Королева Тирлинга

Глава 1. Десятая лошадь

Келси Глинн сидела неподвижно, глядя, как к ее дому приближаются всадники. Они двигались, как военный отряд, со сторожевыми по краям. Все были одеты в серую форму королевской стражи Тирлинга. Плащи развевались на ветру, обнажая дорогое оружие – мечи и короткие кинжалы из мортийской стали. У одного из всадников была даже булава – Келси углядела устрашающего вида шипастый шар, торчащий из-под седла. По угрюмому виду подъезжающих к дому всадников было ясно: им совсем не хотелось здесь находиться.

Келси, укутанная в плащ с капюшоном, сидела на дереве футах в тридцати от крыльца. Она примостилась на ветке так ловко, что дерево ни единым звуком не выдало ее укрытия. Многолетние уроки выживания в лесу развили в ней способность сливаться с природой, надежно спрятавшись от посторонних глаз. Вся ее одежда, от капюшона до сапог, была зеленого цвета. На шее висел сапфировый кулон на цепочке из чистого золота. У этого украшения была неприятная особенность постоянно вываливаться из ворота рубашки, что сегодня казалось весьма кстати, потому что как раз этот сапфир являлся источником всех ее нынешних неприятностей.

Девять всадников, десять лошадей.

Солдаты остановились на клочке разровненной земли перед коттеджем и спешились. Когда они скинули капюшоны, Келси увидела, что среди них нет никого, кого и близко можно было бы назвать ее ровесником. Всем было лет по тридцать или сорок, и все выглядели опытными воинами. Пока остальные стояли, уставившись на коттедж, солдат с булавой что-то пробормотал, и руки всех его товарищей автоматически потянулись к мечам.

– Покончим с этим поскорее, – сказал высокий стройный мужчина, чей властный тон выдавал в нем лидера. Он шагнул вперед и несколько раз постучал в дверь.

Дверь открыл Барти. Даже издалека, со своего наблюдательного пункта, Келси видела, что его круглое лицо испещрено тревожными морщинками, а глаза покраснели и опухли от слез. Утром он отправил Келси в лес, не желая, чтобы она видела его горе. Келси пыталась сопротивляться, но Барти не слушал никаких возражений и в конце концов просто вытолкал ее за дверь, сказав:

– Иди попрощайся с лесом, детка. Не скоро тебе позволят снова погулять вволю.

Келси послушалась и провела все утро, бродя по лесу, карабкаясь по стволам поваленных деревьев и то и дело останавливаясь, чтобы вслушаться в тишину леса, которая так причудливо противоречила буйству таившейся в нем жизни. Она даже поймала кролика, просто чтобы чем-то себя занять. Но сразу отпустила его – Барти и Карлин мясо было не нужно, а убивать животных не доставляло ей удовольствия. Глядя, как кролик поскакал прочь, исчезая в глубине леса, в котором она провела всю свою жизнь, Келси в очередной раз произнесла про себя непривычное слово, оставлявшее на языке привкус пыли. Королева. Это слово таило в себе угрозу, предрекало мрачное будущее.

– Барти, – приветствовал хозяина лидер отряда. – Давненько не виделись.

Барти пробормотал в ответ что-то неразборчивое.

– Мы приехали за девушкой.

Барти кивнул, сунул два пальца в рот и издал резкий пронзительный свист. Келси беззвучно спрыгнула с дерева и вышла из леса, чувствуя, как бешено стучит ее сердце. Она смогла бы отбиться от одного злоумышленника, орудуя своим кинжалом: об этом Барти позаботился. Но с целым отрядом ей никогда сталкиваться не приходилось, и вооруженные до зубов мужчины ее пугали. Она чувствовала на себе оценивающие взгляды солдат. Она нисколько не походила на королеву и сама это прекрасно знала.

Глава отряда, мужчина с жесткими чертами лица и шрамом на подбородке, низко поклонился ей.

– Ваше Высочество. Меня зовут Кэрролл. Я капитан стражи покойной королевы.

Мгновение спустя поклонились и остальные. Стражник с булавой лишь едва заметно опустил подбородок.

– Нам нужно взглянуть на метку, – промолвил один из стражников, чье лицо было почти полностью скрыто густой рыжей бородой. – И кулон.

– Думаешь, я бы попытался обдурить королевство? – сорвался Барти.

– Она совсем не похожа на мать, – резко возразил рыжебородый.

Конечно, он был прав. Если верить Карлин, королева Элисса была образцовой тирлингской красавицей – высокая, светловолосая, стройная. Келси тоже была высокой, но волосы у нее были темные, а лицо в лучшем случае можно было назвать простоватым. Точеной фигурой она тоже похвастаться не могла. Девушка много двигалась, но и аппетит у нее был здоровый.

– Покажи им, Кел, – кивнул Барти.

Келси извлекла сапфировую подвеску из-под рубашки и подняла ее повыше. Больше всего на свете ей хотелось сорвать украшение со своей шеи и отдать им, но Барти и Карлин уже объяснили ей, что так нельзя. Она была наследной принцессой Тирлинга, и сегодня был ее девятнадцатый день рождения – день восхождения на трон. Если потребуется, они потащат ее в Цитадель силой и прикуют к трону, чтобы она сидела на нем, облаченная в шелка и драгоценности, пока ее не убьют.

Глава отряда кивнул, разглядев камень, и Келси отдернула левый рукав плаща, обнажив предплечье – от запястья до бицепса тянулся вздувшийся шрам в форме лезвия ножа. Пара стражников что-то пробормотали при виде шрама, впервые с момента своего прибытия ослабив хватку на рукоятях мечей.

– Ну вот и все, – угрюмо сказал Кэрролл. – Пора ехать.

– Минутку. – В дверях показалась Карлин, мягко отодвинув Барти в сторону. Она старалась касаться его запястьями, а не пальцами, – должно быть, сегодня ее артрит разыгрался не на шутку. Выглядела она, по обыкновению, безупречно: белоснежные волосы аккуратно собраны в пучок. Келси с удивлением заметила, что ее глаза тоже слегка покраснели, а ведь Карлин была не из плаксивых. Она вообще редко проявляла хоть какие-то эмоции.

Несколько стражников при виде Карлин вытянулись по струнке. Пара человек даже сделали шаг назад, в том числе мужчина с булавой. Келси всегда считала, что Карлин – живое воплощение королевского достоинства, но была удивлена, что эти вооруженные до зубов люди смутились при виде пожилой женщины.

«Ну слава богу, я не одна такая».

– Докажите, что вы те, за кого себя выдаете! – потребовала Карлин. – Откуда нам знать, что вас не подослали из Цитадели?

– А кто еще мог знать, где ее найти? – спросил Кэрролл.

– Наемные убийцы.

Несколько солдат недобро усмехнулись, но воин с булавой сделал шаг вперед, шаря у себя под плащом в поисках чего-то.

Карлин на мгновение задержала на нем взгляд.

– Тебя я знаю.

– Я привез указания Королевы, – сказал он, извлекая из-под плаща толстый, пожелтевший от времени конверт. – На случай, если вы меня не вспомните.

– Не думаю, что ты из тех, кого можно забыть, Лазарь, – ответила Карлин с ноткой неодобрения в голосе. Она поспешно вскрыла конверт, хотя это наверняка вызывало чудовищные боли из-за артрита, и просмотрела его содержимое. Келси смотрела на письмо как зачарованная – его написала ее мать. Она была давно мертва, но ее руки касались этой вещи.

Карлин, похоже, осталась удовлетворена увиденным. Она отдала письмо стражнику.

– Келси нужно собрать вещи.

– Только недолго, Ваше Высочество. Нам пора ехать. – Теперь Кэрролл обращался напрямую к Келси, низко поклонившись ей, и она увидела, что Карлин его больше не интересует. Лицо Карлин окаменело – она тоже это поняла. Келси часто думала, что лучше бы Карлин злилась, чем замыкалась в себе, становясь холодной и отстраненной. Молчание Карлин было невыносимым.

Келси прошмыгнула мимо лошадей и вошла в дом. Ее вещи уже были сложены в седельные сумки, но она прошла мимо них и встала в дверях библиотеки Карлин. От пола до потолка стены были уставлены книгами. Барти сам смастерил полки из тирлингского дуба и подарил их Карлин на Рождество, когда Келси было четыре года. Хотя все воспоминания Келси сейчас казались смутными, тот день отчетливым и ярким пятном всплыл в ее памяти: она помогала Карлин расставлять книги и всплакнула, когда та не позволила ей поставить их по цветам. Она обожала книги и всегда любовалась ими на полках, где каждый том на своем месте.

Библиотека служила также классной комнатой, где ей пришлось пережить немало неприятных моментов. Они штудировали основы математики, грамматику тирского языка, географию и языки соседних стран, причудливое звучание которых сперва давалось Келси с трудом. Со временем дело пошло на лад, и в итоге Карлин и Келси могли легко переходить с одного языка на другой, с мортийского на кадарский и снова на простой и менее эмоциональный тирский, не ошибаясь ни в одном слоге. Но больше всего времени они уделяли истории – истории человечества вплоть до Переселения. Карлин часто говорила, что история – это самое главное, потому что в человеческой природе заложено совершать одни и те же ошибки снова и снова. Карлин была строгим, но справедливым наставником. Если Келси успевала покончить с уроками к ужину, в награду ей позволяли выбрать любую книгу из библиотеки и не ложиться спать, пока она ее не дочитает. Однажды она не спала до самого рассвета, углубившись в какой-то особенно длинный роман, и наутро ее освободили от всех обязанностей, позволив отсыпаться почти целый день. Но бывали и времена, когда Келси так уставала от постоянной учебы, что целыми месяцами просто отказывалась заниматься. Тогда не было ей ни книг, ни библиотеки – только работа по дому, одиночество и ледяное неодобрение на лице Карлин. В конце концов Келси всегда возвращалась к учебе.

Барти закрыл дверь и подошел к ней, подволакивая одну ногу. Давным-давно он тоже был стражником Королевы, пока однажды вражеский меч не пронзил его колено, оставив его хромым на всю жизнь. Твердой рукой он коснулся ее плеча.

– Тянуть нельзя, девочка моя.

Келси обернулась и увидела, что Карлин стоит к ним спиной, глядя в окно. Стоящие во дворе стражники беспокойно переминались с ноги на ногу, бросая тревожные взгляды на окружавший их лес.

«Они привыкли находиться в четырех стенах, – догадалась Келси. – Открытые пространства пугают их». Безрадостные мысли о будущем, которое ей это сулило, захлестнули Келси с головой. А ведь она было решила, что уже выплакала все слезы.

– Опасные нынче времена, Келси, – сказала Карлин, по-прежнему глядя в окно. Голос ее звучал как будто издалека. – Бойся Регента. Пусть он и приходится тебе дядей, но он хотел завладеть троном, еще будучи в утробе матери. Но стражники твоей матери – честные люди, они позаботятся о тебе.

– Я им не нравлюсь, – выпалила Келси. – Ты говорила, для них будет честью сопровождать меня. Но по ним видно, что они не хотели приезжать сюда.

Карлин и Барти переглянулась, и Келси заметила в их взглядах тень множества старых споров. Это был странный союз. Карлин была по меньшей мере лет на десять старше Барти. Ей было уже под семьдесят, но не требовалось большого воображения, чтобы понять, что когда-то она была красавицей. Барти был некрасив, меньше ее ростом и заметно полнее, а из-под завесы седых волос выглядывало добродушное лицо с улыбчивыми глазами. Барти совсем не интересовался книгами, и Келси зачастую недоумевала, о чем они с Карлин говорят, когда ее нет рядом. Возможно, им и не о чем было говорить. Возможно, Келси была единственным общим интересом, сплотившим их. Что же будет с ними теперь?

Наконец Карлин ответила.

– Мы поклялись твоей матери, что не станем рассказывать тебе о ее ошибках, и мы сдержали свое слово. Но не все в Цитадели окажется таким, как ты рассчитывала. Мы с Барти снабдили тебя нужными умениями, как нам и поручили. Но когда ты взойдешь на трон, тебе придется принимать собственные нелегкие решения.

Барти неодобрительно фыркнул и принялся собирать сумки Келси. Карлин недовольно посмотрела на него, но он предпочел не заметить ее взгляда, так что она, нахмурившись, перевела глаза на Келси. Келси отвернулась, у нее сосало под ложечкой. Когда-то давно, во время очередного урока в лесу, рассказывая ей о способах применения красного мха, Барти вдруг ни с того ни с сего воскликнул:

– Будь это в моей власти, Кел, я бы плюнул на чертовы клятвы и рассказал тебе все, что ты хочешь узнать!

– А почему это не в твоей власти?

Барти беспомощно посмотрел на мох, который вертел в руках, и спустя мгновение Келси все поняла. Ничто в доме не было во власти Барти, все решала Карлин. Карлин была умнее, Карлин была физически полноценна. Барти был на вторых ролях – мистер Карлин Глинн. Карлин была хорошим человеком, но Келси была хорошо знакома с нюансами ее железного характера, чтобы уловить горечь в словах Барти и почти разделить ее. Ее не пускали в близлежащую деревню, лишив доступа ко всем сведениям, которые она могла бы там получить. Это было настоящее детство в изгнании. Но по ночам она не раз слышала разговоры Барти и Карлин, когда те думали, что она спит. Она знала, что уже много лет стражники Регента рыскали по всей стране в поисках ребенка с сапфировым кулоном и шрамом на руке. В поисках Келси.

– Я оставила подарок в одной из твоих сумок, – продолжила Карлин, возвращая воспитанницу в настоящее.

– Какой подарок?

– Сама увидишь, когда отъедешь подальше.

На мгновение Келси ощутила, как в ней закипает старая обида. Вечно у Карлин были какие-то секреты! Но она тут же устыдилась собственных чувств. Вскоре после ее отъезда Карлин и Барти сами уедут – в Петалуму, деревню на юге страны, близ границы с Кадаром, где вырос Барти. Так что сегодня они печалятся не только из-за разлуки с Келси, но и из-за необходимости покинуть свой дом. Барти будет тосковать по своему любимому лесу, но будут и другие леса, которые он сможет изучить. Карлин же придется пойти на более серьезную жертву… Карлин и ее библиотека. Эти книги она собирала всю жизнь. Все они были изданы еще до Переселения и пережили целые столетия. Она не сможет взять их с собой – телегу с таким грузом слишком легко выследить. Книги придется оставить.

Келси подхватила свой спальный мешок и водрузила его себе на плечи, глянув в окно на десятую лошадь.

– Я еще столького не знаю.

– Ты знаешь все, что тебе нужно, – ответил Барти. – Кинжал взяла?

– Да.

– Всегда держи его при себе. И будь осторожна с пищей. Следи, откуда она появляется.

Келси обняла его. Несмотря на его плотную комплекцию, тело Барти содрогалось от усталости, и Келси вдруг поняла, как он был утомлен, сколько сил он вложил в ее обучение вместо того, чтобы сохранить их на старость. Полные руки Барти на мгновение сжали ее в объятиях, а затем он отстранился, устремив на нее пронзительный взгляд своих голубых глаз.

– Ты никогда никого не убивала, Кел, и это, конечно, хорошо, но начиная с сегодняшнего дня на тебя открыта охота, понимаешь? Так что веди себя соответственно.

Келси ждала, что Карлин возразит Барти – Карлин, которая всегда повторяла, что сила – прибежище глупцов. Но Карлин одобрительно кивнула.

– Я воспитывала тебя мудрой королевой, Келси, и ты ею станешь. Но наступит время, когда вопрос выживания встанет во главу угла. Эти люди искренне постараются сделать все возможное, чтобы ты добралась до Цитадели живой. Но после этого ты окажешься в огромной опасности, и тогда уроки Барти могут пригодиться тебе больше, чем мои.

Она наконец отошла от окна и мягко положила руку на спину Келси, заставив ту вздрогнуть от неожиданности. Карлин редко к кому-то прикасалась.

– Но не позволяй привычке полагаться на оружие затмить твой разум. Ты всегда отличалась здравомыслием, Келси. Не позволяй себе утратить его. Это зачастую случается, когда берешься за меч.

Раздался настойчивый стук закованного в латы кулака.

– Ваше Высочество? – позвал Кэрролл. – Начинает темнеть.

Барти и Карлин отошли в сторону, и Карлин подняла последнюю сумку из багажа Келси. Они оба вдруг показались девушке ужасно постаревшими.

– Когда можно будет послать вам весточку? – спросила Келси. – Когда вы сможете перестать прятаться?

Барти и Карлин украдкой переглянулись, и их взгляды Келси совсем не понравились. В конце концов ответил Барти.

– Не скоро, Кел. Видишь ли…

– У тебя будут другие заботы, – резко вмешалась Карлин. – Думай о своем народе. Может пройти немало времени, прежде чем мы увидимся вновь.

Солдаты вернулись в седла. Когда Келси вышла из дома, они смотрели на нее сверху вниз, некоторые с явным презрением. Воин с булавой, Лазарь, не смотрел на нее вовсе, устремив взгляд вдаль. Келси начала грузить свои вещи на лошадь – чалую кобылу, которая казалась посмирнее жеребца Барти.

– Полагаю, вы умеете ездить верхом, Ваше Высочество? – спросил солдат, державший поводья ее лошади. В его устах слово «Высочество» прозвучало как оскорбление, и Келси раздраженно выхватила у него поводья.

– Да, умею.

Надевая и застегивая свою зеленую зимнюю мантию, Келси перекладывала поводья из одной руки в другую. Она забралась на лошадь и глянула на Барти, пытаясь избавиться от ужасного предчувствия, что видит его в последний раз. Он состарился раньше времени, но это совершенно не обязательно должно означать, что он не проживет еще много лет. А предчувствия часто ничего не значат. Если верить Карлин, личная предсказательница самой мортийской королевы уверяла, что Келси не доживет до своего девятнадцатого дня рождения, однако же она все еще жива.

Она улыбнулась Барти, надеясь, что ее улыбка исполнена храбрости.

– Я скоро пошлю за вами.

Он кивнул, натужно улыбаясь. Лицо Карлин так побледнело, что Келси подумала, не упадет ли она вот-вот в обморок, но вместо это Карлин шагнула вперед и протянула ей руку. Это было настолько неожиданно, что Келси не сразу сообразила взять протянутую ладонь. За все годы, что Келси провела в коттедже, Карлин ни разу не брала ее за руку. Казалось, самое большее, на что она способна, это пара хлопков по спине, да и то случалось это не чаще, чем дождь в пустыне.

– Со временем ты все поймешь, – сказала Карлин, крепко сжимая ее ладонь. – Ты поймешь, зачем все это было нужно. Берегись прошлого. Смотри только вперед.

Келси нахмурилась. Даже в такой момент Карлин нужно было говорить загадками! Келси всегда знала, что не была тем ребенком, которого Карлин выбрала бы себе в воспитанники, что она постоянно разочаровывала Карлин своим неуправляемым нравом, своим недостаточным упорством. Она высвободила руку, посмотрела на Барти, и все ее раздражение улетучилось. Теперь он плакал в открытую, слезы катились по его щекам. Келси почувствовала, что и у нее наворачиваются слезы, но решительно взялась за поводья и повернула лошадь к Кэрроллу.

– Можем ехать, Капитан.

– Как скажете, госпожа.

Он взялся за поводья и повернул на тропинку.

– Выстраиваемся в ромб вокруг Королевы, – скомандовал он через плечо. – Будем ехать до заката.

Королева. Опять это слово. Келси пыталась представить себя королевой, но у нее ничего не получалось. Она приноровилась к шагу стражников, полная решимости не оглядываться назад. И обернулась лишь однажды, уже на повороте, и увидела, что Барти и Карлин по-прежнему стоят в дверях коттеджа, словно старый дровосек с женой из давно забытой сказки, и смотрят ей вослед. Затем они скрылись из виду за деревьями.

Похоже, Келси досталась крепкая кобыла – она уверенно чувствовала себя на пересеченной местности. Жеребцу Барти приходилось нелегко в лесу, и Барти говорил, что его конь был настоящим аристократом и любую дорогу, кроме совершенно ровной и прямой, считал ниже своего достоинства. Но даже на нем Келси никогда не отваживалась удаляться дальше чем на несколько миль от дома. Таково было распоряжение Карлин. Стоило Келси мечтательно заговорить обо всех тех вещах, что таил в себе внешний мир, Карлин тут же делала строгое внушение о необходимости держать все в секрете, о важности ее роли как наследницы престола. Все это было первостепенной заботой для Карлин. Иногда, когда Келси злилась, ей казалось, что Карлин взялась бы воспитывать любую девочку, которой было бы суждено взойти на трон.

Однажды, когда ей было тринадцать, Келси удалилась миль на пять от установленной Карлин границы и оказалась в незнакомом лесу. Она перестала узнавать окружающие ее деревья, пересекла два незнакомых ручья и вдалеке, в сотне футов, заметила дымок из чьей-то трубы. Подъехав поближе, Келси обнаружила домик победнее, чем у Карлин и Барти, выстроенный из дерева, а не камня. Но перед домом были двое мальчишек, на пару лет младше нее, понарошку сражавшихся на мечах. Келси долго смотрела на них, испытывая незнакомое доселе чувство: оказывается, детство могло быть совсем другим. До сих пор она почему-то считала, что жизнь у всех детей примерно одинакова. Одежда мальчиков выглядела потрепанной, но зато на обоих были удобные с виду рубашки с коротким рукавом. Сама Келси могла носить лишь сорочки с высоким воротом и тесными длинными рукавами, чтобы никакой случайный прохожий ненароком не увидел ее шрам или кулон. Вслушиваясь в болтовню мальчишек, она обнаружила, что даже на родном тирском они изъясняются с ошибками – очевидно, никто не сажал их за уроки с самого утра, заставляя зубрить грамматику. Время перевалило за полдень, а они были не в школе.

– Ты с Мортмина, Эммет. Я с Тирлинга, – гордо провозгласил старший.

– Ничего я не с Мортмина! Мортцы плохие, – возразил младший. – Мама велела, чтоб ты иногда давал мне играть за тирца!

– Ладно, ты будешь с Тирлинга, но я тогда умею колдувать.

Понаблюдав за мальчиками некоторое время, Келси поняла, чем они на самом деле отличались от нее и почему так привлекли ее внимание: у этих ребят была компания. Они были друг у друга. Их отделяло от нее всего пятьдесят ярдов, но ей казалось, будто она смотрит на них с самой луны. Это чувство усилилось, когда во дворе появилась мать, полная женщина без намека на величавую красоту Карлин, и позвала ребят обедать.

– Эм! Мартин! Идите мыть руки!

– Нет! – ответил младший. – Мы еще не все!

Выхватив палку из валявшейся неподалеку вязанки хвороста, мать включилась в игру и принялась сражаться с мальчиками, которые восторженно хихикали и повизгивали. Наконец мамаша схватила обоих в охапку, и они, крепко обнявшись, пошли в дом. Сгущались сумерки, и, хотя Келси знала, что ей пора возвращаться, она не могла заставить себя ехать назад. Карлин никогда не выказывала нежности, даже по отношению к Барти. Максимум, на что могла рассчитывать Келси, – это улыбка. Пусть она была наследницей тирского престола, но у этих двоих было нечто большее.

К ужину она вернулась с опозданием. Барти и Карлин сильно волновались. Барти даже прикрикнул на нее, но Келси видела, что за его гневом скрывается облегчение. Перед тем, как отправить ее в постель, он обнял ее. Карлин же лишь смерила Келси неодобрительным взглядом и объявила, что в ближайшую неделю книжек из библиотеки ей не видать. В ту ночь Келси долго не могла уснуть, все еще пораженная открытием, как ее чудовищно, коварно обманули. До этого дня Келси считала Карлин если не родной, то своей приемной матерью. Но теперь она понимала, что у нее вовсе не было матери – лишь наставница, требовательная и отстраненная.

Два дня спустя, когда Келси снова позволили прокатиться верхом, она опять нарушила запрет Карлин, собираясь вернуться к чужому коттеджу. Но на середине пути она сдалась и повернула назад.

Непослушание не доставляло ей радости, лишь внушало пугающее ощущение, что Карлин следит за каждым ее шагом. Больше она никогда не уезжала дальше положенного расстояния, так что никакой внешний мир ей познать не довелось. Весь жизненный опыт Келси ограничивался лесом вокруг коттеджа, а его она изучила как свои пять пальцев еще к десяти годам. Теперь же, пересекая установленную Карлин границу в окружении стражников, Келси торжествующе улыбалась, внимательно разглядывая незнакомые места.

Они направлялись на юг сквозь самую чащу леса Реддик, который простирался по всей северо-западной части страны. Со всех сторон их окружали тирские дубы, подчас достигавшие пятидесяти-шестидесяти футов в высоту и смыкавшиеся зеленым куполом над их головами. Низкий подлесок состоял из незнакомых Келси растений. Их ветви напоминали ползучий корень, что помогал при аллергии и мог пригодиться для приготовления припарок. Но у этих растений листья были длиннее, зеленые и изогнутые, с красноватым оттенком, свойственным ядовитому дубу. Келси старалась не подпускать свою кобылу к этим листьям, но в некоторых местах избежать их не удавалось. На склоне растительность становилась гуще. Они давно съехали с тропинки, но устилавший землю золотистый ковер из опавших листьев так громко шуршал, что Келси казалось, что их слышно всему свету.

Стражники выстроились вокруг нее ромбом, сохраняя равное расстояние даже с учетом изменения скорости на рельефе местности. Лазарь, стражник с булавой, держался где-то позади, вне поля ее зрения. Справа от нее ехал недоверчивый рыжебородый стражник, на которого Келси украдкой бросала любопытные взгляды. Рыжина была рецессивным геном, и за три столетия, минувшие со времен Переселения, рыжеволосых в мире почти не осталось. Карлин рассказывала Келси, что некоторые женщины и даже мужчины красились в рыжий – редкие качества всегда были в цене. Но, понаблюдав украдкой за стражником около часа, Келси пришла к выводу, что это был его собственный цвет волос. Ни одна краска не даст такого естественного оттенка.

Слева от нее ехал высокий темноволосый стражник с широченными плечами. Он был похож на человека, с которым можно кого-нибудь припугнуть. Солдат, ехавший впереди него, был намного ниже ростом, щупловатый, со светло-каштановыми волосами. На него Келси смотрела особенно внимательно, потому что он казался ей ровесником – ему, должно быть, не было и тридцати. Она попыталась выяснить его имя из разговора двух стражников, но те переговаривались между собой слишком тихо, явно не желая, чтобы она что-то услышала.

Капитан Кэрролл ехал во главе отряда. Келси видела лишь его серый плащ. Он то и дело выкрикивал какие-то указания, после чего отряд едва заметно менял направление. Он держался очень уверенно, и Келси не сомневалась, что он доставит ее куда следует. Умение командовать, должно быть, являлось необходимым качеством для капитана королевской стражи. Чтобы выжить, Келси нужен такой человек, как Кэрролл. Но как ей завоевать преданность этих людей? Они наверняка считают ее слабой. Вполне возможно, они вообще всех женщин считают слабыми.

Вдруг где-то в вышине раздался ястребиный крик, и Келси натянула капюшон поглубже. Ястребы – красивые птицы, да и на вкус хороши, но Барти рассказывал, что в Мортмине и даже в приграничных районах Тирлинга ястребов натаскивают на убийство. Он упомянул об этом мимоходом, как о просто любопытном факте, но Келси запомнила это на всю жизнь.

– На юг, ребята! – крикнул Кэрролл, и отряд снова свернул. Солнце стремительно катилось за горизонт, и в воздухе начинало чувствоваться ледяное дуновение ночи. Келси втайне надеялась, что они скоро сделают привал, но она скорее примерзла бы к седлу, чем пожаловалась на холод. Преданность начинается с уважения.

– Еще ни один правитель не удержался у власти надолго без уважения подданных, – без конца повторяла Карлин. – Правители, пытающиеся контролировать народ против его воли, не имеют реальной власти и нередко оказываются на эшафоте.

Совет Барти звучал еще лаконичнее: «Не завоюешь доверие народа – потеряешь трон».

То были мудрые слова, и сейчас Келси понимала это еще лучше, чем прежде. Но она понятия не имела, что делать. Она кое-что знала о военной стратегии от Барти, но о реальных сражениях имела смутное представление и была уверена, что ее знания, почерпнутые из книг, не впечатлят этих людей. Она крепче ухватилась за поводья, жалея, что не надела свои перчатки для верховой езды, торопясь поскорее оставить позади драматическую сцену у дверей коттеджа. Теперь кончики ее пальцев онемели, а ладони саднило от жесткой кожи поводьев. Она постаралась натянуть рукава плаща на костяшки пальцев и поехала дальше.

Час спустя Кэрролл скомандовал остановиться. Они выехали на небольшую опушку, окруженную тирлингскими дубами и густым подлеском, состоявшим из ползучего корня и незнакомого ей растения с красноватыми листьями. Интересно, знает ли кто-то из стражников, что это за растение, подумалось Келси. В каждом отряде стражи был хотя бы один лекарь, а лекарям положено было разбираться в растениях. Барти и сам был лекарем.

Стражники плотнее окружили Келси и ждали, пока Кэрролл развернется. Он подъехал к ней, окинув взглядом ее покрасневшее лицо и руки, накрепко вцепившиеся в поводья.

– Можем остановиться на ночлег, Ваше Высочество. Мы преодолели немалое расстояние.

С некоторым усилием Келси отпустила поводья и скинула капюшон, стараясь не стучать зубами от холода. Когда она заговорила, голос ее звучал хрипло и нетвердо.

– Я доверяю вашему мнению, Капитан. Будем ехать столько, сколько вы сочтете нужным.

Кэрролл смерил ее долгим взглядом, а потом осмотрел поляну.

– Это место подойдет, госпожа. Нам все равно нужно будет рано выезжать, а мы долго были в пути.

Стражники стали спешиваться. Келси, чье тело онемело с непривычки от долгой езды верхом, неловко спрыгнула на землю, едва не упав, и некоторое время переминалась с ноги на ногу, пытаясь восстановить равновесие.

– Пэн, разбивай палатку. Элстон и Кибб, идите за хворостом. Остальные – позаботьтесь об охране. Мерн, раздобудь чего-нибудь поесть. Лазарь, займись лошадью Королевы.

– Капитан, я сама позабочусь о своей лошади, – сказала Келси со всей настойчивостью, на которую была способна.

– Как скажете, госпожа. Лазарь даст вам все необходимое.

Солдаты разошлись выполнять поручения. Келси низко наклонилась, с наслаждением расслабляя спину. Ягодицы у нее болели так, будто ее как следует отшлепали, но как следует тянуть мышцы на глазах у этих мужчин она не собиралась. Подведя свою кобылу к дереву на дальнем краю опушки, она свернула поводья в свободную петлю вокруг одной из веток. Она нежно погладила шелковистую шею животного, но лошадь дернула головой и негромко заржала, не желая принимать ласку, и Келси отпрянула.

– Ладно, девочка. Похоже, придется мне завоевывать и твое доверие тоже.

– Выше Высочество, – прогремел чей-то голос у нее за спиной.

Обернувшись, Келси увидела Лазаря, державшего свою булаву в одной руке и скребницу для лошади в другой. Он был не так стар, как ей сперва показалось. Темные волосы только начинали редеть. Ему, пожалуй, было слегка за сорок. Но его кожа была испещрена морщинами, а выражение лица было мрачным. Для Келси, всю жизнь видевшей перед собой только лица Карлин и Барти, этот человек был неразрешимой загадкой. Руки его были покрыты шрамами, но больше всего ее внимание привлекла булава: тяжелый железный шар, покрытый остро наточенными шипами.

«Прирожденный убийца», – подумалось ей. Булава служила лишь для устрашения, если ее владелец не обладал звериной силой, чтобы нанести ею сокрушительный удар. Казалось бы, эта мысль должна была внушать ей страх, но присутствие этого человека, всю жизнь имевшего дело с насилием, странным образом успокаивало ее. Она взяла протянутую скребницу, обратив внимание, что Лазарь упорно не поднимает на нее глаз.

– Благодарю. Полагаю, ты вряд ли знаешь имя этой кобылы.

– Вы – Королева, госпожа. Вам решать, как ее будут звать. – Его непроницаемый взгляд на секунду встретился с ее, но тут же скользнул прочь.

– Не в моей власти менять ее имя. Как ее зовут?

– В вашей власти делать все, что пожелаете.

– Имя, пожалуйста. – Келси начинала злиться. Ну почему они все были о ней такого дурного мнения?

Мгновение спустя Лазарь пожал плечами и ответил:

– Настоящего имени у нее нет, госпожа, но я всегда звал ее Мэй.

– Спасибо. Хорошее имя.

Он собрался было уйти. Собрав волю в кулак, Келси мягко сказала:

– Я не позволяла тебе уйти, Лазарь.

Он повернулся к ней с бесстрастным выражением лица.

– Прошу прощения. Могу я еще чем-то помочь, госпожа?

– Почему для меня привели кобылу, если у вас у всех жеребцы?

– Мы не знали, умеете ли вы ездить верхом, госпожа, – ответил он, и впервые в его голосе зазвучала неприкрытая насмешка. – Мы не знали, управитесь ли вы с жеребцом.

Глаза Келси сузились.

– Да чем же я, по-вашему, занималась все эти годы в лесу?

– Играли в куклы, госпожа. Заплетали косы. Платья примеряли.

– Я что, похожа на девушку, которая только и думает о девчачьих штучках? – Голос Келси становился все громче. Несколько человек оглянулись на них. – Я что, похожа на свою мать?

Он усмехнулся.

– Ни капельки.

Келси улыбнулась в ответ, хоть это и стоило ей некоторого усилия. Барти и Карлин не держали дома зеркал, и долгое время Келси считала, что они просто не хотят прививать ей привычку к самолюбованию. Но однажды, когда ей было двенадцать, она мельком увидела свое отражение в глади пруда за домом, и тогда все стало яснее некуда. Наследнице рода прославленных красавиц досталась внешность не более яркая, чем этот самый пруд.

– Что тебе еще? – спросила она.

– Могу я идти, госпожа?

– Это как посмотреть, Лазарь. У меня полные сумки кукол и платьев. Хочешь заплести мне косы?

Он на мгновение застыл с непроницаемым выражением лица. А затем неожиданно поклонился – нарочито низко, с преувеличенной почтительностью.

– Можете меня звать Булава, госпожа. Большинство людей так меня называют.

Затем он ушел, и светло-серый цвет его форменного плаща слился с сумеречным светом угасающего дня. Келси вспомнила о скребнице, которую держала в руках, и принялась чистить лошадь, механически двигая рукой.

«Может, хоть дерзость заставит их меня уважать».

«Никогда тебе не завоевать уважения этих людей. Хорошо еще, если вообще доберешься живой до Цитадели».

«Может, и так. Но если ничего не предпринимать, я все равно обречена».

«Можно подумать, у тебя есть выбор. Тебе остается только слушаться их».

«Я – Королева. Они мне не указ».

«Многие королевы так думали, пока не лишились головы».

На ужин была оленина, жилистая и едва съедобная даже после приготовления на костре. Олень, похоже, был очень старым. Пока они ехали через Реддик, Келси заметила всего несколько птиц и белок, хотя растительность была густая, а значит, поблизости было достаточно воды. В лесу наверняка кипела жизнь. Она хотела было спросить спутников об этом, но побоялась, что они сочтут это жалобой на качество мяса, так что продолжала молча жевать, изо всех сил стараясь не смотреть на сидевших вокруг стражников и болтавшееся у них на поясах оружие.

После ужина она вспомнила о подарке Карлин. Прихватив один из стоявших у костра фонарей, она отправилась за своей седельной сумкой. Двое стражников, Лазарь и широкоплечий мужчина, за которым она наблюдала по дороге, отошли от костра и последовали за ней к наскоро сооруженному загону для лошадей, едва слышно ступая. Келси вдруг осознала, что после многолетнего одиночества ей, скорее всего, никогда больше не доведется побыть одной. Эта мысль должна была бы утешить ее, но вместо этого вызвала щемящее чувство где-то внутри.

Стражники собирались спать вокруг костра, но для Келси они разбили палатку футах в двадцати, на краю поляны. Зайдя внутрь и плотно задернув полог, она услышала, как двое стражников устроились по обе стороны от входа, после чего воцарилась тишина.

Бросив мешок на пол, Келси принялась рыться в вещах, пока наконец не обнаружила конверт из тонкого пергамента – один из немногих предметов роскоши, оставшихся у Карлин. Внутри перекатывался какой-то предмет. Она уселась на постель, сгорая от нетерпения и в то же время желая растянуть удовольствие от предвкушения. У Карлин было столько секретов! Келси забрали из Замка, когда ей едва исполнился год, и свою родную мать она совсем не помнила. Однако за эти годы ей удалось собрать какие-то крупицы достоверной информации о Королеве Элиссе: она была красива, она не любила читать, она умерла в тридцать пять лет. Келси понятия не имела, как умерла ее мать, – это была уже запретная территория. Она еще некоторое время не двигаясь смотрела на конверт, потом взяла его в руки и сломала печать Карлин.

Из конверта выпал кулон на цепочке из чистого золота.

Келси подняла цепочку и повертела в руках, рассматривая ее в свете фонаря. Украшение было в точности таким же, как то, что висело у нее на шее всю жизнь: сапфир изумрудной огранки[1] на тонкой изящной золотой цепочке. Сапфир игриво мерцал в свете лампы, отбрасывая во все стороны неровные голубые блики.

Келси снова заглянула в конверт в поисках письма. Но там было пусто. Она проверила оба уголка, подняла конверт, чтобы осмотреть его на просвет, и увидела одно-единственное слово, наскоро нацарапанное почерком Карлин под печатью:

Осторожнее

От костра внезапно донесся дружный взрыв смеха, заставивший Келси вздрогнуть. С лихорадочно бьющимся сердцем она прислушалась, выжидая, не последует ли каких-то звуков от входа в палатку, но все было тихо.

Она сняла свой кулон и взяла его в руку, сравнивая со вторым. Они действительно были совершенно одинаковыми – точные копии, вплоть до мельчайших деталей плетения цепочек. Келси испугалась, что их легко можно перепутать, и поскорее надела свое украшение на шею.

Она вновь подняла новый кулон перед собой, наблюдая, как камень качается туда-сюда, и пытаясь разгадать его загадку. Карлин рассказывала ей, что все наследники тирского престола носили сапфировый кулон со дня своего рождения. Расхожая легенда гласила, что это талисман, защищающий от смерти. Карлин никогда не упоминала о втором кулоне, хотя он наверняка хранился у нее все это время.

Тайны… у Карлин были одни сплошные тайны. Келси не знала ни почему Карлин доверили воспитывать ее, ни даже кем она была в прежней жизни. Должно быть, важной персоной, рассуждала Келси. Карлин держалась слишком величественно для простой селянки. Даже Барти становился каким-то незаметным, стоило Карлин войти в комнату.

Келси уставилась на слово, нацарапанное внутри конверта: «Осторожнее». Было ли это лишь очередным напоминанием о том, что в новой жизни ей нужно соблюдать осторожность? Келси в этом сомневалась. Она наслушалась достаточно наставлений на эту тему за последние несколько недель. Скорее это был намек на то, что второй кулон чем-то отличается от первого, но чем?

Кулон Келси определенно не был опасен – иначе Барти и Карлин ни за что бы не позволили ей носить его каждый день.

Келси еще некоторое время пристально смотрела на камень-двойник, будто ожидая, что он вот-вот распахнет пасть, полную зубов, и набросится на нее. Но он просто самодовольно покачивался из стороны в сторону, играя многочисленными гранями в тусклом свете лампы. Келси почувствовала себя глупо и убрала кулон поглубже в нагрудный карман плаща. Быть может, при дневном свете легче будет заметить разницу между двумя украшениями. Конверт Келси бросила внутрь фонаря, глядя на горящий пергамент, пока огонь не поглотил последний его клочок.

От костра вновь донесся приглушенный раскат смеха. Келси некоторое время поразмышляла о том, не пойти ли туда, попытавшись наконец поговорить со стражниками, но в итоге отвергла эту идею. Они наверняка беседовали о женщинах, былых сражениях, старых товарищах… ей они не обрадуются. К тому же она слишком утомилась от долгой поездки и холода, и ее мышцы нещадно ломило. Она потушила лампу и повернулась на бок, готовясь погрузиться в беспокойный сон.

На следующий день они ехали медленнее – погода стала пасмурнее. Воздух уже не был таким ледяным, но теперь вокруг висел густой неприятный туман, окутывавший стволы деревьев и двигавшийся по земле заметными волнами. Его движение казалось совершенно неестественным, и у Келси не раз возникало ощущение, что туман кто-то наслал нарочно, чтобы замедлить их передвижение.

Местность становилась все более пологой, а лес с каждым часом редел – деревья уступали место густому подлеску. Все чаще им на глаза попадались животные, большинство из которых Келси были незнакомы: мелкие белки и похожие на собак создания со слюнявыми пастями. Их можно было бы принять за волков, но они были на удивление пугливы и при виде отряда стремительно разбегались. Однако ни одного оленя им на пути не попалось, а к середине дня Келси осознала еще один источник своей нараставшей тревоги: вокруг не было слышно ни намека на птичью трель.

Стражники, похоже, тоже были в подавленном настроении. Ночью Келси несколько раз просыпалась от их хохота и гадала, когда же они уже угомонятся и лягут спать. Теперь же вся их веселость будто улетучилась вместе с ясной погодой. В течение дня Келси все чаще замечала, как солдаты настороженно оглядываются, хотя сама она не видела там ничего, кроме деревьев.

Ближе к полудню они остановились, чтобы напоить лошадей из небольшого ручья, пересекавшего лес. Кэрролл вытащил карту и склонился над ней вместе с несколькими стражниками. Из доносившихся до нее обрывков разговоров Келси поняла, что туман причинял им неудобства.

Она доковыляла до большого пологого камня подле ручья. Садиться было настоящим мучением – когда она согнула колени, мышцы, казалось, отделились от костей. Поерзав некоторое время в попытке найти удобное положение, она уселась со скрещенными ногами, но выяснилось, что ягодицы у нее тоже ужасно болят после многочасового сидения в седле. Подняться с места наверняка будет не легче, чем сесть. Уж лучше было не слезать с лошади.

Элстон – грузный широкоплечий стражник, большую часть пути ехавший рядом с Келси, – последовал за ней к камню и встал футах в пяти. Когда она оглянулась на него, он неприятно усмехнулся, обнажая многочисленные обломанные зубы. Она постаралась не обращать на него внимания и вытянула одну ногу, потянувшись рукой к стопе. Мышцы бедер, казалось, разрывались на части.

– Болит? – спросил Элстон. Из-за выбитых зубов ему явно было трудно выговаривать слова. Келси не сразу поняла, что он имел в виду.

– Вовсе нет.

– Да вы же еле шевелитесь, – заметил он, хмыкнув, и добавил, – госпожа.

Келси снова потянулась, достав руками до пальцев ног. Мышцы нещадно ломило, и Келси казалось, будто внутри нее открылись и кровоточили свежие раны. Она подержалась за мысочки секунд пять и отпустила. Когда она снова оглянулась на Элстона, тот все еще ухмылялся своей щербатой улыбой. Он больше ничего не говорил – просто стоял подле нее, пока не пришло время снова садиться в седло.

Отряд остановился на привал ближе к закату. Келси едва успела слезть с лошади, как у нее из рук кто-то выхватил поводья. Обернувшись, она увидела, как Булава уводит ее кобылу. Она открыла было рот, чтобы возразить, но передумала и пошла к остальным стражникам, которые выполняли разные поручения. Ее внимание привлек молодой стражник, достававший из своих седельных сумок принадлежности для палатки.

– Я сама! – воскликнула она и поспешно зашагала на другой край поляны, протягивая руку за каким-нибудь инструментом или даже оружием. Никогда еще она не чувствовала себя столь бесполезной.

Стражник протянул ей молоток, заметив:

– Палатку разбивают вдвоем, Ваше Высочество. Разрешите вам помочь?

– Конечно, – ответила довольная Келси.

Как выяснилось, ставить палатку не сложно, если один придерживает колья, пока второй их вбивает, и Келси разговорилась со стражником, пока орудовала молотком. Его звали Пэн, и он правда был относительно молод: на лице его не было ни морщин, ни иных следов жизненных невзгод, отличавших лица остальных стражников. Однако же все они были весьма хороши собой, даже Элстон (пока не открывал рта), и у Келси зародилось неприятное подозрение, что мать выбирала свою стражу исключительно по внешнему виду. Пэн тоже был хорош собой, но ему, похоже, было не больше тридцати. Когда Келси спросила его про возраст, оказалось, что ему всего четыре дня назад исполнилось тридцать.

– Значит, ты не состоял в страже моей матери?

– Нет, госпожа. Я не был знаком с вашей матерью.

– Тогда почему тебя взяли с собой на это задание?

Пэн пожал плечами и не требующим пояснений жестом указал на свой меч.

– И давно ты состоишь в королевской страже?

– Булава нашел меня, когда мне было четырнадцать, госпожа. С тех самых пор я у него в обучении.

– В отсутствие действующего правителя? Вы охраняли моего дядю?

– Нет, госпожа. – По лицу Пэна скользнула тень неприязни, столь мимолетная, что Келси могло и почудиться. – У Регента есть собственная стража.

Келси закончила вбивать в землю очередной колышек, выпрямилась, поморщившись от хруста в спине.

– Вы уже привыкли к скорости нашего передвижения, Ваше Высочество? Должно быть, вы нечасто ездили верхом так далеко.

– Да уж, по мне это заметно, – сказала она, невесело усмехаясь. – Скорость меня не беспокоит. К тому же это необходимо, насколько я понимаю.

– Это правда, госпожа, – Пэн огляделся по сторонам и понизил голос. – Нас преследуют.

– Откуда ты знаешь?

– Ястребы. – Пэн указал на небо. – Они следуют за нами с тех пор, как мы выехали из Цитадели. Вчера мы задержались – несколько раз сворачивали с пути, чтобы сбить погоню со следа. Но ястребов не обманешь. Они и сейчас следуют за нами по пятам, и хотя они могут ненадолго остановиться, чтобы передохнуть, они не…

Пэн умолк на полуслове. Келси потянулась за новым колышком и вскользь заметила:

– Я не слышала сегодня никаких ястребов.

– Мортийские ястребы летают беззвучно, госпожа. Их приучают молчать. Но их то и дело можно заметить в небе, если специально следить. Они чертовски быстрые.

– А почему они не нападают?

– Нас слишком много, – пояснил Пэн, растянув последний угол палатки, чтобы Келси могла его закрепить. – Мортийцы тренируют своих ястребов, как солдат, и те не жертвуют собой, атакуя превосходящие силы противника. Они скорее попытаются застать нас поодиночке.

Пэн умолк. Келси помахала перед ним молотком.

– Можешь не бояться меня напугать. Мне в любом случае следует бояться смерти, что бы ты мне ни рассказал.

– Может, вы и правы, госпожа, но порой страх может быть вреден.

– Погоню подослал мой дядя?

– Скорее всего, госпожа, но, судя по ястребам, он действует не в одиночку.

– Объясни?

Пэн оглянулся через плечо и пробормотал:

– Это был ваш прямой приказ. Если Кэрролл спросит, я должен буду ему рассказать.

– И сможешь спать спокойно.

– Госпожа, ваш дядя уже много лет имеет дела с Красной Королевой. Говорят, они даже заключили тайный союз.

– Значит, за нами охотятся мортийцы?

Пэн покачал головой.

– Мортийцам не положено продавать оружие тирцам, но, имея достаточно денег, любой может купить мортийских ястребов на черном рынке. Я бы сказал, что за этим стоит Кейден.

– Гильдия наемных убийц?

Пэн презрительно фыркнул.

– Тоже мне, «гильдия». Слишком много чести, госпожа. Но они действительно наемники, причем весьма умелые. Ходят слухи, что ваш дядя назначил высокую награду тому, кто вас выследит.

– А их остановит наша численность?

– Нет.

Келси переваривала эту информацию, оглядываясь по сторонам. Посреди лагеря трое стражников сгрудились вокруг кучи хвороста, неистово сквернословя, поскольку тот никак не желал разгораться. Остальные стаскивали из леса поваленные стволы, сооружая импровизированное заграждение вокруг лагеря. Теперь смысл всех этих мер предосторожности стал ясен, и Келси ощутила прилив безотчетного страха, смешанного с чувством вины. На всех этих людей теперь открыта охота заодно с нею.

– Сэр!

Из леса, громко топая, появился Кэрролл.

– Что такое?

– Ястреб, сэр. С северо-запада.

– Молодец, Кибб. – Кэрролл потер виски и после недолгого размышления подошел к палатке. Пэн украдкой улыбнулся Келси озорной доброй улыбкой и скрылся в сумерках.

Под глазами Кэрролла залегли темные круги.

– Они охотятся за нами, госпожа. За нами следят.

Келси кивнула.

– Вы умеете драться?

– Я могу защитить себя ножом от одного злоумышленника, но плохо обращаюсь с мечом. – Келси вдруг осознала, что драться ее учил Барти, чья реакция была уже не так молниеносна, как у молодых мужчин. – Боец из меня никудышный.

Кэрролл склонил голову набок, и в его темных глазах мелькнула усмешка.

– Я бы так не сказал, госпожа. Я следил за вами в пути. Вы не показываете вида, когда вам тяжело. Но скоро наступит момент… – Кэрролл огляделся по сторонам и понизил голос: – Скоро наступит момент, когда мне, возможно, придется разделить отряд. Если до этого дойдет, то мне придется выбирать вам сопровождающих в зависимости от ваших собственных умений.

– Ну что ж, я быстро читаю и могу приготовить сносное рагу.

Кэрролл одобрительно кивнул.

– Вы относитесь к делу с юмором, госпожа. Это вам пригодится. Вы вступаете на путь, полный опасностей.

– Вы тоже подвергаете свою жизнь опасности, сопровождая меня в Замок, не так ли?

– Таково было распоряжение вашей матери, госпожа, – поспешно ответил Кэрролл. – Честь не позволяет нам поступить иначе.

Келси нахмурилась.

– Значит, вы служили моей матери?

– Верно.

– А когда меня доставят в Цитадель, будете ли вы служить Регенту?

– Я еще не решил, госпожа.

– Могу ли я как-то повлиять на ваше решение?

Он отвел взгляд.

– Госпожа…

– Говорите как есть.

Кэрролл беспомощно развел руками.

– Госпожа, я считаю, что вы гораздо сильнее, чем кажетесь на первый взгляд. Я уверен, что из вас выйдет настоящая королева, если такова ваша судьба. Но на вас лежит печать смерти, как и на всех, кто вас окружает. Намерения вашего дяди вполне ясны, а я семейный человек, госпожа. У меня дети. Я не стану ставить на карту жизни своих детей. Я не могу подвергать их опасности, следуя за вами. Не могу так рисковать.

Келси кивнула, стараясь скрыть свое разочарование.

– Я понимаю.

Кэрролл, похоже, воспринял ее слова с облегчением. Возможно, он ждал, что она начнет его упрашивать.

– В силу моего положения мне ничего не известно о каких-либо конкретных заговорах против вас. Об этом лучше спросить Лазаря Булаву. Он всегда умел выяснить то, чего не знают другие.

– Мы уже познакомились.

– И остерегайтесь Церкви Господней. Сомневаюсь, что Его Святейшество питает особо нежные чувства к Регенту, но положение обязывает его быть на стороне того, кто сидит на троне и хранит ключи от казны. Он будет учитывать риски, как и все мы.

Келси снова кивнула.

– Все воины в моем отряде порядочные люди. На это я готов поставить свою жизнь. Если вам суждено погибнуть, то не от руки кого-то из нас.

– Благодарю вас, Капитан. – Келси наблюдала, как стражники, которым наконец удалось разжечь костер, раздувают пламя. – Полагаю, отныне меня ждет нелегкий путь.

– То же самое сказала ваша мать восемнадцать лет назад, поручая мне привезти вас назад.

Келси моргнула.

– А увезти меня из Цитадели она разве не вам поручила?

– Нет. Из Замка вас тайком вывез Лазарь. Он незаменим для подобных поручений.

Кэрролл улыбнулся какому-то воспоминанию, которое Келси не могла с ним разделить. У него была приятная улыбка, но Келси снова обратила внимание на его изможденный вид, задумавшись, не болен ли он. Взгляд его задержался на сапфире, который в очередной раз выскользнул из-за ворота рубашки Келси, и он тут же резко отвернулся, оставив ее наедине с лавиной информации, которая на нее обрушилась. Она залезла в карман мантии, нащупав там второй кулон.

«Столько всего держали от меня в тайне».

– Ваше Высочество! – окликнул ее Пэн, который стоял у ярко разгоревшегося костра. – К востоку есть небольшой ручей, если вы желаете умыться.

Келси кивнула, все еще обдумывая совет Кэрролла и пытаясь посмотреть на проблему с практической точки зрения. Ей понадобятся телохранители и слуги. Где же найти верных людей, которых Регенту не удастся подкупить или запугать? Преданность не рождается на пустом месте, и ее определенно нельзя купить, а между тем ей ведь нужно будет что-то есть.

Она пожалела, что не спросила у Пэна и Кэрролла о том, что наделала ее мать. С другой стороны, каждый стражник королевы давал обет хранить ее тайны, так что они все равно бы ей не рассказали. Ей предстояло еще о многом подумать, но Келси это вдруг показалось непосильной задачей. А такие задачи лучше всего решать поэтапно. Для начала нужно попытаться не дать себя убить, решила она, а там посмотрим, как пойдет.

Той ночью стражники снова шумно веселились у костра. Келси лежала в своей палатке, сначала пытаясь уснуть, а потом постепенно закипая от злости. Провалиться в сон было и так непросто, учитывая, сколько вопросов скопилось у нее в голове, но постоянные раскаты пьяного смеха делали это просто невозможным. Она натянула на голову плащ, твердо решив не обращать на них внимания. Но когда стражники затянули непристойную песню о женщине с татуировкой в виде розы, Келси наконец сдернула с головы плащ, завернулась в него и вышла на улицу.

Стражники разложили спальные мешки вокруг костра, но никто из них, похоже, пока не собирался ложиться. В воздухе витал неприятный кисловатый запах – должно быть, пива, хотя Келси не была уверена. В коттедже алкоголя не держали.

При ее приближении с мест встали только Кэрролл и Булава. Они, похоже, были трезвы, остальные же растерянно смотрели на нее, не мигая. Элстон заснул, примостив голову на бревно.

– Вы что-то хотели, госпожа? – спросил Кэрролл.

Келси хотелось прикрикнуть на них, выместить зло за два бессонных часа, но в конце концов она передумала. Раз они пьяны, может, удастся их разговорить. Она уселась между Элстоном и Пэном, подоткнув под себя полы плаща.

– Я хочу знать, что будет, когда мы доедем до Нового Лондона.

Пэн посмотрел на нее мутным взором.

– В каком смысле – что будет?

– Попытается ли мой дядя меня убить, когда мы доберемся до Цитадели?

Они некоторое время молча смотрели на нее, пока наконец Булава не ответил:

– Возможно.

– Вашему дяде не под силу кого-то убить, – пробормотал Коринн. – Я бы больше беспокоился насчет Кейдена.

– Но мы ведь не знаем наверняка, преследуют ли они нас, – возразил рыжебородый.

– Мы ничего не знаем наверняка, – безапелляционно отрезал Кэрролл, повернувшись к Келси. – Госпожа, не лучше ли будет, если вы предоставите нам беспокоиться о вашей безопасности?

– Ваша мать всегда так и делала, – добавил рыжебородый.

– Как тебя зовут? – спросила Келси.

– Дайер, госпожа.

– Дайер, на этот раз я тебя прощаю, потому что ты пьян. Но не вздумай сравнивать меня с моей матерью.

Дайер недоуменно моргнул и спустя мгновение пробормотал:

– Я не хотел вас оскорбить, госпожа.

Она кивнула и повернулась к Кэрроллу.

– Я спросила, что будет, когда мы доедем.

– Я не думаю, что нам придется продираться в Цитадель с боем, госпожа. Мы сопроводим вас средь бела дня, в городе в эти выходные будет тьма народу, а Регенту не хватит смелости убить вас на глазах у всех. Но они придут за вами в Цитадель, вне всяких сомнений.

– Кто они?

Тут заговорил Булава.

– Мортийцы. Ваш дядя не единственный, кто хочет вашей смерти, госпожа. Красной Королеве во всех смыслах выгоднее, чтобы на троне и дальше сидел Регент.

– А разве в замке внутри Цитадели не безопасно?

– В Цитадели нет никакого замка. Она огромна, но это единое строение. Это и есть ваш замок.

Келси покраснела.

– Я этого не знала. Мне мало рассказывали про Цитадель.

– А чему же они учили вас все эти годы? – выпалил Дайер.

Кэрролл хмыкнул.

– Ты же знаешь Барти. Он великолепный лекарь, но в детали никогда не вдавался. Если только речь не шла о его драгоценных растениях.

Но Келси не хотела ничего слушать про Барти и про то, что о нем думают другие. Она перебила Дайера, прежде чем тот успел ответить, и спросила:

– Кто нас преследует?

Кэрролл пожал плечами.

– Вероятно, Кейден, в какой-то степени с помощью мортийцев. Ястребы, которых мы видели, могут быть и обычными птицами, но я так не думаю. Ястреб – мортийское оружие. Скорее всего, Регент в сговоре с Красной Королевой.

– Да уж наверняка, – пробубнил Элстон, приподнявшись со своего бревна и вытирая ладонью слюну из уголка рта. – Странно еще, что он не использует собственных любовниц в качестве живого щита.

– Я думала, Тирлинг – небогатое государство, – перебила Келси. – Что мой дядя пообещал Красной Королеве в обмен на ее помощь? Древесину?

Стражники переглянулись, и Келси почувствовала, как они молча объединились против нее, и это было столь же очевидно, как если бы они решили это вслух.

– Госпожа, – извиняющимся тоном произнес Кэрролл. – Многие из нас всю свою жизнь служили стражниками вашей матери. Ее смерть не освободила нас от обязанности защищать ее интересы.

– Но я ведь никогда не состоял в страже королевы Элиссы, – встрял Пэн. – Не могу ли я…

– Пэн, ты состоишь в королевской страже сейчас.

Пэн умолк.

Келси почувствовала, как ее накрывает волна гнева, и резко прикусила щеку, следуя старой привычке. Карлин много раз предупреждала ее, что правитель не может позволить себе горячий нрав, так что Келси пришлось научиться сдерживать себя в присутствии Карлин, и та клюнула. Но Барти ее уловки не обманули. Именно он и предложил ей прикусывать щеку. Боль притупляла гнев, по крайней мере на время, оттесняя его на задний план.

– Выходит, мой дядя боится Красной Королевы?

– Ее все боятся, госпожа, – ответил Кэрролл.

– Почему?

– Она ведьма, – просто ответил Мерн. Келси впервые услышала его голос, хоть и наблюдала за ним целый день. Он был намного привлекательнее всех остальных стражников – светловолосый, с точеными, правильными чертами лица и глазами холодного голубого оттенка. Неужели ее мать действительно отбирала только симпатичных стражников? Келси и думать боялась о том, к чему это могло привести.

– Никому еще не удавалось доказать, что Красная Королева действительно ведьма, – покачал головой Дайер.

Мерн одарил его суровым взглядом.

– Но она точно ведьма. Вопрос не в том, владеет она магией или нет. Любой, кто пережил мортийское вторжение, знает, что она самая настоящая ведьма.

– А что было во времена мортийского вторжения? – заинтересованно спросила Келси. Карлин никогда толком не рассказывала ей об этом. Ее истории всегда обрывались как раз на этом месте.

Мерн продолжил, не обращая внимания на сердитый взгляд Кэрролла.

– Госпожа, один мой друг пережил Битву при Крите. Красная Королева отправила в Тирлинг три легиона мортийских солдат, позволив им вволю порезвиться по дороге на Новый Лондон. На берегах Криты была настоящая бойня. Тирские крестьяне, вооруженные деревянными дубинками, сражались с мортийскими солдатами, закованными в железо и сталь, и когда все мужское население полегло, каждую женщину в возрасте от пяти до восьмидесяти…

– Мерн, – тихо сказал Кэрролл. – Не забывай, с кем ты разговариваешь.

– Я наблюдал за ней весь день, – неожиданно вставил Элстон. – Вы уж мне поверьте, она крепкий орешек.

На губах Келси появилась было улыбка, но тут же погасла, когда Мерн продолжил, невидящим взглядом уставившись на огонь.

– При приближении мортийской армии мой друг с семьей бежал из своей деревни, попытавшись переправиться через Криту и добраться до северных деревень. Но не успел. На беду, с ним была его молодая красавица жена. Она умерла у него на глазах, когда ее насиловал десятый по счету мортийский солдат.

– Черт возьми, Мерн! – Дайер вскочил с места и нетвердой походкой направился к окраине поляны.

– Куда это ты собрался? – спросил Кэрролл.

– Куда-куда? По нужде.

Келси подозревала, что Мерн рассказал эту историю нарочно, чтобы шокировать ее, поэтому старалась сохранять невозмутимое выражение лица. Но как только стражники отвернулись, она резко сглотнула, почувствовав, как к горлу подступает рвота. Все-таки читать об ужасах войны в книжках – совсем не то же самое, что слушать рассказы очевидцев.

Мерн обвел взглядом сидящих у костра, агрессивно наклонив светловолосую голову:

– Кто-то еще считает, что новой королеве не стоит этого знать?

– Я всего лишь считаю, что ты выбрал не самый удачный момент, дурень ты эдакий, – мягко сказал Кэрролл. – У нее будет полно времени на изучение истории, когда она взойдет на трон.

– Это если она до него доберется. – Мерн отыскал свою кружку и жадно отпил из нее, судорожно глотая. Глаза его покраснели, и Келси подумалось, что пить ему, пожалуй, больше не стоит. Но сказать об этом она не решилась. – Насилие и убийства повторялись в каждой деревне, что встречалась им на пути, пока они шли напрямик через всю страну, от Аргоса до самых стен Нового Лондона. Они вырезали даже младенцев. Мортийский генерал по имени Дукарте ехал от Альмонтской долины до Нового Лондона с телом тирского младенца на щите.

Келси хотела было спросить, что произошло у стен Нового Лондона, потому что именно на этом месте рассказы Карлин всегда обрывались. Но в глубине души она была согласна с Кэрроллом: Мерна нужно было приструнить.

– К чему ты все это рассказываешь?

Мерн потянулся к Келси и схватил ее за запястье так крепко, что она поморщилась.

– Да к тому, что солдаты, по крайней мере большинство из них, не имеют врожденной склонности к такому поведению. Их этому даже не обучают. У военных преступлений бывает две причины: обстоятельства или приказ начальства. Тут дело было не в обстоятельствах: мортийская армия прошла через Тирлинг как нож сквозь масло. Для них это была увеселительная прогулка. Зверства происходили просто потому, что так хотела Красная Королева.

– Мерн, отстань от нее, – глухо сказал Булава из своего угла. – Сам знаешь, что это не дело, пусть она еще и не коронована.

Мерн отпустил руку Келси и снова уставился в костер. Его глаза налились кровью.

– А что стало с твоим другом?

– Пырнули в живот и оставили истекать кровью, – буркнул Мерн. Келси опустила глаза и заметила, что ее руки слегка дрожат. – Только вот удар был неудачный, и он выжил. Но мортийцы забрали с собой его десятилетнюю дочь. Живой он ее больше не видел.

Дайер вразвалку подошел к костру и повалился на свой спальный мешок.

– Что нужно Красной Королеве? – спросила Келси.

– То же, что любому завоевателю, госпожа. Все, и без остатка.

– Ну что ж, – ответила Келси, стараясь казаться беспечной. – Значит, мне нужно постараться, чтобы вторжение не повторилось.

– Мало что вы сможете поделать, если ей это взбредет в голову.

Кэрролл хлопнул в ладоши.

– Ну а теперь, когда Мерн закончил свою вечернюю сказочку, пора ложиться. Если кто хочет, чтобы Элстон поцеловал вас на ночь, дайте ему знать.

Элстон хрюкнул в свою кружку и распростер объятия:

– Ну а то! Кто любит погорячее – я весь ваш!

Келси встала, поплотнее завернувшись в плащ.

– А похмелье вас утром не замучает?

– Все может быть, – пробормотал Дайер.

– Попейте воды на ночь. Я читала, что похмелье бывает от обезвоживания.

– Не волнуйтесь, госпожа, – бросил Пэн через плечо, шагая в лес. – Это у нас по части Кибба.

Черноволосый мужчина, сидевший по другую сторону костра, кивнул.

– Все встанут спозаранку как новенькие.

– Ты лекарь?

– Только в очень определенных ситуациях.

– Разве это разумно, чтобы столько из вас сразу были пьяными?

Кэрролл фыркнул:

– Настоящая стража тут только мы с Лазарем, госпожа. Остальные семеро – для отвода глаз.

Стражники дружно расхохотались, и Келси, вновь чувствуя себе лишней, повернулась к ним спиной и пошла к своей палатке. Никто из мужчин за ней не последовал, и она задумалась, будет ли вообще кто-нибудь охранять ее этой ночью. Но, обернувшись, она увидела за собой Булаву, высокую фигуру которого можно было безошибочно узнать даже в темноте.

– Как это тебе удается?

– Природный дар.

Келси нырнула в палатку и прикрыла за собой полог. Растянувшись на постели, она подложила руку под голову и принялась обдумывать все, что ей рассказали про Красную Королеву. Никто не знал, кто она на самом деле такая, откуда взялась и почему стала столь могущественной правительницей, железной хваткой управляя Мортмином на протяжении долгих лет. У костра Келси держалась храбро, но сейчас ее забила дрожь – сперва в груди, потом распространилась по всему телу. По словам Карлин, Мортмин подавлял своим влиянием все окрестные государства. Красная Королева жаждала подчинить себе все, и у нее это получалось… И если Регент действительно вступил в союз с Мортмином, то Тирлинг тоже подчинялся ее власти.

Со стороны костра донесся отрывистый кашель, но на этот раз звук не вызвал у Келси раздражения. Порывшись в карманах своего плаща, она извлекла оттуда новый кулон и крепко сжала его в одной руке, а второй схватилась за висевший на шее. Глядя в потолок палатки, она думала об изнасилованных женщинах и младенцах, вздернутых на щит, и долго-долго не могла уснуть.

Глава 2. Погоня

Рано утром, когда солнце еще и не думало подниматься из-за горизонта, королева Мортмина проснулась от кошмара.

Некоторое время она лежала без движения, часто дыша, пока наконец не узнала знакомое алое убранство собственных покоев. Стены были отделаны панелями из мортийского дуба с искусной резьбой в виде драконов, выкрашенных в красный цвет. Кровать Королевы была застелена алым шелком, безупречно гладким и нежным. Но сейчас подушка под ее головой насквозь пропиталась потом. Ей опять приснился этот сон – тот самый, от которого она просыпалась в холодном поту каждую ночь вот уже две недели: девчонка, цепочка, мужчина в светло-серых одеждах, чье лицо ей никак не удавалось рассмотреть, и, наконец, стремительный полет к границе ее земель.

Королева встала с постели и подошла к окнам, выходящим на город. Стекла по краям затуманились от мороза, но в ее покоях было тепло. Кадарские стеклоделы достигли таких высот мастерства, что поговаривали, будто они используют магию. Но Королеве было известно, что это не так. В окрестных королевствах магией пользовались лишь с ее позволения, а она не давала кадарцам разрешения колдовать со стеклами или с чем-либо еще.

И все же их теплоизоляция была впечатляющим достижением, и каждый год Кадар отдавал немалую часть своей дани Мортмину именно стеклом.

У ног Королевы лежал престольный град Демин, безмолвный и почти полностью погруженный в темноту. Взглянув на небо, она поняла, что скоро пробьет четыре часа. В такое время бодрствовали разве что пекари. В ее замке стояла мертвая тишина, ибо все его обитатели знали, что Королева никогда не просыпается до рассвета.

До сих пор не просыпалась.

Ох уж эта девчонка. Это была та самая дочь Элиссы, которую столько лет от всех скрывали, кто же еще. В сновидениях Королевы она была темноволосой девушкой плотного телосложения с волевым решительным лицом и зелеными глазами, как у ее матери и остальных представителей рода Рэйли. Но она была некрасива, и почему-то именно эта деталь была самой неприятной, самой реалистичной. В остальном сон был смутным: размытые образы погони, неотвязные мысли о спасении, попытки оторваться от человека в сером, за которым как будто пылало какое-то пламя. Но когда она просыпалась, первым перед ней вставало лицо девушки, круглое и ничем не примечательное, каким некогда было и ее собственное.

Она бы попросила кого-нибудь из своих ворожей истолковать сон, да только теперь это были сплошь шарлатанки, которые только и умели, что кутаться в шали. Истинный дар провидения был только у Лирианы, но Лириана была мертва. Да ей и не нужны были никакие толкования. В общих чертах смысл сна был ясен и так: грядет катастрофа.

Позади раздался густой утробный звук, и Королева резко обернулась. Но это был всего лишь раб, спавший в ее постели. Когда рабы хорошо справлялись со своими обязанностями, она нередко позволяла им остаться на ночь. Плотские утехи служили отличным средством против кошмаров. Но храп она не переносила.

Королева наблюдала за ним, прищурившись, в ожидании, захрапит ли он снова. Но он лишь с легким покряхтыванием перевернулся на другой бок, и спустя мгновение она вновь отвернулась к окну, витая мыслями где-то далеко.

Девчонка. Если она еще не мертва, то скоро будет. Но мысль о том, что ей так и не удалось найти ее за все эти годы, терзала Королеву. Даже Лириана не могла ничего сказать о местонахождении девчонки, хотя отлично знала Элиссу – даже лучше, чем сама Королева. Это сводило ее с ума… девчонка всем известного возраста с уникальной отметкой на руке? Даже если она держала кулон в укромном месте, чего стоило ее найти? Тирлинг не такое уж большое королевство.

Где же ты ее спрятала, тварь?

Возможно, девчонку увезли из Тирлинга, но это было бы чересчур изобретательно для Элиссы. К тому же ребенок, спрятанный в любом месте за пределами Тирлинга, еще скорей оказался бы во власти Мортмина. Элисса до самого конца считала, что наибольшая угроза ее ребенку исходит извне, и это было очередной ее ошибкой. Нет, девчонка наверняка была где-то в Тирлинге. Несколько месяцев назад Регент по настоянию Королевы наконец привлек к поискам наемников Кейдена, но даже тогда она понимала, что уже поздно.

С постели донесся еще один раскат храпа.

Королева зажмурилась и потерла виски. Она ненавидела храп. Да любая женщина на свете ненавидит храп. Она с вожделением посмотрела на камин, подумав, не разжечь ли его. Темное Существо могло бы дать ей ответы, если бы она набралась храбрости озвучить свои вопросы. Но существо не любило, когда его призывают без крайней нужды, и не терпело слабости. Просить о помощи значило признать, что она сомневалась в собственной способности найти ребенка.

«Да она уже никакой не ребенок. Пора перестать думать о ней как о ребенке».

Девчонке должно было исполниться девятнадцать, а Элисса была все-таки не полной дурой. Куда бы она ни отправила свою дочь, кто-то там учил ее выживать. Править.

Теперь раб храпел беспрерывно. Начав с безобидного похрюкивания, теперь он издавал такие раскатистые звуки, что их, должно быть, слышали в пекарнях двадцатью этажами ниже. Она лично выбрала его себе в любовники за красивый темный цвет кожи и орлиный нос – характерные признаки мортийской крови. Он был из Изгнанных – потомок мортийских предателей, сосланных в Калле (хотя Королева сама же и выслала их из страны, мысль об Изгнанных странным образом возбуждала ее). Да и в постели он был весьма умелым. Но от храпящего раба никакого прока не будет.

На стене у окна находились две кнопки – черная и золотистая. Королева, на секунду задумавшись, нажала на черную.

В спальню почти беззвучно вошли четверо стражников, закованные в черные латы дворцовой гвардии. Все четверо держали мечи на изготовку. Капитана гвардии Гислена среди них не было, да это и неудивительно. Он никогда не работал по ночам.

Королева жестом указала на кровать, и стражники схватили храпящего мужчину за руки и за ноги. Раб проснулся, разинув от неожиданности рот, и стал вырываться. Он пнул одного из стражников левой ногой и перевернулся, пытаясь прорваться к изножью кровати.

– Ваше Величество? – вопросительно глянул на нее старший из стражников, сжав зубы и не выпуская из рук извивающегося раба.

– Отведите его в лабораторию. Пусть ему вырежут язык и небный язычок. А на всякий случай и голосовые связки.

Раб заорал и принялся сопротивляться еще активнее, пытаясь не дать стражникам пригвоздить его к постели. Его сила вызывала невольное восхищение: ему удалось высвободить правую руку и левую ногу, пока, наконец, один из стражников не ударил его локтем в поясницу. Раб издал исступленный вопль отчаяния и прекратил вырываться.

– А что делать с ним дальше, Ваше Величество?

– Когда оправится от операции, преподнесите его Элен Дюмон с наилучшими пожеланиями. Если ей он не приглянется, отдайте Лафитту.

Она снова повернулась к окну, пока стражники волокли истошно вопящего мужчину прочь из комнаты. Элен он может прийтись по вкусу: будучи слишком глупой, чтобы поддержать разговор, она любила молчаливых мужчин. Немой раб будет для нее сплошным праздником. Стражники прикрыли дверь, и крики стали глуше, а вскоре и совсем стихли.

Королева барабанила пальцами по подоконнику, размышляя. Камин манил ее, будто умоляя разжечь его, но она была уверена, что это неверный ход. Ситуация была не столь отчаянной. Регент нанял убийц Кейдена, а Королева, несмотря на свое презрение ко всему тирскому, не могла недооценивать их. К тому же, если девчонка каким-то образом и умудрится добраться до Нового Лондона живой, там о ней позаботятся люди Торна. Так или иначе, к марту голова девчонки будет красоваться у нее на стене, а кулон – у нее в руке, и она сможет наконец спать спокойно, без всяких сновидений. Королева потянулась, раскинув руки в стороны, ладонями вверх, и щелкнула пальцами. Где-то далеко на западе, близ границы с Тирлингом, сверкнула молния.

Она повернулась спиной к окну и улеглась обратно в постель.

Третий день пути начался задолго до рассвета. Келси проснулась, заслышав бряцание оружия на улице, и начала одеваться, твердо вознамерившись разобрать палатку самостоятельно, прежде чем кто-то из стражников попытается сделать это за нее. Казалось, накануне ей удалось несколько укрепить свой авторитет, но они были так пьяны, что могли ничего и не вспомнить.

В спешке Келси не стала зажигать лампу, но, несмотря на это, она вдруг осознала, что и так все прекрасно видит. Все в палатке было залито тусклым сиянием, и она легко нашла валявшуюся в углу рубашку. Рубашка почему-то казалась голубой.

Келси опустила глаза. Сапфир, болтавшийся у нее на шее, мерцал, излучая собственное сияние – не кобальтовые отблески, как обычно в свете огня, но яркое свечение глубокого аквамаринового цвета, исходящее изнутри камня. Она сжала кулон в руке и обнаружила еще одну странную вещь: камень источал тепло. Его температура была по меньшей мере градусов на двадцать выше температуры ее тела.

– Гален! Помоги мне седлать лошадей!

Раздавшийся снаружи грубый голос, по которому она уже без труда узнала Булаву, вернул ее к реальности. Келси отпустила кулон, поглубже запрятав его под рубашку. Сапфир висел у нее на шее всю жизнь и, помимо досадной особенности выскакивать из-под одежды, никогда прежде не демонстрировал ровным счетом ничего примечательного. Сейчас же камень тлел у нее на груди, словно крошечный уголек, излучая мягкое тепло, особенно приятное в предрассветном холоде. Однако же весь день согревать ее он не сможет. Келси оделась потеплее и натянула перчатки, после чего вышла на улицу.

На востоке, за темными силуэтами холмов, едва забрезжила рассветная синева. Завидев Келси, Гален отделился от группы стражников, навьючивавших лошадей, и принес ей несколько ломтиков бекона, которые она с жадностью поглотила. Она сама разобрала свою палатку, порадовавшись, что никто не предложил ей помощь. Кэрролл приветственно кивнул ей по пути к небольшому загону, где стояли лошади, но на лице его залегли мрачные тени. Похоже, он не сомкнул глаз всю ночь.

Келси сложила палатку и приторочила ее к седлу лошади Пэна, после чего отправилась за собственными вещами. Казалось, даже кобыла за ночь смягчила свое отношение к ней. Келси протянула ей морковку из припасов Булавы, и Мэй с довольным видом съела угощение у нее из рук.

– Сэр! Снова ястребы! Двое!

Келси внимательно посмотрела на светлеющее небо, но ничего не увидела. Царившая вокруг тишина ее тревожила. Келси выросла в лесу, где было полно ястребов, и от их высоких пронзительных криков у нее всегда кровь стыла в жилах. Но молчание этих птиц пугало гораздо больше.

Кэрролл, закреплявший седельные сумки на своей лошади, бросил это занятие и уставился на небо, что-то обдумывая.

– Эй, вы! Все сюда. Пэн, кончай тушить костер.

Стражники собрались вокруг него, большинство с вещами в руках. Пэн подошел последним, лицо перемазано сажей. Они начали было рассовывать вещи по сумкам, но Кэрролл рявкнул:

– Бросьте вы это все.

Он потер усталые глаза.

– Парни, за нами охотятся. И чует мое сердце, они уже совсем близко.

Несколько человек кивнули.

– Пэн, ты среди нас самый маленький. Отдай королеве свой плащ и доспехи.

Лицо Пэна напряглось, но он кивнул, расстегнул плащ и принялся снимать доспехи. Келси сунула руку в карман и зажала в кулаке второй кулон, прежде чем снять собственный плащ. Стражники начали надевать на нее железные доспехи Пэна, которые показались ей невероятно тяжелыми. Пару раз Келси пришлось сдержать вздох, когда на нее водружали очередной элемент снаряжения.

– Мы разделимся, – объявил Кэрролл. – Их наверняка немного, поэтому остается надеяться, что они не смогут выследить нас всех. Поезжайте в любом направлении, главное не вместе. Встретимся на лужайке перед Цитаделью через два дня.

Он повернулся к Пэну.

– Пэн, лошадь свою тоже отдай королеве. Если повезет, они бросят все силы на преследование кобылы.

Келси слегка покачнулась, когда Мерн водрузил на нее тяжелый нагрудник. Он был плоский, рассчитанный на мужскую фигуру, и ее грудь больно сплющило, когда стражник затянул застежки на спине. Мерн выглядел так, будто ночь у него выдалась нелегкая. Лицо его было мертвенно-бледным, а глаза по-прежнему красными.

– Кто поедет с королевой? – спросил Дайер. Судя по его виду, он молился, чтобы эта обязанность досталась не ему.

– Лазарь.

Келси оглянулась на Булаву, который стоял позади Кэрролла, в стороне от остальных. Лицо его сохраняло обычную невозмутимость. С тем же успехом Кэрролл мог поручить ему охранять какое-нибудь особо важное дерево.

Кэрролл улыбнулся, но в лице его была глубокая тревога. Келси ощутила дыхание смерти, почти увидев ее черную тень у него за спиной.

– Это наше последнее совместное задание, и самое важное. Королева должна добраться до Цитадели, даже если это будет стоить нам жизни.

Он жестом приказал стражникам расходиться, но едва они тронулись с места, Келси, собрав волю в кулак, приказала:

– Стойте.

– Госпожа? – Кэрролл обернулся, и остальные остановились на полпути к своим лошадям. Келси оглядела их всех, стоящих с решительными и сосредоточенными лицами в пепельном утреннем свете. Она понимала, что некоторые из них все еще ненавидят ее – где-то в глубине души, хотя чувство долга не позволяло им в этом признаться.

– Я знаю, что никто из вас не выбирал это задание добровольно, но я уважаю вас за службу. Я с радостью приму любого из вас в свою стражу, и если вы погибнете, о ваших семьях позаботятся. Даю слово. Пусть даже мое слово для вас ничего не значит.

Она повернулась к Кэрроллу, который смотрел на нее с выражением, которого она не могла понять.

– Теперь можем ехать.

– Госпожа, – кивнул он, и стражники стали рассаживаться по лошадям.

– Лазарь, на два слова. – Булава подошел к ним.

– Мою лошадь вы не заберете, капитан.

Кэрролл вяло улыбнулся.

– На такое я бы не осмелился. Держись рядом с королевой, Лазарь, но на достаточном расстоянии, чтобы не подумали, что вы едете вместе. Я бы на вашем месте попытался доехать до Каделла, а оттуда в город. Прилив скроет ваши следы.

Он повернулся к Келси.

– Сейчас не время рассказывать байки, госпожа, но наш Лазарь большой мастер уходить от погони. Если повезет, вы поможете ему провернуть величайший трюк его жизни.

Келси, наконец, была полностью облачена в доспехи. Пэн набросил себе на плечи ее зеленый плащ, который был ему явно тесноват.

– В добрый путь, госпожа, – молвил он и тут же отошел.

– Капитан… – Келси вспомнились лица Карлин и Барти, стоящих в дверях коттеджа, и их чудовищный напускной оптимизм. – Надеюсь скоро увидеть вас у своего трона.

Кэрролл покачал головой.

– Госпожа, я точно знаю, что моя смерть настигнет меня в этом путешествии. Но я буду счастлив знать, что вы сядете на этот трон.

Он вскочил на своего коня. Лицо его выражало пугающую и безнадежную решимость. Булава протянул ему руку, и Кэрролл пожал ее.

– Береги ее, Лазарь.

Он подстегнул коня, пустив его рысью, и скрылся в лесу.

Келси и Булава остались одни. Изо рта их лошадей валил пар, и Келси снова ощутила, насколько холодный выдался день. Она взяла серый плащ Пэна, нащупала нагрудный карман и спрятала туда кулон Карлин, прежде чем надеть его на себя. Поляна, где был разбит их лагерь, вдруг показалась ей совершенно пустой – вокруг не осталось ничего, кроме опавших листьев и голых ветвей деревьев.

– Куда ехать? – спросила она у Булавы.

– Через ту прогалину, налево. – Он помог ей оседлать гнедого жеребца, Пэна, который был на целый фут выше ее кобылы. Даже с помощью Булавы Келси с трудом удалось поднять в седло вес собственного тела и доспехов стражника.

– Поезжайте на север пару сотен футов, а потом сверните на восток и езжайте по кругу, пока не возьмете курс строго на юг. Вам меня будет не видно, но я буду держаться неподалеку.

Почувствовав, насколько огромен ее конь, Келси призналась:

– Я не очень-то хорошо езжу верхом, Лазарь. И я никогда не ездила быстро.

– Рэйк – один из самых смирных жеребцов в нашей конюшне. Ослабьте поводья, и он не станет пытаться вас сбросить, хоть и не привык к вам. – Он резко дернул головой, устремив взгляд куда-то вверх. – Поезжайте, госпожа. Они приближаются.

Келси замешкалась.

– Да боже ж мой. – Булава шлепнул коня по крупу, и тот рванул вперед так резко, что Келси едва не выпустила из рук поводья. Позади нее раздался крик. – Это вам не куколки и платья, госпожа! Забудьте все эти женские штучки.

И вот она уже умчалась в лес.

Это была жуткая поездка. И все же Келси всю оставшуюся жизнь жалела, что не запомнила ее как следует. Она повела коня по широкому кругу, как велел Булава, всем своим существом желая приблизить момент, когда можно будет ехать по прямой и прибавить скорость. Когда ей показалось, что круг достаточно широк, она взяла путь на юг, сверяясь со мхом на камнях, и серый плащ королевского стражника развевался у нее за спиной. Некоторое время доспехи давили на нее своей тяжестью, сотрясая все ее тело при каждом ударе конских копыт, но довольно скоро она заметила, что уже не чувствует их веса. Она не чувствовала ничего, кроме ветра и скорости – чистой, бешеной скорости, на которую стареющий жеребец Барти был просто не способен. Лес проносился мимо, и деревья оказывались то совсем далеко, то настолько близко, что ветки хлестали по ее закованному в броню телу. В ушах ее свистел ледяной ветер, а на языке чувствовался терпкий вкус адреналина.

Булавы нигде не было видно, но Келси знала, что он где-то рядом. Его последние слова то и дело вспоминались ей, каждый раз заставляя морщиться. Ей казалось, что на всем протяжении пути она держалась очень смело и решительно. Она позволила себе увериться, что произвела на стражников хорошее впечатление. Возвращаясь к словам Булавы, она крепче сжимала ногами бока коня, заставляя его ускорить ход.

После часа стремительной скачки деревья наконец расступились, и Келси вдруг оказалась в чистом поле. Со всех сторон, насколько хватало глаз, простирались ухоженные сельскохозяйственные угодья, усеянные крестьянскими домиками и немногочисленными замками местной знати. Пологая местность тянулась до самого горизонта, и Келси удручало ее однообразие. Деревьев было мало, да и те были столь чахлыми, что едва давали тень. Девушка продолжала скакать вперед, пересекая поля только там, где не было проторенной дороги. На пути ей попадалось много фермеров. Некоторые разгибались, оглядываясь на нее, или приветливо махали, когда она проносилась мимо. Но большинство вовсе не обращали на нее внимания, сосредоточившись на своей работе. Сельское хозяйство лежало в основе экономики Тирлинга. Крестьяне обрабатывали поля в обмен на право занимать участок господской земли, но вся прибыль доставалась знати, за вычетом налогов, шедших в казну. Вот он, весь ужас крепостничества. Карлин без устали критиковала этот строй. Человечество однажды уже ступало на этот путь экономического неравенства во времена до Переселения и едва не погубило само себя.

«Если б только я знала ваши имена, – с тоской размышляла Келси, глядя на людей, черными точками рассеянных по полям, – я смогла бы помочь вам всем».

Эта мысль пришла ей в голову впервые. Большую часть своей жизни она с ужасом думала о том, что ей придется стать королевой, прекрасно сознавая, что плохо подходит на эту роль, хотя Барти и Карлин сделали все что могли. Она росла не во дворце, и ее не готовили к дворцовой жизни. Необъятность земель, которыми ей предстояло править, пугала Келси, но при виде всех этих фермеров в ней вдруг впервые проснулось незнакомое доселе чувство.

«Я в ответе за всех этих людей».

Слева от нее из-за горизонта выглянуло солнце, озаренное им небо рассекла черная фигура и тут же скрылась. Келси ударила пятками по бокам коня и осмелилась ослабить поводья. Конь ускорил шаг, но тщетно – ни одному всаднику не под силу обогнать ястреба. Девушка озиралась по сторонам, не видя никакого укрытия, даже небольшой рощицы, – со всех сторон были лишь бескрайние поля и где-то вдалеке блестела река. Келси принялась рыться за пазухой в поисках кинжала.

– Ложись! – завопил позади нее Булава. Келси пригнулась и услышала, как острые когти рассекли воздух в том самом месте, где только что была ее голова.

– Лазарь!

– Вперед, госпожа!

Она прижалась к холке коня и совсем отпустила поводья. Они мчались так быстро, что она уже не различала крестьян на полях, все вокруг слилось в мутные пятна коричневого и зеленого цвета. Она понимала, что в любой момент конь может сбросить ее, и, упав, она свернет себе шею. Но даже эта мысль дарила странную свободу – в конце концов, никто не рассчитывал, что она доживет даже до этой минуты.

Ястреб снова спикировал на нее справа. Келси пригнулась, но недостаточно быстро. Когти полоснули ее шею, вспоров сухожилие. Густая горячая кровь заструилась по ее ключице.

Ястреб обрушился на нее с новым ударом слева. Келси повернулась ему вслед и почувствовала, как рана на шее открылась, отозвавшись острой болью во всем правом боку. Позади нее все ближе раздавался грохот копыт, но ястреб теперь зашел спереди, целясь ей в глаза. Эта птица была крупнее любого ястреба, которого ей доводилось видеть, и оперение у нее было не коричневым, а угольно-черным, почти как у стервятника. Внезапно хищник снова спикировал, выпустив когти. Келси в третий раз пригнулась, выставив вперед руку, чтобы прикрыть лицо.

Над головой у нее раздался приглушенный звук удара. Келси не почувствовала боли, выждала мгновение и посмотрела вверх. Ничего.

Она повернулась вправо, ощущая, что от боли слезятся глаза, и обнаружила рядом с собой Булаву. Тушка ястреба болталась на шипах его булавы – месиво из крови, перьев и влажно поблескивающих внутренностей. Стражник грубо потряс булавой, пока птица не свалилась наземь.

– Мортийский ястреб? – спросила она, перекрикивая шум ветра и стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

– Определенно.

– Откуда ты знаешь?

– Других таких ястребов на свете нет, госпожа. Черные как ночь и огромные, как собаки. Она явно скрещивала их с кем-то еще. – Булава придержал коня и осмотрел Келси оценивающим взглядом. – Вы ранены.

– Только в шею.

– Эти ястребы обучены не только убивать, но и служить разведчиками. За нами наверняка едет отряд наемников. Вы можете ехать дальше?

– Да, но кровь оставит след.

– Милях в десяти на юго-запад стоит крепость одной дворянки, которая была предана вашей матери. Сумеете добраться туда?

Келси бросила на него свирепый взгляд.

– Ты все еще считаешь меня слабой домашней девочкой? У меня идет кровь, вот и все. Я еще никогда не проводила время так хорошо, как в этой поездке.

В глазах Булавы зажегся понимающий огонек.

– Вы молоды и безрассудны, госпожа. Это хорошие качества для воина, но не для королевы.

Келси нахмурилась.

– Но надо ехать. Держим курс на юго-запад.

Солнце к тому моменту полностью вышло из-за горизонта, и Келси показалось, что она различает пункт их назначения – на фоне сверкающей реки вырисовывался контур каменной башни. С такого расстояния башня казалась игрушечной, но девушка понимала, что вблизи она окажется внушительным многоэтажным сооружением. Интересно, взимала ли жившая там дворянка пошлину с проезжающих по реке. Карлин рассказывала, что так делали многие дворяне, чьи имения стояли вблизи рек и дорог.

Пока они ехали, голова Булавы безостановочно крутилась туда-сюда, как на шарнире. Свое оружие он заткнул за пояс, не потрудившись даже почистить, и внутренности ястреба посверкивали в утреннем солнце. От этого зрелища Келси начало подташнивать, она отвернулась и принялась изучать окрестный пейзаж. Чтобы не думать о боли в шее, она пыталась сообразить, где они находятся.

Они явно оказались в сердце Альмонтской равнины, где располагались главные сельскохозяйственные угодья Тирлинга. Со всех сторон не было ничего, кроме бескрайних ровных полей. Видневшаяся впереди река была либо Каделлом, либо Критой, но Келси не могла определить точно, не зная, как далеко на запад они забрались. Вдалеке, на юго-западе, она рассмотрела бурые пятна холмов и темные очертания, вероятно, принадлежавшие Цитадели и Новому Лондону. Но тут глаза ей залил пот, и к тому моменту, как она его вытерла, холмы исчезли, как мираж, и со всех сторон снова простирались лишь зеленые поля. Тирлинг казался ей огромной страной – куда больше, чем на картах Карлин.

Они проехали, должно быть, половину пути до башни, когда Булава вдруг потянулся к ее коню и резко хлопнул его по крупу. Рэйк издал возмущенное ржание, но ускорил шаг, устремившись к реке с такой скоростью, что Келси едва не вывалилась из седла. Она попыталась было подстроиться под движения коня, но рана в шее с каждым ударом копыт причиняла ей невыносимую боль, и Келси приходилось сопротивляться накатывавшему на нее головокружению.

Некоторое время она слышала позади себя только Булаву, но постепенно стала различать легко узнаваемый стук копыт. За ними ехали по меньшей мере несколько лошадей. Грохот копыт нарастал, а река приближалась с обескураживающей скоростью. Оглянувшись через плечо, Келси увидела подтверждение своих страхов: это были наемники из Кейдена, четверо мужчин в развевающихся на ветру красных плащах. В детстве, слушая рассказы про Кейден, Келси всегда удивлялась, зачем наемные убийцы выбрали одежду столь яркого и узнаваемого цвета. Но теперь она, кажется, поняла: они были столь уверены в своих силах, что могли себе позволить носить яркие одежды и появляться средь бела дня. Красные плащи служили очевидной цели: при виде них сердце Келси замерло.

Ехавший позади Булава громко выругался. Келси оглянулась и увидела вторую группу – человек пять, но в черных плащах. Они приближались с северо-запада, очевидно, намереваясь перехватить их на пути к реке. Даже если ее жеребцу удастся обогнать обе группы преследователей, Келси окажется в ловушке, доехав до реки. Река была широкой, футов пятьдесят, и даже с такого расстояния было видно, как стремительно ее течение. Периодические всплески свидетельствовали о том, что дно испещрено камнями. Переплыть реку при столь быстром течении было невозможно, а никаких лодок поблизости видно не было. Да будь Булава самим Гудини[2], высвободить их из этой ловушки ему бы не удалось.

Что ж, по крайней мере наемникам наверняка поручили покончить с ней быстро и эффективно. Слишком высокая цена была назначена за ее голову. Эта мысль принесла Келси странное облегчение – было бы неплохо, наконец, завершить путешествие, перестать чувствовать себя добычей. Но тут ее мысли вернулись к окрестным полям и их жителям, к бескрайним землям, простиравшимся от горизонта до горизонта, и Келси вдруг поняла, что отчаянно хочет выжить. Если помчаться на запад вдоль реки, обеим группам преследователей придется преследовать по берегу, и они не смогут отрезать ей путь ни с какой стороны. Конечно, они в любом случае догонят ее, но это хотя бы позволит ей потянуть время в надежде чудесным образом спастись.

Когда до реки оставалось не больше пятидесяти футов, она потянула на себя поводья, пытаясь застать всадников врасплох неожиданным поворотом вправо. Но конь неверно истолковал ее сигнал и резко остановился. Келси вылетела из седла, в растерянности глядя на поменявшиеся местами реку и небо, и упала плашмя на землю. От удара у нее перехватило дыхание. Все вокруг наполнилось топотом копыт. Келси хотела было подняться, но ноги не слушались ее. Она попыталась сделать глубокий вдох, но получалось лишь втягивать в себя воздух мелкими судорожными глотками.

Слева от нее кто-то крикнул по-мортийски:

– Девчонка! Девчонка, черт бы вас побрал! Хватайте девчонку, с Булавой разберемся потом.

Рядом с Келси что-то с грохотом повалилось на землю. Келси подняла голову и увидела Булаву. С мечом в одной руке и булавой в другой он отражал удары четверых мужчин в красных плащах. Они были не похожи между собой – темно- и светловолосый, высокий и маленький ростом, но на лицах всех четырех было абсолютно одинаковое выражение – решительное, бесстрастное, свирепое. Одному из них удалось подобраться к Булаве вплотную и задеть кончиком меча его ключицу. На лицо наемника брызнула кровь, слившаяся с алым плащом. Булава, не обращая внимания на рану, замахнулся и нанес нападавшему резкий удар в горло. Великан повалился на землю, задыхаясь и клокоча: удар пронзил ему трахею.

Булава отступил назад, встав прямо перед Келси в выжидающей позиции, с оружием в обеих руках. Другой наемник бросился на него, и стражник, резко опустившись на колени, рассек мечом воздух. Убийца повалился на землю, издав вопль агонии. Его ноги были обрублены ниже колен, кровь хлестала во все стороны, окрашивая прибрежный песок в глубокий алый цвет. Секунду спустя Келси поймала себя на том, что следит за ритмом пульса умирающего, чье сердце выплескивает жизнь на песок.

Она смутно осознала, что надо бы что-то предпринять. Но ноги по-прежнему отказывались ее слушаться, а ребра нещадно саднили. Ей оставалось только лежать, наблюдая, как два оставшихся наемника бросились на Булаву с поднятыми мечами. От первого Булава ловко увернулся, всадив булаву ему в голову. Одетая в красный плащ фигура беззвучно опустилась на землю с проломленным черепом. Булава не успел снова занять боевую позицию, и последний убийца полоснул его мечом по бедру, прорезав кожаный пояс. Но Булава нырнул под своего соперника, перевернулся и снова вскочил на ноги с грацией дикого зверя и сразу же с силой обрушил оружие на хребет наемника. Келси услышала хруст, напомнивший ей о Барти, когда тот рубил ветки на поваленном дереве, и убийца упал навзничь.

Келси увидела, как за спиной Булавы мужчины в черном спрыгивают с коней, держа мечи на изготовку. Булава ринулся им навстречу, и Келси наблюдала за ним со смесью изумления и разочарования – какое досадное стечение обстоятельств! Ей еще никогда не доводилось слышать, чтобы кто-то одолел хотя бы одного наемника Кейдена, не говоря уж о четырех за раз. На мгновение ей показалось, что Булаве удастся вытащить их из этой передряги. Она отняла руку от шеи и увидела, что та вся в крови. Можно ли истечь кровью при столь неглубокой ране? Барти никогда про это не рассказывал. Он вообще предпочитал обходить стороной тему смерти.

Кто-то подхватил Келси под мышки и перевернул ее на спину. Перед глазами у нее заплясали черные точки. Царапина на шее разошлась еще шире и запульсировала кровью. Ее ноги вывернулись под неестественным углом, и к ним ужасающе больно начала возвращаться чувствительность – ее голени будто пронзали осколки стекла. Перед ней возникло мертвенно-бледное лицо с бездонными черными дырами вместо глаз и окровавленным ртом. Келси издала вопль ужаса, не сразу сообразив, что это всего лишь маска.

– Сэр. Булава.

Келси приподняла голову и увидела перед собой еще одного мужчину, на котором была обычная черная маска.

– Вырубите его, – приказал человек в жуткой маске. – Заберем его с собой.

– Но сэр?

– Оглянись вокруг, Хоу. Он в одиночку одолел четырех кейденов. Конечно, от него будут неприятности, но понапрасну губить такого бойца – это преступление. Он поедет с нами.

Келси стала приподниматься, хотя шея ее отозвалась на это пронзительной болью, и успела принять сидячее положение как раз к тому моменту, как Булаву, истекающего кровью от многочисленных ран, окружили несколько человек в черных масках. Один из них стремительно, словно куница, подскочил к Булаве и ударил его по затылку рукояткой меча.

– Не надо! – закричала Келси, глядя, как Булава валится на землю.

– С ним все будет в порядке, девочка, – сказал человек в жуткой маске. – Ну-ка соберись.

Келси с трудом поднялась на ноги, превозмогая боль.

– Я и так собранна. Что вам от меня нужно?

– Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, девочка. – Он протянул ей флягу с водой, но она не взяла ее. Поблескивавшие под маской глаза внимательно разглядывали ее, задержавшись на разодранной шее. – Неприятная рана. Как это случилось?

– Мортийский ястреб, – буркнула Келси.

– Благослови Господь твоего дядюшку. Его выбор союзников не лучше его вкуса в одежде.

– Сэр! Еще кейдены! Едут с севера!

Келси повернулась на север. Вдали, в полях, клубилось облако пыли, казавшееся с такого расстояния совсем маленьким, но Келси показалось, что преследователей, которые выделялись на фоне горизонта красной массой, было не меньше десяти человек.

– Еще ястребы есть? – спросил лидер группы.

– Нет. Хоу уже троих подстрелил.

– Слава богу. Свяжите их лошадей, возьмем их с собой.

Келси повернулась к реке. Она была бурной и полноводной, и ее противоположный берег порос деревьями и кустарниками, нависавшими над водой по меньшей мере ярдов на пятьсот вниз по течению. Если удастся перебраться на ту сторону, она могла бы спастись.

– Да ты, однако, желанный приз, – раздался позади нее голос лидера. – А по виду и не скажешь.

Келси сорвалась с места и ринулась к реке, но не успела сделать и трех шагов, как он схватил ее за локоть и швырнул в руки одного из своих товарищей – мужчины с медвежьей статью, который ловко подхватил ее.

– Не пытайся сбежать от нас, девочка, – холодно сказал главарь. – Мы тоже можем тебя убить, но наемники из Кейдена сделают это наверняка, да еще преподнесут твою голову Регенту.

Келси взвесила возможные варианты и поняла, что особого выбора у нее нет. Пятеро в масках окружили ее. Булава лежал на земле футах в двадцати. Келси с облегчением заметила, что он дышит, хотя явно без сознания. Один из мужчин связал ему руки, а двое других подняли его и погрузили на лошадь. Меча у Келси не было, да если бы и был, она все равно не умела с ним обращаться. Она повернулась к главарю и кивнула.

– Морган, посади ее на свою лошадь. – Главарь вскочил на собственного коня и крикнул: – Поспешим! И следите за всадниками!

– Садитесь на лошадь, госпожа, – обратился к Келси Морган, голос которого прозвучал неожиданно мягко, резко контрастируя с его массивной фигурой и черной маской. – Вот так.

Келси оперлась ногой на подставленные им ладони и взобралась в седло. Ее рана не переставала кровоточить. На правом рукаве рубашки расплывалось большое липкое пятно, а по предплечью бежали алые ручейки. Келси чувствовала запах собственной крови, напоминавший медный запах старых монет вроде тех, что Барти хранил в своей шкатулке с памятными вещицами и тщательно полировал каждую неделю. Примерно раз в году он брал Келси с собой на чердак и показывал ей свою коллекцию: круглые медные монетки-пенсы с изображением солидного бородатого мужчины – осколки давно минувших дней. Странно, что эти приятные воспоминания навеял запах крови.

Морган уселся на лошадь позади нее, и спина животного ощутимо прогнулась под его весом. Келси было не за что держаться, но руки мужчины создали для нее надежную опору с обеих сторон. Она оторвала от рукава рубашки лоскут, чтобы зажать рану на шее. Очевидно, тут не обойтись без швов, и чем скорее, тем лучше, но она твердо вознамерилась не оставлять за собой кровавый след на земле. Члены Кейдена были не только убийцами, но и прославленными охотниками. У них могли быть с собой собаки.

Они пустились в галоп по берегу. Интересно, куда они держат путь, задумалась Келси. Река была слишком бурной, чтобы лошади могли ее переплыть, а вокруг не было даже и намека на мост. Устремив взгляд на север, девушка увидела, как люди в красных плащах изменили направление и теперь движутся четко на перехват. По виду мужчин в масках невозможно было определить, куда они собираются направиться и есть ли у них план, как оторваться от преследователей. Их главарь ехал впереди. Под его товарищем был жеребец Булавы, а бесчувственное тело самого стражника свешивалось с седла, покачиваясь в такт шагам. Насколько Келси могла судить, крови на нем было немного, но, с другой стороны, большую часть его тела скрывал серый плащ. Мужчины в масках, по видимости, полностью сосредоточились на дороге и даже не оборачивались на своих преследователей. На Келси тоже никто не смотрел, и она в очередной раз остро ощутила собственную беспомощность.

«Жизнь королевы оказалась совсем не такой, как я представляла».

– Сейчас! – крикнул главарь.

Земля под копытами лошади Моргана завертелась, и они галопом понеслись к реке. Келси зажмурилась и задержала дыхание, готовясь очутиться в ледяной воде, но этого не произошло. Вокруг них бурлили потоки, во все стороны летели ледяные брызги, намочившие штаны Келси до колен. Открыв глаза, она обнаружила, что они непостижимым образом пересекают реку – копыта лошадей ступают по твердому дну. Посередине реки возникли два огромных валуна, и они проскочили так близко от них, что Келси разглядела растущий на камне изумрудный мох.

Какое-то волшебство, изумленно подумала она. Они пересекали реку по широкой диагонали, с каждым шагом приближаясь к противоположному берегу. Выехав наконец на сушу, они оказались в густом лесу. Второй раз за день лицо Келси хлестали и царапали ветки деревьев, но она лишь вжала голову в плечи и не издавала ни звука.

Оказавшись в тени раскидистого дуба, главарь поднял руку, и всадники остановили лошадей. Позади них высился густой частокол деревьев, за которым едва виднелась река. Благодаря урокам Барти, Келси легко распознала тирский дуб и несколько знакомых трав, какие росли и у коттеджа. Но прямо перед ней стояло высокое дерево с тонкими, хрупкими на вид ветвями, с которых свисали крошечные желтые цветы. Пелеринное дерево. Барти не раз предупреждал ее, что это дерево, которое столь часто встречается в южных районах Тирлинга, опасно – его кора содержит в себе яд, смертельный при попадании на поврежденную кожу.

Главарь сделал круг и остановился, глядя на дальний берег реки.

– Это на некоторое время собьет их с толку.

Келси обернулась, игнорируя приступ головокружения, и принялась всматриваться вдаль сквозь дубовые ветви. Она не видела ничего, кроме бликов солнца на воде. Но тут один из мужчин в черных масках усмехнулся:

– Мы их озадачили. Будут торчать там часами.

Теперь она расслышала голоса преследователей: неразборчивые вопросы и ответный возглас: «Да не знаю я!»

– Барышне нужно наложить швы, – неожиданно заявил Морган. – Она теряет много крови.

– И то верно, – согласился главарь, уставившись на Келси своими черными глазами. Келси смело глянула на него в ответ, стараясь не обращать внимания на маску.

Это была маска арлекина, но было в ней что-то необъяснимо страшное, напомнившее Келси кошмары, которые снились ей в детстве. Усилием воли, несмотря на сочащуюся по руке кровь, она заставила себя выпрямиться и посмотреть ему в глаза.

– Кто ты такой?

– Я – медленная смерть Тирлинга, девочка, и тебе придется нас простить. – Он кивнул, глядя куда-то поверх головы Келси. Она хотела проследить за его взглядом, но все вокруг внезапно погрузилось во мрак.

Глава 3. Ловкач

– Просыпайся, девочка.

Открыв глаза, Келси увидела перед собой небо столь ослепительно синего цвета, что ей показалось, будто она все еще спит. Но, оглядевшись вокруг, она поняла, что находится в палатке. Она лежала на земле, завернутая в шкуру какого-то животного. Келси не смогла определить, кому принадлежал этот мех, но шкура была очень теплой, такой, что девушке не хотелось вставать.

Келси подняла глаза. Человек был одет во все синее. У него был характерный баритон, и она узнала его даже без жуткой маски. Его красивое лицо было гладко выбрито. Он смотрел на нее с благодушной улыбкой.

К тому же он выглядел значительно моложе, чем ей показалось на берегу. Никак не старше двадцати пяти: высокие острые скулы, густые темные волосы, лицо, не тронутое морщинами, и яркие черные глаза. Они особенно поразили Келси – это были глаза человека, которому не могло быть и тридцати.

– Где же твоя прекрасная личина?

– Сейчас я дома, – простодушно ответил он. – Нет смысла прятаться под маской.

Келси попыталась сесть, но движение вызвало резкую боль с правой стороны шеи, и она невольно потянулась рукой к больному месту. Осторожно ощупав рану, она обнаружила аккуратные швы, смазанные какой-то липкой субстанцией.

– Рана заживет. Я сам зашивал.

– Спасибо, – ответила Келси и вдруг поняла, что одета не в собственную одежду, а в какую-то белую рубашку, скорее всего, льняную. Она посмотрела на него, покраснев.

– Да, это тоже я. – Его улыбка расплылась еще шире. – Но тебе не о чем беспокоиться, девочка. На мой вкус ты простовата.

Келси почувствовала, что краснеет еще сильнее, и отвела взгляд.

– Где мой плащ?

– Вон там. – Он указал в сторону груды одежды в углу. – Но в нем ничего нет. Я не настолько благороден, чтобы устоять перед таким искушением.

Он вытянул руку, в которой болтался сапфировый кулон. Рука Келси инстинктивно дернулась к шее, но ее собственный кулон был на месте.

– Тот, кто отдал тебе оба камня, большой оптимист. А ведь поговаривали, что кулон Королевы утерян.

Келси с трудом сдерживала себя, чтобы не потянуться за вторым кулоном, потому что он, очевидно, только этого и ждал от нее. Но глаза ее продолжали неотрывно следить за покачивающимся из стороны в сторону украшением.

– Тебе что-нибудь известно об этих камнях?

– Мне известно, что они принадлежат мне.

Его глаза сузились.

– А что ты сделала, чтобы их заслужить? Ты всего лишь дочка второсортной королевы со шрамом на руке.

Второсортной. Келси отложила эту мысль на будущее и осторожно ответила:

– Это случилось не по моей воле.

– Может, и так.

Что-то в его интонации насторожило Келси, дало ей понять, что она в опасности. С чего бы, ведь этот человек спас ей жизнь? Она смотрела, как камень раскачивается из стороны в сторону, отбрасывая голубые блики на ее кожу, и продолжала размышлять: чтобы торговаться, нужно иметь что-то, что можно предложить взамен.

– Могу я узнать, как вас зовут, сэр?

– Это не важно. Можешь называть меня Ловкач. – Он слегка отпрянул, выжидательно глядя на нее.

– Это имя ничего мне не говорит.

– Неужели?

– Я выросла вдали от внешнего мира.

– Ах, вот как! Что ж, в противном случае тебе было бы знакомо мое имя. Регент назначил за мою голову высокую цену. И она все растет и растет.

– За что тебя разыскивают?

– Я украл его лошадь. Помимо прочего.

– Так ты вор?

– В мире полно воров. Но, если уж на то пошло, я – их король.

Келси невольно улыбнулась.

– Вы поэтому носите маски?

Ловкач не удостоил ее ответом.

– За тебя тоже назначена высокая цена, девочка.

– Официально?

– Нет, не официально. Но в разных подозрительных местечках знают, что Регент готов щедро заплатить за твою голову.

– За мою голову, – тихо ахнула Келси.

– Да, девочка, твою голову. Причем цена увеличится вдвое, если эту голову можно будет узнать. Не иначе как он собирается преподнести ее в подарок мортийской стерве – та наверняка захочет повесить ее на видное место. Но твой дядюшка требует в доказательство кулон и твою руку.

Келси вспомнились слова Карлин о судьбах неудачливых правителей. Она попыталась представить собственную голову на шесте, но не смогла.

– Ну, девочка, – продолжал он обманчиво ласковым тоном, – что же мне с тобой делать?

Внутри у Келси все сжалось, голова ее лихорадочно заработала. Этот человек хочет, чтобы она умоляла его.

«Нужно доказать, что я чего-то стою. И поскорее».

– Раз за твою голову назначена столь высокая награда, я могла бы предложить тебе помилование.

– Это да, но лишь при условии, что ты просидишь на троне хотя бы несколько часов. В чем я сильно сомневаюсь.

– И все же у меня может получиться, – твердо заявила Келси. Рана на шее вдруг резко заболела, но Келси не обратила на это внимания, вспомнив слова Кэрролла. – Я сильнее, чем кажется, и я готовилась к этому много лет.

Ловкач смерил ее долгим внимательным взглядом. Келси поняла, что ему что-то от нее нужно. С каждой секундой она чувствовала себя все более неловко, но не могла отвести взгляд. Наконец, она выпалила вопрос, вертевшийся у нее на языке:

– Почему ты назвал мою мать второсортной королевой?

– Ты, видимо, думаешь, что она была первосортной?

– Я слишком мало знаю, чтобы судить об этом. Что такого ужасного она сделала? Никто не хочет мне рассказывать!

Его глаза расширились от удивления.

– Так ты ничего не знаешь! Однако Карлин Глинн – выдающаяся женщина. Никто бы не подошел лучше на эту роль.

Келси в изумлении открыла рот. Никто, кроме стражи ее матери, не знал, где она выросла. Если бы кому-то это было известно, то мортийские убийцы очутились бы на пороге ее дома много лет назад.

Ловкач тем временем продолжал рассуждать вслух.

– Но какой смысл скрывать то, что всем известно, разве что…

Келси выжидательно смотрела на него, но его мысль, похоже, свернула в другом направлении. Должно быть, за столько лет он так привык разговаривать сам с собой, что даже не замечал этого.

– Как так вышло, что ты знал, где я, а мортийцы и наемники Кейдена – нет?

Он пренебрежительно махнул рукой.

– Мортийцы – бестолковые головорезы, а Кейден стал охотиться за тобой лишь недавно. Близился твой девятнадцатый день рождения, и твой дядюшка отчаялся настолько, что согласился на их заоблачные расценки. Если бы они принялись искать тебя с самого начала, ты бы давно была мертва. Твоя мать не так уж хорошо тебя спрятала, она была не хитра на выдумки.

Келси сжала зубы, чувствуя, как в ее голосе появляются капризные нотки, но ничего не могла с этим поделать:

– Что же она такого сделала? Ради всего святого, всем это известно, кроме меня!

Ловкач склонил голову набок.

– Ты еще очень юна, девочка. Слишком юна, чтобы быть королевой.

– Пожалуйста, расскажи.

– Не вижу на то причин.

Келси скрестила руки на груди, глядя на него с искренней злобой.

– Тогда я продолжу считать ее первосортной королевой.

Он одобрительно улыбнулся.

– Что ж, ты юна, но мозгов у тебя явно побольше, чем у твоей матери.

Рана Келси разболелась с новой силой. На лбу выступила испарина. Ловкач, похоже, заметил это едва ли не раньше нее.

– Наклони-ка голову.

Келси не раздумывая подчинилась. Ловкач порылся в складках своих одежд, извлек какой-то мешочек и принялся чем-то мазать ее шею. Келси приготовилась к тому, что сейчас будет жечь и щипать, но ничего не почувствовала. Пальцы Ловкача осторожно скользили по ее коже. Спустя несколько секунд Келси подумала, что ей не стоило бы подпускать к себе кого попало так близко, но закрыла глаза, смирившись с ситуацией. В голове у нее всплыли слова из одной из старых книжек Карлин: «готова поверить любому ловкому мерзавцу»…[3] Она стиснула зубы, разозлившись сама на себя.

Обезболивающее сработало быстро: спустя пару секунд боль притупилась. Ловкач убрал руки от ее шеи и спрятал мешочек в карман.

– Немного медовухи, и боль уйдет совсем.

– Не надо меня опекать! – огрызнулась Келси, разозлившись на себя за то, что этот пройдоха кажется ей привлекательным, и изо всех сил стараясь, чтобы он этого не заметил. – Если собираешься меня убить, кончай с этим побыстрее, без болтовни.

– Всему свое время. – В черных глазах Ловкача мелькнуло нечто, что можно было принять за уважение. – Ты удивляешь меня, девочка.

– Ты рассчитывал, что я буду умолять о пощаде?

– В этом случае я бы убил тебя не раздумывая, – безразлично ответил он.

– Почему?

– Это было свойственно твоей матери.

– Но я – не моя мать.

– Допустим.

– Почему ты не скажешь, что тебе от меня нужно?

– Нам нужно, чтобы ты стала королевой.

Келси легко угадала, что скрывалось за этими словами.

– Но не такой, как моя мать?

– Ты знаешь, кто твой отец?

– Насколько мне известно, этого не знает никто. А ты?

– К сожалению, нет. Я поспорил на этот счет с одним из своих товарищей, но это всего лишь догадка.

– Поспорил?

В его глазах сверкнула озорная искорка.

– Имя твоего отца – одна из самых популярных тем для пари в нашем королевстве. Я знаю одну старушку из деревни на юге, которая поставила на это свою лошадь почти двадцать лет назад и до сих пор ждет результата.

– Как мило.

– В тебе течет королевская кровь, девочка. Отныне любая часть твоей жизни будет достоянием общественности.

Он подался вперед столь внезапно, что она отшатнулась и сжала колени. Оружия у него в руках не было, но Келси прекрасно понимала: будь у нее даже кинжал, он мог бы прикончить ее в мгновение ока голыми руками. Он чем-то напомнил ей Булаву – та же спящая до поры способность быть очень жестоким, которая становилась еще страшней от того, что он придавал ей так мало значения.

Она вдруг поняла, что забыла справиться о Лазаре, но сейчас не время было задавать этот вопрос.

– Мы давно ждали возможности посмотреть, что ты собой представляешь, девочка, – тихо сказал он. – Я люблю играть в кнут и пряник, но довольно этих игр. Ты вовсе не такая, как мы думали.

– Кто это – мы?

Ловкач махнул рукой назад. Теперь Келси заметила, что снаружи слышатся голоса, а где-то вдалеке раздаются звуки топора.

– Что связывает вашу банду?

– Это был тонкий вопрос, так что, конечно, отвечать я на него не стану. – Он резко поднялся на ноги, заставив Келси вздрогнуть от неожиданности. – Одевайся и выходи.

Он ушел, и Келси посмотрела на груду темной одежды в углу. Это были мужские вещи, которые явно будут ей велики, но, может, оно и к лучшему. Келси не льстила себе насчет фигуры.

«Да кому какое дело до твоей фигуры?»

«Никому», – ворчливо ответила она на воображаемый вопрос Карлин, натягивая на себя мятый льняной балахон. Она была не настолько наивна, чтобы упустить из внимания нависшую над ней угрозу: этот человек был красив, умен и более чем опасен. Среди книжек Карлин встречались и любовные романы.

«Но я же ничего плохого не делаю, – увещевала она сама себя, продолжая одеваться. – Если знаешь об опасности, можешь ее предотвратить». Причесав спутанные волосы пальцами, она встала и выглянула из палатки.

Они, похоже, уехали далеко на юг. Лагерь был разбит не в лесу и даже не в поле: они находились на вершине высокого пологого холма, покрытого сорной травой, пожухлой от солнца. Такие же холмы возвышались со всех сторон, словно желтое море. Это была еще не пустыня, но они явно были недалеко от границы с Кадаром.

Лагерь на первый взгляд напоминал бродячий цирк: несколько палаток, раскрашенных в яркие цвета – красный, желтый, синий. В центре было сложенное из камней кострище, на котором что-то жарилось – поднимался дымок, и в воздухе распространялся запах мяса. По другую сторону костра колол дрова невысокий светловолосый человек, одетый в такую же бесформенную рубаху, как у Келси.

Ближе к палатке Келси тесной группкой стояли трое мужчин и тихо о чем-то переговаривались. Среди них был Ловкач. Вторым, судя по огромному росту и широким плечам, был Морган. У него были светлые волосы и круглое лицо, принявшее дружелюбное выражение при появлении Келси. Третий был чернокожим, и Келси невольно задержала на нем взгляд. Она еще никогда не видела негров и была поражена его кожей, сиявшей на солнце, словно полированное дерево.

Никто из них не поклонился ей, но Келси этого и не ждала. Ловкач подозвал ее кивком головы, и Келси пошла в их сторону, стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы он не решил, будто она несется к нему по первому зову. Когда она подошла ближе, Ловкач жестом указал на своих собеседников.

– Это мои товарищи, Морган и Лир. Они не причинят тебе вреда.

– Если только ты им не прикажешь.

– Разумеется.

Келси присела на корточки, чувствуя на себе пристальные взгляды мужчин – холодные и оценивающие. Ощущение опасности усилилось. Но если они убьют ее, ее дядя останется на троне и даже станет официальным королем как последний в роду. Не особенно сильный козырь, но хоть что-то. Если верить Карлин, Регент не пользовался большой популярностью у жителей Тирлинга, но Карлин могла солгать и об этом тоже. Келси посмотрела вдаль, стараясь подавить досаду. Она отчаянно хотела, чтобы кто-то рассказал ей правду.

Вдруг она поняла, что кое-кто мог это сделать.

– Где Лазарь?

Ловкач указал в сторону ярко-красной палатки, стоявшей футах в тридцати от них. Один из его товарищей, широкоплечий рыжеватый мужчина, охранял вход.

– Я хочу его видеть.

– Может быть, попозже.

– Нет, сейчас! – рявкнула Келси, вскакивая на ноги. Все трое отреагировали молниеносно, отпрянув назад и схватившись за кинжалы.

Келси заговорила размеренным тоном, поражаясь собственному хладнокровию. Осознание нависшей над ней угрозы влияло на нее странным образом: чем вероятнее казалась гибель, тем меньше она ее страшила.

– Делай что считаешь нужным, Король воров. Но я собираюсь увидеться со своим стражником, и немедленно.

Ловкач с улыбкой убрал руку с кинжала. Глянув на его товарищей, Келси увидела, что они тоже улыбаются. Их улыбки не показались ей снисходительными. Скорее было похоже, что они улыбаются какому-то общему воспоминанию, которое ей недоступно.

– Я же говорил, – пробормотал Морган.

Ловкач показал на красную палатку.

– Иди, девочка. Может, хоть тебе удастся успокоить своего Булаву, а то он доставляет нам массу неудобств.

Келси встревожилась и поспешила к палатке. Эти люди не были злодеями, но они были способны на жестокость, а жизнь Булавы, похоже, значила для них еще меньше, чем ее собственная. Стоявший у входа мужчина уставился на нее, как на диковинную зверушку, но она кивнула ему, и он позволил ей войти.

Булава лежал на полу с завязанными глазами, надежно пристегнутый к вбитому в землю колышку. Его раны, по видимости, зашили столь же умело, как и рану Келси, но запястья и лодыжки его были связаны, а еще одна веревка обвивалась вокруг его шеи. Келси невольно присвистнула, и Булава обернулся на звук.

– Вы не пострадали, госпожа?

– Нет. – Памятуя о стоящем у входа стражнике, Келси уселась на пол рядом с Булавой, скрестив ноги, и тихо заговорила: – Разве что моей жизни немного поугрожали.

– Если бы они хотели вас убить, вы бы уже были мертвы.

– Они не… – Келси заговорила еще тише, стараясь передать странное впечатление, сложившееся у нее после разговора с Ловкачом. – Им что-то от меня нужно, но они не говорят, что именно.

– Вы, наверное, не сможете меня развязать?

– Чтобы ты мог меня спасти?

– Можете смеяться, но во второй раз мне даже удалось выбраться из палатки.

– А сколько всего было раз?

Булава пожал плечами.

– Неважно. В конце концов они связали веревки узлом, которого я не знаю.

– Не думаю, что дальнейшие попытки побега – хорошая идея, Лазарь.

– Не могли бы вы все-таки называть меня Булавой?

– Кэрролл же тебя так не называет.

– У нас с Кэрроллом своя история, госпожа.

– Не сомневаюсь. – Келси на секунду задумалась, вдруг осознав, что про себя она всегда называла его Булавой. – И все-таки мне больше нравится Лазарь. Это имя несет в себе доброе предзнаменование.

– Ну, как вам угодно. – Булава заерзал, попытавшись размять затекшие мышцы, отчего веревки на его лодыжках и запястьях заметно натянулись.

– Тебе больно?

– Скорее неудобно. Разумеется, бывало и похуже. Как нам удалось перебраться через реку?

– Это была какая-то магия.

– Какая еще?..

– Лазарь, – резко прервала его Келси. – Я хочу обсудить с тобой ошибки своей матери.

Булава нахмурился, будто сжавшись от ее слов.

– Моя приемная мать дала какое-то обещание хранить все в тайне. Ты тоже давал такую клятву?

– Нет. Королевская стража дает обет хранить в тайне частную жизнь правителя, но его публичные поступки являются всеобщим достоянием.

– Тогда расскажи мне, что она сделала не так.

– Не мне вам об этом рассказывать.

– А кому же?

– Не мне, – сквозь зубы процедил Булава, и на лбу его выступили капельки пота.

– Это что-то ужасное, да?

– Да.

Сердце Келси екнуло. Когда она была совсем маленькой, она часто фантазировала о своей родной матери, как, должно быть, делают все приемные дети в трудную минуту. Она представляла ее красивой, доброй женщиной, нежной и внимательной. В отличие от холодной и отстраненной Карлин, ее мать никогда не держится отчужденно. Однажды она придет за Келси, заберет ее из лесного домика и увезет прочь от бесконечной учебы и муштры. Просто ей требуется на это немножко больше времени, чем ожидалось.

Однажды, когда Келси исполнилось семь, Карлин усадила ее перед собой в библиотеке и рассказала, что ее мать давно умерла. Это положило конец фантазиям о побеге, но не помешало Келси сочинять еще более подробные истории о своей матери: королева Элисса была великой правительницей, любимицей своего народа, героиней, которая заботилась о голодных и хворых. Королева Элисса восседала на троне и вершила правосудие, воздавая всем по справедливости. А когда она умерла, ее тело несли во главе торжественной траурной процессии по улицам города, народ оплакивал ее и батальон тирской армии отдавал ей честь, подняв обнаженные мечи. Келси пестовала этот образ, пока наконец не научилась вызывать его в памяти в любую минуту, окончательно уверившись в его реальности. Когда Келси вернется в столицу, чтобы занять свой трон, ее тоже будут встречать парадом, и она въедет в Цитадель под ликующие приветствия жителей, всю дорогу доброжелательно помахивая им рукой.

«Какая же я была дура».

– Еще не все потеряно, госпожа, – тихо сказал Булава, заставив ее опомниться. – Клянусь вам, вы нисколько на нее не похожи.

– А как же мои куколки и платьица?

– Я просто дразнил вас, чтобы посмотреть, как вы себя поведете. И вы дали мне сдачи.

Келси на мгновение задумалась над его словами.

– Как твоя голова?

– В порядке. Паршивец ударил меня ровно как надо и куда надо. Мастерский удар.

– Они тебя голодом не морят?

– Нет.

– Кто же расскажет мне, что такого ужасного сделала моя мать, если не ты?

– Госпожа, я не могу.

Она подумала было приказать ему, но быстро отказалась от этой идеи. С Булавой такой подход бы не сработал. В последнее время она видела достаточно мужчин подобного склада, чтобы понимать, что, несмотря на любые приказы, он все равно поступит по своему усмотрению. Понаблюдав с минуту за тем, как он ворочается в своих путах, Келси почувствовала, что остатки ее раздражения сменились жалостью. Его связали очень крепко – он едва мог пошевелиться.

– Почему это такая страшная тайна? Карлин тоже не могла мне рассказать.

– Не знаю, – ответил Булава. – Полагаю, королева рассчитывала все уладить к тому моменту, как вы вернетесь, и надеялась, что вы так ничего и не узнаете. Она ведь не знала, что умрет вскоре после того, как вас увезли.

– А как она умерла?

Булава отвернулся. Келси прикусила себя за щеку и сменила тему.

– Кэрролл сказал, что это ты вывез меня тайком из Цитадели.

– Я.

– Ты всегда был стражником королевы?

– С четырнадцати лет.

– Ты когда-нибудь жалел о своем выборе?

– Ни разу в жизни.

Булава снова шевельнулся, напряг ноги, а потом расслабился. Келси с изумлением увидела, что ему удалось высвободить одну ногу из пут.

– Как ты это сделал?

– Это любому под силу, госпожа, стоит только потренироваться. – Он пошевелил ногой, чтобы размять затекшие мышцы. – Еще часок, и я освобожу и руку.

– У тебя есть семья, Лазарь?

– Нет, госпожа.

Келси поднялась на ноги. Дойдя до выхода, она на мгновение в задумчивости остановилась, а потом сказала:

– Я хочу, чтобы ты стал капитаном моей стражи, Лазарь. Подумай об этом, пока пытаешься выпутаться.

Она вышла из палатки прежде, чем он успел ответить.

Солнце уже садилось, оставляя за собой лишь оранжевые отсветы на темных очертаниях облаков вдоль горизонта. Оглядевшись по сторонам, Келси увидела Ловкача, который стоял, прислонившись к дереву, и пристально смотрел на нее бесстрастным испытующим взглядом. Когда их глаза встретились, он улыбнулся ей загадочной холодной улыбкой, от которой у нее по спине пробежали мурашки. За этим красивым лицом скрывался другой человек – ужасный человек, чья жизнь была черна, как воды замерзшего озера.

«Он не просто вор, ему доводилось и убивать, – подумала Келси, содрогаясь. – И много, много раз».

Ужин оказался неожиданно обильным. Мясо, запах которого Келси учуяла чуть раньше, оказалось олениной, причем было куда лучше, чем то, что она ела несколько дней назад. На столе также были вареные яйца, что удивило Келси, пока она не заметила небольшую клетку с курами позади собственной палатки. Морган большую часть дня пек хлеб на костре, и он вышел просто отменным – с хрустящей корочкой и мягкий внутри. Рыжий мужчина, Хоуэлл, налил ей кружку медовухи, которую Келси никогда прежде не пробовала и потому отнеслась к ней с большой осторожностью. Алкоголь плохо сочетался с управлением страной. И, если верить книгам, алкоголь вообще со всем плохо сочетался.

Она ела мало. Впервые за долгое время она озаботилась своим весом. Барти и Карлин никогда не думали о подобных вещах, и кладовая коттеджа всегда была доверху забита едой. Обычно Келси без раздумий позволяла себе добавку за ужином, но сейчас она едва притронулась к еде, чтобы они не сочли ее обжорой. Чтобы он так не подумал. Ловкач сидел рядом, и когда он улыбался или смеялся, ей казалось, будто кто-то дергает ее за невидимую веревочку. Прекратить это не было никакой возможности.

Пока они ели, Ловкач стал расспрашивать Келси о ее детстве в коттедже. Она не могла взять в толк, почему это его интересует, но он настаивал, так что она принялась рассказывать, периодически краснея под их пристальными взглядами. Медовуха, должно быть, развязала ей язык, потому что вдруг оказалось, что у нее полно историй. Она поведала им о Барти и Карлин, о коттедже, о своей учебе: каждый день до обеда с ней занимался Барти, а потом до ужина – Карлин. Карлин учила ее по книгам, с Барти они занимались на свежем воздухе. Она рассказала им, что умеет освежевать оленя и закоптить мясо, чтобы оно хранилось месяцами, как ловко может обращаться с кинжалом, но обладает, увы, недостаточно быстрой реакцией. Как по вечерам после ужина она бралась за книгу и читала ради удовольствия, обычно дочитывая к отбою.

– Быстро читаешь, а? – спросил Морган.

– Очень быстро, – ответила Келси, зардевшись.

– Похоже, не очень-то весело тебе жилось.

– Вряд ли целью всего этого было веселье. – Келси отхлебнула еще медовухи. – Впрочем, теперь я наверстываю упущенное.

– Нечасто нас обвиняют в излишнем веселье, – заметил Ловкач. – Ты явно плохо переносишь алкоголь.

Келси нахмурилась и поставила кружку на стол.

– Но мне понравилось.

– Оно и видно. Но притормози, а то велю Хоу тебе больше не наливать.

Келси снова покраснела, и все засмеялись.

По просьбе остальных чернокожий мужчина по имени Лир встал и принялся рассказывать про Белый корабль, который затонул во время Переселения, унеся с собой на дно весь цвет американской медицины. Лир рассказывал эту историю намного лучше, чем Карлин, которая была не слишком умелой рассказчицей, и к тому моменту, когда корабль пошел ко дну, Келси обнаружила, что в глазах ее стоят слезы.

Когда рассказ был окончен, они сдвинули столы и принялись учить ее играть в покер. Келси, в жизни не видавшая колоды карт, искренне наслаждалась игрой. Впервые с того момента, как в дверь дома Карлин постучал стражник, что-то приносило ей настоящее удовольствие.

Ловкач в игре не участвовал, просто сидя рядом с Келси, и подглядывал в ее карты. Келси ловила себя на том, что время от времени краснеет, и молилась, чтобы он этого не заметил. Он был, бесспорно, привлекателен – хорошо поставленная речь, непринужденная улыбка. Но секрет его очарования крылся в чем-то совершенно ином: его, очевидно, ни капельки не заботило, что о нем думает Келси. Интересно, волновало ли его вообще хоть чье-то мнение?

После нескольких партий ей стало казаться, что она уловила суть игры, хотя было сложно упомнить все способы собрать хорошую комбинацию. Ловкач перестал комментировать ее ходы, и Келси приняла это как комплимент. Однако она продолжала раз за разом проигрывать и не могла понять, почему. Механика игры была довольно проста, и чаще всего осторожность диктовала ей, что лучше спасовать. Однако каждый раз, когда она это делала, выигрывал соперник, имевший на руках не такие хорошие карты. И Ловкач каждый раз фыркал в свою кружку. Келси никак не могла взять толк, что происходит. По ее представлениям, другие игроки умудрялись выиграть с плохими картами исключительно благодаря удаче.

Наконец неряшливый светловолосый мужчина (кажется, его звали Ален), собирая карты, чтобы перетасовать и раздать их снова, поймал взгляд Келси и заметил:

– Тебе срочно надо научиться делать непроницаемое лицо.

– Это точно, – согласился Ловкач. – Каждая твоя мысль написана у тебя на лбу.

Келси глотнула еще медовухи.

– Карлин говорит, мое лицо – как открытая книга.

– Что ж, с этим надо что-то делать, и побыстрее. Если вдруг мы решим тебя не убивать, ты окажешься в настоящем гадючнике. Честность сослужит тебе там плохую службу.

От небрежного замечания об ее убийстве у Келси сжался желудок, но она попыталась придать своему лицу нейтральное выражение.

– Уже лучше, – заметил Ловкач.

– Почему бы вам уже не решить наконец, собираетесь вы меня убивать или нет, и не покончить с этим?

– Поспешные решения ни к чему хорошему не приводят.

– Может, мне пройти какое-нибудь испытание? – язвительно предложила она.

– Испытание! – Ловкач еще шире расплылся в улыбке, а в его черных глазах заплясали озорные огоньки. – Любопытная идея.

– А мы так хорошо играли, – проворчал Хоуэлл. На его правой руке был широкий, болезненного вида шрам – по видимости, от ожога. Разумеется, он хотел продолжить игру – он выигрывал чаще других, даже с самыми плохими картами.

– Теперь поиграем в другую игру, – объявил Ловкач, не слишком учтиво спихнув Келси со скамейки. – Будешь держать экзамен, девочка. Встань вон туда.

– Я слишком много выпила, чтобы сдавать экзамены.

– Твои проблемы.

Келси бросила на него сердитый взгляд, но отошла от скамьи, заметив с некоторым изумлением, что нетвердо держится на ногах. Пятеро мужчин уселись спиной к столу, наблюдая за ней. Ален, собиравшийся раздавать карты, последний раз перетасовал колоду и убрал ее в карман неуловимо быстрым движением.

Ловкач склонился вперед, опершись подбородком на руки, и внимательно смотрел на нее.

– Что ты будешь делать, если в самом деле станешь королевой?

– В смысле, что я буду делать?

– Есть у тебя какие-нибудь политические соображения?

Голос Ловкача звучал мягко, но глаза смотрели строго. За этим вопросом Келси почуяла бесконечное и убийственное терпение, странным образом сочетающееся с отчаянным желанием услышать ответ. Вот уж действительно, испытание. Она инстинктивно понимала, что если ответит неправильно, то на этом разговор будет окончен.

Келси открыла рот, еще не зная, что будет говорить, но тут из ее уст рекой полились слова Карлин – все ее воззрения, которые она втолковывала ей в библиотеке так часто, что Келси теперь проговаривала эти слова как молитву, будто зачитывая их из Библии Церкви Господней:

– Я буду править во благо своего народа. Я позабочусь о том, чтобы каждый гражданин получал хорошее образование и медицинскую помощь. Я положу конец расточительству и постараюсь облегчить положение бедных с помощью перераспределения земель и товаров, а также реформы налогообложения. Я восстановлю в этом королевстве главенство закона и искореню влияние Мортмина…

– Так, значит, тебе о нем все же известно? – рявкнул Лир.

– О влиянии Мортмина? – она с недоумением посмотрела на него. – Карлин говорила, что оно растет с каждым днем.

– А что еще ты знаешь о Мортмине? – пророкотал Морган, огромная фигура которого в свете костра напоминала медведя. Келси пожала плечами.

– Я читала о ранней эпохе правления Красной Королевы. И мне рассказывали, что мой дядя скорее всего заключил с ней союз.

– Еще что-нибудь?

– Не особенно. Кое-что про мортийские обычаи.

Мужчины обменялись разочарованными взглядами, и Ловкач покачал головой.

– Ты знаешь недостаточно, а времени мало.

Келси уперлась руками в бока.

– Я мало знаю о событиях последних двадцати лет, но это не моя вина.

– Может, рассказать ей? – спросил Морган. – Когда-то ей придется все узнать.

– Даже ее стражников заставили дать обет молчания, – пробормотал Хоуэлл со смесью удивления и презрения. – Только представьте, какая самонадеянность!

– И представлять нечего, – едко ответил Ловкач. – Мы с этим сталкиваемся каждый день.

Он повернулся к Келси:

– Ты не представляешь, какая тьма сгустилась над этим королевством, и я готов поставить значительную часть своего немалого состояния на то, что причина тому – приказ королевы Элиссы, которая запретила Карлин Глинн тебе все рассказывать. Должно быть, это было одним из условий, когда она отдавала тебя на воспитание. Элисса была эгоисткой до мозга костей.

– Точно, – пробормотал Лир.

Келси почувствовала внезапное горячее желание защитить свою мать, но оно возникло из ниоткуда и ей легко удалось его подавить. Она вспомнила лицо Карлин, ее голос, в котором всегда звучал оттенок сожаления: Я поклялась.

– Карлин пообещала моей матери не рассказывать о ее ошибках. Лазарь говорит, моя мать рассчитывала устранить беспорядок до того, как я вернусь.

– Беспорядок, девочка, это когда кто-то прольет напиток. – Ловкач отвернулся от нее и устремил взгляд в темноту. Губы его беззвучно шевелились, и Келси поняла, что он опять говорит сам с собой, хотя со своего места она не могла ничего расслышать. Подняв глаза в ночное небо, она увидела мириады звезд – тысячи тысяч. На много миль вокруг них ничего не было, и небо казалось огромным. Когда Келси снова повернулась к группе мужчин, у нее закружилась голова, и она едва не упала.

– Вам больше не наливаем, – объявил Хоуэлл, качая головой.

– Она не пьяна, – возразил Морган. – На ногах стоит нетвердо, но мыслит здраво.

Ловкач повернулся к ним с видом человека, который только что принял нелегкое решение. Он махнул рукой Лиру, который сидел напротив.

– Лир, расскажи нам историю.

– Какую?

– «Песнь о сделке королевы Элиссы, или Как я продала свою страну Мортмину».

– Я никогда прежде не рассказывал ее целиком.

– Что ж, постарайся, чтобы у тебя вышел хороший рассказ.

Лир прокашлялся, отхлебнул медовухи и задержал свой взгляд на Келси. В его взгляде не было ни капли сострадания, и она с трудом заставила себя не опустить глаза.

– Много-много лет назад было на земле королевство Тирлинг. Королевство это было небогатым, ибо британцы и американцы не слишком удачно выбрали место высадки. Не было в Тирлинге ни тяжелой, ни легкой промышленности. Жили тирцы сельским хозяйством. Все их богатство составляли выращенные ими продукты и скот, а также весьма скромное количество качественной древесины уникального тирского дуба. Но все остальное им приходилось закупать у соседних государств, и, поскольку деваться им было некуда, цены были немалыми. Жизнь в стране была тяжелой, и многие жители были бедны и неграмотны, но, по крайней мере, они были свободны.

Соседнему королевству во время Переселения повезло больше: там было все, чего не хватало Тирлингу. Там были и врачи, и каменщики, и даже конница. И, что самое важное, в земле у них были огромные залежи железа и олова, так что страна обладала не только развитой промышленностью, но и армией с превосходным оружием из стали. Это королевство было Новой Францией, и оно долгое время оставалось богатым и неуязвимым государством, граждане которого жили и умирали в довольстве и комфорте.

Келси кивнула. Все это ей было известно. Но голос Лира был таким глубоким и завораживающим, что в его устах это и правда походило на сказку – как из сказок братьев Гримм, полное собрание сочинений которых хранилось у Карлин. Ее мысли безудержно разлетались в стороны, и она затрясла головой, чтобы сосредоточиться. Лир тем временем продолжал:

– Но к концу второго столетия истории Тирлинга появилась волшебница, возжелавшая занять трон Новой Франции. Она истребила всех законных наследников и даже проникла в королевскую детскую, перерезав глотки спавшим там младенцам. Она завладела королевством, не жалея чужой крови на своем пути к цели. Со временем жители окрестных королевств уже и забыли, что эта земля когда-то называлась Новой Францией. Теперь она стала Мортмином – царством смерти. Точно так же все забыли, что у той волшебницы не было имени. Она стала Красной Королевой Мортмина, и сегодня, сто тринадцать лет спустя, она по-прежнему занимает свой трон.

Но, в отличие от предшественников, Красной Королеве мало было владеть собственным королевством, она хотела контролировать весь Новый Мир. Упрочив свою власть, она занялась развитием мортийской армии, превратив ее в огромную и мощную непобедимую машину. Лет сорок назад она начала выходить за границы своей страны. Сперва она захватила Кадар, затем Калле. Эти страны сдались легко, и сейчас они подчиняются Мортмину во всем. Они платят дань, как любая колония. Они позволяют мортийским гарнизонам квартировать в своих домах и патрулировать свои улицы. Они не оказывают никакого сопротивления. Но когда Красная Королева успешно превратила эти страны в колонии и обратила свое внимание на Тирлинг, ей встретилось препятствие в лице королевы Арлы.

«Моей бабушки, – подумала Келси. – Арлы Справедливой».

– Королева Арла была слаба здоровьем, но обладала острым умом и отвагой. Ей нравилось быть королевой свободной страны, и она решила дать отпор мортийцам. Тирская армия была слабой и плохо организованной, во всех отношениях уступая противнику, но королева Арла тем не менее отклонила все предложения Мортмина и бросила вызов Красной Королеве, предоставив той попытаться захватить королевство силой. Тогда Красная Королева ввела войска в восточную часть Тирлинга.

Келси слушала очень внимательно, потому что примерно на этом месте всегда обрывались рассказы Карлин. Келси так и не узнала, каким образом Тирлингу удалось отразить наступление устрашающей мортийской армии. Она чувствовала на себе взгляд Ловкача, но сама продолжала смотреть на Лира.

– Армия Тирлинга сражалась достойно, пожалуй, лучше, чем кто-либо мог ожидать. Но у них было лишь оружие из дерева и кости да немногочисленные стальные мечи с черного рынка, тогда как армия Мортмина была сплошь закована в сталь. У них были стальные клинки и стрелы со стальными наконечниками, позволявшие им с легкостью прорубать себе путь сквозь Тирлинг. Зимой 264 года, когда мортийская армия захватила весь восток страны, королева Арла умерла от воспаления легких. Она оставила после себя двоих детей: наследную принцессу Элиссу и ее младшего брата Томаса. Элисса не отличалась стойким характером и не имела склонности к военному делу. Едва она взошла на трон, как сразу стала предлагать мировую мортийской королеве. Но дань она предложить не могла, даже если бы хотела. Просто не хватило бы денег.

– Почему? – спросила Келси. Тирлинг был небогатой страной, но корона облагала граждан немалым налогом и, по словам Карлин, мало что давала им взамен. – Наверняка в казне были деньги.

Тут вмешался Ловкач.

– Что происходит, когда эгоистичный и недальновидный правитель получает доступ к королевской казне?

Сердце Келси упало, и она кивнула.

– Он тратит, и тратит, и тратит. Он может убеждать себя, что это делается в каких-то разумных целях. Иногда на этом фоне экономика даже переживает недолгий подъем. Но этого всегда недостаточно.

Мужчины закивали. Морган разлил еще медовухи. Костер уютно потрескивал, и от этих звуков Келси еще сильнее стало клонить в сон. Она снова взглянула на небо, дивясь его необъятному величию, и обнаружила, что звезды в ее глазах сливаются в одно яркое пятно.

– Как моя мать умудрилась потратить все деньги?

– Не только она, но и ваш дядя, – поправил Лир. – Они оба имели пристрастия, требующие больших расходов, а Регент большую часть жизни манипулировал вашей матерью, словно фигуркой на шахматной доске. Деньги шли и на их собственный роскошный образ жизни, и на подарки дворянам, чтобы заручиться их поддержкой. Однажды на день рождения Королевы они выписали из Кадара сотню павлинов, ей захотелось иметь плащ из их перьев. Во время визита кадарского короля Регент нанял пятьдесят куртизанок, и каждый гость получил в подарок золотой кубок. Даже небольшие праздники на улицах Нового Лондона отмечали с большой помпой.

– Пышные празднества развлекают народ, но не помогают его прокормить, – рассеянно заметила Келси. В ее голове снова зазвучал голос Карлин: «Никогда не забывай, что ты лишь управляешь имуществом государства, а не владеешь им. Ты хранитель своей земли и своего народа. Ты несешь ответственность за них, а не наоборот».

– Именно так, – ответил Ловкач. – Они были транжирами, твои мать и дядя, и нисколько не задумывались о том, сколько проблем могли бы уладить деньги, что они тратили впустую. А что случается, когда правитель спускает все свои деньги на пустяки?

– Повышаются налоги, – ответила Келси.

– Для кого?

– Для бедноты.

– Точно, – кивнул он. – И каков результат?

– Есть несколько вариантов. – Келси казалось, что она снова сидит за партой в библиотеке Карлин. Чувство было не совсем приятным. – Полагаю, народного восстания не было, иначе за мою голову не была бы назначена цена. Или была бы, но не моим дядей.

– И то верно.

– У бедных становится меньше денег, они меньше тратят, и экономика падает.

– Все несколько сложнее, но в общих чертах да.

Келси состроила гримасу. Карлин пыталась обучить ее основам экономики, но в конце концов стало ясно, что в этой науке Келси не способна понять ровным счетом ничего: одни таблицы и графики сводили ее с ума. Спустя несколько месяцев Карлин сдалась, с досадой пробормотав: «Ладно, хотя бы потрудись найти себе хорошего казначея». Келси, которую прежде мозги никогда не подводили, чувствовала себя глубоко пристыженной.

Она даже попыталась изучать экономику сама, по секрету от Карлин, намереваясь сделать ей сюрприз ко дню рождения, но из этой затеи ничего не вышло. Она просто не могла в этом разобраться. В конце концов ей пришлось подарить Карлин самодельный альбом, второсортный подарок, который, она знала, будет лежать у Карлин на полке, собирая пыль, пока не истлеет.

«И все же, – думала она сейчас, чувствуя острый прилив гнева, – Карлин тоже показала себя не с лучшей стороны. Клятвы клятвами, но сколько всего мне, оказывается, не рассказывали!»

– Так, значит, моя мать довела королевство до банкротства?

Губы Ловкача расплылись в лукавой, неприятной улыбке.

– Смотря что считать валютой.

– Но это распространенная история. Бывали правители, что растратами ввергали свою страну в небытие. В некоторых странах до Переселения это даже поощрялось.

– О, бесхозяйственность – это еще полбеды, девочка. Мы лишь подбираемся к главному достижению твоей матери.

– Приятель, это вообще-то моя история, – перебил Лир. – Да ты к тому же неправильно ее рассказываешь.

– Прости.

Лир улыбнулся, будто все это было лишь шуткой, но Келси его раздражение показалось искренним.

– Королева Элисса попыталась заключить соглашение с Красной Королевой, но ей нечего было предложить, нечем откупиться, поэтому вторжение продолжалось.

– А почему было не отдать дань древесиной? Я думала, в соседних королевствах ценится тирский дуб.

Лир пожал плечами.

– Этого было мало. Мортийская сосна качеством похуже тирского дуба, но строить из нее при необходимости можно. В любом случае переговоры провалились, и мортийская армия двинулась прямиком на Новый Лондон, сея на своем пути смерть и оставляя кровавый след из сожженных деревень. И когда мортийская армия дошла, наконец, до стен столицы, кто-то – вероятно, королева Элисса или принц Томас, а может, и кто-то еще – наконец придумал дань, которая устроила Красную Королеву.

– И что это была за дань?

– Люди.

До Келси не сразу дошел смысл сказанного, но когда это произошло, ее грудь будто пронзил раскаленный кинжал.

– Рабы.

– Да, госпожа, рабы.

В голове Келси замелькали иллюстрации из учебников Карлин: люди с темно-коричневой кожей, печально известные сцены жестокости, омрачившие целую эпоху. Карлин всегда долго рассуждала об этом периоде истории, и Келси не раз удивлялась, почему она уделяет ему столько внимания. Перед ее закрытыми глазами проплывали образы и рассказы. Люди в цепях. Мужчины с вонзенными в кожу крюками. Дети, которых отбирают у матерей и продают с торгов.

В моем королевстве.

Желудок ее взбунтовался, и оставшийся в горле сладковатый привкус медовухи вдруг стал казаться невыносимым. Невероятным усилием воли она прогнала прочь вставшие перед ней картины и открыла глаза. Лир продолжал.

– План вашей матери сработал. Они подписали Мортийское соглашение, Красная Королева отвела войска, и уже в следующем месяце первая партия рабов была отправлена в Мортмин.

– Но если мортийская армия столь могущественна, как вы говорите, почему Красная Королева пошла на мировую и отвела войска? – спросила Келси. – Почему бы ей было не захватить Тирлинг и взять сколько угодно рабов?

– Содержание колонии требует немалых денег и множества солдат. Это слишком затратно, как со временем обнаруживают многие завоеватели. А вот угрожать соседней стране можно бесплатно, к тому же это прекрасный инструмент для вымогательства.

Келси кивнула. Карлин рассказывала ей о многих тиранах из разных эпох, и девушка подумала, что ей бы понравился ответ Лира. Чтобы удерживать страну силой на протяжении продолжительного времени, нужны значительные ресурсы, а кончается это всегда провалом. Общеизвестно, что народ, пытающийся избавиться от гнета завоевателя, рано или поздно преуспеет. Келси всегда полагала, что Красная Королева тоже относится к числу банальных тиранов. Но из слов Лира следовало, что она не так проста и умеет просчитывать на несколько шагов вперед.

– В народе, не успевшем оправиться от вторжения мортийцев, отправка рабов вызвала бурю возмущения. И весь гнев был направлен целиком на королеву Элиссу. Почти каждую неделю на ее жизнь совершались покушения, и в конце концов она вынуждена была забаррикадироваться в своем крыле Цитадели. Спустя несколько месяцев она публично объявила, что беременна, в надежде, что весть о наследнике успокоит народ. Но этого не произошло, и покушения на ее жизнь продолжались вплоть до рождения наследной принцессы.

«То есть меня, – подумала Келси, не находя в этой мысли ничего приятного. Она прекрасно уловила намек в словах слов Лира: ее мать забеременела нарочно, рассчитывая, что беременность защитит ее от насилия. – Так мне повезло!»

– Ее убили?

Лир одарил ее красноречивым взглядом, Келси сделала извиняющийся жест и спрятала руки за спину, приглашая его продолжить рассказ.

– Однажды, спустя всего несколько месяцев после родов, королева Элисса едва не умерла от отравления белладонной, которую ей подмешали в еду. Она так до конца и не оправилась, а ее брат медленно, но верно брал управление страной на себя. Не прошло и года, как королева объявила, что тайно отослала наследницу престола из столицы, отдав ее на воспитание.

– Пожалуй, единственный бескорыстный поступок за всю ее жизнь, – заметил Ловкач.

– Еще раз перебьешь, приятель, – сорвался Лир, – и с меня хватит. Будешь рассказывать сам.

Ловкач примирительно поднял руки.

– Два месяца спустя королеву Элиссу нашли в постели с перерезанной глоткой. Страже так и не удалось найти убийцу. Многие подозревали принца Томаса, но не было доказательств. Он объявил себя Регентом и уселся на трон, где пребывает и по сей день. С тех пор мало что изменилось, разве что каждый год в Цитадели принимается все больше решений, выгодных Мортмину. Регент, по сути, является королем, хоть и не носит этого титула, но он не сам себе хозяин. Он лишь покорная марионетка в руках мортийской королевы. Он мало чего боится, за исключением появления законной наследницы тирского трона, и уже принял меры, чтобы этого избежать.

Лир сложил руки на стол и бросил раздраженный взгляд на Ловкача.

– Конец.

Теперь все пятеро повернулись к Келси. Она потерла виски и обнаружила, что они покрыты испариной.

– Эти рабы, сколько их и как их выбирают?

– Раз в месяц проводится лотерея. – На этот раз ответил Морган, сохранявший столь же непроницаемое выражение лица, как и остальные. – В Мортийском соглашении четко прописано: Тирлинг должен отправлять три тысячи рабов в год.

Три тысячи! Эти слова отдались в мозгу Келси пронзительным воплем. Это был гнев на Карлин, которая ничего ей не сказала, и, что еще хуже, на мать, которая совершила зло столь черное, что подобного мир не видывал с самых мрачных глубин истории. Официальное, одобренное государством рабство… в голове Келси вновь всплыли образы тех страшных лет, и она не в силах была это прекратить. Ослепленные старики. Девушки, изнасилованные в столь юном возрасте, что их чрево повреждено навсегда. Мужчины, сожженные заживо за попытку к бегству.

В моем королевстве.

Подняв глаза, она заметила, что все они смотрят на нее без тени жалости. Ален снова достал колоду карт и принялся ее тасовать, не отрывая глаз от Келси. Движения его рук были непринужденными и столь быстрыми, что их едва можно было уловить. Лир неотрывно смотрел на нее, но Келси не могла заставить себя взглянуть на него, на его темную кожу. Медовуха снова стала подступать к ее горлу, и Келси с усилием сглотнула, ощутив во рту мерзкий привкус.

Ловкач смотрел на нее внимательнее всех. На лице его было какое-то особое напряжение, будто он чего-то ждал. Келси снова ощутила, как участился ее пульс, и строго велела себе не думать о глупостях.

– Как устроена лотерея?

– Каждый месяц Бюро переписи населения тянет жребий. Исключают только самых старых – от них Мортмину никакого прока.

– А самых маленьких?

– Они как раз пользуются большим спросом. Берут даже младенцев. Детей включают в лотерею, как только их отлучат от груди. Говорят, Красная Королева раздает их в подарок бесплодным семьям. Из-за этого множество женщин кормят детей грудью намного дольше положенного, но это не помогает. Тирлинг может похвастаться лучшим механизмом переписи во всем Новом Мире, спасибо твоим матери и дядюшке. А теперь и тебе.

– Неужели вы думаете, что я позволю этому продолжаться?

– Мы пока не знаем, что думать, – мягко сказал Морган.

Келси повернулась к костру, спиной к ним. Если они хотят убить ее, так будет проще. Беглый подсчет в уме дал ужасающий результат: на сегодняшний день уже больше пятидесяти тысяч человек проданы в рабство в обмен на мир. Да еще выбирают их самым жестоким и произвольным образом – лотереей.

Лицо ее начало пылать от костра. Келси провела рукой по потому лбу и больно ущипнула себя за переносицу, чтобы в голове прояснилось. Она повернулась к остальным.

– А мортийская армия действительно настолько сильна?

Лир открыл было рот, но Ловкач жестом попросил его умолкнуть и ответил сам:

– Очень сильна. Но истинная причина страха – сама Красная Королева. С армиями можно сражаться, с колдовством – нет. Только если у тебя не припрятан за пазухой собственный колдун.

– А она правда колдунья?

Лицо его на мгновение невольно скривилось, но тут же расслабилось, вернув себе прежнее непроницаемое выражение.

– Вне всяких сомнений.

Келси возобновила разговор, пытаясь выяснить недостающую информацию.

– Вы упомянули Бюро переписи. Но ведь задача переписи – просто подсчет населения.

– Не в этом королевстве, девочка. Тебя ждет неприятный сюрприз, и имя ему – Арлен Торн.

– Кто это?

– Его официальный титул – Распорядитель переписи. Но на самом деле его работа состоит в том, чтобы отправка рабов протекала гладко.

– Он предан моему дяде?

– Торн – деловой человек. Он сделает все необходимое, чтобы защитить сферу собственных интересов. Если бы Красной Королеве вдруг понадобилась река Каделл, Торн бы из кожи вон вылез, чтобы повернуть вспять ее течение.

Келси на мгновение задумалась над этими словами, после чего перешла к главной проблеме.

– Так, значит, денег нет совсем?

Ловкач пожал плечами.

– Может, немного и есть, но я был бы сильно этому удивлен. Твой дядюшка – транжира самого опасного свойства, неспособный отличить качество от дороговизны.

– Но должен же быть способ достать деньги.

– Сейчас это уже не имеет значения. Красной Королеве не нужно больше денег, а вот новые рабы ей всегда пригодятся. Возможно, она с самого начала на это рассчитывала.

Келси невидящим взглядом уставилась на огонь. У этих людей не было причин лгать ей: они либо убьют ее, либо отпустят в Цитадель, и в этом случае она все равно узнает правду. («Если повезет», – мрачно подумалось ей.) Унаследованная ею роль королевы, и без того казавшаяся ей проблематичной, теперь представлялась и вовсе непосильной ношей. Но, разумеется, она и так знала, что путь будет сложным. Карлин годами намекала ей на это, изучая с ней историю проблемных государств и королевств прошлого.

Она в рассеянности подошла обратно к столу. Ловкач наблюдал за ней, и в его непроницаемых глазах отражался свет костра. Келси невольно восхитилась – вот уж кто великолепно умел скрывать свои эмоции. Он подал ей кружку, до половины наполненную медовухой, и пробормотал:

– Ты ведь понимаешь наши опасения насчет того, кем ты станешь? Твоя мать была труслива и глупа. Твой дядя – воплощение деятельного зла.

– Я не виновата в ошибках своих родственников.

– И все же с тебя спросится, если ты их не исправишь.

Келси уселась на свое место.

– Знаете, Барти однажды рассказал мне такую историю. В первые годы после Переселения в Тирлинге жил один крестьянин, у которого тяжело заболел сын. Это было еще до того, как в Тирлинг прибыли британские корабли, так что врачей не было совсем. Сыну крестьянина становилось все хуже и хуже, и отец считал, что он скоро умрет. Его горе было безутешным.

Но однажды на пороге его дома появился высокий человек в черном плаще. Он назвался лекарем и сказал, что может вылечить мальчика, но при одном условии: отец должен отрезать палец своему сыну, чтобы умилостивить его бога. Отец сомневался в способностях чужака, но счел это хорошей сделкой: чего стоит один палец в обмен на жизнь? К тому же лекарь получит палец, только если преуспеет. Два дня отец наблюдал, как лекарь выхаживал мальчика травами и заклинаниями, и вот, о чудо, тот исцелился.

Крестьянин пытался придумать способ уклониться от выполнения условий сделки, но не смог. Так что он дождался, пока его сын уснет, взял нож и отрезал мизинец с его левой руки. Он остановил кровь и забинтовал руку, но в рану попала инфекция, без антибиотиков развилась гангрена, и вскоре мальчик все равно умер.

Крестьянин в ярости отправился к лекарю и потребовал объяснений. Тогда тот скинул свой плащ, под которым была лишь жуткая чернота, пугающее ничто. Крестьянин в страхе отпрянул, а существо объявило: «Я Смерть. Иногда я настигаю быстро, иногда медленно, но меня не обмануть».

Лир медленно кивал, и она впервые заметила, как на его лице мелькнула тень улыбки.

– К чему ты клонишь? – спросил Ловкач.

– Все королевства рано или поздно ждет гибель. Но я считаю, что лучше умереть чистой смертью.

Он некоторое время смотрел на нее, потом подался вперед, держа перед собой второй кулон, который покачивался туда-сюда над столом, мерцая в свете костра. Сапфир вдруг показался ей таким большим, что Келси могла разглядеть, как в глубине его движется нечто темное и далекое. Она потянулась за украшением, но Ловкач отдернул руку.

– Мы оставим тебя в живых, девочка. По правде говоря, у нас нет особого выбора, а времени мало.

Келси показалось, что все сидевшие за столом при этих словах вдруг расслабились. Ален убрал свои карты в карман. Хоуэлл поднялся, чтобы принести еще эля.

– Однако, – тихим голосом продолжил Ловкач, – вот тебе наше условие.

Келси молча ждала, что он скажет дальше. Голос его звучал непринужденно, но глаза в свете костра смотрели на нее очень серьезно.

– Не думаю, что ты проживешь достаточно долго, чтобы начать реально править королевством. Ты неглупая, добрая и, быть может, даже храбрая. Но кроме того, ты молода и удручающе наивна. Защита Булавы может продлить тебе жизнь, но в конечном итоге он не сможет тебя спасти. Впрочем…

Он взял Келси за подбородок, пронзая ее взглядом своих черных глаз.

– Если ты когда-нибудь все же займешь трон по-настоящему, то я жду от тебя воплощения твоих политических планов. Они потребуют серьезного усовершенствования и, скорее всего, обречены на провал, но это хорошие идеи, показывающие понимание политической истории, не свойственное большинству монархов. Ты будешь править, руководствуясь принципами, которые нам изложила, и попытаешься исправить величайшую ошибку своей матери. Если же вдруг ты свернешь с пути, я найду тебя, и, поверь мне, твоя смерть не будет чистой.

Келси подняла брови, пытаясь скрыть пробежавшую по ее телу дрожь.

– Вы думаете, вам удастся добраться до меня в Цитадели?

– Я могу добраться до кого угодно в этом королевстве, девочка. Не сомневайся. – Ловкач говорил нейтральным тоном, без тени прежнего высокомерия. – Я похитил множество вещей у Регента, в том числе и из Цитадели, и держал его самого на острие ножа. Я мог бы убить его много раз, но приходилось ждать.

– Чего?

– Тебя, королева Тирлинга.

Он поднялся и стремительно вышел из-за стола, а Келси осталась сидеть на своем месте, глядя ему вслед и чувствуя, как горит ее лицо там, где касались его пальцы.

Глава 4. Путь в Цитадель

Келси проснулась с головной болью и пересохшим ртом, но лишь за завтраком она поняла, что переживает свое первое в жизни похмелье. Несмотря на тошноту, эта мысль ее обрадовала – ей всегда нравилось, когда с ней случалось что-то, о чем она раньше только читала. Расстройство желудка – невеликая плата за превращение вымысла в реальность. Застолье продолжалось до поздней ночи, и она не могла вспомнить, сколько выпила. Медовуха оказалась весьма вкусным напитком, лучше бы ей избегать его впредь.

Как только она оделась, Ловкач достал небольшое зеркальце для бритья, чтобы она могла осмотреть длинную уродливую рану, растянувшуюся на ее шее справа. Рана была аккуратно зашита тонкой черной нитью.

– Хороший шов, – сказала Келси. – Но шрам все равно останется, да?

Ловкач кивнул.

– Я не господь бог и даже не королевский хирург. – Он отвесил ей шутливый поклон. – Но гноиться не будет, а ты сможешь всем рассказывать, что получила ранение на поле боя.

– Тоже мне бой.

– Снимать с тебя все эти доспехи уж точно было настоящей битвой, о чем я не премину рассказать всему свету.

Келси улыбнулась, отложила зеркало и повернулась к нему.

– Спасибо. Ты проявил ко мне немалую доброту, и в первую очередь оставил мне жизнь. Я намерена даровать тебе помилование.

Он молча смотрел на нее, и в его глазах плясали озорные искорки.

– Помилование тебе не нужно?

– Рано или поздно я все равно что-нибудь украду.

– Неужели тебе никогда не хотелось иной жизни?

– Для меня никакой иной жизни не существует. Да и в любом случае помилованием ты даже близко не отплатишь свой долг. Я подарил тебе нечто гораздо более ценное, чем ты можешь себе представить.

– Что же?

– Увидишь. Я рассчитываю, что взамен ты сохранишь мой дар в целости и сохранности.

Келси снова взглянула в зеркало.

– Боже милостивый, только не говори, что заделал мне ребенка, пока я спала.

Ловкач откинул голову и разразился хохотом, а потом дружеским жестом положил ей руку на плечо, отчего по коже Келси побежали мурашки.

– Девочка, ты либо не доживешь до конца недели, либо станешь самой грозной королевой в истории этой страны. Третьего не дано.

Расчесывая волосы, Келси то и дело украдкой посматривала в зеркало. Она видела свое отражение в пруду рядом с домом, но это было не то. Зеркало показывало ей, как она выглядит на самом деле. И зрелище было неутешительное. Глаза ей показались красивыми – миндалевидные, ярко-зеленого цвета. Но лицо было круглым, как помидор, и – иначе не скажешь – совершенно непримечательным.

Волосы не помешало бы снова помыть, но Келси собрала их с помощью заколок, которые дал ей Ловкач, и решила, что пока и так неплохо. Рассматривая красивые аметистовые заколки в форме бабочек, Келси подумала, не вытащены ли они прямо из прически какой-нибудь дворянки.

Она увидела в зеркале, что улыбка Ловкача стала еще шире, и поняла, что он угадал ее мысли.

– Да ты еще тот негодяй, – заметила она, защелкивая на голове последнюю заколку. – Мне бы следовало увеличить награду за твою голову.

– Да пожалуйста. Это только упрочит мою славу.

– А чем ты занимался раньше? Каким бы основательным ни было мое образование, у тебя, кажется, с грамматикой и лексикой дела обстоят еще лучше.

Он ответил на кадарском:

– В тирском, пожалуй, да. Но ты явно затмишь меня в знании мортийского и кадарского. Я поздно начал учить оба языка, и мое произношение оставляет желать лучшего.

– Не уклоняйся от вопроса. Я все равно все выясню, как только доберусь до Цитадели.

– Тогда у меня нет причин тратить свою драгоценную энергию на ответ. – Он снова перешел на тирский, улыбаясь с сожалением. – Не мог вспомнить, как по-кадарски будет «энергия». Давно не практиковался.

Келси склонила голову набок и вопросительно посмотрела на него.

– Неужели нет совсем ничего, что я могла бы сделать для тебя и твоих товарищей, когда взойду на трон? Пусть самую малость?

– Ничего не приходит на ум. К тому же перед вами и без того стоит непосильная задача, госпожа. Я бы не хотел утруждать вас лишними хлопотами.

– Ну, раз ты не хочешь, чтобы я спасла тебя от неминуемой казни, просить отару овец или новый арбалет было бы, пожалуй, и правда глупо.

– Однажды я стребую с тебя должок, королева Тирлинга, уж не сомневайся. И цена будет ох как высока.

Келси внимательно посмотрела на него, но его взгляд был устремлен куда-то вдаль, поверх ее палатки и деревьев. В сторону Цитадели.

Она внезапно осознала, что ей необходимо как можно скорее убраться подальше от него. Он преступник, бандит, представляющий бесспорную угрозу для того самого правопорядка, который она надеялась установить в стране. И все же она сомневалась в способности когда-нибудь упечь его за решетку, не говоря уже о том, чтобы вынести ему смертный приговор, которого он явно заслуживал.

В моей жизни должен появиться другой мужчина, который заставит меня забыть о нем. Более подходящий мужчина. Только так и должно быть.

Она отложила зеркало.

– Я готова ехать.

Булава, как рассказал ей Ловкач, ночью совершил еще две попытки побега. Сегодня, когда они пришли, чтобы наконец вывести из палатки, он уже опять успел высвободить обе ноги. На глазах у него по-прежнему была повязка, но когда его вели к Келси, он неожиданно с силой пнул Алена под колени, и тот повалился наземь, рассыпая проклятия и хватаясь за ушибленную голень. Хоуэлл и Морган водрузили Булаву в седло, завершив операцию всего с одним небольшим промахом, и оставили его руки связанными. Но лицо его, наполовину скрытое повязкой, сохраняло выражение убийственной решимости.

Келси попрощалась с Ловкачом и его товарищами, чувствуя неловкость из-за излишней серьезности своего тона. Ей было приятно видеть, что Морган, кажется, расстроен ее предстоящим отъездом: он по-мужски пожал ей руку и вручил лишний пузырек обезболивающего для шеи.

– А что это такое? – спросила Келси, пряча пузырек в карман плаща. – Для средства наружного применения оно просто творит чудеса.

– Опиум.

Келси удивленно подняла брови.

– Жидкий опиум? Разве такое бывает?

– Вы слишком долго жили вдали от внешнего мира, госпожа.

– Я полагала, что опиум в Тирлинге не подлежит свободному обращению.

– Для этого господь и создал черный рынок.

Первые несколько миль Ловкач проехал вместе с ними, настояв, чтобы Булава оставался в повязке, пока они не отъедут от лагеря, так что Келси пришлось вести его лошадь. Как ни странно, Ловкач оставил им их лошадей. Рэйк был добрым конем, но скакун Булавы был чистокровным кадарским красавцем и стоил, должно быть, целое состояние. Келси подивилась такой щедрости, но вопросов задавать не стала.

Под плащом на ней снова были доспехи Пэна. Ей не хотелось бросать их, и Ловкач согласился, что надеть их – хорошая идея. Келси с досадой подумала, что ей придется привести себя в форму, потому что отныне доспехи на какое-то время станут неотъемлемой частью ее гардероба.

Когда они доехали до вершины очередного холма, Ловкач велел им остановиться и показал на узкую тропинку, змеившуюся меж желтых склонов.

– Это главная дорога в здешних местах. Она выведет вас на Мортийскую трассу, по которой вы доедете прямиком до Нового Лондона. Ехать по дороге или нет – ваше дело, но даже если решите свернуть, я бы на вашем месте держал ее в поле зрения. К вечеру вы въедете в болотистую местность, а там, не зная ориентиров, легко угодить в трясину.

Келси всматривалась в лежавшую впереди местность. Большая часть дороги была скрыта за холмами, но вдали, где начинался пологий участок, бежевая линия появлялась вновь, рассекая поля и устремляясь к дальним темным холмам. На них теснились сотни строений, над которыми нависала монолитная серая громадина. Цитадель.

– А сам ты бы поехал по дороге? – спросила она Ловкача.

Он на мгновение задумался и ответил:

– Я бы поехал по дороге. Мне, конечно, не грозит такая опасность, как вам сейчас, но все же, исходя из моего опыта, прямой путь зачастую самый верный. Трудно объяснить почему.

– Если бы он снял с меня эту повязку, – проворчал Булава, – я бы мог сам определить лучший путь, а его послал к черту.

– И все же я настаиваю, чтобы вы не снимали повязку, пока я не уеду, – ответил Ловкач.

Келси с любопытством посмотрела на него.

– У вас какие-то старые счеты?

Ловкач улыбнулся, но взгляд его, устремленный на Цитадель, посуровел.

– Не такие, как можно было бы подумать.

Он развернул лошадь и протянул ей руку. Рукопожатие было твердым и деловым, точь-в-точь как у Моргана, но все же Келси знала, что запомнит это мгновение на всю жизнь, даже если они никогда больше не встретятся.

– Еще кое-что, госпожа.

Келси опешила, услышав это обращение – она уже привыкла, что он называет ее «девочка». Ловкач достал из-за пазухи второй кулон, и Келси осознала, что совсем забыла про него. Она снова ощутила острую потребность оказаться как можно дальше от этого человека, который заставлял ее забыть обо всех вещах, и рядовых, и важных.

– Этот кулон принадлежит тебе, и я на него не претендую. Но пока я оставлю его у себя.

– И до каких пор?

– До тех пор, пока ты не заслужишь его своими поступками.

Келси открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Она имела дело с человеком, который почти никогда не совершал спонтанных поступков. Все его действия определял жесткий расчет, так что шансов переубедить его было ничтожно мало. Потянувшись рукой к шее, она обнаружила, что ее собственный кулон вновь выскользнул наружу, и убрала его на место.

– Удачи, королева Тирлинга. Я буду с интересом наблюдать за тобой. – Он одарил ее доброжелательной улыбкой и поскакал прочь, ускоряясь на склоне. Минуту спустя он уже въехал на следующий холм и скрылся из вида.

Келси некоторое время продолжала смотреть ему вслед – что Булаве неизвестно, то ему не повредит. Но когда наконец пыль, взвившаяся под копытами лошади Ловкача, осела на землю, Келси повернулась к Булаве, поравнялась с его жеребцом и принялась торопливо распутывать веревки, связывавшие его руки. Едва освободившись от пут, Булава сорвал с глаз повязку и принялся часто моргать.

– Черт, как ярко светит-то!

– Ты проявил выдающуюся выдержку, Лазарь. Зная твою репутацию, я думала, что на пути сюда ты разгрызешь свои путы и прикончишь несколько человек.

Булава ничего не ответил, лишь потер запястья, на которых отпечатались глубокие следы от веревок.

– Ты мастерски сражался там, у реки. Где ты научился так драться?

– Нам пора ехать.

Келси на мгновение задержала на нем взгляд, а потом снова повернулась в сторону Нового Лондона, очертания которого в лучах палящего солнца снова стали расплываться. Теперь это было просто темное пятно на фоне холмов.

– Ты поклялся доставить меня в Цитадель, я знаю. Но я освобождаю тебя от этой клятвы. Ты уже сделал достаточно.

– Эта клятва была дана той, кого уже нет в живых, госпожа. Вы не в силах меня от нее освободить.

– Я узнала много интересного, пока ты лежал связанным в палатке, Лазарь.

Булава вздохнул.

– Тот человек – умелый рассказчик, госпожа. Он многое опустил, но я не могу опровергнуть ни одно из его утверждений.

Келси продолжала всматриваться в серую тень Цитадели, будто это была какая-то загадка, которую она могла разрешить, если долго смотреть.

– Я унаследовала королевство, прогнившее насквозь, Лазарь, и я думаю, что отправляюсь на смерть. Но прежде чем моя смерть найдет меня, я намереваюсь расчистить на этой свалке просеку шириной с Океан Господень. Если ты не планируешь погибнуть вместе со мной, стоит расстаться прямо здесь.

Она рассчитывала, что Булава будет задавать вопросы, но он молчал, глядя на город.

– Госпожа, ваша мать не была хорошей королевой, но она не была и злой. Она была просто слабой. Она бы никогда не смогла поехать навстречу собственной смерти, что собираетесь сделать вы. Отчаянная решимость дает прилив неимоверной силы, но позаботьтесь, чтобы ваш гнев был направлен во благо вашего народа, а не против памяти вашей матери. Именно в этом разница между королевой и обиженным ребенком.

Келси кивнула, сознавая справедливость его слов. Даже после истории Лира ей не удавалось разобраться в собственных запутанных представлениях о женщине, которая ее родила (и медовуха ей в этом нисколько не помогла). Она злилась на свою мать, но этим дело, определенно, не ограничивалось. В какой-то момент слабость этой женщины превратилась в злодеяния, и провести грань между ними было сложно. Келси не могла не задумываться о том, не проявится ли эта слабость в ней самой и какую форму она примет.

Но мысли эти быстро ускользнули, уступив место историям из книг Карлин. Сотни лет немыслимой жестокости промелькнули в мозгу Келси за долю секунды, и она снова устремила взгляд на Цитадель.

– Я выбрала свой путь.

– Вы уверены?

– Уверена.

– Тогда я клянусь защищать вас от гибели.

Келси в изумлении повернулась к нему.

– Правда?

Булава кивнул, и на его потрепанном жизнью лице явственно отразилась решимость.

– В вас есть потенциал, госпожа. Мы с Кэрроллом оба это почувствовали, а мне нечего терять. Я предпочитаю умереть, пытаясь искоренить огромное зло, потому что я вижу, что это цель Вашего Величества.

Ваше Величество. Эти слова пронзили ее насквозь.

– Меня ведь еще не короновали, Лазарь.

– Неважно. Я вижу в вас истинную королеву, а в вашей матери я не видел этого никогда, ни разу за всю ее жизнь.

Келси отвернулась, внезапно растрогавшись почти до слез. Ей удалось завоевать хотя бы одного из них. Пусть всего одного, но он был последним и самым важным. Она подставила лицо нежному дуновению ветра.

– Что ж, если у тебя нет идей получше, поедем по дороге.

Булава некоторое время осматривал лежащую перед ними местность, в конце концов остановил взгляд на Новом Лондоне и кивнул.

– Поедем по дороге.

Келси пришпорила лошадь, и они пустились вниз по холму.

Спустя несколько часов узкая тропа, которую указал им Ловкач, слилась с Мортийским трактом – большой дорогой футов в пятьдесят шириной. По этой дороге шла основная торговля между Тирлингом и Мортмином, так что грунт был хорошо утоптан и почти не пылил. Но людей было много, и Келси порадовалась, что закутана в темно-пурпурный плащ, который ей дал Ловкач. Серую форму Булавы сменил длинный черный плащ, а булаву, если она и осталась при нем (а Келси подозревала, что это так), он предусмотрительно спрятал подальше от посторонних глаз. Они ничем не выделялись на фоне остальных путников – большинство людей, державших путь в направлении Цитадели, были одеты в плащи с капюшонами и, похоже, стремились держать свои дела в тайне.

Келси постоянно озиралась в поисках людей, похожих на кейденских наемников, или серых плащей, какие носила ее стража. Но в какой-то момент людей вокруг стало так много, что ей не удавалось надолго сосредоточить внимание на ком-то одном. К тому же она подумала, что Булава наверняка лучше умеет предчувствовать опасность. Она доверилась его чутью и сконцентрировалась на дороге.

Ловкач сказал ей, что они легко доберутся до Нового Лондона за два дня. Келси подумала было преодолеть весь путь одним махом, но отказалась от этой идеи. Ей нужно будет поспать – солнце еще только начинало садиться, а ее рана уже разболелась. Она тихонько сказала об этом Булаве, и он кивнул.

– Я никогда толком не сплю, госпожа. Так что вы можете отдохнуть.

– Но когда-то же ты должен спать?

– Не крепко. Мир слишком опасен, чтобы засыпать.

– А в детстве?

– У меня не было детства.

Какой-то человек задел лошадь Келси и, пробормотав «извините, сэр», поехал дальше. На дороге стало тесно. Со всех сторон ехали люди, и запах их немытых тел бил в ноздри. Еще бы, на юге были засушливые земли – воды для мытья, должно быть, не хватало.

Перед ними тащилась повозка, в которой ехала целая семья: родители и двое маленьких детей. Ребятишки, брат и сестра, набрали трав и кореньев и играли в поваров. Келси зачарованно наблюдала за ними. Все ее игры были рассчитаны на одного: ей всегда доставалась роль главного героя, но ликующую толпу и верных друзей приходилось воображать. И все же желание видеть других детей и быть среди них никогда ее не оставляло. Келси глазела на детей так долго, что их мать тоже стала рассматривать ее, с подозрением сдвинув брови, и Келси прошептала Булаве, что надо бы немного отстать.

– Почему на дороге столько людей? – спросила она, как только повозка скрылась из вида.

– Это единственный прямой путь в Новый Лондон к югу от Криты. Сюда сходятся много пеших троп.

– Здесь всегда так? Как тогда проехать с караваном?

Булава прокашлялся.

– Все дело в поставке в Мортмин. Она всегда отходит в последний день месяца. Кэрролл задумал, чтобы мы провезли вас, смешавшись с толпой.

– Поставка уходит завтра?

– Да.

Келси уставилась на забитую людьми дорогу, и до нее наконец дошел смысл слов Ловкача: времени действительно мало.

– Значит, все эти люди?..

– Скорее всего нет. Семьи часто сопровождают избранных в город, особенно маленьких.

Келси вновь ощутила прилив гнева – внутренний взрыв, свидетельствовавший о грядущих неприятностях. Слишком много было детей среди этих потрепанных путников.

– А бывает, что кто-то из них просто убегает?

– Случается.

– Будь я матерью, я бы рискнула.

– Когда кто-то из избранных по жребию сбегает, вся семья обречена попасть в рабство на следующем этапе лотереи. Это большие семьи, госпожа. Часто им приходится пожертвовать благополучием одного ребенка, чтобы спасти остальных восьмерых.

Келси некоторое время осмысливала его слова. С точки зрения статистики размер семьи почти всегда обратно пропорционален размерам ее дохода. Большие семьи… ей вдруг пришла в голову мысль, и она устыдилась, что не подумала об этом раньше.

– Лазарь, а в лотерее бывает мошенничество?

– Будь вы богаты, госпожа, разве вы бы не постарались выкупить своих близких?

– Но ведь для того, чтобы такая система держалась, должен быть хоть какой-то независимый надзор.

– Надзор всегда независим ровно настолько, насколько хочет правитель. Бюро переписи не гнушается брать взятки, и мало кто готов пойти наперекор Арлену Торну. Ваш дядя явно не из таких людей.

– Ясно.

Келси действительно все было ясно. Она понимала, что, будь ее ответственность не столь велика, она бы с удовольствием сожгла всю Цитадель дотла. Ее правительство прогнило. Но насквозь ли?

Регент точно должен будет уйти. Да, он был братом ее матери, но она немедленно лишит его любой власти.

«И как же мне сделать это и остаться в живых?»

Хороший вопрос. У Регента наверняка прочные связи с дворянством, а коррупция, о которой говорил Булава, глубоко укоренилась в государственных органах. Но ведь не во всех, вдруг поняла она. Перед ее глазами встали лица стражников ее матери тем утром на поляне – мрачные, полные решимости. Их никому не удалось подкупить.

«Боже милостивый, позволь мне остаться в живых хотя бы ненадолго».

Бог. Это была еще одна проблема. Кэрролл предупреждал ее насчет Церкви Господней, но Келси не нужны были предупреждения. Сколь бы большим влиянием ни пользовалась церковь в ее правительстве, с этим необходимо будет покончить. Большие семьи… Келси сплюнула на землю.

Они ехали большую часть ночи, продолжая путь еще долгое время после того, как остальные путники устроились на ночлег. Некоторое время по обе стороны дороги мелькали костры, и Келси слышала разговоры и смех, когда они проезжали мимо. Это делало дорогу более приятной, почти веселой, но вскоре костры начали гаснуть. То и дело Келси слышался топот копыт, но, оборачиваясь, она видела позади лишь темноту.

Келси понимала, что Булава беседовал с ней в основном для того, чтобы не дать ей уснуть, но все равно много узнала из их разговора. Судебная система практически сломалась под гнетом коррупции, в особенности из-за того, что большинство честных судей были привлечены к процветающему бюрократическому аппарату, который разросся вокруг переписи. По словам Булавы, большая часть собранных налогов теперь уходила на организацию переписи, хотя, как водится, значительная часть денег исчезала где-то по пути.

– Какая пустая трата ресурсов, – заметила Келси.

– Бюрократия укоренилась глубоко, госпожа. Арлен Торн обладает немалой властью.

– Как он дослужился до такого поста?

– В основном благодаря опыту. Торговля людьми существовала в Тирлинге уже давно, Мортийское соглашение просто ее узаконило. Торн был торговцем на черном рынке и, помимо прочего, торговал рабами, задолго до подписания соглашения. Кому, как не ему, было поручить управление Бюро переписи.

– А что, если это бюро прекратит свое существование? Если искоренить эту бюрократию, сколько денег освободится?

Она чувствовала на себе взгляд Булавы, но упорно продолжала смотреть перед собой, пока он отвечал.

– Трудно сказать, госпожа. Денег, наверное, будет много, но страна все равно будет под угрозой мортийского вторжения. Тут уж никакие деньги не помогут.

– А отразить это вторжение возможности нет?

– Ровным счетом никакой, госпожа. В стране нет подготовленных бойцов, способных сразиться с любой армией, тем более с мортийской. И у нас нет стали.

– Значит, нам нужны оружие и настоящая армия.

– Никакой армии не победить Мортмин, госпожа. Я не суеверный человек, но верю слухам насчет Красной Королевы. Мне довелось видеть ее несколько лет тому назад…

– Где это?

– Регент отправил в Демин целую дипломатическую делегацию, а я был в числе охраны. Красная Королева правит страной уже больше века, но, клянусь вам, госпожа, выглядела она не старше, чем ваша мать, когда родились вы.

– И все же это лишь одна женщина, какой бы устрашающей она ни была. – Голос Келси звучал твердо, хотя она и была встревожена. Не стоило обсуждать злую колдунью-королеву на пустынной дороге среди ночи. Костры, горевшие вдоль дороги, теперь уже все потухли, и казалось, что они с Булавой совсем одни в темноте. Над дорогой витал тошнотворно-сладкий запах гнили – должно быть, где-то неподалеку было болото.

– Ведь не могут же угрозы одной женщины удержать целую страну в рабстве?

– Будьте осторожны, госпожа.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что Мортийское соглашение составлено весьма жестко. Не предусмотрено процесса обжалования, никаких внешних арбитров. Стоит одной поставке не прибыть в Демин вовремя, и мортийская королева вправе ввести войска в эту страну и сровнять ее с землей. Я воевал во время прошлого мортийского вторжения, госпожа, и могу вас заверить, что Мерн не преувеличил масштаб зверств, которые тогда творились. Какими бы благими ни были ваши намерения, прямой путь не всегда самый лучший.

Келси сглотнула.

– И все же мы поехали по дороге, Лазарь.

– Да, госпожа, за неимением лучших вариантов.

Когда они добрались до очередного поворота, Келси вновь показалось, что она слышит стук копыт. Но на этот раз это не было плодом ее воображения – Булава резко остановил коня и развернулся, глядя назад.

– Там кто-то есть. Несколько всадников.

Келси ничего не видела. Луна на небе была еле заметна, а с ночным зрением у нее всегда было плохо – Барти в темноте легко наворачивал вокруг нее круги.

– Как далеко?

– Около мили. – Булава постучал пальцами по седлу, размышляя. – Здесь недостаточно растительности, чтобы укрыться, так что нам безопаснее будет ехать большую часть ночи, а утром передохнуть. Поедем дальше, а если они начнут приближаться, рискнем и съедем с дороги. Давайте слегка ускоримся.

Он снова пустился вперед, и Келси последовала за ним.

– А не можем мы съехать с дороги и пропустить их вперед?

– Это рискованно, госпожа, если они следят за нами. Но я сомневаюсь, что это Кейден. Ястребов в небе я не видел, а след наш они, скорее всего, потеряли. Ваш спаситель, кем бы он ни был, справился с задачей на отлично.

Упоминание о Ловкаче заставило Келси вздрогнуть, и она осознала (не без доли самодовольства), что не думала о нем уже по меньшей мере несколько часов. Некоторое время она разрывалась между желанием узнать о нем побольше и желанием оставить его образ только для себя, но после недолгих раздумий она выбрала первое и разозлилась сама на себя.

– Он назвался Ловкачом.

Булава ухмыльнулся.

– Так я и думал, несмотря на повязку.

– Он действительно такой великий вор, как утверждает?

– Исключительный, госпожа. В истории Тирлинга полно бандитов, но равных Ловкачу еще не было. Он похитил у вашего дяди больше добра, чем я имел за всю свою жизнь.

– Он сказал, за его голову назначена высокая цена.

– По последним подсчетам, пятьдесят тысяч фунтов.

– Но кто он такой?

– Этого никто не знает, госпожа. Он впервые появился лет двадцать назад, в этой своей маске.

– Двадцать лет?

– Да, госпожа. Ровно двадцать лет. Я хорошо помню этот момент, потому что он похитил одну из любимых наложниц вашего дядюшки, когда та пошла в город за покупками. А потом, несколько месяцев спустя, ваша мать объявила о своей беременности. – Булава хмыкнул. – Пожалуй, худший год в жизни вашего дяди.

Келси задумалась над его словами. На вид Ловкачу нельзя было дать больше двадцати пяти, но на самом деле он, оказывается, был куда старше.

– А почему его так и не поймали, Лазарь? Даже если он удачлив, как сам дьявол, подобный эпатаж давно должен был его погубить.

– Ну, простой народ считает его героем, госпожа, с самого появления лотереи. Как только задерживается поставка, будь то из-за диверсии или просто из-за плохой погоды, в народе считают, что это проделки Ловкача. К тому же он любит воровать у Регента и его приближенных, и с каждым предметом, украденным у богачей, крестьянство любит его еще сильнее.

«Просто какой-то Робин Гуд», – подумала Келси.

– А он раздает деньги бедным?

– Нет, госпожа.

Она откинулась в седле, разочарованная.

– И много он украл?

– На сотни тысяч фунтов.

– И что он делает с этими деньгами? В лагере никаких признаков богатства я не увидела. Они живут в палатках, а их одежда видала лучшие времена. Я даже не уверена, что они…

Булава схватил ее за руку, заставив резко остановиться.

– Так вы все видели?

– Что?

– Вам не завязали глаза?

– Ну, я же не такой бравый воин, как ты.

– И вы видели его лицо? Лицо Ловкача?

– Конечно. Мне пришлось часами спорить с ним, убеждая, чтобы он не убивал нас обоих.

– Вы не понимаете, госпожа. Они завязали мне глаза не из-за моей славы искусного воина. Они сделали это, потому что никто никогда не видел Ловкача в лицо. Регент не может его поймать, потому что никто не может составить словесные портреты ни его, ни остальных его людей. На моей памяти Ловкач дважды чуть не убил Регента, но и тот ни разу даже мельком не видел его лица. Никто не знает, как выглядит Ловкач, за исключением людей, которые не предадут его ни за какие деньги.

Келси взглянула на звезды, россыпью ярких точек усеявшие небо над ее головой. Но ответа они ей не дали. Ее все сильнее клонило в сон. Она уже давно сонно покачивалась в седле, но теперь вдруг почувствовала себя совершенно бодрой. Ловкач сказал, что подарил ей нечто очень ценное, но ей казалось, что он понимал, перед какой дилеммой это ее ставит. Ей следовало бы составить его словесный портрет при первой же возможности или описать его тому, кто как следует умеет рисовать. И все же она понимала, что не сделает ни того ни другого.

– Госпожа?

Келси прикусила губу и взглянула на Булаву, чьи очертания в темноте казались смутными.

– Теперь ты мой человек на всю жизнь, Лазарь?

– Да.

Келси сделала глубокий вдох.

– Я и сама не выдам его ни за какие деньги.

– Вот дьявол. – Булава резко остановил коня посреди дороги и некоторое время молчал. Келси чувствовала его неодобрение, точно такое же, как тогда, когда сидела в углу библиотеки Карлин, съеживаясь в комок и пытаясь стать как можно незаметнее, если не знала ответа. Как бы Карлин отреагировала на такой поворот событий? Келси предпочла об этом не задумываться.

– Я не горжусь этим, – пробормотала она, оправдываясь. – Но все же не вижу смысла притворяться, что это не так.

– Вам известно, кто такой Ловкач, госпожа?

– Мошенник?

– Нет. Ловкач – это персонаж из древней мифологии, предвестник смерти[4]. Он действительно выдающийся вор, этот Ловкач, и, возможно, его мастерство заслуживает восхищения, но многие другие его поступки весьма сомнительны.

– Я пока не хочу ничего слышать о его прочих поступках, Лазарь. – Сказав это, она внезапно поняла, что как раз только об этом и хочет говорить. – Я рассказала тебе только потому, что хочу, чтобы у нас было полное взаимопонимание по этому вопросу.

– Что ж, – спустя некоторое время ответил Булава смиренно. – Я не имею ничего против него лично, но он способен оказать дурное влияние. Пожалуй, не стоит больше об этом говорить.

– Согласна. – Келси легонько потянула поводья, и ее конь двинулся вперед. Она попыталась найти другую тему для разговора, хотя понимала, что пройдет немало времени, прежде чем ей удастся хотя бы несколько часов не вспоминать о нем. – Карлин говорила, что у моего дяди нет жены. А что ты говорил насчет его женщин?

Булава с некоторой неохотой пояснил, что Регент устроил свою жизнь на манер кадарских правителей, составив гарем из молодых женщин, которых продавали дворцу бедные семьи. Мало того, что Келси досталось королевство, погрязшее в коррупции, теперь в придачу ко всему обнаружился еще и бордель. Она попросила Булаву научить ее ругательствам, которые употребляли солдаты, но он отказался, так что у нее не нашлось достаточно резких слов, чтобы выразить свою ярость. Дядя безнадежно пал в ее глазах, но подлинный гнев вызывало поведение ее матери, которая все это допустила. Она вспомнила, как когда-то в детстве стояла перед панорамным окном в коттедже, плача – из-за разбитой коленки или какой-нибудь неприятной работы по дому, – и неотрывно смотрела на лес, уверенная, что именно оттуда за ней когда-нибудь приедет мать. Ей было тогда не больше трех-четырех лет, но она отлично помнила свою уверенность: мама приедет, обнимет Келси и окажется самим воплощением добродетели.

Карлин пыталась поколебать ее уверенность, пыталась неустанно. Келси вспомнила, как однажды, когда ей было лет девять, она вытащила одно из нарядных платьев Карлин из их с Барти шкафа и соорудила себе корону из цветов. Она расхаживала по комнате, как вдруг вошла Карлин.

– Что это ты делаешь? – спросила она. Голос ее звучал угрожающе тихо.

Келси решила, что Карлин разозлилась на нее за то, что она взяла платье без спроса, и поспешила объяснить:

– Тренируюсь быть королевой, как мама.

Карлин сорвалась с места столь стремительно, что Келси не успела отпрянуть. Она увидела лишь горящие глаза Карлин, а потом на ее лицо обрушилась пощечина. Было почти не больно, но Келси все равно разревелась. Карлин никогда ее раньше не била.

– Твоя мать была тщеславной дурой, – в гневе выпалила Карлин. – Если хочешь быть как она, вплетай себе в косы ленты и сиди целый день перед зеркалом! Забудь о миллионах людей, которые от тебя зависят. Вот тебе вся суть королевы Элиссы.

Келси расплакалась еще пуще, но слезы ее не тронули Карлин, она всегда была к ним равнодушна. Она вышла из комнаты и несколько дней не разговаривала с Келси, даже когда та, сама постирав и выгладив платье, вернула его в шкаф. Барти на следующий день передвигался по коттеджу на цыпочках с заплаканными глазами и несчастным видом, тайком от Карлин подсовывая Келси сласти. Спустя несколько дней Карлин, наконец, смилостивилась, но когда Келси заглянула в ее шкаф, она обнаружила, что все нарядные платья исчезли.

«Карлин была права», – думала она, рассеянно покачиваясь в седле. После случая с платьем она время от времени злилась на Карлин. Карлин сама хотела бы быть королевой. Она, очевидно, считала, что справилась бы с этой задачей лучше, чем Элисса, и, если уж на то пошло, чем сама Келси. Келси привыкла считать, что истинной причиной ее поведения была зависть, но теперь она уже не была в этом так уверена. За последние два дня она узнала о королеве Элиссе больше, чем за всю свою жизнь, и ничто из услышанного ей не понравилось. Но детские фантазии были с ней так долго. Что же делать с ними теперь?

Они сделали привал незадолго до рассвета, когда до города оставалось еще четыре-пять часов езды. Булава запретил Келси разводить костер и из соображений осторожности разбил лагерь позади большого ежевичного куста, за которым их было не видно с дороги. Ехавшие за ними всадники, очевидно, сами, наконец, устроились на ночлег, потому что стука копыт Келси больше не слышала. Она спросила Булаву, можно ли ей снять на ночь свои доспехи, и он кивнул.

– Но завтра вам придется снова их надеть, госпожа, потому что в город мы въедем посреди бела дня. Без меча от доспехов мало толка, но все лучше, чем ничего.

– Как скажешь, – сонно пробормотала Келси. Вдруг ей кое-что пришло в голову, и она встрепенулась. – Нам нужно добраться до города прежде, чем уйдет поставка, Лазарь. Это очень важно.

– Как пожелаете, госпожа. Я вас разбужу.

Келси снова улеглась, чувствуя себя такой уставшей, что могла уснуть, несмотря на неотвязную боль в шее. Ей нужно поспать. Все решится завтра. «Отчаянная решимость», – вспомнила она слова Булавы. Поехать навстречу смерти.

Во сне она видела бесконечные поля, как те, что простирались вокруг, когда они ехали по Альмонтской долине, усеянные согбенными фигурами мужчин и женщин. Над полями поднималось солнце, и небо пылало красным огнем.

Келси приблизилась к одной из крестьянок. Женщина обернулась, и Келси увидела, как она красива – сильные, решительные черты лица и спутанные темные волосы. Она выглядела неожиданно молодо. Когда Келси подошла ближе, женщина протянула ей сноп пшеницы, будто бы на проверку.

– Кровь, – бессвязно прошептала женщина, и в глазах ее загорелось безумие. – Всюду кровь.

Келси снова глянула на ее руки и увидела, что женщина держит не сноп, а искалеченное, окровавленное тело маленькой девочки. Глаза ребенка были вырваны, а глазницы наполнены кровью. Келси открыла рот, чтобы закричать, но тут ее разбудил Булава.

Глава 5. Шириной с Океан Господень

Они въехали в Новый Лондон через несколько часов после полудня. Келси разморило от жары, тяжести доспехов и недосыпа, но когда они въезжали в столицу по Новолондонскому мосту, она сразу пришла в себя, пораженная грандиозными размерами города.

На мосту была застава, где двое мужчин собирали плату за проезд. Булава выудил десять пенсов из кармана плаща и с поразительной ловкостью умудрился расплатиться, не открывая лица. Келси изучала мост. Это было подлинное чудо инженерии – не меньше пятидесяти футов в длину, из серых гранитных блоков на шести огромных колоннах, которые поднимались из глубин реки Каделл. Река огибала город и убегала на запад, где через пятьдесят миль обрушивалась с утесов в Тирлингский залив. Воды ее были удивительно чистого голубого цвета.

– Не засматривайтесь на воду слишком долго, – предупредил Булава из-за ее плеча, и Келси устремила взгляд перед собой.

Новый Лондон изначально был небольшим городком, который построили первые переселенцы на одном из склонов Рисовых гор. Но город разрастался, переходя с холма на холм и превращаясь в столицу Тирлинга. Теперь под ним лежала целая цепь холмов, и улицы его змеились вверх и вниз, повторяя природный ландшафт.

Цитадель высилась в самом центре города – гигантский монумент из серого камня, по сравнению с которым остальные здания казались крошечными. Она была возведена на манер зиккурата – асимметричная, но явно тщательно продуманная конструкция. Даже с такого расстояния Келси могла разглядеть многочисленные укрепления и балконы на разных уровнях, со множеством укромных уголков и проемов, где можно было бы спрятаться. Цитадель была построена во времена правления Джонатана Доброго, второго короля Тирлинга. Имени архитектора никто не знал, но он явно был мастером своего дела.

Остальная часть города производила не столь сильное впечатление. Большинство зданий были наскоро сооружены из дешевой древесины и перекосились в разные стороны. Один большой пожар, подумалось Келси, и город сгорит дотла.

В миле от Цитадели высилась еще одна башня – белоснежная и не столь высокая, увенчанная золотым крестом. Это, должно быть, Арват, главная резиденция Церкви Господней. Разумеется, где ей еще быть, как не рядом, хотя Булава сказал ей, что Регент разрешил соорудить придворную часовню внутри Цитадели. Келси не могла разглядеть, был ли крест просто позолоченным или целиком отлит из чистого золота, но на солнце он сверкал так ярко, что слепил глаза.

Трудно было сказать, каким было бы ее отношение к Церкви Господней, будь она воспитана в другой семье, где на ее мировоззрение не влиял бы убежденный атеизм Карлин. Но дело было сделано, и теперь она взирала на золотой крест с инстинктивным недоверием, сознавая, что ей придется искать какой-то компромисс со всем тем, что он символизировал. Даже дома, в коттедже, компромиссы ей всегда давались плохо.

Булава молча ехал подле нее, то и дело указывая, куда нужно повернуть. Они миновали мост и въехали на оживленную магистраль, которая вела непосредственно в город. Оба по-прежнему были плотно закутаны в плащи и капюшоны. Булава считал, что на всех дорогах к Цитадели будет стража, и Келси чувствовала его настороженность, замечая, как он то и дело менял положение, оказываясь между ней и тем, что вызывало у него опасения.

Сама Келси не замечала ничего необычного, но откуда бы ей знать, что здесь считалось необычным? Вдоль улиц тянулись лотки. Торговцы предлагали всевозможные товары, от простых фруктов и овощей до экзотических птиц. Уличный рынок, поняла Келси. И он становился все многолюднее по мере того, как они пытались углубиться в город. На улицах были и магазинчики – каждый с красочной вывеской. Келси углядела портного, булочную, целителя, цирюльника и даже галантерею. Это каким же надо быть пустозвоном, чтобы шить себе шляпу на заказ?

Толпа ее поражала. После стольких лет в обществе Барти и Карлин было сложно привыкнуть к такому количеству людей в одном месте. Люди были повсюду, и такие разные! Высокие и низкорослые, молодые и старые, с темными волосами и светлыми, худые и полные. Келси повстречала множество новых людей за последние несколько дней, но она никогда раньше не задумывалась, сколь разным может быть человеческое лицо. Она видела человека с длинным крючковатым носом, похожим на птичий клюв. Женщину с длинными волнистыми светлыми волосами, которые сверкали на солнце сотнями искр. Все вокруг казалось слишком ярким – настолько, что заслезились глаза.

А звуки! Со всех сторон раздавалось множество громких голосов, чего она прежде никогда не слышала. Время от времени она улавливала отдельные голоса – торговцев, называющих свою цену, или знакомых, окликающих друг друга сквозь общий шум, но эти голоса казались ничтожными в сравнении с гулом толпы. Он физически оглушал Келси, угрожая взорвать ее барабанные перепонки, и все же она находила его странным образом успокаивающим.

Они повернули за угол, и внимание Келси привлек уличный артист, который показывал фокусы. Он поместил розу в вазу, потом извлек из ниоткуда точно такую же вазу, потом заставил розу непостижимым образом переместиться в нее. Келси придержала лошадь, чтобы посмотреть. Фокусник заставил обе вазы исчезнуть и достал из собственного рта белоснежного котенка. Зверек явно был настоящим – он барахтался в руках фокусника, пока толпа аплодировала. Фокусник вручил котенка девочке из толпы зрителей, которая радостно завизжала.

Келси улыбнулась, очарованная этим зрелищем. Скорее всего, его дар ограничивался ловкостью рук и не имел отношения к реальной магии, но она не видела ни одного изъяна в его движениях. Если даже это был просто обман зрения, он был безупречен.

– Госпожа, мы здесь подвергаемся опасности, – прошептал Булава.

– Что такое?

– Всего лишь предчувствие. Но мои предчувствия в таких делах, как правило, оправданны.

Келси взялась за поводья и снова направила лошадь вперед.

– Этот фокусник, Лазарь. Запомни его.

– Да, госпожа.

Чем дальше, тем больше Келси начинала разделять беспокойство Булавы. Она все чаще замечала, как люди смотрят на нее. Все острее чувствовала, что находится под прицелом, и хотела, чтобы их путь поскорее закончился, пусть даже в конце ее ждет смерть. Она не сомневалась, что Булава избрал самый лучший маршрут, но все же ей хотелось оказаться на открытом пространстве, где опасность была бы очевидна и ее можно было бы встретить в честном бою.

С другой стороны, сражаться она все равно не умела.

Хотя Новый Лондон казался ей сущим лабиринтом, некоторые районы были явно благополучнее прочих. В районах побогаче были ухоженные улицы, и по ним ходили хорошо одетые горожане. Было даже несколько зданий из кирпича со стеклянными окнами. В других кварталах теснились деревянные домишки без окон, а их сгорбленные обитатели передвигались вдоль стен, крадучись и явно не желая привлекать к себе лишнего внимания. Иногда Келси и Булаве приходилось проезжать сквозь облако вони, которая наводила на мысль о том, что в окрестных домах было плохо с канализацией или же ее не было вообще.

«Если тут так воняет в феврале, – с отвращением подумала Келси, – то что же будет в разгар лета?»

Проезжая через какой-то особенно замызганный участок, Келси поняла, что они оказались в «веселом» квартале. Улица была такой узкой, что скорее напоминала проулок. Все здания были сделаны из такой дешевой древесины, что Келси даже не могла опознать ее. Многие постройки так сильно накренились, что было странно, как они до сих пор не рухнули. Время от времени Келси слышала крики и звуки бьющихся предметов. В воздухе звенел смех – холодный, неискренний, от которого по ее телу побежали мурашки.

Убого одетые женщины появлялись в перекошенных дверных проемах, прислонялись к стенам, и Келси была не в силах отвести от них взгляд, надежно укрытая своим низко надвинутым капюшоном. Проститутки! Над ними витала какая-то неуловимая аура запущенности. Сложно было сказать, в чем это проявлялось. Дело было не в одежде – их платья были не хуже и не лучше многих, что видела Келси. И, несмотря на весьма откровенные вырезы, дело было и не в фасонах платьев. Это было в их глазах, которые каким-то образом казались непомерно огромными даже у самых полных женщин. Они выглядели потасканными – что молодые, что старые. У многих, похоже, были шрамы. Келси пыталась не представлять себе их жизнь, но не могла думать ни о чем другом.

«Закрою весь этот квартал, – решила она. – Закрою и дам им нормальную работу».

В ее голове зазвучал голос Карлин: «Может, еще и длину их платьев будешь регулировать? Или запретишь романы, которые сочтешь чересчур фривольными?»

«Это разные вещи, разные».

«Нет никакой разницы. «Веселые» кварталы живут по своим законам. Если хочешь диктовать людям нормы морали, тебе прямая дорога в Арват».

Булава знаком приказал свернуть налево, между двух зданий, и Келси с облегчением вздохнула, когда они выехали на широкий бульвар, обрамленный с обеих сторон аккуратными магазинчиками. Серый фасад Цитадели стал ближе, закрывая собой стоящие позади горы и большую часть неба.

Несмотря на ширину бульвара, было так людно, что Келси и Булава снова оказались стиснуты в толпе и с трудом пробивали в ней путь. Здесь было больше света, и Келси чувствовала себя более уязвимой, несмотря на скрывавшие ее плащ и капюшон. Никто не знал, как она выглядит, но Булава наверняка был узнаваемой фигурой в любом месте. Казалось, ее спутник разделял эти опасения – он пришпорил коня, упорно устремляясь вперед, пока наконец буквально не распихал всех всадников и пешеходов на своем пути. С некоторым ворчанием толпа перед ними расступилась.

– Прямо, – тихо скомандовал он. – Как можно быстрее.

Однако продвигались они все равно медленно. Рэйк, который так хорошо себя вел на протяжении всего пути, похоже, почувствовал волнение Келси и начал сопротивляться ее командам. Попытки обуздать коня в сочетании с весом доспехов вскоре утомили ее. По шее и спине Келси ручьями струился пот, а Булава все чаще оглядывался по сторонам. По мере приближения к Цитадели толпа сжималась вокруг них все теснее.

– Нельзя ли поехать другим путем?

– Другого пути нет, – ответил Булава. Теперь он правил одной рукой, держа другую на рукояти меча. – Времени мало, госпожа. Проталкивайтесь вперед, осталось недолго.

На несколько минут Келси сосредоточила все силы, чтобы оставаться в сознании. Послеполуденное солнце накалило ее темный плащ, а теснота, вызванная скоплением народа, еще больше усиливала ощущение удушья. Дважды она едва не выпала из седла и удержалась только благодаря Булаве, который каждый раз крепко хватал ее за плечо.

Бульвар наконец закончился, уступив место широкой лужайке, которая окружала Цитадель и крепостной ров. Лужайка полого спускалась к воде, и Келси на мгновение застыла в недоумении, глядя на этот причудливый угол: оказалось, что Цитадель была построена в искусственном углублении – глубоком котловане, который возник, когда сровняли холм. Со всех сторон вздымались холмы, на которых теснились здания. Серый монолит Цитадели возвышался теперь прямо над головой Келси. При взгляде наверх у нее закружилась голова, и пришлось отвести глаза.

Лужайка была сплошь усеяна людьми, которые окружали ее со всех сторон, но с вершины холма открывался хороший обзор, и Келси мгновенно оценила обстановку. У подножия склона, рядом с подвесным мостом, стоял длинный стол. Сидевшие за ним люди были явно какими-то чиновниками: все были одеты в идентичные костюмы темно-синего цвета. От стола сквозь толпу змеились несколько длинных очередей.

Рядом со столом стояли в ряд прямоугольные клетки, при виде которых у Келси вырвался долгий болезненный вздох. Каждая была величиной приблизительно десять на двадцать футов и футов восьми в высоту. Пол был деревянный, но решетки были сделаны из мортийского железа, с прочным ромбовидным плетением. Келси насчитала десять клеток, а когда толпа на мгновение сдвинулась, она увидела, что каждая стоит на огромных деревянных колесах. Солдаты в черной форме тирлингской армии уже начали сгонять мулов к последней в ряду клетке.

Даже на расстоянии было видно, что клетки активно использовались: на каждой решетке были видны следы ударов. Попытки побега? Их наверняка было немало. Три клетки, стоявшие дальше всего от стола, были уже плотно набиты людьми. Пленники внутри двигались – Келси видела, как клетку качает, когда они смещались к внешней стенке. Где-то кто-то кричал. Перед глазами Келси возникла фотография из какой-то книги Карлин: железнодорожный вагон, так плотно забитый людьми, что некоторые из них лишались пальцев или половины стопы, когда двери закрывались. Что это была за сцена? Келси никак не могла припомнить, но сходство было безусловным. Люди, словно скот, согнанные в клетки, где им нечем дышать.

Вокруг клеток толпились родственники, говорили с теми, кто внутри, держали их за руки или просто бродили вокруг. Солдаты, что находились неподалеку, сурово смотрели на толпу в ожидании момента, когда кто-нибудь из родственников потеряет контроль над собой. Однако почти все собравшиеся вели себя пассивно, и это Келси показалось самым ужасным. Ее народ был забит. Это было ясно при взгляде на длинные аккуратные очереди, тянувшиеся к чиновничьему столу, на то, как семьи окружали клетки, ожидая, когда их близких увезут прочь, будто отправка была неизбежной и неумолимой, как смерть.

Внимание Келси привлекли две клетки, стоявшие ближе всего к столу: они были меньше остальных, а решетки на них чаще. Обе были заполнены совсем маленькими детьми, не старше девяти-десяти лет. Детские клетки были не так плотно забиты, как взрослые, – в них было немного места, чтобы двигаться, но большинство детей прижимались к решеткам, протягивая руки к родителям.

Темноволосая женщина, отчаянно пытавшаяся дотянуться до первой клетки, внезапно неистово закричала. Ее муж так же отчаянно пытался оттащить ее назад, но он был грузного телосложения, а она превосходила его проворством. Сколько бы он ни хватал ее за руки, за одежду, она все равно умудрялась высвободиться и продолжала рваться к клетке. Наконец, он ухватил ее за волосы и резко поднял в воздух. Женщина кулем повалилась на землю, но спустя мгновение снова вскочила на ноги и рванулась вперед.

Охранявшие клетку солдаты, очевидно, были на пределе терпения: они беспокойно следили за движениями матери, не зная, стоит ли вмешиваться. Ее крик разносился над лужайкой, срываясь в хриплое карканье, и силы ее, похоже, были уже на исходе. Наконец, муж одержал верх, плотно ухватив ее за шерстяное платье. Он оттащил ее на безопасное расстояние от клеток, и солдаты вновь приняли расслабленные позы.

Однако мать продолжала что-то надрывно выкрикивать, и Келси отчетливо различала ее голос даже с вершины холма. Супруги стояли, глядя на клетку, в окружении нескольких детей. Келси никак не могла их сосчитать. Зрение ее вдруг расфокусировалось, руки, державшие поводья, задрожали. Она ощутила внутри себя что-то пугающее – что-то такое, о чем она никогда не думала в коттедже в своем тихом спокойном детстве. Внутри нее был кто-то иной – не та девушка, которой она была всю свою жизнь. Этот кто-то пылал в огне. Сапфировый кулон жег ее грудь, словно раскаленное клеймо. Казалось, ее кожа вот-вот лопнет, обнажив совершенно другого человека.

Булава мягко тронул ее за плечо, и она обернулась, глядя на него безумными глазами. Он протянул ей свой меч.

– Правильно это или нет, но я вижу, что вы собрались сделать, госпожа. Возьмите меч.

Келси взялась за рукоять, которая приятно легла в руку, хотя лезвие было для нее слишком длинным и тяжелым.

– А как же ты?

– У меня много оружия, и здесь наши друзья. Этот меч только для видимости.

– Какие друзья?

Медленно и как бы ненароком Булава поднял вверх ладонь, сжал ее в кулак и снова опустил. Келси на мгновение застыла в ожидании, рассчитывая, что, возможно, над ними разверзнутся небеса. Она почувствовала какое-то движение в толпе, но не могла понять, что происходит. Булава же, похоже, был удовлетворен и снова повернулся к ней.

– Ваш ход, госпожа.

– Если я закричу, меня услышат?

– Позвольте, я буду кричать, раз уж у вас пока нет настоящего глашатая. Все внимание обратится к вам во мгновение ока.

Булава сделал еще одно едва заметное движение руками, причем губы его сложились в этот момент в озорную улыбку.

– Коли я воплощенное отчаяние, Лазарь, то ты сама Смерть.

– Не вы первая так говорите, госпожа. Крепче держите меч и ни на шаг не приближайтесь к Цитадели. Лучников я не вижу, но это не значит, что их нет.

Келси решительно кивнула, хотя в глубине души ей хотелось взвыть. Вид у нее был удручающий: простая чистая одежда, которую ей дал Ловкач, теперь была вся заляпана грязью, края штанов порваны. Доспехи Пэна казались по меньшей мере вдвое тяжелее, чем утром. Ее длинные засаленные волосы, выбившись из-под заколок, свисали темными прядями на лицо, а со лба лился пот, застилая глаза. Она вспомнила свои мечты о том, как она въедет в столицу на белом пони с короной на голове. Теперь же ей предстоит появиться перед народом после многолетнего изгнания, нисколько не напоминая королеву.

Стоящая перед детской клеткой мать снова начала рыдать, не обращая внимания на детей, в страхе цепляющихся за ее юбки. Келси снова оглядела вставшую перед ней картину, увидев ее свежим взглядом, и укорила себя: «Кого волнуют твои волосы, дура? Посмотри, что тут происходит».

Ей вдруг вспомнился один воскресный день, когда ей было семь лет, и Барти собирался поехать в деревню, чтобы продать мясо и шкуры. Он делал это каждые три-четыре месяца, но в тот раз Келси решила, что хочет поехать с ним. Ей так сильно этого хотелось, что она искренне считала, что умрет, если не поедет. Она закатила истерику, катаясь по ковру в библиотеке со слезами и криками, в бессилии колотя ногами по полу.

Карлин терпеть не могла подобные сцены. Она попыталась было урезонить Келси, но через несколько минут просто вышла из комнаты. В итоге Барти усадил ее на колени, утирал слезы и утешал ее, пока она не выплакалась.

– Ты драгоценность, Кел, – говорил он. – Ты как золото или рубины. Если бы кто-то узнал, что ты здесь, тебя бы похитили. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя похитили у нас, правда?

– Но если никто не знает, что я здесь, получается, что я совсем одна, – ответила Келси, всхлипывая. Она уже не помнила, почему ей так показалось, но связь казалась очевидной: ее держат втайне, а значит, она одинока.

Барти с улыбкой покачал головой.

– Пусть никто не знает, что ты здесь, Кел, но весь мир знает, кто ты такая. Задумайся об этом на минутку. Как ты можешь быть одинокой, если целый мир каждый день думает о тебе?

Даже семилетней Келси этот ответ показался очень уклончивым. Этого хватило, чтобы высушить ее слезы и успокоить ее, но в последующие недели она множество раз повторяла про себя слова Барти, пытаясь нащупать подвох, который ей в них чудился. Лишь несколько лет спустя, читая одну из книг Карлин, она нашла то, что искала: ее жизнь была не одинокой, но анонимной. Все эти годы ее держали в безвестности. Глядя на стол перед Цитаделью, вокруг которого сидели одетые в синюю форму чиновники, Келси машинально крепче сжала руку на рукояти меча Булавы. Больше она никогда не будет анонимной.

– Из чего сделаны эти клетки, Лазарь?

– Из мортийского железа.

– Но колеса и ходовая часть деревянные.

– Из тирского дуба. Что вы задумали?

– Клетки. Мы выпустим оттуда людей, а потом сожжем их.

Жавеля клонило в сон. Охрана ворот Цитадели была не самой трудной работой. В дни отправки рабов могли возникнуть некоторые неожиданности, но не более того. Прошло уже полтора года с тех пор, как кто-то в последний раз пытался прорваться через ворота, да и эта попытка была довольно вялой: какой-то пьянчуга притащился туда в два часа ночи, возмущаясь по поводу налогов. Ничего особенного не случилось, да и не должно было случиться впредь. Такова была жизнь в Цитадели.

Жавель чувствовал себя не только сонным, но и несчастным. Ему никогда особо не нравилась его работа, но во время отправки рабов она была просто отвратительна. Сама по себе толпа не представляла большой угрозы – люди в основном просто смирно стояли, как скот, приведенный на убой. Но детские клетки стояли ближе всего к воротам, и там никогда не обходилось без происшествий. Сегодняшний день не стал исключением. Жавель вздохнул с облегчением, когда кричащую женщину наконец усмирили. Ему было не видно ее за клеткой, но отлично слышно. Она кричала, как раненый зверь. Среди родителей всегда находился хотя бы один, кто вел себя так, обычно мать. Лишь такой прожженный садист, как Келлер, получал удовольствие от женских криков. У остальных стражников день отправки рабов считался самой неприятной сменой. Если кто-то хотел поменяться, за эти дни надо было отработать две обычные смены.

Другая проблема была в том, что во время отправки на лужайку перед Цитаделью стягивали два отряда тирской армии. В армии охрану ворот считали работой для слабаков, прибежищем тех, кто был недостаточно умел или отважен, чтобы стать солдатом. Это далеко не всегда было правдой: по другую сторону подвесного моста, прямо напротив Жавеля, стоял Вил, дважды удостоившийся благодарности королевы Элиссы после мортийского вторжения и в награду получивший должность командира стражи ворот. Но не все стражники были такими, как Вил, и тирская армия не позволяла им об этом забыть. Даже сейчас, скосив глаза налево, Жавель заметил, как двое солдат посмеиваются – наверняка над ним.

Но самое худшее в отправке рабов было то, что это всегда напоминало ему об Элли. Большую часть времени ему удавалось не думать о ней, а если это и случалось, он всегда мог приложиться к первой попавшейся бутылке виски и положить этому конец. Но на дежурстве пить было нельзя. Даже если бы Вил не был на дежурстве, другие стражники такого бы не потерпели. Между ними не было особой дружбы, но была солидарность, основанная на понимании, что никто из них не идеален. Все они закрывали глаза на пристрастие Джонатана к азартным играм, неграмотность Марко и даже на привычку Келлера избивать потаскух в Кишке. Но ни один из этих пороков не сказывался на их работе. Если Жавелю приспичило выпить (а сейчас ему нестерпимо этого хотелось), надо было дождаться конца дежурства.

К счастью, до этого момента оставалось недолго. Солнце уже начинало садиться, а клетки были почти полны. Поставка уйдет только по сигналу Торна, а после этого им нужно будет разогнать толпу, но это уже проблема ночной стражи. Жавель с тоской подумал об обжигающем горло глотке спиртного, который успокоительным якорем ляжет на дно желудка и приведет все в порядок. Виски всегда помогало ему отправить Элли в прошлое – туда, где ей было самое место.

– Граждане Тирлинга!

Мужской голос, звучный и громкий, раскатился над склоном и лужайкой, отдавшись эхом от стен Цитадели. Толпа притихла. Стражникам не положено было смотреть куда-либо, помимо моста, но сейчас все они, включая Жавеля, повернулись в сторону лужайки, стараясь рассмотреть, что там происходит.

– Булава вернулся, – пробормотал Мартин.

Мартин был прав: человек, стоявший на вершине склона, явно был Лазарем по прозвищу Булава. Высокую, широкоплечую и устрашающую фигуру трудно было не узнать. В немногочисленных случаях, когда он проходил мимо Жавеля, тот всегда старался держаться как можно незаметнее, опасаясь, что этот глубокий проницательный взгляд ненароком остановится на нем.

Позади Булавы маячила фигурка поменьше, в плаще и капюшоне – Пэн Олкотт. Стражники королевы были в основном высокими и статными, но Олкотта приняли, несмотря на щуплое телосложение. Поговаривали, он здорово умеет обращаться с мечом. Но тут Олкотт откинул капюшон, и Жавель увидел, что это была женщина – с непримечательным лицом и длинными темными спутанными волосами.

– Я Лазарь, стражник Королевы, – вновь раздался зычный голос Булавы. – Поприветствуйте Келси, Королеву Тирлинга!

Челюсть Жавеля упала от изумления. До него доходили слухи, что Регент в последние месяцы ужесточил поиски, но он не придал им особого значения. Не было никаких доказательств даже того, что принцесса когда-либо вообще покидала город. Большинство жителей Нового Лондона считали, что она давно мертва.

– Они все здесь! – тихо сказал Мартин. – Смотрите!

Вытянув шею, Жавель увидел, что женщину обступили фигуры в серых плащах. Когда они скинули капюшоны, Жавель узнал Галена и Дайера, Элстона и Кибба, Мерна и Корина. Это все, что осталось от королевской стражи. Пэн Олкотт тоже был там – он стоял прямо перед женщиной, с мечом на изготовку, в зеленом плаще.

В толпе послышалось приглушенное бормотание, с каждой секундой становившееся все громче. Даже Жавель, не отличавшийся особым чутьем, улавливал, как изменилось настроение толпы. Поставки проходили каждый месяц, работая как часы: регистрация, погрузка, отправка. Арлен Торн сидел за столом переписи, по обыкновению держась с таким величием, будто он был императором всего Нового Света. Даже обезумевших от горя кричащих родителей в конце концов усмиряли и уводили прочь, когда клетки покидали лужайку. Все это было частью рутины.

Но теперь Торн подался вперед, беспокойно переговариваясь с одним из своих заместителей. Все чиновники за столом зашевелились, будто грызуны, почуяв опасность. Жавель не без удовольствия отметил, что стоявшие вокруг клеток солдаты с тревогой посматривали на толпу. Многие взялись за мечи.

Внезапно над приглушенным гулом толпы раздался умоляющий мужской голос:

– Верните мне мою сестру, Ваше Величество!

Тут все принялись кричать наперебой:

– Сжальтесь, госпожа!

– Ваше Величество, вы можете это прекратить!

– Верните мне моего сына!

Королева подняла руки, призывая всех замолчать. В этот момент, как и во все, что случились после, Жавель знал наверняка, что она действительно была королевой, хотя и не смог бы объяснить, как он это понял. Она приподнялась на стременах – невысокая, но величественная, решительно откинув голову назад, в обрамлении струящихся по лицу волос. Хотя она и повысила голос до крика, он все же казался густым и насыщенным, словно сироп.

Или виски.

– Я королева Тирлинга! Откройте клетки!

Толпа взорвалась ревом, который поразил Жавеля, словно удар под дых. Несколько солдат двинулись с места, чтобы выполнить приказ, потянувшись к висевшим на поясе ключам, но Торн резко крикнул:

– Всем оставаться на местах!

Жавель всегда считал Арлена Торна самым костлявым человеком из всех, кого ему доводилось встречать. Казалось, он сплошь состоял из длинных и тонких, будто палки, конечностей, и синяя униформа Бюро переписи нисколько не добавляла ему стати. Поднимаясь из-за стола, Торн напоминал паука, приготовившегося атаковать добычу, и Жавель потряс головой, чтобы избавиться от наваждения. Будь она хоть трижды королева, девчонке ни за что не удастся открыть эти клетки.

Голос Торна лился плавно, будто масло, и источал уверенность.

– Королева Тирлинга мертва уже много лет. Если вы утверждаете, что являетесь некоронованной принцессой, королевству нужны более веские доказательства, нежели ваше слово.

– Ваше имя, сэр! – потребовала Королева.

Торн выпрямился и глубоко вздохнул. Даже с расстояния в двадцать футов Жавель видел, как вздымается его грудь.

– Я Арлен Торн, распорядитель переписи!

Пока Торн произносил эти слова, королева потянула руки к затылку и принялась что-то там поправлять, как делает любая женщина, если у нее что-то не так с прической. Так делала и Элли, когда стояла жаркая погода или ее что-то беспокоило. Увидев этот жест у другой женщины, Жавель почувствовал, будто его грудь жжет раскаленное железо. Воспоминания ранили бесконечно глубже, чем мечи, – то была Божья истина. Закрыв глаза, он увидел Элли в день их последней встречи шесть лет назад – ее золотистые волосы в последний раз мелькнули перед его взором, прежде чем она исчезла за Пиковым холмом на пути в Мортмин. Никогда прежде он не испытывал столь сильного желания выпить.

Королева подняла над головой какой-то предмет. Прищурившись, Жавель увидел голубую вспышку, которая тут же исчезла. Но в толпе снова началось беспорядочное движение: в воздух взлетело столько рук, что королева скрылась из вида.

– Джереми! – окликнул с моста Джонатан. – Это тот самый камень?

Джереми, у которого было самое острое зрение среди всех стражников, пожал плечами и прокричал в ответ:

– Это голубой камень. Настоящего-то я никогда не видел.

Толпа устремилась к клеткам с детьми. Солдаты обнажили мечи и легко заставили людей отступить, но теперь перед клетками царила сутолока, и ни один меч не вернулся в ножны, даже когда движение прекратилось. Жавель усмехнулся – пусть этот небольшой мятеж был подавлен, но приятно было хоть раз увидеть, как армии приходится поработать.

– Любой может повесить кулон на шею ребенка, – ответил Торн, не обращая внимания на толпу. – Откуда нам знать, что это тот самый камень?

Жавель снова обратил взгляд на Королеву. Не успела она ответить, как Булава закричал Торну:

– Я стражник Королевы и поклялся служить этому королевству! Это камень наследника – точь-в-точь такой же, каким я видел его восемнадцать лет назад. – Булава склонился к холке своего коня, и в голосе его зазвучала скрытая ярость, заставившая Жавеля поежиться. – Я поклялся Королеве защищать ее жизнь до последнего вздоха, Торн. Вы ставите под сомнение мою преданность Тирлингу?

Королева рассекла рукой воздух, заставив Булаву замолчать. Жавелю это показалось самым впечатляющим событием, но прежде чем он успел задуматься об этом, королева подалась вперед и закричала:

– Эй вы, там! Вы служите в моем Бюро переписи, в моей армии! И вы сейчас же откроете клетки!

Солдаты в недоумении поглядели друг на друга и повернулись к Торну, который отрицательно покачал головой. И тут Жавель увидел нечто столь необыкновенное, что он никогда бы никому не смог об этом рассказать: камень на шее Королевы, бывший почти невидимым всего несколько мгновений назад, загорелся ярко-синим светом, таким ослепительным, что ему даже на таком расстоянии пришлось сощуриться. Кулон покачивался туда-сюда, будто синий маятник над головой Королевы, и она будто стала выше, а кожа ее засветилась изнутри. Это была уже не просто круглолицая девушка в поношенном плаще. На мгновение она заполнила собой весь мир – высокая, величественная женщина с короной на голове. Голос ее звучал ровно и уверенно, но за внешним спокойствием таилась ярость.

– Быть может, я просижу на троне всего один день, но если вы прямо сейчас не откроете клетки, клянусь перед Богом, что моим единственным королевским указом будет казнить вас всех за измену! Вы не доживете до следующего заката. Хотите проверить?

На мгновение стоявшие перед клетками люди замерли. Жавель задержал дыхание, ожидая, что Торн что-либо предпримет или что лужайка перед Цитаделью вдруг расколется пополам. Сапфир над головой Королевы сиял теперь так ярко, что Жавелю пришлось заслонить глаза рукой. На мгновение у него зародилось иррациональное чувство, что камень смотрит на него и все видит – и Элли, и бутылку виски, и все те годы, что он провел в мысленных метаниях между ними.

Затем солдаты зашевелились. Сначала всего несколько человек, но за ними и остальные. Не обращая внимания на Торна, который начал яростно шипеть на них, двое командиров вынули из-за поясов ключи и начали отпирать клетки.

Жавель выдохнул, в изумлении глядя на происходящее. Никогда еще ему не доводилось видеть, чтобы клетки открывали после того, как их заперли. Вряд ли это видел хоть кто, за исключением мортийцев. Один за другим мужчины и женщины принялись выбираться наружу, и толпа, казалось, заключала их в свои исполинские объятия. Старуха, стоявшая футах в десяти от чиновничьего стола, внезапно рухнула наземь, будто ее оставили все силы, и зарыдала.

Торн уперся обеими руками на стол и заговорил ядовитым тоном.

– А что же мы будем делать с Мортмином, принцесса? Вы хотите, чтобы на всех нас обрушилась армия Красной Королевы?

Жавель повернулся в сторону Королевы и с облегчением обнаружил, что она вновь превратилась в обычную девушку-подростка с непримечательным лицом и растрепанными волосами. Его видение, чем бы оно ни было, испарилось.

– Я не назначала вас советником по внешней политике, Арлен Торн, и я проехала через полстраны не для того, чтобы вести бессмысленные споры с каким-то чиновником на собственной лужайке! Я руководствуюсь в первую очередь интересами своего народа, как и во всех своих поступках.

Булава склонился к королеве и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула и указала на Торна.

– Вы! Распорядитель! Я поручаю вам проследить, чтобы каждый ребенок благополучно вернулся в семью. Если мне придет хоть одно донесение о пропавшем ребенке, отвечать будете вы. Я ясно выражаюсь?

– Да, госпожа, – бесцветным голосом ответил Торн.

Жавель внезапно обрадовался тому, что Торн стоял к нему спиной. В жилах этого человека текла холодная кровь рептилии. Два года назад семья по фамилии Морелл попыталась бежать из Тирлинга, когда их дочь оказалась в числе выбранных по жребию. Торн нанял убийц Кейдена, которые обнаружили Мореллов в пещере в сутках езды от кадарской границы. Но Торн сам запытал ребенка до смерти на глазах у родителей. Вил, считавшийся самым храбрым из стражников, спросил Торна, почему он так поступил, и потом передал товарищам его ответ: «Торн сказал, что это был урок для остальных. Говорит, нельзя недооценивать пользу наглядного примера».

Этот урок принес свои плоды: насколько было известно Жавелю, никто с тех пор не пытался спасти попавшего в лотерею. Старших Мореллов отправили в Мортмин со следующей поставкой, и Жавель хорошо помнил тот день: мать первой вошла в клетку, смирная, как кролик. Глядя в ее пустые глаза, Жавель понял, что внутри она уже мертва. Много позже он услышал, что по пути она заболела воспалением легких, и Торн бросил ее тело на съедение диким зверям на обочине Мортийского тракта. Королева, возможно, считает, что ей удалось приструнить этого пса, но с Арленом Торном шутки плохи, и скоро она это увидит.

– Слава Королеве! – закричал кто-то у дальних клеток, и толпа издала одобрительный рев. Перед клетками воссоединялись семьи, и по всей лужайке люди радостно окликали друг друга. Но громче всего раздавались рыдания. Жавель ненавидел этот звук. Клетки опустели, люди вернулись к своим близким. Так какого же черта они плачут?

– Больше поставок в Мортмин не будет! – воскликнула Королева, и толпа вновь приветствовала ее слова нестройным ревом. Жавель моргнул, и перед его закрытыми глазами встало лицо Элли. Иногда ему казалось, что он забыл, как выглядит ее лицо. Как ни старайся, ему не удавалось четко представить его. Он сосредотачивался на какой-то одной черте, которую, казалось, хорошо помнил, – например, на подбородке Элли, – но потом и она начинала мерцать и расплываться, словно мираж. Это сводило его с ума. Но потом наступали такие мгновения, как сейчас, когда он мог вспомнить каждую черточку лица Элли – изгиб ее скулы, решительный подбородок. И тогда он понимал, что лучше не помнить. Он взглянул на небо и с облегчением обнаружил, что оно окрасилось в предзакатный пурпур. Солнце давно скрылось за Цитаделью.

– Вил! – окликнул он через мост. – Разве наша смена не кончилась?

Вил повернулся к нему, и на его круглом лице отразилось изумление.

– Ты хочешь уйти сейчас?

– Нет-нет. Просто спрашиваю.

– Ну так возьми себя в руки, – ответил Вил с тенью иронии. – Утопишь свои печали позже.

Лицо Жавеля вспыхнуло, и он уставился на землю, стиснув кулак. Кто-то похлопал его по спине. Обернувшись, он увидел Мартина, лицо которого выражало сочувствие. На секунду Жавелю захотелось ударить его, но потом это желание отступило. Он кивнул, демонстрируя, что с ним все в порядке, и Мартин поспешил вернуться на свой пост.

Двое из стражников королевы, высокий и пониже, оба в серых плащах, ходили между клеток с каким-то ведром. Скорее всего, это были Элстон и Кибб – эти двое были неразлучны. Жавель не мог понять, что они делают, да это было и неважно. Большинство клеток опустели. Торн организовал строгую процедуру у детских клеток, выпуская детей по одному и допрашивая родителей, прежде чем отдать им ребенка. Это, пожалуй, была неплохая идея. Торговля детьми в Тирлинге была не столь процветающей, как в Мортмине, но в Кишке имелась группка сутенеров, которые готовы были предоставить товар на любой вкус и не гнушались похищением детей. Жавель, много времени проводивший в Кишке, не раз подумывал найти этих людей и попытаться предать их правосудию. Но к ночи его решимость всегда улетучивалась, да и вообще такими делами должен заниматься кто-то другой. Кто-то посмелее.

«Кто угодно, только не я».

Келси чувствовала себя обессиленной. Она сжимала рукоять меча Булавы, пытаясь демонстрировать спокойствие и королевское достоинство, но сердце ее бешено стучало, а мышцы одеревенели от усталости. Она снова надела кулон на шею и поняла, что ей не почудилось: сапфир пылал, будто его подержали в раскаленной печи. На несколько мгновений, пока Келси спорила с Торном, ей показалось, что она может буквально взлететь и рассечь небо пополам. Но теперь все это могущество куда-то исчезло, испарилось, оставив лишь бесконечную слабость. Если они как можно скорее не въедут в Цитадель, она, чего доброго, свалится с лошади.

Солнце село, и вся лужайка перед Цитаделью погрузилась в тень. Стремительно холодало. Но ехать пока было нельзя – Булава разослал нескольких стражников в толпу с разными поручениями, и никто из них еще не вернулся. Келси с облегчением увидела, что многие из стражников ее матери остались в живых, хотя, произведя быстрый подсчет, она обнаружила, что Кэрролла среди них не было. Вскоре показались еще несколько стражников – те, кого не было с ними в пути, – и окружили ее. Теперь их было человек пятнадцать, хотя Келси не могла подсчитать точно, не оборачиваясь. Почему-то ей казалось очень важным не оборачиваться.

Около трети из тех, кто изначально был на лужайке, разошлись, вероятно, опасаясь неприятностей, но большинство остались. Некоторые семьи все еще со слезами обнимали освобожденных близких, но прочие теперь были просто зрителями, с любопытством наблюдая за Келси. Их взгляды ложились на нее невыносимым бременем.

«Они ждут от меня чего-то выдающегося, – мрачно подумала она. – Сейчас и каждый день до конца моей жизни».

Она повернулась к Булаве.

– Надо въехать внутрь.

– Еще минутку, госпожа.

– Чего мы ждем?

– Человек, спасший Ваше Величество, сказал одну мудрую вещь, которая запала мне в душу. Прямой путь зачастую самый правильный, хотя мы не всегда можем объяснить почему.

– Ты это к чему?

Булава показал куда-то за спины обступивших их стражников, и Келси увидела четырех женщин с детьми. Среди них была и та, что кричала перед клеткой. Она сжимала в объятиях маленькую девочку лет трех, а вокруг нее стояли еще четверо детей. Длинные волосы ниспадали на лицо женщины, склонившейся над дочерью.

– Внимание! – выкрикнул Булава.

Женщина подняла глаза, и у Келси перехватило дыхание. Это была та самая безумная из ее сна, обнимавшая окровавленное тело ребенка. Она была в этом уверена. Те же длинные темные волосы, то же бледное лицо, высокий лоб. Келси не сомневалась, что если женщина заговорит, она узнает и ее голос.

«Но ведь раньше мне никогда не удавалось предвидеть будущее, – растерянно подумала Келси. – Ни разу в жизни».

– Королеве понадобится штат прислуги! – объявил Булава. – Ей нужны…

– Погоди. – Келси подняла руку, увидев внезапный страх в глазах женщин.

Идея Булавы ей понравилась, но если неправильно воспользоваться этим страхом, делу не поможешь никакими взятками.

– Я никому не приказываю идти ко мне в услужение, – твердо сказала она, пытаясь заглянуть в глаза каждой из четырех женщин. – Однако тех, кто присоединится к моей свите, а также их родных, я обещаю защитить любыми доступными мне средствами. Они получат не только защиту, но и все то, что когда-нибудь я дам своим детям. Образование, лучшее питание и медицинскую помощь, а также возможность выучиться любой специальности, какая им по душе. Я также даю вам слово, что каждый, кто захочет оставить службу у меня, волен будет сделать это в любой момент, без промедления.

Она попыталась придумать, что бы еще им сказать, но так устала, что ничего не приходило в голову. К тому же она уже успела обнаружить, что ненавидела публичные выступления. Казалось, тут необходимо сказать что-то о преданности, но что тут скажешь? Разумеется, все они понимали, что, устроившись к ней на службу, могут оказаться причастны к ее гибели, а еще вероятнее – погибнуть сами. Наконец она сдалась и, широко раскинув руки, объявила:

– Сделайте свой выбор в течение минуты. Дольше я ждать не могу.

Женщины погрузились в раздумья. У большинства это выражалось в том, что они беспомощно смотрели на своих детей. Келси заметила, что мужчин рядом с ними не было, и поняла, что Булава нарочно выбрал женщин, которые выглядели одинокими. Впрочем, это было не совсем так. Взгляд ее вновь остановился на безумной женщине из сна, а потом метнулся в толпу в поисках ее мужа. Он стоял футах в десяти от них, широко расставив ноги и скрестив мускулистые руки.

Она повернулась к Булаве.

– Почему ты выбрал ту темноволосую женщину в голубом?

– Если нам удастся убедить ее, госпожа, она будет вам самой преданной служанкой.

– Кто она такая?

– Понятия не имею. Но я умею распознавать такие вещи, поверьте мне на слово.

– Она, возможно, не совсем в своем уме.

– Многие женщины так ведут себя, когда у них отбирают маленьких детей. Я не доверяю тем, кто отпускает ребенка, не проронив и слезинки.

– А как же ее муж?

– Присмотритесь к нему получше, госпожа.

Келси уставилась на мужчину, но не заметила ничего необычного. Высокий и темноволосый, с неопрятной бородой и мощными руками, которые свидетельствовали о тяжелом физическом труде, он озлобленно смотрел на происходящее. Его черные глаза недобро щурились, и прочесть их выражение было нетрудно: он не любил, чтобы решения принимали без него. Келси вновь оглянулась на его жену, глаза которой метались от мужа к сгрудившимся вокруг нее детям. Она была очень худа, руки – тростинки, черные отметины на предплечьях напоминали о том, как муж тащил ее прочь от клетки. Затем Келси заметила и другие синяки: один на щеке, другой на ключице, которая обнажилась, когда дочка потянула ее за воротник.

– Господи, Лазарь, да у тебя и правда наметанный глаз. Я бы хотела забрать ее с собой, даже если она откажется.

– Я думаю, она и сама пойдет, госпожа. Просто подождите.

Пэн и один из новых стражников уже успели встать между грузным черноглазым мужчиной и его женой. Они действовали очень быстро и умело – несмотря на таившиеся повсюду опасности, у Келси забрезжила надежда, что ей все же удастся выжить. Затем надежда потухла, и на нее снова навалилась усталость. Она подождала еще минутку и объявила:

– Сейчас мы въедем в Цитадель. Прошу всех желающих последовать за нами.

Они начали спускаться по склону, и Келси краем глаза посматривала на безумную женщину. Та притянула к себе детей, которые облепили ее, будто широкая юбка. После этого она кивнула, пробормотав что-то ободряющее, и вся группа медленно двинулась по лужайке. Муж рванулся вперед с невнятным криком, но был остановлен кончиком меча Пэна. Келси резко остановила лошадь.

– Езжайте дальше, госпожа, – велел Булава. – Они с ним справятся.

– Могу ли я так поступить, Лазарь? Могу ли забрать детей у их отца?

– Вы можете делать все что пожелаете, госпожа. Вы Королева.

– А что мы будем делать со всеми этими детьми?

– Дети – это хорошо, госпожа. Они делают женщин более предсказуемыми. Не вмешивайтесь.

Келси повернулась в сторону Цитадели. Хотя ей было сложно предоставить своей страже решать все за ее спиной (а там явно что-то происходило – она слышала громкие споры и приглушенные звуки борьбы), она понимала, что Булава прав: ее вмешательство продемонстрировало бы недостаточное доверие к собственной страже. Она ехала дальше, продолжая упорно смотреть перед собой, даже когда сзади раздался женский визг.

Когда они подъехали к клеткам, Келси увидела, что толпа окружила ее и стражников еще одним внешним кольцом. Люди подошли так близко, что некоторые задевали бока лошадей. Все они, похоже, что-то говорили ей, но она не могла разобрать ни слова.

– Лучники! – рявкнул Булава. – Внимание на бойницы!

Двое стражников достали собственные луки и стрелы. Один из них был совсем мальчишкой – Келси показалось, что он даже младше ее. Лицо его побледнело от волнения, челюсть была сосредоточенно сжата, а глаза прикованы к Цитадели. Келси захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, но Булава снова крикнул «На бойницы, черт вас дери!», и она захлопнула рот.

Когда они поравнялись с клетками, Булава схватил Рэйка под уздцы и резко остановил его. Он подал сигнал Киббу, который принес откуда-то горящий факел.

– Это первая страница вашей истории, госпожа. Не оплошайте.

Она поколебалась, затем взяла факел и подъехала к ближайшей клетке. Толпа и ее стражники сдвинулись слаженным движением, будто единый организм, давая ей дорогу. Булава послал Элстона и Кибба облить клетки маслом. Хотелось надеяться, что они сделали это как следует. Она покрепче ухватила факел и собралась было бросить его, но тут ее взгляд упал на вторую клетку, одну из детских. Подъехав поближе и крепко сжимая факел в руке, она пристально уставилась на нее. Пламя в ее груди снова зажглось, распространяя жар по всему телу.

«Все, что я сделала до сих пор, еще можно исправить, – подумала она. – Но если я сделаю это, дороги назад не будет».

Она подумала о Мерне, красивом светловолосом стражнике, вспомнила его историю про прошлое мортийское вторжение. Тысячи человек пострадали и погибли. Но здесь, перед ней, стояла клетка, специально построенная для того, чтобы увозить юных и беспомощных за сотни миль от родного дома, туда, где их будут насиловать, истязать непосильным трудом и морить голодом. Если поставка не придет, Красная Королева введет в Тирлинг свои войска. Келси вдруг осознала это нутром, без всяких сомнений. Казалось, сапфир знал это за нее. В голове ее снова всплыла история Барти про Смерть. С той ночи у костра в лагере Ловкача она так и не смогла перестать думать о ней.

«Барти был прав, – внезапно осознала она, – и сам не понимал, насколько. Лучше чистая смерть». Она подняла факел высоко над головой и швырнула его на детскую клетку.

От резкого движения рана у нее на шее открылась, но Келси подавила крик боли, пока толпа приветственно ревела, а огонь охватил деревянную ходовую часть клетки. Келси никогда еще не видела, чтобы огонь так жадно пожирал дерево. Пламя распространилось на пол клетки и, как бы неправдоподобно это ни казалось, стало подниматься по железным прутьям. Волна жара прокатилась по лужайке, распугав тех, кто стоял слишком близко. Это было все равно что стоять у раскаленной печи.

Толпа хлынула в сторону горящей клетки, изрыгая проклятия. Кричали даже дети, заразившись истерией родителей. Глаза их горели красным огнем. Глядя на пламя, Келси почувствовала, как дикое существо в ее груди наконец сложило крылья и исчезло. Это принесло ей одновременно облегчение и разочарование. Казалось, будто внутри нее поселился кто-то чужой, но знавший о ней все.

– Кэй! – крикнул Булава через плечо.

– Сэр?

– Позаботься, чтобы остальные тоже сгорели.

По сигналу Булавы они двинулись дальше, оставив клетки позади. Когда они доехали до подвесного моста, в ноздри Келси ударил противный гнилой запах из окружавшего Цитадель рва. Ров был глубоким, с темно-зеленой водой, на поверхности которой пятнами лежала густая слизь. Зловоние усиливалось по мере того, как они ехали по мосту.

– Воду что, не сливают?

– Никаких вопросов сейчас, госпожа, простите. – Взгляд Булавы метался во все стороны, то вверх, то в лежавшую впереди темноту, то вдаль поверх рва, то на солдат, выстроившихся по обе стороны моста. Но солдаты не предпринимали ничего, чтобы остановить процессию, а некоторые даже кланялись Келси, когда она проезжала мимо. Но когда толпа попыталась последовать за ней в Цитадель, солдаты неохотно взялись за работу, заблокировав вход на мост и принявшись отгонять людей на дальний берег.

Впереди виднелась черная пасть Цитадели с точками факелов внутри. Келси закрыла и снова открыла глаза, на что ушли, казалось, все ее последние силы.

– Я не готова сегодня встречаться с дядей, Лазарь. Я слишком устала. Можем мы это отложить?

– Только если Ее Величество соизволит вести себя тихо.

Келси засмеялась, удивляясь сама себе, и они въехали под мрачные своды Цитадели.

Футах в двухстах Ловкач наблюдал за тем, как девчонка и ее свита пересекают мост, и на устах его играла легкая улыбка. Это был умный ход – взять женщин из толпы, и ей к тому же удалось убедить всех, кроме одной. Уже не в первый и даже не в сотый раз он задумался о том, кем же был отец девчонки. Она демонстрировала живой ум, который никак не мог достаться ей от матери. У бедняжки Элиссы большая часть мозгов уходила на то, чтобы решить, какое платье надеть утром. Девчонка стоила десяти таких, как она.

На берегу рва горели детские клетки, похожие в сумерках на погребальные костры. Один из королевских стражников отстал от товарищей, чтобы поджечь остальные клетки, но горожане (и даже солдаты) его опередили. Один за другим над клетками поднимались столбы пламени. Кто-то выкрикивал имя королевы, и в ответ слышался нестройный рев голосов. Откуда-то по-прежнему доносились рыдания.

Ловкач покачал головой.

– Браво, королева Тирлинга.

Чиновничий стол напоминал муравейник, который разворошил жестокий ребенок. Чиновники в панике беспорядочно сновали туда-сюда – они быстро сообразили, какие последствия им грозят. Еще один недобрый знак – исчез Арлен Торн. Отныне он жаждет крови девушки, а этот противник куда коварней, чем ее дуралей-дядюшка. Ловкач нахмурился, на мгновение задумавшись, и наконец молвил через плечо:

– Ален!

– Сэр?

– У Торна в голове уже назревает какой-то план. Пойди узнай, какой.

– Да, сэр.

Лир пришпорил своего коня, поравнявшись с Ловкачом. Он был в плохом настроении, и неудивительно. Когда они передвигались без масок, темная кожа Лира неизменно привлекала всеобщее внимание. Он обожал, когда люди зачарованно смотрели на него, пока он рассказывал свои истории, но терпеть не мог быть объектом праздного любопытства.

– Торн может его и не принять, – тихо сказал Лир. – А даже если и примет, Ален навсегда утратит инкогнито. Действительно ли девчонка стоит того?

– Не стоит ее недооценивать, Лир. Я, определенно, уже перестал.

– Избавимся от Регента? – спросил Морган.

– Регент мой, и, если только я сам не ошибся в девчонке, скоро мне представится возможность с ним расправиться. Удачи, Ален.

Ален молча развернул лошадь и поехал назад в город. Когда он смешался с толпой, Ловкач прикрыл глаза и склонил голову.

«Теперь все зависит от одной юной девчонки, – мрачно думал он. – Господь играет с нами в азартную игру».