Проблема с хорошими вещами состоит в том, что они очень часто маскируются под вещи ужасные. И разве не было бы чудесно, если бы в тот момент, когда вы одолеваете какие-то трудности, кто-то просто хлопнул бы вас по плечу и сказал:
– Не беспокойся, оно того стоит! Сейчас это выглядит просто жуткой дрянью, но я обещаю: в конце все будет хорошо!
А вы бы воскликнули:
– Спасибо, добрая фея!
И вам бы ответили:
– Да не за что, детка!
Да, это было бы полезно, но такого не случается, и поэтому мы иногда слишком долго пробираемся через то, что не приносит нам счастья, или чересчур быстро отступаем к чему-то более реальному, и нередко невозможно точно определить, что лучше, а что хуже.
Жизнь, что ждет впереди, может казаться весьма унылой. По крайней мере, так думала Нина.
Нина Редмонд, двадцати девяти лет, приказывала себе не плакать на людях. Если вы когда-нибудь пытались сделать себе выговор, то знаете, что это не слишком помогает. Но она ведь была на работе! А на работе плакать не полагается.
Нина гадала, позволял ли себе такое кто-нибудь другой. Потом подумала, что, может быть, такое случалось со всеми, вплоть до Кэти Нисон, с ее жесткими, слишком светлыми волосами и тонкими губами, и ее таблицами. Как раз в этот момент Кэти стояла в углу, скрестив руки и мрачно наблюдая за комнатой после того, как произнесла перед маленькой командой, частью которой была Нина, полную странных выражений речь, в ней она сообщала о сокращении и о том, что Бирмингем не может позволить себе содержать все библиотеки даже при режиме строгой экономии, к которому они уже привыкли.
Нина решила, что, пожалуй, Кэти никогда не плакала. У некоторых людей просто нет слез.
Чего Нина не знала, так это того, как Кэти Нисон плакала по дороге на работу и по дороге с работы домой, – обычно после восьми вечера, – каждый раз, когда ее заставляли кого-то уволить по сокращению штатов или просили на несколько процентов сократить и без того тощий бюджет, когда ей приказывали проводить проверку документов по новым правилам или ее начальник в четыре часа в пятницу сваливал на нее новую груду административной работы, а сам отправлялся кататься на лыжах, что случалось с ним весьма часто.
В конце концов Кэти все разгребала и шла работать в магазин сувениров Национального фонда, организации по охране исторических памятников, за пятую часть жалованья – и никаких слез! Но эта история не о Кэти Нисон.
Все это просто потому, думала Нина, пытаясь проглотить ком в горле, потому что они были очень маленькой библиотекой.
По вторникам и четвергам утром они читали разные истории детям. По средам закрывались пораньше. Их библиотека располагалась в жалком старомодном здании с полами, покрытыми истертым линолеумом. Ну да, верно, здесь попахивало затхлостью. Большим протекающим радиаторам по утрам требовалось некоторое время, чтобы очнуться, зато потом они моментально делались чересчур горячими, и становилось душновато, в особенности для старого Чарли Эванса – он приходил к ним погреться и прочитать «Морнинг стар», от корки до корки, очень медленно. Нина гадала, куда же теперь придется ходить всем Чарли Эвансам этого мира.
Кэти Нисон объяснила, что библиотечная служба перебирается в центр города и там библиотеки превратятся в некие «центры» с «мультимедийными зонами», кофейнями и «интерсенсорными кабинетами» – и что бы это было такое? Но хотя в городе и имелось по крайней мере два подходящих автобусных маршрута, все равно для большинства их пожилых или не слишком здоровых посетителей это слишком далеко.
Но их чудесный старый, потрепанный домик с островерхой крышей уже был продан, чтобы превратиться в дом с дорогими квартирами, какие уж точно не по карману библиотекарям.
И теперь Нина Редмонд, двадцати девяти лет, книжный червь с длинными, спутанными каштановыми волосами и светлой веснушчатой кожей, страдающая застенчивостью, из-за которой она то и дело краснела или готова была расплакаться, в самый неподходящий момент должна была оказаться на улице, на холодном ветру мира, переполненного безработными библиотекарями.
– Итак, – закончила Кэти Нисон, – можете прямо сейчас начинать упаковывать книги.
Последнее слово она произнесла так, словно оно казалось ей отвратительным на фоне сияющей картины нового мультимедийного центра. Ну да, кому они нужны, все эти старые, неудобные книги?
Нина с тяжелым сердцем и слегка покрасневшими глазами потащилась в заднюю комнату. К счастью, и все остальные выглядели примерно так же. Старая Рита О’Лири – ей, наверное, следовало уйти на пенсию еще лет десять назад, но она была так добра с посетителями, что никто как бы и не замечал того, что Рита не может рассмотреть наклейки классификации на корешках и ставит книги на полки более или менее наугад, – разрыдалась, и Нина скрыла собственную печаль, успокаивая ее.
– А знаете, кто еще такое вытворял? – прошипел сквозь всклокоченную бороду ее коллега Гриффин, когда Нина проходила мимо него.
Гриффин бросил осторожный взгляд на Кэти Нисон, все еще стоявшую в маленьком главном зале.
– Нацисты! Они собирали все книги подряд и швыряли их в костер!
– Но эти книги в костер не бросят! – возразила Нина. – Не нацисты же они на самом деле.
– Это все так думают. А потом не успеешь опомниться, и сама станешь нацисткой.
С ошеломляющей быстротой состоялась своего рода распродажа, и большинство их постоянных читателей рылись в старых знакомых любимцах, по десять пенсов за коробку, оставляя в стороне стопки новых блестящих томиков.
Теперь, по прошествии дней, когда библиотекарям предстояло упаковать оставшиеся книги и переслать их в центральную библиотеку, и всегда-то мрачное лицо Гриффина стало мрачнее обычного. Он отличался длинной, неприятно тощей бородой и презрительным отношением к людям, не читавшим тех книг, которые нравились ему самому. А ему нравились только запутанные древние истории пятидесятых годов – истории о разочарованных молодых людях, что слишком много пили в районе Фитцровия, – и это лишь усиливало его дурное отношение к миру. И Гриффин продолжал говорить о сжигателях книг.
– Но их не сожгут! Их отвезут в большой центр в городе!
Нина не могла даже заставить себя произнести слово «мультимедийный».
– А ты видела их планы? – фыркнул Гриффин. – Кофе, компьютеры, DVD, цветы, конторы и служащие, которые рассчитывают рентабельность и изводят безработных… прошу прощения, проявляют заботу. Во всем этом проклятом месте просто нет места для книг! – Он показал на десятки коробок: – Все они окажутся в мусоре! Их используют при строительстве дорог!
– Неправда!
– Правда! Ведь именно так поступают с негодными книгами, ты разве не знаешь? Кладут их в основание мостовых. Чтобы огромные машины могли катить по столетиям высоких мыслей, идей и рассуждений великих ученых, метафорически вбивая в грязь любовь к знаниям глупыми здоровенными колесами, горланя моторами и убивая планету!
– Ты сегодня не в лучшем настроении, Гриффин?
– Не могли бы вы двое побыстрее делать дело? – хлопотливо произнесла Кэти Нисон, в ее голосе слышалось беспокойство.
Денег хватило лишь на то, чтобы нанять грузовики на один день. Если они не сумеют уложить все вовремя, ей грозят серьезные неприятности.
– Слушаюсь, господин унтер-офицер, – пробормотал себе под нос Гриффин.
Кэти Нисон снова захлопотала вокруг, ее короткие светлые волосы стояли торчком.
– Боже, эта женщина такая озлобленная, поверить невозможно! – проворчал Гриффин.
Но Нина его не слушала. Она в отчаянии смотрела на тысячи томов вокруг: они обещали так много, поблескивая прекрасными переплетами и оптимистичными названиями… Обречь любой из них на бессмысленное пребывание в каком-то хранилище? От этого болело сердце: это же книги! Для Нины все это было равнозначно разгрому собачьего приюта. К тому же, что бы ни думала Кэти Нисон, упаковать все за один день просто невозможно.
Именно поэтому шесть часов спустя, когда крошечная малолитражка Нины «мини-метро» остановилась перед дверью ее крошечного дома, который она делила с соседкой, машина была битком набита книгами.
– Ох нет! – воскликнула Суриндер, выходя к двери и складывая руки на весьма впечатляющей груди.
Выглядела она сурово. Нине приходилось встречаться с ее матерью, полицейским суперинтендантом. Суриндер унаследовала материнское выражение лица. И она весьма часто обрушивала свою суровость на Нину.
– Ты не занесешь все это сюда! И не думай!
– Но это просто… Я хочу сказать, они в прекрасном состоянии!
– Не в этом дело, – ответила Суриндер. – И не смотри на меня так, словно я выгоняю из дома сирот!
– Ну, в каком-то роде… – пробормотала Нина, стараясь не смотреть слишком жалобно.
– Перекрытия дома такого не выдержат, Нина! Я уже говорила тебе об этом раньше.
Нина и Суриндер уже четыре года, с тех пор как Нина приехала в Эджбастон, вполне счастливо делили крохотный домик с террасой. Прежде они не были знакомы, так что это пошло им на пользу, они благополучно смогли стать соседками – не то что друзья, которые переезжают вместе, а потом ссорятся.
Конечно, Нину слегка беспокоил непрерывный поиск Суриндер, желавшей найти серьезного друга, но, несмотря на множество кавалеров, появлявшихся и исчезавших, никого она пока не нашла, и это было кстати. Суриндер, правда, то и дело подчеркивала, что нет никаких причин думать, будто только у нее может появиться надежный друг. Однако болезненная застенчивость Нины и привычка постоянно читать в уединении означали, что обе соседки могут не сомневаться: Суриндер повезет первой. Нина всегда была тихоней, она держалась в стороне от жизни, наблюдая за ней сквозь призму любимых романов.
К тому же, думала Нина после очередного неловкого вечера, когда ей приходилось разговаривать с каким-нибудь новым примитивным приятелем Суриндер, она пока что не встретила никого, кто мог бы сравниться с героями ее любимых книг. Например, мистером Дарси, или Хитклифом из «Грозового перевала», или хотя бы Кристианом Греем… с ними и рядом было не поставить всех этих нервных парней с влажными ладонями. Они не стали бы бродить по пустошам Йоркшира, смуглые и разгневанные. Не стали бы отказываться танцевать с вами, втайне испытывая к вам глубочайшую страсть. Они просто пили на Рождество, как Гриффин, и блеяли часами о том, что в их взаимоотношениях с нынешней подружкой на самом деле нет ничего серьезного. И так далее.
Суриндер сейчас выглядела взбешенной, и хуже всего было то, что она права. В доме для книг уже просто не оставалось места. Книги лежали везде: на лестничной площадке, на ступенях, они полностью забили комнату Нины, они были аккуратно сложены в гостиной и даже в туалете, просто на всякий случай. Нине всегда нравилось чувствовать, что «Маленькие женщины» в трудную минуту окажутся рядом.
– Но я не могу оставить их на холоде! – умоляла она.
– Нина, это же просто груда древесины! И от некоторых из них дурно пахнет!
– Но…
Выражение лица Суриндер не изменилось, она сурово посмотрела на соседку:
– Нина, я это прекращаю! Все просто вышло из-под контроля. Ты целую неделю их привозишь. И дело обстоит все хуже и хуже! – Она шагнула вперед и схватила с верха кучи огромный, обожаемый Ниной роман. – Посмотри на это! Он ведь уже у тебя есть!
– Да, я знаю, но это первое издание в твердом переплете. Глянь на него – он же прекрасен! И его ни разу не открывали.
– И не откроют, потому что у тебя уже есть груда для чтения ростом выше меня.
Девушки теперь стояли на улице, Суриндер так рассердилась, что вышла за дверь.
– Нет! – повторила она, повышая голос. – На этот раз я категорически против!
Нина почувствовала, что начинает дрожать. Она видела, что им грозит серьезная ссора, а она совершенно не выносила споров и столкновений в любой форме. И Суриндер прекрасно это знала.
– Пожалуйста! – снова сказала Нина.
– Боже мой, я как будто щенка пинаю! – всплеснула руками Суриндер. – Ты не можешь пережить смену работы? Да ты вообще ни с чем не можешь справиться! Просто падаешь навзничь и притворяешься дохлой.
– И еще… – прошептала Нина, уставившись в землю, когда дверь позади них качнулась и захлопнулась, – я утром забыла ключи. Думаю, мы тут и останемся.
Суриндер одарила ее бешеным взглядом, потом, изобразив особенную полицейскую гримасу, внезапно расхохоталась.
Им пришлось пойти на угол улицы, в симпатичную маленькую закусочную, обычно переполненную, но этим вечером не слишком набитую людьми, и устроиться в уютном уголке.
Суриндер заказала бутылку вина, на которую Нина посмотрела с подозрением. Это было дурным знаком, началом разговора «что же не так с Ниной», обычно он начинался после второго бокала.
Но ведь, в конце концов, все с ней в порядке, разве не так? Что плохого в том, чтобы любить книги и свою работу и такую вот жизнь? Все мило, приятно. Однообразно. Или было так.
– Нет, – заявила Суриндер, со вздохом поставив на стол второй бокал.
Нина изобразила на лице страдальческое долготерпение. Суриндер работала в конторе по импорту драгоценностей, имея дело и со счетами, и с торговцами алмазами. Она была великолепна в своем деле. И все боялись Суриндер. Ее административные способности и ее прогулы стали легендой.
– И это ведь еще не все, да, Нинок?
Нина сосредоточилась на своем бокале, желая, чтобы внимание соседки переключилось на что-нибудь другое.
– Что тебе сказал тот чиновник, который командовал переселением библиотеки?
– Он сказал… что после сокращений в библиотеках не слишком много свободных мест. И они намерены привлечь к делу волонтеров.
Суриндер громко фыркнула:
– Позовут милых старых леди?
Нина кивнула.
– Но они не сумеют подобрать людям нужные книги. Они просто не знают, что захотят прочесть девятилетки после «Гарри Поттера», – заявила Суриндер.
– «Поступь хаоса» Патрика Несса, – машинально произнесла Нина.
– Вот и я об этом! Здесь нужен опыт. А они знакомы с системой подачи заказов? С регистрацией, документацией?
– Вообще-то, нет, – покачала головой Нина.
– Ну и куда ты намерена направиться?
Нина пожала плечами:
– Может найтись какая-нибудь вспомогательная должность в новом медиаклубе. Но мне тогда придется пройти курсы переподготовки для работы в команде.
– Подготовка для работы в команде?
– Да.
– Ты – в команде?! – засмеялась Суриндер. – И ты на это подписалась?
Нина качнула головой:
– Гриффин подписался.
– Ну и тебе придется.
– Наверное, да… – Нина подавила вздох.
– Ты теряешь работу, Нина! Ты ее теряешь! Если ты будешь бродить целыми днями как во сне, читая Джорджетт Хейер, это ничего не изменит.
Нина опять покачала головой.
– Так встряхнись!
– А тогда я смогу занести в дом книги?
– Нет!