Глава 3

Комната, в которой поселили Аликс, располагалась в дальнем крыле дома. Горничная проводила ее туда, раздвинула шторы и, открыв окно, сказала:

— Отсюда хорошо виден парк, синьорина. Правда, красиво?

Аликс выглянула в окно.

— Да, очень, — согласилась она, любуясь прелестным видом.

Прямо под окном начинался цветущий кустарник, справа — безукоризненно разбитый сад: клумбы всевозможных форм — круглые, квадратные, полумесяцем — окаймляли выложенные мозаикой аккуратные дорожки. А дальше, за этим цветущим великолепием, бархатные лужайки полого спускались вниз, до самой кипарисовой аллеи, о которой рассказывал Леоне и со стороны которой доносилось умиротворенное журчанье падающей воды.

Горничная ушла, а Аликс так и осталась задумчиво стоять у окна. Фонтаны, кипарисы!.. Как щедра на них Италия! Сколько их, этих фонтанов, в одном только Риме — самых разных, веселых, игривых, пляшущих! А кипарисов и вовсе не счесть. Они то одиноко возвышаются по обочинам дорог, то, выстроенные в ряд по воле человека, целыми аллеями тянутся ввысь к родному солнцу, вырисовываясь своими четкими коническими силуэтами на фоне синего неба. Для Аликс они, как ничто другое, олицетворяли собою магическое обаяние Италии. Но не только они. Италия это и капризный водопровод, и черноглазые, робко улыбающиеся детишки, и плавная музыка, и напевная речь, обязанная своей выразительностью не столько словам, сколько жестам. Но кипарисы Италии — ее символ, ее факсимильная подпись. Интересно, останется ли в ее памяти этот кипарисовый парк, подумала Аликс.

Приняв ванну, она переоделась и спустилась вниз, прошла по дому и направилась к террасе, откуда доносилась музыка, льющаяся из радиоприемника. При ее появлении Венеция, растянувшаяся на шезлонге, выключила транзистор.

— Все-таки приехала? — сказала она. — Должно быть, я в это время каталась верхом. Налей себе чего-нибудь, если хочешь. И кто привез тебя — Леоне или Микеле?

Аликс налила себе в высокий стакан лаймового сока с содовой и присела на стул.

— Микеле.

— Мог и Леоне. Ведь это он больше всех старался организовать эту операцию.

— Операцию?

— Да. Это он убедил тетю Дору пригласить тебя сюда. — Венеция встала, чтобы снова наполнить свой стакан. — Не то чтобы она нуждалась в уговорах, просто, если Леоне не проведет с ней беседу, она так и будет раскисать. Это всегда так. В последнее время она не способна принять ни одного решения, даже когда оно касается ее самой — например, вечно не знает, какое платье надеть. Надеюсь, Микеле предупредил тебя о ее состоянии? Если нет, то знай: песен лучше не распевать, да и с шутками поосторожнее.

Аликс молчала. По этому непочтительному, циничному тону она поняла, что вряд ли найдет в собеседнице сочувствие, если станет изливаться перед ней в откровениях и признается, что хорошо знакома с подобными вещами. Ей в общем-то и не хотелось делить с кем бы то ни было память о последних мучительных месяцах жизни отца, когда с каждым днем и часом становилось яснее, что он лишь отдаляется от выздоровления. Долго тянулись те тяжелые дни, а потом он умер. По официальному диагнозу от физического износа сердца, а на самом деле (это хорошо знала она сама и лечащий доктор) — от полной и безнадежной потери воли к жизни. Он умер, до последнего мгновения оплакивая свою жену, без которой так и не смог прожить, но которая больше уже не нуждалась в нем.

Он был еще не стар, и Аликс теперь очень не хватало его. И все же он покинул ее задолго до собственной смерти, унесенный отчаянным вихрем переживаний в какой-то свой, одному ему доступный мир… И сейчас Аликс не могла сказать этой девушке: «Да, я знаю. С моим отцом было то же». Когда-нибудь она, быть может, и поделится с кем-то. С кем-то, кому захочет довериться и кто сможет ее понять. Но только не сейчас и не с Венецией д’Анца.

Вместо этого Аликс сказала:

— Разве может идти речь о каком-то веселье, если в доме кто-то болен? Это все равно, что сбивать температуру, когда у больного жар. Скажи, а твоя тетя принимает какие-нибудь лекарства?

— Принимает. Только транквилизаторы, кажется, не очень-то на нее действуют. Да и вообще ей вроде бы не о чем волноваться. Ведь все — и финансовые вопросы, и ведение хозяйства, и персонал — лежит на плечах Леоне. Он и в город-то почти не выезжает — управляет делами отсюда, а если у нас бывают гости, за хозяйку выступаю я. Все его гости, как правило, обычные закупщики сырья, но он всякий раз заботится о моем гардеробе. — Венеция помолчала, оглядев Аликс с головы до ног. — А ты в каких магазинах одеваешься? «Пьетро» знаешь, что на Виа Кондотти? Или вот еще новый салон возле Тринита-дей-Монти. А «Луиджи»? Для меня это дорогой магазин. Если бы не Леоне, никогда бы там не одевалась.

К счастью, звук гонга избавил Аликс от признания в том, что скромные магазинчики, расположенные далеко не на фешенебельных улицах, служат источником для пополнения ее гардероба. Венеция поднялась и лениво потянулась.

— Пора ужинать, — провозгласила она. — И знаешь, что я тебе посоветую: не позволяй ты Микеле демонстрировать свои небрежные манеры. Почему вот он, например, не вышел проводить тебя к ужину?

Длинные свечи в высоких подсвечниках освещали полированную гладь палисандрового стола, фарфоровую посуду, столовое серебро, цветы. Микеле переоделся в клубный пиджак, а Леоне облачился в бледно-серый костюм из плотного шелка.

— Добро пожаловать в Вилла Фонтана, — проговорил он, обращаясь к Аликс, и отодвинул для нее стул справа от себя, подождал, когда синьора Париджи займет свое место, и сел сам.

Микеле сел по другую сторону от Аликс, а Венеция — напротив них.

За ужином им прислуживали две горничные. Когда был подан десерт, они удалились.

Синьора Париджи, погруженная в себя, почти все время молчала. Микеле и Венеция обсуждали верховую езду, и очень скоро Аликс поняла, что избавлена от всяких неловких расспросов, и как ни странно, благодаря не Микеле, а Леоне, старавшемуся затрагивать нейтральные темы и развлекавшему ее в основном описанием соседских поместий.

Когда наступила небольшая пауза, Микеле вдруг объявил:

— Думаю, мы с Аликс прогуляемся после ужина и скорее всего вернемся поздно.

Его мать встрепенулась:

— Но как же так, Микеле? Сегодня такой вечер! Я надеялась… — Голос ее задрожал, но Леоне не дал ей договорить.

— Пожалуйста, не сегодня, — сказал он. — У Аликс сегодня и так был насыщенный день. В конце концов, один вечер, проведенный в кругу семьи, не такая уж большая жертва. Особенно если учесть, что мы уже неделю не были удостоены чести лицезреть твою персону.

Микеле надул губы, и Аликс приготовилась услышать его протест. Но он взял себя в руки и, демонстративно заломив пальцы, притворно послушным голосом сказал:

— Хорошо. Давайте посмотрим слайды и пораньше ляжем спать.

Тут снова вмешалась синьора Париджи, в голосе ее на этот раз звучало сомнение:

— Ну что ж, Леоне, если уж ему действительно так хочется прогуляться с Аликс, то, быть может…

Но Леоне ничего не ответил.

Аликс заметила, что и Микеле и Венеция прекрасно понимают, кто главный в доме, однако когда Венеция объявила о собственных планах на вечер, они были встречены более снисходительно.

— А я собираюсь потанцевать сегодня в клубе «Дель Лаго», — сообщила она. — С Джиральдо, если это кого-то интересует.

— С Джиральдо Торре? — переспросила ее тетя и, глядя на Леоне, попросила за племянницу: — Можно ей?

— Да. Только пусть он заедет за ней, а потом проводит домой.

— Да уж, конечно, проводит. Ведь он меня не в магазине подцепил и не в баре, — вскинув подбородок, гордо проговорила Венеция и посмотрела на часы. — Он будет с минуты на минуту. Ага, вот и его машина. — Она поднялась из-за стола и предложила Аликс: — Пойдем, познакомишься с Джиральдо. Это наш сосед. Бестолковый парень, но иногда бывает нужен.

Они вышли в холл, где Аликс представили скромному голубоглазому молодому человеку с телячьим взглядом.

Венеция сразу же начала задираться:

— Привет, Джиральдо. Ты знаешь, что опоздал?

Они уехали, а остальные перешли на террасу, где пили кофе и смотрели телевизор, потом синьора Париджи, сказав, что устала, поднялась. Поцеловав Аликс, она проговорила:

— Завтра поболтаем. — И, обращаясь к Микеле, прибавила: — Сынок, может, зайдешь ко мне ненадолго? Ведь я тебя никогда подолгу не задерживаю.

— Конечно, зайду, мама.

Она ушла, Микеле выкурил еще одну сигарету и, извинившись перед Аликс, последовал за матерью.

Леоне выключил телевизор и подошел к стеклянной двери.

— Микеле еще не показывал вам наш парк? Не хотите прогуляться, пока не стемнело? — предложил он.

Аликс согласилась:

— С удовольствием. Пока что я видела его только из окна своей спальни.

Он оглядел ее с головы до ног:

— Может, накинете что-нибудь?

— Нет, сейчас не холодно. Знаете, этим-то и отличаются английские и итальянские вечера — здесь тепло и после захода солнца.

Леоне щелкнул выключателем.

— Подсветка для фонтана, — пояснил он.

И действительно, придя с ним в дальний угол парка, Аликс не могла сдержать восхищенного возгласа при виде радужных каскадов, изогнутыми дугами струящихся по каменному ложу и теряющихся в сумрачной тени деревьев. Их причудливые, ненарочитые формы резко контрастировали с четкой пропорциональностью и геометрической точностью разбитых вокруг дома лужаек.

— Мы нарочно не убираем отсюда ежевику и дикую поросль. Пусть растут, как им вздумается, — проговорил Леоне, указывая на украшенную орнаментом каменную скамью чуть поодаль от фонтана. — Присядьте, если не боитесь простудиться.

Некоторое время он молчал, предоставляя Аликс насладиться тишиной и чарующим зрелищем струящейся воды, потом, как она и ожидала, нарушил наконец эту иллюзию умиротворенности.

— Ну что ж, все это очень мило, однако нам надо обсудить сложившуюся ситуацию. Прежде всего, мне хотелось бы узнать о вас чуть больше. Например, где вы познакомились с Микеле, если не в Английском клубе?

Гордость не позволила Аликс сказать правду, и она ответила:

— Боюсь, это испортит сложившееся у вас обо мне впечатление.

— Ну хорошо. В конце концов, не важно, где вы познакомились. Ведь мне уже известно, что ваш отец не был банкиром, что вы вынуждены зарабатывать себе на жизнь и что, по вашим же словам, занимаете другую ступень на социальной лестнице, нежели семейство Париджи. Так что в общем-то можете смело рассказывать и остальное.

— Мы встретились в кафе возле моста Гарибальди.

— Вы позволили Микеле познакомиться с вами на улице?

— Да.

Леоне опустил глаза, и Аликс вспомнились слова Венеции: «Ведь он подцепил меня не в магазине и не в баре».

— И как же это случилось? — поинтересовался Леоне.

— Он был довольно… настойчив, а я была одна.

— Проведя год в Италии, вы так и не научились отбиваться от назойливых приставаний? И даже не обзавелись друзьями?

— Я неоднократно видела Микеле в этом кафе, куда часто сама заходила перекусить, поэтому не сочла для себя предосудительным, если он угостит меня мороженым. А со сверстниками не знакомилась, потому что все время находилась с папой — он был болен. Так что в Риме у меня совсем нет друзей, так только — несколько знакомых.

— Понятно. Значит, будем считать, что вы познакомились в Английском клубе. А теперь давайте подумаем, что еще из, так сказать, театрального реквизита понадобится вам для вашей роли. Вы ездите верхом? Водите машину? Плаваете?

— Только плаваю.

— Где?

— В Риме. В бассейне «Лидо».

— Понятно. Вместе с туристами. Я могу сделать вас членом клуба «Дель Лаго». Здесь на озере. Люди собираются там по самым разным интересам — поплавать, потанцевать, посидеть в баре, а по выходным там бывает шоу. Если мачеха согласится, мы могли бы поехать туда в воскресенье вечером. Думаю, ей будет приятно представить вас кое-кому из тех, кто особенно охотно чесал языки в связи с недавним позором Микеле. А еще мне интересно узнать, как вы намерены соответствовать их с Венецией представлениям о том, как должна одеваться и проводить свое время дочь банкира? Например, где вы делаете прическу? Уж этот-то вопрос Венеция не преминет вам задать.

Аликс смущенно провела рукой по волосам:

— Я ухаживаю за волосами сама, а подстричь длину захожу куда придется.

— Понятно. Но думаю, в интересах нового имиджа вы могли бы изменить эту привычку. К тому же вам не удастся избежать этих извечных женских расспросов и придется болтать с Венецией о тряпках.

— Вы требуете невозможного! — возмутилась Аликс. — Вы хотите, чтобы я притворялась той, кем никогда не была! Я не должна говорить, что познакомилась с Микеле в кафе, что посещаю бассейн для туристов, прическу должна делать непременно у самого Росси и никогда в жизни не покупать платья в обыкновенных магазинах! Но почему?! Зачем эта ложь и расчет? Почему вы не можете принять меня такой, какая я есть? Зачем устраивать весь этот маскарад? Только для того, чтобы мать Микеле поверила в наш роман?

— Вы с Микеле сами затеяли этот, как вы говорите, маскарад, и теперь вам придется продолжать в том же духе, иначе мачеха может заподозрить неладное. А ей сейчас просто необходимо верить. Верить в вас и в Микеле. Есть и другая причина. Дело в том, что Венеция склонна оценивать людей не по тому, что они собой представляют, а по тому, что имеют, и мне бы не хотелось, чтобы она относилась к вам покровительственно. Ну как, убедили вас мои аргументы?

— Да, — нехотя согласилась Аликс.

— Вот и хорошо. Надеюсь, мне удастся помочь вам войти в роль и сыграть ее убедительно. Теперь давайте поговорим о другом. Насколько я понимаю, у вас есть родственники. Кажется, тетя в Англии? Она, наверное, ждет от вас новостей?

Микеле оказался прав — этот человек действительно склонен предусматривать все.

— Нет. Во всяком случае, она не удивится, если от меня долго не будет вестей, — объяснила Аликс. — Тетя Урсула — бывшая учительница, она намного старше папы и перед Пасхой вышла на пенсию. Много лет она копила деньги на кругосветный круиз и как раз на прошлой неделе отправилась на три месяца в путешествие на теплоходе. Ей известно, что мне пришлось съехать с нашей старой квартиры и, что у меня сейчас нет постоянного адреса, поэтому до возвращения в Англию будет писать мне до востребования. Мы решили, что мне, наверное, не нужно писать ей в порты захода лайнера.

— А какой из них будет первым? Вы могли бы отправить туда телеграмму или письмо и дать этот адрес.

— Нет, не надо. Как я объясню, что делаю здесь?

— Вовсе не обязательно посвящать ее в подробности. Впрочем, как хотите. Только учтите: я не знаю, когда все это закончится. Через месяц, два или через полгода. Наше соглашение продлится до тех пор, пока его цель не увенчается успехом… Или поражением. Так что, быть может, лучше сразу сообщить тете, где вы находитесь?

— Нет!

— Вы можете сказать, что гостите у друзей.

— Нет, я не буду врать.

Леоне пожал плечами и поднялся:

— Как знаете. Только мне бы не хотелось, чтобы вы относились к своему пребыванию здесь как к чему-то дурному.

Он пошел по зеленой лужайке, окружавшей фонтан. Аликс хотела последовать за ним, но передумала и обогнула фонтан с другой стороны.

Когда они встретились, Леоне сказал:

— Мы можем вернуться к дому другим путем. Хотите посмотреть наши дикие заросли? Только позвольте, я пойду первым и буду прокладывать дорогу.

Следуя за ним, Аликс осторожно перешагивала через сплетенные узловатые корни, наклонялась, чтобы пролезть под стелющимися колючими ветвями, и очень скоро поняла, что этот уголок парка станет ее любимым. Здесь можно посидеть на поваленном дереве или полежать на мягком ковре из сосновых игл и опавших листьев. Здесь можно скрыться от постороннего глаза и побыть в одиночестве…

Приподняв ветвь ежевики, Леоне предупредил:

— Осторожно, она колючая.

Аликс взяла ветку в руки.

— Надо же, сейчас только май, а она уже в цвету! — изумилась она. — В Англии в такое время еще и бутонов-то нет, а здесь вовсю цветет. Впрочем, что же удивительного? В прошлом году уже в начале августа я собирала спелую ежевику на развалинах Помпеи.

— И здесь сможете собирать. Смотрите, сколько ее. Только, кажется, для вас подобная перспектива звучит как угроза? «Неужели я буду еще здесь, когда созреет эта его ежевика? Неужели все еще буду изображать перепелку в сетке? Да если б я знала, ни за что не согласилась бы!» Ну признайтесь, ведь так вы подумали?

Аликс покраснела, радуясь, что этого не видно в темноте.

— Что значит «перепелку в сетке»? Я что-то не понимаю, — уходя от ответа, поинтересовалась она.

— Ваша задача — удерживать Микеле дома. Пусть он ухаживает за вами на глазах у матери. А насчет перепелки в сетке, это, пожалуй, слишком жестоко. Вы ведь знаете, перепелки ценятся гурманами и альпийские крестьяне ловят их в силки. Поймав несколько самок, они ждут, когда те своими криками привлекут в расставленные западни побольше самцов. Может, и у вас, англичан, есть такое выражение?

— «Приманка для диких уток». Малозавидная роль, — сухо ответила Аликс, отводя ветку ежевики в сторону, но ее изогнутый конец зацепился за платье, распрямился и хлестнул Аликс по щеке, расцарапав ее от ноздри до подбородка.

Аликс вскрикнула от боли, Леоне подскочил к ней:

— Что случилось?

— Ничего страшного, просто ветка ежевики.

— Дайте-ка я посмотрю. — С неожиданной для него мягкостью он отстранил руку Аликс и щелкнул зажигалкой, чтобы осветить больное место. — Довольно глубокая царапина. Я же предупреждал вас, что она колючая.

Он взял Аликс за подбородок, достал из кармана платок и приложил к кровоточащему месту. Промокнув кровь, он показал испачканный платок Аликс, и в этот момент послышались приближающиеся шаги.

На тропинке показался Микеле и, увидев их, сказал:

— Вот оно что! Я оставляю моего любезного братца со своей дамой смотреть телевизор и что же вижу по возвращении? Оказывается, даже не спросив меня, он пригласил ее прогуляться, и вот теперь я должен гадать, что означают эти нежности…

Леоне оборвал его на полуслове:

— Перестань паясничать! Я хотел показать Аликс парк и…

— Вот как? Между прочим, для англичан парки с мягкой шелковистой травой много что значат, — дерзко сказал Микеле и добавил: — Конечно же, я не имел в виду вас.

Не обращая внимания на колкости, Леоне невозмутимо продолжал:

— Но Аликс зацепилась за ветку ежевики и оцарапала себе лицо.

— Дайте-ка взглянуть. — Микеле подошел поближе. — Да, бедняжка! Впрочем, от этого есть чудотворное средство. — Проведя несколько раз пальцами по царапине, он изобразил воздушный поцелуй и взял Аликс под руку. — Ну вот видишь, уже лучше. А тебе, Леоне, не стоит вмешиваться — пусть артисты играют свои роли. Так что теперь? Ночь только начинается. Куда пойдем?

— Никуда, — ответил Леоне. — Аликс нужно обработать царапину антисептиком. — Он пошел вперед, потом обернулся и спросил: — Что делала мачеха, когда ты уходил? Она спит?

— Нет. Приняла таблетку, но она не действует. Затем отпустила меня к Аликс.

— Тогда я зайду к ней, — сказал Леоне.

Дома он проводил Аликс в туалетную комнату, разбавил водой антисептик, достал из шкафчика стопку чистых льняных полотенец и протянул их Аликс:

— Не жалейте жидкости, прикладывайте к царапине и держите дольше — при нашем жарком климате легко получить заражение.

Пока Леоне занимался щекой Аликс, Микеле стоял в дверях и наблюдал за ними.

— Знаешь, — заметил он, когда брат ушел, — если бы Леоне не был таким хладнокровным и расчетливым и если бы я действительно имел на тебя виды, я бы мог заподозрить его в том, что он собирается перейти мне дорогу. Эта прогулка по ночному парку, это нежное воркованье… А как он возился с твоей царапиной! Взял тебя за подбородок. Я же видел! Будь ты моя девушка, я вызвал бы его на дуэль.

Поморщившись от боли, вызванной антисептиком, Аликс потянулась за полотенцем.

— Не говори глупостей. Если ты подслушивал, то должен знать, что мы говорили о ежевике. А потом Леоне просто посмотрел, насколько глубока царапина.

Микеле усмехнулся:

— Подумать только, говорили о ежевике! Только со стороны выглядело так, будто вы вот-вот начнете целоваться. Знаешь что, я вынужден предупредить тебя. Не надо!

— Не надо — что?

— Не надо поддаваться. Леоне самонадеян, и тебе это должно нравиться. Такой легкомысленный тип, как я, совсем не в твоем вкусе, зато он… Только напрасно ты думаешь, что из этого могло бы что-то получиться. Ему только и надо, чтобы ты растаяла. Такую доверчивую неопытную девчонку, как ты, он проглотит на завтрак и будет с нетерпением ждать обеда.

Аликс убрала с лица полотенце.

— Не беспокойся. Я устою против вас обоих. Оба вы чересчур самонадеянны, только каждый по-своему.

— Боже мой, ты ранила меня в самое сердце! — Микеле хлопнул себя ладонью по груди. — Но насчет Леоне я рад. Значит, это просто деловое соглашение. И сколько же он собирается заплатить тебе за… за все это?

— Заплатить? Нисколько.

Микеле вытаращил глаза:

— Неужели он не предложил тебе этого? Ты хочешь сказать, что приехала сюда просто так?

— Он предложил мне деньги, а я отказалась.

— Но ты же говорила, что ищешь работу!

— Послушай, давай прекратим этот разговор, — отрезала Аликс. — Я согласилась изображать твою подружку и погостить у вас ровно столько, сколько сочтет нужным Леоне. Но я ясно дала ему понять, что не возьму за это денег. И сейчас говорю это тебе. Понял?

Микеле покачал головой:

— Ну что ж, как знаешь. Это твое право. Только я впервые вижу, чтобы Леоне принял услугу от женщины, не заплатив при этом наличными. Похоже, он начинает менять убеждения. Догадываешься, чья в этом заслуга? — Он посмотрел на часы. — Ночь только начинается. Как проведем ее?

Аликс тоже посмотрела на часы:

— Сейчас почти одиннадцать, и я собираюсь спать.

— Спать?! В такое время? Да ты что?! Мы могли бы…

— Да, спать, — решительно проговорила она. — Леоне правильно сказал — у меня был очень насыщенный день. Спокойной ночи!

Микеле по-детски надул губы:

— Если так пойдут дела, то я скоро пожалею, что затеял все это, — обиженно проговорил он.

— И будешь в этом не одинок, — съязвила Аликс.


Измотанная событиями тяжелого дня, Аликс не ожидала, что будет спать так крепко. Даже утром, когда горничная принесла ей кофе и булочки, она еще долго не могла встать. Она осталась завтракать в своей комнате, как это, по словам горничной, было принято в доме.

Чуть позже, одеваясь, она услышала шум отъезжающей машины. Кто это? Леоне уехал по делам? Или, быть может, Микеле уже пытается сбежать? Она прошла по пустынному дому, не встретив ни Венеции, ни синьоры, и потом долго сидела на террасе в одиночестве.

Синьора Париджи появилась на террасе как тень и при виде Аликс, поднявшейся ей навстречу, слабо улыбнулась:

— Вот вы где, милая! И одна? Конечно, нехорошо со стороны Микеле, но, бывая дома, он всегда спит допоздна.

Она присела на стул, сложив на коленях худые руки.

— А я не против побыть в одиночестве, — с улыбкой сказала Аликс. — Я с удовольствием погрелась на солнышке, любуясь парком. Иногда приятно побездельничать.

— Да, говорят, вы, англичане, скучаете по теплу. А я, знаете ли, тоже часто бездельничаю. Мне просто ничего другого не остается. И все время одна. Молодежь не остается со мною подолгу. У Леоне работа, Микеле редко здесь бывает, а Венеция… У нее, конечно, свои друзья. Я для них обуза. Вот, может быть, вы хотя бы иногда посидите и поговорите со мной?

Тусклый, бесцветный голос и дрожащий подбородок вызвали у Аликс жалость. Как часто приходилось ей сидеть вот так с отцом, чтобы хоть как-то приободрить его. Она решительно произнесла:

— С удовольствием. Просто обожаю посидеть и поболтать. Так о чем же мы будем говорить?

Дора Париджи выдавила слабую улыбку, подбородок ее уже не дрожал.

— Не знаю. Может быть, о нас с вами? Или сначала о вас. О вас с Микеле. Вы находите его очаровательным, да?

Стараясь не лгать, Аликс сказала:

— Он мне понравился сразу же, и, я думаю, наши чувства взаимны. Только я еще не очень хорошо знаю его. Он… он просто взял меня как крепость приступом.

Синьора искренне рассмеялась:

— Он приглашал вас на свидания, посылал вам цветы? А потом предложил познакомиться с нами, хотя вы наверняка не ожидали ничего подобного. Ах, как это похоже на моего Микеле! Уж если чего захочет, то непременно должен это получить. И Леоне такой же, только по-своему. Леоне… управляет людьми, Микеле очаровывает их. Его старая нянька-неаполитанка, помнится, говаривала, что стоит ему захотеть, так он продаст застывшую лаву самому Везувию. Вот если бы он только был чуточку более осмотрительным! У него такие беспутные друзья, и эта бесконечная череда девушек, которых он никогда не приводил в дом… Ах, милая, наверное, я не должна говорить вам подобные вещи?

Аликс улыбнулась:

— Ничего страшного. Микеле кое-что и сам рассказывал. Мне нравится его искренность.

— Мне тоже, — с жаром согласилась синьора. — А вот Леоне недоволен этим, он считает Микеле нескромным. А когда я начинаю защищать Микеле и говорю, что он еще слишком молод, Леоне напоминает, что в его годы уже в одиночку управлял всей «Париджи Камеос».

— И действительно управлял?

— Да. После смерти моего мужа Аугусто. Дела компании тогда шли не совсем гладко, и это окончательно добило его. Знаете, ювелирная компания Париджи всегда процветала, выполняла заказы королевского двора и Ватикана. Но в послевоенные годы аристократы совсем обеднели, а туристов было мало. Потом, конечно, все наладилось, и Леоне решил подумать о будущем — стал ориентироваться на среднего покупателя. Филигранные работы по серебру, эмаль и камеи из полудрагоценных камней — благодаря такой продукции наше состояние очень быстро выправилось. Хотя это далось ему дорогой ценой.

— Вы хотите сказать, что он целиком отдается работе? — поинтересовалась Аликс.

— Да. Он стал жестким. И с Микеле, и даже со мной. Его больше ничто не увлекает, он не может любить. Он лишь отдает команды, и люди должны повиноваться. Он забыл, что такое смех или отдых, и даже не представляет, как можно провести, ничего не делая, час-другой.

— Так, быть может, дело просто в его характере? — предположила Аликс. — Быть может, он не считает, что как-то расплачивается за такую жизнь?

Синьора Париджи покачала головой:

— Нет, сейчас он уже понимает свое преимущество, он наслаждается властью. А тогда… Тогда нужно было «платить», и он заплатил. В то время он умел любить… Еще не забыл, как это делается. Но он еще не был богат, и его возлюбленная, некая графиня, отказалась выйти за него. Она не хотела ждать, когда он поправит свои дела, а просто вышла замуж за богатого американца. А Леоне так и остался один.

— Неужели с тех пор он так никого и не встретил?

Синьора Париджи задумчиво смотрела на парк.

— Ему тридцать два, и я не настолько наивна, чтобы полагать, что за это время не нашлось… — Она пожала плечами. — Но ни с одной из женщин он не познакомил меня, ни разу не стал причиной скандала. Я не сомневаюсь, что если он когда-нибудь и женится, то только не по любви.

Аликс почему-то вздрогнула.

— Простите мне мой реализм, милая. Вам, наверное, неприятно слышать подобные вещи. Вы молоды, полны романтики и в каждой любовной истории видите красивую сказку. Да, это моя вина. Я хотела узнать побольше о вас с Микеле, а вместо этого завела разговор о Леоне.

«Нет, это я перевела разговор с Микеле на Леоне. И не только потому, что боялась выдать себя», — подумала Аликс. Она ничего не ответила, а только улыбнулась и очень обрадовалась, когда синьора Париджи сменила тему, заметив на ее щеке царапину.

Вскоре появился Микеле. Он поцеловал мать и послал Аликс воздушный поцелуй.

— Уединились посплетничать? А где же мартини, чтобы получше развязать языки?

— Ах, Микеле, ты же знаешь, я принимаю таблетки и мне нельзя спиртное! — заволновалась синьора Париджи.

— Прости, мама, я забыл. Ну, а ты, Аликс? Чего-нибудь выпьешь?

— Нет. Лучше так посижу.

— Ну, а я один не пью. Хватит вам обеим бездельничать, пора расходиться по делам. Аликс, например, собирается сделать кое-какие покупки.

Аликс удивленно посмотрела на него, собираясь возразить, но Микеле многозначительно нахмурился и, не дав ей открыть рта, продолжал:

— Леоне посоветовал нам поехать втроем и заодно где-нибудь пообедать. Ну, скажем, у Гриньяно.

— Сынок, походы по магазинам меня так утомляют! Нельзя ли вам с Аликс поехать без меня? А я бы тут обошлась каким-нибудь салатиком. Неужели Леоне и впрямь считает, что я должна ехать?

Аликс не верила своим глазам — в считанные мгновения Дора Париджи изменилась до неузнаваемости. Сейчас перед нею снова сидела испуганная, подавленная, нерешительная женщина.

Микеле кивнул:

— Приказ есть приказ. Но, мама, тебе вовсе не обязательно ехать с нами по магазинам, если ты не хочешь. Ты подождешь нас в ресторане.

— Да, но я… Впрочем, нет, я поеду, — поспешно согласилась синьора и, обращаясь к Аликс, спросила: — А что вы хотите купить, милая?

— Вечернее платье, — быстро ответил за нее Микеле. — В воскресенье мы ужинаем в клубе, и ей нечего надеть. Пойдем, мама, я помогу тебе собраться.

Микеле явно собирался поговорить с Аликс наедине, так что, когда она спустилась вниз, он, подогнав машину к дверям, уже ждал ее.

Аликс с ходу накинулась на него:

— Что все это значит? Я не говорила, что мне нечего надеть, и вовсе не собираюсь покупать вечернее платье…

— Спокойно! Спокойно… — усмехнулся Микеле. — Считай, что это часть твоего образа. Образа моей избранницы. Понятно?

— Да с какой стати?.. В конце концов, я просто не могу себе позволить оплатить такую…

Микеле шагнул к машине и открыл дверцу для матери, которая только что показалась на пороге и, к счастью, не слышала их разговора.

— А кто сказал, что тебе надо платить? Предоставь это Леоне.

Загрузка...