– Где она, черт возьми?!
Он уже четверть часа, как появился в своих покоях, а Эми не отвечала на звонки. Если верить главе охраны, покинула дворец. Согласно ее личному коду доступа, она ушла без четверти восемь. Примерно в то время, когда он с братьями приветствовал гостей.
Позвонив ей еще раз, Гелиос прошел к бару и налил себе большую порцию джина. Звонок был переадресован на голосовую почту. Он вылил джин в горло и по какому-то порыву принес бутылку в кабинет.
На мониторах охраны появились изображения с камер, которыми увешаны потайные ходы. Только Гелиос имел доступ к ним.
Он пристально всмотрелся в экран третьей камеры напротив укрепленной двери, которая вела в потайной ход. Непонятно, что там на полу?
Подойдя ближе и открыв дверь, он уставился на шкатулку. Внутри оказались флакончики духов, украшения, книги и безделушки. Все, что он дарил Эми, пока они были любовниками. Ненужные больше, сложенные в шкатулку, оставленные на пороге.
Ярость, такая внезапная и мощная, взорвалась в нем, едва не поглотив.
Не успев сообразить, что делает, он с силой ударил по шкатулке ногой. Стекло разбилось и захрустело под каблуком. Звуки эхом отдавались от стен.
Целую вечность он ничего не предпринимал, лишь глубоко дышал. Дрожа от бешенства. Борясь с неукротимым желанием растереть в порошок то, что осталось. Насилие было решением всех жизненных проблем для отца. Гелиос знал, что нечто подобное таится и в нем. Но, в отличие от родителя, он всегда умел контролировать себя.
Внезапная ярость, одолевшая его с такой силой, была абсолютно непонятна.
Отчетливо сознавая, что сейчас уже поздно, Эми захлопнула дверь своих покоев и поспешила в дворцовый музей. Набрала код доступа, подождала, когда включится зеленый свет, распахнула дверь и вошла в помещения, недоступные для посетителей.
С тоской глядя на маленькую кухоньку для служащих, она скрестила пальцы в надежде, что не вся выпечка съедена и не выпит кофе. Бугаца, греческий пирог с кремом, который каждое утро пекли из теста фило и приносили дворцовые повара, стал ее самым любимым на свете блюдом.
Рот наполнился слюной при одной мысли о нежных сытных пирогах. Последние два дня она почти ничего не ела и теперь, когда наконец удалось выспаться, просто умирала от голода.
Эми даже не услышала звонка будильника, почти бегом поднялась еще на этаж и ворвалась в общую комнату.
– Простите за опоздание, – пробормотала она, задыхаясь и прижимая руку к груди. – Проспа…
Она осеклась при виде Гелиоса, сидевшего за большим круглым столом.
Свежевыбритый, одетый в темно-зеленый свитер с длинными рукавами, он поставил локти на стол и потирал друг о друга кончики пальцев, излучая недюжинную силу, в этот момент направленную на нее.
– Очень мило с вашей стороны присоединиться к нам, госпожа Грин, – сказал он бесстрастно, хотя темно-карие глаза напоминали пули, готовые вонзиться в нее. – Садитесь.
Потрясенная его появлением, она быстро заморгала и вынудила себя глубоко вздохнуть. Гелиос – директор дворцового музея, хотя и появлялся крайне редко. За четыре месяца, что она здесь работала, он ни разу не посетил еженедельные вторничные совещания служащих.
Прокрадываясь во дворец прошлой ночью, она знала, что рано или поздно придется с ним встретиться. Но надеялась на передышку в несколько дней. Зачем ему понадобилось приходить сюда именно сегодня? В единственный день, когда она проспала и выглядела кошмарно.
К несчастью, единственный свободный стул стоял напротив него. Ножки противно скрипнули по деревянному полу, когда она отодвинула стул и села, сжав руки на коленях, чтобы не было видно, как они дрожат. Грета, еще один куратор и лучшая подруга Эми, сидя рядом, ободряюще положила ладонь ей на руку и слегка сжала. Грета знала все.
В центре стола стоял поднос с бугацами, о которых так мечтала Эми. Оставалось еще три пирога, но у нее пропал аппетит, а сердце колотилось так часто, что волны достигали желудка и вызывали тошноту.
Грета налила ей чашку кофе. Эми благодарно вцепилась в нее.
– Мы обсуждали артефакты, которые должны быть представлены на выставке моего деда, – сообщил Гелиос, глядя на нее в упор.
Дворцовый музей Эгона был знаменит на весь мир, привлекая кураторов всех стран, так что здесь царило смешение языков. Для простоты было решено, что английский – официальный язык во время работы.
Эми откашлялась, пытаясь выудить из глубины мозга хотя бы одну связную мысль.
– Мраморные статуи из Италии уже в пути, должны прибыть в порт завтра утром.
– Мы готовы их принять?
– Бруно пошлет сообщение, когда судно войдет в воды Эгона, – сообщила она, ссылаясь на итальянского куратора, сопровождавшего статуи на родную землю. – Как только я получу сообщение, мы немедленно выезжаем. Водители предупреждены. Все готово.
– А как насчет артефактов из греческого музея?
– Они прибудут в пятницу.
Гелиос знал все это. Выставка – его любимый проект, над которым они работали вместе.
Она приехала в Эгон в ноябре, став частью команды из Британского музея, привозившей артефакты для выставки в дворцовом музее. И почти сразу подружилась с Педро, главой музея. Тогда она не знала, что его впечатлили ее познания истории и искусства Эгона, и вдвойне впечатлила ее докторская диссертация о влиянии минойской цивилизации на культуру острова. Именно Педро и предложил ей должность куратора юбилейной выставки.
Предложение казалось осуществленной мечтой и огромной честью для женщины, обладающей весьма небольшим опытом. Эми восполняла недостаток опыта энтузиазмом.
В возрасте десяти лет она узнала, что счастливая, идеальная семья, которую воспринимала как должное, на деле вовсе не была таковой. Да и она тоже не была той, какой себя считала. Отец действительно оказался ее биологическим отцом, и братья были единокровными. Мать не была ее биологической матерью. Женщина, родившая ее, оказалась родом с Эгона, острова в Средиземном море.
Половина генов Эми принадлежала Эгону.
После этого ошеломляющего открытия ее интересовало в Эгоне все. Она пожирала книги по минойской цивилизации, ее эволюции до демократии. Наслаждалась историями войн, страсти и свирепости народа. Изучала карты и фотографии, всматриваясь пристально в высокие зеленые горы, песчаные пляжи и прозрачное голубое море. География острова стала столь же знакомой, как и топография родного города.
Эгон стал одержимостью.
В его историю была вплетена и ее история, таился ключ к пониманию того, кто она на самом деле. Эми даже не надеялась получить возможность прожить здесь девять месяцев. Судьба словно подталкивала найти родную мать. Где-то на острове с населением в полмиллиона жила женщина, родившая ее.
Семнадцать лет Эми думала о ней. Гадала, как та выглядит? Похожа ли она на мать? Как звучит ее голос? Сожалеет ли она о случившемся? Стыдится ли того, что сделала? Наверняка это так. Как может кто-то пережить то, что сделала Нейза Соукис, и не испытывать стыда?
Найти ее оказалось легко. Но как подойти и что сказать? Это всегда было самым большим вопросом. Не может же Эми просто так появиться у нее. Скорее всего, мать просто захлопнет дверь перед носом, и Эми не получит ответы. Она подумывала написать Нейзе, но никак не могла сообразить, что сказать. «Привет, вы меня помните? Вы носили меня девять месяцев, а потом бросили. Не можете сказать, почему?»
Греческая социальная сеть, куда Грета помогла ей попасть, была щедра на откровения. Нейза в ней не появлялась, зато Эми нашла единокровного брата, даже наладила общение с ним в надежде, что он, в свою очередь, поможет наладить связь с матерью.
– Вы договорились о транспорте на пятницу? – Гелиос жестко смотрел на нее. Чувственные губы были плотно сжаты.
– Да. Все готово. – Она едва не теряла сознания при мысли о том, что эти губы больше никогда не прижмутся к ее губам. – Мы опережаем график.
– Уверены, что к началу праздника выставка откроется? – спросил он якобы небрежно, хотя в голосе звучали жесткие скептические нотки, чего раньше никогда не случалось в общении с ней.
– Да, – ответила она, сцепив зубы, чтобы не выказать обиды и гнева.
Он наказывает ее. Ей следовало ответить хотя бы на один звонок. Она струсила и сбежала из дворца в надежде, что несколько дней разлуки дадут ей силу сопротивляться ему. Лучший способ, единственный способ задушить желание к нему – прервать все отношения.
Поэтому надо сопротивляться. Она не может быть его любовницей при живой жене. Просто не может.
Но Эми не представляла, что встреча с ним может ранить физически.
Это ранило. Ужасно.
До того, как принять ее на работу, Гелиос сам с ней побеседовал. Юбилейная выставка была крайне важна для него, и он старался отдать обязанности куратора человеку, любившему остров.
К счастью для нее, он согласился с Педро в том, что Эми идеальный кандидат. Несколько месяцев спустя, когда они, уставшие, лежали в объятиях друг друга, он признался, что его убедили ее страсть и энтузиазм. Он знал, что она будет предана работе и посвятит ей все усилия.
Встреча с Гелиосом. Она представляла его совсем другим. Напыщенным, официозным, титулованным принцем. А ее потянуло к нему с первого взгляда. Химическая реакция, над которой она не властна. Это застало ее врасплох. Он принц, опасный и могущественный. Никогда, даже в самых безумных мечтах, она не воображала, что он ответит ей взаимностью. Однако он ответил.
Гелиос занимался выставкой гораздо больше, чем она предполагала. Они часто работали наедине. Желание пылало лесным пожаром, и она не знала, как его потушить.
Служебные романы – нередкое явление даже в строгом мире антиквариата. Но ее они не соблазняли. Эми очень любила свою деятельность. Работа давала цель. Опору. А исследования древних артефактов ее народа – это возможность увидеть собственными глазами методики их создания, одно из доказательств того, что прошлое необязательно становится будущим. Поступки родной матери не должны определять жизнь, пусть даже Эми ощущает мерзость ее поведения, как невидимое пятно.
Серьезные отношения для нее всегда были невозможны. Как можно привязаться к кому-либо, не зная, каков человек на самом деле? Поэтому ощущать влечение к человеку, который не только босс, но и наследный принц, немыслимо.
Хотя и неудивительно, что она не смогла справиться с эмоциями.
Зато у Гелиоса не было подобных внутренних ограничений.
Задолго до того, как дотронулся, он постоянно раздевал ее темными влажными глазами. Все продолжалось до того дня, когда она разговаривала с ним в маленькой комнатке музея: она на одном конце, он на другом. И вдруг одним гибким движением он оказался рядом и схватил ее в объятия.
Это решило все. Она принадлежала ему. Как и он ей.
Три месяца пролетели, как во сне. Их отношения, очень страстные, стали, ко всему прочему, на удивление дружескими. Ни ожиданий, ни ограничений. Только страсть.
Она думала, что уйти будет также легко.
Взгляд, который раздевал ее тысячу раз, скользнул к Педро, давая безмолвное разрешение перейти к общим темам музея, которым нужно управлять по тем же высоким стандартам.
Явно выведенный из равновесия, Педро огласил все остальные пункты повестки дня с двойной скоростью, в заключение упомянув о необходимости заменить в четверг одного из четырех экскурсоводов. Эми с радостью согласилась проводить экскурсии. Четверг – единственный относительно спокойный день на неделе, и она с удовольствием заменяла экскурсовода, когда была такая необходимость.
Больше всего ей нравилась атмосфера сотрудничества. Все помогали друг другу, тон задавал Гелиос. Даже сегодня, когда в нем не было ни следа обычного дружелюбия.
Только в самом конце совещания Педро объявил:
– Прежде чем мы разойдемся, могу я напомнить всем, что меню для следующей среды нужно составить к пятнице?
В качестве благодарности за упорную работу служащих музея при организации выставки Гелиос устроил для всех ужин и оплатил расходы. Для него это типично щедрый жест. Эми не могла дождаться ужина. Но теперь при мысли о присутствии на нем Гелиоса у нее в желудке все переворачивалось.
Когда совещание закончилось, атмосфера облегчения стала почти осязаемой. Сегодня никто не медлил, как обычно. Все вскочили и дружно устремились к двери.
– Эми, на два слова, пожалуйста.
Бархатистый голос Гелиоса перекрыл топот бегущих ног.
Она остановилась в нескольких дюймах от двери, нескольких дюймах от возможности сбежать. Постаравшись принять бесстрастный вид, повернулась.
– Закрой за собой дверь.
Она повиновалась. Сердце упало и куда-то покатилось. Сделав несколько шагов, она села на прежнее место напротив него. Но на самом большом расстоянии.
Оно оказалось недостаточно большим.
Этот человек буквально источал тестостерон.
Буквально источал злобу.
Сердце больно ударялось о ребра. Эми сжала губы и сложила руки на груди.
И все же не могла не смотреть на него. Не могла заставить себя отвести глаза.
На загорелой шее Гелиоса блеснула серебряная цепочка. Цепочка, которая часто касалась ее губ, когда они занимались любовью.
Пока она смотрела на него, гадая, что он скажет, его глаза изучали ее так же пристально, отчего во рту пересохло, а пульс еще участился.
Он побарабанил пальцами по столу.
– Хорошо провела время у Греты?
– Да, спасибо, – сухо ответила она, прежде чем поняла, что он сказал. – Откуда ты узнал, что я была там?
– Через GPS на твоем телефоне.
– Что?! Ты шпионил за мной?
– Ты любовница наследника престола Эгона. Наши отношения ни для кого не секрет. Я не подвергаю опасности то, что принадлежит мне.
– Я не твоя. Больше не твоя, – прошипела она, молниеносно переходя от страха к бешенству. – Какое бы следящее устройство ни поставил на мой телефон, ты снимешь его. Немедленно!
Она швырнула сумку на стол, достала телефон и бросила ему. Он поднял руку и сжал, подобно венериной мухоловке, захватившей добычу. И рассмеялся. Правда, сейчас в его смехе не было веселости.
И подвинул ей телефон.
– Никакого устройства здесь нет. Все отслеживается через твой номер.
– В таком случае отключи слежку. Убери из своей системы или что там у тебя есть.
Он задумчиво изучал ее. Его неподвижность выводила из себя.
– Почему ты ушла?
– Хотела убраться подальше от тебя.
– И не подумала, что я буду тревожиться?
– Я думала, ты будешь слишком занят выбором невесты, чтобы заметить, что меня нет.
Наконец-то на его губах заиграла улыбка.
– Так ты меня наказываешь!
– Вовсе нет! – горячо возразила она. – Я ухожу от тебя, поняв, что ты по-прежнему ожидаешь, будто мы будем спать вместе после того, как весь вечер ухаживал за потенциальными невестами.
– А ты не подумала, что сможешь устоять передо мной?
Ее щеки вспыхнули. Гелиос ощутил удовлетворение от того, что его мысли верны.
Его прекрасная страстная любовница ревновала.
Стройная, женственная до мозга костей, с буйной гривой густых русых волос, Эми – самая красивая женщина из всех, кого он знал. Скульптор без колебаний слепил бы с нее Афродиту. При взгляде на нее сгущалась кровь. Даже если она, как сейчас, была в синей прямой юбке и скромном сиреневом топе.
Сегодня в ее внешности прослеживалось нечто неряшливое: темные круги под серыми глазами, пересохшие розовые губы, бледнее, чем обычно, кожа.
И во всем виноват он.
При этой мысли его обдало жаром. Каким бы образом она ни пыталась его наказать, исчезнув на несколько дней, наказанной оказалась сама.
Он никогда не расскажет ей о безумной ярости, разрывавшей его при виде оставленной у двери шкатулки.
Что напомнило ему…
Гелиос послал по столу лежавший перед ним толстый конверт.
Раздавив шкатулку, он разбил флакончики с духами, напрочь испортившими книги. Но драгоценности остались нетронутыми.
Она с подозрением взглянула на конверт, прежде чем открыть. Увидев, что внутри, поджала губы, уронила конверт на стол и поднялась.
– Мне они не нужны.
– Они твои. Ты оскорбляешь меня, пытаясь их вернуть.
Она и глазом не моргнула.
– А ты оскорбляешь меня, пытаясь их вернуть, хотя собираешься надеть обручальное кольцо на палец другой женщины.
Гелиос шагнул к ней. Деваться было некуда. Он схватил ее в объятия так, что она прижалась головой к его груди. Он слишком силен, а она слишком хрупка, чтобы вырваться, и в любом случае он осведомлен, что ее попытки ничего не означают.
Она откинула голову. Дыхание участилось. Он наблюдал, как ее глаза потемнели, словно серый цвет стал карим. В них пылала страстная ярость, от которой загорелась кровь.
– Нет нужды ревновать, – пробормотал он, сжимая ее еще сильнее. – Женитьба не изменит моих чувств к тебе.
Ее левый глаз дернулся, чего он никогда раньше не замечал. Зубы впились в полную нижнюю губу.
– Но это изменит мои чувства к тебе.
– Лгунья. Ты не можешь отрицать, что все еще хочешь меня.
Он потерся щекой о ее щеку и прошептал:
– Всего несколько дней назад ты выкрикивала мое имя, когда билась в оргазме. На моей спине еще не зажили царапины от твоих ногтей.
Она отпрянула.
– Это было до того, как я узнала, что ты срочно ищешь жену. Не желаю становиться твоей фавориткой.
– В этом нет никакого позора. Поколения эгонских монархов заводили любовниц после женитьбы.
Дед стал исключением из правил, но только потому, что ему повезло влюбиться в жену.
Из тридцати одного монарха, правивших Эгоном с 1203 года, лишь очень немногие нашли любовь и верность у своих жен. Отец Гелиоса, умерший прежде, чем успел занять трон, имел десятки любовниц и содержанок. И обожал сообщать любящей жене о каждой своей неверности.
– Поколения назад твои предки отрубали врагам конечности, но тебе удалось не впутаться во что-то подобное.
Он рассмеялся и провел пальцем по ее подбородку. Даже без макияжа она была прелестна.
– Мы не женимся по любви или дружбе, как другие люди. Мы женимся ради блага острова. Думай об этом как о деловом соглашении. Ты – моя возлюбленная. Ты – женщина, с которой я хочу быть.
Его несчастная мать любила его отца, когда они поженились. Именно эта любовь, в конце концов, уничтожила ее.
Задолго до автомобильной аварии, унесшей жизнь родителей.
Он никогда и никому не причинит такой боли, как отец. Ему необходимо жениться. Но он не скрывал, что хочет жену с королевской кровью в жилах, чтобы получить следующее поколение наследников Каллиакисов. Никаких эмоций. Никаких ожиданий верности. Союз, основанный на чувстве долга, ни на чем другом.
Эми долго смотрела на него. Безмолвно. Словно пыталась что-то прояснить. Он не понимал, что именно.
Гелиос опустил голову, чтобы поцеловать полураскрытые губы, но Эми быстро отпрянула, он едва успел к ним прикоснуться.
– Я не шучу, Гелиос. Между нами все кончено. Я никогда не стану твоей содержанкой, – прошептала она едва слышно.
– Ты так считаешь?
– Да.
– В таком случае почему продолжаешь стоять здесь? Почему твое дыхание по-прежнему овевает мое лицо теплом?
Проведя губами по мягкой щеке, он сжал ее попку и притянул к себе, позволив почувствовать свое желание. Из горла девушки вырвался тихий стон.
– Видишь?
Он осыпал поцелуями изящное ушко.
– Ты все-таки хочешь меня. Но наказываешь.
– Нет, я…
– Ш-ш-ш. Мы оба знаем, что я мог бы взять тебя прямо сейчас, и ты с радостью меня приняла бы.
Ее глаза жарко вспыхнули, но подбородок упрямо выдвинулся вперед.
– Я намерен дать тебе ровно пять секунд свободы. Пять секунд, чтобы покинуть эту комнату. Если через пять секунд ты все еще будешь здесь, я задеру тебе юбку и возьму тебя прямо здесь, на этом столе.
Она затрепетала. Красноречивый признак. Он уже знал, каким станет выражение ее глаз при этих словах.
И оказался прав. Темно-серая радужка потемнела еще сильнее. Зрачки еще более сузились. Кончик розового языка блестел между полуоткрытых губ. Если коснется ее маленьких упругих грудей, он обнаружит, что соски затвердели.
Гелиос отпустил ее и сложил руки на груди.
– Один.
Она прижала ладонь к губам и провела ею по подбородку.
– Два.
Она сглотнула, не отрывая глаз от его лица. Он почти ощущал ее желание.
– Три. Четыре.
Она повернулась и ринулась к двери.
– Неделя! – крикнул он ей в спину.
Она уже почти вышла из комнаты и не подавала вида, что слушает его, но он знал, что девушка слышит каждое слово.
– Неделя, и ты, дорогая, снова вернешься в мою постель! Гарантирую!