– Милочка! Ты слушаешь меня или нет?
У Веры Львовны опять началась логорея, речевое возбуждение. Я слушала старушку вполуха и даже не пыталась вникнуть в смысл сказанного.
– Да, сынок к вам приехал.
Пенсионерка одёрнула рукав неприлично дорогой блузки и внимательно посмотрела на меня.
– Деточка! У тебя что-то случилось?
Я только махнула рукой, упаковывая старинный аппарат в коробку.
– Так, небольшие неприятности дома. Ничего особенного. Всё поправимо.
Вера Львовна подпёрла острый подбородок кулачком.
– Рассказывай, может, смогу помочь.
Рассчитывать на помощь пенсионерки было смешно, но вдруг она что посоветует?
Я тяжело вздохнула.
– В общем, мой малолетний бандит угнал из гаража отцовскую машину и среди бела дня зацепил одну о-очень крутую тачку. Сначала мой долг был равен двумстам тысячам, а за сутки вырос до семисот пятидесяти. Где взять деньги – ума не приложу. Вот если бы кто купил проклятый «Феррари»… Его цена сейчас более трёх миллионов, но я бы отдала и за семьсот пятьдесят тысяч.
Старушка задумалась.
– Не спеши, дочка. Ты не можешь лишать мальчика памяти об отце. И не ругай ребёнка. Мой тоже в пятнадцать лет угнал отцовскую «Волгу», врезался в столб, слава богу, сам жив остался. Такие они, мальчишки.
Я опять вздохнула.
– Ты вот что, приходи сегодня ко мне в гости на ужин, часикам к семи. Я Сашку приглашу. Он хоть парень резкий и прижимистый, но грамотный. Эко дело, мать-одиночку на счётчик ставить! У нас не девяностые. Сашка или сам всё уладит, или денег даст.
– С чего бы это? Я не смогу взять взаймы такую сумму у совершенно незнакомого человека.
– А ты и не будешь. Я сама попрошу. Матери он не откажет. Он только и делает, что откупается от меня. Не понимает, что в моём возрасте деньги уже не нужны. Нужны внимание, забота. Но раз времени на такие пустяки у него нет, заплатит как миленький.
Я покраснела.
– Неудобно как-то.
Старушка встала и гордо выпрямила спину.
– Тебе сына спасать надо, а не об удобствах думать. Значит, в семь.
Не успела драгоценная Вера Львовна покинуть мой кабинет, как ворвался наш главный врач Леонид Иванович. С Лёнькой я училась в одной группе и даже не догадывалась, что из весьма посредственного студента он превратится в грамотного администратора.
– Ань? Что случилось? Ты дорогу в мой тронный зал забыла или язык от счастья проглотила? Почему я всё узнаю от посторонних?
Я подняла брови.
– Что ещё случилось?
Главный присел за стол и закатал рукав белого халата.
– Померь-ка мне давление да валерьяночки накапай.
Я послушно выполнила процедуру.
– Сто сорок на девяносто. – Встав, подошла к шкафчику с медикаментами.
– Не нужно валерьяночки. Передумал. Я лучше коньячку граммов пятьдесят для расширения сосудов глотну. Сядь.
Я послушно устроилась за столом.
– Ань! Мы знаем друг друга почти двадцать лет. Неужели ты решила, что я не войду в твоё положение? Бери хоть полгода отпуска. Я не против.
– Лёнь? Ты бредишь? Да что за неделя такая? Мир вокруг сошёл с ума. Я не собираюсь в отпуск, да и ты меня всегда отпускал не больше чем на десять дней. Что случилось?
Пришла очередь главного удивляться.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь никакого господина Мажарова, что не выходишь за него замуж и не улетаешь в Америку? И тебе не нужны эти четыре месяца?
Я тяжело вздохнула.
– Я никуда не улетаю. Забудь.
Главный почесал лысеющий череп.
– Ты там сама разбирайся со своими мужиками, а лично я спонсора терять не намерен.
– Какого спонсора, Лёнь?
– Правильного. Он и ремонт обещал сделать, и с медикаментами помочь.
– Мажаров?
– Да.
– Лёнь! Не ввязывайся. Ты его не знаешь. Он потом душу твою потребует, а весь коллектив попадёт к нему в рабство на двести лет.
Леонид Иванович взялся за ручку двери и погрозил мне пальцем.
– За поликлинику, Данилова, и душу можно заложить. А ты… это… с завтрашнего дня в отпуске.
О, если бы я могла что-то разбить или сломать, мне бы стало гораздо легче. Когда успел этот Мажаров встретиться с главным? Что он наговорил ему? Ненавижу! Мне показалось, или вдоль металлического забора промчался злополучный чёрный джип?
Я собиралась быстро, по-солдатски. Вымыв и вытянув утюжком непослушные локоны, надела своё лучшее платье – чёрное, приталенное, широкое в подоле и с кружевной нижней юбкой. Скромный вырез, небольшой скошенный рукав. Тяжело вздохнув, я распечатала единственную упаковку колготок, припрятанную на всякий случай. Немного косметики. Вуаля! Я готова. Сын стоял у дверей своей комнаты и мрачно наблюдал, как я втискиваю отёкшие к вечеру ноги в изящные лакированные туфли на небольших каблучках. Я накинула на плечи шерстяное пончо.
– Ты надолго?
– Как пойдёт.
– На свидание собралась?
Я усмехнулась.
– А если и так? Или ты решил, что мой удел – работа на две ставки и пахота в квартире?
Ромка взъерошил волосы.
– Не, а я чё? Если мужик хороший…
Я подошла к сыну и чмокнула в щёку.
– Да не переживай ты так. Никакого мужика кроме тебя у меня нет. Вера Львовна пригласила на ужин. Может, поможет решить денежный вопрос. А в десять встречаюсь с хозяином покалеченной тобой иномарки. – Я тяжело вздохнула. – Если ничего не выйдет, придётся машину продать. Этот человек шутить не любит.
Ромка отскочил от меня как от прокажённой.
– Нет, мам! Ты не продашь «Феррари». Это же папина. Ты не можешь так поступить со мной.
Он повернулся, ринулся в свою комнату, громко хлопнув дверью. Ничего. Пусть попереживает. Я убедилась, что ключ от гаража всё ещё висит на моей связке, и отправилась в магазин за тортиком.
Через полчаса я стояла возле нужного подъезда добротной пятиэтажки. Лет тридцать назад её построил для своих сотрудников завод «Атлантик», которым руководил покойный муж Веры Львовны. Второй этаж. Восьмая квартира. Я нажала кнопку звонка, и тут же дверь распахнулась.
– О, деточка! Заходи.
Я передала хозяйке торт и переобулась в предложенные тапочки.
– Зачем тратилась? – Старушка тряхнула пластиковой коробкой. – У меня же сахар!
Я скинула пончо.
– С сахаром у вас всё в порядке.
– Он приехал. Не посмел ослушаться маму, – шепнула женщина и указала на плотно закрытую дверь, ведущую в комнату.
– Приехал?
Вера Львовна потянула меня в гостиную.
– Саша живёт не у меня, в гостинице. А ко мне в гости приходит. Я не против, всё понимаю. Он же молодой симпатичный мужчина. Возможно, захочет девушку на ночь позвать. А тут мать-старуха с вечной бессонницей.
Я осмотрелась. Просторная комната была похожа на музей восьмидесятых. Добротная югославская стенка, такая же была и у моих родителей, хрусталь на полках, стеллажи с книгами, ковер на полу. В центре стоял развёрнутый стол-книжка, накрытый вышитой скатертью.
Вера Львовна тяжело вздохнула.
– Представляешь, Саша постоянно требует, чтобы я согласилась на ремонт. Говорит, что мебель старая, поменять давно пора. А вот для меня каждая дощечка, каждый лоскуток тут связан с чем-то памятным. А что у меня осталось сейчас? Только воспоминания. Вот я и говорю: как помру, можешь всё это великолепие вынести прямо за гробом. А пока ни-ни!
Я положила руку на морщинистую ладонь.
– Даже не думайте о смерти. С вашим здоровьем вы будете жить ещё очень долго и счастливо.
– Тс-с. Сашке не говори, а то вообще мать забудет со своим бизнесом.
Я улыбнулась и кивнула.
Из закрытой комнаты доносилась английская речь. Видимо, сын Веры Львовны отчитывал кого-то из подчинённых. Я очень долго и упорно изучала язык Шекспира, чтобы однажды, встретившись с отцом, высказать ему всё, что думаю, на американском диалекте. Невольно прислушалась. «За что я вам деньги плачу? Шесть замов, и ни один не может поднять свою задницу?» Далее послышался русский мат и небольшое продолжение: «Всё, я занят. Вернусь через неделю, всех на хрен поувольняю!»
Через минуту в гостиную вышёл высокий широкоплечий мужчина, а я поняла, что уже созрела для того, чтобы провалиться сквозь землю.