Когда струится бархат

Глава 19

Анжу, весна 1127 года

Петушок был так красив, словно родился изваянным из бронзы и украшенным драгоценными камнями, а потом ожил. Но и живой, выглядел так, будто только что спустился с флюгера на вершине башни, где служил украшением, и для разнообразия решил с важным видом прогуляться по бренной земле. Подвижные топазовые глазки поворачивались туда-сюда, осматривая окрестности. Петух расхаживал кругами, коралловый гребешок и бородка горделиво покачивались на голове и под горлом. Особенно выдающимся был хвост — посверкивающий золотистый с зеленоватыми кончиками букет перьев. Мощные ноги с бронзовым отливом вооружены гладко заточенными острыми шпорами. Во всем городе Анжер у этого петуха не имелось равных соперников. То есть раньше, конечно, были, но все погибли.

Петух вытянул шею, захлопал яркими перьями крыльев и запел во весь голос. Догадывался ли он, что как раз в эту минуту на него делались ставки? Хозяин птицы, сидевший на корточках, поднялся и, поставив руки на роскошный позолоченный пояс, стал нетерпеливо озираться.

— Опаздывает, — проворчал Джоффри Плантагенет, наследник герцогства Анжу. Внешне он выглядел столь же совершенно, как его бойцовый петух, — высокий с рыжевато-золотистыми вьющимися волосами и сверкающими глазами холодного стального оттенка на идеально правильном красивом лице. Тунику на обшлагах и у горла обильно украшали золотые нити, а на узком бедре сиял драгоценными камнями изящный кинжал. Как и шпоры у петуха-бойца, кинжал был остро отточен.

— А ты можешь вспомнить хотя бы один случай, когда Уильям ле Клито не опоздал? — фыркнул Роберт де Блу, наблюдая за птицей, которую когда-то сам подарил юноше, стоящему рядом. — Он способен опоздать даже на собственные похороны.

Джоффри улыбнулся, показывая идеальные белые зубы, но пальцы рук раздраженно барабанили по поясу.

— Ему придется исправиться, если он хочет, чтобы мой отец продолжал поддерживать его против английского короля.

— Мой господин, он уже здесь! — воскликнул другой барон, указывая рукой в направлении реки. Джоффри повернул голову и холодно взирал на Уильяма ле Клито, приближающегося в сопровождении небольшой группы разношерстной публики: перебежчиков из лагеря норманнов, фламандцев и французов, а также высокого светловолосого рыцаря-англичанина, изгнанного из родной страны за убийство соседа-дворянина.

— Ты опоздал, — обратился Джоффри к претенденту на звание герцога Нормандии, недавно женившегося на сестре французского короля, рассеянным взглядом окинул пришедших с гостями женщин. По внешнему виду их нельзя было принять за проституток, однако это были именно проститутки. Неважно, что ле Клито только осваивается в роли мужа. Он явно не прочь забыть о супружеской верности, когда дипломатический визит в Анжу дает соблазнительный шанс совершить грех.

Ле Клито приблизился к Джоффри с самой ослепительной улыбкой, на какую был способен. Но от частого употребления она не производила особого впечатления на других.

— Прошу меня извинить, наша барка застряла. Но, по-моему, я не слишком опоздал. — Гость фамильярно положил руку на плечо молодого человека. Джоффри отошел в сторону, едва сдерживаясь от гнева. Внимание привлекла птица, которую держал под мышкой Варэн де Мортимер, — петух гладко-черной масти, в лучах весеннего солнца его перья отсвечивали изумрудной зеленью.

— И ты готов держать пари, что это жалкое существо сумеет победить моего Топаза? — пренебрежительно бросил юноша.

— Назови свою цену, и скоро все станет ясно, — небрежно парировал ле Клито. — Варэн, опусти его на землю.

Кто-то подхватил и унес птицу Джоффри, давая возможность собравшимся получше разглядеть форму и состояние черного петуха, сделать ставки. Черный петух встряхнул взъерошенными перьями, почистил их клювом, затем вытянул вверх голову и горласто закукарекал.

Варэн де Мортимер прислонился к стене, поглаживая бок, где до сих пор вызывал беспокойство толстый розовый шрам. С первого взгляда он понял, что петух Джоффри должен победить, ведь Джоффри Анжуйский ни в чем не знал поражений. Молодому человеку никогда не приходилось искать пропитание за столом у других людей. Пальцы Варэна нащупали плохо зажившую рану: сам виноват, недооценил быстроту де Лейси, совершенно не учел годы практического опыта, приобретенного де Лейси после службы оруженосцем. В результате ошибочное мнение о противнике сделало его изгнанником из родной земли, где ему было суждено стать наследником отцовских владений. На чужбине же Варэн опустился до роли наемного рыцаря, притом состоящего на содержании у человека, на благоприятный поворот судьбы которого можно было полагаться не больше, чем на обещания проститутки.

— А ты разве не будешь делать ставку, дружочек? — Какая-то женщина по-хозяйски взяла Варэна под руку и с выражением крайнего любования оглядела его масляными карими глазками. — Я считаю, что победит птица лорда Уильяма — она больше.

— Нет, — Варэн недовольно пожал плечами, — я не делаю ставок. — В теперешней жизни деньги для де Мортимера значили слишком много, чтобы рисковать ради сомнительных доблестей бойцового петуха. Отец время от времени присылал незначительные средства на жизнь, сопровождая их заверениями, что к следующему Рождеству добьется прощения сына и восстановления его в правах на территории Англии. Однако ни на эпизодически появляющиеся деньги, ни на обещания нельзя было полагаться всерьез.

Женщина надула губы и отвернулась. Де Мортимер немного поразмышлял, стоит ли она его внимания, и решил, что не стоит. Ни одна женщина не достойна его внимания. Он поднял голову и на противоположной стороне улицы увидел Хельвен.

Петухи врезались друг в друга, образовав трепыхающий бронзовыми и черными перьями клубок. Щелкали клювы, сверкали шпоры. Птицы взмывали в воздух и ударялись грудками, зрители возбужденно пританцовывали, вопили, подбадривая бойцов. Вытянув голову поверх увлеченных зрелищем голов собравшихся болельщиков, начисто позабыв про птиц, не обращая внимание на оглушительный шум, Варэн де Мортимер не верил своим глазам, да и не желал верить тому, что видел. Сердце вдруг заколотилось быстро и громко. Дыхание стало учащенным и нервным, а незаживший шрам ощутимо пульсировал неприятной болью.

Петухи отлетели в стороны, разинув клювы и волоча крылья по пыли. Потом снова стали описывать угрожающие круги и опять сошлись в смертельной схватке. На землю пролились первые капли темной крови. Варэн позабыл про женщину, с которой прибыл сюда, и, пропуская мимо ушей ее раздраженные вопросы, обогнул кричащую толпу захваченных сражением зрителей, вышел на дорогу.

Адам бегло глянул на петушиный бой. Внимание просто привлек громкий рев собравшихся зрителей, сама забава азартных игроков была ему безразлична. Дворяне, сразу определил он по сверканию самоцветов, нашитых на туники и украшающих пояса и рукоятки клинков.

— Майлс — я имею в виду брата, а не дедушку — тоже всегда держал бойцового петуха, — вспомнила Хельвен. — Маме это занятие не нравилось. Когда Майлс приходил домой, она его нещадно бранила, но все молодые люди при дворе увлекались петушиными боями, вот и он не хотел от них отставать. — Хельвен вздохнула и покачала головой. — Бедный Шантиклир, даже не дожил до героической смерти в бою. Его задавило повозкой прямо во дворе, когда он гнался за одной из своих жен, а труп отправили прямиком в котел.

Адам фыркнул, удерживаясь от смеха, и поспешно натянул поводья, пропуская громыхающую телегу, нагруженную бочонками с вином. Ее тащили быки, под красной кожей которых перекатывались огромные мускулы. От движения телеги и подкованных копыт животных поднялось облако пыли, Хельвен прикрыла лицо вуалью и закашлялась.

Саутгэмптон, Каен, Фалэс, Мортэн, Роше, Муан. Большую часть пути она наслаждалась сменяющими друг друга пейзажами. Земли, по которым они проехали, были пологими и изобиловали пастбищами. Плоские равнины сильно отличались от привычных с детства холмов Уэльса. На французской земле им повстречались большие реки, такие как Майен, Мэн, зеленоватая Индре и величественная Луара. Повсюду попадались виноградники и густые заросли желтоватого ракитника, в котором находила укрытие мелкая дичь. На этой земле росли фиговые деревья, каштаны и элегантные, особенно на фоне ярко-синего неба, кедры. Люди здесь говорили на более чистом и горловом французском языке, чем тот, который был ей привычен по жизни в родном приграничье.

Хельвен посмотрела на оживленное сооружение из камня и дерева, по которому жители пересекали реку Мэн. За мостом на возвышении вздымался в небо замок графа Фульке, над зубчатыми стенами полоскались на ветру его знамена.

— Надеюсь, Остин все устроил. — Для Хельвен мысль о нормальном перьевом матрасе, где не водятся насекомые, по важности превосходила все остальные вопросы.

Квартиры, которые нанял Тьери, принадлежали купцу, надолго уехавшему с паломниками в Иерусалим. Помещения были тесноваты — Адам едва не разбил себе голову о дверную притолоку, когда входил первый раз, — однако имелись хорошие условия для лошадей. Вдобавок во владениях купца обнаружился отличный фруктовый сад, полого спускавшийся до самого берега реки, где находилась частная пристань, оснащенная немалым количеством гребных лодок. Еще одно достоинство дома состояло в его близости к замку.

Последнее свойство своего временного обиталища Хельвен оценила довольно скоро. Она расчесывала спутанные мокрые волосы, поглядывая из незашторенного окна в верхнем этаже на проходящую внизу улицу, и увидела группу всадников, возвращающихся в замок по главной дороге. Первыми бросались в глаза смеющиеся молодые люди, среди которых было и несколько дворян зрелого возраста. Затем обратила внимание на вооруженных стражников, задыхающихся от жары в стеганых кожаных куртках и полукольчугах. Один прижимал к себе изрядно потрепанного, но победоносного бронзового петуха. Завершающий колорит столь яркому коллективу придавали пестро разряженные женщины, в которых безошибочно угадывались дорогостоящие труженицы древнейшей профессии.

— Адам, подойди сюда, — позвала Хельвен.

— Что такое? — Адам был без туники, и распущенная шнуровка рубашки позволяла видеть смуглую грудь. Он подошел сзади и уперся руками в раму окна, но внезапно весь напрягся, и Хельвен ощутила это так же отчетливо, как тепло весеннего солнца, освещавшего их в эту минуту. — Уильям ле Клито, — с удивлением и явным недовольством пробормотал Адам.

— Кто, с желтой головой?

— Нет, этот слишком молод. Вон тот, темный, на чалой лошади. Готов побиться о заклад, что судя по одежде этот, как ты его назвала — «с желтой головой», — и есть сам Джоффри Анжуйский.

Хельвен вытянула шею, вглядываясь.

— Что же делает в Анжере Уильям ле Клито? — нахмурившись, процедил Адам. Озвученный вопрос был чисто риторическим, с заранее известным ответом: ищет поддержки графа Фульке, чтобы поднять волнения в Нормандии. К сожалению для этого подстрекателя, Адам явился сюда не с просьбами, а привез столь ценное предложение, что отказа можно было не опасаться. Адам дотронулся до плеча жены. — Отойди-ка от окна, любимая, — прошептал он. — Они ведь будут озираться по сторонам, а не то и вверх смотреть, пока не доедут до самой реки… К тому же мне совсем не хочется, чтобы половина придворных потом хвастались, что видели супругу посланника короля Генриха в нижнем белье.

— Все, они уже упустили свой шанс, — заявила Хельвен со смехом, отошла от окна и закрыла ставни. Она прекрасно поняла серьезность предупреждения, скрытую за легковесностью реплики Адама. Одно дело — проявлять своенравие дома, и совсем другое — теперь, когда им с Адамом предстояло произвести благоприятное впечатление на графа Анжуйского.

Внизу проскакал замыкавший кавалькаду всадник. К седлу возле сумки была приторочена веревка, к другому концу которой был привязан прекрасный неоседланный жеребец в яблоках. На другой стороне улицы, в тени дома, стоял Варэн де Мортимер, горящим взором неотрывно глядя на окна дома напротив.

Фульке, сын Фульке ле Решэна, графа Анжуйского, был человеком среднего роста, среднего сложения и средних лет. Физически крепкий, он находился в самом расцвете сил. В прошлом шевелюра могла богатством красок соперничать с волосами Хельвен, однако к нынешнему времени несколько поблекла и приняла более мягкий рыжеватый оттенок, а на макушке заметно поредела. Над усыпанным крупными порами носом в форме картофелины светились серебристой сталью ничего не пропускающие мимо внимания глаза. Именно за выражением глаз графа следовало наблюдать собеседнику, не обращая особого внимания на обманчиво добрую и радушную улыбку.

И отец, и сын были очарованы Хельвен. Фульке настоял, чтобы лично проводить ее к столу, где усадил гостью рядом с собой.

— Ты ведь не будешь возражать, сэр Адам? — с напускной любезностью обратился он к несколько озадаченному супругу. — Нам так нечасто выпадает удовольствие принимать столь замечательных людей.

— Да, конечно, сэр, — сдержанно согласился Адам, в душе крайне недовольный. Дело не в том, что он не доверял жене. Просто Хельвен выглядела слишком соблазнительно в парадном платье из аквамаринового шелка, идущего к цвету ее глаз, отчего те делались более живыми, чем обычно. К тому же ей было хорошо известно искусство флирта, и Адам чувствовал болезненный укол ревности всякий раз, когда видел ее рядом с другим мужчиной, — это напоминало ему о прежней жизни. Сохраняя невозмутимое выражение лица, Адам занял место несколько поодаль от супруги.

Отец с сыном соперничали за внимание Хельвен, то и дело подкладывая ей на деревянный поднос самые изысканные закуски, пока молодая женщина не рассмеялась, умоляя их остановиться, ибо в противном случае она просто лопнет. Но среди шуток и веселья Хельвен отметила явное соперничество между графом и его сыном, надеясь, что Адам также обратил на это внимание.

— Хельвен… — задумчиво повторил опоздавший к застолью гость, которого она узнала еще до того, как он был представлен: Уильям ле Клито. — А что значит это имя?

Хельвен бросила в его сторону мимолетную улыбку.

— По-валлийски это означает «солнечный свет», мой господин. Меня назвали в честь моей прабабушки Хельвен Уэрч Оуэйн. Она была княгиней.

— Я вижу, вы можете этим гордиться, — заявил круглолицый плотно сбитый молодой мужчина, на его вялых губах заиграла горькая усмешка. — Я понял это именно так. — Он еще сильнее усмехнулся, выражение лица приобрело злобный оттенок. — Извините за мое любопытство, но ваше имя слишком необычно. Наверняка вы та самая Хельвен, с которой был помолвлен один из моих рыцарей, некий Варэн де Мортимер?

— Нет, милорд. — Стараясь не выдать волнение, она ответила низким голосом. — Мы не были помолвлены с этим человеком. Его обвинили в заговоре и убийстве, признали виновным и… впрочем, вы все знаете не хуже меня. — Она в упор посмотрела на ле Клито расширившимися укоряющими глазами.

— Какой Варэн де Мортимер? — недоуменно поморщился граф. У него была скверная память на имена.

— Ты его знаешь, — вмешался Джоффри, — крупный человек с желтыми волосами, у него еще вечно колец на руках больше, чем пальцев. Да вон же он, посмотри, вон там справа, как раз усаживается.

У Хельвен лихорадочно застучало сердце, бешеный пульс колотился и в висках. Перед глазами на мгновение все поплыло, что не помешало ей разглядеть мужчину, занимавшего место за находившимися ниже подмостями, где рассаживались поесть люди из окружения ле Клито. Заметила Хельвен и то, что Варэн смотрит прямо в ее сторону, буквально испепеляя яростно-враждебным взглядом. Хотя обычно никто не считает голубой цвет теплым, сейчас голубой блеск глаз де Мортимера обжигал тело Хельвен нешуточным огнем. Получается, Варэн в Анжере? Господи, сделай так, чтобы это ей только померещилось!

Уильям ле Клито вальяжно облокотился о стол.

— Я принял его к себе после того, как он был изгнан из владений моего дядюшки. Я так понимаю, миледи, Варэн и ваш супруг сражались на суде-поединке во время прошедшего Рождества. Там еще были какие-то неясные взаимные обвинения, не так ли? — Он насмешливо приподнял бровь. — Не думаю, что жуткие подробности имели место на самом деле?

Хельвен опустила взгляд на свои ладони, единственное место, куда она могла смотреть без опаски. Руки дрожали. От одного вида пищи подкатывала тошнота.

— С моей стороны было бы признаком дурного воспитания ответить на ваше любопытство в такой манере, как оно заслуживает, мой господин, — процедила она задеревеневшими губами.

— Люблю женщин, умеющих постоять за себя, — хихикнул он.

«Ах ты, скороспелый хлыщ! — подумала Хельвен. Еще не знаешь, какие уроки тебе преподаст императрица». Игнорируя юношу и ле Клито, она послала жалобный взгляд графу.

— Милорд, ради бога… Мне вовсе не хочется развивать эту тему… Дело неприятное и касается только меня.

— Ну что вы, леди Хельвен! Не расстраивайтесь. — Фульке неуклюжим движением стиснул ей руку и метнул сердитый взгляд в сторону ле Клито. — Лорд Уильям не собирался вас обижать, просто его юмор слишком тяжеловесен. Уверен, он принесет свои извинения.

Именно так и сделал ле Клито. Искренность торопливых извинений была столь же подлинной, как древность старинных предметов, в изобилии продаваемых на ярмарке. Однако Хельвен приняла извинения с такой же искренней признательностью и даже заставила себя съесть порцию восхитительной оленины, запеченной с травами, хотя каждый кусок застревал в горле. Хельвен ни на минуту не забывала, что на нее постоянно смотрит Варэн.

Она вновь перевела взгляд на Адама. Тот ел с невозмутимым видом, словно за столом ничего не происходило. Тем не менее от внимания Хельвен не ускользнуло, что он прикладывается к своему кубку несколько чаще, чем раньше. Теперь Адам уже не беседовал со священником, внимание переключилось на де Мортимера. На лице мужа Хельвен узнала то задумчивое отрешенное выражение, которое видела уже не раз, хотя не понимала, что скрывается за ним. Почувствовав на себе ее изучающий взгляд, Адам повернулся и встретился с ней глазами. Выражение лица моментально переменилось, лицо скривилось в неодобрительной ухмылке, усиленной укоризненным покачиванием головы. Хельвен закусила губу. В это момент Фульке дотронулся до ее руки, обращаясь к ней, пришлось повернуться к графу и переключить внимание на него. Понадобилась вся сила духа, чтобы с улыбкой поддерживать разговор, будто ничего не случилось. Однако Хельвен чувствовала — игра ей не вполне удается.

Трапеза продолжалась. Блюда сменялись одно другим, иногда перемежаясь каким-либо выступлением на забаву гостей. Гвоздем программы оказалась группа сирийских танцовщиц. Лица девушек закрывали тончайшие вуалевые накидки, которые заменяли им все прочие детали одежды. В особенном восторге были мужчины, ведь обычная одежда даже мелькнувшую на мгновение икру женской ножки превращала в повод для сальных замечаний и причину нервного облизывания губ. Гостей развлекал акробат. Игрок на лютне исполнил две героические баллады, за которыми последовала одна из любовных песен, сочиненных герцогом Уильямом Аквитанским. Содержание песни было таким же откровенным, как наряды сирийских танцовщиц.

Потом снова разнесли сосуды для омовения рук, вода в них была настояна на травах. На десерт подали фрукты и орехи со сладким вином. Наконец Фульке встал из-за стола и подозвал пажа, чтобы тот проводил его в личные покои, сделав знак Джоффри и Адаму следовать за ним. На прощание граф поблагодарил Хельвен за доставленное ее обществом удовольствие, поцеловав руку и приложившись к щеке Хельвен. Несмотря на теплое прощание, она безошибочно поняла — ее дальнейшее присутствие излишне.

— Не беспокойся обо мне, — сказала Хельвен, когда подошедший Адам взял ее за руку, переводя взгляд то на застывшего в ожидании пажа, то на ле Клито, который уже включился в игру в кости неподалеку от камина.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Господи, знать бы заранее, вполне можно было обойтись без подобного дурацкого поворота судьбы. — Помрачнев, Адам принялся высматривать среди гостей Варэна де Мортимера. Оказалось, тот по-прежнему сидит на своем месте с кубком вина, стоящего посреди красноватой лужицы пролитого напитка. На одном колене примостилась черноволосая женщина со знойными темными глазами. Она обнимала Варэна за шею, перебирая пальцами его шевелюру, а тот положил свою ладонь ей на бедро. Женщина что-то нашептывала в ухо Варэна, но тот едва ли слушал, ибо все свое внимание обратил в сторону Адама и Хельвен.

— Да, уверена. — Хельвен с усилием сдержала неожиданную дрожь, торопливо поцеловала мужа и постаралась спрятаться от сурового взгляда Варэна. Укрывшись за прижавшейся к ее голове щекой Адама, Хельвен впитывала хорошо знакомый родной запах, и к ней действительно возвращалась уверенность.

Адам обнял жену за талию и повел через зал, чтобы поручить попечению своего телохранителя, проследил, как она уходит, и вернулся к ожидавшему пажу, уже проявлявшему явные признаки нетерпения. Адам решительно игнорировал присутствие Варэна де Мортимера, хотя ни на минуту не забывал о его присутствии, поглядывал за ним боковым зрением и даже заметил, как тот медленно расстегивает кружевной лиф своей дамы.

Оруженосец разлил вино, оставил кувшин и блюдо с засахаренными фруктами и, поклонившись, вышел из комнаты. Один из псов Фульке сделал несколько кругов по комнате и улегся на полу перед огромным очагом.

Адам передал Фульке запечатанный пергамент, который бережно хранил несколько последних недель, и по знаку графа уселся на стул с подложенной для удобства гобеленовой подушечкой.

Фульке вскрыл печать, развернул пергамент и принялся читать. Джоффри взял засахаренный марципан и аппетитно откусил половину.

— Интересно? — с набитым ртом обратился он к отцу.

Скорчив гримасу, Фульке покачал головой, затем поднес документ к канделябру и принялся перечитывать заново. Джоффри приподнял одну бровь, но, бросив оценивающий взгляд на отца, потерял интерес к происходящему и отвернулся. Он взял второй кусок марципана и швырнул собаке. Та прыгнула, схватила лакомство и облизнулась.

— Вы когда-нибудь занимались упражнением с копьем, сэр Адам?

— Да, милорд, правда, от случая к случаю.

— А мне кажется, довольно часто, — возразил Джоффри. — Я недавно в конюшне видел вашего жеребца и разговорился с вашим оруженосцем. Так вот, он сообщил мне, что вы попадаете копьем точно в центр щита на столбе десять раз из десяти.

— Остин имеет привычку преувеличивать, милорд.

— Мы завтра организуем учебный бой, отряд ле Клито против моих бойцов. Сочту за честь пригласить вас принять участие… Разумеется, в моей команде.

Такое предложение было равносильно приказу, в какой бы небрежной манере оно ни прозвучало. Сохраняя на лице бесстрастное выражение, Адам рассматривал молодого человека, который явно привык во всем добиваться своего. Вполне возможно также, что в случае несогласия он даже мог быть опасен.

— Оружие выбирайте по своему вкусу, милорд. Нельзя только пускать в ход острые лезвия клинков, даже если возникнет сильное желание наказать противника.

Адам наклонил голову в знак согласия и отхлебнул вина из своего кубка.

— Нельзя пускать в ход острые лезвия клинков, — медленно повторил он, убедившись, что его голос звучит спокойно.

Фульке холодным пронизывающим взглядом посмотрел на Адама.

— Ты знаешь, что здесь написано?

— Да, мой господин.

— А что там такое? — заинтересовался Джоффри. — Король Генрих собирается нас подкупить, чтобы мы не очень дружили с его любимым племянником?

Фульке в ответ фыркнул.

— Можно сказать и так. — Он протянул пергамент сыну.

— Бог ты мой! — воскликнул Джоффри, добравшись до самой важной части письма. — Да ведь она мне в бабушки годится!

— Она не кто-нибудь, а вдовствующая императрица Германии и законная наследница короля Генриха, — с суровым предостережением в голосе обронил граф, — к тому же ей всего двадцать пять лет.

Лицо Джоффри густо залилось румянцем. Он нервно сглотнул подступивший комок в горле и стал перечитывать пергамент, словно надеялся, что смысл написанного может измениться.

— Это и корона, и герцогство, — тихо промолвил Фульке, не отрывая глаз от сына.

— Мне это не нужно. — Джоффри отбросил в сторону пергамент. Голос его дрожал.

— Думай головой, малыш, а не сердцем. Более выгодного предложения у нас не будет даже через сто лет.

Полностью утратив самообладание, Джоффри превратился в напуганного неопытного юнца. От растерянности и злости он грубо обругал отца, в ответ на что Фульке несколькими решительными шагами подскочил к сыну и наотмашь ударил его по лицу.

— Пошевели мозгами, глупый щенок! — взорвался граф. — Подумай, какая власть лежит перед тобой! Женщина — только средство для достижения цели. Боже правый! Да если тебе удастся оставить семя в ее животе, после этого ты сможешь гулять где угодно и с кем угодно! Воистину, провести несколько ночей в постели Матильды — просто смехотворная плата за то, что ты получишь потом!

Джоффри утер струйку крови в уголке рта, посмотрел на кровавое пятно на руке и перевел взгляд на отца. Грудь юноши лихорадочно вздымалась, в глазах блестели слезы. Но молодой человек уже овладел собой. Отвернувшись, тяжелыми шагами прошел к узкому окну и уткнулся головой в стену. Одна из собак поднялась с пола и подошла к Джоффри, тыкаясь мокрым носом в его бедро. После недолгой паузы юноша провел по глазам рукавом, отороченным мехом, и тяжело вздохнул. Не оборачиваясь, он промолвил:

— Ты же сам говорил мне, отец, что Генрих Английский — это паук, ткущий сети для поимки людей. Зачем же нам попадаться в его ловушку?

— А тебе разве не понятно? Да потому что мы сами — такие же пауки. — Фульке пересек комнату, приблизился к сыну и крепко стиснул его плечи. — А вообще-то такие вопросы лучше обсудить наедине.

Адам допил свое вино и поднялся. Движения были спокойные и размеренные, поэтому нельзя было сказать, что предостерегающие слова графа Адам воспринял как повод удалиться.

— С вашего позволения, милорды, мне пора.

Фульке оглянулся и кивнул.

— Да, оставьте нас одних. — Граф даже попытался улыбнуться. — Сами видите, новость застигла нас, мягко говоря, врасплох.

Обри и солдаты эскорта, кроме тех, кто сопровождал Хельвен, ожидали его у конюшен. Игра в кости была в самом разгаре, из рук в руки переходила фляжка с вином, а вместе с ней хихикающая служанка с кухни.

Адам набросил накидку и направился через двор.

— Как только вы закончите, джентльмены… — насмешливо бросил он на ходу.

Тьери хитро улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы, и поспешно убрал кости в карман.

— Все равно я проигрывал, — пробормотал он, поднимаясь. Жилистый и легкий, он был примерно на две ладони ниже своего хозяина. Тьери схватил девушку за руку, что-то прошептал ей на ухо и, шлепнув на прощание по ягодицам, услал прочь.

Адам, уже положивший руки на шею коня и поставивший ногу в стремя, выждав несколько мгновений, сурово предупредил:

— Ты проиграешь вдобавок и недельное жалование, если не прекратишь свои замашки.

Тьери наклонил голову, гадая, воспринимать ли услышанное как серьезную угрозу или обычную шутку, но на всякий случай подобрался и сделал серьезный вид. Лихо откозыряв, Тьери бегом пустился к своему коню и безупречным прыжком вскочил в седло.

— Готов в путь, мой господин, — громко объявил он, гордо выпятив грудь и чем-то напоминая в этот момент воробья.

— Оставь свою удаль на завтра. Молодой Джоффри организует учебный бой, мы будем драться за анжуйцев.

— Учебный бой! — Хельвен бросила на кровать гребень из слоновой кости, резко повернулась к мужу, обдавая его волной рыжих волос, и удивленно вскрикнула: — Ты совсем сошел с ума!

— Когда я на коне, Варэну со мной нечего тягаться. Согласен, на Рождество, когда мы оба были на ногах, мне пришлось туговато. Верхом — совсем другое дело.

— Ты серьезно полагаешь, что Варэн станет биться по вашим дурацким правилам?

— Пойми, Хельвен, я действительно хочу участвовать в этом бою.

Помедлив, начал подыскивать слова, способные выразить те чувства, которые он испытывал, чувства, идущие не от разума, а от сердца, заряжавшего его задором и храбростью.

— Это все… о, даже не знаю, как тебе объяснить. Это просто есть во мне, от воспитания, от рождения, что ли, но это где-то в крови, в сердце, всюду. Вот возьми меч, он всегда останется мечом, хоть ты его весь покрой позолотой. — Говоря, Адам, жестикулировал, и Хельвен видела жесткие твердые мозоли на его ладонях — свидетельство долгих упорных занятий с оружием. Она обратила внимание и на широкий белый шрам, оставшийся на ладони от старой раны и пересекавший линию жизни. — Тем более все ждут моего участия, даже если бы я сам и не испытывал особого желания. Ведь на карту брошена не только моя честь, но и честь нашего короля, Генриха!

— Надо же, еще и честь припомнил!

— Да, именно честь! — Повторив столь важное слово, он спокойно наклонился и поднял брошенный женой гребень.

— Варэн даже не знает смысл этого слова! — со злостью бросила Хельвен.

Адам задумчиво провел пальцем по зубьям гребня.

— Не обязательно. Он просто забывает о нем в тех случаях, когда нужно сделать выбор между честью и своими желаниями. А потом преспокойно позволяет себе забыть, что с ним вообще был такой грех.

Хельвен в ответ только фыркнула, ничуть не смягчившись.

— Надо ли это понимать, как попытку успокоить меня?

Адам вздохнул.

— Я говорю все это, чтобы ты поняла. Я вовсе не наивен. — Он увлек жену на постель, ласково приглаживая гребнем ее волосы. — Неужели отказ от участия гарантирует мне безопасность? Думаю, это не так. Ловкий удар кинжалом в толпе вполне может решить проблему Варэна. А в бою слева от меня будет Суэйн, справа — Обри, Тьери с Аланом тоже будут рядом. Коль уж это выручало нас множество раз в битвах, нет никаких причин сомневаться — это поможет и на турнире.

Напряжение Хельвен не проходило. Она почувствовала, как ладонь Адама скользит вниз, поглаживая и успокаивая ее. Таковы все мужчины, думала она с презрением. Готовы умереть ради искусства, проявить свою удаль в способах убийства. Еще называют это честью! Просто бойцовые петухи с распущенными перьями, наскакивающие друг на друга. Она вдруг вспомнила жадный блеск в глазах Адама, когда он впервые пришел к ней. В ушах отчетливо послышался смех его ближайших друзей-рыцарей.

Адам повернул к себе лицо жены. Хельвен отвела взгляд, но он заставил ее глядеть прямо ему в глаза.

— Послушай, сладость моя, я постараюсь не сталкиваться с ним, если можно. Могу тебе поклясться, но вовсе не потому, что мне не хочется срубить его голову с плеч — как раз этого я бы хотел больше всего. Просто нельзя допускать, чтобы личная вражда испортила дело, ради которого я здесь. — Адам погладил ее по щеке. — Все будет хорошо, обещаю.

Хельвен покачала головой, глаза наполнились слезами.

— Ты просто упрямый, тупоголовый…

— Охотник за собственным хвостом, — подсказал Адам, и тут же закрыл губами рот Хельвен.

Не прерывая поцелуя, та прошептала:

— Ради бога, Адам. Не заходи в своей охоте слишком далеко! Я просто умру, если потеряю тебя…