Англия
Первая половина XIX века
Шумно вздохнув, Эмми придвинула тяжелый стул к окну, но садиться не стала. Несправедливость душила, наполнявший комнату вечерний сумрак пугал, и никак не получалось успокоиться. Тетя Маргарет всегда принимает сторону сына, а Хью с удовольствием пользуется этим и делает все, чтобы Эмми жилось как можно хуже. Ему даже не нужно выкручиваться или придумывать какие-либо оправдания – он нагло лжет, и потом Эмми приходится отбывать наказание здесь, в серой комнате на втором этаже.
– Это Хью разбил вазу, а не я… – с отчаянием произнесла Эмми и обняла себя за плечи, словно хотела хоть как-то защититься от резких слов тети Маргарет. Они все еще звенели в ушах и усилием воли приходилось сдерживать слезы: «Ты знаешь, сколько стоит это произведение искусства?! Это подарок моего покойного мужа! Господи, за что мне такое наказание?!»
Эмми посмотрела на свечи и покачала головой. Никто не придет и не зажжет их, темнота – весомая часть наказания. Уже скоро массивные шкафы станут напоминать чудовищ, и будет казаться, что сложенная и накрытая тканью одежда шевелится… В этой комнате хранится то, что пока еще жалко выбросить или отправить на благотворительность, но уже совершенно не нужно.
Дверь скрипнула, и Эмми обернулась. В ближайшие два часа ее мог навестить только Хью, он редко упускал возможность позлорадствовать и гадко пошутить. Иногда Эмми размышляла: отчего кузен так сильно не любит ее? Но подходящее объяснение не находилось, и оставалось надеяться лишь на то, что немного позже его характер изменится в лучшую сторону.
К сожалению, предчувствие не обмануло – взгляд кузена мгновенно обжег лицо.
– Сидишь в своей норе, жалкая мышь? – Важно скрестив руки на груди, Хью прислонился плечом к дверному косяку и насмешливо улыбнулся. – И никто к тебе бедненькой на помощь не придет… – Он дернул головой, убирая длинную редкую челку с глаз, и с нажимом добавил: – Потому что ты никому не нужна. Ясно?
«Хью… уходи…» – мысленно произнесла Эмми и внутренне сжалась, готовясь услышать еще много малоприятных слов.
– Уходи, – тихо произнесла она. – Я не желаю с тобой разговаривать.
– А твое мнение никому не интересно.
В январе Хью исполнилось четырнадцать. Высокий, слишком худой, светловолосый, он совсем не походил на мать. Пожалуй, от ее великолепия ему достались лишь голубые глаза и ровные брови. И дело было не только во внешности. Тетя Маргарет буквально плыла по дому, она гордилась своими манерами, положением в обществе, полученными в молодости знаниями и источала холодную красоту. Хью же часто казался нервным, говорил излишне громко, вечно демонстрировал недовольство, терпеть не мог учиться и не понимал, зачем это нужно. И лишь в присутствии бабушки вел себя иначе. Одевался Хью тщательно и очень любил яркие атласные жилеты, но они лишь подчеркивали его худобу и совсем не добавляли мужественности.
Если Эмми потеряла отца в раннем детстве, то Хью – три года назад. Филипп Эддингтон погиб во время скачек, неудачно упав с лошади, и, конечно, это стало ударом для семьи. Бабушка похоронила уже второго сына… Наверное, если бы он остался жив, то Хью сейчас бы не позволял себе столько вольностей и был бы совсем другим подростком. Хотя и в девять, и в десять лет он устраивал мелкие пакости Эмми, а однажды надолго запер ее в библиотеке и никому об этом не сказал.
Несколько раз Хью гордо сообщал, что бабушка любит только его, но это было не так. Долго пожившая на этом свете Шарлотта Эддингтон никогда не выделяла внука, была к нему требовательна и часто напоминала о том, что порядочность, честь и образование – не пустые слова.
– Наступит день, когда я стану главой семьи, и тогда посмотрим, во что превратится твоя жизнь. – Хью усмехнулся, отлип от дверного косяка и неторопливо приблизился к заваленному книгами массивному столу. – Бабушка уже не та… Сомневаюсь, что она проживет больше месяца. Моя мать возьмет все в свои руки, и тогда…
– Замолчи! – Эмми сжала кулаки и сделала отчаянный шаг вперед. Безусловно, физически она проигрывала Хью, да и морально он вполне мог ее задавить, но как можно было смолчать в такой момент? Лишь на секунду Эмми представила, что бабушки больше нет, и… в глазах потемнело. – Ты не смеешь говорить подобное! Ты должен молиться о здоровье бабушки, обязательно должен!
– С чего бы это? – Хью замер, вопросительно приподнял рыжеватые брови, а затем закинул голову назад и громко захохотал. – Какая же ты глупая… глупая… – затараторил он, взмахивая руками. – Очень скоро все изменится, это известно даже слугам! И наконец-то дом Эддингтонов возглавят самые достойные люди – моя мать и я, а не… – Хью осекся, скривился и с презрением еле слышно произнес: – Почему бабушка притащила в дом эту дворняжку?..
Теперь брови Эмми подскочили на лоб. От удивления она даже позабыла о своих страхах. Никто и никогда не разговаривал с ней о Габриэлле, а сейчас Хью намекал именно на девочку, живущую в дальних комнатах правого крыла. Конечно же, речь шла о ней!
В голове Эмми мгновенно вспыхнули вопросы, которые она уже собиралась задать, но в дверном проеме появилась Дороти, бабушкина камеристка. Ее гладкое круглое лицо было печально, уголки губ опущены, а пухлые пальцы непрестанно теребили складку простого серого платья. Она собиралась что-то произнести, но Хью не дал этого сделать.
– Что нужно? – резко спросил он, явно огорченный тем, что Дороти появилась совершенно некстати. Разве теперь получится довести Эмми до слез?
– Прошу прощения, я вынуждена помешать вам, – торопливо ответила она Хью и, судорожно вздохнув, добавила: – Эмилию ждет бабушка. А вас матушка просила спуститься в каминный зал, она сейчас именно там. Эмилия… – голос Дороти дрогнул, а на ее щеках появились хорошо заметные красные пятна. – Миссис Маргарет разрешила вам покинуть эту комнату, чтобы… – Она вновь судорожно вздохнула. – Чтобы вы могли поговорить с бабушкой.
– Бабушка умирает? – Хью подался вперед и округлил глаза.
– Нет… нет… – произнесла Эмми и замотала головой, отчего русые кудряшки запрыгали. – Я немедленно должна ее увидеть!
Только в этот момент она заметила, что вечер уже начал подбираться ближе: в комнате потемнело, лакированные шкафы перестали блестеть и будто в воздухе появилось слишком много пыли.
Не раздумывая больше ни секунды, Эмми устремилась к бабушке. Слова молитвы пульсировали в висках, а сердце сжимала надежда, однако отчаянный вид Дороти и ее душевное состояние не обещали ничего хорошего…
Никита смотрел на бывшего одноклассника с долей умиления. Пашка Кочетков женился, поправился килограммов на пятнадцать и теперь походил на добродушного кота, рядом с которым всегда тепло и уютно. Как же давно они не виделись… А помнится, сто лет назад, решали вместе надоевшую алгебру, смотрели до ночи футбол и ели пирожки с капустой. А теперь вот в ресторане рубленые бифштексы из гуся и овощи гриль заказывают. Да, время течет незаметно…
– И конечно, ты понятия не имеешь, какая у нее мечта? – спросил Пашка, не сомневаясь в ответе.
– Откуда ж мне знать, – дернул плечом Никита и потянулся к бокалу с виски. – Я даже не помню, когда последний раз разговаривал с Женькой. В основном мы с отцом встречались на нейтральной территории.
Пашка кивнул, давая понять, что подробности излишни – он не забыл давние переживания друга и сейчас точно не стоит ворошить прошлое.
– Вроде и ситуация-то плевая… – произнес он, цепляя на вилку маленький аккуратный шампиньон. – Ну, чего она там может хотеть? Девчонка. Двадцать два года. Но, с другой стороны, просьбу отца надо выполнить и в этом деле важно не ошибиться. – Пашка откинулся на спинку широкого кресла и убрал крошку хлеба с непонятного и расплывчатого рисунка на футболке. – Например, ты спросишь ее прямо, а она… соврет. Или вообще пошлет тебя куда подальше… В первом случае ты старательно будешь исполнять вовсе не ту мечту, а кому хочется чувствовать себя ослом? А во втором…
– Не думаю, что я должен нести ответственность за ее вранье. Это не моя проблема, – перебил Никита и поморщился. – Жаль, нельзя просто дать денег Женьке, и пусть бы тратила их направо и налево.
– Почему твой отец не оставил хоть какую-нибудь инструкцию? Или не написал подробности? Мечта твоей сестры явно была ему известна, и один намек мог бы многое прояснить.
– Она не моя сестра.
– Не важно, – махнул рукой Пашка и с сочувствием посмотрел на друга. – В Сочи полетишь?
– Похоже на то.
– Все же сомневаюсь, что Женька душу перед тобой распахнет… Сокровенными мечтами делятся только с близкими, а у вас вовсе не такие отношения.
– У нас нет никаких отношений, – резко ответил Никита и сделал очередной глоток виски. – Честно говоря, я надеюсь на свою тетку, но… тетя Катя непредсказуема. И сейчас я не знаю, на чьей стороне она будет…
– Здесь глупо сомневаться. Скажи ей правду, покажи письмо отца. Кому ей помогать, как не тебе?
Никита шумно вздохнул, побарабанил пальцами по столу и перевел взгляд на почти остывший бифштекс. Аппетит отсутствовал, единственное чего хотелось – так это двойного эспрессо.
– Ситуация какая-то нелепая… – произнес он тихо, чуть помедлил и добавил уже с заметной долей раздражения: – Уверен, это лето превратится для меня в бесконечную пытку. Тут есть вопросы, понимаешь? Почему она сама не в состоянии исполнить свою дурацкую мечту? Зачем нужен я?
– Слушай… письмо давнее, а вдруг тема уже не актуальна? – Пашка подался вперед и многозначительно приподнял рыжие брови. Его зеленые глаза засияли надеждой. – Взяла Женька и сама все свои проблемы решила, а?
– Нет. Это непростое желание… Иначе отец не оставил бы такое письмо.
– Тогда, дружище, могу сказать лишь одно… – Пашка почесал затылок. – Благословляю тебя на великие свершения. Удачи. Если понадобится помощь, то обязательно обращайся – куплю билет, прилечу и поддержу.
– Спасибо. – Никита улыбнулся, представляя, как Пашка собирает дорожную сумку и при этом говорит жене: «Понимаешь, у моего друга в жизни приключилась абсолютная хрень, и спасти его могу только я». – Надеюсь, в конце июля я уже вернусь, не хочется выпадать из привычного ритма.
Чемодан Никита собирал с холодным равнодушием, стараясь не брать лишнего. Будто количество вещей могло как-то задержать его в Сочи. Желания плавать и загорать не было, но он все же отыскал в еще не распакованных пакетах плавки и небрежно кинул их на край дивана. Нужна подходящая обувь… Где-то были пляжные шлепанцы…
Разговор с теткой получился коротким, и Никиту это вполне устроило. Сейчас он не был готов погружаться в воспоминания и бороться с очередным приступом душевной боли. Потом эта волна еще накроет много раз, но это потом… А сейчас нужно решиться и поехать. И выполнить то, что должен.
«Да, Женя со мной… Погода хорошая, я люблю жару. И, конечно, много дел, мы же на новом месте… Может, у тебя получится приехать к нам? Ты даже не видел дом, да и море хорошо влияет на нервную систему…»
Никита ответил расплывчато, оставляя себе маленький шаг к отступлению. Зачем? Он и сам не знал, видимо, требовалось хотя бы ощущение свободы. И он решил ехать поездом, потому что под стук колес хорошо думается, да и пока нет тех слов, которые он готов сказать Женьке.
– Кто тебя просил мечтать? Кому интересны твои мечты? – зло произнес Никита и посмотрел на раскрытый чемодан так, точно тот был порталом в бездну.