Клятва рыцаря

12

Сильный ветер пригибал к земле высокие травы, проносясь над мысом, на котором, словно часовой, возвышался замок Вулфридж. Высоко в небе парила морская птица, ее крик доносился из-под самых облаков, вплетаясь в завывания ветра. Был ненастный день, с тяжелым серым небом и моросящим дождем, который заставлял людей и животных понуро прятать голову от непогоды и ежиться.

Сквозь завесу дождя и низко стелющиеся облака серые камни замка были едва видны с противоположной стороны залива.

Чувствуя все возрастающее возбуждение Коры, Люк бросил на нее быстрый взгляд. Сидящая на белоснежной лошади, подаренной ей Вильгельмом, она была закутана в плащ с капюшоном, отороченным горностаем. Это был изумительный плащ, за который Люк заплатил немалые деньги, но ни разу не пожалел об этом, настолько он подходил Коре, оттеняя ее красоту. Покидая Йорк, он накупил для жены множество нарядов, и, хотя не ожидал изъявлений благодарности, она пришла к нему с сияющими глазами и молча поцеловала в щеку.

В тот момент Люк снова ощутил себя зеленым юнцом, неуклюжим и неловким, но постарался не показать это. У него было много других забот, и он не должен был позволять женщине отвлекать себя от них, но все равно, каким-то странным образом Кора все чаще и чаще стала занимать его мысли. Вместо того чтобы думать о планах укрепления замка, о том, сколько людей ему нужно набрать в гарнизон, или о том, как усилить границы своих новых владений, он думал о пахнущей лавандой коже своей жены и о ее волосах цвета спелой пшеницы.

Даже теперь воспоминание о ее мягком теле и страстных ласках возбуждало его, и он заерзал в седле, отведя от нее взгляд и устремив его на волнующийся, неспокойный залив в направлении видневшегося вдали замка.

Выехав на дорогу, что огибала бухту, Люк пустил Драго рысью. Холодный ветер, пахнущий снегом и морем, обжигал уши, колол кожу, пощипывал глаза. Теплый пар поднимался от шкуры Драго; жеребец нетерпеливо фыркал, словно чувствуя конец долгого пути, и его поведение передавалось другим лошадям. Позвякивание удил и скрип кожи почти заглушались ревом прибоя, разбивающегося о прибрежные скалы. В конце цепочки всадников виднелись повозки с багажом; на одной из них была установлена клетка с волчицей. Время от времени из нее доносился вой Шебы, едва слышный из-за морского прибоя, но все же вызывающий беспокойство лошадей.

Кто-то из всадников выругался, сдерживая коня на узкой дороге, участок которой был сильно размыт. Из-за непролазной грязи было нелегко подниматься к замку, но едва со стен его завидели штандарт Люка, как оттуда донеслись приветственные крики, и ворота тут же распахнулись, чтобы выпустить скачущего им навстречу Реми.

– Я вижу, у тебя здесь порядок, – сказал Люк, спешившись во дворе замка и с удовлетворением оглядываясь вокруг. Кое-где раскрошившиеся каменные стены были тщательно починены, а обломки и кучи мусора, загромождавшие двор, исчезли.

– Стараемся, милорд, – ухмыльнулся польщенный капитан. – Как только распогодится, починим и дорогу.

Реми поглядел мимо Люка на женщину, сидящую на благородном белом скакуне, и глаза его расширились от удивления. Он не сразу нашелся что сказать и после паузы обратился к хозяину:

– Я получил ваше послание, милорд, и велел приготовить комнату для вашей жены, как вы приказали.

– Да. – Люк указал на Кору кивком головы. – Миледи устала и, без сомнения, захочет сразу же пройти к себе. А где Поль? Пусть расседлает Драго и покормит его, как и остальных лошадей… Ага, Поль, вот и ты. Драго скучал по тебе – смотри, как он к тебе тянется.

Обветренное лицо Поля просветлело от удовольствия.

– И я скучал по нему, милорд. Мы с ним похожи, не забываем старых друзей. – Взяв поводья коня, Поль прошептал ему на ухо ласковые слова, и Драго заржал, как бы отвечая.

В сопровождении капитана Люк подошел к Коре, все еще сидящей на своей лошади. Она взглянула на него, потом на Реми и улыбнулась:

– Милорд, выпустите мою волчицу из клетки. Шеба так долго сидела в неволе, что ей необходимо хорошенько размяться.

– Пусть еще денек посидит взаперти, – возразил Люк, покачав головой. – Я не могу выпустить зверя разгуливать среди моих людей.

– Шеба бродила по этому замку задолго до того, как здесь появились ваши люди, и покинула его только по моему приказу. Спросите у других, если не верите мне. Любой, кто знает мою волчицу, подтвердит, что она ручная и никого не тронет, если ее не злить.

Люк выслушал жену и протянул руки, чтобы снять ее с лошади. Кора оперлась о его плечи, и тело ее напряглось в руках Люка, когда он, помедлив, придержал ее на весу над землей. Светлые волосы выбились из-под капюшона, обрамляя лицо, а пальцы ее впились в кольчугу на его плечах. Сильный аромат лаванды, исходивший от нее, окутал его, мгновенно возбудив так, что он поскорее поставил ее на ноги и отпустил. Нельзя на людях вести себя так, словно она кружит ему голову. Он должен держаться с достоинством перед своими вассалами.

– Я подумаю над твоей просьбой и, наверное, разрешу выпустить Шебу. Но сегодня вечером ей лучше посидеть пока еще в клетке. Пусть успокоится, да и люди к ней привыкнут. Я объясню им, что она безопасна.

Кора слегка улыбнулась.

– Я не сказала, что она безопасна, но она не нападет, если ее не дразнить. Шеба нападает только по моему приказу.

Люк поднял брови.

– Тогда я должен еще подумать, прежде чем принять решение. – Перейдя на французский, он обратился к капитану Реми: – Полагаю, тут найдется достаточно еды для вечерней трапезы. Мы скакали сегодня весь день, чтобы поспеть в Вулфридж до темноты.

Реми кивнул и беспокойно взглянул в сторону господских покоев.

– Милорд, возможно, вы не знаете, но у нас гости.

– Гости? – удивился Люк. – Кто же это такой прыткий, что явился сюда еще до того, как приехал хозяин?

Кашлянув, Реми помолчал в замешательстве и, поколебавшись, ответил:

– Это ваш брат, милорд.

Люк сжал челюсти и глухо выдавил, словно прорычал:

– Жан-Поль здесь?

Реми расстроенно кивнул.

– Он приехал только вчера. Я не знал, как вы распорядитесь, и позволил ему остаться. Надеюсь, я не совершил ошибки, милорд.

– Нет. Это не твое дело отказывать ему или выставить его вон. Я сам разберусь.

И, не дождавшись Коры, Люк зашагал к замку, на ходу снимая латные рукавицы. Как посмел Жан-Поль явиться как ни в чем не бывало, словно не было между ними никакой вражды? Именно теперь, теперь, когда он заслужил себе титул и земли, брат появился на пороге так, словно они расстались только вчера, а не пять лет назад.

Но на сей раз не Люк был отверженным, лишенным наследства сыном, у которого нет ничего, кроме острого меча и прозвища вместо имени. Это Жан-Поль потерял все, хотя ему и повезло больше, чем их отцу, вместе с которым Жан-Поль пошел на предательство. Немногим, рискнувшим на такое с Вильгельмом, вообще удавалось уцелеть.

Свет факелов неярко освещал короткий коридор, ведущий в большой зал, и вооруженные часовые брали на караул, когда Люк проходил мимо. Посреди зала горел большой огонь, огромные поленья трещали в очаге, а дым завитками поднимался к потолку, коптя балки и перекладины.

Жан-Поль сидел за главным столом, разговаривая с какой-то женщиной, расположившейся напротив, и двумя мужчинами по бокам. Свет факелов играл на его белокурых волосах. В большом зале воцарилась тишина, едва Люк вошел и проследовал мимо ближних столов, предназначенных для рыцарей и простых солдат. Жан-Поль слегка побледнел и поставил на стол свой кубок с вином.

– Здравствуй, брат, – сказал он, когда Люк подошел к столу. – Надеюсь, путешествие прошло благополучно?

– Что ты здесь делаешь, Жан-Поль?

При этом вопросе, заданном требовательным тоном, уголки рта Жан-Поля опустились, и он вздохнул.

– Я приехал просить помощи, брат.

– Понятно. А почему именно сейчас? Почему не в прошлом году? Не в позапрошлом?.. – Люк взошел на возвышение и двинулся к концу стола, с прищуром глядя, как брат поднялся на ноги, чтобы повернуться к нему лицом.

Медленно разведя руки в стороны, чтобы показать, что он без оружия, Жан-Поль кротко, примирительно сказал:

– Я приехал к тебе, потому что мне больше некуда ехать, Люк. Я лишился всего. Мой дом, мои земли, имя, семья – все отнято. Ты единственный, кто у меня остался.

– Что посеешь, то и пожнешь.

– Да, конечно, брат. – Синие глаза Жан-Поля опустились под безжалостным взглядом Люка. – Но когда-то ты сказал, что, если я буду нуждаться в тебе, ты придешь мне на помощь.

– Это было давно. С тех пор многое изменилось в отношениях между нами. И не моя в том вина.

– Что ж, правда. И все же я здесь и смиренно прошу тебя о помощи. – Он поднял взгляд, и его синие глаза, которые Люк помнил с детства, когда отношения его с братом были не такие уж плохие, умоляюще и с надеждой взглянули на него. – Не отказывай мне, Люк. Мне больше некуда податься.

– В таком случае тебе следовало бы более осторожно выбирать себе друзей. – Люк глубоко вдохнул пахнущий дымом воздух. – Оставайся на сегодняшний вечер. А завтра утром, когда я отдохну и все обдумаю, мы поговорим.

Это было не самое плохое из того, что он ожидал, и Жан-Поль сразу же воспрял духом.

– Ты не пожалеешь, Люк. Я буду…

– Кто твои спутники?

Резкий вопрос Люка прервал готовый уже хлынуть поток обещаний брата, которые всегда давались легко, но и забывались очень скоро. Жан-Поль повернулся к женщине и своим спутникам за столом.

– Бездомные скитальцы, как и я. Они не причинят тебе вреда, Люк. Они нуждаются лишь в приюте и твоей доброте.

Люк окинул их критическим взором. Сомнительная компания, сразу видно. Наемники, которые прибывали в Англию каждый день с большой амбицией, но с малой амуницией.

– Пусть остаются, но только на эту ночь. А завтра я велю слугам дать им денег и еды на дорогу – и пусть отправляются на все четыре стороны.

Жан-Поль понурился, а глаза женщины испуганно расширились от его слов, но Люк тут же отвернулся от них. У него хватало дел и без того, чтобы заниматься благотворительностью, тем более в отношении тех, кто вызывал у него большие сомнения. Едва выйдя из зала, он увидел Кору. Она стояла прямо у порога со странным выражением на лице. Люк остановился рядом с ней.

– В зале гости. Завтра утром они уедут, если ты не хочешь сидеть с ними за одним столом, я прикажу Алену подать ужин тебе в комнату.

– Нет, не стоит, – поспешно ответила она, пожав плечами. – Я должна повидать Шебу перед едой. Боюсь, что она может в клетке затосковать без меня и не станет есть.

– Черт бы побрал эту волчицу! Ты что, кормишь ее из своих рук?

– Когда-то в этом замке она ела там, где ей хотелось, а теперь нет. Но я не стану просить тебя делать то, что причинит неудобства. Если ты…

Люк недовольно прервал ее:

– Я не боюсь твоей волчицы, но мои люди не так сговорчивы.

– Да, милорд. Я понимаю.

Раздраженный неожиданным появлением брата, Люк готов был сорвать свою досаду на ком угодно. Он снова выругался, и это грубое французское проклятие заставило часового с опаской оглянуться на него. Взяв Кору за локоть, Люк отвел ее на несколько шагов и довольно решительно, хоть она вовсе и не сопротивлялась, повернул ее к себе.

– Забери волчицу в свою комнату. Позаботься, чтобы она никому не попадалась на глаза, иначе она снова окажется в клетке. И присматривай за ней хорошенько.

Кора пристально взглянула на него. Вызывающее выражение исчезло в ее глазах, и она слегка сдвинула брови.

– У тебя какие-то неприятности? Тебя что-то беспокоит?

– Нет. – Он отпустил ее руку, внезапно почувствовав себя глупцом. Кора была гораздо проницательнее, чем он думал.

Казалось бы, у него не было причин думать об опасности. Но Люк хорошо знал своего брата, знал, что тот способен на любое коварство, и не хотел давать ему новой возможности. Разве тот не предал его раньше?.. Застигнув ночью, во сне, прежде чем мог схватиться за оружие… Нет, он не допустит такого впредь.

Пожав плечами, Люк резко сказал:

– Я считаю, что лучше держать волчицу в клетке. Но я уже устал говорить на эту тему, и в общем-то мне все равно.

Он повернулся и зашагал прочь, пока Кора не успела заговорить снова. Спиной он чувствовал, как она провожает его взглядом. Его возвращение в замок, так долго ожидаемое, оказалось не таким, как ему представлялось. Но он должен был ожидать неприятностей: разве когда-нибудь они обходили его стороной?

Люк был в своей комнате, на верхнем этаже замка, когда его нашел Ален, появившийся в дверях со своей обычной приветливой улыбкой.

– Добро пожаловать домой, милорд. Вы вернулись в самое время, на дворе начался снегопад.

Люк взглянул на него и слегка улыбнулся.

– Я так и думал, в воздухе уже пахло снегом. У нас достаточно запасов на зиму?

– Достаточно, я думаю. Урожай весь собран и лежит в закромах. Хотя и не очень обильный. Ведь появление сэра Саймона в свое время помешало уборке. Мясо засолено, и припасов должно хватить. А в лесах полно дичи, если только королевские законы позволяют нам охотиться в них.

– Король даровал мне полную власть над этими землями. Я должен только удерживать их против шотландцев и датчан. Ну и, разумеется, тех сакских грабителей, которые вздумали бы посягать на них.

Ален несколько удивленно взглянул на него, подняв взгляд от доспехов Люка, которые в это время разбирал.

– Вот уж не думал, что Вильгельм способен на такое – предоставить кому бы то ни было полную власть.

– Конечно. Ведь в Нортумбрии зреет недовольство, которое грозит восстанием. А она так близко к землям шотландцев, что у него нет иного выбора, кроме как предоставить здесь своим верным вассалам полную власть. Обстановка может потребовать решительных действий, а сам король далеко. – Люк бросил на своего оруженосца испытующий взгляд. – Ты боишься, что я не справлюсь, Ален?

– Что вы! Вы меня не так поняли, милорд. Я ни на минуту не сомневался в ваших способностях. Ведь вы добились всего, чего хотели.

– Нет. Еще не всего, – покачал головой Люк, думая о своем. Приезд Жан-Поля пробудил старые воспоминания, растревожил старые обиды и раны, которые вроде бы он давно уже залечил. Но оказалось, что отец своими поступками нанес ему когда-то такие раны, которые невозможно залечить никогда. Неважно, чего он добился и чего еще в будущем достигнет, отцовское презрение он никогда не сможет забыть. Он помнил все, все слова и поступки, которые некогда так ожесточили его.

– Милорд?.. – Ален вопросительно поглядел на него, и Люк сразу поднялся на ноги.

– Мой брат приехал с гостями. Жан-Поль, может быть, и останется, но его спутники утром отправятся дальше. – Он помолчал, нахмурившись. – Так что, Ален, присмотри, чтобы у моего брата было все, что ему требуется, но он не должен быть предоставлен самому себе. Он может ходить по замку свободно, но я хочу, чтобы за ним наблюдали. И чтобы он не отлучался без моего ведома, ты понимаешь?

– Конечно, милорд. Я прослежу за этим.

– Хорошо. – Люк устало потер рукой подбородок. – Ты неплохо потрудился здесь без меня. Я смотрю, многое удалось восстановить. Утром мы обойдем замок и решим, что еще надо укрепить. Я задумал возвести новую стену вокруг всего замка, как делается в Испании и Нормандии.

– С бойницами? – Ален одобрительно кивнул. – В таком случае гарнизон сможет отбиваться от целой армии. Но надеюсь, в ближайшее время нам не понадобится такая стена.

– Не хочу загадывать наперед, но осторожность в любом случае не помешает. Датский король стоит со своим флотом на реке Хамбер, а графы Коспатрик и Эдгар вместе с королем Малкольмом рыщут у самых наших границ. Эти стервятники только и мечтают, как бы обосноваться на землях Вильгельма, а Вулфридж очень удобен для них. Я должен быть бдителен. Сколько человек тут осталось, чтобы нести рыцарскую службу?

– Кроме тех шести вассалов, которые поклялись вам в верности перед тем, как вы уехали в Йорк, есть еще трое, которые не подают о себе вестей. Их земли граничат с Вулфриджем.

– Пошли кого-нибудь за ними. Я должен либо услышать от них клятву в верности, либо объявлю им войну. Я должен знать, на что мне рассчитывать. – Он помолчал. – А как насчет подготовки к Рождеству?

– Еще не начали, милорд. Хоть оно и близко, мы не знали, когда вы вернетесь.

– Составь план. Пригласи тех трех баронов, как и остальных, которые уже поклялись мне.

– Так много, милорд! Наших запасов может не хватить, если мы начнем расточать их так обильно…

– Ты же сам сказал, что тут в лесу много дичи. Отправляйся на охоту, и вы вернетесь с кабаном или с оленем. У нас у самого порога плещется море, значит, в рыбе тоже не будет недостатка. Здесь многие занимаются рыболовством. Закупи рыбу у них.

Ален изумленно вытаращил глаза.

– Платить за рыбу, которую они ловят в ваших водах? Она и так принадлежит вам по праву, как сеньору. Не стоит потакать своим вассалам. Не лучше ли послать вооруженных людей и потребовать нашу долю…

– Хорошо, пошли вооруженных людей, если хочешь, но с полными кошельками, чтобы они заплатили за все то, в чем мы нуждаемся. – Решительный тон Люка несколько охладил негодование оруженосца. – Я не собираюсь доводить до нищеты своих крестьян. Голодный крестьянин – плохой работник. А пока что выдели им необходимые материалы для починки домов и дрова для их очагов. Запиши на каждого, сколько он получил, и объясни им, что за все, что получено, им придется расплатиться в будущем году зерном и скотом. Если кто-то голодает, пусть придет за едой, и он получит все, в чем нуждается, чтобы пережить эти времена. А после сбора урожая они все вернут, чтобы наполнить наши кладовые в преддверии наступающей зимы.

Ален выглядел ошеломленным. Он открыл было рот, потом закрыл и наконец неохотно кивнул, что ясно говорило о его несогласии, хотя он и не собирался спорить со своим господином.

– Как пожелаете, милорд, и все-таки, скажу вам, вы проявляете излишнюю мягкость.

– Разумеется. Но сытые и довольные крестьяне не станут на сторону мятежников, стремящихся поднять бунт, а скорее сообщат своему лорду о таких намерениях. – Он слегка улыбнулся. – Я буду поступать справедливо со всеми, кто справедлив ко мне. И я уничтожу всякого, кто выступит против. Увидишь, что мои предложения будут приняты, Ален. Ну а теперь пришли ко мне в комнату еды и вина – я еще не ел сегодня. Как и миледи.

Ален слегка поклонился и чопорно произнес:

– Примите мои поздравления по случаю вашей женитьбы, милорд. Ваша жена так же красива, как и храбра.

– Да. Я помню ее храбрость и знаю ее нрав. Скажи-ка мне, Ален, что тебе известно о том человеке, которого ты приставил для ее охраны. О Жиле.

– Жиль… ах да. Это один из людей сэра Саймона. Он чем-то не угодил вам, милорд?

– Он не угодил миледи. Он заявил, что ты не только приказал охранять ее, но и передал ей через него сердечные приветы, надеясь, что она будет склонна принять их.

Ален слегка побледнел, но не стал отпираться и понуро кивнул.

– Да, милорд, так оно и было. Признаюсь… я был немного увлечен ею и подумал… как я припоминаю… что если ее все равно захотят выдать замуж, то король может посмотреть благосклонно на мое сватовство, если леди будет не против, конечно.

– Но леди была против.

– Да, милорд. И надо сказать, она выбрала мужа значительно лучше. Простите, если я что-то сделал не так.

Люк несколько мгновений испытующе смотрел на своего оруженосца. Его пылающее лицо и светлые волосы, упавшие на глаза, его руки, нервно вцепившиеся в кольчугу, показали, что Ален достаточно пристыжен и напуган.

– Я не рассердился. Но, кажется, я уже предупреждал, что эта женщина не для тебя.

– Да, милорд. Если бы я знал, что вы сами… Я бы никогда не посмел…

– Не в этом дело. В мои планы не входила женитьба, меня интересовали только земли ее отца. – Люк замолчал, осознав, что, в свете того что произошло, это звучит довольно странно, и, отвернувшись, снова пожал плечами. – Она красива и способна обворожить любого мужчину, но воля короля решила все. Вильгельму угодно было выдать ее за меня, чтобы кровными узами связать нормандцев и саксов.

Презрительная усмешка показалась на лице Алена.

– Саксы никогда не будут такими, как нормандцы. Ведь англичане – низшая раса.

– Я знаю, что многие так думают. Но я сам родился неподалеку от Оксфорда и первые годы своей жизни провел на английской земле. Поэтому у меня другое мнение.

Ален заметно смутился.

– Я забыл об этом, милорд.

– Пришли ко мне в комнату ужин. Ужин на двоих. И еще большой кусок жареной говядины или баранины.

Оруженосец не стал задавать дальнейших вопросов, хотя, прежде чем уйти, бросил на Люка еще один странный взгляд. А когда он вышел, тихо прикрыв за собой дверь, неожиданный сквозняк заколебал пламя свечи, и Люк пристально уставился на него, оставаясь неподвижным некоторое время, прежде чем встряхнуться от своей задумчивости.

Было поздно, и он страшно устал. Скоро наступит утро, а с ним новые дела и проблемы, не последней из которых был приезд его брата. Осторожность диктовала ему необходимость поскорее избавиться от Жан-Поля, но воспоминание о другом времени, об их детских годах говорило, что это все-таки его брат. Пусть наполовину брат, но его кровь. Должен ли он уступить мольбам Жан-Поля?.. Прежде он бы так не сделал. Но ненависть уничтожила сосуд, в котором была выношена, и он не ощущал в себе прежней решимости.

Какой-то сдавленный крик вдруг привлек его внимание, и Люк резко вскинул голову, заслышав шум в коридоре. Слышались вопли на французском, смешанные с рычанием разъяренного зверя. Люк быстро кинулся к двери и резко распахнул ее.

И тут же застыл на пороге, увидев сцену, представшую перед его глазами.

Прижавшись спиной к каменной стене коридора, с кинжалом в руке стоял Жан-Поль, удивленно глядящий на Кору. А у ног ее, припав к земле, лежала белая волчица, ощетинив шерсть на загривке и оскалив зубы, сверкающие в полумраке коридора, освещенного единственным факелом. Только рука Коры сдерживала волчицу.

Взглянув на Люка, Кора холодно произнесла:

– Если вы не возражаете, милорд, этот негодяй пойдет Шебе на ужин.

Люк нетерпеливо махнул рукой.

– Успокой свою волчицу, Кора. В чем дело? Что у вас тут произошло? Я же тебе говорил, как опасно разрешать этому зверю…

– Если зверь, о котором вы говорите, вот этот подлый трусливый негодяй, то я вполне согласна с вами, милорд, ему нужно преподать урок хороших манер, и Шеба вполне могла бы сделать это.

Люк перевел взгляд на Жан-Поля, который только пожал плечами.

– Я принял ее за служанку. – Он указал на Кору кинжалом, что вновь вызвало рычание волчицы. – Придержи эту зверюгу, ради Бога, – взмолился Жан-Поль. – Люк… прикажи этой глупой девке усмирить свою волчицу. Я не приближусь к ней снова, клянусь тебе в этом.

– Эта глупая девка, о которой ты говоришь, – моя жена, Жан-Поль.

Спокойный, но холодный тон Люка вызвал страх на лице его брата – тот, мгновенно оцепенев, уставился на него.

– Клянусь, я этого не знал. Но она одета как простолюдинка, что я мог подумать?

В самом деле, Кора не надела ни один из тех роскошных нарядов, которые Люк купил для нее в Йорке: на ней была лишь ее короткая туника, сильно поношенная и едва прикрывающая ее длинные ноги. Рот Люка плотно сжался, он едва сдерживал раздражение, но нагоняй Коре нужно было устроить наедине, а не в присутствии брата.

– Не смей приближаться ни к одной женщине в этом замке, неважно, служанка она или госпожа. Если я только услышу об этом, ты будешь иметь дело со мной.

Выпрямившись, Жан-Поль спрятал в ножны свой кинжал.

– Ты сделался больше похожим на нашего отца, чем можно было предполагать, Люк.

От бешенства Люк на мгновение потерял дар речи. А потом прорычал:

– Хоть ты и мой брат, но, если ты еще раз сравнишь меня с нашим отцом, пожалеешь об этом.

Между ними воцарилось тяжелое, гнетущее молчание, и только шумное дыхание волчицы нарушало тишину. Наконец Жан-Поль отвел взгляд и, кивнув, прошептал:

– Я не имел в виду ничего обидного, Люк. Прости, пожалуйста.

– Проси прощения у леди за свое грубое поведение. Может, она и простит тебя.

И снова между ними воцарилось молчание, прежде чем Жан-Поль сделал глубокий вздох и повернулся к Коре, чопорно поклонившись в ее сторону.

– Умоляю простить меня, миледи. Произошла досадная ошибка.

– Скажи ей по-английски, Жан-Поль.

Тот угрюмо повторил это по-английски, и Кора подняла бровь.

– Вы и в самом деле ошиблись, если подумали, что можете склонить к вашим ухаживаниям любую женщину. Считайте, что вам повезло: вы не лакомый кусочек для моей любимицы, иначе вы бы лишились и того мужского естества, которым, может быть, обладаете.

Глаза Жан-Поля вспыхнули от гнева.

– У вас острый язык, миледи.

– Да, а кинжал еще острее. Запомните это хорошенько и, если вы здесь дотронетесь до какой-нибудь женщины, пеняйте на себя, любезный.

– Хватит. – Люк встал между ними. Он приказал обоим разойтись, а брату добавил: – Встретимся утром после завтрака. Тогда и обсудим будущее.

Взяв Кору за локоть, Люк повел ее в комнату, из которой только что вышел. Она попыталась выдернуть руку, но он лишь крепче перехватил ее.

– Наш ужин остывает, миледи. Приведите волчицу.

Она бросила на него быстрый взгляд и пожала плечами.

– Шеба, ко мне.

Волчица попятилась от Жан-Поля, вздыбив шерсть. Свирепое выражение на ее морде заставило Люка засомневаться, что эта волчица ручная, и он недоверчиво поглядел на Шебу, которая подошла наконец к своей хозяйке.

Словно прочтя его мысли, Кора тихо сказала:

– Она очень привязана ко мне и всегда защищает меня, милорд.

Люк захлопнул за ними дверь комнаты.

– Думаю, что, похоже, ей придется частенько заниматься этим, если ты будешь расхаживать по замку в подобных нарядах. Кое-кто из мужчин может подумать, что ты нарочно их завлекаешь.

– Я и не собиралась появляться в таком виде в коридоре. Рудд принес мне теплой воды для мытья. Я уже забралась было в ванну, но тут вспомнила, что он забыл про мыло. Я кинулась за ним – и тут-то столкнулась с этим наглецом. Неужели и в своей комнате я не имею права носить, что хочу?

– Но ты же была не в своей комнате. – Люк скрестил руки на груди и, нахмурясь, посмотрел на нее. – Ты больше не дочь сакского барона, Кора, а супруга графа.

– А мне какая разница? Я что, стала другой? – Во взгляде ее и в тоне сквозила угроза, а руки сжались в кулаки.

Раздраженный строптивостью жены, Люк покачал головой.

– Я имею в виду только то, что, если ты одеваешься как служанка, с тобой и будут обращаться соответственно.

– Ага, понятно. Только нормандки такие нравственные. А саксонки сплошь все распутницы и всегда готовы к заигрываниям. Не так ли, милорд?

– Нет. Ты извратила мои слова.

– Неужели? Тем не менее именно меня обвиняют во всех грехах, а тот, кто приставал ко мне, свободно уходит, пробормотав лишь неискренние извинения.

– Подумай о моем положении, Кора. Если кто-то из мужчин коснется тебя, ему придется отвечать передо мной самым суровым образом. А я не могу допустить, чтобы по отношению к моим людям была допущена жестокость или несправедливость. Чтобы не было повода жаловаться, не подвергай себя опасности, искушая мужчин поступать так, как только что сделал мой брат.

Нельзя было этого говорить. Люк понял это сразу же, но слова были сказаны, и он не мог уже взять их обратно. Щеки Коры стали пунцовыми от гнева, а голубые глаза засверкали от ярости.

– Ты нормандский захватчик, – прошипела она так злобно, что у волчицы шерсть поднялась на загривке. – Как ты осмеливаешься разговаривать со мной так, словно я неразумный ребенок? Я объяснила тебе, почему так получилось, но послушай и еще кое-что… Когда этот замок принадлежал лорду Бэльфуру, ни один мужчина не смел коснуться меня, неважно, была ли я закутана с головы до пят или на мне ничего не было, кроме улыбки. Если ты не можешь оградить от посягательств свою жену, то как же ты сможешь отстоять Вулфридж против тех, кто захочет вырвать его у тебя?

– А это уже не твоя забота.

– Неужели? Когда-то мой отец сказал почти те же самые слова, и вот он умер, а мне пришлось отстаивать эти земли. Ты можешь поклясться, что такое не случится снова, милорд? Ты можешь гарантировать, что Вулфридж никогда не станет снова моей заботой?

Теперь уже рассердившись по-настоящему, Люк прошел к столу и плеснул себе вина в кубок. Вертя его между пальцами, он взглянул на жену. Ее короткая мокрая туника местами липла к телу, словно она в самом деле только что вылезла из воды. Воинственная женщина, что и говорить! А эти золотистые волосы, что рассыпались по плечам, и настороженная волчица возле ее ног… В самом деле, Кора производила более сильное впечатление, чем могла себе представить. И все же, как ей удалось некоторое время выстоять, когда умер ее отец? Ведь даже и для закаленного воина это была бы нелегкая задача. А с ее более чем скромной дружиной тут и вовсе шансы на успех были ничтожны, и все же она продержалась почти три месяца.

Гнев его испарился, и Люк поставил нетронутый кубок на стол. Сам себе удивляясь, он покачал головой.

– Нет, я обещаю тебе, что ты никогда не встретишься больше с такой угрозой, Кора. Могу поклясться, что я обеспечу безопасность Вулфриджа, пока я жив. В своей жизни я тоже изведал поражение, и мне было так же горько и больно, как и тебе. Я не намерен терпеть это снова и не позволю, чтобы мою собственность постигла такая же судьба.

– Так я твоя собственность? – с саркастической улыбкой спросила она.

– Да, ты моя собственность, Кора де Бэльфур. В тот день, когда ты дала мне свою клятву перед алтарем, ты стала моей. Никогда больше ты не будешь знать нужды, пока я жив. И даже когда я умру. Даже если это будет стоить мне жизни, ты будешь в безопасности.

С широко раскрытыми от удивления глазами Кора уставилась на него. Губы ее слегка дрогнули, и, когда она подняла руку, чтобы отвести волосы с глаз, пальцы ее дрожали.

– Будь осторожен, милорд, или я подумаю, что ты говоришь серьезно, что ты в самом деле имеешь это в виду.

– Я говорю серьезно. – Голос его слегка сел от волнения. – Я говорю это самым искренним образом. Я всегда храню то, что мне принадлежит, и никто не отнимет у меня то, что мне дорого.

Долгое молчание воцарилось в комнате. Волчица лежала у ног Коры, положив свою большую голову на лапы. Пламя свечи колебалось от легкого сквозняка.

Наконец Кора шевельнулась, и в голосе ее прозвучала странная нотка, когда она сказала:

– Давно Вулфриджу недоставало мужчины твоей силы, твоей твердости и решительности. – Взяв со стола кубок с вином, она протянула его Люку и, глядя поверх него, тихо произнесла: – Если моей земле все равно суждено было быть завоеванной нормандцами, хорошо, что она досталась именно тебе.

Впервые она так честно призналась в своем поражении и выказала доброе расположение к нему. Люк взял кубок, обхватив пальцами и руку Коры, сжимающую его. Помедлив немного, он поднес вино к губам.

Глубоко заглянув в ее глаза и ощущая себя так, словно он тонет в их синих глубинах, Люк, почти не чувствуя вкуса, выпил вино. Теперь между ними появилась какая-то новая близость, некие узы, связавшие их. Он и сам не заметил, как это произошло. Это было неожиданно и настолько хрупко, что он не поручился бы, что она продлится долго, и все же эта связь была.

Его молодая жена, эта воинственная женщина с пылким характером и мятежной душой, каким-то образом сумела проникнуть в ту крохотную часть его сердца, которая все еще была уязвимой. Никогда прежде он не ощущал такой любви и доверия к женщине, не чувствовал, что способен пойти на все, чтобы удержать ее.

Это было новое и самое потрясающее открытие, которое он сделал о самом себе.

13

Испытывая странную смесь неуверенности и зыбкой надежды, Кора позволила Люку налить вина для нее. Она осушила кубок с таким чувством, словно они и в самом деле были любовниками, а не людьми, которые поневоле делят постель и близость.

Он удивил ее, этот человек, который был ее мужем, она как-то по-новому увидела его. А ведь он и в самом деле никому не позволит снова отнять у нее дом. В нем была какая-то внутренняя сила, которая чувствовалась даже больше, чем сила физическая, и именно она при любых поворотах судьбы поможет Люку удержать и защитить Вулфридж.

Все это было так ново и необычно и в то же время так хрупко, что в глубине души она все еще не верила в это до конца. Люк улыбнулся поверх кубка, но в его темных глазах таилась какая-то озабоченность, причина которой была ей неясна. Кора слабо улыбнулась в ответ, хотя чувствовала она себя весьма неуверенно. В самом деле, как ей реагировать на это, если все ее прежние представления расходились с тем, что она чувствовала сейчас?

– Милорд… – Ее голос прозвучал слишком тихо, слишком хрипло, словно больше не повиновался ей.

Люк взял у нее опустевший кубок и поставил его на стол.

Это состояние Люка было ей знакомо, поскольку с тех пор, как они стали мужем и женой, довольно часто она наблюдала это: какая-то вспышка в его глазах, жар, который исходил от его рук, когда он прикасался к ней, нетерпеливое выражение лица. Она слегка отпрянула, но Люк схватил ее за руку и притянул к себе; его рот приник к ее губам в горячем страстном поцелуе, который не оставил в ней никаких сомнений относительно того, чего он от нее хотел.

Широкая кровать была завалена новыми нарядами, которые она достала, распаковывая свой сундук, и Люк небрежно сбросил их на пол, когда положил ее на постель. Возбуждение тут же охватило ее, как только он торопливо задрал ее тунику до самой талии. Руки Люка нетерпеливо забрались под рубашку, которую она носила внизу.

Подчиняясь охватившему его желанию, Люк жадно целовал ее рот, щеки, шею, оставляя губами горячий след на коже. Услышав звук рвущейся материи, Кора открыла было рот, чтобы запротестовать, но было уже поздно – от ее туники остались лишь лоскутья. Холодный воздух повеял на нее, а Люк приподнялся, чтобы увидеть ее всю обнаженной.

– Ты так прекрасна! – сказал он по-французски и, глядя ей в глаза, повторил то же самое по-английски.

Он страстно ласкал жену, проводя руками по ее обнаженной груди, по животу и бедрам, и Кора закрыла глаза с тихим стоном, которого была не в силах сдержать. Как не могла сдержать и сладкую дрожь, волною пронизавшую все ее тело, заставившую кожу покрыться пупырышками. Она трепетала в его объятиях, возбуждение становилось все сильнее и жарче, требуя немедленного удовлетворения.

Когда Люк остановился, она поймала его руку и притянула снова к себе, побуждая его продолжать.

– Потерпи немного, – шепнул Люк и, скинув свою куртку, быстро развязал завязки штанов. А когда, обнаженный, вновь поднял голову и взглянул на нее, то страстное, неприкрытое желание, горящее в его глазах, было так явственно, что у нее перехватило дыхание.

Потом он лег на нее, и легкий покров его курчавых волос на груди щекотал ее голые груди, доставляя острое наслаждение.

– Ты хочешь меня, дорогая?

– Да… да, Люк… да…

Она едва выговорила эти слова, опаленная, пронзенная жгучим желанием. Но и этого ему казалось недостаточно сейчас, и он побуждал ее к чему-то большему.

– Скажи мне, дорогая, скажи мне, как ты хочешь меня!.. Скажи, что ты хочешь меня так же, как я хочу тебя…

Закусив зубами нижнюю губу, она изогнулась вверх в безотчетном усилии быть ближе к нему. Люк тихо рассмеялся и принялся осыпать поцелуями ее шею и груди, дразня ее языком, пока Кора не начала задыхаться.

– Скажи мне, – шептал он опять, обводя языком ее сосок, – скажи же…

– Люк… ну, пожалуйста…

Приподнявшись на руках, он коснулся напряженным членом ее лона, но не вошел в нее, а, обостряя предвкушение и заставляя все больше распалиться, дразнящими движениями стал двигаться взад и вперед.

Она извивалась, выгибая спину и разводя ноги как можно шире, чтобы принять его в свое жаждующее лоно, но он медлил, хотя желание снедало его. Подняв голову, Люк заглянул ей в глаза из-под полуопущенных ресниц.

– Скажи мне еще, дорогая….

– Люк, пожалуйста… – Она повернула голову и поцеловала его руку около локтя, почувствовав солоноватый вкус на своих губах. – Пожалуйста, Люк… Я хочу тебя… Я хочу…

Со стоном он скользнул внутрь ее, наполнив ее, создав новое острое ощущение, которое заставило Кору громко вскрикнуть. Его толчки становились все резче и глубже, пока она не схватилась за него, вонзая ногти ему в спину, когда напряжение сделалось почти нестерпимым.

И вдруг оно разрядилось, взорвавшись россыпью жгучих искр, которые проникли в каждую клеточку тела и медленно угасли в ней, оставив ее ослабевшей, со щеками, мокрыми от слез.

Медленно напряженное тело Люка расслабилось, и он откатился в сторону, все еще прижимая ее к себе, все еще находясь внутри ее, слегка прикусив зубами кожу у нее на плече.

И в этот момент, лежа в его объятиях, прижавшись к его груди, чувствуя, как его сильные руки обхватывают ее, Кора ощущала себя абсолютно счастливой, счастливей, чем когда-либо в своей жизни. Это было так прекрасно и неожиданно, что ей оставалось только одно – молить, чтобы это никогда не кончалось.

Должно быть, она уснула, но мгновенно очнулась, услышав рычание Шебы, и подняла голову. И тут же вспыхнула от смущения, поскольку в открытых дверях, похолодев от страха, стоял оруженосец Ален.

– Милорд, – дрожащим голосом спросил он, – это ручной волк?

Люк уже сел, одной рукой схватившись за кинжал; он смотрел на оруженосца с тревогой.

– Да. А что ты здесь делаешь, Ален?

– Я принес еду, как вы приказали. Мне поставить ее в соседней комнате?

Спохватившись, Люк накинул на жену покрывало, и Кора быстро свернулась под ним калачиком. Он бросил на нее озорной взгляд и подоткнул покрывало со всех сторон, прежде чем встал с постели и потянулся за своими штанами.

– Оставь еду здесь, Ален. А если хочешь заиметь в этой волчице друга, брось ей кусок баранины.

Оруженосец издал удивленный возглас, когда Шеба поймала на лету огромный кусок бараньей лопатки и, с довольным рычанием протрусив мимо, улеглась возле кровати и принялась за свой ужин. Люк с усмешкой взглянул на Алена, продолжая завязывать тесемки своих штанов.

– Она способна запугать любого храбреца. Согласен? – Да, милорд. – Ален с трудом сглотнул комок в горле. И слабо усмехнулся. – Я бы не хотел встретиться с подобной тварью в глухом лесу.

Кора с трудом удержалась, чтобы не вмешаться в их разговор. Рано или поздно ей придется рассказать Люку, что она понимает их язык, и, честно говоря, она и сама не знала, почему до сих пор не сделала этого. Из предосторожности, вероятно, которая заставляла ее выжидать, пока она полностью не будет уверена, что ему можно довериться. Подумав об этом, она едва не рассмеялась. Глупо не доверять ему, утаивая от него свой французский, но при этом позволять ему настолько овладеть ее телом и ее душой.

Когда Ален ушел, она встала с постели, обернув покрывало вокруг себя, и, волоча его по полу, последовала за Люком в смежную комнату.

Вареное мясо и большой кусок сыра лежали на столе рядом с караваем белого хлеба. Кора отщипнула кусочек и медленно прожевала его, запив глотком вина. Это было молодое вино, сладкое и некрепкое, отдающее ароматом винограда, выросшего где-то там, за Ла-Маншем.

Она посмотрела поверх своего кубка на Люка, который кинжалом нарезал себе толстые куски вареной говядины. Его голая грудь золотилась в свете лампы, и Кора подумала о далеких еще летних днях, когда солнце так покроет загаром ее собственную кожу, что ей придется носить длинные рукава, чтобы не загореть, как крестьянка. Бронзовый же загар на мускулах Люка делал его лишь более мужественным и привлекательным.

Сердце ее сжалось от сознания, насколько он стал важнее сейчас для нее, насколько большее место занимает теперь в ее жизни. Почему она позволила себе так увлечься им? Дошло до того, что она уже часами думала о нем, забыв все остальное, сидя с мечтательным видом, словно служанка, грезящая о молодом конюхе.

Никогда Кора не думала, что забудет себя до такой степени. Даже с Вульфриком никогда она так не забывалась, хотя любила смотреть на него и слышать его голос. Видимо, физическая близость очень крепко связала ее с Люком. Да, так оно и есть. Это вселило в нее беспокойство, и Кора спросила себя, а не сожалеет ли он о том, что расстался с леди Амелией? Часто ли думает о своей прежней любви? А может, он предпочел бы видеть Амелию в своей постели вместо нее?..

Некоторое время ее мучил этот вопрос. Хотя Люк никогда даже не упоминал об этой женщине, Кора не могла о ней забыть. Амелия… О, как ненавидела она даже это имя, негодуя при одной мысли о том, что ей, Коре, он мог бы предпочесть другую женщину!

Взглянув на Люка, она подавила в себе этот приступ ревности. Забыл ли он леди Амелию? Или еще нет?..

Положив в рот маленький кусочек сыра, Кора поняла, насколько она голодна. День был долгим, а путешествие трудным, поскольку Люк торопил их добраться до Вулфриджа до темноты. Но теперь, по крайней мере, они дома. И Шеба в безопасности, слава Богу. Нельзя допустить, чтобы ее снова посадили в клетку. Хотя конюх Поль и казался ей добрым малым, их прежний слуга, Хардред, ставший теперь его новым помощником, никогда не любил ни Кору, ни ее волчицу; нельзя полагаться на него. Она была благодарна Люку за то, что он смягчился и позволил волчице оставаться рядом с ней.

Продолжая жевать, Кора снова взглянула на мужа и подумала о человеке, которого он называл своим братом. Уж не из-за этого ли Жан-Поля он так торопился в Вулфридж? Но нет, вряд ли. У Коры сложилось впечатление, что приезд брата стал для него неожиданностью, и притом не очень-то приятной. Но почему? Она знала о Люке так мало, лишь несколько фактов, которые сообщил ей Роберт де Брийон – единственный источник ее сведений о муже. И все же когда она прямо спросила сэра Роберта о семье Люка, тот уклонился от расспросов, явно не желая говорить на эту тему.

Поджав под себя одну ногу и лениво покачивая другой, Кора потянулась за куском сыра, лежащим на деревянном блюде, и как бы между прочим спросила:

– Люк, а кто был тот человек в коридоре?

Люк налил себе еще немного вина и, точно не слыша ее вопроса, неторопливо выпил. А когда поставил кубок обратно на стол, коротко ответил:

– Мой брат.

– Ты никогда не упоминал, что у тебя есть брат. – Она пробежала пальцами по выщербленной крышке старого стола. – И долго он здесь пробудет?

– Жан-Поль не посмеет снова заигрывать с тобой. Он не настолько глуп, чтобы зайти так далеко.

Кора внимательно взглянула на мужа, почувствовав горечь в его тоне.

– Ты совсем его не любишь?

Люк глубоко вздохнул и отвернулся.

– Я не видел его с тех пор, как он покинул Нормандию.

Тон его не допускал дальнейших расспросов, но Кора не могла удержаться, чтобы не поинтересоваться:

– Почему между вами такая неприязнь? Вы не поделили наследство?

Брови Люка сдвинулись, а рот скривился в горькой усмешке.

– Делить было нечего. Вернее, не было никакого дележа. Просто он унаследовал все от нашего отца, а мне достались лишь крохи. А теперь он плачется и просит сделать для него то, что он должен был сделать для меня много лет назад.

Когда Кора открыла рот, чтобы задать еще один вопрос, Люк повернулся к ней с яростью, которой она давно не видела у него, и потребовал прекратить расспросы.

– Я не собираюсь испортить себе ночь, продолжая думать о Жан-Поле. Если у тебя есть вопросы – обратись к нему. Он с удовольствием даст на них свои ответы, хотя я сомневаюсь, что там будет хоть капля правды.

Не желая разрушить эту хрупкую, возникшую между ней и Люком близость, Кора согласно наклонила голову. Она и намеревалась сделать именно то, что он предлагал. Утром она задаст несколько вопросов кое-кому, ведь если Вулфриджу грозят неприятности, она должна обязательно об этом узнать. Есть немало надежных способов получить необходимые ответы – надо только найти для этого подходящих людей. Она слегка улыбнулась и потянулась за следующим кусочком сыра.

Ален должен знать многое. Оруженосцы обычно знают все тайны своих господ, а значит, у нее есть способ получить сведения, которые ее интересовали.

Прошла целая неделя, прежде чем Коре выпала возможность расспросить Алена, однако тот вовсе не был расположен к разговору. Он холодно поглядел на нее и пожал плечами, когда она спросила, хорошо ли он говорит по-английски.

Нахмурившись, Кора закусила губу, рассерженная его упрямством, но вслед за тем заставила себя улыбнуться.

– Наверное, ты должен неплохо говорить по-английски, раз имеешь дело со слугами в замке. Я думаю, ты просто не хочешь говорить со мной. Но я тебя понимаю.

В глазах Алена явно читалась неприязнь. Он скрестил руки на груди и выразительно передернул плечами.

– О чем тут говорить? Я проиграл, вы одержали верх, графиня.

– Одержала верх? – Она ухватилась за эти единственные слова, которые звучали одинаково и по-английски, и по-французски. – Нет, нет, Ален, я не собиралась брать верх над тобой, хотя и не совсем понимаю, что именно ты имеешь в виду. Ты предложил мне свою дружбу в то время, когда я не доверяла никому из нормандцев. Особенно тем, которые захватили мой дом. Думаю, ты можешь это понять. А Жиль был… как бы это сказать… он был слишком навязчив, передавая приветы от тебя. Все равно из этого ничего бы не вышло. Ведь королевский приказ для вас, нормандцев, закон.

– Да, миледи.

Кора улыбнулась:

– Но тебе будет приятно, наверное, услышать, что я ценю твое доброе отношение ко мне. В такие трудные времена настоящий друг дороже золота.

Неприязненное выражение в глазах Алена исчезло; в них блеснуло нечто похожее на симпатию.

– Друзей выбирают, как дыни: нужно попробовать несколько, чтобы одобрить одну, – пробормотал он по-французски.

Ален оказался не так податлив, как она надеялась, и все же он явно начал смягчаться по отношению к ней. И Кора решила рискнуть.

– Друзья познаются в беде… – сказала она по-французски. И по-английски добавила: – Это старая поговорка, но все еще верная, Ален. И вот такой друг в беде – это я.

Ален удивленно поднял брови, услышав ее ломаный, с сильным акцентом, французский, и не удержался от улыбки.

– Вы говорите по-французски!

– Немного, – ответила она на этом же языке. – Ты говоришь по-английски значительно лучше.

Теперь Ален пожал плечами и сказал на ломаном английском:

– Достаточно, чтобы отдавать приказания. – Он снова насупился и сдержанно произнес: – Я восхищен вами, графиня. И если вы подумали, что я имел в виду что-то другое, то Жиль просто ввел вас в заблуждение.

Было не время выяснять истину, поэтому Кора лишь улыбнулась.

– У Жиля были какие-то свои цели, я думаю, но он просчитался, если намеревался погубить меня. Я поняла, что он за птица, еще задолго до того, как мы прибыли в Йорк, да и сразу не очень-то доверяла ему.

Пожав плечами в ответ, Ален опустил взгляд на счета, которые держал в руках.

– Боюсь, наш гость того же поля ягода, что и Жиль, – продолжала Кора. – Мне кажется, у него какие-то свои цели, и, признаться, это меня весьма тревожит.

Ален посмотрел на нее с легким удивлением.

– Вы имеете в виду графского брата?

– Да, Жан-Поля. На днях мы встретились в коридоре возле моей комнаты, и, боюсь, наша первая встреча прошла не совсем хорошо.

Ален усмехнулся.

– Да, я это слышал. Слуги всегда сплетничают, и этот мальчишка Рудд не исключение.

– Рудд хороший мальчик. И очень неглупый для своего возраста. – Кора помолчала, раздумывая, как далеко она может зайти, чтобы получить интересующие ее сведения. Было очевидно, что Ален знал гораздо больше, чем показывал, но захочет ли он откровенничать с ней?

– Рудд довольно умен, – согласился Ален. – И к тому же исполнителен. Но мне пора, поскольку лорд Люк давно уже ждет счета, за которыми послал меня.

Он слегка поклонился и двинулся прочь, и Кора тихо спросила, глядя ему вслед:

– Правда, что ты в курсе всего, что происходит здесь, Ален?

Ее вопрос заставил его остановиться, и Ален повернулся к ней лицом.

– По большей части да. Я ведь не простой оруженосец, я со временем стал наперсником графа. – Горделивая искорка мелькнула в его карих глазах. – Такого оруженосца, который одновременно и писец, и мажордом, и камердинер, трудно заменить.

– Без сомнения, – охотно подтвердила Кора. – Ты человек очень влиятельный. Наверняка ты в курсе таких подробностей его личной жизни, которые больше не известны никому.

– Да уж, конечно.

– То же самое я говорила и капитану Реми, но он не согласился со мной. Он считает, что ты слишком высокого мнения о себе. – Кора давно подозревала, что между капитаном и оруженосцем существует соперничество, и теперь, когда в глазах Алена вспыхнула неприязнь, а лицо покраснело от обиды, она уже не сомневалась в этом.

– Черт побери, да плевать я хотел на этого капитана… – Он остановился, сделал глубокий вдох и выдохнул с шумом. А подойдя ближе, тихо произнес: – Этот капитан просто мне завидует, поскольку он не в чести у графа с тех пор, как во время захвата замка позволил своим людям убить безоружных слуг. Ему так и не удалось с тех пор вернуть расположение лорда Люка, так что пусть лучше позаботится о себе, чем болтать о моем положении. Да если бы не я, родной брат графа был бы выдворен из замка, вместо того чтобы уютно греться у огня.

– Бедный Жан-Поль, – с напускным сочувствием произнесла Кора. – Но, вероятно, он заслужил гнев брата, или это не так?

Ален пожал плечами.

– Может быть.

– Но тебе, судя по всему, ничего не известно об этом…

– Совсем напротив. – Ален подошел к ней еще ближе, так что его дыхание обдавало ей щеку, и, понизив голос, сказал: – Мне известно, что брат графа предал его несколько лет тому назад, и, если бы не тот факт, что он так же предал и Вильгельма, вашего мужа, скорее всего, сейчас бы не было в живых.

– Люк предал короля?

– Нет, нет, это его отец и брат были обвинены в измене. Жан-Люк де Монтфор поплатился за это головой, но его сыну, Жан-Полю, удалось бежать на север, к королю Малкольму, и избежать мести Вильгельма. Вильгельм был тогда всего лишь герцогом, а не королем, но он заставил отца лорда Люка дорого поплатиться за эту измену. – Пожав плечами, Ален добавил: – В то время ходил слух, что Люк тоже был причастен к заговору, но это вранье. Сэр Люк был тогда уже лишен наследства и отослан в Нормандию, прочь из своего дома в Англии.

– Лишен наследства? За что?

– Об этом болтают разное…

Кора в упор посмотрела на него.

– А что скажешь ты?

Он засмеялся.

– Мне бы хотелось оставить свое мнение при себе. Ну а теперь мне пора идти к лорду Люку, иначе он подумает, что я даром ем свой хлеб.

Кора не пыталась задержать его снова, а лишь задумчиво проследила, как Ален торопливо зашагал по коридору к той комнате, где Люк обычно занимался делами. Необыкновенно интригующий разговор. Он прояснил многое, но не все. Почему Люк позволил брату остаться, рискуя снова быть преданным, а может быть, и рискуя навлечь на себя гнев короля? Раз Жан-Поль уже предал его однажды, он может сделать это снова, если сочтет выгодным для себя.

И на сей раз это может стоить Люку больше, чем просто пережить горечь измены: теперь он рискует Вулфриджем и, возможно, даже своей жизнью.

Брови ее сошлись к переносице, и Кора неуверенно взглянула в сторону дверей большого зала. Возможно, пришло время воспользоваться предложением Люка и самой поговорить с его братом. Тогда она могла бы составить свое собственное мнение о нем.

Кроме первой встречи с Жан-Полем в коридоре возле ее комнаты, она случайно столкнулась с ним в большом зале еще один раз, но предпочла тогда проигнорировать его, и он, словно по молчаливому уговору, сделал то же самое.

После этого Кора мельком несколько раз видела его рядом с Люком. Жан-Поль выглядел раздраженным, и рука его лежала на рукояти кинжала, выдавая его агрессивность. Это встревожило ее. Но Кора понимала, что Люк не станет выслушивать ее соображения, поскольку он вообще отказался обсуждать с ней этот вопрос. Так что с ним лучше и не разговаривать на эту тему. Возможно, она и сама не стала бы терзаться из-за каких-то смутных подозрений, если бы не череда весьма странных происшествий, случившихся в замке, которые вынудили ее к этому.

Однажды с верхушки стены свалился камень и едва не угодил в голову Люка. Если бы не его мгновенная реакция, он был бы убит на месте или, по крайней мере, тяжело ранен.

В другой раз неизвестно кем выпущенная случайная стрела прошла в дюйме от его шеи. Никто не признался в том, что выпустил эту стрелу, и ни у кого не было найдено подобного оружия.

А то вдруг непонятно каким образом на столе, за которым Люк обычно занимался своими делами, появился кувшин с отравленным вином. И если бы Рудд случайно не расплескал его, а одна из борзых не вылизала эту лужу и не свалилась тут же в конвульсиях, Люка могли бы отравить.

Но он странным образом проигнорировал все эти вещи, найдя им какие-то не слишком убедительные объяснения. Для человека, постоянно рискующего жизнью в сражениях, случайная стрела едва ли могла стать поводом для тревоги. Как и беспечность каменщика, чинившего крепостную стену. А из того, что хранилось в винном погребе Вулфриджа, почти все Люк считал отравой. Это просто чудо, что они все не заболели здесь и не умерли, попробовав его содержимое, смеялся он. Люку не нравилось пристрастие саксов к элю и крепким медам – напиткам, которых во Франции не употребляют.

Так что все вроде бы просто объяснялось.

Кора завернулась в теплый плащ с капюшоном и повела Шебу на прогулку во внутренний двор. Лучше было обдумать все это на свежем воздухе, а не в зале, носившем теперь сильный отпечаток нормандского стиля, привыкнуть к которому она не могла.

За неделю, прошедшую со времени их возвращения, обстановка заметно изменилась. Вместо прежних гобеленов, которые некогда покрывали стены, были повешены грубые шерстяные занавеси; вставки из рога в окнах были заменены на цветные витражи, которые, правда, неплохо пропускали тусклый зимний свет и делали его ярче. Местами мозаичные полы покрыли грубыми циновками, но, к счастью, большая часть искусной мозаики оставалась на виду.

Да, все здесь изменилось, включая и ее саму. Теперь она безропотно принимала всю эту ораву слуг и работников, наводнивших дом: всех этих пажей, конюхов, а также каменщиков и плотников, собранных со всей округи. Весь день стучали молотки, визжали пилы, а во дворе появлялись все новые постройки: мастерские, конюшни для лошадей, казармы для солдат.

Выйдя из дома, Кора задержалась у пересохшего фонтана во внутреннем дворе замка, позволяя свежему ветру с моря трепать ее волосы, пока она размышляла. Волчица весело носилась вокруг, радуясь свободе и холодному воздуху и не обращая никакого внимания на солдат, которые испуганно сторонились, пропуская ее.

Одна из старых борзых, принадлежавших еще отцу Коры, вышла во двор, и Шеба возбужденно зарычала, прыгая вокруг собаки, явно приглашая ее поиграть. Когда же старая собака направилась к Коре, показывая, что предпочитает доброе слово и ласковое поглаживание человека, волчица ударила ее своей сильной передней лапой.

– Оставь ее, Шеба, – выбранила Кора волчицу. – Ты же видишь, что она уже не настолько молода, чтобы резвиться с тобой.

Шеба откинула назад голову и завыла. Тут же со всех сторон раздался лай испуганных собак и встревоженное ржание лошадей. Кора опустилась рядом со своей любимицей и ласково обняла ее за шею.

– Ты переполошишь весь замок, глупышка, – прошептала она и потянула Шебу к задней калитке, пока никто не явился с укорами, что ее волчица устроила такой переполох.

Выйдя из замка и спускаясь по крутому склону к песчаной отмели, тянущейся до самого моря, Кора все раздумывала, что ей сказать, если кто-нибудь обнаружит ее отсутствие. С тех пор как они с Люком вернулись в Вулфридж, она еще ни разу не отваживалась выходить за пределы замка и сейчас надеялась, что никто не хватится ее до самого ужина. Это был первый ее рывок на свободу за последние два месяца.

Странно, но она все еще ощущала себя пленницей, несмотря на то, что все называли ее леди и выказывали уважение, полагающееся ей как хозяйке замка. Никто ни словом, ни поступком ни разу не показал, что воспринимает ее иначе, чем жену графа. От своих старых слуг, тех, кто служил когда-то еще ее отцу, Кора и не ожидала ничего другого, но была слегка удивлена тем, что даже нормандцы показывали, что помнят, как Люк взял ее в плен, захватив этот замок. Все они с подчеркнутым уважением относились к Люку, и только Жан-Поль явно лицемерил, когда изображал своим поведением то же самое.

Жан-Поль, Жан-Поль… Брат Люка казался присмиревшим, но после того, как Кора узнала о его давнем предательстве, она считала просто невероятным, чтобы Люк позволил ему остаться в Вулфридже хотя бы на час. Старая поговорка гласит, что, сколько волка ни корми, он все равно смотрит в лес, и Кора была уверена в ее справедливости. Как мог Люк вести себя так беспечно? Ведь теперь он обязан был думать не только о себе, но и о безопасности Вулфриджа и тех людей, которые доверились ему.

Порыв ветра подхватил полы ее длинного плаща, затрудняя шаг, и Кора с сожалением вспомнила о своей короткой одежде, в которой было гораздо удобнее ходить по песчаным дюнам и косогорам. Но все ее прежние наряды куда-то исчезли, и остались только те новые, которые Люк купил ей в Йорке. Старые пропали после той первой ночи, когда она появилась в коридоре в своей короткой тунике. Кора не собиралась доставить Люку удовольствие, спрашивая его об этом, а просто решила при первой же возможности завести себе более удобную одежду, не стесняющую движений. Люк мог решать за нее многое, но не все.

Прямо впереди нее Шеба как безумная прыгала и носилась взад-вперед, и только кончик ее хвоста метался среди оголенного кустарника, мелькая, словно белый флажок. Снег оставался только в глубоких расщелинах и трещинах скал, куда не проникали слабые лучи зимнего солнца, а на открытых местах почти весь растаял. И все же холодный воздух и резкий ветер, обжигающий щеки, обещали близкий снегопад.

Узкий мостик, который позволял перебраться с мыса на материк, был залит водой и занесен водорослями, и почти не виден для тех, кто не знал о его существовании. Это была обходная дорога, и Кора привыкла пользоваться ею еще с тех пор, как маленькой девочкой играла возле стен замка.

Она знала здесь каждую тропку и потому смело вступила на полосу песчаной земли, ведущей на материк, не опасаясь зыбучих песков. Кустарник тут встречался реже, деревья, росшие кое-где, стучали голыми ветвями на ветру. Кричали птицы, а высоко над головой парил ястреб, широко распластав на ветру свои крылья. С шумом, пенясь соленой водой, накатывали на берег волны, а порывы ветра швыряли ей в лицо брызги, сорванные с их гребней. Это было возбуждающе, с детства знакомо, и Кора поняла, что ей очень жаль того времени, когда она могла свободно бродить тут с волчицей. Казалось, это было так давно, еще до прихода нормандцев, когда Вулфридж жил иной жизнью.

За время своего путешествия в Йорк и обратно она уже видела много перемен: разрушенные деревни, разоренные поля и даже сожженные монастыри и церкви. Датчане тоже производили подобные разрушения, но не в таких масштабах, как это сделал Вильгельм. У тех баронов, что не присягнули ему в верности, земли были конфискованы, а их люди разбежались. В своей политике король был крут и последователен. Немногие из его собственных баронов имели достаточно силы, чтобы подняться с оружием в руках против него. Северные бароны были единственными, кому была предоставлена полная власть, да и то лишь тем, в ком король был полностью уверен.

Люк почти не разговаривал с ней о делах. Чаще всего попытки что-то у него узнать заканчивались тем, что Люк целовал ее, и они, позабыв обо всем, отдавались страсти. На этом и кончались все вопросы к нему. К тому времени, когда она вспоминала о них снова, Люк уже уходил.

Он постоянно был чем-то занят. С первых же дней после их возвращения в замке всюду стал водворяться порядок, который удивлял, но иногда и раздражал ее. Новые стены взамен полуразвалившихся старых, починенные крыши и амбары – все то, что обветшало за время долгой болезни ее отца, было опять приведено в порядок. Вулфридж снова должен стать процветающим. У Люка были деньги и твердый характер, чтобы довести начатое до конца, у него была своя дружина и немалый воинский опыт, чтобы отразить любое вторжение.

Это было как раз то, чего она всегда хотела. Почему же тогда это расстраивает ее? А временами даже заставляет чувствовать себя несчастной? Неужели потому, что она осознала, что по уши влюбилась в человека, который напал на родовой замок и пленил ее?

Кора поддала камешек, попавшийся под ногу, он покатился по откосу к узкой полоске влажного песка. Шеба снова исчезла из виду, увлеченная охотой на кроликов. Волчица охотилась без шума, она не выла от возбуждения и не лаяла, как охотничьи собаки.

Порыв ветра швырнул ледяной дождь в лицо, и Кора приостановилась, подняв глаза к небу. Тучи были низкие, серые и тяжелые, они предвещали скорый снегопад. Она зашла гораздо дальше, чем собиралась, – пора было возвращаться.

Накинув на голову капюшон, Кора почувствовала ледяные струйки на шее и на щеке. Она зябко повела плечами и оглянулась вокруг в поисках Шебы. Ее пушистого хвоста нигде не было видно, не заметно было даже подрагивания кустарника там, где волчица могла бы выискивать добычу. Кора громко позвала ее, потом свистнула – обычно это всегда срабатывало. Но Шеба не вернулась на этот раз. Даже следа ее не было на дорожке, по которой она трусила всего пару минут назад.

Кора потерла руки, пытаясь согреть их, и с трудом начала взбираться на холм, ставший скользким от тонкой наледи, образовавшейся в результате дождя. Она поскользнулась и ухватилась за пучок пожухлой травы, чтобы удержаться на ногах. Потом снова позвала Шебу, задыхаясь от резкого ветра, хлещущего в лицо. От холода и отяжелевшей, намокшей одежды она сделалась неловкой и не раз споткнулась, взбираясь на песчаный холм. Прямо впереди лежала дорога, ведущая с материка, и это был гораздо более легкий путь, чем тот, которым, карабкаясь по склонам, она пришла сюда.

Сунув руки в рукава, чтобы пальцы не заледенели, Кора повернулась спиной к ветру и двинулась к дороге, ведущей к замку. Заросли побуревшей прошлогодней травы по обочинам словно бы указывали путь, и Кора с облегчением перевела дух, надеясь вскоре оказаться дома у пылающего очага.

В это время ее внимание привлек сухой шелест травы, и, оглянувшись, она с радостью увидела Шебу, несущуюся к ней огромными прыжками. Золотистые глаза волчицы радостно блестели, – видно, она осталась довольна охотой.

Поджидая ее, Кора раньше почувствовала, чем увидела, приближающихся к ней всадников – болотистая почва слегка вздрагивала под копытами нескольких лошадей. И в тот же миг на повороте дороги появилась дюжина верховых.

Один из них, увидев ее, гортанно вскрикнул и пришпорил свою лошадь. Заметив, как, склонившись в сторону с седла и обнажив меч, он поскакал к несущейся к ней волчице, Кора поняла, что неизвестный всадник собирается убить Шебу.

Крик застрял у нее в горле. Спотыкаясь, она бросилась вперед, а Шеба вдруг остановилась и со спокойным любопытством смотрела на приближающегося всадника. Сердце Коры упало. Она не поспеет вовремя, а Шеба так привыкла к солдатам, что не тронется с места, пока не будет уже слишком поздно.

Отчаянный вопль вырвался из горла Коры, заставив Шебу взглянуть на нее и удивленно поднять уши. Но поздно – солдат был уже рядом с волчицей, его меч сверкнул в смертоносном замахе…

Споткнувшись непослушными ногами о кочку, Кора упала и словно бы на какое-то мгновение провалилась в черную бездну, а когда пришла в себя, поняла, что свисает с седла скачущего галопом коня, а чьи-то руки удерживают ее.

– Осторожней! Крепче держись, а то упадешь! – сквозь громкий перестук копыт прокричал ей Люк по-французски.

– Нет, я не упаду, – по-английски ответила она. Кора болталась в нелепой позе, ноги ее ударялись о бок коня. Всхлипывая, она попыталась освободиться из его захвата. – Пусти меня! Я не упаду… Шеба… она ранена…

– Ты маленькая дурочка. Твоя проклятая волчица в полном порядке. Посмотри на нее. Посмотри на нее, Кора!

Рывком Люк подтянул ее вверх и посадил ее перед собой на лошади. Взглянув вперед, Кора увидела, что человек, который с мечом в руках преследовал Шебу, окровавленный лежит на дороге. А его товарищи сгрудились в нескольких футах от него, натянув поводья лошадей и громко требуя от Люка объяснений.

Остановившись перед ними, Люк кивком головы указал на лежащего.

– Ваш человек ранен.

– Да, я вижу, – ответил один из всадников сердитым голосом. – Но зачем вы сделали это?

– Я не заметил волчицу в этих зарослях. Я думал, что он кинулся с мечом к этой леди, и метнул в него свой кинжал, – пояснил Люк.

К этому времени раненый солдат был уже на ногах, держась за окровавленное плечо. С перекошенным от боли лицом, он громко стонал и ругался, а его меч валялся на обочине дороги в луже ледяной воды. Кора вцепилась обеими руками в луку седла, внезапно почувствовав, что слабеет. Даже несмотря на то, что Люк обнимал ее левой рукой за талию, она чувствовала, что вот-вот свалится с седла на мокрую землю.

– Ах, – простонала она, – это я виновата.

Рука Люка сжалась еще сильнее.

– Я знаю, – прорычал он ей на ухо, – но пока что молчи!

Кора взглянула на волчицу: та бегала тревожными кругами вне досягаемости солдат, подвывая и навострив уши.

Когда Люк заговорил с этими людьми, Кора поняла, что это были вассалы ее отца, те, кто не явился под ее знамена, когда она позвала их защищать Вулфридж. Она выпрямилась и прислушалась к разговору, который начался на повышенных тонах.

Один из всадников, плотный седобородый мужчина, который держался чуть впереди, сказал, удерживая горячившуюся под ним лошадь:

– … все земли в округе разорены. Неужели Вильгельм думает, что пустые деревни принесут доход, а мертвые крестьяне способны работать?

– Здесь не место, чтобы это обсуждать, – холодно возразил Люк. – Я приглашаю вас воспользоваться моим гостеприимством. Тогда и поговорим. Позаботьтесь о раненом, а потом присоединяйтесь ко мне – поужинаем у меня в замке. Там и разрешим все недоразумения. Если вы не против, конечно.

Все еще сердитый, седобородый немного подумал и коротко кивнул:

– Хорошо, поговорим. Но вы гарантируете нашу безопасность?

– Вы беспрепятственно приехали сюда и точно так же сможете уехать.

– Ничего не скажешь, радушный вы оказали нам прием, – недовольным тоном проворчал предводитель, но потом уже мягче добавил: – Вы что же, всех гостей встречаете волками и кинжалами?

– Нет, только особо достойных, которые смогут выдержать это испытание, – насмешливо ответил Люк, и человек улыбнулся.

– Да, но в таком случае вам придется исправить последствия этого испытания. Бедный Рудрик принял на себя главный удар вашего любезного приема.

– И принял его достойно. У него будет хороший лекарь, а за обедом он получит столько эля, сколько сможет выпить.

Заметно повеселев, отряд поскакал по разбитой дороге, ведущей к замку. На скаку Люк крепко прижимал Кору к себе.

– Позволь позвать с собой Шебу, – попросила она.

– Ни за что. От нее уже и так было достаточно неприятностей. Я пошлю за ней Поля позднее, если она не вернется в замок сама. – Его рука крепче сжалась вокруг ее талии, и он прошептал ей на ухо: – Дурочка, что ты делала здесь, на этом холодном ветреном мысу?

Кора сердито попыталась оттолкнуть его руку, но ей это не удалось.

– Я что, пленница и должна сидеть весь день в духоте в своей комнате? Я решила прогуляться и дать Шебе побегать. Мы же не можем с ней вечно сидеть взаперти.

Люк ничего не ответил, но и не отпустил ее. Шеба позади них вдруг завыла так громко, что ее вой заглушил свист ветра и топот лошадиных копыт по мерзлой земле, и этот тоскливый звук преследовал их до самого замка.

14

– А какое вознаграждение ждет тех рыцарей, которые вам служат?

Люк посмотрел на лорда Освальда долгим взглядом и пожал плечами.

– По-моему, оно должно зависеть от поместья, которым он владеет, и от обязанностей, которые выполняет. Я пока еще не установил размер вознаграждения, поскольку не знаю возможностей тех, кто будет мне служить. Посмотрим, на что они способны.

Освальд усмехнулся:

– Зато, говорят, это досконально знает Вильгельм. Он считает делом чести знать каждого рыцаря, каждого вассала в лицо и учесть каждую корову в Англии с тех пор, как ступил на нашу землю.

– Король любит порядок и справедливость. Он не станет облагать высоким налогом человека, который не в силах его заплатить, и не будет платить тому, кого он не ценит. Но он также не оставит безнаказанным любой ущерб, нанесенный его владениям.

Лорд Освальд бросил на Люка быстрый взгляд. Было ясно, что он принял это к сведению, и Люк переключил свое внимание на Кору. Лицо ее было белым как снег, за исключением двух красных пятен на щеках, а голубые глаза раздраженно-холодными. Она так и не простила ему, что он оставил волчицу на мысу, как и то, что он следил за нею. И в замке она яростно набросилась на него, как только достаточно согрелась, чтобы вновь обрести голос.

Это была не слишком приятная сцена, но в конце концов ему удалось укротить жену и добиться того, чтобы она присоединилась к гостям в большом зале.

– Твое присутствие очень важно, – не терпящим возражений тоном сказал Люк. – Эти сакские бароны… Если они решат, что ты не поддерживаешь меня, они тоже не поддержат.

– Ну и пусть! Этот мерзавец Освальд так и не явился, когда я призвала его на рыцарскую службу. Будь я мужчиной, я бы с удовольствием сломала ему шею. Я бы не осудила тебя, если бы ты сжег его замок вместе с ним самим…

Нет, их разговор получился не из приятных.

Если оставленная на мысу волчица его вовсе не беспокоила, то при воспоминании о том, как солдат из отряда Освальда бросился на Кору с мечом, все внутри у него замирало. Какого черта она подвергала опасности свою жизнь ради этого зверя? До сих пор у него холодела кровь при мысли о том, что ее могли ранить или даже убить. Не мог он забыть и того, как Кора ответила ему, когда он обратился к ней по-французски: неужели она настолько хорошо знает их язык?.. Это тоже следовало еще выяснить.

Как мрачное изваяние, Кора сидела в кресле, глядя прямо перед собой, и вежливо, но коротко отвечала на обращенные к ней вопросы. Не только Освальду, но и Леофрику и Эдвину, бывшим вассалам Бэльфура, она не могла простить их предательства, того, что они не поддержали ее в трудный момент. До сих пор ее жгла обида, что они не ответили на ее призыв к оружию, хотя это все равно не повлияло бы на исход дела. Люк все равно победил бы, так он ей и сказал.

– Милорд, – обратился к нему Освальд, – говорят, что вы родились в Англии. Как же получилось, что вы примкнули к нормандцам?

Люк поднял брови. Довольно бестактно задавать ему такой вопрос сейчас, перед всеми. Неужели Освальд не понимает этого? Вести себя так дерзко и нахально за столом?..

Не спуская с гостя пристального взгляда, Люк повертел в руках украшенный драгоценными камнями серебряный кубок.

– Да, я родился здесь, но мои родители по происхождению нормандцы.

В дальнем конце стола коротко засмеялся Жан-Поль.

– Это как если человек родился в конуре, из этого еще не следует, что он собака.

Люк мрачно перевел взгляд на брата. От вина лицо у того было красным, а глаза слишком уж блестели.

– Ты выбрал неудачное сравнение, Жан-Поль. Ты предполагаешь, что моя мать спала в конуре?

Воцарилась неловкая тишина. Смешавшись, Жан-Поль опустил взгляд на свой пустой кубок.

– Нет, конечно же, нет. Ты прав, сравнение неуместное. Извини, я сморозил глупость.

Освальд обменялся взглядом с Леофриком, и Люк заметил это. Это было не то впечатление, которое он хотел произвести на посетивших его сакских баронов, и, снова повернувшись к Освальду, Люк весело проговорил:

– Много лет назад моему отцу были пожалованы земли в Англии вашим королем Эдуардом [5]. Но впоследствии он порвал с Вильгельмом. Если бы он не изменил нашему королю, то по-прежнему владел бы этими землями. Однако он поступил иначе и поплатился за это.

По кивку Освальда Люк понял, что тот прекрасно осведомлен обо всем этом. То было смутное время, когда преданность каждого человека подвергалась серьезным испытаниям, и Жан-Люк де Монтфор, их отец, не выдержал его. Принимая свое решение, он счел его более дальновидным и благоприятным для будущего своего наследника. А наследником он считал сидевшего сейчас с ними за столом Жан-Поля. Тогда же он проклял своего старшего сына за то, что тот не последовал за ним, а предпочел герцога Вильгельма, который в эту пору еще не был королем.

– Конечно, тут ходили всякие слухи, – пробормотал Освальд, глядя на свой кубок, а не на хозяина. – В такие смутные времена никогда не знаешь, чему верить, и не все, о чем говорят, оказывается правдой.

– Я могу вам сказать только одно – и это чистая правда! Вильгельм Нормандский навсегда утвердил свою власть в Англии, и он будет справедливо поступать с теми, кто справедливо поступает по отношению к нему. Если человек поклялся в верности, то должен держать свое слово. Мы все видели, что церковь не одобряет людей, нарушивших клятву, даже когда на карту поставлена судьба королевства.

Этот намек на то, как король Гарольд потерял расположение Папы, не пожелав передать власть Вильгельму, заставил Освальда прищурить глаза. И все же это была правда, хоть и не приятная, и не мешало напомнить саксам, к чему привело клятвопреступление их короля.

Однако Освальд не собирался сдаваться.

– Вильгельм обманом заставил Гарольда поклясться на святых мощах.

– Да, он воспользовался его трудным положением, но Гарольд принес клятву, которую и не собирался сдержать. Послушайте, Освальд. Сам Вильгельм, конечно, ни перед чем не остановится. Если нужно прибегнуть к обману ради того, чтобы добиться своей цели, – он сделает это. И все же он не нарушает своих обещаний и клятв. Если он дает обещание, то держит его. Никогда он не отрекался от своего слова, неважно, дал ли он его принцу или крестьянину. И если вам обещано, что вы будете владеть своими землями, так и будет, при условии, что вы останетесь верны ему. Поразмыслите над этим.

Леофрик, старый товарищ и ровесник Освальда, изучающе смотрел на Люка из-под тяжелых век, словно стараясь постичь скрытый смысл этой беседы. Это был красивый мужчина цветущего вида с круглым лицом и золотистыми волосами, как у многих саксов, и на первый взгляд простовато-добродушный, но его ясные голубые глаза смотрели проницательно. Он говорил мало, ограничиваясь лишь общими замечаниями, и больше молчал во время этого разговора, но теперь многозначительно откашлялся:

– Говорят, мало кто из саксов сохранил свои земли, с тех пор как Вильгельм стал королем. Откуда мы знаем, что он оставит нам владения наших предков?

– После Гастингса те из саксонских баронов, кто вернулся домой и не выступал с оружием против короля, не потеряли своих владений. Те же, кто примкнул к мятежникам, были лишены титулов и земель. А некоторые и жизни. Жестокий выбор, но очень простой. Поклянитесь Вильгельму как законному королю и живите на своих землях в мире и благоденствии. А поднимете меч – он уничтожит вас.

– А вы, лорд Люк, так же поступаете с теми, кто воспротивится вам?

– Да.

Этот короткий ответ, должно быть, убедил их в его решимости, и, кажется, он достиг цели. Среди всех троих баронов только Освальд, казалось, был еще не склонен внять его словам. Леофрик кивнул, а Эдвин, худощавый старик с нервными жестами и редкими волосами, угрюмо заметил, что он бы охотно согласился на вассальную зависимость от Вильгельма, лишь бы его земли оставили в покое.

– Я уже стар, милорд, и не склонен вступать в борьбу, – сказал он и взглянул на Кору. – Если уж нормандцы и саксы начинают вступать в браки, то по всему выходит, что Вильгельм должен утвердиться здесь. Нет худа без добра. Ведь если Англия объединится под сильным правителем, мы сможем не опасаться шотландцев и уэльсцев и не будем тратить понапрасну силы на бесконечные стычки с ними.

– Вот уж не ожидал от тебя таких слов, – сердито сказал Освальд и хлопнул кулаком по столу. – Ты говоришь как сопливый трус.

Эдвин с достоинством поднялся и решительным тоном, которого никто из присутствующих не ожидал услышать, сказал:

– Это не трусость, дружище. Я не могу больше смотреть, как крестьяне умирают с голода в своих лачугах, как невспаханными остаются поля, как приходят в запустение города и деревни. Я устал от войны. Я хочу мира, а Вильгельм предлагает нам то, чего у нас никогда еще не было – единое, сильное королевство.

– Хорошо сказано, лорд Эдвин, – кивнул Люк, понимая, однако, что слова барона еще не убедили Освальда. – Но давайте пока что прекратим этот разговор. Обратимся к более приятным вещам. Мой мажордом пригласил музыкантов и менестрелей. Давайте проведем этот вечер как добрые друзья. А затем, поразмыслив здраво, решим, что же для всех нас лучше.

На следующий день по приглашению Люка приехали еще шестеро вассалов, которые уже принесли ему клятву верности, и Вулфридж снова, как в былые времена, наполнился рыцарями, баронами и их слугами. Комнат на всех не хватало, и тем, кто приехал последними, пришлось спать на разостланных шкурах в зале на полу.

А днем устраивались охоты, и бароны азартно гонялись за добычей в соседнем лесу, возвращаясь, нагруженные разнообразными трофеями. Большую часть времени в замке царила праздничная атмосфера, хотя было несколько напряженных моментов, когда вспыхивали ссоры.

Все это время Кора держалась отчужденно и холодно. Она так и не простила Люку, что он бросил ее волчицу. Прошло уже четыре дня с тех пор, как это произошло, но Поль, отправленный на поиски, так и не смог отыскать Шебу – казалось, что она навсегда сгинула в лесу.

Каждое утро Кора с трудом пробиралась по снегу к задней калитке и звала волчицу. Она повторяла это в полдень, а потом снова в сумерках, но ни разу не слышала ответного завывания и не видела хотя бы следа своей любимицы.

На пятый день, когда все в зале веселились, а жонглеры и акробаты развлекали гостей, Люк перехватил Кору у калитки, удержав ее за руку, когда она попыталась пройти мимо него.

– Волчица вернется, когда в замке снова наступит тишина, Кора.

Оттолкнув его руку, Кора бросила на мужа негодующий взгляд.

– Оставь меня. Отправляйся к своим гостям. Разыгрывай перед ними радушного хозяина и не лезь в мои дела.

– Какие это твои дела?

Он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом. Солнце, заходившее за стенами замка, окрасило небо розовым, четче высветив гневный румянец, вспыхнувший у Коры на лице. Люк слегка встряхнул ее, чтобы она не отводила глаз и встретилась с ним взглядом.

– Какие твои дела, скажи на милость? А то, чем я занят, разве не твои дела, Кора? Оглянись вокруг. Вулфридж по-прежнему твой. В нем вместе веселятся нормандцы и саксы. Что в этом плохого? Если ты чувствуешь себя здесь посторонней, то это твое дело; я же хочу объединить нас всех здесь в единую семью, в единый народ.

– Но мы не единый народ, Люк. Во имя всего святого, неужели ты сам этого не видишь? Ты не можешь силой принудить людей стать другими. Слишком много вражды между нашими народами, чтобы это можно было не замечать. Между нами пропасть, и она останется навсегда.

– Ты ошибаешься. – Люк глубоко втянул в себя холодный воздух. – Когда-нибудь Англия будет единой. Если этого не произойдет, она будет слишком раздроблена, чтобы противостоять своим врагам. Если мы не объединимся, придут датчане, придут шотландцы, и даже уэльсцы отхватят себе куски нашей страны. Внутренние распри никогда не кончатся: сосед пойдет против соседа, никто никому не будет доверять. Каждый будет сидеть только в своих владениях, спрятавшись за стенами замка и боясь высунуть из него нос. Этого ты хочешь? Подумай, Кора, ведь именно к этому и шла Англия, пока не явился Вильгельм.

– Это неправда.

В ее ответе не хватало убежденности, и Люк ослабил хватку на ее плечах.

– Нет, правда. Даже Тестиг, родной брат Гарольда, стремясь захватить корону, боролся против него и привел в Англию норвежского короля Хардрада. Выслушай меня, Кора. Вильгельм объединит Англию под единой властью. Бароны, может быть, еще и станут поднимать мятежи и сражаться друг с другом, но все это будет значить не больше, чем мелкие потасовки.

Напряженные плечи Коры расслабились под его руками, и, взглянув ему прямо в глаза, она сказала:

– Я понимаю, что все, что ты говоришь, правда. Но мне трудно привыкнуть к мысли, что…

– Конечно, я понимаю. Но Вильгельм будет заботиться о благополучии Англии, поскольку он любит эту страну.

– Даже больше Нормандии? – Взгляд Коры стал насмешливым. – Нормандия для него превыше всего.

– Но ведь он родился там.

– И что из этого? Ты, например, родился здесь, но я что-то не слышала от тебя похвал родной земле. Ты вечно восхваляешь все нормандское.

Это было едкое замечание, но справедливое, и Люк проворчал:

– Со мной совсем другое дело. Моя неприязнь личного свойства, а Вильгельм не питает недобрых чувств к Англии. Им движет только чувство ответственности.

– А ты сам? Ты винишь всю страну за то, что тебя обидели брат и отец.

Ее насмешливый тон рассердил Люка, и он взглянул на нее с яростным негодованием.

– Я не виню Англию, нет. А демонов, терзающих мою душу, я сумею победить сам. Нам не стоит обсуждать это с тобой, иначе впоследствии ты будешь упрекать меня этим. Лучше нам не касаться всех этих больных проблем.

– Я никогда не стану упрекать тебя за то, в чем ты не был виноват. Ты заблуждаешься относительно меня.

– Неужели? Я так не думаю.

Кора резким движением вырвалась, негодующе сдвинув брови и сжав рот.

– Я вовсе не дура. Я могу быть упрямой, я могу ошибаться, но я не настолько глупа, чтобы считать и тебя глупцом. Во всем, что ты делаешь, есть какой-то смысл. Ты уже доказал это за время своего управления Вулфриджем.

– Никак не ожидал услышать из ваших уст похвалу, мадам.

– Черт тебя побери, Люк Луве! – Она бросила на него сердитый взгляд. – Ты же понимаешь, что я не могу не одобрять того, что ты делаешь здесь. Эти укрепленные стены, заполненные амбары, этот порядок, который ты навел. И хотя главный зал выглядит теперь безвкусно, потеряв былую красоту, которой я восхищалась, в целом ты проявил много заботы и усилий, чтобы улучшить владения.

Люк с удивлением посмотрел на нее, и на лице его гнев сменился радостным удивлением, но Кора оставалась серьезной. Румянец по-прежнему горел на ее щеках, в глазах сверкал сердитый огонь. Она опустила ресницы, чтобы скрыть внезапные слезы.

– Значит, ты не одобряешь нормандское убранство? – спросил он.

– Оно безвкусно, – повторила Кора, не вдаваясь в подробности.

– Безвкусно? – Это показалось ему забавным. – Помилуй, дорогая, а эти ваши тряпки, закрывающие убогие стены, это что, было лучше?

– Лучше, чем показуха и бахвальство! На кого ты надеешься произвести впечатление, на Освальда? – вспылила она. – Да этого толстяка не поразит даже золотой папский скипетр. Да будет вам известно, милорд, что на саксов большее впечатление производит обилие еды и питья, чем золотые тарелки и пышные гобелены. Если хочешь поразить Освальда своим богатством, вели зажарить по целому быку над каждым очагом и выставить огромные бочки с элем.

Люк небрежно махнул рукой.

– Освальд тут не единственный барон. И я выставил серебро и гобелены не для того, чтобы поразить кого-то, а чтобы немного облагородить эти строгие помещения. Послушай меня, Кора, – решительно сказал он, когда она повернулась к нему. – Пусть я и родился в Англии, но по духу я нормандец. И не пытайся изменить меня; не думай, что мое пристрастие ко всему нормандскому случайно. Мой отец родился в Нормандии, и моя мать родилась в Нормандии, а сам я провел в Англии только первые восемь лет своей жизни. Я вассал короля Вильгельма. Всем, что у меня есть, я обязан Нормандии. Англия, кроме горя и несправедливости, ничего мне не принесла.

– И ты принуждаешь подражать тебе и угрожаешь всяческими карами тем, кто не хочет следовать за тобой? Если ты не любишь Англию, то оставь ее тем, кто любит.

Кора вся тряслась от гнева, губы ее дрожали, на глаза набежали слезы обиды. Светлые волосы ее блестели в лучах заходящего солнца.

Люк печально покачал головой:

– Ты все еще не понимаешь меня, Кора. Англия и Нормандия теперь одно целое. То, что я люблю в Нормандии, я люблю и в Англии. Это не только деревья и горы, которые окружают нас. Такая красота, как здесь, есть и в Нормандии, и во Франции, и в Испании. Не эта красота вынуждает человека рисковать своей жизнью и честью, когда он охраняет свой дом. – Он протянул руку и взял ее ладонью за подбородок, несколько удивившись, что она не отпрянула от него. – Ты красива, но все же не твое милое лицо и обаятельная улыбка заставляют меня рисковать жизнью, чтобы удержать твой замок и тебя. Есть некие присущие только тебе качества, которые меня привлекают. Ни в какой другой женщине я их не найду.

Широко раскрытыми от изумления глазами Кора посмотрела на него. Он многое мог бы ей еще сказать, как она привлекательна для него, как любима им, как нужна ему, но усилием воли Люк сдержал себя. Нет, он не мог сказать всего этого ей, не мог выказать ту нежность, которую часто испытывал, поскольку это стало бы гибелью для него.

Разве он не совершил уже однажды такую ошибку, признавшись леди Амелии, что хочет ее? И она сразу сделала неправильные выводы, как это свойственно всем женщинам, и сразу решила, что теперь может, как хочет, помыкать им. Нет, он не станет рисковать той хрупкой близостью, которая возникла между ним и Корой, сказав, как он любит ее.

И все-таки она уловила что-то, с напряженным вниманием взглянув ему в глаза. Она как будто ждала продолжения, но, криво улыбнувшись, Люк проговорил:

– Я думаю, наши бароны уже напились как сапожники и мои погреба опустеют, пока мы стоим тут на холоде. Пожалуй, на сегодняшний вечер хватит этих разговоров. Не вернуться ли нам домой?

– Хорошо. Но я попробую еще раз позвать Шебу. Может, она все-таки откликнется.

– Если она появится и я тебе понадоблюсь, я здесь… – бросил он по-французски.

Кора странно посмотрела на него, и уголки ее губ слегка дрогнули. Потом она отвела взгляд и слегка пожала плечами.

– Я не понимаю…

– Неважно. Я буду ждать тебя здесь. – Люк отпустил ее и проследил, как, ступая по снегу, она прошла к задней калитке и, отодвинув засов, вышла наружу.

Возможно, он ошибался, но временами ему казалось, что Кора понимает французский. Но зачем ей лгать? Неужели она по-прежнему не доверяет ему? А может, все еще замышляет предать его?.. Это были не слишком приятные мысли, и Люк отогнал их от себя.

Понемногу сумерки сгустились, и наступила ночь, погрузив в темноту все вокруг. Тихая ночь. Только волны прибоя с ритмичным рокотом набегали на берег.

На небе засверкали звезды, ярко выделяясь на темной синеве, крошечные точки, которые напоминали ему, как же огромен этот мир. По сравнению с ним сам он был ничтожно малой пылинкой на земле, населенной множеством таких же, как и он сам, людей.

Люк вспомнил комету, которая была видна над Англией в последнюю неделю апреля 1066 года. Звездочеты считали ее появление предвестием каких-то важных перемен, когда она раскинула на небе свой огненный хвост. И вправду, в тот год Вильгельм со своими рыцарями вторгся в Англию, что стало причиной немалых перемен.

Но, в отличие от кометы, которая сверкнула на небе, Вильгельм явился сюда навсегда или, во всяком случае, очень надолго. И он, Люк, сделал правильный выбор, когда-то примкнув к нему. Да иного выбора у него и не было.

Как и все, он ощупью искал в этой жизни правильный путь, надеясь, что счастливая звезда укажет ему дорогу. Вильгельм и был для него звездой, не без изъяна, конечно, но все же путеводной. Он верил в Вильгельма, верил в будущее Англии и верил в себя. Мог ли он так же верить в свою жену?

Заскрипели железные петли калитки, и, посмотрев в ту сторону, он увидел приближающуюся Кору. Плечи ее понуро поникли, белой волчицы рядом с ней не было.

Люк обнял жену и прижал к себе. Так, тесно прижавшись друг к другу, они и пошли вместе с нею по обледенелой дорожке через двор.

– Должно быть, Шеба погибла. – В голосе Коры звучала безнадежность и чувствовалась глубокая боль. – Никогда она не убегала так надолго.

– Я уверен, что Шеба жива. Где ты оставляла ее прежде? Возможно, она вернулась туда.

Кора взглянула на него, и в ее глазах засветилась надежда.

– Об этом я не подумала. Я оставляла ее в лесу у одного старого охотника. Наверное, она вернулась к Сигеру. Утром я…

– Нет. Снег слишком глубокий. Я пошлю туда Поля.

– Сигер не станет разговаривать с ним, милорд. – Голос ее был непреклонен. – Он уже стар и не доверяет никому, кроме тех, кого хорошо знает.

Люк рассмеялся.

– В таком случае он узнает меня. Потерпи, моя дорогая, я найду способ отыскать Шебу. Не отчаивайся: она просто обрадовалась свободе, увлеклась охотой за жирными зимними зайцами, вот и не думает возвращаться. Когда же ей это надоест, она снова вернется к тебе.

– Надеюсь, что так, – печально ответила Кора. – С самого детства Шеба была со мной. Это может показаться тебе странным, но все последние годы она была единственным моим другом. Кроме нее, я не доверяла никому.

Люк представил себе замкнутую молчаливую девушку, избегающую всего, что могло ранить ее, напряженно ожидающую каких-то новых ударов судьбы, и еще крепче стиснул плечи жены. Он хорошо понимал те чувства, которые испытывала она, – он сам был в детстве таким же. Одинокий в собственной семье, с презрением отвергнутый родным отцом… Да, он хорошо понимал ее чувства.

– Я найду Шебу ради тебя, – тихо пообещал он и, взяв холодными ладонями ее лицо, заглянул в глаза жены.

Кора благодарно подняла на него взгляд.

– Если ты сказал, что сделаешь это, значит, так и будет.

Ее доверие тронуло его, и, наклонив голову, Люк прильнул к ее губам в жарком, почти яростном поцелуе. Но не потребность овладеть ее телом двигала им на этот раз, а желание слиться с ней душой.

Но как только Кора обвила его руками за шею, Люк забыл обо всем. Он крепко прижал ее к себе и, сунув руки под ее плотный плащ, нетерпеливо скользнул ладонями по складкам одежды. Не сговариваясь, они отступили в густую тень под винтовой лестницей. Люк притянул ее к себе, одновременно прижав к стене и жадно целуя. Мгновенно воспламенившись, он поднял вверх ее юбки, собрав вокруг талии, и начал лихорадочно развязывать тесемки своих штанов, уступая яростному давлению своей взбунтовавшейся плоти.

– Люк… что ты делаешь? Здесь?..

Но он ничего не ответил, а Кора лишь удивленно ойкнула, когда он приподнял ее и обвил ногами вокруг своей талии. И сразу же, резко подавшись вперед, вошел в нее.

Это было безумие, экстаз, чудовищное сладострастное напряжение, которое заставило их забыть обо всем на свете, кроме своих слившихся в одно тел. Люк входил в нее мощными толчками, и она отвечала ему лихорадочными движениями бедер, бессвязно бормоча что-то, повторяя его имя, задыхаясь и всхлипывая. Напряжение стало почти нестерпимым, заставляя и его дрожать, но он не давал себе воли, пока не услышал ее судорожный вскрик и не почувствовал, как напряглось и затрепетало ее тело.

Тогда, покрепче обхватив ее бедра, Люк вошел в нее последним, завершающим толчком, который освободил и его самого от этого сладостного, но уже непереносимого напряжения. Со стоном он приник губами к плавному изгибу между ее плечом и теплой шеей, еще несколько мгновений продержав ее прижатой к стене, пока обрел наконец силу, чтобы двигаться.

Ее рука потянулась к нему в темноте; пальцы нежно погладили его волосы, а согнутая ладонь обхватила затылок. Не различая лица Коры в густой тени, которая окутывала их, он погладил ее щеку и осторожно придержал, пока она стала на ноги.

Не успели они привести в порядок свою одежду, как Люк услышал позади себя какой-то шум. Держа левой рукой завязки штанов, он быстро схватился правой за кинжал и полуобернулся, прикрыв собой Кору.

Какой-то темный силуэт появился на фоне белой стены под лестницей и двинулся в колеблющийся круг света, отбрасываемый факелом. И вслед за тем насмешливый голос со знакомыми интонациями произнес:

– Так вот каким образом вы проводите рождественский пост! Принимайте гостей, дорогие!

Роберт? А рядом с ним стояла Амелия, и ее пронзительные зеленые глаза по-кошачьи блестели в полумраке.

15

– Ты же сам приглашал меня погостить в своих новых владениях. – Роберт весело поглядел на хозяина и засмеялся, забавляясь его растерянностью. Не часто ему удавалось чем-нибудь удивить друга, и вот теперь такой случай представился.

– Да, – резко бросил Люк, – но мне и в голову не приходило, что ты явишься в такой неподходящий момент, да еще доставив мне неприятности.

Разговор происходил в комнате рядом со спальней, куда Люк привел своего друга, чтобы тот мог отдохнуть с дороги и согреться.

– Неприятности? Ты имеешь в виду леди Амелию? – Роберт вздохнул и беспомощно развел руками. – Но это была не моя идея.

– В таком случае тебе не следовало брать ее с собой.

– Это все из-за Коры? Неужели ты позволишь жене встать между нами, Люк? И это после стольких лет нашей дружбы? – Роберт испытующе посмотрел на друга и, заметив его упрямо сжатый рот, сокрушенно покачал головой. – Я уверен, что твоя жена в конце концов все поймет. А как только я объясню ей, что леди Амелия должна скоро выйти замуж, она не будет так… так сурова по отношению к ней.

– Амелия выходит замуж?

– Да. Король договорился о ее браке с одним из кузенов короля Малкольма. Он надеется, что это свяжет дружескими узами Шотландию и Англию.

Люк поставил ногу на массивный резной табурет и наклонился к другу, сидевшему у стола.

– Я все-таки не понимаю, зачем ты привез ее сюда, Роберт. Тем более зная, что Коре это будет неприятно.

Роберт с сокрушенным видом кивнул.

– А что мне оставалось, Люк? Ты думаешь, мне нравится карабкаться по этим козьим тропам, в которые превратились горные дороги зимой? Король проводит зиму в Йорке, среди пиров и забав, а меня заставил сопровождать в Шотландию эту мегеру. – Он встал со стула и, подойдя к раскаленной жаровне, стал греть над углями замерзшие руки. – Это был просто ад.

– Не сомневаюсь. Я знаю любовь Амелии к комфорту. – Люк провел рукой по волосам, довольно коротко подстриженным. Он всегда носил длинные волосы, длиннее, чем у большинства нормандцев, но теперь они были аккуратно подстрижены. Нахмурясь, он взглянул на Роберта. – И сколько времени велись эти ваши переговоры?

Тот пожал плечами.

– Ужасно долго, хотя содержание их мне неизвестно. Ты же знаешь, что король все переговоры окружает секретностью. В них были посвящены только леди Амелия, королевские советники и сам Малкольм. Может, что из этого и выйдет, хотя не всегда такие брачные переговоры приводят к алтарю.

– Это верно. – Люк глянул в сторону закрытой двери спальни. Оттуда раздался отчетливый скрежет металла – похоже, ее запирали изнутри на засов. Нехороший знак, но, черт возьми, у жены были основания, чтобы разозлиться.

Мало того, что гости застали ее в такой пикантной ситуации, но Амелия еще и подлила масла в огонь, со смехом напомнив Люку, что однажды то же самое произошло с ними в Винчестере.

– Конечно, зима там гораздо теплее, – хихикнула она, интимно взяв его за руку. – Но действует так же возбуждающе. Помнишь, Люк?

Это было сказано по-французски, но едва ли стоило напоминать женатому мужчине, да еще в присутствии жены, о таких вещах. Люк бросил на Амелию испепеляющий взгляд и резко выдернул свою руку. Но было уже поздно, и когда, повернувшись к Коре, он по-английски предложил проводить ее в комнату, та, оттолкнув его, опрометью бросилась вон.

– Оставайся со своими гостями! – крикнула она. – А я в твоем обществе не нуждаюсь.

Роберт тоже услышал звук запираемой двери, но сделал вид, что ничего не замечает. Он отметил про себя, что все это на руку Амелии. За все время путешествия он ни разу не слышал от нее, что ей желанен этот будущий ее брак, зато она только и говорила о Люке, жалуясь, что кузен Малкольма не был графом, как Люк, и к тому же не был нормандцем.

Но он не стал говорить об этом сейчас. Здесь и без того хватало неприятностей, чтобы еще подбавлять жару.

– Расскажи мне о Жан-Поле, Люк. Что он делает здесь?

– Говорит, что у него нет другого пристанища, – криво улыбнулся тот. – Прежде я был ему абсолютно не нужен. И не дам ему загоститься у меня теперь. Разве только для того, чтобы понаблюдать за ним.

– Вильгельм знает, что твой брат здесь?

– Я послал в Йорк гонца с известием. Но еще не получил ответа.

– А что ты сделаешь, если король потребует выдачи Жан-Поля?

– Выполню королевский приказ, – пожал плечами Люк. – Но я не думаю, что король потребует этого. Ведь он уже даровал ему жизнь и отпустил на свободу, после того как братец заплатил выкуп.

– Ты имеешь в виду ваше владение Монтфор?

Люк кивнул.

– Да. Не такая уж большая цена за измену.

– Когда это родной кров, то цена огромная. – Роберт испытующе посмотрел на друга, но не заметил на его лице ни тени сожаления. – Ты что, даже не просил, чтобы Монтфор отдали тебе за службу у Вильгельма?

Губы Люка презрительно скривились.

– Мне предлагали. Я сам отказался.

Роберт остолбенело уставился на него.

– Ты отказался от дома, где родился?

– Это был не мой дом, а дом моего отца и его жены, моей мачехи. У меня не связано с ним счастливых воспоминаний.

– Да, я знаю. Но все же это большое поместье и с приличным доходом.

– Ничто не заставит меня вернуться туда. К тому же поместье было сожжено, как я слышал, так что от дома ничего не осталось. Только земля.

– А теперь твой дом здесь. – Роберт показал рукой на каменные стены. – Они напоминают мне древние развалины, которые я видел в Италии.

– Романский стиль. Тут везде какие-то странные маленькие комнатки непонятного назначения. А на кухне печь с изразцами от пола до потолка. Ей сотни лет, а она исправно работает. – Люк убрал ногу с табурета и посмотрел в сторону закрытой двери спальни. – Ее семья жила здесь чуть не с римских времен. А с каких пор, она и сама не знает.

Роберт бросил внимательный взгляд на друга. В глазах Люка, когда он заговорил о жене, появилась какая-то мягкость, которой он прежде в нем не замечал. Когда он наблюдал за Люком в Йорке, то замечал влечение к Коре и вместе с тем желание скрыть, что он хотел ее, но только не такая вот нежность.

Возможно, этой удивительной девушке и в самом деле удалось затронуть его сердце. Это было бы чудом. После того, что Люк выстрадал от мачехи в детстве, у него выработалась стойкая неприязнь к прекрасному полу. Он был честен в своих отношениях с женщинами и никогда не лгал им о своих чувствах, давая понять, что в отношениях между ними нет ничего, кроме простого физического влечения, но особой нежности по отношению к ним в Люке как-то не замечалось.

Для Роберта, который рос в окружении четырех любимых сестер, это было совсем непонятно. Сам он любил разных женщин: высоких и низеньких, пухленьких и стройных, хорошеньких и не очень. Это было для него нелегкой проблемой: казалось, он никогда не сможет остановиться на какой-то одной женщине, чтобы взять ее в жены. Все они были для него соблазнительны.

– Ну что ж, пора укладываться, – сказал Люк. – Я велю Алену принести тебе сюда охапку соломы и одеяла. Все остальные комнаты в замке уже заняты гостями. – Он двинулся к двери, чтобы прислать оруженосца, и оглянулся через плечо. – Держи леди Амелию подальше от меня и от Коры, если можешь. У меня и без того много хлопот, чтобы еще и улаживать женские склоки.

– Постараюсь, Люк, но с женщинами совладать трудно. Кто знает, что у них на уме.

В последующие дни Роберту пришлось не раз убедиться в этом.

– Почему вы не поехали вместе с Люком, миледи?

Кора глянула через плечо.

– Люк приказал мне ждать его здесь, сэр Роберт.

Она стояла наверху стены возле главных ворот, глядя на дорогу, которая, извиваясь, точно змея, спускалась по склону от замка.

– Понятно. – Роберт де Брийон ухватился за парапет, слегка поскользнувшись на обледенелых камнях. – Без сомнения, он не хотел подвергать вас опасности.

– Без сомнения, но совершенно напрасно. Я здесь родилась и выросла, бегая по этим холмам и болотам. Я знаю здесь каждую травинку, каждый камень. А он нет.

– Вы боитесь за него?

– Я боюсь, что он не сможет отыскать Шебу. – Она повернулась и, отведя прядь волос, которую ветер бросил ей на глаза, снова устремила взгляд вдаль.

Роберт вздохнул.

– Вы простите его, миледи?

– Простить его? За что? – Кора с раздражением взглянула на собеседника, и Роберт смущенно отвел глаза. – Что Люк сделал такого, за что его надо прощать?

– Ничего. – Роберт бросил на нее сконфуженный взгляд. – Люк тут ни при чем, это я совершил глупость, бесцеремонно вмешавшись в такое… э-э-э…

– Прошу вас, не продолжайте, сэр.

– Не буду. – Роберт вздохнул с облегчением. – Разумеется, нет. Но я сделал ошибку, привезя сюда леди Амелию. Ее присутствие, похоже, угнетает вас.

Кора нахмурилась.

– Она меня вовсе не угнетает. Раздражает, возможно, поскольку эта дама бесцеремонна и слишком требовательна. Она уже устроилась в самой лучшей комнате, выселив оттуда других гостей, и беспрерывно гоняет слуг туда-сюда, как будто только ее они и обязаны обслуживать. К тому же она привезла с собой человека, которого Люк уволил со службы.

– Вы имеете в виду Жиля?

– Вот именно. Этот невоспитанный мужлан снова здесь. А я еще не забыла о его грубости и дерзости.

– Но надо же ему где-то служить, миледи. И в этом не было никакого оскорбления, что леди Амелия наняла его к себе в телохранители. Она знала только, что Люк отпустил его со своей службы.

– Возможно. Но сделайте так, чтобы он держался подальше от меня. Я нахожу его в высшей степени неприятным, так же как и эту вашу леди.

– Согласен, и прошу извинить меня за то, что привез ее сюда. Это по королевскому приказу я сопровождаю ее… Вы, верно, знаете о намечающейся свадьбе Амелии.

– Да. Люк мне говорил.

Кора вспомнила, что Люк просто пришел в бешенство, когда она предположила, что эта дама имела еще и другую цель путешествия, а именно: возобновить свои любовные отношения с ним.

Они с Люком тогда здорово поругались, пока она не разрыдалась от ярости и досады на его слепоту. Он ведь не знал, что Кора поняла слова Амелии, сказанные по-французски, об их прежнем интимном свидании, и потому не понимал настоящей причины ее гнева. Но она видела торжествующий блеск в зеленых кошачьих глазах соперницы, слышала ее интимные воркующие интонации, когда та разговаривала с Люком, словно нарочно провоцируя ссору между ними.

Нет, она больше не позволит Амелии довести себя до такого ужасного состояния, но в тот момент сдержаться не было сил.

Позднее Кора сердилась уже больше на себя, чем на Люка, но все равно своими упреками доводила его, пока наконец это не вызвало новую яростную перепалку между ними, закончившуюся тем, что Люк хлопнул дверью и провел ночь неизвестно где. Ей даже думать не хотелось, в какой постели он мог оказаться. Это все было так абсурдно: и ее злость, и его, что ей хотелось бы вычеркнуть все это из их отношений и начать все сначала.

– Миледи! – Роберт поднял взгляд к небу, потом снова перевел на нее, вопросительно подняв брови. – Так я прощен?

Кора слегка улыбнулась, и ее раздражение немного улеглось при виде его раскаяния.

– Прощение не дается без покаяния, сэр Роберт.

Он погрустнел и согласно кивнул.

– Я знаю. Но вы простите мой грубый промах?

– Тут была не только ваша вина. – Она часто заморгала, пытаясь стряхнуть снежинки, запорошившие ей ресницы. – Однако я наложу на вас епитимью.

Роберт взял ее за руку, помогая спуститься по ступенькам, и она не сказала ему, что привыкла запросто взбегать на верхушку этой стены, еще когда была ребенком. Он осторожно сбоку взглянул на нее.

– И какую же вы собираетесь наложить на меня епитимью?

Позволив ему проводить себя через двор, Кора подождала, пока они не вошли в зал и уселись на резную скамью, прежде чем заговорила о своих условиях.

– Я хочу больше знать о своем муже, сэр Роберт. И вы должны откровенно ответить на мои вопросы, иначе не будете прощены за свой проступок.

Глаза Роберта посерьезнели, веселое выражение исчезло с его лица.

– Миледи, Люк никогда не простит мне праздной болтовни о нем. Боюсь, вам придется придумать другое наказание.

– Нет.

Слуги убирали зал, приставляя к стенам столы и скамейки. Кора сделала пажу знак налить им вина, задумчиво наблюдая замешательство Роберта.

– Вы его друг и не станете рассказывать о нем неправду или полуправду. Я не желаю знать о его бывших любовницах, если именно это смущает вас. Это для меня уже не имеет значения. Я не хочу выведывать никаких подробностей о леди Амелии, хотя она и пытается вбить клин между нами по какой-то непонятной причине. С этим я разберусь сама. Меня беспокоит его далекое прошлое, причины его вражды с братом, которых он не хочет мне объяснить.

– Ах вот вы о чем, – с видимым облегчением произнес Роберт. – Но повторяю вам, Люк не похвалит меня за досужие сплетни.

– Да мне и не нужны сплетни, сэр Роберт. – Ее резкий тон заставил его взглянуть на нее с удивлением. – Мне нужна правда. Можно ли доверять Жан-Полю? Не способен ли он снова предать своего брата?

Воцарилось долгое молчание. До них долетали приглушенные голоса нескольких гостей, собравшихся поодаль вокруг центрального очага. Две собаки затеяли драку из-за оставшейся от завтрака кости. Сквозняк колебал гобелены на стене, из окон лился серый зимний свет. Роберт откашлялся и опустил взгляд на свои пальцы, сжимавшие кубок с вином.

– Непохоже, что ему можно доверять, – наконец заговорил он. – Но люди со временем меняются, миледи, – добавил он, подняв на нее глаза, – и вполне может быть, что Жан-Поль осознал свою ошибку. Но я этого не знаю, поскольку почти не разговаривал с ним со времени своего приезда.

– Вы думаете, он изменился?

– Миледи… – Роберт беспомощно оглянулся вокруг. – Обратитесь с этими вопросами к мужу. Боюсь, я не тот человек, которого вам нужно расспрашивать.

И без того ломаный английский Роберта стал почти непонятным, и Кора улыбнулась его волнению. Она сделала глоток вина, давая ему время прийти в себя, и прошептала:

– Он отказывается обсуждать это со мной. Вы должны рассказать мне все.

– Мой Бог! Это невозможно…

– Возможно или нет, но никто другой не может рассказать мне всю правду.

– А зачем вам это знать? – уже раздраженно перебил Роберт и осушил свой кубок одним глотком. – От этого не будет никакой пользы.

– Совсем наоборот, Роберт де Брийон. Если какой-то человек злоумышляет против Люка, я смогу его остановить.

– Вы думаете, Люк такой простак, что позволит своему брату предать себя еще раз? – покачал головой Роберт. – Вы плохо знаете его, если можете поверить в это. Люк вовсе не дурак.

– Нет, но он пригрел у себя на груди змею. Сколько времени пройдет, прежде чем она укусит? – пристально взглянула на него Кора.

– Миледи, вы меня уговорили, – выставил руки ладонями вперед Роберт. – Так вы и в самом деле не помиритесь со мной без этого?

– Нет, пока не услышу правду.

Роберт застонал.

– Вы несгибаемы! Ну что ж, так и быть. Что бы вы хотели узнать?

– Как я уже сказала, мне нужна правда, а не слухи.

Вздохнув, Роберт поглядел на свой пустой кубок, рассеянно вертя его между пальцами.

– Это началось много лет назад, еще до того, как Люк приехал в Нормандию и появился в доме моего отца, став его воспитанником. Люку было всего восемь лет, когда он приехал к нам, и он считался незаконнорожденным, а все имение должно было со временем перейти к его младшему брату Жан-Полю. Это было сделано по настоянию его мачехи, матери Жан-Поля. Мать Люка была нормандкой, в то время как новая жена его отца была саксонкой.

– А где мать Люка теперь?

– Умерла. Она умерла от лихорадки, когда Люк был еще младенцем. Потом Жан-Люк женился снова, чтобы связать вместе саксов и нормандцев, как сказал король Эдуард.

У Коры сжало горло.

– Так, значит, отец Люка отрекся от него в пользу своего младшего сына?

Роберт кивнул.

– Его отец добился церковного свидетельства, объявляющего его первый брак незаконным, по причине кровного родства, поскольку мать Люка приходилась родственницей его дяде. Это означало, что Жан-Поль, родившийся в Англии от матери– саксонки, должен был унаследовать английские земли. А Люка отец отослал подальше от дома.

Перед мысленным взором Коры предстал маленький мальчик, растерянный, оставшийся без матери. Как мог отец так поступить с собственным сыном?..

Должно быть, этот вопрос отразился в ее глазах, и Роберт, мягко коснувшись руки своей собеседницы, сказал:

– Это было к лучшему, что его отослали, поскольку мачеха его оказалась бессердечной женщиной. Когда Люк приехал в дом моего отца, на нем еще были следы побоев, и даже имелось несколько шрамов, хотя шрамов в душе было больше, нежели на теле.

В это легко было поверить. Кора и сама видела на нем множество шрамов. Так, значит, не все они были получены в битвах, как она полагала. Она отхлебнула вина, стараясь взять себя в руки.

– Расскажите мне, сэр Роберт, что случилось с его отцом и мачехой?

– Ах, это еще труднее. К тому времени Люк стал уже взрослым, и мы были разлучены обстоятельствами на некоторое время.

– Вы однажды сказали мне, что нормандские рыцари объединяются в отряды на всю жизнь. Почему же он не был с вами?

Роберт криво усмехнулся.

– У вас слишком хорошая память. Да, это правда, но рыцарская служба требовалась нашему сюзерену всего сорок дней в году. Все остальное время мы были вольны жить как нам вздумается. Отец вызвал Люка в Англию. Это произошло, когда Вильгельм был еще герцогом, а король Эдуард все еще жив, хотя временами на него и находило помешательство.

– Он был очень религиозен, а не помешан.

Роберт слегка пожал плечами, что указывало на его неверие, но спорить не стал.

– Рассказывайте дальше.

– Ах, миледи… отпустите душу на покаяние. Давайте помиримся, и я пойду. Тяжелое дело – рассказывать чужие тайны.

– Это не тайна, раз полсвета уже шепчется о ней, сэр Роберт, – возразила Кора.

– Да, но если бы Люк хотел, чтобы вы ее знали, он бы сам вам все рассказал.

– Мне что же, теперь отправиться к его брату, чтобы получить ответы на вопросы, которые меня мучают?

Роберт сочувственно посмотрел на нее.

– Но все, что я дальше вам расскажу, я знаю от самого Люка.

Он помолчал, снова тяжело вздохнул, а Кора тем временем сделала знак пажу принести еще вина. Роберт бросил на нее благодарный взгляд и отпил из кубка порядочно, прежде чем поставить его на стол и начать рассказ.

– Итак, Люк был вызван в Англию своим отцом. К тому времени Гарольд вернулся в Англию после того, как потерпел кораблекрушение у берегов Нормандии, и попал в руки Вильгельма. Прежде чем освободить его, герцог принудил Гарольда поклясться, что тот поможет ему в борьбе за королевскую корону.

Когда Люк прибыл в Англию, его отец, Жан-Люк, сказал ему, что король Эдуард при смерти и что бароны выбрали королем Гарольда. Люк был потрясен, услышав о такой измене. Он предупредил отца, что, если Гарольд нарушит клятву Вильгельму, это может стать причиной конфликта между Нормандией и Англией. Однако Жан-Люк не внял этому предостережению. Он принялся склонять сына на свою сторону и пообещал, что если Люк примкнет к Гарольду, то он поделит Монтфор со своим братом.

Жан-Поль, младший сын, узнав об этом, пришел в страшную ярость. Он не желал делиться наследством, которое уже привык считать своим. Чтобы скомпрометировать брата, Жан-Поль привлек к делу постороннего человека. Некий Тостиг, по его наущению, распространил слухи, будто Люк предал Вильгельма и сражается на стороне Гарольда. Многие поверили этому, ведь Тостиг был близок к Вильгельму, женат на свояченице герцога.

– И Вильгельм ему поверил?

Роберт покачал головой.

– Вильгельм хорошо знал этого человека и не поверил ему. Зато, не слишком-то доверяя Жан-Люку де Монтфору, он вызвал его ко двору.

– И Жан-Люк отказался?

– Нет, он приехал, но выдал герцогские планы саксам. И если бы не противный ветер, который замедлил прибытие самого Вильгельма в Англию, все могло бы обернуться совсем иначе. Жан-Люк был разоблачен и заплатил за это своей головой. А Жан-Поль едва избежал казни, лишившись Монтфора и будучи обесчещен.

– А Люк…

– Люк тоже оказался обесчещен. Многие считали его столь же виновным, как брат и отец. Но Вильгельм так не считал и оставил Люка у себя на службе. Ни один человек не осмеливался при нем сказать вслух, что он думает обо всем этом, – Вильгельм так же нетерпим к сплетням, став королем, как и в бытность свою герцогом.

Кора задумчиво теребила шитье на своем рукаве, размышляя над рассказом Роберта. Потом подняла на него взгляд.

– А что случилось с мачехой Люка?

– Бежала. И по-видимому, умерла. Она исчезла после того, как ее муж лишился головы. С тех пор никто о ней ничего не знает.

– Даже ее собственный сын?

Роберт выглядел удивленным.

– Наверное.

– А может быть, стоило разузнать о ней поточнее? Если эта жестокая женщина все еще жива, именно Люка она должна винить во всех своих несчастьях.

– Это возможно, но маловероятно, чтобы она была в силах причинить ему какое-то зло. Никто не видел ее и не слышал о ней уже несколько лет.

– А тем не менее ее сын приезжает в Вулфридж перед тем, как Люк возвратился из Йорка. Такое впечатление, что кто-то внимательно наблюдает за Люком. Откуда Жан-Поль так быстро узнал, что Люк стал владельцем Вулфриджа?

– Ну… я полагаю… всем в Англии известно, что Люк Луве добыл себе графство. Это не тайна. Новости распространяются быстро.

– Но только в Англии. – Кора улыбнулась, глядя на озадаченное выражение лица Роберта. – А мне говорили, что, спасаясь от гнева Вильгельма, Жан-Поль бежал в Шотландию.

– Да, но это ничего не значит. Новости одинаково доходят и на север, и на юг.

– Конечно, конечно. Но задумайтесь на минуту, зачем Жан-Полю покидать страну, где он живет в безопасности, и приезжать туда, где он подвергается немалому риску?

– Миледи, вы задали очень интересный вопрос.

– Он не выходит у меня из головы с тех самых пор, как мы вернулись из Йорка. Вам не кажется, что Люк и сам должен бы подумать об этом?

– Он не разговаривал со мной о своем брате, миледи. Это болезненная тема для него.

– Она станет еще болезненней, если его предадут снова. Он должен подумать над этим и быть настороже.

Подняв взгляд, Кора увидела в дверях зала леди Амелию, которая пристально наблюдала за ними. Догадавшись, что ее заметили, сразу же направилась к ним. Кора поднялась и поставила свой едва пригубленный кубок на стол.

– Извините, сэр Роберт, но меня призывают неотложные дела.

Проследив за ее взглядом, Роберт усмехнулся:

– Не оставляйте меня наедине с драконом, миледи. Я очень боюсь.

– Ну что ж, значит, в следующий раз вы хорошенько подумаете, прежде чем привозить этого дракона с собой. Всего хорошего, сэр.

И, высоко подняв голову, она вышла из зала, холодно кивнув по дороге леди Амелии.

16

Изрыгая проклятия, Люк рубил мечом высокий тростник. Ноги его промокли, лошадь устала, а сам он окоченел от холода. И все из-за этой проклятой волчицы. Ручная она или нет, но Люк был готов убить эту зверюгу, если ему придется и дальше таскаться за ней по болотным зарослям, увязая в глубоком снегу.

Он встал на колени и вгляделся в следы на тропе. На влажной белизне, рядом с пучком тростника отчетливо виднелись отпечатки крупных волчьих лап. Края следов слегка обледенели – это указывало на то, что прошло уже некоторое время с тех пор, как волчица пробежала тут.

Нахмурившись, Люк поднял взгляд и оглядел пустынную равнину вокруг себя. Границы Вулфриджа простирались от морского побережья на западе до небольшого монастыря на востоке, образуя неровный треугольный участок земли. Большая часть его представляла собой вересковые пустоши, местами поросшие густым старым лесом, а недалеко от того места, где он стоял, протекала, впадая в море, река. Волчица не могла бы перейти этот быстрый поток, да и что ей делать на бесплодных землях, тянущихся вдоль моря?

Поднявшись на ноги, Люк раздраженно похлопал поводьями по ладони. Будь проклята эта тварь! Не стоило ему обещать Коре, что он вернется с волчицей. А теперь потерпеть неудачу было бы вдвойне тяжело: он не хотел увидеть печаль в ее глазах и слезы оттого, что волчица погибла. Но ведь ничто не вечно на этом свете, и, если Шеба погибла, ничего уже не поделаешь. Хотя для Коры, конечно, это будет слабым утешением.

Лошадь его заржала, насторожив уши и нервно взрывая снег копытами. Люк повернулся, чтобы успокоить ее. На этот раз с ним был не Драго, а соловый жеребец, ведь боевые кони существуют не для того, чтобы таскаться на них по болотистым пустошам.

Конь отпрянул от его протянутой руки, раздувая ноздри, и Люк настороженно замер. Ветер донес до него запах дыма, едкий и резкий. Жеребец, зазвенев удилами, снова вскинул голову и беспокойно заржал.

Люк сел в седло и направился туда, откуда несло дымом. Тонкий столбик дыма поднимался над снежными склонами, стлался над небольшим леском, над оголенными деревьями с корявыми заиндевевшими стволами. Люк подъехал ближе. Теперь он видел, что дым поднимается от ветхой хижины, построенной из камня и дерева, выходя из отверстия в ее двухскатной крыше.

Остановив лошадь на пологом склоне, спускающемся к лесочку, Люк внимательно огляделся. Это была убогая лачуга, но вполне мирная на вид. И все же он был настороже. За долгие годы, проведенные в походах и сражениях, Люк научился не доверять первому впечатлению.

Низкую каменную ограду занесло снегом, снег покрывал и плакучие ивы, гроздьями свисал с высохших коричневых ветвей плюща. Время от времени дым прибивало порывами ветра к земле – длинными бело-серыми клочьями он стлался тогда меж кустарников. Один из таких клочков вдруг метнулся в сторону, но, не успев еще толком удивиться, Люк понял, что это не дым, а какой-то белесый зверь, рыскающий там, размахивая пушистым хвостом.

Шеба!..

Люк пустил коня вниз по склону, и жеребец снова заржал и насторожил уши, пробираясь сквозь сухой кустарник. Копыта его зачавкали по мокрому снегу, и Люк увидел какую-то тень в окне лачуги. Его заметили.

Люк остановил коня возле хижины. Белый пар клубился у ноздрей усталого коня; он нервно переступал ногами.

– Кто вы?

Этот странный голос, глубокий и несколько гортанный, раздался неизвестно откуда. Люк прищурился.

– Покажись.

– Хорошо, но после того, как узнаю ваши намерения. Кто это явился ко мне?

– Люк Луве, хозяин Вулфриджа и твой господин. Этот дом стоит на моей земле.

Сиплый смех был ему ответом.

– Я слышал о вас, Люк Луве. Слава о вас распространилась далеко. Говорят, что вы доблестный рыцарь, а не просто наш новый господин.

– Покажись! – потребовал Люк. – Я не собираюсь разговаривать с невидимкой.

Заскрипела кожа, когда Люк заерзал в седле, а через мгновение из-за кустов, росших возле лачуги, показалась какая-то странная фигура. Прихрамывая, к нему приблизился старик, одетый в звериные шкуры. Косматые седые волосы доходили ему до плеч, а густая борода – до середины груди.

– Ты и есть Сигер? – спросил Люк, и старик кивнул.

– Да, это я. Значит, вы тоже слышали обо мне?

– Леди Кора говорила о тебе.

– Она прислала вас за Шебой?

Люк кивнул:

– Да. А волчица пойдет со мной?

– Даже впереди вас, мой нормандский друг. – Сигер скрипуче рассмеялся и кивнул, чтобы Люк спешился. – Пойдемте. Там в горшке у меня тушеный кролик, а в кувшине доброе ячменное пиво.

И, не дожидаясь, пока Люк примет его приглашение, Сигер повернулся и захромал обратно в хижину, волоча одну ногу по снегу и опираясь на суковатую палку. Люк спешился и отвел коня под навес возле лачуги.

Ему пришлось пригнуть голову, чтобы пройти в низкую дверь, а в нос тут же ударила волна крепких и довольно едких запахов. Ряды пожелтевших звериных черепов приветствовали его с грубо сколоченных полок на стене; давно умершие создания уставились на него пустыми глазницами. Большой котел клокотал над очагом, и пар, поднимаясь вверх, выходил сквозь отверстие в крыше, смешиваясь с дымом.

Старик сунул ему в руку чашу, пахнущую медом и пряностями.

– Мед, – коротко сказал он. – Медовуха – наше саксонское вино.

Наложив в деревянную миску добрую порцию тушеного мяса, он и ее протянул Люку, добавив ломоть грубого ячменного хлеба. И тут же, без всяких церемоний тяжело опустился на табурет, не дожидаясь разрешения и не предложив сначала сесть своему господину. Потом выжидающе посмотрел на Люка.

– Расскажите о Коре. Давненько я не видел ее. Она здорова? Вспоминает еще о Сигере?

Люк осмотрелся и разглядел в слабом свете очага и ужасно коптящей сальной свечки еще один табурет. Он подтянул его к себе ногой и уселся. Сигер ел мясо, используя вместо ложки свои собственные пальцы и хлеб. Люк опустил глаза в миску.

– Госпожа здорова. Но она соскучилась по своей волчице.

– И вы отправились искать ее? – Сигер причмокнул губами, глядя на Люка поверх своей миски. – А что же Кора не пришла сама?

Люк обмакнул хлеб в дымящееся варево и откусил кусок. Прожевав, ответил:

– Я велел ей оставаться в замке.

– Ага, понятно.

Через некоторое время, видя, что Сигер молчит, Люк сказал:

– Снег очень глубокий. Все время приходится быть начеку, того и гляди лошадь сломает ногу.

Сигер кивнул, но внимание его было по-прежнему сосредоточено на еде. Они ели молча, и Люк уже начал терять терпение.

Казалось, старик издевается над ним.

– Позови волчицу, Сигер, – велел он. – Я должен привести ее в замок до темноты.

– Каким образом?

Сигер взглянул на него с удивлением; с пальцев старика капала подлива.

– Я прихватил с собой веревку, – сказал Люк.

– Вы намереваетесь тащить волчицу на поводке?

– Если понадобится. Но Шеба меня знает.

– Ага, вот почему она показалась вам на глаза. – Поставив миску, Сигер вытер рот рукавом. – Шеба ручная, но лишь когда сама этого хочет. Как и ее хозяйка.

Люк усмехнулся, услышав эти слова.

– Думаю, ты прав. Но даже если мне придется связать волчицу, я приведу ее Коре. Я обещал найти ее и сдержу свое обещание.

– Обещания легко даются, милорд, но не всегда просто выполняются.

Рот Люка сжался.

– Если бы волчица пропала, меня бы это не огорчило. Но миледи скучает по ней. Так ты поможешь или нет?

– Ага, важный нормандский лорд просит помощи у саксонского простолюдина? Услышав такое, я умер бы с радостью.

– Лучше не искушай меня доставить тебе эту радость, а помоги заманить волчицу. Кора говорит, что Шеба тебя слушается.

– Ага, конечно, слушается. Если я позову, она прибежит. Но зачем мне звать ее на беду? Волчица мне доверяет. Я не желаю обмануть это доверие.

Наклонившись вперед, Люк сурово взглянул на старика.

– Я тоже не желаю обманывать доверие. Миледи хочет, чтобы ее любимица вернулась к ней, и я поклялся сделать это. Зачем же мне причинять зло животному, ради которого я продирался сюда сквозь снега и болота?

Некоторое время Сигер молчал, испытующе глядя на Люка из-под нависших кустистых бровей. Потом кивнул.

– Я задам вам вопрос, как человеку, близкому к королю. Некоторые говорят, что вы справедливы, но неизвестно, насколько искренне они это говорят. Вы хотите мира, но вы принесли раздор и вражду. Ваш король – ужасный человек. Он готов уничтожить всякого, кто становится ему поперек дороги. А вы, лорд Люк из Вулфриджа? Чего могут ждать от вас люди, которые живут на ваших землях?

Это была наглость. Другой за такие слова убил бы старика на месте, но Люк провел много времени среди простолюдинов и знал, как важно завоевать их доверие. А доверие такого человека, как Сигер, было ценнее, чем десяти баронов вроде Освальда.

Он выдержал взгляд Сигера и спокойно ответил:

– Я предлагаю мир и процветание. Это никогда не дается даром, но те, кто поддержат меня, будут под защитой моего меча жить спокойно. Я никому не позволю причинить зло тем, кто верен мне.

– А тем, кто будет противодействовать вам? Или откажется от вашей защиты?

– С ними придется поступать соответственно. В наше время каждый должен выбрать себе господина. Я выбрал своего, и выбрал правильно. Вильгельм – сильный властитель, он сумеет удержать то, что взял. Я тоже.

Сигер отклонился назад, подтянув к себе свою суковатую палку. Он встал, опираясь на нее, и, прихрамывая, сделал шаг вперед. Потом медленно опустился на колени, протянув руки с сомкнутыми ладонями, как это делают бароны, принося клятву верности своему господину.

– Раньше, когда я был еще молодым и сильным, я мечом служил своему лорду. Потом стал охотником, когда не мог уже больше сражаться. Положение мое низкое, но у меня тоже есть гордость. Я готов служить, но только благородному господину. Мы, саксы, – гордые люди, привыкшие служить по своему выбору, добровольно, чего нормандцы не понимают. И все же вижу, что ветер дует из Нормандии, а среди нормандских рыцарей есть благородные люди. Вы крутой человек, милорд, но и справедливый, как мне кажется. Я клянусь служить вам, если не мечом, то своей честью и своей жизнью.

Люк торжественно накрыл руки старика своими и принял его клятву.

– А теперь вставай, Сигер. И добро пожаловать в Вулфридж, в мой замок.

Опираясь на палку, Сигер неуклюже поднялся и постоял некоторое время, слегка раскачиваясь, но удерживая свою спину прямой. Потом улыбнулся:

– Волчица пойдет с вами, милорд.

Кора мерила шагами комнату со все растущей тревогой. Уже стемнело, а Люк все не возвращался. И зачем только он отправился один? Ведь он не знал этой местности, и ему нельзя было ехать в одиночку. Взял бы с собой хоть кого-нибудь, кто знает здешние леса и болота.

Пламя свечей задрожало на столе; легкий сквозняк пронесся по комнате, пошевелив гобелены на стенах и полог кровати.

Кора остановилась. Она стояла, напряженно прислушиваясь, не застучат ли копыта во дворе, но шум, доносившийся из большого зала, набитого людьми, перекрывал все другие звуки.

Услышав приглушенный стук шагов в коридоре, она медленно двинулась к двери, но не успела еще дойти до нее, как на пороге появился Люк, пахнущий морозным воздухом и снегом. Горло ее сжалось от радости, но волчицы рядом с ним не было.

– Люк… ты…

Но тут белая, покрытая густой шерстью волчица с нетерпеливым рычанием прыгнула мимо Люка через порог. Кора опустилась на колени – ноги ее мгновенно ослабели, – а Шеба одним прыжком пронеслась к ней через всю комнату, и ее мокрый язык облизал лицо хозяйки от бровей до подбородка, слизывая с него слезы радости и облегчения.

Кора схватила волчицу за шею, зарывшись лицом в мех, пахнущий дымом и сыростью. Голос ее слегка прерывался, когда она шептала в волнении:

– О, Шеба, моя маленькая глупышка… где же ты пропадала?..

Прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди, Люк молча наблюдал за этой сценой. Наконец он сухо бросил:

– Я бы не удостоился такого теплого приема, исчезнув на неделю.

На мгновение увернувшись от волчьего языка, Коре удалось произнести:

– Вы недооцениваете себя, милорд.

Люк улыбнулся, глядя, как его жена встает с пола, тщетно пытаясь успокоить возбужденную волчицу.

– Я познакомился с твоим другом, Кора. Он прислал тебе привет.

– Каким другом?

– С Сигером.

– Так вот куда она убежала! – Кора, зарывшись в густую шерсть на шее волчицы, ласково пожурила ее: – Почему ты не явилась, когда я звала тебя, негодница? Стыдись, нельзя быть такой своенравной.

Шеба покорно легла на живот, положив голову между лап, но в ее золотисто-карих глазах не было заметно раскаяния. Волчица протянула лапу в знак примирения. Кора взяла лапу руками и перевернула ее. На густых белых полосках между черными подушечками лапы виднелись грязные ледышки. Кора наклонилась, чтобы вытащить их, а когда подняла голову, Люк уже ушел.

Его молчаливый уход вызвал у нее неожиданное чувство утраты, и, несмотря на радость от возвращения Шебы, ее охватила грусть. Бывали моменты, когда ей казалось, что она каким-то образом затронула его сердце, что он испытывает нежность к ней. Была ли она для него чем-то большим, чем собственностью? Люк говорил, что всегда удерживает то, что принадлежит ему, но никогда не говорил ей о любви. Он отправился за Шебой, но что двигало им? Желание вернуть то, что считал своим, или он хотел сделать приятное ей?

Рассказ сэра Роберта объяснял многое. Но все же оставалось неясным, что Люк чувствует к ней. И у нее не было способа самой обнаружить правду.

Шеба слегка толкнула ее, ткнувшись холодным носом в ладонь, и Кора погладила ее большую голову, слабо вздохнув. Разве мало того, что она оставалась хозяйкой Вулфриджа и что Шеба снова вернулась к ней? И все же ей было этого недостаточно. Она не успокоится, пока не покорит сердце Люка так же, как он покорил ее.

– Так и будешь сидеть на полу, жена?

Кора вскинула голову: Люк был здесь и смотрел на нее, снисходительно улыбаясь. Он держал в руке баранью лопатку, и Шеба тут же села на задние лапы, с жадным интересом уставившись на нее. Низкий рокочущий звук раздался в глубине ее горла, перейдя в голодное рычание, обнажившее кривые клыки.

Отойдя от двери, Люк бросил волчице мясо, и Шеба на лету ловко схватила его. Потом затрусила в дальний угол комнаты, где растянулась на каменном полу, положив баранину между лапами.

Кора подняла глаза, и Люк усмехнулся.

– Я чувствую, что легче отвлечь волчицу от тебя, чем тебя от волчицы.

– Возможно, ты не пустил в дело такой же могучий стимул.

– Возможно. – Все еще улыбаясь, Люк подошел и протянул руку, помогая ей подняться. – А ты не хочешь узнать о Сигере?

– Так вот на какой ты рассчитываешь стимул? Я думала, ты более изобретателен, милорд. Драгоценности, красивые наряды, что-то еще, что могло бы понравиться мне.

Люк обхватил ее одной рукой за талию. Улыбка исчезла с его лица, и взгляд сделался вопросительно-напряженным.

– Я сдержал свое обещание, Кора.

– Да, милорд. – Она легко приложила ладонь к его щеке и тихо прошептала: – Я не сомневалась, что тебе это удастся.

Его взгляд немного смягчился, и он обхватил подбородок жены ладонью.

– Лгунья!

Она рассмеялась:

– Да, милорд, бываю ею временами. Ты должен бы наказать меня за мое своевольство.

– Ты шутишь? Но я всерьез подумывал над этим, когда бродил весь день по колено в сугробах.

Кора поцеловала его подбородок, коснувшись едва заметного белесого шрама на коже. Темная щетина колола ей губы.

– Если бы ты не пошел, то не познакомился бы с Сигером. Он тебе понравился?

Люк крепко обнял ее.

– Он оказался не таким, каким я представлял себе старого охотника.

– Он сакс. Прежде у нас тут не было таких сословных различий, как в Нормандии. И только когда пришли нормандцы, началось это резкое разделение на господ и простолюдинов.

– Но ведь у саксов и раньше были короли, графы и бароны.

– Да, но пропасть между ними и народом не была такой, как сейчас. – Кора приложила ухо к его груди, слушая сильное биение сердца. Потом улыбнулась и, откинув голову, взглянула на него. – Ты пахнешь конским потом, дорогой муженек. Что ты предпочитаешь: смыть с себя этот запах или спать в конюшне?

Люк поморщился.

– Я спал там прошлой ночью. Один из моих конюхов предложил мне поискать другое место для ночлега, поскольку мой храп пугает лошадей.

– Какой наглец!

– Он был прав. И я не мог наказать его. – Люк посмотрел на нее с лукавым блеском в глазах. – Если уж меня заставляют помыться, я желаю, чтобы мне в этом помогли.

– Ну что ж, попробую устроить это тебе. – Она легонько оттолкнула его от себя. – Сейчас пошлю Рудда, чтобы слуги принесли бадью, мыло и несколько ведер горячей воды.

Люк поймал ее за руку, когда она отступила, удерживая рядом с собой.

– А ты помоешь меня.

Радость переполняла ее, когда Кора шла к двери. Пусть Люк и не сказал, что любит ее, в его тоне чувствовалось это. Скоро, скоро он скажет ей эти слова, отдаст ей свое сердце, как отдал свое имя. И тогда счастье ее будет наконец полным. Скоро…

17

Кончался январь, быстро приближался февраль. Метель засыпала все дороги сугробами, помешав Роберту и Амелии продолжить свое путешествие на север. Вечера хозяева и гости проводили в большом зале, развлекаясь музыкой, песнями менестрелей или играя в шахматы и триктрак. А особенно холодными вечерами собирались у горящего очага. В трех шагах от огня уже было холодно: ледяные сквозняки гуляли по углам, забираясь под одежду и пронизывая до костей.

Роберту де Брийону не терпелось поскорей продолжить свой путь, чтобы избавиться от Амелии, доставив ее ко двору Малкольма.

– Я просто устал от ее бесконечных жалоб, Люк, – сетовал он. – И как это ты терпел ее занудство и колкости!

– Я с ней встречался не для того, чтобы вести беседы, – сухо ответил тот, и Роберт рассмеялся.

– По правде говоря, она действительно красива, но слишком уж у нее злой язык. Ах, напрасно я не принял предложение короля отправиться в Нормандию! Не сидел бы сейчас здесь с прекрасной Амелией, а твоя жена не метала бы глазами молнии за столом.

Люк пожал плечами.

– Кору раздражают ее капризы, но приходится терпеть.

– Нет, ее раздражают не капризы, а попытки Амелии добиться от тебя большего, чем просто вежливое внимание, – раздраженно фыркнул Роберт. – Ты нравился этой даме меньше, когда добивался ее благосклонности, чем сейчас.

– Ну, разумеется. Неужели ты еще не знаешь, что у подобных женщин это в обычае. Бывают такие, которые бегут при первом же намеке на отказ, а у этих аппетиты только разгораются, когда их отвергают. Если какой-нибудь мужчина захочет завоевать сердце прекрасной Амелии, ему следует поворачиваться к ней спиной и ни в коем случае не улыбаться ей.

Роберт отвел взгляд от пляшущего в очаге пламени и задумчиво смотрел на Люка некоторое время, прежде чем согласно кивнуть. Встряхнув в стакане игральные кости, он кинул их, не глядя, на доску.

– Амелия надменная, самодовольная и очень капризная женщина. Мне жаль кузена короля Малкольма, у него будет не лучшая жена.

– Есть мужчины, которые предпочитают постоянную борьбу семейной идиллии. – Люк взял кости и ленивым движением покатал их в ладони, взглянув в дальний конец зала, где стояла Кора с одним из саксонских слуг.

Роберт проследил за его взглядом. У ног Коры лежала волчица, вновь вернувшаяся после двухнедельного отсутствия. Никто не знал, как она покинула замок, но в одно прекрасное утро Шеба так же неожиданно вновь появилась в нем. Кора считала, что, возможно, кто-то из солдат ударил ее, поскольку волчица стала вести себя беспокойно при виде вооруженных людей. А может быть, она помнила, как один из людей Освальда гонялся за ней перед Рождеством. Отвлекшись от мыслей о волчице, Роберт повернулся к другу.

– Какие новости от Освальда?

– Никаких. – Люк нахмурился, продолжая крутить кости по ладони большим пальцем. – Он не стал приносить клятву верности ни мне, ни Вильгельму. Да я и не ожидал этого.

– А чего же ты ожидал?

Подняв взгляд, Люк бросил кости на доску.

– Я ожидаю, что, когда погода улучшится, Освальд объявится, и с мечом в руке.

– Ты принял какие-нибудь меры предосторожности?

– Вулфридж – сильная крепость. Я договорился с живущими в соседних деревнях крестьянами, которые поднимут тревогу при первых же признаках опасности.

– Ты думаешь, что простолюдины станут рисковать своей шкурой ради того, чтобы предупредить тебя? – скептически покачал головой Роберт. – Мой прежний опыт говорит, что они всегда заботятся в первую очередь о собственной безопасности.

– Только тогда, когда не уверены, что их лорд сумеет защитить их.

– И что же, саксонские крестьяне прониклись к тебе таким доверием за столь короткое время?

– Не столько ко мне, как к ней. – Люк кивком головы указал на жену. – Они сражались за нее и прежде, с вилами и косами, у кого не было мечей. Так что, если понадобится, они придут мне на помощь, хотя мой гарнизон и сам достаточно силен.

– У тебя такие опытные солдаты, что этому завидует и сам Вильгельм. – Роберт посмотрел на доску для игры в триктрак и нахмурился. – Теперь чья очередь?

Люк поднялся, потягиваясь.

– Твоя. Но у меня на уме другая игра на эту ночь.

– В таком случае нашу игру ты проиграл, – рассмеялся Роберт, видя, как друг смотрит в сторону жены.

Бывали моменты, когда он завидовал Люку, и не его землям или титулу, а тому, что тот обрел надежное пристанище и настоящий семейный очаг. Возможно, пришло время и ему оставить свою беззаботную холостяцкую жизнь и тоже обзавестись женой. Он все чаще думал о своем поместье в Нормандии, в котором сейчас жила его вдовствующая сестра. Оно было не очень большое, но красивое, с широкими полями и обширными виноградниками, дающими превосходное вино. Давно уже он вел беспокойную жизнь, кочуя по Фландрии, Нормандии, Англии на службе у Вильгельма. Служба приносила ему немалые деньги, но не сулила прочного будущего.

– Что ты развалился на скамье, словно простой мужик?

Роберт поднял глаза и увидел Амелию, которая стояла рядом с ним, поджав губы и прищурив глаза. Ее руки были скрещены на груди, а взгляд устремлен в дальний конец зала. Роберт догадался, что она наблюдала за Люком и Корой.

– Не стоит так сердиться, миледи.

Амелия с наигранным удивлением уставилась на него.

– С чего ты взял, что я сержусь?

– Это бросается в глаза, мадам. И не ждите от меня сострадания, когда леди Кора, доведенная до крайности вашими откровенными приставаниями к Люку, всадит свой кинжал в ваше лилейно-белое горло.

Бледное лицо Амелии сделалось пепельно-серым. На какое-то время она лишилась дара речи, а только смотрела на него зелеными глазами, горящими от ярости.

– Ты сам не понимаешь, что ты несешь, негодяй! У тебя вечно на уме только грязные мыслишки. Нас с Люком связывает лишь дружба, а не…

Рассердившись на ее очевидную ложь, Роберт внезапно вскочил на ноги и грубо схватил ее за руку.

– Не считайте меня простофилей, мадам. Вы думаете, я не понимаю вашу игру? – Он отпустил ее и, не обращая внимания на любопытные взгляды присутствующих в зале, предупреждающе прорычал: – Только имейте в виду, что я вам в ней не помощник. Вы и так уже достаточно сумели воспользоваться мной.

Амелия попыталась принять прежний высокомерный вид, высоко вздернув подбородок и смерив его холодным взглядом, но это ей плохо удалось.

– Вы пролили свое вино мне на платье, – процедила она.

– Ах, извините, мадам, прошу прощения. – Роберт поднял свой кубок и, осушив его до дна, прошел мимо нее и исчез из зала.

В коридоре было еще холоднее, зимний ветер задувал в щели, находя их повсюду. Роберт заметил, что двери охраняются вооруженными солдатами. Люк принял, кажется, все меры предосторожности: и на стенах, и у внешних ворот Вулфриджа была усилена охрана.

И все же Роберт не мог отделаться от смутного чувства близкой опасности. Оно преследовало его с самого утра. Раздраженный и объятый беспокойством, он бесцельно бродил по длинному коридору, когда увидел, как в дальнем конце его мелькнула какая-то тень. Работы по ремонту замка там были недавно прекращены, от них остались лишь штабеля досок и всякий строительный мусор. Негромкий шум, донесшийся оттуда, привлек его внимание, и Роберт двинулся в направлении этого звука.

Глянув вниз, он поддел носком сапога валяющуюся на полу доску, и она легко сдвинулась в сторону. Под ней мрачной чернотой зияла дыра в полу. Нахмурясь, он встал на колени и заглянул в отверстие. Это была не просто яма, а настоящее подземелье, холодное и сырое, с затхлым запахом, который напомнил ему о море. Подземная темница?.. Он пристально вгляделся в нее, чувствуя, как влажный воздух оттуда холодит его лицо.

Позади него скрипнула доска, и Роберт оглянулся. В полумраке он успел заметить лишь смутную тень, когда страшный удар по голове лишил его сознания. В глазах у него потемнело, и он упал головой вперед в эту черную пустоту, которая поглотила его.

Люк увлек Кору в нишу в коридоре, ведущем из большого зала во двор, прижался к ней и потянул вверх подол ее платья. Едва сдерживая смех, она уперлась ему руками в грудь, призывая быть более осмотрительным.

– В зале еще полно народу, дорогой. Ты что, не можешь подождать, пока мы поднимемся в комнату?

– Какая разница, там или здесь? – Он погладил пальцами ее шею и скользнул ниже, к груди, не обращая внимания на негодующие протесты жены. – Здесь тоже очень неплохо получится.

– Тогда, может, прикажем поставить кровать в большом зале, чтобы уж не прятаться ни от кого? – ехидно возразила она, и тихий смех Люка согрел ее щеку.

Кора попыталась отстраниться от него, но Люк навалился на нее тяжестью своего тела, и насмешливая улыбка, блуждающая по его лицу, показывала, что его только забавляют ее усилия.

– Ты подаешь своим людям дурной пример, Люк Луве, – сказала она, стараясь говорить строго.

– Ну и что. Пусть все переженятся и тоже занимаются тем же, чем и мы.

Покончив с разговорами, Люк положил ей руки на плечи и, мягко подтолкнув к стене, принялся развязывать лиф платья.

Глухое рычание вдруг раздалось за его спиной. Он обернулся, проворчав, что вечно им мешают, и приказал Шебе сидеть смирно.

Но волчица не успокаивалась и продолжала возбужденно рычать, не обращая на него внимания.

Кора, нахмурившись, повернулась к своей любимице.

– В чем дело, Шеба?

Волчица взволнованно поводила ушами, шерсть у нее на загривке поднялась, а тело было напряжено, словно она чуяла опасность. Она царапала огромными лапами пол, устремив горящие глаза в дальний конец коридора, туда, где недавно проводились ремонтные работы.

– Она чем-то встревожена, Люк.

– Пустяки. – Он схватил ее за руку. – Ну хорошо, поднимемся к себе в комнату, раз ты настаиваешь.

– Нет, Люк. Что-то беспокоит Шебу.

– После того как солдат Освальда гонялся за ней, она рычит при виде любого солдата. – Люк все еще держал ее за руку. Нетерпение сквозило в каждом его слове. – По всему замку расставлены часовые. Если что-то произойдет, мне тут же сообщат. А теперь пошли, пока…

– Люк, мне послышался какой-то шум.

Чертыхнувшись, Люк преувеличенно громко вздохнул и с сожалением проворчал:

– Ну ладно уж, пойдем посмотрим, что так встревожило твою волчицу.

И широкими шагами он решительно двинулся по коридору, вслед за устремившейся в его дальний конец Шебой. Нельзя сказать, чтобы Кора очень сильно встревожилась – ведь Люк сказал, что повсюду расставлена стража, но все же она слышала что-то, какие-то звуки, похожие на сдавленный вскрик, и ей хотелось удостовериться, что в замке все в порядке.

Идя в нескольких шагах позади Люка, она чуть не наткнулась на него, когда он вдруг остановился и встал на колени, осматривая пол. Шеба заскулила, потом откинула назад голову и завыла, царапая пол лапами.

– Боже мой, похоже, что пол провалился. Принеси-ка мне факел и позови Алена, – велел он жене. – Вдруг кто-то упал в дыру, оставленную рабочими! Черт бы побрал этих лентяев!

Не теряя времени, Кора бросилась за Аленом, а заодно позвала и нескольких стражей. Они сбежались, неся факелы и веревки, и Люк обернулся к ним с угрюмым лицом.

– Там Роберт. Поторопитесь. Дайте мне веревку подлиннее. Посветите-ка сюда. А ты, Кора, отойди. Мне нужно несколько человек, чтобы спуститься туда – и клянусь Богом, я скоро найду того разгильдяя, который оставил эту дыру открытой.

Кора отодвинулась, несколько раздосадованная, что ее так бесцеремонно отставили, но слишком обеспокоенная судьбой Роберта, чтобы возмущаться резкими приказами Люка. Несколько солдат покрепче взялись за один конец веревки, в то время как, обвязав другой ее конец вокруг талии, Люк скользнул с края ямы в темноту.

Прислонившись спиной к стене, Кора напряженно ждала. Солдаты изо всех сил натягивали веревку, чтобы держать Люка на весу, а факелы зловеще мерцали над зияющей внизу дырой.

– Что это за новое развлечение? – раздался вдруг рядом язвительный голос Амелии. Незаметно приблизившись, та разглядывала суетящихся вокруг ямы людей. – Уж не от ваших ли нежных объятий Люк опять пытается убежать?

Кора сжала губы, чтобы сдержать резкие слова, вертящиеся у нее на языке, притворившись, что не понимает эти французские колкости.

– Не обольщайтесь слишком, милочка. Если бы не приказ короля, Люк был бы в моих объятиях, а не в ваших. И когда-нибудь он окажется там. Скоро он устанет от вас, я его знаю. Вы наскучите ему.

Оттолкнувшись от стены, Кора отошла в сторону, чтобы не поддаться искушению вцепиться в волосы этой твари, и как только Люк мог когда-то интересоваться такой гадиной? И почему Роберт посматривал на нее с явным вожделением в глазах? Она была красива, да, но очень уж подлая по характеру и злая.

Однако сейчас более важные вещи беспокоили ее, ведь там, под полом, еще со времен римлян было глубокое подземелье. И она молила Бога, чтобы Роберт не покалечился, упав туда.

Повернувшись к одному из стражей, державших факел, Амелия спросила, в чем причина этой суматохи. А когда тот ответил, что сэр Роберт упал в яму, она тихо вскрикнула от неожиданности. Кора с удивлением наблюдала, как она пятилась от ямы и судорожно схватилась за столб, округлившимися глазами уставившись в темный зев ямы.

Тяжело дыша от усилий, солдаты начали вытягивать веревку, стараясь делать это медленно и плавно, чтобы она не порвалась от чрезмерного натяжения. Вскоре в отверстии показалась голова Роберта с взъерошенными волосами и окровавленным лбом. Его осторожно положили на пол, и Амелия тут же склонилась над ним.

Кора замерла в ожидании, когда веревка была вновь брошена вниз к Люку, и лишь когда его темноволосая голова показалась из отверстия, она перевела дух. Опустившись на колени, она обняла Шебу, теребя руками густую шерсть на ее загривке, в то время как Люк, окончательно выбравшись из ямы, подошел к другу.

– Кто-то уда… ударил меня… – заплетающимся языком пробормотал Роберт, пытаясь сесть.

– Ты просто провалился в дыру, которую забыли прикрыть досками, – сказал Люк, мягко, но решительно укладывая его снова на пол. – Не вставай, пока я тебя не осмотрю. – И он принялся ощупывать его руки и ноги, чтобы проверить, нет ли переломов. Через минуту он откинулся назад и удовлетворенно улыбнулся. – Ты цел и невредим, дружище, за исключением ссадины на голове.

Роберт заморгал, переводя взгляд с Люка на Амелию и обратно.

– Кто-то ударил меня по голове, – настойчиво проговорил он.

– Тебя следовало бы ударить гораздо раньше, чтобы ты не бродил тут ночью как идиот, – язвительно заметила Амелия. – Ты хоть понимаешь, чем это могло кончиться для меня? Я же не могу отправиться в Шотландию без сопровождающего. Из-за твоей нелепой неосторожности мое бракосочетание пришлось бы отложить, а то и отменить вообще.

Насмешливая гримаса исказила окровавленное лицо Роберта.

– Амелия… – Он облизнул губы и постарался сесть, хотя сил на это у него было маловато. – Прекрати браниться. Ты напоминаешь сварливую торговку.

Кора прикрыла рот рукой, чтобы сдержать смех, а Люку пришлось отвернуться, скрывая усмешку. Лицо Амелии стало пунцовым, потом белым, она резко поднялась на ноги и с негодующим видом удалилась. Морщась от боли, Роберт попытался подняться на ноги.

– Помоги мне, – попросил он Люка. – Дай мне руку, дружище.

– Не двигайся, – приказал тот. – Тебе сейчас нужен покой.

И прежде чем Роберт успел запротестовать, Люк поднял его и, перекинув через плечо, понес по коридору к комнате рядом с их спальной. Нормандский рыцарь был отнюдь не тщедушным, но Люк нес его так легко, словно тот был ребенком. Кора поспешила вслед за ними, чтобы устроить Роберта поудобнее.

Его перевязали и уложили на соломенный тюфяк, покрытый тонкой льняной простыней, но он все никак не мог успокоиться и упорно твердил, что его кто-то ударил.

– Говорю тебе, Люк, меня ударили. Кто здесь в Вулфридже может желать тебе зла? Может, ты сам причинил кому-нибудь зло?

– Нет, разумеется, нет. – Люк помолчал, задумавшись, и тряхнул головой. – Я дважды обыграл Реми в кости, но он, кажется, не такой человек, чтобы думать о мщении из-за нескольких проигранных монет. Наверное, тебе все-таки просто показалось. А теперь, дружище, отдыхай.

Откинув голову на подушку, Роберт закрыл глаза и словно в каком-то бреду пробормотал:

– Тебе будет приятно узнать, что ты иногда бываешь прав, Люк.

– В чем прав?

Но Роберт не ответил. Он повернул голову к стене и глубоко вздохнул. А через минуту раздалось его мерное дыхание.

Глядя на осунувшееся лицо спящего друга, Люк недоверчиво спросил:

– Тебе не кажется, что из-за этого падения у Роберта что-то случилось с головой?

– Нет. Я думаю, его и вправду кто-то ударил, во всяком случае, это не исключено.

– Господи Боже, и ты туда же! – раздраженно бросил Люк. – Тебе в каждом углу мерещится опасность, Кора.

– Она на самом деле существует, милорд. Ты захватил замок, на который зарились многие. Тебе не приходит в голову, что другие могут завидовать твоему приобретению?

– Но ведь в яму свалился не я.

– Да, но Роберт твой верный товарищ. Возможно, он увидел нечто, чего ему не следовало видеть.

Люк глухо выругался, но по глазам было видно, что эти слова заставили его задуматься.

Этот задумчивый блеск в его глазах стал острее, когда в дверях появился Жан-Поль, чтобы справиться о состоянии Роберта. Заметив удивленно поднятые брови Люка, он пожал плечами, отвечая на невысказанный вопрос брата.

– Я играл в триктрак с нашим капитаном, когда пришел один из солдат и все рассказал. Как это случилось?

Скрестив руки на груди, Люк сверлил брата глазами так, словно ждал, что тот сам ему об этом расскажет что-то новое.

– Мы сами не знаем, как он упал, – неохотно обронил он. – Роберта нашли в яме в конце коридора.

– В яме?.. – Глаза Жан-Поля прищурились. – У тебя что, и в самом деле такие большие дыры в полу, что в них может провалиться человек?

– Там внизу комната. Старое подземелье, давно заброшенное. А тут рабочие пробили эту дыру…

Кора испытующе взглянула на Жан-Поля. Он не был взволнованным и скорее казался любопытствующим, чем озабоченным. Много раз она искала черты сходства у братьев, но их оказалось немного: разве что глаза они с Люком прищуривали одинаково, когда бывали чем-то раздражены, но на этом все сходство и кончалось. У Люка волосы были черные, густые и блестящие, а у Жан-Поля светлые и довольно редкие. Он был высок, но не до такой степени, как Люк, и сила и решимость, отчетливо проступавшие в лице старшего брата, у Жан-Поля отсутствовали. Один и тот же отец, но разные матери, саксонское и нормандское смешение. Неужели именно этого и хотел Люк? И хотел сам король? Брак нормандцев и саксов, которые вечно будут состоять в противоборстве?

Она вздохнула и направилась к столу, чтобы налить вина. Протянув кубок Жан-Полю, Кора увидела, как на лице его отразилось удивление. Он взял кубок, но при этом бросил быстрый взгляд на Люка, словно ожидая, что тот будет недоволен этим.

– Видите ли, – объяснила Кора Жан-Полю, – раньше здесь было поселение римлян. Большая часть тех построек разрушена, но следы кое-где остались. Мозаичный пол в большом зале был сделан римлянами, и говорят, тут внизу были печи для отопления, которые обогревали дом сквозь отдушины в полу. Постепенно все это обветшало, разрушилось, и мой отец, лорд Бэльфур, приказал замуровать эти подземелья. По-видимому, та дыра, которую оставили незакрытой рабочие, вела в одно из таких подземелий.

– Оно слишком глубокое, – заметил Люк. – Оно в два моих роста или даже больше.

– Но замок быстро восстанавливается, я смотрю.

Люк кивнул.

– Мой на глазах тощающий кошелек говорит, что это происходит довольно быстро. Но когда я восстановлю его полностью, Вулфридж будет способен выдержать любую осаду и штурмом его не возьмешь.

– Ты ожидаешь осады? – Жан-Поль с удивлением взглянул на брата поверх своего кубка. – Ты ожидаешь здесь нападения?

– Все может быть. – Люк бросил на него пристальный взгляд. – Есть еще бароны, которые не присягнули мне, а с севера по-прежнему исходит угроза от Малкольма.

Жан-Поль опустил глаза.

– Я слышал, что графы Коспатрик и Эдгар пытаются раздуть огонь мятежа и ищут поддержки у короля шотландцев. Ты правильно поступаешь, что укрепляешь замок.

– Я был бы дураком, забыв, что измена может притаиться в любом углу, – негромко произнес Люк. От него не укрылось, как руки брата задрожали, когда тот поднес вино к губам.

Жан-Поль выпил вино и, крепко сжав кубок, обратил к Люку искательный взгляд.

– Не поминай прошлого, Люк. Я был тогда еще слишком молод и слишком самонадеян.

– Не так уж давно это было. Ты все еще молод, хотя молодость и не оправдывает предательства. – Люк говорил по-французски, но Кора все понимала.

– Да, – ответил Жан-Поль с глубоким вздохом. – Это не оправдание. Я казался себе достаточно сильным и умным, чтобы захватить, а затем и удержать то, что считал своим. Когда отец предложил тебе половину Монтфора, я решил отомстить. Я не хотел лишаться того, чем дорожил.

– Но теперь, в свою очередь, у меня есть что терять. Так что учти это, братец.

Жан-Поль с горечью посмотрел на него.

– Да, у тебя есть что терять, судьба не поскупилась.

Кора внимательно посмотрела на него. Словно отголосок далекого прошлого, ей вспомнились собственные слова, некогда сказанные отцу, ее клятва ни за что не поступиться тем, что принадлежит ей. И вспомнила отцовский ответ, что бывают времена, когда трудно сделать выбор, и что мстительность не должна затмевать разум, если хочешь принять действительно мудрое решение. Бэльфур был прав, и временами ей хотелось, чтобы он мог каким-то образом узнать, что дочь в конечном счете признала его правоту.

До встречи с Люком в ее сердце было столько ненависти, что она застилала Коре глаза. Но после их возвращения в Вулфридж, когда она увидела, как заботится Люк о замке, как он не только строит новые здания, но и старается сплотить людей, мстительность в ее сердце постепенно угасла. Было много благородных черт в характере этого нормандского лорда, которые не только она, но и другие люди замечали в нем, постепенно проникаясь к нему доверием и симпатией.

Да, отношение ее к Люку разительно изменилось с тех пор. Это началось в ночь их возвращения, когда он поклялся хранить и оберегать то, что принадлежало ему, а значит, и ей, защищать и оберегать ее самое. Прошло уже много лет с тех пор, как Кора перестала чувствовать себя уверенной в своем собственном будущем, как утратила веру в свой завтрашний день. Люк помог ей снова обрести эту уверенность, и за это она была благодарна ему.

Когда он отправился на поиски Шебы и привел ее назад, как обещал, Кора поняла, что этот человек все сделает так, как поклялся сделать. Ее доверие к нему росло с каждым днем, с каждым новым камнем, положенным в стены Вулфриджа, и она с радостью чувствовала, как крепнет их семейный союз.

До тех пор, пока Жан-Поль не высказал ее собственные слова, Кора еще недостаточно ясно понимала все это, недостаточно четко сознавала, насколько же сама она за последнее время изменилась.

Люк все так же сурово смотрел на брата, и Жан-Поль, почувствовав себя неловко под этим тяжелым взглядом, поставил свой кубок.

– Неужели ты никогда не поверишь в мое раскаяние, Люк? Тебе гораздо легче ненавидеть меня, чем простить.

– Я не питаю к тебе ненависти, Жан-Поль, но и не доверяю тебе. Если хочешь покаяться, ступай к исповеднику. Я же позволяю тебе оставаться здесь, но не могу еще полностью доверять.

– Это меня и не удивляет. – Жан-Поль хмуро поглядел на брата. – Ты в самом деле все больше становишься похож на нашего отца.

– Замолчи!

Люк буквально зарычал от ярости и, размахнувшись, ударил брата по лицу. Жан-Поль зашатался и упал на колени, а Шеба вскочила, настороженно вытянув морду вперед. Кора окликнула ее и ухватила руками за шею.

– Люк, перестань! – закричала она. – Ведь это ничего не решит.

Но Люк, не спуская глаз с брата, коротко бросил:

– Иди к себе в комнату, Кора. Это не для твоих глаз и ушей. И забери с собой эту проклятую волчицу. Иди, я сказал!

– Люк, не забывай, что твой друг лежит раненый в соседней комнате. Не время сейчас выяснять отношения с братом, да еще на глазах у всех. Не делай этого, Люк. Все проблемы, которые есть между вами, можно мирно разрешить.

Тыльной стороной руки Жан-Поль отер кровь с угла рта и спокойно произнес:

– Ну что же, брат, я не стану злоупотреблять твоим гостеприимством. Я покидаю твой замок.

– Вулфридж не церковное убежище и не постоялый двор, Жан-Поль. Это твоя тюрьма. И ты никуда не уйдешь отсюда, пока я сам не позволю тебе уйти.

Кора беспомощно глядела на мужа. В нем не было сейчас никакой мягкости, ни малейшей снисходительности, а только суровая несгибаемая воля и решимость, которая одновременно и пугала и печалила ее. Но все же она понимала его, потому что чувствовала то же самое после смерти Вульфрика, когда осталась одна среди подстерегавших ее всюду опасностей и предательства. Да и как она могла сказать Люку, что он не прав, если сама относилась к Жан-Полю с недоверием.

Не сказав больше ни слова, Кора поднялась и, кликнув Шебу, вышла в соседнюю комнату и захлопнула за собой дверь. У каждой медали есть две стороны, и любые решения нужно тщательно взвешивать.

Временами она не знала уже, кому довериться, и готова была не доверять никому.

Размолвка все так же разделяла Люка и его брата, когда Роберт с Амелией решили отправиться в Шотландию за неделю до начала марта. Погода улучшилась, снег уже начинал таять, но по-прежнему дули холодные ветры.

Выйдя попрощаться с Робертом, Кора испытала грусть при мысли, что он уезжает – все-таки он очень оживлял жизнь в Вулфридже, которая не была столь уж веселой сама по себе. Они поговорили немного, дожидаясь, когда оседлают лошадей.

– Вы приедете снова, сэр Роберт?

Усмехнувшись, он метнул взгляд на Люка.

– Если ваш суровый супруг и повелитель позволит. Боюсь, я и так слишком злоупотребил вашим гостеприимством.

– Конечно, злоупотребил, – с улыбкой вмешался Люк. – Но в следующий твой приезд я все равно заколю жирного тельца, поскольку успею уже позабыть, до чего ты мне тут надоел.

– И на том спасибо. Впрочем, женившись, ты стал похож на степенного человека. Позаботься о своей очаровательной жене.

– В этом можешь не сомневаться.

Люк перевел взгляд на леди Амелию, которая уже сидела на лошади, закутанная в дорогие меха, и любезно попрощался с ней. Она кивнула, чтобы он подошел поближе.

Кора слегка напряглась, но постаралась не показать, до какой степени ей противны эти уловки Амелии. Люк подошел к ней, и поскольку был очень высок, то Амелии пришлось лишь слегка склониться с лошади, чтобы дотянуться до него. Она провела по его лицу своей изящной рукой в перчатке и задержалась на подбородке, а ее нежный шепоток донесся даже до Коры:

– Ты делаешь хорошую мину при плохой игре, Люк, но я восхищаюсь тобой. Твоя супружеская верность говорит о твоей чести, но я не оставила еще надежды когда-нибудь…

– Вы питаете тщетную надежду, миледи, – перехватив ее руку, сказал Люк. – Я женат и не расстанусь со своей женой.

Вздохнув, Амелия печально улыбнулась:

– Ты благородный рыцарь, и я всегда уважала тебя за это. Если бы не моя дурацкая игра, ты мог бы быть счастлив со мной. Как я сожалею, что легкомысленно отвергла тебя, но поверь, все это было не из-за недостатка любви, а от избытка ее. Я надеялась вдохновить тебя этим на поступки, достойные тебя. Жаль, что ты живешь в браке без любви, когда мог бы испытать настоящее счастье со мной.

Кора стояла окаменев. Ей стоило огромных усилий вести себя так, словно она ничего не видит и не слышит; а они разговаривали по-французски и, значит, были уверены, что их разговор ей непонятен. И все же она уловила быстрый взгляд, брошенный на нее Робертом. Если он и заподозрил, что она поняла их беседу, то не выдал ее, и Кора была признательна ему за это.

– Твои надежды беспочвенны, Амелия. – Голос Люка звучал глухо от волнения или негодования, Кора не могла бы сказать. Он небрежно отвел руку Амелии от своего лица и отступил на шаг. – Я желаю тебе счастливого пути и надеюсь, что ты будешь довольна своим браком. Маловероятно, что мы встретимся снова.

Легкая улыбка пробежала по губам Амелии.

– Мы можем увидеться раньше, чем ты думаешь, прекрасный рыцарь. Так что не теряй надежды!

Говоря это, она бросила на Кору торжествующий взгляд, но та не только не смутилась, а взглянула на нее с такой надменностью, что Амелия скривила губы и, взяв поводья своей лошади, направила ее к воротам.

Люк с улыбкой подошел к Роберту.

– Доставь эту леди поскорей ко двору Малкольма, дружище. Пусть она лучше там оттачивает свои таланты.

– Постараюсь. Она и мне уже вот так надоела. – Роберт чиркнул себя ребром ладони по горлу. – Теперь она поносит меня за то, что я по глупости разбил себе голову у тебя в коридоре.

Люк нахмурился.

– Рабочие клянутся, что они хорошо закрыли эту дыру, Роберт. Я все еще не понимаю, как ты умудрился туда упасть.

– Не знаю. Но все уже позади, и я выздоровел. – Сказав это, Роберт оглянулся на Кору. – Прощайте, прекрасная графиня. Не давайте своему мужу тиранить себя. Он ужасный деспот, особенно когда не в духе.

– Я знаю, каково это – выносить его нрав, – через силу улыбнулась она. – Но я уже притерпелась.

Роберт засмеялся и взял поводья своего коня. Негромко зазвенела упряжь, меч звякнул о седло, когда он садился верхом. Сделав всем прощальный знак рукой, он повернулся, и кавалькада выехала сквозь открытые ворота.

Это был одновременно и приятный, и горький момент для Коры. Приятный оттого, что она видит Амелию в последний раз, а горький потому, что искренне будет скучать по Роберту. И все же облегчение при мысли, что леди Амелия уехала, пересиливало горечь разлуки с Робертом. Как несносно вела себя здесь эта женщина! Но она, Кора, не доставила ей удовольствия напоследок поссорить их с Люком, хотя несколько раз едва не потеряла самообладание. Неужели Люк не понимал, что эта дама просто играет им?

Когда кавалькада всадников исчезла из виду, Люк подошел к ней, мягко улыбаясь.

– Я думал, они не уедут никогда.

Кора подняла брови.

– Я тоже, милорд, но по другой причине, наверное.

– Без сомнения. – Он взял ее за руку. – А теперь пойдем. Со всей их свитой, заполнившей весь замок, нельзя было спокойного угла найти, чтобы побыть вдвоем.

– Но ты забыл про рабочих.

– Нет, моя красавица, но они не помешают. – Поднеся руку жены к губам, Люк посмотрел на нее долгим горячим взглядом, обещавшим наслаждение.

Сердце Коры забилось. В его глазах была такая неприкрытая страсть, в которой невозможно было ошибиться. Нет, он любил ее, и только ее, в его сердце не было другой женщины.

Нетерпеливое желание Люка побудило ее безотчетно прижаться к нему. И Кора не протестовала, когда он потянул ее к приоткрытой двери сарая и там вдруг повалил в полутьме на большую охапку сена, распространявшего дурманящий запах трав.

Мельчайшие частички соломенной трухи и пыли поднялась в воздух, когда Люк опустился с размаху рядом с ней.

– Задержимся здесь ненадолго, дорогая?

– Здесь? Валяться в сене?.. – Она уперлась ему в грудь, шутливо сопротивляясь, но Люк схватил ее руку и приник к ладони ртом.

– А что? Вполне подходящее место, ведь лошади не возражают, а все конюхи еще в поле. – Его губы двинулись по ладони к запястью, сдвинув тонкое кружево на рукаве. – Тут нигде невозможно уединиться. Хоть я и имею право, как законный супруг, я вовсе не хочу, чтобы все нас видели.

– А почему бы и нет, милорд? – давясь от смеха, спросила Кора. – Они бы оценили проворство, с каким вы управляетесь с обязанностями служанки.

– Среди всего прочего. – Узкий рукав платья, которое она носила под накидкой, послужил ему препятствием для продолжения ласк, и Люк, нахмурившись, воззрился на него. – Пожалуй, я предпочитаю те наряды, в которые ты одевалась раньше. Жаль, что я выбросил твои короткие туники.

Кора с улыбкой наблюдала, как он начал распускать неподатливые завязки, нетерпеливо дергая их, что выдавало его желание. Наконец Люк поднял взгляд.

– Вы не могли бы мне помочь, миледи?

– Да, но в таком случае удовольствие достанется тебе слишком легко. Я считаю, что мужчина должен хорошенько постараться, прежде чем добьется чего хочет, а иначе он не будет это ценить.

– Ты… – Люк приложился поцелуем к ее оголенному плечу, спустив с него платье, – ты мудрее, ты разумнее, чем… – Платье соскользнуло с Коры и отлетело в сторону. За платьем вслед полетела нижняя юбка, и теперь Кора лежала перед ним обнаженная на душистом сене, а он с жадностью, которую не мог скрыть, принялся гладить ее, – чем любая женщина, которую я когда-либо знал, ma biche…

Кора в истоме закрыла глаза. Трепет прошел по ее телу, когда его горячие губы нашли чувствительное место за ухом. «Ma biche… моя лапочка». Еще одно нежное прозвище, которым он назвал ее. Но любил ли Люк ее?.. Ей хотелось это знать, хотелось, чтобы он как-то показал, что считает ее чем-то большим, чем своей собственностью, что он любит ее. Ах, Господи, сама-то она понимала, что любит его всем сердцем, любит душой и телом, преданно и самозабвенно. Но она старалась держать свои чувства в узде, как только могла. Ведь если Люк не любит ее…

Нет, лучше не думать об этом, лучше забыться в страсти и не позволять сомнениям разбить это хрупкое счастье, которое ощущала она. Ведь, в конце концов, леди Амелии не удалось увести у нее Люка, хотя она и пыталась это сделать. Люк человек чести, и он останется с ней, Корой, даже если и не любит ее. Возможно, в один прекрасный день он и полюбит ее, полюбит больше, чем доставшиеся ему земли или своего обожаемого короля.

Сбросив куртку и рубашку, Люк потянулся к завязкам штанов. Его голая грудь блестела как бронзовая в сумрачном свете конюшни. Кора не отводила взгляд, любуясь им, этим великолепным мужчиной, который был ее мужем, этим бесстрашным рыцарем, который пылал желанием к ней. Ах, он был так красив, так привлекателен во всем великолепии своей мужской силы, что она сгорала от желания слиться с ним в вихре страсти и вновь закрыла глаза, чтобы Люк не смог это увидеть.

Проведя руками по ее упругим ляжкам, Люк мягко, но настойчиво раздвинул их. Его пальцы ласково прошлись от ее коленок до шелковистого холмика между ног, а когда Кора затрепетала от этого прикосновения, он наклонился и приник губами туда, где только что были его руки, лаская языком ее сокровенную плоть. Кора вскрикнула от неизведанного прежде наслаждения, но он крепко держал ее, продолжая эту дерзкую ласку. Колючая щека терлась о ее нежную кожу, усиливая остроту ощущения.

Ошеломленная и в то же время трепещущая от желания, Кора затаила дыхание, изнемогая от того жара, который превратил ее тело в расплавленный огонь. А Люк ласкал ее груди, проводя большими пальцами по напряженным соскам, в то время как язык его продолжал свое дело. Она издала какой-то нечленораздельный звук, сама не зная, что пытается выразить, но он, казалось, и без слов понимал, чего хочет Кора, хотя она не понимала этого и сама.

Она никогда и не подозревала о таких удивительных ощущениях. Издавая стоны и извиваясь под его языком и руками, Кора пыталась ухватить то странное упоительное возбуждение, охватившее все ее тело, но оно ускользало от нее. Растущее неистовство наполняло ее какой-то невероятной энергией, а потом все вдруг вспыхнуло, словно комета с рассыпающим искры огненным хвостом, и, выдохнув его имя, стиснув кулаки с попавшими в них сухими пучками сена, она содрогнулась от невероятного наслаждения.

Она почти не сознавала себя, когда Люк опустился на нее, шепча ей в ухо ласковые слова. Его сильное горячее тело слилось с ее нежным и податливым, вызывая чувственный трепет. Движения Люка становились все быстрее и энергичнее, пока этот ритм не захватил и ее, и она не начала двигаться ему в такт. Кора схватилась руками за его плечи, чувствуя литые напряженные мышцы, уже не отпуская их в сладком экстазе, пока, обессиленный, Люк не упал на сено, потный, усталый, но полностью удовлетворенный.

– Ты была чертовски хороша, дорогая, – прошептал он ей на ухо.

И этого пока что для нее было достаточно.

18

– Ты не можешь так поступить, Люк!

Кора смотрела на него, покраснев от гнева. Боясь попасть под горячую руку в их споре, испуганный паж поспешно прошмыгнул между столами и выскользнул из зала. Апрельское солнце лилось сквозь цветные витражи высокого окна, неяркое из-за запыленных стекол. Сидя перед ней, Люк уперся ногами в скамью, разделяющую их. Голос его был напряжен.

– Могу. И поступлю. Им был предоставлен выбор, Кора. И они его сделали, теперь я сделаю свой.

– Но уничтожить дома… скот и посевы… Ты не должен этого делать, Люк. Скажи мне, что ты не будешь так жесток.

Рот его сжался в прямую линию. Почему она так смотрит на него? Ее голубые глаза потемнели, словно небо перед грозой. Как будто он был чудовищем, явившимся на землю, чтобы разорить здесь все и вся. Он должен заставить ее понять. Это был не его выбор: так захотел сам Освальд, бросивший ему наглый вызов. Кора должна усвоить, что, оставляя такие вещи безнаказанными, он никогда не сможет сохранить свои земли.

Находясь многие годы рядом с Вильгельмом, Люк многое понял. Это жестоко, но необходимо, раз уж Нортумбрия была покорена. Половина области лежала в пепелищах и развалинах, некогда плодородные поля заросли сорной травой, луга, на которых пасся скот, были заброшены и пустынны, но мятежные бароны один за другим сдавались. Лишаясь земли, лишаясь провианта для своих солдат и пристанища, они не могли больше сопротивляться.

– Этот вопрос, Кора, мы с тобой не будем обсуждать, – с расстановкой проговорил он. – Ты все равно не поймешь. Но взгляды мои не изменились.

– Если ты так поступишь, – выкрикнула она голосом, звеневшим от горя и ярости, – то, клянусь, я никогда не прощу тебе этого!

Люк бесстрастно взглянул на нее.

– Ну что ж, так тому и быть.

Кора смерила его гневным взглядом и, повернувшись, выбежала из зала. Черт бы ее побрал! Ей следовало бы войти в его положение. Ведь если он проявит слабость сейчас, ни один из вассалов не станет его уважать. А без этого Люк не сможет удержать и пяди своей земли.

Негромкое смущенное покашливание привлекло его внимание, и, оглянувшись, Люк увидел стоящего неподалеку капитана Реми. Было очевидно, что Реми слышал их спор – его глаза ускользали от взгляда хозяина.

– Люди ждут, милорд.

– Сейчас буду.

Взяв меч, Люк опоясался им и, звеня шпорами, решительным шагом прошел мимо капитана. Кора может возненавидеть его за это, но, черт возьми, она все равно останется его женой.

Коры не было ни в спальне, ни в смежной комнате, где он надеялся ее найти, и настроение Люка отнюдь не улучшилось от перспективы оказаться в роли наказанного мужа, разыскивающего свою обиженную жену. После каждой пустой комнаты он все более горячился, и к тому времени, когда он нашел ее во дворе, раздражение переросло в гнев.

Его не смягчило то, что Кора сидела на плоском камне-надгробии, под которым покоились тела ее родителей. А прямо за ее спиной, под высоким буком, была могила Вульфрика, ее первого мужа и единственного друга, который остался героем в ее глазах. Да, Вульфрик был героем, но проигравшим все, а он, Люк, не намерен оказаться в этом положении.

Подтянув колени к груди, Кора смотрела прямо перед собой и даже не подняла глаза, когда он окликнул ее по имени. Ветер шевелил прядь волос, которая выбилась из ее длинной светлой косы и небрежно вилась по плечу. Было все еще холодно, хотя на дворе стоял апрель, и она завернулась в плащ.

– Кора, – требовательным тоном начал он, – когда я уеду, ты должна жить согласно моим приказаниям. – Ответа не последовало. – В мое отсутствие замком будет управлять Антуан ле Бек. У него приказ не позволять тебе покидать Вулфридж ни под каким предлогом. Это означает, что ты не можешь гулять со своей волчицей, собирать травы и корни в лесу, навещать Сигера. Если у тебя появится необходимость выйти из замка, пошли кого-нибудь с поручением.

Она наконец повернулась к нему, и голубые глаза ее угрюмо смотрели из-под насупленных бровей.

– Позволь напомнить, что я не хрупкий цветок, чтобы зачахнуть при первом признаке твоего гнева, милорд.

– Да, это я хорошо знаю. Но все, что я приказал, сделано в твоих интересах. Освальд знает, что я не прощу ему неповиновения. Теперь, когда кончился великий пост, он будет выжидать и готовиться, наблюдая за всеми моими перемещениями. Я хочу услышать от тебя обещание, что ты не покинешь Вулфридж, Кора.

– Я дам тебе свое обещание, когда ты поклянешься мне, что не сделаешь того, что задумал.

Люк наклонился и рывком поднял ее с камня, так крепко обхватив ее руку, что она вздрогнула от боли. Другой рукой он вздернул ей подбородок, чтобы она смотрела ему в глаза.

– Не пытайся учить меня, Кора. Сейчас не время для разногласий. Если ты ослушаешься меня, то рискуешь оказаться в заложницах.

– Бог не допустит, чтобы тебе пришлось платить деньги за…

Рука Люка сжалась так, что на щеках и подбородке ее остались следы его пальцев.

– Да не о деньгах я беспокоюсь. Ты можешь поплатиться жизнью, стать жертвой моих врагов и завистников. Одна твоя ошибка может повлечь за собой катастрофу. А теперь поклянись мне, что не покинешь Вулфридж ни на минуту.

– А что ты сделаешь, если я не поклянусь? Убьешь мою волчицу, как когда-то грозился? – В глазах ее заблестели слезы, но от печали или от злости, неизвестно.

– Нет. Я бы не стал убивать волчицу, чтобы вырвать у тебя согласие.

– Неправда. Может, ты и забыл, но я-то помню, как ты клялся, что убьешь Шебу, если я не разденусь перед тобой.

– Я никогда не угрожал убить ее. Нет… вспомни. Я сказал, что будет стыдно, если волчице придется заплатить за твои прегрешения. Но я не собирался убивать невинное животное, чтобы добиться твоего согласия. Было бы гораздо проще раздеть тебя самому.

Кора тряхнула головой, чтобы убрать с глаз непокорную прядь, и сжала рот с хорошо знакомым ему вызывающим выражением. Уже давно он не видел этого ожесточенного выражения на ее красивом лице и был опечален, что оно появилось снова.

Тем более неожиданными были ее слова, когда, пожав плечами, она сказала:

– Ну что ж, если тебе так нужна моя клятва, я даю ее тебе.

– Скажи все четко, Кора.

– Я клянусь, что не покину Вулфридж.

– Нет, поклянись, что не покинешь замок.

– Но мне же может понадобиться сходить в конюшню или в погреб за…

Он еще крепче сжал ее руку.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Внутри крепостных стен ты в полной безопасности. Но снаружи подстерегает опасность. Я не могу отвлекаться, беспокоясь за тебя, когда вступлю в схватку с мятежными баронами. Поэтому поклянись мне лучше сейчас, пока я не приковал тебя цепями.

Кора опустила взгляд, и Люк постарался не замечать легкого дрожания ее губ. Пульс сумасшедше бился у нее на запястье, она была бледна как смерть. Через мгновение Кора снова взглянула на него.

– Я клянусь, что останусь здесь, милорд, как вы приказываете.

Люк испытующе посмотрел на нее. Она не отвела взгляд, твердо смотрела ему в глаза с каким-то вызовом, которого он не мог понять. Мог ли он доверять ей?.. Ведь он не был даже уверен, не обманывала ли она его, когда говорила, что не знает французского, – так сдержит ли она свою клятву? Неохотно Люк выпустил ее руку и кивнул.

– Так будет лучше всего, Кора.

– Да, милорд, раз ты это говоришь, должно быть, так оно и есть.

Раздосадованный, он повернулся, уже собираясь уйти, но остановился и снова вернулся к ней. Схватив ее в объятия, Люк крепко прижал ее к себе и принялся страстно целовать. Он целовал ее до тех пор, пока ее губы не раздвинулись, а спина не расслабилась под его руками. Отпустив жену, Люк сжал ее лицо ладонями и заглянул в голубые глаза.

– Я никому не дам тебя в обиду, – сказал он.

Слезы брызнули у нее из-под ресниц, и, сжав его руку, Кора глубоко вздохнула.

– Береги себя, Люк. Ради меня.

– Да, моя радость, ради тебя я вернусь.

Улыбка на ее губах дрогнула, и Люк большим пальцем стер слезы, блестящие на ее щеках. Ну что ж, достаточно было и того, что она наконец поняла: ведь он просто хотел защитить ее от опасности, которая, возможно, притаилась где-то рядом. Он поцеловал ее снова, на этот раз мягко, слегка касаясь ее губ своими губами, и ушел, оставив Кору там, под молодыми деревьями, стерегущими могильные плиты.

Реми и его солдаты ждали, сидя верхом на конях. Поль крепко держал повод Драго: жеребец нервно переступал ногами, и пар поднимался от его разгоряченного крупа. Из ноздрей его тоже шел пар, и удила звенели, когда он тряс своей массивной головой.

Люк вскочил на коня, и отряд двинулся к воротам Вулфриджа с развернутым знаменем: знаменосец скакал рядом с Люком.

Слабое апрельское солнце блестело на покрытой инеем траве вдоль дороги. Ветер, дующий с моря, вспенивал морские волны и пригибал высокий тростник, когда они направились к Ротбери.

Это было неприятное дело, которое отнюдь не радовало его, но оно должно быть сделано. Освальду придется уступить. Он, Люк, не потерпит посягательств на свои права и заставит мятежника смириться.

Двигаясь вдоль реки Коквет, они добрались до монастыря в Блинкбурне, где остановились на отдых, прежде чем отправиться дальше. Погода держалась, хотя начало понемногу моросить, так что дорогу опять развезло. Ночью было холодно, но не морозно, и это не помешало солдатам, привыкшим к суровым походным условиям, хорошо выспаться.

На второй день они добрались до края Ротберского леса. Это был густой лес, усеянный огромными валунами, тут и там пересеченный ручьями, вздувшимися сейчас от весеннего половодья. Река была слишком быстрой, чтобы переходить ее под покровом темноты, да к тому же Освальд и так уже наверняка знал об их приближении.

Люк не ошибся. Когда они достигли замка, воздвигнутого на высоком, поросшем травой холме, он выглядел воинственно. Ворота на запоре, подъемный мост вздыблен в небо, повсюду часовые и лучники. Люк отправил гонца, обещая помиловать всех, за исключением Освальда, но ответом были лишь тучи стрел и оскорбительные выкрики, как он и предвидел.

Решившись на осаду Освальда в его замке, Люк приказал своим людям готовить большие щиты и окунуть стрелы в смолу. Стены замка были деревянными и, значит, уязвимыми для огня. В то время как одни его солдаты выполняли эти приказания, остальных он разослал разорить деревни и поля вокруг, разрешив им забрать из награбленного все, что они захотят. Это необходимо было, чтобы лишить Освальда запасов продовольствия и подкрепления и заставить сдаться его людей. Эта сторона военных действий всегда была неприятна ему, но он понимал, что, если у мятежного барона будет поддержка извне, это лишь затянет конфликт.

Но, приказывая разорить деревни, он дал Реми строжайший приказ не трогать женщин и детей. Изнасилование, предупредил он, будет считаться тягчайшим преступлением, и любой провинившийся поплатится головой. Помня гнев Люка, когда при взятии Вулфриджа были убиты безоружные слуги, капитан Реми передал этот приказ своим солдатам в самых суровых выражениях.

Люк надеялся, что мятежники в конце концов сами покорятся ему, и, хотя намеревался внушить им должный страх и уважение, вовсе не желал заслужить их ненависть как жестокий нормандский тиран и насильник. Тем, кто добровольно сдастся, будет даровано помилование, и, таким образом, Освальд станет причиной их невзгод. Это была тактика, которую с успехом применял король Вильгельм, добившись преданности тех, кого он покорил. А что тут больше влияло, страх перед ним или уважение к нему, было неважно.

Что было важно сейчас для самого Люка, так это отношение Коры. Она не простит ему массового истребления саксов. Люк совершенно не жаждал крови тех, кто обязан был подчиняться ему, еще меньше он желал враждебности с ее стороны.

Именно о ней он думал, наблюдая, как солдаты устанавливают осадные машины и строят переносные деревянные укрытия, с которыми пойдут на штурм замка. Мысли его то и дело уходили в эту сторону, и тогда он с досадой ловил себя на том, что думает не о планах осады, а о ее теплых зовущих губах. Он страстно жаждал завоевать ее сердце и многого добился, но все же до сих пор не был уверен, что господствует в нем до конца. Стоило лишь увериться в том, что она испытывает к нему нечто большее, чем легкое преходящее влечение, как Кора внезапно становилась язвительной, гордой и ее острый язык разил наповал.

Война – дело куда более простое, чем эта загадочная женская душа, с досадой думал он. В сражении он всегда знал, как поступить, что делать, а с женой часто вставал в тупик. В мгновение ока она превращалась из кроткой уступчивой голубки в разъяренную мегеру – к этому Люк так до сих пор и не привык.

Роберт де Брийон терзался сомнениями. Прием, который оказал ему вассал короля Малкольма, был сердечный и щедрый, но тем не менее не было никаких признаков того, что король утвердит брак Амелии. Роберта бесили эти бесконечные проволочки, но, как ни пытался он перейти к решительным объяснениям, лорд Найелл ловко уводил разговор в сторону, расточая любезные улыбки и ничего не стоящие комплименты, призванные немного смягчить его гнев.

Когда прошло уже две недели, а дело не продвинулось еще ни на шаг и не было видно никаких признаков подготовки к бракосочетанию, Роберт объявил, что он уедет вместе с невестой, если ему не предъявят явных доказательств своих добрых намерений.

Задумчиво поглаживая свой жирный подбородок, Найелл удивленно посмотрел на него.

– На вашем месте я бы не стал этого делать, сэр Роберт. Это может быть неправильно истолковано.

– Какие тут могут быть вопросы! – Роберт оглянулся на его вассалов, которые тихо подошли и встали рядом с Найеллом, словно почувствовав неладное. – Ведь вы не сдержали своего обещания. Леди Амелия должна была выйти замуж по решению короля, но я так и не видел еще ни посланника от Малкольма, ни самого жениха.

– Он задержался по неизвестной пока причине, сэр Роберт, о чем вам уже говорили не раз. – Глаза Найелла прищурились от скрытой неприязни. – Вы что же думаете, мы не хотим женить нашего вассала на даме из окружения Вильгельма?

Роберт глубоко вздохнул.

– Да, думаю именно так. Ведь переговоры уже завершены, а тут теперь возникло слишком много задержек и всякого рода отсрочек.

– Это досадное стечение обстоятельств.

– В таком случае мне с этой дамой следует уехать, а потом, когда король наконец утвердится в своем решении, мы вернемся.

– Это было бы не слишком мудрым поступком, сэр Роберт. Вы у нас почетные гости, и мы истолкуем ваш отъезд как пренебрежение нашим гостеприимством. Вам не по вкусу еда? Или мало развлечений?.. Это, конечно, не нормандский двор, с его роскошью и изобилием, но мы здесь тоже не бедствуем и знаем, как принимать гостей.

– Я чувствую себя скорее пленником, нежели гостем, – напрямик заявил Роберт и по небрежному пожатию плеч Найелла понял, что недалек от истины. Все в нем напряглось, по всей видимости, это была западня. – Чего вы хотите от меня?

– Ничего, кроме вашего содействия, мой друг, – любезно улыбнулся ему Найелл. – Мы узнали, что новый хозяин Вулфриджа напал на нашего союзника, Освальда де Пакстона. Хорошо бы довести до его сведения, что, если он не хочет потерять то, чем уже владеет, пусть не претендует на большее и отведет свои отряды из Нортумбрии.

Это было странное предложение, но явно имевшее какой-то смысл. Роберт пытался сообразить, что к чему, прежде чем ответить. Значит, Освальд был союзником Малкольма, и это ставило Вулфридж в опасное положение, ведь в таком случае Люку придется разделить свои силы, если замок окажется под ударом.

– А если Люк не отступит, лорд Найелл?

Пожав плечами, старый лорд опустился на стул и сложил руки, соединив кончики толстых пальцев, унизанных перстнями.

– В таком случае он лишится жены.

Роберт удивленно уставился на него.

– А где его жена сейчас?

Найелл хитро улыбнулся.

– Возможно, в своем замке, а возможно, уже под охраной Освальда. Это должно случиться с часу на час. Но не бойтесь за нее. Я приму ее у себя как почетную гостью, пока мы не убедимся, что Нортумбрия полностью находится в наших руках. А ваше дело, сэр Роберт, убедить Люка Луве, что он должен принять наши требования.

– А если я откажусь?

– Не откажетесь. Вы можете рисковать собственной жизнью, но не жизнью прекрасной Амелии. Это будет не по-рыцарски с вашей стороны. А ведь всем известно, как вы, нормандцы, гордитесь своими рыцарскими подвигами.

Услышав эти с подчеркнутым презрением произнесенные слова, Роберт оцепенел. Если Малкольм поддержал этот заговор, это означает только одно – войну. Вильгельм ни за что не потерпит подобного.

Он бросил пытливый взгляд на Найелла.

– А король Малкольм участвует в этом?

Найелл пожал плечами.

– В данный момент у короля много других забот. Но если мы добьемся успеха, он поддержит нас.

– Напрасные надежды. Малкольм не в таком положении, чтобы ссориться с Вильгельмом. Зачем ему это нужно?

– Зачем? Ради вознаграждения, конечно. Как и мне. А кстати, сэр Роберт, вы уже виделись с моей женой?

Роберт непонимающе уставился на него.

– Нет еще.

– А ведь она знакома с вами. Лорд Люк ее пасынок.

Если до этого Роберт был удивлен, то теперь он буквально остолбенел, когда в комнату с победным видом, живая и невредимая, вошла мачеха Люка, леди Адела. Это было еще одно доказательство заранее задуманного заговора.

– О, Роберт де Брийон? – с деланным оживлением воскликнула она. – Как давно мы с вами не виделись. Расскажите-ка мне, как поживает мой сын.

– Если вы имеете в виду Жан-Поля, то, когда я видел его в последний раз, у него все было хорошо.

– Нет, я имела в виду другого моего сына – вернее, моего пасынка Люка. Он также поживает хорошо?

– Мне кажется, мадам, что вы знаете ответ лучше моего, – взорвался Роберт. – Ведь это вы послали Жан-Поля в Вульфридж? Так к чему же эта комедия?

Издевательский смех был ему ответом. Леди Адела обменялась многозначительным взглядом со своим мужем, и тот снова повернулся к Роберту.

– Итак, дорогой, что вы решили?

Выдержав долгую паузу, Роберт мрачно кивнул.

– Я пошлю гонца к лорду Люку и передам ему ваши условия.

Найелл усмехнулся, довольный.

– Превосходно. А поскольку вы остаетесь здесь, сэр Роберт, то можете продолжать приятно проводить время у нас.

– Мне отнюдь не приятно быть заложником, – огрызнулся Роберт.

– Заложником? Вы меня неправильно поняли. Вы просто наш гость, и то лишь до тех пор, пока лорд Люк не поймет, что вести эту войну в Нортумбрии в высшей степени безрассудно.

– Боюсь, что вы приняли волка за комнатную собачку, лорд Найелл. Вам не понравится, как этот песик кусается.

– Я не боюсь укусов ублюдка-дворняги. Наши границы крепки, и мы сделаем все, чтобы надежно защитить их.

– В таком случае берегитесь не только волка, но и льва. Вильгельм не оставит такое оскорбление безнаказанным.

Найелл нахально улыбнулся.

– Вильгельм далеко и больше занят волнением в других областях. Здесь, где владения саксов граничат с Шотландией, есть много земель, которые мы издавна считаем своей собственностью. И мы не уступим их добровольно.

– Они не ваши, чтобы их уступать. Предстоит жестокая схватка, лорд Найелл, – предупредил Роберт. – Не заблуждайтесь на этот счет.

– Я так не думаю. Люк Луве одинок.

– Вы забываете об Эдвине и Леофрике.

– Ну, Эдвин уже старик, а Леофрик колеблется. Если Освальд победит, он перекинется на нашу сторону, и ваш волк останется в меньшинстве. Мы могли бы и раньше забрать эти земли, если бы не Люк Луве. Если бы они оборонялись лишь какой-то девицей и ее престарелым командиром, мы бы давно уже забрали их.

– Однако эта девушка довольно успешно обороняла их против вас, как я слышал.

Найелл резко поднялся.

– Сейчас речь не об этом. Вы здесь, и ваша свобода в ваших руках. Когда лорд Люк получит наши условия, пусть решает сам. Но постарайтесь, чтобы это решение было в нашу пользу, или вы пожалеете, сэр Роберт.

Весь кипя от ярости, но сознавая, что он сейчас в уязвимом положении, Роберт мог надеяться только на самого себя, когда его почти что под конвоем проводили в комнату, которую он занимал со дня своего приезда.

Эта старая лиса Найелл хитро разыграл свою партию, и в результате он чувствовал себя пойманным в западню. Неужели ему придется подвергнуть риску Люка, своего лучшего друга? Неужели Люк и вправду может лишиться своих земель и жены?.. На сердце у Роберта было тяжело, и, даже вызвав к себе человека из свиты, с которой приехал сюда, он все еще не нашел приемлемого выхода. А нужно было непременно найти какой-то способ, чтобы вместе с леди Амелией выбраться из этой западни и тем самым освободить Люка от необходимости принимать решение.

Явился гонец, явно встревоженный.

– Вы меня вызывали, сэр Роберт?

Роберт кивнул.

– Послушай, Жиль, я знаю, что между тобой и лордом Люком была ссора, но сейчас ты должен забыть об этом. Передай ему письмо и это кольцо… Он узнает мою печать.

Быстро сгущались сумерки, хотя пурпурные и алые отблески зари еще заливали горизонт, отражаясь в стальной глади моря, омывающего замок Вулфридж. Стоя на крепостной стене и вцепившись руками в парапет, Кора неотрывно глядела вдаль, точно стараясь что-то разглядеть в полумраке наступающей ночи. Ветер трепал полы ее плаща и бросал распущенные волосы на лицо.

Люк уехал уже неделю назад, прошло семь долгих дней и ночей с тех пор, как они расстались, но до сих пор от него прибыл только один гонец, да и то вскоре после отъезда. Этот покрытый потом и грязью усталый всадник передал, что Люк решил начать осаду замка Освальда и что пока у него все в порядке.

Была и записка лично для нее, в которой Люк писал то же самое и напоминал ее клятву о том, что она не будет покидать пределов замка до самого его возвращения. Размашистая подпись возвещала: Люк Луве, граф Вулфридж.

Может, и заносчиво, но в подписи проявлялась сущность этого человека, которая видна была и в его четком размашистом почерке, и в крупной восковой печати с отпечатком его кольца. На ней виднелась голова волка, настороженно-вызывающая, точно бросающая вызов всему миру. Как странно, что человек именно с таким именем явился, чтобы отнять ее земли. Словно покойный отец послал его к ней – ведь она помнила, как он сказал ей однажды, что управлять Вулфриджем должен мужчина, свирепый, как волк, а не женщина, пусть даже и умеющая держать меч в руках. В то время ее это взбесило, но теперь она поняла, что отец был прав.

Шеба, стоящая у ног хозяйки, вдруг забеспокоилась и начала возбужденно принюхиваться. Проследив за взглядом волчицы, Кора увидела в отдалении клубы дыма, поднимающиеся над вершинами деревьев и заволакивающие темнеющее небо. Сердце ее сжалось: неужели Люк начал разорять свои собственные земли? Но нет, даже если местные жители бросили ему вызов и закрыли перед ним двери, он не должен уничтожать свои собственные деревни. Но откуда тогда этот дым?..

Снизу, со двора, донеслись крики солдат, и, взглянув туда, Кора увидела, как нормандцы торопливо выстраиваются в полном боевом вооружении перед воротами. Другие вытаскивали из кладовых котлы, вязанки дров, треножники – и вскоре воздух наполнился запахом горящей смолы. К тому времени, когда она спустилась во двор, вокруг уже кипела лихорадочная деятельность.

Разыскав Антуана ле Бека, управлявшего замком в отсутствие Люка, Кора узнала от него, что к замку движется какой-то отряд.

– Люди с севера, миледи. Это все, что мы знаем пока о них, – торопливо добавил он и ушел, прежде чем она смогла задать ему новые вопросы.

Люди с севера… Датчане? Шотландцы?.. Кора поспешила в дом, но тут в большом зале царила та же суматоха. Выносили все ценное, что можно было спрятать в потайных подвалах; посуду, ковры, дорогое оружие – вплоть до хрупких цветных витражей.

Все это делалось четко, организованно: слуги действовали быстро и умело, повинуясь отрывистым приказаниям оруженосца Алена. Кора встретила его в коридоре, у входа в зал.

– Ален, что случилось? Расскажи, что тебе известно.

– Немногим больше вашего, миледи. Эй, мальчик… как тебя? Рудд!.. Оставь ты этот гобелен и отнеси-ка лучше в подвал вон ту серебряную посуду.

Кора схватила оруженосца за руку, когда он уже собирался уйти, слишком взволнованная, чтобы думать о приличиях.

– Черт возьми! Сейчас же скажи мне все, что тебе известно, иначе я не знаю что сделаю!

Ее тон заставил оруженосца остановиться, и он смерил ее холодным взглядом.

– Прошу прощения, но я подчиняюсь моему господину, а не вам, леди Кора.

– Да, но я ведь тоже одно из ценных достояний лорда Люка. Так что не будь дураком и не дай мне потеряться в этой суматохе.

Эта замаскированная угроза, прозвучавшая в ее голосе, убедила Алена, и он нетерпеливо вздохнул.

– Приближаются шотландцы. Они хотят нас осадить. Их много, а у нас остался только небольшой гарнизон, чтобы защищать замок. Ле Бек срочно послал гонца к лорду Люку с просьбой о подмоге. Я не думаю, что им удастся нас легко захватить – у нас ведь крепкие стены, но и графу тоже непросто будет выручить нас, поскольку он осаждает сейчас Освальда.

Холодок страха пробежал у Коры по спине, но она лишь кивнула.

– Мне не впервой выдерживать осаду, как ты помнишь. У меня уже есть кое-какой опыт. Вы вызвали уже наших вассалов?

– Гонцы посланы к Леофрику и Эдвину. Городам приказано закрыть ворота, а жителям деревень – спрятаться в надежных укрытиях. Всем торговым кораблям, стоящим в гаванях, мы посоветовали уйти в море. Это все, что можно было сделать на данный момент.

– Этого достаточно. Мы будем оборонять замок, пока мой муж не придет нам на помощь.

Ален бросил на нее странный взгляд.

– Вы так уверены, что он придет, миледи?

– Да, конечно.

– А если он не сможет покинуть осаждаемую крепость? Что тогда?

– Ты выискиваешь лишние поводы для тревоги, Ален?

– Нет, зачем, когда тревог и без того хватает. – Ален нетерпеливо переминался с ноги на ногу, торопясь уйти.

Кора не стала его задерживать и вместе с Шебой поспешила в свою комнату.

Волчица беспокоилась, ее нервировала беготня вооруженных людей, и Кора постаралась успокоить Шебу. Подойдя к дубовому сундуку, стоящему у дальней стены комнаты, она открыла тяжелую крышку и достала из-под груды старых полуистлевших доспехов свой короткий римский меч. Она вытащила его из ножен и с довольной улыбкой взвесила в руке. Это не то, что тот маленький изящный кинжал, больше похожий на украшение, который Люк только и позволял ей носить. Этот старый меч пережил века, переходя от одного воина к другому, и, опоясавшись им, Кора сразу почувствовала себя уверенней и спокойней. Теперь в случае нужды она сможет защитить себя.

Шеба подняла голову и завыла, сощурив глаза. Волчица явно чувствовала опасность и словно бы старалась предупредить свою хозяйку о ней.

– Тише, глупышка, – приказала Кора, поглаживая ее вздыбленную шерсть. – Бояться нам нечего. Мы продержимся, пока Люк не придет нам на помощь, а потом прогоним захватчиков. На этот раз мы будем сражаться вместе.

Шеба лизнула ее в щеку и немного успокоилась, перестала беспокойно метаться по комнате. Ожидание, похоже, предстояло долгое, и Кора наконец покинула комнату, чтобы присоединиться к остальным в зале.

Тихонько подвывая, волчица побежала за ней по длинным коридорам, странно пустым теперь, где не было даже стражей. Все до единого солдаты находились на стенах и у крепостных ворот. Темнота окутывала дальний конец коридора, где так и не закончились еще строительные работы, хотя дыра, в которую провалился Роберт, была теперь закрыта досками.

В большом зале все дорогие нормандские гобелены исчезли со стен, а серебряная посуда – из дубовых шкафов и с полок. Даже пуховые подушки были убраны со стульев и скамей.

Ален распоряжался все так же деловито, стараясь внушить слугам побольше уважения к себе. Кора двинулась в дальний конец зала, где стоял массивный стол, сделанный из прочного дуба, который служил еще и деду ее, и отцу. Крышку его украшал старинный кельтский орнамент – переплетенные завитки и кольца, – который напоминал орнамент на подвеске ее матери.

При этой мысли Кора коснулась рукой серебряной с янтарем подвески у себя на шее. В суматохе ее можно потерять. Надо спрятать ее в подвале вместе с другими ценностями, убрать подальше, пока не минует опасность. Повернувшись, она снова вышла из зала. Шеба белой тенью метнулась за ней, вздыбив шерсть на загривке и подняв уши.

Глубоко под замком были еще в римские времена устроены просторные подвалы. Один из них Люк избрал для хранения ценностей. Туда вела небольшая дверь, окованная железом и с прочным запором. В подвале было холодно и влажно, пахло морем. Вдоль стен стояли огромные сундуки из мореного дуба, пропитанного смолой, чтобы предохранить от сырости и плесени хранившиеся там ценные вещи.

Дверь была приоткрыта, единственный факел слабо освещал полутемную комнату. Кора сняла с шеи подвеску и подошла к одному из сундуков.

С большим усилием Коре удалось открыть окованную железом тяжелую крышку. Торопясь вернуться в зал, она сдвинула лежавшие там вещи и сунула подвеску в дальний угол. Потом стала медленно опускать крышку, пыхтя от напряжения.

Волчица глухо зарычала, и, быстро обернувшись, Кора отпустила крышку, упавшую на сундук с громким стуком. Звук был приглушен толстыми каменными стенами и быстро затих в полумраке. Свет факела заколебался. Шеба припала к земле, обнажив зубы и подняв шерсть на загривке.

Враги не сумели бы проникнуть в замок за то время, пока она спускалась в подвал, успокоила себя Кора. Осторожными шагами она двинулась к волчице.

– Кто там? – на всякий случай окликнула она.

Звук ее голоса быстро затих в подземелье. Прямо за дверью мелькнула какая-то тень, и Кора положила руку на рукоять меча. С бьющимся сердцем она откашлялась и снова требовательно окликнула:

– Кто там?..

Ответа и на этот раз не последовало, но глухое ворчание Шебы превратилось в яростный рык. Положив одну руку на спину волчицы, а в другой держа обнаженный меч, Кора приблизилась к двери подвала. Без сомнения, Шеба почуяла кого-то и насторожилась, что с ней случалось довольно часто после того инцидента с одним из людей Освальда.

Вокруг все было тихо. Ее собственные шаги гулко отдавались на каменном полу подземелья. Подойдя к двери, Кора вытянула руку, чтобы толчком пошире распахнуть ее, но тут…

Все произошло так быстро, что она не успела ничего осознать. Кто-то грубо схватил ее за руку, тут же послышалось глухое рычание, раздались проклятия, и, не успев еще ничего понять, она инстинктивно ткнула своим коротким мечом в темную фигуру, замаячившую перед ней. Справа, точно вспышка белой молнии, мелькнула в прыжке Шеба, и напавший на них человек завопил. Яростная атака Шебы вызвала целый взрыв проклятий и воплей. И тут же за спиной первого появился еще один человек. Его меч серебряным отблеском сверкнул высоко в воздухе и гибельным ударом опустился вниз.

Кора закричала, и этот вопль, полный ужаса, боли и ненависти, отразился от каменных сводов подвала, когда Шеба упала, а по ее белой шкуре из глубокой раны в боку потекла кровь.

Вырвавшись из рук человека, держащего ее, Кора бросилась на помощь волчице, но тут же ее снова схватили, пытаясь вырвать у нее меч. Изловчившись, она замахнулась мечом и ударила одного из нападавших, глубоко вонзив лезвие в податливую плоть. Крик смертельно раненного огласил подвал; этот человек зашатался и упал на пол возле Шебы, беспомощно звякнув о камень мечом.

Второй из нападавших крепко схватил ее, сжав рукой шею, но Кора яростно вцепилась ему в запястье зубами, и, взвыв от боли, он оттолкнул ее, с размаху ударив о стену. Искры посыпались у нее из глаз, и меч выпал из руки. Волосы, упавшие на глаза, ничего не позволяли ей видеть, но проклятия, которые она слышала, звучали на английском языке, и голос показался ей знакомым. Так, значит, это не нормандец осмелился напасть на нее и убить волчицу, а какой-то сакс.

Отчаянным усилием она выпрямилась на ослабевших ногах и кинулась к двери, но мужчина перехватил ее и толкнул на тяжелый сундук, так что, ударившись о его дубовый край, Кора на мгновение была оглушена острой болью. Тяжело дыша, стоя на четвереньках, она подняла глаза и сквозь спутанные волосы посмотрела на того, кто в этот момент нагнулся, чтобы поднять с пола ее меч. Свет факела сверкнул на окровавленном лезвии.

– Ты обагрила меч кровью своего защитника, моя красавица, – насмешливо произнес он, и Кора похолодела, услышав это. Он хрипло рассмеялся. – Да, твой храбрый спаситель был сражен твоей же рукой.

Кора бросила взгляд на неподвижное тело на полу, но лицо мужчины скрывалось во мраке. Мельком она заметила лишь светлые волосы и со стоном закрыла глаза. Горе и ненависть охватили ее. Борясь с наползающей темнотой, которая грозила поглотить ее сознание целиком, Кора изо всех сил старалась не упасть в обморок. Она должна быть сильной, чтобы сопротивляться этому врагу, который может принести зло не только ей или Вулфриджу, но и Люку. Почему она не почувствовала эту угрозу раньше?

Открыв глаза, Кора сделала усилие, чтобы подняться, и повернулась лицом к злорадно ухмыляющемуся человеку, стоявшему над ней и державшему в руке ее меч.

– Убей меня, но и сам ты погибнешь.

– О нет, миледи! Ваша смерть – совсем не то, что нам нужно. Вы послужите приманкой, чтобы завлечь нормандского волка навстречу его роковой судьбе…

19

Не слушая старосту деревни, который божился, что не знает, где Освальд, Люк вскочил на коня и резко натянул поводья. Осада закончилась штурмом; деревянные стены были проломлены, и замок захвачен. Но Освальд бежал. Его нигде не нашли. И никто из его людей не мог сказать, куда он исчез. Поиски привели отряд Люка на север, к другому владению Освальда.

– Сожгите ее, – приказал Люк, бросая последний взгляд на деревню, которая давала прибежище мятежному барону.

Солдаты с факелами бросились к домам и начали поджигать соломенные крыши, несмотря на отчаянные вопли жителей, которые тащили из горящих домов пожитки, пытаясь спасти свое добро, пока его еще не поглотило пламя.

Выпрямившись в седле, Люк бесстрастно смотрел на это. Почти неделю он со своим отрядом провел в поисках Освальда, и погоня за мятежным бароном увлекла его далеко от Вулфриджа. В некоторых городах и деревнях, подобных вот этой, ему оказывали сопротивление, которое было подавлено огнем и мечом. Но Освальда они так и не нашли.

Подошел капитан Реми. Лицо его, испачканное сажей и копотью, выглядело очень усталым, а блики пламени бросали на него жуткие отблески, алые, как кровь.

– Милорд, Освальд был здесь, но перед рассветом бежал. Крестьяне говорят, что он поскакал на север.

– Еще немного на север – и мы окажемся в лапах Малкольма, – мрачно заметил Люк.

Дым, густой и удушающий, першил в горле. Он взвивался вверх от горящих домов, застилая черными клубами солнце. Повернув Драго к крестьянам, которые сбились в тесную кучу, словно испуганные овцы, Люк смерил их суровым взглядом.

– Слушайте меня, вы, люди Освальда, – повысив голос, обратился он к ним. – То, что я вам скажу сейчас, может спасти ваши жизни. Я никого из вас не убил, я не тронул вашего имущества и не брал в заложники ваших детей. Я не разорял ваши только что засеянные поля. Но знайте, если до меня дойдет, что вы прячете этого мятежного барона, я вернусь. И тогда я разорю ваши поля и амбары, перебью вашу скотину, я сожгу не только дома тех, кто воевал с нами на стороне Освальда, но всю вашу деревню. Ваши дети будут плакать от голода, а вашей единственной крышей станет небо – я не оставлю здесь камня на камне. Теперь эта земля принадлежит Вильгельму, и всякий, кто выступит против меня, бросает вызов самому королю. Смиритесь, и я проявлю к вам милосердие. А иначе пеняйте на себя.

Испуганные изможденные лица смотрели на него из-под густых нечесаных волос, а некоторые из крестьян в знак покорности склонили головы. Коленями Люк подтолкнул коня к одному из них и дотронулся до его груди острием меча.

– Вот ты. Что ты знаешь о намерениях Освальда?

Задрожав, бедняга оглянулся на своих односельчан, но никто из них не подбодрил его взглядом. Некоторые бочком стали отодвигаться, словно опасаясь стоять рядом с человеком, замеченным графом. Нормандские солдаты продолжали орудовать факелами, поджигая обреченные дома и амбары. Крестьянин, оказавшийся в одиночестве, с трудом проглотил комок и хрипло, с запинкой, проговорил:

– Я ничего не знаю, милорд. Говорят, он был здесь. Это все, что мне известно.

– Но другие знают. Я подожду, пока кто-нибудь из вас не выйдет вперед и не скажет мне то, что я хочу знать. Но долго ждать я не собираюсь. Подумайте, стоит ли об этом молчать, но только смотрите не ошибитесь.

Повернув Драго, Люк отъехал и остановился неподалеку под огромным развесистым дубом. Неприятное дело, но иного выхода не было. Он научился запугивать людей у Вильгельма и выбрал сейчас того, кто показался ему самым подходящим, чтобы получить нужные сведения. После минутного колебания один из крестьян отделился от толпы и направился к нему, теребя в руках шапку.

– Итак? – бесстрастно спросил Люк, и крестьянин поник головой.

– М… милорд, эта новость не обрадует вас… но говорят, что Освальд направился по берегу на юг. К Вулфриджу…

Люк в удивлении уставился на него. У Освальда оставалось не так уж много людей. На что же мог он надеяться, направляясь туда? И все же его пронизала тревога, и, понимая, что медлить тут ни минуты нельзя, он дал сигнал всем следовать за собой и, повернув коня, поскакал на юг. Необходимо было как можно скорее добраться до Вулфриджа. Там явно затевалось что-то неладное.

Без устали пришпоривая коней, отряд почти без передышки весь день, до вечера, скакал на юг. Не доезжая нескольких миль до Вулфриджа, они увидели первые признаки беды: встающие над лесом клубы дыма от горящих деревень.

Люк придержал коня и внимательно оглядел сгоревшие дома, еще дымившиеся под неярким закатным солнцем. Дорога была пустынна, и он услышал, как Реми вполголоса выругался за его спиной при виде этих разрушений. Казалось, вся Нортумбрия лежала в развалинах и дымилась под небом.

Уже почти стемнело, когда они наконец обогнули бухту и их глазам предстал сам Вулфридж. Возвышаясь на мысу над гладкой, точно отполированное серебро, водой залива, замок казался незыблемым и мирным, и Люк на минуту почувствовал облегчение. Дым не поднимался над крепостным валом, как знак беды, и, значит, Кора была в безопасности.

Пришпорив Драго, Люк поскакал по изрытой колеями дороге, и ветер, пахнущий морем, хлестнул ему в лицо. Люк мчался так быстро, что, когда впереди, в полумраке, появилась какая-то сутулая фигура, он лишь чудом не наехал на нее. Выругавшись, он резко свернул, чтобы не сбить человека с ног; внезапный рывок поводьев заставил Драго заржать и встать на дыбы.

Пока, работая поводьями, Люк старался успокоить лошадь, из-за его спины вырвался капитан Реми и с обнаженным мечом бросился к человеку на дороге. Резкий выкрик Люка остановил капитана, уже занесшего руку, чтобы нанести удар.

– Стой! Я его знаю. – Яростным усилием сдержав коня, Люк взглянул с высоты на человека, возникшего у него на пути. – Ты что, разыскиваешь меня?

Закутанный в звериные шкуры, с разметавшимися по плечам седыми волосами, Сигер – а это был он – что-то проворчал себе под нос, потом поднял лицо к Люку.

– Да, вас, хотя и с риском для собственных костей. – Он указал концом костыля в сторону Вулфриджа. – Там притаились предатели и поджидают вас, милорд.

– Освальд?

– Да, но не только. Изменники в самом замке. – Тяжело опираясь на свой костыль, Сигер подался вперед, пристально глянув на Люка в полутьме. – Вас предали, милорд.

Люк постарался взять себя в руки. Мысль о Коре мелькнула в его мозгу, но он тут же отбросил ее. Нет, она не могла бы… Нет… даже с целью вернуть свои прежние владения…

– Кто меня предал?

– Имени я не знаю, но у предателя светлые волосы, и, значит, он сакс, как ни горько это признать.

«Значит, не Кора…»

Люк взглянул в сторону Вулфриджа, такого спокойного и величественного на фоне угасающей зари. Последние лучи ее алыми бликами лежали на его высоких стенах. Скорее всего, его брат, Жан-Поль, снова поддался искушению и предал его.

Горькое известие, но не такое горькое, как прежде. На этот раз он почти ожидал этого. Люк снова взглянул на старика.

– Освальд уже в замке?

– Да, милорд. Он захватил его сегодня утром, на рассвете. Штурма не было, он проник с помощью обмана, и я опасаюсь за вашу жену.

– Как и я, Сигер. Как и я…

Лихорадочно раздумывая над тем, как это могло произойти, Люк вспомнил о том, каким способом он сам проник в Вулфридж, но с тех пор он постарался предотвратить подобное. Потайная дверь охранялась, прочно запертая изнутри. И не на простой замок, а на сложный запор, ключи от которого хранились у управляющего замком. Как же это произошло? Кто же впустил предателя?

Подъехал капитан Реми.

– Мы предпримем осаду, милорд?

Люк, нахмурившись, отрицательно покачал головой.

– Боюсь, это не принесет нам успеха. Я сам хорошо укрепил его. Вулфридж не деревянная крепость, уязвимая для огня. Он выстроен из прочного камня и снабжен всем необходимым. Нет, Реми, мы должны найти другой способ. – Он замолчал, стиснув зубы. Яростный гнев закипел в нем при мысли, что Кора в руках Освальда. Медленно, сквозь стиснутые зубы он проговорил: – Но клянусь, что, даже если мне придется разобрать свой собственный замок по камешку, я доберусь до этого негодяя. А если Кора при этом пострадает, то Освальд даже в адском пекле не скроется от моего возмездия.

Наступило молчание, нарушаемое только тяжелым дыханием лошадей и позвякиванием удил. Опираясь на свою суковатую палку, Сигер подался вперед.

– Ваши вассалы вместе с вами, милорд. Кервин, Леофрик, Эдвин. Все они.

Люк пристально посмотрел на старого охотника. Он не мог ничего сказать от душившего его гнева, а только коротко кивнул в ответ. Сигер улыбнулся.

– Крестьяне поступили так, как вы им приказали. Никто из них не был убит, и сейчас они ждут вас, милорд, и готовы хоть с вилами и косами сражаться.

– Хорошо, Сигер. Созови их ко мне. Я придумаю способ, как вернуть то, что нам принадлежит.

Капитан Реми подождал, пока старый охотник заковылял прочь и исчез среди высокого кустарника, росшего вдоль дороги.

– Вы думаете, саксы и вправду явятся нам на помощь, милорд?

Люк повернул Драго в сторону Вулфриджа и кивнул, проговорив с убежденностью, которой на самом деле не ощущал:

– Они придут, Реми.

Удивительно, но после этого признания красивое лицо Амелии было безмятежным, как у ребенка. Роберт ощутил, как страшный гнев закипает в его груди.

– Повторите это снова, миледи.

– Но ты ведь уже слышал, Роберт. И не притворяйся непонятливым. Ты ведь знал, чего я добиваюсь, так зачем же прикидываться наивным теперь?

Сцепив руки за спиной, чтобы не ударить ее, Роберт спокойно проговорил:

– Я знал, что ты хочешь невозможного. То есть Люка Луве.

– И рано или поздно он все же будет моим.

– А твоя помолвка с сыном Найелла?

– Просто хитрость, как и то письмо, которое ты послал Люку. – Переплетая тонкие пальцы, унизанные кольцами, она взглянула на Роберта оценивающим взглядом. – И не рассказывай мне… Нет, ты что, в самом деле не знал?

– Да, я не знал, что ты предала моего лучшего друга. Даже и не подозревал. Я ведь не настолько искушен в вероломстве, как ты, Амелия.

Амелия засмеялась, словно услышав лестный комплимент.

– Это все иллюзия, Роберт. Как тот дым и зеркала, которыми пользуются фокусники на ярмарках. Все относительно. Я всю свою жизнь прожила среди лжи и научилась кое-чему. А ты действительно наивен и многое готов принять за чистую монету. Как, скажем, мое беспокойство тогда в замке, не ранен ли ты, свалившись в подвал. Ведь ты застал нас в момент обсуждения плана захвата Освальдом замка. Вот и пострадал ненароком. Прежде чем я смогла остановить его, этот человек ударил тебя. Хотя он и не собирался сбрасывать тебя в яму.

– Кто, Освальд ударил меня? Он ведь уехал к тому времени из Вулфриджа. Не мог же он вернуться туда незамеченным.

– Не будь дураком, Роберт. Разумеется, это был не Освальд. Он и в самом деле не способен находиться в двух местах одновременно. В замке есть люди, которые не любят свою хозяйку. Как видишь, Роберт, я не единственная, кому она не нравится.

– Будь ты проклята!.. – Роберт сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться. – И ты думаешь, королю это понравится?

– Если я и раздосадую Вильгельма своей маленькой хитростью, он скоро поймет, что все это в общем-то к лучшему. В конце концов, король сам же подсылал меня к Люку, предполагая поженить нас.

– Вильгельм не занимается сводничеством, Амелия. К тому же ни Англии, ни Нормандии не было бы никакой выгоды от вашего брака. Земли у тебя небольшие, влияние ничтожно. Если он и подсылал тебя к Люку, то не по той причине, о которой ты думаешь.

Амелия недовольно нахмурилась.

– Не будь слепым, Роберт. Постарайся видеть хоть немного дальше своего носа. Освальд хочет Кору, Найелл мечтает о Нортумбрии, а Вильгельму нужна Англия. Я же хочу Люка… Если я выдам его неотесанную саксонку-жену за Освальда, она просто вернется на свое законное место, снова окажется среди своих соотечественников. Имея же ее в качестве заложницы, саксонские мятежники будут иметь рычаг, чтобы требовать мира и верховной власти над своими собственными землями. Ведь Люк не захочет подвергать опасности эту особу. Со временем Люк поймет, что она ничего не значит для него, а Найелл к тому времени прочно утвердится в Нортумбрии, но уже как его союзник. В границах своих владений Освальд сможет укрепить свою собственную власть, а Люку по-прежнему останется Вулфридж. Я же, пользуясь своим влиянием на короля, заполучу Люка. Скоро он и сам поймет, что есть смысл в союзе с Найеллом. Видишь, как все просто?

– А с чего ты решила, что сможешь повлиять на Вильгельма? Ты, конечно, кузина его жены, но это еще не значит, что он простит тебе предательство одного из его вассалов.

– Ты глупец… В том-то и прелесть, что он никогда не узнает об этом. Если ты, конечно, не настолько туп, чтобы рассказать ему. Ведь ты рискуешь при этом, что тебя обвинят в соучастии. А я буду счастлива доложить королю, как ты принуждал меня впутаться в это дело. – Тут она улыбнулась, и глаза ее сверкнули, точно яркие изумруды. – Ведь, если припомнить, ты сам настоял, чтобы сопровождать меня в Шотландию. Нетрудно будет доказать и то, что ты не предупредил Люка – своего лучшего друга! – что Найелл собирается объединиться с мятежными сакскими баронами. Всем известно, что ты неравнодушен ко мне, и людям нетрудно будет поверить, что ты предал Люка, а также короля, если только ты упомянешь о моем участии в этом заговоре!

Пораженный таким коварством, Роберт покачал головой.

– Удивляюсь изощренности твоего ума, Амелия. В нем больше тайных ходов, чем в муравейнике. Но увы, в твоем плане слишком много просчетов. Этим ты обрекаешь себя на поражение.

– Ничего подобного, – холодно ответила Амелия. – Освальд захватит Кору и будет удерживать ее, пока Найелл ведет переговоры с Вильгельмом. Люк, конечно, будет влиять на короля, и после того, как Вильгельм уступит Нортумбрию мятежникам и шотландцам, ему все равно останется Вулфридж. Убрав с дороги Кору, я сумею найти путь к его сердцу, и мы наконец будем вместе.

Роберт едва не задохнулся от негодования.

– Ты просто дура! Все, что ты затеяла, лишь подвергает опасности жизнь Люка и может лишить его не только жены, но и земель. Освальд слишком хитер, чтобы согласиться с твоим планом, хотя, может, он и говорил тебе, что план чудесный. Он хочет Вулфридж, а не Кору. Найелл же хочет наложить лапу на всю Нортумбрию, а не только на владения Освальда, которые он мог отобрать и так, раз уж осмеливается выступать против короля. Ты своими интригами затеваешь войну, и все же ты никогда не получишь Люка. Ты ему не нужна. Он любит лишь Кору.

– Что ты понимаешь в любви? Ты даже не видишь разницы между любовью и ненавистью, иначе ты бы не бегал за мной как собака, хотя я тебя ненавижу.

Это презрительное замечание сильно задело Роберта.

– Ты использовала меня так же, как пыталась использовать Люка, – зло выдохнул он. – Ты думаешь, Люк любит тебя? Ты была для него просто мимолетной прихотью. Ты можешь называть меня дураком, но вот увидишь, он ни за что не откажется от своей жены, которую очень любит.

– Заткнись, ты!.. Ты жалкий негодяй!.. Да я уничтожу тебя, если захочу.

Амелия размахнулась и ударила Роберта по лицу. Этот удар, хоть и несильный, вызвал у него взрыв долго сдерживаемой ярости, и, размахнувшись, не успев даже осознать, что он делает, Роберт нанес ответный удар. Голова Амелии откинулась назад, и женщина отлетела к тяжелому дубовому столу, прежде чем он смог ее подхватить. Ударившись головой о стол, она осталась лежать неподвижно.

Роберт глядел на нее, тяжело дыша, и грудь у него вздымалась от еще не улегшейся ярости. Амелия не двигалась, и, встревоженный, он опустился на колени. Пульс на шее у нее не бился. Потрясенный, Роберт застыл, схватившись за голову руками.

О Боже, он убил ее! Убил женщину, которую хотел, пусть даже не любя ее. Такая красивая, надменная – и такая лживая, порочная! Роберт закрыл лицо руками и содрогнулся.

Как долго он стоял так на коленях, он и сам не знал. Но когда пришел в себя, за окном уже стемнело. Он поднял Амелию на руки и перенес на широкую кровать под балдахином. А положив на постель, накрыл покрывалом до подбородка и отступил, задернув полог, чтобы закрыть ее неподвижное тело.

Со смертью Амелии его дни при дворе Найелла были сочтены. Но если уж ему суждено умереть, то лучше погибнуть сражаясь, чем быть умерщвленным, подобно быку, отданному на заклание. Выход был только один – бежать.

Когда совсем стемнело и все в замке стихло, Роберт выбрался из окна и спрыгнул на землю. Высота была порядочная, и он так ударился при приземлении, что не сразу смог прийти в себя. А поднявшись на ноги, прокрался осторожно к колючей живой изгороди, окружавшей сад Найелла.

С самого своего приезда он заметил время, когда часовой совершал обход, и теперь ждал, затаившись, пока тот пройдет. Понимая, что у него в запасе очень мало времени, Роберт, едва тень часового исчезла, пробрался сквозь терновую изгородь и бросился через поля в сторону Нортумбрии.

Под стенами Вулфриджа пылали яркие костры. Люк сидел, прислонившись к огромному стволу старого дуба, и, глядя на замок, терзался горькими думами. Ему по-прежнему не давала покоя мысль, как Освальду удалось избежать пленения и собрать достаточно людей, чтобы напасть на замок. Даже в случае предательства пришлось бы штурмовать стены, поскольку Антуан ле Бек не уступил бы без жестокой схватки. Каким же образом Освальд проделал все это?

Неужели собственные вассалы были против него? Неужели ни одна из попыток примирения, предпринятых им с тех пор, как он завладел Вулфриджем, ничего не дала? Пропасть между нормандцами и саксами никогда не казалась более непреодолимой, чем сейчас, и Люк боролся с захлестнувшим его унынием. Горстка верных солдат была ему слабым утешением. Ведь требовалось гораздо больше людей, чтобы удержать эти земли.

К тому же – о Господи! – он ведь поклялся Коре, что защитит ее ценой своей жизни, а получилось так, что она попала к Освальду в плен. Ему страстно захотелось вскочить на коня и поскакать прямо к Вулфриджу, чтобы тотчас же вызвать Освальда на поединок. Хотя это был бы явно бесполезный жест – этот негодяй не станет драться с ним, ни в поединке один на один, ни в сражении.

– Приближается всадник! – крикнул один из часовых, заметив человека на лошади.

Люк вскочил, повернувшись в сторону дороги. Последовал короткий разговор между часовым и этим всадником, а когда Люк торопливо зашагал в их сторону, человек уже спешился и шел к нему в сопровождении двух солдат.

– Жиль? – удивился Люк, узнав его. – Почему ты здесь? Ты же должен быть вместе с леди Амелией и сэром Робертом.

Жиль опустился на одно колено. Сапоги его были забрызганы грязью, он тяжело дышал.

– Был, милорд. Но меня послали к вам с известием.

– От Роберта?

Жиль кивнул, не в силах говорить. Ему не хватало дыхания, и слова отрывисто слетали с его уст.

– Он просит… чтобы вы послали ему помощь, милорд.

– Помощь? Что случилось, говори же!

– Его удерживают в заложниках. Его и леди Амелию. И они просят вашей помощи…

Сунув руку в карман, Жиль достал какую-то вещицу и протянул ему. В свете костра тускло сверкнуло золото, и, взяв кольцо, Люк медленно повернул его, чтобы взглянуть на знакомую печатку де Брийона.

– Господи Иисусе! – хрипло выдохнул он сквозь стиснутые зубы. – Вставай, Жиль. Выпей вина и поешь, чтобы прийти в себя. Принеси ему плащ, Реми, и позаботься о его лошади. Клянусь Богом, я готов сейчас спалить всю Нортумбрию. Расскажи мне побыстрей, что случилось.

Было темно. Шипел догорающий факел, роняя искры на пол подвала, где они затухали на влажных камнях. От острой боли у Коры раскалывалась голова. Ей хотелось кричать от горя при виде окровавленного тела Шебы, неподвижно распростершейся на полу. Но она не могла выказать слабость перед этим человеком, со злорадной ухмылкой уставившимся на нее.

– Ты долго была бельмом у меня в глазу, – скрежещущим голосом проговорил он, стирая ладонью кровь со щеки – доказательство того, как яростно она боролась с ним. – Лорд Бэльфур с детства слишком потакал тебе. Ему бы следовало пороть тебя каждый день, а не баловать и лелеять.

Кора гордо взглянула на Хардреда.

– Мой отец был справедливым человеком. И не тебе о нем судить.

– Твой отец, – передразнил он, – был просто выживший из ума дурак. Да к тому же безвольный дурак. Он должен был бы выдать тебя замуж за мужчину, способного удержать эти земли, а не за того бесполезного калеку.

Глаза Коры загорелись гневом.

– Вульфрик был мужчиной, каким тебе никогда не быть!

– Недоделок он был, а не мужчина. Когда Бэльфур позволил тебе выйти за него замуж, стало ясно, что мы обречены. Но что мы могли сделать, кроме как терпеть и молчать, понимая, что однажды придут чужеземцы, чтобы захватить наши земли. Это бывало и прежде, но шотландцы и датчане, разграбив окрестности, уходили, а эти явились к нам навсегда.

– Кто такие «мы», о которых ты говоришь? Я вижу только тебя, предателя-сакса, который тотчас же умрет, как только вернется Люк.

Хардред хрипло рассмеялся. Он наставил на Кору ее же собственный меч, глядя на острие и словно раздумывая, куда бы лучше вонзить его.

– Забудь об этом! Лорд Освальд уже в замке со своими людьми, и Вулфридж снова стал саксонским.

– Ты открыл ему ворота? Ты безмозглый болван!.. Если бы саксы еще могли побеждать, король Гарольд до сих пор сидел бы на троне… Но даже если бы он и победил при Гастингсе, Англия все равно была бы потеряна для нас. Не из-за одной битвы, не из-за одного человека, а просто потому, что слишком долго мы были разобщены. Судьбой было предназначено, что Англия падет, и мы должны еще радоваться, что она досталась Вильгельму, который, по крайней мере, способен связать нас воедино. Ведь вместо этого мы были бы сотней мелких уделов, управляемых вечно грызущимися между собой баронами, у которых лишь своя выгода на уме. Кора прерывисто вздохнула. Это была правда. И она это прекрасно знала. Чувство справедливости продиктовало ей эти слова.

Взбешенный, Хардред резко выпрямился и, приставив смертоносное острие римского меча к ее груди, приказал ей встать. Она медленно поднялась на ноги, заметив, что платье у нее разорвано с одного бока, так что бедро обнажилось почти до талии. Хардред скользнул глазами вниз, потом снова вверх ей на лицо, и губы его скривила презрительная ухмылка.

– Освальд не безмозглый дурак, как Бэльфур, а сильный в своем праве сеньор. Он будет держать в заложниках не только тебя, но и брата лорда Люка. Он не склонит колени перед нормандцами и не позволит своим дочерям греть им постели, как это сделала ты. Освальд возродит нашу былую славу, он вернет нам то, что отняли завоеватели.

Не сводя глаз с Хардреда, держащего ее меч, Кора смерила его самым презрительным взглядом, на который была способна.

– Когда вернется лорд Люк, ты сильно пожалеешь об этом.

– Лорд Люк уже вернулся, но не может войти в замок, – хрипло рассмеялся Хардред. – Волк у наших дверей, но мы затравим его так, чтобы он никогда не мог больше рыскать по Англии.

– Вам это не удастся, Хардред! – вскричала Кора, сжав кулаки. – Вы все пигмеи рядом с ним.

– Он попал меж двух огней и теперь не улизнет от нас. У нас воины здесь, и наши воины в тылу у него – так что скоро мы его раздавим. А вы, миледи, та приманка, которая удерживает его под стенами Вулфриджа.

– Ты лжешь!

– Ничего подобного. Он выжидает и думает, что осадой возьмет нас, не догадываясь, какая судьба его ожидает. А когда он поймет, будет уже слишком поздно. – Хардред указал концом меча на открытую дверь подвала. – А теперь пошли, лорд Освальд ждет тебя наверху. Ты – ключ от волчьего сердца.

Кора споткнулась, когда он подтолкнул ее вперед, и, стараясь не смотреть на окровавленное тело волчицы, распростертое на камнях, переступила порог. Отчаяние сжимало ей горло, когда по выщербленным ступеням и гулким коридорам ее вели из подземелья наверх. Повсюду заметны были следы схватки – безжизненные тела павших и проломленные двери, а в отдалении еще слышался лязг мечей.

Ее ввели в большой зал и велели предстать перед Освальдом, который с мрачным удовлетворением уставился на Кору.

– Ты молодец, Хардред, – похвалил он предателя. – Я и не думал, что так легко заполучу жену этого нормандского волка. Теперь она у нас в западне.

– Я выследил ее, мой господин. Она хотела спрятать драгоценности в подвале.

– Неужели? – Лорд Освальд улыбнулся и поднял голову, прислушиваясь к крикам, доносившимся из коридора. – Мы победили, но должны быть начеку. Все еще очень ненадежно. Отведи ее обратно в подвал, Хардред. Надо беречь ее как зеницу ока. Она еще нам пригодится. Когда я окончательно овладею замком и этой женщиной, все остальное также будет мое.

Кора вздернула подбородок.

– Ты самонадеянный глупец, Освальд, если думаешь, что Люк уступит тебе хоть пядь земли. Ни ради меня, ни ради чего бы то ни было он никогда не отдаст тебе то, что ему принадлежит.

– Нет, миледи, отдаст, чтобы сохранить вам жизнь. Ведь ему известно, что я без всякой жалости убью ту, что изменила делу саксов.

– Я изменница? Нет, Освальд Пакстон, не я! Мне претит видеть, как саксы убивают друг друга в интересах таких негодяев, как ты. А вот ты сам…

Освальд нетерпеливо махнул рукой.

– Когда люди ведут войны, жертвы неизбежны. Это небольшая цена за свободу.

– На этой земле не будет свободы, пока не установится мир. А люди, подобные тебе, любят войну больше, чем мир.

– О чем это вы, Освальд?

Кора обернулась на этот голос, и брови ее удивленно взлетели вверх при виде входящего в зал Жан-Поля. Брат Люка едва взглянул на нее, но, увидев его, Кора оцепенела. По спокойному уверенному виду Жан-Поля было ясно, что ему ничего не угрожает. Значит, он в одном лагере с захватчиками?

Освальд повернулся к Жан-Полю.

– Неважно, о чем… Сейчас не до пустых разговоров. Ты с нами, Жан-Поль?

– Это мы еще посмотрим.

Освальд недовольно сдвинул свои кустистые брови.

– На что посмотрим? Ты ведь сакс, не так ли? И твой отец умер за Гарольда.

– Мой отец умер за самого себя, – насмешливо бросил Жан-Поль. – Он просто ошибся. Он поставил не на ту карту, а проиграв, потерял все.

– А ты убежал к Малкольму, как дворняжка, которую пнули ногой, – издевательски усмехнулся Освальд.

Жан-Поль пожал плечами.

– Но живая дворняжка, и это немаловажно. Моя голова все еще у меня на плечах.

– Но ты живешь в нормандской крепости и кормишься из милости у нормандца.

– У моего брата долгая память. Я тут скорее заложник, нежели гость. – Жан-Поль мельком глянул на Кору. В глазах его появился странный блеск. – Расскажите ему, миледи, в какой чести я был у Люка.

– Получал все то, что заслуживает любой предатель, я думаю. – Она в ответ смерила его холодным взглядом.

– Вот видишь, Освальд? Мы с тобой похожи. Мы ценим наши шкуры превыше всего.

– Ты меня с собой не сравнивай. Я не такой трус!

– Вот как? Почему же ты не остался в своем замке в Пакстоне, чтобы как следует принять Люка? Неужели нормандский волк внушил тебе такой страх?

– Не очень-то заносись! – прорычал Освальд. – Оскорблений с твоей стороны я не потерплю.

Жан-Поль снова пожал плечами.

Освальд, прищурившись, посмотрел на него, собираясь что-то сказать, но тут в коридоре возле входа в зал послышался шум, и грозный лорд повернулся к двери, когда звуки борьбы усилились. Послышался лязг скрещивающихся мечей, и он снова перевел взгляд на Кору, быстро приняв какое-то решение.

– Эту леди нужно надежно спрятать, Хардред.

– Ты боишься меня! – засмеялась Кора. – О да, Люк Луве разорвет тебя на куски, когда придет…

– Убирайся прочь, ведьма! – рявкнул Освальд, но в глазах его и вправду промелькнул страх. – Ты опозорена связью с этим нормандским волком, который правит твоими землями, и тебе не место среди нас. Но раз уж Луве так тобой дорожит, шлюха, мы спрячем тебя в надежном месте вместе с другими его сокровищами. Отведи ее вниз, Хардред, и держи в подвале, пока мы не отправим ее на север.

Кора оцепенела. На север – к Малкольму! О Боже, тогда Люк уже не сможет освободить ее. Во всяком случае, без кровопролитной войны…

– Я отведу ее, – предложил Жан-Поль, но Освальд отрицательно покачал головой.

– Нет. Ты пойдешь со мной – мне пригодится твой меч. Мне нужны испытанные воины, чтобы одолеть тех людей, которых Луве оставил в замке.

Выведя Кору из зала, Хардред потащил ее в подземелье, бесцеремонно толкая в спину, пока они не дошли до распахнутой двери подвала. Она отвела взгляд от тела мужчины, все еще лежащего перед дверью, и увидела, что Шебы на полу уже нет. «Без сомнения, скоро у кого-то из захватчиков появится белая волчья шкура», – с горечью подумала она, и боль снова пронзила ей грудь.

Хардред грубо толкнул ее к стене, вдоль которой выстроились резные сундуки.

– Полезай в сундук!

Глаза Коры испуганно расширились. Она взглянула на сундук. Он был массивный и небольшой по размерам.

– Я там задохнусь.

– Ничего. В сундуке есть отверстия для воздуха.

– Нет… Я ни за что…

Но Хардред безжалостно толкнул ее вперед, концом меча уколов ей кожу. Кора почувствовала, как из пореза на плече начала сочиться кровь. На дне сундука лежала груда одежды. Хардред отодвинул ее в сторону и жестом приказал ей забираться туда.

– Полезай, или тебя повесят на крепостных воротах на глазах у твоего Люка. Это ему понравится, как ты думаешь?

Кора неохотно забралась в сундук, подтянув колени, и содрогнулась, когда тяжелая крышка захлопнулась над ней. Теснота и темнота окружали ее; едва ощутимо пахло чем-то пряным. Услышав приглушенный лязг металла, она поняла, что Хардред запер ее на замок. С ужасом она вдруг поняла, скорчившись на дне сундука, что, если Хардреда убьют, никто ее здесь не найдет и ее ожидает долгая и мучительная смерть.

Объятая темнотой, она подумала о Люке. «О Господи, сделай так, чтобы он одолел своих врагов и побыстрее освободил меня!» А когда он это сделает, она потребует самого страшного возмездия гнусным предателям.

Люк сидел неподвижно и пристально смотрел на затухающее пламя костра. Скоро рассвет. Он так и не сомкнул глаз всю ночь, раздумывая над создавшимся положением, пока Реми и остальные воины, завернувшись в походные одеяла, мирно спали.

Он оказался в ловушке: впереди – захваченная Освальдом крепость, за спиной – коварный Найелл. Единственным разумным решением было бы отступить. Но это, без сомнения, дало бы мятежникам полный контроль над Вулфриджем. Найелл и Адела дали ему ясно понять, что, если Люк не отдаст замок, Роберт и Амелия останутся в заложниках и, возможно, поплатятся жизнью за его упорство. А Кора оставалась заложницей у Освальда, уверенного, что он в конце концов уступит. Если бы только освободить ее! Тогда он бросил бы вызов Освальду. Но до тех пор он не мог подвергать риску ее жизнь.

Закрыв глаза, Люк прислонился спиной к стволу дерева, под которым сидел. Оставалось два дня до начала мая. Ночью было все еще холодно, но дни стояли теплые и ясные. Он поежился в своей куртке, которую носил поверх легкой кольчуги, но не встал, чтобы закутаться в плащ.

Снова и снова к нему возвращалась ужасная мысль, что брат опять предал его. О Боже, почему он, Люк, не заслужил любви и преданности у своей собственной родни?.. Бывали случаи, когда ему казалось, что он проклят. Ведь если бы не так, разве отец лишил бы его наследства в пользу другого, разве пытался бы поссорить с Вильгельмом? А теперь и Жан-Поль воспользовался первой же возможностью, чтобы снова предать его. Кора была права: не следовало доверяться брату.

А теперь он оказался в ужасном положении, и, если не найдет выхода из этой запутанной ситуации, придется отступить, чтобы спасти Кору и Роберта. Но даже в этом случае не было уверенности, что Освальд или Найелл не убьют своих заложников.

Рука его, лежащая на колене, сжалась в кулак. Черт подери, и зачем он так старался, чтобы сделать Вулфридж неприступным! Все обернулось против него. Как будто Люк собственными руками решил свою судьбу – ведь теперь он не мог захватить замок. Ему и в голову не приходило, что однажды он сам может оказаться в положении осаждающего, и он надежно укрепил каждый дюйм стены. Даже крот не смог бы пробраться внутрь.

Люк выпрямился и открыл глаза. Помнится, Кора что-то говорила ему о подвалах, расположенных под замком. Если звери умудрялись пробираться туда, то, возможно, есть путь и для людей.

Вскочив, он бросился к своим спящим людям и принялся толчками бесцеремонно будить их. До рассвета оставалось слишком мало времени, и он не мог терять ни секунды.

Щурясь спросонок, Реми встал и с недоумением воззрился на него.

– В чем дело, милорд?

– Надевайте доспехи и вооружайтесь. Ты помнишь, как мы были одеты, когда я впервые захватил Вулфридж? Оденьте точно такие же кожаные латы и проверьте, чтобы нигде не звенел металл.

К тому времени, когда они добрались до склона холма, на котором возвышался замок, все насквозь промочили обувь, хлюпая по талой воде. Прибой с шумом разбивался о скалы.

Всматриваясь в густые тени, Люк искал ту груду камней, которую он выбросил, расчищая одну из подземных комнат. После падения Роберта он исследовал некоторые из них и обнаружил подземные коридоры, уходившие куда-то вглубь. Возможно, этим путем можно было проникнуть в замок.

– Милорд, – прошептал Реми, спотыкаясь о камни, – что-то незаметно никакого хода…

– Он должен быть, нужно еще раз все хорошенько осмотреть.

Кервин, бывший командир гарнизона у Коры, предложил поискать лазейку с подветренной стороны склона.

– Там он менее крутой, милорд, и мы скорее останемся незамеченными.

– Нет, именно с этой стороны замка находятся подземные помещения.

Люк бессильно опустился на колени, объятый внезапным ощущением тщетности всех усилий. Как он мог найти вход, даже не зная, где искать? Время неумолимо истекало. Скоро рассветет, и часовые Освальда заметят их. Всякая надежда захватить врага врасплох будет потеряна. Где же этот проклятый туман, который так нужен ему сейчас? Сквозь облака пробивался слабый лунный свет, освещая окрестности и заставляя их держаться в тени крепостных стен, чтобы не всполошить часовых на дозорных башнях.

Припав к земле, Люк до боли в глазах всматривался в основание стены, пытаясь найти что-то похожее на отверстие. Вдруг какое-то белое пятно мелькнуло на миг в лунном свете и тут же исчезло. Игра света? И все же необъяснимое предчувствие заставило его двинуться в этом направлении, и Люк осторожно пополз к тому месту. На его счастье, шум прибоя заглушал легкий звон меча о камни.

Внезапно слабый, но очень знакомый звук заставил Люка замереть на месте. Высокий и протяжный, он сливался с другими ночными звуками, этот знакомый вой, похожий на собачий. Или на волчий…

Кервин тоже услышал это и шепнул, что впереди, на склоне, кто-то шевелится. Люк быстро вскарабкался по камням, и луна, на миг выйдя из-за облака, осветила на земле белое пятно. Увидев его, Люк двинулся быстрее, не осмеливаясь свистнуть. Не смея надеяться…

Но когда подобрался ближе, то увидел, что это и в самом деле была Шеба. Она лежала на брюхе, тяжело дыша, а ее белая шерсть была вымазана чем-то темным. Он встал на колени рядом с ней и протянул руку. И натолкнулся на влажную липкую шерсть. Кровь…

Шеба заскулила, а он обернулся к Реми и Кервину, которые стояли рядом, хмуро глядя на лежащего зверя.

– Волчица ранена, милорд. – Голос Кервина был сдержан, но полон тревоги. – Неужели она не расставалась с нашей леди?

– Да. Она бы никогда не покинула Кору добровольно.

– Значит, они пытались убить ее.

Шеба лизнула мокрым языком его руку, и Люк стиснул зубы.

– Им это почти удалось.

– Они что, выбросили ее сюда?

– Нет, я думаю, ей самой удалось уползти так далеко. Теперь я понимаю, как она покидала замок, умудряясь исчезнуть так, чтобы мы не знали об этом. Она нашла потайной ход. – Люк погладил волчицу по голове, не зная, как попросить это несчастное животное о том, что ему было нужно сейчас. – Кора в беде!.. Найди ее, Шеба. Где Кора?..

Его слова заставили волчицу с трудом подняться на ноги. Люк потрогал ее бок и понял, что рана глубокая и что Шеба потеряла много крови. Заставлять ее двигаться – это то же самое, что просто убить ее. И все же другого выхода нет.

Тихо приговаривая что-то, поглаживая по голове, он побуждал ее двигаться вперед, а Шеба покачивалась от слабости и скулила, не в силах сделать ни шагу.

Через некоторое время, когда Люк уже решил, что ничего не выйдет, что она слишком слаба, волчица повернулась к склону и, шатаясь, медленно двинулась вперед. Пригнувшись, Люк пошел рядом с ней, поддерживая животное, как только мог, пока неверными шагами, но упорно продвигаясь вперед, волчица куда-то вела их.

Вскоре в серебристом свете луны он увидел глубокую расщелину, похожую на вход. Она казалась достаточно широкой, чтобы туда мог вползти человек. Торопливо Люк отбросил несколько камней и протиснулся внутрь. Там было сыро и промозгло, но стало очевидно, что это начало туннеля. Он оглянулся через плечо.

– Реми, отошли волчицу в лагерь с одним из твоих людей. Она сделала все, что могла, но теперь ненароком может выдать наше присутствие.

Один из солдат крепко схватил Шебу, в то время как сам Люк вместе с остальными воинами вполз в туннель. Они с трудом продвигались по узкому и скользкому наклонному туннелю; несколько раз Люку пришлось ползти на животе или протискиваться, прижимаясь к стене.

Прошло слишком много времени, по его расчетам, и казалось уже, что ход этот ведет в никуда, что они просто даром теряют драгоценное время, когда Люк увидел слабую тонкую полоску света. Она была едва заметной, но тем не менее это был хоть какой-то ориентир, и остаток пути Люк прополз быстрее, обдирая руки и колени в торопливом желании поскорей достичь цели.

Позади себя он слышал прерывистое дыхание солдат и понимал, что они чувствуют то же самое. Реми – самый крупный из них – совсем выбился из сил.

– Милорд, мы уже близко? Я боюсь, что… застряну в этой чертовой щели…

Сердце Люка радостно забилось, когда он разглядел закрепленный в держателе горящий факел. Добравшись до него, он остановился и осторожно огляделся по сторонам. Да, Люк узнал этот коридор, ведущий к его сокровищнице, который сейчас был пуст.

Какое-то мгновение он стоял, испытывая чувство облегчения, что выполз из тесного подземного хода, но тут же с мрачной решимостью двинулся вперед. Да, он снова оказался в своем замке, но все же самое главное было впереди. Он должен выяснить, сколько преданных ему людей осталось в живых и на свободе, а потом открыть ворота, прежде чем заняться поисками Коры.

Быстро зашагав по коридору и стараясь при этом держаться в тени, Люк кивком приказал своим солдатам следовать за собой. Они без слов понимали, что делать. Если Бог и удача не оставят их еще на какое-то время, они победят.

Завернув за угол коридора, Люк увидел тело человека, распростертое на каменном полу в луже крови. Он хотел было пройти мимо, едва взглянув на него, но вдруг остановился как вкопанный. В тот же миг Реми, который тоже узнал этого человека, опустился на колени рядом с ним.

– Ален… – прошептал Люк.

– Он жив, милорд. Взгляните, он еще дышит.

Грудь Алена часто вздымалась и опадала, он дышал неглубоко и прерывисто. Ресницы его дрогнули, одна рука слегка пошевелилась. Люк склонился над ним.

– Миледи… в опасности, – прошептал непослушными губами оруженосец.

– Она жива, Ален?

Ален облизнул губы и сморщился, струйка крови потекла из угла его рта.

– Да… но они схватили… ее.

– Где она? – вскричал Люк, но Ален потерял сознание.

Поручив оруженосца заботам одного из солдат, Люк кивнул остальным и снова двинулся по коридору. Некоторые из факелов догорали, но света было достаточно, чтобы он мог явственно увидеть следы вражеского нападения. Губы его плотно сжались от бешенства при виде разрушений, которые они произвели за такое короткое время.

Реми взял двух солдат и направился к камерам, чтобы освободить тех из верных им солдат, которые могли быть заключены там, а Люк вместе с остальными направился в главный зал. Прямо впереди неясно вырисовывались силуэты двух часовых, и он бесшумно двинулся к ним.

Минуту спустя с обоими было покончено: часовые бесшумно упали на землю с кинжалами в груди.

Из дальнего коридора до него донеслись звуки схватки, и Люк бросился туда. Таиться больше не было смысла, пора вступить с противником в открытый бой. Если Реми не удалось освободить его людей, их всех могут запереть в этих коридорах.

Подняв меч, Люк во главе своего маленького отряда вихрем ворвался в зал. Они сражались, как тигры, уничтожая всех врагов на своем пути и издавая воинственные кличи во всю силу легких.

У самых дверей их встретили несколько солдат, которые, сбившись в кучу, пытались преградить им путь. Люк и его воины сражались ожесточенно. Кервин бился с яростной энергией, повергая тех, кто вставал у него на пути, с таким проворством и силой, которые трудно было предположить в седом ветеране. Он не был сейчас саксом, сражающимся против саксов, но человеком, сражающимся за своего лорда, и Люк знал, что может ему доверять. Когда они пробились в зал, Люк остановился в дверях и быстрым взглядом окинул помещение. В дальнем конце его стояли бок о бок Освальд и Жан-Поль, и Люка при виде этих людей охватила такая ярость, что ему на мгновение показалось, что она задушит его. Подняв свой окровавленный меч, с мстительным выражением и ненавистью в глазах, он двинулся в их сторону.

Но слишком рано он решил, что все солдаты, охранявшие Освальда, перебиты. Справа из-за опрокинутого стола вдруг выскочили двое солдат. Люк все же успел повернуться в их сторону и взмахом меча поразил одного из нападавших в бок. А высвободив лезвие, тут же снова размахнулся и ударил второго в плечо. Все произошло почти мгновенно, и путь для него был снова открыт.

Тяжело дыша, Люк взглянул на возвышение и от удивления застыл неподвижно. Там, держа свой меч с какой-то нарочитой небрежностью, Жан-Поль приставил его острие к горлу Освальда.

– Бросай оружие, Освальд, – тихо сказал он, и злобная улыбка скривила его губы. – Бросай меч, или у тебя сейчас будет два разинутых рта вместо одного.

– Будь ты проклят… – выдохнул Освальд. – Будь ты проклят, предатель.

– Нет, Освальд… Я тоже сакс до мозга костей, несмотря на то, что отец мой нормандец. Но я достаточно умен, чтобы понять, с кем мне лучше иметь дело. И будь уверен, не с тобой. А теперь брось свой меч и готовься отвечать перед моим братом!

С проклятием Освальд опустил свой меч, но глаза его пылали ненавистью. Люк подался вперед, разгадав раньше брата, его намерение, но было уже поздно.

Извернувшись, Освальд снизу ударил Жан-Поля в бок, в тот же миг отпрянув в сторону, чтобы избежать ответного удара мечом. Но он был недостаточно проворен: лезвие меча Жан-Поля все же скользнуло сбоку по его шее, оставив глубокую рану, из которой хлынула кровь.

Освальд задергался, осел, и его колени тяжело ударились о каменный пол. Жан-Поль повернулся, стараясь удержаться на ногах, но не смог и медленно опустился на колени, скользя руками по лезвию своего меча. Глаза его уже подернулись пеленой, а из разверстой раны на боку полилась кровь, когда, бросившись к нему, Люк подхватил брата на руки.

– О Боже, Жан-Поль…

Морщась от боли, брат поднял затухающий взгляд. Его рука поймала рукав Люка и крепко вцепилась в него.

– Про… прости меня, Люк…

– Да, Жан-Поль, я тебя прощаю. Но лучше молчи. Береги силы, пока…

– Нет… – Пальцы на его рукаве разжались. – Это… напрасно. Не думай… что я был против тебя. Я… нет. – Он содрогнулся, его губы беззвучно зашевелились, и Люк наклонился поближе, чтобы услышать последние слова. – Храни то… что ты добыл, брат. – Жан-Поль судорожно втянул в себя воздух, и ресницы его затрепетали. – Твоя жена… твоя Кора в… в подземелье… Я пытался… помочь ей.

– Я верю, Жан-Поль. Ты искупил свою вину, брат. А теперь полежи, побереги силы.

Легкая улыбка задрожала на губах Жан-Поля, и тело его содрогнулось в смертельных конвульсиях. Он сделал еще один судорожный вздох, и этот вздох стал для него последним. Люк смотрел на брата, и сердце его сжималось от горя. Он мысленно молил Жан-Поля простить за темные подозрения, которые питал в отношении его.

– Милорд!

Люк оглянулся. Рядом, тяжело дыша, стоял Кервин. Глаза его были полны сочувствия, но видно было, что он хочет сообщить что-то важное.

– Что, Кервин?

– Реми открыл ворота. Наши уже внутри, и победа за нами. Что будем делать с изменниками?

Люк взглянул на безжизненное тело Жан-Поля и тихо прикрыл его невидящие синие глаза.

– Не надо их убивать. У человека должно быть время раскаяться, возможность искупить свою вину. Тем воинам, которые присягнут мне в верности, я дам еще один шанс.

Он поднялся на ноги и повернулся к дверям.

– Найдите человека с ключами от подземелья и приведите его ко мне.

20

Кора старалась дышать как можно реже. Она берегла воздух, втягивая его глубоко в легкие и очень медленно выпуская вновь. Но головокружение все усиливалось. Эта проверка на выносливость, говорила она себе, терпи, ты должна терпеть и ждать. Люк придет за тобой. Он должен прийти обязательно.

Она закрыла глаза. Рана в боку болела, но кровь уже перестала сочиться. Ее платье с той стороны уже высохло и коробилось от засохшей крови. Время текло страшно медленно: неужели все еще ночь? А может, уже рассвело?..

Кора все время помнила о своей волчице, хотя пыталась не думать о ней. При воспоминании о безжизненном теле Шебы, распростертом на камнях, слезы наворачивались ей на глаза, и она не могла даже стереть их в такой тесноте.

Вспомнив о Хардреде, она подумала, какую же ненависть он питал к ней все эти годы! Он был слугой ее отца, всего лишь рабом в глазах нормандцев, и при новых хозяевах лишился всего. Он не мог стерпеть того, что она все отдала Люку, и затаил злобу против нее. И по-своему он был прав. Все происходило мало-помалу, очень медленно, и Кора только сейчас поняла, как много она уступила. Но, и осознав, она не сожалела об этом. Люк был достойным господином Вулфриджа, достойным и ее сердца.

Она вспомнила о клятве, которую когда-то дала: ни за что не сдаться добровольно. В каком-то смысле она сдержала эту клятву, поскольку боролась с собой до конца. Это была невольная капитуляция, но теперь она стала полной – и добровольной.

С тех пор как муж уехал, Кора много думала о том, что он сказал перед отъездом, и поняла, что Люк был во всех отношениях прав. Если вовремя не усмирить мятежных баронов, он потеряет все. Освальд должен покориться, как это сделали Эдвин и Леофрик. Напрасно она возмущалась кажущейся жестокостью Люка. Он лучше знал, что надо делать, чтобы на землях Вулфриджа воцарился мир.

Думая о нем, Кора попыталась представить себе его лицо. Черные глаза, отененные густыми ресницами, едва заметный шрам на щеке, насмешливый изгиб рта… Она почти наяву могла ощущать, как он целует ее, чувствовать его силу, тяжесть его тела на себе.

Ей было так тесно, что она не могла дышать. Сундук, казалось, с каждым ее вдохом уменьшался в размерах. Он давил на нее так, что ей хотелось завопить, но она не решилась расходовать на это воздух. Ногти ее больно впились в ладони, и Кора уже жаждала впасть в забытье, лишь бы не ощущать угрожающей тесноты этого сундука.

В ушах у нее стоял звон, прерывистое дыхание становилось все более слабым. Она умирала. Возможно, спасение к ней придет, но будет слишком поздно. Воздух уже на исходе, а отверстия в сундуке так малы…

Снаружи донесся какой-то шум, Кора хотела пошевельнуться, но не смогла. Как душно! Легкие ее болели, а в груди начало колоть. Она хотела умереть тихо, уснуть навек… провалиться в спасительное забытье, но тело не слушалось ее. В припадке удушья Кора непроизвольно изогнулась, колотя ногами и руками в стены своей крошечной тюрьмы…

Снова раздался шум, едва различимый теперь из-за громоподобных ударов ее сердца. Он отдавался в ушах каким-то смертельным звоном, и она хрипела, корчась от невыносимой боли в груди.

Еще отчаянней заколотила Кора в потолок своей темницы руками и ногами, пытаясь удержаться на грани ускользающего сознания, пытаясь не впасть в последнее забытье. Снова она подумала о Люке и попыталась представить его лицо. Но оно становилось таким темным… оно расплывалось… оно ускользало куда-то от нее.

Ключ от подвала так и не могли найти. Люк угрюмо смотрел на тяжелую железную дверь. Она была устроена так, что петли находились внутри, и никакими силами нельзя было снять ее снаружи. Не обращая внимания на лужу крови на полу, Люк нетерпеливо расхаживал перед этой дверью, пока Реми и Кервин искали запасной ключ.

Не выдержав, он приказал взломать дверь, и солдаты вооружились тяжелыми ломами и топорами. Удары металла о металл гулко раздавались по подземелью, но дверь не поддавалась.

Реми попытался утешить его:

– В подвале достаточно воздуха, милорд. Леди Кора может страдать от голода и жажды, но ни от чего другого.

Люк угрюмо кивнул. Он подошел и осмотрел дверь поближе. Железные полосы, которыми оковано было дерево, скреплялись мощными болтами. Если все эти болты убрать, дерево легче будет проломить или поджечь и таким образом войти. Господи Боже, но сколько же это займет времени! Хотя, как сказал Реми, подвал просторный… Но почему никто не подает голоса изнутри?..

За спиной у него раздался крик, и, обернувшись, Люк увидел молодого сакса с окровавленным лицом, которого тащили к нему.

Кервин безжалостно толкнул пленника вперед, схватив молодого человека за шею.

– Это Хардред, милорд. Он предал нас, впустив отряд Освальда через ворота. И у него все ключи.

Хардреда бросили на колени перед Люком. Лицо его побледнело, но на нем незаметно было страха. Один глаз распух так, что почти закрылся, на щеках были синяки и порезы.

Люк мрачно посмотрел на него:

– Ты заслужил мучительную смерть, Хардред.

Ненависть сверкнула в глазах сакса.

– Пусть так, но волк будет править здесь без своей волчицы.

Зловещая усмешка застыла на лице этого человека, отчего кровь похолодела в жилах у Люка, но, когда Кервин схватил пленника за волосы, он протянул руку, чтобы предотвратить удар.

– Леди в подвале, Хардред?

– Да, она там. И она скоро умрет.

Люк бесстрастно взглянул на него, хотя от уверенности, прозвучавшей в голосе Хардреда, страх снова шевельнулся в его груди. Он небрежно пожал плечами, словно сомневался в этих словах.

– Там воздуха достаточно, хватит, пока мы выломаем дверь. Ведь подвал большой.

– Да, подвал большой.

Кервин яростно встряхнул пленника.

– Отдай ключ!

– Я выбросил ключ в колодец.

Кервин снова замахнулся кулаком, но Люк опять остановил его.

– Погоди. Он еще не все сказал. Расскажи мне, Хардред, что ты знаешь.

Торжествующая улыбка пробежала по его избитому лицу, и губы Хардреда растянулись в злобном оскале.

– Твоя жена действительно в подвале. Она очень удобно устроилась там. В темнице из дерева и железа.

Люк опустился перед ним на корточки и с угрозой, раздельно и тихо проговорил:

– Скажи все до конца, или ты будешь молить о смерти как о спасении задолго до того, как она наступит.

Глядя ему прямо в лицо своим единственным зрячим глазом, Хардред усмехнулся.

– Твое самое дорогое сокровище я надежно упрятал в сундуке. В том, где ты хранишь свои лучшие шелка. Ни дождь, ни сырость не смогут повредить ей там, и плесень не разъест ее нежную кожу.

Люк поднял взгляд и увидел, как его собственный ужас отразился в глазах Реми при этих словах. В следующий момент он вскочил на ноги, не обращая внимания на вопли Хардреда, которого Кервин поволок прочь.

– Милорд, – беспомощно начал Реми, – если она в одном из тех сундуков…

– Приведи еще людей, чтобы пробить дверь.

– Милорд…

– Хватит болтать, Реми, выполняй приказ! О Господи, если она умрет, я сдеру с него кожу живьем… Нет, погоди, Реми, принеси мне тонкую металлическую полоску. Может быть… Ах, черт! Ну и дурак же я, что не додумался до этого раньше! Она должна быть гибкой и прочной. Скорей же, скорее, Реми!

Сосредоточившись, отрешившись от всего окружающего, Люк встал на колени перед запертой дверью и сделал глубокий вдох. Это был не простой запор из тех, что он умел открывать еще мальчишкой. Нет, это был замок со сложным механизмом, но таким, который придумал он сам. Реми протянул ему тонкую полоску металла, и Люк все свое внимание сосредоточил на замке.

Пот заливал ему глаза, и дважды пришлось опускать руку, которая дрожала, когда он медленно ввел стальной стержень внутрь механизма замка. Пальцы его ныли от напряжения, но времени дать им отдых не было. Механизм тихо щелкнул, и Люк замер на мгновение, а потом с осторожной медлительностью продвинул стержень дальше.

Когда щелкнул второй механизм, Люк приналег на дверь, но она по-прежнему не открывалась. Медленно, затаив дыхание, он снова вставил в замок стальную полоску. На этот раз, когда он нажал на запор и потянул ручку, дверь громко заскрипела на петлях и приоткрылась. Люк подался вперед, потеряв равновесие, но тут же быстро вскочил на ноги.

Пол в подземной комнате был завален льняной и шелковой одеждой. Люк бросился к одному сундуку, потом к другому, громко окликая Кору. Реми и остальные воины ринулись следом, тоже беспорядочно открывая сундуки.

– А этот заперт, милорд! – крикнул кто-то.

Люк обернулся и вырвал лом у одного из солдат. Удар, другой – и вот замок сбит. Он схватил крышку, рванул ее вверх – и сердце его упало, когда он увидел безжизненное женское тело, скорчившееся на дне сундука.

Осторожно он поднял Кору из ее тесной тюрьмы и прижал к себе, едва смея надеяться, что она еще жива. Как долго она пробыла там без воздуха и движения?

Опустившись на колени, Люк бережно положил Кору на груду шелков и ухом припал к ее груди. Ударов сердца ему не удалось услышать, но, взяв тонкое запястье жены, Люк определил, что оно слабо, но бьется.

– Вина, Реми! Принеси вина! Отойдите и дайте ей воздуха, во имя всего святого! Ах, Кора, Кора… что я сделал с тобой!

Ее платье было разорвано и окровавлено, светлые волосы спутались и как-то поблекли. Лицо было бледным и неподвижным, на нем застыла мучительная гримаса, а губы искусаны до крови. Люк стиснул ее тонкие пальцы между ладоней и потер, не зная, что можно сделать еще.

Но вдруг слабый вздох приподнял ее грудь, ресницы слабо дрогнули. Люк подсунул руку ей под плечо, чтобы приподнять повыше, а когда Реми подал кубок с вином, осторожно поднес к ее губам. Алая жидкость потекла по губам, скатываясь вниз по подбородку и шее, яркая, словно кровь. Люк побледнел при виде этого.

– Выпей, дорогая! Выпей, любовь моя, душа моя! Ах, Господи, простишь ли ты меня когда-нибудь?

Кора закашлялась, когда он влил каплю вина ей в рот, и слабо оттолкнула кубок.

– Нет… – срывающимся голосом произнесла она. – Нет, ты хочешь утопить меня…

Потрясенный, Люк не сразу отвел от ее губ кубок. Тогда Реми наклонился и взял кубок у него из рук, прошептав, что миледи скорее нужен воздух, чем вино.

Кора открыла глаза, испуганно заморгав от света, обвела взглядами лица склонившихся над ней людей. Потом посмотрела на Люка.

– Это Хардред запер меня сюда… – прошептала она. – Люк, он предал нас всех!

– Я знаю. Помолчи, душа моя. Не беспокойся о Хардреде. Он получит по заслугам за все, что натворил.

Ее рука легла на руку мужа, и Кора слабо покачала головой.

– Нет, я сама хочу отомстить ему. Он причинил столько горя… Он убил Шебу, Люк… – Голос ее прервался. – Он убил мою любимую Шебу, а кто-то из людей Освальда взял ее, чтобы сделать из шкуры…

– Не расстраивайся понапрасну, – дотронулся до ее лба Люк. – Когда полчаса назад я видел эту шкуру, она с завидным аппетитом грызла баранью лопатку, которой угостил ее один из наших солдат.

К его удивлению, это радостное известие не обрадовало Кору, а словно бы еще больше расстроило. Плечи ее начали содрогаться от рыданий, и Люк крепко прижал ее к себе. Он покачивал ее, словно ребенка, шепча ласковые слова по-французски и по-английски, слова утешения и любви. Это были какие-то нелепые обещания, вроде того, что он заставит солнце светить для нее, что никогда не позволит ни одной дождинке на нее упасть, и все, что только приходило ему в голову, лишь бы утешить ее. Это волнение, которое он ощущал, не было прежде знакомо ему; Люк чувствовал себя неловко, но не мог остановить поток слов, который изливался у него из души.

Прошло некоторое время, прежде чем Люк заметил, что они совершенно одни: Реми сделал знак своим воинам и увел людей. Невольно Люк отметил про себя, что вот где, оказывается, можно найти уединение в этом замке, но едва ли Кора захотела бы снова прийти сюда после того, как едва здесь не погибла.

– Тебе лучше, душа моя? – прошептал он, когда рыдания прекратились и она затихла.

Кора кивнула.

– Мне никогда еще не было так хорошо, Люк. А ты в самом деле сделаешь все, что обещал?

Он покраснел в замешательстве, не желая вспоминать все те цветистые фразы, которыми только что сыпал. Но все-таки кивнул, с нежностью глядя на лежащую у него на руках жену.

– Да, дорогая. Я не отрекусь ни от единого слова. За исключением того, что говорилось о солнце и дожде. Боюсь, моя власть не распространяется на небеса.

Кора негромко рассмеялась.

– О, я бы не удивилась, если бы это было и так. Но я имела в виду то, что ты говорил о любви ко мне. Это правда?

– Да. Я люблю тебя, Кора! Всем сердцем, всей душой и каждым своим вздохом. Я никогда больше не огорчу тебя.

– Ты никогда и не огорчал меня, Люк. Ты мой оплот, моя надежда. Ты человек чести, который держит свои клятвы. Нет, ты никогда не огорчал меня. Боюсь только, что я тебя огорчала…

Он пожал плечами.

– Раздражала, конечно, иногда, но не более того. Когда ты даешь клятву, ты тоже держишь ее, я это хорошо знаю.

Кора улыбнулась мужу, и он стер следы слез с ее бледных щек. Через минуту Люк глубоко вздохнул и с сожалением произнес:

– Теперь, когда ты в безопасности, я должен снова уйти, но это необходимо. С тобой останутся Реми и Кервин. Они будут надежно тебя охранять.

– Нет, не покидай меня! – Ее пальцы сжались на его запястье, в глазах появилась паника. – Не уходи. Разве в замке не все спокойно?

– Здесь безопасно, дорогая, тебе ничего не грозит. Но я получил плохие известия от Роберта и Амелии. Их удерживают в заложниках Найелл и моя мачеха. Они просят помощи.

– Твоя мачеха! Боже правый! Найелл заманивает тебя туда, чтобы убить и самому завладеть Вулфриджем. Не езди туда – отправь сообщение королю, и он…

– Кора, я не могу оставить Роберта в беде. Он много лет был моим другом – я должен поехать.

Она тихо застонала, и Люк прижал ее к себе, испытывая волнение оттого, что она так тревожится за его судьбу. Через минуту он поднялся и на руках отнес Кору в спальню, наказав никого к ней не пускать, предоставив покой и отдых.

А час спустя, взяв с собой нескольких верных людей, Люк вскочил на Драго и покинул Вулфридж, чтобы собрать свой отряд и отправиться на выручку Роберта и Амелии. Только бы поспеть вовремя, молил он, и успеть их спасти.

С каждым днем Кора волновалась все больше и больше. Люк уехал почти две недели назад и за это время прислал только одно известие, да и то скорее для Реми, чем для нее.

Каждое утро она поднималась на крепостную стену и вглядывалась в дорогу, по которой он мог приехать. Уходила и вскоре опять туда возвращалась.

Шеба так ослабела от ран и потери крови, что силы медленно возвращались к ней. Исхудавшая и слабая, волчица хотела, однако, всюду следовать за своей хозяйкой и поднимала громкий вой, когда та оставляла ее одну.

Только когда Кора отправлялась навестить Алена, который все еще был прикован к постели, Шеба не делала попытки сопровождать ее. Острое чувство вины заставляло Кору часто приходить к Алену – ведь он пытался ее спасти, а она своим мечом едва не лишила его жизни. Но если он и был расстроен, то не показывал виду. Когда она приходила, Ален развлекался тем, что учил ее всяким французским пословицам.

– Ну и удивится же лорд Люк, когда вернется, – сказал Ален с лукавой усмешкой, которая не оставила в ней никакого сомнения, что муж едва ли будет удивлен. И все же она учила эти пословицы, желая отвлечься от мыслей о том, что его нет рядом, а не для того, чтобы удивить Люка своими познаниями.

Вулфридж восстанавливал свою былую мощь. Проводились необходимые ремонтные работы, и в замке весь день слышался стук топоров. На полях в округе были посеяны зерновые, и молодые всходы уже зазеленели в бороздах. Из замка по распоряжению, оставленному Люком, были отправлены люди со всеми необходимыми материалами и инструментами, чтобы помочь в восстановлении сожженных деревень. А крестьяне в благодарность приносили съестные припасы и домашнюю живность.

Поскольку Вулфридж стоял на самой оконечности мыса, выдающегося далеко в море, он охранял бухту, которая вела в быстрорастущий новый город на материке. Процветание вырисовывалось впереди вместе с обещанием мира в некогда разоренной Нортумбрии.

Выходя то и дело на крепостной вал, чтобы посмотреть, не возвращается ли муж, Кора тревожилась все больше и больше. А что, если Люка убили? Что она будет делать без него?.. Их брак длился не так долго, и теперь, когда она узнала наконец, что он крепко любит ее, особенно горько и страшно было бы его потерять.

Вечерняя заря бросала слабый розовый и пурпурный отблеск на землю, смягчая резкие силуэты деревьев, а дальше, над морем, медленно стлался туман. Когда он добрался до берега и окутал землю слоистыми клубами, Кора медленно спустилась вниз по крутой винтовой лестнице, с печалью думая о том, что и сегодня от Люка не было весточки.

Люди во дворе замка продолжали заниматься своими делами: кормили скот, распрягали лошадей, чинили упряжь, чистили доспехи, носили воду из колодца. Все было как обычно – каждодневная вечерняя жизнь.

Но вот какой-то человек побежал к воротам и начал вращать барабан лебедки, открывавшей их тяжелые, окованные железом створки. Медленно и со скрипом ворота начали открываться, и Кора услышала громкий стук копыт на дороге, что проходила под стенами замка.

Туман был густым и плотным, он оседал на металле и образовывал ореол вокруг горящих факелов. Кора вцепилась руками в складки плаща, дрожа в волнении, хотя ночь была и не холодная. Неужели прибыл гонец от Люка?

Но стук копыт был слишком громким, чтобы его могла произвести одна лошадь, и скоро стало ясно, что скачет целый отряд. А еще через минуту в воротах показалось знакомое знамя: красное с черным на фоне серого неба и с головой волка, колеблющейся на нем. Это был знак Люка, его символ, ставший теперь его гербом, и сердце Коры забилось сильней.

Не трогаясь с места, она стояла возле фонтана, и внезапно ее обуял страх: а вдруг Люк тяжело ранен, как бедный Ален, или на его коне позади сидит леди Амелия, обвив спасителя своими изящными ручками, глядя на которые Кора всегда чувствовала себя слишком неуклюжей рядом с ней…

И тут в воротах появился Люк, рядом со знаменосцем, во главе своего отряда. Его огромный жеребец стучал копытами по влажной земле, звякая металлическими удилами и громко храпя. А следом скакал еще один всадник, в покрытых грязью доспехах и с длинным нормандским мечом. Шлем его влажно блестел под колеблющимся светом факелов.

Поль бросился вперед, чтобы принять поводья коня, и Люк спешился, звеня доспехами и оружием. Он снял шлем, сунул его под мышку и повернулся, чтобы взглянуть на всадника, ехавшего следом.

Это был сэр Роберт, и, похоже, раненый, судя по тому, как Люк бережно поддерживал его, когда тот слезал с лошади, слезал медленно, осторожнее, чем обычно. Леди Амелии нигде не было видно, и Кора даже немного устыдилась того чувства облегчения, которое ощутила при этом. Было бы очень хорошо, если бы эта дама навсегда осталась у шотландцев…

Шагнув вперед, Кора остановилась вне дрожащего круга света, распространяемого факелом, устремив свой взор на Люка и тревожась, не ранен ли он.

Люк наконец повернулся и увидел ее. С улыбкой он махнул жене рукой. Она бросилась к нему и упала в его объятия, не обращая внимания на мокрую холодную кольчугу, которая тоже показалась ей родной. Люк крепко сжал ее руки и поднес к губам, целуя горячими жадными губами.

Потом улыбнулся и, глядя на нее сверху, хрипловатым голосом сказал по-французски:

– Чем холодней руки, тем горячей любовь.

– Я люблю тебя… с тобой моя душа… – так же по-французски ответила она.

Люк озадаченно глянул на нее, но Кора в ответ лишь пожала плечами.

– Я говорю по-французски, муженек. Что тут удивительного?

– Да, я слышу, что ты говоришь по-французски, – сказал Люк и взглянул на Роберта, который, не выдержав, рассмеялся. Потом снова посмотрел на нее. – Мне несколько раз уже приходило в голову, что ты водишь меня за нос, я должен был бы, наверное, отодрать тебя за уши, дерзкая девчонка.

Кора задорно улыбнулась ему.

– Не думаю, что следует это делать, муженек. Я все еще умею обращаться с кинжалом и ношу его при себе.

– И значит, не задумываясь, воспользуешься им? – Люк вздохнул и обнял ее за плечи. – Вот что происходит, когда я часто отлучаюсь из дома – ты совсем отбиваешься от рук. А теперь пойдем, я расскажу тебе все новости. А кстати, Реми починил дверь в подвале? Я пойду и проверю, исполнил ли он то, что я ему приказал.

Кора отодвинулась от него, недоумевая, как это он может в данную минуту беспокоиться о таких вещах, но, подняв глаза, увидела, что Люк просто подшучивает над ней.

– Не понимаю, при чем тут эта дверь в подвале, – сказала она, отступая назад, так, чтобы Люк мог подать Роберту руку для опоры. – Тут у нас все спокойно.

– Я заметил это на обратном пути. Это была более мирная поездка, чем когда я направлялся к Найеллу.

Кора бросила на него быстрый взгляд, потом посмотрела на Роберта:

– А вы серьезно ранены, сэр Роберт? Может, вам лучше не двигаться, а я схожу за лекарем?

Роберт покачал головой:

– Нет, рана пустяковая. Она уже начала заживать, но я разбередил ее по дороге и хромал, как трехногий пес. Ваш муж не самый умелый лекарь.

– Если бы не я и не Сигер, ты бы сейчас не хромал, – отпарировал Люк. – Но зато с тебя живьем содрали бы кожу, а голову выставили на крепостном валу.

– Сигер тоже приехал с вами? – с удивлением посмотрела на него Кора.

– Нет, но нам пришлось остановиться в его лачуге на обратном пути, когда у Роберта разболелась нога. – Несмотря на протесты друга, Люк поднял его и понес вверх по лестнице, ведущей в зал. А поставив там на ноги, повернулся к Коре. – Ну, теперь Роберт сам справится со своими болячками, а у нас с тобой есть что обсудить, жена. Пошли.

Кора подала ему руку, и они направились к себе в комнату. Первым делом она помогла мужу снять доспехи. Латы были покрыты грязью и темно-рыжими пятнами, которые она не стала рассматривать, а просто отложила латы в сторону, чтобы Рудд почистил их потом. Мальчик в последнее время очень многому научился и взял на себя те обязанности, которые Алену было еще трудно исполнять. Ален сказал ему, что когда-нибудь и он станет оруженосцем, а потом и рыцарем, если найдет себе поручителя и делом докажет свою отвагу в бою.

Наполнив теплой водой деревянную бадью, Кора старательно потерла Люку спину и вымыла волосы, с удовольствием исполняя те обязанности заботливой жены, о которых никогда прежде и не думала. Принесли ужин, и Шеба, первой получив свою долю, тут же захромала в угол на соломенную подстилку, где, довольная, принялась грызть покрытую мясом кость.

Вымывшись, Люк поднялся из бадьи, расплескивая вокруг на пол воду. Его мокрое тело блестело в свете свечей. Сердце Коры замерло, когда она увидела знакомый блеск в его темных глазах и он протянул к ней руку.

Но, странно оробев, неожиданно для самой себя, она показала на поднос с едой, ожидающей на столе.

– Милорд, ужин ждет нас.

– Ну и пусть! Я испытываю ужасный голод, но не к еде. Мы уже целую вечность не были вместе, и я не могу больше ждать.

– Но, милорд…

Не слушая ее возражений, Люк подхватил жену на руки и, не обращая внимания на протесты Коры, что он весь мокрый и должен сначала вытереться, понес ее из комнаты в спальню.

Там в медной жаровне алели раскаленные уголья, а на столике возле постели мерцала одинокая свеча. Люк положил Кору на кровать и вытянулся сверху; влажная его кожа была горячей и пахла свежестью. Кора зарылась лицом в изгиб между его шеей и плечом и глубоко вздохнула.

Он отодвинулся в сторону и жадными глазами оглядывал ее.

– Я мечтал о тебе по ночам, лежа на холодной земле, когда все остальные спокойно спали. Ничего я так не желал тогда, как быть рядом с тобой.

Кора схватила его руку и, повернув, поцеловала в ладонь.

– И вот теперь мы рядом.

– Да, дорогая. И я хотел бы никогда не расставаться с тобой. Здесь мой дом и моя любовь. Я устал от войны.

Новая волна счастья нахлынула на нее, и все-таки она не могла не задать ему тот вопрос, который мучил ее с самого его возвращения в замок:

– Сэр Роберт вернулся, но гонец, кажется, говорил, что твоей помощи ждут оба: и он, и леди Амелия.

Люк приподнялся на локте и, взяв прядь ее белокурых волос, отвел за ухо.

– Ты ведь еще не знаешь – леди Амелия умерла.

– Умерла?.. Как это случилось?

Воцарилось молчание, а потом Люк вздохнул и горестно покачал головой.

– Ну что ж, лучше сразу рассказать эту историю и забыть. Леди Амелия предала нас всех. Почему – я не очень понимаю… И в… ссоре… с Робертом самым нелепым образом погибла. Роберту посчастливилось убежать от Найелла и Аделы, но он едва не расстался с жизнью по дороге. Если бы я почти случайно не наткнулся на него, он тоже был бы сейчас мертв. Там была яростная схватка, но Найелл отступил. Едва ли он и моя мачеха затеют снова какие-нибудь гнусные интриги. Эта последняя им дорого обошлась. – Он успокаивающе улыбнулся. – Вильгельм ведет сейчас переговоры с Малкольмом о перемирии. Короли сторгуются, я думаю, но Найелл может оказаться между двух огней. Смерть Амелии, конечно, не обрадует Вильгельма, но и не слишком опечалит, как только он узнает о ее предательстве. Малкольм тоже не захочет больше предоставлять помощь мятежным баронам, так что Найелл теряет всех своих союзников.

Люк поцеловал жену, мягко проведя ртом по ее губам и полуприкрыв глаза густыми ресницами, которые не скрывали чувственный блеск его глаз.

– Но я устал от этих разговоров о мятежных баронах и мудрых королях. Я предпочитаю более приятную беседу. Скажи мне, дорогая, ты снова ответишь на мои ласки, когда я поцелую тебя сюда… и сюда… и даже сюда?..

Кора задохнулась, и по телу ее прошла жаркая волна, когда его алчущие губы нашли чувствительную точку на ее груди. Юбки были задраны до талии, а его руки вызывали в ней сладостный трепет, пронизывающий с головы до пят.

Она не заметила даже, как он раздел ее, млея в тепле его объятий и отвечая на его ласки с готовностью и разбуженной им самим чувственностью. Давно она жаждала быть с ним вот так, ощущая его руки на своих грудях, его губы на своих губах, и это сладостное скольжение языка по ее плоти… А когда Люк вошел в нее, она так страстно подалась ему навстречу, обвив руками его шею, что, казалось, хотела слиться с ним в одно целое навсегда…

Все кончилось слишком скоро, но, когда Люк приподнял ее голову, поцеловав последним долгим поцелуем, словно соскальзывая в усталую дремоту, Кора, довольная, улыбнулась. Позднее, когда все немного успокоится и они с Люком смогут поговорить о своем, она скажет ему о ребенке. По ее расчетам, малыш должен появиться на свет в начале ноября. Это будет дитя любви: и неважно, кто из родителей откуда родом. Теперь они англичане – одна страна, один народ.

«Как счастлив был бы отец, узнав, что Вулфридж скоро огласится звонким смехом его наследников», – подумала она.

А в соседней комнате Шеба вдруг подняла голову и завыла долго, высоко, протяжно. «Подарок со значением», – сказал Вульфрик, когда подарил ей эту волчицу, купленную у датских торговцев еще совсем маленькой. До тех пор, пока Вулфридж будет охраняться волком, он будет в безопасности.

И тут Кора вспомнила старца, живущего у моря, и его загадочные слова, сказанные им когда-то и почти не имевшие в ту пору для нее смысла: «Волк принесет великую печаль и раздор на эту землю, но после этого придет мир и с ним… любовь. Великая любовь, и всю жизнь волк будет верен тебе…»

Да, это пророчество оказалось правдой. Теперь Вулфридж будет в безопасности, ведь он стал родным домом для них с Люком, местом, где оба они обрели счастье.