8

На следующий день к вечеру прилетел Эдвард.

Ему никто ничего не сказал. Энни благополучно перевезли в клинику, и ее настойчивая просьба ничего не сообщать мужу была удовлетворена. Но от пережитого потрясения Джим просто забыл позвонить вечером в Англию. Поэтому в начале десятого утра Эдвард позвонил снова. Оливия, которая испытывала неимоверное облегчение от того, что Энни находится в надежных руках, сняла трубку.

– Оливия? – услышала она удивленный мужской голос.

– Да. – Ей понадобились целых две секунды, чтобы понять, кто это. Сообразив, она в ужасе прижала ладонь к губам, проклиная себя за глупость и неосмотрительность.

– Оливия, это говорит Эдвард Томас. Оливия опустила руку.

– Здравствуйте, Эдвард. – Она чувствовала, что голос выдает ее с головой. – Как у вас дела?

– Все в порядке, спасибо. А как вы?

– Прекрасно. – «О боже», – подумала она. Ведь предполагалось, что именно из-за ее неприятностей Энни сидит в Женеве. – Хотя если честно, то не слишком, – добавила она.

– Я знаю, Энни мне говорила.

Оливия с замиранием сердца ждала следующего неизбежного вопроса.

– Оливия, Энни дома? Могу я с ней поговорить? «Черт», – выругалась про себя Оливия.

– Нет, Эдвард, ее сейчас нет.

– Видите ли, я не говорил с ней уже несколько дней. Ее разум, обычно такой быстрый, казалось, превратился в стоячее болото.

– Я говорил только с Джимом Ариасом. Оливия чувствовала, что Эдвард что-то подозревает. Не может не подозревать.

– Да, кроме Джима, здесь никого не было. – Помолчав, она добавила: – Это все из-за меня.

– Значит, Энни была с вами?

– Да, конечно. Она мне очень помогла.

– Энни вас любит, Оливия, – сказал Эдвард. – Надеюсь, для нее это оказалось еще и чем-то вроде отпуска. Видите ли, она немного переутомилась.

– Да, я заметила. – Наконец-то нашлась соломинка, за которую можно было ухватиться. – Поэтому я и отправила ее немного развеяться, – поспешно проговорила она.

– Очень хорошо. Бегает по магазинам?

– Наверное. Может быть, покупает подарки для вас и детей. Как дети?

– Замечательно. – После довольно продолжительной паузы он сказал: – Я рад, что у вас такой бодрый голос, Оливия. Я думал, что у вас большие неприятности.

– Мы с ними справились. – Оливия не имела ни малейшего представления, сколько еще времени Энни пробудет в клинике, поэтому добавила: – Вернее, почти справились.

– В любом случае, – проговорил Эдвард, завершая разговор, – попросите, пожалуйста, Энни позвонить мне, как только она вернется. Я в Лондоне.

– Да, конечно, – пробормотала Оливия.

– Скажите, что я по ней очень соскучился. Конечно, пусть остается в Швейцарии столько времени, сколько потребуется, но мы по ней скучаем, особенно Лайза.

– Я ей передам, – сказала Оливия, чувствуя, как лицо заливается краской стыда.

– Спасибо, Оливия. – Он снова умолк. – Прошу вас, обязательно попросите ее мне позвонить, хорошо?

– Конечно. Как только я ее увижу.

– Ну, желаю всего наилучшего.

– Спасибо, Эдвард.

Оливия бросила трубку. «Черт бы все это побрал, – думала она. – Он явно что-то подозревает. Если Энни не позвонит ему до вечера, он окончательно утвердится в мысли, что его обманывают». Ей было ужасно стыдно. Во-первых, она врала Эдварду, во-вторых, врала так неумело, что подвела Энни.

Она взглянула на телефон, представила себе хорошего, заботливого, чувствительного и умного человека, только что говорившего с ней. «Я знаю, что бы я сделала на его месте», – подумала она.


Он оставил еще два сообщения на автоответчике и не получил ни одного ответа – ни от жены, ни от ее друзей. Он заказал билет на самолет, оставил еще одно сообщение о том, что вечером вылетает в Женеву. Он знал наверняка – с Энни что-то случилось. Может быть, у нее роман. Может быть, она больна. Может быть, ей просто надоело с ним жить. На самом деле Эдвард в это не верил. Несмотря на все напряжение, которое ощущалось в Энни в последнее время, несмотря на ее усталость, которая была заметна даже друзьям и соседям, он видел в ее глазах любовь. Он был уверен, что в ней жива любовь к нему. И тогда оставалось только одно. Самое страшное.

Энни, его любимая Энни, была больна.


– Как вы могли? – с горечью говорил он Оливии, которая встретила его в аэропорту и с максимальной осторожностью сообщила, что Энни в клинике, но ей ничто не угрожает. – Как вам могло прийти в голову скрывать от меня, что моя жена заболела?

Он быстрым шагом двинулся к выходу, очень расстроенный, но собранный и полный уверенности в том, что теперь никто и ничто не задержит его ни на мгновение.

– Эдвард, пожалуйста, выслушайте меня. – Оливия догнала его и схватила за рукав, чтобы остановить, но он не останавливался. – Эдвард, есть еще многое, чего вы не знаете, но должны узнать, прежде чем с ней встретитесь.

– Вот как! – Он резко остановился. В глазах мелькнул страх. – Что?

– Не могли бы мы где-нибудь посидеть? Выпить кофе?

– Кофе? – С его губ сорвался хриплый смешок. – Неужели вы думаете, что я могу пить с вами кофе, когда моя жена лежит в больнице? – Он почти побежал, потом внезапно остановился и схватил Оливию за руку. – Она так серьезно больна? – Он посмотрел Оливии в глаза. – Скажите мне правду, Оливия. Я должен знать всю правду.

– Я с этим согласна, – мягко ответила Оливия. – Но для того чтобы вы могли узнать правду, надо сесть и спокойно поговорить. Об этом нельзя говорить в такси по дороге в клинику. Эдвард, клянусь всем, что для меня дорого, Энни сейчас вне опасности в том смысле, как вы понимаете опасность. То есть ее жизни ничто не угрожает. – Она увидела на его лице выражение смятения и растерянности. – Идемте, – сказала она. – Я вам все расскажу.

– О боже, – произнес он, когда она закончила. – Боже мой!

Оливия откинулась на спинку стула и молча смотрела на его потрясенное лицо. Пока она говорила, Эдвард выпил свою порцию виски, и Оливия была совершенно уверена, что он нуждается в следующей, но ей не хотелось нарушать молчание. Она и так наговорила слишком много.

– Я просто не знаю, что сказать, – очень тихо произнес он.

На мгновение их взгляды встретились. Оливия увидела, что у него в глазах стоят слезы.

– Если вам от этого будет легче, – начал он, закашлялся, быстро-быстро заморгал, потом снова заговорил: – Если вам от этого будет легче, то я хотел бы сказать, что ни в чем вас не виню. Вы, вероятно, считали, что поступаете единственно правильным образом.

– Нет, – порывисто возразила Оливия, – мы так не считали. Просто это был единственно возможный путь.

– Разве вы не могли сказать мне все? – Голос Эдварда был полон горечи.

– Нет, Эдвард, не могли. Энни твердо запретила нам это.

– Она думала, что потеряет меня?

– Да.

– Как она могла? – Он на мгновение закрыл лицо руками. – Как она могла подумать обо мне такое?

– Я не знаю, – проговорила Оливия. – Но боюсь, она думала именно так. Может быть…

Эдвард быстро поднял глаза:

– Что?

– Ничего.

– Оливия, прошу вас, скажите мне. Она глубоко вздохнула.

– Я думаю, это из-за вашей матери.


Они вместе поехали в клинику. Эдвард сначала поговорил с Джанни Дресслером, потом вошел в палату Энни. На стуле между кроватью и окном сидел Джим. Эдвард поздоровался с ним, коротко кивнув, и быстро подошел к кровати.

Оливия поймала взгляд Джима через открытую дверь и поманила его к себе. А потом она увидела лицо Энни. Белое как мел, оно было похоже на лицо приговоренного к смертной казни.

Они закрыли дверь. Дресслер стоял рядом.

– Это самое лучшее для них обоих, – сказал он. – Вы это и сами знаете, правда?

– Вы не видели, какое у нее сейчас было лицо, – отозвалась Оливия.

– И тем не менее это будет лучше. Поверьте мне.

– Мне казалось, она догадывается, – задумчиво проговорил Джим. – Я просидел у нее больше двух часов, и за все это время она ни разу не спросила ни об Оливии, ни о об Эдварде и совсем не спала, только слегка дремала. Я был уверен, что она знает, что Эдвард близко. Но потом, когда он вошел…

– Энни скрывала от него свою тайну почти с самого начала их брака, – сказал Дресслер, – а теперь эта тайна раскрыта. Она боялась этого больше всего на свете. И вот это произошло. – Он замолчал и тепло улыбнулся им. – И что бы теперь ни случилось, вы, как ее истинные друзья, должны понимать, что это единственный реальный выход для них обоих.

– Я думаю, мы это всегда знали, – согласилась Оливия.

– И все-таки ей сейчас очень тяжело, – огорченно проговорил Джим.


– Как ты себя чувствуешь? – спросил Эдвард. Он сидел на краю высокой больничной койки, сжимая ее холодную как лед руку.

– Ничего. – Энни говорила так тихо, что ее почти не было слышно.

– Доктор Дресслер сказал мне, что ты держишься молодцом.

– Мне он тоже это говорил.

– Кажется, он хороший человек.

– Да, хороший. – Энни попыталась проглотить застрявший в горле комок. – Ты не должен его винить. Он хотел, чтобы ты узнал. Я ему не позволила. И Оливии с Джимом тоже.

– Я знаю. – Эдвард на мгновение умолк. – Винить тут некого.

– Кроме меня, – сказала Энни.

– Кроме меня, – сказал Эдвард.

Это ее потрясло. Ее щеки слегка порозовели.

– Нет, Эдвард. Неужели ты действительно думаешь, что ты в чем-то виноват?

– Я твой муж, – просто ответил он. – Мы женаты шесть лет. У нас трое детей. И для тебя оказалось невозможным поделиться со мной своей болью. Значит, мне есть в чем себя винить.

– Нет. – Энни отняла у него руку, увидела, что она дрожит, и, застыдившись, спрятала ее под одеяло. – Ты должен винить меня. Не себя, а меня. Я сотворила все это собственными руками. Меня привели сюда моя слабость и ложь. – Она судорожно глотнула воздуха. – Представь, что все эти годы я скрывала от тебя не пузырьки с таблетками, а любовника. Представь, что я наконец набралась смелости бросить его ради нашего брака…

– Разве это можно сравнивать…

– Эдвард, прошу тебя, дай мне договорить, – умоляюще посмотрела на него Энни. – Это почти то же самое. Нет, конечно, не то же самое, потому что у меня никогда никого, кроме тебя, не было, мне никогда не был нужен и не будет нужен кто-нибудь другой. Но все-таки послушай, что я говорю.

– Я слушаю.

Она стиснула зубы, борясь с новым приступом тошноты.

– Представь, что я приехала сюда и попросила Ливви и Джима помочь мне. Представь, что расставание для меня оказалось слишком тяжелым, просто невыносимым, и я сделала какую-нибудь глупость, например, пыталась отравиться. Потом ты приехал и нашел меня здесь, в клинике. Ты все равно чувствовал бы себя виноватым?

– Конечно, нет. – Эдвард помотал головой. – Подожди, Энни, дорогая, это же совершенно разные вещи.

– Я наркоманка, Эдвард, – намеренно жестко произнесла Энни.

– Валиум – это не героин.

– Я покупала его у уличных торговцев наркотиками, один раз меня арестовали. – Она увидела ужас в его глазах и торопливо продолжала: – Все обошлось, но все равно это не меняет дела.

С минуту они оба молчали. Энни не отрывала глаз от белого больничного одеяла, а Эдвард, погруженный в свои мысли, невидящим взором смотрел в стену.

– Можно мне тебя кое о чем спросить? – наконец заговорил он.

– Спрашивай о чем угодно.

– Скажи, ты хотела поговорить со мной о таблетках? Еще до того, как я рассказал тебе о матери.

Энни не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.

– Да, я собиралась тебе сказать.

– А я тебя напугал, – тихо проговорил Эдвард. – О господи!

Он встал, подошел к окну. Шторы были спущены, он приподнял одну из них, стал смотреть в темноту за окном. Слова Энни, казалось, разрастались до чудовищных размеров, переполняя сознание. Он всегда хорошо владел собой, но сейчас ему хотелось плакать и кричать.

– Эдвард!

Он слышал ее голос – слабый, испуганный, – но не мог обернуться.

– Эдвард, что случилось? Что я такого сказала?

– Ничего, – с усилием выговорил он, поворачиваясь к ней лицом. – Ничего, Энни.

– Нет, я что-то сказала. – В ее глазах стоял страх. – Я тебя расстроила. Мы заговорили о твоей матери, а ты не хочешь о ней говорить. Иначе ты не молчал бы столько лет. Прости меня, Эдвард. Я просто хотела объяснить. Хотя бы попытаться.

– Я знаю. – Он снова сел рядом с ней на койку. – Дорогая, ты очень устала. Я это вижу. Тебе надо отдохнуть, поспать. Врач просил тебя не утомлять, а я тебя совсем замучил.

– Нет, – сказала Энни. – То есть я действительно устала, но это не важно. – Глаза у нее заблестели от слез. – Мне так тебя не хватало. Я думала, я должна справиться с этим сама. Поверь, я думала, что у меня нет выбора.

– Я верю. – Эдвард встал. – Энни, сейчас тебе надо спать.

– Я буду спать. – Страх не оставлял ее. – Ты не уедешь?

– Что ты! Я, разумеется, останусь. Я живу в «Де Бержю».

– А завтра ты придешь ко мне?

– Конечно. – Он наклонился, поцеловал ее в лоб, потом в губы. – Пожалуйста, дорогая, успокойся и не изводи себя. Завтра мы вместе поговорим с доктором Дресслером, и он скажет, что надо делать, чтобы ты совсем поправилась.

– Это займет немало времени.

– Думаю, да. Но у нас есть время.

Энни откинулась на подушки, попыталась улыбнуться мужу, но у нее ничего не получилось.

– Прости меня, Эдвард, – очень тихо проговорила она. – Прости меня за все.

– А ты меня, – сказал Эдвард.


Оливия поставила будильник на половину восьмого. Потом она позвонила Эдварду в отель и спросила, не может ли он поговорить с ней, перед тем как ехать в клинику. Они встретились в баре отеля, заказали кофе и круассаны.

– Зачем вы хотели меня видеть? – спросил Эдвард.

– Я долго думала, что я еще должна рассказать вам, чтобы помочь привести Энни в нормальное состояние. – Оливия помолчала, изо всех сил стараясь быть максимально тактичной. Она прекрасно понимала, что положение более чем странное. Они с Джимом, в сущности, принимали решение за Эдварда, не поставив его в известность. – Я имею в виду, что вам следовало бы знать.

– Помимо того, что моя жена чуть не погибла, пытаясь выйти из наркотической зависимости? – произнес Эдвард намеренно беззаботным тоном, отчего его слова ранили еще больше.

Оливия поставила чашку с кофе на стол, решив говорить все напрямую:

– Эдвард, я уже принесла вам извинения, и, честно говоря, я не думаю, что стоит начинать все сначала. Это вряд ли поможет вам, Энни или вашей семье. Вы знаете, почему мы это сделали, и ваше право судить, правильно мы поступили или нет.

– Да, конечно, – гораздо мягче произнес Эдвард. – Извините меня.

– Не стоит извиняться. – После недолгого колебания Оливия заговорила: – Вчера, после вашего ухода, я зашла попрощаться с Энни. Мне показалось, что разговор с вами ее расстроил.

– Оливия, – Эдвард наклонился к ней через стол, – вы, несомненно, желаете нам добра, но есть вещи…

– Я знаю, – нетерпеливо перебила его Оливия, – я знаю. Это не мое дело, и, поверьте, Энни почти ничего мне и не сказала. Но она произнесла слова «он как будто закрылся», и это меня встревожило.

– Мне жаль, что я заставил вас беспокоиться.

– Боже мой, Эдвард, почему вы сразу лезете в бутылку? – не выдержала Оливия. – Разве речь обо мне? Вам следует знать, что после вашего разговора Энни стало хуже. Сейчас важно только это. Пожалуй, все неспроста произошло именно так, – добавила она.

– Я вижу, к чему вы подбираетесь. – Эдвард слегка улыбнулся. – Надо заметить, в совершенно несвойственной вам манере.

Оливия улыбнулась в ответ.

– Вы подбираетесь к вопросу о моей матери, – продолжал Эдвард.

Оливия промолчала. Эдвард снова нахмурился.

– Оливия, – негромко начал он, – то, что произошло с моей матерью, очень долго меня мучило. В конце концов я поступил так же, как поступил вчера в разговоре с Энни, – притворился перед самим собой, что этой проблемы не существует. – Он немного помолчал. – Вчера я пережил серьезное потрясение и дошел до такого состояния, что мне показалось – больше я этого не выдержу. Я сказал себе, что никакие силы не заставят меня снова страдать так, как я страдал из-за матери. Разве я не доказал собственной жизнью, что проблему лучше всего решать именно так? Сейчас это принято называть «уходом от реальности». Я наглухо замуровал в самом дальнем углу своего мозга все ужасные воспоминания. Я старался не позволить им сломать свою жизнь, и, кажется, мне это удалось.

– Да, вам это удалось, – согласилась Оливия. – Вы замечательно распорядились своей жизнью, вы добились успехов, и у вас прекрасная семья.

– И глубоко несчастная жена-наркоманка.

– Увы, – еле слышно проговорила Оливия.

– Другими словами, получается, что то, что хорошо для меня, необязательно хорошо для Энни. – Эдвард налил им обоим еще немного кофе. – И то, что я запечатал семью печатями темную сторону своей жизни, не позволило Энни поделиться со мной своей бедой.

– Несомненно, – согласилась Оливия, – но не только это заставило ее молчать.

– Я думаю, вы правы, – сказал Эдвард. – Можно я задам вам один вопрос?

– Конечно.

– Как я мог не замечать, что с Энни что-то не в порядке? Почему я не видел, что моя жена страдает?

Оливия взглянула на него. Эдвард испытывал неподдельную муку, и это было видно по его лицу. Ей было невыносимо жаль его. И все же она знала: для того чтобы помочь Эдварду и Энни залечить раны, вернуться к нормальной жизни, она должна быть предельно честной.

– Вас никто не винит, Эдвард, – начала она, – и меньше всех – Энни.

– Но?.. – У Эдварда задергались губы. – Я явственно слышу какое-то «но».

Оливия кивнула:

– Вы должны кое-что понять. Вы ведь считали, что у Энни все хорошо? Вы видели тот образ, который она старательно создавала для вас. И своим мнимым неведением вы поощряли ее. Между прочим, это касается и меня, и Джима. Мы все видели только то, что хотели.

– Но вы не жили все это время с ней рядом.

– Верно. Но Энни – очень хорошая актриса.

– Так что, вы считаете, я должен делать, чтобы исправить положение?

– Вы должны перестать судить о ней по внешним проявлениям, – ответила Оливия. – Вам надо взять в руки кувалду, разбить скорлупу, в которой она прячется, и пробиться к настоящей Энни.

– Боюсь, я не отношусь к тем людям, которые склонны пользоваться кувалдой.

– Пожалуй, – признала Оливия. – Даже наверняка. Но я думаю, вы найдете верный способ. Эдвард, я совершенно уверена: единственное, чем вы сможете ей помочь, – это вместе с ней смотреть правде в глаза и вместе справляться с трудностями.


Энни провела в клинике еще неделю. Эдвард навещал ее каждый день, и они по рекомендации доктора Дресслера прошли у него несколько сеансов семейной психотерапии.

Энни выглядела уже гораздо лучше. Она смирилась с тем, что ей потребуется по меньшей мере несколько месяцев, чтобы окончательно выйти из зависимости, с тем, что, возможно, она никогда не будет чувствовать себя так хорошо, как ей бы хотелось. Но она многого добилась. Она знает пределы своих возможностей и в случае необходимости будет искать помощи. С ней остались Эдвард и дети. У нее есть все, чтобы чувствовать себя нужной близким, не терять терпения.

– А мы что теперь должны делать? Мы с Джимом? – спросила Дресслера Оливия, когда они сидели в уютном ресторанчике.

Вечером накануне отъезда Джима они собирались пообедать втроем, но Джим в последнюю минуту отказался. Что-то там у него произошло.

– Ничего, – ответил Дресслер. – Вы ничего не должны делать.

– Но послезавтра они возвращаются домой.

– Не могут же они вечно жить у вас или в гостинице.

– Конечно, – нетерпеливо проговорила Оливия. – Но получается, что мы с Джимом оставляем ее. А в Англии ее ждут те же трудности, с которых все и началось.

– Теперь ей поможет Эдвард.

– Джанни, вы же прекрасно понимаете, что я имею в виду.

– Конечно, понимаю. – Он тепло улыбнулся ей. – Оливия, дайте им самим во всем разобраться. Разумеется, вы будете поддерживать с ней связь, она будет знать, что может рассчитывать на вашу помощь, как было всегда.

– Но она терпела целых шесть лет, прежде чем решилась обратиться к нам за помощью.

– Энни изменилась. Сейчас все по-другому. – Помолчав, Джанни добавил: – Я понимаю, что вам трудно отпускать ее от себя, пока она так уязвима.

– Значит, вы признаете, что она сейчас очень уязвима?

– И останется такой довольно долго. Может быть, навсегда. Но, Оливия, Энни не дурочка. Самым страшным в ее жизни была эта тайна. Она собственными руками выкопала себе яму. Теперь она знает, что все могло бы быть по-другому. Сомневаюсь, что ей захочется вернуться на дно. Она непременно позовет на помощь, если почувствует, что это необходимо.

– Ну и как? – спросила Энни, когда они обедали на следующий день у Оливии. Эдварда не было. Он без слов понял, что это прощальный вечер для троих друзей. – Как прошло твое свидание с Джанни?

– Хорошо, – коротко ответила Оливия.

– Что значит «хорошо»?

– Это значит – неплохо.

– Зачем ты ее изводишь? – в шутку возмутился Джим. – Ты же знаешь, что ей это противопоказано.

– Ничего подобного. Джанни прописал ей «реальную жизнь», а для вас с Энни существенной часть реальной жизни всегда было то, что я вас извожу.

– Нам ли этого не знать, – вздохнул Джим.

– Но я хочу узнать, что было вчера вечером, – не отставала Энни.

– Было очень мило, – усмехнулась Оливия. – Можно сказать, восхитительно.

– Ливви, – с упреком произнесла Энни. – Давай-ка поподробнее. Моей душе полезна романтика – так говорит наш блистательный доктор.

Она знала, что эйфория от того, что ее выпустили из клиники, не будет продолжаться долго, а значит, ею следовало пользоваться на полную катушку.

– За чем же дело стало? – поддразнила ее Оливия.

– Я пожилая замужняя дама, – торжественно заявила Энни.

– Кто тебе мешает иметь романтические отношения с мужем?

Энни взглянула на Джима:

– Ну а ты ведь тоже догадался, что у них роман, правда?

Джим не ответил.

– Все, хватит, – сказала Оливия и налила вина себе и Джиму.

– Оливия Сегал. – Энни не собиралась отступать. – Этот человек – мечта любой женщины.

– Ах, ах, у этой мечты куча недостатков, – сказала Оливия. – Этакий ужасно самоуверенный преуспевающий красавец-врач швейцарско-итальянских кровей. Удивляюсь, как его эго пролезло в мою дверь.

– Должно быть, Оливия боится, – усмехнулся Джим, – что два эго таких размеров – это чересчур, особенно для такой небольшой квартирки.

– Значит, ты признаешь, что он красив? – спросила Энни.

– Я не слепая, – сухо ответила Оливия.

– Так ты собираешься завести с ним роман?

– Вполне возможно.

Наступило продолжительное и немного неловкое молчание.

– Я боюсь, – вдруг отрывисто произнесла Энни.

– Возвращаться домой? – участливо спросила Оливия.

– Да. – Энни встряхнула головой, сердясь на себя. – Больше всего на свете я хочу домой. Я чувствую, что сойду с ума, если еще хотя бы день не увижу Софи, Уильяма и Лайзу. – После паузы она добавила: – Но ведь именно там все и началось, правда?

– Не совсем так, – поправил ее Джим. – Это началось одиннадцать лет назад, в тот день, когда разбился вертолет.

– Джим прав, Энни, – поддержала его Оливия.

– Но главное произошло в Стоунбридже, – возразила Энни. – И там все осталось по-прежнему. Дом, который нужно вести, дети, которых нужно воспитывать, общество, к которому нужно приспосабливаться.

– Нет, Энни, теперь все будет по-другому, – сказала Оливия. – Изменилось главное.

– Ты имеешь в виду, что теперь Эдвард знает?

– Да. У тебя есть Эдвард, с которым ты можешь делиться своими трудностями. Тебе больше не придется сражаться с ними одной.

Энни улыбалась.

– Я буду ужасно скучать по вас обоих, – проговорила она и поняла, что вот-вот заплачет.

– Мы тоже будем по тебе скучать. – Джим потянулся к ее руке.

– Мы будем тебе беспрерывно звонить, – пообещала Оливия. – Тебе еще надоест.

– Звоните почаще, – сказала Энни. – И приезжайте, как только сможете.

– Я бы поехал хоть сейчас, – отозвался Джим, – если бы мог чем-то помочь.

– Мы бы оба поехали, – проговорила Оливия, – но Джанни сказал, что следующий этап ты должна пройти сама. Вместе с Эдвардом.

– Вы и так сделали для меня слишком много.

– Мы упустили тебя, Энни, – сокрушенно заметил Джим. – Мы ничего не поняли вовремя.

– И Эдвард винит себя в том же, – сказала Энни. – Но я знаю, что он не прав, и вы тоже не правы. Виновата я одна. – Она подняла руку, не давая им возразить. – Я лгала. Лгала самой себе и всем, кто меня любит. И я едва не зашла слишком далеко.

– Слава богу, этого не случилось, – сказала Оливия.

– Слава богу, у меня есть вы двое, – отозвалась Энни.

Почти весь следующий день Оливия провела в аэропорту. Сначала они с Джимом провожали Энни и Эдварда, летевших в Лондон, а потом Оливия провожала Джима, возвращавшегося в Бостон.

– Передай от меня привет Кэри, – сказала Оливия и усмехнулась. – Если она, конечно, сможет это перенести.

– Кэри вовсе не чувствует ненависти к тебе, – серьезно произнес Джим.

– Но сильно недолюбливает.

– Она к тебе ревнует.

– Я знаю, – согласилась Оливия. – Только никогда не могла понять почему.

– Наверное, у нее есть причины.

– Она знает, что мы всегда были только друзьями, разве нет? – Взгляд Оливии скользнул по красивому лицу Джима. – Хотя, возможно, если бы я была на ее месте, я тоже ревновала бы тебя к любой женщине, оказавшейся поблизости.

– Вот уж вряд ли, – усмехнулся Джим.

Они медленно продвигались к паспортному контролю, стараясь извлечь из этих последних минут перед расставанием как можно больше.

– Береги себя, – проговорила Оливия, когда они дошли до турникета.

– И ты тоже.

– И будь счастлив. Не давай Кэри собой помыкать.

– Оливия, – укоризненно произнес Джим после минутной паузы, с грустью добавил: – Мне бы хотелось, чтобы вы лучше относились друг к другу.

– Это касается не только меня, не так ли? Энни она тоже терпеть не может.

– Кэри всегда чувствовала, что не понравилась вам обеим с самого начала.

– Это правда, – признала Оливия. – Мне очень жаль, Джим, что так получилось.

– Да, конечно. – Он взялся было за свою дорожную сумку, но, заколебавшись, снова поставил ее на пол. – Если у тебя что-то выйдет с Дресслером, пусть это не принесет тебе ничего, кроме радости, ладно?

– О чем речь, – беззаботно ответила Оливия. – Ты же меня знаешь. С глаз долой – из сердца вон.

– Черта с два. – Он взял ее за руку. – Это маска. Все мы носим маски, не только Энни.

– Не беспокойся обо мне.

– Я просто не могу о тебе не беспокоиться.

Они обнялись. Оливия ощутила силу его стройного тела, вдохнула его знакомый запах и подумала о том, как много он для нее значит, какую важную часть ее жизни составляет ее дружба с ним и с Энни.

– Я тебя люблю, – прозвучал тихий голос Джима у нее над ухом.

– Я тебя тоже, – сказала Оливия.

Он пошел вперед, остановился, оглянулся, послал ей воздушный поцелуй и скрылся в толпе. А Оливия отправилась к выходу. Когда она вспомнила о словах, которыми они только что обменялись, которые всегда говорили друг другу при расставании, ее охватило странное чувство. Она подумала, что на этот раз для нее – конечно, только для нее – они значили что-то другое.

Она не хотела об этом думать, потому что это было не только неправильно, но и абсолютно невозможно, но все же ей показалось, что она любит Джима не только как друга.

Загрузка...