Катализатор

— Приятно познакомиться, Сиенна. Я Грета, — она смеётся. — Мы так рады, что в доме снова появился ребёнок. Давненько этого не было.

Она сжимает мою руку, перед тем как отпустить.

— Как вам Эмили? — улыбаюсь при звуке её имени. — Она хорошо себя вела?

Грета вновь смеётся и вся словно светится изнутри.

— Конечно! Она просто солнышко. И такая умница! — Грета наклоняется ко мне. — Она помогала мне на кухне. Клянусь, не успею я оглянуться, как она заберёт у меня всю работу.

Моя улыбка становится шире. Скорее бы увидеть сестрёнку. Я беспокойно оглядываю холл.

— Они, наверное, вытираются, — говорит Грета. — Будут с минуты на минуту.

Через несколько секунд я слышу топот маленьких ножек по мраморному полу. Я хочу крикнуть ей, чтобы не бегала, а то поскользнётся, упадёт и разобьёт голову, но прикусываю щёку изнутри.

Увидев меня, Эмили запрыгивает мне на руки и зарывается лицом в мою шею. Я крепко прижимаю её к себе, боясь сломать её кости. Её купальник всё ещё мокрый, моя футболка промокает от него, но это такой пустяк. Она обхватывает меня ногами, и я держу её, как маленькую обезьянку. Слёзы застилают глаза. Я готова на всё, лишь бы она была в безопасности.

— Скучала по мне? — бормочу в её влажные волосы.

Она отклоняется и обхватывает мои щёки своими ладошками.

— Куда делись твои волосы, Си-Си?

Глубокий, мелодичный голос раздаётся за ней:

— Да, где же твои волосы?

У меня внутри всё сжимается, когда мой взгляд находит улыбку Зейна, а затем опускается к его обнажённой груди и полотенцу, наброшенному на плечи. Я стараюсь не смотреть на его очерченные грудные мышцы, точёный пресс и V-образные косые мышцы, уходящие под плавки.

Румянец вспыхивает на моих щеках, и я прячу лицо в волосах Эмили, чтобы скрыть своё смущение. Я не хочу пожирать его глазами, но так сложно удержаться.

— Пришлось их обрезать, — говорю Эмили и тут же жалею о своём выборе слов. Зейн подходит ближе, сощурившись.

— Прости, я не ослышался?.. Тебе пришлось их обрезать? То есть, это не было твоим решением?

Я переношу свой вес и перехватываю Эмили поудобнее. Грета понимает это как знак, что ей пора удалиться.

— Ладно, дети, мне пора вернуться к своему тесту. Сиенна, было приятно познакомиться, — Грета хлопает в ладони и сосредотачивается на Эмили. — Хочешь помочь мне раскатать тесто для пирога?

Я ещё не готова выпустить Эмили, но она уже вырывается из моих рук, явно обрадованная предложением.

— Да! Да! — Эмили спрыгивает на пол и бежит к Грете. — А мы можем посыпать его конфетти?

Грета смеётся и проводит рукой по волосам Эмили, направляя её в сторону кухни.

— Ну, не думаю, что пирог с конфетти — это хорошая идея, но может, мы найдём какое-нибудь мороженое и посыплем его. Как тебе такая идея?

Эмили радостно хлопает.

— Да! Обожаю мороженое. А шоколадный сироп будет?

— Конечно…

Их голоса затихают, пока они уходят по коридору, а я разворачиваюсь к Зейну, который пристально рассматривает меня. Он подходит на шаг ближе.

— Что случилось? Где ты была?

— В одном безопасном месте, — это всё, что ему следует знать.

Его глаза темнеют.

— Почему ты не можешь мне довериться?

— Почему ты лгал мне о том, что происходит в ваших лабораториях? — спрашиваю в ответ.

— О чём ты?

— Несовершеннолетние преступники? Эксперименты? Тебе это о чём-нибудь говорит?

Зейн медленно мотает головой.

— Не понимаю, о чём ты.

Я сужаю глаза и скрещиваю руки на груди.

— Хочешь сказать, что вы не проводите эксперименты на несовершеннолетних, пытаясь изменить их ДНК так, чтобы они больше не представляли угрозы обществу?

— Что? Это самый большой бред, который я когда-либо слышал, — говорит он, повышая голос.

— Правда, Зейн? — сарказм сочится из моего тона. — В самом деле?

Зейн пристально смотрит на меня.

— Где ты такое услышала? Кто тебе об этом сказал?

— Похоже, твой отец кое-что от тебя скрывает, — равнодушно бросаю я.

Его взгляд опускается на моё плечо, и я замираю. Надо было выбрать другую футболку. Заживающий след татуировки выглядывает из-под короткого рукава и тянется вниз по руке. Опускаю руки вниз.

У меня перехватывает дыхание, когда Зейн приподнимает мой рукав, открывая покрасневшее место. Его пальцы скользят по контуру, посылая мурашки по моей коже.

— Я уже видел такое… — его глаза вспыхивают злостью, он отшагивает назад. — Погоди. Ты была с теми людьми? «Грань», или как там они себя называют? Эти они напичкали тебя этой ложью? — он замолкает, чтобы сделать глубокий вдох. — Ты была с людьми, которые пытались меня убить?

— Их подставили, — возражаю я. — Это не они пытались убить тебя на Феерии…

— Они взорвали «Мегасферу», — ровно произносит он. Не дождавшись от меня мгновенного отклика, он продолжает: — А знаешь, что произошло прошлой ночью? Знаешь, что они сделали?

Мои глаза расширяются. Он говорит о проникновении в бункер?

Зейн пересекает холл, заходит в комнату с роялем и парой изысканных диванов и берёт в руки планшет.

— Ирис, покажи мне новости, — рычит он.

Я не отрываю глаз от экрана, неохотно подходя ближе. Не хочу знать, что там. Мысли в моей голове — само по себе уже мучительное напоминание о событиях прошлой ночи. Но Зейн протягивает мне планшет, и я беру его.

Темнокожая женщина с классической афро-причёской говорит в камеру. Она стоит на фоне пустыни, но её точное местонахождение не указано.

— По последним данным, члены «Грани» ворвались в секретный подземный правительственный объект и напали на нескольких солдат прошлой ночью. По меньшей мере, двенадцать человек ранены и один убит во время нападения.

Зейн выключает планшет.

— Об этом ты знала?

Мой первый порыв солгать. Но когда я смотрю в его тёплые глаза, я запинаюсь. Сомневаюсь. Не решаюсь.

В конце концов я вскидываю руки от избытка чувств.

— Да! Это ты хотел услышать?! Да! — глубоко вдыхаю. — Я была одной из тех, кто проник на объект.

Брови Зейна сходятся на переносице, разочарование отражается в его глазах.

— Зачем? Зачем тебе это?

— Потому что у них моя мать.

Мотая головой, Зейн отходит к дивану и падает на него.

— Ничего не понимаю, — бормочет он.

У меня мелькает мысль, как здесь отнесутся к тому, что Зейн сел на диван в мокрых плавках, а потом понимаю, что это последнее, что должно меня сейчас волновать.

Я сажусь на край дивана рядом с ним. Мне невыносимо видеть этот разочарованный взгляд. Так, словно у него есть право обижаться на меня, когда это его отец творит бог знает что с несчастными подростками. Но Зейн должен знать правду, или часть правды, чтобы он, возможно, смог понять, почему я вынуждена была сделать то, что сделала.

— Слушай, я не жду от тебя понимания, но вот моя правда. Несколько недель назад меня наняли на работу. Я понятия не имела, кто меня нанял, но мне дали чёткие инструкции, что нужно делать.

— Журналистом? — я чувствую, как его теряю, но ему просто не стоит знать некоторые подробности. Как, например, то, что я украла компьютерный чип, пыталась убить его отца, а теперь должна его соблазнить. Он решит, что я сошла с ума.

— Нет, немного более… опасную работу.

Зейн кивает, будто бы понял.

— Я выполнила задание, но когда попыталась произвести обмен, меня похитил один плохой человек, который знал, что я сделала. У него было новая работа для меня, и он надавил на меня, чтобы я взялась за неё, потому что это… довольно деликатное задание.

— Он угрожал тебе, — без эмоций уточняет Зейн.

— Да, — я коротко, размеренно выдыхаю. — Он похитил мою мать, как гарант того, что я не сольюсь. Но я не могу выполнить задание. Это неправильно. Они всё ещё держат мою маму ради своеобразного выкупа. Не за деньги, конечно. Денег у них предостаточно. Они хотят, чтобы я завершила начатое.

— Что за задание?

— Я не могу сказать.

Зейн запускает руку в свои волосы, а я восхищённо слежу, как двигаются его бицепсы и мышцы плеч. Его ладонь падает на колено, он вздыхает.

— Что произошло прошлой ночью?

Я подробно рассказываю обо всём, что помню, и отмечаю, как сужаются его глаза, когда дохожу до той части, когда солдат схватил мою филейную часть с намерением зайти дальше. На моих словах о том, что Трей застрелил того охранника, Зейн откидывается назад и выдыхает.

— Похоже, что ублюдок получил по заслугам, — бормочет Зейн. Я мотаю головой:

— Нет. Он не заслужил умереть. Его кровь теперь всегда будет на моих руках.

Лицо Зейна смягчается.

— Но ведь не ты нажала на спусковой крючок.

— Не я, но Трей это сделал из-за меня.

— Сиенна, — ласково произносит он. — Тебе нужно отпустить ситуацию. Ты не сделала ничего плохого.

Ах, вот как? Если бы он знал…

— А ещё Гарретт, — слова вырываются, прежде чем я успеваю себя остановить. — Я не смогла спасти его, хотя я пыталась…

— Подожди. Кто такой Гарретт?

Я рассказываю ему о рыжеволосом парне и его достойной смерти, как он попал под колонну и молил меня бросить его там.

— Мне жаль, Сиенна, — говорит он, в его глазах отражается боль. Он берёт меня за руки. — Но ты должна понять, что это была не твоя вина.

Его обволакивающий голос и этот его взгляд, как будто я единственная на всём белом свете, открывают моё уязвимое место, о существовании которого я не подозревала. Слёзы набегают на глаза и стекают вниз по лицу. Я тянусь, чтобы их утереть, потому что не хочу плакать перед ним, но он делает это раньше. Пододвигается ближе и проводит пальцами по моим щекам, ни на секунду не отрывая взгляд.

Я подавляю всхлип, а его руки касаются моей спины, притягивая ближе к нему. И плотину прорывает. Я рыдаю на его голом плече, мои слёзы смешиваются с капельками воды, стекающими с его волос и бегущими по телу. Я не знаю, почему я плачу. Может, часть слёз я пролила за погибшего отца, часть — за пропавшую мать и часть, наверное, за утраченную наивность.

Когда они, наконец, заканчиваются, я вытираю лицо и сажусь ровно. Я наверняка похожа на чучело.

— Прости, — мямлю, избегая его взгляда.

Зейн скользит большим пальцем по моей скуле. Я закрываю глаза, поддаваясь его прикосновению. Он берёт в ладони моё лицо и притягивает к себе. Сердце бьётся, я раскрываю глаза.

— Сиенна, — произносит он хриплым, низким голосом. Мне нравится, как звучит моё имя из его уст, как будто это самое красивое слово в мире, которое он прокатывает по языку, чтобы вновь и вновь ощутить этот вкус.

Его губы касаются моих, так легко, так нежно, что это скорее поддразнивание, чем поцелуй. Я не отталкиваю его, и его лицо расплывается в улыбке. Когда он наклоняется вновь, наши губы сливаются вместе. Они у него полные, мягкие и мятные на вкус. Я не знаю, что творю, но это и неважно, потому что наши тела прекрасно знают, что делать. Он целует мой подбородок, мою линию челюсти, мою щеку, а сердце ноет в груди. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Никогда. Когда он отклоняется, я знаю, что должна сказать ему правду. Всю правду.

— Зейн, — шепчу я. — Я должна тебе кое-что сказать.

Он берёт пальцами моё лицо и тянет за подбородок ближе.

— Тсс, это может подождать. Прямо сейчас важно только одно, — он вновь целует меня, глубже, ещё более чувственно. Я обхватываю руками его шею. Мои пальцы скользят по его волосам и вниз по шее, едва касаясь. Его ладони смещаются ниже, крепко прижимая меня к себе. Когда его пальцы пробегают по моей талии, жар в груди разгорается с новой силой.

Когда мы всё-таки отстраняемся друг от друга, мои щёки пылают одновременно от восторга и смущения. Я прижимаю ладони к своему лицу, чтобы охладить их. Зейн улыбается и вдруг становится серьёзным. Он наклоняется ко мне с внимательным взглядом:

— Сиенна, позволь мне тебе помочь.

Я начинаю возражать, но он приставляет палец к моим губам.

— Я не приму ответ «нет». Позволь мне сделать это по-своему. Никаких пистолетов. Никаких схваток. Никаких смертей. Обещаю, что верну тебе твою маму меньше, чем за неделю.

Я тяжело сглатываю. Как он может давать такие обещания? Он не представляет, с кем собирается связаться.

— Эти люди опасны. И им плевать на деньги.

— Ты сказала, они работают на правительство?

Киваю.

— Рэдклифф — человек, который похитил мою маму, — говорит, что он глава Американской интернациональной группы.

— Тогда он уже у меня в кармане.

Я морщу лоб в растерянности.

— Что?

— Годами ВИГ пыталась добиться доступа к нашей компании. У меня есть своя наживка, с помощью которой я смогу получить всё, что захочу. А я хочу, чтобы твою маму освободили и оставили вас в покое.

Это может сработать. Это, правда, может сработать.

Надежда во мне расправляет крылья. Я улыбаюсь и обнимаю его, уткнувшись носом в его шею.

— Спасибо, — шепчу я.

— Я вам не мешаю? — раздаётся холодный голос со стороны дверного проёма.

Я отскакиваю назад, чуть было не падая с дивана, и встречаюсь своим виноватым взглядом со Стилом Райдером.

— Зейн? — Стил наклоняет голову в ожидании объяснений.

Зейн встаёт, принимая защитную позицию — ноги на ширине плеч, спина прямая.

— Да, Стил, мешаешь. Можешь оставить нас?

Они сверлят друг друга взглядами, а я сижу совершенно неподвижно. Что бы между ними ни происходило, дело далеко не в том, что Зейн, у которого есть официальная невеста, застукан с другой девушкой.

— Подумай, что ты творишь, Зейн. Ты рискуешь совершить самую большую ошибку в своей жизни, — предупреждает Стил и уходит прочь.

Зейн выдыхает и падает обратно на диван рядом со мной.

— Прости за это.

— Его очень волнует твоя жизнь, как я погляжу.

— Потому что он на двадцать лет старше меня и ведёт себя скорее как второй отец, чем как брат. Он желает мне добра, но его подход иногда слишком грубый.

Я прокручиваю в голове слова Стила. «Ты рискуешь совершить самую большую ошибку в своей жизни». Это я. Я его самая большая ошибка. Понимание этого как-то не греет изнутри.

Я решаю довести позицию Стила до конца.

— Так когда у тебя свадьба? — желудок сворачивается в узел от этих слов. Может, мы и поцеловались, но он помолвлен. С другой девушкой. Поцелуй ничего не меняет.

Зейн хмурится. Он явно не хочет, чтобы я указывала на очевидное.

— Через несколько месяцев.

— Уже всё подготовили? Приглашения, цветы, торт… дом? — я делаю акцент на последнем слове, чтобы он понял, что это не игра. Он собирается начать новую жизнь с кем-то другим. У него будут идеальные генно-модифицированные детки и жена, которая будет целовать его каждый день, провожая на работу.

Зейн кивает, его глаза темнеют.

— Полагаю, Ариан взяла это всё на себя. Кроме дома, — быстро добавляет он.

Мне нужно отвернуться и вытащить нож из своего сердца, но вместо этого я выдавливаю улыбку.

— Как мило, — даже не пытаюсь скрыть сарказм. Я быстро встаю, пока не успела сказать что-нибудь такое, о чём потом пожалею. — Мне пора. Эмили может остаться здесь ещё на несколько дней?

Избегая его взгляда, я рассматриваю кофейный столик.

— Конечно. А я займусь решением вопроса с твоей мамой, — он делает паузу. — Сиенна?

Я вынуждена посмотреть ему в глаза, в эти добрые, карие, генетически-модифицированные глаза. Я не могу устоять.

— Береги себя, ладно? — он подходит ко мне и заключает в объятия. Я не понимаю его. Он играет с моим сердцем, с моими чувствами, и мне это совсем не нравится. — Ради меня. Пожалуйста, оставайся в безопасности.

Я отстраняюсь от него.

— Разумеется, я буду осторожна. Ради Эмили и мамы.

— Эй, не будь такой, — он пытается встретиться со мной взглядом. — Всё очень запуталось, и мне сейчас нелегко.

— Как и мне.

Он опускает руки и движется к холлу.

— Ты, наверное, хочешь попрощаться с Эмили, перед тем как уйти? Они должны быть на кухне. Я могу тебя туда провести, — его голос звучит отстранённо, совсем непохоже на парня, с которым мы только что целовались на диване в его гостиной… полуголым, стоит заметить.

Он ведёт меня по коридору с фотографиями: улыбающийся малыш Зейн, Харлоу со своей женой и Стилом до рождения брата, Зейн со своим отцом. Но ни одной фотографии Зейна с матерью. Я всматриваюсь в фотографии женщины, которую он никогда не знал. Она красивая, длинные тёмные волосы обрамляют её лицо, а в уголках её больших голубых глаз заметны морщинки, когда она улыбается. Она выглядит странно знакомой…

Я резко вдыхаю от узнавания. Женщина с фотографии моего отца. Моего отца, до того как он сменил имя и вообще свою личность.

Мой отец знал мать Зейна?

— Твою маму звали Пенелопа?

Зейн кивает.

— Поэтому папа и создал «Хромо 120».

Мои брови взлетают вверх.

— Почему?

— Чтобы остановить передачу несовершенных генов. Он часто говорит, что если бы он мог вновь прожить свою жизнь, он бы сумел спасти мою мать.

— Как она умерла?

— При родах, но причиной было заболевание, с которым она боролась годами.

Я колеблюсь, стоит ли признаваться Зейну в том, что я узнала о своём отце и его матери. Я хочу это сделать, но меня останавливает страх, что он может рассказать что-то Харлоу. Вместо это я говорю:

— Она была красавицей.

— Да, была, — в его голосе звучит мягкость. — Хотел бы я, чтобы она смогла побывать на моей свадьбе и взять на руки моего первенца…

Он обрывает себя.

Хотя я понимаю, что он делится со мной кое-чем очень личным о своей матери, его слова жалят меня, не знаю, почему. Может, потому что все эти значимые моменты его жизни будут принадлежать Ариан.

Зейн заводит меня за угол и через задний вход в ярко-освещённую изысканную кухню. Эмили стоит на деревянной табуретке рядом с Гретой, старательно раскатывая тесто для верхней корочки пирога на огромном столе посреди кухни невероятных размеров. Я провожу рукой по гладкой каменной поверхности соседних столешниц. В последний раз, когда я была здесь, я собиралась отравить отца Зейна.

— Смотри, Си-Си! Смотри, что я сделала, — радостно кричит Эмили, указывая на тесто.

— Она такая прекрасная помощница, — подмигивает мне Грета. — Это, на самом деле, уже второй наш пирог. Первый уже стоит в духовке.

— Си-Си, хочешь попробовать кусочек моего пирога?

Я поднимаю Эмили с табуретки на руки.

— Мне пора уходить, Эми.

— Куда ты уходишь? Почему не можешь остаться ещё? Ты не хочешь попробовать пирог, который я приготовила? — она буквально обстреливает меня вопросами. Зейн прочищает горло:

— Эмили права. Тебе не стоит никуда спешить, когда один из пирогов Греты уже стоит в духовке, — он подмигивает мне. — Я не понаслышке знаю, что она делает самые лучшие пироги в мире.

Грета похлопывает по стойке и кивает на один из высоких барных стульев.

— Присаживайся, дорогая. Клубничный пирог пора будет доставать через пять минут, а потом подождать несколько минут, пока он не остынет, — она переводит взгляд на Зейна. — Зейн, сможешь помочь мне приготовить безе для второго пирога?

Зейн опускает взгляд на своё тело в одних плавках.

— Только сначала надену что-нибудь, — он вылетает из комнаты.

— А какой пирог вы сейчас делаете? — спрашиваю я.

— С лаймом и сверху безе. Мой любимый.

— Звучит аппетитно.

— Зейн всегда мне помогал, — делится Грета, глаза восторженно сияют. — С самого детства он приходил на кухню и смотрел, как я готовлю. Когда он уже подрос, начал помогать мне готовить блюда, — она вытирает руки о фартук, открывает холодильник и достаёт яйца. Поставив их на стойку, она встречается со мной взглядом. — Зейн мне как сын. Его мать и я были подругами со школы. Когда я узнала о её смерти, я пришла к Харлоу и предложила свою помощь. И вот я здесь уже двадцать один год.

— У вас когда-нибудь была своя семья?

Она улыбается и качает головой:

— Нет. Харлоу не раз предлагал мне найти генетическую пару, но я довольна тем, что имею.

Что-то в её словах цепляет меня. Она знала Пенелопу со школы… Может, она знала и моего отца.

— А вы, случайно, не знали человека по имени Митч Хувер?

Грета удивлённо распахивает глаза.

— Конечно, знала. Почему ты спрашиваешь?

— Он был старым другом моего отца, — лгу я.

— Я очень хорошо его знала. Они многие годы дружили с Пенелопой. Именно она помогла ему устроиться на работу генетиком в компанию Харлоу, — Грета поджимает губы. — Как трагично оборвалась его жизнь. У него случился сердечный приступ за рулём, можешь себе представить? — она наклоняется ко мне. — Знаешь, только между тобой и мной, но я всегда подозревала, что Митч винил себя в смерти Пенелопы. В этом есть какая-то ирония, что его машина вылетела со скалы спустя несколько дней после того, как умерла Пенелопа.

Моё сердце замерло на мгновение.

— Он… эм… вылетел в машине со скалы?

— Да, ужасная трагедия. Сказали, что у него был приступ и что он потерял управление. Но меня всегда терзали сомнения, что если это был суицид, а никакой не приступ, — она выпрямляется. — Полагаю, мы этого никогда не узнаем.

Мой отец сфальсифицировал собственную смерть. Вот что, наверное, имел в виду Дьявол, когда сказал, что помог моему отцу найти место получше.

Мои мысли мечутся, а в этот момент Зейн заходит на кухню в красной футболке с эмблемой «Кибертроникс» и всё ещё влажных плавках.

Грета поручает ему разбить яйца и отделить белки от желтков, пока я наблюдаю, сидя на барном стуле, и пытаюсь осмыслить то, что она мне рассказала. Мой отец с Пенелопой были друзьями, и он подстроил свою смерть, сменив личность, всего через несколько дней после её смерти. Зачем?

Я сосредотачиваюсь на приготовлении пирога перед собой. Меня забавляет то, как Грета и Зейн шутят и поддразнивают друг друга. Даже Эмили принимает участие в подколках. И пока я смотрю на них, я не чувствую себя лишней, даже наоборот. Я чувствую себя частью чего-то по-настоящему удивительного. Семьи. Настоящей семьи. Это всё очень сильно напоминает мне о том, какой была моя семья до того, как мой отец был убит, мама заболела, а я вляпалась в эту заваруху. Сердце болезненно ноет. Я пытаюсь подавить эту жалость к себе.

— Грета, думаю, эти яичные белки уже загустели настолько, насколько это вообще возможно, — говорит Зейн, разглядывая миску. — Я помню, что ты говорила что-то о мягких гребнях волн, но если я продолжу дальше, у меня будет целая горная цепь.

Я спрыгиваю со стула, что взглянуть. Грета сказала Зейну, что безе будет готово, когда будут мягкие волны. Я оцениваю содержимое миски:

— Ага, готово.

Зейн закатывает глаза.

— Так ты у нас эксперт по безе?

Я упираю руки в бёдра.

— А может и так.

Зейн ухмыляется.

— Если ты такой эксперт, может, тогда попробуешь на вкус и скажешь мне, готово ли оно? — он зачерпывает густую массу пальцем. Я отшатываюсь, неуверенная, как отношусь к идее слизнуть безе с его пальца. Но он задумал кое-что другое.

Зейн размазывает безе по моему носу и смеётся. Мои глаза распахиваются от удивления, а потом сужаются от мгновенного решения. Я набираю массу из миски в кулак, и улыбка сходит с его лица.

— Ты этого не сделаешь, — произносит он.

Я размазываю безе по его лицу с истеричным хохотом.

Эмили визжит от смеха, а Грета принимает строгий вид, но тон у неё добрый:

— Хватит, вы, двое, а то на пирог ничего не останется.

Зейн пытается меня схватить, но внезапно останавливается, глядя куда-то через стол в центре кухни. Я разворачиваюсь, и моё сердце пропускает удар.

Ариан.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

— Простите, что прерываю. Генри впустил меня и сказал, что ты на кухне, — говорит Ариан, неуверенно улыбаясь.

Удивительно, но она не выглядит расстроенной тем, что Зейн проводит время с другой девушкой. Её, похоже, не волнует, что лицо Зейна измазано безе. Она, правда, такая лапочка или притворяется?

Она переводит взгляд на меня и приветливо улыбается.

— Ты, должно быть, Сиенна.

Она протягивает ухоженную ручку, а я хочу провалиться сквозь землю. Я подаюсь вперёд и пожимаю её изящную ладонь. Руки, которые, наверное, в жизни ни одной тарелки не вымыли. Зейн передаёт мне полотенце, чтобы вытереть лицо, подходит к невесте и чмокает её в щёчку.

— Я забыл о встрече? — неловко шепчет он.

Ариан смеётся, и я замечаю её ослепительно белые зубы.

— Нет. Стил позвонил мне, чтобы напомнить о супер-распродаже в магазинчике «У Нелли». Я как раз проезжала мимо, чтобы спросить, не хочешь ли ты пойти.

Стил. Ну конечно.

Зейн бросает на меня взгляд на долю секунды. Очевидно, что он чувствует себя неудобно. Намёк, что мне пора уходить.

— Я как раз собиралась уходить, так что… — бросаю полотенце на стойку.

— Но я же только пришла, — отвечает Ариан, надувая губки. — Я так хотела с тобой познакомиться.

Я сжимаю зубы, глядя на Ариан. Интересно, что там ей Зейн про меня наговорил. Как он объяснил ей присутствие Эмили в доме? Мне с трудом верится, что она не испытывает ни капельки ревности. Как бы она поступила, если бы узнала, что несколько минут назад я целовалась с её без пяти минут муженьком?

— Си-Си, ты же ещё не попробовала пирог, — ноет Эмили.

— Я могу это исправить, — напевает Грета. Как незаметный кухонный ниндзя, она уже разложила клубничный пирог по тарелкам и теперь передаёт каждому из нас по тарелке, оставляя последний кусочек для Эмили. Зейн садится на барный стул рядом с Ариан, а я прислоняюсь к стойке, готовая в любой момент сбежать.

— Сиенна, — обращается Ариан. — Зейн уже рассказал мне, что ты журналист под прикрытием и сейчас взялась за задание где-то за пределами Рубекса.

Вот это новость. Я поднимаю брови.

— Вот как?

— Как идёт работа над заданием? Я слышала, что сейчас буйствует эта радикальная организация, «Грань».

Зейн отводит глаза, и тогда я понимаю. Он такой же хороший лжец, как и я.

Я улыбаюсь, пытаясь собраться с мыслями.

— Это настоящее безумие. Эти ребята из «Грани», как всегда, неугомонные, — я решаю добавить немного пропаганды «Грани» в наш разговор. — Хотя это интересно. Я считаю, что действия «Грани» понимаются превратно.

Зейн давится пирогом, но я пока ещё цела и невредима. Потому и продолжаю:

— Ну правда. Им приписывают несколько нападений за прошедшие месяцы, но они здесь не при чём. Так получилось, что я хорошо знакома с их лидером, — подмигиваю Ариан. — Ну, то есть, очень хорошо. И он клянётся, что это всё подстроено.

Я чувствую на себе взгляд Зейна, но сосредотачиваюсь на пироге в своей тарелке.

— Я даже не думала об этом, — говорит Ариан, её красивое лицо вытянулось от удивления.

— Как и я, пока не познакомилась с ними и не поговорила с их лидером, — пожимаю плечами. — Они в самом деле хорошие люди, которые действуют на благо общества.

— Ну, тогда твоя статья должна будет открыть всем нам глаза, — отвечает Ариан, поднимая вилку с кусочком пирога.

— Очень важно донести до людей правду, — открытым текстом говорю я, глядя прямо на Зейна.

Ариан не замечает. Она занята тем, что накалывает клубнику и аккуратно кладёт себе в рот, облизывая свои губки, которые у неё, конечно же, бантиком.

Я продолжаю есть свой пирог и даже доедаю остатки с тарелки Эмили, которую она мне передаёт со словами, что уже объелась.

Когда мне подворачивается подходящий момент для побега, я вежливо извиняюсь и прощаюсь с Эмили. И хотя я не хочу оставлять её, полагаясь на обещание Зейна, я знаю, что через несколько дней, которые пролетят незаметно, мы снова встретимся.

Зейн предлагает проводить меня до двери, и хотя я неловко перевожу взгляд на Ариан, её это, похоже, абсолютно устраивает. Я говорю ей «пока» и благодарю Грету за пирог, затем наклоняюсь к Эмили, чтобы обнять её напоследок.

— Я скоро вернусь, ладно?

Она кивает.

— А теперь сходи переоденься. Не стоит весь день разгуливать в купальнике.

Эмили убегает, её маленькие ножки топают по мраморному полу.

Зейн отводит меня к входной двери и выходит со мной на крыльцо, закрывая за нами дверь.

— Ещё раз спасибо, что присматриваешь за Эмили…

Зейн перебивает меня:

— Это правда, то, что ты сказала на кухне?

Я уклоняюсь от ответа.

— Ты о чём?

— О том, что ты очень хорошо знакома с лидером «Грани», — он сужает глаза.

— Возможно. Тебя это волнует?

— Не должно, — он мотает головой. — Но всё же волнует.

Я наклоняю голову к плечу.

— Чисто из любопытства: что ты сказал Ариан? Почему Эмили живёт у тебя?

Неловкая улыбка искажает его лицо.

— Я сказал ей, что вы мои кузины, и ты попросила меня присмотреть за своей сестрой, пока ты на задании.

У меня отваливается челюсть.

— Кузины?

Что ж, это объясняет, почему она так спокойно отнеслась, увидев меня с Зейном на кухне.

— Я не знал, как объяснить, кто вы такие, — он хмурится. — А что я должен был сказать? «Эй, Ариан, это девушка, о которой я не могу перестать думать, и ей нужно с кем-то оставить сестру, пока она дерётся с плохими парнями и спасает свою мать», — он качает головой. — Ничего хорошего из этого бы не вышло.

— Думаешь? — говорю я голосом, полным сарказма. — А что ты сказал своему отцу? То же самое?

Уголок губ Зейна дёргается.

— Конечно, нет. Я сказал ему правду… отчасти. Сказал, что Эмили — сестра друга, который должен уехать из города на несколько дней.

Друг. Понятно.

Я закрываю глаза, внезапно чувствуя себя бесконечно уставшей. Стресс и нехватка сна истощили меня. Когда я их открываю, Зейн пристально смотрит на меня, обеспокоенно нахмурившись.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я вздыхаю, словно на моих плечах вес всего мира.

— Буду. Как только высплюсь и верну маму, — тяжело сглатываю. — Но пока тебе стоит выяснить, что творится в лаборатории твоего отца. Там происходят плохие вещи, очень плохие вещи.

— Ладно, я выясню, — говорит он и колеблется, перед тем как оглянуться вокруг, пробормотав что-то вроде «чёрт побери», и притянуть меня к себе за талию. Я утыкаюсь носом в его грудь и вдыхаю запах стирального порошка. Он шепчет: — Пять дней. Я верну тебе её за пять дней, обещаю.

Он целует меня в макушку и отпускает.

Дверь закрывается за ним, и в этот момент я точно знаю, что могу верить его обещанию.

***

По возвращении в лагерь я направляюсь прямиком в свою комнату. Белоснежные стены ослепляют, но меня успокаивает мысль, что это безопасное место. Убежище.

Лёжа на кровати, я думаю о своей поездке к Зейну. Я не понимаю, почему меня так тянет к нему или почему в его объятьях я чувствую себя в безопасности. Может, потому что он гем, и всё в нём кричит об идеальности, даже этот чёртов голос, от которого мне хочется умолять его повторить моё имя.

И потом этот поцелуй. Тот, который разжёг во мне огонь. Я рассеянно провожу пальцами по губам.

Резкий стук в дверь пугает меня.

— Заходи, — говорю я, поднимаясь с кровати. Подозреваю, это Трина пришла за полным отчётом о моей поездке к Эмили и Зейну.

Однако в комнату входит Трей, закрывая за собой дверь. Его глаза красные, и сам он весь выглядит ужасно.

— Где ты была? — буднично спрашивает он. — Я приходил раньше — хотел предложить пострелять по мишеням.

— Ездила к другу.

Он фыркает.

— А у друга есть имя?

— Да.

Но я не хочу его тебе говорить.

Трей пожимает плечами и направляется к моей кровати.

— Можно? — спрашивает он, перед тем как сесть.

— Конечно, — я сажусь напротив него на пластиковый стул с круглой спинкой — единственное излишество в моей комнате.

— Сиенна, по поводу прошлой ночи…

— Всё в порядке.

— А? — он смотрит на меня, сбитый с толку.

— Я знаю, что ты не хотел его убивать.

Трей качает головой.

— В том-то и проблема: я хотел. Когда я увидел, что он собирается с тобой сделать… — он сжимает кулаки. — Я сорвался, — он поднимает глаза, полные сожаления. — Я сорвался. И мне жаль, — он поднимает руки. — Я только и делаю, что извиняюсь в последнее время. Сначала Гарретт… — он запинается. — Я не хотел бросать его, — с мольбой в глазах он смотрит на меня. — Знаешь, как тяжело мне было? Развернуться и оставить его там умирать?

Чувство вины пожирает его, и это разбивает мне сердце. Я присаживаюсь на кровать рядом с ним, кладу руку ему на плечо.

— Я знаю, что тебе было тяжело. Мне тоже жаль, что мы не смогли его спасти. Но всё в порядке. Мы это переживём.

Трей кивает и наклоняется ко мне, глядя на губы. Он берёт меня за подбородок.

— Знаю. Мне просто нужно было услышать это от тебя.

Он выдыхает, и я чувствую запах алкоголя. Мне стоит попросить его уйти, но внезапно просыпается любопытство.

Когда его губы накрывают мои, это поражает меня. Его поцелуй совершенно не похож на тот, что был с Зейном, но он не менее волнующий. Трей настойчив. Взволнован. Слегка теряет контроль. Я чувствую, как его руки скользят по моему телу, притягивают ближе к себе, забираются под футболку.

Мой мозг посылает предупреждение, но я не обращаю внимания. Мне так хорошо. Его руки гладят мою спину под одеждой и смещаются к животу, посылая миллион бабочек по всему телу. Когда его пальцы проводят по нижней части лифчика, я забываю, как дышать. Знаю, что должна его остановить.

Я слегка отвожу его руки, но он продолжает меня целовать, прижимая к кровати. Его руки обхватывают меня ниже пояса, придвигая ближе. Разум кричит, что пора остановиться. Я сажусь, отталкивая его дрожащими руками.

— Стой, — говорю твёрдо. Сердце бешено бьётся, трепет в животе превратился в пульсирующую боль.

Трей отсаживается, ошеломлённый. Интересно, вспомнит ли он об этом утром. Пожалеет ли?

— Прости, — бормочет он. — Не знаю, что на меня нашло. Просто забудь об этом. Пожалуйста.

Он вылетает из комнаты, хлопая за собой дверью.

Мои пальцы сами тянутся к губам, а потом к пылающим щекам.

Не могу поверить, что он поцеловал меня. Это было неожиданно и в то же время… так правильно. В отличие от поцелуя Зейна, который не должен был ничего значить, этот… этот был настоящим. Или мог быть.

Подумать только, до сегодняшнего дня я никогда ни с кем не целовалась, а тут вдруг с двумя в один день. Что бы на это сказала теория вероятности?

***

В последующие несколько дней у меня складывается впечатление, что Трей меня избегает. Когда я присаживаюсь за обеденный стол к нему, Трине, Джеффу, Кудряшу, Кейду и ещё паре ребят, имена которых я начинаю понемногу запоминать, он встаёт и покидает столовую. Когда я прошу его потренировать меня в стрельбе, он перепоручает это Кудряшу. Когда у меня дежурство на кухне или в прачечной, он, проходя мимо, вежливо кивает и идёт дальше.

Неужели это, правда, было так ужасно? Ему настолько не понравилось целовать меня, что он теперь вообще не хочет иметь со мной дела? Я понимаю, что он старше и опытнее, но это же не повод.

На четвёртый день я решаю его подкараулить. Когда у нас по расписанию наступает Час Рефлексии — время на то, чтобы сесть и подумать, как мы можем сделать себя и мир вокруг лучше — я направляюсь в его комнату. Если он скажет, что я отвратительна или что он ненавидит меня до мозга костей, я оставлю его в покое. Но мне нужно услышать это от него лично.

Я стучу со всей силы, решительно настроенная не показывать слабость и не ползать в ногах.

Дверь распахивается, и Трей отшагивает назад, когда видит меня.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. — У тебя по расписанию Рефлексия.

Я захожу в его комнату и закрываю за собой дверь. Киваю на его кровать:

— Можно?

Этот разговор начинает звучать до жути знакомо.

Он пожимает плечами.

— Чувствуй себя как дома, — он пытается делать вид, что спокоен, но я безошибочно угадываю панику, мелькнувшую в его глазах, когда я сажусь на кровать. Он занимает место в другой части комнаты, на деревянном стуле у стола.

Я смотрю вниз на свои ладони. Я уже прокручивала весь разговор в своей голове, но сейчас позабыла все заготовленные слова. Поднимаю на него взгляд, на его руки, скрещенные на груди, на его ничего не выражающее лицо, непринуждённую позу.

— Я сделала что-то не так? — наконец, выпаливаю я.

Его глаза смягчаются, но затем он хмурится.

— Нет. Конечно, нет. Дело во мне.

— Почему ты так говоришь? — продолжаю давить. — Мне всё понравилось.

Лёд тронулся, он усмехается.

— То, что тебе понравилось, ещё не значит, что это было правильно.

— Так ты теперь избегаешь меня, потому что боишься, что создал у меня неправильное впечатление?

— Да. То есть нет…

— Так да или нет?

Трей вздыхает, вся его суровость ушла. Он подаётся вперёд, упирая руки в колени.

— Послушай, Сиенна. Когда я пришёл той ночью к тебе, я был пьян. Я чувствовал себя жалким. Меня мучила совесть, и я, наверное, просто искал утешения. Я хотел увидеть тебя, но не ради этого, — он делает паузу, пронзая меня взглядом. — Я хотел тебя поцеловать. Чёрт, я хотел тебя поцеловать. Но это было неправильно с моей стороны так поступать, когда я едва мог вспомнить об этом на утро.

Моё сердце ухнуло вниз. Он не помнит. Тот потрясающий поцелуй, который перевернул всё внутри меня, ему совсем не запомнился.

— То есть я помню урывками. Я знаю, что это было классно. Но когда я целую тебя, я хочу быть в трезвом уме, чтобы чувства взрывались, а не были притуплены алкоголем. Я хочу помнить всё.

Не успевая осознать, что я делаю, я встаю и направляюсь к нему. Запускаю пальцы в его волосы, оттягиваю его голову назад, замечая вспышку удивления в его глазах.

— Я помню, — шепчу. — Помню всё, что было. И клянусь, я никогда не смогу это забыть.

Я наклоняюсь к его лицу и слегка касаюсь губами его губ, что, как я и надеялась, вызывает цепную реакцию.

Его сильные руки обвивают мою талию, притягивая к себе на колени. Он целует мой лоб, и всё моё тело трепещет от близости к нему. Запрокидывая голову, он смотрит меня с такой тоской, какой я вообще не представляла, что бывает у парней. Его губы накрываю мои, и я растворяюсь. В его объятиях. В его поцелуях. В его руках, тянущих меня ближе к себе, пока наши тела не оказываются тесно прижаты друг к другу.

Через тонкую хлопковую ткань футболки я чувствую жар его ладоней на своей спине. Его поцелуи распаляют меня, но его руки распространяют этот огонь.

Когда его губы спускаются к моей шее, я судорожно выдыхаю.

— Сиенна, — шепчет он, опаляя дыханием моё ухо.

Прикусив губу, чтобы сдержаться и не поцеловать его вновь, я отстраняюсь достаточно, чтобы посмотреть ему в глаза. В его глубокие голубые глаза, которые затягивают меня, и я чувствую, что я тону в них.

— Я думал о том, как потрясающе целовать тебя по пьяни, — говорит он, — но это в сто раз лучше, когда я трезв.

— Ты прервал поцелуй, чтобы сказать мне это?

— Ага.

— Ты мог бы сказать мне об этом потом, — отмечаю я, обхватывая ладонями его лицо, его щетина царапает мою кожу. — Заткнись и поцелуй меня.

Трей поднимает бровь и ухмыляется.

— Да, мэм.

***

Рано утром на следующий день, как только я закончила одеваться, раздался стук в дверь. Я открываю её и вижу Трея, прислонившегося к косяку. Он прямиком из душа, только побрился, отчего мне хочется провести пальцами по его гладкой коже.

Он заходит внутрь и притягивает меня к себе, ухмыляясь на мой удивлённый взгляд.

— Доброе утро, — бормочет он мне прямо в губы.

Мои руки касаются его лица и проводят по его жёсткой линии подбородка. Он целует мою ладонь и возвращается к губам.

— Слушай, — говорит он, отстраняясь, — я хочу, чтобы ты знала, что я не забыл про твою маму. Я уже связался с несколькими людьми, но на поиски может уйти некоторое время. Хорошо?

Я киваю.

— Спасибо тебе.

Я вспоминаю обещание Зейна… Надеюсь, мне не придётся ждать дольше. Что-то царапает меня внутри из-за того, что я договорилась об этом за спиной Трея, но чем больше людей ищут её, тем лучше.

Трей прочищает горло.

— Я подумывал о том, как бы сходить пострелять после завтрака. Хочешь присоединиться?

— А, теперь ты со мной разговариваешь, — дразню я. — Я была бы счастлива.

Он моргает.

— Я думал, мы даже больше, чем разговариваем.

— Ага, а теперь, я надеюсь, ты винишь себя за то, как вёл себя со мной последние несколько дней.

Его руки скользят по моей спине, прижимая ближе к нему.

— Ужасно себя виню. Как я могу это исправить?

— Если ты меня сейчас поцелуешь, я подумаю о том, чтобы простить тебя.

Всё внутри меня трепещет, когда Трей выполняет условие, начиная с моей шеи и продолжая с губами. Обнимая его за шею, я прижимаюсь к нему всем телом. Кажется, он отстраняется первым, но я не уверена. У меня слишком кружится голова, чтобы замечать что-либо вокруг.

Трей вздыхает и хмурится.

— Похоже, ты будешь очень сильно меня отвлекать.

Я отшагиваю назад и скрещиваю руки на груди, прищурив глаза.

— И что это значит?

Трей смеётся.

— Нет, в хорошем смысле… ну, и в плохом тоже.

Я поднимаю брови, не находя в этом ничего смешного.

Он тянется ко мне, но я уклоняюсь от его рук.

— Мне нельзя забывать, — говорит он, — что я лидер «Грани». Я не могу позволить себе выглядеть слабым, или меня перестанут уважать.

— Так я делаю тебя слабым? — сверлю его взглядом. Чем больше он говорит, тем хуже это звучит.

Его лицо смягчается.

— Нет, ты делаешь меня больше, чем…

— Чем что?

— Чем то, кем я был, — он прочищает горло, и я знаю, что это признак смущения. — Нам просто нужно быть осторожными. Никто не должен знать.

Я ничего не могу поделать с ухмылкой, появляющейся на моём лице.

— Я очень хорошая лгунья.

Трей улыбается и захватывает меня в свои объятия.

— Ты всё время так говоришь, — я чувствую, как он целует меня тёплыми губами в лоб. — Теперь пора это доказать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Зейн Райдер — настоящий волшебник. Верный своему слову, меньше чем за пять дней он смог надавить на Рэдклиффа и получить разрешение на освобождение моей мамы.

Мы встречаемся у железной дороги в четверти мили от тайного входа в лагерь. Когда он подъезжает на своём мерседесе, я сажусь на пассажирское сиденье, моё сердце бешено стучит от нервного напряжения. Зейн улыбается и, кажется, совершенно расслаблен, а я на грани инфаркта. Если это не сработает, то я не знаю, что сделаю.

— Как там Эмили? — спрашиваю, пытаясь отвлечься от того, что нас ждёт впереди.

Зейн посылает мне ободряющую улыбку, прежде чем переключить передачу.

— С ней всё хорошо, — он усмехается. — Она заставила меня вчера поучаствовать в её чаепитии.

— Правда? Где вы взяли набор для чаепития? Не похоже, что у вас там дом полон маленьких девочек.

— Ариан принесла его… — он бросает нервный взгляд в мою сторону. — Эмили пригласила и её тоже.

У меня напрягаются мышцы шеи. Значит, Ариан пьёт чай с моей сестрой, пока я тренируюсь драться с плохими парнями. Всё честно (нет).

— Рада, что Эмили весело проводит время, — выдавливаю я.

Я не знаю, почему меня это так волнует. Я провела последние два дня, целуясь с другим парнем. Почему бы Зейну не пойти на чаепитие со своей невестой?

Несправедливость этого жжёт меня изнутри, напоминая о том, насколько мы разные. Я должна сражаться за свою свободу, пока он загорает у бассейна, попивая прохладительные напитки, а потом идёт на детское чаепитие. Наши миры просто из разных вселенных.

— Эй, — он привлекает моё внимание. — Хотел, чтобы ты знала, я пытался проверить эту тему с удержанием несовершеннолетних. Но не смог ничего найти — ни записей, ни чего-либо подобного. Но что-то явно странное происходит. Есть закрытая зона на объекте на цокольном этаже, и у меня даже нет доступа туда, — он смотрит на меня. — Но я пока не решился спросить об этом у отца.

— Спасибо, что поверил мне. Я понимаю, что была, наверное, чересчур резкой.

— Вовсе нет. Я рад, что ты сказала. Если мой папа, правда, проводит какие-то безумные эксперименты на несовершеннолетних преступниках, я должен об этом знать. Особенно учитывая тот факт, что я собираюсь унаследовать компанию.

Когда я снова выглядываю в окно несколько минут спустя, я замечаю, что мы приближаемся к Малому правительственному зданию, или МПЗ, где и произойдёт обмен. Он находится на границе пустыни; это то здание, из которого Трей вытащил меня в ту ночь, когда перехватил чип. Я не смогла хорошо рассмотреть его тогда, но теперь, при дневном свете, я вижу огромную серую постройку, резко контрастирующую с пустынным пейзажем.

— Я всё ещё не знаю, как тебе это удалось, — бормочу я, пока он заезжает на полупустую парковку.

— Ну, ВИГ теперь получил стимул, чтобы освободить твою маму.

— Что за стимул?

— Маленькую сыворотку под названием Re0Gene.

— А… — делаю паузу. — И что она делает?

— Возобновляет рост клеток. Ускоряет лечение.

— Как моя чудесная мазь от ожогов?

Зейн улыбается, качая головой.

— Это работает немного быстрее, — он тянется за портфелем на заднем сидении за ним. Как только тот оказывается у него на коленях, Зейн набирает код и открывает защёлку. Маленькая склянка с сиреневой жидкостью лежит на бархатной подушечке со специальной выемкой по размеру. — Я согласился отдать им это в обмен на твою маму, вместе с формулой по воссозданию.

С этими словами он достаёт склянку, показывая мне. Мои глаза распахиваются от удивления. Это, должно быть, очень важная сыворотка, раз правительство хочет её заполучить. А Зейн потеряет права на формулу. И всё ради того, чтобы помочь мне?

— Эта сыворотка — моя разработка, — продолжает Зейн. — Я начал работу над ней, когда мне было восемнадцать и я разбил голову, играя в регби с друзьями. Я не хотел, чтобы шрам остался навсегда, и решил создать что-то, что ускорило бы восстановление клеток. Чудодейственный крем. У меня ушло два года, прежде чем я почувствовал, что вывел формулу, и недавно я её усовершенствовал. У меня ещё не было возможности вывести крем на рынок, а теперь, думаю, хорошо, что не было, — его глаза восторженно сияют. — Давай покажу, как он работает. Можно? — он указывает на мою руку, перебинтованную в том месте, где был маячок.

Я киваю и наблюдаю за тем, как он осторожно снимает бинт. Его улыбка сходит с лица, когда он видит наложенные швы и красную, воспалённую рану, которая всё ещё пытается зажить.

— Что произошло?

Я вздыхаю.

— Рэдклифф. Тот человек, который похитил мою маму, вживил в меня маячок. Когда я присоединилась к «Грани», один из её членов помог мне вытащить его.

— Больно было?

Посылаю многозначительный взгляд.

— А ты как думаешь?

Тревога наполняет его глаза вместе с чем-то ещё. Сомнением? Может, теперь он понимает, что я рассказала ему далеко не всё.

— Смотри.

Он открывает колпачок склянки и капает немного на порез. Лёгкое пощипывание под кожей, которое распространяется по всей руке. Почти сразу же разорванная кожа стягивается, пока не остаётся даже тонкой полоски, выталкивая ненужные швы, которые падают мне на колени. Краснота проходит, кожа становится бледно-розовой, а потом снова белой.

Я смотрю в ошеломлении на самое настоящее чудо. Провожу пальцами по месту зажившего пореза, но чувствую только гладкую кожу.

— Не могу поверить, — выдыхаю я.

— Невероятно, правда?

Поднимаю на него благоговейный взгляд.

— Ты гений. Неудивительно, что ищейки правительства захотели пойти на сделку.

Зейн смеётся и возвращает колпачок на место.

— Не такой гений, как мой отец, — его лицо расплывается в широчайшей улыбке. — Но чертовски близок к этому.

— Ты уверен, что хочешь этого? Ты потеряешь всё, над чем работал.

Зейн пожимает плечами.

— Успешная разработка — само по себе лучшая награда. Кроме того, я всё ещё могу сделать много таких сывороток для себя. Могу даже продавать, если захочу.

— Но у них она тоже будет.

— И надеюсь, что они найдут ей хорошее применение. Помогут другим. Вылечат раненых солдат. Тогда это будет стоить всех тех часов, что я провёл в лаборатории, работая над ней.

Зейн делает глубокий вдох и возвращает склянку обратно в портфель. Потянувшись к ручке на двери, он разворачивается ко мне.

— Готова?

Я киваю, внезапно слишком напуганная, чтобы говорить. Боюсь, если я попытаюсь, то все слёзы, которые я сдерживаю внутри, прорвутся наружу. Я поражена его самоотверженностью. Вот он, сидит рядом со мной, и держит в руках нечто потрясающее. Нечто по-настоящему чудесное. И он намереваться это отдать. Ради меня. Это трогает меня до глубины души.

Если бы он только знал, что я не заслужила его доброты.

Мы идём по извилистой дорожке ко входу в здание, и Зейн берёт меня за руку. Его прикосновение успокаивает меня. Я знаю, что всё будет хорошо. Зейн всё устроил. Больше никакой борьбы. Никаких бессонных ночей. Никаких угроз.

Я поднимаю глаза на развевающиеся на ветру флаги, на которых гордо изображён символ успеха Пасифики. Широкая синяя вертикальная полоса, рядом с ней белая, а затем чёрная. В центре большой белой полосы помещён чёрный символ — трискелион.

Зейн тянет на себя стеклянную дверь, и мы вместе заходим внутрь. Нервничая, я оглядываюсь по сторонам. Не знаю, чего ожидать. Я видела только подземное логово правительства, с каменными стенами, находясь в котором, чувствуешь себя как в пещере. Даже когда меня держали в плену в этом же здании, я находилась на несколько этажей ниже в сыром подвале. Но это место выглядит иначе — внутри оно оформлено в романском стиле, с закруглёнными арками, высокими купольными потолками и широкими белыми колоннами. Наши шаги эхом отражаются от пола из гладкого белого мрамора.

Я вижу только людей в форме. Они повсюду. Пересекают холл со стопками бумаг, разговаривают вполголоса, пьют кофе. Никто из них не поворачивается к нам с обвиняющими взглядами, пока мы пересекаем холл, подходя к стойке регистрации в центре помещения с высоким потолком. Я отчасти жду, что они вот-вот выхватят пистолеты и арестуют меня. Моё сердце громко стучит от страха, я пытаюсь отступить назад, но Зейн ловит мою руку и тянет к себе. Девушка на стойке регистрации, блондинка с большой грудью, смотрит на нас, пока мы приближаемся.

— Добро пожаловать. Зейн Райдер, полагаю?

— Да, — улыбается Зейн. — Мы пришли к мистеру Чедвику.

— Конечно. Следуйте за мной, — женщина выходит из-за стойки, направляясь к коридору по нашу левую руку. Я сосредотачиваюсь на её спине в белой блузке, пока её каблуки цокают по полу. Этот забавный звук раздаётся от её обуви на шпильках, словно она каждым своим шагом растаптывает жучков.

Она останавливается у двери под номером двенадцать и поворачивает ручку. Дверь открывается, показывая единственный стеклянный стол с четырьмя металлическими стульями, по два с каждой стороны.

— Сюда, пожалуйста. Он скоро подойдёт.

Когда она закрывает дверь, мне кажется, что мы попали в ловушку, и меня охватывает паника. Я несусь к двери, но она легко открывается. Зейн обеспокоенно наблюдает за моими действиями:

— Всё в порядке?

— Прости, — бормочу я. — Я подумала, что нас заперли.

Зейн посылает сочувственную улыбку.

— Не переживай. Всё под контролем, — он выдвигает стул для меня. — Вот, присаживайся. Возможно, нам придётся подождать.

Я сажусь и пальцами отстукиваю ритм по поверхности стола. Спустя несколько минут я раскачиваюсь на стуле, его ножки скрипят о мраморный пол. Я хожу из стороны в сторону, прикусив щёку изнутри, пока моё сердце нервно бьётся в груди. Я вот-вот увижу свою маму. Что она подумает о моих коротких волосах?

Дверь открывается за нами, и лысый коренастый мужичок в очках входит внутрь.

— Прошу, присаживайтесь, — кивает он на мой стул.

Зейн опять отодвигает для меня стул, но я едва это замечаю. Я слишком занята тем, что вытягиваю шею, глядя на дверь, задаваясь вопросом, где же моя мама.

Зейн ведёт меня к стулу, заставляя присесть, но мои глаза не отрываются от двери. Где она?

Зейн озвучивает мои мысли.

— У нас было соглашение. Где Вивиан Престон?

Тот улыбается, отчего его глаза-бусинки становятся ещё меньше.

— Она сейчас к нам присоединится, — он наклоняется вперёд и хлопает, сжимая ладони вместе. — Вы мне что-то принесли?

Зейн кивает и поднимает свой чёрный портфель, кладя его на стол. После того как он вводит цифровой пароль, замок щёлкает, открываясь. Внутри лежит склянка на специально изготовленной выемке из чёрного бархата. Зейн извлекает сыворотку и поднимает так, чтобы мужчина увидел. Глаза лысого чуть ли не выкатываются из орбит, он алчно улыбается, потянувшись к склянке, но Зейн отводит руку.

— Нет, — холодно говорит он. — Не раньше, чем мы увидим Вивиан Престон.

Мужчина тихо говорит в свои часы, не сводя глаз со склянки.

Я поворачиваю голову, спокойные глаза и уверенная улыбка Зейна ободряют меня. Он берёт мою ладонь под столом и сжимает её, и тогда я понимаю. Всё будет хорошо.

Дверь за нами открывается, и я стремительно разворачиваюсь, голова чуть ли не кружится от нетерпения. Но человек в дверном проёме вызывает страх у меня в груди, а не радостную улыбку на лице.

Рэдклифф.

Кровь стучит в висках, и единственное мысль в голове: это подстава. Он здесь, что увести меня прочь — запереть в своей подземной тюрьме, где воняет мочой и только крысы составят мне компанию.

Мои руки трясутся, я испуганно смотрю на Зейна. Он обхватывает рукой мои плечи в защитном жесте, напрягаясь по мере того, как Рэдклифф присаживается на стул напротив. Я чувствую лёгкое удовлетворение, когда замечаю, что царапины, которые я оставила на его лице, стали глубокими шрамами.

— Полковник Джордж Рэдклифф, — говорит он, протягивая руку. Он окидывает меня быстрым взглядом, я замечаю вспышку ненависти в его глазах, прежде чем он возвращает всё своё внимание к Зейну.

— Зейн Райдер, — отвечает Зейн, сощурив глаза. Он не пожимает Рэдклиффу руку, и я полагаю, это потому, что он узнаёт имя. Имя человека, который пытал меня, угрожал мне и похитил мою маму.

Рэдклифф переводит взгляд на склянку.

— Вижу, ты принёс нам подарок. Позволишь? — спрашивает он со всё ещё вытянутой рукой. Когда Зейн колеблется, Рэдклифф поясняет: — Откуда мне знать, что жидкость в склянке — это не какой-то виноградный сок?

Зейн кивает и передаёт ему склянку, но пододвигается к краю стула, словно думает, что оставаясь на расстоянии вытянутой руки, он продолжает держать ситуацию под контролем.

Рэдклифф открывает колпачок и выливает несколько капель на палец, а потом подносит его к своим шрамам на лице. Мой желудок скручивается, когда я вижу, как заживает кожа. Я хотела, чтобы они остались у него навсегда, но если так я смогу вернуть свою маму, то оно того стоит.

— Потрясающе, — говорит Рэдклифф, глядя в зеркальце, которое он вытащил из нагрудного кармана. Возвращая склянку Зейну, он ухмыляется. — Интересная у тебя сыворотка, — он кладёт тяжёлую ладонь на стол. — К сожалению, Зейн, между нами возникло недопонимание. Мы не удерживаем Вивиан Престон, она работает на нас.

Я подскакиваю на месте, роняя стул, и хлопаю ладонями по столу.

— Это ложь, — кричу ему в лицо. Пятна перед глазами заслоняют обзор, и я опираюсь на стол, чтобы взять себя в руки. Я так и знала, что они выкрутятся каким-нибудь образом. Всё было слишком просто.

Рэдклифф тянется к внутреннему карману своей военной формы — чёрного комплекта с синими полосами и белой вышивкой по бокам. Символ нашего общества — три бегущие ноги — рельефно выступает на обоих плечах.

Рэдклифф колеблется и, по всей видимости, отказывается доставать то, что собирался. Возможно, пистолет.

Я прожигаю его взглядом.

— Сядь, Престон, — холодно командует он.

Зейн поднимает мой стул и подталкивает меня, чтобы я села. Но я так зла, что могу плеваться огнём. Чувствую, как ярость закипает внутри, рвётся наружу из глубины моей души.

— Я могу это доказать, — Рэдклифф подносит к лицу свои чёрные часы: — Эбигейл, не могла бы ты позвать Вивиан Престон?

Зейн кладёт руку мне на спину, возможно, чтобы убедиться, что я не брошусь душить Рэдклиффа. Но поворачиваясь к двери, я мысленно готовлюсь к тому, что могу увидеть. Какой она будет? Грязная, лохматая, может даже в синяках.

Но я оказываюсь не готова к тому, что вижу на самом деле.

Раздаётся цокот каблуков. В дверях появляется женщина в узкой красной форме, с жемчужными украшениями. Её рыжие волосы закручены в классическую шишку. В руке у неё планшет для бумаг. Её лицо расплывается в улыбке, когда она видит меня.

Мама.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Сорвавшись со стула, я влетаю в её объятия. Её планшет падает на пол. Я так счастлива увидеть её, что даже не хочу думать о том, что за уловку они придумали.

Все эмоции, которые я испытала за прошедшую неделю, всплывают на поверхность, и горячие слёзы жгут мои глаза, текут по щекам. Я вдыхаю её запах, такой родной запах детского порошка и лаванды. Я прижимаюсь к ней и не могу отпустить. Боюсь, что мне всё это просто снится и что в любой момент я могу проснуться в камере два на два метра. Одна.

От моих слёз у неё появляется тёмное пятно на красном пиджаке, но не похоже, что её это беспокоит. И только тогда я вспоминаю, что мы здесь не одни. За нами наблюдают — нет, внимательно разглядывают — трое мужчин. Один хороший, двое плохих.

Я отстраняюсь, вытираю глаза ладонями и вдыхаю сопли, пока они не вытекли. Её руки тут же проводят по моим волосам… по тому, что от них осталось.

— Ты отрезала волосы? — она выглядит печальной, но потом улыбается. — Тебе идёт.

Я отшагиваю назад и рассматриваю её одежду.

— Ты носишь костюм?

Она колеблется, а затем расплывается в ещё одной широкой улыбке.

— Да. Я ношу его на работе, — она крутится на месте, слегка пошатываясь поначалу, но потом восстанавливает равновесие. — Тебе нравится?

Мои глаза сужаются. Что-то не так. Я хватаю её за руки и вынуждаю посмотреть мне в глаза.

— Мам, ты не помнишь? — я разворачиваюсь и указываю пальцем на Рэдклиффа. — Они тебя похитили, держали в той камере с крысами и не давали мне забрать тебя домой, — я встряхиваю её. — Почему ты ведёшь себя так, будто ничего не случилось?

Её глаза распахиваются, и она на секунду выглядит сбитой с толку, но потом растерянность сменяется улыбкой.

— Нет, солнышко. Тебе просто приснился плохой сон. Я была здесь всё это время. Работала.

Мои руки безвольно падают. Я не понимаю, что происходит. Почему она лжёт ради них? Она же знает правду.

— Престон… — голос Рэдклиффа холоден. — Похоже, ты что-то перепутала.

— Ничего я не перепутала! Я знаю, что произошло, — кричу я. В отчаянии я разворачиваюсь к Зейну. Само собой, он должен мне верить.

Но его лицо отражает сомнения.

— Неудивительно, учитывая твоё состояние, — продолжает Рэдклифф, ничуть не обеспокоенный моей злостью. — У тебя ведь это началось недавно?

Мои глаза прожигают ненавистью.

— О чём это ты? Что началось?

— Ты уже рассказала своему парню правду о том, кто ты? — спрашивает Рэдклифф приторно сладким голосом.

О нет. Я понимаю, к чему он клонит. Мой живот сжимается, колени подкашиваются. Я опираюсь на спинку стула, чтобы удержаться на месте.

— Он не мой парень, — бросаю я, чувствуя взгляд Зейна на себе, но избегая смотреть ему в глаза. Мне нужно заткнуть Рэдклиффа. Нельзя, чтобы Зейн узнал об этом вот так.

— Твой парень? — мама обходит меня, чтобы получше разглядеть Зейна. — Ой, какой симпатичный.

— Он. Не. Мой. Парень, — закипаю я.

— Ты можешь перестать повторять это? — бормочет Зейн. — Я понял.

— Эм, — вмешивается лысый мужчина. — Я могу взять сыворотку, пока вы там разбираетесь между собой?

Он улыбается с надеждой во взгляде.

Я не обращаю на него внимания, разворачиваясь к Зейну. Ему стоит услышать это, прежде чем Рэдклифф подаст правду под своим углом. Я сажусь на стул напротив него.

— Зейн, я была не до конца честна с тобой.

Он стискивает зубы, его глаза темнеют.

— Престон, — говорит Рэдклифф, — почему бы тебе не рассказать ему, как ты пробралась в его компанию, чтобы украсть компьютерный чип? — он качает головой. — Знаешь, нехорошо начинать отношения со лжи.

— Заткнись!

— Или ты всегда можешь рассказать ему, как пыталась убить его отца.

Мама ахает за моей спиной:

— Сиенна, это правда?

Я отворачиваюсь от её ошеломлённого лица к Зейну, выражение которого жёсткое, холодное. Я мотаю головой то к ней, то к нему, не зная, кого нужно успокаивать в первую очередь.

— Ты использовала меня, — мрачно произносит Зейн себе под нос.

— Нет! Это его вина, — говорю я, указывая на Рэдклиффа. — Мне нужны были деньги, так что да, я украла чип. Но он принуждал меня к тому, чтобы я убила твоего отца. Он угрожал, что раскроет всем, что я проникла в штаб «Мэтч 360», — я хватаю руки Зейна и пытаюсь поймать его взгляд, но он вырывается из моей хватки. — Зейн, пожалуйста, он плохой человек. Он с самого первого дня играл со мной.

Я хочу, чтобы он разозлился. Хочу, чтобы начал махать кулаками или кричать на меня. Обзывать меня лгуньей. Хоть что-нибудь. Но он спокоен. Неподвижен. И это худшая реакция.

Зейн качает головой и поднимается на ноги.

— Прости, Сиенна, — говорит он, — но, похоже, это со мной играли с самого первого дня.

Он захлопывает портфель и направляется к двери.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

— Ты, — впиваюсь взглядом в Рэдклиффа. Злость, как огонь, пожирающий всё на своём пути, распространяется по позвоночнику и до затылка. Думаю, я могла бы убить его голыми руками. — Это всё из-за тебя.

Рэдклифф улыбнулся, хлопнув ладонями об стол.

— Нет. Это всё из-за тебя.

— Кто-нибудь, может, мне объяснит, что здесь происходит? — спрашивает мама.

Я рассматриваю лицо Рэдклиффа в поисках лучшего места для удара. Куда там, говорил Трей, нужно бить, чтобы отправить в нокаут?

— А, и ещё: благодаря твоей выходке на моей базе, я смог провести распознавание лиц всех трёх твоих дружков, — меня бесит то, как он произносит «дружков», как будто пытается пристыдить меня этим словом. — Не знал, что у меня в руках был лидер «Грани».

— Оставь его в покое, — предупреждаю Рэдклиффа.

— Ах, похоже, ты влюблена не в одного, а сразу в двух мальчиков, — он подаётся вперёд и пошло ухмыляется. — Маленькая Сиенна стала взрослой, да?

От его взгляда у меня мурашки по коже.

Я подскакиваю и хватаю маму за руку.

— Мы уходим. Сейчас же, мам, — с этими словами я тяну её к двери. Она сопротивляется, и мне хочется встряхнуть её, чтобы она очнулась.

— Сиенна, я не могу уйти. У меня осталась работа.

— Заканчивай спектакль, мам. Не для кого больше разыгрывать всё это, — я снова хватаю её за руку. — Мы уходим.

Смеясь, она вырывается и отходит в противоположную часть комнаты.

— Я никуда не пойду, Сиенна. Я не хочу.

Перевожу взгляд, полный ненависти, на Рэдклиффа.

— Что ты с ней сделал?

Рэдклифф пожимает плечами.

— Ничего. Видимо, здесь ей нравится больше, чем с тобой, — его губы кривятся в издевательской усмешке. — Ты такое разочарование, Сиенна.

Его слова попадают прямо в цель. В самое сердце.

И правда. Я сплошное разочарование. Я продала свою душу настоящему дьяволу, который тащит меня в ад. Я лгала, крала, изменяла и едва не убила. Я недостойна любви. Неудивительно, что она не хочет идти со мной.

— Она больна. Ей нужен отдых.

— Она проходит курс лечения волчанки. Я бы даже сказал, она хорошо выглядит, тебе так не кажется?

Мотаю головой.

— Волчанка не лечится…

— Может, для тебя, но не для нас, — гаденькая ухмылка с хитрецой делает его похожим на лиса.

Я разворачиваюсь к маме.

— Мам, — выдавливаю я, — а как же Эмили? Или ты напрочь забыла о своей пятилетней дочери?

Улыбка на её лице застывает.

— Эмили? — шепчет она, словно не уверена в имени.

— Да, Эмили, твоя дочь.

Она мотает головой.

— У меня нет… — она прерывается, глаза вспыхивают, словно она вспомнила. — Как там моя малышка Эмили?

— Скучает по матери.

В её глазах отражается боль.

— Я счастлива здесь. Я давно не была так счастлива, — тихо говорит она, подходя ко мне, и треплет мои щёки, что сосем не похоже на неё. — Скоро я вернусь домой. К тому же, у тебя лучше получается присматривать за ней, чем у меня.

— Это не так, — начинаю возражать.

— Это так, и ты это знаешь, — она проходит мимо меня к двери и открывает её. — Думаю, тебе лучше уйти.

Такое чувство, словно кто-то взял нож и вырезал дыру в моём сердце. И всё, что я могу, это смотреть на неё, пытаясь прочитать её по лицу. Если это её выбор, то почему я вижу в её глазах страх, несмотря на улыбку на губах?

Я обнимаю её, надеясь, что где-то глубоко внутри ещё осталась та мама, которую я знаю и люблю. Та, которая готовила блинчики по субботам и протирала пыль, танцуя под песни времён её юности. Я крепко сжимаю её, словно могу выдавить всё плохое и заменить хорошим.

Отстраняюсь и вижу, что её глаза повлажнели.

— Пока, Сиенна, — произносит она и выходит за дверь.

***

Я жду, что Рэдклифф нацепит на меня наручники и поведёт в свою мрачную тюремную камеру, но он просто кивает на дверь:

— Можешь идти.

Я стою, поражённая, готовая к тому, что мои руки свяжут верёвкой, наденут наручники или просто жёстко схватят за запястья. Я смотрю, как Рэдклифф поднимает руку и говорит что-то в свои часы, но не приближается ко мне. Вместо этого он задвигает свой стул и выходит из комнаты, а за ним пыхтящий мистер Чедвик. Он явно не рад тому, что сыворотка ушла у него из-под носа. Я сижу и жду ещё несколько минут, уставившись в пустую стену. Да конечно же, они сейчас придут за мной.

Но проходит, кажется, целая вечность. И я понимаю, что за мной и впрямь никто не придёт. Нет никакого подкрепления. Нет захвата Сиенны. Никого и ничего. Здесь только я.

Одна.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Дневной свет ослепляет меня, когда я толкаю стеклянную дверь, покидая Малая правительственное здание. Снаружи так ярко, что мне больно открывать глаза. Я быстро моргаю, пока глаза привыкают к солнцу, и затем оглядываю парковку. Знаю, он уже давно уехал. Я и не надеялась, что он задержится.

Само собой, место, где был мерседес, теперь пустует.

Что-то внутри меня разбивается на мелкие осколки. Если бы весь прошлый год я не лгала и не крала ради денег, этого бы никогда не случилось. Если бы я не позволила себе чувства к нему, то не оказалась бы сейчас в такой ситуации.

Есть только один человек, готовый мне помочь. Я достаю линк и звоню Трею. Он удивлён, что я покинула лагерь, не сказав ему, и боюсь представить, какую лекцию он мне прочитает по этому поводу. К счастью, он соглашается забрать меня. Но не от здания правительства. Мы договариваемся встретиться на заправке в миле отсюда.

Я направляюсь по узкой трассе, которая выглядит так, словно ведёт в никуда. Просто одна серая полоса в море коричневого цвета. Дорога тянется далеко вперёд, вплоть до линии горизонта. В пустыне очередной жаркий день. Эти джинсы и тёмно-фиолетовая блузка с глубоким круглым вырезом из Павильона поглощают тепло, и я вся сжарилась в них. Пот стекает по моей спине, застилает глаза. А почему бы мне и не быть снаружи такой же жалкой, какой я чувствую себя внутри?

Дорога слегка расплывается передо мной. То ли от жара, поднимающегося с нагретого асфальта, то ли от слёз, застилающих мои глаза.

Затем я вспоминаю об Эмили, которая всё ещё у Зейна дома. Я знаю, что он ей ничего не сделает, но пора её забрать. Может, я смогу привести её в лагерь, представить Трею, Кудряшу и Трине. Да, первым делом завтра утром я заберу её.

Я вновь достаю из кармана линк и пишу Зейну, извиняясь за случившееся и сообщая о том, что планирую приехать утром за сестрой. И конечно же, он мне ничего не отвечает.

Заправка почти безлюдная, я присаживаюсь на обочине и жду Трея. Всё это кажется слишком нормальным, даже подозрительно. Часть меня ждёт, что сейчас подъедут люди на чёрных внедорожниках с тонированными стёклами и схватят меня или что снайпер прямо сейчас держит меня на прицеле. Знаю, звучит безумно, но не думаю, что у меня что-то может идти нормально. Я провела последние пару недель, постоянно оглядываясь, готовая к схватке, всегда в напряжении. И так странно теперь, когда этого нет.

Я слышу пикап Трея раньше, чем вижу его. Единственная машина на дороге — наверняка это он. Пикап подъезжает к обочине, и я забираюсь внутрь. Всё, чего я хочу, это забыть ноющую боль в сердце от отказа моей мамы вернуться домой. Забыть, как сильно я ранила Зейна своей ложью. Забыть улыбку победителя на лице Рэдклиффа, появившуюся, когда он понял, что эта битва осталась за ним. Я попыталась играть, как это делает он, и проиграла.

Чтобы забыть обо всём этом, я делаю то единственное, что приходит на ум. Пододвигаюсь к Трею, обхватываю руками его шею и утыкаюсь носом в его горячую кожу. По всей видимости, он успел принять душ, потому что от него пахнет мылом. Я отодвигаюсь, в его глазах отражается удивление и одобрение, когда я провожу пальцами по его волевому подбородку и мягким губам. Я целую его и на мгновение забываю обо всём. Я просто девушка, целующая парня, и нет в моей жизни ни гемов, ни полковника Рэдклиффа, ни утраченной наивности, ни неправильной мамы, ни мёртвого папы.

Пальцы Трея скользят по изгибам моей фигуры, притягивая ближе за талию.

Мне не хватает дыхания, когда мы, наконец, разрываем поцелуй.

— Я никогда к этому не привыкну, — говорит он, улыбаясь и мотая головой.

— Вот и хорошо, — отвечаю ему. Знаю, это странно, но мне стало легче. Словно его поцелуи высосали из меня всю тьму, весь негатив и оставили только светлую часть меня.

Он наклоняет голову к плечу.

— Хочешь куда-нибудь поехать? Может, сбежать ото всех на несколько часов?

— А ты можешь? — спрашиваю его. Мне хорошо известно, что он занят тренировками, а сегодня ещё и день поставок. Даже если он лично не отправляется за пополнением запасов, ему нужно быть в лагере, чтобы распределить полученное по возвращении других.

Он берёт меня за подбородок и целует в нос.

— Могу. Даже мне нужно иногда отдыхать. К тому же там есть Нэш. Он может обо всём позаботиться, пока я не вернусь.

От одного упоминания имени Нэша у меня кровь стынет в жилах, несмотря на жару за окнами. Как много вещей в моей жизни, от которых я хочу сбежать. Я собираюсь снова поцеловать Трея, чтобы вытеснить воспоминание о руках Нэша, сжимающихся на моей шее, но он заводит пикап и отъезжает от обочины.

Мы едем молча, всё дальше и дальше от лагеря. Я оглядываюсь назад и вижу, как от города осталось лишь пятнышко вдалеке. Трей прочищает горло, намереваясь прервать тишину:

— Может, расскажешь мне, почему ты была в МПЗ? — он бросает быстрый взгляд на меня, а потом вновь смотрит на дорогу.

Я вздыхаю, уже предвидя, что ему не понравится, что я обратилась за помощью к другому парню.

— Сиенна?

Прочищаю горло.

— Я собираюсь тебе рассказать, правда, — говорю ему. — Но можешь подождать ещё немного?

Он вновь переводит глаза на меня, но не давит.

Так мы едем около часа и приезжаем в то место, куда хотел привезти меня Трей. Эта часть пустыни более зелёная и цветущая, будто бы много лет назад местное население позаботилось о том, чтобы посадить деревья и кустарники, устойчивые к жаре.

Трей паркуется под низко свисающей пальмой и обходит машину, чтобы открыть мне дверь. Я выхожу до того, как он успевает дойти. Он берёт меня за руку, переплетая наши пальцы, и ведёт меня под сенью деревьев. Волна удовольствия поднимается вверх по моему позвоночнику, когда его большой палец поглаживает тыльную сторону моей ладони.

Мы здесь одни. Моё сердце громко стучит от осознания этого факта. С тех пор как мы впервые поцеловались, нам удавалось несколько раз улучить минутку наедине, но мы никогда не были по-настоящему одни. Всегда был кто-то, стучавший в дверь, чтобы что-то спросить, или кто-то, идущий по коридору. Не желая быть раскрытыми, мы всегда должны были отстраняться друг от друга. Но на этот раз здесь никого нет. Никто не отвлечёт. Никто не прервёт. Ничего не помешает.

Мой живот скручивается, оттого что я нервничаю. Не знаю, как я отношусь к тому, чтобы остаться с ним наедине. Я доверяю ему, разумеется. Но не уверена, что доверяю самой себе.

Мои пальцы скользят по сверкающим на солнце сердцевидным листьям гибискуса. Трей останавливается и срывает с куста жёлтый цветок, который он аккуратно заправляет мне за ухо.

Среди цветов и деревьев обнаруживается лагуна. С землистыми возвышениями и пышной листвой вокруг зеленовато-голубой воды место выглядит очень заманчивым. И совершенно уединённым.

— Как ты узнал про это место? — спрашиваю я, наклоняясь, чтобы потрогать воду. Приятная прохлада, особенно в такой жаркий день.

— Его нашёл мой отец, когда разведывал территорию для будущего лагеря. Мы часто приходили сюда, когда я был младше. Это было любимым местом моей мамы. Единственное место, помимо лагеря, куда могли сбежать мои родители.

Я останавливаюсь и разворачиваюсь к нему.

— Ты скучаешь по ней?

— Не так сильно, как раньше. Клэр была сильной, прагматичной женщиной, — он наклоняет голову, изучая моё лицо. Румянец вспыхивает на моих щеках. — Иногда ты напоминаешь мне её.

Я улыбаюсь и жду, потому что он, похоже, хочет рассказать что-то ещё. Он присаживается у края воды, похлопывая по месту рядом с собой. Я сажусь, поворачиваясь к нему лицом, подтягиваю колени к груди и обхватываю руками.

— Маме не всегда это давалось легко. Я имею в виду, брак с моим отцом.

Я смотрю на него, внимательно слушая. Он никогда прежде не рассказывал так много о своих родителях.

— Всю их супружескую жизнь он был влюблён в другую женщину.

Моя челюсть падает.

— Он изменял твоей маме?

Трей мотает головой, глядя в землю.

— Я не знаю. Не думаю, но… — он запинается. — Не знаю точно.

— Похоже, здесь особая история, — подталкиваю я его, чтобы он продолжил рассказ.

— Это не типичная история любви, вот уж точно, — он набирает в кулак пыльный песок и просеивает его меж пальцев. — Помнишь, как я нанял тебя проникнуть в офис Харлоу Райдера?

Киваю, неуверенная, к чему он клонит.

— Ну, я был не до конца честен о своих мотивах.

Хмм… Похоже, не у одной меня есть секреты.

— То есть, это правда, что я не хотел, чтобы чип попал в неправильные руки, но ещё мне хотелось ударить Харлоу в больное место. Не только из-за того, что его компания делает с несовершеннолетними преступниками.

— А из-за чего же?

Трей вздыхает.

— Много лет назад Харлоу с моим отцом были друзьями. Напарниками в университетской лаборатории, в общем-то. Мой отец был влюблён в женщину… женщину по имени Пенелопа Филдс. У него было мало денег, так что они планировали сбежать вместе в одни выходные.

— Так вот, Харлоу положил глаз на Пенелопу. Каким-то образом он убедил её, что с ним ей будет лучше, чем с моим отцом. Уже тогда Харлоу был богатым красавчиком, предлагавшим весь мир к её ногам. Однако не это привлекло её в нём. Харлоу так же признался Пенелопе, что создал новейшую базу данных ДНК, которая может отслеживать генетический состав человека и выявлять наиболее удачную генетическую совместимость между двумя индивидуумами.

Вихрь мыслей в моей голове. Пелопа Филдс — это мама Зейна. Так Брайант Винчестер был влюблён в жену Харлоу Райдера? Ох, как всё закручено.

— Пенелопа сомневалась поначалу, — продолжает Трей. — Но потом Харлоу предложил показать ей, как это работает и проверить их генетическую совместимость. Она согласилась. Он взял образец ДНК их обоих, загрузил в базу, и угадай что? Они были идеальной парой.

— Харлоу убедил Пенелопу, что их брак будет невероятно удачным, что их дети будут умными и красивыми. Он внушил ей, что это он может сделать её счастливой, а не мой отец. Пенелопа поверила ему, а мой отец лишился любви всей своей жизни. Харлоу и Пенелопа поженились спустя несколько месяцев, и вскоре у них родился сын.

Трей делает паузу и глубоко вдыхает, прежде чем продолжить:

— Когда ей было за сорок, Харлоу добился успехов в области генетической модификации. Захотев завести собственного генетически модифицированного сына, он настоял на том, чтобы она выносила ещё одного ребёнка, хотя с её состоянием здоровья это был большой риск, — насупив брови, он смотрит в землю. — Она дала жизнь величайшему творению Харлоу — его сыну Зейну, но сама умерла в родах. Мой отец обвинил Харлоу в том, что компания его волновала больше, чем собственная жена. Папа никогда не переставал любить Пенелопу, даже после её смерти.

Я вспоминаю коридор с фотографиями в доме Зейна и то, что он тогда мне рассказал. «Мой папа часто говорит, что если бы он мог вновь прожить свою жизнь, он бы сумел спасти мою мать».

— Мама всегда знала, что папа любил другую женщину, но я думаю, что она просто смирилась с этим, — Трей веточкой рисует линии на сухой земле. — Она была медсестрой, когда они познакомились с отцом. Мне кажется, он любил в ней её мужество. Полная противоположность Пенелопе. Он пытался заставить себя полюбить её саму, но иногда стараний просто недостаточно.

— Твоей маме, наверное, было очень тяжело? Всегда быть на втором месте.

— Иногда, мне кажется, что да. Но, как я уже сказал, она была сильной женщиной. Она не позволяла обстоятельствам брать верх над собой, а если не получалось, то никогда это не показывала.

Я сижу, осмысливая историю Харлоу, Пенелопы, Брайанта и Клэр, и понимаю, что с этой новой информацией мне теперь легче рассказать Трею правду. И в то же время сложнее.

Я открываю рот, чтобы заговорить. Правда о Зейне уже готова сорваться с языка, но Трей внезапно встаёт, отряхивается и начинает снимать футболку. Мои глаза едва не выкатываются из орбит, рот захлопывается, когда я вижу его обнажённую спину и две ямочки на пояснице. Он разворачивается ко мне, показывая накаченную грудь, рельефный пресс и шрам там, где заканчиваются косые мышцы.

— По-моему, пора окунуться, — ухмыляется он.

Я никогда ещё не видела его без футболки. Помимо мышц и шрама мой взгляд привлекает настоящая видимая татуировка с фениксом на его левой лопатке.

Что-то в этой татуировке цепляет мой взгляд, я поднимаюсь на ноги, чтобы взглянуть поближе. Мои пальцы скользят по символу на животе феникса — переплетающиеся треугольники и спирали, образующие силуэт дерева. Такого же, как на левой руке, спрятанного под кожей.

— Что это? — спрашиваю я, проводя пальцами по его спине.

— Кельтский узел, — он оглядывается через плечо. — В форме дуба, символизирующего силу, мудрость, могущество и лидерство.

— Как будто тебе нужен символ силы и лидерства, — дразню его. — Ведь ты же у нас совсем ничего не возглавляешь.

Трей усмехается.

— Я, чёрт возьми, наикрутейший лидер, и ты это знаешь.

Я наклоняю голову к плечу и кокетливо (надеюсь) ему улыбаюсь.

— Я? Знаю?

Он поворачивается и хватает меня за талию, притягивая к себе.

— Тебе напомнить?

Смеясь, я вырываюсь из его объятий и обхожу его, чтобы ещё раз взглянуть на тату.

— Так почему же феникс?

Я рассматриваю прекрасную рыже-красную птицу с длинными перьями в хвосте, которые спускаются вниз по его спине. Он пожимает плечами.

— Мне нравится то, что символизирует феникс. Неважно, что было в прошлом, мы способны меняться. Возрождаться из пепла.

Это именно то, что мне нужно. Возрождение. Я не могу стереть из прошлого последний год, но могу измениться сама.

— Мне тоже это нравится, — говорю, вспоминая о бабочках под своей кожей.

Наши глаза встречаются, и я чувствую, как краснеет моё лицо.

— Так, — буднично говорит он, — как насчёт искупаться?

— У меня нет купальника, — моё сердце бьётся всё быстрее.

— Кто сказал, что он тебе нужен? — хитро улыбается Трей.

Мои пальцы касаются шрама на его животе, и его мышцы напрягаются.

— Как ты его получил? — спрашиваю чуть ли не шёпотом.

Он закрывает глаза, пока я провожу пальцами по белой отметине. Затем он распахивает глаза, хватает мою руку и подносит к своим губам, целуя каждый пальчик. Медленно. Неторопливо.

Мои колени подкашиваются, живот снова тянет, в груди разгорается пожар.

Трей берётся за петли на поясе моих джинсов и притягивает к себе, моё сердце замирает. Его губы накрывают мои, и я поглощена его вкусом, его запахом, ощущением его близости. Его губы прокладывают дорожку поцелуев по линии моей челюсти и вниз по шее, я запрокидываю голову, цепляясь руками за его обнажённые плечи.

— Пойдём купаться, — шепчет он прямо мне в ухо, его горячее дыхание обжигает мою кожу. Он снимает свои джинсы и ныряет в лагуну в одних боксерах.

Мои щёки пылают, как и огонь в моей груди. Я делаю глубокий вдох и выскальзываю из своих джинсов. Но всё же оставляю футболку. Как бы сильно мне ни нравился Трей, мне неловко плавать с ним в лифчике и трусиках. Одно дело, когда никого нет, другое — с полуголым парнем.

Трей всплывает в двадцати метрах от меня, пока я захожу в воду. Немного страшно, когда не видишь дна. Можно только гадать, какие твари здесь обитают.

— Здесь есть змеи?

До смерти их боюсь.

Трей подплывает ближе и пытается обрызгать меня.

— Возможно, — ухмыляется он. Я разворачиваюсь, чтобы выйти из воды.

— Ни за что. Я здесь плавать не буду.

Трей перемещается к краю лагуны и выбирается на землю. Я отвожу взгляд, чтобы не видеть, как его облепили мокрые боксеры. Он подхватывает меня на руки, несмотря на моё сопротивление, и прыгает в воду. Взвизгивая, я вцепляюсь в его шею, когда мы оба погружаемся в холодную воду.

Он делает несколько шагов, всё ещё держа меня в руках, прежде чем окунуть меня. Вода попадает мне в глаза, обжигает нос, и я всплываю, отплёвываясь и размахивая руками. Ни разу не изящно.

— Ты за это ответишь, — угрожаю я, направляясь за ним.

Но он исчезает под водой. В её мутной темноте я не представляю, куда он делся.

Проходит тридцать секунд. Сорок пять. Минута. Я кручусь в воде, футболка закручивается вокруг меня, я вглядываюсь в воду. Моё сердце замирает через полторы минуты.

— Трей, — зову я. Мой голос дрожит от страха. — Это не смешно.

Что-то хватает меня за ногу, и я вскрикиваю. Бросаюсь вперёд, но нечто тянет меня назад. Я уже мысленно представляю гигантскую змею, закручивающуюся вокруг моей ноги и тянущую меня вглубь. Я пинаю со всей силы, пяткой ударяясь обо что-то твёрдое. Сильные руки хватают меня за талию и придвигают к себе. Когда Трей выныривает, я толкаю его в плечо.

Он смеётся и проводит рукой по своим мокрым волосам, пока я сверлю его взглядам.

— Это было совсем не смешно, — выплёвываю я.

— А по-моему смешно, — игриво улыбается он.

— Ты напугал меня. Я думала…

— Думала, что меня сожрало чудовище из Чёрной лагуны?

Я хочу стереть эту ухмылку с его лица.

— Ты вот настолько близок, — я сжимаю большой палец и указательный вместе, — к тому, чтобы остаться без передних зубов.

Его смех эхом разносится по воде. Положив руки мне на спину, он притягивает меня ближе к себе. И хотя мне нравится находиться в его объятиях, так сложнее передвигаться по воде. Он направляет мои руки, чтобы я обняла его за шею.

— Вот так, держись за меня, я поведу нас обоих, — его ладонь скользит по моей руке, моей гладкой, без намёка на шрам, руке и застывает. — Какого чёрта? — он разворачивает мою руку, чтобы посмотреть, а затем встречается со мной глазами, в его взгляде недоверие. — Швы? Шрам от маяка? Где всё это?

Мне приходит мысль, что сейчас самое время поцеловать его, и, может быть, он забудет о том, что я всё ещё не рассказала ему, почему я была МПЗ. Мои губы находят его, я слегка прикусываю его нижнюю губу. Это, похоже, срабатывает сначала, но потом он отстраняется.

— Нет, на этот раз это не сработает. Будь добра, расскажи, что, чёрт побери, происходит? — в его глазах смятение, подозрение.

Я смотрю на него, пытаясь подобрать слова. Он выпускает меня из объятий, плывёт к берегу, выбирается из воды, надевает джинсы и падает на землю. Лёжа на спине с руками под головой, он смотрит в небо.

Я ещё недолго остаюсь в лагуне, потому что мне страшно вылезать и встречаться с ним лицом к лицу. Что он подумает, когда узнает, что я действовала за его спиной, что я просила о помощи сына Харлоу Райдера? Точнее, я не просила Зейна, он сам предложил. Но я не сказала «нет».

Да и с чего бы? Речь идёт о жизни моей матери. Даже если бы мне пришлось молить дюжину парней о помощи, оно бы того стоило, верно?

Я делаю глубокий вдох и подплываю к краю, решительно настроенная рассказать ему всё.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Выбираясь из воды, я разрываюсь: надеть ли джинсы сразу или дать ногам высохнуть. Остановившись на втором варианте, я присаживаюсь рядом с Треем и рассматриваю свои руки, пытаясь найти нужные слова.

— Дело в том, что сегодня в МПЗ я была с Зейном Райдером.

Трей поднимается на локте и пристально смотрит на меня.

— Ты знакома с этим придурком?

Киваю.

— Но он на самом деле хороший парень… — я обрываю себя, когда замечаю взгляд Трея. Убийственный. И быстро добавляю: — Он ничего не знает о том, что его отец делает с заключёнными.

— Почему ты была с ним? — резко спрашивает он.

— Он предложил мне помочь вернуть мою маму, — звучит неубедительно. Всё идёт неправильно. Я прикусываю щёку изнутри.

Трей выглядит так, словно хочет что-то сказать, но сдерживает себя. Глубоко вдыхает.

— Это не объясняет, куда делся шрам.

— Знаю. Но думаю, мне придётся начать с самого начала, чтобы ты понял.

— Я слушаю, — его голос холоден, и мой желудок сжимается.

Тяжело вздыхаю и готовлюсь вернуться к событиям той ночи, когда всё изменилось. Ночи, когда я проникла в здание «Мэтч 360».

Стоп. А ведь всё началось раньше. Я начала продавать свою душу задолго до этого задания. Так что я решаю вернуться в тот день, когда нашла своего отца мёртвым на полу.

Я рассказываю Трею всё. Как умер папа, как я встретила Дьявола, о связи моего отца с Пенелопой Райдер, его смене личности и о признании Рэдклиффа, что Харлоу убил моего отца.

Трей откидывается назад на локтях, его плечи выдвинулись вперёд.

— Зачем твоему отцу было фальсифицировать свою смерть и менять имя?

— Хороший вопрос. Зачем? Я начинаю задаваться вопросом, всё ли мы знаем о том, как умерла Пенелопа.

— Хотел бы я, чтобы здесь был мой отец и мы могли бы его спросить. Если кто-то что-то и знал, так это он.

Мотая головой, я слабо улыбаюсь.

— Это не совсем так. Есть только один человек, который может знать больше остальных.

— Харлоу, — я киваю, и Трей продолжает: — Может, нам стоит навестить его завтра. У меня есть парочка идей, как заставить его говорить.

Мои мысли переключаются на Зейна и на то, что он подумает, если я ворвусь в его дом с ребятами из «Грани» и приставлю пистолет к голове его отца. Надо будет иметь это в виду.

Я рассказываю Трею о том, что у Рэдклифф зуб на Харлоу Райдера. И о том, как встретила Зейна на праздничном балу, намеренно опуская тот факт, что мы уже дважды сталкивались до этого.

— То есть он друг, — поясняю я и тут же поправляю себя: — Или был им.

— Но зачем Рэдклиффу желать смерти Харлоу, если они вместе проводят все эти эксперименты?

Мотаю головой.

— Не знаю. Мне не удалось это выяснить.

Из этого вытекает история о том, как я оказалась на МПЗ, как странно вела себя моя мать и как Зейн ушёл, забрав с собой сыворотку.

— Значит, ты говоришь, что у этого Зейна есть некая сыворотка, которая восстанавливает клетки так быстро, что кожа зажила у тебя на глазах?

Киваю.

— Это самая клёвая штука, которую я когда-либо видела.

Трей касается моей руки и проводит пальцами по гладкой коже.

— Невероятно, — произносит он. — Неудивительно, что правительство мечтает заполучить эту сыворотку в свои руки.

— Но вот что не сходится. Зачем было соглашаться на обмен, если, по их версии, моя мама работала на них всё это время? К чему был весь этот фарс?

Трей прикусывает нижнюю губу, задумавшись.

— Может, просто хотели увидеть сыворотку? Получить подтверждение?

Злость поднимается во мне, когда я вспоминаю, как Рэдклифф использовал её, чтобы залечить шрамы на лице, которые ему оставила я. Возможно ли, что он обманул нас, чтобы заполучить сыворотку? Разумеется. С этим человеком возможно всё.

Я рассказываю Трею, как Рэдклифф «протестировал» сыворотку на себе.

— Почему мне кажется, что он всегда на шаг впереди?

— Потому что так и есть, — отвечаю я. Но меня смущает его поведение в МПЗ. Почему он не схватил меня, когда была такая возможность? Что он сделал с моей мамой?

У меня такое впечатление, что Рэдклифф знает об инсценированной смерти моего отца больше, чем говорит. Потому что если я что-то и поняла о таких людях, как Рэдклифф, так это то, что не стоит верить ни единому слову из их ртов.

Трей долго всматривается в моё лицо.

— Я хочу помочь тебе. Но сперва ты должна пообещать мне кое-что.

— Что?

— Обещай мне, что ты никуда больше не пойдёшь в одиночку, — серьёзно говорит он. — Ты же понимаешь, что каждый раз, когда ты покидаешь лагерь сама по себе, ты ставить под угрозу не только себя, но и всех нас?

Я прикусываю губу.

— Знаю, и прости меня. Я просто… — делаю глубокий вдох. — Прости.

Его взгляд смягчается.

— Я беспокоюсь о тебе. Просто пообещай мне, что больше не будешь так делать.

— Обещаю.

Трей прижимает меня к себе.

— Мы разберёмся со всем этим. И вернём твою маму. Клянусь.

Я чувствую большое облегчение, оттого что Трей говорит «мы». Я не могу справиться с этим в одиночку, а он подчёркивает, что я и не буду. Я кладу голову ему на грудь, моя мокрая футболка всё ещё прилипает к влажной коже. Вздыхаю, его руки сжимают меня крепче. На мгновение, я чувствую себя в безопасности. На мгновение, я знаю, что я не одна.

Выравнивая дыхание, я прислушиваюсь к ровному биению его сердца. Не знаю, из-за его ли это сильных рук, или из-за его сердцебиения под моим ухом, или из-за всего сразу, но я позволяю себе ослабить контроль. Расслабляю тело, глубоко вдыхаю и выдыхаю. Наконец, я нашла мир в своей душе. Я не знаю, что случится завтра. Знаю только, что прямо сейчас я там, где хочу находиться. И рядом с тем, с кем хочу быть.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

По возвращении мы видим суету в лагере. Это день поставок, а значит, для каждого есть работа. Меня тут же охватывает чувство вины, что я заняла Трея и сама увильнула от обязанности раскладывать продукты на кухне.

Железнодорожные тоннели полны огромных фур, нескольких пикапов и, по меньшей мере, дюжины людей. Оставив грузовик на подземной парковке, Трей быстро целует меня в щёку и спешит на помощь к остальным.

Я прохожу по тускло освещённому тоннелю к скрытой двери в каменной стене. Спускаюсь по лестнице, ведущей в лагерь, говорю «привет» мальчишке, которому явно не больше пятнадцати, охраняющему вход с АК-47. Он не знает меня, но кивает, когда я подношу свою внутреннюю татуировку к цифровому сканеру на входе. Металлическая дверь открывается, пропуская внутрь.

Коридор, который ведёт в сторону кухни и столовой, забит деревянными ящиками с овощами. Спелые разноцветные фрукты лежат в плетёных корзинах. Мой живот урчит при виде их, и меня подмывает схватить один банан, но это было бы нечестно. Всё здесь на учёте, тщательно распределяется. Даже один пропавший банан может сломать всю систему, организованную Треем.

Стоит только мысленно произнести его имя, как улыбка расползается на моём лице. Мои пальцы блуждают по губам, пока я вспоминаю наши поцелуи у лагуны и то, как его руки скользили по моему телу.

— Чего улыбаешься? — я поднимаю взгляд и замечаю Трину, идущую по коридору.

— Просто так, — отвечаю. Я не говорила ей о том, что мы с Треем целовались. Отчасти потому, что это секрет, и отчасти потому, что несмотря на все её заверения, что он ей как брат, я всё же вижу, как она на него смотрит время от времени.

Взяв меня за руку, она ведёт меня за собой на кухню.

— Тебя не было почти весь день, — улыбается она, в глазах огонёк любопытства. — Слабо верится, что ты улыбаешься «просто так», — она выдерживает паузу. — Ты была с Зейном?

Моё сердце ухает вниз. Ну конечно, она думает, что моё приподнятое настроение вызвано встречей с Зейном. А он, наверное, в жизни не захочет меня увидеть вновь.

Мотаю головой. Чересчур быстро. Её предположение ровно в противоположной стороне от правды.

— Была! Ах ты, маленькая хулиганка! — она наклоняется и шепчет в ухо. — Вы опять целовались?

— Нет. И я не была с Зейном, — ей не стоит знать всех подробностей, но я не хочу, чтобы она думала, что между мной и генетически модифицированным парнем что-то есть. Если слухи дойдут до Трея, это будет катастрофа.

Её глаза распахиваются, а затем сужаются.

— Трея тоже не было всё утро, — невысказанная мысль повисает в воздухе, как ядовитая змея, готовая напасть.

Я пожимаю плечами.

Она ахает, выдёргивая руку.

— Ты была с Треем? — в её глазах отражается разочарование, и я чувствую себя виноватой. Скольких я сегодня ранила правдой?

Она заправляет свои короткие русые волосы за ухо и выдавливает улыбку:

— Не знала, что он тебе нравится.

— Нет, — отвечаю я. — Это я не знала, что он тебе нравится.

Трина пытается возразить, но слабая улыбка исчезает с лица.

— Он мне как брат…

— Да, — перебиваю, — ты говорила. Но разве это так?

Она колеблется, прежде чем кивнуть.

— Конечно. И если ты счастлива, то всё ок.

Мы доходим до кухни и задерживаемся на входе. Я рассматриваю её лицо, пытаясь понять, врёт ли она, и насколько сильно я её ранила.

— Трина, — тихо говорю я, пока Кейли — девушка со светлыми волосами, собранными в хвостик, которую Трей извлёк из лаборатории Харлоу, — выходит из кухни с корзиной яблок. — Если бы я знала, как он тебе нравится, то я бы никогда…

— Не поцеловала его? — заканчивает она за меня с кривой улыбкой.

— Именно, — говорю я и жалею, что не прикусила вовремя язык. Теперь она знает, что мы с ним целовались.

Она хватает меня за руку и поглаживает её.

— Я в порядке. Честно. Я рада за тебя, — она наклоняется с лукавой усмешкой. — Ну и как оно?

— Нетушки, — улыбаюсь я. — Некрасиво сначала целоваться, а потом трепаться об этом, — мы заходим на кухню и встречаемся взглядами. — Но, по правде говоря… Это было здорово.

Она смеётся. На этот раз улыбка затрагивает и её глаза. Я облегчённо выдыхаю.

— Ни секунды не сомневалась, — говорит она, ухмыляясь.

Мы проводим следующие два часа, работая бок о бок. Нарезаем помидоры, и она учит меня их консервировать. Как стерилизовать банки, снимать кожицу и готовить на водяной бане.

Я рада возможности занять свои руки и мысли. Не хочу думать о своей маме и тех военных, которые промыли ей мозги. Не хочу чувствовать страх, печаль или безнадёжность.

Вместо этого я полностью погружаюсь в истории Трины. Она делится со мной своей жизнью как гема, о том, каково это учиться в школе только для девочек. Рассказывает, как встречалась с парнем по имени Джастин каждый вечер у ограды, разделявшей две школы, и как они пытались поцеловаться через металлическую решётку.

— Вы не боялись, что вас засечёт камера? — спрашиваю её, закручивая крышку на последней банке с помидорами.

Группа девочек-подростков, занимающихся консервацией клубники за другим столом, громко хихикает. Похоже, они дразнят Кейли, судя по её красному лицу.

— Нет, тогда подобные мелочи меня не волновали. Что бы они нам сделали? Выпороли? Вряд ли.

На кухне жарко от работающего генератора и печи. Впервые, с тех пор как я отрезала свои волосы, я рада, что они короткие.

— Раньше я ненавидела таких девчонок, как ты, — признаюсь ей.

Глаза Трины округляются.

— Почему?

— Потому что вы слишком идеальные. Слишком красивые. Слишком спортивные. Слишком умные. Как нормальная девчонка с веснушками и рыжими волосами, я ужасно завидовала, ведь вам было проще в жизни, — я опускаю глаза. Впервые признаю это вслух. Я всегда знала об этих чувствах внутри меня, они были не так уж глубоко, но одно дело думать об этом и совершенно другое — сказать вслух, а уж тем более генетически модифицированной девушке.

— Сиенна, — резко обращается Трина.

Её тон заставляет меня поднять глаза.

— Никогда больше не говори так. Посмотри на себя. Ты потрясающая. Ты завидовала таким, как я? Ну, тогда для тебя станет новостью то, что я завидовала тебе и всем нормальным людям. Людям, у которых есть выбор. У кого впереди вся жизнь, полная возможностей, право любить тех, кого хочется, и жить по своему выбору, к лучшему или к худшему, — она тяжело вздыхает. — У меня никогда не было такого выбора. Я не выбирала стать генетически модифицированной. Я могу только поблагодарить своих стариков за это.

Впервые я посмотрела на её жизнь с такого ракурса, на жизнь каждого генетически модифицированного ребёнка. У них нет выбора. Их принудили к такой жизни. И даже брак, решённый ещё до рождения. Ни любви, ни романтики… ни свободы

Теперь я понимаю, что имела в виду моя мама тогда, когда сказала, что папа хотел, чтобы я была свободной от общественного давления. Он хотел защитить меня от такой жизни.

— Прости, — говорю я. — Наверное, я никогда не пыталась взглянуть на это твоими глазами, — подмигиваю ей. — Но ты всё ещё слишком красива, слишком умна…

Она кидает в меня мокрую тряпку, которой протирала руки. Я смеюсь, бросая тряпку обратно. Девчонки за столом напротив разворачиваются с удивлёнными глазами. Они на пару лет младше нас, и когда видят двух девушек, кидающих друг в друга мокрую тряпку, они тут же решают присоединиться к веселью. В такой жаре ловить мыльные мокрые вещи даже приятно.

Я смеюсь и швыряю какую-то тряпку в Кейли, но попадаю в её подругу с тёмными кудряшками. Кухня взрывается смехом, и на долю секунды я понимаю, каково это быть беспечной. Быть девочкой-подростком, чьи подружки болтают о парнях и поцелуях у металлического забора. На несколько секунд я стала кем-то другим.

— Воу! Что здесь происходит? — знакомый хриплый голос раздаётся со стороны дверей.

Весь смех замолкает, мы одновременно разворачиваемся с распахнутыми глазами к Трею, стоящему в дверном проёме с огромным ящиком на широких плечах. Его взгляд скользит по комнате и останавливается на мне.

— Твоих рук дело? — улыбается он.

— Это всё она начала, — указываю пальцем на Трину, а та краснеет.

Трей смеётся и заходит в комнату, ставит ящик на дальний край столика.

— Здесь зелёная фасоль. Её тоже законсервируете?

— Наверное, уже не сегодня, — отвечает Трина. — Думаю, Люсиль со своей командой уже готовы приступить к приготовлению ужина, — она улыбается ему, и у меня внутри всё переворачивается. — Мы можем заняться этим первым делом с утра.

Он отвечает улыбкой.

— Спасибо, Трина, — разворачиваясь ко мне, он спрашивает: — У тебя найдётся минутка?

Я выхожу с ним в коридор, но успеваю оглянуться через плечо, чтобы увидеть реакцию Трины. Она выглядит так, словно лимон проглотила, и меня терзает совесть. Если бы я знала… имело бы это значение?

Трей прислоняется плечом к стене, я повторяю то же самое напротив него.

Он говорит тихим, низким голосом:

— Один из наших грузовиков не вернулся с вылазки. Я и ещё пара парней собираемся выехать за ним.

Мои глаза распахиваются, а сердце начинает быстро стучать, как кувалда в моей груди. Разве не так был убит его отец? Во время обычной вылазки за припасами?

— Меня не будет за ужином, — он замолкает и прикусывает губу, мой взгляд задерживается на его губах. Его мягких, пухлых губах. От которых в моей груди разгорается пламя, когда они прикасаются к моей коже.

— Так или иначе, я просто хотел, чтобы ты знала и не теряла меня.

— С тобой всё будет в порядке?

— Конечно. Но можешь никому больше не говорить? Не хочу, чтобы остальные беспокоились. Пока что.

Моё горло сжимается. Звучит опасно.

— Могу я поехать? — спрашиваю на всякий случай. — Думаю, я уже доказала, что хорошо стреляю.

— Однозначно нет, — говорит он, поджимая губы. Губы, которые я бы очень хотела поцеловать. — И надеюсь, что никому не придётся сегодня стрелять.

Он ладонью касается моего лица, большим пальцем проводит по скуле, посылая мурашки по позвоночнику, несмотря на жар, доносящийся с кухни. Он оглядывает коридор, прежде чем наклониться ко мне. Его губы дразнят мои. С улыбкой он отстраняется и чмокает в щёку.

— Скоро увидимся, — и с этим словами он уходит.

А я возвращаюсь на кухню, вытираю томатный сок со стола, мою разделочные доски. Не обращаю внимания на любопытство во взгляде Трины и шепотки девочек, включая Кейли, которую больше всех съедает любопытство, зачем же Трей позвал меня.

Мой желудок скручивается в узел при мысли об этой спасательной операции. Что-то здесь не так. Я протираю столы, стараясь не думать, сколько всего может пойти не по плану.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Отбой сегодня перенесли на два часа позже из-за вышедшего из строя генератора и невозможности осветить коридоры, пока его не заменят. Трина уверяет меня, что такое случается время от времени. Хорошая новость — у нас есть несколько резервных генераторов, которые можно использовать, пока основной в ремонте. Видимо, их подключают поочерёдно, чтобы не перегружать один-единственный генератор.

Я стою у раковины с фонариком и чищу зубы, пока Трина принимает душ. Трей со своей командой ещё не вернулись, и моё сердце тревожно стучит, когда я начинаю предполагать худшее. Я уже пыталась отправить ему сообщение, но ответа так и нет.

— Трея не было сегодня за ужином, — буднично говорит Трина, её слова приглушены льющейся водой.

— Ага, наверное, он с парой других ребят отправились на вылазку.

Сколько мне нужно выждать, прежде чем сообщить остальным? Сколько, прежде чем начать собирать поисковую группу?

— Вылазку? В такое время? Странно.

Она скептически воспринимает мои слова, и я не виню её. Она здесь намного дольше меня. Знает местные порядки, понимает, что как работает в лагере, как действуют члены «Грани», в том числе сам Трей.

— Это всё, что я знаю, — лгу я.

Трина выключает воду и отдёргивает занавеску, кольца скрежещут по металлической перекладине.

— Можешь подать полотенце? — просит она, указывая на вешалку с крючками рядом со мной.

Я беру его и передаю ей в руки, стараясь не смотреть на неё. Никогда не понимала девушек, которые могут спокойно выйти нагишом.

После того как Трина оделась, мы вместе выходим в коридор, освещая фонариками бетонный пол под ногами. Останавливаемся у моей двери и ждём, когда кучка шестнадцатилетних парней пройдёт мимо. Я узнаю одного с каштановыми волосами — это Джон, который охранял вход в тоннеле в тот день, когда мы с Треем навещали Чеза. Они кивают, желают нам спокойной ночи и идут дальше. Парень с рыжеватыми волосами пихает Джона, тот в шутку заламывает ему руку и голову.

Закатывая глаза, я поворачиваюсь к Трине:

— Мальчишки.

Она смеётся.

— Правильно! Кому нужны мальчики, когда у тебя есть мужчина?

Мои глаза распахиваются, а изо рта вырывается смешок. Я никогда раньше не думала о Трее как о мужчине, но тот, кто в девятнадцать лет может возглавить такую организацию, явно имеет право так называться. И в то же время этот мужчина в шутку дрался с двоюродным братом до потемнения в глазах и избегал меня несколько дней просто потому, что был слишком смущён нашим поцелуем.

Ну, может, он мужчина с мальчишескими чертами.

— Спокойной ночи, Сиенна, — Трина разворачивается, уходя.

— Хороших снов, — бросаю ей в след.

Я заползаю под покрывало, потому что ничем больше в этой темноте не займёшься. Но у меня не получается заснуть. Я слишком обеспокоена. Настолько, что мне кажется, будто ещё немного и моё сердце взорвётся от такой бешеной скорости.

Сколько мне нужно выждать?

Я даю час. Если он так и не вернётся, я кому-нибудь расскажу. Не знаю кому, но расскажу.

***

Я выхожу из комнаты и тихо иду по коридору с фонариком. Трей не пришёл ко мне, но это не значит, что он не вернулся. Я поправляю чёрную майку и одёргиваю пижамные шорты — хотелось бы мне, чтобы они были подлиннее, но это же из Павильона, а дарёному коню в зубы не смотрят.

И хотя я стараюсь ступать бесшумно, мои босоножки при каждом шаге шлёпают о бетонный пол. Я крадусь по тёмному коридору, сердце громко стучит в груди. От света фонарика на стенах появляются жуткие тени, и ещё хуже от того, что мои руки дрожат. В лагере ещё никогда не было так тихо. Но, справедливости ради, у меня и нет привычки гулять по этим коридорам ночью.

Я останавливаюсь у комнаты Трея и прикладываю ухо к двери, прислушиваясь. Ни звука.

Слегка стучу и жду, затаив дыхание. Ничего.

Пробую повернуть дверную ручку. К моему удивлению, она поддаётся. Не успеваю я осознать, что делаю, как дверь открывается.

Осматриваю комнату Трея с фонариком. Пусто. Кровать заправлена, на столе стопки книг и разных бумаг, на деревянном стуле сложенная одежда.

Страх охватывает меня, я падаю на его кровать. Сказать ли кому-нибудь? Или ещё подождать?

Решаю засечь ещё десять минут. Если он не вернётся через десять минут, то я пойду проверю тоннель и зону разгрузки, а потом отправлюсь будить Трину.

Нервно стучу пальцами по ноге, мысленно веду отсчёт. Не знаю, зачем я считаю, но вдруг это поможет скоротать время.

Из коридора доносится шум — кто-то идёт. Я слышу голоса, мужские, и на меня накатывает облегчение. Они вернулись.

Когда они подходят ближе, я застываю, узнавая голос Нэша. Что он подумает, когда увидит меня в комнате Трея посреди ночи?

Проскользнув в противоположную часть комнаты, я прижимаюсь к стене. Если Нэш не станет заходить, то не заметит меня в темноте. Стараюсь не думать, как глупо я буду выглядеть перед Треем, если он увидит меня распластавшейся по стенке.

Голоса останавливаются у двери, и я слышу разговор: хриплый голос Трея и холодный, гнусавый голос Нэша.

— Уверен, что они тебя не выследили? — недоверчиво спрашивает Нэш.

— Нет. Точно нет. Мы оторвались ещё до того, как выехали на открытое пространство.

— Как там Трип?

— В порядке. Мы вытащили пулю, но некоторое время он не сможет ступать на эту ногу. Проведёт несколько дней в лазарете.

— Это было тупо, Трей. Очень тупо. Тебе повезло, что остался жив.

Я слышу смех Трея.

— Разве не в этом смысл жизни? Остаться живым? Я отказываюсь прятаться в норке и позволять этим головорезам творить, что вздумается. Я буду сражаться за наше дело, даже если придётся пожертвовать жизнью.

Моё горло сжимается. Его чуть было не убили. Я так и знала, что это будет опасно, а теперь получила подтверждение своим подозрениям.

— Ты и я — это всё, что осталось от клана Хартфилд. Не забывай об этом, — говорит Нэш с такой мягкостью, на которую я не думала, что он способен. Я слышу, как шаги удаляются по коридору, а затем Трей заходит в свою комнату. Оторвавшись от стены, я бросаюсь в его объятия. Вдыхаю его запах, землистый запах грязи и пота.

Он бросает фонарик на кровать, свет от него освещает маленькую часть комнаты. Руки Трея сжимаются на моей спине, и я прижимаюсь к нему.

— Какой приятный сюрприз. Кто бы мог подумать, что в моей спальне меня будет ждать такая красивая девушка.

Я всматриваюсь в него, пытаясь различить выражение его лица в темноте.

— Тебя чуть было не убили.

Он наклоняет голову.

— Слышала, да?

— Я была так напугана. Я думала… — не могу закончить предложение.

— Эй, — говорит он, поднимая мой подбородок и пытаясь встретиться со мной глазами, — я здесь. Всё хорошо.

Его губы находят мои. Он целует меня жадно, пока у меня не начинают подкашиваться коленки. Когда я отстраняюсь, то замечаю порез над его глазом.

— Что произошло? — провожу пальцами по порезу, и он морщится. — Тебе нужно в лазарет.

— Нет, это просто царапина. Антисептика и пластыря будет достаточно, — он улыбается мне. — И целовать тебя намного приятнее, чем думать о царапинах.

Его губы прокладывают дорожку по моей щеке к мочке уха, посылая электрические заряды по всему моему телу. Я не могу сосредоточиться, если он не остановится. О чём я собиралась его спросить? Ах да. Там же человек ранен…

— Кого-то подстрелили сегодня? — бормочу я, отклоняясь. Мои глаза молят его сказать правду.

Трей вздыхает и опускает руки, вся игривость испаряется.

— Да, парень по имени Трип. Знаешь его?

Качаю головой.

— Мы попали в западню, — он запускает пальцы в свои волосы. — Грузовик должен был получить поставки от Эстель Лэнгли, которая разводит для нас кур на своей ферме, но его угнали на обратном пути. Трое людей в масках с винтовками М16 перекрыли дорогу. Когда Трип и его напарник Джейсон остановили машину, те люди забрались внутрь и выгнали их на дорогу. Трип достал нож, но ему выстрелили в ногу. Люди в масках скрылись с грузовиком и запасами.

Сужаю глаза.

— И что сделал ты?

Он пожимает плечами и обходит комнату. Только сейчас я замечаю пистолет у него на бедре. Он снимает пояс и кладёт его на стол.

— Я сделал то, что иногда приходится делать лидеру.

— Вы вернули грузовик?

Он улыбается, но эта улыбка не затрагивает его глаз.

— Само собой.

— Кто-то ещё пострадал?

— Пара синяков и ушибов, ерунда.

Медленно вдыхаю и выдыхаю, радуясь, что он цел и невредим. Похоже, я зря волновалась. Но тут в моей голове всплывают слова Нэша, и я понимаю, что Трей мне чего-то не договаривает.

— Почему Нэш сказал, что ты едва остался жив? И почему он спросил, преследовали ли вас на пути в лагерь? Кто мог вас преследовать?

Трей подходит ближе, и его пальцы сжимаются на моей талии, пододвигая меня ближе, пока наши тела не соприкасаются.

— Эти люди были мастерами своего дела. Это не простые воры в поисках еды, как те, что убили моего отца. Это профессионалы, которые знали наше расписание, знали наш маршрут. Они засекли нас.

Я вспоминаю, как пару недель назад Виктор угрожал, что это ещё не конец.

— Это были люди Дьявола?

Трей кивает.

— Нэш был обеспокоен тем, что я их выследил. Проник в их логово, чтобы вернуть грузовик, что, по его мнению, было тупо. Он хотел, чтобы я бросил грузовик там.