Коллеги

Почему‑то с болью в сердце Анна вспомнила свой последний поход в ресторан с Алексеем. Бедный Лешка! Ему‑то сейчас невесело. Вот уже несколько раз она набирала его номер, но, не дождавшись и первого гудка, бросала трубку. Нет, он должен сам все понять, не стоит ему звонить! Надо дать ему время.

Анна вовсе не отличалась снобизмом, но разница между ресторанчиком средней руки, где она была с Алексеем, и этим роскошным рестораном для привилегированных лиц слишком бросалась в глаза, чтобы ее не заметить. Она незаметно вздохнула. Столики с уютными креслами, мягкий свет, тихая музыка, предупредительность официантов — все это казалось нереальным, особенно на фоне последних событий. Анна даже подумала, что именно здесь она могла бы успокоиться. Просто посидеть немножко, разобраться в самой себе, и больше ничего не надо. Даже ее квартира не показалась бы ей сейчас уютнее, чем этот шикарный, однако, что особенно ценно, без излишней претенциозности ресторан.

Но вот посидеть в одиночестве и разложить по полочкам все, что с ней произошло за последние дни, как раз и не было возможности. Рядом с ней находился человек, чье присутствие казалось таким же нереальным, как и вся окружающая обстановка. И все‑таки все было именно так: ее пригласил в этот ресторан сам Дэн Смирнов, несмотря на то, что он не терпит журналистов, несмотря на ее собственную наглость, которую, впрочем, она ни за что не проявила бы без того найденного на полу несчастного пропуска. Как все странно, однако!

С изысканной вежливостью Дэн проводил Анну до столика, помог усесться в мягкое, очень уютное кресло. Предупредительный официант принес меню и карту вин.

— Что вы будете пить? — спросил Дэн. — Может быть, шампанское? В конце концов, нам есть что отметить: ваш дебют на подиуме — хоть и несанкционированный, но забудем это, ваше интервью, успех показа моей коллекции. Что вы предпочитаете? «Моэ э Шандон»? «Дом Периньон»? «Кри‑сталь Редер»?

— Я полностью полагаюсь на ваш вкус, — ответила Анна.

Дэн кивнул.

— Вы хорошо поступили, что предоставили выбор мне, я прекрасно разбираюсь во французских винах, дома у меня есть небольшая, но достаточно ценная коллекция, не говоря уже об именной бочке французского коньяка, которая стоит и дожидается своего часа на одном из известнейших винодельных заводов Франции.

Анна слабо улыбнулась, пожала плечами. Чем она никогда не интересовалась, так это коллекционированием вин. От Дэна ничто не ускользнуло — он неожиданно усмехнулся.

— Поистине королевское безразличие, — весело произнес он, видимо, нисколько не обидевшись на поведение Анны. — Скажите, — с внезапным интересом обратился он к ней, — ведь у вас, среди коллег, наверняка принято давать друг другу прозвища? Вас, случайно, не называют «Снежной королевой» или чем‑нибудь в этом роде?

— Насколько я знаю, нет, — ответила Анна, решив, что об известном ей прозвище «Железная женщина» лучше не упоминать. Перед ее мысленным взором вдруг на миг появилась ненавистная физиономия Воронцова.

— Странно, — искренне удивился Дэн. — Вам бы это пристало.

— Хотите сказать, что я ледышка? — осведомилась она, с трудом сохраняя хладнокровие. «Черт, предположим, ты владелец модельного агентства и создаешь всякие там коллекции, но и я тоже не какая‑нибудь безвестная дурочка, чтобы со мной разговаривать в подобном тоне».

— Нет, я‑то так не думаю, — не спеша проговорил Дэн. — Может быть, вы этого еще не поняли, но я большой знаток женской психологии. Скажем так, — он картинно помахал рукой, — это нужно мне в моей профессиональной деятельности. Впрочем, закончу сначала говорить от вас. Итак, вы производите впечатление на удивление цельной личности. У вас есть свой моральный кодекс, который вы стараетесь соблюдать неукоснительно. Это даже странно, при вашей‑то профессии. Насколько я знаю, чтобы стать хорошим журналистом, надо быть беспринципным. А вот у вас принципы явно есть. Непонятно, отчего же вы тогда хороший журналист?

— Боюсь, вы судите о нас, тележурналистах, слишком предвзято, — отозвалась Анна, делая вид, что внимательно следит за пузырьками, поднимающимися со дна бокала. — Не такие уж мы и монстры.

— Да, конечно, — согласился Дэн, даже не стараясь скрыть иронии. — Знаете, один такой «не монстр» как‑то заснял меня, когда я целовал руку очень известной и популярной актрисе, лет на тридцать старше меня, имени которой я вам, конечно, не назову. А на следующий день в газете появилась статья, в которой сообщалось, что мы с ней помолвлены и я хочу прибрать к рукам все ее денежки. Боже мой, да только полный имбецил мог себе такое вообразить — будто я нуждаюсь в деньгах! — Дэн воздел руки, как бы призывая небо в свидетели. — Хотя на самом деле нас с ней связывает многолетняя дружба и чисто деловые отношения.

— Однако вы не можете не согласиться с тем, что СМИ делают вам, да и многим другим, рекламу.

— Да, хотя ко мне, как вы сами знаете, это не относится — я предпочитаю не сталкиваться с представителями вашей профессии. Вот сих пор поражаюсь, что сижу сейчас с вами за одним столиком. Кстати, шампанское выдыхается… А что касается СМИ, то рекламу, конечно, они делают, но зачастую создают ложные образы тех, о ком пишут… Предлагаю тост за нашу встречу, а также за вашу и мою удачи.

Бокалы мелодично зазвенели. Шампанское было ледяное, но после первого же глотка Анна почувствовала, как внутри нее разливается приятное тепло.

— Собственно говоря, у меня есть к вам одно деловое предложение, — неторопливо сообщил Дэн, слегка улыбнувшись, отчего от уголков его глаз разошлись лучики. Улыбка получилась необыкновенно теплой.

Анна чувствовала, что все больше подпадает под обаяние этого человека. Осознав это, она смутилась: никогда еще ей не приходилось ощущать такого. Обычно те, у кого она брала интервью, были для нее всего лишь объектами ее работы, не более того. Они предоставляли ей материал для репортажей, она благодаря этому становилась еще более известной. Не раз многие из них предлагали затем встретиться в более неформальной обстановке: журналистка‑то была к тому же красавицей! Но Анна, как правило, отказывалась. И, уж конечно, никогда ее сердце не вело себя так странно: сейчас оно то сильно билось, как испуганная птичка в клетке, то замирало. С чисто медицинской точки зрения это невозможное явление, и только влюбленные знают, что такое все‑таки бывает. Но ведь она‑то не влюбилась. Конечно нет! Просто ужинает в ресторане с героем своего телевизионного материала. А что? Разве не может владелец модельного агентства, разрабатывающий коллекции одежды в стиле высокой моды, пригласить на ужин блестящую молодую журналистку, которая делает успехи на пути к чему‑то главному, что пока еще неясно, но все‑таки маячит вдали? Ничего из ряда вон выходящего не происходит, верно? Только вот почему же так неровно бьется сердце?

— Я вас внимательно слушаю, — произнесла Анна официальным тоном, отложив вилку и машинально выпрямившись в кресле.

— Это замечательно, — сказал Дэн таким тоном, будто в этом действительно было что‑то замечательное. — Только вам вовсе не обязательно напускать на себя такой неприступный вид. Я уже говорил вам по телефону, что вы можете быть спокойной — это и в самом деле всего лишь деловой разговор двух здравомыслящих людей, ничего более. Так что садитесь, пожалуйста, поудобнее. Да, так будет гораздо лучше, — весело добавил он, увидев, что Анна откинулась на спинку кресла. — Знаете, непринужденность вам вообще к лицу. К сожалению, официальность часто портит женщину она становится такой холодной, такой жесткой. А ведь женщина должна излучать тепло и нежность… Я не говорю о вас, — торопливо поправился Дэн. — Я просто уверен, что за вашими хладнокровием и независимостью «есть и цветущий сад, и сумерки ворота дворца»…

— Простите, — еще более официально проговорила Анна, безошибочно угадав строки известного писателя‑эмигранта, — но я уже давным‑давно вышла из возраста Лолиты, а вы, надеюсь, не Гумберт, так что ваша цитата не совсем уместна в данном контексте.

Дэн, как ни странно, слушал ее с удовольствием.

— Так я и думал, — заявил он. — Почему‑то большинство женщин, стоит им сказать эти слова, млеют от восторга, полагая, что я смог распознать скрытую от посторонних глаз загадочность их души. Рад, что вы не из их числа.

— Так это была проверка? — возмутилась Анна.

— Лишь отчасти, — спокойно признался он. — В конце концов, если отбросить всякие литературные реминисценции, я просто хотел сказать, что где‑то там, за ледяной неприступностью, которую вы на себя напускаете, есть и солнце, и яркие разноцветные блики, и ароматы цветов. Вы ведь не такая, какой хотите показаться. Вы одеты в блестящую броню, защищающую вас от мира, со всеми его уродствами, которых, будем говорить прямо, не так уж и мало. Эта броня образовалась у вас сама собой, причем явно до того, как вы стали всерьез заниматься журналистикой. Было в вашей жизни, наверное, какое‑то событие, которое навсегда оставило ранящий след в душе.

Анна вспомнила Олега, но промолчала. Ей совсем не нравилось, что этот в сущности незнакомый ей человек препарирует ее душу. Дэн, кажется, понял и это.

— Простите меня, — произнес он совсем другим, невероятно серьезным тоном, так что даже голос его как будто стал глубже. — Я не хотел вас обидеть. Просто, видите ли, по роду моей работы я должен знать, о чем думает женщина, какой желает себя видеть. Я ведь не просто владелец модельного агентства, я еще и разрабатываю коллекции одежды. Одну из них вы видели и даже непосредственно участвовали в ее демонстрации. Кстати, я очень рад этой счастливой ошибке, благодаря которой именно вы, а не какая‑нибудь тупая длинноногая девица, каких у меня, к несчастью, много, — Дэн неопределенно махнул рукой, — были в том зеленом платье. Это одна из самых любимых моих работ. Сейчас я, кстати, вполне созрел для новой коллекции, — сообщил он. — Даже уже начал разрабатывать ее. Та, которую вы видели вчера, на самом деле создана полгода назад. Я даже сомневался, стоит ли вообще устраивать ее показ, я не совсем ею доволен. А новая — другое дело, над ней уже трудится мой коллектив.

И снова Анна была очарована этим человеком, его тактичностью. Она слегка улыбнулась.

— Вот так уже лучше, — заметил он. — Стало быть, я прощен? Тогда давайте перейдем наконец к делу. — Голос его снова изменился. Перед Анной сидел деловой человек; трудно было поверить, что не далее чем минуту назад он говорил о женской душе.

«Кажется, и у вас есть своя защитная броня», — подумала она.

— Да, — неожиданно подтвердил Дэн. — Вы угадали. И у меня тоже есть защитная броня. Вы очень проницательны, поздравляю вас.

— Да вы читаете мои мысли! — изумилась Анна.

— Да‑да, как я уже говорил, я обязан уметь это делать по роду моих занятий. Итак, мое предложение: как вы смотрите на то, чтобы работать в моем агентстве? Вы имели огромный успех.

Примерно чего‑то подобного Анна и ожидала. Все‑таки Дэн Смирнов не такой уж понимающий, как она думала. Что он о себе возомнил? Вот прямо сейчас она бросит свою любимую работу, карьеру и кинется в его агентство, чтобы стать одной из этих «длинноногих тупых девиц», так он, кажется, выразился? Разумеется, так Анна только подумала, а вслух произнесла совершенно другое, причем с достоинством:

— Благодарю вас за лестное предложение, но думаю, для меня оно неприемлемо. Мне нравится красивая одежда, и я просто в восторге от вашей коллекции, но для меня это еще не повод, чтобы стать манекенщицей, даже если, допустим, у меня есть все необходимые для этого данные. Это… это все равно, как если бы я предложила вам стать тележурналистом только потому, что вы дали мне интервью. Так же нелепо.

Дэн в комическом ужасе замахал руками.

— Что вы! Из меня — журналист? Ну уж нет. Честно говоря, — он облокотился о стол, весь, подавшись вперед, как будто собирался открыть Анне страшную тайну, — я всегда был не в ладах с грамматикой. Только, ради Бога, не упоминайте об этом в вашем очередном сюжете, равно, впрочем, как и о нашей с вами беседе. Это же неформальная встреча, вы, разумеется, понимаете?

— Конечно, — проронила Анна.

— Кстати, я снова готов вам поаплодировать, — сказал Дэн. — Вы знаете себе цену, и это прекрасно. Вы не представляете, какое огромное количество молодых девушек бросило бы школы, вузы или работу и примчалось бы в мое агентство, появись у них хоть самый крошечный шанс попасть в него. Я ведь очень разборчив.

«И кого же вы отбираете? Самых длинноногих или самых тупых?» — подумала Анна.

Дэн непринужденно откинулся в кресле, опираясь руками со сплетенными пальцами о край стола. Кисти рук у него были красивой формы, пальцы длинные и нервные, с ухоженными ногтями. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей», — невольно вспомнила Анна. — Ну и ну! Сплошные цитаты! Если кто‑нибудь вдруг увидит меня сейчас в этом ресторане, а потом спросит, о чем был разговор с Дэном Смирновым, скажу, что мы проходили вместе краткий курс русской литературы».

— Если вы упорно отказываетесь от лавров на подиуме, я могу предложить вам кое‑что другое.

— И что же именно? — поинтересовалась она.

— Через несколько месяцев состоится показ моей новой коллекции, и мне хочется, чтобы об этом событии рассказали именно вы. К сожалению, я не смогу пока со всей точностью сказать, когда это событие состоится, но состоится оно непременно. Вопросы, которые вы предложили мне, беря у меня интервью, были сформулированы предельно точно и корректно, мне по душе ваш стиль. Если возникнут разногласия с вашим непосредственным начальством, я всегда смогу сказать, что дать интервью я согласен только вам и больше никому. У вас наверняка есть соперники из числа так называемых «коллег»?

— Как и у многих других, — пожала плечами Анна. — Что касается этого вашего предложения, то я не вижу причин отказываться от него. Это моя работа. Позвоните мне, как только вам станут известны сроки.

— Разумеется, — подтвердил Дэн.

— Если это все, что вы хотели сказать; то мне, пожалуй, пора идти, — сказала Анна. — Меня ждет работа.

— Сейчас? Поздно вечером? — удивился он.

— Нет, завтра утром, — пояснила Анна. — Надо вылущить одного политика по поводу… — Она осеклась, поняв, что сказала лишнее.

— Наверняка эту колкую фразу вы придумали специально в ответ на мою нескромность, — улыбнулся Дэн. — Значит, у вас это называется «вылущить»? Мне это нравится, хорошее слово.

— Не самое хорошее, — призналась Анна. — В свое оправдание могу сказать, что я не употребляла его, когда речь шла об интервью с вами.

— Премного благодарен, — Дэн слегка поклонился, встав с кресла и подавая Анне руку. — Мне и в самом деле больше нечего вам сказать. Разве только, — он задержал ее руку в своей, — что вы очень красивая женщина и мне трудно противиться желанию… впрочем, не будем об этом. — В его черных глазах появилось какое‑то таинственное завораживающее мерцание, которого, честное слово, не было еще минуту назад. Он пристально посмотрел прямо в глаза Анне. Зеленый и черный взгляды скрестились, как два острых клинка.

— Позвольте поцеловать вашу руку, — глухо произнес Дэн.

Анна промолчала, не в силах сказать ни слова.

— Я восхищаюсь вами, — тихо добавил он, прикасаясь губами к ее руке.

— Мне пора идти, спасибо за прекрасный вечер, — проговорила Анна с деланным спокойствием.

— Я провожу вас, — предложил он.

— О, нет, не беспокойтесь, — торопливо отказалась она, опасаясь вновь поддаться гипнозу его глаз, — я на машине. — И она вышла из зала.

Дэн слегка отодвинул тяжелую портьеру, закрывавшую окно возле столика, и долго смотрел в вечернюю, рассеянную огнями темноту даже после того, как серебристая «десятка» Анны скрылась за поворотом.

А ей показалось, что возле ресторана она видела Воронцова. Впрочем, может быть, это только показалось.

Не успела Анна войти в свой офис, как ее чуть не сбила с ног Лилечка.

— Ты, наверное, не помнишь? — вопросительно протянула она. Глаза ее то сияли надеждой, то вновь потухали.

Многозначительно улыбнувшись, Анна открыла сумочку и извлекла оттуда свежий номер журнала.

— Анна! Ты чудо! Спасибо тебе! — закричала Лилечка, обнимая подругу. — Не забыла!

— Что ты, разве я могла забыть? — улыбнулась она.

— Нет, ты и в самом деле просто чудо! — продолжила Лилечка радостно. — Я на тебя не обиделась бы, честное слово, даже если бы ты забыла. Ты же была так занята с этим… Дэном Смирновым.

— Ну и что? — отозвалась Анна. — Мне ничего не стоило купить этот журнал в киоске по дороге домой, так что не переживай. Считай, это — мой подарок тебе.

— Что ты! — восторженно заявила Лилечка. — Не просто подарок. Этот журнал теперь будет моим талисманом. Давай посмотрим вместе! — Она лихорадочно перелистала страницы в поисках гороскопа. — Вот они, «Рыбы». Ой, тут так и написано: «В течение ближайших полутора месяцев вас ожидают существенные перемены в личной жизни. Есть большая вероятность, что именно в этот временной интервал вы встретите мужчину своей мечты. Вам не стоит сидеть дома: будьте смелой, завязывайте новые знакомства, и тогда эта вероятность возрастет еще больше. Вполне возможно, что вы захотите узаконить ваши отношения. Это будет самым лучшим вашим совместным решением».

Анна усиленно делала вид, что внимательно слушает, хотя совсем недавно слово в слово продиктовала этот самый текст по телефону своему другу, работающему в журнале, который теперь держала в руках Лилечка.

— Боже, как конкретно! — жаловался в трубку Костик. — Меня же редактор уволит! — Анна готова была поклясться, что он схватился руками за голову. — Ну нельзя, понимаешь, нельзя вот так, с такими подробностями составлять гороскоп!

— Придется, — упрямо гнула свое Анна. — Ты просто побольше напиши всяких «вероятно», «возможно», и все сойдет. Тут, может быть, речь идет о счастье сразу двух людей, а ты помочь отказываешься! Да это вообще будет первый случай, когда твой гороскоп кому‑то поможет! Как будто я не знаю, как ты их сочиняешь. Вот, пожалуйста, я даже самостоятельно всю работу сделала, тебе только сдать ее осталось.

— Ну что ты, Аня, — пытался защищаться Костик. — Я очень серьезно отношусь к своей работе.

— Ну да, — торжествующе заявила она. — То‑то я тебя видела на днях в очень интересном месте. Мне как раз дали задание написать о профессиональном стриптизе. По‑моему, ты тогда внимательно наблюдал совсем не за астральными телами, причем, если я не ошибаюсь, в рабочее время.

В трубке шумно вздохнули.

— Ну ладно, шантажистка, — сдался Костик. — Только скажи: ты что, следила за мной, что ли? Или тебе шеф, может, велел сюжетец слепить про астролога‑самоучку?

— Да нет, я случайно на тебя наткнулась, — пояснила Анна.

— Теперь это называется «случайно»? — парировал Костик. — Наконец‑то я понял, почему ты стала тележурналисткой. По части выкапывания информации тебе нет равных.

— Есть, к сожалению, — нахмурилась Анна.

— Кто такой? — нарочито злодейским шепотом с присвистом зашипел Костя в трубку. — Назови его знак Зодиака, и я напишу на него самый плохой гороскоп. Я призову мириады звезд обрушить тысячи бед на его голову!

— Нет‑нет, будь снисходительным к сотням тысяч других «скорпионов»! — еле выговорила Анна, которую душил смех. — Я уж как‑нибудь сама с ним справлюсь.

— Правда, тут ничего не сказано насчет детей, — огорчилась на секунду Лилечка, дочитав свой гороскоп.

— Не волнуйся, в следующем номере наверняка напишут и про детей тоже, — заверила ее Анна. — А если не в следующем, то через полтора месяца уж наверняка. Самое главное, перестань считать себя неудачницей, и все образуется. Я просто уверена в этом.

— Теперь я волей‑неволей буду выходить на улицу: мне ведь надо себя показать, — решила Лилечка, горделиво прохаживаясь по комнате. — Ну и как я? Ничего?

— Никаких сомнений, — совершенно искренне подтвердила Анна. — Ты прекрасно выглядишь.

И это было правдой.

Тут дверь с грохотом распахнулась и на пороге возник торжествующий' Воронцов.

— Ну что, королева, — ехидно пропел он, — хорошо провели время? Наверное, не выспались, но зато ах, какая была ночь! И что, как у него с…

— Не понимаю, о чем вы говорите, — холодно, еле сдерживая желание залепить ему пощечину, отозвалась Анна.

Сергей присвистнул, прищурил глаза и, сунув руки в карманы, уселся на стол прямо на ворох бумаг, которые Анна достала из сумки и положила на стол.

— Да ну? — с наигранным удивлением спросил он. — А я готов поспорить, что вы, мадам, то есть мадемуазель, неплохо развлеклись с…

— Не угодно вам заткнуться, месье? — в тон ему огрызнулась Анна.

— Нет, не угодно, — с вызовом ответил Воронцов. — А что вы так смущаетесь? В наше время вовсе не обязательно называться мадам, чтобы удовлетворять свои м‑м‑м… интимные потребности. Насколько мне известно, и мадемуазели сейчас так делают, спросите хоть ее, — он небрежно кивнул в сторону Лилечки.

Лилечкины щеки немедленно покраснели, на глазах показались слезы. Еле сдерживая подступающие к горлу рыдания, она выскочила из кабинета.

— Ну что, довольны? — сухо спросила Анна. — Хотели ее до слез довести? Добились своего, поздравляю.

— Да нет, — не менее сухо отозвался Воронцов, неожиданно перейдя на «ты», — хотел бы я вот так же довести до слез тебя. Вот тогда я по‑настоящему был бы доволен.

— Сожалею, что тебе это не удалось, — буркнула Анна. — В следующий раз предупреди меня, я запасусь луком, а то без него, боюсь, поплакать не получится.

— Ну, это мы еще посмотрим, — процедил Сергей сквозь зубы.

— Что, открытый вызов? — усмехнулась она. — Это прогресс! До сих пор ты, кажется, предпочитал делать пакости исподтишка.

Сергей уже открыл рот, чтобы сказать что‑то в высшей степени невежливое, как вдруг в приоткрытую дверь просунулась голова прехорошенькой секретарши шефа Соньки, которая, по слухам, выполняла свои секретарские обязанности круглые сутки и получала за это немалые сверхурочные — она то и дело появлялась в дорогих обновках.

— Анна, зайдите, пожалуйста, к Борису Алексеевичу.

— Хорошо, уже иду, — откликнулась Анна, но, дойдя до двери, остановилась, указала на нее рукой и язвительно сказала Воронцову:

— Только после вас, коллега.

Тот мрачно усмехнулся и медленно, словно бы с неохотой, сполз со стола. Его не выгоняли — он сам, с чувством собственного достоинства, покидал этот кабинет, где ему просто‑напросто скучно оставаться. По крайней мере, вид у него был именно такой. Дойдя до двери, возле которой стояла Анна, он неожиданно отвесил ей поклон и щелкнул каблуками, как гусар, приглашающий даму на танец.

— Еще увидимся, — пообещал Воронцов и, обворожительно улыбаясь, сделал ручкой.

Не в силах больше сдерживаться, Анна с грохотом захлопнула дверь. Последнее, что она слышала, направляясь по коридору к кабинету шефа, это издевательский смех Ворона.

Вопреки обыкновению, Алексей вечером вышел на улицу. Конечно, можно было бы провести этот вечер точно так же, как и все остальные после разрыва с Анной, то есть просто‑напросто сидеть дома и киснуть перед телевизором или смотреть в никуда, валяясь на диване, но он понимал, что рано или поздно с этим придется завязать, если вообще существовать дальше.

Только сегодня юрист Шепелев провалил дело, которое могло бы послужить ступенькой для его дальнейшего продвижения по службе. Дело было сложное, однако Алексей видел путь, благодаря которому его ход можно было бы повернуть в другую сторону. Не так давно он радовался, что у него все получается, и предвкушал, как будет доволен клиент, но тот разговор с Анной… И вот результат — полнейший провал. Клиент в ярости забирает дело.

— Что‑то ты сдаешь, Шепелев, — с ехидной усмешкой, которая никак не вязалась с деланым сочувствием на лице, произнес его шеф Волков, поведение которого полностью соответствовало его фамилии: этот человек всем остальным людям был, без всяких сомнений, действительно волк. — Вообще‑то твои успехи за последнее время плохо соответствуют имиджу нашей фирмы, ты не находишь? Ведь, как говорится в рекламе, у нас самые добросовестные и знающие юристы. Тебе не кажется, что в этом смысле ты многого еще не добрал, а?

Алексей молча собрал бумаги и вышел.

Телевизор на этот раз он не включил: наверное, подсознательно боялся увидеть Анну, в знакомом сером плаще, с легкой улыбкой, играющей на губах, говорящую телезрителям что‑то доброжелательным тоном… Это было бы невыносимо. Алексей потянулся за сигаретами и закурил прямо в комнате, чего раньше, несмотря на то, что жил в холостяцкой квартире, никогда себе не позволял. Да, если бы не этот разрыв, у него все шло бы как обычно. Последний разговор с Анной совершенно выбил его из колеи. Черт! Да как же она могла?! Он так долго ухаживал за ней, а она вдруг заявила, что не любит его и что нужен он ей как прошлогодний снег!

Последние слова Алексей невольно произнес вслух, но тут же осекся. Ведь Анна всегда была честной с ним! Она относилась к нему как к хорошему другу, не более того, вела себя вежливо, но твердо отклоняла все его попытки превратить их отношения в нечто большее, чем простая дружба. Он вспомнил вдруг, как Анна охотно рассказывала ему о своей работе, с видимым удовольствием слушала, как он докладывал ей о своих успехах, если они вообще были. Вспомнил, какой настороженной и сдержанной она становилась, когда он говорил ей о своей любви. Знала, что не испытывает к нему тех же чувств, но боялась, что обидит его, верного друга детства, который всегда готов помочь ей, чем сможет. Знала, но, видимо, не представляла, как ему это объяснить.

Как это она сказала в последний раз? «Ты говоришь, что любишь меня, но на самом деле это уже просто привычка, разве не так?» Да, как ни горько сознавать, но, наверное, все именно так. Господи, ну каким же он был дураком: влюбился, как может влюбиться только наивная тринадцатилетняя девчонка в гипотетического пресловутого принца на белом коне. А он, стало быть, в принцессу: посадил ее на белую клячу, нахлобучил ей на голову корону. Все, хочешь не хочешь, ты моя принцесса, и изволь играть эту роль. Ну и осел! Алексей сжал голову руками, как будто она раскалывалась на части.

А потом не выдержал. Снял со спинки стула пиджак, торопливо надел и вышел, почти выбежал из дома. Почему‑то именно в эту трудную минуту его потянуло в гущу людей, которые могут беззаботно возвращаться вечером домой или гулять, держась за руки и болтая о пустяках. Он же больше не мог сидеть один: слишком горькими становились мысли, которые его мучили. Не смог, не вытерпел.

Однако, оказавшись на улице, Алексей тут же пожалел о своем поступке. Ноги сами понесли его к остановке автобуса — по привычке хотелось доехать до здания ТВР и встретить Анну, чтобы стать такими же, как прохожие, которые идут домой и делятся друг с другом последними новостями. Один он идет неизвестно куда, и рядом с ним никого нет.

— И все у тебя будет хорошо! — произнес совсем рядом женский голос.

Алексей вздрогнул. Обращались явно не к нему, но это были именно те слова, которые, ему хотелось услышать. Он остановился и огляделся по сторонам.

— Все у тебя будет хорошо, милая, — значительно вещала какая‑то дамочка с крашеными волосами и сладкой улыбочкой, стоящая в полутемной арке дома. — Я тебе так наговорю, что все сбудется.

Понять, к кому она обращается, было нетрудно: напротив нее, затаив дыхание и удивленно тараща круглые глаза, стояла молодая белокурая женщина, пухленькая, кудрявая, с выражением детского восторга на лице.

— Милый‑то у тебя есть? — деловито осведомилась крашеная.

Женщина густо покраснела, это было видно даже в вечерних сумерках. А еще говорят, что женщин, умеющих краснеть, на Земле не осталось!

— Нет, — стыдливо, почти шепотом произнесла она.

— Ну, ничего, — успокоила ее крашеная, — будет у тебя милый, красивый и богатый. А мне что? Я просто так людям помогаю. Меня тут все знают. Здравствуйте, здравствуйте! — вдруг несколько раз повторила она, глядя куда‑то через плечо собеседницы и слегка каждый раз наклоняя голову, будто и впрямь увидела какого‑то знакомого.

«Пудрит мозги, — подумал Алексей, незаметно следя за происходящим. — Ну ничего, сейчас эта пухленькая все поймет и уйдет. Теперь никого на мякине не проведешь, уже не осталось таких доверчивых».

Но Алексей ошибся: молодая женщина продолжала смотреть на гадалку расширенными глазами, в которых светилось такое доверие, что ему стало даже страшно.

— Ничего мне от тебя, милая, не нужно! — убежденно повторила крашеная. — Колечко‑то у тебя есть? — спросила она вдруг. — Ты не бойся, я не воровка какая‑нибудь. Возьму его с собой, пошепчу на него, а ты завтра получишь его обратно в это же время на этом же месте. Ты только напиши на бумажке: «Огонь, рыба, вода, уйди, беда, навсегда», ровно в полночь прочти это три раза, а потом бумажку‑то и проглоти — все сбудется, что ты хочешь.

«Ну, это уж слишком, — подумал Алексей. — Теперь та все поймет и уйдет». И вдруг увидел, что молодая женщина старательно стаскивает с пальца золотое колечко. Нет, Алексей, конечно, и раньше слышал о мошенниках, которые вот так на улицах обворовывают людей. Поймать их с поличным обычно оказывается невозможным, равно как и тех, кто виртуозно режет остро заточенной монеткой сумки пассажиров в общественном транспорте в поисках кошельков и бумажников. Но тут…

Крашеная между тем подержала на ладони кольцо, которое ее собеседница стащила‑таки с пальца.

— А вот теперь смотри. Раз, два, три! — она дунула на ладонь, кольцо исчезло, однако Алексей успел заметить, что оно у нее в рукаве. — А сейчас иди, милая, иди, — ласково заворковала «гадалка», подумывая, видимо, о том, что пора сматывать удочки, пока облапошенная ею женщина не опомнилась. — Не забудь: «Огонь, рыба, вода, уйди, беда, навсегда».

— Не забуду, — еле слышно прошептала белокурая женщина, и впрямь собираясь идти.

Алексей не выдержал.

— Стоп, — сказал он, шагнув вперед и удерживая одной рукой Лилечку — это была она, а другой схватив за рукав обманщицу. Кольцо выпало у той из рукава и покатилось по асфальту.

— Поднимите, — коротко приказал Алексей Лилечке.

Та покорно подчинилась и, кажется, начиная соображать, что чуть было, не совершила непростительную глупость, торопливо надела его на палец и сжала ручку в кулачок, как будто кто‑то снова собрался отнять у нее колечко.

— Я все видел, — коротко заявил Алексей.

— Да что ты видел, … твою мать? — крашеная, тут же утратив весь свой вид альтруистки, разразилась такой отборной бранью, которую здесь лучше не приводить. Народная мудрость гласит, что хорошо ругаться умеют извозчики и сапожники, но на сей раз, пожалуй, любому извозчику или сапожнику было далеко до этой аферистки.

— Что, в милицию пойдешь? — неожиданно для себя решительно спросил Алексей. — Пойдем, я заявление на тебя напишу.

— Миленький, соколик! — взмолилась, завывая, гадалка. — Не для себя я это делаю! Дети малые! Есть просят! Мне в Саратов уехать не на чем!

— Для нуждающейся вы одеты очень даже ничего, — с расстановкой заметил Алексей, обратив внимание, что на воровке вполне приличное кожаное пальто. — Между прочим, — я вас уже пятый раз вижу на этом месте — соврал он. — Что, еще не наворовали достаточно для того, чтобы доехать до Саратова?

Крашеная в продолжение всего этого диалога упиралась и пыталась выкрутиться, но Алексей держал ее очень крепко. Лилечка стояла рядом и почему‑то плакала. Ответ крашеной ошеломил обоих.

— Дык ведь инфляция же! — вдруг объяснила она.

Это было настолько неожиданно, что Алексей не выдержал. Забыв свои недавние переживания, забыв даже ситуацию, в которой только что оказался, он буквально согнулся пополам от хохота. Лилечка робко подхватила его смех. А крашеная, воспользовавшись моментом, выкрутилась‑таки из рук Алексея и скрылась в темноте.

— У..убежала! — еле выговорила Лилечка, продолжая держать кулачок сжатым и смахивая им выступившие слезы — на этот раз от смеха.

Алексей в ответ смог только слабо махнуть рукой: пусть, дескать, бежит. Все равно ничего не докажешь. Как ни крути, Лилечка отдала кольцо добровольно, подкопаться и в самом деле трудновато.

— Что же вы так? — с шутливой укоризной спросил ее Алексей, когда они вместе шли по вечернему городу. — Кому поверили?

Лилечка покраснела. «А она миловидная, — вдруг увидел Алексей. — И этот румянец очень ей идет».

— О, как хорошо, что в такой момент рядом оказались вы! — восторженно ответила Лилечка, доверчиво прижимаясь к нему, чуть больше, может быть, чем это было допустимо в такой ситуации.

Однако Алексей не протестовал. Ему начинала нравиться эта молодая женщина, такая слабая, такая доверчивая и — это было видно — искренняя. От нее исходил легкий сладкий аромат духов; именно такие духи больше всего любил Алексей — с запахом фиалок. Ее рука была мягкая и теплая — они неожиданно друг для друга взялись за руки почти сразу же.

«Надо же, вот и я оказался сильным, — подумал вдруг Шепелев. — Есть же люди слабее меня. Ее я мог бы, пожалуй, защитить». Он украдкой посмотрел на Лилечку: ее глаза сияли. Алексей держал ее за правую руку. Обручального кольца не было. Подумав об этом, он смутился — какое ему дело до этой женщины? Но мысль о том, что она так слаба, так одинока и так фатально доверчива, не покидала его.

«Она же просто не создана для того, чтобы жить одной!» — подумал он, но вслух только спросил:

— Куда мы идем, Лилия? (Они конечно же успели познакомиться.)

Лилечка резко остановилась и, повернувшись к Алексею лицом, доверчиво глядя на него снизу вверх, жалобно пролепетала:

— Знаете, после всего, что вы для меня сделали, мне даже неловко вас об этом просить. Но я так боюсь темноты и… Не могли бы вы меня проводить? Вы очень сильный и смелый, рядом с вами я ничего не боялась бы!

И такой надеждой сияли эти голубые глаза, такой маленькой и несчастной казалась Лилечка — Алексей уже при всем желании не смог бы ее называть иначе, — что он, конечно же, согласился, и они пошли вместе дальше.

Всю дорогу они разговаривали. Лилечка узнала, что Алексей юрист, и сказала, что у ее подруги знакомый тоже, кажется, работает в юридической конторе. Услышав, что Лилечка журналистка, Алексей удивился: он никак не мог поверить в то, что женщина, по роду деятельности сталкивающаяся со всякими, часто неприглядными сторонами жизни и обязанная трезво оценивать их, могла оказаться такой доверчивой. Он чуть было не сказал, что его близкая подруга тоже занята в журналистике, но почему‑то промолчал.

Алексей чувствовал, что впервые за эти дни его сердце начало оттаивать. Волна тепла медленно‑медленно поднималась от руки, за которую держалась Лилечка, по локтю, по плечу и вливалась в сердце, которое стало биться сильнее. А потом новая волна, и еще, и еще…

А Лилечка доверчиво прижимаясь к Алексею, думала о том, как это необычно и приятно — ощущать рядом крепкое мужское плечо, вдыхать его запах: смесь ароматов лосьона после бритья и хорошего табака.

Дуэт двух соловьев, сирени цвет, Улыбка вечера, надежды капель двадцать, Цветаевой строфа — готов рецепт, Чтоб жить, и не грустить, и не сдаваться.

Дурацкое стихотворение! Лилечка как‑то еще в школе сочинила его, в том самом возрасте, когда чуть ли не все поголовно исписывают корявыми виршами о любви целые тетради, а потом, пройдя через подростковый период, безо всякой жалости их выкидывают. Но почему эти строчки пришли ей на ум именно сейчас?

А у него такая широкая и теплая ладонь! Лилечка закрыла глаза, чтобы хорошенько запомнить и прочувствовать это. Вот сейчас они дойдут до ее дома, может быть, даже поднимутся до ее квартиры — и… сказка кончится!

На глаза Лилечки навернулись слезы — они уже дошли до ее дома.

— Ну, мне пора, — тихим и каким‑то сдавленным голосом произнесла она, поднимая на Алексея потухшие глаза.

— Да, пора. Мне было очень приятно познакомиться с вами.

«Может быть, пригласить его к себе? Чаем угостить? — подумала Лилечка. — Да нет, решит, что я набиваюсь продлить наше знакомство. А потом опять поматросит и бросит. Не надо, надоело мне обжигаться на одном и том же».

«Вот сейчас все и закончится», — пожалел Алексей, а вслух, чтобы хоть еще на минуту оттянуть расставание, предложил:

— Может быть, мне проводить вас до квартиры? А то, знаете, столько хулиганов в подъездах, колются, пьют…

— Да‑да, — тотчас же с готовностью подхватила Лилечка. «Ну ты и дура, — со злостью подумала она про себя. — Сразу же и проглотила наживку!»

— Вот мы и пришли, — с деланной легкостью объявила она через минуту, ужаснувшись про себя, как легко у нее сорвалось с языка это «мы». — Надо прощаться. — Однако глаза ее так и просили, чтобы эта сказка продлилась еще хоть одну секунду.

«Пора уходить, — сказал себе Алексей. — А то хорош же я буду: вернул ей кольцо, а сам потащился за ней. Испугается, подумает, что сексуальный маньяк».

— Надо попрощаться, — попыталась твердо произнести Лилечка, но голос ее внезапно сел. Алексей взглянул в ее синие глаза и прочел в них то, что Лилечка не смела сказать вслух. И тогда медленно, словно боясь испугать, он привлек ее к себе. «Как у него сердце бьется», — подумала Лилечка, и в ту же секунду их губы слились…

Дверь в квартиру открылась и через секунду захлопнулась за обоими.

Было раннее утро, когда Алексей вернулся домой. Он знал, что в это время Анна или уже не спит, собираясь на работу, или еще не спит, проведя всю ночь за чтением очередных материалов, и набрал ее номер. В трубке что‑то щелкнуло, потом голос Анны сказал: «Здравствуйте, это Анна. Меня сейчас нет дома. Если вы хотите что‑то сообщить мне, сделайте это после гудка. Счастливо!» Раздался гудок, надсадный, громкий. Алексей, раздосадованный тем, что Анны не оказалось дома, чуть было не бросил трубку. Он так хотел сказать ей, что она была права, что их роман действительно превратился в нудную привычку, и вот, как назло, ее нет! Тогда, отчаянно нуждаясь хоть в ком‑нибудь, с кем в это время суток можно было бы поделиться своим неожиданно свалившимся на голову счастьем, Алексей вдруг доверительно поведал автоответчику, который говорил с ним таким знакомым голосом:

— Знаешь, вчера вечером я познакомился с женщиной, которая просто создана для меня, — и только после этого положил трубку.

Будильник на тумбочке выдал свою обычную утреннюю порцию дребезжащего треска. И почему все будильники так противно звонят? Или это специально делается, чтобы эффективнее прогнать последние остатки сна?

Сергей нашарил рукой кнопку — треск прекратился. Затем потянулся, сбросил с себя одеяло. В голове шумело, как будто ее долбили отбойным молотком. Он надел халат и прошел на кухню — сварить кофе. За чашкой горячего напитка начал вспоминать, что же он делал вчера.

Та‑ак, точно, с этого все и началось. Шеф вызвал Анну к себе, а потом — наверное, Сонька проболталась — по ТВР потихоньку‑полегоньку пополз шепоток. «Шу‑шу‑шу» — языки знай себе чесались. Дошел слух и до Воронцова.

— Слышал, Ворон? — обратился к нему Георгий Воленко по прозвищу Валет, с которым Сергей ходил в тренажерный зал. — Наша железная женщина опять пошла в гору.

— Да ты что? — усмехнулся он. — С чего бы это?

— Ну да, — подтвердил Валет. — Сегодня нашему шефу звонил этот самый Смирнов, так прямо и заявил: хочет, чтобы интервью у него брала только Черкасова, и никто другой. Вопросы она, видите ли, корректно ставит, а остальные у нас на канале, оказывается, и не профессионалы совсем. — Валет позволил себе язвительно усмехнуться. Звезд с неба он, правда, не хватал, но самомнения у него было хоть отбавляй./

— Вот как? — невозмутимо откликнулся Сергей.

— Ну да! А потом еще сказал, что скоро будет демонстрироваться его новая коллекция, так он хотел бы, чтобы наша «железяка» походила, осмотрелась, сделала бы репортаж о том, как эта коллекция создается, а потом, когда все будет закончено, провела и прямое включение с показа высокой моды. Да, — завистливо вздохнул Валет, — умеют же некоторые устраиваться. Был бы я красивой бабой, куда легче было бы жить!

— Не все потеряно, Жорик, — вдруг совершенно неожиданно для себя сказал Сергей. — Подкопи денежек, сделай операцию по смене пола. Был Георгием — станешь Георгиной.

— Да пошел ты! — беззлобно огрызнулся Валет.

— Заткнись, — оборвал его Воронцов, чувствуя, что начинает злиться.

Борис Алексеевич, встретив Воронцова в коридоре, подлил масла в огонь.

— Слышал про свою коллегу? — спросил он, хлопнув Сергея по плечу. — Ничего не скажешь, молодец, растет человек. А вот ты, Воронов, последнее время не радуешь меня, ой, не радуешь, — Шеф убрал руку с плеча Сергея и погрозил ему пальцем. — Смотри, обскачет она тебя — «А» не успеешь сказать.

— Моя фамилия Воронцов, — закипая, отчеканил Сергей.

— Пусть будет Воронцов, — покладисто согласился шеф. — Вас‑то вон сколько, всех не упомнишь. Вот Черкасову я теперь, понятное дело, ни с кем не спутаю. А тебя… — Шеф махнул рукой и прибавил шагу, делая вид, что страшно куда‑то торопится.

Сергей чуть было не ринулся за ним вслед, но остановился, только кулаки сжал до боли. Ему хотелось крикнуть: «Вы еще меня запомните!» — или нечто в этом роде, но что толку? Вот если он переплюнет Анну, тогда и шеф с ним по‑другому заговорит.

Потом был вечер. Кажется, он куда‑то пошел, много пил, уже нисколько не заботясь о своем имидже журналиста. Потом его долго и мерзко рвало в какой‑то подворотне. А дальше… что было дальше, Воронцов не помнил. Так, носились в голове какие‑то обрывки, но связать их воедино никак не удавалось.

Сергей отхлебнул горячего кофе. Голова все еще болела, но, кажется, в ней что‑то начало проясняться. Похоже, у него опять один‑единственный достойный соперник. Надо как‑то с этим справиться, и тогда все — Воронцов в новостях со сногсшибательными сюжетами, Воронцов, ведущий самостоятельное журналистское расследование, как это сейчас становится модно, авторская программа Сергея Воронцова… Шик!

После следующего глотка кофе его вдруг осенило: а ведь за сюжетом далеко и ходить не надо! Взять ту же Анну с тем же Дэном Смирновым. Если накопать про этого кутюрье чего‑нибудь нехорошего, но, разумеется, правдивого — это будет не только сенсацией, но и его, Воронцова, победа над выскочкой Анной. Ведь наверняка у крупного бизнесмена Смирнова есть что‑то темное. Какой бизнес сейчас без махинаций? Надо только начать действовать, и без промедления… Но тут Сергей вдруг вспомнил, что делал остаток ночи, а, вспомнив это, досадливо поморщился. Потом подошел к кровати. Кровать была такая широкая, что на ней в течение четырех дней можно было бы спать каждый раз в другом месте. Немудрено, что он не сразу вспомнил, с кем делил ее этой ночью.

— Эй, ты, вставай! — сказал Воронцов и дернул одеяло.

Из‑под него сначала показались две руки с длинными наманикюренными ногтями, а потом взлохмаченная голова со следами вчерашнего макияжа на лице.

— Ну что ты, Сержик, — капризно надувая губы, протянула заспанная девушка, — нельзя же быть таким грубым!

— Вставай, — коротко приказал он.

— Да? — Девушка сонно, но лукаво взглянула на него из‑под неровной челки. — А может, лучше ты присоединишься ко мне?

Одета она была, если это вообще можно было назвать одеждой, только в тоненький золотой браслет, поблескивавший на ноге. Но тело у нее было идеальное.

— Вставай, — повторил Сергей, сгребая в беспорядке валявшуюся на полу одежду и бросая ее на кровать. — Мне пора работать.

Девушка длинно вздохнула и принялась медленно, неохотно упаковывать свои формы в разные предметы гардероба.

— А может, мне все‑таки остаться, Сержик? — спросила она, проходя вслед за Воронцовым на кухню и усаживаясь к нему на колени. — Нам было так хорошо вместе. Обожаю журналистов, да еще таких хорошеньких! — Девушка в восторге закатила глаза.

— Остынь, — велел ей Сергей. — И уходи. Поквакала — и в тину.

— Фу, какой ты грубый! — возмутилась она. — Ты что, думаешь, что переспали разок и все, что ли?

— Да, именно так: переспали разок и все, хватит, — подтвердил он, столкнув ее со своих колен и ощутимо шлепнув по заду.

— И кофе мне не нальешь?

— Не налью, уходи, — отрезал Сергей.

— Ой, а это что, компью‑у‑утер? — протянула девушка, указывая на ноутбук, лежащий на кухонном столе, и намеренно делая вид, что не слышала слов Воронцова.

Это его взбесило.

— Нет, мать твою, пишущая машинка! — заорал он. — Пошла вон отсюда, идиотка сопливая!

— Ладно, я уйду, — с достоинством отозвалась девушка. — Но ты потом всю жизнь будешь жалеть о том, что так со мной обошелся.

— Еще чего, — буркнул Сергей не оборачиваясь.

Каблучки быстро зацокали по коридору, послышался звук открывающейся входной двери. Воронцов облегченно вздохнул — и угораздило же его вчера по пьяни связаться с такой дешевкой! Но девушка вновь высунулась в коридор и напоследок выдала такой залп ругательств, какого он не слышал никогда, даже от себя самого. Наконец дверь захлопнулась с таким грохотом, что соседи сверху немедленно застучали по батарее.

Только Сергея уже ничто не могло смутить. Он быстро оделся и выбежал на улицу. Кто‑то спешил на работу, кто‑то в магазин, а он, Воронцов, отправился на охоту.

Садясь в машину, выруливая со стоянки и двигаясь в утреннем нескончаемом потоке других машин, он не переставал представлять Анну такой, какой видел ее в последний раз. Она, наверное, и сама не осознавала, какой красивой была в тот момент, когда отвечала ему колкостями на колкости. Она с трудом владела собой. Хотя нет, Анна разговаривала с ним холодно и спокойно, но он‑то видел, как горели ее глаза, будто в каждом из них зеленый кристалл, как побелели костяшки ее пальцев, вцепившихся в спинку кресла, как раздувались ноздри. Вот это настоящая женщина, не чета той дешевке, от которой он, слава Богу, отвязался… И о чем он только думает сегодня? Восхищаться Анной? Ну уж нет! Дудки!

На следующее утро Анна за очередной чашкой кофе набрала знакомый номер телефона. На душе ее было светло и радостно. Если бы она как следует задумалась, то поняла бы, что такое настроение у нее появилось после беседы с Дэном Смирновым. Ведь он увидел в ней интересную женщину, а если и подтрунивал над ней, то только слегка, по‑доброму. Но Анна все еще не давала себе труда поразмышлять над этим, и лишь думала, что все складывается как нельзя лучше, потому что на ближайшее время она будет занята интересной работой, а Алексей оставил на ее автоответчике сообщение, которое ясно показывало, что он наконец‑то все понял. Анна восприняла это как глоток свежего воздуха и теперь, чувствуя себя хорошо как никогда, решила ему позвонить.

— Здравствуй, Леша, — услышав в трубке знакомое «алло», сказала она. — Как ты думаешь, что я вчера узнала? До сих пор я не могу в это поверить, неужели у моего лучшего друга роман века? Тебе не кажется, что по этому поводу мне стоит закатить сцену ревности?

С утра у Алексея с юмором было не все в порядке.

— А что, ты передумала насчет своего решения? — спросил он на полном серьезе и явно с опаской, которая порадовала Анну так, как не радовало ни одно, даже самое пылкое, его признание в любви…

Не удержавшись, она фыркнула в трубку:

— Да нет же, ты что? Ты даже не представляешь, как я обрадовалась! И кто же она?

— Тебе не кажется, что это не телефонный разговор? — отозвался Алексей. — По телефону только одно скажу: ты, видимо, была права. Но я ловлю тебя на слове. Ты ведь говорила, что мы должны остаться друзьями, верно?

— Ну конечно, — обрадовано ответила Анна и доверительным тоном сообщила: — Знаешь, мне всегда хотелось, чтобы у меня был такой друг, как ты. Неужели ты думаешь, что я тебя упущу? Давай не позволим всяким мелочам типа того, что ты полюбил другую, а я с головой ушла в работу, портить нашу верную дружбу! — с иронией произнесла она.

Алексей наконец‑то рассмеялся.

— У меня есть к тебе одно предложение, — сказал он. — Что, если я встречу тебя сегодня, и мы поговорим спокойно обо всем, что между нами происходило в последние дни. Ты вечером занята?

— Да нет, кажется, не очень, — Анна, потянулась за записной книжкой. Пара репортажей, не очень важных… Надо договориться с Вано… — Так… До шести буду у себя в кабинете, надо отсмотреть кое‑какой материал, а потом, наверное, все, если, конечно, не случится чего‑нибудь экстренного. Ты же знаешь, как я завишу от обстоятельств.

— Да, верно. Ну хорошо, тогда я позвоню тебе, и если твои планы не изменятся, то зайду за тобой, идет?

— Идет, счастливо тебе.

— И тебе тоже.

Весь день Анна чувствовала, что у нее будто выросли крылья. Работы, конечно, оказалось больше, чем она думала: приближались выборы, и ей пришлось наскоро провести получасовую беседу с видным политиком. Прекрасно разбиравшаяся в политической обстановке, Анна справилась с этим без особого труда. А покончив с беседой, только подумала, что теперь можно перевести дух, заварить чай и достать из сумочки заветный бутерброд с ветчиной, как вдруг раздался телефонный звонок.

— Анна?

Этот голос мог принадлежать только Дэну Смирнову.

— Здравствуйте, Дэн, — отозвалась она, невольно почувствовав волнение.

— Жаль, что я вчера не догадался выпить с вами шампанского на брудершафт, — огорченно произнес он. — Ведь в этом случае у меня было бы право обращаться на «ты» к прекраснейшей из прекрасных женщин. — Конечно же, он несколько преувеличивал достоинства ее внешности, но все равно это было очень приятно. — Знаете, кого вы мне напоминаете?

— Кого? — оторопела Анна. «Сейчас, наверное, сравнит меня с какой‑нибудь моделью», — подумала она и почему‑то помрачнела.

— Чеширского кота.

Анна, которая при этом тихонько прихлебывала чай, чуть не поперхнулась.

— Что? — удивилась она.

— О, простите, если вас обидел, — смутился Дэн. — Но мне казалось, что вам это понравится. Я просто хотел сказать, что вас сейчас рядом со мной нет, я вас не вижу, но ваша улыбка так и стоит у меня перед глазами.

Анна рассмеялась:

— Вы и впрямь психолог. Откуда вы знаете, что я люблю кошек?

— Заметил маленький кулон в виде кота на цепочке у вас на шее. И, если не ошибаюсь, фотографию симпатичного представителя семейства кошачьих вместо закладки в вашем ежедневнике. Кстати, ежедневник у вас, надо сказать, довольно увесистый. Наверняка все дни расписаны?

— Конечно, я же тележурналист.

— Собственно говоря, я звоню, чтобы поинтересоваться: не найдется ли у вас немного времени и на то самое предложение, о котором я вам говорил?

— Отчего же не найдется? — удивилась Анна. — Я уже вписала его в ежедневник, так что встреча с вами внесена в список моих проектов.

— Очень хорошо, — сказал Дэн. — Видите ли, мне хотелось бы, чтобы вы познакомились с процессом создания моей новой коллекции. Это было бы полезно для репортажа. Да и потом, — он сделал паузу, как будто раздумывая, — разве вам самой чисто по‑женски не интересно, как для вас создается красивая одежда?

— Хорошо, — Анна деловито строчила в ежедневнике. — Кажется, у меня будет свободное время тринадцатого, пятнадцатого и двадцатого, хотя все может быть. Но я думаю, что мой начальник выделит мне время для того, чтобы я могла познакомиться с тем, как создается эта коллекция.

— Не сомневаюсь, — мягко проговорил Дэн, — что ваш шеф будет просто счастлив и даст вам столько времени, сколько потребуется. Не забывайте, я очень неохотно иду на встречи с журналистами. То, что вы счастливое исключение, просто находка для вашего телеканала, как я понимаю, так что не беспокойтесь: я сам впишу в ваш ежедневник нужные даты, и ваш шеф будет с этим полностью согласен.

— Хорошо, — Анна буквально оторопела. Не так‑то он и прост, этот Дэн Смирнов, совсем не прост. Похоже, прежде чем разговаривать с ней, он обстоятельно провентилировал все вопросы с Борисом Алексеевичем. Ничего такого в этом конечно же нет: с кем, если не с ним, разговаривать о таких важных для ТВР вещах? Но тогда зачем он звонит ей самой? Извещать об этом ее, хоть и достаточно известного, но по сути дела рядового журналиста ему совсем необязательно. Может, он просто неравнодушен к ней, оттого и выдумал все это мероприятие с показом новой коллекции в освещении Анны, к которой относится, скажем, по‑дружески? Ну да, просто она интересна ему как человек. Вот и прекрасно, а то, честно говоря, она уже по горло сыта неловкими ухаживаниями Алексея и всяких поклонников. Неплохо ото всех отдохнуть и просто пожить для себя, вот и все.

Она откинулась в кресле, заложив руки за голову, потянулась и, забыв о вожделенном бутерброде, принялась думать. «А как это он догадался, что лучшего комплимента мне и не сделаешь? Или это просто совпадение? Ну да, конечно. Не может же он знать, что Чеширский кот — мой самый любимый персонаж. А все‑таки — нельзя не признать — этот Дэн Смирнов — интересный человек».

Алексей ждал Анну со скромным букетом осенних астр. Но насколько же больше ей понравились эти непритязательные цветы, чем пышные розы! Странно, что Алексей впервые так ей угодил с цветами именно тогда, когда перестал домогаться ее руки. Вот ведь как в жизни бывает.

Бросив на Алексея изучающий взгляд, Анна сразу же увидела, что с ним опять все в порядке. Он держался прямо, был аккуратно одет, улыбался. Но самое главное — его глаза сияли счастьем. Конечно, Алексей по‑своему любил Анну, и его взгляд теплел каждый раз, когда он смотрел на нее, но такого счастья она в них не видела никогда. «Как я все‑таки была права», — сказала самой себе Анна.

— Это цветы для меня или для твоей любимой? — спросила она.

— Это цветы для моего лучшего друга, — ответил Алексей, протягивая ей букет.

Анна, улыбаясь, прижала его к груди. Ни один букет еще не радовал ее так, как этот.

— Итак, ты счастлив? — поинтересовалась она.

— Да, — просто ответил он.

— Расскажи, какая она, — попросила Анна. Пошел мелкий дождь, и Алексей раскрыл зонт.

— Знаешь, она удивительная, — начал он, улыбаясь своим мыслям. — Удивительная, наверное, тем, что проста, наивна и беззащитна. Знаешь, как мы познакомились? Одна уличная мошенница, якобы гадалка, чуть было не выудила у нее кольцо, представляешь? — Алексей рассмеялся.

— И ты, конечно, поспешил ей на помощь? Он в смущении почесал нос и скромно пробормотал:

— Приходится признать, что именно так все и было.

«Простая, наивная, беззащитная, — подумала Анна. — Как же он сразу не понял, что ему нужна именно такая? Вот увидел ее впервые — и сразу же защитил. Порой именно такие наивные и простые женщины оказываются мудрее мудрых».

Они стояли под большим черным зонтом, который держал Алексей, Анна все еще прижимала к груди букет. Оба улыбались, весело и с нежностью глядя в глаза друг другу. И странно, что именно теперь, расставшись окончательно с идеей совместной жизни, со стороны как никогда походили на влюбленных. Или у всех появляется такой вид, когда они освобождаются от угрызений совести?

— Она, наверное, красивая, — улыбаясь, произнесла Анна. — Как ее зовут?

— Ее зовут… подожди, у тебя лист застрял в волосах. — Алексей потянулся к Анне, бережно и осторожно вынимая из ее волос маленький желтый листок, принесенный осенним ветром. — Ее зовут… — И вдруг замер, встревожено вглядываясь во что‑то позади нее.

Анна, ничего не понимая, резко обернулась. Лилечка, маленькая Лилечка стояла на крыльце здания ТВР и совсем по‑детски размазывала по лицу слезы. Сообразив, что ее заметили, она всхлипнула и вдруг бросилась бежать. Наверное, думала на бегу, что ей в очередной раз не повезло, что мужчина, которого она уже успела полюбить, бросил ее ради ее же подруги…

Увидев плачущую Лилечку, Алексей промедлил лишь секунду. Затем резко отшвырнул зонт и, ничего не сказав, бросился за ней.

— Что такое?.. — крикнула ему вслед Анна и осеклась, неожиданно все поняв. Только как же это могло получиться, что ее тайные мысли вот так, помимо ее воли, вдруг воплотились в жизнь? Может ли быть такое? Сколько времени она не знакомила их друг с другом, предпочитая не смешивать личную жизнь с работой. Потом голову сломала, как бы это потактичнее сделать, а Алексей и Лилечка сами, без ее участия встретились. Просто чудеса! Так, может, все эти разговоры про «вторую половину» вовсе не пустые, как она раньше рассудочно думала? Но тогда возникает логичный вопрос: а где же ее собственная половина?

И тут только Анна с опозданием поняла, чем все это может обернуться, и застыдилась своих мыслей. Ведь Лилечка раньше никогда не видела ее вместе с Алексеем, и теперь, конечно же, подумала, что он ее уже бросил, познакомившись с ней… Она даже закрыла глаза, ясно припомнив, в каком состоянии была Лилечка несколько дней назад, рыдая у нее дома. А после сегодняшнего может окончательно посчитать себя неудачницей, хотя на самом деле ride обстоит совершенно иначе. Лилечка и Алексей — идеальная пара, трудно отыскать более подходящих друг для друга людей. Надо быстрее что‑то сделать.

Анна рванулась за ними, но остановилась. Нет, это их дело, пусть разберутся сами. Не может их встреча закончиться неудачно: не зря же она составила для Лилечки такой хороший гороскоп!

И хотя Лилечка бегала не очень хорошо, Алексею удалось нагнать ее лишь возле дома — не зная, куда бежать, она ничего лучшего не придумала, чем отправиться туда. Может, поэтому Алексей и нашел ее так легко.

Не дождавшись лифта, перескакивая через три ступеньки, он взлетел на восьмой этаж, где всхлипывающая Лилечка возилась с ключом, который почему‑то никак не хотел входить в замок.

— Помочь? — спросил Алексей.

Она резко обернулась, сверкнула глазами, полными слез.

— Нет! Уходи… те, — не очень решительно сказала она, не зная, как разговаривать с человеком, который ее предал. — Тебе… то есть я хочу сказать, вам тут больше нечего делать.

Мокрые пряди волос упали ей на лицо, она поправила их нервным движением руки. Сумочка, не удержавшись на ее плече, упала к ногам. Хрупкая застежка, конечно же, сломалась, на пол высыпалось все содержимое — обычный набор полезных мелочей, которые всегда носят с собой женщины.

Лилечка снова заплакала — к горечи недавней потери примешивалась еще и безнадежно испорченная сумочка. Толком ничего, не видя из‑за слез, она принялась собирать рассыпавшееся.

— Давай помогу, — решительно предложил Алексей, упорно не желая переходить на «вы». — Так ты ничего не найдешь.

Лилечка, все еще всхлипывая, подняла с пола маленькое карманное зеркальце в изящной рамке.

— Ой, треснуло, — констатировала она жалобно. — Это плохая примета. Боже, как я выгляжу! — И чуть было не расплакалась вновь.

Наверное, в целом это все выглядело бы как трагическая сцена, если бы с таким же успехом не была комической. Представьте себе полутемную лестничную площадку, прилично одетого мужчину, ползающего на четвереньках по полу, и растрепанную женщину с безнадежно размазанным макияжем и мокрыми волосами, горестно взирающую на свое отражение в треснутом зеркальце. Лилечка не выдержала первой.

— Вот никогда не подумала бы, что окажусь в такой ситуации, — засмеялась она сквозь слезы.

Алексей, отряхиваясь, встал с колен.

— А я вот нисколько не удивляюсь, — заявил он. — Если вспомнить, как мы с тобой познакомились, то после этого мне уже ничто не покажется удивительным.

— Ты похож на трубочиста, — еле выговорила Лилечка сквозь смех.

Он критически посмотрел на нее.

— А ты — на мокрого воробья. По‑моему, тебе не мешало бы умыться.

Ключ от входной двери на этот раз оказался удивительно сговорчивым, не застряв ни на одном обороте. Лилечка метнулась вперед, торопясь побыстрее добраться до ванной, чтобы привести себя в порядок, и конечно же столкнулась в дверях с Алексеем. Они посмотрели друг другу в глаза.

— Знаешь, Лилечка, — вдруг сказал Алексей, — давай поженимся.

— Что? — выдохнула она, не веря своим ушам. — Ты… жениться… на мне?

— А что? — невинно поинтересовался он.

— Да как ты смеешь? — вдруг вскричала Лилечка, к которой опять вернулись все ее обиды. — Иди к своей Анне и женись на ней, если хочешь, а меня оставь, пожалуйста, в покое.

— Анна тут совершенно ни при чем. Странно только, что ты ничего не знаешь, — проговорил Алексей. — Неужели твоя подруга ни разу не рассказывала тебе о нас с ней? О том, что мы учились в одном классе, что я действительно ухаживал за ней, что дальше этого у нас с ней никогда не заходило и что наш «роман», если это вообще можно так назвать, совсем недавно с треском потерпел фиаско?

— О чем ты говоришь? — удивилась Лилечка. — Подожди, стоп! Ты ведь юрист? Ну да, теперь все встает на свои места. Анна рассказывала мне о тебе, очень хорошо о тебе отзывалась, ну, я и думала, что у нее с личной жизнью все в порядке, даже ей завидовала, а тут… Нет, в этом еще надо разобраться. Что же это получается? Это я с тобой… — окончательно растерялась Лилечка.

Алексей посмотрел ей в глаза.

— Да, ты со мной, — подтвердил он. — Ну, так как, выйдешь за меня?

Она промолчала, еще не веря своему счастью. Потом на всякий случай спросила:

— И ты будешь любить меня всю жизнь?

— Всю, — подтвердил Алексей. — И даже дольше.

— И никогда меня не обманешь? — Лилечка с подозрением посмотрела на него.

— Никогда. Разве только в исключительных случаях, — заявил он.

— Это в каких еще случаях? — взорвалась она.

— Тише‑тише, не кипятись. В каких случаях? А вот куплю ко дню нашей свадьбы путевку на юг, а покажу только в день свадьбы, не раньше. Вот и получится, что какое‑то время буду держать тебя в неведении. Вот видишь, какой я отпетый мошенник?

— Вижу, — с невесть откуда появившейся ехидцей сказала Лилечка.

— Ну что, будешь моей? — повторил Алексей вопрос.

Она опять промолчала улыбаясь. Это такой важный шаг. Скажешь только одно маленькое слово — и вот уже вместе, на всю жизнь. Надо же!

— Будешь? — настаивал Алексей. — Будешь?! — Он подхватил ее на руки.

Послышался скрежет открываемого замка в соседней квартире.

— Лилечка, — спросила пожилая женщина в засаленном халате, высовываясь на лестничную клетку, — у вас не найдется немного соли?.. Вот развратница, вот нахалка! — проворчала она, увидев Лилечку на руках мужчины, и с треском захлопнула дверь. — Распустилась молодежь! А все из‑за секса! Сплошной секс по телевизору!

Но ни Алексей, ни Лилечка ее уже не слышали, поскольку оказались, наконец, в квартире и тоже закрыли дверь.

— Скажи мне, — спросила Лилечка, когда Алексей внес ее вовнутрь, — ты всегда такой? — Горло ей перехватило от волнения и счастья.

— Какой? — не понял он.

— Непредсказуемый. И сильный! — торжествующе выпалила она.

«Сильный? Непредсказуемый? — подумал Алексей, который всю жизнь считал себя занудой, никак не отличавшимся силой — что физической, что внутренней. — Может быть, и такой», — вдруг с удивлением обнаружил он, вспомнив, как изменился за считанные дни.

— У нас будет такая свадьба! — радостно прощебетала Лилечка. — Мы пригласим твоих друзей и моих тоже.

— Н‑да, — с некоторым смущением Алексей вспомнил, что друзей у него не так‑то и много. А если честно, то настоящий только один — Анна. — Видишь ли, мои друзья…

— Их у тебя, наверное, мало, да? — догадалась Лилечка. — У меня тоже. Только Анна, и все.

— Будет у нас один свидетель на двоих, — рассмеялся он.

— Ну, тогда у нас будет очень скромная и тихая свадьба, — решительно заявила Лилечка. — Мы, в конце концов, современные люди. Вовсе не обязательно выходить замуж в белом платье и с фатой на голове.

Но в глазах своей любимой Алексей прочел, что ей, ох, как хотелось бы выходить замуж именно в белом платье и обязательно с фатой на голове!

Анна проснулась очень рано, еще до звонка будильника. Сегодня она пойдет к Дэну Смирнову. Вано с запасом «Орбита», конечно, будет наготове, с ним она уже договорилась. Правда, отснятый материал в ближайшие дни не покажут. Анна станет наблюдать за созданием коллекции, за репетициями моделей, а потом весь материал внимательно просмотрят, отберут самое яркое и выпустят на экран в день демонстрации коллекции.

Анне было очень радостно, что для этой работы выбрали именно ее, но все‑таки ей хотелось бы знать, насколько в этой удаче велика доля ее профессионализма и насколько — личного обаяния. Почему‑то думалось, что личное обаяние сыграло здесь более важную роль, иначе как объяснить и обед в дорогом ресторане, и телефонные звонки Смирнова? Он мог бы договориться с Борисом Алексеевичем, и все. Наверное, хоть в это и не верилось, — Дэн все‑таки немного неравнодушен к ней. Анна вспомнила, с каким волнением она сама собиралась на встречу с ним. Интересно, а он волновался? Вряд ли. Этот мужчина, безусловно, знал много женщин, гораздо моложе и красивее ее. «Длинноногих тупиц», — вспомнила она и усмехнулась. И все‑таки к ней он неравнодушен, это чувствуется, это не может не чувствоваться!

Анна долго стояла под душем, медленно и тщательно расчесала волосы, накрасилась. Оделась в выбранный накануне в хорошем магазине костюм. И вовсе не потому, что через несколько часов она будет стоять перед камерой и рассказывать о том, как создается новая коллекция одежды Дэна Смирнова. Почти не отдавая себе в этом отчета, Анна все‑таки очень хотела понравиться этому человеку. И дело было вовсе не в том, что Дэн Смирнов хорош собой и богат, просто в нем столько обаяния, что устоять перед ним невозможно. Анна чувствовала, что еще немного, и она сдастся.

— Выглядишь на все сто! — одобрительно заметил Вано, перекатывая жевательную резинку за щеку, чтобы получить возможность говорить. — Прямо‑таки конфетка!

— Сказал бы лучше «жвачка», — усмехнулась Анна. Она только что вышла из машины у входа в модельное агентство. — По‑моему, она нравится тебе больше. Так что, если ты хотел сделать мне комплимент…

— Это констатация факта, — ухмыльнулся Вано. — Хотя, может быть, и комплимент тоже. Но, — он назидательно поднял палец, — основанный на констатации факта, так что я нисколько не наврал. В самом деле, классно выглядишь.

— Какие мы сегодня разговорчивые! — заметила Анна. — Ладно, пошли, дамский угодник. Если у тебя настроение расточать комплименты, то поводов ты найдешь предостаточно: насколько мне известно, в «Russian Stars» действительно водятся звезды, и прехорошенькие.

— Ну, это мне подойдет, — уверенно заявил Ва‑но. — Вдруг одна из них приметит красавца, умильно взирающего на нее посредством телекамеры, и не устоит перед моим скромным очарованием?

Анна погрозила ему кулаком.

— И думать забудь. Ты на работе, помни, пожалуйста.

— Да ладно, — отмахнулся оператор. — Уже и пошутить нельзя.

— Только не со мной, — вздохнула она. — Сегодня меня ожидает столько работы, что боюсь, места для шуток уже не остается.

Они поднялись по парадной лестнице. Было раннее утро, но большая надпись «Russian Stars» все еще сияла неоновыми огнями, разгоняя серость и унылость наступающего дня. Студия — большое здание правильных пропорций, выглядела очень приветливо.

Дэн Смирнов оказался совсем не таким, каким Анна ожидала его увидеть. Они общались совсем мало: одного ужина в ресторане да пары телефонных звонков, конечно же, совершенно недостаточно для того, чтобы узнать человека, но она льстила себя надеждой, что знает Дэна Смирнова довольно хорошо для того, чтобы он преподнес ей еще какой‑нибудь сюрприз. Однако он его преподнес, и нельзя сказать, чтобы сюрприз оказался приятным.

Новый Дэн Смирнов держался с Анной, как и со всей съемочной группой, сдержанно‑холодно. После того как Анну провели, да с какой официальностью, в сопровождении секретарши, бесцветной женщины лет сорока пяти — в личный кабинет Кутюрье, заставив ее перед этим прождать полчаса (у господина Смирнова, видите ли, важный телефонный разговор, и он просит его не беспокоить), он, поднявшись ей навстречу и окидывая ее мимолетным взглядом, только и сказал:

— Начинаете работать? Желаю удачи.

Ни сама Анна, ни ее новый костюм явно не произвели на него ни малейшего впечатления. Это было тем более обидно, что именно сегодня она особенно тщательно потрудилась над своей внешностью и выглядела так, что даже сама себе нравилась, что случалось не часто.

А Анна хотела, но не могла не обращать на него внимания. Дэн был одет в черную рубашку и такого же цвета брюки свободного безупречного покроя. Верхние пуговицы рубашки он расстегнул, так что шея была открыта, и Анна изредка невольно останавливала на ней взгляд. Она украдкой смотрела на эту высокую крепкую фигуру и чувствовала обиду из‑за того, что он, Дэн Смирнов, державшийся с ней так приветливо, сегодня не обращает на нее ни малейшего внимания.

Зато Анна открыла в нем много нового. Это был другой человек, специалист, эксперт, критик, гений, наконец, заражающий своей энергией всех вокруг. Сейчас он находился в зале с большим подиумом и распекал какую‑то манекенщицу, которая поскользнулась на гладком полу.

— Как ты ходишь? — орал он на незадачливую модель. — Что у тебя на ногах? Что у тебя на ногах, я тебя спрашиваю?!

— Туфли, — боязливо выдавила из себя девушка, при виде которой Вано округлил глаза и потер пухлые ладони.

— Туфли? — взорвался Дэн. — А почему же ты тогда ходишь в них, как будто у тебя на ногах ходули? И учти: еще раз поскользнешься или споткнешься, на кастинги можешь даже не приходить. В моем бизнесе такие не нужны, поняла?

Девушка неуверенно переступила с ноги на ногу и так же неуверенно кивнула.

— А если поняла, — неожиданно мягко сказал Дэн, — то попробуй еще раз. Давай. Включите музыку! Двигайся, вот так, легче, легче, от бедра. Умница! Вот так и пойдешь в день премьеры, ясно? Только так!

Девушка улыбнулась. На нее явно действовало обаяние Дэна. Анна кисло подумала про себя, что Дэн смотрит сейчас на эту манекенщицу, как и на нее в ресторане. Сердцу вдруг стало больно. Она поспешно отвернулась.

Буквально через пять минут Дэн уже спорил с дизайнером одежды.

— Тут выбран неправильный тон, — говорил он убежденно, склонившись над каким‑то эскизом. — Я же объяснял вам, что замысел несколько изменился. Эта модель будет выбиваться из общего тона, она будет смотреться холодной. Яркий всплеск вот здесь… и здесь, видите? Яркий всплеск, вот что необходимо. Дисгармония, несовершенство, пусть так, но какое впечатляющее, согласитесь… Это вы могли бы и не снимать, — бросил он Анне. — Такие споры возникают у нас сплошь и рядом, у вас будет еще немало возможностей заснять подобные эпизоды. Что вы еще планировали на сегодня? — вдруг поинтересовался он. — Кажется, интервью со мной? Хотите, чтобы я изложил концепцию новой коллекции?

— Да, мне хотелось бы… — начала Анна.

— Простите, мне некогда, — оборвал ее Дэн. — Я, пожалуй, уделю вам десять минут, но не больше. — Он заглянул в записную книжку. — У меня важная встреча сегодня, а вам она не будет интересна. Кроме того, это встреча не имеет ничего общего с вашей задачей, так что во второй половине дня вы можете быть свободны. Хотя, конечно, — тут же поправился он, — вам никто не запрещает снять что‑то еще. Посмотрите, как шьются шедевры, если хотите, — предложил он скромно. — Пожалуй, вам будет интересно узнать, как замыслы воплощаются в жизнь. — А полчаса спустя, в камеру, как бы продолжая тему, сказал: — Каждая коллекция, да что там говорить, каждая вещь в коллекции — это тщательно продуманный результат умственной работы, вдохновения, сомнений.

Добросовестный Вано снимал интервью, стараясь держать в фокусе Дэна и сидящую напротив него Анну, и, наверное, думал: «Прямо‑таки встреча двух священных чудовищ: акула модельного бизнеса и не менее зубастая, чем этот Смирнов, журналистка, которая обязательно прогрызет себе дорогу к вершине». От напряженной работы с него градом катил пот, но он не позволял себе даже достать платок и протереть линзы очков: при таком человеке, как Дэн Смирнов, отлынивать от своих обязанностей, хотя бы даже на секунду, было как‑то совестно.

В конце рабочего дня Анна была как выжатый лимон. У нее накопилась масса впечатлений, в которых еще предстояло разобраться. Кроме того, она испытывала одновременно восхищение, разочарование, досаду и восторг — сложный букет чувств, который почему‑то казался столь же противоречивым, как и гармоничным. Именно таким, решила она, должен быть Дэн Смирнов. Разным. Всяким. И в этом его шарм.

Прощаясь с Анной, он вел себя подчеркнуто вежливо и даже преподнес ей какую‑то редкую орхидею в изящной картонной коробочке с прозрачными целлофановыми «окошечками», но и от этой вежливости и предупредительности веяло холодком. Дэн не поцеловал ей руку, а просто пожал ее и, едва попрощавшись — Анна даже не успела выйти из его кабинета, — уже стал набирать какой‑то номер телефона.

Вернувшись, домой и, погрузившись в теплую ванну, Анна вдруг задумалась: интересно, а что же чувствует женщина, принадлежащая Смирнову? Она живо представила себе его крепкую налитую фигуру, его густые волосы, которые, наверное, так приятно было бы перебирать… На свое воображение ей никогда не приходилось жаловаться — оно было даже слишком развито, но уже через минуту постаралась отогнать от себя все мысли о Дэне. Хотя, засыпая, все же подумала, что прошедший день мог бы быть просто прекрасным и работа принесла бы ей радость, если бы… если бы он не держался с ней так холодно. От этой мысли ей стало неуютно, и, проворочавшись с боку на бок где‑то с полчаса, она поняла, что заснуть, скорее всего, не удастся, Анна включила лампу, стоящую на тумбочке возле кровати. Котька, счастливец, спал, зарывшись в одеяло, положив голову на передние лапки. А она раскрыла толстую книгу — ей предстояло выдержать еще одну «белую ночь».

— Знаешь, куда мы сегодня пойдем? — спросил Алексей Лилечку и сам же ответил: — В загс, подавать заявление.

— Ой, что ты? — отозвалась она с радостным испугом. — Так быстро?

— Конечно, — ответил Алексей. — Надо ковать железо, пока горячо, не то я все время опасаюсь: вот уйду на работу, а когда вернусь, узнаю, что мою красавицу увели у меня из‑под носа. Кстати, это тебе. — И он протянул Лилечке крохотный футлярчик.

Уже догадываясь, что там лежит, она поспешно открыла его. Так и есть: в футлярчике лежало изящное золотое колечко с синим камушком. Алексей купил его еще вчера, но Лилечка этого не знала.

Вообще день для нее начался чудесно. Как давно ее не будили ласковым поцелуем, не обнимали и не шептали нежных слов! А завтрак в постель! Один лишь этот завтрак чего стоит! Обычно она сама ни свет, ни заря вставала, чтобы приготовить что‑нибудь вкусное — порадовать своего мужчину. Но, как правило, поев, мужчина благополучно убирался восвояси, возвращался к работе, жене и детям, о существовании которых Лилечке, разумеется, не говорил. Как же удивительно было проснуться и увидеть перед собой поднос с завтраком, с салфеточкой и розой в вазочке, как раз так, как она мечтала! А потом кольцо! И они пойдут в загс! Какой все‑таки хороший гороскоп достался ей на этот месяц. Жизнь стремительно становилась похожей на волшебную сказку. В двадцать восемь лет Лилечка все еще безнадежно верила в чудеса, хотя кто‑то более здравомыслящий наверняка сказал бы, что чудес на свете не бывает.

Через три часа Алексей и Лилечка, скромные и серьезные, отстояв предварительно солидную очередь — в загсах они еще остались, благо желающих жениться и разводиться всегда хоть отбавляй — сидели в уютном кабинете, и улыбчивая представительная дама за столом перед ними весело расспрашивала их о цели «делового визита».

— Что будем делать? Жениться? Разводиться? («Сочетаться», — вспомнил Алексей «Двенадцать стульев», но вслух ничего не сказал).

— Жениться, — смущенно пролепетала Лилечка зардевшись.

— Прекрасная пара, — с видом знающего человека значительно произнесла женщина и даже повторила со смаком: — Пр‑р‑рекрасная!

Смотреть на Алексея и Лилечку и в самом деле было приятно. Они светились счастьем. Алексей выглядел необычайно решительным, каким никогда не был рядом с Анной, даже в тот вечер, когда делал ей предложение. Чувствовалось, что теперь он готов защищать Лилечку до конца жизни. Она же очень мило смущалась и если чуть‑чуть и поплакала, то только от счастья. Глядя друг на друга, Алексей и Лилечка постоянно улыбались.

— Итак, пожалуйста, ваши паспорта. Хорошо, — удовлетворенно произнесла регистраторша и принялась четким почерком заполнять соответствующие графы бланка.

Лилечка рассеянно, все еще не веря своему счастью, смотрела на движения ее руки и вдруг… замерла от ужаса. Не веря своим глазам, она пригляделась внимательнее. Сомневаться не приходилось: на сероватой бумаге бланка большими буквами было напечатано: «Заявление о разводе». Служащая загса перепутала бланки. Сердце Лилечки сжалось: неужели эта ошибка не случайна? Неужели она означает, что их счастье будет недолгим?

Лилечка беспомощно, еще толком ничего не понимая, глянула на Алексея и увидела, что он тоже смотрит на злополучный бланк с недоумением. У нее потемнело в глазах…

— Господи, да что же я делаю? — весело вскричала служащая, затем смяла листок и бросила его в корзину для бумаг. — Не тот бланк взяла. Ничего, — успокоила она Лилечку, заметив ее волнение. — Это последний развод в вашей жизни, больше не будет, я вас уверяю.

Лилечка, неуверенно улыбаясь, кивнула.

Напоследок служащая загса, то ли желая загладить свою ошибку, то ли просто в рекламных целях, надавала им кучу рекомендаций по поводу проката свадебных платьев, лимузинов, фотографов и операторов, так что под конец беседы будущие молодожены оказались завалены визитными карточками и рекламными проспектами. Все еще не веря своему счастью, которое должно будет официально осуществиться ровно через месяц, Лилечка и Алексей почти выбежали из загса, держась за руки.

— Послушай, — весело спросила Лилечка, доставая из сумочки стопку проспектов, — как ты думаешь, нам это пригодится?

— Думаю, да, — откликнулся Алексей. — Тебе ведь все‑таки хочется настоящую свадьбу с белым платьем, фатой, праздничным тортом и гостями?

— Да, наверное, — неуверенно протянула Лилечка. Она вспомнила, как еще в детстве, мечтая об этом событии, шила своим куклам свадебные платья из обрезков тюля и с сожалением, как будто прощаясь с мечтой, тихонько вздохнула. Потом сказала: — А знаешь, мне все равно, главное, что мы с тобой будем вместе. Правда, все равно. И нам ведь почти некого приглашать, так что, если хочешь, давай просто распишемся и все.

Алексей внимательно посмотрел на нее: если вообще такая маленькая добрая женщина способна выглядеть воинственной, то в этот момент она была именно такой, несмотря на то, что глаза ее сияли от счастья и от слез одновременно. И, прочтя в них все, о чем она думала, он решительно возразил:

— Ну уж нет. Если ты и отказываешься от пышной свадьбы, то белое платье я тебе все равно гарантирую. И поездку на юг тоже.

— Ой, правда? — засветилась Лилечка.

— Правда‑правда, — скороговоркой подтвердил Алексей.

Он поднял ее на руки прямо посреди улицы и закружил. Многие, кто проходил мимо них в ту минуту, улыбались. А потом они долго и весело целовались в первой попавшейся подворотне, как будто им было по четырнадцать лет и они бегали тайком на свидания, запретные, а потому такие сладкие.

Сергей курил. Это была, наверное, уже десятая сигарета за утро. Значит, сегодня Черкасова пойдет на съемки в студию этого Смирнова. Готовить сюжет о новой коллекции одежды, как он понял. Ну‑ну, теперь это называется так. Он вспомнил Анну, выходящую с большим букетом цветов из ресторана, где она сидела с Дэном, и невесело усмехнулся. Лицо у нее тогда было какое‑то счастливое и смятенное одновременно. Да, жаль. Жаль, что единственная настоящая соперница, достойная его, ведет себя не лучше, чем самая последняя… Сергей вспомнил ту глупую девчонку, которую недавно приводил к себе, и безнадежно махнул рукой.

Да, что бы там ни говорили о благородстве души и тонких чувствах женщин, никогда он этому не поверит. Всем им в конечном счете, нужно только одно: красивая жизнь, а мужчина — это лишь нечто полуодушевленное, что к ней прилагается. Сергей вспомнил расхожую пошлость о том, что у мужа должен быть толстый живот да набитый кошелек, и потянулся за новой сигаретой.

Что‑то его мысли совсем не о том, усмехнулся он. Ему надо взять реванш у Анны, а зацепок пока никаких. Болтливый Вано рассказал кому‑то, как Анне удалось добраться до Дэна Смирнова, а тот сообщил еще кому‑то, так что все на ТВР теперь были в курсе. Смело она выкрутилась, спору нет, но тут и удача помогла. Не окажись кем‑то оброненного пропуска, посмотрел бы Сергей, как она добыла бы этот материал! Ха!

В его памяти вдруг возникли глаза Анны. Она всегда смотрит на него с такой ненавистью! Ну ладно, не всегда, но надо признать, что в лучшем случае — с безразличием. Хотя в последнее время, после этих историй с «ворованными» сюжетами поводов для безразличия было мало. Но какие же они ворованные? Знала бы она всю подоплеку, не думала бы так. Просто он всегда знает обо всем больше нее. А почему? Да потому, что еще в те далекие времена, когда он только приехал в Москву и устроился на телевидение, еще не ТВР, один из приятелей‑журналистов — Сергею всегда легко удавалось заводить такие вот, ни к чему не обязывающие, случайные знакомства — сказал ему за пивом: «Ты, Сергей — человек, так сказать, периферийный, а у нас, в Москве, сам знаешь, какая грызня из‑за мест. Варягов у нас не любят, так что никогда ни во что не вмешивайся и открыто ни на чью сторону не вставай. Постарайся не иметь врагов — их у нас просто уничтожают».

Сергей твердо запомнил этот совет, и потому даже на ТВР, где уж совсем гадюшник подобрался, старался быть со всеми в хороших отношениях. И всегда находились добрые люди, которые что‑то важное вовремя ему сообщали. Вот, например, последняя новость: шеф информационного отдела Борис Алексеевич вынашивает в своей мудрой — частью седеющей, частью лысеющей — голове грандиозный замысел: часовую еженедельную авторскую программу обо всем самом злободневном, об интересном, а порой и страшном, чего в нашей действительности тоже хватает. Причем план настолько близок к осуществлению, что думы шефа уже дошли до конкретных персон. И вроде бы для этого подходят только две кандидатуры — Воронцов и Черкасова.

Дошедший слух был Сергею одновременно и приятен и неприятен.

Авторская программа! Когда он об этом услышал, у него дух захватило! Какая известность! Спроси первого встречного, знает ли он Николая Сванидзе, неужели скажет, что нет? И денежки, между прочим, конкретные, даже по московским меркам. Если так будет продолжаться, он и мать в Москву перевезет. Стареет она, за ней уход нужен, а как из Москвы ей в Саратове помогать? Деньги он, конечно, посылает, но тут ведь и другая помощь нужна, а он не может даже на два дня домой смотаться — нет никакой гарантии, что, вернувшись назад, не найдет Анну в роли ведущей авторской программы. Вот такие пироги.

И все‑таки жаль, что с такой женщиной приходится расправляться методами, которые — Воронцов не мог это не признать — не слишком‑то его украшают. А что делать? Наверняка и у нее рыльце в пушку, да только этого никто не знает.

Кстати, может, ей Смирнов для этого и нужен? Она красивая, этого у нее не отнимешь. Может, этот самый Кутюрье на нее клюнул? И спонсорство предложил? Тогда на то, чтобы вот так выбиться, у Сергея шансов остается, мягко говоря, маловато. Единственное для него спасение — накопать на Смирнова чего‑нибудь такого, от чего тот просто так не отвертится. Только вот с чего начать? Ведь этот Смирнов со средствами СМИ не контачит, так что и оттолкнуться практически не от чего.

А Анна действительно красива. Как она глядела на него, Сергея, в тот последний раз! Наверное, он никогда этого не забудет. Не будь она его соперником, он наверняка увлекся бы ею. В ней чувствуется и темперамент, и порода, в отличие от той дешевки, с которой он тогда…

Рука с сигаретой застыла, не дойдя до рта. А ведь эта девица, помнится, что‑то говорила насчет модельного агентства, только что именно, он никак не может вспомнить, поскольку тогда был сильно пьян. Впрочем, даже если бы не был пьян, все равно ничего не запомнил бы — ведь он пригласил к себе девчонку вовсе не для того, чтобы она развлекала его рассказами о своей работе. И все‑таки что‑то она такое любопытное плела и, кажется, даже «Russian Stars» упоминала. Хвасталась, что работала там, что ли? Или ее подружка? Или подружка подружки? Да нет, вроде не хвасталась, а, наоборот, отзывалась нелестно: темные дела какие‑то…

Сергей бросился к платяному шкафу. Помнится, она с самого начала рассчитывала на то, что их встреча будет не последней. Надо же, да в каком же костюме он тогда был? Не дай бог отдал его в чистку вместе с бумажкой, на которой номер телефона этой… Черт, даже как ее звать, он не помнит! Но ведь должен же где‑то быть ее номер, черт побери!

— Вы, наверное, устали? — спросил Дэн.

Уже почти месяц Анна была занята съемкой и многочисленными интервью, которые могли бы рассказать о том, как создается новая коллекция Дэна Смирнова. Кое‑что она уже показала шефу, и тот остался доволен: с такой охотой Дэн Смирнов ранее никогда не шел на контакт со СМИ, особенно с телевидением, которое вообще недолюбливал. В чем причина такого странного поведения Кутюрье и владельца собственного дома моделей, Борис Алексеевич не знал, хотя, безусловно, догадывался: шарм Анны мало кого оставит равнодушным, так что и здесь мог сыграть важную роль. Кроме того, она настоящая профессионалка, умеет правильно подать материал.

Анна тоже была довольна своей работой. Высокой модой она, впрочем, никогда особо не интересовалась, поскольку к повседневной жизни такая одежда, как правило, никакого приложения не имеет. Этого было достаточно, чтобы практичная Анна, щелкая пультом в поисках чего‑нибудь интересного по телевизору, обычно без всякого сожаления обходила передачи о моде стороной.

Но теперь ей открылось много нового. Она, кажется, начала понимать, что рождение новой одежды — это тоже своего рода искусство. Анна видела, как она создается, начиная с небрежного, как ей казалось, росчерка карандаша и пары пятен краски на листе бумаги и кончая появлением на свет настоящего произведения из ткани.

Беспокоило и не давало ей работать только одно — поведение Дэна Смирнова. Он все время держался с Анной в рамках джентльменской корректности, не позволяя себе ни малейшего ироничного замечания, как будто боялся ее ненароком обидеть. Но было ли что‑нибудь кроме вежливости в его отношении к Анне? Во время «белых ночей» — а их почему‑то в последнее время стало у нее больше — под ровное урчание спящего Котьки Анна все пыталась разобраться, как Дэн Смирнов, собственно, относится к ней, и не находила ответа.

Иногда Анна все‑таки ловила на себе его взгляды. Стоило ей внезапно обернуться, как она видела выражение его лица, совсем иное по сравнению с тем, какое у него было обычно. В нем читались симпатия, нежность и… и, кажется, нечто большее. Впрочем, утверждать такое с полной уверенностью невозможно: едва она успевала поймать это новое выражение, как оно моментально исчезало, сменяясь обычным — вежливым и доброжелательным.

Со своей стороны, Анна чувствовала к этому человеку какое‑то необъяснимое притяжение, но в чем тут было дело, тоже не могла разобраться. Длинными бессонными ночами она пыталась понять, чем Дэн, собственно, привлекает ее, — и не понимала.

Да, он умен, обаятелен, он в своем роде художник и, наконец, красивый зрелый мужчина. Но разве это все объясняет? Сколько не менее умных и привлекательных мужчин открыто искали встреч с ней, но она им всегда отказывала.

Да, Дэн Смирнов еще и богат, только для Анны это не имело значения. Она всегда умела довольствоваться тем, что у нее есть, и никогда никому не завидовала, и то обстоятельство, что Дэн Смирнов — владелец престижного дома моделей и, уж конечно, делает на этом немалые деньги, ее как‑то не трогало.

Голос Дэна вывел Анну из раздумий.

— Вы, наверное, устали? — повторил он. Это прозвучало мягко, но не настолько, чтобы она могла заподозрить Дэна в чем‑то большем, чем простое участие.

— Да, я и в самом деле устала, — призналась Анна.

— Удивляться нечему, — сказал он и улыбнулся. — Едва ли вы работаете меньше меня. Я вот смотрю на вас и думаю, что никогда не решился бы стать тележурналистом. Никогда!

— Ну, насколько я понимаю, у вас тоже не самая легкая профессия, — отозвалась она, тоже не удержавшись от улыбки.

— Помнится, я тогда сказал какую‑то глупость насчет цветущего сада, — крайне серьезно произнес Дэн.

— Да, уж на нимфетку я никак не тяну, — усмехнулась Анна, вспомнив тот случай с цитатой.

— Возможно, я просто неправильно выразился. Хотел, понимаете ли, похвастаться своей начитанностью. Но я просто имел в виду то, что, когда вы улыбаетесь — да‑да, совсем как сейчас, — я вижу вас абсолютно другой и верю, что за вашей независимостью, серьезностью и даже холодностью прячется другая женщина — нежная, беззащитная и, наверное, очень усталая.

— Усталая? — вскинулась Анна. — Почему вы так решили?

— Вы ведь устали от постоянной борьбы, — пояснил Дэн. Он взял руку Анны в свои и вдруг тихонько погладил ее.

Почему‑то это легкое прикосновение оказалось подобным разряду тока. Анна вздрогнула и, боясь того, что почувствовала, осторожно высвободила руку.

— Да, но без борьбы жить неинтересно, — отозвалась она, стараясь принять непринужденный вид, чтобы скрыть смятение, поднявшееся вдруг в душе. Кажется, что‑то в их отношениях начинает меняться, пропадает вежливая отчужденность. Но именно сейчас у Анны не было сил бороться. Наверное, это действительно усталость, коли она испугалась простого пожатия руки. — Извините, — тихо произнесла Анна. — Мне пора уходить.

— Как тогда, в ресторане? — тепло улыбнулся Дэн. — Почему вы сторонитесь меня?

— Я? О нет, что вы! — поспешно возразила она, думая о том, как он удивительно все правильно понял. Она и в самом деле не в силах находиться с ним рядом, когда он разговаривает с ней вот так, как сейчас. — Но мне и вправду надо идти.

— Не торопитесь, — попросил Дэн. — Завтра суббота, наше агентство работать не будет. Давайте погуляем вместе или сходим куда‑нибудь, спокойно поговорим о чем‑то, не относящемся к работе. Я убежден, что вы интересный человек, да и я вроде не такой уж сухарь, каким, видимо, кажусь. Так может быть…

— Нет, сейчас мне в самом деле пора. Возможно, я и приняла бы ваше предложение, но у моих лучших друзей завтра свадьба. Знаете, не каждый день такое бывает: когда решают пожениться лучший друг и лучшая подруга.

— Да, это уважительная причина, — с легкой улыбкой согласился Дэн, стараясь скрыть разочарование. — Странно только, что у вас вообще есть друзья.

Анна, уже собравшаяся уходить, вдруг остановилась.

— Почему? — резко спросила она, возмутившись его словами.

— А потому, что настоящая дружба предполагает, что вы поверяете близкому человеку свои тайны и сомнения, скрытые от других, а вы настолько боитесь показать себя такой, какая вы есть на самом деле, что я удивляюсь, как вы вообще способны с кем‑то откровенничать. Или «лучший друг» и «лучшая подруга» для вас на самом деле звук пустой?

Анна решительно развернулась и вышла не оборачиваясь.

Дэн развел руками. Опять она бежит от него. Никак не может понять, что он уже знает ее гораздо лучше, чем кто‑либо. Пройдет ровно две недели, и Анна будет его, он знает это точно. Это случится в день демонстрации новой коллекции. По‑другому и быть не может. Анна еще узнает, что это такое — быть рядом с настоящим мужчиной, быть защищенной.

Он снова улыбнулся, но это была не та улыбка, которую видела Анна, а совсем другая — грустная.

Дэн подошел к своему рабочему столу, разложил эскизы. Да, это как раз то, что нужно. Вся эта коллекция отражает ее характер. Строгость, холодные цвета и вдруг где‑то неожиданно яркий радужный всплеск красок. А Анна, работая с ним каждый день, так и не поняла, что он создает эту коллекцию для нее и ради нее. Дэн отошел от стола. Что ж, тогда придется ей это объяснить.

Он посмотрел на часы. Девять вечера. В Амстердаме еще только семь. Пора заняться другими неотложными делами.

— Мистер Ван‑Вейлен? — сказал он по‑английски, набрав номер. — Да, я тоже рад слышать вас… О, у нас осень, настоящая золотая осень. Да, конечно. Так вот: насчет новой партии товара, о котором я вам говорил… ну, вы понимаете, о чем я… ждите через неделю, хорошо? Да, самого высшего качества. Молодые, интеллигентные, как вы и просили. Знание языков? Естественно. Хорошо, я учту это. До свидания.

Если бы Сергей Воронцов слышал этот телефонный разговор, он, без сомнения, обрадовался бы. А Анна, наверное, начала бы ненавидеть человека, к которому ее почему‑то влекло. Но никто ничего не слышал, и все по‑прежнему оставалось на своих местах. Дэн собрал нужные ему бумаги и вышел, заперев свой кабинет. Анна ехала в такси и думала о том, что Дэн сказал ей на прощанье. Может быть, он не так уж и неправ? А что касается Сергея, то он, не подозревая о том, что сейчас у интересующего его человека состоялся весьма знаменательный телефонный разговор, занимался «потрошением» какого‑то новоиспеченного поэта, известного тем, что тот сочинял лирические стихотворения и даже поэмы посредством компьютера, закладывая в него набор слов одной тематики.

Впрочем, ему удалось значительно продвинуться в своем задуманном расследовании. Конечно, в нем оставалось еще немало белых пятен, но он их обязательно заполнит, иначе он не Сергей Воронцов. Как он и предполагал, то, на чем держатся капиталы Смирнова, оказалось несколько более сложным и менее чистым делом, чем модельный бизнес. Но для того чтобы это доказать, нужны точные факты и конкретные имена, а пока ему известно далеко не все, тем более что заниматься этим приходится в свободное от работы время, которого, как правило, не бывает. Но Сергей Воронцов все равно своего добьется, и тогда Анне точно не видать места ведущего авторской программы, как своих ушей.

Лилечка, чрезвычайно довольная собой, вертелась перед зеркалом. На ней было красивое белое платье, не свадебное — от свадебного платья она все‑таки отказалась из практических соображений, но очень элегантное, с довольно глубоким декольте. С волосами оказалось гораздо сложнее. Ей, правда, постарались усмирить непокорные кудряшки в парикмахерском салоне, но они грозили выйти из повиновения каждую минуту, несмотря на спреи и пенки для волос. Отчаявшись, Лилечка, не пожалев полтора часа, проведенных в парикмахерском кресле, вынула из волос шпильки и как следует тряхнула головой. Кудри упали ей на плечи и спину. Она с силой пригладила их щеткой и нашла, что так даже лучше.

Через час за ней должен был приехать Алексей. Они уже давно проводили все свободное от работы время вместе, но на этот раз как будто сговорились, решили, что лучше собираться по отдельности.

Пришедшая к Лилечке Анна, на сей раз как свидетельница невесты (Алексею пришлось довольствоваться сослуживцем, который относился к нему лучше, чем остальные), была поражена: никогда еще ее коллега и подружка не казалась ей такой красивой и счастливой, как сегодня. Анна обычно никому не завидовала, но на этот раз ей почему‑то стало больно: придет ли когда‑нибудь и к ней самой такое же счастье? И все‑таки надеялась, что у ее вчерашнего разговора с Дэном будет продолжение.

Только он, конечно, был не прав, когда рассуждал о том, что такое настоящая дружба. Неужели это означает лишь полнейшее доверие? А как насчет защиты того, кем дорожишь? Ведь, хоть этого никто никогда и не узнает, а в сегодняшнем Лилечкином счастье есть и ее, Анны, лепта. Кто знает, как бы все сложилось, если бы не сочиненный ею гороскоп?

— Ты чудесно выглядишь, — от души сказала она, но голос ее прозвучал немного грустно.

Лилечка, впрочем, не сразу обратила на это внимание.

— Как тебе мое платье? — защебетала она. — Правда, милое? Не свадебное, конечно, но как‑никак мне уже двадцать восемь. Алексей — просто чудо. Он настоял на том, чтобы обязательно белое! И потом мы с ним поедем на юг. Ему удалось взять отпуск! На целых две недели! И мне тоже! У нас будет настоящий медовый месяц, представляешь? Ой, как я об этом мечтала! Здорово, правда, Аня?.. Ты что, расстроилась? Это из‑за того, что мы с Алексеем, а ты с ним встречалась раньше, да?

Лилечка села рядом с Анной, положила ей руку на плечо. Вот еще чего не хватало! Чтобы Лилечка, которую вечно надо было утешать, теперь подбадривала несокрушимую Анну, железную женщину! Эта мысль показалась Анне настолько нелепой, что она тут же улыбнулась.

— Ну вот, — заторопилась Лилечка, — теперь ты улыбаешься, это уже хорошо. Значит, ты нисколько на меня не сердишься и ни из‑за чего не расстраиваешься, верно?

— Ой, Лилечка! Ну какая ты еще глупенькая! — рассмеялась Анна. — Ну неужели ты до сих пор так плохо меня знаешь, что думаешь, будто я способна расстроиться из‑за того, что ты наконец‑то счастлива! Алексей наверняка рассказывал тебе, что у нас с ним ничего не складывалось.

— А я вот иногда все равно ревную, — призналась Лилечка. — Все‑таки вы вон сколько лет были вместе и уж наверняка…

— Уверяю тебя, — со всей серьезностью, на которую была способна, ответила Анна, — что дальше, чем поцелуй руки, у нас дело никогда не заходило.

— Не может быть! — удивилась Лилечка. — Но как же ты так смогла! Ведь это чудо‑мужчина! Такой решительный, такой нежный и сильный, такой… Словом, настоящий!

«Но не сильнее меня, — подумала Анна. — В этом‑то все и дело!»

— Я очень рада, что тебе хорошо с ним, — сказала она вслух и добавила убежденно: — Вы будете жить счастливо, я знаю это.

Лилечка доверчиво посмотрела на подругу.

— Ну если это говоришь ты, тогда конечно, — откликнулась она радостно. И вдруг порывисто вскочила, прошлась взад и вперед по комнате. — Я прямо вся дрожу, — сообщила она с нервным смешком. — Мы ведь познакомились совсем недавно, и я боюсь.

— Чего боишься? — удивилась Анна. — Кажется, у тебя все благополучно.

— Боюсь именно того, что я недавно с ним познакомилась. А вдруг я не успела узнать его за это время так хорошо, как думаю? Вдруг после свадьбы откроется что‑нибудь не то? Анна улыбнулась.

— Ты так говоришь, словно речь не о твоем женихе, а о сером волке из сказки, — усмехнулась она, подумав при этом почему‑то о Дэне, — знаешь, я уверена, что вовсе не обязательно долго‑долго встречаться с человеком, чтобы понять, как он тебе нужен. Вы же с Алексеем просто как две половинки одного целого. Это редкое счастье, что вы нашли друг друга.

— Я до сих пор поверить не могу, — задумчиво произнесла Лилечка.

— Чему? Тому, что нашла его?

— Нет, тому, что выхожу замуж раньше тебя, — не без смущения пояснила Лилечка. — Извини, если говорю что‑то не так, но я все время тебе отчаянно завидовала.

— Завидовала? Мне? — удивилась Анна.

— Да. Вот ты такая красивая, удачливая, мужчины вокруг тебя так и вьются.

— Может быть, но я предпочитаю оставить все как есть и жить в гордом одиночестве. Хотя… — Анна вспомнила взгляд черных глаз Дэна и не договорила того, что собиралась.

— Хотя ты подумываешь о том, как бы найти свою вторую половину, как я? — договорила за нее Лилечка. Догадаться, о чем думает Анна, было несложно, так что даже не отличавшаяся особой проницательностью Лилечка все поняла. — И что же, есть подходящая кандидатура?

— И да и нет, — замялась Анна, осознав вдруг, что Дэн, наверное, был не так уж не прав: ей и в самом деле не хотелось бы откровенничать даже с лучшей подругой. — В общем, я хорошо отношусь к этому человеку, и он ко мне тоже, но есть ли за этим большее, чем просто хорошее отношение, я пока не знаю.

— Ничего, — уверенно заявила Лилечка, — я знаю, что все выяснится очень скоро. — Будучи без пяти минут замужней женщиной, она уже чувствовала себя лучше разбирающейся в жизни, чем Анна. — Что мешает вам сойтись? Ты такая красивая. Я уверена, что даже самый обаятельный и богатый мужчина способен бросить к твоим ногам все, что имеет. Я вот обыкновенная, мне и счастье нужно обыкновенное, — весело сообщила она с неожиданным проблеском житейской мудрости. — А ты совсем другая, тебе и счастье другое нужно. Такое, чтобы… чтобы дух захватывало. Кстати, я говорила тебе, что ты здорово сегодня выглядишь? Смотри, как бы тебе не найти свою половину по дороге домой после свадьбы! — Лилечка игриво погрозила Анне пальцем.

Та не без грусти улыбнулась. А Лилечка каким‑то новым взглядом осмотрела свою комнату. Все эти салфеточки, занавесочки, вазочки и картиночки в скором времени переедут на новое место вслед за своей хозяйкой: Алексей и Лилечка уже поговаривали о том, чтобы продать свои квартиры, купить одну, просторную, и сделать из нее конфетку.

Из раздумий их вывел отчаянный сигнал клаксона.

— Это он, — задохнувшись от волнения, пролепетала Лилечка, вновь превратившись в испуганную раскрасневшуюся девчонку. Она бросила последний взгляд в зеркало и судорожно сжала в руках букет роз. Кольцо, которое подарил ей Алексей, блестело на пальце. Совсем скоро, меньше чем через час, к нему добавится другое, совсем простое, гладкое, но гораздо более дорогое для нее, чем все украшения в мире. Оно свяжет ее с любимым человеком на всю жизнь. Навеки. Навсегда.

Анна встала, постаралась стряхнуть с себя задумчивость и надела свидетельскую ленту, о которой совсем забыла.

— Постой, куда ты? — удивилась она, увидев, что Лилечка поспешно направляется к выходу. — Дай ты ему подняться к тебе.

— Не могу, — донесся голос Лилечки уже откуда‑то с лестницы.

Влюбленные так стремительно бежали навстречу друг к другу, что с разбега столкнулись ровно на середине пути между Лилечкиным восьмым этажом и первым.

Свадьба прошла очень скромно и очень весело, хотя присутствовали на ней, кроме жениха и невесты, еще только два человека — свидетели. От волнения и жених, и невеста расписались, пожалуй, несколько более неразборчиво, чем обычно.

Анна выглядела исполненной достоинства, но смотрела на все происходящее со скрытым волнением. Может быть, скоро то же самое будет происходить и с ней? Что касается свидетеля жениха — она больше никогда его не увидела и даже не запомнила, как его зовут, — то он всячески старался быть полезным, волновался не меньше новобрачных, поминутно поправлял очки и даже уронил букет цветов, который ему временно препоручила Лилечка.

Обручальными кольцами Алексей и Лилечка обменялись вполне благополучно: ни одно не упало. Лилечка могла быть спокойна, иначе, если бы это вдруг случилось, она подумала бы, что плохих примет, считая тот бланк заявления, уж слишком много, и, пожалуй, чего доброго, сбежала бы прямо из‑под венца куда‑нибудь, * где смогла бы выплакаться всласть.

Когда Алексею разрешили поцеловать молодую жену, они так стремительно потянулись друг к другу, что даже слегка стукнулись лбами, а это, если верить приметам, означает, что они стали родственниками.

Служащие загса, как водится, были доброжелательно‑официальны. Они сделали все от них зависящее, чтобы бракосочетание прошло более‑менее ровно, без неожиданностей. Лилечка и Алексей выглядели самыми счастливыми людьми на земле.

После загса все вчетвером часа два просидели в ресторанчике, затем свидетели незаметно подмигнули друг другу и заявили, что им, пожалуй, пора идти. Анна сослалась на завтрашнюю работу, коллега Алексея весьма вовремя вспомнил, что на следующий день у него должно состояться слушание одного чрезвычайно важного дела. Алексей и Лилечка сделали вид, будто они ужасно огорчены, но по их лицам было видно, что им до смерти хочется остаться вдвоем. Сердечно попрощавшись с Анной и коллегой Алексея, они сели в машину, сказав, что сейчас покатят к себе домой, а на следующий день еще дальше — на юг, на целых две недели. Медовый месяц…

Коллега Алексея сделал робкую попытку проводить Анну до дома, но та решительно ее пресекла.

Мысли ее занимал другой человек, и больше всего ей сейчас хотелось побыть одной, подумать о нем.

Приближался день демонстрации новой коллекции. Все работники модельного агентства находились в страшном напряжении. Даже штатные уборщицы обсуждали это событие с таким волнением, будто участвовали в создании коллекции или, по меньшей мере, готовятся выйти на подиум. Анна поневоле заразилась всеобщим настроением. Ей казалось, что такая огромная работа, проделанная за немногие месяцы, должна быть оценена по заслугам. Вано — и тот, несмотря на весь свой, как он выражался, здоровый цинизм, в последние дни почему‑то притих. Поминутно протирая не первой свежести носовым платком линзы очков, он прилежно снимал на камеру то, что могло бы потом заинтересовать зрителей, совершенно забыв о моделях, на которых первое время не переставал заглядываться. Даже «Орбит» теперь жевал как‑то очень неохотно.

Среди всего этого волнения, как казалось Анне, только один человек оставался спокойным. Это был, как ни странно, сам Дэн Смирнов, благодаря которому все вокруг и крутились, словно белки в колесе. Если в самом начале работы над коллекцией он еще позволял себе резкие слова, то теперь вел себя как человек, знающий, что все, что от него зависело, он уже сделал. Только улыбка его стала другой — более жесткой. Да и улыбался он одними губами — глаза оставались серьезными и даже настороженными.

А Анна в последнее время не столько руководила съемками, сколько пыталась разгадать этого человека. После того разговора, когда Дэн упрекнул ее в черствости, он продолжал вести себя так, будто этого не было. С Анной вновь держал себя подчеркнуто вежливо, хотя изредка галантно вручал ей в меру скромные букеты, что ни к чему не обязывало и ни о чем не говорило.

Несколько раз она ловила на себе его взгляды, которые замечала и раньше, угадывая в них интерес, симпатию и даже нежность, но постепенно их становилось все меньше и меньше, будто Дэн решил, что она не стоит особого внимания. Думая об этом, Анна чувствовала, как у нее сжимается сердце. Неужели он совсем к ней равнодушен? «Вот рассиропилась! — в сердцах ругала она себя. Подумаешь, пару раз на тебя посмотрел да разок в ресторан пригласил, а ты уже и растаяла!» Но сердце внимать разуму упорно не хотело. Подсознательно Анна почему‑то была уверена, что ее отношения с Дэном — про себя она звала его только по имени — пусть и ни к чему не обязывающие, но начавшиеся так легко и красиво, не могут кончиться ничем. Это было бы очень обидно!

Эти мысли не были бы такими горькими, если бы не вернувшиеся из свадебного путешествия Алексей и Лилечка. Они пришли навестить Анну, и она не могла не удивиться тому, как изменились ее друзья. И дело было вовсе не в загаре, хотя она не могла не признать, что он очень украсил путешественников. Нет, что‑то новое и особенное появилось на их лицах. Лилечка заметно похорошела, улыбка ее перестала быть робкой и смущенной — теперь она открыто улыбалась любимому человеку и лучшей подруге. Новое было и в том, как смело, уверенно она брала Алексея за руку и прислонялась головой к его плечу — казалось, всем своим видом показывала, что любит и любима, и бросала вызов тем, кто не был так же счастлив. Теперь Лилечка могла не бояться за то, как сложится ее жизнь: рядом с ней был мужчина, который взял эти заботы на себя.

Алексей, что Анна обнаружила с неменьшим удивлением, как будто стал выше ростом. Впервые она слышала, как он, обращаясь к ней, не пересыпает свои речи всяческим романтическим вздором, и это было что‑то новое. Взгляд его, лишенный мечтательности, стал более прямым и твердым, но быстро менялся и светился нежностью, когда был обращен на Лилечку. Это был взгляд без памяти влюбленного мужчины, который, однако, сознавал, что на нем лежит большая ответственность за другого человека.

Пока Анна угощала Алексея и Лилечку чаем с тортом, за которым пришлось спешно сбегать в ближайшую кондитерскую (поставить на стол свои сомнительные кулинарные шедевры она не решилась), они взахлеб рассказывали ей о своем медовом месяце, умалчивая, разумеется, о многом. Анна слушала их, смеялась над рассказом Лилечки о Том, как та впервые проехалась по канатной дороге, чуть не застряв в середине пути, рассматривала фотографии — целую пачку! — которые они принесли с собой… и думала о себе, о том, как сложится ее жизнь: доведется ли ей стать такой же счастливой?

Улучив момент — Алексей в это время вызвался сходить на кухню и налить всем еще по чашке чая — Лилечка придвинулась к Анне и тихо спросила:

— Ну а ты?

— Что — я? — Анна попыталась всем своим видом изобразить безмятежность, которой на самом деле и в помине не было.

— У тебя… изменилось что‑нибудь? — робко поинтересовалась Лилечка, не зная, как напрямик, без обиды спросить подругу о том, что ее волнует.

— Ты хочешь знать, не изменилась ли в лучшую сторону моя личная жизнь? — безжалостно уточнила Анна и, заметив, как Лилечка смутилась, с горечью подумала, что, наверное, всю жизнь ей придется наблюдать, как даже близкие люди, глядя на нее, почему‑то теряются. «Пожалуй, Дэн был прав, — в тысячный раз решила она. — Даже Лилечка опять расстроилась не на шутку, а я‑то думала, что все уже прошло. Наверное, глядя на меня, окружающие читают: „Осторожно! Злая и холодная!“, если в моем присутствии все чувствуют себя неуверенно».

— Я имею в виду… — пролепетала Лилечка покраснев.

— Я тебя поняла, — спокойно сказала Анна. Нелегко все‑таки жить, если постоянно носишь защитную броню. — Мы очень часто видимся.

— Правда? Вот здорово! — обрадовалась Лилечка. — Я его знаю?

— Лично — нет. — Но ты о нем, конечно же, слышала: он достаточно известный человек. Только вот…

— А что я тебе говорила! — не дослушав подругу, радостно воскликнула Лилечка. — Я же всегда знала, что у тебя будет особенное счастье! Вот и оказалась права!

— Да, но… — пробормотала Анна, понимая, что объяснить доброй, ласковой, преданной, но такой наивной Лилечке, что все обстоит куда сложнее, скорее всего, не удастся.