ОДНА ИЗ ДВУХ РОЗ (МАРГАРИТА АНЖУЙСКАЯ) (1445 год)

Можно быть солдатом, с закаленной в тысяче битв шкурой, с очерствевшим от ужасов войны сердцем, иметь жену и ребенка, не верить никому, кроме себя самого, — и вдруг в одно прекрасное утро оказаться слабым и беззащитным перед ясным взором девочки-подростка…

Именно это и произошло мартовским утром 1445 года с послом английского короля Уильямом де ла Полом, графом Суффолком, у подножия главного алтаря в соборе города Нанси. Опытный воин был захвачен врасплох. Он прибыл во Францию в дурном расположении духа, ибо никогда не любил французов, с которыми воевал всю жизнь. Не нравилась ему и сама страна, которая была уже почти завоевана, но пренебрегла своим счастьем и ухитрилась выскользнуть из рук английского монарха. Конечно, всему виной была эта ведьма Жанна по прозвищу Дева! Именно она под Орлеаном разбила наголову не только его самого, но и старого полководца Джона Толбота — до той поры непобедимого. Сверх того, эта наглая девчонка, как ему донесли, осмелилась именовать его «Пулем» , чем и доказала полное свое невежество, — подумать только, до такой степени не знать благородного британского языка!

— Чтобы я еще когда-нибудь отправился в эту проклятую страну! — сказал себе Суффолк, вернувшись в родной дом после перемирия. — Да пусть меня лучше повесят!

Однако именно Суффолка кардинал Уинчестер, дядя молодого короля Генриха VI, назначил послом и представителем монарха во Шранции — ему предстояло от имени своего сюзерена заключить брачный союз с французской принцессой. Хуже этого и быть ничего не могло!

Впрочем, следовало учитывать, что времена изменились… Этому браку юного Генриха VI с Маргаритой Анжуйской, племянницей короля Карла VII, придавали чрезвычайно большое значение в Лондоне: партия мира прилагала все усилия, чтобы завершить наконец войну, которая продолжалась сто лет. Да и сколько можно было упорствовать? Англичане были изгнаны отовсюду, в стране воцарилась анархия, и обескровленное королевство, растратившее попусту золото и войска, медленно клонилось к упадку. Между тем в силу поразительного стечения обстоятельств жалкий французский принц, признаваемый только в Бурже, стал после коронации в Реймсе помазанником божьим. Его окружали теперь преданные и доблестные полководцы, его сундуки ломились от золота благодаря казначею Жаку Керу, его пушки были лучшими в Европе благодаря оружейнику Жану Бюро…

Для англичан мир был жизненной необходимостью, и грозный кардинал Уинчестер сумел убедить в этом буйный парламент, королевский совет и, главное, дядю молодого короля герцога Глостера, извечного смутьяна и признанного вожака реваншистов всех мастей.

Сначала хотели просить руки одной из дочерей Карла VII, но Уинчестер быстро отказался от этой мысли, поскольку алчность французского короля превзошла все границы. В конце концов выбор пал на племянницу Карла VI Маргариту, дочь Рене Анжуйского, короля Сицилии и графа Прованского, и Изабеллы Ло-тарингской. За этой принцессой давали хорошее приданое, и она, несмотря на юный возраст, считалась общепризнанной красавицей. Вот и пришлось раздраженному до крайней степени Суффолку отправляться во Францию, чтобы заключить брак с этим сокровищем от имени своего повелителя.

«Если эта девчонка вздумает вертеть мною, как захочет, я быстро вправлю ей мозги! — мысленно повторял он, желая хоть как-то утешиться. — А уж путешествие в Лондон она долго не забудет!»

Но когда Суффолк увидел Маргариту в блеске свечей, с короной на голове и в белой вуали, ему захотелось протереть глаза, чтобы убедиться в реальности этого дивного видения. Казалось, сама Дева Мария спустилась с небес и вложила свою сверкающую руку в его дрожащие пальцы…

Красавица? О, жалкие глупцы! Эта девушка источала свет, ослепляла громадными озерами глаз, сиянием чарующей улыбки. Маргарите было пятнадцать лет, и она словно воплощала собой изящество, юность, свежесть. У Суффолка внезапно защемило сердце, и он невольно подумал, как повезло его молодому господину. А этот взгляд! Когда она на него взглянула, все в нем перевернулось. И он понял, что никогда уже не будет прежним — таким, каким был всего секунду назад. Отныне ему суждено быть верным слугой и покорным рабом этой девушки, которая стала его королевой…

Между тем Маргарита Анжуйская тоже была потрясена: ее поразил этот мужественный гигант. Его светлые волосы посеребрила седина, грубое лицо было испещрено шрамами — следами множества сражений, но взгляд голубых глаз был простодушен, как у ребенка. Ей говорили, что ему почти пятьдесят лет, и она ожидала увидеть согбенного старика, однако гибкому и мускулистому телу этого мужчины мог бы позавидовать любой юноша, и принцессе вдруг стало жаль, что он ведет ее к алтарю лишь как представитель короля.

Вложив свою руку в его крепкую ладонь, Маргарита прошептала со свойственной ее возрасту невинной откровенностью:

— Мне бы хотелось, милорд, чтобы вы меня больше никогда не покидали!

— Если это будет зависеть только от меня, мадам, я с вами не расстанусь, разве что вы сами прикажете мне удалиться…

Но Суффолк знал, что ему не суждено долго быть рядом со своей маленькой королевой: надо было отправляться в Англию, где молодой король с нетерпением ожидал юную супругу.

5 апреля, в отвратительную погоду, корабль «Джоан Шербург» отплыл из Руана, который все еще принадлежал английскому королю, — впрочем, до освобождения города оставалось уже совсем немного времени. Увы! Казалось, небеса ополчились против свадебного кортежа: в Ла-Манше бушевал шторм. Маргарита много раз прощалась с жизнью, а Суффолк исступленно молился о том, чтобы корабль никогда не достиг берегов Англии, — он мечтал погибнуть, сжимая Маргариту в объятиях.

Наконец изрядно потрепанное судно было выброшено на берег у Рочестера, где, разумеется, его никто не ждал. Королева, измученная ужасными приступами морской болезни, с радостью ступила на английский берег, она забыла даже о том, что большую часть ее вещей смыло во время шторма.

Из соседнего городка прибежали люди с одеялами и теплым питьем, путешественников обогрели и накормили, а затем отправили вестника ко двору. В конце концов все благополучно погрузились на бот, который доставил их в Саутгемптон, где пребывал король.

Впервые увидев своего супруга, Маргарита испытала странное чувство. Это была не любовь, ибо сердце ее уже принадлежало мужественному Суффолку. Но она ощутила инстинктивную, почти материнскую нежность, а также острое желание оберегать и защищать своего короля.

Двадцатитрехлетний Генрих был по-своему красив, хотя красота его казалась болезненной: он был слишком тонким, слишком высоким, слишком бледным! Маргариту поразили его глаза — глаза настоящего библейского пророка: огромные, кроткие и очень печальные. В них раскрывалась его душа, исполненная христианского смирения и милосердия. Воистину это был странный король! Однако стал он таким не без причины, и Маргарита знала его историю.

Он родился через несколько дней после безвременной кончины своего отца, Генриха V Завоевателя, победителя в битве при Азенкуре, впоследствии воспетого Шекспиром. А матерью его была прелестная Екатерина Французская, дочь Карла VI Безумного и Изабеллы Баварской. Но ребенку не суждено было изведать материнскую нежность: после кончины супруга, которого Екатерина терпеть не могла, она влюбилась в Оуэна Тюдора и родила от него двоих детей. Глостер, лорд-протектор, приказал заключить королеву в монастырь, где она прозябала в страшной нищете и вскоре умерла, не вынеся голода и холода. Детство маленького короля было безрадостным: его жестоко муштровал опекун граф Уорвик — тот самый человек, чья ненависть обрекла на костер Орлеанскую Деву Жанну. Единственным прибежищем несчастного мальчика стал бог, и если бы не королевское предназначение, он охотно принял бы постриг. Обо всем этом Суффолк рассказал Маргарите еще до того, как они отправились в Англию, ибо угадал недюжинную силу в хрупкой на вид девочке.

— Вам придется защищать короля, мадам, — сказал он. — Генрих слишком мягок и добр. Некоторые люди этим пользуются.

«Некоторые люди»? Маргарита догадалась, о ком говорит Суффолк, — это был Глостер, вездесущий Глостер, известный своей злобой и мелочной мстительностью.

И молодая королева не сочла нужным скрывать свои чувства во время первой встречи с новыми подданными. Приветствуя Генри Бофорта, кардинала Уинчестера, она расцеловала этого великана с лицом таким же красным, как его кардинальская сутана. Ей было известно, что этот восьмидесятилетний старик сохранил всю силу души и тела — не случайно именно он был главным и любимым советником короля. Зато Глостера Маргарита приняла с ледяной холодностью и, небрежно протянув ему руку для поцелуя, сухо произнесла:

— Мы рады видеть вас, сеньор герцог!

Глостеру было около сорока лет, и он мог бы считаться красивым мужчиной, если бы на лице его не отражались присущие ему подлость и лицемерие. От него не ускользнула враждебность Маргариты, и он метнул на нее взгляд, полный ненависти. Но королева уже отвернулась от лорда-протектора, вновь обратившись к кардиналу Уинчестеру, которого совсем не боялась, хотя и знала, что он отличается крутым нравом. Ведь это был близкий друг Суффолка!

— Дорогой дядюшка! Надеюсь, вы обретете во мне дочь, а не племянницу…

Покоренный и восхищенный, Уинчестер прижал к сердцу юную королеву, мысленно поздравив себя с удачным выбором. Суффолк, скромно стоявший в углу, улыбался.

28 марта, спустя месяц после того, как в аббатстве Тичфилд состоялось ее окончательное бракосочетание с Генрихом, Маргарита совершила торжественный въезд в Лондон. Это был один из тех солнечных и радостных дней, какими славится английская весна. Все вокруг сияло и цвело, мир казался прекрасным, и самым дивным его творением была красавица-королева. Пиво лилось ручьями повсюду, а сам город словно бы исчез под ворохом маргариток: букеты и гирлянды из них были выставлены в каждом окне, маргаритками были усыпаны мостовые и украшены статуи святых, их прикалывали к волосам и одежде… Однако народ отнюдь не выказывал энтузиазма по отношению к юной супруге своего монарха, хотя изобилие цветов, казалось бы, свидетельствовало о всеобщем восторге. Разумеется, красота молодой женщины поражала, ослепляла… но Глостер весь прошедший месяц не терял времени даром и должным образом подготовился к встрече. Его посланцы, не жалея золота, пытались повлиять на общественное мнение, и в конце концов им это удалось. Кругом шептались, что француженка прибыла в Англию «почти голой» и очень дорого обошлась стране: брачный контракт оказался весьма невыгодным, поскольку королю пришлось согласиться на громадные территориальные уступки. Ярые националисты уже забыли о поражениях и громогласно выражали свое возмущение.

Зато Генриха приветствовали оглушительными радостными воплями. Народ обожал этого хрупкого юношу, которого некоторые уже именовали «святым», и Маргарита, лишенная чувства низкой ревности, была счастлива, что ее супруг так популярен. Чтобы не огорчать его, она пыталась скрыть собственную досаду, но Суффолк, который гарцевал рядом и внимательно наблюдал за ней, заметил блеснувшие в ее глазах слезы и пришел в бешенство. Не теряя ни минуты, он подъехал к кардиналу.

— Что означает подобный прием? — со злостью спросил он. — Жители Лондона взбесились?

Уинчестер пожал плечами. Нахмурив брови, он оглядывал толпу, и для него явно не было тайной, кому обязана Маргарита такой странной встречей.

— Судя по всему, Глостер позаботился о том, чтобы королева предстала в неприглядном свете, — со вздохом сказал кардинал. — Добавлю, что в этих слухах фигурируете и вы, мой друг. Даже мне сообщили, будто вы испытываете к королеве нежные чувства, а она платит вам взаимностью.

— Надеюсь, никто не посмеет сказать это мне! — возмущенно воскликнул Суффолк. — Моя собственная жена находится при королеве в качестве фрейлины…

— И все знают, как предана вам леди Суффолк. Ревность ей совершенно чужда… она вполне довольна тем, что время от времени видит вас.

— Пусть так, но мои чувства не касаются Глостера! И если он осмелился оклеветать королеву…

С этими словами Суффолк взялся за эфес шпаги, однако кардинал тут же перехватил его руку.

— Никаких безумств, друг мой! Еще ничто не потеряно. Народ не знает королеву, но ее красота уже привлекла многих. Очень скоро она завоюет все сердца… в добавление к тем, которые ей уже принадлежат!

— Тогда скажите ей об этом, пока она не расплакалась. Посмотрите на нее! Ведь она еще ребенок!

Два дня спустя Маргарита, с трудом заставляя себя не сгибаться под тяжестью огромной пурпурной мантии, отороченной мехом горностая, была торжественно коронована в Вестминстере. Восседая на троне Эдуарда Исповедника, она приняла заверения в верности от всех вельмож королевства, и для каждого у нее нашлись приветливое слово и ласковая улыбка. Только Суффолку она не сказала ничего. Но когда он преклонил перед ней колени и протянул ей свою шпагу, лицо королевы осветилось такой нежностью, что весь двор замер в изумлении. Это было откровенное признание в любви! Молчание Маргариты никого не могло ввести в заблуждение. Один лишь Генрих ничего не заметил. Впрочем, удивляться этому не приходилось: он обожал свою жену и видел в ней ангела, посланного ему небесами, и считал, что рай, о котором он грезил всю жизнь, наступил на земле.

К несчастью, оптимистические предположения кардинала не сбылись — англичане так и не приняли свою молодую королеву. Глостер торжествовал: его политика одержала верх, что стало очевидным через два месяца после коронации, когда в Лондон прибыло посольство из Франции с кардиналом де Бурбоном во главе. Французы потребовали отдать графство Мэн согласно брачному договору, который Суффолк заключил от имени своего повелителя.

Генрих, видя недовольство народа, пытался протестовать, но Маргарита заявила, что нельзя отказываться от данного слова, и ее горячо поддержали Суффолк с Уинчестером. Король уступил, и тогда народ, подстрекаемый Глостером, словно сорвался с цепи. Однажды вечером Суффолк явился к королеве в таком виде, что она не смогла сдержать крик ужаса. Грязный, растерзанный, с синяками на лице и без шпаги, граф был настолько взволнован, что Маргарита, отослав прочь своих женщин, устремилась к нему со словами утешения.

— Что с вами случилось, милорд? Кто довел вас до подобного состояния? Откуда вы пришли?

— С Лондонского моста, мадам. Там я оставил свою шпагу… в брюхе мерзавца, от которого за десять шагов разило чесноком. На меня напала пьяная банда.

— На вас?

— Именно так! Меня узнали. Кто-то завопил: «Смерть фавориту королевы!» Это произвело потрясающий эффект… Сам негодяй-провокатор успел скрыться, а прочие подонки набросились на меня. Однако я успел заметить ливрею слуги герцога Глостера.

Королева пошатнулась, закрыв глаза, но тут же пришла в себя и, отстранив протянувшего к ней руки Суффолка, села в высокое кресло из черного дерева.

— Как же они ненавидят меня! — вымолвила она со стоном. — Что я им сделала и чем заслужила такую злобу?

— Вас винят за утрату Мэна, за то, что народ прозябает в нищете, а также за все бедствия, случившиеся на земле!

— Но не я же составляла брачный контракт! Как можно упрекать меня за это?

— За это следует упрекать скорее меня, однако Глостер знает, что делает. Он мечтает снова начать войну, а мы ему в этом мешаем. Реванш, война! Только об этом он и говорит! А народ слушает его, не понимая, чем грозит нам новая война. Ах, как жаль, что у нас нет второго Генриха V! — вздохнул Суффолк.

Маргарита, оскорбленная напоминанием о короле-победителе, вскинула голову.

— Вы забылись, милорд! — сурово произнесла она. — Вам следовало бы помнить, что вы должны почитать своего монарха, а также о том, что я люблю моего мужа…

Суффолк бросился перед ней на колени, не помня себя от горя и потрясенный этим упреком.

— А я люблю вас, мадам, и подвергаюсь нападкам именно за это. И вы тоже меня любите! — воскликнул он, беря руки королевы в свои и не обращая внимания на ее слабые попытки вырваться. — Признайтесь же в этом, Маргарита! Будьте честны перед собой! С тех пор, как вы здесь, мы оба подвергаем себя жестокой пытке — мы видимся только на людях и говорим друг с другом так, словно нас разделяет тюремная решетка. Позвольте мне любить вас и защищать! Дайте мне право быть вашим рыцарем, пусть даже мне придется заплатить за это жизнью. Пока я жив, вы будете в полной безопасности, клянусь вам в этом! Вспомните, разве не вы просили меня никогда не покидать вас? Теперь же я прошу вас о милости: позволить мне постоянно быть с вами…

Он молил долго и горячо, не теряя надежду, и наконец Маргарита сдалась. Она и сама устала бороться со своим чувством. Она любила этого человека больше всего на свете и больше не могла сопротивляться своей страсти, даже сознавая, что это грозит им обоим гибелью… На следующий день в Тайберне были повешены те, кто напал на Суффолка, — впервые в жизни Маргарита поступила беспощадно. А потом она отдалась человеку, которого обожала.

В последующие два года Маргарита и Суффолк с необузданной пылкостью любили друг друга, а между тем политическая ситуация в стране становилась все более напряженной. Помимо Глостера, у королевы появился новый враг, в Лондоне же была развязана кровавая бойня, переросшая впоследствии в гражданскую войну, которая получила в истории красивое наименование Войны Алой и Белой розы. Враждующие стороны возглавляли представители дома Ланкастеров Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет, и Ричард Йорк — кузен короля и возможный наследник престола в случае, если Маргарита не родит сына.

Все началось с обычного уличного столкновения, когда сторонники двух кланов начали срывать с кустов белые и алые розы — символы враждующих семейств Йорков и Ланкастеров. Но в первое же после схватки воскресенье все увидели, что королева приколола к корсажу алую розу — символ своего дома и дорогих ее сердцу родичей Бофортов. Тем самым молодая женщина ясно показала, на чьей стороне находятся ее симпатии, хотя, быть может, она просто желала украсить себя любимым цветком.

Глостер не замедлил подлить масла в огонь. По его наущению во всех кабаках королеву стали обвинять в шпионаже, прелюбодеянии и ненависти к английскому народу. В грязных кварталах Темзы в любую минуту мог вспыхнуть мятеж, и Маргарита поняла, что мира не будет до тех пор, пока жив Глостер. Отныне ей нужна была его голова…

Однако это оказалось нелегким делом. Генрих VI ненавидел насилие и почитал своего дядю, хотя тот уморил его мать голодом в монастыре. Чтобы добиться своей цели, Маргарите пришлось воззвать к призраку несчастной Екатерины и убедить короля, что ее ожидает та же участь, если Глостер одержит победу.

— Вы должны сделать выбор, — заявила она в заключение. — Речь идет о жизни и смерти — его или моей.

Отказаться от жены король не мог. Глостера схватили и препроводили в лондонский Тауэр. Через несколько дней вошедший в камеру тюремщик обнаружил на полу его бездыханное тело — по приказу кардинала Глостеру подсыпали яд, не оставляющий следов. Таким образом удалось избежать опасного судебного процесса, а королева избавилась от своего врага.

Разумеется, народ тут же завопил об убийстве, но скоро уверился в справедливости божьего суда: спустя некоторое время скончался лучший друг Маргариты и самая надежная ее опора — кардинал Уинчестер. И смерть его была воистину страшной! С пеной на губах и с выпученными глазами старик мучительно боролся за жизнь. Дворец содрогался от его воплей, все слуги тряслись от страха, и даже сама королева, молившаяся у изголовья постели, не могла скрыть дрожь.

— Это ужасно, — прошептала леди Суффолк. — Видел ли кто-нибудь, чтобы прелат умирал в таких душевных муках?

Королева не ответила, прислушиваясь к крикам умирающего. Он пытался теперь отогнать всех призраков, которые мучили его больную совесть. Маргарите казалось, будто из мрака одна за другой выступают окровавленные тени. Внезапно раздался еще более пронзительный вопль:

— Убирайся прочь, проклятая ведьма! Это обман… ты вовсе не святая! О, какое страшное пламя… в таком огне невозможно выжить! Палач, дай мне взглянуть на нее, притуши костер!

Тут Маргарита поспешно осенила себя крестным знамением. Она поняла, что в это мгновение тень Жанны явилась к тому, кто обрек ее на жуткую казнь…

Крики не стихали еще два часа, пока наконец английский кардинал не испустил дух в последней судорожной конвульсии. Слуги поторопились прикрыть труп — настолько уродливым и отвратительным выглядело искаженное лицо. Кругом шептались, что Уинчестер проклят самим богом. Последствия же этой шекспировской агонии оказались для Англии поистине катастрофическими, поскольку кардинал своими советами умудрялся сдерживать страсти, кипевшие в королевстве.

После смерти Уинчестера Суффолк настолько опьянел от любви к королеве, что стал строить честолюбивые планы. Он надеялся править Англией через посредство Маргариты, которой Генрих предоставил полную свободу действий. Получив от возлюбленной титул герцога, Суффолк прежде всего освободился от возможных конкурентов. По его совету оба главных смутьяна были отправлены подальше от двора: Ричарда Йорка назначили регентом Ирландии, а Сомерсета — Франции. Предполагалось, что они глубоко завязнут в этих осиных гнездах и, быть может, сломают себе там шею. Увы! Любовникам не суждено было мирно наслаждаться своей страстью, ибо Ричард Йорк, отправляясь в изгнание, спутницей своей избрал ненависть.

Но пока Маргарита держала скипетр твердой рукой: она была умна и не позволяла любви одержать верх над разумом. Осыпая Суффолка всевозможными почестями, королева оставила себе реальную власть и избрала своей опорой мудрого старца — кардинала Кемпа, архиепископа Кентерберийского. Возможно, ей удалось бы в конце концов стать подлинной правительницей страны, если бы во Франции вновь не вспыхнула война. Карл VII, не желая более кормиться пустыми обещаниями, решил вернуть свои провинции силой и навсегда изгнать англичан из французского королевства. Главный удар был направлен на Нормандию, где пребывал со своим войском Сомерсет. К несчастью, он оказался бездарным полководцем. Когда пал Руан, взбешенный народ потребовал его головы.

Перепуганный регент Франции отправил в парламент послание, обвиняя во всех своих бедах Суффолка, который будто бы оставил его без снабжения и не прислал людей на подмогу. Естественно, парламент не упустил случая свести счеты с любовником королевы. Маргарита сразу же осознала опасность: если Суффолку предъявят обвинение, он погиб — у нее не хватит сил и влияния, чтобы спасти возлюбленного. И она приняла воистину героическое решение: опередив парламент, издала королевский указ об изгнании Суффолка из страны на пять лет. Так сильна была ее любовь, что она согласилась обречь себя на пятилетнюю разлуку…

Прощание их было долгим и мучительным. Оставшись наедине в спальне королевы в замке Виндзор, они не могли оторваться друг от друга и словно застыли, пытаясь оттянуть невыносимый миг расставания.

— Пять лет! Я не выдержу… Если мне не удастся вызволить тебя, — шептала Маргарита, — я сбегу отсюда, я поеду к тебе…

— Если бы я мог взять тебя с собой! Любимая моя… бедная моя! Зачем только я сделал тебя королевой? Но ты будешь принадлежать мне в вечной жизни!


— Не забывай, — бормотала она, не замечая струившихся по лицу слез, — никогда не забывай свою Маргариту!

Он не сумел бы это сделать, даже если бы захотел. Две недели спустя леди Суффолк в траурном одеянии припала к ногам королевы, взывая к справедливости… 1 мая 1450 года корабль, уносивший в изгнание Уильяма де ла Пола, герцога Суффолка, был взят в открытом море на абордаж большим судном. Состоялось некое подобие суда, в который вошли пьяные солдаты и матросы. Они вынесли Суффолку смертный приговор и немедленно привели его в исполнение.

— Моего мужа заставили спуститься в лодку, — говорила безутешная вдова, захлебываясь слезами, — и там один из этих извергов обезглавил его. О мадам! Говорят, он отрубил ему голову только с шестого раза!

Закрыв лицо руками, герцогиня Суффолк зарыдала. А стоявшая перед ней королева уже ничего не видела и не слышала… Словно молния поразила ее, и она застыла как камень. Маргарите казалось, что все в ней обратилось в пустоту — огромную пустоту, из глубин которой поднималась свирепая жажда мести! Она знала, что отныне посвятит жизнь лишь одной цели — покарать тех, кто убил ее возлюбленного, покарать без жалости и пощады! Французские принцессы приезжали в эту проклятую богом страну только для страданий. Маргарита часто вспоминала самую прославленную из них, Элеонору Аквитанскую, которая некогда подписывалась так: «Наказанием божьим королева Англии». Ей предстояла битва, как и Элеоноре, и она решила, что будет сражаться до тех пор, пока не приведет к покорности этот дикий народ… или, подобно любимому Суффолку, не сложит голову на плахе под топором палача!

Пусть же начнется Война Алой и Белой розы и пусть рухнет сама земля, ибо Суффолку никогда уже не увидеть свою возлюбленную королеву…

В течение трех дней Маргарита отказывалась от пищи. С сухими глазами и искаженным мукой лицом бродила она по дворцовому саду или же сидела в высоком кресле, уставившись в одну точку и прислушиваясь к тому, как рождается в ней совершенно новое существо. Ей было всего девятнадцать лет, но любовь и юность покинули ее навсегда. Теперь только суровый долг повелевал жить: она должна была защищать королевство, а главное, уберечь слабого и кроткого супруга от ужасной участи Суффолка. Маргарита мечтала спасти Генриха, спасти корону… и отомстить! Лишь тогда могла бы она сказать, что не напрасно прожила жизнь.

Возможно, Маргарита еще долго пребывала бы в этом мрачном оцепенении, если бы ее не привели в чувство тревожные вести: в графстве Кент вспыхнул мятеж, возглавляемый регентом Ирландии Ричардом Йорком. И королева мгновенно стала сама собой — настолько, сильны были в этой молодой женщине жажда борьбы и власти.

Коварный герцог Йорк, зная, что отныне Генрих лишен покровительства дяди и защиты Суффолка, решил завладеть троном. Маргариту он никогда всерьез не принимал и считал, что лишь одно препятствие мешало ему сразу же потребовать отречения короля — любовь народа. Память о Генрихе V и святое помазание превратили хрупкого монарха в божьего избранника. Для того чтобы уничтожить эту преграду, Йорк обратился к помощи призрака…

В одно прекрасное утро ошеломленная Англия узнала о чудесном воскрешении наследника короны Эдмунда Мортимера, скончавшегося двадцать пять лет тому назад. Это был ловкий ход, поскольку Мортимер являлся прямым потомком Эдуарда III и его права на престол были более весомыми, чем претензии Ланкастеров. Сестра же «воскресшего из мертвых» приходилась родной матерью Ричарду Йорку…

Разумеется, во всем этом не было ни крупицы правды. Роль псевдо-Мортимера исполнял ловкий и готовый на все авантюрист по имени Джек Кед, который при посредстве золота герцога приобрел громадную популярность среди нищего и полудикого населения графства Кент. Армия самозванца росла как снежный ком — ибо во все времена народ истово верит в чудеса. С войском, состоявшим из двадцати тысяч голодранцев, Джек Кед двинулся на Лондон.

Странная это была война: неудачи сменялись удачами, и обеим сторонам пришлось испытать на себе слепую силу судьбы. Маргарита и Генрих двинули навстречу авантюристу собственную, хорошо обученную армию, и тот, не желая ввязываться в битву, обратился в бегство. Но тут Маргарита проявила внезапную слабость: помня о судьбе Суффолка, она не воспользовалась своим преимуществом и приказала отступить, чтобы король мог укрыться в мощной крепости Кенилворт. Кед мгновенно воспрянул духом и вступил в Лондон, где повел себя таким образом, что достойные лондонцы, поначалу поверившие ему, вскоре не выдержали его бесчинств. Начались уличные схватки, и кардинал Кемп, мудрый советник короля Генриха VI, воспользовался этим. Он обещал прощение всем мятежникам, которые, побросав оружие, немедленно разбежались. Джек Кед скрылся в Кенте, где вскоре был убит одним из своих прежних соратников.

Пережив два тревожных месяца, король и королева смогли вернуться в Лондон, чтобы хоть немного передохнуть. Однако поражение Джека Кеда не остановило Ричарда Йорка. Напротив: все происшедшее показало ему, насколько хрупкой и беззащитной стала королевская власть. Джек Кед был для герцога всего лишь орудием, и если это орудие оказалось ненадежным — стало быть, нужно найти другое, более мощное и эффективное!

На пути к достижению своей цели Йорк обрел невольного и совершенно неожиданного помощника — это был регент Франции Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет, безвольный и бездарный полководец. Герцог в свое время бежал от Карла VII, сдал французам Руан, Арк, Дьеп, Онфлер… и самого Джона Толбота — старину Толбота, ветерана французских войн и национального героя. За все это народ ненавидел Сомерсета. Йорк вполне мог рассчитывать на тупость своего соперника, и надо признать, что Сомерсет вполне оправдал его ожидания: едва лишь Генрих и Маргарита перебрались в Вестминстер, как из Франции пришли новые вести — еще более ужасные, чем прежде.

Сомерсет не только отказался защищать Кан, но из опасения, как бы его подчиненным не пришла в голову нелепая мысль упорствовать, фактически открыл городские ворота вражеским войскам. Дело в том, что при нем находились жена и дети, а герцогиня отнюдь не желала быть героиней и при первом же пушечном выстреле стала на коленях умолять мужа сдаться. Хуже всего было то, что он ее послушался! Обезумевший от ярости военный комендант Кана покинул Францию на парусном корабле и отплыл… в Ирландию, где рассказал обо всем Ричарду Йорку.

Можно себе представить, с каким ликованием рыцарь Белой розы встретил известие об этом позоре! Не теряя времени, он, в свою очередь, сел на корабль и отправился в Англию, решив, что для него настала пора самолично предстать перед добрым народом своего набожного кузена.

И вновь кардинал Кемп, первым почувствовав угрозу, сумел разрядить обстановку. Ему удалось убедить Ричарда Йорка, что английский народ еще не готов свергнуть своего короля, и тот решил наблюдать за ходом событий из фамильного замка Фатерингей. А злосчастный Сомерсет между тем не нашел ничего лучшего, как вернуться в столицу.

Именно тогда Маргарита упустила самый верный и, быть может, единственный шанс завоевать расположение своего народа. Нормандский разгром вызвал в стране бурю гнева, и все англичане жаждали мести. Едва лишь Сомерсет прибыл в Лондон, парламент устроил над ним суд: его лишили командования и приговорили к тюремному заключению в Тауэре.

К несчастью, прежде чем предстать перед высшим трибуналом своей страны, Сомерсет сумел повидаться с королевой и убедить ее в совершенной по отношению к нему несправедливости. Обольстительный и ловкий во всем, что касалось женщин, он внушил Маргарите, что стал жертвой обстоятельств, а главной причиной всех свалившихся на него несчастий была его любовь к ней.

— Теперь у вас остался лишь один защитник, мадам! — заявил Сомерсет. — Только на меня вы можете опереться, а уступив парламенту, сыграете на руку моим и вашим врагам…

Этот весьма зыбкий довод оказал неотразимое действие. Сердце королевы дрогнуло. Она внимательно выслушала его… и поверила. Поверила настолько, что приказала немедленно отменить решение парламента, однако даже этого ей показалось недостаточно. Через несколько дней Сомерсет был назначен… главнокомандующим всеми английскими войсками!

Это был какой-то дурной сон; стерпеть подобное англичане не могли. И тогда Ричард Йорк сбросил маску, которая уже давно его тяготила: он прибыл из Ирландии не для того, чтобы спокойно смотреть на возвышение Сомерсета. Покинув Фатерингей, он вернулся в свой лондонский дворец и принялся за дело.

Для королевской четы наступили тяжелые времена. С каждым днем положение ухудшалось, пока не наступил тот зловещий вечер 6 января 1451 года, когда Генрих, заняв место за столом, услышал от своего сенешаля, что ужина сегодня не будет, ибо поставщики двора, которым не платили уже очень давно, отказались поставлять продукты в Вестминстер.

Король, никогда не терявший терпения и добродушия, лишь пожал плечами.

— Значит, будем поститься! — объявил он. — И вознесем молитву господу, чтобы не слишком страдать от голода.

Он спокойно отправился в свою часовню, а королеву обуял страшный, хотя и бессильный гнев.

— Негодяи! Отказать своему государю в куске хлеба! И вы по-прежнему будете уверять, милорд, будто эти люди любят короля? Меня они ненавидят, я это знаю, но он… Подданные называют его добрым и славным королем. Чего же они хотят добиться, обрекая его на голодные муки?!

Лорд-сенешаль Уоллингфорд низко склонился перед Маргаритой, не смея взглянуть ей в глаза.

— Они хотят, чтобы король изгнал герцога Сомерсета, мадам, — пробормотал он. — Люди говорят, что он бездарен и от него пошли все беды… Народ ропщет!

— Глупости! Народ не стал бы роптать, если бы его не подстрекали, милорд! И пусть не надеются на то, что мы вышлем милорда Сомерсета! Разве вы забыли, что, кроме короля, он — единственный Ланкастер? Или вы хотите, чтобы король оказался в руках Ричарда Йорка и его клики? Они давно точат зубы на герцога, который слишком благороден, чтобы ответить им тем же! Уж лучше я умру здесь от голода, но с короной на голове!

Возразить было нечего, и лорд Уоллингфорд настолько хорошо это понял, что без лишних слов удалился, предоставив королеве гневаться в одиночестве. Она долго кружила по комнате, останавливаясь перед окном лишь для того, чтобы бросить взгляд на заиндевевшие деревья. В тот вечер было ужасно холодно. Ни единого звука не доносилось извне — даже шагов часовых не было слышно, ибо густой снежный ковер заглушал все звуки. Кроме того, поднялся туман, накрыв собою Вестминстер, который казался теперь еще более унылым и заброшенным.

«Деньги! — думала королева. — Нужно достать денег, иначе наши собственные солдаты продадут нас за бочку пива и свиной окорок».

Она быстро подошла к сундуку, стоявшему в углу комнаты, и, открыв его, извлекла на свет шкатулку ручной работы, где хранились ее драгоценности. Несомненно, кто-нибудь из ломбардских торговцев даст ей за них золото, в котором так отчаянно нуждается король. Она уже собиралась позвать одну из своих служанок, чтобы послать ее в Сити, но внезапно дверь отворилась и на пороге возникла девушка, тут же присевшая в глубоком реверансе. Это была единственная француженка, оставшаяся при Маргарите после ее замужества. Ее звали Алисон, она была родом из Лотарингии и с детских лет находилась в услужении у маленькой принцессы.

— Мадам, — в явном смущении произнесла она, — в приемной ожидает один сеньор… Он умоляет вас принять его.

— Кто же это? Ты его знаешь?

— Да… и я сомневаюсь, что вы будете ему рады. Дело в том, мадам, что это граф Уорвик!

Маргарита решила, что ослышалась.

— Уорвик? Ты уверена?

— Конечно, мадам! Это именно он… и он говорит, что королева должна выслушать его…

Маргарита, покраснев от гнева, почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце.

— И он осмелился! — сквозь зубы проговорила она. — Может быть, ему хочется полюбоваться, как мы выносим навязанный нам пост? Что ж, пусть смотрит! Впусти его! — приказала она служанке, которая тут же исчезла.

Королева расположилась в похожем на трон высоком кресле черного дерева, которое стояло в глубокой амбразуре окна. Положив ноги на бархатный пуфик, она спрятала руки в широких рукавах своего атласного платья, отороченного мехом горностая. Ей хотелось согреться и одновременно скрыть дрожь, поскольку этот дерзкий визит пробудил в ней ярость, с которой она боялась не совладать. Ричард Невилл, граф Уорвик был племянником и крестником герцога Йорка, а кроме того — самым пылким его сторонником и самым преданным советником. Маргарита не знала, кого ненавидит больше — дядю или племянника.

Вошедший в комнату мужчина был молод и хорошо сложен. Его худое жесткое лицо казалось вырезанным резцом скульптора, а в бездонных черных глазах полыхало пламя. Высокий и стройный, он отличался элегантностью и своеобразным щегольством: его черный бархатный колет был украшен только тяжелой золотой цепью.

Остановившись в нескольких шагах от кресла королевы, Уорвик преклонил колено, молча ожидая ее первых слов.

— Вы пожелали видеть меня, милорд, — холодно произнесла Маргарита после длительной паузы. — Вы меня видите! Вы пожелали говорить со мной… я вас слушаю, говорите!

Ничуть не смущаясь тем, что ему не предложили подняться, Уорвик устремил взгляд своих черных глаз на королеву.

— Мадам, — спокойно произнес он, — я только что узнал о наглецах из Сити, которые отказались снабжать провизией ваш дворец. Сколь бы ни были велики наши разногласия и сколь ни тяжелы взаимные обиды, есть вещи, которые дворянин не может стерпеть, особенно когда речь идет о короле. Ваши подданные, мадам, заслуживают петли, но если они хотят получить золото, надо им его дать. Вот оно!

В руках графа внезапно появился увесистый мешочек, который он почтительно положил к ногам Маргариты. В полном изумлении она посмотрела сначала на мешок, затем на принесшего его человека… несомненного врага! Не желая вникать в истинные намерения Уорвика, она решила проучить наглеца.

— Неужели вы полагаете, милорд, что мы так низко пали и готовы принять милостыню от одного из злейших наших врагов? Очевидно, это ловкий маневр вашего дядюшки, который завтра же велит своим приспешникам кричать на каждом углу, что монарх кормится лишь его милостью. Заберите это, граф, и уходите прочь! Из всего сказанного вами я последую только одному доброму совету: прикажу повесить тех наглецов, которые дали вам возможность нанести нам новое оскорбление!

Уорвик медленно поднялся с колен. Лицо его потемнело, в глазах загорелся гневный огонек, однако спокойствие ему не изменило, и он произнес ровным голосом:

— Напрасно, мадам, вы оскорбили меня ложным подозрением. Поступок мой был продиктован одним лишь чувством: верностью вассала по отношению к своему попавшему в беду сюзерену. Дядя ничего об этом не знает, и только от вас зависит, чтобы он и в дальнейшем оставался в неведении. Явившись к вам, я надеялся убедить вас, что желаю… страстно желаю быть опорой вашего трона и вашим защитником.

— Вы?! Вы желаете быть опорой нашего трона? Я не ослышалась?

— Нет, вы не ослышались. Вам нужен сильный человек, мадам, а этот клоун Сомерсет только губит вас. Откройте же глаза! Осмотритесь вокруг, вглядитесь пристально в то, что происходит! С каждым днем у вас становится все меньше друзей, тогда как число врагов растет… Но ведь это не ваши враги, а враги Сомерсета! Вам следует избавиться от него как можно скорее!

Королева, откинувшись на спинку кресла, презрительно усмехнулась.

— И вы надеетесь убедить меня в ваших добрых намерениях, граф Уорвик, оскорбляя моих друзей? Вы избрали неверный путь. Милорд Сомерсет…

— Милорд Сомерсет — жалкий интриган! Трус, который бежал от французов, но напал на беззащитного герцога Суффолка. Разве вам до сих пор не известно, мадам, кто устроил над ним подобие суда и приказал отрубить ему голову?

Смертельно побледнев, Маргарита резко поднялась с кресла. Она прекрасно знала, что Сомерсет является лишь бледной копией Суффолка, и Уорвик, упомянув о ее возлюбленном, нанес ей удар в самое сердце. Рана была еще так свежа, так мучительна…

— Я запрещаю вам, — произнесла она изменившимся голосом, — я запрещаю вам произносить это имя…

— Почему? — с вызовом осведомился Уорвик. — Потому что он вам по-прежнему дорог? Зачем же вы осыпаете милостями его убийцу, человека, который…

— Это ложь! Вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, кто приказал убить милорда Суффолка.

— Это действительно так, и я повторяю вам: его убил Сомерсет. Но, похоже, он сумел ловко обмануть вас и занять в вашем сердце место, принадлежавшее несчастному герцогу. Знаете ли вы, мадам, что рассказывают о вас и о нем?

— Довольно, милорд! Вы оскорбляете меня! Или вы забыли, с кем говорите! Воистину, прекрасное доказательство преданности! Вы предлагаете мне свою помощь, хотите, чтобы я поверила в вашу внезапно возникшую верность, и вместе с тем осмеливаетесь…

— Пусть моя верность покажется вам внезапной, мадам, но только не любовь! Да, я давно люблю вас… люблю страстно и пылко! Если вы ответите на мое чувство, я буду служить вам всеми силами, а силы мои безграничны! Скажите лишь слово…

Маргарита жестом велела ему умолкнуть. На одно мгновение их взгляды скрестились, словно шпаги, а затем королева презрительно отшвырнула ногой мешок с золотом.

— Да, у меня есть лишь одно слово для вас, милорд: убирайтесь! Молю господа, чтобы я никогда больше вас не видела. И заберите с собой вот это…

Уорвик побледнел, во взоре его вспыхнула ярость, пришедшая на смену страсти. Пожав плечами, он отвернулся от королевы со словами:

— Полагаю, мадам, настанет день, когда вы пожалеете о своем решении…

Не поклонившись и даже не взглянув на рассыпавшиеся по плитам золотые монеты, граф Уорвик вышел из королевских покоев. Искренняя и глубокая любовь, еще минуту назад царившая в его сердце, уступила место совсем другим чувствам — ненависти и злобе.

Год 1451-й оказался необычайно тяжелым — особенно для Маргариты. Генрих VI, несмотря ни на что и вопреки всем проискам врагов, сохранял привязанность своего народа, который любил его за доброту и даже за слабость. К тому же было гораздо проще приписывать выпавшие на долю королевства бедствия чужеземной принцессе! Йорку и Уорвику оставалось лишь подбрасывать дров в костер народной ненависти.

Денег было по-прежнему мало, поскольку королевские доходы зависели от враждебно настроенного парламента. В довершение несчастий, каждый день приносил дурные вести с континента: французский король успешно отвоевывал свои земли. После Мэна и Нормандии в его руки перешла Аквитания, находившаяся под властью англичан уже триста лет. 30 июня Дюнуа вступил в Бордо.

Вся Англия мучительно переживала эту унизительную потерю, и, естественно, в поражении немедленно обвинили Маргариту. Высокомерный герцог Йорк подошел со своим войском к Лондону и потребовал арестовать Сомерсета. Но удача от него отвернулась: Маргарите удалось защитить своего главнокомандующего, а посланные ею солдаты схватили ее злейшего врага. Йорк стал пленником королевы, и на какой-то миг ей показалось, будто она одержала победу. Один удар топора, немного крови на траве Тауэра — и все будет кончено! Однако Генрих VI не изменил своей природе: жестокость была ему чужда, и он приказал освободить мятежного кузена, лишь слегка попеняв тому за дерзость. Маргарита едва не умерла от бессильной ярости, но ей пришлось смириться и уступить желанию супруга. Правда, после этих бурных событий наступила некоторая передышка: Йорк не смел вступать в борьбу с человеком, проявившим истинно королевское великодушие.

Между тем непреклонная доблесть Маргариты постепенно привлекала к ней верных сторонников. Старый лорд Толбот, за которого был уплачен выкуп, предложил ей вновь начать войну с Францией. Это был величайший полководец Англии — некогда именно он являлся самым благородным недругом Жанны д'Арк. Никто не мог сравниться с ним в популярности. Получив согласие королевы, Толбот высадился во Франции — и без большого труда захватил Бордо. Этот город, в течение трех столетий принадлежавший английской короне, не слишком радовался своему возвращению под власть французского монарха, хотя Карл VII всеми средствами пытался завоевать сердца своих новообретенных подданных.

Положение Маргариты еще более упрочилось, когда в феврале 1453 года разнеслась весть о том, что королева беременна. Впервые Англия почувствовала к ней некоторое расположение: в Лондоне была устроена иллюминация в ее честь, а в кабаках поднимали тосты за здоровье будущего наследника и его матери. Увы, счастье оказалось совсем недолгим! Ничто уже не могло остановить гражданскую войну, которой предстояло унести тысячи жизней. Пока же Война Алой и Белой розы не началась, но лик судьбы уже исказился гримасой вместо улыбки: 17 июля Толбот пал при осаде Кастильона, а внушительная артиллерия братьев Бюро почти полностью истребила английскую армию. Бордо очень скоро вновь — и теперь уже навсегда — стал французским городом. И это было еще не все: почти одновременно, 15 августа, в Виндзоре разыгралась ужасная драма…

В тот день в королевском дворце был устроен пир. Вопреки своим привычкам, король слишком много съел за столом, а жара между тем стояла невыносимая. После обеда Генрих выразил желание отдохнуть, королева же направилась со своими дамами в сад, куда им подали прохладительные напитки.

Через два часа король не вышел из опочивальни, и Маргарита, сама не понимая отчего, сильно встревожилась. Она послала выяснить, в чем дело, одну из своих фрейлин, леди Элизабет Грей — юную и очаровательную супругу Джона Грея, верного и преданного защитника короны.

Леди Элизабет отсутствовала довольно долго, а когда она появилась, Маргариту поразила ее необычная бледность. Ни на кого не глядя, леди Элизабет преклонила колени перед своей госпожой и прошептала:

— Мадам, вам нужно немедленно пойти к его величеству. Он проснулся, но…

— Что случилось, милочка? — нетерпеливо спросила Маргарита. — Говорите же! Королю нездоровится?

— Он никого не узнает, мадам! Мне кажется… мне кажется, что его величество потерял рассудок!

Именно это и произошло: бедный Генрих VI испытал первый приступ помешательства. В нем проснулась кровь его деда Карла VI — несчастного короля, чье безумие едва не поставило Францию на край пропасти. Теперь такая же участь постигла и внука. Испуганная Маргарита побежала к нему, но ей пришлось признать» очевидное: душа ее супруга словно покинула еще живое тело — он глядел на нее пустыми глазами, в которых не было даже проблеска разума.

Удар был настолько силен, что даже бесстрашная Маргарита устояла с трудом: она слегла, и в течение нескольких дней врачи опасались за ее жизнь. Однако 13 октября королева благополучно разрешилась от бремени в Вестминстере: ее новорожденный сын получил имя Эдуард и титул принца Уэльского. У короны теперь был наследник, и герцог Йорк мог лишь скрежетать зубами в своем громадном дворце — этот ребенок встал между ним и троном. Все его права отныне ничего не стоили, и он должен был отказаться от претензий на престол.

Возможно, Ричард Йорк и в самом деле отступился бы от своих честолюбивых планов — настолько сильным оказалось разочарование. Ему даже пришла в голову мысль о некоем договоре с королевой, и он принялся обдумывать возможные условия примирения. Однако рядом с ним был Уорвик — мстительный Уорвик, пылавший ненавистью и злобой к той, которая преследовала его ночами и которую он замышлял низвергнуть днем.

— Конечно, прямой путь к трону отныне закрыт, — говорил он, — но у вас есть еще окольные тропинки, милый дядюшка. Король безумен и не способен править. Не может быть и речи о том, чтобы королева, эта чужестранка, захватила власть вплоть до совершеннолетия наследника. Это означало бы отдать Англию в руки Сомерсета, который ей так дорог!

— Что же, по-твоему, я должен делать?

— Прежде всего следует добиться, чтобы парламент провозгласил вас лордом-протектором Англии. Тем самым вы обретете власть. В течение долгих лет, дорогой дядя, пока королевский отпрыск не достигнет совершеннолетия, вы будете управлять страной и держать Маргариту в узде.

Нарисованная Уорвиком картина была слишком соблазнительна, чтобы герцог Йорк мог пренебречь его советом. Он немедля отправился в парламент, члены которого в большинстве своем давно его поддерживали, и без всякого труда получил титул лорда-протектора, или регента королевства. Это произошло 17 марта 1454 года. В тот же день Йорк перебрался в Вестминстер, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кому отныне принадлежит власть. А на следующий день Маргарита, бедный безумец-король и младенец Эдуард были отправлены в Виндзор — со всеми почестями, подобающими их рангу, но с таким внушительным и суровым на вид эскортом, что королева ясно поняла истинное положение вещей.

— Я стала пленницей, — сказала она сопровождавшей ее леди Грей, — и одному богу известно, сколько это будет продолжаться! Кто знает, выберемся ли мы когда-нибудь живыми из этого замка?

— О мадам! — с негодованием воскликнула молодая женщина. — Лорд-протектор не осмелится…

— Да, открыто не осмелится. Но ведь с нами в любой момент может произойти несчастный случай, не забывайте об этом, леди Элизабет! Будем молить господа, чтобы он хранил нас!

Зима 1454 года была зловещей; никогда еще туман над Темзой не казался таким густым и не внушал такую тревогу. Запертая в крепости Виндзор Маргарита жадно впитывала все вести, приходившие из Лондона. Любые слова и поступки лорда-протектора Ричарда Йорка внушали ей непреодолимый ужас, ибо она знала, что рядом с ним находится Уорвик, объявивший ей беспощадную войну.

Граф между тем не терял времени даром. Этот благородный и доблестный воин внезапно уподобился болтливой кумушке и не гнушался распускать самые гнусные слухи о королеве. Прежде всего он, разумеется, внушал всем, что отцом маленького Эдуарда является вовсе не Генрих, а Сомерсет, который оказался в одном из худших казематов Тауэра сразу же после прихода к власти его врага Йорка. Королева каждый день ожидала известия о казни этого человека, которому безгранично доверяла. Впрочем, каждый день она удивлялась и тому, что сама все еще живет.

Когда в одно январское утро ее разбудила вихрем ворвавшаяся в спальню леди Грей, Маргарите показалось, что сердце у нее остановилось. Сколько уже прошло ночей в ожидании убийц! Но на юном лице, обрамленном золотистыми волосами, сияла улыбка.

— Мадам! — вскричала фрейлина. — У меня для вас прекрасная новость! Королю лучше!

Маргарита мгновенно вскочила с постели, и лицо ее стало таким же белым, как ночная рубашка.

— Что вы сказали?

— Король выздоровел, мадам! Он узнал всех своих слуг… и он зовет вас.

— Господи! — прошептала Маргарита, едва не лишившись чувств. — Ты услышал мои мольбы!

Однако, будучи женщиной осторожной и осмотрительной, она попросила леди Грей никому не рассказывать об этой чудесной новости: одному богу известно, как поступит лорд-протектор, если известие об исцелении короля просочится за стены замка.

И Маргарите действительно удалось сохранить все в тайне до 20 января, когда король лично приказал стражникам, охранявшим замок, открыть ворота. Все бросились на колени, а Генрих под защитой своей гвардии поскакал в Лондон и явился в палату лордов собственной персоной.

Его внезапное появление повергло присутствующих в изумление, а приспешники Йорка пришли в ужас. Сторонники короля смотрели на них с явным подозрением: все задавались вопросом, уж не послужило ли никем не доказанное безумие Генриха удобным предлогом для заключения его под стражу. Ведь король не оставил никаких сомнений в том, что находится в здравом рассудке! Многие призадумались в этот момент.

Взбешенный Йорк, которого король вежливо поблагодарил за службу, вынужден был удалиться вместе с Уорвиком в Фатерингей, а Сомерсета с торжеством освободили из Тауэра. И королева сочла себя победительницей… так уж устроено сердце женщины: стоит ей получить желаемое, как она воображает, будто весь мир лежит у ее ног!

Однако Маргарита забыла об Уорвике! Он не собирался считать себя побежденным и уговорил Ричарда Йорка вновь взяться за оружие под хитроумным предлогом освобождения короля от дурных советчиков, которые губят страну. 23 мая войска Ланкастеров и Йорков сошлись в открытой схватке при Сент-Олбенсе. Это было первое сражение в Войне Алой и Белой розы.

Взаимное ожесточение привело к многочисленным жертвам и породило непримиримую ненависть враждующих сторон. Алая роза потерпела сокрушительное поражение. В этой битве доблестно погиб Сомерсет, а также Джон Грей, лорд Феррерс, супруг очаровательной фрейлины Маргариты. Королева проиграла свою партию и вновь оказалась во власти герцога Йорка, ибо слабый рассудок Генриха не устоял перед потоками пролитой крови. Он вернулся в свой призрачный мир, к своим печальным грезам, тогда как Уорвик в награду за труды был назначен военным комендантом Кале — единственного города, который англичане сохранили за собой на французской земле. Граф был счастлив: он полагал, что навсегда уничтожил женщину, ставшую ему ненавистной из-за того, что была такой желанной.

Прошло пять лет, и в стране воцарился хаос. Время от времени к Генриху на короткое время возвращался рассудок; и тогда Йорку приходилось укрываться в своих крепостях, но кровь по-прежнему текла ручьями. Положение было настолько безвыходным и трагическим, что Маргарита сделала попытку примириться со своим врагом: она мечтала покончить наконец с братоубийственной войной, истощившей Англию. Ричард Йорк, также измученный бесконечными битвами, согласился. Однако мир не входил в планы Уорвика. Пока королева, которой Лондон стал ненавистен, проводила зиму в Ковентри, он подговорил молодого графа де ла Марча, сына Ричарда Йорка, двинуться на столицу. Генрих VI, к которому в это время вернулся рассудок, сам во главе своего войска выступил навстречу. Решающая битва произошла весной 1460 года в Нортхемптоне.

С высокой колокольни нормандской церкви Маргарита и маленький Эдуард с тревогой следили за ходом сражения, и с каждой минутой королева убеждалась в том, что и на этот раз надежды ее тают, словно снег. Закованные в доспехи всадники падали один за другим, и Белая роза вновь праздновала победу. Когда Маргарита увидела издалека, как Ричард Йорк положил руку на плечо короля и отобрал у него шпагу, она поняла, что все кончено.

— Мессир, — обратилась она к капитану своей гвардии, стоявшему рядом с ней, — мы разбиты. От вас зависит, чтобы мы с принцем не попали живыми в руки врага. Умоляю, убейте нас!

Однако офицер не успел исполнить этот приказ — на колокольню поднялся забрызганный кровью воин и бросился к королеве.

— Вы должны бежать, мадам, бежать, пока есть время! Они захватили короля, но у нас есть будущий король! Его нужно спасти. Следуйте за мной!

Это был старый валлиец Оуэн Тюдор, которого любила бедная Екатерина Французская, мать Генриха VI, за что и поплатилась жестокой смертью. Маргарите была известна его верность королю, и она без колебаний последовала за ним.

Через час Тюдор с несколькими всадниками, прикрывавшими королеву и принца, мчался по дороге в Уэльс — в Харлече у него был мощный, хорошо укрепленный замок. А в это время Ричард Йорк, взяв с собой побежденного короля, въезжал в Лондон. Он надеялся на триумфальную встречу, но ожидания его не оправдались: путь ему преградил глава английской церкви — с митрой на голове и с посохом в руке. Не стесняясь в выражениях, архиепископ Кентерберийский напомнил лондонцам, что этот жалкий пленник — помазанник божий и герцог Йорк, посягнув на короля, оскорбил в его лице самого господа.

Ему не пришлось долго уговаривать жителей столицы: добрые лондонцы всегда любили своего несчастного государя. В конце концов победитель вынужден был преклонить колени перед побежденным и отказаться — по крайней мере на время — от своих планов захватить престол.

В Англии вновь мог бы наступить мир, если бы не очередное вмешательство Уорвика. Однажды вечером в Харлече Маргарита узнала от Оуэна Тюдора ужасающую новость: Ричард Йорк, воспользовавшись безумием короля, заставил его подписать указ о лишении маленького Эдуарда права на трон и о назначении единственным наследником герцога Белой розы.

На какое-то мгновение королеве показалось, будто она тоже сошла с ума.

— Генрих лишил прав своего сына, свое собственное дитя?! Я не ослышалась?

— Нет, мадам. Уорвик потребовал от короля подписать указ, согласно которому Эдуард объявлен бастардом.

Это слово поразило королеву в самое сердце. На сей раз Уорвик зашел слишком далеко! Маргарита дала клятву отомстить людям, которые словно бы задались целью уничтожить ее, пусть даже ей придется погибнуть. На следующий день с горсткой верных сторонников она покинула Харлеч на рыбачьей лодке и направилась сначала в Хервик, а потом в Эдинбург, где ее тепло приняли Иаков II Шотландский и его супруга Мария Гельдре.

Получив в свое распоряжение пограничную крепость Хервик, Маргарита встала во главе армии из двадцати тысяч человек. Очевидно, это были лучшие в мире солдаты, потому что в сражении при Уокелфилде 30 декабря 1460 года Ричард Йорк потерпел сокрушительное поражение и погиб на поле брани.

Однако ненависть Маргариты была столь сильна, что она не пощадила даже мертвого. Когда Оуэн Тюдор принес отрубленную голову герцога, королева расхохоталась, отхлестала по щекам лицо с закрытыми глазами, натянула на лоб картонную корону и приказала выставить свой зловещий трофей на стене крепости — вместе с головой убитого графа Солсбери.

— Не забудьте оставить между ними свободное место, — сказала она. — Не сомневаюсь, что придет благословенный день, когда я захвачу Уорвика и графа де ла Марча!

Впервые в этой войне на поле битвы был призван палач. Безжалостная Маргарита повелела обезглавить знатных пленников, повесить простых солдат и прикончить всех раненых. Ей казалось, что ненависть ее никогда не насытится, и англичане еще долго с ужасом вспоминали об убийствах в Уокелфилде.

К несчастью, королева совершила непоправимую ошибку: ее жестокость сделала то, чего не могли добиться коварный Уорвик и хитроумный Йорк. Лондон, отвернувшись от короля, с распростертыми объятиями встретил молодого графа де ла Марча, ставшего герцогом Йоркским, и предложил ему корону! Так величайшая победа Маргариты обернулась самым тяжким ее поражением.

4 марта новоиспеченный герцог Йорк короновался в Вестминстере под именем Эдуарда IV, а 28 числа того же месяца выступил в поход против королевы. Алая роза захлебнулась в собственной крови. После разгрома Маргарита едва успела спастись бегством вместе с безумным супругом и маленьким сыном. Первого она оставила под надежной защитой верного Оуэна Тюдора и мощных стен Харлеча, принца же увезла с собой во Францию, ибо теперь могла надеяться только на страну, в которой родилась…

Между тем во Франции политическая ситуация радикально изменилась; вместо доброго дядюшки Карла VII Маргарите пришлось иметь дело с кузеном Людовиком XI. Один из величайших французских королей был при этом человеком крайне подозрительным и осторожным. Для него имели значение лишь величие собственного

королевства и благосостояние его жителей. С Маргаритой он сразу же повел себя чрезвычайно практично — казалось, всякие чувства были ему чужды. Она хочет золота и солдат? Отлично! А ему, в таком случае, нужен город Кале.

Маргарита попыталась возразить:

— Это невозможно! Англичане очень дорожат Кале…

— А французы тем более — ведь это же французская земля. Соглашайтесь или откажитесь от своей затеи, мадам, потому что французская кровь стоит дорого. Англия и без того пролила ее слишком много.

— Кого вы поставите во главе моей армии?

Король отвернулся, чтобы скрыть улыбку, именно этого вопроса он и ждал.

— Пьера де Брезе, — кротко произнес он, — если, конечно, вы ничего не имеете против.

Он, разумеется, знал о взаимном влечении, которое когда-то связывало юную Маргариту — будущую королеву Англии — и красивого гвардейского капитана из Анжу, их любовь вспыхнула накануне отъезда Маргариты в Англию, и теперь она, встретившись с Пьером через долгие годы, внезапно вспомнила то сладкое томление, о котором некогда быстро забыла благодаря Суффолку. Сердце Маргариты забилось сильнее при виде друга юных лет, ей вдруг показалось, что долина Луары не утеряла своего прежнего очарования, а быть может, она неосознанно вновь потянулась к Пьеру, надеясь найти в нем опору в дни бедствий… Как бы то ни было, королева согласилась.

Через некоторое время она взошла на палубу корабля вместе с Брезе. Флотилия насчитывала двенадцать военных судов. У нее были деньги, солдаты и возлюбленный… Погода благоприятствовала им, и они направились к берегам Шотландии.

Однако над Маргаритой воистину тяготело проклятие. Поход закончился полной катастрофой. Вечером 8 мая 1463 года измученная женщина, держа за руку маленького сына, брела сама не зная куда по Игземскому лесу. Платье ее превратилось в лохмотья, ребенок плакал от голода и усталости. Быстро темнело. Задыхаясь, беглецы почти рухнули у подножия громадного дуба.

— Матушка, почему мы остались одни? — спросил мальчик. — Мы заблудились? Где все наши?

Мать не отвечала. Как объяснить юному принцу, что ее воины вновь потерпели поражение, потому что на поле битвы при Игземе враги в двадцать раз превосходили их числом? Как сказать ему, что у него, наследника престола, осталась только одна возможность спастись — пройти через этот незнакомый лес?

— Нужно молиться, Эдуард, — промолвила она наконец. — Нужно молиться, чтобы господь помог нам!

Ее царственный отпрыск уже спал, положив голову к ней на колени, когда она вдруг увидела между деревьями какую-то черную тень. Это оказался оборванный и грязный детина со свирепым выражением лица. В руке он держал нож. Однако королева была так измучена, что даже не испугалась.

— Если ты ищешь золото, — сказала она, — то у нас его нет. Но если ты еще помнишь, как мать склонялась над твоей колыбелью, пожалей этого ребенка, ибо он твой законный государь, наследник английской короны. Спасая его, ты спасешь свою душу и, возможно, свою страну.

Ошеломленный грабитель разинув рот смотрел на эту странную женщину — такую прекрасную и такую несчастную. Ни на мгновение не усомнившись в истинности ее слов, он опустился на колени и робко произнес:

— Пойдемте со мной, госпожа! Я дам вам кров и приют, ибо в лесу ночью ходить небезопасно. Вы можете располагать мною во всем.

Через полчаса разбойник с большой дороги привел королеву Англии в свою берлогу.

— Завтра я схожу и посмотрю, нет ли тут кого из ваших, — сказал он. — А вы пока поешьте и передохните.

И он сдержал свое слово. Ему удалось найти Пьера де Брезе, который с горсточкой оставшихся у него людей отчаянно пытался отыскать королеву, чтобы отвезти ее в какое-нибудь надежное место. Но для королевы-беглянки отныне не существовало надежного убежища: новый король жаждал получить ее голову.

— Мадам, вам следует вернуться во Францию, — убеждал ее Пьер де Брезе. — Только там вы будете в безопасности.

Людовик XI редко проигрывал, однако на сей раз он просчитался. Кале остался в руках англичан, а военная экспедиция обошлась ему весьма дорого. Тем не менее он принял беглянку ласково.

Маргарита обосновалась в принадлежавшем ее отцу замке Кер под Верденом. Забыв о яростных схватках и непримиримой борьбе за престол, она могла наконец насладиться покоем и заняться воспитанием сына, которого доверила заботам сэра Джона Фортескью, сохранившего ей верность. Брезе находился при ней — и ничего большего она уже не желала.

Но судьба словно преследовала побежденную королеву. Для начала рок отнял у нее возлюбленного — Брезе был убит в битве при Монлери. Затем, поскольку несчастье никогда не приходит одно, она узнала о трагической участи своего супруга. Однажды несчастный Генрих в очередном приступе безумия ушел из замка Бервик, обманув бдительность своих стражей. В течение нескольких месяцев никто не мог его найти — казалось, он растворился в вечернем тумане. Затем его все-таки обнаружили: опальный король жил, как бродяга, переходя из деревни в деревню. Капитан армии Йорков узнал его и задержал, не встретив ни малейшего сопротивления. Прекрасно понимая, кто заплатит больше, он доставил низложенного монарха к Уорвику.

Тот, кого уже успели прозвать «создателем королей», повел себя самым недостойным образом и навеки запятнал свое имя. Бедного безумца привязали к хвосту лошади и водили напоказ по улицам Лондона под крики и улюлюканье подлой толпы. Затем его бросили в Тауэр.

Маргарита считала, что уже давно разучилась плакать, но она не смогла сдержать слез ярости и отчаяния, когда ей сообщили об этой неслыханной жестокости.

— Генрих не заслужил этого! — простонала она. — Кто же поднимется, чтобы защитить нас? Никого уже не осталось…

Однако Маргарита ошиблась! Такой человек нашелся — и это был самый невероятный и самый неожиданный защитник, какого только можно вообразить. Раздираемый противоречивыми страстями и пагубным честолюбием, он решил возвысить униженного им короля и восстановить на троне низвергнутую династию — чтобы уничтожить монарха, которого сам же возвел на престол. Да, это был граф Уорвик собственной персоной!

Разочаровавшись в Эдуарде IV, который оказался никчемным правителем, Уорвик решительно сокрушил своих прежних идолов и отплыл во Францию. Угрызения совести и всякая щепетильность были ему чужды.

Заручившись рекомендательным письмом от короля, Уорвик добился свидания с Маргаритой. Как некогда в Вестминстере, он предстал перед ней в черном одеянии и преклонил колени. Однако на сей раз в руках у него не было мешка с золотом — только обнаженная шпага, которую он швырнул к ногам королевы.

— Возьмите ее, она йаша! — холодно произнес он и добавил, устремив на Маргариту высокомерный взгляд: — Я знаю, что вы думаете. Знаю, что вы ненавидите меня, — и вполне заслуженно. Когда-то я любил вас… так любил, что любовь моя переросла в бешеную ненависть. Но только я могу вернуть Англию вашему сыну! Желаете ли вы, наконец, чтобы я служил вам?

Маргарита пристально взглянула на него, и ее поразило, как мало он изменился. Должно быть, этот человек был выкован из несгибаемого и прочнейшего железа… Первым ее побуждением было немедленно прогнать его прочь, тем не менее она спросила:

— Кто поручится мне за вашу верность?

— Никто! — грубо ответил граф. — Я бы, наверное, и сам за себя не поручился. Но Эдуард скверно со мной обошелся. Вам известно, что он женился на вашей бывшей фрейлине, отринув все мои советы? Теперь леди Грей стала королевой Англии и спит в вашей кровати! Она носит ваши драгоценности, вашу корону… быть может, даже ваши платья! Я не могу этого вынести… И еще более мне противен старый Вудвилл, ее отец, который просто раздулся от глупой гордости! Так или иначе, теперь я ненавижу тех, с кем был всегда заодно… и мне кажется, что я по-прежнему люблю вас!

Маргарита безмолвно смотрела на него, ощущая какую-то странную слабость, и тогда Уорвик выхватил из-за пояса кинжал. Быстрым движением он надрезал себе руку и тут же приложил ее к белой розе, вышитой на левой стороне его колета.

— Видите? — вскричал он. — Теперь я служу Алой розе! Я ваш… ваш до последней капли крови!

И Маргарита протянула руку этому побежденному врагу, силу которого она всегда сознавала. По правде говоря, в его великую любовь она не слишком-то поверила, потому что угадывала за этим чувством безмерное честолюбие. Однако он был ей нужен — и точно так же ей нужна была любовь! Маргарита Анжуйская не могла жить без любви…

В августе 1470 года в часовне Амбуазского дворца юный Эдуард, принц Уэльский, обвенчался с Анной Невилл, дочерью Уорвика. После этого граф отправился в Англию, чтобы поднять страну на защиту Генриха VI. Он добился своего — как всегда! Эдуарду IV пришлось бежать на континент. Теперь королева могла вернуться в Англию — но Алая роза все-таки была обречена. В тот самый день, когда исполненная надежд Маргарита высадилась вместе со своим сыном в Ревенспере, Уорвик геройски погиб в битве при Бернете.

Там, где потерпел неудачу «создатель королей», семнадцатилетнему принцу и его матери надеяться было не на что. После сокрушительного поражения при Тьюксбери 3 мая 1471 года они оказались в руках Эдуарда IV.

Новый король не отказал себе в жестокой радости и приказал убить юношу на глазах Маргариты. Обезумевшую от горя женщину заключили под стражу в старой нормандской крепости. Здесь ей предстояло провести четыре мучительных года, под тяжестью двойного траура — ибо через несколько дней после своего заточения она узнала, что ночью в каземат, где томился ее несчастный супруг Генрих VI, проник убийца. Это был злобный горбун — герцог Глостер, — будущий король Ричард III, брат Эдуарда IV. Именно он собственными руками задушил бедного безумца.

Через четыре года Людовику XI удалось наконец добиться освобождения своей кузины. Погрузившаяся в бездну отчаяния, словно окаменевшая от неслыханных бедствий, Маргарита вновь вернулась во Францию, где прожила еще семь лет — бесконечных для души.

Лишь в августе 1481 года она угасла в Дампьере, в нескольких километрах от Сомюра, в небольшом замке, белые стены которого отражались в Луаре. И вечное безмолвие окутало эту женщину, чья жизнь походила на долгую и кровавую бурю. Королева, погубившая душу ради любви, упокоилась навеки.

Загрузка...