Колодезь с черной водой

Детка и прадедка

Все детство – от младенчества до позднего отрочества – самым близким и важным человеком для Ивана был его прадед. Прабабушку он почти не помнил, хотя она жила до его четырех лет. Родители, а также дед с бабкой были людьми молодыми и деятельными. Они любили ребенка, но взращивать, передавать ему свое понимание жизни и опыт собственных раздумий были не приспособлены. Они мчались по жизни галопом, от успеха к успеху, от свершения к свершению, от одного проекта к другому. Ребенком занимался прадед. То есть кормили мальчика, конечно, женщины, они же обстирывали, купали. Это само собой. Но кто помнит, в подробностях, про кормежку и купание, если только не связано это с каким-то ужасом, страхом и подобным переживанием? Зато рассказы любящего человека врезаются в память навеки. И живешь ты с этими рассказами и переданным тебе опытом с желанием передать его другому человеку, от тебя уже рожденному.

Долгие годы своей трудовой жизни прадедка был врачом-хирургом, настоящим врачом, исцелявшим благодаря глубоким знаниям, редкостному чутью, твердой руке, отличному зрению и решимости бороться за жизнь больного, чего бы это ни стоило. На пенсию он вышел поздно, но мог бы и еще работать. Однако решил, что надо успеть многое передать Ванечке, чтоб не рос, как сорная трава.

Зимой все семейство жило в городе, в одной просторной квартире, а в апреле до октября перебирались на дачу. Работающим членам семьи приходилось в дачный период дольше добираться до работы. Но в семье имелась машина, так что никаких особых трагедий никто не переживал: собирались по утрам и вместе ехали, без пробок, во что сейчас и поверить просто невозможно. А после работы тоже собирались в условленном месте и возвращались. И потом сидели в беседке у клумбы, говорили кто о чем, пили чай из самовара, слушали, как изливает любовное томление соловей или кукует кукушка. Допоздна обычно сидели, до самой темноты, которая спускалась почти в полночь.

До этого времени Ваня никогда не дотягивал. Хотя всегда вызывался сидеть вместе со взрослыми за самоваром, вслушиваясь в их речи. Никто его не прогонял. Он сам засыпал почти сразу, как заканчивался ужин, часов в восемь вечера. Папа относил его в кровать, но этого он совсем не чувствовал и всегда удивлялся, проснувшись: как это – уснул за столом в беседке, а проснулся у себя в детской? И не почувствовал ничего.

А засыпал он так рано не случайно. Ведь летом прадедка будил его в четыре часа – утра. Это прадедка говорил: «Четыре утра». А мама и бабушка ворчали: «В четыре ночи поднимать ребенка!»

– Как в Библии сказано? «Ходите, пока есть свет»… Работайте, пока есть свет, особенно свет утренний! Утром все живое просыпается, – отвечал прадедка. Цветы утренние во сколько открываются? В четыре утра! Это самое здоровое время! Календула просыпается в четыре утра, а человек дрыхнет! Потому что сам себя растлевает, сам себе потворствует. С первым светом надо вставать! Иначе самое интересное пропустишь!

Кому же хотелось пропустить самое интересное? Конечно, Ваня вскакивал, быстро умывался, одевался, и шли они с дедом смотреть на настоящую жизнь. Так Ваня и думал долго-долго, что настоящая жизнь – это рассветная прохлада, небо, меняющее свои краски, капельки росы, как драгоценные камушки, на бархатных листочках, на травке. Смотреть можно, а унести нельзя. Ваня пробовал, и не раз. Возьмешь на палец переливающуюся, блестящую капельку, а она растекается, просто вода остается – и все.

– Вот так вся наша жизнь, – посмеивался прадедка, – смотреть можно сколько угодно, а с собой не утащишь. Поэтому самое главное что? Успеть налюбоваться! Надышаться! Наслушаться!

Они вместе слушали, как начинают пробуждаться птицы. Птицы были самые молодцы: они просыпались и тут же принимались радоваться новому утру, пели песенки, дразнились, перекрикивались. Прадедка вел мальчика в лес через огромный колышущийся луг с нежными, тонко пахнущими цветами на высоких стеблях. Луг казался зеленым морем. За ним виднелось голубеющее небо.

Прадедка останавливался, вдыхал полной грудью, оглядывал окрестности и гордо произносил:

– Вот куда ты попал! Смотри! Запоминай! Мир Божий! Каждый день – счастье! Каждый день твою судьбу решает! Дорожи им! Не трать зря!

Ваня верил прадедке безоговорочно и полностью с ним соглашался. Повсюду было столько всего! На каждом шагу – что-то новое, дивное, непонятное. С прадедушкой он ничего не боялся, но, бывало, думал, что вот тут, в этой чаще, куда они сегодня забрели, он не хотел бы остаться один.

Однажды они шли по лесной тропе, и прадедка сказал вдруг, указав на обычную с виду траву слева от тропки:

– Видишь? Ну-ка, ступни ножкой. Только слегка ступни, осторожнее, я крепко тебя держу.

Иван смело наступил на сочную зеленую травку. И, если бы прадедка не держал его, провалился бы. Из-под травы зловеще проступила черная вода! Страшно стало мальчику.

– Вот оно! Болото! Погибель! Понял? И вся жизнь так: ступнешь, не зная куда, а там – колодезь с черной водой. И выбраться из него не всякий сумеет.

– Что же делать, прадедка? Ведь ходить-то надо! Как быть?

– Ходи, всюду ходи! Но – примечай! Учись различать. Есть приметы. По ним определишь. И с людьми так же. Не угадаешь с первого взгляда, что у человека внутри.

Прадедка знал неимоверное количество всяких интересных историй. Он рассказывал, а потом они вместе с Ваней подробно обдумывали, что там в истории происходило и почему.

Детство и отрочество прадедка провел в совсем другом, прекрасном и далеком краю, который назывался Подкарпатская Русь.

– Кто такие восточные славяне? – спрашивал прадедка. – Вот тебе все скажут: русские, украинцы и белорусы – это восточнославянские народы. А про русинов не говорят. Будто и нет нас вовсе. И не было. А мы были, есть и будем! У нас и в гимне так поется:

– Ну давай, подпевай! – повелевал прадедка, и Ваня старался, пел. Он знал, что слова гимна русинов сложил их знаменитый давний предок – Александр Васильевич Духнович, которого народ не забывает по сей день, хоть и был он ровесником Пушкина, давно жил. И прадедка, и его родители, и их родители тоже были Духновичи.

Подкарпатская Русь прекрасная земля, но судьба у нее тяжкая. То относилась она к Австро-Венгрии, в 1920 году вошла в состав Первой Чехословацкой республики. Когда Гитлер насильственно присоединил в 1938 году Чехословакию к Германии, Подкарпатскую Русь отдали Венгрии, а в 1945 году, после войны, Подкарпатье вошло в состав СССР и стало частью Украины.

Вот такие постоянные смены власти, а значит – и судьбы народной. На Украине никто не хотел считаться с тем, что русины имеют свой язык, культуру и настаивают на собственной национальной самоидентификации. Выдавая им паспорта, насильно записывали в графу национальность «украинец», «украинка». И по сей день мечтают русины о собственной автономии. Сейчас разбросаны они по разным странам: живут в Словакии, в Польше, на Украине, очень большая община русинов имеется в США. Некоторые из них в начале ХХ века оказались и в России в поисках лучшей доли.

Родители прадедки, люди образованные и верующие, хотели жить на славянской земле, там, где исповедуют православие. Прадедке было 14 лет, когда смогли они обосноваться в Москве. Тут началась Первая мировая, пошли ужасы и муки революции. Прадедка, закончив гимназию в 1916-м, поступил в университет, изучал медицину, стал врачом. Фамилию свою они изменили на русский лад. Так и стал прадедка не Духнович, а Духнов. После революции легко было объяснять значение фамилии: дух нов. Коротко и ясно.

Прадедка говорил, что ему повезло. Он сумел в Москве встретить девушку-русинку! И, конечно, они поженились. На таком везении, правда, все и закончилось. Следующие Духновы женились на русских, но о своих корнях помнили, старались в родных местах бывать. А сколько историй помнил прадедка из подкарпатской жизни! Удивительно! Как любил их слушать Иван! Он и сейчас вспоминает, как наяву слышит, прадедкин голос, начинающий захватывающее повествование....