Карт-Бланш

Глава 10

Арес*Афодита*Гефест

Любовь…она не для слабонервных…тоже самое можно сказать и о кузнечном деле, и о умение вести грамотно войну. Для обоих риск получить травму, но когда они оба прошли через боль, прошли через то от чего у большинства Богов кровь стынет в жилах, не говоря уж о простых смертных, то могли ли они быть больше чем красивыми? Могли ли они восхищать, но не восхищаться? Искусство военной тактики и кузнечного ремесла требовало больше, чем просто уверенность и сила. Она требовала признания в уродстве, извращении и опасности. А что же любовь? Любовь и война идущая рука об руку всю временную ленту, какую только можно оставить…В конце концов, что если не любовь положила начало Троянской войне? Любовь столь же разрушительна, столь же более опасная и извращенная. Более разрушительная, чем раскаленная сталь, и ярая война…

— Чего ты пытаешься добиться, Гефест? — ухмыльнулась Афродита покачивая разочаровано головой. — я должна помочь троянцам, ведь кто если не я? Кто если не…

— Арес? — опустив взгляд на раскаленный клинок прошептал Бог. — дорогая, послушай, любовь разрушит, разобьет твое сердце. Понимаешь? Я пытаюсь остановить тебя, моя любовь, ведь тебя это сломает… — он резко ударил молотом по стали и искры заставили Афродиту зажмуриться.

— Как ты не поймешь, — воскликнула Афродита. — придет мужчина и женщина, и соберут кусочки друг друга воедино. Понимаешь, сейчас нужно…

— Да почему тебе это нужно? — Гефест резко ударил в очередной раз своим молотом. — почему ты так хочешь быть похожей на человека?

— Любимый, потому что это замечательно, когда нас любят даже за наши недостатки, — Афродита покружилась на месте. — когда любят даже за то, что мы не идеальны, потому что именно это делает нас живыми.

— Знаешь, — Гефест вытер свои руки грубой тканью. — в конце концов, дело не только в этих грандиозных порывах и жестах самоотдачи. Тебе ли не знать, что любовь может стать самым сильным испытанием? Она может быть сладкой, как сахар… — прошептал Гефест нежно обвивая своей грубой, горячей ладонью талию супруги. — любовь может дать чувство полета, но то, что появляется, в итоге, долго исчезнуть. — одним резким движением он прижал Афродиту к тяжелой железной двери. — любовь это способ завладеть каждым сердцем и предать его. — прорычал кузнец на ухо дрожащей Богине. — твоя любовь в один прекрасный момент просто раздавит ее принимавшего.

Она выбежала из кузницы мужа в самый настоящий кошмар творившийся за стенами Олимпа. Горят дома, горят сады и клубы черного дыма поднимаясь высь лениво гонимые ветром улетучиваются в сторону моря. Кровь смешалась с вином и маслом, и от повисшего в воздухе тяжелого запаха подступает к горлу тошнота. Прямо перед ее дворцом, да впрочем, как и в нем самом — раненные, убитые, истерзанные. Арес…Арес собрал богатый урожай жертв, и для этого ему вовсе не нужны жрецы, довольно его верных, храбрых воинов. Афродита осторожно ступает по узорчатым плиткам пола, обходя тела и не замечает, как длинный подол ее прозрачно-розовой туники пропитался кровью невинных, кровью девственных и верных ей. К кому она рвалась так яро? Жрица из храма пыталась найти спасение…женский крик, полный боли и ужаса заставил Богиню ускорить свой шаг…

«Твоя любовь в один прекрасный момент просто раздавит ее принимавшего…» — раздался в голове голос Гефеста…простой смертной женщине было бы сложно противостоять Богу, что возжелал ее, тем более, опьяненному сражением и собственной силой. Богу, которого бояться и ненавидят даже жители Олимпа. Не будет сладких речей, даров, ни легенд после…он берет жрицу прямо на полу не стыдясь тела растерзанного война-предателя ее женила, которого он безжалостно сломал за предательство, словно игрушку, а не война вовсе. Жрица истошно кричи, пытается вырваться, но Арес не испытывая жалости овладевает женщиной, и она пытается оттолкнуть наглеца, но все попытки безрезультатны. В его бешеном взгляде — ее приговор…

— Арес!!! — завизжала Афродита. — что ты делаешь???

Его острый меч замирает в волоске от обнаженной, покрытой ссадинами жрицы остановившись у ее горла.

— Ах, моя златокудрая. — улыбнулась Арес. — соскучилась по мне? — Бог издевательски засмеялся.

— Отпусти ее. — прошипела богиня любви.

— Ее? — Бог войны удивился. — она ведь никто.

— Она моя жрица! — взгляд Афродиты цепляется за чашу, валящуюся на полу…и кровь…всюду кровь. — а твои воины сожгли сад. — вздох. — сожгли розы. Зачем?

— Розы? — красивые губы Ареса выточенные резцом скульптора кривятся в презрительной усмешке. Бог войны резко толкает свою пленницу к ногам богини. — не жди меня сегодня.

Афродита ничего не ответила. Жрица крепко обняла богиню и вместе с ней перенеслась подальше от этого места кровопролития. Лишь когда на стенах покоев зажигаются масляные светильники, Афродита способна оторвать голову от подушки, но ей это не требуется. Его поступь она узнает из тысячи, из миллионов, она знала, что в ее покои вошел он…

— Хочешь лежать здесь? — Гефест аккуратно сел на край ложе. — может быть, тебе стоит выйти? Прогуляйся по саду, созови нимф и…

— Послушай, Гефест… — прошептала Афродита, но была прервала им.

— Здесь Гера спрашивала, не держу ли я тебя под кузницей…

— И что ты ответил? — Афродита вздохнула.

Он мог бы…Гефест мог бы это сделать. Мог бы с грохотом захлопнуть массивную бронзовую дверь спальни, покрытую узором из прекрасных золотых роз, над которыми застыли серебряные бабочки и стрекозы, но Гефест слишком хорошо сделал ее в давние времена, и тяжелая дверь закрылась легко, бесшумно, словно упала шелковая занавесь. Афродита не знает, было ли это покорностью, апатией, но немного отступив от мысли о насмешках Ареса, она на секунду заставила себя прислушаться к словам мужа. Гефест укутывает плечи супруги пледом из тончайшей, шелковой ткани, и только тогда она понимает, насколько замерзла…в ночном воздухе уже слышалось близкое дыхание осени.

— Спасибо… — прошептала богиня.

— В зала тебя ждут вино, ягнятина, фиги, оливки, сыр. Думаю, что и твоей жрице стоит присоединиться. Она ведь почти ничего не ела с момента спасения тобой. — вздохнул Гефест.

— И какое тебе до нее дело? — грустно спросила Афродита.

— Этой мой дом, не забыла, Киприда? Спасла ее, так не дай умереть. — уверенно ответил ей Гефест.

В те времена, когда Афродита была здесь, она была полноправной хозяйкой, а не незваной гостьей, но она редко спускалась в кузницу к мужу. Огонь, жар, пот, брызги раскаленного металла и пар — Афродита не понимала, как такое можно любить, как можно променять веселье Олимпа на тяжелый труд, но если бы не труд, то стала бы ли она хозяйкой своих украшений? Изящные серьги, браслеты, пояса, гребли. Золотое зеркало по весь рост с рамой из жемчуга и ведь в этом зеркале она отражалась еще более прекраснее, чем обычно, но только Афродита никогда не спрашивала мужа, как он придумывает те или иные вещи, и не хвалила мастерство, восхищавшее многих. Она сбегала из дома, украшенная венками из живых цветов, щедро раздаривала ласки и улыбки другим, оставаясь холодной на супружеском ложе. Сейчас она вспоминала, как впервые увлек ее Арес. Как крепко сжимал в объятиях, оставляя синяки на нежной, бархатной коже — ведь такого не позволял себе никто другой. И таял он будто воск, от прикосновений ее нежных пальцев. Быть может, именно тогда она отдала свое сердце Аресу, а не только тело…а что сейчас? А сейчас после произошедшего она стала приходить почти каждый день, и Гефест не прогонял ее. Можно подумать, что он настолько увлечен работой, и не замечает вовсе супругу, но только, когда она появляется у входа в кузницу, ее всегда ожидает удобная скамейка откуда все было видно, но при этом невозможно обжечься случайной искрой, и кувшин с холодной водой. Афродита словно завороженная, следит за тем, как расплавленный металл покоряется воле мастера, а кожаный фартук скрывает мощную грудь Гефеста, залитую потом и сильные руки. Кто мог назвать его слабым?

— Гефест, можно я посмотрю? — робко спросила Афродита.

— Смотри, если хочешь. Любовь ведь бывает и такой… — Гефест нежно улыбнулся.

Широкие золотые браслеты. Чеканный узор. Сплетенные страстно тела. Лицом к лицу. Боком. Сзади. Вот женщина сверху, руки мужа её направляют, и даже в таком узоре видны черты лиц обоих. И не только лиц. Вот грудь, не прикрытая одеждой. Вот бедро. Вот фаллос стоящий… Казалось бы, ничего такого, чего Афродита не видела и не познала раньше. Но сейчас, будто подглядывая за чужой парой, она впервые за долгое время испытывает волнение. Дыхание сбивается.

— Она тебе позировала??? — укол ревности впервые кольнул богиню любви. — не боишься гнева владыки подземного мира?

— Боюсь ли я? — Гефест ухмыльнулся. — не боюсь, и она не боится, ведь она сама попросила сделать эти оковы. К тому же, разрывать силой их не нужно, они сами упадут раскрытыми в любой мил, если Персефона захочет. — Гефест на секунду замолчал. — вот только она не захочет, думаю я. Это ведь не сеть, и не трон.

— Ах, твоя золотая сеть. Насладился тогда своей властью, правда? — покачала головой Афродита впервые с того случая смотря Гефесту прямо в глаза не скрывая своей злости. — нелепые, обнаженные, сплетенные проклятой сетью в соках любовных утех? Молотом своим ты убить нас не мог? Огнем опалить. — прошипела Афродита. — зато созвал Олимп…насмеялись? — Афродита не замечает, как по щекам ее текут слезы.

— Все дети твои не от меня. — в голосе Гефеста слышна боль. — но о ловушке я потом пожалел… — он прошел мимо жены остановившись у двери и обернулся… — как и о том, что расстался с тобой…

Увы, он и сам не умел любить без оков….

*Полина

Горящий розовым дымом притягательный закат…что может быть красивее чем розовый вечер? Розовый закат? Пожалуй, для меня, как для художника розовый закат, можно назвать, пожалуй, одним из вдохновляющих природных явлений, впрочем, как и для многих людей. На секунду, я подумала, что никогда не рисовала никого на фоне такой красоты, а жаль. Ведь куда приятнее находится в полумраке приближающейся ночи, чем изнывать от ярких солнечных лучей в тоске по сумраку ночной жизни. Я представила, как это было бы интересно заполнять чистый холст этим бесподобным розовым оттенком заката. Так и можно было бы назвать картину «розовый закат» и смысл тут совсем не в лесбиянках. Покрутив пальцами нежно-розовые сердечки-серьги, я улыбнулась, поймав в отражении крупного стекла улыбку Стаса. Он пригласил меня провести вечер в месте и я согласилась на это предложение. Выбор места встречи пал на популярное здание в нашем городе носящее игривое название «Инкогнито». Часть этого заведения была выполнена полностью из стекла, открывая потрясающий вид на город. Обычно про такое явление говорят «как на ладони». Это заведение нельзя было назвать стриптиз-баром, как и нельзя назвать гостиницей с интимными услугами, хотя заведение носило явно эротический характер начиная с самого холла, где тебя встречаю миниатюрные ростом, но пышные телом озорные девочки-кролики. Я заметила их сразу, стоило нам переступить порог этого заведения. Одна из таких вот кроликов подлетела к Серому и начала поправлять воротничок и галстук, а вторая любезно предложила мне фужер шампанского, но я отказалась. Далее мы столкнулись с хозяином этого места…к моему удивлению, Стас поздоровался с этим проходимцем очень мило и как-то по-дружески. Митя или Митяй, что в целом-то, не так уж и важно не сводил с меня своего хищного взгляда, но мне как-то не привыкать к такому. После нескольких бытовых фраз мы направились к лифту и он понес нас вверх на самый последний этаж.

— Я замерзла. — разрушила тишину я обернувшись на Серого и он сняв с себя куртку, накинул ее на мои плечи. — спасибо. Неудобно, каждую нашу встречу я отнимаю у тебя вещи. — засмеялась я.

— Да брось ты, — Серый закурил. — такие мелочи. — облокотившись спиной о балконный косяк ответил он выдыхая в сторону дым. — тут красиво. — улыбнулась Стас. — что ты думаешь про круг Сансары? — вдруг спросил Серый.

— Хм. Ты про круг жизни? — обернулась я. — ну, я имею в виду, круговорот рождения и смерти, перерождение души. Так сказать непрерывность и цикличность событий. Что я могу об этом думать? Божественной Нирваны достигнут только высшие существа, а всем нам так и придется постоянно вращаться в круге перерождения, ведь мы вовлечены туда законами кармы. — вздох. — а что думаешь ты?

— Легенда гласит, что Будда, — Стас выдохнул дым в сторону. — собственноручно выложил рисом схему колеса Сансары, которая состояла из обода и восьми спиц, соединенных со ступицей. — он вздохнул. — но это легенда, а я думаю, что Сансара это круг страданий, и выход даст состояние блаженства. Но ты ведь права, — он посмотрел на меня и улыбнулся. — колесо Сансары удерживает душу человека, если праведных поступков недостаточно для перехода для более высокого уровня. Оно предлагает душе заново проходить все жизненные испытания, пока задача не будет отработана должным образом.

— Стас, странный такой вопрос, но ты когда-нибудь был натурщиком? — улыбнулась я.

— Натурщиком? — удивился Серый. — позировать для художника? Честно сказать, ты подумаешь, что я быдло, но…

— Но? — я склонила голову на бок и положила руку ему на грудь.

— Но я кручусь в обществе братков, проституток и всякого сумасброда. Увы, у меня и художников то нет знакомых, но искусство ценю. Это у меня, от отца. — Стас грустно улыбнулся. — он у меня был любителем изобразительного искусства и осталась неплохая такая коллекция. А что такое?

— Нет знакомых художников? — опешила я. — а как же я?

— Оу, не подумал бы, что общаюсь со знаменитостью. — засмеялся Серый. — и что ты…

— Я рисую обнаженную мужскую натуру. — улыбнулась без всякого стеснения я. — знаешь, скажем так, как ты член преступной группировки, так и я являюсь участницей одной очень приватной, но одновременно очень публичной организации по воплощению самых сексуальных желаний и фантазий. — вздох. — скажем так, я посвятила себя не только творчеству в живописи, но и фотосъемке. — нежно проведя пальцами по его грубой ладони, я склонила на бок голову и игриво улыбнулась, чувствуя, как в груди стало очень горячо. — я, как никто другой знаю, что мужская обнаженная натура умеет волновать.

— Хм, звучит очень интересно, Поль. — его ладонь крепко сжала мою кисть. — уверен, что мужчинам очень тяжело тебе позировать, ведь когда тебя рисует такая милая женщина, то даже самый свирепый мужчина перед тобой обернется котенком.

— Ох, Стас, если бы ты только знал, как это прекрасно: от твоих рук мужское тело обнажает истинную красоту. Так ты говоришь, что никогда не позировал? — улыбнулась я. — не хочешь попробовать?

— Я? — опешил Серый. — ну я не знаю… — замялся некогда смелый бандит. — как-то это…неудобно что-ли. — он опустил взгляд в пол, но я не унималась.

— Давай прямо сейчас? — быстро захлопав ресничками спросила я. — Стас, ну, пожалуйста, разве для тебя это проблемно?

И он подался моим просьбам. В этой самой части, куда падает розовый закат, расположился и Серый, который появлялся на холсте с моим очередным мазком. Этот крепкий мужчина относился к числу «вымирающих» видов: чистейший мужской шарм, бешеная сексуальная энергетика. Его бесподобные изумрудно-карие глаза отдавали блеском серости и подчиняли, увлекали в совершенно иной, словно потусторонний мир. Он лежал на холодном стекле, заставляя покрываться мурашками все его чувственное тело, отчего твердела крепкая мужская грудь, но стыдно признаться, от нарастающего возбуждения твердели и мои соски, как и предательски дрожали колени. Румянец на щеках заставлял меня ощущать покалывания кожей, но я старалась не выдавать себя. Красный, ярко-оранжевый, желтый, бордо — все это наносилось кистью, в попытках успеть за закатом и всей его красоты, когда последние лучи коснулись оголенного тела Серого, придавая ему неповторимый оттенок марсала. Стыдно сказать, но вот уже больше полу часа я рисовала его портрет не глядя на него, а рисуя чисто по памяти, как и дома, когда рисовала его лицо. Голос…его голос…я слышала его вопросы, но не могла ничего ответить, ведь руки сами не могли перестать рисовать, а между ног становилось горячо и влажно…вот, черт, я то думала, что такое может быть только в дамских романах, которые так любила читать моя мать, но только я никогда не верила в правдивость чувств их главных героинь…банально, правда? Когда я закончила, то протянула Стасу его вещи не глядя, и не выходя к нему в свет, чтобы он не видел, как я сжимаю мышцы таза, пытаясь побороть свое возбуждение…я ведь уверена, что привлекаю его, как подруга, как художница, но никак женщина, ведь у него есть Белла…черт, что за мысли?

— Ты, помниться мне, час назад говорил, что это твой первый опыт натурщика. — кашлянула я. — как он тебе? Знаешь, — я стыдливо отвела взгляд. — мне очень жаль тех мужчин, которые мне позируют. Приходится находится долго в одной позе. Хорошо, что у нас все шло очень хорошо и картина то готова. Стас, ну ты чего там делаешь? Иди посмотри.

— Это точно я? — спросил Серый закурив. — даже не верится. — улыбнулся он.

— Ну, кисть художника, дорогой мой, и не с такой стороны может показать человека. — ответила я сделав шаг назад так, чтобы упереться спиной к его груди.

Чувствуя волны возбуждения, чувствуя запах его ментоловых сигарет и нависшего в воздухе запах масла, красок и бензина, я чувствовала, как предательски отзывается мое тело на каждый вздох. «Осторожнее, милашка».-простонал Стас, реагируя на мое тело, что так нагло прижалось к его отвердевшему члену. Это было в чем-то даже смешно, ведь своим ростом я едва дотягивала до его плеч. Игриво, но уверенно я положила его крепкие ладони на свою отвердевшую грудь окончательно прижимаясь к его телу. Я боялась вздохнуть, но хотелось, чтобы он был более наглым и уверенным…как Вадим. Его дыхание ласкало мою макушку и я улыбнулась. Руки Серого на моей груди начали движения, и вот его грубые пальцы перебирали торчащие из под футболки крупные соски, посылая горячие волны возбуждения ниже, где я давно уже такого не чувствовала. Легкие поглаживания стали перерастать в пощипывания, кручения так, что с моих губ сорвались первые стоны.

— Знаешь, — Стас коснулся лбом моей макушке, медленно задирая футболку выше груди так, что моя отвердевшая возбуждение грудь оказалась в его руках. — женские стоны — вдохновляют на новые подвиги. — прошептал Серый.

Его руки стали спускаться ниже, накрывая своей ладонью мой лохматый лобок, но тут же он начал мять своими большими ладонями мой задок, то приподнимая его, то разводя в стороны половинку. Я таяла, как вдруг резкий шлепок заставил меня вздрогнуть и выгнуться дугой в его руках. Это было неожиданно. Серый развернул меня к себе лицом, поудобнее взявшись ладонями за ягодицы, где игриво красовался отпечаток его руки, резко приподнял меня вверх, чтобы впиться в мои губы жадными поцелуем. Разведенные в стороны половинки открывали потрясающий вид на скрытые тканью черных трусиков дырочки от которых обдавало самым настоящим жаром.

— Стас, — оторвалась от его губ я. — я хочу, чтобы ты поцеловал меня по-настоящему… — вздохнула я отводя в сторону свой стыдливый взгляд. — поцелуй меня так, словно целуешь свою женщину… — простонала я.

И он запустил руку в мои волосы, сжимая пальцы на затылке, что я лишь дернулась от неожиданной грубости и подалась ему навстречу. Хотелось его всего…ближе, жестче…Стас резко посадил меня промежностью на свое колено позволив елозить мокрой промежностью теряя рассудок, ведь он мог чувствовать жар даже сквозь ткань джинс. Он целовал меня грубо, жестко почти кусая, отвечая на каждое мое движение, он прижимался сильнее, и скоро сквозь грубые проникновения языка послышался его сдерживаемый стон. Оторвавшись от распухших и покрасневших губ, я увидела то, что давно хотела запечатлеть в своих картинах — возбуждение горящих глаз, растрепанность…он посадил меня на стул, на котором несколько минут ранее я рисовала его портрет, и мое личико оказалось на уровне его паха. Я положила ладони на ремень его джинс и улыбнулась.

— Я хочу тебя слышать… — простонала я потеревшись волосами о его пах. — хочу твоих стонов.

— Я хочу тебя ближе, сильнее… — прорычал Стас.

— Хочу… — срываясь на плач стонала я. — не могу больше… — выдавила из себя я…

— Твоя желание — для меня закон, Поль… — прорычал Серый.

«Мужчина всегда прав, Поль» — сказала мне однажды бабушка, и глядя снизу вверх в глаза Серого, я начинаю понимать этот простой и понятный лозунг, основанный в чем-то на плоском мировоззрении, предназначенном для быстрого достижения желаемого. Возможно, это одна из граней «женской логики», где в моменты возбуждения перемешиваются чувства, желания и решения. От его присутствия сейчас рядом со мной, от его нервного, но в тоже время до мурашек спокойного дыхания, я знала, что рано или поздно это должно было случиться. Вот так неожиданно, когда я истосковавшись по мужской ласке буду просить звезды о нашей встрече. Это, может быть, самоуверенно, но все же, я знала, что Серый все равно будет со мной…и вот я чувствую его объятия, прикосновения, ласку…ласку нежных, крепких ладоней. На секунду я замерла, боясь спугнуть его. Затаив дыхание жду очередного прикосновения, и его рука уверенно скользит по моему взмокшему телу, и уткнувшись лицом в мои мягкие волосы он в моральном экстазе шепчет мне слова любви, шепчет о страсти, и о том, как сильно истосковался, как скучал и видел нашу встречу…

Губы покусываю ушко, и жарко шепчут мне слова своей любви. О, Боже мой, как приятно слышать этот нескончаемы поток бесподобных любовных комплиментов…Его хриплый шепот…он так приятен, ласков и успокаивает…слившись в страстном поцелуе, не можем прекратить ласкать друг друга. А поцелуи? Поцелуи становятся жарче, откровеннее. Его тело плотнее прижимается ко мне и Серый гладит мои плечи, волосы, а губы целуют спинку, шейку. Я вся извиваюсь и прижимаюсь к нему чувствуя ягодицами всю его готовность овладеть мною. Моя ладонь невольно тянется к пульсирующему через джинсы крепкому члену, и я понимаю, как сильно хочу ощутить его упругость, твердую мощь и силу. Страстные поцелуи возбуждают все сильнее разжигая во мне самый настоящий пожар желания. И я совершенно нагая перед ним жажду удовольствия, но только Серый продолжает дразнить меня. Его крепкие руки скользят по моим бедрам разводя их в стороны заставляя всю меня скулить от желания.

— Стас… — застонала в сбивчивом дыхании я.

Его рука добирается до моей промежности и пальцы скользят вдоль влажных губ. Пальцы постепенно входят в мой набухший, пропитанный соками и нектаром бутон. Один…второй…третий…он ритмично входит ими, дразнит и возбуждает меня до сумасхождения. Вторая его рука скользит от клитора к груди, от груди к шейке, поглаживая волосы и возвращается обратно. Я горю от желания принимать и принимать эти нежно-возбуждающие ласки, чувствовать его горячее дыхание. Мои стоны становятся слаще и от переизбытка возбуждения я со всей силы закусываю собственную губу позволяя стонать себе сквозь боль. Волны экстаза накрывают меня вновь и вновь и я теряю счет своим оргазмам. По бедрам бежит мелкая дрожь и они задрожали. Испуская грудной стон, я чувствую, как обидно теку в его руках. Распрямляя ноги, я выгибаюсь дугой так, что Стас обнимает меня за животик продолжая двигать пальцами внутри моей промежности. Мощной струей пронизывая его пальцы насквозь, я замираю, как и он…Снова его шепот любви…и вдруг, Стас как-то по особенному целуем меня в макушку. От переизбытка нахлынувших чувству, я вдруг заплакала…и Стас продолжал целовать нагую меня в волосы, словно забирая всю мою боль, а бархатный голос продолжал успокаивать меня, как вдруг в куртке завибрировал телефон. Я посмотрела на экран и удивилась. Входящий вызов был от «Вадима». Накинув футболку, я села на стул и вынула из рук Серого сигарету.

— Алло. — хрипло ответила на звонок я.

— Алло, Полина Константиновна? — спросил меня незнакомый мужской голос.

— Да, это я. — выдохнула в сторону дым я. — а кто говорит?

— Меня зовут Максим Львович. Я заведующий нейрохирургического отделения. — представился незнакомец.

— Заведующий нейрохирургического отделения??? — переспросила я.

— Да. Кем Вам приходится Вадим Антонович? — спросил меня врач.

— Муж. Что случилось? — спокойно спросила я не прекращая нервно курить.

— Состояние крайне тяжелое. — начал говорить Максим Львович. — тяжелое, да, но операция прошла успешно. Опасность, к сожалению, еще не миновала, и необходимо время. Его сбила машина и…

Меня залихорадило. От его слов веяло мертвым холодом и равнодушием.

— Максим Львович, — перебила врача я. — он будет жить?

— Надеюсь, что да. — спокойно ответил врач.

— Что значит, надеюсь??? — чуть ли не закричала я.

— Увы, Полина Константиновна, Вы спросили, а я ответил. На сегодняшний день это все что я могу сказать на счет Вашего мужа.

— Послушай меня сюда, — прошипела я. — мой муж молодой, успешный мужчина, у него растет две прекрасные дочери и он обязан выжить! — не унималась я понимая, что начинаю ему угрожать. — если он умрет, то помяни мое слово, я сделаю все возможное, и, черт возьми, все невозможно, чтобы тебя поснимали со всех твоих чинных должностей. Это не угроза, а предупреждение.

— Что же, Полина Константиновна, я же сказал, что время все расставит по местам, но своими предупреждениям Вы ничего не добьетесь. — ухмыльнулся врач. — я вышлю Вам список лекарств, которые необходимо привезти к завтрашнему дню.

— Я все поняла. — вздох. — завтра эти препараты будут у Вас. — краем глаза я заметила, как Стас спешно начал собираться. — Максим Львович, скажите, а я могу его увидеть?

— Завтра с утра принесете лекарства и навестите супруга, а сейчас, извините, но Вы у меня не одна. До свидания. — уверенно ответил врач положив трубку.

Серый слегка улыбнулся протягивая мне куртку и произнес.

— Собирайся, поедем отвезем твоему мужу все, что требуется. — в его голосе все еще сохранялась бархатная нежность.

— Стас??? — удивилась я. — ты…ты поедешь со мной?

— Конечно, не бросать же тебя одну в такой ситуации. — он выдохнул в сторону дым от затяжки остатки моей сигареты. — не теряй время. Жду тебя в машине.