Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть

Глава десятая

Я рассказала родителям о своем новом занятии. Оба удивились. Никаких предрасположенностей к гончарному ремеслу за мной не наблюдалось. Мама не сомневалась, что меня кто-то надоумил на этот шаг. Ведь прежде меня интересовали более эстетичные виды искусства. Она взглянула на мои ногти. Вероятно, хотела придраться к их внешнему виду, но заметив, что они в безупречном состоянии, промолчала.

Отец отнесся к моему увлечению с большим энтузиазмом. Он считал, что пока я учусь, нужно искать себя в любом направлении. Всесторонняя развитость еще никому не помешала. Его заинтересовала материальная сторона этого вопроса.

– Это бесплатно. Подарок от друга.

– Это разовая акция? – последовал вопрос от мамы.

– Нет, целый курс.

– А Марк в теме? – не унималась мама.

– Причем здесь Марк?

– Я так понимаю, друг мужского пола. И он оплачивает твои занятия. Какому парню это понравится?

– Мама! Марк мне не парень.

– Вы с ним поссорились? Я давно его не вижу у нас.

– Лена, что ты мучаешь девочку? Что прицепилась к этому Марку? Позволь Лизе самой выбрать себе парня.

– Мама, Марк хороший мальчик, но не более того. Я не обязана перед ним отчитывается за подарки, которые мне делают другие. И я не вижу ничего предосудительного в том, что я приняла такой подарок. Если бы я знала, что ты так отреагируешь, то промолчала бы.

Мама всплеснула руками. Как обычно, все шло не по ее плану, она увидела сговор между мной и папой против нее, и плакалась, что ее ни во что не ставят. В общем, все как мы привыкли. Истерика на пустом месте.

Завтра ей предстояло выйти на работу и в ближайшем будущем пройти курсы по повышению квалификации. Я рассчитывала, что с началом трудовой деятельности у мамы останется ни так много времени, чтобы следить за ходом моей жизни, и это сведет наши ссоры к минимуму.

Шандор принес фотографии в понедельник, но посмотреть мы смогли их только после занятий. Чтобы не привлекать внимания ребят. День выдался облачным и безветренным, и это располагало к прогулке на улице. Мы дошли до сквера Зенитчиков, устроились на лавочке под голубой елью, и Шандор достал свои фото. В основном черно-белые. На первой из них запечатлели трех мальчиков. На вид им было лет десять. Все они смотрели в кадр, обнимая друг друга за плечи, как это принято у мальчишек. Качество изображения оставляло желать лучшего, но я не могла не узнать двух близнецов. Это Шандор и его брат. Волосы до плеч у обоих. Оба улыбались. Я попросила не говорить, где он, хотела угадать сама. Вглядываясь в их глаза, я не видела той разницы между мальчиками, о которой упоминал Шандор. Для меня разрез глаз был совершенно одинаковым. Я указала на того, что находился в центре тройки. Но сделала это скорее из логических соображений, нежели угадав в чертах мальчика Шандора. Чересчур похожи были близнецы.

– Этот, – сказала я, тыкая в центр, и, получив подтверждение, добавила: – а это Глеб?

Светлый круглолицый мальчишка с ямочками на щеках.

– Он. Как ты узнала меня?

– Раз Глеб твой друг, то логичнее предположить, что ты рядом с ним, а не Тамаш.

– Я не говорил, что мой брат не дружил с Глебом. Мы всегда бегали втроем. Вместе учились в одном классе. Но ты права. Между ними часто возникали склоки, мне приходилось разнимать их, когда они начинали драться или ругаться.

– Из-за чего они дрались?

– Мне кажется, это ревность. Только они не признавались в этом.

– Ревность к кому?

– Ко мне. И у Глеба она проявлялась ярче, чем у Тамаша. Он завидовал нашему братству. Он не говорил об этом открыто, но во всех его действиях, попытках скрыться в играх от Тамаша, обойтись без него, я угадывал это чувство.

– А что же сейчас? Это соперничество продолжается?

– Сложно сказать. Я редко бываю дома. У Тамаша своя семья, мы уже не собираемся вместе так часто, как в детстве. Но, насколько мне известно, особых отношений друг с другом они не поддерживают.

Я взяла другое фото. Семейное. Тоже черно-белое, приблизительно того же периода. С двумя братьями-близнецами на нем находились девочка лет пятнадцати с двумя тонкими косичками и мужчина с женщиной. Фотография сделана во дворе дома. Мальчики с мужчиной сидят за столом, а женщина с девочкой стоят позади них. Вот они – его родители. Мать – женщина «в теле» с платком на голове, повязанным назад, добрыми глазами и едва заметной улыбкой. Именно так я ее себе и представляла. На вид ей немногим за тридцать. Очень располагающая к себе женщина. И отец – крепкий мужчина с волевым подбородком и пронзительным взглядом. Волосы до плеч, поверх шляпа с узкими полями. Замечала схожие с Шандором черты лица. Он тоже соответствовал тому образу, который я рисовала в своем воображении. И этот человек вершил судьбу не только своих детей, но и мою.

– Как зовут твоего отца?

– Гозело. А про русское имя не сложно догадаться, зная мое отчество.

Георгий.

– Почему на фото нет твоей бабушки?

– Не могу сказать. Она есть дальше. А это моя сестра Рубина, – показал Шандор на девушку. – В тот день к нам приезжали сваты. Фото было сделано до того, как накрыть стол. Летом какие-то события мы обычно празднуем на улице.

– Сколько ей здесь?

– 16 лет.

– Она вышла замуж в этом возрасте?

– Нет, в восемнадцать. Ее жениха скоро после этого призвали в армию. Те два года, что его не было, она жила в доме его родителей. И когда он вернулся, отыграли свадьбу.

Я взялась снова угадать Шандора среди мальчиков. Один сидел справа от отца, второй слева. Один из них сложил на столе руки друг на дружку, опустил на них подбородок. Второй – тот, что справа – локтем левой руки уперся в стол и ладонью подпирал голову, права рука лежала рядом на столе. Я снова попыталась применить логику. Однако здесь она меня ни к чему не приводила. Закрыла глаза, а затем резко открыла и представила на месте них Шандора, его взгляд.

– Этот, – ткнула на правого мальчика.

Шандор расплылся в улыбке.

– Угадала. Что помогло на этот раз?

– У него твой взгляд.

Следующие фотографии пошли цветные. Как я поняла, с этого года. Они были сделаны на лугу или поляне, на заднем фоне виднелись горы и деревья, образующие собой неширокую полосу леса. На снимке были все – и бабушка, виновница торжества, и родители, и сестра со своим семейством, и брат – со своим. Еще какие-то родственники по отцу и по матери. И, конечно, сам Шандор. Я легко его отличила от Тамаша. Они стояли в обнимку. Один – с распущенными волосами, второй – с хвостом. Поразительно как одно и то же лицо может выглядеть по-разному. На одном беззаботность и свобода, на втором – сосредоточенность и задумчивость. Даже в посадке одной и той же белой рубашки замечались отличия. И если бы на этом фото требовалось найти лишнего человека, не вписывавшегося в общую картину, я бы указала на Шандора. Он словно в гостях, отличный от всех. Не принадлежавший тому миру.

Шандор рассказал, кто изображен на фотографии из тех, кого я еще не знала, и мы перешли к следующей. Здесь были только дети. Дети Тамаша и Рубины. Все смуглые, темноволосые, темноглазые. Одеты по-простому. Как обычные деревенские ребятишки. Замечала в них черты Шандора. Он говорил о них с теплотой. Рассказывал, какие приключения произошли с детьми Тамаша этим летом, сам превратился в подростка, пока делился воспоминаниями.

На следующей фотографии самого Шандора не было. На ней запечатлели Тамаша с его женой Лаурой. Они вместе исполняли какую-то песню. Она в ярком цыганском наряде с платком на голове, волосы распущенные и выглядывают из-под платка. Она очень красива, невозможно отвести глаз. Стройное гибкое тело, широкая юбка, подол которой она держит на вытянутой руке. На лице не видно никакой косметики, но при этом очень выразительные темные глаза и алые пухлые губы. Кроме того, что Лаура исполняет песню, она еще и танцует. Вероятно, Тамашу действительно повезло. Жена не только хорошая хозяйка, но и необыкновенная красавица.

– Ты тоже поёшь? – Я подняла глаза на Слободу.

– О, нет. – Шандор с усмешкой помотал головой. – Меня бог обделил этим талантом. Из нас двоих голос и слух достался только Тамашу.

– Разве так бывает? – удивилась я.

– Я тому яркий пример.

– Бедолага, – сочувственно произнесла я. – Ты, наверное, страшно ему завидуешь?

– Вовсе нет. Я люблю цыганские песни и танцы, но никогда не стремился их исполнять. Да и моему брату это ближе по натуре, чем мне. И у них с Лаурой сложился не только прочный семейный, но и музыкальный союз. Оба потрясающие вокалисты, ни один праздник у цыган не обходится без их дуэта.

Я улыбнулась.

– А я в детстве всегда мечтала петь. Брала флакон из-под лака или скакалку и воображала, что это мой микрофон. Я включала музыку на полную громкость и вместе с какой-нибудь певицей голосила на всю квартиру. Бедные мои соседи, их барабанные перепонки не выдерживали такого накала. К сожалению, мой вокал далек от идеального, поэтому можешь представить, как они были рады такому соседству.

Мы рассмеялись.

– Значит мы с тобой одного поля ягоды, – сказал Шандор.

– Но в отличие от тебя, я танцую. Помнишь? Шесть лет танцевальной студии.

Я наигранно гордо вскинула голову, а затем сдержанно посмеялась.

– Значит, ты не так безнадежна, как я, – без тени сожаления сказал Шандор. – Чтобы танцевать, нужно слышать музыку.

– Марк тоже всегда утешал меня подобными словами. Он, конечно, не поет, но слух у него есть.

Шандор на это ничего не ответил, и я снова опустила глаза на фотографии.

– А есть фото твоей невесты? Она была приглашена на этот праздник? Может, со своими родителями?

Шандор забрал фото с братом и его женой, и я увидела другое. Снимок с гостями и бабушкой. Демонстрация уважения к старшему поколению – она сидит, гости вокруг стоят. Фотография сделана на той же поляне, что и предыдущие кадры.

Я сразу узнала Раду. Наверное, потому что она на фотографии выглядела моложе всех. Распущенные волосы, заколотые с боков заколками с большими цветами. Смиренный взгляд больших темных глаз, зажатые плечи. Ничего примечательного. И если бы не яркий наряд и выразительные черты лица, я бы назвала ее «серой мышью». Не увидела я в ее глазах огня и страсти, присущей цыганкам. Она выглядела совсем ребенком в сопоставлении с Шандором. И эту девушку прочили ему в жены. К сожалению, шансов заполучить эту «роль» у нее больше, чем у меня. Ведь на ее стороне сам Гозело!

Фотографии закончились. Я взгрустнула. Мне понравилось находить Шандора среди двух братьев. Я попросила его привезти еще таких фотографий, чтобы продолжить игру с определением, кто есть кто. Шандор усмехнулся, покачал головой, но согласился. Правда, реализовать мог это только после зимних каникул. Раньше он не планировал ехать домой.

Как я ни старалась уделять Юле равнозначное с Шандором внимание, она все же не преминула заметить, что я стала больше времени проводить со Слободой, чем с ней. Очередной поход прошел без моего участия, и подруга выразила досаду от этого в присутствии Шандора, при этом, пусть и в шутливом тоне, обвинила его в «дурном» влиянии на меня. Я опешила от ее слов и боялась, как бы она не выдвинула одну из своих фантазийных догадок, которые на данный момент уже и не были настолько фантазийными, но меньше всего мне хотелось, чтобы Шандор узнал об этом.

Слобода полюбопытствовал, что за походы и в чем он виноват, и мне пришлось опередить Юлю, коротко описав их суть. Об играх в бутылочку я, конечно, не стала упоминать. Я пояснила ему, что обвинение Юли состоит в том, что по субботам у нас занятия в гончарной мастерской, и я не успевала на сборы в поход. Но я убедила Шандора, что ему не стоит переживать по этому поводу, потому что я не пошла в поход не из-за занятий. Просто у меня было назначено свидание с Марком, который хотел провести вечер со мной наедине. Казалось, Шандора мой ответ удовлетворил, но боже, что творилось с лицом Юли! Свидание с Марком? Господи, Лиза, как теперь ты все объяснишь подруге? Мне удалось закрыть эту тему, но я понимала, что позднее меня ждет разговор с Юлей.

И когда мы ехали на автобусе домой, она приняла уже знакомый мне оскорблено-обиженный вид и отвернулась в окно трамвая, игнорируя мое присутствие.

– Юля, с Марком у меня ничего нет. Мы с ним просто друзья. Но он действительно предпринимает попытки склонить меня к более близким отношениям. Я не поддерживаю его в этом стремлении, и, если ты обижаешься на меня за скрытность, то спешу тебя успокоить, что скрывать мне особо нечего.

Юля обернулась ко мне лицом.

– Тогда почему ты сказала, что у тебя было свидание с Марком?

– Потому что Марк это так назвал. Для меня это была обычная встреча друзей. Мы ходили с ним в кафе, поужинали, немного прогулялись, и он доставил меня домой. Все.

Я действительно встречалась с Марком в ту субботу, когда был поход. И все проходило по тому сценарию, который я описала – кафе, ужин, прогулка. Савельев снова предлагал нам начать встречаться как мужчине и женщине, но я в очередной раз отвергла его. Мне показалось, на Марка оказывает давление тетя Марина и именно поэтому в последнее время он так настойчив в своем желании сойтись со мной. И может быть чуточку в нем заиграли и мужские гормоны. Но средство, как утихомирить их, Марк знал и без меня.

– А что у тебя со Слободой? Ты так открыто говоришь с ним о Марке, у вас разве не любовь?

– Мы просто друзья, Юля.

– Тебе доставляет удовольствие истязать мужчин? Марк, Егор, а теперь еще и Слобода. Ты крутишь ими как мальчиками, стравливаешь их, а потом кидаешь. Не подозревала, что ты такая коварная.

Я рассмеялась. Неужели Юля на самом деле считает меня способной на такие уловки? Зачем мне это?

– Я думала, – сказала я сквозь смех, – у меня богатое воображение, но ты перещеголяла меня по всем статьям.

– Ты хочешь сказать, что между вами со Слободой ничего нет, и мне все мерещится?

– Между нами не может ничего быть. Потому что у него есть невеста.

Ну вот я и произнесла эту фразу. Ровно и спокойно. Словно она ничего для меня не значит. И впредь нужно продолжать изображать такую же безмятежность и хладнокровие в присутствии Юли. Она все равно ничем не сможет мне помочь, так зачем лишний раз будоражить ее воображение?

Трамвай был достаточно свободный, но мы все равно говорили тихо, не привлекая к себе внимания.

– Невеста?! Тоже?! – сдавленно произнесла Юля.

– Что значит – тоже?

Но в следующую секунду я поняла, о чем она.

– Нет, Юля. Здесь все по-другому. Я не могу тебе всего рассказать, это долгая история. Но невеста у Шандора с тех пор, как ему исполнилось пять лет. И он практически сразу мне об этом сказал. На следующий год, окончив университет, он женится. Как видишь, ничего кроме дружбы между нами нет и быть не может.

– И ты правда в него не влюблена?

– Ну может быть чуточку.

Я улыбнулась и всем своим видом дала понять, что нисколько не страдаю от сознания этого.

– Зачем ты к нему привязываешься? Он уедет, а что будет с тобой?

– Все будет хорошо. Я думаю, мы останемся друзьями и будем переписываться. Знаешь, я всегда хотела иметь друга по переписке. Это так здорово – писать письма и ждать на них ответ.

Мне кажется, я не лгала Юле, мечтая о друге по переписке. Я уже вообразила, какие длинные письма буду писать Шандору и получать еще более длинные от него. Только как же я смогу разобрать, что он написал? У него же такой ужасный почерк! Наверное, ему придется писать печатными буквами. Или раздобыть себе печатную машинку. Компьютер навряд ли он сможет себе позволить на зарплату учителя. О да! Если нам суждено расстаться, то я больше чем уверена не навсегда. Наша дружба может продолжаться в письмах. Надо обязательно предложить это Шандору. Или у меня все-таки есть шанс получить не только друга по переписке…

Юля взяла мою кисть в свою руку и проникновенно заглянула в глаза.

– Лиза, скажи мне правду. Ты знаешь меня, я помогу тебе. Если ты его любишь, мы заставим его полюбить тебя в ответ. И гори огнем его невеста.

– Заставим? – Я опять рассмеялась. – Юля, нельзя заставить человека любить.

Я накрыла ее руку своей.

– Не переживай за меня. Да, Слобода интересный, умный, очень любознательный, и этим меня привлекает. А еще, наверное, тем, что отличается от других. Он цыган, а у них все по-другому, и это завораживает. Но я в полной безопасности. И когда он уедет, я не буду страдать. Нет, вру, немножко буду. Все-таки писать длинные письма будет утомительно. Но я могу набить их на компьютере, это будет быстрее, правда лишено… какое же верное слово подобрать? Интимности? Ведь напечатать письмо может кто угодно, и невозможно понять, моей ли руке принадлежит его написание. Нет, лучше я буду писать от руки. В этом есть какое-то очарование.

Я снова смеялась, и, кажется, мой веселый настрой как нельзя лучше передал Юле мои чувства к Слободе. Она как будто бы успокоилась и перестала за меня переживать. Но я знала, что все равно в ближайшие дни она будет контролировать мое поведение – каждый мой взгляд, брошенный на Шандора, и каждое слово, сказанное ему. Поэтому расслабляться рано.

Если бы этот разговор состоялся двумя днями позднее, я навряд ли смогла бы так ловко разыграть безмятежность. У нас был семинар по истории России, и я впервые в этом учебном году встретилась с Лисицкой Екатериной Сергеевной. В строгом костюме и на высоком каблуке она выглядела еще привлекательнее и выше, и во мне снова пробудилась зависть к подобным девушкам. Ее волосы на этот раз были собраны в хвост, но в своей голове я помнила их влажными и распущенными. На какое-то время я забыла о ее существовании, но появление Лисицкой в аудитории вновь вызвало во мне горькие воспоминания.

Я сидела на второй парте в ряду около стены и могла бы не попасть в поле ее зрения, если бы она не стала зачитывать фамилии по списку, проверяя наше присутствие на занятии. Очень часто преподаватели узнавали об отсутствующих у старосты группы и экономили время на перечислении всего списка, так прежде поступала и Екатерина Сергеевна, но в этот раз она изменила своей тактике.

Она называла фамилию и имя и поднимала глаза, словно хотела кроме ответа еще и лично убедиться, что не один и тот же человек ей отвечает: «Здесь». Но скоро я заметила, что она поднимала глаза только на женские имена. Что было очень странно и не похоже на нее. Особенно долго (или мне так показалось?) она задержала взгляд на мне, произнеся мою фамилию и имя. Уголки ее губ чуть дрогнули вверх. Как будто бы в усмешке. А перед моим взором она снова в полотенце и с неприкрытым задом.

Я бросила взгляд через плечо на Шандора. Он сидел на последней парте в ряду у окна, откинувшись на лавке, и смотрел в свою тетрадь. Он поднял глаза только, когда Лисицкая произнесла его имя, ответил ей, но затем тут же их опустил. Есть ли что-нибудь между ними сейчас? Спит ли он с ней? Я знала, что больше не смогу об этом у него спросить. Да и что даст мне ответ? Он мужчина, и ему нужно удовлетворять свои мужские потребности. Не более того.

Но все равно во мне все клокотало. Он касался ее, пусть даже для удовлетворения своих низменных инстинктов, и я никак не могла отделаться от чувства, что в этом у нее передо мной преимущество. Наверное, потому что я глупая и где-то глубоко внутри мечтаю быть на ее месте. Хотя и понимаю, что мне этого мало. Мне нужно не только его тело, мне нужно его сердце, его душа. Но в том, как она на меня смотрела я видела ее издевку, ее превосходство, и невольно это меня задевало.

Закончив со списком, Лисицкая приступила к опросу по заданной теме. Нам была начитана лекция, и предстояло по ней подготовиться к семинару. Она задала вопрос и спросила, есть ли желающие на него ответить. Поднятая рука Слободы вызвала ее ухмылку, но она не дала ему возможность проявить себя во всей красе.

– Кто-нибудь кроме Слободы желает блеснуть знаниями?

Большая часть аудитории опустила глаза и слилась с лавками. Я хоть и не опускала глаза, но на Лисицкую не смотрела.

– Хорошо, тогда пойду по списку… Костолевская Елизавета, будьте любезны.

Странно, что список начался с середины алфавита, но ее выбор меня не удивил. С самого начала семинара все к этому и шло. История России не тот предмет, который мог меня напугать и вызвать волнение. Я знала его достаточно хорошо, и легко дала ответ на ее вопрос. Она задала дополнительные, и вновь получила исчерпывающие ответы. Я вдруг ощутила дикое желание улыбнуться или даже рассмеяться, и только усилием воли я сдержала свои эмоции. И тут она сделала неожиданный выпад – задала вопрос из другой эпохи по материалу прошлого или даже позапрошлого года, и это вызвало удивление не только у меня, но и у остальной аудитории.

– А разве этот вопрос имеет отношение к текущей теме? – услышала я голос Дениса позади себя.

– А разве вы должны владеть только текущим материалом? – парировала она. – Вы историки, у вас, о чем не спроси, ответ должен быть по каждому вопросу. Хоть по Древней Руси, хоть по Новейшему времени… Костолевская, ответ будет или вы не готовы?

– Будет.

И я легко продемонстрировала ей владение материалом прошлых лет.

– Отлично, – сквозь зубы сказала Лисицкая, – садитесь.

Чем я ей не угодила? Я стала свидетелем того, что она хотела бы скрыть? За это она пыталась поквитаться со мной? К счастью, у нее ничего не вышло, но я подозревала, сдача экзамена, если его будет принимать она, окажется нелегкой. Полагаю, мне нужно повторить весь курс истории России, чтобы получить как минимум «хорошо».

Остальных она спрашивала не так пристрастно, но явно была не в духе и некоторым занизила оценки. Всех несогласных с результатом она просила подготовиться к следующему занятию основательнее, и она закроет тройки более высоким баллом. Среди попавших под горячую руку оказался Денис, и я с горечью признавалась себе, что он попал под раздачу из-за меня.

После семинара у меня осталось гадкое чувство вины перед остальными ребятами, и с этим ощущением я прожила весь остаток дня. Шандор похвалил меня за отличный результат и при этом ни одним мускулом лица не выдал, что понимает, чем вызвана эта атака вопросами по курсу истории двух веков. А может я необъективно оценила обстановку и на самом деле не произошло ничего из ряда вон выходящего? Может, нет ничего ненормального в том, как проходил опрос? Ведь Лисицкая права, мы должны владеть всем материалом, и не забывать его, окончив один курс и перейдя на другой. И Шандор тоже не увидел скрытых мотивов Екатерины Сергеевны.

Но, Господи, прости, я больше никогда не смогу относиться к Лисицкой объективно, и в любом ее жесте и слове буду видеть выпад против себя. Только чем я это заслужила? Я Шандору лишь друг. И она наверняка об этом знает.

Так и потекли наши студенческие дни. Каждый день вместе, каждый день рядом. Даже в субботу. Вместе готовились к семинарам, вместе ходили в библиотеку, вместе совершали культурный выход «в свет». Пару раз в месяц посещали выставку или музей. Часто бывали на «Арбате» и изучали картины местных художников. Шандор помогал мне разобраться в стилях их живописи, а там, где затруднялся, на выручку нам приходили сами авторы выставленных полотен, беседы с ними открывали неизвестные мне тайны мира искусства. И жизнь заиграла для меня новыми красками.

Больше всего я полюбила субботу, а именно занятия в мастерской. С каждым разом у меня выходило все лучше. От простой миски и тарелки, мы с Шандором перешли к чашке, затем небольшому сосуду без ручки, отрабатывали технику на них. Со временем Шандор стал реже прикладываться к моим рукам, позволяя работать самостоятельно. Но его зоркий взгляд не пропускал ни одной погрешности. Он приходил на помощь всякий раз, как чувствовал, что я начинаю делать ошибки и спешил поправить меня. Благодаря ему ни одна работа не потребовала исправления или переделки. Правда, сам Шандор в этом усматривал мои личные успехи, а не свое участие.

Посуду после обжига я забирала домой, хвасталась ими родителям. Отец хвалил и поощрял меня, мама относилась к ним сдержанно. Ее больше интересовало, кто тот человек, что приобщил меня к этому неженскому делу. Я с ней не соглашалась, говорила, что среди учеников много женщин и им, как мне, под силу справиться с гончарным кругом. Я не стала скрывать, что подарок сделал мне Юра. Тот самый, фотографию которого она видела.

Мы находились на кухне, собирались поужинать, и мама подавала нам тарелки, наполненные овощным рагу. Я тем временем раскладывала столовые приборы, а папа нарезал хлеб.

– Чему ты радуешься? – возмутилась мама. – Увезет тебя этот Юра в свой аул, запрет в доме и будешь горшки ему лепить, да детей рожать. Посмотрим, сколько радости в тебе останется.

– Цыгане живут в таборе, а не в ауле, – не выдержав нападок жены, заметил отец.

– Папа! – воскликнула я.

Моя непредусмотрительность оказалась тому виной. Отец не догадывался, что маме неизвестно о происхождении Шандора.

На лице мамы отразилось удивление, граничащее с шоком. Новость о том, что Шандор цыган оказалась ошеломительнее той, где она считала его кавказцем. Она замерла с тарелкой в руке, и папе пришлось отложить нож и забрать блюдо у мамы, чтобы оно случайно не оказалось на полу.

– Мама не знала?

– Нет, папа.

Когда шок у мамы прошел, она плюхнулась на стул и с ужасом воскликнула:

– Господи, не для того я растила свою дочь, чтобы она досталась какому-то цыгану!

– Мама, в тебе говорит расист. Происхождение Ша… Юры не имеет никакого значения. Он совсем не похож на цыгана.

Мама схватила меня за руки.

– Доченька, зачем он тебе? Марк такой хороший мальчик, ты знаешь его как облупленного. А этот… что он тебе может дать? Эти цыгане сплошное ворье и мошенники!

– Мама, ты совсем его не знаешь. Если бы ты слышала, как он читает стихи! Ты и сама бы не сделала этого лучше.

– В том, что цыгане владеют искусством красиво говорить, я не сомневалась. Такого на уши навешают, закачаешься.

– Юра не такой, мама!

– Девочка моя, приди в себя. Он тебе не пара.

– Мама, ты так говоришь, словно я выхожу за него замуж.

– Боже упаси! Если не собираешься, я только рада.

Она выдохнула. Сразу воспрянула духом.

– Ну и правильно. Не хватало нам такого зятя.

Говорить с мамой о достоинствах Шандора было бесполезно. Предубеждения против цыган затмевали любые доводы рассудка. Ни то, что он учился со мной на одном курсе и являлся лучшем студентом на потоке, ни его достижения на конференциях, – ничто не убеждало ее в порядочности Шандора. Не значили ничего и слова папы. Узнав, что отец знал об этом молодом человеке и его происхождении, пуще разозлило маму. Как обычно, она отмечала в этом заговор против нее.

В середине октября Марк позвал к себе на день рождения. Отец дежурил, но мы с мамой (как же без нее!) приняли приглашение. Праздник проходил в ресторане. На входе нас встретила девушка в униформе и указала, куда проходить. Мы скинули плащи в гардеробе и прошли через зал, полный людьми, сидящими за небольшими круглыми столиками, в другое помещение, уединенное и скрытое от постороннего глаза красивой алой шторой.

Мама надела свой лучший наряд, словно сама была именинницей, или как минимум матерью именинника. Ярко-красное платье с безумными рюшами на плечах приятно подчеркивало ее фигуру, скрывая недостатки в виде чуть округлившегося животика и выделяя, где следовало, прочие выпуклости. Глядя на нее, я мечтала в ее возрасте выглядеть если не так же безупречно, то хотя бы не хуже. У нее была открытая шея с округлым вырезом на платье, и она надела на нее длинные жемчужные бусы, завязанные в узел. Волосы уложила в прическу, приподняв корни и создав иллюзию объема, чуть подвила плойкой кончики, и они легкой волной лежали у нее на голове. Чтобы сохранить это совершенство, она вылила на свою голову пол флакона лака, и нам пришлось оставить окна открытыми, чтобы выгнать весь запах от него из дома. Довершали ее образ туфли-лодочки на высоком тонком каблуке бежевого цвета.

Пока мы добирались до отдельного зала, я заметила, как некоторые мужчины среднего возраста проводили ее взглядом. Аромат ее духов и яркий наряд не остались ими незамеченными. Было приятно осознавать, что на сорок третьем году жизни она способна вызвать у мужчин интерес. Ах, папочка, как жаль, что ты сегодня не с нами. Если бы ты только ее видел…

Я не изменила своим вкусам и надела привычное для моего тела приталенное платье с широкой юбкой насыщенного синего цвета. Прямые длинные рукава и неглубокий квадратный вырез в зоне декольте делали мой образ скромным и незатейливым. Легкая золотая цепочка с кулончиком в виде капельки и золотые гвоздики с прозрачным фианитом были единственными украшениями на мне. Они не бросались в глаза, прекрасно дополняя мой образ, и в этот вечер я была рада быть самой собой.

Но мама осталась недовольна выбором моего наряда. Она бы предпочла, чтобы я надела короткое обтягивающее платье и собрала волосы на затылке, обнажив свою шею. Она находила какую-то сексуальность в открытой шее, потому что там, видите ли, находится пульсирующая жилка, которая, по ее мнению, возбуждает мужчин. Но я предпочла завить волосы на плойку, и оставить их распущенными. Они волнами лежали на моей спине и выглядели еще более объемными.

Единственное, в чем наши с мамой взгляды сошлись – это туфли на высоком каблуке. Надев их, я прибавила себе не только роста, но и как будто бы уверенности. Я была прекрасна, и сожалела только об одном. В этот вечер рядом со мной не было Шандора.

Зал, в котором мы оказались, был меньшего размера, чем тот, который мы преодолели. Столы здесь стояли в один длинный ряд, и поверх их накрыли белоснежную скатерть. Блюда с салатами трижды повторялись на протяжении всего стола, чтобы у каждого была возможность попробовать и оценить местную кухню, не вставая с места и не прибегая к помощи соседей по столу. Я насчитала двадцать одну тарелку, около каждой лежали столовые приборы и стояли бокалы и рюмки. Зал был украшен шарами и цветами в сдержанных мужских тонах, и это напоминало нам, что мы прибыли на день рождения именно к представителю сильной половины человечества.

Мы пришли в числе первых. Кроме нас в зале находились тетя Марина, которая облачилась в изумрудное платье, облегающее ее пышную фигуру, и пара друзей Марка со своими спутницами. Молодых людей я знала долгие годы, Марк учился с ними в школе, и представлять нас друг другу необходимости не было. Познакомиться мне пришлось только с их подругами.

Сам Марк выглядел подтянутым и весьма важным. Его безукоризненно отпаренный классический костюм темно-синего цвета, белая рубашка с бордовым галстуком и начищенные до блеска черные туфли, в которых при желании можно было бы увидеть собственное отражение, в купе с характерным пряным и обволакивающим ароматом его туалетной воды делали его образ очень привлекательным и даже притягательным. Мне и прежде доводилось видеть его в костюмах, но сегодня он был по-особенному хорош и элегантен. Может быть, виной тому новая стрижка с более выбритыми висками и затылком? Не исключено.

Мама лебезила перед именинником, как мне казалось, пуще прежнего. Она чуть ли не толкнула нас в объятия друг другу, не преминув заметить, что мы сегодня с Марком в одной цветовой гамме, и это неспроста. Продемонстрировав ей наше расположение друг к другу и поцеловавшись в щеку, мы отошли с Марком в сторону. Сегодня Савельев лишь немногим был выше меня, и впервые я призналась себе, что общество более высоких мужчин импонирует мне гораздо больше. Видимо, у меня все-таки «пунктик» по поводу роста, и не только моего.

Я еще раз поздравила его с днем рождения, пожелала всяких приятных «вкусностей», полюбопытствовала, как он собирается провести свой отпуск, который начался именно сегодня, не планирует ли куда-нибудь съездить.

– Нет, поездка в мои планы не входит. Во всяком случае, пока.

– Тогда чем думаешь заняться?

– Ничем особенным. Хочу выспаться, полениться и еще раз выспаться.

– Очень впечатляющая перспектива, – засмеялась я. – А как же твои игры за приставкой?

– Убрал ее подальше с глаз.

– Как же так?! Неужели ты и правда повзрослел?!

– Ровно на один год. Сегодня мне уже двадцать три!

– О боже! Совсем старик!

Некоторое время мы продолжали смеяться и нести сплошную чушь, а потом пожаловали новые гости, и Марк поспешил их встретить. Это были его друзья и родственники, некоторых я уже знала и поэтому приветствовала их кивками головы и взмахами рукой. Ко мне подошли бывшие однокурсники Савельева, Олег и Нина, поженившиеся еще в университете, и мы перебросились несколькими фразами.

В зале заиграла легкая ненавязчивая музыка, сразу придавшая помещению уюта и романтичности. Некоторые гости уже заняли места за столом и завели негромкий разговор между собой. Тетя Марина взяла управление в свои руки и о чем-то общалась с официантом, показывая на стол. Мама пристроилась на небольшом диванчике в другом конце зала со старшей сестрой моей крестной Светланой Федоровной и по их взглядам на меня и Марка я подозревала, что речь шла о нас. Только глухой в семье Марка не слышал о матримониальных планах наших матушек. А сестра тети Марины глухой не была. Встречаясь со мной взглядом, они улыбались мне своей самой очаровательной улыбкой, и я вынужденно изображала им ответное радушие.

Ко мне подошел Савельев и увлек меня в сторону от своих друзей.

– Марк, мы еще кого-то ждем?

– Да. Двое моих коллег и еще один человек. – Марк прочистил горлом. – Она как обычно опаздывает. Пунктуальность не ее конек. Я должен был бы сам привезти ее сюда.

– Ее? – Моя бровь взлетела вверх. – О ком речь? Я что-то пропустила?

– Об этом я и хотел с тобой поговорить. Но все никак не решусь.

Я вся обратилась в слух. Неужели у Марка появилась девушка? И если она едет сюда, то все довольно серьезно. Иначе стал бы он приглашать ее туда, где будет его мать?

– Я познакомился с девушкой, уже месяц назад, и пригласил ее на день рождения. Планирую ее представить маме, как… свою девушку.

Я расплылась в улыбке. Ну слава Богу, теперь он оставит меня в покое.

– Ого! Рискованный шаг. Тебе не кажется, что нужно было позаботиться о знакомстве заранее?

– Я не решился. Думал, ты мне поможешь.

– Спасибо за доверие. Что я могу сделать?

– Как минимум изобразить радость на лице при знакомстве с моей подругой. Чтобы мамы видели, что ты не в претензиях. Осточертела мне эта игра в жениха с невестой. Пусть посмотрят на нас как на раздельные личности.

Значит, все-таки тетя Марина на него давила, и желание быть со мной продиктовано ее волей, а не его собственной. Бог мой, что сейчас будет?!

– Хорошо. Только что мы будем делать с моей игрой?

– Тебе не кажется, что как-то странно изображать девственницу, имея жениха? – вопросом на вопрос ответил Марк. – Ты не думаешь, что твоя легенда тебе вредит?

Я не успела ответить, потому что подошли другие гости, и Марк бросился их встречать. Вероятно, он прав. В нынешних условиях, когда я призналась себе, что люблю Шандора, и речь уже не идет только о дружбе, роль Марка как моего жениха действительно «подмачивает» мою репутацию. Вот только как теперь обернуть все в свою пользу? М-да, запутаться во лжи проще, чем из нее выбраться. Но я подумаю об этом потом… О! Неужели это она?

Из-за шторы в зале появилась стройная крашеная блондинка (и почему всем так нравится быть блондинками?) в облегающем красном платье длиной чуть выше колен. Ее длинные волосы свободно рассыпались по обнаженным плечам и блестели точно у моделей в рекламе шампуней. На ногах шпильки столь высокие, что ростом она перещеголяла Марка. Все при ней, начиная от густо накрашенных ресниц, заканчивая длинным маникюром. «На таких ли женщинах женятся?» – возник вопрос, глядя на эту крашеную куклу. Она чем-то напомнила мне Лисицкую. Но я отогнала эти мысли. Если Марк знакомил ее с мамой, значит, есть в ней что-то стоящее. Может, внешний вид обманчив, и внутри скрывается хрупкая и нежная натура?

Марк обменялся с девушкой дружескими поцелуями в щеки, и я заметила, как тетя Марина нахмурила брови. Мама поднялась с места и подошла к подруге. По ее губам я прочитала вопрос: «Марина, кто это?» Крестная недоуменно пожала плечами. Марк со своей девушкой, которую держал за руку, подошел к нашим матушкам. Я тоже сделала несколько шагов ближе к ним. Хотела видеть своими глазами крах родительских надежд.

– Мама, Елена Ивановна, позвольте познакомить вас с Ольгой, моей девушкой, – и, повернувшись к своей подруге, представил ей наших мам: – Оля, это моя мама Марина Федоровна и ее подруга Елена Ивановна.

– Твоя девушка? – переспросила тетя Марина с нескрываемым удивлением.

– Да, мама. Мы встречаемся уже чуть больше месяца.

Обе разом посмотрели в мою сторону. На их лицах наиглупейшее выражение. Я поняла, что мой выход. Улыбнулась. Мне действительно было смешно. Я пожалела, что не мне довелось их так сразить.

– Марк, а меня представишь своей девушке? – в бодром расположении духа обратилась я к имениннику.

– Конечно. Лиза, это Ольга. Оля, это Лиза. Подруга детства. Почти как сестра.

Мы обменялись с ней кивками головы. Девушка мило улыбалась и казалась смущенной от такого внимания. У нее были необыкновенно синие глаза, маленький острый носик и ослепительно белозубая улыбка. О, да, Марк всегда предпочитал девушек с безукоризненными зубами. Свои он выровнял брекетами еще в детстве, регулярно их чистил у стоматолога и придирчиво относился к такому пункту внешности, как зубы. А уж что говорить о зубах той, с которой он целовался? Они точно не должны вызывать у него отвращение.

– Сынок, можно тебя на минутку. Надо обсудить меню. Вы простите нас, Оля.

Меню? Бедный Марк! Сейчас ему зачитают такое меню, что он пожалеет, что двадцать три года назад не родился девочкой. Я едва сдерживала смех, глядя на маму. Так забавно она выглядела. Не успев отойти от мысли, что ее дочь встречается с цыганом, как получила второй удар от своего любимого Марка. Может теперь он перестанет быть в ее глазах «хорошим мальчиком»?

– Мы с вами в одном цвете, – смущенно сказала Ольга, улыбаясь маме. – Вы любите красный? Я просто обожаю.

Я заметила, что девушка испытывала дискомфорт под пристальным и недружелюбным взглядом мамы и своими словами попыталась расположить ее к себе.

– Нет, – резко сказала мама, – я больше люблю спокойные тона. Это платье… просто временное помутнение рассудка.

Мои брови удивленно взлетели вверх. Мама любила красный, и хоть в ее гардеробе было не так много вещей этого цвета, но она никогда прежде не считала яркую одежду признаками помутнения рассудка.

– Зря вы так. Вам очень идет этот цвет. И это платье.

Мама крепче сжала губы, и я, боясь, как бы она не сказала что-нибудь обидное, поспешила поддержать Ольгу.

– Да, мама, ты действительно сегодня потрясающе выглядишь. Тебе нужно чаще покупать себе одежду красного цвета. Она делает тебя моложе и привлекательнее. И это не только мое наблюдение. Пока мы шли сюда, мужчины сворачивали шеи, рассматривая тебя.

– Чушь! Не вздумай сказать подобное при папе.

Она резко развернулась и пошла к столу. Ее за руку тут же схватила Светлана Федоровна и призвала сесть рядом с ней. Они склонились друг к другу и о чем-то зашептались. Думаю, речь пошла об Ольге.

– Оля, чем вы занимаетесь? – поинтересовалась я.

– Я студентка. Учусь на четвертом курсе в академии физической культуры.

– Здорово! Будете преподавателем физкультуры?

– Я учусь по направлению «Туризм».

– Ясно. Я тоже студентка, «Кубика». История. Как вы поняли, я дочь Елены Ивановны.

Я предложила Ольге сесть за стол, тем более что остальные гости уже заняли за ним свои места. Во главе стола должен был сесть Марк, а мы пристроились слева от него. Ольга, конечно же, ближе к нему.

– Не обращайте внимание на мою маму, – тихо сказала я, склоняясь к девушке. – Для нее ваше появление неожиданность.

– Давай перейдем на «ты»?

– Согласна.

– Мне показалась, я не понравилась твоей маме. И маме Марка тоже.

Я взяла салфетку и постелила себе на колени. Ольга проделала ту же манипуляцию.

– О, поверь мне, ты здесь не причем. Они бы так отреагировали на любую девушку рядом с Марком.

– Почему?

– Пойми меня правильно. Они видели на твоем месте другую.

– Тебя? – сразу догадалась Ольга.

– А ты сообразительная. Извини, это правда. Но не переживай, я не имею никаких притязаний на Марка. И даже рада, что появилась ты. Но наши мамы… Они с самого детства спят и видят нас мужем и женой.

– О, нелегко мне придется.

– Ты не переживай. Марина Федоровна хорошая женщина. Ей не трудно понравиться. Ты любишь загородный отдых, дачу?

– Да, у моих родителей есть дача.

– Вот и отлично. Если будешь говорить с ней про сад и огород, она полюбит тебя как свою родную дочь.

– Спасибо за совет.

Марк сел на свое место, а тетя Марина и мама демонстративно разместились на противоположном конце стола. Это позволило другим гостям сдвинуться ближе к Марку, и у нас образовалась молодежная компания.

Слева в соседи мне достался коллега Марка Валентин. Никаких признаков семейного положения на его руке я не обнаружила и поэтому позволила себе с ним немного пофлиртовать. В целом, мы неплохо повеселились. Шутили за столом, танцевали, участвовали в конкурсах. Валентин прилично выпил и в конце вечера просил мой номер телефона. Пришлось сказать ему, что у меня есть парень, и ему не нравится, когда я даю свой телефон другим мужчинам. К моменту, когда я уходила, Валентин стал признаваться мне в любви и звать замуж. Разумеется, я воспринимала это с иронией, списывая все на алкоголь. Подозревала, что завтра он меня и не вспомнит.

Обратно ехали с мамой в такси молча. Хотя я видела по вздутым ноздрям, что внутри у нее все кипит. Ни ей, ни тете Марине не приглянулся сюрприз Марка, и весь вечер они просидели за столом, наблюдая за ним и его новоиспеченной подругой. Может теперь Шандор станет чуточку привлекательнее в маминых глазах? В любом случае я радовалась, что Марк перестал быть безупречным, и мне больше не будут докучать со сватовством.

Следующая моя встреча с Марком случилась неожиданно. Мы пришли с Шандором в Драмтеатр на спектакль. Премьера постановки состоялась в 1999 году, и спектакль до сих пор пользовался популярностью. Не обошли и мы с Шандором его вниманием.

Слобода долго колебался, удобно ли идти в театр вместе со мной, волновался по поводу Марка. Я убедила его, что Савельев не театрал и не будет возражать, если его на один вечер заменит другой человек. Это же просто выход в театр, ни к чему не обязывающий.

По данному случаю Шандор надел белую рубашку, черную жилетку, черные брюки и темные ботинки, соответствующие его классическому стилю. Верхнюю пуговицу сорочки он оставил расстегнутой, и это позволило мне увидеть несколько волосков на его груди, что вызвало легкую дрожь по всему телу. Ни у моего отца, ни у Марка, которого мне доводилось видеть с обнаженным торсом, не было волос на груди и их наличие у Шандора придало его воображаемому мною образу более мужественный вид. Сейчас мне казалось, что я всегда мечтала именно о таком мужчине.

Волосы он собрал в хвост, гладко выбрился, и как только мы разделись в гардеробе, я ощутила едва уловимый аромат мужской туалетной воды. Или может это был аромат геля после бритья? В любом случае он оказывал на меня дурманящее действие.

Я в этот вечер предпочла надеть длинное черное платье с поясом. Его полупрозрачные рукава с эффектом обманчиво прикрытых рук и V-образным вырезом придавали наряду некоторую пикантность, но при этом скрывали все, что необходимо скрыть. На моей шее снова красовалась золотая цепочка с кулоном капелькой, и он как нельзя лучше подходил к этому платью. Чтобы быть выше в этот вечер я надела сапоги на высоком каблуке, и неудивительно, что мой взор обратил внимание на «растительность» на груди Шандора – его ворот находился практически напротив моих глаз. Волосы я завила на плойку и собрала в высокий хвост. Всякий раз, как я наклоняла голову, кудри игриво перемещались вперед и щекотали мои пылающие щеки, я кокетливо откидывала их назад и надеялась, тем самым произвожу на Шандора должное впечатление. Мужчинам нравятся длинные женские волосы, и я полагала, что Слобода не исключение. Но по его взгляду я не могла определить достигнута ли моя цель. Он вел себя, как и прежде и, казалось, не замечал моих уловок.

После первого акта мы вышли из зрительного зала на антракт и… столкнулись с Марком и Ольгой, которые поднимались по лестнице нам навстречу. Они держались за руку и о чем-то весело болтали. Не будь она со мной знакома, мы бы разминулись, потому что Шандор их не знал, а с Марком мы бы предпочли проигнорировать эту встречу. Но девушка заметила меня и радостно воскликнула: «Марк, смотри! Это Лиза!» После этого не обратить на них внимание не мог и Слобода. Я так и не выдумала для Шандора новую легенду наших с Савельевым взаимоотношений, и впала в ступор, глядя в глаза Марку.

– Привет, – сорвалось с моих губ.

– Привет, – ответил Марк.

– А говорил, что не театрал, – первое, что пришло в голову, сказала я.

Говорил? О нет, это мои личные домыслы. Боже, надеюсь, он мне подыграет.

Марк чуть приподнял брови, но вовремя спохватился и придал себе непринужденный вид. На нем был черный костюм, белая рубашка и лиловый галстук. Его туалетную воду я бы узнала из тысячи ароматов.

– Не театрал. Если бы подруга Оли не заболела, меня бы здесь не было.

На Ольге было короткое черное платье с квадратным декольте, черные капроновые колготки и туфли на высоком каблуке. На губах яркая красная помада, ресницы вновь густо накрашенные. Волосы, как и на дне рождения, распущенные, их корни немного отросли и открыли нашему взору естественный темно-русый цвет. На ногтях красный маникюр.

– О, да, – вступила в дискуссию Ольга, – моя подруга купила билеты в театр месяц назад, но ей нездоровится, и Марк согласился составить мне компанию. Если честно, я тоже не особо люблю театр, но раз в год все-таки поддаюсь на ее уговоры и хожу на спектакли.

Я натянула на лицо улыбку, но мне казалось, выглядела она неестественно. В голове царил полный хаос, тысячи мыслей проносились в ней с бешеной скоростью, и я не могла ни за одну из них зацепиться, чтобы выкрутиться из создавшейся ситуации. Уж лучше бы Марк был в театре один… или с другом. Меня знобило и бросало в жар одновременно. Если бы сейчас кто-то коснулся моей ладони, то почувствовал, какой она стала влажной и холодной.

– Ты нас представишь? – напомнил Марк о присутствии Шандора.

Я не смотрела на Слободу, но заметила, как он немного отступил от меня, когда я заговорила с Марком. Я чуть развернулась к Шандору и мельком бросила на него взгляд. Слобода казался растерянным.

– Шандор, познакомься. Это Марк. А это Ольга.

А теперь на лице Шандора появилось смущение. Он виновато улыбнулся и протянул руку в ответ на протянутую руку Савельева.

– Марк, Оля, а это Шандор.

– Можете называть меня Юрой. Это мое официальное имя.

– Много о вас наслышан, – не удержался Марк, отпуская руку Шандора.

– Ко мне можно на «ты», – поправил Слобода и добавил: – Надеюсь, только хорошее.

– О, конечно!

– А у тебя несколько имен? – удивилась Ольга, посмотрев на Шандора широко распахнутыми глазами. – Как интересно.

Марк по-прежнему держал руку девушки в своей руке, и я видела, как Шандор недоуменно поглядывает на это сплетение пальцев. Лучше бы она держала Савельева под руку.

– Да, я цыган, у нас так принято – давать второе имя, которое используется среди своих.

– Цыган? Боже, как любопытно. Мы с Марком идем в буфет, составите нам компанию?

Буфет был на втором этаже, а мы стояли между двумя этажами, создавая препятствие остальным людям, передвигавшимся сверху вниз и наоборот.

Прежде чем Шандор ответил, если у него вообще было такое намерение, я опередила его:

– Извините. Мы идем вниз. Мне нужно… в гардероб. В зале прохладно, я хочу взять платок… Еще раз простите. Была рада вас видеть. Может, еще увидимся. Шандор, проводишь меня?

Я протараторила эти фразы довольно быстро, не позволив никому вставить между ними хоть слово, а потом заторопилась вниз по лестнице, даже не удостоверившись, что Шандор идет со мной. Около гардероба, не оборачиваясь назад, я отыскала трясущимися руками свой номерок в сумке, и протянула гардеробщице.

– Вы уходите? – просила женщина.

– Нет, мне нужно взять платок. Он в рукаве пальто.

Что же теперь будет? Как я все объясню Шандору? Он наверняка понял, что мы с Марком не жених с невестой. Тогда кто мы? И зачем я это придумала? Неужели придется сказать правду? Ах, божечки, что же теперь будет?

Гардеробщица принесла мое пальто, я достала из него шелковый серый платок с бледно-розовыми и белыми кругами и снова вернула пальто женщине. Только после этого я обернулась. Шандор стоял в метре от меня, засунув руки в карманы брюк. Он немного хмурился. Ох, не к добру это.

Мы отошли к стене, чтоб не мешаться под ногами, и я, вытянув руки вперед, расправила свой платок, держа его за концы. Мои кисти дрожали, и я старалась сильнее сжимать их, чтобы Шандор этого не заметил. Но дрожь только усилилась. Я сосредоточила свое внимание на платке, на Слободу старалась не смотреть. Он стоял напротив меня, руки сцепил за спиной.

– Что это было? – спросил он.

– Где?

– Там, – махнув головой в сторону, сказал Шандор, – на лестнице.

– Это не что, а кто. Это был Марк. И Оля.

– Тот самый Марк?

Я выдавила из себя улыбку и, придавая тону как можно больше спокойствия, ответила:

– Было бы странно, если бы у меня было два знакомых Марка. Ты не находишь, что у него редкое имя?

– Тогда кто такая Ольга?

Я сложила платок по диагонали и накинула его на плечи, поправила волосы, которые оказались под ним, и подняла глаза на своего спутника.

– Это подруга Марка.

– В каком плане – подруга?

– Она его девушка, если так тебе будет понятнее.

Шандор свел брови к переносице. Меня бросила в жар, я скинула с себя платок и стала вновь его разворачивать.

– Вы расстались?

Хорошая версия. Поддержать?

– Да, как-то так.

Я сложила платок прямоугольником, выровняла края и еще раз свернула квадратом.

– Почему ты мне не рассказала об этом?

– Ты тоже мне не все рассказываешь.

Я подняла глаза и многозначительно посмотрела на Шандора. После нескольких секунд немой перестрелки взглядами, я снова опустила глаза и разложила платок. Стала вновь складывать его по диагонали.

– И давно вы расстались?

– Это имеет какое-то значение?

– Да, потому что несколько дней назад ты говорила о нем, как о своем женихе.

О чем был разговор? Ах, да, Шандор в очередной раз переживал, что согласился идти со мной в театр, когда у меня есть жених и водить меня в театр его привилегия.

– А сегодня, – продолжал Шандор, – он уже с другой и весьма недвусмысленно держит ее за руку. Я бы мог подумать, что он… изменил тебе, но нет… не сходится.

– Почему?

Я выровняла края платка и снова набросила его на плечи. Раздался первый звонок.

– Ты знакома с Ольгой. Она приняла тебя довольно приветливо и дружелюбно. Тебе не кажется странным такое радушие?

– Потому что я его бывшая? Думаешь, так не бывает?

– Бывает. Но я уже достаточно хорошо тебя знаю, чтобы допустить, что ты приняла его измену с хладнокровием и завидной выдержкой. Более того, успела подружиться с его новой девушкой.

Я снова стащила платок с плеч и стала крутить его перед собой, закручивая в жгут.

– Да оставь ты в покое свой платок! – не выдержал Шандор и вырвал его из моих рук.

Мимо проходила пожилая пара, и они удивленно вскинули брови, покосившись на нас. Я сама с изумлением смотрела в его глаза. Таким раздраженным нечасто его увидишь.

– Что ты хочешь услышать?

– Правду.

Раздался второй звонок.

– Хорошо, слушай. Марк мне просто друг, и никогда не был женихом. А с Олей я познакомилась месяц назад на его дне рождения. Она его девушка. Что еще ты хочешь знать? Зачем я придумала весь этот фарс с женихом? Не знаю. Ты так переживал, чтобы я в тебя не влюбилась, и я не придумала ничего лучше, как успокоить тебя выдумкой о женихе. Во всем остальном я не лгала. Мы дружим с ним с детства, наши матери мечтают о нашем браке. Но это их мечты – не наши.

Я выпалила это на одном дыхании. Потом выдохнула и уже спокойнее спросила:

– Это что-то меняет?

Я смотрела ему прямо в глаза. Он насупился, тяжело дышал. Его взгляд достиг самого дна. Желудок свело в дурном предчувствии.

– Лучше бы я тогда уехал! – сказал он и, резко развернувшись, пошел в зал.

Мой платок остался в его руке.

Я вернулась в зал с третьим звонком. Шандор сидел на своем месте. Он протянул мне платок, сложенный ровным квадратом. Его лицо выглядело напряженным и насупленным. Не знаю, было ли у него намерение поговорить со мной, но в любом случае мы бы не успели это сделать, потому что свет в зале потух, и спектакль продолжился. Какое-то время я ощущала напряжение слева от себя, но потом погрузилась в действие на сцене и забылась.

Когда спектакль закончился, я снова вернулась в реальность. По выражению лица Шандора я поняла, что он тоже расслабился, но до гардероба мы шли молча. Здесь образовалась очередь, мы заняли свое место в конце.

– Мы можем поговорить? – не выдержала я.

– Давай сначала выберемся отсюда.

Пока мы ждали своей очереди, я заметила Марка с Ольгой. Он тоже увидел меня и вопросительно изогнул бровь. Я чуть заметно покачала головой, давая понять, что лучше им к нам не подходить. Марк понял и, скрыв меня от взора Ольги, последовал с ней в конец быстро разросшейся очереди.

Приняв одежду, мы отошли в сторону. Шандор предложил подержать мою сумку, пока я надевала пальто и завязывала пояс. Затем он быстро накинул свою серую куртку на синтепоне, и мы вышли на улицу.

Часы показывали десятый час. Мы сразу не обговорили, как будем добираться домой, и я не знала, как поднять эту тему. Нам было не по пути, и даже остановки находились в разных местах. Обе на удалении от театра. Я ждала, что Шандор первым обозначит наши дальнейшие действия, но он молчал.

– Проводишь меня на остановку? – поинтересовалась я, не дождавшись инициативы с его стороны.

– Конечно.

Накануне прошел дождь, и местами еще попадались лужи. Мы старались обходить их стороной. Помимо всего прочего дорога была в выбоинах, идти на каблуках по ней было нелегко. Шандор, заметив, как я обхожу ямы, предложил свое левое плечо. Я взяла его под руку.

– Поговорим? – спросила я.

– Говори.

Я растерялась, не зная, с чего начать. Я думала, он первым заговорит на волнующую его тему. А то, что было, о чем волноваться, в этом я не сомневалась. Иначе бы он не молчал.

– Извини, что придумала эту чушь с Марком. В этом не было никакого злого умысла, и, по сути, не может тебя чем-то обидеть. Но у меня такое чувство, что ты злишься на меня и жалеешь о чем-то, что совсем мне непонятно.

– Больше всего я не терплю в людях ложь.

– Это не ложь. Лишь некоторое преувеличение. Не так давно Марк действительно предлагал мне брак, но я отказала ему. Не думаю, что он был серьезен в своих намерениях.

– Ты любишь его?

– Люблю, но только как старого друга, как брата, как любого другого родственника. Я знаю его с самого рождения, мы вместе росли, вместе взрослели, вместе ходили на танцы. Наши мамы уверены, что мы прекрасная пара. Но… сердцу не прикажешь.

Мы обошли здание театра и на светофоре повернули налево. Пустынные ночные улицы вызывали у меня легкую тревогу. Машин на дорогах было немного, пешеходов и того меньше, и присутствие рядом Шандора внушало спокойствие. Несмотря на его рост, он не казался подготовленным ко встрече с дурной компанией в подворотне, но мне все равно было приятно осознавать, что он рядом и на него можно положиться.

Около минуты мы шли молча, а потом Шандор, словно собравшись с духом, сказал:

– Ты нарушила обещание.

Что-то кольнуло в груди. Теперь он знает все. И больше нет тайн. Но все же я предприняла попытку уйти от ответа, включив «дурочку»:

– Ты позволил взять тебя под руку.

– Ты знаешь, что я не об этом.

Я грустно усмехнулась.

– Это ничего не меняет. Я взрослая девочка и способна контролировать свои чувства. До сегодняшнего дня ты о них не подозревал.

– Подозревал, – вздохнул Шандор. – С того самого дня накануне твоего дня рождения. Тогда ты ясно выразила свое неравнодушие ко мне. Но все же я пришел к тебе на день рождения и выслушал всю твою чепуху, вместо того чтобы уехать и позволить тебе взрастить к себе неприязнь и отвращение. Я дал тебе надежду, и теперь ты взращиваешь ее… Напрасно…

Все мое нутро сосредоточилось в одной точке и больно заныло в горле. Я отвернула голову от Шандора, делая вид, что рассматриваю афиши, наклеенные на заборе. А на самом деле хлопала ресницами, пытаясь сдержать слезы. Он говорил ровно и спокойно, без злости и раздражения, но его слова ранили больнее, чем если бы он кричал.

– Это была не чепуха, – тихо выдавила я в свое оправдание. – Все, что я говорила, было правдой. Кроме… моих реальных чувств к Марку.

– Нам не быть вместе, Лизавета. Как бы ты не хотела, какими бы путями к этому не шла.

Хотелось бежать, бежать подальше от него. Единственным желанием было остаться одной и дать волю чувствам.

– Я совсем тебя не привлекаю… как женщина? – чужим голосом пропищала я, снова устремляя взгляд под ноги.

– Мое отношение к тебе не имеет никакого значения. Главное – что я обещал отцу. Ты знала это с самого начала. Поэтому… никаких надежд. Я не нарушу своего слова ни при каких обстоятельствах.

Предательские слезы невыносимо жгли глаза. Казалось, еще одно его слово, и мне их не удержать. Я активнее захлопала ресницами. Он не должен увидеть мою боль. Не здесь и не сейчас. Ах, Лиза, соберись. Будь сильной. Иначе ты потеряешь его дружбу. Ты сказала, что способна контролировать свои чувства, так будь последовательна.

– Шандор, но ведь это ничего не меняет, правда? Мы останемся друзьями, так?

Я взглянула на него. Мне был виден только его профиль, но я заметила, что его брови нахмурены.

– Ты никогда не услышишь от меня ни слова о… – любви – хотела сказать я, но язык не повернулся произнести это слово. – Да, я с самого начала все знала. И обещала. Однако есть вещи, которые не подвластны разуму. Но не беспокойся, я не стану тебе докучать своими чувствами. Мне достаточно быть тебе лишь другом.

К нам подбежала бездомная собака, хромавшая на одну ногу, она лениво потявкала на нас, но, не увидев реакции, поковыляла дальше.

– Нам лучше прекратить отношения, – сказал Шандор, – я не хочу причинять тебе боль.

– По-твоему мне станет легче, если ты от меня отвернешься и перестанешь со мной общаться?

– Я все равно уеду, Лизавета.

– Я поняла. Я не претендую ни на что, кроме дружбы. Будь спокоен. Я не стану причиной раздора между тобой и твоим отцом.

Мы дошли до остановки. Я хотела расстаться с ним и дать волю эмоциям. Но Шандор собрался доставить меня до самых дверей дома. Теперь он знал причину дорожного происшествия, случившегося со мной летом, и не мог бросить меня в таком состоянии.

– Не надо, – закрыв глаза, взмолилась я, – не надо быть таким…заботливым. Оставь меня. Ты ведь именно этого хочешь.

– Нет, Лизавета, не сейчас. Кроме того, ночь на дворе. Контингент разный слоняется по улицам. Мне будет спокойнее, если провожу тебя.

Он встал напротив меня и взял за плечи.

– Посмотри на меня, – попросил он.

Я открыла глаза, и слезы брызнули из глаз. Прощай, тушь!

– Лизавета, ты красивая, яркая, потрясающая девушка. Ты нравишься парням – я это вижу. Ты еще встретишь того, кто станет тебе дороже меня. Я верю в это. И ты должна верить. Жизнь только начинается.

Такой близкий и такой далекий. Мы дошли до той стадии отношений, когда касания перестали быть для нас преградой. Но теперь и этого мне стало недостаточно. Хотелось любить и быть любимой. Только им!

Подошел автобус, мы сели в него. Кроме кондуктора в салоне находилось еще пару человек. Вполне приличный контингент. Я отвернулась к окну, не хотела ни видеть Шандора, ни слышать. К счастью, он тоже молчал. Видимо, догадался, что никакие слова сейчас не помогут.

Внутренне успокаивала себя. Возвращение заплаканной дочери домой с цыганом под руку – зрелище не для слабонервной матери. Я нашла в сумочке зеркальце и платок. Протерла под глазами и пощипала себя за щеки. Натянуто улыбнулась своему отражению. Как подправить взгляд? Почему в нем все печали мира? Ладно, это не главное, спишем на усталость.

– Зря ты поехал со мной. Домой доберешься к полуночи.

– За меня не переживай. Ты в норме?

– Да, все хорошо. Ты же знаешь, я быстро отхожу. Я все поняла. Взрослая девочка, справлюсь.

От остановки нам пришлось пройти еще достаточное расстояние. Шандор не преминул заметить, как осмотрительно поступил, не позволив мне ехать одной. По пути нам встретилось пару подвыпивших мужиков, и хоть они не обратили на нас внимания, неизвестно, чем бы это закончилось, окажись я одна.

Я думала, мы расстанемся у подъезда, но Шандор напомнил, что ведет меня до дверей квартиры.

Пока поднимались на пятый этаж (лифт сломался, шли пешком), обсудили спектакль. Шандор назвал его легким и незамысловатым, не ведущим к глубоким размышлениям и предрекал ему скорейшего угасания на афишах театра.

– Вот здесь я живу, – указывая на квартиру ближе к лестничной клетке, сказала я. – Спасибо, что проводил. И прости за… все.

– Ты меня прости.

Он стоял на одну ступеньку ниже и был почти со мною вровень.

– Шандор, мы ведь останемся друзьями, правда? Я не стану тебя ни к чему склонять, и будет все, как и раньше. Только, пожалуйста, не отворачивайся от меня.

Он напряженно смотрел на меня несколько секунд, но мне показалось, прошли минуты прежде, чем он ответил:

– Хорошо, – и, выдержав паузу, добавил: – Только не питай иллюзий.

Я чуть улыбнулась.

– Не буду. Спасибо.

Шандор чуть отступил, протянул руку к звонку и нажал его.

Мама открыла дверь, и в коридор вырвался аромат свежеиспеченной выпечки. Я вошла в дом, но мама не спешила отступить от порога, и поэтому заметила движение в подъезде. Она выглянула наружу и увидела Шандора, он поздоровался. Мама ответила надменным: «Здрасьте!», а потом, не успев закрыть входные двери, обронила:

– Ты же сказала, что пошла в театр с девочками.

Я захлопнула дверь.

– Мама! Это можно было не говорить в коридор?!

– Подумаешь, велика персона!

Я разулась, разделась и сразу в ванную комнату. Эмоций мне хватило с Шандором, и продолжать плодить их с мамой не хотелось. Вволю порыдав под душем, и, дождавшись, когда глаза придут в норму, я вышла из ванной.

– Что ж вы с Марком творите? – уже не впервые услышала я. – Связались непонятно с кем…Ну вот что он в ней нашел? Кукла, да и только. Ногти во, ресницы во! Того и гляди взлетит. Ты тоже хороша. Явилась, бог весть откуда, с цыганом! Как тебе по улице-то с ним не страшно ходить! Еще и в золоте. А как взглянул на меня! Не глаз, а огонь!

– Мама, я спать. Завтра у меня практика.

– Ну конечно. Зачем мать слушать? Ой нахлебаетесь вы оба с этими… И не говорите потом, что вас не предупреждали.

Я вошла в комнату и закрыла дверь. В последнее время стала действовать по папиному методу. Не вступала в конфликт. От слова «совсем».