Когда сверкнула молния

Глава 1

Меня заставляют это написать. Слово в слово. Это называется: «мои показания».

Все верно. Мои показания. О том, что случилось. С самого начала.

По телеку, обычно, когда дают показания, их кто-то записывает и стоит только дать сигнал, как тебе повторяют твои же слова. Ко всему прочему, тебе предлагают кофе с пончиками и все в этом духе. Мне же достались кусок бумаги и потекшая ручка. Даже колу не предложили.

Это ещё одно доказательство того, что все, что показывают по телеку — ложь.

Хотите мои показания? Ладно-ладно, держите:

Во всём виновата Рут.

Правда. Всё началось во время обеда в кафетерии, когда Джефф Дэй сказал Рут, что она настолько жирная, что её необходимо хоронить в кейсе для пианино, как и Элвиса. Это полная чушь, так как я знаю, что Элвис не был похоронен в кейсе для пианино. Без понятия, насколько жирным он был, когда умер, но уверена, что Присцилла Пресли могла себе позволить купить гроб для Короля, нежели кейс для пианино.

И, во-вторых, что ожидал Джефф Дэй, когда говорил такое кому-то, особенно моей лучшей подруге? В общем, я поступила так, как поступил бы на моем месте любой лучший друг — оттащила в сторону и врезала ему. Джефф Дэй заслуживал оплеуху, причем на ежедневной основе. Этот парень — мудак.

Но не думайте, что я сделала ему по-настоящему больно. Ну, ладно-ладно, он попятился назад и угодил в приправу. Велика важность. И не было там крови. Я даже не попала по лицу. Он увидел приближающийся кулак и в последний момент увернулся. Поэтому, вместо того, чтобы врезать по носу, куда целилась, я попала ему в шею. Очень сомневаюсь, что у него останется синяк.

Но кто знал, что в следующую секунду я почувствую большую мясистую лапу на плече, и тренер Олбрайт развернет меня к себе лицом. Оказывается, он был позади нас с Рут в кафетерии и покупал тарелку картофеля фри. Он видел только четверть всей истории. Ему не известна та часть, когда Джефф говорит Рут, что её следует похоронить в кейсе для пианино. О, нет. Он попал только на ту часть, где я ударяю по шее звезду футбольной команды.

— Пройдемте-ка, юная леди, — сказал тренер Олбрайт. Он повел меня из кафетерия вверх по лестнице, в кабинет куратора.

Мой школьный куратор, мистер Гудхарт, сидел за столом, поедая что-то из коричневого бумажного пакета. Прежде чем начнете ему сочувствовать, поймите, этот коричневый бумажный пакет был с золотой оправой. А запах картофеля фри можно учуять по всему коридору. За два года, что я посещаю его кабинет, мистер Гудхарт никогда не казался обеспокоенным количеством жиров в продуктах. Он говорил, что ему повезло с быстрым обменом вещёств.

Куратор поднял голову и улыбнулся, когда тренер Олбрайт сказал пугающим голосом:

— Гудхарт.

— Что, Френк, — сказал он, — и Джессика! Какой приятный сюрприз. Картошки?

Он протянул пакет с картошкой фри. Мистер Гудхарт заказывал себе очень большую порцию.

— Спасибо, — ответила я и взяла немного.

Тренер Олбрайт проигнорировал его и продолжил:

— Эта девчонка только что ударила мою звезду футбола в шею.

Мистер Гудхарт неодобрительно взглянул на меня:

— Джессика, это правда?

— Я хотела ударить по лицу, но он увернулся, — ответила я.

Он покачал головой:

— Джессика, мы уже обсуждали это.

— Знаю, — со вздохом ответила я. Мы уже беседовали с мистером Гудхартом по поводу управления гневом. — Но я ничего не могла поделать. Этот парень — мудак.

Не это замечание они хотели услышать. Мистер Гудхарт закатил глаза, а тренер, казалось, готов отбросить коньки прямо здесь, в кабинете куратора.

— Ладно, — быстро сказал мистер Гудхарт, думаю, так он хотел предупредить инфаркте тренера. — Ладно, так и быть. Заходи и присаживайся, Джессика. Спасибо, Френк. Я позабочусь об этом.

Но тренер Олбрайт продолжал стоять на месте, его лицо становилось все краснее и краснее, даже после того, как я присела на свое любимое оранжевое кресло у окна. Пальцы тренера, толстые как сосиски, были сжаты в кулаки, как у ребенка, который вот-вот устроит истерику, и в этом можно убедиться, лишь взглянув на пульсирующую вену на его лбу.

— Она ранила его шею, — сказал тренер Олбрайт. — Пареньку придется сегодня играть с больной шеей.

Мистер Гудхарт уставился на тренера Олбрайта. А затем осторожно, словно тренер был бомбой замедленного действия, сказал:

— Уверен, что его шея очень повреждена. Уверен, что полутораметровая юная леди могла причинить огромный вред двухметровому качку.

— Ну да, — сказал тренер. Даже тренер Олбрайт не застрахован от сарказма. — Он даже прикладывал лед к месту удара.

— Уверен, это очень травмоопасно для него, — ответил мистер Гудхарт. — И, пожалуйста, не беспокойся о Джессике, её ждет соответствующая кара.

По-видимому, тренер Олбрайт не знал, что такое «кара», потому что продолжил:

— Не хочу, чтобы она трогала моих парней! Держите её подальше от них!

Мистер Гудхарт оторвался от еды, встал и прошел к двери. Он пожал руку тренера и сказал:

— Я позабочусь об этом, Френк.

Затем он галантно пропустил тренера и закрыл за ним дверь.

— Фух, — с облегчением вздохнул мой куратор, когда мы остались одни, и сел обратно за стол, чтобы доесть свой бургер. — Итак, — пожевывая, начал мистер Гудхарт. Уголок его рта измазался кетчупом. — Что случилось с нашим решением не драться с людьми, которые больше нас?

Я глядела на кетчуп.

— Не я начала это, а Джефф.

— И что на этот раз? — Мистер Гудхарт предложил мне картошку фри. — Твой брат?

— Неа, — сказала я, взяв два кусочка и положив их в рот. — Рут.

— Рут? — мистер Гудхарт снова откусил от бургера. Теперь след кетчупа стал ещё больше. — Причём здесь Рут?

— Джефф сказал, что Рут настолько жирная, что её необходимо хоронить в кейсе для пианино, как и Элвиса

Мистер Гудхарт проглотил бургер и сказал:

— Но это же нелепо. Элвиса не хоронили в кейсе для пианино.

— Знаю, — пожав плечами, сказала я. — Теперь понимаете, почему у меня не было выбора?

— Ну, по правде говоря, Джесс, нет, я не понимаю. Проблема, как видишь, в том, что ты бьешь парней, и однажды они захотят дать сдачи. Затем ты сожалеешь о содеянном.

Я ответила:

— Меня не раз били в ответ, но я слишком быстрая для них.

— Да, — сказал мистер Гудхарт. На нём всё ещё был кетчуп. — Но однажды ты споткнешься или что-то в этом роде и получишь от кого-нибудь сдачи.

— Не думаю, — ответила я. — Увидите, позже я применю приемы кикбоксинга.

— Кикбоксинг, — повторил мистер Гудхарт.

— Ага, у меня есть видео-уроки.

— Видео-уроки, — снова повторил мистер Гудхарт. Его телефон зазвонил. Он сказал, — извини, Джессика, — и затем снял трубку.

Пока куратор разговаривал с женой, у которой, по-видимому, были проблемы с их малышом, Расселом, я посмотрела в окно. Не так уж и многое увидишь из окна мистера Гудхарта. В основном, вид открывается на парковку для учителей и небо. Мой город небольшой, поэтому всегда можно увидеть много неба. Сейчас оно было серым и пасмурным. Позади автомойки можно было заметить темно-серые тучи. Вероятно, в соседнем округе идет дождь. Нельзя с точностью сказать, обойдет ли он нас стороной. Но я подумала, что ливень неизбежен.

— Если он не хочет, есть, — сказал мистер Гудхарт в трубку, — не настаивай... Нет, я не говорил, что ты давишь на него. Я хотел сказать, может, он сейчас просто не голоден... Да, знаю, мы должны кормить его по расписанию, но...

Мойка пуста. Никого не волновала помывка машин, когда надвигался дождь. Но по-соседству располагается Макдональдс, где мистер Гудхарт достал свой бургер и картошку фри, и он переполнен. Как только преподаватели отпускают учеников на обед, все они толпятся в Макдональдсе и Пицце Хат, что через дорогу.

— Ладно, — сказал мистер Гудхарт, положив трубку. — Итак, на чём мы остановились, Джесс?

— Вы говорили, что мне нужно научиться себя контролировать, — ответила я.

Мистер Гудхарт закивал:

— Да, да, ты действительно должна, Джессика.

— Или однажды мне сделают больно.

— Замечательный аргумент.

— И что я должна досчитать до десяти, когда собираюсь что-то сделать в порыве злости.

Мистер Гудхарт снова закивал, только более восторженно:

— Да, и это верно.

— И, кроме того, если я хочу хоть чего-то достичь, мне нужно понять, что неистовство ничего не решает.

Мистер Гудхарт скрестил руки:

— Точно! Ты поняла это, Джессика. Ты, наконец-то, поняла.

Я встала, чтобы уйти. После двухлетнего посещения кабинета мистера Гудхарта я прекрасно знала, как надо вести себя с ним. А ещё надо не забывать, сколько времени я провожу у его кабинета, читая брошюры, пока жду, когда он примет меня. Я полностью исключила карьеру в вооруженных силах.

— Ну, — сказала я, — думаю, что всё поняла, мистер Гудхарт. Огромное спасибо. В следующий раз постараюсь вести себя лучше.

Я была уже у двери, когда он остановил меня.

— И вот что, Джесс, — дружелюбно сказал он. Я посмотрела на него через плечо. — В наказание тебе ещё неделю придется оставаться после уроков, — сказал он, жуя картошку. — Плюс к тем семи, которые у тебя уже есть.

Я улыбнулась ему:

— Мистер Гудхарт?

— Да, Джессика?

— У вас на губах кетчуп.

Ладно, это было не самое лучшее прощание. Но, погодите, он не сказал, что позвонит родителям. Если бы он так сказал, то с моих губ посыпалась бы прекрасная речь о сожалении. Но он не произнес это. Так зачем мне ещё одна неделя наказания?

И, черт побери, у меня настолько много недель наказания, что я полностью отказалась от нормальной жизни. На самом деле жаль, что задержание после уроков не может считаться внеклассной деятельностью. Иначе я бы была неплохим кандидатом для многих колледжей уже сейчас.

Наказание не такое уж и ужасное, если быть честной. Просто остаешься после занятий на час. Можешь сделать домашку, если хочешь, или прочитать журнал. Только нельзя разговаривать. По-моему, хуже всего в этом то, что можно опоздать на школьный автобус, но кто хочет ездить на автобусе домой с первокурсниками и другими аутсайдерами? С тех пор, как Рут получила водительские права, она ищет любой повод, чтобы водить машину, так что у меня на каждый вечер есть свой личный водитель. Мои родители даже не догадываются об этом. Я сказала им, что вступила в оркестр.

Хорошо, что у них есть более важные дела, чем просить меня сыграть им, или интересоваться, почему я не вступила в хоровой кружок.

Во всяком случае, когда Рут заехала, чтобы забрать меня после отбывания наказания в тот день — день, когда все это началось; когда я ударила Джеффа Дэя в шею — она ​​была вся такая воодушевленная, так что я в основном попала в неприятности из-за неё.

— Боже мой, Джесс, — сказала она, когда мы встретились в четыре часа за пределами зрительного зала. В школе Эрнест Пайл так много провинившихся, что нас посадили в зрительный зал. Тут проходят занятия у театрального кружка, которые начинаются каждый день в три. Они должны быть нам благодарны, потому что нуждались в сильных парнях с последнего ряда, чтобы что-нибудь таскать.

Положительная сторона всего этого: теперь я наизусть знаю пьесу «Наш город». Отрицательная — кому, черт возьми, надо знать наизусть пьесу «Наш город»?

— Боже мой, Джесс, — тараторила Рут, — ты бы видела это со стороны. Джефф был по локти в приправе. После твоего удара, имею в виду. Вся его рубашка перепачкалась майонезом. Ты была на высоте. Ты была не обязана, но сделала это, и это по-настоящему круто.

— Ага, — сказала я. Я так проголодалась. Шутка в том, что во время задержания после уроков можно сделать всю домашку, но всё же это неприятно. Как и школа в целом. — Неважно. Поехали.

Но, когда мы пришли на стоянку, маленького красного кабриолета Рут, который она купила на деньги с бат-мицвы[1], не было. Вначале я ничего не хотела говорить, так как Рут любит эту машину, и не хотела быть той, кто огорчит её, сказав, что её угнали. Но после того, как мы стояли там, в течение нескольких секунд с её разговорами о том, какая же я прекрасная, и наблюдая, как остальные задержанные садятся в свои машины или на мотоциклы (большинство наказанных были Гритами. Я одна городская), я выдаю:

— И, Рут. Где твоя машина?

Рут ответила:

— Я поехала домой после школы, а затем Скип привез и оставил меня здесь.

Скип — брат-близнец Рут. Он купил Транс Эм на свои деньги с бар-мицвы.

— Я подумала, — продолжила Рут, — что было бы весело пройтись до дома пешком.

Я посмотрела на облака, которые ранее видела у автомойки. Они уже почти нависли над головой.

— Рут. Мы живем в трех километрах отсюда.

Рут быстро ответила:

— Эээ, знаю. Мы сожжем много калорий, если быстро пойдем.

— Рут, — сказала я, — будет ливень.

Рут покосилась на небо.

— Нет, не будет.

Я посмотрела на неё, как на сумасшедшую.

— Нет, Рут, будет. Ты обкурилась?

Рут, казалось, обиделась. На самом деле, её легко расстроить. Точно знаю, Рут всё ещё расстроена из-за слов Джеффа. Именно поэтому она хочет идти домой пешком. Надеется похудеть. Теперь она не захочет обедать в течение недели, и всё из-за того, что сказал этот мудак.

— Я не под кайфом, — ответила Рут. — Думаю, что пришло, время прийти в форму. Приближается лето, и я не хочу ещё четыре месяца оправдываться, почему не иду на вечеринку у бассейна.

Я начала смеяться.

— Рут, — сказала я. — Никто не приглашает нас на вечеринки.

— Говори за себя, — отвели Рут. — К тому же ходьба является наиболее эффективной формой физических упражнений. Пройдя три километра, можно сжечь столько же калорий, сколько и при беге на такую же дистанцию.

Я смотрю на неё.

— Рут, это же чушь. Кто тебе такое сказал?

— Это факт. Итак, ты идешь?

— Не могу поверить, — сказала я, — что тебя беспокоит, что там говорят придурки, вроде Джеффа Дэя.

Рут продолжила:

— Мне все равно, что там говорит Джефф Дэй. Это никак не связано с его словами. Думаю, настало время привести себя в форму.

Я стояла и смотрела на неё. Рут — моя лучшая подруга с детского сада, с тех пор, как её семья переехала в дом по соседству. И самое смешное: она ​​выглядит точно так же, как и в день нашего знакомства: светло-коричневые вьющиеся волосы, огромные голубые глаза, спрятанные за очками в золотой оправе, довольно значительный живот, и IQ 167 (это она сообщила мне через пять минут во время первой игры в классики). Единственное, что в ней изменилось это появившаяся грудь гораздо большего размера, чем будет у меня, если только я не сделаю пластическую операцию, чего не никогда не произойдет.

В тот день она была одета не так как всегда. В первую очередь, на ней были черные леггинсы, огромный свитер и кроссовки. Не так ужасно, да? Но послушайте дальше. В придачу ко всему этому, без шуток, повязка на голове и напульсники. С плеча у нее свисала сумка с большой бутылкой воды. Может показаться, что Рут выглядела как спортсменка, но на самом деле она была похожа на сумасшедшую домохозяйку, которая только что прочитала книгу «Занимайся фитнессом вместе с Опрой», или что-то в этом роде.

Пока я стояла, уставившись на Рут и задаваясь вопросом, как скажу ей о напульсниках, один парень из задержанных остановился перед нами на мотоцикле. Может, я просто воспользовалась этой возможностью, чтобы отметить, что я всегда хотела байк? Ненавижу тех парней, которые на парковке заводят свои мотоциклы так, что их слышно за несколько километров. Этот же подъехал тихо, как котенок. Черный и хромированный, такой мотоцикл был моей мечтой. К тому же, на парня, оседлавшего байк, было приятно смотреть.

— Мастриани, — сказал он, ставя ногу на обочину. — Подвезти?

Если бы Эрнест Пайл, известный репортер журнала Хузьер, восстал из могилы и стал брать у меня интервью, я бы не так удивилась, как когда этот парень предложил меня подвезти. Мне нравиться думать, что мое лицо не изменилось.

— Нет, спасибо. Мы пройдемся, — спокойным голосом произнесла я.

Он посмотрел на небо.

— Скоро ливанет, — сказал он таким тоном, будто я идиотка, которая не понимает этого.

Я кивнула головой в сторону Рут, чтобы он понял, о чем я.

— Мы пешком, — повторила я.

Он пожал плечами, спрятанными под кожаной курткой.

— Как хочешь, — сказал он и уехал.

Я смотрела ему вслед, стараясь не замечать, как плотно джинсы облегают его попку. Задница — не единственное красивое в нем. Успокойтесь. Я говорю о его мордашке, понятно? Его лицо не из тех, с отвисшей челюстью, как у большинства парней из школы. Это лицо выражало эрудированность. И что с того, что нос выглядел так, словно его не раз ломали? И ладно, может быть, его рот немного кривоват, а вьющиеся темные волосы срочно нуждаются в стрижке. Эти недостатки более чем компенсируются голубыми глазами и настолько широкими плечами, что я сомневаюсь, что в состоянии увидеть большую часть дороги из-за них в случае, если когда-нибудь приму его предложение подвезти. Но Рут, похоже, не разделяла моего увлечения. Она смотрела на меня, словно я разговаривала с каннибалом или кем-то вроде того.

— Боже мой, Джесс, — сказала она. — И кто это был?

— Его зовут Роб Уилкинс, — ответила я.

— Грит. Боже, Джесс, он же деревенщина. Не могу поверить, что ты разговаривала с ним.

Сейчас всё объясню. Школу Эрнест Пайл посещают два типа учеников: одни являются жителями сельских районов округа, или «Гриты», а другие живут в городе, которых называют «Городские». Гриты и Городские не смешиваются. Обычно. Городские думают, что они лучше, чем Гриты, потому что у них больше денег, а у большинства городских детей родители являются докторами, учителями или юристами. Гриты думают, что они лучше Городских, потому что в отличие от них знают, как что-то починить, из чего сделана та или иная вещь. Родители Гритов — рабочие заводов или фермеры. Также школьники делятся на несколько групп поменьше: как Н.П. — несовершеннолетние правонарушители — и Джоксы — популярные дети, спортсмены и болельщики. Но в основном все в школе разделены на Гритов и Городских.

Рут и я — городские. Роб Уилкинс, разумеется, Грит. Да и к тому же, я уверена, он ещё и Н.П. Впрочем, как любил повторять мне мистер Гудхарт, я сама отношусь или, в конце концов, буду относиться к ним, если только не начну лучше контролировать свои эмоции.

— Откуда ты вообще его знаешь? — поинтересовалась Рут. — Вы с ним никак не могли пересечься на уроках. Он определенно не относится к тому типу учеников, которые собираются в колледж. В тюрьму, может быть, — сказала она с усмешкой. — Боже, он же старше нас.

Знаю, звучит чопорно, да? Но она не такая. Ей просто страшно. Парни — настоящие парни, а не идиоты, наподобие её брата Скипа — пугают Рут. Даже при своем IQ 167 ей не удается раскусить парней. Рут просто не может принять тот факт, что они не во многом отличаются от нас. Ну, с некоторыми исключениями.

— Я встретилась с ним, когда отбывала наказание после уроков. Может, пойдем, прежде чем польет дождь? У меня с собой флейта, как ты знаешь.

Однако Рут все ещё стояла на месте.

— Ты бы правда приняла предложение от этого парня? Совершенно незнакомого? Если бы меня здесь не было?

— Не знаю.

Надеюсь, не создается впечатление, что это первый раз, когда парень пригласил меня. Да, признаю, у меня есть тенденция общаться с противоположным полом путем раздачи бесплатных тумаков, но я не собака. Да, я не наношу тонны косметики и не одеваюсь как типичная девчонка, но, поверьте, я в ладах с собой. И да, я не супермодель: мои волосы короткие, поэтому не приходится с ними возиться, и мне нравится их каштановый цвет. Каштановые волосы подходят моим карим глазам, которые гармонируют с моей смуглой кожей — по крайней мере, такой цвет она имеет под конец лета.

Но единственная причина, почему я сижу, дома субботними вечерами, это потому что мама отпускает меня гулять только с такими парнями, как Джефф Дэй или Скип, брат Рут. Да, вы правильно поняли. С Городскими. Точно. Мне разрешено встречаться с теми, кто собрался в колледж (читайте «Городские»).

Так, где мы остановились? Ах да.

И, отвечаю на невысказанный вопрос: нет, Роб Уилкинс не первый парень, который пригласил меня прокатиться. Но он — первый, которому я могла ответить «да».

— Да, — ответила я Рут. — Скорее всего, я бы согласилась на его предложение. Если бы только тебя здесь не было и всё.

— Я тебе не верю. — Рут сдвинулась с места, но вот что я скажу: тучи были прямо позади нас. Если мы пошли со скоростью сто шестьдесят километров в час, то дождь бы нас не догнал. Но скорость Рут примерно километр в час, не больше. Спорт — не её конек.

— Я тебе не верю, — снова сказала она. — Ты не можешь вот так просто сесть на мотоцикл Грита. Неизвестно же, куда он тебя привезет. Мертвой в кукурузное поле, без сомнения.

Почти каждую пропавшую девушку в Индиане, в конце концов, находят полуголой и разлагающейся на кукурузном поле. Но вы это и так знали, да?

— Ты такая странная, — сказала Рут. — Однажды ты подружишься с теми парнями из задержанных.

Я всё ещё смотрела через плечо на тучи. Они были огромные, как горы. Только в отличие от гор, они подвижны.

— Ну, я не достаточно хорошо их знаю. В течение последних трех-четырех месяцев каждый день мы примерно один час проводили вместе.

— Но они же из Гритов, — сказала Рут. — Боже, Джесс. Ты, правда, с ними разговаривала?

Я сказала:

— Не знаю. Нам не разрешено разговаривать. Но мисс Клеммингс делает перекличку каждый день, поэтому узнаёшь имена. С этим ничего нельзя поделать.

Рут замотала головой.

— Боже, — сказала она. — Папа убьет меня ... убьет... если я приеду домой на мотоцикле с Гритом.

Я ничего не сказала. Шанс, что кто-то предложит Рут подвести на байке, равен нулю. Но могу признать, её отец будет в шоке.

— Тем не менее, — сказала Рут после того, как некоторое время мы шли в тишине. — Он симпатичный. Для Грита, я имею в виду. Что он сделал?

— Ты о чем? О причинах наказания? — Я пожала плечами. — Откуда я знаю? Нам запрещёно разговаривать.

Позвольте мне рассказать немного о местности, по которой мы шли. Школа Эрнест Пайл расположена на очень удачно названной улице Хай Скул Роад[2]. Как вы уже догадались, помимо школы на ней расположено не так много разных зданий на которые стоит обратить внимание. Там только две полосы и куча сельхозугодий. Макдональдс, автомойка и прочее находятся на улице Пайк. Мы не шли по Пайк. Никто никогда не ходил по той улице, так как одну девушку избили, когда она шла по ней в прошлом году.

Поэтому мы направлялись по Хай Скул Роад, оказавшись у футбольного поля, когда начался дождь. Большие, твердые капли дождя.

— Рут, — довольно спокойно сказала я, пока первые капли падали на меня.

— Он быстро кончится, — ответила Рут.

Другая капля ударила меня. К тому же, большая вспышка молнии разразила небеса, и, казалось, попала в водонапорную башню. Потом прогремел гром. Очень громко. По громкости сравнимый со звуком авиабазы, когда преодолевают звуковой барьер.

— Рут, — менее спокойно произнесла я.

— Возможно, нам следует найти убежище, — предложила Рут.

— Проклятье, — сказала я.

Но единственным убежищем на пути был металл, окружающий трибуны футбольного поля. Все знают, во время грозы нельзя прятаться подо что-то металлическое.

Вот тогда на меня упали первые градины.

Если вы когда-либо попадали под град, то знаете, почему мы с Рут побежали за эти трибуны. А если вы никогда не страдали от града, могу сказать: вам повезло. Этот град был размером с мячик для гольфа. Я не преувеличиваю, он был огромный. И они, мать вашу — простите за мой французский — больно били.

Мы стояли под трибунами, град ударял всё вокруг нас, словно мы были в ловушке внутри огромной кастрюли с попкорном. Только, по крайней мере, попкорн не бил по нашим головам. С громом и звуком удара града по металлическим сидениям над нашими головами, а затем с рикошетом от них и причмокиванием об землю, трудно было что-нибудь расслышать, но это не беспокоило Рут. Она закричала:

— Мне очень жаль.

Я сказала только «Ой», потому что по-настоящему большая градина отскочила от земли и ударила меня по икре.

— Правда, — закричала Рут. — Мне очень-очень жаль.

— Перестань извиняться, — сказала я. — Ты не виновата.

По крайней мере, я тогда так думала. С тех пор я изменила свое мнение на этот счет. Вы можете это увидеть, перечитав первые строки моего показания.

Большая молния осветила небо. Она имела четыре или пять ветвей, одна из которых попала в верхнюю часть кукурузной эмблемы, которую видно над деревьями. Гром зазвучал так громко, что потряс трибуны.

— Так и есть, — сказала Рут. Она, казалось, начала плакать. — Я во всем виновата.

— Рут, Боже мой, ты плачешь?

— Да, — высморкавшись, сказала она.

— Почему? Это просто глупая гроза. Мы и раньше застревали в грозу. — Я прислонилась к трибуне. — Помнишь, в пятом классе это случилось в грозу по дороге домой после твоего урока музыки?

Рут вытерла нос манжетой свитера.

— И мы нырнули в укрытие в вашей церкви?

— Только ты не пошла дальше тента, — сказала я.

Рут засмеялась сквозь слезы.

— Потому что я подумала, что Господь накажет меня за вступление в молитвенный дом гоев.

Я обрадовалась её смеху. Рут, может, и заноза в заднице, но она моя лучшая подруга с детского сада, и нельзя бросить лучшего друга с детского сада только потому, что она иногда надевает напульсники или начинает плакать, когда идет дождь. Рут куда интереснее, чем большинство девушек, посещающих мою школу, так как она читает по книге в день — в буквальном смысле — и любит играть на виолончели настолько, насколько я люблю играть на флейте, но она по-прежнему будет смотреть дрянные программы, несмотря на свою великую гениальность.

И в основном, она до ужаса смешная. Но не сейчас.

— Боже, — застонала Рут, когда поднялся ветер и начал кидать град прямо к нам, под навес. — Погода как перед торнадо, да?

Южная Индиана находится прямо в середине Аллеи Торнадо. Мы — номер три в списке штатов с наибольшим количеством смерчей в год. Я просидела в безопасном подвале много времени, Рут же только последнее десятилетие провела на Среднем Западе. Кажется, торнадо всегда происходили примерно в это время года. И, хотя я не хочу ничего говорить, чтобы не расстроить подругу ещё больше, появились все признаки приближающегося торнадо. Небо было смешного желтого цвета, воздух теплым, а ветер холодным. Плюс этот град ...

Я только открыла рот, чтобы сказать Рут, что это похоже на небольшой весенний шторм, и что ей не стоит беспокоиться, как вдруг она закричала:

— Джесс, не...

Но я не услышала, что она сказала из-за большого взрыва, который заглушил всё.