Когда летят искры

Глава 3

В этот день Элли больше не видела барона. Это не имело большого значения; она была слишком занята, чтобы думать о нем. Вскоре после его ухода приехал доктор, и когда он осмотрел тетю Элис, последовало длинное обсуждение ее состояния. К счастью, рана на голове не была такой страшной, как казалось, но ногу она действительно сломала.

От этого дети впали в истерику, поскольку это означало, что они не попадут на Рождество в Шеффилд. Элли и их матери пришлось давать самые невероятные обещания предстоящих удовольствий, чтобы успокоить их. Хорошо еще, что детские подарки находились в сундуках, которые принесли после того, как уехал доктор, как и обещал барон.

Мистер Хаггетт, который оказался настолько же очаровательным, насколько его хозяин страшным, отправил верхового посыльного сообщить ее отцу о случившемся. Но при данном состоянии дорог и находясь в Ланкашире, папа мало чем сумел бы помочь.

Остальное время Элли потратила, устраивая всех на ночлег, проверяя, удобно ли тете, и советуясь с Хаггеттом, чем накормить детей. И к тому времени, когда наступил обед, она чувствовала себя с ним совершенно свободно.

И только поэтому решилась задать самый опасный вопрос.

— Мистер Хаггетт, — тихо спросила она, так чтобы дети, бежавшие впереди нее, не слышали. — Почему вашего хозяина называют Черным Бароном?

Его побледневшее лицо и выражение тревоги на нем напомнили ей лицо отца, когда она задавала ему неделикатные вопросы.

— Я… я, видите ли, мисс… — заикаясь начал Хаггетт.

— А это не может быть из-за сажи?

— Сажи? Ах да, сажа. — Хаггетт задумался, спускаясь вместе с ней по лестнице. — Дело в том… э… это из-за его одежды. Вы заметили, он носит только черное.

Элли заметила. И все же…

— И это единственная причина, почему его так называют?

— А какая иная может быть, — упрямо сказал Хаггетт, не глядя ей в глаза. — Между прочим, доктор сказал, что вашей тете надо давать только мягкую пищу, пока мы не убедимся, что рана на голове не опасна, поэтому я взял на себя смелость нанять повара.

Пока Хаггетт нес этот вздор, Элли поняла, что ее вопрос попал в цель. Однако ей показалось жестоким заставлять дворецкого передавать сплетни о своем хозяине. Странно, насколько этот милейший человек был предан лорду Торнклифу. Это свидетельствовало о том, что его милость, может быть, не так страшен, как казалось. Кстати, барон проявил себя с самой лучшей стороны: несмотря на свое ворчание, как можно удобнее устроил их в своем доме; не мешкая послал за доктором и даже за сундуками; охотно уступил им свою спальню. А когда они вошли в столовую, Элли убедилась, что он не только благороден.

Лорд Торнклиф вымылся. Мужчина, стоявший у камина, повернулся к ним, и она увидела, что он ничем не походил на человека, спасшего их.

На нем был тот же самый черный сюртук, жилет и шейный платок, только выглядело все свежевыстиранным и выглаженным. А его лицо… Боже мой, у Черного Барона мог быть дикий темперамент, но его лицо было потрясающе красиво. У него оказалось много общего с пиратом, героем байроновского «Корсара», которого Элли с удовольствием часто перечитывала, невзирая на скандальную репутацию автора.

Только волосы барона были не черные, а темно-каштановые с рыжинкой. И теперь, когда на нем не осталось и следа сажи, а дети не отвлекали ее, Элли рассмотрела настоящий цвет его глаз — серые, словно в дымке, опушенные длинными темными ресницами.

Это не была классическая красота; черты лица слишком резкие, а подбородок слишком выдвинут для утонченной красоты, признаваемой в Лондоне, — но он притягивал взгляд и этого было достаточно, чтобы у нее ослабели колени. Элли совершено забыла об осторожности. Привлекательные мужчины пугали ее, а ей только этого не хватало — теряться в присутствии его милости.

Однако его изменившаяся в лучшую сторону внешность произвела противоположное впечатление на Мег: она подбежала к нему и с любопытством принялась разглядывать.

— Кто вы?

— Я Торнклиф. А кто вы, юная леди?

Узнав его голос, Мег отшатнулась и сунула палец в рот. Элли выступила вперед, чтобы замять неловкость.

— Простите, сэр. Я забыла, что вы еще не знаете их имена. — Она представила ему детей, довольная тем, что малыши на этот раз вели себя как леди и джентльмены.

Но когда лакеи внесли блюда с едой в столовую, собираясь поставить на сервант, мальчики подбежали посмотреть, что они будут есть.

— О, как хорошо: тут есть говядина, — сказал Тим, глядя, на большой кусок. — Я умираю с голоду!

— Посмотри, Чарли, тут еще ветчина, — кричал Перси с другого конца стола. — И пудинг.

— Может быть, мы сядем, — тихо сказал лорд Торнклиф, — пока мальчишки не сметут обед стоя?

Так начался их первый вечер в Торнклиф-Холле.

Элли не ожидала, что так проголодалась, и предоставила мальчишкам свободно разговаривать. Те забросали хозяина дома вопросами. Его милость отвечал на неожиданные вопросы вежливо, но без большого энтузиазма.

Даже Мег осмелилась спросить:

— А почему вы были сегодня таким грязным, сэр?

— Мег! — упрекнула ее Элли. — Невежливо задавать такие вопросы.

— Да, действительно, — ледяным тоном подхватил хозяин. — Вы можете глазеть на человека, делать какие-то предположения и сплетничать с друзьями, но никогда не задавайте ему прямых вопросов. Нельзя, если вы хотите соблюсти установленный порядок в обществе.

Неужели он отчитывает ее, этот грубиян дьявол?

— Вы должны слушаться его милость, — вставила Элли. — Он умеет отвечать на прямые вопросы. — А когда он взглянул на нее, добавила: — Нет, подождите, это прямые приказы, а не вопросы, которые умеет отдавать лорд Торнклиф. И это разные вещи, хотя он владеет обоими.

Было слышно, как мистер Хаггетт, стоявший у серванта, подавил смешок, но лорд Торнклиф рассмеялся.

— Да, я целые годы совершенствовался в этом. Спасибо, что предоставили мне возможность попрактиковаться на ком-то еще, кроме слуг и шахтеров.

— Так вот почему вы покрыты сажей! — воскликнул Перси. — Вы работаете в угольной шахте.

— Я действительно владелец угольной шахты. Она принадлежала моему отцу, а когда отец умер, перешла к старшему брату. А я стал ее владельцем после… — Боль исказила его лицо, — после того как Руперт умер три года назад.

— Мне так жаль, — тихо сказала Элли.

Мартин кивнул в ответ на ее соболезнование, затем отвернулся, посмотрел на тарелку Перси и сразу же сменил тему разговора.

— Так вам, мастер Перси, я вижу, нравится говядина.

Это вызвало у Перси бурю восторгов, но Элли теперь увидела лорда в новом свете. Бедный, он потерял всю семью в ранней молодости. Неудивительно, что он такой угрюмый.

Когда разговоры прекратились, Мег снова пропищала:

— А где ваша пахучая зелень?

Барон удивленно поднял бровь:

— Пахучая зелень?

— Она хочет сказать «ветки», для Рождества, — пояснил Перси. — Знаете, их развешивают на перилах и полках. Мама любит можжевельник. А Мег не нравится запах.

— А.

Не получив ответа на свой вопрос, Тим повторил:

— Так где она?

— Не груби, — сказала Элли. — Я уверена, что слуги его милости принесут зелень, когда наступит время. — Она и представить себе не могла, что этот человек делает все сам.

— Но Рождество уже скоро! — Тим умоляюще посмотрел на его милость. — Вы прикажете им сделать это завтра?

Лорд Торнклиф напрягся, но ответил сдержанным тоном и с внешне спокойным видом.

— Я не могу загружать моих слуг подобными делами. Им и так хватает работы. — Когда кто-то хмыкнул, он посмотрел на своего дворецкого. — Особенно когда дом полон гостей. Не правда ли, мистер Хаггетт?

— Так и есть, сэр, — уклончиво ответил мистер Хаггетт. Теперь, когда лорд Торнклиф упомянул об этом, стало очевидным, что у него не хватает слуг. Элли не видела женщин-служанок, а только нескольких лакеев, конюхов, повара и мистера Хаггетта. Этим и объяснялось запущенное состояние поместья.

Или же заброшенный вид объяснялся тем же, что и недостаток слуг: нехваткой денег.

Должно быть, все дело в этом! Это объясняло многое — и его язвительные замечания по поводу ее богатства, и простую черную одежду, и постоянные занятия, связанные с шахтой. Ее отец был владельцем серебряного рудника, но он никогда не приходил домой грязным. Только люди, работавшие недалеко от рудника, позволяли себе это. Очевидно, его шахта не окупала себя.

А теперь они, захватив его дом, пользовались его запасами. Это тоже наверняка явилось причиной его резкого поведения. Как и корсар Байрона, он был «слишком тверд, чтобы сдаваться, и слишком горд, чтобы склоняться» и не хотел признаваться в своей бедности.

Придется объяснить ему, что не надо делать долги, чтобы прокормить их. Они не требовали бифштексов и ветчины — они довольствуются птицей. Или Элли найдет какой-нибудь деликатный способ предложить ему деньги за провизию и проживание. Было бы несправедливо пользоваться его гостеприимством и ничего не давать взамен.

— У вас есть лошади, сэр? — спросил Перси. — Похоже, есть, ведь я видел вашего конюха. Не могли бы мы завтра покататься?

— Но не в такую погоду, — вмешалась Элли, не желая ставить лорда Торнклифа в неловкое положение, если он не может позволить себе содержать конюшню, полную лошадей.

— Сомневаюсь, что ваша мать позволит вам кататься по льду.

Барон выпрямился и вытер рот салфеткой.

— Но когда лед растает, я не буду против, если вы воспользуетесь моей конюшней. У меня недостаточно верховых лошадей, но вы можете кататься по очереди.

— А что у вас в том каменном сарае, который мы с Перси видели в окне? — спросил Тим.

— Держитесь подальше от сарая! — мгновенно помрачнев, резко сказал лорд Торнклиф. Заметив вопросительно поднятую бровь Элли, он добавил: — Это единственный приказ, который должен выполняться, мисс Бэнкрофт.

— Как пожелаете, сэр, — произнесла Элли с сарказмом, но мальчики не были такими же послушными, особенно после его неожиданной вспышки гнева.

— Почему? — спросил Перси. — Что у вас там хранится?

— Ничего, что бы тебя касалось, — проворчал лорд Торнклиф.

— Это там вы храните ваши охотничьи ружья? — возбужденно спросил Тим.

— Нет, черт возьми! — Стул барона со скрипом отодвинулся от стола, когда лорд выпрямился в полный рост. — Даже не подходите к нему! Если подойдете, клянусь, я выпорю вас всех! Понятно?

Никто еще не грозился поднять руку на изнеженных мальчиков ее тети. Они смотрели на него раскрыв рты, не зная, что ответить.

— Ради Бога, лорд Торнклиф… — начала Элли.

— Понятно? — повторил он, стукнув кулаком по столу.

Мальчики вздрогнули. Затем у них затряслись головы. Мег расплакалась. Это, как ни странно, приглушило у лорда Торнклифа приступ гнева. Он смотрел на нее, как будто видел ее впервые, с почти комическим выражением ужаса на своем лице. Затем он тихо выругался и выбежал из комнаты.

— Элли-и-и! — рыдала Мег, протянув к ней руки. Элли сразу же взяла ее на руки, сердце у нее стучало, а в ушах шумело после этого бурного проявления нрава человеком, которого она начинала жалеть. Он заглушил ее порыв. Как он осмелился угрожать детям?

— Мне не нравится этот злой человек! — рыдала Мег. — Я… я хочу домой!

— Скоро поедем, — заверила ее Элли, — обещаю.

К ним подошел мистер Хаггетт.

— Вы должны извинить моего хозяина, мадам, — тихо сказал он. — Я уверен, он не хотел испугать вас, но он… очень чувствителен, когда дело касается этого сарая.

— Да, он очень убедительно доказал это, — язвительно сказала она. — Только я не понимаю, зачем надо было проявлять свою силу и власть.

— Вы правы, мадам, я поговорю с ним.

Дворецкий принялся успокаивать их всех, предлагал детям сладости на десерт, затем отвел их к матери, чтобы они посидели с ней, помог Элли приготовить им постель, чего обычно дворецкие не делали.

Однако, хотя мистер Хаггетт на следующий день предлагал множество занятий детям и отвечал на вопросы мальчиков об угольной шахте, становился таинственным как сфинкс, как только речь заходила о его хозяине. Элли никогда не встречала слугу, который так решительно отказывался сплетничать. На любой вопрос о бароне или его сарае был только один ответ: «Вам следует спросить его милость», — а любое резкое замечание о крутом нраве его хозяина получало ответ: «Он просто переутомился, но завтра, я уверен, ему будет лучше».

Элли не была в этом так уверена, как совершенно не верила и в то, что мистер Хаггетт поговорит, как он обещал, с бароном, а если и поговорит, будет ли от этого какой-то толк. Но когда на ее глазах Мег плакала, пока не уснула, а мальчики перешептывались, лежа в постели, очевидно, подготавливая тайный заговор с целью раскрытия колдовских секретов каменного сарая, она решила не посвящать в это дворецкого.

Элли не собиралась позволять их грубияну хозяину обратить свой гнев на ее кузенов. Даже если придется войти в логово льва.

Мартин ходил по кабинету, по пути разбрасывая свою одежду. Сначала он швырнул на кресло у камина тесный, облегающий фигуру сюртук, затем бросил на стол душивший его шейный платок. Прошло три года с тех пор, когда он переодевался к обеду, но после того как он явился перед гостями в таком устрашающем виде, ему захотелось показать, что он может вести себя в какой-то степени прилично.

И сначала, как ему казалось, он поступил правильно, ибо мисс Бэнкрофт смотрела на него с явным женским интересом. Потом даже бесконечные расспросы детей не очень досаждали ему, а мисс Бэнкрофт делала свои любезные замечания и временами улыбалась ему.

Конечно, Мартин напоминал себе, что она так любезна с ним только потому, что не слышала сплетен, ему все равно это было приятно. Как и ее милая привычка непрестанно поправлять очки. Или как она прикусывала пухлую нижнюю губу, когда что-то удивляло или пугало ее.

Как, например, его взрыв гнева в конце. Мартин поморщился. В этот момент она смотрела на него с ужасом в глазах. Можно было подумать, что он угрожал убить ее кузенов, а не всего лишь приструнить.

Он не ожидал, что выйдет из себя, но холодел при мысли, что дети будут резвиться в сарае, где он ставит свои опыты.

Нельзя сказать, что его угрозы помогли. Мальчишки по-прежнему сгорали от любопытства — он это видел по их глазам. Завтра ему придется все там убрать, прежде чем они начнут свои поиски. Он не мог не спускать с них глаз — уже скоро Рождество и День подарков, а у него было несколько обязанностей, связанных с имением. И мальчишки не отнесутся к его строгому запрету серьезно. В их возрасте никогда не принимаешь запреты всерьез. Он не принимал.

Но девочки совсем другое дело.

Мартин тяжело вздохнул, вспоминая слезы херувима. Он вовсе не хотел напугать бедняжку. Да и мисс Бэнкрофт тоже.

Он снова тяжело вздохнул. Дьявольщина. Он все погубил. Мисс Бэнкрофт больше не станет нежно улыбаться ему.

Вероятно, это и к лучшему. В конце концов она узнает о сплетнях и отнесется к нему, как и все остальные. Даже если и нет, он не позволит женщине войти в его жизнь. Так что для него лучше, если она перестанет все больше и больше нравиться ему. И он перестанет слишком часто думать о ней.

— Милорд, не могу ли я поговорить с вами?

Мартин чуть не потерял сознание, услышав этот мелодичный голос. Неужели эта женщина читает чужие мысли? И что она задумала, пробравшись тайком к нему в кабинет? У него были свои причины находиться в этом крыле дома, черт побери!

— В чем дело, мисс Бэнкрофт? — сквозь зубы спросил он, надеясь, что такой тон отпугнет ее и избавит его от нравоучительной лекций. Но она, казалось, приободрилась. Так как вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

— Мне надо поговорить с вами о детях.

— Мне тоже. И это поможет, пока еще никто не пострадал.

Мартин посмотрел на нее, и у него перехватило дыхание.

Без очков мисс Бэнкрофт выглядела совсем по-другому, не такой неприступной, как школьная директриса. Она не поражала красотой, но у нее были чудные глаза, ее кожа сохранила девическую гладкость, вызывавшую в воображении весенние персики, мягкие, нежные персики, в которые так и хотелось вонзить зубы. А ее роскошная фигура…

— Где ваши очки? — резко спросил Мартин, лишь бы не думать, что бы ему хотелось сделать с такой фигурой, как у нее.

— А где ваш сюртук? — вопросом ответила Элли, напоминая ему, что он одет не так, как следует быть одетым джентльмену, принимающему у себя даму.

Мартин сдержал порыв принять более презентабельный вид. В конце концов, он не просил ее являться к нему в кабинет.

— Он там, где я всегда держу его, когда не ожидаю гостей. Скажите, а вам всегда нужны очки?

Элли озадаченно посмотрела на него.

— Я бы их не носила, если бы они не были нужны.

— Сейчас вы без очков.

— Правда, — вздохнула она. — Дело в том…ну…я подумала, мне легче будет разговаривать с вами, если я не буду вас видеть.

Не такого ответа он ожидал. Сегодня днем она казалась такой уверенной в себе. И каким образом без очков ей легче разговаривать с ним?

— И вы поступаете так с каждым мужчиной или только со мной?

— Только с мужчинами, которые действуют мне на нервы.

Он действовал ей на нервы? Конечно, действовал. И на большинство женщин.

— Но я пришла поговорить не об этом.

— Я так и не думал, — сухо сказал Мартин.

— Прежде всего я поняла, что мы доставляем вам большие неудобства.

— Вы и представить не можете, — пробормотал он себе под нос.

Прелестный румянец вспыхнул на ее щеках.

— Уверяю вас, мой отец будет рад оплатить все расходы, которые вы понесли из-за нас: еда, доктор и все прочее.

— Мне не нужны деньги вашего отца. — Мысль, что она пытается заплатить ему, снова возмутила его.

— Конечно, нет, но это лишь справедливо — вознаградить вас за…

— Не нужны мне ваши деньги, черт вас возьми! Здесь не гостиница, мисс Бэнкрофт, где вы даете приказания и платите за их выполнение. И вам приходится обходиться тем, что я могу предложить. А если вы не можете, то вольны уехать в любое время.

Элли криво усмехнулась:

— Вы прекрасно знаете, что пока это невозможно.

— В таком случае вы должны смириться с плохим гостеприимством.

— Я не сказала, что оно плохое! — Она явно теряла терпение. — Боже, вы такой вспыльчивый. Вы разозлите даже каменное сердце, как говорил Софокл.

Мартин удивился:

— Вы цитируете Софокла? Что же вы за богатая невеста?

— Так получилось, что я много читаю, — оправдалась она. — Большей частью поэзию. Вы могли бы узнать об этом раньше, если бы поговорили с нами за обедом, вместо того чтобы кричать и ругаться. — Она скрестила на груди руки. — Именно поэтому о вас и распускают сплетни. Вам не приходило в голову, что люди, возможно, называют вас Черным Бароном потому, что у вас черная душа?

Если бы она только знала!

— Благодарю вас за комментарии к моему характеру, мисс Бэнкрофт. А теперь прошу извинить…

— Я еще не закончила, — спокойно сказала она. — И как я уже говорила, мы очень благодарны вам за то, что в трудную минуту приютили нас. — Она многозначительно помолчала.

— Но?..

— Но это не дает вам позволения пугать детей.

Ему страшно не нравилось, когда она оказывалась права.

— Я не собирался пугать их, — раздраженно сказал Мартин. — Я только хотел убедиться, что они не подойдут к моему сараю и вы, может быть, захотите помочь мне в этом.

— Ради Бога, да что там такого важного в вашем драгоценном сарае?

— В нем полно взрывчатых веществ.

— Взрывчатых веществ? — Элли широко раскрыла глаза. — Да зачем вам держать взрывчатку в своем сарае?

— Я работаю над предохранителями, чтобы сделать их более безопасными в шахте. Необходимы эксперименты с черным порохом, серой и подобными веществами, и все они очень опасны.

— Но почему здесь? Почему не там?

— Потому что в шахте слишком многие смогут иметь к ним доступ. — Как это случилось с Рупертом. — Здесь мне проще следить за ними. Мои слуги знают, что будут уволены, если подойдут к сараю или позволят кому-нибудь приблизиться к нему. — Мартин мрачно посмотрел на нее. — Но с вашими кузенами может возникнуть проблема, поскольку известно, что мальчишки непредсказуемы.

Это, казалось, немного успокоило ее.

— А если вы просто расскажете им, что такое взрывчатка…

Мартин усмехнулся.

— Правильно. Рассказать группе любопытных мальчишек о том, что совсем рядом находится сарай, полный удивительных химических веществ. Это все равно как поднести спичку к пороху. Разве вы не заметили, как разгорелись у вашего кузена глаза, когда он спросил, не храню ли я там ружья? Неужели вы вообще ничего не знаете о мальчиках их возраста?

— Нет, не знаю! — В ее голосе слышалось отчаяние. — Я не привыкла заботиться о них!

Это была правда. Как узнал Хаггетт, у их няни хватило ума уклониться от присмотра за непоседливыми детишками в праздничные дни. И едва ли Мартин мог ожидать, что их богатая кузина достаточно компетентна, чтобы занять ее место.

— В таком случае вот вам маленький урок, — сказал он. — Мальчики в этом возрасте любят что-нибудь взрывать. Я, например, любил. И прежде всего из-за этого и заинтересовался взрывчатыми веществами. И если ваши шельмецы кузены узнают, что у меня в сарае хранится такая замечательная вещь, как черный порох, удержать их будет невозможно.

Элли вздохнула.

— Теперь, когда вы пробудили у них любопытство, они наверняка все равно попытаются это сделать. Держать их в неведении плохо, не лучше, чем рассказать им правду.

— Тогда соврите им, черт возьми! Скажите им что хотите, мне все равно, только держите их подальше от этого сарая!

— Постараюсь, — сказала Элли, устало покачав головой. — Но я не могу ничего обещать. Иногда они поступают по-своему.

— Прекрасно… Но если своенравие приведет их в мой сарай, я спущу с них шкуру.

— Не посмеете! — возразила она. — Не имеете права!

— Это не остановит меня.

Элли уперлась кулаками в свои пышные бедра.

— Если вы только их пальцем тронете, клянусь, вы пожалеете об этом.

— В самом деле? — сказал он, сдерживая смех.

Ее зеленые глаза впивались в него, а грудь дрожала под низким декольте. Она была похожа на ангела мести. Или по меньшей мере на мстительную молочницу.

— И что вы сделаете?

Было видно, что об этом она еще не подумала.

— Я… я… скажу своему отцу, — решительно заявила она.

— Так давайте. — Мартин двинулся к ней. — Скажите ему, что я приструнил его безрассудных племянников, пока они не поубивали себя. Спорю, что в этом деле он будет на моей стороне. Он знает, что такое взрывчатка.

Элли побледнела при его приближении.

— Все равно он вас не одобрит.

— Пусть осуждает, это не изменит моего мнения. Пусть он до полусмерти изобьет меня, мне наплевать.

— Не говорите чепухи. Папе почти пятьдесят — он просто не сможет избить вас.

— Так чего вы добиваетесь, пугая меня им? — Мартин подошел к месту, где она стояла перед закрытой дверью, явно с намерением смутить.

Выпрямившись, Элли смерила его взглядом.

— Отойдите, сэр.

Одним плечом Мартин прислонился к двери.

— Или что? Скажете папе?

— Я сделаю так. — Элли ударила его ногой по лодыжке.

— Ох! — воскликнул он, отталкиваясь от двери и растирая больное место. Девчонка дала ему неплохой пинок, черт возьми.

— Это за то, что ведете себя как животное, — строго произнесла она. — И если вы продолжите так относится ко мне или детям, я ударю по другой лодыжке. Смотрите теперь, чтобы у меня не возникло повода.

Повернувшись, Элли взялась за ручку двери, но Мартин успел схватить ее за плечо. Он повернул ее лицом к себе, не обращая внимания на возмущение, затем почти прижал к двери.

— Так значит, я веду себя как животное? — грубо спросил Мартин. — Очень хорошо. Раз уж вы отказываетесь поступать рассудительно относительно ваших кузенов, то можете ударить меня и по второй лодыжке. Считайте это авансом за то, что я спущу шкуру с этих мальчишек, если они отправятся туда, куда им ходить не следует.

Мартин не хотел больше терять контроль над своими чувствами, но ему никогда не нравилось, если ему угрожали, а тем более какая-то девчонка из высшего общества.

— Если вы не отойдете, сэр, я вас опять ударю, — заявила Элли, но щеки у нее разгорелись, а голос утратил угрожающий тон.

Неожиданно он почувствовал, насколько она близко. Внезапно он осознал, какими мягкими и теплыми были ее груди, то опускавшиеся, то поднимавшиеся от дыхания. Как близко находились ее бедра от прижимавшихся к ней его бедер. В эту минуту Мартин забыл и о мальчиках, и о сарае, и о ее отце. Особенно когда она в волнении прикусила пухлую нижнюю губу, которая искушала его попробовать ее вкус, почувствовать прикосновение и познать сладость.

Его взгляд не отрывался от ее губ, дыхание участилось… и всей своей кровью, всем сердцем и всем телом он отзывался на ее нежную теплую плоть.

— Давайте же, ударьте меня, — низким голосом сказал он. — Вы же все равно ударите меня после того, что я сделаю.

Мартин наклонил голову и крепко поцеловал ее в губы.