Констанция. Книга третья

ГЛАВА 5

Жак и его хозяин виконт Лабрюйер скакали во весь опор. Тяжелые низкие тучи медленно догоняли их, и вот ухе по листве забарабанили первые капли.Но Анри даже и не подумал останавливаться. Жак с опаской поглядывал назад, туда, где сверкали, прочеркивая небо огненными зигзагами, молнии.

» И нужно же было поехать в такую погоду?«— жаловался сам себе Жак, понимая, что жаловаться хозяину бесполезно. Если тот погнался за женщиной, то его ничем не остановишь.

— Скорее! Скорее! — подгонял себя Анри. — Я должен успеть в Париж раньше, чем там будет Мадлен.

— Хозяин, — жалобно позвал Жак.

— Чего тебе? — не оборачиваясь, бросил Анри.

— Может, стоит переждать дождь?

— Лентяй.

— Я всегда служу вам преданно, хозяин.

— Вперед, в Париж, мы должны успеть раньше ее!

Жак, как ни нахлестывал свою кобылу, все равно отставал от виконта, ведь конь у того был великолепный.

» Мы оставили все свои вещи, — жаловался себе Жак, — сорвались так, словно за нами гонится целая банда. И почему двое добропорядочных людей должны сломя голову нестись по лесной дороге лишь потому, что какой-то женщине взбрело

В голову уехать, не попрощавшись «.

Дождь лил уже как из ведра. Поля шляпы Жака обвисли, холодная вода струйкой стекала за шиворот.

» О боже мой, то купание в пруду, то дождь. И когда , наконец, мой хозяин угомонится?«

И Жак принялся мечтать о тех временах, когда виконт Лабрюйер женится и заживет тихой спокойной жизнью. Но представить себе жену Анри Жак как ни старался, не мог. Слишком много женщин прошло у него перед глазами, слишком многим из них виконт дарил свое расположение.

» Нет, наверное, никогда не видеть мне покоя. А ведь горничная в доме графини Лабрюйер уже почти было согласилась, — Жак досадливо поморщился. — И почему у меня никогда не получается так быстро, как у виконта? Лишь только я заведу знакомство со служанкой его новой избранницы, а он уже бросает ее и потом что ни делай, ничего не вернешь «.

Дождь хлынул с новой силой, молнии сверкали уже над головой. И Жак с ужасом увидел, как одна из них вонзилась в верщину холма, где стояло одинокое дерево. Полыхнул огонь, и стоб дыма ударил в небо.

Жак боязливо перекрестился, а Анри лишь прикрикнул на него:

— Скорее, не отставай, Жак!

Вскоре сквозь пелену дождя можно было разглядеть карету, медленно пробиравшуюся по скользкой дороге.

Наконец-то Анри остановил коня и подождал, пока Жак приблизится к нему.

— Если ты, мерзавец, только позволишь себя заметить — не сносить тебе головы. А-ну, скорее, лесом! Вырвемся вперед и будем в Париже раньше ее.

И виконт пришпорил коня. Тот, послушный руке своего хозяина, свернул в лес и понес его сквозь чащу. Пригнувшись, Жак скакал следом за Анри. Ветки хлестали его по лицу, руки были ободраны в кровь. Лишь изредка Жак из-под руки смотрел вперед туда, где ломая ветки продирался сквозь чащу Анри. Сквозь заросли и пелену дождя справа иногда мелькала карета, и тогда Жак еще плотнее наклонялся

К шее своей лошади.

Наконец, всадники пересекли лощину и выбрались на дорогу.

— Она отстала, — с видом победителя прокричал Анри.

Даже у Жака на душе стало немного веселее и дождь ухе не казался таким холодным.

Анри вытащил из сумки маленькую стеклянную флягу, вырвал зубами пробку, сделал несколько глотков, затем передал слуге.

— Выпей, Жак, иначе и впрямь заболеешь. Жак жадно проглотил обжигающе крепкий ром. Теперь, ему казалось, мир просветлел, хоть все так же по небу ползли низкие тяжелые облака, все так же время от времени сверкали молнии, заливая и без того угрюмый пейзаж безжизненно ярким светом.

Анри с сожалением посмотрел на жалкие остатки рома, плескавшиеся на дне фляжки, и одним глотком осушил ее.

— В Париж! — пронеслось над лесной дорогой, и всадники вновь пришпорили своих коней.

Прибыв в город, Анри отправился не к себе домой, не к дому мадам Ламартин, а к зданию суда.

Он взял Жака за шиворот и притянул к себе.

— Сейчас ты зайдешь туда и узнаешь, на службе ли месье Ламартин. Вот тебе пара монет на расходы.

Вид Жака был жалок: мокрая насквозь одежда, обвисшие поля шляпы, сапоги, облепленные грязью.

Он кое-как очистил их в густой траве, росшей тут же у ограды, и исчез в здании суда. Анри, не обращая внимания на ненастье, поджидал возвращения своего слуги.

Вскоре тот появился с радостной улыбкой на лице.

— Ну что, чему ты так радуешься? Жак медлил с ответом.

— Говори же, не томи!

— Прокурор Ламартин находится сейчас в провинции и вернется не раньше, чем послезавтра.

— Я так и знал, что мне повезет! — воскликнул Анри, — Скорее к дому Мадлен!

По пустынным улицам пронеслись двое всадников и вот уже в глубине квартала, за небольшим садом возник дом окружного прокурора.

— Погоди, я сейчас, — Анри соскочил с лошади и, зайдя в узкий переулок, взобрался на ограду.

Он стоял, взявшись за ветку высокой) дерева, и всматривался в окна.

— Так, гостиная на втором этаже, — Анри облизнул губы, — окно открыто и забраться туда по водосточной трубе будет легко.

Он спрыгнул на мостовую и вернулся к Жаку. Тот уже стучал зубами от холода.

— Теперь мне вновь понадобится твоя помощь.

— Все, что угодно, хозяин.

— Я переберусь через ограду и подкрадусь к дому, а ты в это время позвони у ворот и говори все, что угодно, лишь бы только отвлечь внимание слуг в доме. А я заберусь в окно гостиной.

— Хозяин, пока вы там ходили, я успел рассмотреть: конюх и садовник живут вон в том флигеле, а в доме, скорее всего, одна горничная.

— Тем лучше для нас. Как только увидишь, что я подобрался к дому — звони.

Анри вновь исчез за поворотом и вскоре его мокрая голова возникла в ветвях старого дерева. Послышался негромкий хруст веток, и Анри ухе крался к дому, прячась за кустами дикой розы. Он прижался спиной к каменной кладке стены и махнул рукой Жаку, поджидавшему у ограды.

Дернув за ручку, слуга прислушался. Далекий звон раздался в доме, и на крыльцо выбежала, прикрывая голову куском материи, служанка. Она с удивлением рассматривала толстого неуклюжего мужчину в ливрее, стоявшего у ворот.

— Хозяев нет дома.

— Я это знаю, — Жак улыбнулся очаровательной улыбкой толстяка. — А у меня, красавица, есть к тебе дело, — и он подмигнул служанке.

Пока те любезничали, Анри, стараясь не шуметь, взбирался по водосточной трубе к окнам второго этажа. Несколько раз он чуть не сорвался, пытаясь поставить ногу не скользкий карниз.

Наконец, ему удалось перевалиться на широкий подоконник — и виконт очутился в гостиной. Здесь было холодно, скорее всего, хозяин был скуп и запретил слишком часто топить камины в его отсутствие.

Нимало не смущаясь тем, что находится в чужом доме, виконт вытер портьерой голову и подкрался к балюстраде лестницы, ведущей на первый этаж. Жак оказался прав: в доме никого не было.

Тогда виконт выглянул в окно. Горничная уже отворяла ворота и игриво смеясь, отстраняла от себя Жака, пытавшегося ее обнять.

— Вот и все, — обрадовался виконт, — теперь остается только ждать.

Хлопнула внизу дверь, и виконт слышал, как горничная, смеясь, предложила Жаку пройти в кухню.

— Хозяев сейчас нет, в доме не топят и единственное место, где можно вам обсушиться — это кухня.

Впервые в жизни виконт пожалел, что он не Жак. Находиться в нетопленной гостиной в насквозь промокшей одежде — это совсем не то, что сидеть у жарко натопленного очага в кухне, любезничая с горничной. Но Анри ждало куда более возвышенное приключение, и мысль о предстоящей встрече с Мадлен согревала его душу, но к сожалению, не тело.

Анри уже смирился с мыслью, что ему в ближайшие дни придется слечь в постель с пневмонией, как послышался шум подъезжающей кареты.

Удивленная горничная выглянула на крыльцо и узнала экипаж своей госпожи. Конюх выбежал из флигеля, и вскоре экипаж остановился у самого крыльца.

Мадлен смотрела на свой дом сквозь залитое дождем стекло и крупные капли, скользившие по прозрачной преграде, представлялись ей слезами.

» Ну почему я сама уехала, даже не попрощавшись? — укоряла себя Мадлен. — Ведь теперь у меня никогда не хватит духа самой увидеться с виконтом Лабрюйером. Но почему я сама уничтожаю свое счастье и не даю быть счастливым другому?«

Кучер отворил дверцу и отбросил подножку, прикрывая Мадлен от дождя. Он довел ее до самой двери. Но все равно, как он ни старался, дождь смочил волосы мадам Ламартин. Темные пряди прилипли ко лбу.

— Я сейчас приготовлю сухое, — забеспокоилась горничная, уже успевшая спрятать Жака в дальнем конце кухни за сложенными в штабель дровами.

— Не надо, я хочу побыть одна.

Мадлен, тяжело ступая, поднималась на второй этаж. Ее мокрая рука скользила по холодным перилам лестницы, и женщине хотелось, чтобы это восхождение никогда не кончалось.

» Ну, кто заставлял меня поступить так, а не иначе?«— думала мадам Ламартин, глядя себе под ноги.

Полированный камень ступеней отражал ее ноги, колышущийся подол платья, край мокрого плаща.

» И мне теперь некого винить «.

Нога Мадлен преодолевала последнюю ступеньку, и женщина оказалась у двери, ведущей в гостиную.

— Простите, мадам, — послышался голос горничной. Мадлен обернулась, девушка стояла рядом с ней.

— Я разожгу камин.

— Хорошо, разожги — и можешь идти.

Мадлен стояла в таком хорошо знакомом ей доме и чувствовала себя так, словно попала сюда впервые. Все вещи ей казались чужими.Тонкие струи пламени побежали по сухим дровам и вскоре в дымоходе уже загудело. Тепло волной обдало Мадлен.

Горничная выскочила из комнаты и послышались ее торопливые шаги на лестнице. Девушка спешила к Жаку, ведь она обещала угостить его обедом и кружкой вина.

Мадлен, обхватив голову руками, уставилась в огонь. И тут ей показалось, она в гостиной не одна. Мягко отодвинулась штора — и к ней шагнул Анри.

— Я не мог оставаться там без тебя, Мадлен. Женщина, глубоко вздохнув, чуть не лишилась чувств, а потом бросилась к Анри, обняла его и прижалась щекой к его плечу.

— Я так боялась потерять тебя, Анри, какая же я была глупая! Она обнимала виконта, словно каждую секунду должна была вновь и вновь уверять себя в том, что Анри это реальность, а не видение.

Я здесь, — шептал мужчина.

Я тоже.

Виконт погладил Мадлен по мокрым волосам.

Ты вся продрогла, сбрось плащ.

Он потянул за тесемку, и мокрый плащ упал к ногам женщины. Она осталась в белом летнем платье.

Так ты любишь меня? — прошептал Анри на самое ухо Мадлен.

— Да, да.

— Скажи мне это.

— Я люблю тебя.

— И я. Мы любим друг друга. Мадлен не то смеялась, не то плакала. Она обняла Анри за шею и поцеловала его в губы.

— Ты весь продрог, скорее высушись, — она принялась расстегивать бархатную куртку виконта.

А когда он, не выпуская женщину из своих объятий, снял насквозь промокшую бархатную куртку, Мадлен, не глядя, бросила ее на пол перед камином.

— Она еще успеет высохнуть. Ведь ты не уедешь сейчас?

— Нет, Мадлен, я приехал к тебе.

— Обними меня, обними покрепче.

— Ты даже не знаешь, дома ли твой муж.

— Ты здесь, и мне больше ничего не нужно. Анри удивился такой беспечности.» Да, она сильно любит меня и как жаль будет ее бросать «, — подумал он.

— Твоего мужа не будет несколько дней, я заезжал в суд и все узнал.

— Как ты оказался здесь, ведь я уехала ночью?

— Я верхом скакал весь день и видишь, успел раньше тебя.

— Как я была глупа, как обманывала себя, уверяя, что не люблю тебя, — причитала Мадлен, целуя Анри в лоб, в щеки, в глаза.

— Я думаю, Мадлен, тебе нужно отправить слуг, иначе они узнают о моем приезде и потом расскажут твоему мужу.

— Я не хочу думать об этом.

— Мадлен, я тебя прошу.

— И не говори, я сейчас яижу только тебя одного и никого больше не существует в мире.

Анри схватил Мадлен за плечи и легонько встряхнул.

Думай, что говоришь, ты должна отправить слуг и только тогда мы останемся с тобой вдвоем.

Хорошо, если ты просишь об этом… Мадлен, глядя перед собой почти безумными влюбленными глазами, двинулась к лестнице. Она позвала служанку и, ничего не объясняя, сказала:

— Ты свободна на два дня. Передай остальным слугам, что они тоже могут быть свободны.

— Но, мадам… сейчас идет дождь и, может быть, стоит распаковать ваши вещи?

— Я хочу побыть одна, — глядя поверх головы горничной, сказала Мадлен, — оставьте меня.

Ничего не понимающая горничная спустилась в кухню.

— Как жаль, — обратилась она к Жаку, — моя госпожа отправляет всех слуг домой. И взбрело же ей в голову остаться одной!

Жак изобразил на своем лице полное недоумение.

— Жаль, красотка, что придется уходить.

— Но мы можем пойти ко мне, — предложила девушка, — я снимаю комнату в подвале. Господин прокурор мне неплохо платит, и я могу себе это позволить.

Жак с досадой заскрежетал зубами. Он с удовольствием бы отправился вместе с молоденькой девушкой, но его присутствие требовалось здесь. Должен же кто-то присматривать за лошадьми, должен же кто-то носить дрова, должен же кто-то, в конце концов, присматривать за хозяином и следить за улицей. Неровен час,

Вернется муж, и тогда придется убегать. В этом смысле Жак был сама осторожность. Еще ни разу виконту не довелось лицом к лицу встретиться с мужем какой-нибудь из своих любовниц. Жак всегда заблаговременно предупреждал его, и у виконта оставалось немного времени, чтобы одеться и спуститься через окно на улицу.

Горничная никак не могла понять, почему это Жак вдруг охладел к ней.

Вскоре они уже оказались на улице перед воротами дома окружного прокурора.

Вы даже не проводите меня до дома? — спросила девушка.

Нет, я должен спешить.

Но мне показалось, вы никуда не спешили и хотели лишь обогреться, переждать дождь?

Жак с тоской посмотрел на двух лошадей — свою я его хозяина — мокнущих у коновязи на противоположной стороне улицы.

— Я обещаю, — поклялся Жак, — как только у меня появится время, мы обязательно встретимся.

Девушка презрительно фыркнула и даже не попрощавшись, пошла по мокрой мостовой, демонстративно не прикрываясь от дождя.

Жак дождался, когда дом покинут и остальные слуги, потом отвязал лошадей и завел их в конюшню. Лошади жадно рванулись к еде и, утолив первый голод, принялись жевать овес. Таким спокойствием веяло от уставших животных, что Жак даже расчувствовался.

Он подошел к лошади Анри и потрепал ее по гриве.

— Ой, хитер наш хозяин, хитер! — сказал он, заглядывая в глаза лошади. — Всегда говорит:» Жак, сделай то, Жак, сделай другое «, но никогда не спросит:» А ел ли ты, Жак? А выспался ли ты?«Ой, хитрый наш хозяин, хитрый.

Лошадь, словно понимая Жака, кивала головой и жевала овес. А слуга прислонился щекой к горячей шее лошади своего хозяина и запустил пальцы в ее жесткую гриву.

— Тебе хорошо, о тебе позаботятся, а обо мне некому вспомнить. Нет у меня друзей, нет родителей, только я один на всем свете, — расчувствовавшийся Жак чуть было не заплакал.

Но вскоре он снова стал прежним, ведь в кармане звенели монеты, данные виконтом, можно было запастись выпивкой. Жак, удостоверившись, что корма лошадям достаточно, задрал на голову ливрею и побежал к дому. Возле распахнутой двери гостиной он остановился и негромко кашлянул.

Мадлен попыталась высвободиться из объятий Анри но тот ее не отпустил.

— Чего тебе, Жак?

— Что прикажете, хозяин?

— Исчезни и не показывайся до завтрашнего утра. Если что-нибудь произойдет, предупредишь, а так, чтобы в доме я тебя больше не видел.

Жак поклонился и с видом, полным достоинства спустился по лестнице на кухню. Догорали уголья, неприготовленный обед остывал в кладовой. Жак устроился за столом и, вытащив из-за пояса свой нож, начал резать кусок копченого мяса. Затем отыскалось и вино, и Жак, устроившись за столом как хозяин, пил кружку за

Кружкой. Время от времени он отставлял бутылку в сторону и прислушивался: что же там делается наверху. Но до его слуха доносились лишь неясные шорохи, тихие голоса.

» Ну и проходимец же мой хозяин! — думал Жак. — И что только находят в нем женщины? Был бы он богат — понятно, а так, только сам вводит их в траты. А врочем, какое мне до этого дело? Разве есть разница, пью я вино, купленное за деньги хозяина или угощаюсь взятым взаймы в чужом доме?«— и Жак вновь наполнил кружку.

Его нимало не интересовало то, как будет объяснять своему хозяину прислуга, куда подевалась бутылка вина. Ведь Жак пил не какую-то дешевку, а завладел самой лучшей бутылкой, явно предназначенной для хозяина.

За окном не переставая лил дождь, капли чертили зигзаги на стекле, размывая погружавшийся в темноту городской пейзаж. В окнах домов зажглись огни, и даже ненастье не могло помешать жителям столицы веселиться. Откуда-то из соседнего дома доносился громкий женский смех и кто-то пытался уговорить даму вести себя поосмотрительнее. Но вскоре женский смех уже смешивался с мужским — и от этого Жаку становилось еще тоскливее.

Его уже не радовали ни хорошее вино, ни вкусная еда ему хотелось чего-то большего. А чего, Жак и сам точностью не мог бы сказать. Он был из породы людей, никогда не удовлетворенных настоящим. Если у него в кармане было две монеты, он грустил, почему не три. Если же отыскивалось три, тут же Жаку хотелось получить и четвертую. Они были чем-то похожи — Жак и его хозяин. И тот и другой никогда не довольствовались достигнутым. Но если Анри делал все, чтобы продвинуться вперед и завладеть сердцем следующей женщины, то Жак отдавался в руки судьбы безропотно, ничего от нее не требуя. Даст сама — значит хорошо, а не даст — значит так и нужно.

В кухне становилось все прохладнее, и Жак, недовольный тем, что ему приходится трудиться, принялся подбрасывать дрова в печь. Вскоре там разгорелся такой огонь, какой бывает только на пожаре. Зато Жак чувствовал себя хорошо как никогда. Вино согрело душу, а огонь тело. Он уже утешал себя мыслью, что в подвальной комнате, куда звала его горничная, скорее всего сыро и неуютно, а вино, припасенное для гостей, дешевое и мало чем отличается от уксуса.

За окном уже совсем стемнело, и город напоминал о себе лишь точками фонарей и прямоугольниками окон, словно бы висевшими в пространстве без всякой опоры. Молнии больше не сверкали, лишь где-то вдалеке изредка раздавались приглушенные раскаты грома.

Жак растянулся на широкой скамейке, положив под голову свою уже высохшую до хруста ливрею.

» Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться как следует и никто не потревожит меня до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью «.

Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может застать здесь в доме его хозяина. Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.

» Хороший дом, — думал Жак, наслаждаясь теплом и уютом, — здесь все есть — и вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не очень-то интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком от него. Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше «.

Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он никогда не задерживался у своих любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось побывать, каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своего

Хозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно бы считал свои собственные победы. Но постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе Жака. Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и могут себя вести светские дамы.

Самое странное — усталость сегодняшнего дня не располагала ко сну. Лишь только Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась недалеко, а нож всегда был остро отточен.

И вскоре на большом блюде красовались толсто порезанное холодное мясо и остатки хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев, расчувствовался и вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о судьбах других.

То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не занимало. Хозяева могли позаботиться о себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак, находясь в одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите, словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку кулак.

» Это надо же, — изумлялся Жак, — полено такое крепкое, не уковыряешь, а смотри, не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него ничего не остается, кроме пепла «.

Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о полене, а о нем самом.

» Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что жил на свете такой Жак, славный парень, верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу «.

Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз, зевнул и уснул сладким сном человека, выпившего три кружки крепкого вина.

Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на руки и закружил по комнате. Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил ее под столик.

— Боже, что ты делаешь, Анри! — восхищению Мадлен не было предела, она словно выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.

— Я так люблю тебя, ты пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала…

— Молчи, молчи, Мадлен… И губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.

— Там…

— Я все знаю, я уже успел осмотреться в твоем доме, — Анри

Плечом отворил дверь и понес Мадлен по гулкому коридору.

Дверь спальни была приоткрыта и в темноте тускло мерцала

Золоченая спинка большой кровати.

— Я сейчас… — Анри бережно уложил Мадлен на простыни и

Склонился перед камином.

Ровно сложенные дрова и щепки под ними только и ждали огня.

Анри выбежал и вернулся с зажженой свечой. Слегка потянуло дымом, а затем ровные языки пламени побежали по сухому дереву. И в дымоходе загудел ветер. Безжизненная до этого спальня наполнялась светом и теплом. Мадлен лежала, прикрыв глаза, с чувствительно приоткрытыми губами. Она так и ждала, чтобы Анри склонился над ней и поцеловал ее.

— Ты ждешь меня? — спросил виконт.

— Я не могу дождаться… И вновь их губы соприкоснулись.

Анри не был настойчив и нетерпелив. Он словно дразнил Мадлен. Лишь только коснувшись губами ее рта, он тут же отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее еще немного влажным волосам.

Женщина вздрогнула и напряглась. А рука Анри уже скользила по ее шее, нащупывая застежку ворота платья. Мадлен села и, придержав свои длинные волосы одной рукой, второй принялась расстегивать непослушный крючок.

— У тебя такие холодные руки, — сказал Анри, прикасаясь губами к ее пальцам, — ты вся замерзла.

— Сейчас, сейчас, — шептала женщина, освобождаясь от платья.Затем она принялась развязывать тесемки, стягивающие ворот рубахи Анри. Они медленно раздевали друг друга, словно оттягивая момент близости.

Анри не отрываясь смотрел на Мадлен, а та не сводила взгляда от

Его отливавшего в блеске огня камина тела. Рука виконта медленно двигалась по плечу женщины, скользя к груди.

Он несильно сжал свои пальцы на белоснежном холмике, увенчанном темно-коричневым соском. Мадлен запрокинула голову, ее волосы рассыпались и коснулись подушки.

— Что ты делаешь, Анри? — прошептала она. Виконт, нагнувшись, поцеловал ее в ложбинку на груди, поймав губами изящный золотой крестик. Он потерся о ее шею шеей и легонько подул на самую мочку уха. Мадлен обхватила его голову руками и взъерошила мокрые волосы.

— Виконт, я так люблю тебя, дорогой! Я не знаю, что бы делала, если бы ты не приехал.

— Я не мог оставить тебя одну.

— И я не могла остаться с тобой. Мы могли встретиться только здесь, у меня.

— Но ты же не хотела этого. Мадлен горько улыбнулась.

— Я не могла себе этого позволить, пойми.

— Почему?

Я связана обещанием.

Но ведь ты была одна.

Я не знаю, мне было тяжело переступить через себя.

Но теперь-то, Мадлен, все хорошо.

Сейчас так прекрасно, как никогда еще не было. Прижми меня покрепче, проведи своими холодными пуками по моим плечам, я вся горю.

Женщина понемногу забывала о стыде, об осторожности. Она

Громко стонала, смеялась, вскрикивала, а Анри ласкал ее и теперь

Уже казалось, не Мадлен удерживает его, а Анри не дает спешить.

— Ну погоди, погоди, — шептал он, — дай мне насладиться твоим

Телом, дай вдохнуть твой запах.

— О боже, что ты делаешь, Анри? — Мадлен ловила его руку и

Сжимала в своей ладони, но мужчина упрямо высвобождал пальцы и

Уже вел ими, повторяя плавные изгибы бедра.

— Сильнее! Сильней прижми меня, — повторяла Мадлен.

Но Анри словно дразнил ее, то припадая к ней, то отстраняясь. И

Женщина, словно ее влекло к мужчине какой-то невидимой силой, приподнималась на локтях, чтобы только оказаться поближе к своему любовнику. Ее колени дрожали, пальцы не слушались. Она путала слова и тут же смеялась.

— Ну назови меня, назови меня, Мадлен, — говорил Анри, запуская руку в ее шелковистые густые волосы.

— Ты дразнишь меня!

Мадлен высвободилась от него, и повалив на кровать, склонилась над ним. Ее волосы упали, словно две занавески, загородив от Анри весь мир. Лишь только лицо мадам Ламартин сияло над ним счастьем.

Мадлен слегка качнула головой и волосы, заскользив по лицу Анри, заставили его зажмуриться.

— Ты ангел, — пробормотал он.

— Но где же тогда мои крылья? — женщина острыми ногтями впилась в его плечи. — Я не могу больше терпеть, Анри, возьми меня, — и она уперлась в его плечи руками.

Анри знал, ему предстоит еще несколько сладостных минут, а затем наступит безразличие ко всему — к себе, к Мадлен, и ему захочется покинуть этот дом. Поблекнут краски, и он станет противен самому себе. Но у Мадлен желание не

Исчезнет, она будет его упрашивать, молить. Но если сейчас ее голос звенел для него серебряным колокольчиком, то потом он превратится в похоронный звон. Их любовь будет мертва.

А Мадлен и не поймет этого, не захочет смириться и тогда ему придется как вору, прячась, покидать ее дом еще до того, как она проснется и не покинет мир своего счастливого неведения.

» Но это будет потом, — подумал Анри, — а сейчас я люблю и хочу Мадлен, а она хочет принадлежать мне. Так почему я должен отказывать себе в этом миге короткого счастья, зная, чтс потом наступит отвращение? Ведь думая о смерти,

Невозможно жить, мы счастливы, пока вместе, и пусть это счастье будет недолгим «.

Он обнял Мадлен за талию и осторожно уложил на кровать.

— Смотри на меня, смотри, иначе мне будет казаться, что ты думаешь о ком-то другом.

— Это все равно, — усмехнулась Мадлен, — закрыты у меня глаза или нет, я вижу перед собой тебя. И я знаю, твой образ никогда не исчезнет, будешь ты рядом или нет.

— Я не хочу тебя обманывать, Мадлен. Ты любишь меня?

— Да.

— Тогда молчи. Не говори о расставании, когда мы вместе, ведь лучше всего умирать, когда ты счастлив — и пусть расставание наступит внезапно.

Анри, стараясь не причинить Мадлен боли, нежно погладил ее.

— Ты мой, — прошептала Мадлен.

— И ты моя. А теперь не говори ничего, давай молчать. Ты права, Мадлен, что может быть прекраснее близости?

Когда Мадлен, глубого вздохнув, замерла, Анри обессиленный лег рядом с ней.

А теперь спи, — прошептал он своей любовнице, ни о чем не думай и спи. Я рядом с тобой, ничего не бойся.

Теперь я ничего не боюсь, — Мадлен осторожно поцеловала его в плечо и взяла за руку.

Анри, чувствуя, как восхищение женщиной, ее стройным телом, красотой ее лица безвозвратно исчезают, закрыл глаза и тут же провалился в черноту сна.

Виконт проснулся, когда уже первые лучи солнца проникли в комнату. Еще не открывая глаз, он повел рукой и не нашел Мадлен. Он тут же открыл глаза я увидел, что женщина стоит на коленях возле кровати и сложив руки, словно молится, глядя на него с восхищением и нежностью.

— Что ты, Мадлен?

— Спи, спи.

— Что ты делаешь?

Женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к векам Анри.

— Спи, продолжай спать, дай мне полюбоваться тобой.

— Что ты задумала, Мадлен?

— Не мешай, молчи, я буду стоять на коленях и сторожить твой сон.

Анри недовольно поморщился.

» Только этого еще недоставало, чтобы она сошла с ума!«

— Нет-нет, — улыбнулась Мадлен, — не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто очень сильно люблю тебя и не могу позволить себе терять мгновения, когда мы рядом.

Анри попробовал уснуть, но понял, что это ему не удастся. Он немного схитрил и приоткрыл веки, стал следить за Мадлен. Та смотрела на него, склонив голову, то и дело отбрасывая непослушные волосы со лба. Она счастливо улыбалась, и от этой улыбки виконту делалось не по себе. Он понимал, насколько сильны

Чувства Мадлен и каким ударом для нее будет расставание.

— Спи, дорогой, спи любимый. Вот так, ночь за ночью я буду стоять возле тебя на коленях и любоваться твоей красотой.

— Не говори такого, — прошептал Анри.

— Почему? Я говорю то, что думаю, я говорю то, что будет.

— Но ведь ты сама знаешь, это не так.

— Дай мне помечтать, Анри. Да, ночь за ночью я буду проводить подле тебя, а ты даже во сне не сможешь избавиться от моей любви.

Анри открыл глаза.

— Ты обманщик. Говоришь, что спишь, а сам слушаешь, что я говорю сама себе.

— Ты сошла с ума!

— Ничуть. Ты говоришь, не может быть. Но ведь, Анри, могло не быть и этой ночи.

— Ты понимаешь, Мадлен, что ты делаешь?

— Я люблю тебя, — женщина провела ладонью по волосам Анри и склонившись, поцеловала его в щеку. — Я хочу, Анри, чтобы ты спал.

— Мои глаза закрыты, — сказал Анри, в упор глядя на Мадлен.

— Но ведь ты обманываешь меня.

— Все на свете обман, и если ты хочешь, чтобы мои глаза были закрыты — думай так.

— Хорошо, ты спишь? Я стою подле тебя на коленях и молюсь за нашу любовь.

» Нашу? — подумал Анри. — Моей любви уже нет, есть только злость на себя и досада. И сколько ты, милая, ни будешь повторять слово «любовь», она не воскреснет. Ей нужно поставить памятник и больше не вспоминать о ней. Как жаль, что ты проснулась раньше меня, и мне не удалось уйти незамеченным! Теперь вновь будут слезы, вновь мне придется утешать тебя, а самое главное — мне придется обмануть тебя, Мадлен. Я скажу, что мы встретимся вновь, а потом ты получишь письмо, где я напомню, что никогда и ничего не обещал тебе вместо любви — ни верности, ни постоянства, лишь только одну любовь. А она уже мертва, ты получила ее «.

Виконт облизнул пересохшие губы.

— Ты хочешь пить? — забеспокоилась Мадлен.

— Нет.

Но не нужно меня обманывать.

Говорю тебе — нет, — уже немного раздраженно восликнул Анри.

Нет, я не вижу, — женщина провела пальцами по пересохшим губам Анри. — Я принесу тебе попить.

— Не надо.

Но женщина словно и не слышала его голоса.

— Тебе принести вина или молока? Анри молчал.

— Я принесу молока.

Она не мигая, смотрела на виконта, и тому стало жаль Мадлен, ведь она словно не помнила, что им предстоит расстаться.

— Так, я принесу молока? Ты согласен?

— Да, неси что хочешь.

— Я сейчас.

И тут во дворе послышался какой-то неясный шум. Анри тут же приподнялся на локте и посмотрел в посветлевшее окно. Но лежа на кровати можно было видеть лишь крыши противоположных домов.

— Что там? — спросил он.

— Не беспокойся, — не оборачиваясь, произнесла Мадлен, — это, наверное, лошадь в конюшне.

— Лошадь?

— Да.

— Даже утром ты красива, — не удержавшись, сказал комплимент Анри.

— Я хочу, чтобы ты всегда был здесь и никуда не уходил. А я, возвращаясь, находила тебя тут.

— Мадлен, а что ты будешь делать, когда вернется твой муж? Вдруг он уже подъезжает к воротам? — пытался образумить ее Анри.

— Пусть это тебя не беспокоит, Анри. Все равно, что бы ни случилось, я буду здесь, с тобой.

— Но ведь это твоя спальня, сюда к тебе приходит муж…

— Ну и что, — улыбнулась Мадлен, — я теперь никогда не буду принадлежать ему.

— Что ты надумала?

— Нет, не бойся, я всего лишь на его месте буду представлять тебя. Я больше никогда не взгляну на него. В этой комнате мои глаза будут плотно закрыты, и я буду вспоминать эту ночь, когда ты был со мной.

Такие рассуждения показались Анри более разумными, чем прыдыдущие. Теперь хоть что-то обрисовывалось, какая-то определенность. Мадлен явно не претендовала на то, чтобы стать его вечной любовницей, а тем более, женой. И долгая речь про

Идеальную любовь, заготовленная Анри, осталась невостребованной.

Шум во дворе повторился.

Мадлен даже не дрогнула, зато Анри насторожился.

— Что это?

— Я же говорю тебе, лошадь в конюшне.

— Нет, это слишком громкий звук, кто-то пришел.

— Я ничего не боюсь.

— Не боишься? — изумился Анри. — А вдруг это муж?

— Ну хорошо, если ты так хочешь, я пойду посмотрю, — Мадлен поднялась и не поворачиваясь к Анри спиной двинулась к окну.

— Я сейчас посмотрю, дорогой, только оставайся здесь, не вставай, я хочу любоваться тобой. Твоя красота божественна, тело совершенно.

Мадлен бросила мимолетный взгляд в окно, и Анри показалось, что если бы она сейчас увидела пожар, то вряд ли это осознала бы.Она шумно вздохнула.

— Я не могу смотреть на тебя без восхищения, Анри, — Мадлен вновь подбежала к кровати, упала на колени и обняла виконта.

Тот прикрыл глаза и ощутил легкое прикосновение ее губ.

— Я сейчас, дорогой, сейчас приду. Нам же нужно что-нибудь поесть.

Мадлен в одной ночной рубашке, лишь прихватив с собой измятое платье, отошла к двери.

— Я приду и увижу тебя вновь лежащим на моей кровати, в моей спальне. Мне кажется, Анри, ты всегда находился здесь, только я тебя не видела.

— Мне так не кажется, — заметил виконт.

Ну и что, ты сам не помнишь, что с тобой происходило. Признайся, ведь ты всегда лежал вот тут рядом и согревал меня, когда я мерзла, гладил во сне мои волосы, украдкой целовал. Признайся, Анри, так дно и было?

Глаза Мадлен показались Анри безумными, и он ужаснулся.» Скорее бы все это кончилось, скорее бы она ушла!«

— Я сейчас, только оставайся здесь, — Мадлен послала Анри воздушный поцелуй и исчезла.

Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, Анри поднялся, не спеша оделся, а затем, отыскав перо, чернила и бумагу, сел за столик в гостиной и начал писать послание Мадлен.

Жак, что-то недовольно бурча, поднялся из кухни и осведомился, будет ли его хозяин завтракать.

— Отстань, мы сейчас уходим. Вот только допишу письмо — и нас здесь не будет. Седлай лошадей.

— Но хозяин, к чему так спешить?

— Я тебе сказал, значит ты должен исполнить. Не хочешь же ты стать свидетелем безумного отчаяния брошенной любовницы?

Жак покачал головой.

— Ни в коем случае, хозяин.

— Ну так ступай в конюшню.

Письмо легло на подушку незастланной постели как раз там, где спала Мадлен, и виконт со своим слугой покинули дом мадам Ламартин.

Приехав к себе, виконт Лабрюйер распорядился разостлать постель и прилег отдохнуть. Ночь измучила его, а отвращение к самому себе не давало покоя.

А старавшаяся не думать ни о чем грустном Мадлен Ламартин с плетеной корзинкой в руках спешила на рынок. Редкие утренние прохожие оборачивались на богато одетую женщину, которая без служанки, сама, шла за покупками. Но Мадлен было абсолютно безразлично, что о ней думают, она была счастлива.

Рынок встретил Мадлен оживленным гулом. Женщина почти не торговалась и сразу отдавала деньги за понравившиеся ей продукты. В корзинку ложились овощи, фрукты, несколько персиков и гроздь раннего винограда.

С особым усердием мадам Ламартин выбирала вино. Сама она в

Винах не очень-то разбиралась и ей казалось, самое дорогое не очень-то изысканно для Анри Лабрюйера. Она смотрела старые бутылки на свет, счищала ногтем воск с горлышек и, наконец, доверилась вкусу продавца, поклявшегося, что это самое лучшее вино на всем рынке. Она отыскала только что приехавшего на рынок торговца хлебом. Его буханки просто обжигали руки, и Мадлен, поднеся хлеб

К лицу, вдыхала его аромат. Женщина уже представляла себе, как сама разложит все это на блюдо и принесет в спальню. Ее встретит Анри, веселый и свежий, может быть, с немного грустной улыбкой на лице, ведь им остается пробыть вместе не так много времени, так как завтра приезжает ее муж. Но этот день они проведут вместе, стараясь не вспоминать о предстоящем расставании.

Мадлен совсем не замечала тяжести корзины, заполненной до отказа и заметив только что появившегося торговца, восхищенная спелыми гроздьями винограда, не удержалась и купила еще пару. Она прикрыла все это сверху белой накрахмаленной салфеткой и, продев ручку корзины под локоть, заспешила домой. Ей раньше не

Так-то часто приходилось ходить пешком по городу, и теперь Париж казался ей абсолютно другим городом. Дома казались выше, лица людей приветливее. И она даже отвечала на восторженные улыбки военных.

Вот еще немного — и за поворотом покажутся ворота ее дома.

Мадлен, не обращая внимания на то, что идет по луже, повернула за

Угол.

» Но что это такое?! Ворота распахнуты!? Наверное ветер? А вот следы конских копыт на прибитом дождем песке дорожки… Что это такое?«

Мадлен с замиранием сердца посмотрела на конюшню. Брус, запиравший ворота, валялся на земле и лошадей, принадлежавших Анри и Жаку там не было.

Мадлен вбежала на крыльцо и распахнула дверь. Дом притаился в настороженной тишине. Мадлен Ламартин, спотыкаясь, вбежала по лестнице на второй чтаж и бросилась к спальне, боясь увидеть самое страшное. Она замерла перед дверью и робко постучала три раза. В ответ — тишина.

Мадлен постучала еще раз. От ее легкого прикосновения дверь отворилась и внезапно налетевший сквозняк бросил ей волосы на лицо.

Безжизненно поблескивали золоченые амуры на спинке кровати, сквозняк шевелил балдахин, тяжелые кисти бахромы слегка покачивались.

Мадлен выронила корзинку со снедью и бросилась к кровати. Она принялась шарить по ней руками, не веря увиденному.

— Анри, Анри, — повторяла она, — где ты?! Еще теплилась надежда, что, возможно, он отлучился ненадолго и скоро вернется.

Но жалобный стон вырвался из груди женщины, когда она увидела на подушке неряшливо написанное письмо. Бумага дрожала в ее руках, слезы не давали читать. Мадлен подошла к окну и, взяв себя в руки, прочла:

» Моя дорогая Мадлен! Я так много, пережил, пока тебя не было. Возможно, тебе казалось, прошло каких-нибудь полчаса, но поверь, это была целая вечность. Я понял многое за время твоего отсутствия, и мне не хотелось бы обманывать тебя. Ведь согласись, я всегда был честен с тобой и ни одно слово лжи не сорвалось с моего языка. Когда я говорил «люблю», так оно и было. И если теперь я думаю

По-другому, то не посмею обмануть тебя и тем самым продлить страдания. Лучше знать правду и тогда легче пережить потерю…«

Слезы вновь брызнули из глаз Мадлен. Она опустила Руки и подставила лицо свежему ветру, врывавшемуся в окно.

— Ну почему, — рыдала женщина, — почему ты» ставил меня? Ведь у нас был еще целый день! Ты говоришь, вечность — это полчаса. Тогда что же день и еще ночь? Это больше, чем жизнь! Ну почему ты оставил меня, даже не простившись?

Лист бумаги трепетал в руках Мадлен, готовый вот-вот выскользнуть и умчаться, подхваченный порывом ветра.

«… Да, Мадлен, я не хотел бы обманывать тебя, — прочла женщина, я скажу тебе правду — в этот момент я обязан покинуть тебя, иначе, все, что произошло бы потом — было обманом. Я не достоин нашей любви, пойми меня, я не могу быть больше с тобой, я не способен подарить тебе счастье, а делать несчастье не хочу. Я верю, Мадлен, ты переживешь потерю, пусть даже немного поплакав, и в конце концов, найдешь себе другого любовника. Я благодарен тебе за все, чему ты меня научила, что ты дала мне, но человек не властен над своими чувствами и ему остается одно — быть честным перед другими и перед самим собой. Целую тебя и прощай. Анри».

Мадлен Ламартин припала губами к исписанному листу бумаги. Слезы размывали чернила, но она все равно прижимала лист к своему лицу, ведь он был написан рукой Анри. Он так много для нее значил! Это письмо было единственным материальным воплощением их любви, все остальное стало теперь воспоминаниями.

Наконец, совладав с рыданиями, Мадлен вытерла слезы и смыла с лица следы чернил.

— Я все равно отыщу тебя, — прошептала женщина, — и ты вновь полюбишь меня. Ты не имел права поступить так со мной, Анри, оставив меня ни с чем. Ты ушел и забрал с собой все — наши поцелуи, нашу любовь. Это несправедливо. Я слишком долго сопротивлялась твоим домогательствам, чтобы так просто расстаться — прийти и не найти тебя. Прости меня, Анри, ведь я любила тебя.