Королева Алиенора, неверная жена

Глава 6 Генрих и Томас

Генрих по-прежнему расточает похвалы новому канцлеру. И вскоре тот становится персоной, без которой нельзя обойтись. Неважно, что его образ жизни вызывает пересуды. В своем роскошном особняке Томас принимает рыцарей и заслуженных людей, не являющихся дворянами. При дворе Теобальда Кентерберийского он понял, что ценность человека определяется не только его благородным происхожденияем.

Из кухонь доносятся крики маленьких поварят, которых повара шпыняют, чтобы они быстрее поворачивали вертела[30].

Алиенора не одобряет образа жизни канцлера Беккета, ей кажется, что он переходит границы благопристойности. Такая пышность для сына шерифа? Но она знает, что Генрих в нем нуждается. Ей не предоставляется случая высказать супругу свое мнение на этот счет, потому что он оставляет супругу, охваченный лихорадкой реформ. Его советы в зале совещаний, военные походы, выезды на охоту происходят все чаще. Молодой король Англии счастлив, и его канцлер тоже. Шепотом передают слух, что доходная должность судьи Беверли была бы вполне достаточной этому выскочке-простолюдину Беккету. Почему король ему подарил доходы с Еастингса, управление лондонским Тауэром, а вместе с ним ответственность за его гарнизон?

Генрих и в ус не дует. Он убежден, что, встретив Беккета, нашел жемчужину. Чтобы держать в руках королевство, требуется не только неимоверная энергия, но и познания в области правосудия, управления, экономики, финансов. Война уже у ворот, почти на ступенях королевства, и в одиночестве невозможно ей противостоять. Король не доверяет ни английской знати, которая обворовала его предшественника, разорила страну, ни даже Церкви с ее бессчетными колокольнями и громадными соборами, поскольку она превратила Англию в свой удел. Духовенство без конца требует дани, наследства, освобождения от налогов, а обязанности и обязательства его пугают.

Своим превосходством над королем Беккет обязан в данное время тому обстоятельству, что его поддерживает Теобальд Кентерберийский, за которым стоит римская Церковь. Опора, которой пользовался король, только очень ограниченно, поскольку был коронован архиепископом.

– Сир, – сказал он, – мне понадобится огромное число писцов, чтобы переписывать хартии, корреспонденцию, делать описи имущества и переписи населения.

– Так нанимай же, Томас! Но выбирай только верных людей. Мы собираемся назначить новых шерифов в графствах! Надо будет сделать так, чтобы деньги возвращались в казну, надо найти опору семьям посреди этого океана шкурников. Мы проедем по моему королевству, мой дорогой канцлер, и проведем инспектирование, и не только для того, чтобы охранять наши границы. Я отправлю Ричарда де Люсе, чтобы он все осмотрел. Да, я знаю, задача тебе кажется непосильной. Не хочешь ли, чтобы я попросил Гилберта Фолио[31] присоединиться к нам? Этого Фолио сжигает огонь усердия услужить королю. Он очень хорош, этот Гилберт Фолио, и надеется убедить своего кузена Роджера де Херефорда, чтобы тот уступил мне свои замки в Херефорде и в Глостере. И в качестве цены за свою преданность что, вы думаете, он мне предлагает? Он просит твое место, твою голову, если тебе это больше нравится, – посмеивается Генрих.

Но он перестает смеяться, увидев, как побледнел Томас.

– В окружении Теобальда, поверь слову твоего короля, не только твои друзья. Ты должен был этого ожидать. Томас, мне представился случай понять, оценить по заслугам значимость той дружбы в юности, в которую ты так веришь. Среди многих ты найдешь лишь двух, может быть, трех друзей, которые останутся тебе верными.

И Генрих чуть нервно усмехнулся.

– Не хочешь ли сыграть в шашки, чтобы узнать, кто – Роже де Пон-Левек или Иоанн Беллесмен – останется тебе верным?

– Я не играю в шашки на своих друзей. Я знаю, что Роже де Пон-Левек ненавидит меня. И знаю также, что Иоанн Беллесмен испытывает ко мне дружеские чувства.

– Возможно, этот маленький аббат мне кажется симпатичным, но Гилберт Фолио и Роже Пон-Левек, поверь мне, бросили бы тебя на растерзание собакам, если могли бы.

– Мне пришлось пожаловаться на Роже Теобальду, – ответил Томас, – он меня преследовал.

– Ты хочешь сказать, что его гложет зависть, – продолжает Генрих, – этот человек предпочел бы видеть тебя скорее слугой на ферме, чем канцлером. И все-таки именно Роже Теобальд предлагает в капитул Йорка на следующие месяцы, что весьма странно. Однако он без колебания назначил тебя главой архидиаконата Кентерберийского вместо упомянутого нами Роже, делая тебя первым представителем английской Церкви.

– Я всем обязан моему господину Теобальду, но с вашей стороны, мой король, нет повода жаловаться на Церковь Англии. Не забывайте, что Теобальд защитил вас с риском для жизни, когда Стефан приговорил его к изгнанию. Не забывайте, что Завоеватель, который с честью носил свое имя, основал почти семейную церковь, в нее входили послушные ему нормандские сеньоры.

– Завтра на заре вели седлать наших коней. Мы отправляемся из Оксфорда до Нортгемптона, чтобы подтвердить Хьюго Биго, нашему сенешалю, что он имеет в личном пользовании графство Норфолк, потом направимся к Вильгельму д’Омаль. Мы увидим, Томас, передаст ли нам Роже де Херефорд замки Херефорд и Глостер.

– Если цена этого соглашения, сир, мое звание канцлера, примите мою отставку от должности.

– Я категорически отказываюсь. Разве для того я тебя назначил канцлером, чтобы ты разбрасывался этим титулом? После Омаля нам надо будет с оружием в руках отправиться к Мортимеру. Я его не пощажу. Так надо, ты меня понимаешь? Нужны его крепости Бриднорт и Уигмор и замок Креобари. Мы напоим лошадей в реке Уай, чащи Малверна нас не остановят. А потом мы отправимся в Уэллс, чтобы спровоцировать мятежных валлийцев[32]. Нужно же когда-нибудь сократить численность этих диких жителей, живущих в пещерах, как пастухи. Знаешь ли ты, какое у них главное оружие? Не лук, не таран, готовый пробить ворота крепостей, а туман, который прячет их лучше, чем безлунная ночь. Этот народ Уэллса, который сдался римлянам, но не саксам, отступит, ты увидишь. А мы будем громко трубить в горны и, разведя огонь, погоним валлийцев в их последние укрепления. Покончив с ними, я не откажусь от небольшого отдыха в аббатстве Тинтерн. Там хорошо предаваться размышлениям. Наш Вильгельм уступил приграничные районы страны трем баронам: Шрусберийскому, Херефордскому и Честерскому. Мой предок не мог предугадать, что это трудное дело достанется мне. Нам необходимо построить много замков для защиты в пограничных районах Уэллса. Когда дикари спускаются с гор, то становятся захватчиками. Это не просто люди, защищающие свои земли, это люди, которые угрожают. Я не хочу стать в глазах англичан похожим на кабана Ненниуса[33], приведшего в бегство всех валлийцев. Хороший король, – продолжал Генрих, – это и такой король, которого даже самый бедный из подданных готов благодарить за освобождение страны. Если Господь даст силы сражаться, то хотелось, чтобы меня сравнивали с королем Артуром.

Томас впервые слышит, чтобы Генрих поминал Господа. Для короля, как в прежние времена для Хлодвига, Бог был в первую очередь тем, кто дает силы лучшим воинам. Он был воспитан в этих принципах и умел рассуждать только как военачальник.

– Мне нужны самые талантливые люди, чтобы превозносить заслуги предков, да и мои тоже. Я нуждаюсь в хороших летописцах. Я намерен дать доход с церковного имущества всем монахам, чтобы те молились за нас в аббатстве Гластонбери. Необходимо, чтобы они отыскали могилу Артура. Это очень важно для меня. Гластонбери означает «остров, окруженный болотами», где заточили прекрасную Гиневру[34], похищенную у супруга. И все-таки Артур остался в истории самым обделенным любовью королем. Во всяком случае, я хочу видеть торжество Артура.

– Я должен пойти и отдать распоряжения насчет завтрашнего отъезда, сир, – сказал Томас. – Прошу меня извинить. Я вижу, что к нам приближается мой друг Иоанн Солсберийский.

– Определенно, – сказал Генрих, выходя с недовольным видом из зала совета, – по этому коридору ходит слишком много народа. Я оставляю тебя с твоим Иоанном Солсбери, о котором рассказывают много хорошего.

– Это, без сомнения, один из лучших теологов нашего времени и очень верный человек. Он произносил похвалы на вашей коронации очень искренне, полный надежды и веры в ваше будущее! Он проявляет ко мне дружелюбие, и я очень благодарен ему.

– Побьемся об заклад, что ты его не разочаруешь, – произнес ревнивый Генрих, – тем не менее ты остаешься моим усердным слугой. Никогда не забывай, Томас, что с сегодняшнего дня ты прежде всего должен слушаться своего короля.

Томас кланяется и удаляется, недовольный тем, как закончился разговор. В этот момент появляется Алиенора, отвечая на приветствие канцлера и Иоанна Солсберийского немножко чопорным кивком головы и весьма холодной улыбкой.

– Судя по ее виду, она не рада встрече с вами, – говорит Иоанн Томасу.

– Эта эгоистичная женщина, – говорит Томас, – в ярости, что ей не удается держать мужа в подчинении.

При виде супруги на лице Генриха отразилось недоумение. Было видно, что у королевы дурное настроение. Что она хочет ему сказать? У него не хватит совести пренебречь женой. Алиенора набрасывается на него. Она в гневе, ее выражения грубы, даже оскорбительны.

– Мне надо с вами поговорить. Вот список, который дал мой дворецкий, а ему в свою очередь передал дворецкий Томаса. Тридцать кусков сукна экарлата, столько же эстанфорта[35], биффы[36], сотня одноцветных отрезов, полосатых, в рубчик[37]!

– Обратитесь к вашему управляющему, мадам. Какое я имею к этому отношение?

– Увы, мой нежный друг, я буду чувствовать себя очень оскорбленной, если все будут пренебрегать мною. Мне ничего не сообщили о приготовлениях, которые впрямую нас касаются. Новый канцлер в буквальном смысле стал вашей тенью, следует за вами повсюду, решает все и крадет у нас часы интимных встреч. Я с детьми намерена жить во дворце так, как мне заблагорассудится. Не разрешайте ему все контролировать. Я хочу быть свободной с вами. Отошлите его.

Генрих никогда не видел Алиенору в таком состоянии. Он едва сдержался, чтобы не дать ей пощечину.

– И вы просите меня сменить канцлера, – гневно отвечал он, – в то время как мы с ним только что запустили большой проект реформы королевства и всей военной стратегии, чтобы спасти страну? Ах нет, мадам, вы переходите границы ваших супружеских прав и, что еще серьезнее, прав королевы. Неужели думаете, что я поддамся вам подобно бедному Капетингу, которым вы распоряжались как хотели? Не было ли чистым безумием с его стороны взять вас с собой и вашей свитой в крестовый поход? Безумные женщины – вот кто тащился вслед за Людовиком VII Французским. Если бы я должен был совершить этот крестовый поход, то не обременял бы себя ни сукном из Стенфорда – ни одноцветным, ни ярко-красным, – ни вами, мадам… Скорее ядрами для катапульт, топорами, шпагами и дротиками. Не рассчитывайте, что я взял бы с собой свиту ваших разочарованных влюбленных. И прекратите досаждать мне своими пустыми замечаниями. Будьте любезны, оставьте моего канцлера в покое, который к тому же по доброте своей хотел приготовить нам хорошее жилье!

– Так-то вы меня любите, Генри? – произнесла Алиенора, готовая разрыдаться. – Вы сурово и бесповоротно обвиняете меня. Я вижу, что обидела вас. Но с тех пор, как мы приехали в Англию, я не узнаю вас и спрашиваю себя, почему же раньше вы так заискивали передо мной? Ответьте мне.

– Мадам, кажется, вы не понимаете, каким опасностям подвергается совсем молодая Англия, которую я представляю. Мне необходимо собрать все силы, чтобы дать сражение за упрочение власти и добиться мира, который так нужен и вам, и нашим детям.

– Английская земля мне казалась такой благожелательной, – вздыхает Алиенора, – а вы меня опять покидаете.

– Вы будете ухаживать за нашими детьми, мадам, в условиях безопасности и комфорта. Ваша помощь будет очень полезна, это лучше, чем вмешиваться в мои дела. Они слишком сложны, но не могу сказать, что в то время, когда я буду занят походами, войнами и буду отсутствовать, то не доверю вам некоторые дела, касающиеся управления. Однако королевская печать передана в руки нашего канцлера, и вы можете только смириться с этим фактом.

– А что говорит ваша матушка? – совсем некстати спросила Алиенора.

– Моя мать ко всему этому не имеет никакого отношения. Она должна меня благодарить за то, что я вернул замки, которые она потеряла. Берите с нее пример, Алиенора, и не давайте мне повода поступить как мой отец, который убегал от своей супруги-императрицы, потому что та ему докучала. Надеюсь, что, когда вернусь, вы будете в лучшем расположении духа.

Генрих, по-видимому, потерял чувство юмора, а она – его сердце.