Король Пьемонта Витторио спешил в Риволи. Он неистово настегивал коня и смотрел только вперед. Он стремился как можно скорее попасть в свой загородный дворец туда, где была Констанция.Во время коротких перерывов он выхватывал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и перечитывал неровные строки, написанные королевским лекарем.
«Боже, за что такое наказание? — шептал король Витторио. — Неужели я не успею, неужели все потеряно?»И Витторио менял коня, вскакивал в седло и вновь скакал вперед.Он не обращал внимания на то, что делается вокруг. Казалось, он даже не видит сожженные селения, заброшенные поля, бесчисленные толпы беженцев, которые убегают от войны.
Земли королевства Пьемонт выглядели ужасно: неубранные, заброшенные поля, разоренные селения, разграбленные церкви. Но королю Витторио не было времени задуматься над тяжелой судьбой, постигшей Пьемонт, он спешил к своей возлюбленной, надеясь как можно скорее ее увидеть.
«Ну почему судьба так жестока? Почему она посылает мне такие испытания? Полгода я не видел Констанции и надо же было такому случиться! Надо же было ей заболеть! Пусть заболел бы кто-нибудьдругой, пусть заболела бы королева или он сам, но нет, судьба выбирает самых дорогих людей».
Четверо охранников, которые спешили за королем, уже выбились из сил, а король даже не обращал на них внимания. Он не давал передышки ни себе, ни лошадям, ни людям.
— Скорее! Скорее! — выкрикивал Витторио, указывая рукой направление. — Туда!
Кавалькада мчалась по разбитой дороге, обгоняя повозки, груженые нехитрым скарбом, обгоняя беженцев, ведущих свой скот.Королю было все равно, какая судьба постигнет королевство, что будет с короной, с престолом. Его уже перестал интересовать итог кровопролитной войны, ему стало безразлично, кто одержит победу — Пьемонт или Франция. Ему было даже безразлично, будет ли заключен мир или продлится война.
Главное для Витторио была судьба Констанции, и он понимал, что если успеет и застанет ее живой, он ее спасет, чего бы это ни стоило. Король Витторио был готов продать душу дьяволу, лишь бы только спасти свою возлюбленную, которая была так холодна к нему. Но что поделаешь, коль судьба распорядилась так, коль судьба дала любовь королю и не дала ее Констанции.
— Я продам все, я заложу душу дьяволу, я разорю весь Пьемонт и влезу в долги, но спасу, спасу тебя, Констанция, — шептал король Витторио, бешено настегивая хрипящего от усталости, спотыкающегося коня.
Дорога петляла и вот, в конце концов, король увидел свой загородный дворец в Риволи. Его сердце бешено заколотилось, он на несколько мгновений натянул поводья и придержал коня, как бы давая ему и самому себе отдышаться.
«Ну как она там? — подумал Витторио. — Если она еще жива, то я ее обязательно спасу, я не дам уйти из жизни Констанции!» Его охранники поравнялись с ним.
— Ваше величество, через четверть часа мы будем на месте, — сказал офицер.
— Да, да, правда, но лучше, если бы мы оказались в Риволи несколько часов назад.
— Лошади устали, ваше величество.
— Плевать на все, к черту лошадей! Если мы их загоним, мне не жаль, главное, успеть, — и король, дернув поводья, вонзил шпоры в бока своему черному жеребцу.
Тот сразу же с места прошел галопом.
— Быстрее! Быстрее! — торопил коня король Витторио.
Он подъехал к воротам, чувствуя, что его сердце бешено колотится. Он, не привязывая лошадь, бросился во дворец. Он не смотрел по сторонам и даже не обратил внимания на то, что говорил ему старый дворецкий.
— Где она? — единственное, что выкрикнул король Витторио.
Дворецкий еще раз низко поклонился королю Витторио и немного испуганно указал рукой на второй этаж, туда, где располагалась спальня Констанции.
Король, пропахший потом, в забрызганных грязью высоких сапогах, в мокром, волочащемся по земле плаще, бросился наверх, на ходу сбрасывая шляпу и срывая с плеч плащ.
На несколько мгновений король Витторио застыл перед дверью, затем положил руку на бронзовую, давно не чищенную ручку, повернул ее и вошел в спальню.
В комнате царил полумрак, горело несколько свечей и стоял удушливый запах лекарств. Дворцовый лекарь, увидев короля, обернулся и склонился перед своим монархом.
Даже не взглянув на лекаря, король бросился к ложу, к той постели, на которой он испытал столько сладостных мгновений.
Констанция лежала, запрокинув голову. Король, едва взглянув на свою возлюбленную, вздрогнул.
— Боже, что с ней? — воскликнул король Витторио. Все прекрасное лицо Констанции, шея и плечи были
Усыпаны темными ужасными язвами.
Придворный врач, все так же продолжая кланяться, подошел к королю.
— Ваше величество, немедленно покиньте эту комнату! Я вас умоляю.
— Что? — король Витторио обернулся и посмотрел на своего доктора.
— Это очень опасная болезнь, ваше величество, она передается через воздух, вы можете заразиться и умереть.
— Я? — король глянул в желтые глаза лекаря.
— Да-да, ваше величество.
— Но ведь вы же не боитесь?
— Я, ваше величество, уже слишком стар, чтобы дорожить своей жизнью, да и к тому же это мой долг, помогать всем страждущим, — говоря это, седовласый доктор склонился над ступкой и принялся яростно толочь какие-то снадобья.
— Констанция, Констанция, — зашептал король Витторио, сконившись над своей возлюбленной, но женщина лежала без чувств. — Ты меня слышишь? Это король Витторио, это я! Узнав о том, что тебе плохо, я бросил все и примчался. — Ваше величество, не приближайтесь! — врач подошел и хотел оттащить короля от больной.
— Прочь! — рявкнул король на своего доктора. — Я знаю, что делаю, Тибальти, не мешай мне, я король и приказываю здесь только я, а все остальные должны мне только подчиняться, — король Витторио сорвал парик и швырнул в сторону. — Да откройте же окна, здесь нечем дышать!
— Нельзя, ваше величество, нельзя, болезнь может распространиться по всему дворцу, да и солнечный свет ей будет вреден.
— Она давно уснула?
— Она не спит, ваше величество, — дребезжащим голосом произнес старый врач, продолжая заниматься снадобьем, — она просто сейчас находится между жизнью и смертью.
— Тибальти, — воскликнул король Витторио, подходя к старику врачу, — ее нужно спасти во что бы то ни стало! Пойми, Тибальти, я люблю эту женщину, я не могу без нее жить. Старик закивал.
— Да-да, ваше величество, я понимаю, но мне кажется, вы напрасно приехали. Помочь вы ничем не сможете, а графиня начнет волноваться, нервничать, и ее состояние может резко ухудшиться.
— А что это за страшная болезнь?
— Это ветряная оспа, ваше величество, болезнь почти неизлечимая.
— Где она ею заразилась?
— Этого никто не знает, ваше величество, обычно, когда начинаются войны, голод, эта болезнь приходит к людям, а в мирное время она появляется очень редко. Эта болезнь — спутница войны.
— К дьяволу, к дьяволу, Тибальти, все рассуждения, ее надо спасти! — и король, опустившись на колени, взял Констанцию за плечи и слегка встряхнул. — Констанция, Констанция, любовь моя, очнись!
Та с трудом открыла глаза и непонимающим взглядом смотрела на короля. Затем на ее губах появилась горькая улыбка.
— Король приехал проститься со своей возлюбленной? — прошептала Констанция, пробуя приподняться, чтобы натянуть на себя одеяло и скрыть плечи и грудь, усыпанные язвами.
— Давай, давай, я тебе помогу, дорогая, — зашептал король, поправляя одеяло.
— Уходи, уходи, я не хочу тебя видеть.
— Нет-нет, Констанция, я никуда не уйду, я буду с тобой все время, я тебя спасу.
— Нет, нет, спасти меня уже невозможно, я чувствую, как жизнь покидает меня.
— Да нет, что ты, вот и Тибальти говорит, что можно спасти тебя, правда, доктор?
Старик судорожно передернул плечами, отставил медную ступку, отложил пестик и закивал:
— Такие случаи были в моей практике, так что все возможно, все в руках божьих. И если он будет милостив, то вы, графиня, спасетесь. Правда, возможно…
— Что, Тибальти, я буду безобразной, да? Ты это хотел сказать, так говори же, говори! Ваше величество, я стану безобразной и тогда вы от меня откажетесь как от ненужной испорченной вещи.
— Да нет же, нет, Констанция! — зашептал король прямо в ухо Констанции. — Ты всегда будешь прекрасной, ты вообще самая красивая женщина, я тебя спасу. Доктор, доктор, давайте скорее лекарства.
Доктор Тибальти влил из черной бутылочки немного жидкости в медную ступку и принялся помешивать.
— Сейчас, сейчас, ваше величество, вот это единственное средство от страшной оспы. Оно, правда, не излечивает, а только может облегчить страдания больной, но тем не менее другого средства я не знаю.
— Черт побери, так давайте, давайте же ваше средство!
— Погодите, ваше величество, оно должно хорошо раствориться и только потом им можно пользоваться.
— Как им пользоваться, Тибальти, как?
— Вот этой лопаточкой, осторожно и деликатно, Днем и ночью и чем чаще, тем лучше, надо смазывать язвы, чтобы они не зудели и не кровоточили, чтобы они зарубцовывались.
— Да-да, я все понял, я сам буду это делать.
— Нет-нет, ваше величество, вам лучше удалиться, я сам этим займусь.
Тибальти закончил помешивать и держа чистую стеклянную лопаточку, подошел к постели больной. Он уже склонился, чтобы начать процедуру, как король вырвал из рук старого доктора лопаточку.
— Так что я должен делать, Тибальти?
— Ваше величество, очень деликатно смажьте лицо, шею, плечи, грудь, а затем оставьте графиню хотя бы на час. А потом вновь надо будет повторить эту процедуру. И так до тех пор, пока язвы не начнут уменьшаться, не начнут исчезать.
— Сколько времени это может продлиться, доктор? Придворный лекарь прошелся по спальне, остановился у задернутого окна и несколько мгновений думал, что ответить королю. Затем развел рукии обреченно произнес:
— Знаете, ваше величество, в лучшем случае месяц, а так может быть даже три или четыре.
— О черт, как долго! — воскликнул король, но тут же как будто бы обо всем забыл.
Он склонился над Констанцией и очень осторожно принялся наносить желтоватую мазь на черные язвочки. Констанция вздрагивала от каждого прикосновения. Король Витторио аккуратно, стараясь не пропускать, сосредоточенно занимался своим делом.
А старый придворный врач Тибальти готовил уже в другой ступке еще одну порцию лекарства.
— Я знаю, ваше величество, — дребезжащим голосом говорил Тибальти, — на границе с Испанией есть один монастырь. Там местные монахи делают одно очень сильное лекарство.
— Где это, Тибальти?
— У меня, ваше величество, где-то в моих книгах записано, я посмотрю.
— И что это лекарство? — немного повернувшись и скосив глаза на лекаря, спросил король Витторио.
— Оно тоже, ваше величество, помогает при ветряной оспе, но сейчас война и добраться туда будет не очень просто.
— Я пошлю людей, Тибальти, они привезут, только узнай, где этот монастырь.
— Хорошо, ваше величество, я сегодня же вам сообщу.
Констанция вновь открыла глаза.
— Не разговаривай, — попросил ее король Витторио.
— Ты еще здесь? — не веря в то, что происходит, спросила Констанция.
— Да-да, — закивал головой и зашептал король Витторио, — я буду с тобой, дорогая, все время, пока ты не поправишься.
— Нет, уходи, уходи, я не хочу тебя видеть.
— Нет, я никуда не уйду, — продолжая наносить желтоватую мазь, прошептал король Пьемонта Витторио, глядя в глаза своей возлюбленной.
— Это все из-за тебя, — прошептала Констанция.
— Что, все это?
— Болезнь, — прошептала Констанция, — Бог наказал меня.
— Но почему же он тогда не наказал меня? — задал вопрос король Витторио и тут же опомнился, — прости меня, Констанция, прости.
— Это я во всем виновата, — прошептала женщина. Король Витторио посмотрел в ступку и увидел, что она пуста. — Тибальти, еще лекарства!
Придворный врач подал вторую ступку, и король, как послушный ученик врача, вновь принялся за дело. Он делал все сосредоточенно и с большой любовью. Он сейчас не был похож на величественного короля и если бы кто-нибудь из придворных увидел, чем занимается король, наверняка бы изумился.
День шел за днем. Король Пьемонта Витторио ни на шаг не отходил от Констанции, он дрожал над ней как мать дрожит над больным единственным ребенком. Он день и ночь проводил у постели Констанции, а ей становилось все хуже и хуже. Она все чаще впадала в беспамятство, бредила, выкрикивала какие-то совершенно
Незнакомые королю Витторио имена.
Тогда король хватал Констанцию за руки и крепко сжав пальцы, шептал:
— Констанция, Констанция, успокойся, я с тобой, я рядом, я тебя никогда не покину, не покину ни на минуту. Не беспокойся, ты под надежной защитой.
Иногда Констанция приоткрывала глаза, но увидев склоненного над собой Витторио, тяжело вздыхала, будто она от этого испытывала еще большие страдания.
— Зачем? Зачем ты здесь? Я не хочу тебя видеть! Почему вы все не даете мне спокойно умереть? Почему вы все меня мучаете?
— Ты должна жить, Констанция, — восклицал король Витторио, — ты мне нужна.
— Нет-нет, я никому не нужна и Бог наказал меня за мою слабость, за то, что я не устояла.
— Успокойся, Констанция, береги свои силы и не говори об этом. Все будет хорошо, я это знаю, — и король оборачивался к врачу, который готовил новую порцию лекарства. — Вот и врач считает, что все идет на поправку, правда, Тибальти? — немного грозным голосом интересовался король Витторио.
Лекарь терялся, но понимал, чего от него хочет король и начинал согласно кивать.
— Да-да, графиня, ваши дела идут на поправку, сегодня вы выглядите куда лучше, чем вчера.
— Зачем вы меня обманываете? — шептала Констанция. — Я знаю, что дни мои сочтены, что жить мне осталось совсем немного.
— Перестань, Констанция, — шептал король, прикладывая к губам своей возлюбленной ладонь, — перестань и не говори так, не мучай меня, ведь все хотят, чтобы ты осталась жива, чтобы ты была так же прекрасна как и раньше.
— Да нет, я не так наивна, ваше величество, чтобы надеяться, что кто-то заинтересован в моей жизни. Я уверена, что весь Пьемонт и весь двор проклинают меня и почему, ваше величество, вы находитесь здесь, а не на войне? Почему вы бросили армию?
— Констанция, замолчи, я прошу тебя, замолчи.
— Нет, нет, ваше величество, ваше место не у постели больной умирающей графини, ваше место на поле боя.
— Я люблю тебя, Констанция, люблю! — выкрикивал король Витторио. — И поэтому я здесь. К черту Пьемонт, к черту армию, к черту королевство! Мне ничего не надо, только чтобы ты была жива и чтобы ты меня любила.
— Нет, — шептала графиня де Бодуэн.
— Что нет? — склонялся над больной король.
— Никогда этого не будет, — уже слабым голосом шептала Констанция, и ее глаза закрывались. Она вновь впадала в беспамятство.
— Лекарство, лекарство, — торопливо говорил король, вскакивая и подбегая к Тибальти.
Тот хватал пузырек с каплями и вливал несколько капель в рот Констанции. Женщина вздрагивала, трясла головой вновь открывала глаза.
— Ты должна спать, не должна волноваться. Констанция кивала головой и пыталась уснуть… Доктор Тибальти подошел к королю, когда тот стоял у приоткрытого окна и смотрел во двор.
— Ваше величество, — обратился врач к своему королю.
— Да, я слушаю, Тибальти, говори, — не оборачиваясь, произнес король.
— Графине очень плохо и думаю, она вскоре…
— Что? — не дал договорить врачу король, обернулся и схватил Тибальти за плечи. — Ты хочешь сказать…
— Ну да, ваше величество, все наши усилия бесплодны, вы же видите, с каждым днем графине становится все хуже и хуже, а на ее теле появляется все больше ужасных язв.
— Нет-нет, Тибальти, ты не прав, ей не хуже, я же вижу, она поправляется! Правда, понемногу, очень медленно, но ее состояние улучшается.
— Ваше величество, я думаю, всем нам нужно готовиться к худшему.
— Да о чем ты говоришь, Тибальти? Как ты можешь говорить такое?
— Да-да, ваше величество, хоть это ужасно, но лучше смотреть правде в глаза. Пульс у графини прерывистый, дыхание часто сбивается, она то и дело теряет сознание, ее душа покидает тело.
— Тибальти, замолчи — или я велю тебя повесить.
— Ваше величество, вы можете приказать отрубить мне голову, но это так. Я уже много лет прожил на этом свете и жизнью своей не дорожу, потому что впереди меня уже ничто не ждет. И поэтому я могу говорить правду.
— И что, Тибальти… — уже другим голосом произнес король Витторио.
— Нет никаких шансов, — врач тяжело вздохнул. — Знаете, может быть, есть, но лучше о нем не думать, лучше готовиться к смерти. А если Бог будет милостив, то это будет большой радостью.
— Так значит, Тибальти, шансов нет? Старый придворный врач взял в руку большой флакон из темно-зеленого стекла.
— Ваше величество, вот здесь жидкость и если ее выпить на одну каплю больше, чем положено, человек мгновенно умрет. А вот если ее пить понемногу, она очень полезна.
— Так что ты предлагаешь, Тибальти?
— Ваше величество, можно попробовать давать понемногу этого лекарства графине. Я понимаю, что это опасно, но все же стоит рискнуть и тогда, возможно, ей станет немного лучше и ее организм справится с болезнью.
Король Пьемонта Витторио тяжело опустился в кресло и по своей старой привычке обхватил голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону.
— Так ты, Тибальти, говоришь, что это лекарство может ее спасти, а может и убить?
— Да, ваше величество, — ответил врач, — на этот вопрос пока еще нет ответа. Я жду вашего решения, вы король и вы должны его принять.
— Да-да, Тибальти, я король, — Витторио поднялся с кресла и пристально посмотрел в выцветшие глаза врача. — Попробуем.
Старый доктор вытащил притертую пробку из горлышка бутылки, опустил туда стеклянную палочку, аккуратно вытащил ее и долго следил, громко считая, сколько капель упадет в серебряную ложку. Затем взял склянку с водой.
— Ваше величество, здесь пять капель, это очень сильная доза, и мне кажется, что именно с нее надо начинать.
— Тибальти, — воскликнул король, — погоди, может быть, я попробую на себе?
— Нет, ваше величество, не стоит этого делать, потому что это яд.
— Но, Тибальти… — король задержал руку врача, — я боюсь рисковать графиней.
— А своей жизнью, ваше величество, вы не боитесь рисковать?
— Своей нет, Тибальти, мне ничуть не жаль своей жизни.
— Ваше величество, давайте же скорее, видите, ей плохо!
Констанция вновь приоткрыла глаза и с ее губ сорвались какие-то непонятные слова:
— Реньяры… Реньяры… Филипп Абинье… Этель… бабушка… Мишель…
— Господи, как ей плохо!
Король приподнял Констанцию, а доктор Тибальти влил ей в рот лекарство.
Констанция, едва проглотив горькую жидкость, стала дрожать так сильно, будто лежала на снегу.
— Что с ней, доктор? Что с ней? — испуганно воскликнул король Витторио.
А доктор Тибальти, держа свою руку на пульсе Констанции, шептал:
— Раз, два… семь… двенадцать…
— Что с ней, доктор? — повторил свой вопрос король, встряхнув старика.
Тот опустил бледную руку Констанции на простыню.
— Если она сейчас, ваше величество, не умрет, то будет жить.
Король тут же опустился на колени, склонясь прямо к лицу Констанции.
— Дорогая, дорогая, не уходи, останься, будь здесь, не умирай!
Наконец Констанция открыла глаза.
— Пить… пить… — прошептала она.
— Доктор, она просит пить. Тибальти, обрадованно потирая ладони, улыбнулся королю.
— Ну вот, кажется, все будет хорошо. Самое страшное позади.
— Да, доктор?! Она будет жить?! Тибальти кивнул.
— Вы можете просить у меня все, что пожелаете, доктор, я для вас ничего не пожалею.
— Пить… пить… — вновь повторила Констанция. Наконец, король и доктор посмотрели друг на друга уже другими глазами.
— Она хочет пить, ваше величество.
— Да-да, я слышу, а что ей дать?
— Дайте ей немного вина, ваше величество. Король плеснул в золоченый бокал немного вина и приподняв Констанцию, поднес бокал к ее губам.
Она жадно сделала несколько глотков, затем прошептала:
— Спасибо.
— Правда, не стоит обольщаться, ваше величество, эта болезнь очень коварна, и мы ее еще не победили. Она все еще очень сильна и еще предстоит долгая борьба.
— Да-да, Тибальти, я понимаю.
Сразу же после короля Витторио из Турина в Риволи прибыла королева и наследник. Но король Витторио почти не встречался со своей супругой и сыном. Все его время занимала Констанция, он всецело был поглощен борьбой за ее жизнь. И поэтому он проводил все время в спальне Констанции, только изредка спускаясь на первый этаж своего дворца и там встречаясь с королевой и сыном.
Вот и сейчас королева с сыном сидели в гостиной. Королева просматривала письма, что-то подчеркивала, писала. А наследник, тринадцатилетний Витторио, сидел, склонившись над низким столиком, и сам с собой играл в шахматы. Он зло улыбаясь, переставлял фигуры, поворачивал доску к себе то черными, тобелыми, недовольно морщился. Он, как и его отец, не любил проигрывать.
Время от времени королева отрывалась от бумаг и с любовью смотрела на своего сына.
«Боже, какой он уже большой! Настоящий юноша, скоро станет мужчиной. Боже, до чего же он похож на отца, такое же гордое лицо, такой же надменный взгляд, такие же капризные губы» .Подросток будто бы почувствовал, что на него смотрит мать, и приподнял голову. Мать и сын встретились взглядами.
— Ты его ненавидишь? — спросил Витторио, кивнув головой вверх, туда, где на втором этаже были комнаты Констанции. — Я ненавижу его, ненавижу. Народ умирает, королевство разорено, селения сожжены, а он лечит эту женщину, — каким-то странным мужским голосом заговорил тринадцатилетний Витторио.
— Замолчи! Замолчи, сын! — воскликнула королева.
— Почему я должен молчать, ведь об этом говорят все на каждом углу. Когда мы ехали с тобой в карете в Риволи, на нас смотрели подданные и перешептывались: «Несчастная королева, несчастный наследник…»
— Да замолчи, замолчи, Витторио! — воскликнула королева, вскакивая из-за стола. — Он твой отец, он король, а мы должны все ему подчиняться.
— А если он мой отец, — мальчик тоже вскочил из-за стола, чуть не опрокинув доску с шахматами, — тогда он дожен вести себя как подобает королю и отцу.
Возможно, Витторио сказал бы и еще что-нибудь обидное, но в это мгновение дверь распахнулась и в гостиную вошел король Пьемонта Витторио. Он был небрит, под глазами темные круги, как следствие бессонных ночей.
Королева и наследник уселись. Король, дойдя до середины гостиной, на несколько мгновений задержался.
Он взглянул сначала на королеву, потом на сына, склонившегося над шахматной доской.
Король Пьемонта Витторио подошел к своему сыну и с улыбкой на губах посмотрел на доску.
— Надо ходить ферзем, — сказал он, положив руку на плечо сына.
Подросток поднялся и перешел на другую сторону стола. Король посмотрел на жену.
— Мне кажется, ты не должна быть здесь.
— А где я должна быть? Король покачал головой.
— Но и ты не должен быть здесь.
— Я король — и знаю, что делаю.
— Нет-нет, ты не знаешь, что вершишь, Витторио, — королева встала из-за стола и отодвинула бумаги в сторону.
— Через четверть часа здесь будет военный совет, соберутся мои министры и военачальники.
— Да-да, соберутся, — заметила королева, — но ты должен быть не здесь, не в Риволи. Ты король, и ты должен быть со своей армией.
— Я знаю, где должен быть, я знаю, где мое место.
— Войска французов уже давно перешли границу, они воюют на нашей территории.
— Я знаю об этом, зачем ты мне напоминаешь? — король Пьемонта Витторио смотрел на королеву зло и недоброжелательно.
— Ты, король Пьемонта, превратился в раба этой женщины, ты выполняешь любую ее прихоть, ты служишь ей, а не королевству.
— Что?! — прохрипел король, готовясь броситься на королеву, его руки сжались в кулаки, королева стояла с гордо поднятой головой. — Ты даже ни разу не спросила, как она себя чувствует, что с ней, можно ли ей помочь?
Королева молчала, король тоже молчал, не зная что сказать.
— Чего же ты от меня ждешь, Витторио? Какими силами я должна обладать, по-твоему, и почему я, королева, должна смотреть на то, что происходит, совершенно спокойно?
Король опустил голову и прижал ладонь к груди, будто ему не хватает воздуха, будто он задыхается.
— Я ездила в монастырь и привезла для нее лекарство, — королева вышла из-за письменного стола, подошла к секретеру и вытащила большую керамическую банку с мазью. — Вот, возьми, это для нее.
Король Витторио, как бы не веря, подбежал к королеве, принял банку и застыл на месте. Его губы подрагивали, казалось, этот сильный мужчина вот-вот заплачет.
— Спасибо, спасибо тебе, — чуть слышно прошептал король, открыл крышку и заглянул во внутрь банки. — Спасибо, ты даже не можешь представить, как я тебе благодарен.
Наследник тринадцатилетний Витторио, повернулся к родителям и смотрел на них презрительным взглядом.
«До чего же они дошли, — думал мальчишка, — они забыли о королевстве, забыли о том, что гибнут люди, разрушаются города, горят деревни. Они вообще занимаются черт знает чем».
Витторио взял руку королевы и поднес ее к своим губам, желая поцеловать ее. Но в самый последний момент королева выдернула ее из пальцев короля.
Он еще немного постоял, развел руки в стороны.
— Знаешь, она заснула, заснула… — он медленно, как загипнотизированный, развернулся и направился к двери.
Он уже приготовился распахнуть ее, как услышал за спиной ломкий голос своего сына.
— Я желаю, чтобы она никогда не проснулась, никогда! — тринадцатилетний Витторио, сказав это, сам испугался.
Король медленно обернулся, на лбу его блестели капли холодного пота. Он быстро подбежал к сыну, схватил его за плечо, резко потянул к себе, затем развернул и со всей силы ударил по лицу.
— Что ты делаешь, — воскликнула королева, — Витторио, так нельзя!
— Так нужно, он ничего не понимает.
— Это ты ничего не понимаешь, это ты делаешь все не правильно, это ты стал рабом этой женщины!
Мальчишка вскочил на ноги и стоял, глядя прямо в лицо отцу.
— Ты еще слишком мал и ничего не понимаешь, Витторио! — кричал король.
— А ты сошел с ума, ты стал рабом этой женщины!
— Я прошу тебя замолчать! — страшным голосом прошептал король.
Королева выбежала из-за стола и встала между мужем и сыном.
— Оставь его! Оставь его, Витторио! — обратилась она к мужу.
— Отойди, — король отстранил жену.
— Нет, никогда! — королева вновь прикрыла собой сына.
А тот, выглянув из-за плеча матери, крикнул, глядя отцу в глаза:
— Ты не король, ты раб этой женщины!
— Ты ничего не понимаешь, ты еще слишком мал, — король тяжело развернулся и пошатываясь, как пьяный, двинулся к двери. Услужливый слуга распахнул ее, и король исчез за ней.
— Зачем ты это сказал? — королева схватила сына за руки.
— Но ведь кто-то же должен был ему это сказать, почему не я?
— Потому что он твой отец и он король.
— Нет, он не король, король так никогда не поступает, король всегда со своей армией, а он бросил войска, бросил своих министров и все свое время отдает только этой презренной женщине.
— Замолчи, замолчи, мой мальчик, — королева прикрыла ладонью рот сына.
А тринадцатилетний Витторио смотрел, как по щекам королевы бегут крупные слезы.
— Мама, мама, — воскликнул он, — я никогда не буду таким как он!
— Не загадывай вперед, Витторио, жизнь очень страшна, и она часто ставит человека в такие ситуации, что он не волен выбирать, как ему поступать.
— Нет, мама, если у человека есть воля, он всегда примет правильное решение, отказавшись от всего во имя блага своего народа и королевства.
— Ты хорошо говоришь, мой мальчик, но не надо быть настолько самонадеянным, никто не знает своего будущего, никто над ним не властен, кроме господа Бога.
Констанция открыла глаза и попыталась приподняться. Она увидела склонившегося над склянкой с лекарством старого доктора Тибальти.
Услышав шорох, тот обернулся.
— Графиня, лежите тихо, — предупредил старый лекарь, приложив палец к губам, — вам нельзя разговаривать, нельзя волноваться.
— Где король? — прошептала Констанция.
— Он где-то внизу, графиня, скоро будет.
— Сколько времени, доктор, я уже больна?
— Около месяца, графиня, но ваши дела уже пошли на поправку. Я понимаю, что вам плохо, что язвы ужасно зудят, но надо терпеть.
— Это невыносимо, доктор, — комкая простыни, прошептала Констанция, — мое тело будто горит в огне, будто бы кожа лопается и все зудит, будто бы я разрываюсь на тысячи частей.
— Успокойтесь, успокойтесь, графиня, вот, выпейте, — старый лекарь поднес графине склянку с какой-то темно-коричневой жидкостью.
Графиня, зажмурив глаза, в три глотка выпила.
— Какая гадость, — прошептала она.
— Да-да, графиня, это яд. Понимаю, что пить такое неприятно, но это единственное, что может вам помочь.
— Мне ничего не может помочь, доктор, все мое тело горит. Дайте мне зеркало, я хочу посмотреть на себя. Доктор огляделся по сторонам.
— Нет, графиня, вам не стоит смотреть на себя, пока еще не стоит.
— Что, я так ужасна?
— Нет, графиня, я бы этого не сказал, но болезнь есть болезнь, и она делает свое дело.
— О, ужас! Наверное, я выгляжу страшнее смерти, наверное, в гроб кладут краше.
— Нет, графиня, вы выглядите вполне сносно, если учесть, чем вы больны.
— Боже, почему все мое тело горит, почему все так чешется, я просто схожу с ума! — графиня принялась яростно, ногтями скрести плечо, срывая еще едва затянувшиеся язвочки.
— Нет-нет, графиня, ни в коем случае! — старый лекарь бросился к больной и попытался удержать ее за руки.
— Если вы будете это делать, то вы навсегда обезобразите свое тело, навсегда.
— Но я не могу удержаться, доктор, не могу!
— Терпите, графиня, терпите, я вас умоляю. Если король увидит, он мне не простит.
— Где он? Где? — скрежеща зубами, произнесла Констанция.
— Скоро будет, наверное, у него совет, возможно, прибыли министры и военачальники.
— Совет? Министры? А что, разве не кончилась война?
— Да нет, графиня, она идет, и войска французов на нашей территории и приближаются к Риволи. Может быть, через неделю, а может и раньше, они будут здесь.
— О, Боже, — тяжело вздохнула Констанция и заскрежетала зубами, ее явно не интересовала ни война, ни что-нибудь другое. Ее глаза были безумны, и она едва сдерживалась, чтобы не впиться зубами в свое тело. Она изнемогала, корчилась в постели, стонала, до крови прикусывая губы, цеплялась руками за спинку кровати, рвала простыни, но пока еще ей удавалось победить себя.
Лекарство начало действовать, и Констанция понемногу успокаивалась. Уже не так сильно дергались губы, а пальцы рук, все еще продолжавшие сгибаться, не делали уже таких резких и конвульсивных движений.
Доктор Тибальти стоял у окна и переливал лекарство из склянки в склянку, помешивая и глядя на просвет.
— Я и сам не был уверен, графиня, что вы выживете. Это только его величество своей заботой спас вас.
— Король… его величество Витторио, — прошептала Констанция, — значит, я должна быть благодарна ему за то, что осталась жива?
— Да-да, графиня, только королю. Это он днями и ночами сидел у вашей постели, смазывал ваши язвы, следил за тем, чтобы вы не раздирали их, кормил и поил вас, мыл, ухаживал за вами так, как мать ухаживает за ребенком.
— О, боже, — тяжело вздохнула Констанция и закрыв глаза, попыталась уснуть.