ЭПИЛОГ

Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец, и паси козлят твоих подле шатров пастушеских.

Книга Песни Песней Соломона, 1:6, 7

В домах в усадьбе один за другим погасли огни. В коридоре слабо колебалось пламя двух свечей в массивных кованых подсвечниках.

Когда все разошлись по своим комнатам, Дина и Лео пошли пройтись. На фоне фиолетового неба вырисовывались две высокие, уже облетевшие осины. Ракушки, которыми вместе с песком были посыпаны дорожки вокруг клумб матушки Карен, в лунном свете казались маленькими черепами. Пряно пахло осенью.

Не сговариваясь, Дина и Лео направились к беседке. Они открыли хрупкие двери, и в нос им ударил сырой воздух. Цветные стекла переливались от Дининого фонаря. На ней было пальто и шаль. Лео был одет легко. Но было еще не холодно.

Не успела Дина поставить фонарь на стол, как он обнял ее:

— Спасибо!

— За что?

— За твои показания!

Они склонились друг к другу, как деревья в бурю, — шквальный ветер переплетает их ветви, но они не могут сказать о своей боли.

— Мои показания помогли тебе выйти на свободу?

— Они сделали свое дело, ведь шифр был назван невинной игрой.

— Он означал другое?

— Этот шифр мог понять только тот, кто знает двойной смысл некоторых русских слов.

Лео поцеловал Дину, держа ее голову обеими руками.

Крыша беседки прохудилась, и небеса черным голубем спустились на них. Красная молния ударила в цветные стекла. Фонарь погас сам собой. Чайка за окном пронеслась легким красным привидением. И плывущая мимо луна была круглая и тяжелая.

— Наконец ты приехал! — сказала она, переведя дыхание.

— Ты получила шляпу?

— Да.

— И сомневалась даже после этого?

— Да.

— Я так тосковал по тебе, — прошептал он, прижавшись губами к ее шее. — Сидел в клетке и тосковал.

— Как там было?

— Не надо об этом.

— Ты первый раз сидел в тюрьме?

— Нет.

— Где ты сидел раньше?

— В России.

— За что?

— Дина! Может, тебя все время надо целовать, чтобы ты не задавала вопросов?

— Надо! Почему ты приехал сюда, Лео?

— Потому, что до сих пор люблю шкиперскую вдову по имени Дина Грёнэльв.

Она громко вздохнула. Как старый косец, который наконец-то выкосил свою делянку и теперь может отдохнуть. Потом она укусила его за щеку.

— Что значит твоя любовь, Лео Жуковский?

— Это значит, что я хочу узнать твою душу. И хочу снова получить то благословение, которое получил однажды на хорах церкви. На веки веков.

Словно услышав пароль, она встала и повела его за собой.

Потухший фонарь остался на столе.

Она вела его прямо к благословению.


В три часа ночи в зале запела виолончель Лорка. Андерс беспокойно повернулся в своей кровати. В окно заглядывала луна. Он решил, что пойдет в Намсус за строительным лесом еще до начала зимы. Заснул он только под утро.

Вениамин тоже слышал виолончель Лорка. Перелетев через двор, музыка достигла комнаты на чердаке, где он спал.

Со двора он через окно гостиной наблюдал за обедом. Темноволосый высокий приезжий не сводил с Дины глаз. Словно она была его собственностью.

Стине заблаговременно позвала Вениамина домой, чтобы он успел переодеться и пойти обедать в большой дом.

Но Вениамин Грёнэльв самостоятельно привел сегодня лодку из Фагернессета. И его бросили одного среди береговых камней.

Пусть Дина сама приходит и зовет его к столу.

Он знал, что она этого не сделает.


Лео проводил Дину в залу. Он чувствовал себя полководцем, который наконец поднимается в триумфальную колесницу, покорив неприступный город. Пальто и башмаки он снял с Дины еще в прихожей.

Черная печка тихо урчала. Аннетте растопила ее загодя.

Лео стоял и смотрел, как Дина раздевается. Когда она сняла корсет, он вздохнул и его руки заскользили по ее плечам.

Она расстегнула лиф и обнажила груди. Освобожденными пленницами они упали к нему в руки. Белоснежные, с темными кругами. Он наклонился и приник к ним губами.

Дина шарила пальцами по юбке. Ткань мягко шелестела. Господи, сколько тут этих складок! Наконец Дина осталась в одних панталонах.

Лео провел руками по ее бедрам и снова вздохнул. Найдя все, что искал, — горячую кожу под тончайшей индийской тканью. Он потерял голову. Но они продолжали стоять.

Дина высвободилась из его рук, потом, глядя ему в глаза, сняла с него жилетку. Развязала и сняла шейный платок. Рубашку.

Он стоял полузакрыв глаза, на лице у него было написано блаженство. Широкий кожаный пояс с медной пряжкой упал на пол. За ним — кожаные штаны. Дина повернула его к себе. Пальцы у нее были неторопливые и теплые. Наконец он предстал перед ней обнаженный.

Тогда она опустилась перед ним на колени и прижалась лицом и губами к его чреслам. Он был с ней.


Лео поднял Дину к себе на бедра. Она была большая и тяжелая. Его мышцы дрожали от напряжения. Сперва он лишь слабо покачивал бедрами. Осторожными, дарящими наслаждение движениями. Глухарь, затаившийся перед спариванием. Потом медленно проник в нее. Защитившись ею, как могучим щитом, от всего, что ему угрожало.

Она крепко обхватила его руками и ногами. И держала так, пока он не затих. Потом поднесла свою грудь к его губам и приникла к нему.

Он был поршнем, скользившим в недрах огромной машины.

И началась скачка. Дикая, неуемная.

Страсть!


Вдруг он опустил ее на пол и ждал, наблюдая за ней.

У него были твердые бедра. Прерывистое дыхание. И могучее копье. Теперь страсть звучала крещендо.

Дина откинула голову и упала в бесконечность, когда он обхватил ее бедра.

И она приняла его.

Они слились в одно трепещущее тело. Завязав тяжесть друг друга в гордиев узел перед черной печкой с красными языками пламени.


Ловите нам лисиц, лисенят, которые портят виноградники, а виноградники наши в цвете. Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасет между лилиями.

Книга Песни Песней Соломона, 2:15, 16


Когда Аннетте поднялась утром к Дине, чтобы затопить печку, дверь оказалась запертой. Она заглянула в комнату гостя и обнаружила, что его кровать нетронута. Она спустилась к Олине и остановилась в растерянности, спрятав руки под грубый фартук.

— Ну, чего стоишь? Истопила печь? — спросила Олине.

— В зале заперта дверь!

— Ну так затопи в комнате у гостя! И Андерс уже встал и ушел, тебе нет нужды…

— Но гостя нет в его комнате!

Олине повернулась и впилась глазами в служанку. Она лихорадочно соображала, что делать.

— Вот и хорошо, затопи там, пока в комнате никого нет. Или ты даже утром боишься привидений?

— Но…

— Какие еще «но»! — прошипела Олине и так двинула на плите кофейник, что из носика выплеснулась гуща.

— А как быть с печкой в зале?

— Как быть! Как быть! — передразнила ее Олине. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы печку растапливали через запертую дверь?

— Нет.

— То-то и оно! Вот и топи там, где открыто. И больше ни слова! — Олине приблизила свое лицо к лицу служанки и отчеканила:

— И никому ни слова про нетронутую постель! Поняла?

— Поняла…


Вениамин поджидал Дину во дворе:

— Мы поплывем с тобой куда-нибудь?

— Только не сегодня, Вениамин.

— Ты поплывешь с русским?

— Нет.

— А что ты будешь делать?

— Мы идем с русским. На охоту.

— Женщины не ходят на охоту.

— А я хожу!

— Можно и я пойду с вами?

— Нет.

— Почему?

— Не хочу, чтобы рядом бегал ребенок, когда я буду стрелять в медведя.

— Я не ребенок!

— А кто ты?

— Я Вениамин из Рейнснеса.

Дина улыбнулась и положила руку ему на затылок:

— Это правда. Я скоро научу тебя стрелять из ружья.

— Сегодня?

— Нет, не сегодня.

Он вдруг повернулся и убежал от нее к лодочным сараям.

Дина пошла в конюшню к Фоме и попросила дать ей ружье.

Он долго смотрел на нее, потом горько улыбнулся и молча кивнул. Достал рог для пороха. Сумку. Снял со стены ружье.

— Русский не сможет стрелять из этого ружья, он привык к пистолетам.

— Откуда ты знаешь, к какому оружию привык господин Лео?

— Знаю, что не к таким ружьям!

— А ты привык к такому ружью?

— Я-то его хорошо знаю. Бьет точно. Не промахнешься…

Дине стало не по себе.

— Может, нам и стрелять еще не придется, — равнодушно сказала она.

— Верно, охота иной раз бывает хороша и без стрельбы.

— Что ты имеешь в виду? — Она близко подошла к нему. Кроме них, в конюшне никого не было.

— Да ничего особенного. Только то, что на охоте можно попасть и не в того, в кого целишься. Вспомни зайца! — прибавил он, глядя ей в глаза.

Дина схватила ружье, снаряжение и ушла.


Они поднимались по склону к тетеревиному лесу. Дина шла впереди. Иногда она вдруг останавливалась и улыбалась. В своей сермяжной юбке, доходившей ей до лодыжек, и короткой куртке она была похожа на молодую девушку.

Волосы были схвачены на затылке лентой. Она легко несла ружье, словно оно ничего не весило.

Лео шел следом за Диной. Ее освещало яркое солнце.

Первые заморозки уже тронули лес. Кустики брусники стали железными. Красные ягоды сочно горели между глянцевыми листьями.

Никто из них не думал о медведе. Не видели они и Вениамина, который крался за ними следом. Прячась за кустами и можжевельником. Они пришли сюда, чтобы побыть наедине.

Дина положила ружье на землю и ждала Лео, спрятавшись за большим камнем. Потом прыгнула на него, как рысь.

Он бросился ей навстречу. Их объятие вспыхнуло, словно смола в огне. Сегодня он был господином положения. Придавил ее к вереску, она жалобно застонала. Он был тяжел, как тролль. Задрал юбку, прижался к ней.

— Я люблю тебя, Дина! — проговорил он из глубины озера, где листья кувшинок плавали между стеблями тростника. От илистой воды поднимался сильный, свежий запах земли. Где-то у кромки воды застонал большой зверь.

— Ты меня раздавил! — удовлетворенно сказала она.

— Я только принимаю то, что ты предлагаешь.

— Тебе было мало ночи?

— Мало.

— Тебе бывает когда-нибудь достаточно? — Нет.

— Что с нами будет?

— Я приеду опять. И опять… И опять…

Она замерла под ним:

— Ты уезжаешь?

— Но не сегодня.

В слепой ярости она сбросила его с себя. Села. Огромная кошка, которая сидит, опершись на передние лапы, и смотрит в глаза своей добыче.

— Когда?

— Со следующим пароходом.

— И ты говоришь об этом только сейчас?

— Да.

— Почему ты не сказал об этом вчера? — крикнула она.

— Вчера? А что изменилось бы?

— И ты еще спрашиваешь?

— Дина, — тихо позвал он и хотел обнять ее.

Она оттолкнула его и встала на колени среди вереска.

— Ты ведь знала, что мне придется уехать! — умоляюще сказал он.

— Нет!

— Я говорил тебе об этом еще в Тромсё.

— Ты написал, что приедешь в любом случае. Ты приехал в Рейнснес, чтобы остаться!

— Нет, Дина. Я не могу остаться.

— Тогда зачем ты приехал?

— Чтобы увидеть тебя.

— Ты думаешь, что Дине из Рейнснеса достаточно, чтобы кто-то приезжал только для того, чтобы посмотреть на нее?

Ее голос был голодным волком, который проваливался в глубоком снегу.

— Ты думаешь, что можешь приезжать, получать то, что хочешь, и уезжать снова? Неужели ты так глуп?

Он с изумлением смотрел на нее:

— Дина, разве я что-нибудь обещал тебе? Говорил о женитьбе? Давал слово?

— Иногда слова не нужны! — отрезала она.

— Я думал, мы понимаем друг друга.

Она не ответила. Встала и острыми ногтями содрала с юбки приставший к ней мусор. Лицо у нее было совершенно белое. Губы покрыты инеем. Глаза словно замерзшие колодцы.

Он тоже встал. И несколько раз позвал ее по имени, словно просил прощения.

— Ты думаешь, из Рейнснеса можно уехать против моей воли? Думаешь, можно приехать, посеять свое семя и снова уехать? Думаешь, все так просто?

Он не ответил. И снова сел в вереск. Ему хотелось успокоить ее, позволив выплеснуть на себя весь гнев.

— Я должен вернуться в Россию… Пойми, я занимаюсь делом, которое надо довести до конца.

— Иаков хотел остаться в Рейнснесе, однако ему пришлось уехать, — сказала Дина, не глядя на Лео. — Но он здесь, со мной. Навсегда.

— Твой муж умер, а я умирать не собираюсь. Если будет ребенок, я…

Она жестко рассмеялась, схватила ружье и решительно направилась в лес.

Он встал и пошел за ней. Вскоре он понял, что она начала охоту. Напряглась и была начеку. Словно хотела избыть свою ярость, целиком сосредоточившись на охоте. Она бесшумно кралась между деревьями.

Лео улыбнулся.


Вениамин следил за ними из своего укрытия. С большой осины, вставшей над каменной россыпью. Замерев, он следил за их объятием у камня. Лоб у него прорезали морщинки, губы приоткрылись. Уголок рта стал подергиваться.

Он не слышал, о чем они говорили. Потом они пошли дальше и на время исчезли из виду.

Вениамин крался за ними. Ему хотелось увидеть все, оставаясь невидимым.


Лео спокойно шел за Диной, скользя глазами по ее фигуре.

Низкое осеннее солнце тянулось к ней, а она искала тень Лео на стволах деревьев и на вереске.

Выйдя на поляну, Дина остановилась и обернулась к нему:

— Иаков погиб в омуте, потому что не понял, кто я.

— Что ты хочешь этим сказать? — У Лео на душе стало легче, оттого что она снова заговорила с ним.

— Он упал в пропасть. Потому что я так хотела.

— Как это? — прошептал он.

Она отступила на несколько шагов. Медленно. Подняв руки.

— Я столкнула сани.

Он судорожно глотнул воздуха и хотел подойти к ней.

— Стой там! — приказала она. Он замер среди вереска.

— Нильс тоже не понял, кто я. Но он ушел сам.

— Дина!

— Плод вышел у меня с кровью в Фолловом море. Ему будет лучше у Ертрюд… Потому что ты не приехал!

— Дина, иди сюда! Объясни, о чем ты говоришь. Прошу тебя!

Она опять повернулась к нему спиной и медленно пошла по поляне.

— Ты снова уедешь в Россию? — крикнула она ему на ходу.

— Но я все равно вернусь! О каком плоде ты говорила?

— А если не вернешься?

— То знай, что мои последние мысли были о тебе. Расскажи, что случилось в Фолловом море?

— Иаков и все другие — они остались со мной. Я нужна им.

— Но ведь они умерли! На тебе нет вины…

— Что ты можешь знать о вине?

— Кое-что. Мне приходилось убивать…

Она неожиданно повернулась к нему. Остановилась, глядя на него в упор.

— Ты только так говоришь! — гневно крикнула она.

— Нет, Дина. Это были предатели, они могли погубить других. И все-таки… я чувствую на себе вину.

— Предатели! Ты хоть знаешь, как они выглядят?

— По-разному. Они могут выглядеть, как Дина Грёнэльв, которая хочет привязать мужчину к своей юбке.


Я Дина, я вижу, как Лео выходит из тени. Бородатый, грязный и оборванный. Дуэльный пистолет Пушкина он держит, будто томик стихов. Ему что-то от меня надо.

Но я не подпускаю его слишком близко. Я зарядила ружье, чтобы охотиться. Лео не понимает своего же блага. Он хочет что-то рассказать мне о новом царе Александре II. Но я устала. Я слишком долго шла. Мне не хватает лошади.

Я Дина, я говорю разбойнику: «Сегодня ты встретишь Ертрюд. Она освободит тебя от всех тревожных мыслей, и тебе не придется бежать как предателю».

Я показываю на Каина и мечу его голову. Чтобы его было легко узнать в другой раз. Потому что он будет избранным и защищенным. Во веки веков.

Я укладываю его на вереск, в объятиях Ертрюд он всегда будет в безопасности. Я смотрю на него. В его зеленых глазах еще есть жизнь. Он что-то говорит мне. Яркий красный ручеек бежит у него изо рта мне на руку. Я обнимаю его голову, чтобы он не был один в темноте. Он видит Ертрюд.

Варавва, ты слышишь меня? Лорк будет играть тебе на виолончели. Нет, на пианино! Он сыграет тебе Sonata quasi ипа Fantasia. Ты видишь меня? Узнаешь?

Неужели я навеки осуждена на это?


Неожиданно на склоне возник Вениамин. Его крик продырявил небеса. В солнечных сполохах бились секунды.


Я Дина. Я вижу, как из горы вышел Вениамин. Рожденный из паутины и железа. Лицо его растерзано болью.

Я глаза Ертрюд, я вижу ребенка, вижу самое себя. Я Дина, я вижу!

Загрузка...