Код красный: кислород (СИ)

Глава 9

Когда работаешь с клиентами, счет которых исчисляется миллионами, выходных попросту не существует. Поэтому в одиннадцать, когда на всю квартиру трезвонит телефон, я, закутавшись в одеяло, плетусь в гостиную, морщась от яркого света и бардака в виде засохших фруктов и пустых бокалов из-под вина.

Голова гудит, и как молотом по наковальне горланит мелодия, проверяя мою выдержку. Администратор клиники. Ну какого черта? Опять что-то натворили? Сажусь в кресло и, сделав два вдоха, отвечаю.

— Добрый день, Кристина Борисовна! — щебет Олеси раздражает. Она редко звонит с хорошими новостями. Обычно с новой истерикой или какими-то проблемами мирового масштаба.

— Пока не уверена, Олесь. Что случилось? — перехожу сразу к делу.

Тянусь к дольке яблока. Откусываю и морщусь. Вялое и мягкое. Но продолжаю грызть, потому что хотя бы так есть надежда не сорваться раньше времени. Смотрю на тело, дрыхнущее под пледом на диване и не собирающееся просыпаться. И угораздило меня ввязаться в эту кабалу и пустить Эдика в квартиру. Теперь бульдозером не вывезешь.

Прячусь с головой под одеялом и обессиленно мычу. Только суббота, у меня ведь должен был быть выходной, а он превращается в квест: выгони бывшего из дома и не убей никого на работе.

Может, опять в отпуск уйти? Уехать куда-нибудь, где никто не достанет, и спокойно отдохнуть от всех людей, которые не понимают, что такое выходные и личное время.

Очень нужно.

— В общем, у нас тут проблема… — она охает обреченно, и под этим вздохом окончательно тонут мои надежды.

— Быстрее, Олесь, — завожусь и снова кусаю яблоко. Противное. Но катастрофа, которую придется разгребать, в разы хуже.

Слышу далеко-далеко в трубке почти истеричные крики, но разобрать слова не получается. Только возмущенные интонации, вопли и, кажется, угрозы. Двоечка оказалась слишком маленькой? Или задница стала слишком большой? Тру пальцами переносицу. Только дышать ровно и не позволять себе перейти в состояние неконтролируемой ярости. Это не первые проблемы, поэтому я уверена, что разберусь быстро, но каждый раз на короткое время они выводят меня из себя.

— Юлианна Аркадьевна проснулась во время операции. Теперь утверждает, что она все чувствовала, но не могла сказать, — Олеся почти шепчет. — Вот очнулась и учинила скандал. Даже позвонила Виктору Алексеевичу, он уже едет.

А вот это уже плохо. Витю я знаю с университетских времен. Я тогда была желторотой первокурсницей, а он учился на пятом курсе, писал диплом и был главным красавцем вуза. Конечно, я любовалась, а когда он в библиотеке мне книжки с верхней полки стеллажа подал, совсем раскраснелась.

Мы сдружились, потому что нам нужно было одно пособие. Так и сидели несколько дней, листая страницы. Заболтались и по жизни дальше бок о бок пошли. Он развелся, нашел молодую жену, которую согласился положить под нож, потому что желание супруги — закон.

Он мужик деловой и серьезный, в политики подался, поэтому скандалов не потерпит. На неприятелей может проверки натравить и даже бизнес прикрыть. Что он нам придумает за такие финты с женой, представить сложно. Но разбираться будем на месте. Надо подумать, как бы оправдать себя.

— Еду. Без меня ничего не делать, Вите не давать ни с кем разговаривать, понятно? К жене отправить можно. К остальным нет, ждать меня.

— Хорошо, Кристина Борисовна.

Дальше слушать смысла нет. Отключаюсь и бросаю телефон на стол. Откинув одеяло, беру тарелку и бокалы, сгружаю остатки еды в мусор, посуду — в машину. Запускаю цикл.

Собираться нужно быстро, поэтому, наплевав на Эдика, которого не растолкать с похмелья, принимаю душ, собираю в хвост волосы и даже подкручиваю кончики. Через тридцать минут удивительным образом превращаюсь в бизнес-леди, на лице которой ни следа от алкогольного опьянения.

Вызываю такси, пишу записку и оставляю на столике перед диваном. Может, это и к лучшему. Не придется объясняться, глядя в глаза. Эдик меня точно не дождется, он ненавидит мою работу, даром что сам поспособствовал ее получению. И никогда не поймет, почему я всегда выбираю клинику, а не его. Так что, обиженный и оскорбленный, уедет восвояси до следующего «важного разговора», который закончится таким же сценарием.

Сажусь в такси. Машина приезжает вовремя, а водитель на удивление молчит. Так что я могу немножко подремать и не тратить время на разговоры.

На подъезде к клинике высматриваю машину Виктора Покровского не замечаю. Хорошо. Будет время разобраться. Оплачиваю наличкой и зачем-то оставляю щедрые чаевые чуть ли не в сто процентов от суммы. Но ждать некогда. У меня каждая минута на счету.

Ресепшн. Кабинет отца. Короткий разговор. Объяснение ситуации. Мой кабинет.

Прошу Олесю сделать мне кофе, потому что голова ни черта не соображает. Неправильно рассчитали наркоз. Пациентка была в сознании, но тело все же анестезию приняло, поэтому она не могла сказать.

Такое нам не простят. И скидкой не прикроешься. Да даже бесплатной операцией не отделаться. Витя нас сожрет с потрохами.

Но, может, и к лучшему?

Нужно понять, действительно ли мы ошиблись. Иду в кабинет анестезиолога, там меня встречает медсестра. Она одна, мечется из стороны в сторону, кажется, единственный работающий человек в субботу. От Олеси кофе так и не дождалась, врачи полусонные, я тоже засыпаю через шаг, а Валентина… Надо узнать, что ее так бодрит, и воспользоваться советом.

— Валь, а мы по-прежнему проводим два анкетирования?

— Вообще да, но вчера не было медсестры, поэтому врач воспользовался анкетой, которую заполняли за несколько дней.

— Бардак какой-то, — всплескиваю руками. Ну как так можно? Даже с такими элементарными обязанностями не справились. Нужно будет узнать, кто пренебрег обязанностями и поставил состояние клиента под угрозу. — Где ее история?

— Сейчас, — улыбается мне сдержанно, кивает и принимается шарить по столу.

Присаживаюсь на кушетку и осматриваюсь. Воспоминания невольно возвращаются к тому дню, когда я сидела здесь в хирургичке. Ясно вспоминаю редкие взгляды, которые мы с Верховским бросали друг на друга. Ощущаю странное покалывание в теле и, словно очнувшись, обиженно кусаю губы.

Мне ведь тогда и правда обидно стало. Даже очень. Не могу объяснить причин. Взрослая, вроде, понимать все должна, а сердцу не докажешь. Оно ведь уже ожило и затрепетало, а по нему асфальтоукладчиком проехались.

Встряхиваю головой. Не сейчас об этом думать и обиды лелеять. У нас время поджимает. С минуты на минуту приедет Покровский. Мне нужно быть готовой и знать все подробности. Барабаню пальцами по ладони. Валя все еще мельтешит и не может найти, что мне нужно.

Ну сколько можно-то?

— Кто проводил анкетирование? — рявкаю, потому что терпеть уже нет ни сил, ни желания. Непонятно чем занимались, а мы на штраф рискуем влететь. И на новые проверки нарваться.

Валентина суетится, перекладывает бумаги с одного места на другое. Я же вздыхаю шумно и закатываю глаза. Операция была вчера, куда историю дели-то? Должна быть перед глазами.

— Простите, я сейчас, — голос у нее дрожит, руки тоже. Медсестра роняет стопку с историями, те рассыпаются, и приходится их собирать. Говорила же, что надо делать обычные карточки, а не современную ерунду на непонятный лад. Теперь полдня потратит на сортировку. Она подскакивает на ноги и возвращается к столу. Опять что-то перекладывает, излишне суетится и в конце концов находит то, что мне нужно. — Так, вот. Первое… Верховский Евгений Дмитриевич.

Ну конечно. Кто же еще.

И без того ужасное настроение резко скачет до мерзко-отвратительного. Этот Верховский мне жизни спокойной не дает: то на работе на глаза постоянно попадается, так что прятаться приходится, то в спортивном зале появляется, будто следит за мной, то вот теперь репутацию клиники портит.

Хотя…

Все не так уж и плохо. Особенно когда на горизонте маячит дисциплинарное взыскание для гениального анестезиолога Евгения Дмитриевича, который умудрился допустить ошибку.

— Звоните ему. Пусть немедленно приезжает. — А уж я найду, как поквитаться с Верховским и поставить его на место. Прямо туда, где находятся подчиненные, лебезящие перед начальством.