Анна Чарофф Кора. Новая кровь

Часть 1. Последнее письмо Эмили Паркер


Сегодня на Глизе начинается рассвет. Над крышами наукограда Северный светлеет небо, приветствуя у горизонта дрожащий диск красного солнца. В одной из высоких башен университета открывается деревянная дверь кабинета, и профессор геологии Артур Лунгу спешит к окну, чтобы проветрить нагретую комнату. Он бросает свой чемодан на компьютерное кресло, тянется к шторе и вдруг замирает. Его внимание привлекло белое мерцание экрана его компьютера…


Дорогой Артур!

Пишу в последний раз.

Прости меня пожалуйста.

Сколько лет прошло с тех пор? Мне всё кажется, будто это было вчера… Знай, Артур, я никогда не теряла надежду. Я надеялась и верила все эти годы. Но я устала. Прости меня, кажется, я всё-таки сдалась и устала.

Теперь от меня осталась лишь короткая история – мой последний вздох перед вечной жизнью.

С любовью,

твоя

Эми.

Глава 1. Нечего терять

Я сидела в небольшой кафешке-пекарне неподалёку от работы и ждала Рему. В тесном помещении толпились люди. Я чувствовала на себе интересующиеся взгляды коллег из соседних лабораторий, и от этого всё внутри меня сжималось. Я старательно пялилась в кофейный омут, то и дело поглядывая на часы. Я чувствовала себя атлетом, который поднимает штангу – но вместо того, чтобы, наконец, распрямиться, я замерла где-то на полусогнутых коленях, и пыталась выстоять в этой позе – неудобной и неестественной.

– Привет! Прости, что задержалась, – на столе внезапно появилась красная сумка Ремы.

– Ничего.

– Что, прости?

– Ничего…

– Тут так шумно, я ничего не слышу, – уже почти кричала она.

Я облизнула засохшие губы, открыла рот, чтобы что-то сказать, но не получилось издать ни звука, и я лишь опустила голову и прикрыла лицо рукой. В чашку кофе упала солёная капелька с носа, и на черной поверхности образовался кружок с бежевыми разводами моего тонального крема и пудры. Я не могла представить, не могла решиться сделать это – сказать ей правду. И сейчас, когда я пишу это, мне так же тяжело, как и тогда. Артур, прости что я скрывала от тебя…

Я подняла на неё свой взгляд, и под его тяжестью оживлённость Ремы иссякла. Она осела, придвинулась ближе ко мне и негромко произнесла:

– Пойдём отсюда. Я знаю одно место.

Как я рада, что ты не видел меня такой, Артур. Я выглядела как старуха. Я сморщилась и ссутулилась, сжалась и сгорбилась, голубые глаза помутнели, губы обсохли и побледнели. Даже мои некогда прекрасные белоснежные волосы посерели и сделали меня седой. Я боролась – до последнего, Артур, до конца. Я старалась ходить так, как обычно ходят люди. Но от этого было лишь сложнее.

***

Сердце Артура бешено колотилось. Руки невольно дергались то к телефону, то к клавиатуре; беспомощность разрывала изнутри. Что происходит!? Он с силой ударил кулаком по столу и схватился за голову. Не может быть, не может быть! Не может…

***

Мы ехали минут двадцать в абсолютном молчании. Рема не сказала, зачем позвала меня и о чем хотела поговорить, но всё и так было ясно. Она держала курс на полузаброшенный (городской администрацией) парк. Не знаю, почему этот парк оказался в таком запустении. Это было прекрасное место, даже сейчас, когда всё в нём захватили в свою власть лианы и сорняки. Мы пересекли небольшой парк и достигли крутого спуска к каналу. Земля была влажная, и острые каблуки Ремы легко впивались в неё. Она уверенно спускалась к воде. У меня перехватывало дыхание, сердце билось неровно, но я спускалась вслед за нею.

Внизу почти не было прибрежной тропинки. Только мокрый песок, да огромные валуны. Мы залезли на камень, и наши ноги свисали прямо над водой. Рема помогла мне сесть, затем сняла свои туфли и заботливо поставила рядом с собой. Она задумчиво запрокинула голову вверх, разглядывая розовеющие на закате облака. Я же вглядывалась в противоположный берег канала: на землю уже спустилась тень, и в домах, окруженных высокими елями, загорались тусклые лампы и маленькие садовые фонарики. За спиной оставался бурлящий Сан-Мирэль, который подсвечивали не столько фонари, сколько разноцветные витрины и фары машин; за спиной кипела жизнь, а впереди – была лишь укутавшаяся в вечерний сумрак тишина и неподвижный туман, наползавший на противоположный берег реки. Редкие облака на блёкло-голубом небе, по началу розоватые, раскраснелись, а потом стали гаснуть и темнеть, вместе с небом, и противоположный берег всё больше и больше погружался в тень.

Мы могли бы провести этот вечер здесь вот так, молча сидя на огромном остывающем валуне, любуясь красками неба, тишиной и течением воды канала. Задуматься о чем-то вечном и неважном, откинуться на камень, и, наконец, вернуться к истокам… Но этому не суждено было случиться. «Нас» никогда не было. Я никогда не испытывала к Реме тех же дружеских чувств, что она питала ко мне. Я не видела разумных причин её симпатии, но не собиралась отказывать ей. Ведь я не знала и причин моего к ней скептицизма. Несмотря на то, что Рема была, бесспорно, гением, она была по-детски наивной и доверчивой, вечно весёлой и легкомысленной. Кажется, всю свою умственную деятельность она направляла в исследования, а в жизни оказывалась неразборчива в людях. В подруги себе она выбрала меня, а отношения у неё вечно никак не складывались. И, тем не менее, я поддавалась и вечно играла с ней в дружбу. Хоть она и не была мне симпатична как человек – кроме неё у меня больше никого не было.

– Эмили, что с тобой?

– В плане? – я не знала, с чего начать.

– Брось, ты знаешь, о чем я.

Пятничные вечера, проведённые в барах и клубах, закрытые вечеринки в заброшенных зданиях и совместные походы на йогу – всё это осталось позади. На комоде в спальне в рамке фотография, где мы с Ремой, с бокалами текилы в руках, танцуем в караоке-клубе Антарес. Тем вечером мне действительно казалось, что, быть может, вот она – оттепель, что дальше будет лучше, и чёрная полоса начинает светлеть. Мы отмечали… не помню, кажется, весеннее равноденствие. Ну что за дурацкий повод для праздника! Она надела красное короткое платье, красные туфли, распустила свои ярко-рыжие волосы и торжественно накрасила губы вызывающе красной помадой – Рема была «огнём». А я была «льдом»: я оделась в белую полупрозрачную блузу без рукавов и белые джинсы с голубым омбре внизу. Что ж, белой помады у меня, по счастью, не оказалось, но учитывая мои белоснежные волосы, выглядела я достаточно «холодно». Смеясь до слёз без веских на то причин, мы доставали всех подряд: «Смотри, смотри! Видишь, она типа лёд, а я типа огонь!», и местный фотограф решил запечатлеть нас, и теперь это фото – всё что осталось от той меня, что веселилась тем вечером.

Из глаз потекли слёзы, я отвернулась. Больше всего я не хотела, чтобы кто-то видел меня такой. Я успокоилась, подняла голову выше. Рема в ожидании молчала.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что будешь делать, если узнаешь, что скоро умрёшь? – Рема по-прежнему молчала, и мне оставалось лишь догадываться, о чём она думает, – Если однажды узнаешь, что тебе осталось меньше года?

***

Дыхание Артура замерло. Последние несколько месяцев Эми писала реже. Как-то по-другому. Он просил её признаться, в чем дело, обещал, что если она нашла себе кого-то другого, то он поймет, даже будет рад за неё – она всё отрицала, ссылалась на усталость, работу и летнюю печаль…

***

Я повернулась к ней. Моё лицо искривили сжатые губы. Тушь, смешавшись со слезами, струилась по бархатному слою пудры, или тому, что от него осталось. Я вздохнула так глубоко, как только могла, и ногти с немощностью отчаяния впились мне в грудину.

– Думаешь, как в фильмах?.. Типа, бросаешься во всё тяжкие, тратишь последние деньги, отрываешься по полной… нет, – я усмехнулась, – нет… ты умираешь.

Когда я вышла из клиники в тот вечер, я остановилась на аллее и почувствовала себя причастной, привязанной – ко всем этим больным и немощным, ко всем этим умирающим. Я стояла и смотрела на печальную аллею с фонтаном, такую красивую на этом празднике смерти. Я спросила себя, как проживу эти полгода? Что я буду делать? Путешествовать? Писать картины? Что?.. А потом я пошла домой, поужинала, легла спать. Утром встала и пошла на работу. Я шла и умирала, ехала в автобусе и умирала, писала код и умирала, ела обед и думала – зачем? Я смотрела в потолок перед сном и чувствовала какую-то ужасную обиду на весь мир сразу, потому что мне не дали успеть что-то, что-то очень важное, что я должна была сделать, но я… я даже не знала, что это. Понимаешь?! Я даже не смогла найти то важное, что мне нужно успеть сделать.

Нет ни смысла, ни выбора – ничего. Вообще ничего. И почему-то от этого так больно… оттого, что остаётся лишь только продолжать жить свою грёбаную жизнь, продолжать умирать и, главное…

– … это нормально. Это естественно. Люди живут. Люди умирают.

В глазах Ремы читался какой-то ужас, почти отчаяние. На её глазах наворачивались слёзы, и от этого мне было ещё паршивее – я не разделяла её чувств, не дорожила ей, не скучала по ней, не хотела бы держать её за руку перед смертью и просить прощения даже за то, чего не было.

– Это лечится?

Я покачала головой.

– Это, знаешь, это так странно. Я имею ввиду, это чувство, что ты смертельно болен… В одно мгновение жизнь делится на до и после, – смерть касается своей холодной кистью твоего левого плеча, и после этого… – вроде как теперь я больше вместе с мёртвыми, нежели с живыми.

– Не говори так! – Рема, по случаю сидящая слева, потрясла меня за плечо, а потом резко отдёрнула руку. Я усмехнулась:

– Ты замёрзла.

– Ничего подобного, я… Я помогу тебе. Обещаю. Я… – растерянно бормотала она.

– Мои лёгкие перестают выпускать воздух.

Рема молчала.

– Ирония судьбы. Больше всего в жизни я боялась умереть от удушья.

Она запустила пальцы в свои волнистые рыжие волосы и закрыла лицо руками.

Я чувствовала себя проклятой. Я чувствовала внутри тьму, скользкую и мерзкую, колючую и непроглядную. Это была смерть, наполнявшая мои лёгкие.

– Спасибо, что привела меня сюда, тут очень красиво.

Я сделала это. Я сказала ей. Она услышала, что хотела. И больше я не видела смысла сидеть здесь дальше. Я хотела уходить, но Рема, кажется, уходить не планировала. В её напряженном молчании чувствовалось, как роятся мысли в её голове. Всё ещё продолжая напряженно вглядываться в сумерки, она тихо, но очень серьезно, спросила:

– Что бы ты сделала… Если бы у тебя была жизнь перед смертью?

– Я не знаю. Какая разница.

– Мне правда важно это знать. Прошу, Эмилия.

Я пожала плечами.

– Ничего обосенного, я бы вставала утром, делала пробежку по городу, готовила бы на завтрак кофе и тосты с яйцом и авокадо, читала книги, ходила в спорт-зал, посещала бы концерты в барах, музеи, картинные галереи… Просто веселилась бы. Вот и всё. А потом я бы легла и умерла. Потому что пора.

Рема сложила ладони у губ и отвернулась.

– Рема, – я положила руку ей на плечо, – Ты сделала всё, что могла. Хватит. Ни к чему это всё…

– Нет, – она замотала головой, – Нет. Есть кое-что… Сколько тебе осталось? Пара месяцев? Или меньше?…

Внутри неё что-то происходило. Наконец, она решилась, и сказала это снова, теперь более твёрдо.

– Есть ещё кое-что.

Рема посмотрела мне в глаза. Её зрачки расширились в темноте, и ярко-зелёная радужка стала едва заметной.

– Правда… это не совсем легально.

Я молчала, давая Реме собраться с духом.

– Я сейчас, – она оглянулась по сторонам и понизила голос, – я сейчас работаю кое над чем. Это что-то типа лекарства.

– Что-то типа? – переспросила я, и у неё на лице появилось то странное выражение, которое появлялось часто на семинарах, когда ей задавали вопросы, ответ на который был слишком сложный, чтобы описать его достаточно просто.

– Ну, что-то типа. Это проект, – она вновь оглянусь.

– Здесь кто-то есть? – заволновалась я.

– Кто знает, в прочем, скажу кратко. Есть человек, который, возможно, в силах тебе помочь. Да, я знаю, – она подняла ладонь, указывая не перебивать её, – неизлечима и всё такое. Но, знаешь, всякое бывает.

– Всякое бывает… – протянула я, – конечно, ведь я столько лет провела в Научно-Исследовательском Центре в Пустыне… и поэтому, мне это не нравится.

– Понимаю, мне в какой-то степени тоже, – грустно усмехнулась она. Затем выудила из своей сумки белую карточку с большими чёрными буквами RCD BB, и быстро написала на ней «Четверг 18:30 от Р. У.», а на обратной пустой стороне адрес, – вот, возьми. Если решишься, приходи. Он будет ждать тебя.

– Если решишься на что? Участвовать в очередном нелегальном эксперименте RCD над людьми?

– Ну да.

– Но ведь… Это большой риск для тебя – давать мне эту карту…

– Да, это так.

Я пристально смотрела на Рему, пытаясь разгадать, что у неё на уме на самом деле, но видела лишь тёмный силуэт. Ночная мгла окончательно опустилась на землю. Под ногами текла чёрно-синяя холодная лава узенькой речки, отделявшей Сан-Мирэль от окраины Рейнбурга, граничащей с территорией Центра в Пустыне. Этот парк потому и был заброшенным, хоть и находился, формально, уже в Сан-Мирэль. Эта небольшая граница города умерла – засохла, зачахла, как и всё, что прикасается к этой пустыне…

– Знаешь, – я нарушила тишину, – ты права. Ведь мне нечего терять. А вдруг, в конце концов, получится?..

Рему мои слова ничуть не удивили.

– Вот и я так подумала, – грустно подытожила она.

Мы ещё совсем немного посидели, а потом она начала вставать:

– Давай пойдём, уже совсем стемнело, мне как-то не по себе. Ты слышала по новостям про нападения в Северо-Западном районе?

Я тоже стала подниматься.

Пару дней назад в новостях появилось сообщение о двух нападениях вампиров на людей. Это был первый случай за последние лет семьдесят или восемьдесят. За это время успели вырасти и состариться люди, которые убеждены, что вампиров не существует. Когда я была маленькой, по телевизору ещё обсуждали вампиров. Может быть, ты тоже успел увидеть какую-нибудь из тех передач, таких бессмысленных и беспощадных, когда сидят два человека, один верит в Бога, но не верит в вампиров, а другой – наоборот, в Бога не верит, зато вампиры, очевидно, существуют. Вот поди и разберись, чья позиция абсурднее. Отец говорил, что вампиров не существует, мол, их придумали те, кому было лень честно вести расследования преступлений. А мать говорила, что не существует Бога. И их высказывания тоже принимали форму спора, хотя оба говорили вещи, не противоречащие друг другу, поскольку говорили они совершенно о разном. На фоне кухонного спора продолжался спор телевизионный: «В мире, где есть Бог, нет места существам, живущим вечно без суда и следствия» – в этот момент отец вскидывал руки и говорил: «Истинно так!», а мать, шутя, добавляла: «Всех на кол!», и мы смеялись. Серьёзным оставался лишь мужчина в телевизоре, тот самый третий лишний, следивший за тем, чтобы оппоненты не загрызли друг друга. Ну и, возможно, я, потому что была ещё маленькой, и передо мной стояла непростая задача – составить на этот счет собственное мнение. Мне казалось, что, раз об этом говорят по телевизору, это может быть как-то выгодно власти. Вопрос, в итоге, решился как-то сам собой, как это и происходит обычно, ведь мы едва ли замечаем на себе влияние родительского мнения. Эти передачи быстро себя исчерпали – кто-то считает, что вампиры есть, кто-то считает, что это всё обман, чтобы набрать классы. Решай сам для себя. Да и какая разница, умрёшь ты от рук (клыков? когтей?) убийцы-вампира или от рук убийцы-человека, если в итоге ты всё равно умрёшь.

– Слышала, слышала. Я не верю в вампиров. Я верю, что идея существования вампиров – либо чья-то халтура в расследовании убийств, либо выгодна кому-то для создания какой-то определённой модели сознания у людей… Либо люди просто глупые. Я не знаю, как в это можно верить.

– Ха-ха. Типа «общий враг»?

– Как вариант.

Рема рассмеялась.

– Ты всегда любила всякие теории заговора.

На следующий день, в пятницу, я взяла отпуск на три недели.

***

В дверь кабинета постучали, и в сию же секунду дверь открылась. Так беспардонно себя вести может только Молли. Размахивая своими длиннющими волосами, она хлопнула дверью и направилась к окну.

– Артур, что за духота! Мы с Лероем и Синди собираемся завтра на пикник… Артур?

Не дойдя до окна, она остановилась у стола брата.

– Артур, что-то случилось? На тебе лица нет!

Артур поднял бровь – это всё, на что его хватило.

– Артур, – она бегло взглянула на экран и шепотом сказала, – что-то с Эми?

Он еле заметно кивнул. Не стесняясь кошмарного скрипа мебели, Молли пододвинула кресло и села рядом с братом.

– Рассказывай.

– Я не готов.

– Она… С ней всё хорошо?

– Очень вряд ли.

Молли взяла его за руку.

– Ты знаешь, что… несмотря на все слова, которые я говорила тебе про то, что ты должен забыть её… Ты ведь знаешь, мне тоже это не удалось. Я тоже успела её полюбить. И я чувствую твою боль. Ты обязан рассказать мне!

Артур поджал губы и отвернулся.

– Ты сильно спешишь?

Молли замешкала, а потом решила, что больше уже никуда не спешит.

– Нет.

– Тогда садись рядом.

Молли бегло прочитала до места, где остановился Артур.

– Она сумасшедшая?!

Артур усмехнулся.

– Она абсолютно безумна.

***

Первую неделю отпуска я провела в клиниках – сдавала анализы для Ремы. Встреча с Брайсом была назначена на четверг. В тот день я заранее начала готовиться – хорошо уложила волосы, накрасилась. Но из-за угасающего взгляда я выглядела просто как-то нелепо, как размалёванная кукла. Я была красивой, но жалкой. Мне было трудно держать осанку и лицо. И сколько бы я не старалась скрыть свою немощность, со временем это становилось всё труднее.

В обед мне пришло сообщение от Ремы.

«Прости, что не смогу тебя проводить. Мне очень неловко, правда! Но у меня важная встреча, и перенести её никак не получилось.

Спишемся в воскресенье и договоримся о встрече – расскажешь, как всё прошло. Желаю удачи!»

Что ж, значит, придётся добираться самой. Я тогда уже перестала водить машину. Решила ехать на трамвае. Закрыв глаза, я мгновенно уснула, и проснулась только на конечной остановке, которая была ближе всего к высотному офисному зданию, где была назначена встреча.

Город остался где-то далеко позади. Я оказалась в производственном районе, где были только низенькие обшарпанные заводские ангары. Офисная высотка была полностью стеклянной, и сейчас она приобрела окрас серо-синих облаков вечернего неба. Территория офисного центра была огорожена высоким забором, вокруг которого ходили патрули. Я подошла к одному из охранников, стоящих у ворот, и показала визитку. Высокий мужчина в костюме приложил визитку к санеру, молча кивнул и открыл мне ворота.

Я прошла мимо небольшой аллеи прямо к входу в здание, с трудом открыла высокие двери. Там меня встретил консьерж и подробно объяснил, куда идти. Когда я оказалась перед нужной мне дверью, я остановилась. Моё сердце билось от страха, и я чувствовала, как оно устаёт. Я боялась, но понимала, что сейчас у меня нет права даже на страх. Я сделала над собой усилие, и повернула дверную ручку. Дверь легко поддалась, и я поняла, что в тот же момент её открыли изнутри.

– Давайте я помогу вам.

Меня ждали. Мужчина ловко захлопнул дверь, взял меня под локоть, и усадил в кресло у его стола. В кабинете было темно. Горела лишь большая настольная лампа, в свете которой я с трудом могла рассмотреть Брайса. Мужчина лет тридцати, тёмные волосы, дорогой костюм, уверенное выражение лица, чуть с насмешкой, и горделивая осанка.

– Рад, что вы пришли, Эмилия. Я много наслышан о вас от вашей подруги Рамилии.

Я хотела что-то ответить, но всё ещё тяжело дышала после долгого путешествия. Я кивнула.

– Кхм, – Брайс прервал неловкую паузу, – что ж, перейдём сразу к делу.

– Рема сказала, вы можете мне помочь.

– А Рема не уточнила, как?

Этот вопрос, заставил меня насторожиться.

– Что вы имеете ввиду?

– Изначально, мы договаривались, что Рема будет присутствовать тоже, но у неё появились неотложные дела.

– Да, она мне сообщила.

– Что ещё она вам сообщила, Эмилия?

– Больше ничего. Неделю назад она предложила прогулять после работы. Хотела узнать, в чем дело, что со мной. Я рассказала ей, что неизлечимо больна и скоро умру. Она ответила, что ещё не всё потеряно, и вы можете помочь.

Я подняла глаза и встретила пронзительно равнодушный взгляд Брайса.

– Я сдала анализы. Они должны быть у вас. Это всё.

Повисло молчание, и в тишине раздавались лишь мои тяжёлые вздохи. Затем Брайс резко взял со стола какие-то бумаги, и сказал:

– Я просмотрел ваши анализы. Вы действительно умираете.

– Да неужели, – фыркнула я.

– Пара месяцев – это очень оптимистичный прогноз, который сделали, видимо лишь из учета стадии болезни, забыв об её истории. Ведь она прогрессирует на удивление быстро.

Снова молчание.

– Что ж, Эмили, расскажите мне о себе. Кто ваши родители, друзья, близкие люди? С кем проводите время? Как отдыхаете?

– Родители умерли. Когда я была ещё студенткой. Живу одна. Последние примерно пять лет общаюсь только с Ремой.

– Только с ней?

– Я не особо общительная, – выдавила я, – раньше ходила в бары, театры, музеи. Одна или с Ремой. Но последние полгода… – я покачала головой, – неужели вы сами не видите. В свободное время я лежу, – я уже начинала злиться, – к чему все эти вопросы. Осторожности. Вы же прекрасно понимаете, я здесь, потому что мне нечего терять.

Брайс опустил глаза и его лицо дёрнулось в улыбке, когда он сказал еле слышное «ну да».

– Что ж. Лекарство, которое я вам дам, состоит из двух компонентов. Первый компонент уже хорошо отработан и протестирован – да, в том числе и на людях.

– RCD… – усмехнулась я.

– Мы проводили испытания на людях с заболеваниями различной тяжести. Цель первого компонента, – он вытащил из стола закупоренную пробирку с тёмно-синей жидкостью, – создание тела с принципиально новой физиологией. После приема возможны трансформации… И да, это переживают не все. Однако, как выяснилось, причиной смерти являлся болевой синдром, который приводит к разрыву сердца. Мы нашли способ этого избежать, – он положил на стол колбу с белой жидкостью, – и последнее. После приёма сыворотки нельзя есть сутки.

– Это и есть два компонента?

– Нет. Это первый компонент и сильное обезболивающее и снотворное средство. Я отдаю их вам сейчас, потому что у меня нет сомнений относительно их действенности. Со вторым компонентом есть некоторые трудности. Второй компонент предназначен для того, чтобы вернуть вам ваш внешний облик.

Я нахмурилась.

– А… насколько сильно может поменяться мой внешний вид после приема первой сыворотки?

– Невозможно предсказать. Вас, наверное, интересует, не можете ли вы стать на какое-то время уродом? Что ж, – Брайс тяжело вздохнул, – не буду скрывать, что такая вероятность существует. Однако, ваш облик всё равно, – он запнулся, – будет близок к человеческому. Наиболее частые трансформации внешности – изменения цвета радужки глаз, выпадание волосяного покрова или изменение его цвета: поседение, изменение пигментации, появление пигментных пятен на коже, изменения в костной ткани…

– Да что вы там создали?!

Брайс рассмеялся.

– Неужели после работы на червоточине тебя ещё хоть чем-то можно удивить? – сам того не заметив, он перешёл на ты.

Моё лицо вытянулось.

– Впрочем, не важно, – продолжал Брайс, – второй компонент. Едва ли создан. Ни на ком не испытан. Вероятность летального исхода восемьдесят процентов. Остальные двадцать – что вы сможете пережить обратный переход. И вот тогда… Вы сможете продолжить свою долгую и счастливую жизнь в здоровом теле. Видишь ли, Эмили, это всё, – он развёл руками, – скорее возможность жить перед смертью, а не умирать – нежели выздороветь окончательно. По крайней мере, пока что. К сожалению.

Я некоторое время молчала, а потом сказала:

– Тогда, неделю назад, я сказала Реме, что перед смертью, хотела бы ещё немного пожить.

Брайс кивнул.

– Это её подарок. Самое большое, что она могла для тебя сделать.

– И… сколько времени между приёмами компонентов? Сколько у меня времени?

– Одна неделя. Так что… постарайся дожить до следующей недели. И тогда тебе представится возможность испытать судьбу.

– Я согласна.

***

– Она не умрет, – объявила Молли, – Она. Не. Умрет. Артур, помяни моё слово.

– Она же написала в начале, что это её последнее сообщение. Значит умрет.

– Нет. Скорее всего, её просто напугала большая вероятность летального исхода, и она решила, что точно умрет.

– Кто знает, кто знает. Давай просто читать дальше.

– Артур…

– Да?

– Мне страшно.

***

Мы условились встретиться здесь же послезавтра.

– Я позвоню в половину шестого утра. Если ты будешь чувствовать себя хорошо, приезжай сюда, – он выдал мне новую визитку, уже со своей подписью, – это пропуск. Если же что-то пойдёт совсем не так, то я приеду.

На этом мы разошлись. Приехав домой, я выпила синюю сыворотку и легла спать.

Утром я не почувствовала никаких изменений. Сильно хотелось есть, и от этого началась аритмия. Я гадала, смогу ли я пережить это, дожить до завтрашнего утра? Каждый раз, когда сердце замирало, я была почти уверена, что на этот раз – всё, но оно, словно передохнув от тяжкой работы, с отчаянием вновь продолжало биться дальше. Я легла на диван в гостиной, и включила висевший на стене монитор. К полудню тело начало ломить, заболела голова. К трем часам дня у меня поднялась температура, воспалились лимфоузлы. Сердце бешено колотилось. Я была уверена, что оно вот-вот наконец просто устанет. Я старалась сконцентрироваться на видео прохождении какой-то игры, но потом поняла, что каждый звук, исходящий из колонок, отзывается болью в моей голове. Не дождавшись шести вечера, я залпом выпила белёсую жидкость и почти сразу потеряла сознание.

Этой ночью мне не снились сны.

Глава 2. Имя твоё

Я чистила зубы и смотрелась в зеркало, пытаясь запомнить своё новое лицо. Нос, острый, с едва заметной горбинкой, вместо моего вздернутого носика. Фиолетовые радужки – вместо ярко-голубых. Скулы остались по-прежнему резкими, хотя само лицо вытянулось вниз. Я сплюнула и оскалилась в зеркало, чтобы увидеть форму зубов. Зубы стали значительно ровнее, немного изменили форму, клыки стали длиннее, чем прежде, а передние зубы наоборот – чуть короче. Прямо как у Ремы, – подумала я. У неё тоже были клыки длиннее остального ряда, это, на мой взгляд, было красиво, а она подпилила их. Теперь я её понимаю. Я бы тоже подпилила, потому что они неудобно врезались в нижнюю губу, ну и, признаться, были через чур длинными. Хотя прежде у меня были через чур длинные передние зубы. Мне определенно просто не везёт с зубами…

Артур, я больше не альбинос!.. Кожа была хоть и достаточно бледной, но совсем не молочной, как у альбиносов, а волосы были и вовсе чёрными, крепкими и очень длинными, почти до пояса. Даже ногти стали толще и длиннее, чем были.

Нет, нет… Это не сон. Моё сердце билось ровно, я могла спокойно дышать полной грудью, и жизнь больше не приносила мне боль. Я всё ещё знала, что через неделю меня ждёт смерть, но это совсем не означало, что я умирала. Я была жива, и я чувствовала себя прекрасно. Я смотрела в зеркало и своими глазами видела чудо.

Я вышла из душа и немного прибралась в квартире – на тот случай если Брайс всё-таки сюда приедет. Хотя вряд ли. Сейчас половина пятого утра, и, думаю, я успею приехать к нему в офис ещё до того, как он мне позвонит.

Я раскладывала вещи по местам и испытывала от этого – впервые в жизни! – настоящее удовольствие. Не спуская глаз со своих новых рук, я наслаждалась простым движением, в котором не было боли – ни физической, ни душевной, – только легкость ветра и мимолетность мгновений.

Закончив уборку, я села на диван напротив монитора, и посмотрела в окно. В темноте виднелись размытые огоньки фонарей на площади Юго-Западного района Сан-Мирэль. Видимо, был очень сильный туман. Жаль, что ты никогда не был у меня в гостях. У меня довольно милая небольшая квартира в одной из высоток прямо у площади. Не знаю, почему она продавалась так за дёшево. Это была одна из немногих квартир в городе, которую я могла себе позволить на те деньги, которые остались от родителей. И когда я пришла смотреть её, то сразу же влюбилась – в огромные окна с видом на площадь, где ежегодно проходит показ мод, в совмещённую с кухней гостиную, в небольшой уютный кабинет, где стояла книжная полка, диван оттоманка, и мой рабочий стол.

Артур, тем утром я была так счастлива! Хоть и не сразу позволила себе испытать это чувство. Я словно боялась, но потом… Я стала такой красивой… Мне никогда не нравилось моё тело, тело Эмили. Крошка-альбинос – всю жизнь я выглядела как подросток. Теперь же я значительно прибавила в росте. Правда, на тот момент это представляло некоторую проблему. Я перерывала все свои вещи в шкафах, в поисках одежды, которая бы на меня налезла. Очевидно, все джинсы были отложены в сторону, и я искала среди юбок и платьев. Наконец, я нашла длинное чёрное обтягивающее платье, которое для Эмили оказалось уж слишком длинным, а мне сейчас было коротковато – но сойдёт. Когда-то я купила его, потому что с каблуками оно смотрелось прилично, а потом я больше никогда не надевала каблуки – и это платье тоже. С обувью оказалось сложнее. Единственное, что как-то застегнулось на моих ступнях, были сандалии. Пальцы свисали с подошвы, и выглядело это ужасно, но делать было нечего.

На улице было по-осеннему холодно, моросил дождь. Я бежала к остановке трамвая и молилась, чтобы сандалии продержались ещё хотя бы пару часов и не порвались. К счастью, на улице почти не было людей.

На входе в Центр охранники подозрительно на меня посмотрели, но подписанная визитка Брайса их всё же убедила, и меня пропустили. Я постучала в дверь и аккуратно повернула ручку.

– Эмилия? – послышался голос Брайса.

– Можно?

– Да, проходи, – Брайс стоял у окна. Только сейчас я обратила внимание, что высокое окно выходит как раз на ворота. Брайс задёрнул багровые бархатные шторы и повернулся ко мне, – ты решила приехать пораньше?

– Да. Ничего страшного?

– Нет, как раз собирался тебе звонить. Присаживайся. Ты, – Брайс усмехнулся, – прекрасно выглядишь. Не против, если я буду на ты?

Он забыл, что уже давно перешел на ты. Очевидно, Брайс сам был удивлен тем, как изменилась моя внешность. При включенном верхнем свете я смогла лучше разглядеть Брайса: угловатое, гладко выбритое лицо с острыми скулами, выбритые виски, и идеальный, весьма дорогой костюм в полоску. Его плечи были широкими, он был явно в отличной физической форме, осанка была уверенной, а взгляд твёрдым. Он был красив, но его красота была странной, и странной её делал лукаво сияющий в правом ухе бриллиант.

– Да, нормально, – я кивнула.

– Как прошёл вчерашний день, как ты себя чувствуешь?

Мои волосы были мокрыми, и на коже всё ещё был холодный слой влаги, из-за неприятной прохлады я немного дрожала. Брайс протянул мне плед.

– Спасибо. Я… я чувствую себя отлично. Я… мне кажется, что я никогда прежде не чувствовала себя так хорошо, – я улыбнулась, и вдруг мои клыки больно задели нижнюю губу, – ай! Только с зубами не повезло, слишком длинные, – улыбаясь, сказала я, и взяла протянутый Брайсом платок.

– Прижми, чтобы остановить кровь.

Он вдруг отвернулся и снова подошел к окну.

– Что… Что за чёрт? – замерла я.

Кипельно-белый накрахмаленный платок Брайса был испачкан в чём-то чёрном.

– Так что, ты выбрала себе новое имя? У тебя кровь с губы капает. Прижми лучше.

– Кора… 1

– Кора… Конкордия?

– Корнелия.

– А почему не Нелли?

Я вновь промокнула губу платком, и на нём появилось новое чёрное пятно.

– Да что за…

– Кстати, знаешь, я немного голоден. Как насчет позавтракать в кафе? Есть одно довольно милое место, пойдём, – он резко направился к выходу и жестом велел идти за ним.

Около шести утра. Трассы только-только начинают наполняться машинами. Я сидела на заднем сидении и ёжилась от холода. За окном по-прежнему моросил дождь, а за тонированными стёклами машины казалось, что солнце и вовсе не собирается вставать.

– Куда мы едем?

– Я же сказал, в кафе.

– Зачем??

– Как зачем. Позавтракать, – он улыбнулся мне в стекло заднего вида.

– Может, просто объяснишь, что происходит? Или это так и должно быть? Ну, цвет крови…

– Не отвлекай от дороги, пожалуйста.

У Брайса был чёрный мерседес с молочно-бежевым салоном. Машина плавно вписывалась в крутые повороты многоуровневых автострад. Через некоторое время я поняла, куда мы направляемся. В конце концов, даже несмотря на то, что Сан-Мирэль – город довольно большой, приличных заведений, открытых в этот час, было не так уж много. Как я и ожидала, мы приехали на Южную площадь, чтобы посетить одноимённое кафе. Южная площадь была небольшой и выделялась из общего стиля города.

Южная площадь, каменная, низенькая, с красивыми фасадами невысоких зданий, в которых находились кафешки, небольшие рестораны, пабы и даже сувенирные магазинчики, была излюбленным местом горожан для воскресных прогулок. В центре площади находился большой, красивый каменный колодец – в него падала вся тяжесть городской суеты, и время в районе замедлялось.

Летняя веранда пустовала. Там всё ещё стояли столики, но, очевидно, скоро их уберут. Несмотря на то, что сейчас всего лишь сентябрь, погода была ветренной и в целом, совсем не летней. Мы вошли в кафе, я села за самый дальний в зале столик, и стала смотреть в окно, пока Брайс делал у баристы заказ. В кафе были только мы и сонный молодой юноша у кассы. За окном было темно, да и в зале горели не все лампы. В дальней стене зала, неподалёку от места, которое выбрала я, была арка, ведущая в комнату с креслами и диванами. Там стояли книжные шкафы с художественной литературой и настольными играми, где посетители собирались в компании и шумно развлекались. Впервые я видела эту комнату тёмной, с выключенным светом.

Через пару минут он вернулся с двумя большими чашками кофе и круассанами.

– С шоколадом – для тебя, – уточнил он, садясь за стол и вешая на спинку стула пиджак, на котором всё ещё виднелись капельки дождя.

Я взяла в руки чашку и только в этот момент в полной мере осознала, насколько я замерзла. Длинные волосы спутали ветер и дождь, туман неприятной влагой прилип к моей коже. Я сделала глоток и невольно поморщилась.

– Что? – спросил Брайс.

– Это должно было быть латте?

– Да, так и есть. Тебе не нравится? Может, круассан будет лучше.

Мы взяли с подноса тарелки. Брайс непринуждённо надкусил свой хрустящий завтрак и запил его кофе. Мне как-то не особо хотелось. Я нехотя положила в рот круассан. Как только масленая корка окончательно оказалась на моём языке, я испытала ужасное отвращение. Силой заставив себя проглотить пищу, я отчётливо ощущала, как хлебный комок катится по пищеводу. Хотелось сблевать. Я подняла округлившиеся глаза и обнаружила, что Брайс застыл с поднятой кружкой и внимательно, с интересом за мной наблюдает. Я надкусила круассан вновь, и шоколадная начинка лавиной вылилась в мой рот. Не в сила противостоять рвотным порывам, я выбежала в туалет, чтобы очистить желудок.

Когда я вернулась за столик, дрожа от паники, Брайс уже доел круассан и допивал кофе.

– К чему этот цирк?! Я смогу есть?!

– Да, конечно. Просто обычная еда тебе больше не подходит. Твоя реакция сейчас – абсолютно нормальна. Она означает, что трансформация прошла успешно, и мне остаётся лишь проводить тебя домой и передать тебе недельный запас твоей новой пищи. Пакеты у меня в багажнике.

Я не разделяла спокойствия Брайса.

– Какой новой пиши? Это… особые смеси? Или что? Брайс… Да что я такое? – всплеснула я руками, вновь осматривая новое тело.

– Неужели ты действительно всё ещё не поняла? – усмехнулся он.

– Нет… нет. Это не может быть правдой, – я со страхом смотрела ему в глаза, мотая головой, – Вампиров не существует…

– Как и инопланетян, – он поднял брови и улыбнулся.

***

Артур и Молли переглянулись.

– Мне не нравится этот Брайс.

– И это всё, что ты хотела сказать? – внезапно взорвался Артур.

– Хэй, спокойнее, братец.

Артур достал из шкафчика в столе лавандовый джин.

– Артур, ну, ну… Ну а что ты ожидал? С самого начала ведь было понятно, чем закончится этот эксперимент? Рема довольно недвусмысленно намекнула, да и ты сам сказал, что Эми безумна…

– Не знаю, Мо. Не верил, не хотел верить.

– Видимо, Эми тоже.

– Видимо да. Ну что, что ты думаешь теперь? Выживет ли Эми?

– Эми больше нет, Артур… – Молли положила руку на плечо брату, – Кора заняла её место в этом мире. Не знаю, сможет ли человек с другим именем, телом и совершенно другой жизнью остаться прежним?

***

Меня всё больше одолевало ощущение, что он либо подслушивал наш разговор с Ремой, либо она сама доложила ему обо всём в мельчайших подробностях.

– Почему… никто не предупредил меня?

– Я предупредил. Твоё тело претерпело трансформацию, которая позволяет тебе сейчас свободно дышать, легко ходить. Ты можешь жить полноценной жизнью! Ну почти. Просто твоя физиология в корне изменилась. Ты сохранила вполне себе человеческий вид, – он развёл руками, – Кора, ну что такое вампир? Это человек с иной физиологией.

Мне нечего было возразить.

– Я вообще не понимаю, что тебе не нравится? Ты чувствуешь себя прекрасно, разве не так? И разве Рема тебя не предупреждала о небольшой нелегальности?

Ах да, именно об этом она меня и предупреждала.

– Ну и потом. Нелегальность… лишь вопрос времени, – он довольно улыбнулся, – вопрос только за вторым компонентом.

– Ты говорил, что второй компонент изменит мой облик, вернёт к прежнему… но физиология? Останется этой? Ну, вампирской?

– Нет. Ты вновь станешь человеком в обычном смысле слова. Станешь ровно такой, какой и была, с одним лишь отличием – ты будешь абсолютно здорова.

– Если это действительно возможно, это стало бы… панацеей?

– Именно так, – гордо кивнул Брайс, – именно так.

Я опустила взгляд на бежевое кофе.

– И… как мне теперь? Ну то есть, – я закрыла лицо руками, – неужели это всё правда происходит.

– Нам пора ехать. Пойдем.

Я не сразу догадалась, почему Брайс вдруг заторопился. Его машина была буквально в паре минут ходьбы от кафе. Я торопилась, но идти очень быстро не получалось из-за неудобной обуви. Когда мы были в паре метров от машины, я внезапно почувствовала странный зуд на коже в области грудины. Я непроизвольно стала чесать кожу пальцами и тут обнаружила, что она стала какой-то странной на ощупь. Из-за плотных облаков показалось утреннее солнце. Под его лучами моя кожа плавилась, стекала, как воск со свечи. Я закричала и застыла на месте, наблюдая это омерзительное зрелище. Я думала, я умру. Я думала, что солнце прожжет меня насквозь… Но Брайс со скоростью молнии открыл дверь на заднее сидение и затолкал меня в машину. В тени поплавившаяся кожа мгновенно застыла, и уродливые подтёки приняли форму грязных разводов на груди.

– Какого хрена ты стояла там как вкопанная?

– Я…

– Неужели не очевидно, что нельзя выходить на солнце??

– Слушай, Брайс, я правда, действительно ничего не знаю об этом, я же считала это выдумкой…

– Ладно. Слушай, – он завёл машину, и мы тронулись, – Тебе нельзя попадать под прямые солнечные лучи, ультрафиолет, пусть это будет даже слабый фонарик, будет очень сильно тебя жечь. Для каждого вампира допустимая доза света своя, это не изучено и очень индивидуально. Понятно?

– Окей, что ещё?

– Питание – кровь, больше ничего. Любые попытки что-то есть из твёрдой пищи будут заканчиваться так же, как сегодня. Но что касается чая или кофе – тут проблем не будет. Рецепторы скоро восстановятся, и всё приобретёт прежний вкус. Нужно просто ещё подождать, часов десять… не знаю.

– Ясно. Это всё?

– Главное – это через неделю вернуться ко мне и пройти обратную трансформацию, – мы замедлились у начала пробки при въезде в мой Юго-Западный район, – иначе будут проблемы. У меня, у тебя.

– В смысле? Проблемы какого рода?

– Ты что-нибудь слышала о своде правил для ассимилировавших вампиров?

– Нет. Что это?

– Свод правил проживания вампира среди людей, закреплённый на законодательном уровне.

– ЧТО?!

– Да. Да, Кора, вампиры существуют и даже борются за свои права.

– Отлично…

– Во-первых, неделя – это максимальный срок проживания вампира в квартире, не зарегистрированной как место жительства вампира, – разговоры явно отвлекали его от дороги, – во-вторых, дело даже не в этом. Есть люди, которые очень не любят вампиров. В конце концов, они смогут выйти на меня и мою лабораторию. А мы ведь этого не хотим?

Я встретила его взгляд в зеркале.

– Не хотим.

– Знаешь, просто не думай об этом, Кора. Просто забудь. Просто живи и радуйся жизни. А в четверг мы снова встретимся. Я, ты, Рема и второй компонент. Испытаем судьбу. И, быть может, нам повезёт. Кстати, ты не звонила Реме?

– Нет, сейчас ещё раннее утро, мы договорились встретиться в воскресенье.

– А, – Брайс кивнул, – хорошо.

Итак, я стала вампиром. Я молча наблюдала за проплывающим мимо городом, опустив голову на тонированные окна машины. Брайс иногда уточнял дорогу до моего дома, и я показывала ему повороты. Он спрашивал меня, чем я буду заниматься, и я отвечала то же, что и Реме – это было правдой. Уговор есть уговор. Я не собиралась даже пытаться скрыться и продолжить жить в здоровом, но вампирском теле. Из недолгого разговора с Брайсом я уже поняла, как много я не знаю, а играть в столь опасную игру, не зная даже правил, я не хотела. Вообще, я не хотела в это ввязываться, и, думаю, Брайс мне верил. Меня не заботили тогда такие логичные вопросы, а является ли вампиром сам Брайс, а Рема, и сколько людей умерло при испытаниях… вопросов касающихся их исследований, было миллион – даже больше, но я не хотела лезть не в своё дело, просто отчаянно хотела оставаться от этого всего в стороне. Судьба преподнесла мне щедрый подарок: неделю жизни, пусть и ночной, но жизни, и я хочу провести его так, чтобы умирать, ни о чем не жалея.

Наконец, мы добрались до моего дома. Брайс дал мне зонт, и велел идти в подъезд, а сам он стал разгружать большие черные сумки, доверху заполненные белыми пакетиками с кровью. Когда мы поднялись на лифте на мой этаж, и я уже открывала дверь, внезапно в коридор вышла моя соседка Энни. Я на мгновение застыла, закатив глаза, а потом заставила себя улыбнуться и поздороваться, но Энни меня опередила:

– Привет, а вы к Эмили? – широко выпучив глаза, миниатюрная длинноволосая брюнетка в отвратительно розовой мини-юбке и белом топе тянула руку к Брайсу. Он, так же холодно, как и обычно, ответил на рукопожатие:

– Доброе утро. Я всего лишь помогаю девушке с сумками.

– Кора, двоюродная сестра Эмили, – мы пожали друг другу руки, – а ты её соседка Энни?

– Да, да, – улыбалась она.

– Эмили приболела, и я приехала, чтобы ухаживать за ней.

– О, какая досада, скорейшего ей выздоровления!

– Спасибо, я обязательно передам. Рада была познакомиться, Энни.

– Вы с ней так не похожи! – пищала Энни.

– Мы двоюродные.

– Ах, ну да. Что ж, будет время, заходи, – она подмигнула мне и выскочила в лифт.

Брайс повернулся ко мне и нахмурившись сказал:

– Кажется, ты ей понравилась.

Это звучало так серьёзно, что я рассмеялась.

– А вот так лучше не делай. Клыки видно.

– Ладно.

Холодильник заполнился белыми пакетами с разными эмблемами, которые означали тип крови: человека, млекопитающих животных и рыб.

– Люди… сдают кровь добровольно?

– Да, это кровь доноров-добровольцев.

– А все эти новости? Правда?

– Что-то из них правда, что-то вымысел.

– Но что-то из них правда?

– Да, например, убийство на северных утёсах в октябре прошлого года, или тот случай, пять лет назад, когда человек потерял память – тоже правда.

Брайс снова напомнил мне об осторожностях и дал напоследок баночку защитного крема от солнца.

– Удачи, Кора. Хорошо тебе отдохнуть.

Я ничего не сказала. Дверь захлопнулась, и я, наконец, осталась одна.

Я заварила душистый кофе и села в кабинете за ноутбук. Справа, где-то за облаками, парил Сан-Мирэль, живой, но холодный.

***

Итак, я представляла себе красивые и размеренные вечера в театрах, картинных галереях, веселье в барах, а теперь… пришло время рассказать тебе, как же на самом деле я провела свои последние дни.

…Я заварила душистый кофе и села в кабинете за ноутбук. Я открыла луковый поисковик. Окей, что там у нас по запросу «вампиры»…

***

Артур внезапно отвернулся от экрана, а потом встал и открыл окно.

Молли не стала идти за ним. Как бы она не уверяла Артура, что Эми выживет, как бы сама не отгоняла от себя мысли о смерти возлюбленной брата, ей было невыносимо страшно и тяжело читать про то, как Эмили провела последние дни своей жизни. Само словосочетание «последние дни» заставляло Молли дышать глубже, а её сердце – биться чаще. В памяти всплывали все те ссоры с Артуром, когда Молли ругала его за его привязанность к Эмили, называла его идиотом, а её… тогда она и подумать не могла, что однажды ей будет настолько сильно стыдно за все эти слова.

Бывают события, у которых нет срока давности, и чувства, у которых нет срока годности. И сейчас Артуру было больно не меньше, чем тогда, пять лет назад, когда Эмили раз и навсегда покинула его планету.

***

Первой строкой поисковик мне выдал статью с сайта Archive. Я не часто заглядывала на dark.net, даже редко, но каждый раз, когда открывала Archive, мелькала одна и та же мысль – так же называется моя любимая группа. Я включила Londinium. За окном небо сменило цвет на песочно-бежевый. Видимо, где-то вдалеке сквозь тучи стало пробиваться солнце, и его тусклый свет перекрасил молочную пелену тумана. Казалось, что сам туман стал источником приглушенного оранжевого сияния; что этот источник тёплого света, ознаменовавшего закат, так близко, что стоит открыть окно, протянуть руку – и ты прикоснёшься к нему, тёплому и ласковому, прощальному осеннему солнцу… но нас разделяло монолитное стекло и тысячи километров до горизонта. Звуки скрипки сливались с рыхлым песочным туманом, который медленно темнел, по мере того как солнце садилось за горизонт. Я чувствовала, как этот вечер делит мою жизнь на «до» и «после», как вместе с солнцем за горизонтом скрывается моё прошлое, та жизнь, которая грозилась вернуться, и которая теперь казалась сказкой. Я встала лицом к окну и позволила себе пару минут не думать ни о чем, только чувствовать; позволила себе слиться с песочным светом, и вместе с ним в моё сердце проникла какая-то надежда… That round travelled far too long

Я тяжело вздохнула, сделала глоток кофе и села в кресле поудобнее. Страницы с пометками «Warning! Conspiracy theory» нужно читать только так – с довольной улыбкой на лице. В прочем, эта улыбка продержалась на моём лице не долго.

Вампир (см. также Упырь, Вурдалак) – человек, зараженный вирусом nigrum sanguine, что в переводе с латинского означает «чёрная кровь».

Теперь ясно, что означали эти буквы на визитке – Black Blood. Что ж, читаем дальше. Я кликнула по гиперссылке и открыла в фоне вкладку «чёрная кровь».

История.

Пять[источник не указан] три[источник не указан] три[источник не указан] веков назад в результате неудачного эксперимента учёные из Исследовательского Центра на Горе

Еще один научно-исследовательский центр, ничем не лучше Пустыни.

… создали сыворотку, которая сделала из подопытных – вампиров. Ученые проводили эксперименты рамках создания сыворотки против чумы, поразившей весь континент. Получившаяся сыворотка давала человеку иммунитет от всех известных на тот момент заболеваний, в корне меняя физиологию человека: внешность испытуемых менялась до неузнаваемости в течении всего одних суток, в ходе чего они испытывали ужасную боль.

Я кликнула по ссылке, и на экране появилось видео, на котором группа испытуемых, привязанных к своим койкам, корчились в муках, которые испытывали в ходе трансформации. Я тут же закрыла вкладку. Видимо, Брайс дал мне очень мощное обезболивающее. Не удивительно, что я сразу отключилась после того, как выпила его.

Все протоколы создания сыворотки были стёрты[источник не указан]. О существовании сыворотки не было сообщено общественности. До сих пор ведутся дискуссии о существовании вампиров.

Ссылка перекинула меня на сайт обычного поисковика. По запросу «вампиры» там нашлось:

Живой, полумертвец или мертвец, ведущий ночной образ жизни или являющийся в облике летучей мыши, сосущий кровь у спящих людей, насылающий кошмары. Вампирами становятся «нечистые» покойники – преступники, самоубийцы, умершие преждевременной смертью или заражённые от укусов других вампиров.

Понятно… или не понятно. А никого не смущает фраза про заражённых?

Сыворотка получила название «чёрная кровь», поскольку после превращения кровь человека (вампира) становилась чёрной.

Ну в этом я сегодня уже убедилась. Я перешла на вкладку с чёрной кровью. Статья была помечена знаком «запрещённые вещества и препараты».

Вирус передаётся через кровь, а также по наследству. Если хотя бы один из родителей заражен, ребёнок будет вампиром [недостоверная информация].

Чтобы превратить жертву в вампира без её ведома, вампиры надкусывают себе губу, а затем кусают окровавленными клыками жертву, в результате чего вирус проникает в тело жертвы. При добровольном превращении, согласно традиции, обращающийся сам отпивает кровь из запястья вампира. Однако, доля удачных трансформаций крайне мала; в большинстве случаев обращаемый умирает, причиной смерти становится болевой шок, разрыв сердца. Практически все ныне существующие вампиры – потомственные.

Я вернулась на вкладку со статьёй про вампиров.

Наши дни.

Численность вампиров доподлинно не известна. Вампиры живут по всему миру, в том числе и в обычных городах. Однако большинство предпочитают вампирские селения, самое крупное из который – Фортон-Хиллз, насчитывает около двадцати тысяч человек.

Я открыла две ссылки в фоне, правда ссылка «человек» перекинула меня на статью «Вампир».

Защитники прав вампиров добились возможности для вампиров работать среди людей, в том числе получать руководящие должности. … В наши дни вампирам не нужно охотиться: свежая кровь всегда есть на прилавках супермаркетов. Если вы хотите стать донором для того, чтобы помочь вампирам, вы можете сдать кровь в клинике Aqua (цены указаны на сайте).

Я перешла на вкладку Фортон-Хиллз. Это был обычный полумёртвый городской сайт. На нём была ссылка на клинику для доноров крови, реклама поставщиков крови, рассада для растений и ссылка для заказа доставки крови на дом. Также было несколько фотографий городского парка и расписание работы всяческих нотариусов, паспортных столов и так далее.

Я открыла карты dark.map и ввела Фортон-Хиллз. Судя по картам, это был соседний город, который находился между Сан-Мирэль и Рокс-Тауном: со стороны Сан-Мирэль город был окружен горным хребтом, а от Рокс-Тауна его отделял лес. Правда, согласно обычным картам, горы и лес занимали всю территорию Фортон-Хиллз, и вообще, на его месте находился заповедник «Фогги-Хиллз» – охраняемая территория. На фотографиях с самолёта территория Фортон-Хиллз покрыта туманом. Ни одной фотографии из самого города я не нашла, и даже на официальном сайте не было никаких изображений, как это обычно любят делать – вставить в шапку здание городского управления или какой-нибудь памятник. Я проложила маршрут от своего дома до адреса центра Aqua в этом городе. Маршрут проходил через Ботанический сад. Я построила маршрут от Ботанического сада и максимально приблизила карты. Если зрение меня не подводило, то карты предлагали мне просто перелазить через забор сада, а потом ещё идти по горам. Лезть через трёхметровые стены – это интересная идея. Про горы я вообще молчу… Я же не собираюсь этого делать, правда? Для начала, мне нужно хотя бы купить одежду.

За окном начинало смеркаться. Я надела сандалии, взяла сумку и зонт. На улице моросил небольшой дождик и дул холодный ветер. Согласно статье на Архиве, вампиры не восприимчивы к болезням. Я закрыла и свернула зонт – вот и проверим. Вскоре я перестала дрожать, окончательно привыкнув к пронизывающему холоду. Ветер пытался поднять в воздух мои тяжёлые, намокшие, спутавшиеся волосы. Я шла и с наслаждением полной грудью вдыхала влажный воздух. Люди торопились домой: не лучшая погода для прогулок. Прохожие в куртках странно, а иногда даже с сожалением, смотрели на девушку, идущую в платье, сандалиях и без зонта, но я старалась не замечать их.

Мне нравилось моё новое тело – точнее, мне нравилось то, что у меня новое тело. Словно и не было никогда никаких обвинений и судов, ни страха, что меня раскроют, не было преследовавшего меня все эти годы чувства безысходности и бессмысленности – не было вообще Эмили. Я старалась прожить её жизнь, но получилось, что получилось, а получилось, как в песне поётся: я чувствую себя свободной, когда рядом никого нет, и когда никто не знает моего имени.

Я широкими шагами шла вдоль шумных дорог по малолюдным тротуарам. Мимо проносились огни машин, и весь мир предстал мне в новом свете – я почувствовала себя наблюдателем целого мира, будто увидела в нём что-то скрытое, словно колодец на Южной площади выплеснул из себя тайну, которую хранит, и эта тайна наложилась на мир как фильтр на фотографию. Я чувствовала себя свободной и, может быть, даже счастливой.

Было восемь часов вечера, когда я дошла до магазина одежды Black Velvet, это значит, что у меня есть час до закрытия, чтобы выбрать себе одежду. Консультанты странно посмотрели на меня, когда здоровались, я улыбнулась им в ответ и уверенно направилась к полкам с джинсами. Я быстро взяла себе несколько пар чёрных джинсов разных размеров, чёрные футболки и кардиган, чёрный, естественно.

Закончив с покупками, я переоделась, укуталась в новое пальто и отправилась в бар. Кто бы мог подумать, что бар так далеко. Точнее, что до него так долго добираться на общественном транспорте. Я всё время пыталась прикидываться спящей, чтобы не пугать прохожих фиолетовыми глазами. Может быть, кто-то их все равно заметил – надеюсь, они просто сочли меня за фрика. Так оно и было. Когда я приехала в Пыль, было уже половина одиннадцатого. Через полчаса сюда должен прийти курьер с моими линзами. Я села за самый дальний столик, который находился в плохо освещённом углу зала, недалеко от двери туалета. Ко мне подошёл официант.

– Виски-кола, пожалуйста.

Он кивнул и удалился.

За барной стойкой сидели несколько мужчин. Они пили пиво и смотрели футбольный матч, который шёл по телевизору на стене. Честно говоря, никогда этого не понимала. В прошлой жизни я не часто ходила в бары, даже, можно сказать, что почти не ходила, но меня всегда удивлял этот некий контраст между красивым интерьером, приглушенной атмосферой – и футболом по телевизору. Я почему-то была убеждена в том, что кому-то из нас – либо мне, либо этим мужчинам, было несколько некомфортно, соответственно, либо из-за футбола, либо из-за обстановки. Но, тем не менее, и я, и они, приходили сюда и были здесь. За столиком в противоположном углу сидели две девушки, что-то активно обсуждали и курили кальян, судя по запаху, кокос-банан – очень тривиальное, на мой взгляд, сочетание. В общем, в баре было не очень людно, но народ потихоньку подтягивался.

Я сделала очередной глоток. В то время как я наблюдала за людьми в баре и крутила в руке смартфон, мой мозг без моего ведома, не совсем осознанно что-то обдумывал, переваривал всё, что со мной случилось. В какой-то момент меня осенила потрясающая идея…

Мой телефон зазвонил.

– Привет, это курьер, я у входа в бар.

– Привет. Я сижу за столиком в самом дальнем углу справа.

– Окей.

В бар зашёл худощавый паренёк. Он не сразу меня заметил, но шёл в нужном направлении. Я махнула ему рукой, и он сел за мой столик.

– Привет.

Он достал из сумки коробочку с заказом.

– Спасибо, – я протянула ему деньги, – не хочешь выпить?

– Нет, спасибо, мне нужно отвезти следующий заказ, хорошего вечера.

Я кисло улыбнулась и махнула ему рукой вслед.

Я отошла в туалет, чтобы надеть линзы, а когда вернулась, что сразу заметила за барной стойкой пополнение. Вне всяких сомнений, там, за барной стойкой, сидел Дэвид Дэйнмар.

Я знаю, твоё сердце замерло сейчас. Или нет?.. Не закрывай письмо, Артур.

***

Молли украдкой посмотрела на каменное лицо Артура, ожидая хоть какой-то реакции, а еще лучше – пояснений, но Артур даже не шевельнулся.

***

Я села на соседний с Дэвидом барный стул, но он, кажется, совсем этого не заметил.

– Любишь футбол?

– Ч… Что? – он повернулся и недоумевающе на меня посмотрел. Я неловко улыбнулась.

– Ну, типа… любишь футбол?

Он тоже улыбнулся.

– Да не очень, а ты? – он отодвинул стакан с прозрачной жидкостью.

– Тоже. Я – Кора.

Я протянула руку, и Дэвид ответил на рукопожатие.

– Приятно познакомиться, Кора. Я Дэвид.

Я кивнула.

– Часто тут бываешь? – спросил он.

– Нет, я тут впервые, а ты?

– Порой заглядываю. Здесь не особо людно, мне это нравится.

– Приятная атмосфера. Если бы я жила тут, то, думаю, тоже порой заходила бы сюда.

– Так ты не местная? – Дэвид оживился.

– Из Уэльса. Приехала поухаживать за сестрой, двоюродной сестрой… пока она болеет.

– И кем же ты работаешь в Уэльсе?

– Да так. Держу там небольшую книжную лавку.

– Дела идут?

– Жить можно.

– Ясно.

Я откровенно врала. Можно ли построить дружбу на лжи? Ох, вряд ли.

– А ты?

– Я… Я занимаюсь биологией. Преподаю в институте. Научно-Исследовательский Центр в Пустыне – слышала о таком?

– Нет, никогда.

– Да, далековато от Уэльса.

Мы ненадолго замолчали. Я допила свой коктейль и собиралась заказать ещё один, но Дэвид опередил:

– Тут хороший белый ром, попробуй.

– Белый ром? Честно говоря, я…

– Это не совсем обычный белый ром. Знаю, ты хотела сказать, что не любишь. Но цитрусовый тебе понравится, я уверен. Бармен!

Ром и правда оказался лучше, чем я ожидала. Дэвид поинтересовался, почему я не с сестрой, и я сказала, что она рано легла спать, а я хотела развлечься.

– Хотела отдохнуть в шумном баре, а тут это? – усмехнулся Дэвид, кивнув в сторону зала, где в полумраке посетители, каждый в своей компании, тихо о чем-то беседовали. В воздухе висел дым от кальянов, который размазывал очертания людей и предметов. Всё выглядело как во сне.

– Нет, просто… не знаю, первое что попалось. Может, ты и прав, и это не лучший вариант. Есть идеи?

С Дэвидом было очень просто. Совсем как тогда, шесть лет назад. Он ничуть не изменился. Только я стала совсем другая. Я смеялась, но мне хотелось плакать, глядя на мою ушедшую юность, беззаботную и полную надежд, когда я ещё даже не подозревала, что меня ждёт впереди.

Мы выпили еще по коктейлю, и Дэвид стал рассказывать про то, какие растения бывают на других планетах.

– А что насчет инопланетян? Если есть растения, то должны быть и люди… ну, то есть инопланетяне.

Он с улыбкой посмотрел на меня и положил руку мне на плечо:

– Кора, ты слишком много выпила. Я отвезу тебя домой.

– Эй, Дэвид, ты не ответил!

Кажется, он заплатил за двоих. Мы вышли из бара, и пошли к его машине. Он даже извинился, что не может предложить поехать к нему, и я сказала ему свой адрес.

В машине я старалась не спать изо всех сил, и в итоге, кажется, просто-напросто спала с открытыми глазами. Дэвид иногда поглядывал на меня, а когда мы подъехали к дому, то обменялись номерами, и я даже создала в календаре запись о прогулке с Дэвидом. Я отстегнула ремень и открыла дверцу, когда Дэвид произнёс в мгновение позабытую мной фразу, значение которой остаётся для меня загадкой и на сегодняшний день:

– Кора?

– М?

– Может скажешь своё настоящее имя?

Я встала, и дверь машины захлопнулась.

***

Я проснулась от стука в дверь. Вчера я была настолько пьяна, что уснула на диване в гостиной, прямо в одежде, так что долго собираться, чтобы открыть дверь, не пришлось. Я сразу же заволновалась. А что, если кто-то узнал, что Эми стала вампиром, и это пришли за мной? Я подошла к двери и посмотрела в глазок. Это была Энни.

– Привет, – я приоткрыла дверь.

Представляю, как ужасно я выглядела: взъерошенные волосы, раскрасневшиеся от линз белки глаз, потёкший макияж.

– Привет, я тебя не разбудила?

– Ну…

– У меня душ сломался, я у вас помоюсь?

– Ну…

– Я быстро!

Я закатила глаза и открыла дверь. Проходи, что с тобой поделаешь. Энни, кажется, не рассчитывала на отказ, потому что уже стояла в одном полотенце и с корзинкой ванных принадлежностей в руках. На груди и плечах у неё были какие-то странные покраснения, не похожие ни на псориаз, ни на дерматит. Я подумала, что придётся после неё несколько раз душ помыть, но ничего не сказала.

– Где тут у вас душ?

Я указала пальцем на дверь слева от неё.

– А где Эмили?

– Она спит. В спальне. А я тут, на диване спала.

– Уже почти полдень!

Я подняла брови и задумчиво закивала, мол, да, действительно полдень.

– Так ты в душ идёшь?

Она ушла в душ, а я включила кофеварку и решила приготовить омлет на завтрак, на двоих. Открыв холодильник, я с ужасом подумала, как же мне повезло, что я сделала это не в присутствии Энни, ведь я совсем забыла, что он был доверху забит пакетами с кровью. Фух.

Омлет и кофе стояли на столе и ждали, когда соседка выйдет из душа. Я смотрела в окно, и размышляла над вопросом, можно ли вампирам принимать человеческие таблетки от головной боли. Я выпила залпом два стакана воды из-под крана, но хотелось ещё. Язык был сухой, будто я не пила уже целые сутки или больше… Дверь ванной, наконец, отворилась.

– Будешь омлет?

– С удовольствием!

И тут я поняла, что это вовсе не дерматит и не псориаз – я была голодна и видела каждую венку на теле Энни.

– Ты сделала кофе? Спасибо большое! А есть молоко?

Она пошла прямо к холодильнику, но я её опередила и подскочила к нему первой.

– Да, конечно, – я приоткрыла дверку холодильника совсем чуть-чуть, так, чтобы она не могла увидеть содержимое, и быстро достала молоко. К счастью, я поставила его близко, когда доставала его для омлета.

– Спасибо, – Энни улыбнулась и плеснула себе молоко в кружку.

Я достала столовые приборы, и мы начали есть. Омлет показался мне отвратительным на вкус, но я не была уверена, что для Энни он такой же. Так или иначе, моё лицо напряглось, когда я проглотила кусочек.

– Как тебе омлет?

– Очень вкусно, спасибо! Эмили за всё время, сколько тут живёт, ни разу не приглашала меня в гости.

– Нам не стоит громко разговаривать, она же спит, – это напоминание я сделала больше себе, нежели Энни.

– Да-да, я помню. Ей повезло с сестрой.

– Мы двоюродные.

– Сколько тебе лет? Ты выглядишь старше Эмили.

– Мы почти ровесницы, мне двадцать восемь.

Я подумала о том, что Дэвид наверняка задавал мне вчера этот вопрос, но я вообще не помнила, что ответила на него. А что? Двадцать восемь – хороший возраст. Интересно, что в моей внешности сделало меня старше Эмилии? Рост? Кожа нормального цвета? Тёмные, почти чёрные, волосы?

– Тебе налить ещё кофе?

– Давай.

Я долила нам кофе и вернулась за стол.

– Расскажи о себе.

– Даже не знаю, с чего начать… – она заулыбалась и, вдохновленно пожав плечами посмотрела вверх, – Я учусь на актрису в местном актёрском училище. Пока что работы мало, так что я в основном зарабатываю на блоге в инстаграмме, а ещё снимаюсь в рекламе. Недавно мне пришло письмо с кастингом в одну развлекательную передачу…

Как они это делают? Ну то есть, кусают людей? Что я должна сделать? Как? Она ведь наверняка будет сопротивляться. У меня точно не хватит сил, чтобы удержать её. Да и потом. Вот я прокушу её шею, а как я пойму, в каком месте делать укус? И что будет, если сделаю не в том?!

– … в общем, эта идея мне очень понравилась. Прослушивание в пятницу, а я ещё не придумала номер! Я жду, когда придёт вдохновение, чтобы написать его. Мне кажется, что все участники уже давно репетируют, а я ещё не придумала номер, и я так волнуюсь из-за этого…

– У тебя всё получится, ты такая жизнерадостная, красивая и приятная в общении – что ещё нужно для полного счастья? – трудно описать, как фальшиво это звучало.

Энни рассмеялась.

– Спасибо, что веришь в меня! Зайдёшь как-нибудь в гости?

– Да, можно. Когда ты свободна?

Как только дверь за Энни закрылась, я подбежала к холодильнику и не глядя схватила первый попавшийся пакет с кровью. Так вот что такое жажда. Это как… сильный голод и жажда сладостей сразу вместе, только в три раза сильнее, чем в худшие дни.

***

Половина седьмого.

Я надела джинсы, черную водолазку, кардиган и небольшой черный рюкзак. Намазала лицо и руки кремом от солнца, нарисовала на глазах стрелки.

Машина Дэвида уже стояла у подъезда.

***

– Нет. Я не могу это читать.

Молли с досадой посмотрела на брата.

– Позволишь хотя бы мне дочитать?

– Как хочешь.

Артур встал, налил себе джин и стал нервно расхаживать по кабинету.

– Так значит, Дэвид – это какой-то старый знакомый Эмили?

– Угу.

По сдержанному тону брата Молли поняла, что расспрашивать его дальше, по крайней мере сейчас, бессмысленно.

***

– Привет, – я улыбнулась и чуть не выдала свои клыки (опять), но тут же закрыла рот.

– Привет, ну что, в музей?

– Кажется, в музей.

– Рабочий день закончился, а пробки – нет.

– И сколько нам ехать?

– Как повезёт. В любом случае – дольше, чем хотелось бы.

– Может, включим какую-нибудь музыку? – предложила я.

– Хорошая идея, а что ты слушаешь?

– Музыка-то всё равно твоя, – я усмехнулась.

– Но мне всё равно интересно, – возможно и так, но Дэвид, видимо, уже выбрал, что поставить, и переключал что-то на экране.

Я осторожно приоткрыла окно. Лучи заката слепили глаза, и я посмотрелась в зеркало, чтобы проверить наличие ожогов – но крем, который дал Брайс, хорошо защищал мою кожу от солнца. Я наслаждалась запахом осени, глубоко вдыхала влажный воздух, смакуя каждый момент, когда мои легкие полностью наполнялись им, и кислород растекался по моим венам. Не знаю, мне кажется, я щурилась от удовольствия, словно кот. Я прислушивалась к шуму пробки, к запаху, доносившемуся с реки и к ощущению скорости.

Хотя присутствие Дэвида и вызывало у меня определенную горечь, это была сладкая горечь. Призрак моей юности, он явился в мою жизнь именно сейчас, словно ангел, чтобы сопровождать меня к смерти.

– Дэвид, расскажи, как тебе работается в Пустыне?

– В Пустыне, – протянул Дэвид, – В Пустыне неплохо. Только слишком солнечно. На то она и пустыня, – усмехнулся он.

– Проводишь исследования или преподаешь там?

– И то, и другое. А какой университет закончила ты?

– Никакой, – улыбнулась я.

– Такое бывает? – удивился Дэвид.

Я пожала плечами.

– Надеюсь, тебе не будет со мной слишком скучно. В конце концов, ты ученый. Наверняка, ученые общаются только с учеными.

– Проблема, так сказать, обычных людей, – ну вот так меня ещё никто не называл, это прямо новые ощущения, – в том, что обычным людям обычно скучно в обществе ученых.

– Звучит парадоксально, – я всё никак не могла отойти от того, что меня записали в «обычные» люди. Уж очень я привыкла быть фриком даже по меркам нашего научного сообщества, да и потом, теперь-то я и человеком быть перестала.

– Да! Ученые любят занудствовать. Но ты вчера героически спокойно вытерпела мою болтовню про ботанику.

–Не припомню, чтобы ты хотя бы начинал занудствовать. Большое упущение с твоей стороны, я считаю.

– Неужели?

– Определенно.

Межрайонная автострада несла нас навстречу закатному солнцу, по-осеннему красному и тусклому, напоминавшему по цвету спелую сахарную тыкву.

Стены музея были сделаны из стекла, так что с улицы здание выглядело как огромное зеркало, а изнутри стены были прозрачными. Когда мы приехали, на улице было уже темно, и находиться внутри яркого здания, стоящего посреди ночи, было приятно; словно ты оказался внутри фонаря, и здесь, прямо внутри здания, есть некое яркое сердце, которое своим светом защищает от тьмы, которая хоть и скалится снаружи, но, тем не менее, бессильна.

Я остановилась у большого полотна, изображающего каменную статую женщины с голубем в руках, чье лицо с закрытыми глазами озаряла спокойная улыбка, пока за её спиной рушилась целая цивилизация.

– Как поразительно она похожа на…

– Кору Фрасиклея, – кивнул Дэвид.

– Кажется, даже голубя она держит так же.

– Правда, должен признать, на картине её улыбка гораздо более живая.

– Её улыбка… спокойная и решительная. Она даёт понять, что гибель этой цивилизации – вынужденная необходимость. Просто то, что должно случиться. Поэтому она не плачет. Она улыбается. Великолепное полотно.

– Кажется, эта кора распрощалась с тем народом. Отвернулась и отдалилась от него. Теперь её лицо обращается к нам.

Молния, уверенным мазком пронзающая холст, словно вырвалась из картины, и вместо проклятой земли покинутого небом народа, ударила в моё сердце, заставив меня повернуться к Дэвиду. Его глаза встретили мой испуганный взгляд, и на мгновение мне показалось, что откуда-то он знает больше, чем должен.

– Мне тоже нравится эта картина, – улыбнулся Дэвид, – мы словно стоим на вершине Олимпа, рядом с богами, с самой Судьбой, приговорившей этот народ к гибели.

– Но стоит нам отвернуться…

– Не больше, чем люди, бессильные перед спокойной улыбкой каменной богини. Кора…

– Да?

– Жаль, что ты так мало улыбаешься. Даже каменные коры всегда были с улыбкой.

– Ну да. Фальшивой и каменной, – я, кривляясь, растянула губы, парадируя статуи.

Дэвид улыбнулся в ответ. У него не было клыков: обычные человеческие зубы.

Мы решили зайти в бар, а потом прогуляться по городу. На первом этаже, сбоку от лестницы, ведущей на второй этаж, был незаметный проход, ведущий в бар с пуфиками и высокими кальянами. Мест в баре было немного и все они были заняты. Мы взяли по коктейлю с собой и вышли из бара сразу на улицу, обошли музей и оказались на площади перед музеем.

Северо-Восточный район был невероятно красивым. Несмотря на то, что центральные площади с киосками и скамейками во всех районах были спроектированы одинаково, в каждом районе они были разными, и, скорее, больше «внутренне», чем внешне: было очевидно, что у каждого района есть своя особая, неповторимая атмосфера, и если мой, Юго-Западный район, который славился модными показами, был пропитан духом молодости и свободы, то этот район словно пах женскими духами. Складывалось впечатление, что все те, кто имеют отношение к модным показам в Юго-Западном районе, живут в Северо-Восточном. Наличие Музея сыграло большую роль в развитии района. Говорили, что в одной из многоэтажек есть квартира, среди постояльцев которой были известные писатели и политики, так что эта квартира является исторической ценностью, и стоимость её аренды в месяц превышает мою зарплату раза так в четыре… Картины словно вырывались из музея: на площади стоял стенд с картинами современных авторов, а также мольберты с холстами и красками, так что любой прохожий мог попробовать свои силы в изобразительном искусстве. Но людям больше по душе приходился асфальт: он тоже был весь разрисован мелками и красками.

– Как-то даже неловко ходить по такой красоте, – сказала я, обходя очередную роспись.

– Где тебе больше нравится, в родном Уэльсе или здесь?

– Не знаю, – конечно, не знаю, я же никогда не была в Уэльсе, – там своя красота, – я не сдержалась, еле заметно грустно улыбнулась уголком рта и опустила глаза. – Наверное, одно из немногих преимуществ Уэльса перед красотой этого района – это небо.

Я слышала когда-то, что Уэльс – грёбаная деревня. Элитная правда, но всё же.

– Почему?

– Нет засветки, видно звёзды. Гораздо лучше, чем здесь. Хотя, конечно, и здесь что-то видно. Кассиопею, например, – я указала рукой на пять звёзд, которые я точно узнаю из всех тех трёх тысяч, которые видны на небе. Правда, из-за высоты домов тут и до тысячи, наверное, не досчитаешься…

– Ты умеешь различать созвездия?

– Да, ну, правда, только некоторые, не все. Ну Кассиопею-то все знают!

– Я всегда хотел научиться видеть среди этих точечек смысл. Но так и не нашёл время, чтобы, наконец, научиться находить созвездия.

– Сейчас прямо над нами – Лебедь, Кассиопея, Андромеда… а вот там, на горизонте, – я указала в сторону трассы, перед которой расступались высотки, – восходит Орион.

Очевидно, он лгал. Но я так устала, я так хотела верить, так не хотела терять его…

– Серьёзно?

– Да, вот, смотри, видишь вот ту звезду…

– Да, я вижу, как минимум, десяток звёзд.

– Да нет же, вот ту…

– Издеваешься? – рассмеялся Дэвид.

– Ну хорошо, а букву М видишь?

Улица была безлюдна, и я села на асфальт, облокотившись на стену дома, Дэвид сел рядом. Я начала показывать ему на небо, пытаясь объяснить самое простое – как найти на небе Кассиопею. Наша речь почти полностью состояла из фраз «вот та», «вот эта», «нет, эта» и «ну вон же!». Пытаясь дотянуться указательным пальцем до неба, я случайно положила руку на его колено. Он повернулся ко мне и спросил:

– Как думаешь, где-то там есть жизнь?

– Как в «Людях в чёрном»?

– Да, возможно, прямо так.

– Думаю, как в «Людях в чёрном» – нет. Но жизнь точно есть.

– Веришь в инопланетян?

– Конечно, они существуют. А ты что, не веришь?

– Может, ты ещё и в вампиров веришь?

Я улыбнулась, хотя мне было совсем не смешно. Мои глаза расширились, я, наконец, обнаружила свою руку на его колене, и хотела её убрать, но он остановил меня, положив свою руку на мою.

– Спорный вопрос, – у меня было очень серьёзное выражение лица, а, быть может, просто напуганное, – порой мне кажется, что это всё развод. Ну, знаешь, общий враг для народа и всё такое. Я не видела вампиров. А ты видел вампира? А кто их видел? – я посмотрела Дэвиду в глаза, – кто-нибудь из живых есть? Зато по новостям говорят так, словно это что-то само собой разумеющееся. Но где они? Где их семьи, почему их нет в супермаркетах? Где их дети заканчивают школы, где они растут? Ну не могут же они просто возникать из ниоткуда и просто нападать на людей и учинять разгромы. Я не понимаю.

Дэвид посмотрел на меня как-то совершенно странно. Я не поняла его взгляд, не поняла, что он имеет ввиду. Он выглядел так, словно я сказала что-то совершенно дикое, из ряда вон выходящее. Хотя это были очевидные вопросы, которыми, как мне казалось, должны были задаваться все люди. (Но этого не происходило.)

Он убрал руку с моей.

Всё остальное было не важно. Диалог как-то продолжился, и я поняла, что это тупик. Мы могли бы стать хорошими друзьями, но сейчас я была вынуждена на 99.9% состоять из лжи, которая и привела меня к этому обрыву.

Мы сели в машину, и поворот ключа нарушил ночную тишину площади. Остаток пути мы говорили о чем-то пространном: погоде, увлечениях, последних новостях и стоимости недвижимости. Вдали уже виднелась главная площадь моего района, и наша прогулка постепенно подходила к концу. Дорога, закругляясь, вела нас к началу, но для меня уже ничего не будет как прежде.

Я вот только думаю, а забвение – это подвиг или малодушие?

– Я уезжаю обратно, домой, в четверг. Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь снова.

Дэвид молчал.

– Спасибо, что показал мне музей и город, это была замечательная прогулка, я рада была провести с тобой время.

– Мне жаль, что ты уезжаешь.

– Мне тоже.

Я хотела уйти, но Дэвид положил руку мне на лицо.

– Кора, кто ты? Скажи мне…

– Прости меня, Дэвид.

– Кора!

Всего лишь жалкий человек, бессильный перед волей Судьбы.

***

– Бедный Дэвид…

– Что?

– Мне кажется, она разбила ему сердце.

– Что?

– Ну, они погуляли, он видимо, хотел поцеловать её, но она сбежала. Она видимо и правда хотела, ну, просто пообщаться с ним.

Артур вернулся к ноутбуку, чтобы прочитать пропущенный отрывок письма.

– Ты знаешь, Артур, не стоит, – замотала головой Молли, – только время потеряешь, лучше давай просто дальше продолжим читать, хорошо?

Артур согласился с предложением сестры.

Глава 3. Линии судьбы

Итак.

Я решила закрыть свою изуродованную грудину огромной татуировкой. Мне казалось это отличной идеей. Будучи Эмили, я бы никогда и ни за что не сделала тату, тем более огромную татуировку, начиная от левой ключицы, заканчивая правой, прямо на всю грудину. К тому же, мне не пошел бы такой воротник.

Я шла по картам на телефоне, и карты привели меня к разрисованному гаражу. Цветное граффити из роз, черепов и револьверов, кажется, собрало все стереотипные татуировки, которые только можно было придумать: там были и бум-боксы, и сердца, и разные каллиграфичные надписи типа «Old school». Я открыла дверь и вошла. Там меня уже ждал мастер Майк. Теперь я всё время задавалась вопросом, кто из людей – вампир, а кто – нет, но спрашивать, конечно, не решалась, и хорошо: значит, я ещё не окончательно свихнулась.

Мы вошли в уединённую комнату, и Майк показал на специальное кресло, на которое мне нужно было ложиться.

– Прежде, чем мы начнём, есть ещё кое-что.

– Какие-то пожелания?

– Да, почти.

Майк был невысоким крепким парнем примерно моего возраста. У него была густая борода, и, кстати, не так уж и много (по крайней мере, видно было не много) татуировок.

– Прежде, чем ты начнёшь, я должна предупредить тебя. Сразу скажу, что, если ты откажешься – я пойму.

Майк отложил в сторону рисунки и повернулся ко мне.

– Когда ты начнёшь делать тату, то возможно, может пойти кровь, и я хочу, чтобы ты не пугался, когда увидишь, что она чёрная.

– `От черт…

– Я пойму, если ты откажешься.

– Ты…

– Я – да.

– Нихрена себе…

– Так что скажешь?

– Ну-у, – Майк прищурился, – если ты не собираешься выпивать мою кровь и красть душу…

Я рассмеялась, и Майк тоже.

– Да шучу я. Всё нормально. Давай ещё раз уточним по рисунку.

Я с облегчением выдохнула.

Когда у меня появилась идея сделать тату, я ещё не была уверена в том, какой конкретно рисунок хочу нанести. Я написала, что хочу треугольный орнамент, как из старинных книг. Рисунок выглядел идеально. На месте уродливого шрама теперь будет красоваться замысловатый узор с завитками и треугольным открытым контуром. Я попросила, чтобы в нескольких местах завиток заканчивался крошечной розой, и Майк ловко поправил рисунок.

Я сняла водолазку и легла на кресло.

– Нихрена себе, это что это такое у тебя?

– Вышла на солнце.

– Полный пиздец. Ты вот это татуировкой покрыть хочешь?

– Ага, как ты догадался.

– Я бы тоже так сделал. Поддерживаю.

– Спасибо.

– А теперь приготовься потерпеть. Часов за пять попробуем управиться.

– Я готова.

– Отлично, только не делай больше таких глубоких вздохов.

Майк приступил к работе. Мне было скучно лежать без дела. В голове роились мысли: о Фортон-Хиллз, о возможностях вампиров, о Дэвиде, даже об Энни. Чем больше я думала о той статье, которую я недавно прочитала на Archive, тем сильнее во мне росло намерение посетить вампирский город. Но безопасно ли это? Даже если я вампир? Я пыталась воспроизвести в памяти карту ботанического сада и расположение относительно него заповедника, чтобы построить план, как добраться до города. Но все мои размышления упирались в один вопрос: что я буду делать, когда попаду в Фортон-Хиллз?

– Майк, как дела?

– Всё нормально. Кстати, извини, я забыл, как тебя зовут.

– Кора.

– Ага, окей.

– Как продвигается тату?

– А ты сама не чувствуешь?

– Ну на самом деле мне просто скучно.

– Ну да, это у меня тут творческий процесс…

– То есть, тебя не отвлекать?

– Да не, давай поболтаем.

– Давай. Часто к вам вампиры заглядывают?

– Не-а, но вообще пару раз были какие-то парни.

– И как оно?

– Да никак, как обычно. Кстати, прикольные у тебя клыки, у них таких не было. Если б не кровь, я б вообще не догадался, что они вампиры.

– А по мне видно?

– Тоже нет, хотя ты бледновата, ну и, когда засмеялась, у тебя клыки были видны.

– Ну я просто тогда уже сказала тебе, что я вампир, и подумала, чего скрывать клыки.

– Понятно. Вообще, как так получилось, что ты стала вампиром? Мама или папа?

– Ха-ха. Это слишком личное, я не хочу рассказывать, извини.

– Ну ладно, как хочешь, дело твоё.

– Прости ещё раз.

– Всё нормально.

Мы продолжили молчать. Мама или папа? Я стала вспоминать, как стала вампиром. Пару дней назад я была совершенно другим человеком. И дело даже не в болезни – просто в жизни. Я не смогу вернуться в прошлое. Даже если я вновь стану крошкой-альбиносом, пусть даже здоровой, я больше никогда не смогу пересечь порог Пустыни. Мне кажется, я даже не смогу заставить себя ступить ногами на её оранжевый песок – что уж говорить о пороге Центра. Когда и если я вернусь, моя жизнь продолжит быть невыносимой. Я буду вновь бесконечно одинока, бесконечно далека от людей, которых люблю.

Ах, как бы я хотела вновь оказаться на Глизе! Помнишь, Артур, как мы встречали там вместе рассвет и закат? Когда солнце восходит и заходит всего один раз в неделю, это даёт ощущение праздника. Мне кажется, что это чувствовал даже ты, хотя ты и прожил там всю жизнь. Как ты, Артур? Больше всего на свете, я хотела бы вернуться в прошлое и ответить «да»… Скажи, ты всё ещё мечтаешь об этом? Вряд ли.

Человек, который живёт свою жизнь – это человек, который ходит по линиям своей судьбы. Сейчас я как никогда чувствовала себя на нужной волне, словно я делаю шаги в такт со Вселенной. Артур, мне кажется, я иду по линиям судьбы. Да, я действительно так думаю.

– Эй, ты как там, не спишь?

– Да тут хрен уснёшь.

– Это точно. О чём думаешь?

– Да так, мысли как-то идут неосознанно. Теперь даже не вспомню, о чем рассуждала.

– Ага, бывает такое.

– Может, музыку включим?

– Да, музыка – это тема, – Майк встал и потянулся, – эх, я, честно говоря, уже устал.

– Понимаю, ты уже очень долго трудишься. Можно посмотреть в зеркало?

– Сейчас дам, лежи.

– Окей.

Майк дал мне зеркало.

– Ого, вот это круто! Блин, это тату – это то, чего мне не хватало всю жизнь! Майк, ты волшебник.

– Спасибо, приятно слышать. Только оно ещё не доделано.

– Ну выглядит уже очень круто.

– Тебе идёт, – Майк мне подмигнул.

– Спасибо.

Майк включил музыку.

– Что-то знакомое.

– Это саунд-трек из моей любимой игры.

– Подожди, я сейчас угадаю. Сейчас, сейчас… Аа–а–а…

– Больно?

– Я пытаюсь вспомнить.

– Только не дёргайся.

– Ааа!

– Больно?!

– Это Киберпанк!

Мы засмеялись.

– Ой, больно. Долго там ещё осталось?

– До захода солнца успеем.

– А сколько осталось до захода солнца?

– Долго.

– О нет, мне уже так надоело.

Спустя еще несколько часов Майк, наконец, сказал:

– Ну наконец-то, готово, –он протёр тату и снял перчатки, – можешь встать и посмотреться в зеркало.

– Она идеальна. Мне очень нравится, спасибо огромное, Майк.

– Рад, что тебе нравится.

Он заклеил мне татуировку, я окончательно оделась, заплатила и мы попрощалась.

– Заходи, если появятся ещё идеи по поводу татуировок.

– Обязательно. Пока, Майк!

– Удачи, Кора! Не выходи больше на солнце.

Прощай, Майк. Рада была с тобой поболтать.

В телефоне был десяток пропущенных вызовов и сообщение от Дэвида:

«Кора, перезвони мне, пожалуйста».

Я вызвала такси и отправилась в книжный за первым томом Энциклопедии Вампиризма.

***

Придя домой, я уютно устроилась в кресле в спальне напротив окна вместе с энциклопедией и двумя стаканами крови, чтобы почитать при дневном свете. Я с нетерпением открыла книгу, и прочитала оглавление:

Оглавление

Глава 1

Происхождение вампиров………………………………………………..3

Глава 2

Ранняя история…………………………………………………………150

Глава 3

Альтернативные источники пищи…………………………………275

Точно такое же оглавление было и в статье про вампиров на Archive. Впрочем, а чего я ожидала? Ведь на эту книгу статья и ссылается. Я открыла книгу и начала читать. Если вкратце, то…


Пять веков назад на севере континента, в наукограде Грэйсвилл был зарегистрирован первый случай заболевания вирусом, названный в народе новой чумой, или новой истерией. Ниже представлено изображение картины «Новая истерия» (автор неизвестен). На улице толпа в ужасе расступается перед женщиной в ночной рубашке, которая падает на землю со свёрнутой шеей. Вирус поражал нервную систему людей и животных, лишая их разума. Ярким признаком новой чумы становились сильные судороги и стремительное разрушение костной ткани. Изначально необычное поведение большого (и постоянно растущего) количества людей окрестили новой массовой истерией. Ни у кого это не вызывало сомнений: небольшой и абсолютно закрытый город, ежедневный тяжёлый умственный труд. Однако это не было похоже на обычную истерию: люди умирали от судорог, их ноги ломались под собственным весом, и никакие из известных тогда методов лечения не помогали. Вскоре было сделано официальное заявление, что причиной массовой истерией стала эпидемия вируса, покинувшего одну из лабораторий Научно-Исследовательского Центра на Горе. Спустя месяц первый случай заболевания был зарегистрирован в соседнем городе. Еще через месяц вирус покинул континент. Дома с зараженными или с теми, кто подозревался в заражении, заколачивались и поджигались.

Загрузка...