Когнитивный диссонанс

3. Лена говорит

«Мне сорок семь, и я до сих пор не могу сказать, много это или мало. Марта смотрит на меня с плохо скрытым ужасом — с ее точки зрения, в моей жизни отсутствуют три вечные ценности: молодость, муж и кошки. Когда пытаюсь объяснить, что возможна другая шкала приоритетов, она кивает, но на лбу у нее проступает бегущая строка «зелен виноград». Просто не может поверить, что кому-то тех цацок даром не надо. Если соблюдать симметрию, то для меня актуальны зрелость, вера в себя и собака. И ужас вызывает именно ее положение: молодость-то проходит. Марта в глубине души уверена, что просто плохо выглядит после зимы и стоит только немного похудеть, сходить к парикмахеру и косметологу, как все вернется. Было бы смешно, когда бы я не понимала, насколько это глупо. Да, лишних пять кило еще никого не украсили, но истинная юность не в их отсутствии, она в энергии. Если глаза горят и кровь кипит, кто там посмотрит на твои складочки и морщины. А она исходит на слова и думает, что это и есть настоящая жизнь. Муж — тоже сомнительный повод для уверенности в завтрашнем дне. Насколько я знаю, она с семнадцати лет при мужчине и просто не представляет, как можно существовать иначе. А ну как ему надоест? Хорошей хозяйкой она быть не научилась, ночами торчит за компьютером, выглядит неважно. Уйдет к девке какой-нибудь, а она с чем останется? Ни квартиры, ни работы нормальной, ни покоя в сердце. Боюсь я за нее. Немного бы огня, бодрости, свободы от рамок мужчина-женщина, молодость-старость, но свои мозги не вложишь.

Даже выбор между кошками и собаками о многом говорит. Однажды на Арбате я встретила гадалку, она посмотрела мне руку, сказала чего-то, а потом спрашивает: одна живешь? животные в доме есть? Я говорю, собака. А она отвечает, хорошо, что не кошка. Когда умирает человек, а рядом никого нет, кроме кошки, то его душа может в нее переселиться. С собаками такого не бывает, а эти — вампиры энергетические, могут забрать. Так что если у кого кошки, то лучше их быстро и безболезненно умертвить. Так она сказала. Может, больная, а может, и нет.

Но в любом случае кошки — это безответственность. Гулять не надо, дрессировать бесполезно, корми два раза в день и лужи вытирай. Любить она тебя никогда не будет. А собака жизнь отдаст, но таким, как Марта, эта жизнь не нужна. Сережка был из той же породы, кошатник. «Не дави на меня своей преданностью». А я вот что думаю: тот, кто не готов принимать чужую любовь, сам любить не умеет. Их большинство, между прочим. В одиночку жить они не способны, норовят прилепиться к тому, кто сильнее, а потом ноют о свободе. Считаю, раз ты царь — живи один, а не готов, так принимай правила игры. Когда мы были вместе, я на секундочку не могла представить себя рядом с другим мужчиной, а он блудил направо и налево. Я подозревала, но глаза закрывала, хотя могла бы себе тоже позволить, но у меня воспитание другое.

Нет, я не исключаю, что появится человек, с которым захочется быть вместе. Родная душа, взаимопонимание и тепло. Но внешность и возраст тут ни при чем, поэтому мне не страшно стареть телом, меняться. Душа душу всегда узнает, вот как.

А Марта опять увлеклась игрушкой, как обычно, в своей манере: что он там писал, ей дела не было, а как фотографию повесил, встрепенулась. Ну да ничего, ей на пользу. Может, хоть так оживится, а то прямо смотреть на нее жалко».

— Я составила план на январь и февраль. Буду писать но пять тысяч знаков и худеть на сто пятьдесят граммов в день. Таким образом, к весне я закончу книгу и обрету товарный вид. А четвертого марта встречусь с Блю Канари.

— Ну ты даешь. А он в курсе твоих планов?

— Кто бы его спрашивал. В нашем деле главное — придумать, как все будет, а реальность подстроится.

— А если он не сможет четвертого марта? Вот не сможет, и все. Понос у него будет или командировка.

— Ну тогда, тогда… Тогда он будет наказан, и я приглашу его только на презентацию в мае. Или нет, там муж будет…

— На какую презентацию?

— Новой книги. Которую я напишу за январь и февраль.

— О Господи, я боюсь за тебя, Марта. Может, не стоит так жестко планировать свою, а главное, чужую жизнь? Это же прямой путь к депрессии, если не получится что-то.

— Лен, ты не понимаешь. Я не прагматик. Наоборот, реальность, она же расползается вся под пальцами. Под ногой твердо, а шаг влево — шаг вправо, и все. И вот я прокладываю себе какие-то рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, чтобы не так страшно и вроде какое-то будущее. Но если оно все послезавтра взлетит на воздух, я ни на секунду не удивлюсь.

— То есть игра в будущее, которого нет. И окружающих ты тоже вынуждаешь в этом участвовать.

— Не хотят — не надо. Им же хуже, пусть живут в киселе.

— А что у них могут быть свои планы, ты не думаешь? Даже не знаю, чего больше хочется — пожалеть тебя или пожелать, чтобы жизнь наказала и научила, пока не поздно.

— А давай просто не мешать, а?

Bluecanaryk: «Работаю оператором».

Ленка меня разозлила, вот и вспомнилась эта история с актрисой. Придумала ее давным-давно, той Маши в природе не существовало, но «мир искусства» полон Жизелей и Кармен, переживших свою роль. Насмотрелась на них и среди художников, и в кино.

Однажды пару месяцев проработала в сериале просто для того, чтобы понять, на что годна. Мы тогда с мужем много ссорились, и я вдруг подумала: вот бросит он меня, как жить? И тут совершенно неожиданно подвернулась возможность покостюмерить в сериале. Многое тогда о себе узнала, и предел моих моральных и физических сил заметно отодвинулся — оказалось, вполне крепкая девушка, годная мало спать, мало есть и работать как лошадь. Помню один из съемочных дней в середине проекта, когда уже месяц работы прошел, и впереди еще столько же, до ближайшего выходного дня четыре, а сил уже вроде как нет. И вот мы снимаем около стриптиз-клуба «Доллз», семь вечера, смена началась в девять утра (а мой день — в шесть), но нас еще не кормили. Уже ноябрь, прохладно и темно, на меня только что рявкнула актриса, и я отхожу от площадки и сажусь на синий пластмассовый стул. Я смотрю на безумную клубную иллюминацию и непроизвольно плачу от голода и усталости — безо всякого надрыва и усилий по щекам льются слезы, естественные, как пот. Потом привозят обед, обещают переработку до полуночи, но в девять меня неожиданно отпускают, и я еду домой — совершенно счастливая, потому что впереди целых шесть часов сна. Среди ночи просыпаюсь оттого, что смеюсь.

Когда съемки закончились, я не стала переходить в новый проект, не мое это. Но до сих пор благодарна киношке за точку отсчета, состояние абсолютной внутренней тишины, когда все голоса в голове умолкают и наконец ощущается радость простых вещей — тепла, еды, сна, возвращения домой.