Кое-что на память

1 глава

Я задавался вопросом, что же я сделал, чтобы заслужить это. Почему он так сильно меня ненавидит.

Мой желудок урчит, и ноющая боль в животе, которая заставила меня сжаться, сейчас стреляет по моему телу. Я вздрагиваю, но не кричу. В глазах щиплет не от слез, нет, я отказываюсь их проливать.

Я сделал свой выбор.

Эта комната, та самая, которую я раньше боялся. Влажные и холодные бетонные стены и ничего, кроме одеяла, чтобы прикрыть меня, пока я сплю на твердом цементном полу. Лампы дневного света ужасно яркие, и они напоминают мне освещение в школьном спортзале. Но почему-то темнота, когда Он выключает их, делает свет ламп невыносимым после их включения.

Некуда спрятаться, когда горит свет.

Я облизываю сухие губы, когда боль успокаивается, и смотрю на стальную дверь, пока не чувствую, что снова могу вздохнуть. Я больше не боюсь этой комнаты. Это бункер наказаний, как называет ее отец. Он будет моим спасением. Мой побег от того, что приготовила мне судьба.

Даже в четырнадцать лет я понимаю, что жизнь и смерть слишком хороши.

Я знаю, что моя мать мертва. Она не слышит меня, когда я взываю к ней. Но я всегда это делаю: всегда зову ее на помощь, чтобы она спасла меня, когда Он причиняет мне боль и не останавливается.

Холодок пробежал по моему телу, но в то же время мне становится жарко, и кожа покрывается испариной. Я дрожу и думаю о том, чтобы натянуть одеяло, но мигающий красный огонек в углу комнаты напоминает мне, что он смотрит, а я больше не покажу ему, что пытаюсь спрятаться.

Я не желаю утешения. Я больше не хочу надежды. Утешение и надежда бесполезны, они заставляют попытки и борьбу казаться разумными, но это не так.

Возможно, смерть — это преувеличение. В конце концов, я голодаю по собственной воле, и он бросил меня сюда, потому что я отказался от еды, пообещав выпустить меня, если я захочу. Вот только я не хочу. Я не могу больше так жить.

Это не жизнь. Когда моя мать умерла, она вынесла мне смертный приговор, оставив один на один с этим монстром.

Еще одна вспышка боли пронзает мое тело, когда я слышу, как ключи звенят с другой стороны стальной двери. Я сопротивляюсь желанию реагировать на боль, хотя она сильнее, чем когда-либо.

Я хочу, чтобы это было не так, но даже, когда я принял смерть, как свою судьбу, я испугался. Я хочу, чтобы страх не наполнял мое тело, чтобы адреналин не зашкаливал в моей крови, а моим естественным инстинктом не было спрятаться и сжаться, но я ничего не могу с этим поделать.

Я изо всех сил старался не чувствовать, но страх, который Он внушил мне, слишком силен. Возможно, поэтому я так сильно себя ненавижу. Я слабый и бесполезный. Как он мне постоянно говорит.

Иногда я обещаю себе ничего не чувствовать. Даже страх. Как будто это неважно, как будто я неважен. Как я могу? Как я мог оставаться в здравом уме, глядя на одни и те же стены каждый день? Я едва двигаюсь. Должно быть, это продолжается с тех пор, как я решил не есть. Именно с того дня я нахожусь в этой комнате. Все стало неподвижным, неизменным, кроме боли.

Это только вопрос времени, прежде чем Он выпустит меня из этой комнаты. Это просто наказание, или, по крайней мере, таким оно было. Я не знаю, сколько дней я уже здесь. Возможно, это мой новый дом.

Я процарапал ногтем цемент, сделав отметку. Здесь были десятки таких линий. Думаю, я начал их, чтобы считать дни, но это превратилось в нечто иное. Каждая следующая похожа на предыдущую. Может быть, я жду чего-то, что изменит их. Что-то внутри меня или этой комнаты, чтобы разбить эту монотонность. Может, я просто перестал беспокоиться.

Я думаю, отцу проще, когда я такой жалкий. Это заставляет меня чувствовать себя еще хуже, зная, что он − причина, движущий фактор всего этого.

Я медленно моргаю, и мои густые ресницы размывают слабый свет из маленького окна, когда дверь открывается с протестующим скрипом.

Я ожидаю, что дверь закроется так же быстро, как и открылась, но когда я рискую взглянуть, он оставляет ее открытой. Его большое тело стоит в дверях, а его грязная белая рубашка и выцветшие джинсы запачканы грязью от работы на ферме.

Его ботинки звучат так, как будто он идет по земле. Каждый шаг становится все громче, а мое сердце бьется все быстрее. Я остаюсь совершенно неподвижным, сопротивляясь инстинкту бежать и бороться. Оба бесполезны.

— Вставай, — говорит он, его голос глубокий и грубый. Это не обсуждается.

Я инстинктивно вздрагиваю, готовясь к тому, что он ударит меня, если я не успею среагировать достаточно быстро. Он всегда пинает меня в живот и, тогда я плотно закрываю глаза, не слушаясь его, и молюсь, чтобы он ударил достаточно сильно, чтобы покончить с этим раз и навсегда.

Но ничего не приходит.

Испарина покрывает каждый дюйм моего тела, и холод пробирает меня до костей, заставляя тело напрячься. Меня подташнивает, но я сдерживаюсь.

— С меня довольно, парень! — кричит мне отец, и я сжимаюсь. Смущение и стыд за свою слабость захлестывают меня, но я предпочитаю не думать об этом. Я знаю, что жалок.

— Я, бл*дь, больше не буду повторять! — вопит он и наклоняется, чтобы потянуть меня за рубашку, но я отползаю назад и сопротивляюсь. Если и есть одна вещь, которую я научился никогда не делать, это сопротивляться.

Но я хотел. Я должен напоминать себе о желании умереть, когда страх сковывает меня, а годы приспособления заставляют мое тело дрожать.

Тыльная сторона его большой грязной руки маячит перед моим лицом, размываясь от скорости, когда он рычит на меня. Хмурое выражение на лице становится еще более ужасающим от его обнажившихся пожелтевших зубов и холода в темном взгляде.

Последнее, что я вижу — его костяшки пальцев.

Последнее, что я слышу — хруст моего носа.

Последнее, что я ощущаю — металлический привкус во рту.

Последнее, что я чувствую — ничего. Я так долго ждал этого. И оно, наконец, наступило.