Надежда.
Слово обожгло его сердце болью. Потому что Райдер путник, у которого больше не было дома, куда бы он мог вернуться.
Свисавшие с каминной полки носки послужили толчком для воспоминаний. Они напомнили о себе без предупреждения. Обычно так это и происходит, когда любой предмет, любой запах, любой звук вдруг может возбудить ворох образов из прошлого. Вот и сейчас в сознании вспыхнула картина с другой полкой и другими носками, свисавшими с нее больше года назад. На тех носках ярко-красного цвета с белыми меховыми отворотами были вышиты имена: Дрю. Трейси. Тесс.
Мысленным взором Райдер снова видел своего брата, стоящего рядом с этими носками. На руках у него маленькая Тесс. Он то притворяется качелями, качая ее вверх-вниз и целуя в круглый животик, то принимается изображать ветер, щекоча своим дыханием и вызывая ответный заливистый и веселый смех. В тот момент Дрю казался счастливейшим человеком – Райдер никогда не видел его таким…
Дрожь прошла по его телу, и Райдер намеренно отвел взгляд от носков, поднял с пола сумку, в которой были детские вещи, и перекинул ее через плечо.
Через несколько дней исполнится год со дня той катастрофы, но его боль все никак не желала утихать. И у него не было почти никакой надежды, что она исчезнет еще через год. Не было и надежды, что жизнь станет прежней – такой, какой она была до того рождественского дня, когда в доме его брата случился пожар…
– Возьми Тесс! – крикнул ему Дрю, когда Райдер выбежал из гостевой комнаты, кашляя от дыма. – Я выведу Трейси.
Тот, кто никогда не находился в горящем доме, не знает, какой пугающей может быть темнота, как ужасны жар, дым и грохот рушащихся конструкций, хаос, вызванный огнем, который ведет себя как взбесившееся животное, как огромный беспощадный монстр…
Каким-то образом Райдеру удалось найти свою племянницу и выбежать с ней на улицу. Трейси уже была там. У нее были обширные ожоги, она едва соображала, где она, и с трудом могла говорить. Сначала Райдер решил, что Дрю тоже на улице, и только потом сообразил, что брат мог не знать, что Трейси вышла, продолжая искать ее в доме.
Райдер побежал обратно в дом, даже не думая о том, что свирепствующий внутри огонь был словно разверзнутые врата ада. Он уже почти вбежал внутрь, но его оттащили соседи… Райдер боролся с шестью мужчинами, поглощенный единственной мыслью, что Дрю где-то внутри, и порывался бежать к нему, но они не позволили ему… Иногда он все еще просыпался ночью, весь в поту, с сильно бьющимся сердцем и скрежетал зубами от яростной боли, вспоминая, как кричал: «Я должен пойти! Должен! Пустите! Вы не понимаете!»
Стоило об этом вспомнить, как на него всегда накатывала волна отчаянного гнева. Если бы только ему удалось заставить тех мужчин понять, если бы только ему удалось вырваться. Если бы только…
А затем последовал еще один удар, еще одна потеря. Три месяца назад Трейси, окончательно потеряв надежду, прекратила бороться за жизнь…
Если Райдер что-то и ненавидел сильнее Рождества, то это было чувство беспомощности. Он был беспомощный и не смог вытащить из горящего дома брата. Он был беспомощный и не спас Трейси.
После пожара Райдер словно выстроил вокруг себя стену, укрепляя ее с каждым проходящим днем. Когда не стало Трейси, стена была окончательно возведена, и теперь за ней Райдер прятал свое горе, скрывал свою боль. Конечно, он продолжал жить, что-то делал, но оставался глух ко всему…
До этого момента. Сейчас, оказавшись в этой гостинице, Райдер почувствовал, что стена, которая защищала его от мира, может дать трещину. Достаточно было вспомнить слово, которое было написано на входной двери: «Верю!»
– С вами все в порядке? – спросила Эмма, отвлекаясь от Тесс.
– Да, – резче, чем нужно, ответил он.
Конечно нет! Он сделал все, чтобы убежать от Рождества, но оно само настигло его. Если бы не Тесс, Райдер пренебрег бы непогодой и бежал отсюда – лучше провести несколько часов в самой гуще метели, чем здесь.
– Но выглядите вы так, словно увидели привидение, – заметила Эмма. – Хотя мне кажется, что они здесь водятся, пусть еще ни разу и не встретились.
– Я не верю, что привидения существуют, – с нажимом на слове «верю» сказал он.
– А я верю! – с ноткой упрямства заявила она. – Уверена, что в этом доме обитают духи, и защищают его, и оберегают находящихся в нем людей. И думаю, что среди этих духов есть дух Рождества. – Сказав это, она вдруг покраснела.
Райдер присмотрелся к ней внимательнее. На вид Эмме было не больше двадцати. Слишком молодая, чтобы управлять пансионом, и слишком взрослая, чтобы верить в разную чепуху.
Она провела рукой по черным, непослушным, кудрявым волосам и покраснела еще больше. И уже во второй раз эти волосы заставили Райдера чуть ли не улыбнуться, а в последнее время заставить его улыбаться умела только Тесс.
Райдер вдруг испытал неодолимое желание прикоснуться к волосам хозяйки пансиона, провести по этим своевольным пружинкам. Собственное желание обескураживало, но он сумел подавить его в зародыше. Впрочем, недостаточно быстро, успев представить себе, как будет выглядеть Эмма со своими кудряшками, если их расчесать… Он сглотнул, так как ее образ в красных носках и красном свитере, в которых она казалась очень милой, вдруг превратился в сексуальный…
По тому, как женщина держала Тесс, как говорила с ней, не было сомнений в ее характере: мягкая, цельная, немножко эксцентричная, с верой в хорошее, а также в окружающих ее добрых духов. Иначе говоря, совсем не его тип. Даже до того, как произошло непоправимое, ему нравились стильные и дерзкие женщины, которые бы лишь презрительно фыркнули, познакомившись с наивной хозяйкой этого пансиона.
В прошлом году, видя, как счастлив брат в браке, Райдер как-то подумал, не особенно задерживаясь на этой мысли, что в простом семейном уюте есть свое неуловимое очарование…
Тогда же Райдер подумал, что сам может попытаться создать собственный домашний очаг, однако близость с другим человеком означала бы, что он мог стать зависимым от него. Он не мог себе этого позволить – слишком хорошо помнил ощущение собственной беспомощности и охватившего его горя, случись с этим человеком какая-нибудь беда, а он не сумеет ее предотвратить. Как ради Тесс, так и ради себя он держал свои эмоции в кулаке. И ему нечего было предложить другому человеку…
– Вы ведь заправляете пансионом не одна? – спросил Райдер, так как неожиданно понял, что ему совсем не нравится мысль остаться наедине с этой девушкой, которая вдруг задела какую-то струнку в его душе.
«Может, – подумал он, – она живет здесь с родителями? А еще лучше, чтобы у этой малышки был муж, так как это сразу же погасит неожиданно начавшее разгораться к ней влечение». Да, он бы не возражал против мужского общества, с кем мог бы поговорить, например, о хоккее. Тогда, по крайней мере, он бы не думал, как посмеялась над ним судьба, приведя его именно в это место.
Взгляд Райдера переместился на руки Эммы. Красный маникюр стал для него сюрпризом, так как на ее лице косметики не было. Райдер изумлялся сам себе. Как же так? Почему эта девушка так влечет его к себе, когда все в ней ассоциируется с болезненными воспоминаниями?
Единственное, чему он удивлен не был, так это ее ответу.
– Я полновластная хозяйка этого пансиона, – гордо объявила она. – Дом достался мне в наследство от бабушки. Я сделала здесь ремонт, дала ему имя – «Белый пруд», так что все здесь – мое.
– «Белый пруд»? – переспросил Райдер, слегка нахмурившись. – Разве не «Белое Рождество»?
– «Пруд» временно превратился в «Рождество», – пояснила Эмма. – Это волшебный праздник, поэтому его магия коснулась и моего скромного панси она.
– Понятно, – только и сказал Райдер, не желая вдаваться в подробности. И вообще, с него довольно того, что он уже о ней узнал. Но почему же его трогает то, с каким достоинством девушка старается держаться, несмотря на свои несерьезные кудряшки и выпадающую из двери ручку?
– Что заставило молодую женщину взвалить на свои плечи бремя по содержанию пансиона? – неожиданно для самого себя спросил он.
Сам Райдер работал архитектором. Вместе с Дрю у них было немало проектов по восстановлению и реконструкции подобных зданий. Несмотря на красивый фасад и название, пансион этот – он был готов в этом поклясться! – скрывает то, на что намекала отваливающаяся дверная ручка: проблемы. Большие и маленькие. И их так много, что одинокая девушка вряд ли с ними справится.
– Я мечтательница! – воинственно заявила Эмма, и Райдер снова услышал чуть ли не гордость в ее голосе. А также упрямство и… уязвимость. Словно кто-то, с таким же каменным сердцем, как и у него, высмеял ее за то, что она осмеливается быть фантазеркой.
Именно это заставило Райдера промолчать о том, что без мечтателя этот дом, скорее всего, обойдется, а вот плотник, электрик, а возможно, и водопроводчик здесь точно не помешают!
– В первый раз я увидела этот дом, когда приехала ухаживать за заболевшей бабушкой. Бабушка и мама не ладили между собой, но один из соседей позвонил мне и сказал, что старая женщина нуждается в помощи. И я… я влюбилась в этот дом! К тому же он принадлежал нашей семье в течение нескольких поколений, представляете? Когда бабушка умерла, дом перешел ко мне. Тогда же пришлось задуматься над тем, как его содержать…
Перед Райдером замигал красный цвет. Как человек, у которого многие мечты пошли прахом, он не любил мечтателей и их непонятно на чем основанный оптимизм.
Правда, в глазах этой оптимистки он заметил грусть. И пусть она заявляет про свою любовь к Рождеству, должна быть причина, по которой молодая девушка решила жить здесь совсем одна. Райдер был готов поклясться, что это желание не имеет ничего общего с фамильным домом и дело, скорее всего, в несчастной любви. Если он прав, вполне вероятно, хозяйка пришла к выводу, что любить дом гораздо безопаснее, чем живого человека. В этом Райдер был с ней полностью согласен. Но вот сможет ли мечтательница быть достаточно прагматичной, чтобы добиться успеха в начатом деле?
Эту свою способность видеть в людях то, о чем они сами, возможно, даже не подозревали, Райдер начал ненавидеть после пожара. Он часто чувствовал то, о чем люди недоговаривали или намеренно умалчивали. В этом была какая-то жестокая ирония, так как Райдер хотел стать слепым и глухим ко всему, что его окружало.
Именно таким он и был до пожара. До прошлого Рождества Райдер был среднестатистическим мужчиной, почти безразличным к чувствам других и занятым исключительно собой. Вместе с братом они занимались развитием общего строительного бизнеса. Конечно, в свободное время Райдер встречался с друзьями, играл в любительской хоккейной команде, но в общении с женщинами никогда не переступал черту полусерьезных отношений, ведя незамысловатую жизнь не обремененного никакими семейными хлопотами холостяка. До пожара самым лучшим определением для него явилось бы слово «нечувствительный». Каким же простым и легким ему тогда все казалось!
Все изменилось после той катастрофы. Теперь ему достаточно было пробыть в обществе незнакомого человека несколько минут, и он уже видел пережитые им трагедии в черточках лица, в тенях под глазами, в морщинках вокруг губ… Он словно вступил в клуб, членов которого объединяло одно – пережитое горе. Как же мало он ценил раньше свою благословенную слепоту и равнодушие!
Если бы он встретился с Эммой хотя бы немногим больше года назад, вряд ли бы заметил в ее глазах глубоко затаенную боль. И уж точно бы не обратил внимания, какие красивые у нее глаза…
Это сейчас Эмма показалась ему очень привлекательной. У нее были нежные, тонкие черты лица, чуть вздернутый носик и полные, чувственно изогнутые губы. Однако его особенное внимание привлекали ее глаза. Райдер даже сомневался, что ему когда-нибудь доводилось видеть глаза такого серовато-зеленого цвета. Словно клубящийся над изумрудным мхом сероватый туман…
А ведь раньше его привлекали лишь стильные и независимые красотки, такие же поверхностные, как и он сам, не ищущие в жизни ничего, кроме удовольствия.
Но может, именно потому, что эта девушка нисколько не походила на тех женщин, ей удалось пробиться сквозь заслоны, которыми он отгородился от мира? До этого дня Райдер ни за что бы не поверил, что девушка без косметики на лице, с гривой плохо расчесанных кудрей, в мешковатых джинсах и в бабушкином свитере, и уж тем более мечтательница, сможет его зацепить.
И однако же, его влечение к ней было несомненным. Эта девушка словно всколыхнула в нем то, что он похоронил после пожара, – желание жить.
Райдер сурово одернул себя, напомнив, что то, ради чего стоило жить по-настоящему, уже не вернуть. И если он позволит себе радоваться, не предаст ли он тем самым память Дрю и Трейси? Не будет ли это значить, что он их забыл?
Нет, он не забыл…
Просто те чувства, что он здесь ощутил, возникли у него из-за витающего в этом доме запахов хвойных веток, запеченной тыквы, а также атмосферы, пропитавшей этот дом.
«Может, – подумал Райдер, – мне вообще лучше переночевать в машине?»
Ведь, поднимаясь по ступенькам веранды, он уже предчувствовал, что в этом доме его что-то поджидает! Его предчувствие оправдалось, стоило ему прочесть слово «Верю!» среди веточек висевшего на двери венка. Тогда ему даже пришлось подавить порыв сбежать с веранды, назад к машине, чтобы поискать убежище где-нибудь в другом месте.
«Верю!» Но во что?
Будь он один, Райдер нашел бы какой-нибудь паб, желательно с большим телеэкраном, чтобы переждать несколько часов, пока дорогу не расчистят. Но Тесс лишала его права выбора…
Как только Райдер стал опекуном Тесс, все его личные желания и предпочтения отступили на второй план. Теперь все решалось только исходя из интересов Тесс, а потому паб сразу отпадал. Но правильно ли он воспитывает малышку? Некоторые знакомые считали Райдера совершенно не подходящим на роль опекуна. Кое-кто даже в открытую заявил, что для Тесс было бы лучше найти настоящую семью.
Но его брат и Трейси пожелали, чтобы опекуном их дочери стал именно он! Узнав об этом из их завещания – а Райдер даже не думал, что они об этом позаботились, – он, конечно, был потрясен, но не собирался отказываться от обязанности, легшей на его плечи.
Тесс – это было все, что осталось ему в память о брате. Ради племянницы Райдер ничего не жалел. Он нанял для нее няню, но на Рождество Тесс осталась всецело на его попечении, так как миссис Маркл покинула их на время рождественских праздников, чтобы провести это время в кругу семьи. Оставшись один с ребенком на руках, Райдер сначала ощутил себя беспомощным, но быстро совладал со своей растерянностью, а его любовь к племяннице целиком завладела остатками его сердца.
– Показать вам вашу комнату или вы сначала хотели бы перекусить? – спросила Эмма.
Райдер задумался. Тесс недавно выпила бутылочку молочной смеси, но, возможно, она не откажется от чего-нибудь еще. Как, впрочем, и он сам. Поужинав и вздремнув, он будет готов отправиться в путь сразу же, как только метель немного утихнет.
– Я бы не отказался чем-нибудь перекусить, – признал он.
– Да, не позавидуешь тем, кого метель застигла в пути, – сказала хозяйка, по-прежнему держа на руках Тесс и ведя его через узкий коридор, закончившийся узкой дверью. Эмма открыла ее бедром.
– Это точно, – согласился Райдер. – Настоящий белый ад, разве только холодный.
«Почти такой же, как здесь», – мелькнуло у него в голове. И по тому, как вдруг напряглась Эмма, Райдер понял, что каким-то образом она догадалась о его мыслях.
– Но лично я ничего не имею против белого, – коротко сказал он, хотя его слова прозвучали довольно фальшиво.
«Может, мне лучше вообще отказаться от еды здесь, пока я не ляпнул что-нибудь еще? Да, это было бы правильно», – подумал Райдер, но увы, как назло, у него разыгрался прямо-таки волчий аппетит.
Его робкая надежда на то, что хотя бы на кухне ничего не будет напоминать о Рождестве, растаяла как дым, как только он вошел внутрь, отмечая, помимо чисто рождественских декораций, и желто-коричневые стены, и белые ящички, и старый серый линолеум, начищенный до блеска… Заметил он и капающий кран, и заледеневшее с внутренней стороны окно. Да, проблем в хозяйстве было хоть отбавляй!
Большую часть кухни занимал огромный стол, буквально ломившийся от выпечки.
Райдер моргнул:
– Вы не шутили, когда сказали, что ждете гостей? Это же сколько их будет?
– Надеялась на сотню…
Услышав разочарование в ее голосе, Райдер бросил на нее недоверчивый взгляд.
– Сотню?! – повторил он.
– Ночь открытия новогодних празднеств, – объяснила Эмма. – Позади дома есть пруд, на котором я запланировала катание на коньках, на санях и фейерверки. Лошади есть у моего соседа, – добавила она.
И снова Райдер вспомнил о женщинах, с которыми встречался. Изысканная еда, подарки в виде бриллиантов, вечера, заканчивающиеся в горячих ваннах… Среди тех красоток не было ни одной, кому могла бы прийти в голову мысль о подобных новогодних празднествах.
Разочарование Эммы было почти осязаемым. Райдер на миг даже испугался, как бы она не заплакала – в обществе плачущей женщины он терялся. Даже Тесс уже знала об этой его слабости и частенько прибегала к ней, пытаясь чего-нибудь добиться от дяди.
– Мне жаль, – неуклюже пробормотал он, не совсем уверенный, то ли действительно сочувствует Эмме, то ли говорит подобные слова, потому что так принято.
– К завтрашнему дню все изменится, – бодро сказала Эмма. – Новогодним празднествам – быть!
Райдер был бы рад, если бы все так и случилось, но он относил себя к реалистам, а потому не мог разделить ее оптимизма.
Разговор о погоде нарушила Тесс. Наверное, ей надоело слушать взрослых, а может, она просто изнывала от желания попробовать все те вкусности, которые дразнили обоняние и зрение.
– Ето, ето, – залепетала она, стараясь вырваться из рук Эммы.
– Хочешь вот это? – догадалась молодая женщина.
Райдер вздохнул про себя от облегчения и молча поблагодарил Тесс, так как несколько слезинок, выступивших на глазах Эммы, тут же исчезли.
– Папочка разрешит попробовать ей что-нибудь вкусненькое или сначала следует нормально поесть?
Райдер замер. Поправлять ее или нет? С одной стороны, лучше этого не делать, так как через несколько часов его здесь уже не будет. С другой… С другой – ему почему-то не хотелось лгать хозяйке пансиона.
И только в эту минуту Райдер вспомнил, что не представился.
– Райдер Ричардсон, – неохотно сказал он. – Я опекун Тесс. Она моя племянница.
– О… – протянула Эмма и умолкла.
В одном этом выдохе Райдеру послышалась куча незаданных вопросов. Чтобы отвлечь от этого Эмму, он протянул руку.
Почувствовав прикосновение ее пальцев, Райдер понял, что поторопился. Рука у Эммы была маленькой и нежной, но рукопожатие на удивление крепким и уверенным.
Райдер стиснул зубы, борясь с ощущениями, которые вызвал в нем этот физический контакт. И ему тут же стало ясно, что это почувствовал не только он, так как Эмма вдруг замерла. Ее взгляд метнулся к его лицу, и Райдер увидел, как глаза девушки расширились. Она быстро отдернула свою руку.
Взгляд Райдера опустился на ее губы. Почувствовав жгучее желание поцеловать Эмму, узнать, каковы на вкус ее губы, Райдер понял, что его дела плохи. Нужно было срочно занять свои мысли чем-нибудь другим. Например, Тесс. Он протянул руки, и Эмма молча передала ему малышку.
Райдер посадил Тесс на край дощатого стола, убрал одеяльце, стащил с нее свою куртку. Чтобы снять детскую шапочку на меху, ему пришлось немного повозиться.
Меховая шапочка в теплом салоне автомобиля – это уже чересчур. Райдер и сам это понимал. Но так он, по крайней мере, мог быть спокойным, что никто не заметит, в каком состоянии находятся волосы Тесс. Одного взгляда на детскую головенку было бы достаточно, чтобы задаться законным вопросом: как можно доверить ребенка человеку, который не в состоянии нормально расчесать ей волосы?
– Ненавижу ее, – пробурчал он, воюя с упрямой шапкой. – Никогда не могу снять ее с первого раза.
– Понятно, – сдавленно произнесла Эмма.
Он метнул взгляд в ее сторону. Эмма улыбалась, крепко сжимая губы, но было видно, что она с трудом удерживается от смеха.
Райдер сдвинул брови. Он не любил Рождество, но еще больше не терпел, когда служил посмешищем.
– Смешно? – раздраженно спросил он.
Тут Эмма не выдержала и прыснула со смеху.
У Райдера мелькнула мысль, что смеющаяся Эмма похожа на лукавого эльфа, хотя он в своей жизни не видел ни одного.
Эмма буквально задыхалась от смеха. Райдер еще больше свел брови вместе, а затем вздохнул. Уж лучше пусть она смеется над ним, чем плачет. И тут он обнаружил еще одну вещь. Смех изгнал из глаз девушки грусть, сделав ее глаза еще более выразительными, а улыбка придала полным губам манящий изгиб…
Прошло не больше десяти минут, как Райдер переступил порог пансиона «Белое Рождество», но он уже знал: ему нужно выбираться отсюда, и как можно скорее!
Он снова опустил взгляд на Тесс и только тогда понял, почему так долго возится с детской шапкой.
– Я надел ее задом наперед! – чертыхнулся он. Да, уважаемый архитектор – и допустил такую оплошность!
– Этот дурацкий помпон сбил меня с толку, – хмуро сказал он.
– Конечно, – сдержанно поддакнула Эмма.
– Ну, раз я разобрался с этой шапкой, значит, новая не нужна, – немного повеселел Райдер. – Не потому, что мне не по карману детские шапки, – сухо объяснил он. – Вы даже представить не можете, как ужасно быть единственным покупателем-мужчиной в отделе детской одежды!
Тесс продолжила дело, начатое дядей. В отличие от него, ей удалось избавиться от шапочки окончательно.
– В любом случае похоже, что головные уборы ей не нравятся, – заметила Эмма.
– Пока она не позволит мне расчесать ей волосы, придется их носить, – объявил Райдер, пообещав себе, что, если Эмма снова начнет над ним смеяться, он подхватит Тесс на руки и отправится искать ночлег в каком-нибудь другом доме, где бы Рождество не любили так же, как и он.
Но Эмма не засмеялась. Она ахнула. И Райдер даже не знал, что было хуже.
– Два дня без няни, – чувствуя растущую неловкость, объяснил Райдер. – К тому же Тесс не позволяет дяде касаться ее драгоценных локонов.
Выражение лица Эммы иначе как скептическим назвать было нельзя. Она словно взвешивала, доверять ли его словам или он просто оправдывает свое нежелание возиться с волосами племянницы.
Но Райдер знал, как доказать свою невиновность. Он протянул руку и коснулся волос Тесс. Его племянница тут же громко выдохнула, а затем издала оглушающий вопль, словно он по меньшей мере уронил на нее горячий уголек. Райдер убрал руку – крик прекратился на самой высокой ноте. При этом взгляд у Тесс, когда она посмотрела на дядю, был совершенно невинный.
Эмма не выдержала и фыркнула от смеха. И в ту же секунду Райдер вдруг понял, что готов на многое, лишь бы заставить Эмму чаще смеяться. Когда она смеялась или хотя бы улыбалась, он сам словно становился другим человеком. Человеком, у которого нет никаких хлопот, который не познал горя.