит, стирает. Учится… Все шло прекрасно, пока она не вернулась с синяком на половину лица, — в голос пробираются эмоции. — Что стряслось?

— Задал ей трепку, которую она заслужила, — заявляет Зумрат. — Напакостила моей любимой жене, опозорила перед гостями. Это видели все. Заслуженное наказание.

— Неужели нельзя было иначе? — недовольным голосом спрашиваю я.

— Не забывайся, Лорсанов. У нас договор, и точка. Камилла учится послушанию, чтобы ее не выгнали в монастырь. Пусть так и думает. О браке я намерен подсуетиться.

— Об этом я и хотел поговорить. Тебе плевать на ее судьбу, так?

— Но не плевать на денежки, которые она мне принесет, — заявляет Зумрат.

— Какой калым ты за нее попросил?

— Очень хороший. Все-таки она красотка, невинная. Немного опозоренная слухами, но девственницы всегда в цене, — говорит так, словно речь идет о куске мяса.

— И все же. Сколько?

— Ты почему интересуешься? — подозрительным тоном спрашивает Зумрат.

Он слишком хитрый шакал. Теперь ясно, что для него деньги — важнее. Вбил себе в голову, что дочь — неродная, и решил выгодно продать ее.

— Интересно, почем сейчас продают невест.

— Тоже планируешь снова жениться? Не ожидал. Я-то думал, что ты имеешь чужих жен.

— О чем это ты?

— Ходят слухи, что ты крутишь роман с сестрой своей погибшей жены. Имеешь замужнюю даму. Слышали, как она хвасталась в определенном кругу вашими отношениями. К тому же она громко заявила мужу при свидетелях, что собирается переезжать жить к тебе. Послушай, Довлат, я понимаю, что соседство с Камиллой мешает всем твоим планам, но развлекаться с женщиной можно и в отеле. Уверен, ты уже нашел выход. К тому же сам знаешь, что стоит на кону. Материалы дела более, чем полные.

В груди заныли. Остатки былых привязанностей. Незакрытые вопросы требовали решений. Но уже не так громко, как прежде.

— Ты их видел?

— Видел. Мне кажется, ты очень удивишься, — ухмыльнулся Зумрат. — Камилле привет. Пусть будет послушной девочкой. И, моя тебе просьба, Довлат. Не распускай ее, построже там.

— Кто ее жених?

— Видный, состоятельный мужчина. Со связями.

— Старше Камиллы?

Зумрат рассмеялся.

— Разумеется. Где ты видел юнцов со связями? Про сыновей из знаменитых семей говорят прямо: сын такого-то… Нет, хватит с меня сосунков, за которых решают родители.

— Как зовут?

— Извини, друг, меня зовут для новой партии.

— Кажется, ты сильно навеселе?

Впрочем, я и так по голосу слышу, что Зумрат — выпивший.

— Есть повод! Сегодня нам с Ляйсат очень сильно везет, — радуется выживший из ума старик. — Нужные карты идут в руки…

Думаю, одной скорой свадьбы будет мало. Нужно переехать. Переговорить с Сулимом о допустимых нагрузках...

Глава 28

Камилла

На следующее утро я просыпаюсь от четкого ощущения, что на меня кто-то смотрит. И это точно не солнечный лучик, хотя и он скользит по моему лицу, немного щекочет глаза, согревает губы.

Крадется так, что я чувствую его тепло и легкие касания. Они становятся смелее, спускаются вниз по шее, становятся настойчивее.

Одеяло ползет вниз, вместе с ним куда-то пропадает моя стыдливость…

Я продолжаю делать вид, будто сплю. Но на самом деле это совсем не так. Я проснулась и все-все чувствую, понимаю…

Однако, если показать это, придется остановить сладкую пытку лаской, которая уже переходит границы дозволенного, когда моя ночная сорочка сдвигается вниз, обнажая грудь.

Прикосновения его губ настойчивые, но нежные. Он будто наслаждается происходящим не меньше меня, и можно… позволить ему еще немного. Самую малость. Правда в том, что мне тоже хочется перешагнуть через предубеждения и стать его женщиной по-настоящему.

Правила, традиционное воспитание во мне бунтуют против эгоистичной натуры, которая просто хочет наслаждаться и радоваться этой жизни.

Во мне борются две ипостаси — одна, строгого воспитания, твердит о долге. Вторая же сопротивляется изо всех сил, отвоевывает крохи удовольствия.

Его все больше и больше, дышать все труднее. В груди накапливается трепет, внутри разрастается огненный шар.

Я с трудом держу губы сомкнутыми.

Но с них все же срывается имя мужчины:

— Довлат…

В тишине комнаты, залитой солнечным светом, оно прозвучало невероятно интимно.

Лорсанов замирает, слишком поздно делать вид, будто я все еще сплю. Поэтому я открываю глаза, но перед этим стыдливо пытаюсь натянуть одеяло. Лорсанов удерживает его.

— Посмотри на себя, ты безумно красивая.

Зацелованная. Сорочка черт знает где, бедра тоже обнажены. Еще немного, и я не знаю, куда бы завели эти поцелуи.

Лорсанов гладит меня по бедру, чуть-чуть касается кромки нижнего белья.

— Знала бы ты, какие нескромные мысли бродят в моей голове, убежала бы на другой конец света, — с легким смехом заявляет он и занимает место на кровати, рядом со мной.

Я слышу выдох облегчения.

— Тебе еще трудно ходить, так почему ты себя постоянно утруждаешь?

— Лежать в постели до победного и лишить себя удовольствия дотронуться до тебя? Я же не дурак.

Он прижимается ко мне осторожно, но не спешит позволить мне поправить одежду. Так и лежу полураздетой, беспокоюсь, достаточно ли я красива? У меня небольшая грудь. Вдруг ему такая не нравится? Едва дышу. Потом, осмелев, поворачиваю голову в его сторону и вздрагиваю от того, как горят его глаза.

— В чем дело?

Тяжелая ладонь опускается на талию, потом ползет вверх, поправляет мою сорочку, но сжимает грудь по-мужски, срывая с губ легкий вскрик.

— Пугаю?

— Нет… — облизываю пересохшие губы. — Путаешь. Ты меня запутываешь, опутываешь и тянешь в свои сети.

— Не могу сдерживаться. Все труднее, когда ты такая отзывчивая, — его пальцы немного сдавливают твердые вершинки под тканью одежы. — Ммм… Я бы провел с тобой целый день, не вылезая из кровати.

— Развратил бы меня и лишил невинности?

— Несколько раз.

— Разве такое возможно?

Лорсанов смеется, сгребает меня в охапку, целует в шею, придавив своим весом. Ох, так и не скажешь, что он не в полной мере может передвигаться. Я словно льдинка в его горячих руках, таю, позволяю себя касаться. Он ныряет ладонями под мои бедра, обхватывает под попой, притягивая к себе.

— А ты?

— Что я?

— Я постоянно думаю о тебе, не могу не трогать, а ты хотела бы меня касаться открыто, без всяких надуманных границ?

Какой коварный вопрос?!

И как на него ответить?

Я не хочу выглядеть еще более доступной, чем он обо мне думает.

— Бери меня в жены скорее, — выкручиваюсь.

— Мне нравится. Повтори?

— Бери меня…

Он затыкает мне рот поцелуем и нагло втискивает ладонь между бедер, придавливает так, что я точно не могу сдвинуться ни на сантиметр, только принимаю его поцелуи и ласки, ласки, касания пальцев, от которых становится влажно, горячо.

В груди невозможно остро, задыхаюсь. Горю и вдруг… получаю жгучее освобождение от этой пытки удовольствием, лава экстаза струится по моим венам вместе со сбившимся пульсом. Глаза закрыты, губы и язык Лорсанова заигрывают с моими, а я словно парю и горю, горю и парю…

— Вот так, девочка моя. Вот так… Это только начало, — обещает Лорсанов, целует меня в скулу.

Довлат дает мне несколько минут прийти в себя, потом сообщает:

— Говорил вчера с твоим отцом. Он весь в заботах… — как-то иронично выделяет голосом последнее слово.

— Что ты имеешь в виду?

— Играет в карты. Навеселе. Пьян… Совсем старый из ума выжил, вместе с Ляйсат.

— Ему нельзя играть, — ахаю. — Все продует! Мама как-то писала в дневнике, что он азартен, и не умеет пить. Нехорошо это, мне не нравится, что Ляйсат все больше и больше власти над ним получает. Ты же его друг?

— Скорее, хороший приятель.

— Поговори с ним! — прошу жарко.

— Поговорю. Уже пытался. Но он меня не слышал, и еще одно, Ками…

— Что?

— Мы уезжаем сегодня вечером. Тебе нужно собрать самые основные вещи.

— Куда?

— Ты же хочешь, чтобы я взял тебя в жены скорее? Я обо всем подумал. Мы поженимся, проведем медовый месяц в тихом, хорошем месте. Там я поправлю свое здоровье, и никто не будет нам мешать.

— Тихое место? Значит, там нет интернета?

— Нет. И связь ловит плохо.

— Если такая глушь, то зачем туда ехать? — удивляюсь. — Там хотя бы удобства есть?

— Есть.

— Надеюсь, не на улице? Потому что, если удобства на улице, то это уже неудобства! — возражаю ярко и добавляю. — Прости.

Наверное, Лорсанов посчитает меня избалованной белоручкой. Может быть, так и есть? Я все умею, но никогда длого не жила в глуши без воды в доме, с туалетом на улице. Как-то мы были в ауле, когда заболел прадед, я еле-еле вынесла эти дни нахождения без благ цивилизации.

— Все в порядке, ты задаешь верные вопросы. Удобства будут, гарантирую. Девочка, я не везу тебя в дикое место, просто предупреждаю, что со связью беда, по учебе немного прогуляешь. Все наверстаешь, — успокаивает меня Довлат. — Главное, помни. Сделать все как можно скорее получится только тайком. Пусть это будет наше приключение, одно для двоих. Идет? Наш секрет… Никому ни слова.

Камилла

Переезд, отправка в путешествие оказываются всегда довольно хлопотными и переживательными. Для меня они переживательны вдвое или втрое.

Во-первых, потому что мы делаем это тайно. Это всегда будоражит.

Во-вторых, Довлат. Я беспокоюсь за его состояние, хоть он и заверяет меня, что все в порядке, просто будет больше отдыхать.

Около двух часов дороги в машине на вместительном внедорожнике. Довлат расположился на заднем сиденье лежа. Потом на поезде. Я переживала, как он будет взбираться по этим кошмарным ступенькам. На поезде я ездила всего однажды, давным-давно, и почему-то в моей памяти отложились высокие ступеньки, очень узкие. Но на счастье, у поезда оказалась довольно низкая, удобная платформа. Отправляться нам помогал Сулим. Мужчины о чем-то поговорили напоследок.

Сутки в купе поезда.

Снова на машине…

Даже мне такая длинная дорога показалась сложной, я вымоталась с непривычки. Не привыкла ездить далеко.

По сути, почти не покидала родные края.

Довлат сильно осунулся за время дороги, лицо посерело. Я так разволновалась, что долго не могла даже кровать толком для него расстелить. Так и подмывало набрать Сулиму, расписать в красках, как вымотался Лорсанов. Пусть бы посоветовал что-то.

— Ложись отдыхай, я тоже, — едва слышно шелестит голос Лорсанова.

У меня голова кругом. Он ложится с видимым страданием на лице, а я просто не знаю, чем ему помочь, и как?! Меня же не учили.

— Иди сюда, — похлопывает по покрывалу широкой ладонью.

Я даже покрывало не сняла, так и не постелила мужчине для сна, глупая!

— Просто отдохнуть надо, ну что ты плачешь? Все хорошо… Ложись рядом. Прошу.

Сдавшись его интонациям, я забираюсь на кровать. С дороги даже не умылись. Но едва прикасаюсь щекой к твердому плечу, ощутив приятную тяжесть руки Лорсанова, мгновенно тянет в сон.

Мужчина выдыхает протяжно, немного меняет положение.

— Тебе больно? Неудобно? Что мне сделать?

— Просто быть рядом. Рекомендации от Сулима есть, но все позже. Позже, девочка моя.

Губы Довлата зарываются в мои волосы, он начинает дышать глубже, спокойнее.

— Теперь все. Все получится, — говорит он заплетающимся языком, засыпая. — Здесь у меня есть куча знакомых. Кое-какие даже мне обязаны. Нас распишут быстро. Все получится… Ты будешь моей.

Его слова будоражат. Но усталости гораздо больше. Усталость берет свое, и мы засыпаем.

Утро наступает поздно.

Оно ленивое, сонное, пасмурное…

Так и тянет остаться в постели.

Накрапывает легкий дождь за окном. Погода так и шепчет: остаться и никуда не выходить…

Поэтому я не спешу вылезать из постели, рядом с Довлатом так уютно, тепло, приятно. Пока он спит, я глубже и пристальнее изучаю его лицо, шею, плечи. Решаюсь даже немного попробовать его пальцами — осторожно веду кончиками пальцев по груди, уводя вниз на твердый пресс. Он взрослый, но следит за собой, весь тугой, жилистый.

Я уже видела его без одежды, но многое не запомнила. Интерес к нему как к мужчине растет с каждым днем все сильнее. Мои пальцы замирают на резинке спортивных штанов, сдвинуть их ниже пока не решаюсь, хотя мысль, что я тоже буду его касаться открыто, будоражит.

— Доброе утро, мучительница.

Я стыдливо отдергиваю руку, поднимаю ее на грудь Лорсанова, сделав вид, будто не думала ни о чем пошлом. Но озорной взгляд из-под ресниц мужчины подсказывает, что он почти сразу же раскусил мою хитрость.

— Доброе утро. Ты хочешь завтрак?

— Хочу, но не уверен, что в холодильнике арендованного дома найдется хотя бы крошка. Предлагаю заказать еду.

Инстинктивно я лезу за своим телефоном и вспоминаю, что Довлат приказал оставить телефон и не брать его.

Он быстро набирает номер одной из доставок, заказывает завтрак на двоих, убирает телефон.

— Я думала, здесь не будет связи.

— Не будет там, где мы будем жить. Здесь же только распишемся, отдохнем немного с дороги и отправимся дальше. Просто здесь у меня есть знакомые, все устроим за один день.

Сердце подскакивает к самому горлу.

Так быстро?

— Завтра я стану твоей женой?

— Я уточню, получилось ли на завтра нас поставить? В любом случае, самое долгое, нас распишут через день.

— А у меня будет свадебное платье?

Лорсанов как-то странно кашлянул, нахмурился, отвел взгляд в сторону.

Он ничего не сказал, а я уже понимаю, что у меня не будет свадебного платья.

Я выхожу замуж тайком за мужчину, в которого успела влюбиться. Это брак не по договоренности, по велению сердца. Но у меня не будет ни красивого платья, ни радостных фото. Что я потом буду показывать нашим детям?

Почему-то тянет расплакаться.

— Тебе так важно выйти замуж в свадебном платье?

— Нет, конечно. Я могу выйти замуж и в спортивном костюме, и в мешке из-под угля…

Поневоле в мой голос закрадывается обида.

Лорсанов выдыхает.

— Проклятье! Об этом я не подумал. Свадьба, сам факт регистрации намного важнее.

— У меня не останется на память об этом дне ничего хорошего, — сообщаю грустно.

— Я буду рядом. На протяжении всей жизни. Этого недостаточно?

— Я пошла тебе навстречу много-много раз. Я выйду замуж тайком, без родных, без подруг… Неужели тебе сложно хотя бы купить для меня свадебное платье?!

Я не хочу плакать. Не хочу.

Ведь у меня есть к Довлату истинные чувства, но как же горько представлять, что я буду давать согласие быть с ним вечно, стоя, одетая, как огородное пугало…

— У нас хотя бы кольца будут? — спрашиваю со слезами.

Если нет, то это будет самая некрасивая свадьба.

— Не реви. Сегодня все уточню. Найду я тебе свадебное платье.

Глава 29

Камилла

— И туфельки?

Довлат сжимает челюсти, кивает.

— И туфельки, и сумочку, и даже фату.

— Фотограф с машиной?

Лорсанов откашливается.

— Ками, милая, это лишь мишура.

— Мишура, — глотаю обидное слово. — Хорошо. Давай без мишуры. Я передумала выходить за тебя замуж. Верни меня обратно. В родные края. Я дождусь свадьбы, устроенной отцом. Он постарается на славу и не станет на мне экономить!

— Ками… Ками, постой! — кричит мне вслед Лорсанов.

Но я уже обиделась, убегаю, отбросив одеяло в сторону. Нечаянно задеваю стакан, который стоял на тумбе. Он разбивается на мелкие осколки, острые грани брызжут во все стороны.

Здесь даже спрятаться негде. Арендованное жилье такое маленькое, я запираюсь в ванной комнате. Падаю в ванну и горько плачу, включив воду в раковине.

Как же так?

У меня не будет свадьбы…

Мишура! Мишура... Наверное, в первый раз он женился шумно, ярко, с размахом.

Но мне достанется ноль.

Не будет ничего!

Если Лорсанов не хочет устраивать мне свадьбу, то тогда к чему это все? Зачем тайные игры, побег…

Я не понимаю!

Отец же согласился выдать меня замуж, если я устрою Довлатова, как невеста. Судя по всему, я его очень сильно устраиваю. Так почему не дождаться нашей законной свадьбы?!

Не понимаю!

Все дело в том, что Лорсанову не терпится заняться со мной сексом?! Неужели все из-за этого?

Но к чему таиться, сбегать так далеко-далеко!

Я не понимаю. От мыслей у меня голова сейчас лопнет…

Мне обидно, в груди как будто зияет черная дыра. Ко всему прочему, Лорсанов не спешит меня утешать.

Он занят своими делами. Даже не знаю, какими.

Внезапно мне в голову приходит одна догадка, которая ослепляет.

Если я права, то это все-все объясняет! Даже слезы немного просохли…

Поднявшись из ванной комнаты, я выбегаю обратно, в общую комнату. Лорсанов сметает осколки, опустившись на колени.

Мне снова становится стыдно. Ему довольно тяжело, а я заставляю его крючиться вот в таком неудобном положении.

Он мужчина. Меня с детства учили, что у мужчин для каждого поступка есть свое объяснение, но не всем о них нужно знать..

Однако мне очень сильно нужно знать, почему Лорсанов так себя ведет.

Я не могу, изведусь вся…

— Дай сюда, я смету. Ты пропустил кучу осколков, — говорю осипшим голосом.

Лорсанов не спешит отдавать мне совок, дергаю его крепче. Мужчина разжимает пальцы, но обхватывает меня за запястье и тянет к себе. Мне приходится тоже опуститься довольно резко на колени.

— Я не хочу тебя обижать, глупенькая, — говорит он едва слышно.

— Кажется, я поняла, почему ты так себя ведешь. Признайся…

Довлат переводит взгляд за мою голову, вздыхает.

— Ты банкрот, да? — уточняю едва слышно. — Но еще никто об этом не знает. Поэтому ты спешишь со свадьбой и тайком все организовать пытаешься?

Лицо Лорсанова выражает на миг крайнее удивление, потом оно лишается всякого выражения.

— Ками… — тяжело вздыхает.

— Ладно, я выберу платье попроще, — обнимаю мужчину. — Мог бы сразу об этом сказать и не наводить таинственности.

— Послушай, это не так. Платье у тебя будет. У тебя будет свадьба. Возможно, не та, о которой ты мечтала. Но иногда обстоятельства играют против нас..

— Ты тоже будешь в костюме, — улыбаюсь. — Тебе идут костюмы.

Лорсанов трет подбородок, будто смущен.

— Что, правда?

— Да, очень.

Мужчина с трудом отводит взгляд в сторону.

— Не смотри на меня так, Ками. Не то я консумирую наш брак даже без предварительной росписи, прямо сейчас.

Я попыталась не глазеть на своего жениха так открыто, но как же сложно контролировать чувств, когда они бурлят, переливаются через край.

Мне все труднее сдерживать поток влечения к Лорсанову. Мне кажется, что я сама… Ох, как только мы поженимся, я заберусь к нему на колени и не слезу, пока не кончатся силы…

***

Через несколько часов Лорсанов толкает мне в руки свой телефон, просит выбрать платье на сайте местного свадебного магазина.

— Выбери подходящий образ.

— А как же примерка?

— Привезут на дом. О салоне тоже договоримся, как станет ясно, что с платьем.

Я тщательно выбираю. Тыкаю на то, что понравилось. Моего размера нет в наличии. Привезут через три дня…

Лорсанов не показывает этого явно. Но я понимаю, он не очень доволен, что придется передвинуть регистрацию.

Еще целые сутки проходят…

***

Лорсанов договаривается встретиться с кем-то из своих знакомых в городе, а меня оставляет в арендованном домике.

Довлат обещал вернуться к ужину, но он задерживается. Ужин стынет. Придется разогревать. Было и так непросто изобразить что-то достойное из скромного набора продуктов!

От скуки листаю телевизор — ничего интересного.

На новый телефон, купленный Довлатом, приходит сообщение: “Немного задерживаюсь. Поужинай без меня. Я приду пожелать тебе спокойной ночи”

Ох уж эти многозначительные обещания.

Если это пожелание “доброй ночи” будет такое же сладкое, как его недавнее “доброе утро”, наша жизнь будет прекрасной. Пусть не такой роскошной, как прежде, но я способна на большее.

Тем более, в последнее время отец меня совсем не баловал…

Кстати об отце.

Я набираю его номер по памяти и долго трушу перед тем, как нажать кнопку “позвонить”.

Лорсанов бы не одобрил, что я его ослушалась. Но как я могу выйти замуж, стать частью другой семьи и совсем-совсем не проститься с отцом.

Или все-таки не стоит?

Смутные сомнения терзают меня.

Вдруг отец разозлится на меня еще больше?

Пожалуй, позвонить ему — плохая идея! Но в миг, когда я решаю сбросить вызов, слышу в динамике его голос: такой родной, теплый, низкий.

— Алло. Слушаю вас.

Как же сильно я его люблю несмотря ни на что!

— Папа? — тихо шепчу. — Папа, это я. Ками.

— Камилла?! — отзывается зычно. — Камилла! Где ты? Где Лорсанов?! Отдыхать уехали и не предупредили?! Передай трубку этому выродку немедленно, я желаю его услышать.

— Нет. Его нет рядом. Папа, послушай. Ты неправ.

— Вот как?

— Пусть Лорсанов обанкротился, но он действительно хороший человек. Достойный мужчина, как ты и говорил. Даже если у него теперь не так много денег, сколько ты бы хотел видеть у жениха своей дочери, но я считаю, что буду с ним счастлива.

В ответ звучит изумленное сдавленное бульканье, сипение, странные звуки.

— Что ты такое говоришь, Камилла? Я не понимаю.

— Папа, пожелай мне счастья. Это лучшее, что ты можешь сделать.

Снова изумленная тишина. Только частое дыхание.

— Где ты, девочка моя? — звучит вкрадчиво. — Вы не у Лорсанова, так? Никто не знает, где он. Никто… Уехали. Милая, скажи папочке, где вы сейчас находитесь. Лорсанов мне не отвечает, а я так хочу поговорить с ним. как… как… с женихом дочери, — скрипит зубами.

— Папа, просто благослови меня. Это наше решение — быть вместе. Мы все обсудили. Скоро я стану женой Довлата Лорсанова. Трудности меня не страшат. Я больше не стану тебя позорить… Ты будешь мной гордиться, потому что я постараюсь быть для него хорошей женой.

— ЧТООООО?! — сипит отец. — Чтоооо?! Повтори!

Камилла

— Повтори! — требует.

— Я стану женой Лорсанова. Что-то не так? Ты же сам сказал, что я его невеста.

— Нет, дочка, постой… Ты разбиваешь своему старику сердце. Разве можно вот так? Где вы? Зачем уехали? У меня голова кругом… Это шутка такая, да? Скажи, доченька, ты решила разыграть своего старого отца?

— Нет, папа. Никаких шуток. Все серьезно. Между нами… Все очень серьезно.

В ответ — гробовая тишина.

По спине бегут мурашки, приподнимают волосы на затылке.

— Переспала с ним до свадьбы? — уточняет мрачным тоном отец. — Девственница ты еще или нет! Отвечай…

— Папа, я выхожу замуж. Остальное неважно.

— Что ты говорила о банкротстве, Ками? Какое-такое банкротство? Дело Лорсанова процветают. Он недавно заключил контракт на работу над крупной новостройкой…

— Но…

— Но! — повышает голос отец. — Вот именно, дорогая, но… Тебе стоило бы задуматься, почему Лорсанов навешал тебе лапши на уши и спешно с тобой уехал. Совратил?

— Папа, хватит спрашивать одно и то же и говорить гадости о моем будущем муже! Он хороший, благородный человек.

— Послушай меня. Ты совершаешь очень большую ошибку.

— Я всего лишь выхожу замуж.

— За лживого ублюдка? Ты снова идешь мне наперекор, дурочка! — кричит в трубку отец.

Я уже жалею, что позвонила. Хотела всего лишь проститься, а папа наговорил кучу гадостей. Почему? Разве не он сам отдал меня в невесты Лорсанову? С глупым условием, если я ему понравлюсь.

Понравилась. Что не так-то?

— Говори, где ты. Я с дядьками приеду, спасу тебя от окончательного позора.

— Не скажу. Мы поженимся. Просто пожелай мне счастья.

— Счастье? Не смеши! — отец будто задыхается, потом выдыхает резко. — Хорошо… Хорошо, дочка. Не хотел тебя ранить. До последнего, милая. Но ты вынуждаешь меня сделать тебе больно. Ты хоть знаешь, почему Лорсанов согласился быть с тобой? Рассказать? Никаких чувств, милая, только голый расчет и личная выгода.

— Какая выгода? От родства с нашей семьей?

— Не так, милая. Все совсем не так. У нас с ним был договор. На тебя. Но только не на женитьбу…

— А на что же тогда?

— Он должен был держать тебя в ежовых рукавицах, приучить быть послушной — и только.

— Никакой свадьбы? — переспрашиваю.

— Никакой свадьбы с Лорсановы и не подразумевалось, милая.

— Но, папа… За что?!

— Ты совсем от рук отбилась. Благодаря позору, выгодный брак с достойным молодым человеком сорвался! Нужно было тебя приструнить, и в силу возраста я понял, что не справляюсь. Вторую маму ты вообще ни во что не ставишь… Выход был только один — отдать тебя на перевоспитание.

— Боже, какой бред, папа! Придумал бы что-нибудь пореальнее! Это меня не поссорит с любимым.

— Люби-и-имый, — гнусно тянет отец. — Собственно говоря, он и не должен был вешать на твои ушки любовную лапшу и соблазнять тебя. Ничего из этого не должен был делать. У нас с ним договор. Он — мне послушную дочку, а я ему — услугу. Сказать, какую? Девочка моя, это будут не просто слова. Я могу прислать тебе запись нашего разговора.

— Что ты такое говоришь?

Отец сыплет фактами, доказательствами…

Я не верю, что Лорсанов мог на такое согласиться, а потом отец присылает мне запись разговора, поделенную на кусочки.

Я слушаю, как мужчины обсуждают меня — словно дурную, взбесившуюся кобылу. Слушаю, как договариваются о цене…

Лорсанов просит всего лишь отца помочь докопаться до того, кто причастен к смерти его жены…

В память врезается последний кусочек разговора, где отец просит Лорсанова придержать при себе руки, на что Довлат отвечает:

— Не переживай, Зумрат. Я предпочитаю опытных, умелых и раскованных женщин. Такие знают, что хотят мужчины и берут, как надо. Если ты понимаешь, о чем я…

— Ох-ох, понимаю, конечно. Сам женат на такой умелице. Разожжет огонь в чреслах даже у мертвеца! А ты… С кем сейчас? Ходят слухи, что сестра твоей погибшей жены светится от счастья, потому что каждую ночь ее заставляет кричать отнюдь не муженек?

— Что сказать? Дыма без огня не бывает, — лениво отвечает Довлат. — Ада — горячая штучка.

— Если так, то я спокоен. Мы поступим следующим образом…

Даже его приход был спланирован. Все спланировали — мои разбросанные вещи, якобы удачное появление Лорсанова…

— Понимаешь, милая? Цена твоего счастья — одна дешевая услуга. И то, что он увез тебя в глушь, забивает голову чепухой, говорит лишь об одном — он тебя соблазнит, развратит и кинет! — жестко добавляет отец. — Но все еще поправимо, Ками. Скажи, ты уже разрешила ему сорвать свой цветочек…

— Нет, папа, — плачу.

— Вот и хорошо! — говорит обрадованно. — Вот и славненько… Сейчас мы сделаем так. Не подпускай его. Ни за что. Держи на расстоянии. Будет лезть к тебе в постель, обмани головной болью или женскими днями. Не важно, как. Придержи на расстоянии. И скажи, где ты находишься. Мы приедем, вырвем тебя из лап лжеца.

— А что потом?

— Потом его ждет мужской разговор.

— А меня?

— Что касается тебя, девочка… То я не буду с тобой излишне строг. Кажется, так я сделал только хуже. Отдохнешь от всех этих ужасов. Потом мы найдем тебе другого достойного мужчину в мужья, и на этот раз мы будем выбирать очень внимательно. Вместе. Идет?

Очень странно слышать от отца подобные заявления.

От них несет фальшью.

Что он задумал? Не могу представить…

Наобум называю город, расположенный в другой стороне.

Ложное название соскальзывает с моих губ легко-легко.

Не испытываю ни капли мучений совести.

— Кажется, Довлат идет, — шепчу.

Тоже ложь. Никто не идет. Я просто хочу поскорее закончить этот разговор, приготовить документы, пересчитать, сколько денег взял с собой Довлатов и сбежать.

— Клади телефон, дочка. Получится, отправишь смску тайком с названием гостиницы, где вы остановились.

— Хорошо-хорошо. Мне пора.

— И помни одно: папа любит тебя и желает добра.

Мое сердце разбивается вдребезги.

Я готовилась к тайной свадьбе с любимым и не ждала подвоха, когда узнала, что меня предали и… продали.

***

Выход только один — бежать. Подальше от всех.

первая часть завершена.