Я тихо плачу в подушку. Мне больно настолько, что нет никакого желания что-либо делать. Понимаю, нужно питаться, но ем очень мало, кусок не лезет в горло. Душу заполнила горечь. Оказалось, что меня любили только дедушка и бабушка. Мама даже рожать не хотела, вынужденный ребёнок, так она сказала. Я всегда была для неё обузой, потому что не мальчик, а всего лишь девка.
Ещё больнее оттого, что она даже не защитила, когда Сеня меня швырнул, как тряпку ей под ноги. Вызвала психиатрическую скорую и сказала, что я сама билась о стены. Любовник дороже дочери? По всей видимости, так.
У меня есть ещё отец, который утверждал, что любит, но прошло уже несколько дней, а он так и не появился. Сегодня суббота. Я тут с понедельника. Один день стал похож на другой. Газеты прочитаны, новых не принесли. За стеной временами кто-то то воет, то лает. Неужели мне ещё долго тут? Ритка обманула и не сообщила отцу о беде? А вдруг слова отца о любви — ложь, или он ничего не смог сделать? У матери большие связи, у бывшего полицейского Сени наверняка тоже.
За окном стемнело. Я не включаю свет, потому что всё равно делать нечего. Мой тихий плач переходит в вой, у меня почти истерика. Я не хочу больше здесь, не могу, даже поговорить не с кем. Врачиха приходит каждый день, но только унижает и оскорбляет. Медбратья не лучше, кидают хлеб прямо в тарелку, даже если это суп. Ладно хоть не плюют в пищу, хотя я уже ни в чём не уверена.
Сегодня дежурит некрасивый и худой. Он пытался меня лапать, говорил, что если я с ним пересплю, он даст мне телефон на пять минут. Я отбивалась, как могла, он обещал прийти ночью. Теперь реву и дрожу от страха, здесь со мной могут сделать всё, что захотят, и никто об этом не узнает.
— Ключи от палаты! — рявкает кто-то за дверью.
— Это личный пациент Ольги Львовны. Не стоит вам туда, — отвечает мужчина, и я узнаю голос некрасивого медбрата.
— Вы совсем обнаглели⁈ Забыли, с кем разговариваете! Да, я месяц работаю тут, но меня поставили заместителем. Ключи от палаты! Вон отсюда! Я сам разберусь! — орёт незнакомый голос.
— Она буйная и…
— Поувольняю всех к хренам!
Двери открываются, я подскакиваю на кровати, сажусь, смотрю в темноту. Силуэт вошедшего мужчины высокий и нетолстый. Он щёлкает выключателем, потом запирает двери на ключ и кладёт его в карман голубого врачебного костюма.
— Привет. Меня зовут Евгений Александрович. Я заместитель заведующей этой больницей. Как зовут тебя?
— К-катя — заикаясь, всхлипываю я. — Катя Соколова.
Мне кажется странным, что врач не знает моего имени. С настороженностью смотрю, как мужчина подходит ко мне. Подтянутый, спортивный, симпатичный, ему не больше тридцати пяти лет на вид. Врач садится на мою кровать и обнимает, только сейчас я понимаю, что продолжаю всхлипывать и плакать.
— Т-ш-ш. Всё хорошо. Услышал твой плач, и не поверил своим ушам. В этой палате у нас никто не числится. Я несколько дней был на больничном, а сейчас на дежурстве. Успокойся, всё хорошо. Почему ты плачешь?
Я не решаюсь говорить. Все они тут одинаковые, сейчас тоже начнёт утверждать, что я шизофреник.
— Не хочешь говорить? Не бойся, мне ты можешь рассказать всё.
Мужчина ласково гладит меня по волосам, потом садится на стул. Я отрицательно мотаю головой.
— Хорошо, тогда скажи полное имя, отчество и дату рождения? Кто твоя мама?
— Вы что думаете, я забыла кто я и когда родилась? — удивляюсь я, утирая слёзы.
Отвечаю на вопросы. Он качает головой и снова спрашивает:
— Я не нашёл на тебя данных, Катя Соколова. Медицинской карты тоже нет. Официально оформлена Ира Зубова. Прошёл по всем палатам и не обнаружил Зубовой. Я подозревал, что старая карга тут мутит делишки, но доказательств было мало.
Евгений берёт в руки телефон, потом зачем-то фотографирует меня и звонит кому-то.
— Привет, Олег. Передай своему другу, что я нашёл его дочь в нашей клинике, он прав, Катя здесь. Отправил тебе на всякий случай её фото. Покажи ему, вдруг не она. Если подтвердится, пусть подъедет завтра к семи утра.
Мужчина снова кладёт телефон в карман. Я смотрю на него круглыми глазами, не верю своим ушам. Меня ищет папа? Наверное, спрашиваю вслух, потому что Евгений Александрович отвечает.
— Да. Михаил Ростоцкий ведь твой отец?
— Это мой папа, он не жил с нами, поэтому фамилии разные, — тараторю я.
— Хорошо. А теперь скажи мне, как ты здесь оказалась? По словам Ростоцкого, тебе вовсе тут не место.
Я, наконец, решаюсь. Выпаливаю всё как на духу о матери и отчиме, которые и запихнули сюда. Упоминаю о злобной старой врачихе.
— Таблетки какие-то принимаешь? Это важно, Катя, скажи как есть.
— Нет, стараюсь избавиться от них, — мямлю испуганно.
— Вот и славно. Тебе больше не станут носить лекарства. Зачем зря препараты переводить, правда? Но я такой человек, что не верю на слово, даже если завтра тут будет твой отец, ты не выйдешь. Проведу несколько тестов, понаблюдаю за тобой пару дней. Ты же понимаешь, что это необходимо?
— Да, — поспешно киваю.
— Договорились. А теперь не плачем, а ложимся спать. Не хватало, чтобы ты совсем в депрессию скатилась. Это, знаешь ли, не выдумка, а серьёзное состояние человека, иногда угрожающее ему потерей здоровья.
Мужчина встаёт и уходит к дверям.
— Спасибо вам, — говорю я ему вслед.
— Пока не за что. Пожалуй, оставлю ключи у себя, тут полно прихвостней Жуковой.
Меня снова запирают, но теперь я уже знаю, что никто не потревожит. Папа нашёл меня и завтра я с ним увижусь, он самый лучший, самый надёжный. Ритка тоже настоящая подруга, не подвела меня.
Наконец-то спокойно засыпаю, а утром меня будит чья-то ласковая рука, гладившая по волосам. Как я не услышала, что кто-то зашёл? Распахиваю глаза, передо мной на корточках сидит папа. Евгений Александрович стоит рядом с ним.
— Доброе утро, Екатерина. Как себя чувствуешь? — спрашивает врач.
— Доброе утро. Хорошо.
— Даю вам пять минут. Простите, больше не могу. Никто не должен знать, что вы сюда приходили, если мы хотим, чтобы всё прошло как надо. Я в коридоре посижу.
Доктор уходит, я сажусь на кровати, обнимаю отца, здороваясь с ним.
— Здравствуй, дочка. Не волнуйся, я тебя отсюда вытащу. Нужно только правильные диагнозы поставить. Евгений Александрович обещал помочь, он не будет нам подмахивать справки. Денег не взял. Понимаешь, что это значит?
— Понимаю, пап, всё будет по-настоящему. Если я больная шизофренией, так и запишут. Я рада, что ты меня нашёл.
Папа садится на стул, показывает на пакет с передачей, лежащий возле моих ног.
— Немного фруктов. Скажи, что нужно ещё, я принесу. На самом деле я приехал бы раньше, но узнал, что ты тут только вчера утром. Позвонила какая-то Рита, сказала, что твоя сводная сестра. Ты дала ей мой номер на всякий случай. Она думала, что тебя отправили в командировку, все дома так говорили. Рита случайно подслушала разговор. Наташа заявила её отцу, что промаринует тебя ещё неделю в психушке, а потом посмотрит, одумалась ты или нет. Девушка сразу мне позвонила и сообщила о беде. Пришлось всех местных знакомых поднять, чтобы выйти на того, кто может помочь.
— Позвони Рите и передай спасибо от меня. Теперь я уверена, всё будет хорошо, — улыбнулась я.
Мы поговорили ещё чуть-чуть. Было так легко на душе. Похоже, Евгений Александрович — хороший врач, ему можно доверять.
— Пора, — тихо говорит доктор, заглядывая в приоткрытую дверь.
Мы с отцом поспешно обнимемся, прощаясь.
— Я взял отпуск на работе. Без тебя домой не уеду. Катя, запомни, даже если я не рядом, то мыслями с тобой, сейчас буду собирать всевозможные бумаги на наследство и прочее. Подпиши вот тут, это твоё согласие, чтобы я был твоим адвокатом.
Отец достаёт из наплечной сумки документ.
— Быстрее, нам пора, — подгоняет Евгений.
Я беру ручку, ставлю подписи на бумагах, потом с грустью смотрю, как отец уходит. Верю ему, он предпримет всё возможное, чтобы выдернуть меня из этого места.