Когда уходит печаль

Глава 4

– Любаша, можно к тебе? – в дверь служебного купе заглянул Василий Иванович, или попросту Вася. Он быстро оглядел пространство на предмет посторонних людей и улыбнулся, таковых не обнаружив.

– Можно, Вася. Проходи, садись.

Любочка, которая перед его появлением записывала что-то в толстую тетрадку, закрыла её с некоторой поспешностью и, привстав, убрала в верхний шкафчик. Вася сел на другой конец полки.

– А твоя соседка уже того, вышла?

– Вышла.

– Ты после неё всё проверила?

– Как тебе не стыдно, Вася! – с таким укором сказала девушка, что Вася тут же покраснел. – Ирина Вячеславовна очень порядочный и благородный человек!

– Да я что, я же ничего такого не говорил…

– Говорил, Вася, – вздохнула Люба. – И думал. Но это потому, что ты пока не очень хорошо в людях научился разбираться. Ничего, с возрастом придёт, если, конечно, ты будешь внимательней к миру присматриваться.

– Ты так говоришь, как будто я сосунок малолетний! А ведь я на два года старше тебя!

– У мальчиков взросление позже происходит, чем у девочек, – улыбнулась Люба. – Не в обиду говорю, дружок, просто констатирую.

– На тебя невозможно обижаться, Люба.

– Не во мне дело, Вася. А в том человеке, который волен решать сам для себя – обижаться ему или нет. Впрочем, куда это меня потянуло… Ты ведь что-то от меня хотел?

– Хотел, – Вася глубоко вздохнул. – Мы с тобой говорили в прошлый раз… Я предлагал тебе… Ты подумала, Любочка?

– Но я же тебе сразу всё сказала, Вася! С тех пор мнение моё не поменялось.

– Мне показалось, что ты не окончательно решила… – Он заторопился: – Любочка, я тебе обещаю, что если ты согласишься, то никогда об этом не пожалеешь, правда! Я знаю, как сделать тебя счастливой!

– Действительно знаешь? – улыбнулась девушка.

– Самое важное для тебя – продолжать жить такой кочевой жизнью, как ты привыкла, и я с удовольствием поддержу тебя в этом! Подумай сама, где ещё найдёшь ты такого человека, который безропотно согласится повсюду следовать за тобой и вместе с тобой? Ведь я подхожу тебе по всем статьям, Люба! Я тоже связал свою жизнь с железной дорогой, а потому знаю все её тяготы. Я тоже, как и ты, привык засыпать под стук колёс, а просыпаться в новом городе. А ещё я очень люблю тебя, Люба, а это тоже ведь немаловажно для удачного брака!

– Для удачного брака (боже, какое скучное словосочетание!) необходимо ещё кое-что, Васенька. Необходимо, чтобы невеста тоже любила жениха. А я не могу про себя такого сказать. Не обижайся, дружок.

– Иногда ты бываешь жестока, Люба! – с горечью вскричал Василий.

– Зато искренна. Разве было бы лучше, если бы я обманывала тебя? Жить в браке без любви, Васенька, – это мука, это страдание, причём для обоих. Ты пока этого ещё не понимаешь, не знаешь.

– Но ты-то откуда знаешь!

– Просто знаю, и всё, – пожала плечами девушка. – Ты теперь иди, дружок, мне нужно уборкой заняться.

– Не называй меня этим глупым словом!

– Разве оно глупое? Впрочем, извини, больше не буду, если тебе не по душе. Иди, Васенька, иди.

Вася, понурившись, встал.

– Нет, подожди! – вскочив, Люба взяла его за руку и заглянула в тоскливые глаза. – Не обижайся на меня, пожалуйста! Я знаю, как тебе больно сейчас, как горько, я же не бесчувственная, Вася! Но я хочу, чтобы ты тоже знал – я очень ценю нашу с тобой дружбу и даже горжусь ею. Ведь ты – славный чистый человек, а это дорогого стоит, поверь мне! – Она поцеловала парня в щёку. – Ну а теперь иди, Васенька!

Она подтолкнула его к двери, и Вася вышел с улыбкой, храня на своей щеке нежный девичий поцелуй…

«18 марта

Сегодня мне почему-то стало жаль, что я не знала свою бабушку… Мне подумалось, что она ведь могла быть немножко другой, не такой, какой её мама запомнила. Но даже если и такой (хотя я сильно сомневаюсь в этом, ведь не может человек состоять только из одного цвета!) – откуда мне знать, какие страшные невзгоды могли выпасть на её долю и тем самым сделать её характер таким жестоким! Мама бы сказала сейчас, что я оправдываю бабушку, но я вовсе не оправдываю, ведь не впустить в дом родную дочь с младенцем – это подло, это преступно! Но… вдруг она потом всю жизнь раскаивалась в этом? И умерла, так и не сбросив с себя этот неподъёмный груз… Каково ей было умирать в одиночестве?..

О вчерашнем дне я записала только две строчки, хотя прожила, наверное, двести. А уж сколько проговорила! Мы с Ириной Вячеславовной, моей гостьей, проболтали весь вечер. Она оказалась чудесным человеком, хотя сначала увиделась мне совсем в другом свете. Ну да я написала вчера об этом. Мы много говорили. Она рассказывала о своей жизни, о семье, о своих двух сыновьях, а я так увлеклась уютностью и искренностью нашего разговора, что и сама разоткровенничалась. Между прочим, впервые c незнакомым человеком! Только с мамой получались у меня такие беседы, и мне их, конечно, теперь страшно не хватает…

А утром Ирина Вячеславовна сошла, и я почему-то почувствовала такую пустоту и такую горечь, как будто ещё раз попрощалась с мамой. Глупо, конечно. Каждый день в моей жизни происходят встречи и расставания, но я никогда не…

…Пришлось прерваться, потому что приходил Вася. Бедный влюблённый мальчик… И жаль мне его, и неловко за себя, бесчувственную. Наверное, мне по наследству достались бабушкины гены, которая, по маминым словам, никого никогда не любила. Я думаю, что я тоже не смогу никого полюбить. Я даже уверена в этом, слишком много во мне разумной логики и внимательности к деталям. А ведь в любви, как мне кажется, нужно горячее сердце, а вовсе не холодный ум! Да, сердчишко-то у меня подкачало…»