Колдовство любви

Глава 7

Где-то в доме часы пробили полночь. Глубоко вздохнув, Уатт постучал в потайную дверцу, которая вела в спальню Фаро. Он прислушался, но ответа не последовало. Тогда он повернул рычаг и панель сдвинулась. Не желая пугать спящую, он высоко поднял фонарь и тихо позвал:

— Фаро?

Его взгляд окинул комнату — роскошные покои, предназначенные его матерью для самых любимых гостей. Шелк изумительного персикового цвета покрывал стены, такого же цвета шелк свисал пологом над кроватью. Лакированная мебель в тон — золотисто-кремового цвета. Комната всегда напоминала Уатту кондитерскую.

На прикроватном столике горела свеча. От сквозняка из потайного хода пламя затрепетало и погасло. Уатт задвинул панель и приподнял повыше фонарь.

Фаро спала, свернувшись калачиком посередине кровати. Свободного покроя белая ночная рубашка скрывала очертания ее тела кружевами и оборками. Уатт, не отрывая глаз, смотрел и не мог наглядеться. Веки Фаро казались отекшими — явное свидетельство того, что она плакала, засыпая. Острое чувство жалости охватило Уатта. Вдруг он заметил в ее руке карандаш и разбросанные по кровати листы бумаги. Поставив фонарь на столик, Уатт взял два листа и поднес их к свету.

Это были зарисовки, но не зданий или пейзажей — а его самого. Их было так много, будто Фаро начала рисовать в первый же день приезда. На одном рисунке он стоял на балконе, на другом — в библиотеке. Черно-белый костюм на нем вполне соответствовал резкому и строгому выражению лица. От бутылочки в его руках исходили странные клубы дыма, и казалось, что руки окутаны туманом.

Уатт наклонился и собрал другие рисунки. Он на лошади, он в аббатстве, он на ужине и вечеринке. На каждом поймано разное выражение, словно Фаро хотела зарисовать все.

Последний рисунок был написан акварелью. У Уатта перехватило дыхание. Здесь Фаро изобразила и себя саму. Они были рядом, и их ноги прикрывал персиково-кремовый шелк.

Они были обнажены.

Глаза Уатта расширились. На рисунке Фаро лежала, положив руку на его бедро. Он представил ее прикосновение и тут же ощутил просыпающуюся страсть. Эротическая картина мгновенно воспламенила его. Он представил ее теплое тело рядом со своим, вкус ее кожи. Взгляд его упал на надпись в углу рисунка. Это была дата его прибытия в Блэкберн — того дня, когда они впервые встретились. А под ней слова: «Образ из бутылочки».

— Боже мой! — Уатт выронил лист, будто он жег ему пальцы.

При звуках его голоса Фаро пошевелилась. Ее глаза приоткрылись, и она сонно улыбнулась ему. Но улыбка исчезла, как только она увидела потрясенное выражение его лица. Она резко села, натягивая одеяло до подбородка.

— Что ты тут делаешь?

— Я должен был прийти. — Уатт мучительно пытался прогнать из памяти видение ее обнаженного тела. Не получалось. Тогда он сконцентрировал внимание на соблазнительном изгибе ее нижней губки. — Ты не ответила ни на одну из моих записок.

Она бросила взгляд на дверь, возле которой на полу, лежала кучка посланий: он велел слуге каждые полчаса подсовывать их под дверь. Но ни одно из них не было распечатано. Потом ее взгляд метнулся к рисункам.

— О нет! — Вскочив, Фаро вырвала листы у него из рук. В отчаянии окинув взглядом комнату, она отогнула простыню и засунула их под матрас. Она покраснела, и Уатт подумал, что румянец прелестно контрастирует с белой тканью ночной рубашки. — Ты все можешь сказать мне утром, Он не отрывал взгляда от очертаний ее груди под тонкой тканью, но вдруг заметил небольшие атласные ленточки у ворота. Ему потребовалось немалое усилие, чтобы поднять глаза.

— Ты выбежала из библиотеки раньше, чем я успел объяснить, что случилось. Потом ты проигнорировала все мои записки. А я не мог незамеченным торчать у тебя под дверью. — Уатт махнул рукой в сторону потайной дверцы. — Разумеется, гости и слуги не ходят по коридору глубокой ночью, но я все же решил, что лучше пробраться сюда тайно. Никто не знает, что я здесь.

— Я знаю, что ты здесь! — Ее грудь так вздымалась, что он забеспокоился, не потеряет ли Фаро сейчас сознание.

— Я здесь только для того, чтобы поговорить, — попытался успокоить он ее.

— В моей спальне? — Она поджала губы. — Нам нечего сказать друг другу. Я не…

— Фаро, пожалуйста, помолчи и выслушай меня. — Твердый тон его голоса заставил ее замолчать. Она опустилась на край кровати и демонстративно сложила руки на груди. — Я не собирался обманывать тебя. Выбранная мной фраза оказалась такой длинной, что я счел это нечестным приемом и поменял ее. Я и не думал, что моя нерешительность так повлияет на тебя.

Он присел возле нее и вытащил из кармана бутылочку. Фаро мгновенно отшатнулась от него.

— Тебе не придется прикасаться к ней. Я просто хочу показать, что там внутри. — Он вытащил маленький скрученный лоскуток кожи и развернул его, чтобы она могла прочесть строки на нем.

Фаро прочитала вслух:

— «Будь собой, и твое желание исполнится. Не лети мотыльком на огонь». — Она бросила на него пронзительный взгляд. — Что это значит?

— То, что ты можешь читать мои мысли. Ты угадала даже ту часть, которую я не стал писать.

У Фаро расширились глаза. Она приоткрыла рот, собираясь заговорить, но передумала.

— Ты делала когда-нибудь подобное раньше?

— Я не знала, что могу это. — В ее глазах застыло удивление. — Теперь ты знаешь обо мне правду. Почему же ты здесь?

— Я говорил тебе, что это не имеет значения.

Она не поверила ему.

— Цыганка, которая дала мне бутылочку, сказала, что я пойму значение этих слов, когда пойму себя самого. — Уатт криво усмехнулся и положил бутылочку в карман. — Я счел ее немного тронутой. Теперь же понял, что все, что раньше я хотел от жизни, — это не то, что мне нужно. — Он взял руки Фаро в свои и, повернув, нежно поцеловал ладошки. — Я хочу тебя, Фаро.

Ее руки были холодными и напряженными, лицо ничего не выражало.

— Я… не такая, как все. Ты знаешь, что я другая. — Она отвернулась.

— Да. И это еще одно доказательство того, что ты самая необыкновенная женщина из всех, кого я знаю. — Его шутка не достигла цели. Фаро все еще старательно избегала встречаться с ним взглядом. — Все в тебе притягивает меня. Разве ты не поняла это? Ты обладаешь редким даром, но — не стану лгать — он тревожит меня. Тебе будет трудно жить в мире, полном скептиков и людей, подобных сквайру Элджину. Я знаю, что ты вполне проживешь без меня, но не могу себе представить, как я останусь без тебя.

— Ты справишься. Иначе когда-нибудь потом правда обо мне оттолкнет тебя.

— Посмотри на меня, Фаро. Правда, которая тебе нужна, в моих глазах. — Он приподнял указательным пальцем ее подбородок. — Если длительная помолвка поможет убедить тебя, что я не такой, как твой отец, тогда я стану ухаживать за тобой так долго, как ты захочешь. Придумай дюжину испытаний моих чувств, если хочешь.

Фаро легонько потерлась щекой о его ладонь. Движение было таким скользящим, что, возможно, она и сама не придала ему значения.

— Я знаю, каково жить терзаемым сомнениями, — сказал Уатт, — когда тебе во всем требуются надежные гарантии. Мы похожи в этом — оба скептики. Возможно, это часть того, что привлекло меня к тебе. Я никогда не буду пытаться изменить тебя, но постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы изменить твое отношение ко мне. — Он провел большим пальцем по ее щеке, дивясь ее мягкости. Его голос превратился в хриплый шепот. — Ты скажешь мне, что делать, чтобы исчезли твои сомнения?

— Ничего, — так же тихо ответила она. Ее глаза заблестели, по щеке поползла слеза. — Ты требуешь мое сердце, а я не смогу жить без него, когда ты покинешь меня.

— Твое сердце уже во мне, Фаро. — Он поймал слезинку пальцем и прижал руку к груди. — Так же, как мое в тебе.

Слезы превратили ее глаза в ярко-синие озера. Уатт подумал, что мог бы утонуть в них. Она легонько всхлипнула. Он протянул к ней руки, молча предлагая успокоение своими объятиями. Фаро с готовностью воспользовалась приглашением.

— Ш-ш-ш, любовь моя. Я здесь и никогда не уйду. — Он вытащил из кармана носовой платок и вложил ей в руку. В его голосе зазвучало отчаяние. — Останься со мной, Фаро. Ты можешь проводить сеансы хоть каждый день, если хочешь. Или займешься рисованием. Ты будешь счастлива здесь. — Он погладил ее по голове. — Поверь мне, Фаро. Твоему сердцу во мне ничего не угрожает. Позволь мне любить тебя.

Она положила голову ему на плечо, а пальцами начала описывать маленькие круги вокруг пуговицы на сюртуке.

— Ты нашел правильные слова, чтобы ослабить меня, заставить принять то, что причинит боль нам обоим.

— Ты смотришь на меня как на своего врага.

— Нет, ты мое проклятие, Уатт, моя судьба.

Она выглядела необычно серьезной. Он попытался успокоить ее.

— Судьба будет к нам благосклонна. Многое указывает на то, что мы созданы друг для друга. — Выражение ее лица не изменилось. Он вспомнил еще об одном знаке свыше и сказал, тщательно подбирая слова: — Я видел твои наброски, картины твоих видений, возникших в тот момент, когда ты держала в руках бутылочку.

Она подняла руку к его лицу и кончиками пальцев провела по шероховатой щеке.

— Этого я боюсь меньше всего.

Они смотрели в глаза друг другу, казалось, вечность, не произнося ни слова, но все понимая. Некоторых вещей можно избежать. Других — например, судьбы и проклятия — нет.

Уатт коснулся губами ее рта — медленно, впитывая сладость ее губ. Она ответила ему через долю секунды — вернула поцелуй с такой страстью, что он моментально потерял свой хваленый самоконтроль. Часы, которые он провел, мечтая об этом мгновении, растворились в небытии, поблекли, оставив в памяти лишь его желание.

На этот раз он не остановится. Он понял это, как только его рука коснулась ее шеи. Он оторвался от ее губ и покрыл бесчисленными поцелуями ее плечи и шею. От Фаро пахло цветами апельсина.

— Ты хочешь меня, Фаро?

Она не ответила, но легонько укусила его за шею. Ее пальцы расстегнули пуговицы сюртука, и рука скользнула под рубашку. Такое невинное прикосновение, но он не помнил более соблазняющей ласки. Он наклонил голову для поцелуя, приказывая себе быть понежней.

Не отрывая губ от ее рта, он легонько опустил Фаро на подушки. Его ласки стали смелее, и она не протестовала. Не чувствовал он и напряжения в ее теле, которое говорило бы о сопротивлении. Возможно, она просто была слишком занята, расстегивая пуговицы на его рубашке. То, как ее руки порхали по его обнаженной груди, сводило его с ума.

— Я больше не выдержу, любимая, — Он приподнялся на локтях. — Скажи, что ты хочешь меня, или прикажи мне уйти.

Она попыталась притянуть его для поцелуя, но он лишь покачал головой.

— Я хочу, чтобы ты это сказала, Фаро. — Ее грустные глаза ответили ему, что он требует слишком многого и слишком торопится. — Ты знаешь, что я буду всегда заботиться о тебе.

— Я не сомневаюсь в твоей порядочности. — Она провела руками по его груди. — Люби меня, Уатт.

Эти слова он хотел услышать больше всего на свете. Почему же они отозвались в нем каким-то тревожным эхом? Уатт решил, что разберется позже. Сейчас ему было достаточно, что он слышит их, особенно когда ее прикосновения, казалось, могли лишить его последних остатков разума.

Сначала Фаро поласкала кончиками пальцев его грудь. Затем провела ноготками вниз. И так снова и снова. Уатту хотелось поймать ее за запястья, чтобы остановить столь мучительное удовольствие. В беспомощном восхищении он смотрел на ее руки. Они, на мгновение застыв, скользнули по талии, под пояс брюк, прикоснулись к животу. Он не знал, облегчение или разочарование заставило его шумно вздохнуть.

— Тебе больно? — с тревогой спросила Фаро. Он с трудом покачал головой. Ее руки снова начали путь наверх. — Можно сделать это еще раз?

Уатт замотал головой, но, противореча себе, быстро сорвал сюртук и рубашку и лег рядом с ней.

— Я хочу, чтобы ты ласкала меня, любовь моя. Но иногда твои прикосновения становятся слишком искушающими. Ты лишаешь меня сил.

— А мне иногда кажется, что ты слишком контролируешь себя, Уатт. — Она слегка нахмурилась. — Жизнь не всегда такова, какой ты хочешь ее видеть.

— Сегодня ночью она будет такой. — Уатт осыпал поцелуями ее лицо — щеки, лоб, кончик носа. Он дразнил ее легкими прикосновениями губ до тех пор, пока она не застонала.

— Видишь? В этом тоже есть свое удовольствие. — Он провел губами по вырезу ее ночной рубашки и ниже, исследуя контуры белых полушарий. Он сознательно дразнил ее, описывая пальцем расходящиеся круги, радуясь ее тихим неразборчивым всхлипываниям. — Я намерен держаться разумно до последнего, пока не заставлю тебя потерять голову. Есть только один путь удовлетворить гвои желания, прежде чем я испытаю свои. Я хочу подарить тебе удовольствие настолько сильное, что ты закричишь от высвобождения.

— Я не стану кри… — Глаза Фаро округлились, потому что голова Уатта склонилась над ее грудью. Его язык намочил ткань, сквозь которую стал различим сосок. — О-о-о!

Он легонько взял этот розовый бутон зубами, и она застонала. Ее руки ухватились за его волосы, отталкивая и тут же притягивая его к себе. Он коленом раздвинул ее ноги, и она подалась вперед, чтобы еще теснее прижаться к его бедру. Стон, который он услышал на этот раз, был его собственным.

Он гладил Фаро сквозь ночную рубашку, касаясь ее тела губами и пальцами. Вот пальцы замерли на ее бедре, и он взялся за край рубашки, начал медленно тянуть его вверх, ощущая скольжение ткани между их телами. Фаро подняла руки, чтобы помочь ему снять рубашку через голову, и он схватил ее за запястья, прежде чем она успела опустить руки.

Совершенство ее фигуры заворожило его, он растягивал момент созерцания, заполняя восхитительными картинами свой мозг — ее лицо с припухшими зацелованными губами и затуманенными страстью глазами, ее каштановые волосы, разметавшиеся по подушке, ее плечи и шея ослепительной белизны. Ее кожа напоминала ему сахар. Действительно, эта комната похожа на кондитерскую.

Уатт улыбнулся, а взгляд его задержался на ее груди, — снежно-белых полушариях с розовыми вершинами. Он облизнулся. Его взгляд притягивали изящная линия ее талии, изгиб бедер, темный треугольник между ног. Уатт подумал о шоколаде, и у него слюнки потекли. Взгляд Уатта медленно скользил по ее телу, и в голове возникали картинки со всякими сладостями.

Почувствовав ослабление объятий, Фаро высвободила руки и попыталась прикрыться от его нескромного взгляда.

— Что случилось?

— Случилось? — Он постарался сосредоточиться. Ее взволнованные глаза немного отрезвили его, но не настолько, чтобы вернуть в реальность. — Я хочу съесть тебя целиком.

Мгновение она недоумевала, потом застенчиво улыбнулась.

— Наверное, лучше по кусочкам.

— По кусочкам, — тупо повторил он. От этих слов у него заныло в паху.

— Твоя кожа на ощупь и жесткая, и гладкая. — Фаро провела рукой по его груди и животу. Ее голос упал до шепота: — Я тоже хочу попробовать тебя.

— Господи! — Уатт лег на спину и с силой зажмурился, но от этого воображение разыгралось еще сильнее. Он попытался взять себя в руки и глубоко вздохнул, но не помогло.

— Уатт?

— Дай мне минуту. Или две. — Он принес Богу короткую молитву, чтобы Фаро не воспользовалась моментом для удовлетворения своего желания. Ее пальцы легонько пошевелились у него на груди, и он быстро схватил ее за запястье.

— Я был дураком, когда решил, что смогу с тобой сохранить контроль. — Он открыл глаза и увидел над собой ее лицо. — Я не хочу причинить тебе боль, Фаро.

Она наклонилась, чтобы поцеловать уголки его губ.

— Ты никогда не причинишь мне боли.

В других обстоятельствах он мог бы рассмеяться. Ее соски прижимались к его груди и плечу, оставляя на них невидимый, но осязаемый след. Она взглянула на его плечо и прижалась губами к шраму на нем — еще одно доказательство, что может читать его мысли.

— Ты много раз испытывал боль, а я ощущаю внутри тебя нежность. — Ее губы касались его груди, язык попробовал на вкус его кожу. — Когда ты обнимаешь меня, я чувствую себя в безопасности.

Это интимное прикосновение не вызвало в нем слепой животной страсти, как он опасался. Наоборот, ее слова оказали на него странно успокаивающее действие. Зов тела притих перед внезапной потребностью взять Фаро под свое крыло. Неужели никто никогда не заботился о ней?

Руки Уатта снова сомкнулись вокруг Фаро. Он ласкал ее медленно, изучая тонкую талию и восхитительный изгиб бедер.

— Я, наверное, всю жизнь мечтал держать тебя в объятиях. Ты такая теплая, такая мягкая. Моя кожа горит там, где ты касаешься меня.

Ее брови вопросительно взлетели вверх.

— Как давно тебя никто не ласкал? — спросил он. — Твой отец не обращал на тебя внимания, но мать? Была ли она той последней, кто обнимал и целовал тебя?

Фаро опустила глаза, немного закусив нижнюю губу.

— Мама редко касалась нас. Она говорила, что у нее от этого болит голова.

Он поразился ответом и уставился на нее, и Фаро, увидев выражение его лица, тут же кинулась на защиту матери.

— Мы с Хазардом никогда не сомневались в ее любви. Мы были ее единственной отдушиной в том ужасном поступке, который она совершила, — вышла замуж за нашего отца.

Уатт не верил своим ушам — скорее, не хотел верить. Только сейчас он осознал, с чем ему придется столкнуться в будущем. Как может Фаро верить в долгую любовь, если ее никто никогда не любил? За исключением, может быть, брата, да и тот — Уатт готов был поспорить — знает о любви не больше сестры.

Он не сомневался в ее невинности, но этой ночью должно произойти нечто большее, чем просто утрата ею девственности. Он будет ее первым возлюбленным в полном смысле этого слова. Судьба наградила его бесценным подарком.

Он провел рукой по ее волосам и произнес самую серьезную в своей жизни клятву:

— Дети, которых ты зачнешь от меня, станут доказательством нашей любви, Фаро, и одной из самых больших радостей нашего брака.

— Я не могу…

Он прижал палец к ее губам.

— Ты можешь сделать все, что захочешь. Утром у нас будет время поговорить об этом. — Его пальцы скользнули к ее груди. — Когда я обнимаю тебя обнаженную, дорогая, я не могу ни о чем думать.

Фаро с сомнением посмотрела на него, а он продолжил ласки, от которых она тихонько вскрикивала.

— Эта ночь станет особенной для нас, — прошептал Уатт. — Отдайся своему желанию, не думай, что будет завтра. — Он захватил в плен ее губы долгим чувственным поцелуем. — Ты имеешь право быть жадной, Фаро. Возьми сполна удовольствие, которое я могу тебе дать. Требуй его.

Эти слова, казалось, высвободили что-то внутри нее, будто он сбросил тяжесть с ее плеч.

— Я люблю тебя, Фаро.

— Я… я… — Она беспомощно смотрела на него.

— Ничего, дорогая, — сказал он тихо. — Я всегда буду рядом, чтобы ты могла сказать мне это. — Он поцеловал ее. — Позволь себе наслаждаться моей любовью. Обещаю, что утром отпущу тебя.

Он потянулся к ее губам. Поцелуй был самым сладостным из всех, какие он испытывал в жизни. Их руки начали изучать тела друг друга с тем же пылом, что и губы. Фаро, не сдерживаясь, отдалась его любви. Воодушевившись, он подтолкнул ее руку к поясу своих брюк, затем ниже, чтобы она могла почувствовать его мужскую силу. Это была восхитительная мука, и он обрадовался тому, что она не убрала руку, когда он убрал свою.

— Я думал, ты испугаешься моего тела, — пробормотал он.

В ее глазах мелькнула лукавая улыбка.

— Ты же видел рисунок моего видения и не мог не заметить, что мы оба обнажены. Думаешь, как я узнала о твоем шраме? — Она провела кончиками пальцев по следу на его плече. — Но я видела намного больше, чем шрам, милорд. Ваша скромность запоздала.

— Ты видела всего меня? — Он вскинул бровь. — Отчего же не сказала об этом раньше?

— Мне не пришло в голову, что ты подумаешь о моем воображаемом страхе.

Ответ удовлетворил его больше, чем она думала. Он потянулся к застежке брюк, но она не собиралась так легко отступать.

— Я видела тебя в своих видениях, но не могла коснуться, — сказала Фаро, и его рука тут же опустилась на кровать. — Ты сказал, что я должна быть жадной, а я уже так много ласкала тебя, что у меня ноют кончики пальцев. А ты?

Он ограничился кивком, решив не объяснять, что у него ноет совершенно другая часть тела. Она села и неумело начала расстегивать пуговицы брюк. Их было всего пять, но когда она дошла до третьей, он пожалел, что их не сто. Легкое движение ткани по телу, давление ее рук представляли собой изысканную соблазнительную прелюдию к любовной игре, хотя Фаро, казалось, не понимала своей роли в ней. На нем не было белья — не привык носить, и она с восхищением уставилась на свидетельство его возбуждения.

— Тебе не больно?

— Только когда ты перестаешь глядеть на меня. — Выражение ее лица в этот момент он никогда не забудет. Лукавая невинность. — Ты специально обнажила это?

Уголки ее губ поползли вверх, и она сделала вид, что полностью поглощена последней пуговицей.

— Мне казалось, тебе это нравится.

Откровенность ее ответа была еще одним подарком. Никакого смущения, никаких ужимок, которых он ожидал от женщины. Она не походила на других женщин и удивляла его все больше. Перевоплощения от холодной сдержанности недотроги к пылающей страстью соблазнительнице заставили его подумать о счастливой звезде, под которой он родился. Даже его сны были не так прекрасны, как то, что он испытывал сейчас… Щипок в руку вернул его в реальность.

Фаро тянула за пояс брюк, и он приподнял бедра, захваченный сменой чувств, которые отражались на ее лице, когда она раздевала его. Она облизнула губы и потянулась к нему рукой, сначала смущенно, потом весьма откровенно. Она провела пальцами по его мужскому орудию — легкое касание, чтобы оценить его длину. Затем ее пальцы обхватили тугую плоть. Его стон, казалось, шел из самой глубины души.

— Довольно играть. — Он схватил ее за руку и притянул к себе. Затем раздвинул ногой ей колени и провел рукой от плеча к изгибу бедер. — Я тоже хочу касаться тебя, но иначе.

Выражение ее лица не изменилось. Но он не стал объяснять, что хотел бы подготовить ее тело к вторжению. Его рука, лаская, провела по снежной белизне ее бедер. Ее глаза расширились, но когда он отнял руку, ее бедра протестующе поднялись вверх. Он повторил эту ласку, приблизившись к средоточию ее женственности. Она выгнулась, неосознанно предлагая свои груди.

— Уатт.

Его имя прозвучало как мольба. Он покачал головой. Слишком рано для просьбы. Или нет? Он снова погладил ее бедра и положил руку на темный треугольник.

Жар страсти переполнял ее. Он почувствовал влагу на ладони, едва пальцы коснулись ее плоти. Неудивительно, ведь она так нетерпелива рядом с ним. Она уже готова принять его.

Осознание, что он ощутит мягкость ее округлых бедер у своих ног, вытеснило из его головы все мысли и даже собственное имя. Он еле сдерживался от желания поскорее почувствовать в себе ее влажную теплую плоть. Но это же и заставило его вспомнить о своих намерениях.

— Обними меня за шею. — Его голос показался ему самому очень странным.

Она подчинилась, и он на мгновение ввел внутрь конец пальца. Затем еще раз. Фаро уткнулась лицом в его шею, пытаясь заглушить стон. Он повторял свои движения снова и снова и обрадовался, когда не обнаружил девственной плевы. Отсутствие физического доказательства невинности не делало не менее невинной. Фаро казалась такой маленькой и тонкой, что, наверное, она испытает боль, но они больше не будут сдерживаться. Она вскрикивала каждый раз, когда его палец проникал в ее центр.

Ее бедра приподнялись навстречу его телу, когда Уатт лег на нее. Он обхватил руками ее лицо, взгляды их встретились и сказали друг другу все. В ее глазах были и сомнение, и предвкушение, и неуверенность, и страсть. И удивление, когда он начал медленно входить в нее.

Ее тело напряглось, сопротивляясь вторжению. Одним резким, глубоким толчком он погрузился в нее до конца. Ее ногти впились ему в плечи.

— Прости, Фаро. — Господи, какие беспомощные слова. Он попытался замереть, чтобы ее тело привыкло к нему, но невероятные, сильнейшие ощущения сломали его контроль. Ее узкое женское естество сжимало его более зовуще, чем рука, — бессознательное приглашение, которое победило его волю. Все ее тело откликалось на его вторжение. И он не пожалел, когда произнес: — Теперь ты моя.

Уатт отодвинулся и вновь медленно погрузился в нее. Он закрыл глаза, наслаждаясь истомой. Последние сомнения исчезли.

Медленный ритм оказался для него приятной неожиданностью — потребность спешить поглотилась желанием наслаждаться каждым мгновением. Фаро застонала. А в следующие минуты она выгибалась навстречу каждому его толчку, умоляя поторопиться.

Очевидно, она приняла его слова о жадности всерьез. Ее неопытная любовь была дикой, неукротимой, но и прекрасной. Ему было бесконечно приятно, что именно он подарил ей радость.

— Навсегда, Фаро. — Он хотел сказать ей много хороших слов. Как же он раньше не понимал, что наслаждаться любовью с единственной для тебя женщиной — это действительно испытывать любовь. Так же, как не мог вспомнить свою жизнь до нее. Он пообещал отпустить ее утром, но не сделает этого.

Внезапно его охватил страх.

Уатт не удивился, когда Фаро прочитала его мысли.

— Для меня никогда не будет другого мужчины. Ты…

Он увидел, что ее охватила мощная волна высвобождения. Красота завершения заставила его затаить дыхание. Та же сила подхватила и его. Он почувствовал себя вовлеченным в водоворот, погружался в него все глубже и глубже, пока ему не показалось, что он тонет. Его последний вздох перерос в крик. И в то же мгновение его семя хлынуло в нее, а прилив страсти вынес на поверхность.

Уатт закрыл глаза, отдаваясь чувствам, которые уносили его к солнцу и звездам.