Я стояла посреди учебной комнаты в костюме лисички с локонами, как у барби, и во все глаза смотрела на того, кого ещё ни разу не встречала за столько месяцев.
Этот человек платил мне зарплату, подписывал заявления на отпуск и давал компенсации и премии, но сегодня впервые я встретилась с ним лицом к лицу. Он был очень крепким и казался высоким, хотя на самом деле на своих каблучищах я вполне доставала ему до носа макушкой. Наверное. Если бы он стоял.
Иван Анатольевич спал на кушетке в учебной комнате, положив под щёку коробку в подарочной упаковке, его пиджак лежал на столе, а ботинки валялись на полу.
Этого человека я видела только в профиле инстаграмма его жены. Этого человека обожали почти не знакомые с ним дети. И он уже пятнадцать месяцев был моим полноправным владельцем, потому что каждая собака в этом доме знала, что у меня, как у бедняжки Джейн Эйр или Франсуазы Скоррон, не было ни-чер-та. Я была нищей, но, видимо, очень доброй, потому что порылась в шкафу и достала плед и диванную подушку.
В учебной комнате было всё на случай зимы и ядерной войны, а уж чем укрыть босса и подавно. Ну и, как укладывать людей спать, я знала на пятерочку.
Осторожно вынула коробку и перехватила голову Ивана Анатольевича, тихонько приговаривая всякий вздор, ловко просунула под неё подушку. Расправила ноги, которым мешал до этого ворох одежды, а потом укрыла пушистым пледом и остановилась, чтобы впервые вживую посмотреть, да ещё и вблизи, на настоящую легенду.
Наверное, я делала это слишком долго, потому что в какой-то момент открылся глаз и уставился на меня. Хрустально-голубой, прекрасный... глаз!
— Белочка? — вопрос поставил меня в тупик, но я машинально кивнула.
— Белочка.
— Не рано ли? Всего один бокал виски.
Я ахнула и зажала рот рукой, чтобы глупо не расхохотаться.
— Вы же Лиза? — продолжил ещё недавно спящий босс, не спеша вставать.
— Лиза.
— А вы только повторять умеете? — он улыбался, а я понимала, что вживую эти «тридцать два» выглядят ещё бесподобнее, чем в Инстаграмме.
— Простите, — я не смогла сдержать улыбку и отступила в тень. Уже смеркалось, и комната быстро приобретала сине-фиолетовый таинственный окрас.
— Вы... укрыли меня?
— Да, вы уснули. Знаете, — я посмотрела по сторонам, потом выглянула за дверь и, убедившись, что там никого, заперла ее, — я могу закрыть шторы поплотнее, дверь на ключ, и вы поспите! Вам никто мешать не будет! А я тут пришла быстро план урока набросать, пока аниматоры работают. Как идея? Я только по клавиатуре постучу и всё! Никаких посторонних шумов!
— Милая Лиза, — улыбка Ивана стала кошачьей, блаженной, и я снова заволновалась, — я спал последний раз часов тридцать назад под шум аэропорта прямо в кресле. Оно даже не было массажным. И в нём не поднимались подлокотники, так что не было возможности даже прилечь. Меня сто процентов устроит ваш стук по клавиатуре. Работайте! Сколько у меня часов?
— Аниматоры до десяти, потом Оксана сама будет пробовать уложить детей, у неё не выйдет, и в одиннадцать меня вызовут. Ещё пять часов.
— Если бы я знал, что в доме есть место, где можно поспать пять часов, я бы приезжал сюда почаще!
***
Я пыталась сосредоточиться на работе, но то и дело отвлекалась на сопящего в подушку Ивана. Он укутался в плед по самый нос и так крепко спал, как не спит его младшая дочь!
Вообще за пять часов нужно было сделать огромный объём работы, и мне казалось, что время бессовестно утекает сквозь пальцы. В целом, в обязанности няни входила только забота о благополучии и хорошем настроении детей, далее именуемых как принцы и принцессы. Со временем оказалось, что репетиторы по чтению и писанию не устраивают их мать, далее именуемую как Королева... Оксана. Тогда я стала заниматься чтением сначала с принцами, близнецами Максимилианом (да, именно так, Макс он только для меня) и Альфредом (Алик). Позже Принцесса Микелла (Мика) стала читать с нами. Принцесса Франсуаза (тут сложнее всего, но мы зовём её Феней) пока отказывалась читать публично, но я знала, что она умеет.
Позже принцам и принцессам понадобились уроки английского, и, недолго думая, меня отдали на курсы. Рассудив, что на первую пору хватит, я честно учила алфавит и цвета с монаршими детьми, пока им не наняли англичанку Ванессу. Зато появились математика, география и этикет. Потом Королева Оксана стала «как ни в себя» находить новые занятия вроде танцев, фехтования, пения, декламирования, а я только и успевала делать отчеты о тренерах и репетиторах, чтобы потом проводить кастинги.
Как же полюбила Королева Оксана кастинги...
Батюшки!
Она стала публиковать это на ютубе и в инстаграмме и превратила в настоящее шоу!
Теперь в моем расписании были уроки, подготовка резюме преподавателям, а ещё раз в неделю у Королевы Оксаны были светские рауты, на которых просто необходимо блистать... знаниями! Как? Ну нетрудно догадаться. И к кому, как не к бедной Лизе, идти за помощью?
На ближайшие пять часов мне предстояло освежить в памяти «Двух Капитанов» и составить планы уроков по географии и математике... а потом до трёх ночи вливать в нетрезвую Королеву Оксану, кто такой Ромашов и чем он отличается от Кораблёва!
— Лизонька, ну Франсуаза не спит ни в какую! И всё ищет какого-то Феню, это её игрушка? — Королева Оксана сложила руки на груди в молитве и посмотрела на меня щенячьими глазоньками.
Она была чертовски хорошенькой, с очень милым детским личиком, пухлой верхней губкой и чёрными ресницами. Природу ресниц я не разгадывала, но понимала, что в целом Королева Оксана была произведением искусства не из дешевых.
Зато невероятно наивной и оттого, быть может, ужасно доброй.
— Я всё устрою, — улыбнулась я, и Королева О расплылась в ответной улыбке. — Вот. Краткое содержание! Подготовьтесь!
Королева О кивнула, с детским любопытством глядя на распечатки. Потом сморщила носик и покачала головой.
— А давай ты расскажешь. Пожалуйста-пожалуйста! Я так устала, что ничего не запомню. Батюш... стоп!
— Матерь Божья, — подсказала я.
Королева О кивнула и трижды про себя повторила: «Матерь Божья!»
Она услышала фразу в интервью Седоковой и решила, что это будет ее новым словом-паразитом. Теперь мы отучались от «Батюшки» и приучались к «Матерь Божья».
Так и живём!
— Лизонька? Ты спасёшь мою жизнь?
— Спасу, ваше величество, — я подмигнула, и Королева О залилась краской смущения и благодарности.
Она обожала титулы, и шуточка быстро вошла в привычку, разросшуюся до совершенно глупых масштабов.
Дом мы называли дворцом, детей принцами и принцессами, Оксану, в девичестве Степашкину — королевой. И так далее и тому подобное...
Попрощавшись с Королевой О, я свернула через три коридора к детской и наконец выдохнула с облегчением. Англичанка Ванесса спала, она была любительницей дармового шампанского и теперь посапывала, сидя на полу и сложив голову на пуфик, как на гильотину. Я потрепала Ванессу по голове, привлечённый мною пёс Артур подошёл и лизнул несчастную в лицо. Она заулыбалась.
Дурочка! Опять грезит о Майкле Шине!
Моё царство было огромным. Большая гостиная, из которой солнечными лучами отходили шесть комнат. Три детских, игровая, моя спальня и комната, которую делили англичанка и детская горничная (так называли мою помощницу, которая, по сути, была той же няней, но с меньшим кругом обязанностей).
На этой территории всё подчинялось мне! Даже кошки с собаками.
Дети носили те имена, что я одобряла. Одевались так, как я хотела! Ели то, что я говорила.
Но мои полномочия действовали только и только в пределах этих шести комнат и гостиной. Ну, конечно, ванные комнаты не в счёт!
Королева О не входила в покои принцев и принцесс, Король Иван Анатольевич не входил в дом вообще, и мне досталась, по меркам обычного человека, целая гигантская квартира в триста квадратов, четверо детей, две собаки, две кошки, черепаха, морской свин, служанка и подружка, которая по-русски ни бум-бум, зато как любит мелодрамы смотреть!..
И всё это... почти даром. А точнее, почти в ноль. Мне не платили много. Я получала на руки процентов десять-пятнадцать от ставки, а остальное уходило моей семье. Премии — все мои, но зарплата — увы.
Кто-то мог бы вздёрнуть бровь и с умным видом сказать: «Да ты же в рабстве!»
И был бы дураком.
Пятнадцать процентов зарплаты я откладывала полностью, потому что даже они мне были не особенно нужны. Одежду покупала Королева О, она считала своим долгом «одевать» своих «придворных». Еда входила в комплекс «Няня+», а каких-то личных трат я не имела. Машина разве что… ужасно любила свою машину, на которую накопила благодаря премиям и надбавкам, но и та пылилась в семейном гараже Королевства.
Дело в том, что с четырьмя детьми на «Фите» не наездишься, не сядут монаршие отпрыски втроём на заднее сиденье, потому по делам нас возил водитель на большом восьмиместном джипе, а мне самой кататься и некуда.
Иногда вечерами, когда дети, собаки, коты, черепаха и свин спали, а Ванесса с горничной играли в нарды, я спускалась в гараж, садилась в свой «Фит» и выезжала на нём в ночной город. Просто, без цели. Я слушала музыку, аудиокнигу или тишину и просто ездила долго-долго. Заезжать в гараж всегда было жутко печально, выезжать из него — почти невероятно круто.
***
В спальне Фени горел ночник и она увлечённо читала вслух. Стоило принцессе услышать мои шаги, как книжка тут же полетела в сторону, а маленькая артистка сделала вид, будто не понимает, что это за цветастая бумажная штука пролетела по воздуху, стукнувшись о стену.
Принцессе Фене уже исполнилось шесть, и в целом она была абсолютно точно умным ребёнком, однако последний год стал для всех, кто имел с ней дело, сущим испытанием. Франсуаза Ивановна (господи, прости!) решила, что глупым живётся легче. Она вмиг «разучилась» читать, писать, забыла времена в английском и совершенно не понимала, где право, а где лево.
Вот что интересно… когда приезжали иностранные гости к Королеве О, заигравшись, принцесса Феня могла вполне спокойно болтать на безупречном английском с нерусскими детьми.
— Что за дела, Феня? — я подтащила к кровати принцессы пуфик и села на него, скрестив ноги по турецки. — Мы договаривались, что ты не станешь капризничать с мамой и ляжешь спать, а потом позовёшь меня, если не уснёшь.
— Так-так-так… — Королева О курсировала по комнате, покачивая накачанными бёдрами, и плавно водила по воздуху мягкими ручками. — Значит, этот Ромашов был богатым, успешным и любил Катю?
— Да.
— Но она?.. Он её спасал, кормил, поил и цветы дарил? — на хорошеньком лице отображалось полнейшее недоумение.
— Да.
— Всячески заботился. Как и Николай…
— …Антонович, Да.
— А почему, — тихо, медленно протянула Оксана, постукивая по подбородку длинным бежевым ногтем. — Она… отвергала их…
— Она любила Саню. Она была гордая и…
— А, ага, ага, — королева О взмахнула рукой, останавливая поток моих мыслей.
Если в литературе кто-то кого-то любил, Оксана это просто принимала на веру, как решение любой «сюжетной несуразицы». Именно «Сюжетной несуразицей» эта женщина бы назвала нежелание Кати Татариновой стать женой Ромашова.
— Ну что, Лиза, — королева поджала губы. — Я без тебя, очевидно, не справлюсь…
Было десять утра, а до отъезда на «пикник», на котором собиралась блистать знаниями Оксана, оставалось всего три часа.
— Давай-ка вот как поступим… ты возьмёшь детей, собак и поедешь с нами! Почти все будут с детьми. Ты проконтролируешь, как я себя проявлю, — королева говорила тихо и обречённо, будто собиралась делать что-то ужасно неприятное. — И к тому же дети себя покажут. Только вот Франсуаза… она такая… капризная. С этим можно что-то сделать? — и вот королева сама превращается в капризного ребёнка, который «хочет так, а не иначе!!»
— Я не изменю характер Фе… Франсуазы Ивановны, она весьма упряма, — я зажмурилась, готовясь сказать то, что так любила Оксана. — Вся в вас! Определённо.
— Ох, — у Оксаны лицо осветила божественная благодать. — Ты такая… милая. Ну, мы договорились? — она прижала ладони к груди в привычном жесте.
— Да, — я кивнула, а через секунду Оксана засобиралась, потому что для себя, меня и моей помощницы нужно было искать наряды.
— Ой! — она застыла в дверях. — А можно тебя попросить?
— Конечно, Оксана, — не хотелось брать на себя ещё какие-то дела, в конце концов, сегодня по плану был почти абсолютно свободный день, а тут такое.
— А давайте я поеду с детьми, а вы с Иваном Анатольевичем? Просто он едет с этими… банкирами этими… Просудовыми. Просидовыми…
— Прокудиновыми, — подсказала я.
— Да-а, да. И вот как бы я не хочу… А мы сделаем вид, что я решила с детьми поехать, и мы поменяемся. Я без тебя не хочу с этой Жанной говорить, она настырная! И она про что-то спросит, а я не буду знать, что сказать! — Королева делала ударения на слова, ломая стройную речь, превращая её в поток нервных мыслей. Даже руки заламывала, чтобы показать, как сильно я ей нужна.
— Вам придётся ехать в машине с детьми, собаками и горничной, — предостерегла я Оксану, но она замотала головой.
— Ничего, ничего! Лучше так… Ага… А мы обе же в машинку никак не войдём, да?
— Ну мы можем отправить к Ивану Анатольевичу Дашу, — я кивнула на замершую в углу горничную Дашу, о которой шла речь. Та помотала головой.
— Не бойся, Даша, — успокоила её Оксана. — Ну что ты, Лиза. Ну и шуточки у тебя! Всё, до встречи! Наряды принесут через часочек девочки.
Оксана вышла, а Даша отмерла. Всё это время бедолажка стояла, вжавшись в стеночку, как на расстрел.
— Да ладно тебе, чего трясёшься? — спросила я Дашу.
— Я так её боюсь…
— Почему? Оксана — само очарование…
— Она такая… красивая. Как робот! — Даша, зачарованная, смотрела на закрывшуюся дверь. — Лиза, а правда, что на пикнике звёзды будут выступать?
— А мне почём знать? Иди-ка проверь, что там с завтраком! И не болтай на кухне лишнего про поездку!
Даша была жуткой сплетницей, с неё бы сталось всем растрепать, что я еду вместо Оксаны в машине с «господами».
Вообще почти весь дом жил в блаженной атмосфере «королевства», что и пугало, и забавляло. Повара называли кухаркой, охранников — стражей. Соблюдался странный этикет, который королева повыхватывала из исторических романов и фильмов, поглощаемых ею с ужасающим рвением.
Романы были весьма дешёвыми пародиями на «Анжелику» и читались быстро, потому Оксана себя считала большим книгочеем и хвасталась «библиотекой». Однако пару лет назад я была вынуждена открыть милой королеве глаза, что хвастаться всем этим совсем не стоит. И та начала размазывать действительность по ушам желающих, выдавая романы «Арлекина» за серьёзную литературу.
— Ой, я тут читала, — говорила она. — Одну историческую книгу… Столько впечатлений.
— Какую? — спрашивал собеседник.
— Интересную, — отвечала Оксана и с важным видом кивала. — Про гугенотов!
Мы с ней выучили слова: гугеноты, конфедераты, протестантство, революция, кардинал, инфанта, дофин и гражданская позиция. Иногда с перебоями, но миксы этих слов давали почти осмысленные фразы. К тому же, когда не знала, что сказать, Королева просто делала вид, что её зовут, извинялась и отчаливала.
Одежда от Оксаны привела горничную Дашу в неописуемый восторг. Счастливица скакала по их общей с Ванессой комнате, а я хохотала. Ванесса ни черта не понимала, но всё равно улыбалась.
Англичанка была очень флегматичной и терпеливой особой, на любой кипишь соглашалась, страстно любила Майкла Шина и любые сериалы, где красивые герои часто ругались и целовались.
Перевод и субтитры Ванессу не интересовали, потому она довольствовалась совершенно чем угодно и на любом языке.
С собой её почти никуда не брали, и учительница, как фикус, жила в своей комнате или гостиной, пока не становилась кому-то нужна.
— Очень красиво, — почти без акцента сказала она Даше.
Даша разулыбалась ещё больше.
Эти дамы были удивительно похожи друг на друга и непохожи на меня.
Ванесса — высокая, худосочная женщина немного за тридцать, с жёлтыми волосами, в тон им бровями и без ресниц. Из хорошенького в англичанке были глаза, широко распахнутые и очень умные. Они отвлекали от бесцветности всего остального, как у Марии Болконской или ещё у пары десятков подобных героинь из классической литературы.
Даша же была моложе англичанки лет на десять, имела более круглое лицо и более мягкую фигуру, но такие же бесцветные волосы, брови и ресницы. Когда Даша наносила макияж, мгновенно преображалась, и я подозревала, что и с Ванессой нетрудно такое устроить.
Эти двое были будто сёстры: старшая и младшая. Одна помилее и попроще, вторая погрубее, но с более классической внешностью. Классическая… именно так можно было описать Ванессу. Она будто сошла с тех портретов англичан, где женщины носили гейблы* и имели странные несимметричные лица.
Даша же была будто сельской простушкой откуда-то из глубинки Российской Империи.
— Причёска, — произнесла Ванесса, кивая на меня.
Она плохо склоняла слова, не понимала падежи и говорила отрывисто, односложно, как ребёнок, ещё не научившийся строить предложения.
— Мне? — я уставилась на Ванессу и засмеялась. — Зачем? Пикник же!
— Ой-ой, — затараторила Даша. — Ванесса права! Вы же Королевская няня!
Она поиграла бровями, будто я понимала, о чём речь.
— А правда, что мы там увидим Ивана Анатольевича? — Даша мечтательно прижала к груди руки, но Ванесса тут же строго ударила её по предплечью.
Горничная всё ещё сжимала своё платье и могла помять.
— Увидим, — кивнула я, доставая и свой наряд из чехла.
Ярко-жёлтое платье, будто сотканное из солнечного лучика, с широкой юбкой по колено и аккуратными рукавами. Оно было очень скромным и «учительским», как раз в пору няне. Будто костюм, а не наряд. Но смешно то, что я и правда такое искренне любила, вся моя одежда была нарочито «няньской». Широкие юбки, свитера, белые рубашки, очаровательные лаковые туфельки.
Я будто настолько погрузилась в свою роль, что хотела быть абсолютно во всём типичной няней. Чтобы дети видели во мне не маму, не подружку, не служанку, а ту, кто их воспитает.
— Так! К нему необходима прическа! Вы будете, как пин-ап модель! — Даша не была младше меня, но неизменно соблюдала дистанцию и обращалась на «вы».
— Какая ещё причёска? — я собрала волосы на макушке и они тут же посыпались во все стороны.
Я была обладательницей длинных жидких волос и супер-огромного количества «baby-hair», подшёрстка, который уже достигал плеч, но ещё не собирался в хвост вместе с собратьями.
Ванесса молча силой усадила меня перед зеркалом и достала утюжок.
В два движения она накрутила мои короткие пушистые волосы в локоны, а длинные уложила в объемную шишечку.
Потом постояла, закусив ноготь, и завязала из тонкого голубого платочка бантик на моей макушке.
— Это глупо, — вздохнула я.
— Это ми-ило, — пропела Даша.
— Perfect! — подмигнула моя английская подружка.
Даша тоже принарядилась. Её платье было таким же, как у меня, но чёрным с белым воротничком. Вроде бы мы команда, но в то же время видно, кто тут главный. Оксана обожала все виды иерархии, а уж особенно, если система начиналась с правильной одежды.
***
Никогда раньше я не бывала дома в дни «приёмов». Обычно детей, а значит и их няню, отправляли вместе с отпрысками гостей в «летнюю резиденцию». Это был загородный домик на берегу живописного озера… ну просто как в сказке.
И домик этот, и поездки туда существовали исключительно ради того, чтобы Оксана могла говорить:
— А у нас есть домик… на берегу озера! Это так хорошо для детей.
Оказалось, что приёмы — это сплошная суета. Сновали «слуги» и «придворные», носили еду кейтеринговые агентства, ой… простите… «кухарки». Трубадуры и барды мотали шнуры. Центральная лестница была начищена как пятак и светилась всеми своими мраморными плитами, прикрытая богатым алым ковром.
Ляпота…
— Так, господа хорошие, — я остановилась перед детьми и выдохнула. Они, как четыре суриката, вытянулись по струнке и посмотрели на меня выжидающе, мол, повелевай нами, мы ничегошеньки без тебя не сможем.
Мы шли «свиньёй».
Первой Мика, как самая старшая. Следом близнецы, с отставанием в одну ступеньку. Потом Феня и Даша.
Замыкала шествия я, а позади вели собак. Чудно! Всё шло по плану, я не отрываясь следила за макушками детей, которые прямо сейчас могли отмочить какой угодно трюк, но всё так славненько складывалось, что даже удивительно.
Я замедлила шаг, следя за тем, как дети с Дашей спускаются, по очереди здороваются с отцом и гостями, стоящими у изножья лестницы, и удаляются к «экипажу».
Пронесло!
Никто не упал, никого не пихнул, ни с кем «случайно» не столкнулся.
Я перевела взгляд на Ивана Анатольевича и прикусила щёку, чтобы не разулыбаться. Он перестал наблюдать за детьми и теперь смотрел, как спускаюсь я. Наверное, хотел о чём-то спросить, потому что взгляд не отводил.
Иван Анатольевич был жгучим брюнетом с кудрявой головой и чернющей щетиной, как у итальянца, и я не понимала, как у него вышли такие светленькие дети. Всё-таки в инстаграмме он не так хорош… Там Оксана явно заставляла бедолажку позировать и широко улыбаться, иначе как объяснить, что сейчас он выглядит куда интереснее, несмотря на то, что не виден полный состав зубов?
Я возобновила движение, уже явно направляясь к боссу, чтобы выяснить, чего он на меня смотрел. Шаг, шаг, шаг…
А дальше полная катастрофа.
Дело было так…
Помимо собак домашних, есть в доме и дворовые. Две кавказские овчарки, сидящие не на цепи, но в вольере и под присмотром охранников. Овчарок этих «достают» по ночам и выводят на поводках во время приёмов, чтобы если что, «спустить» на опасную личность.
Опасной личностью оказался… Максимиллиан Иванович, даром что ему такое пафосное имя дали, шутки в стиле деревенского дурачка.
Овчарку он выбрал целью сразу и потому, видимо, хихикал, пока я давала детям инструкции. Ничего особенного… просто решил «подкормить» большого пёсика вкусняшкой.
Мысль подружиться со сторожевыми собаками владела Максом давно, он искренне мечтал о собственной собаке, но Джек его не устраивал, да и считался животным Фени, Артур дрессировке не поддавался, а вот иметь огромную крутую овчарку было просто пределом мечтаний.
Макс ею грезил…
И вот, пока дети усаживались в джип, Макс от них немного отстал. В кармане у него лежала лакомая косточка… в глазах был азарт! В сердце храбрость, да удаль молодецкая в руках.
Макс посмотрел по сторонам… Овчарка по кличке Муха была тут, совсем рядом. И все знают, что путь к сердцу женщины лежит через желудок… Максимиллиан Иванович достал косточку.
И кинул её Мухе, только вот маленько не хватило молодецкой удали. Косточка легла буквально в паре сантиметров от зоны досягаемости овчарки.
Муха была молодой, неопытной, по сути щенок, дорвавшийся до власти! Она-то и «на дело» вышла так, опыта ради, для красоты. Кто же знал, что Максимиллиан воспылает к несчастной интересом. Муха бросилась к косточке, натянув поводок. Раз, два, лапами не вышло, Муха заскулила и… совершила ошибку.
Она один раз, но громко тяфкнула.
И это был сигнал для Артура!
В один мощный рывок он вырвал поводок у держащего его дворецкого, тот отпустил, но одновременно отпустил и поводок Джека. Артур бросился защищать Макса от нападения. Джек бросился дурить и куролесить. Оба поводка, оказавшись в близости от моих ног, обернулись вокруг них, и, будь я умнее, просто бы замерла на месте. Поводки бы проскользили по голым ногам и не нанесли вреда, кроме, разве что, пары ссадин. Но я перепугалась. Мало того, что к Максу летели собаки, так ещё мои ноги заблокированы!
Я дёрнулась, развернулась, каблуки соскользнули со ступенек, и моя тушка полетела вниз.
Стоит признать, ещё пару шагов я умудрилась сделать, но потом-таки закончила свой полёт… прямо в руки некоему господину.
Очевидно… очень хорошему.
***
Королева Оксана разыграла трагедию. Она заявила, что её дети и собаки — просто невоспитанная свора, измучившая в конец «Бедную Лизу», и при этом выразительно покраснела. Это был румянец твердящий: «Да, да… сравнение не случайно! Я… читала «Бедную Лизу». И вот, практически цитирую!»
В итоге меня отправили в машину с Прокудиновыми, извинившись:
— Поймите, Лизе и правда нужен отдых, а мы с вами позже обязательно по-бол-та-ем, — и Оксана упорхнула в восьмиместный джип.
Поймавший меня молодой человек, брат самого Прокудинова, Дмитрий, радостно пообещал, что «Бедную Лизу» в обиду не даст.
Жена Прокудинова, Светлана, обещала, что не даст «Бедной Лизе» заскучать.
Сам Прокудинов соседство не прокомментировал.
Иван Анатольевич посмотрел на всех одинаково строго и, кажется, даже на меня.
Итого, во втором восьмиместном джипе, составляющем часть «королевского кортежа», оказались трое Прокудиновых, водитель, охранник, Иван Анатольевич и я. Супругам Прокудиновым уступили передний ряд кресел, а я оказалась между Дмитрием и Иваном.
— И что же… вам понравилось? — Светлана сидела в пол-оборота, так, чтобы видеть моё лицо.
— Мм… если честно, всё, что после «Сдаётся в наём» я читала со скрипом. Мне показалось, что можно было остановиться на ней, но мнение совершенно точно субъевнивно! — тараторила я так, будто это мой последний шанс, прежде чем связки откажут.
— М… я с вами согласна, но признаюсь, я так люблю Флёр! Слишком люблю, чтобы бросить…
— Ох, понимаю. Мне не нравится Флёр как человек, но как персонаж она определённо одна из самых ярких и привлекательных героинь! Хотя мои любимцы это Холли и Вэл…
— О… Холли и Вэл!
Мы начали болтать почти сразу. С той самой «Бедной Лизы», которую настойчиво упоминала Королева О. Она решила, будто блеснула умом и сообразительностью, но стоило двери машины закрыться, как все чуть ли не хором выдали: «Терпеть не могу «Бедную Лизу»!
Молчаливый и важный Прокудинов-старший высказался, что не воспринимает русские классические повести, даже написанные Карамзиным. По мнению Ивана Анатольевича, в истории слишком много чёрной драмы и удушливого тлена. Светлана сочла, что все эти рассказы с плохими финалами, где юная дева теряет невинность, а после жизнь, безусловно, были когда-то социально-острой темой, но потеряли свою актуальность.
— Мне кажется, что при всём своём очаровании… русская классика порой несколько однобока, — предположила я.
И мы ударились в бесконечные раскопки, пока не дошли до классики других стран.
На французской «стороне» были более активны мужчины. На английской — женщины
Когда разговор зашёл о Голсуорси, фанатками оказались только я и Светлана, но тем не менее и другие слушали нас с интересом.
Мне было до того приятно находиться в «читающей» компании, что просто сердце ныло от того, как это ненадолго. Ну остановится машина… выйдем мы… и привет моя старая жизнь. Я иногда даже Дашу читать заставляла, чтобы поделиться эмоциями.
Когда машина остановилась и мы высыпали на улицу, на поляне, приготовленной для пикника, уже собрались гости. Королева Оксана общалась то с одним, то с другим, вертелась волчком, а дети ждали в сторонке момента, когда пригодятся.
Увидев меня, они вчетвером ринулись навстречу, но их тут же прервал громкий оклик: «Милые-е-е», прозвучавший от Оксаны.
— Сегодня день няни Лизы, — как неразумным младенцам, медленно произнесла она и погладила близнецов по макушкам. — Как доехали? Вам не докучали беседами о бизнесе и всякой скучищей?
«Скучища» была почерпнута из советского фильма и воспринималась Оксаной, как более благородная форма слов «скука» и «скукотища».
— Что вы! — ответила за меня Светлана. — Мы прекрасно побеседовали о литературе! Остановились на «Саге о Форсайтах»!
— О! Это тот сериал… — начала было Королева О, но я медленно покачала головой из стороны в сторону и быстро стукнула сама себя пальцем по губам.
— Сериал? — Светлана обернулась ко мне. — Роман!
— Да-да, просто я недавно смотрела сериал-адаптацию по этому великолепному роману, — тут же нашлась Оксана.
Сериал-адаптация… красиво сказано! Пять баллов.
До недавнего времени Оксана была уверена, что это книги пишут по фильмам, а не наоборот. Как же она долго спорила, что сначала сняли фильм «Тарас Бульба», а потом по нему написали книгу. Да ещё возмущалась, что книгоделам нечем заняться, вот и строчат всякое по знаменитым картинам.
Гости были сосланы к фуршетному столу, а меня под белы рученьки потащили в сторонку от лишних ушей:
— Ли-иза это успех! Ты просто гений! Я всё придумала… мы выдадим тебя замуж за… Дмитрия! — пропищала Оксана, повиснув на моей руке, совершенно не по-королевски.
— Что? Простите… что? — я не сразу вникла и только поражённо смотрела на свою «хозяйку».
— Ну Дмитрий… Как ловко ты упала! Ох, это было так красиво! А вы с Максимиллианом были в сговоре?
— Что? Нет!
— Ну как знаешь, ты не обязана отвечать, — улыбнулась Оксана с тако-ой понимающей улыбкой, что я будто на секунду стала её сестрой родной и самой близкой. — Так вот… хочешь ты это признавать или нет, но Дмитрий на тебя запал. Я эту «химию» мигом подмечаю, да-да. Мы с тобой, милая, его упакуем!
— Я не хочу никого упаковывать, — нахмурилась я, представляя, как мы с Оксаной ставим Дмитрия по центру большой обёрточной фольги и красивенько завязываем бантик на макушке.
— Ты что, счастья не хочешь?
— При чём тут Дмитрий и счастье. Так, давайте без сводничества…
— Да тебе и делать ничего не нужно, я всё устрою! Не пе-ре-жи-вай, — Оксана потрепала меня по щеке, как маленькую, сложила на груди ручки, мечтательно вздохнула и удалилась.
Этой женщине только волю дай…
А мне потом расхлёбывать.
***
Пикник проходил в «парке», из которого заведомо убрали всех случайных людей. Был организован фуршетный стол, места, где дамы красиво будут сидеть на пледах, корзинки с едой, да даже голуби летали как нужно.
Я слышала, как он крикнул что-то вроде: «Ли-и-и-иза-а-а-а!»… или это игра моего воображения?
Вполне вероятно. В общем, Иван Анатольевич меня позвал, я ещё и обернулась к нему, совсем лишившись шанса не ударить в грязь лицом, и полетела. Это был самый короткий и самый позорный полёт в истории, а Иван Анатольевич… отправился прямо за мной! Герой? Отнюдь.
Воды оказалось по колено, и мы оба рухнули в лужу.
Я сидела по грудь в воде, задницей в иле. Жёлтое солнечное платье покрылось тиной.
Рядом Иван Анатольевич… белая рубашка пропиталась и прилипла к телу, волосы, которые оказались чуть светлее, чем я думала, намокли. Он сидел теперь напротив меня, и мы оба стучали зубами.
— Это… так… — начала я, кусая губы, чтобы не засмеяться, а потом увидела, что и он еле сдерживается.
Полный провал.
Потому что мы захохотали.
Это было определённо, самое глупое событие в моей жизни. Если бы я была девочкой-катастрофой, привычной к подобным штукам, всё было бы нормально. Я такая встала бы и сказала:
— Ах, со мной вечно случаются истории! — и гордо пошла к обрыву.
Но нет, это из ряда вон выходило! Лиза Игнатова никогда. Ни-ког-да, ни в какие переделки не попадала. Потому я закатилась в смехе и даже ударила ладонью по водной глади.
— Это уму непостижимо, — наконец проговорил Иван Анатольевич, вытирая лицо от воды и тины.
— Кошмар, — согласилась я.
— О, ужас! — донёсся до нас голос Королевы Оксаны.
Мы переглянулись и прыснули со смеху. Весь состав именитых гостей пялился на нас, сидящих в луже. И… я не виновата в том, что произошло дальше, но чему быть, того не миновать. Дети, увидевшие меня, одетую, в озере… ни в чём себе не отказали.
Дело было вот в чём. Как-то раз, увидев, что близнецы занимаются дуростью, а точнее замазывают синим пластилином бороздки на столе красного дерева, я попросила их больше не совершать таких поступков. Они спросили: «Почему?», я ответила: «Потому что это дурное поведение! Нельзя делать, что захочется, я ведь не хожу и не порчу вещи!»
После они заявились все в грязи домой и испачкали ковёр, и снова я послала неверный сигнал: «Да вы посмотрите на себя! Ну где вы видели, чтобы приличные люди так поступали!?»
Так, раз за разом вышло, что мальчики усваивали: правильное поведение — это то, как ведёт себя няня Лиза.
Вот и допрыгались.
— Она в воде! — закричал Максимиллиан Иванович, разбежался, а я вскочила с криком: «Не-е-е-ет!»
Замедленная съёмка…
На фоне эпичная музыка…
Маленький принц Максимилиан с воем апачи бросился в воду с обрыва, а следом за ним Альберт, Артур и дурачок Джек.
Четыре тела: два детских и два собачьих, плюхнулись в озеро, окатив нас брызгами в довершение к тому, что уже было.
— А мне можно? — громко спросила Феня.
— Нет! Стой! — я выставила руку, будто могла силой телекинеза удержать на месте девочек.
— Всем стоять, никому в воду не прыгать!
Джек весело шлёпал лапами в сторону камышей, а Артур, решив, что дети тонут, потянул их за брендовые пиджаки к берегу.
— Артур! Пусти детей! Дети! На берег! Джек! Ко мне! — командовала я. Все притихли, Оксана всхлипывала, Феня и Мика в восхищении пританцовывали.
Это фееричный провал! Но безумно смешной.
Я взяла под мышки Макса, Иван Анатольевич — Алика. Мальчишки, как мокрые нашкодившие щенята, болтались у нас на руках с довольными, но глупыми улыбками, а увидев, как собаки отряхиваются от воды и грязи, не услышав никаких запретов, стали трясти волосами во все стороны и отпугнули от нас заинтересованную толпу, что стояла тут в белых нарядах.
— Лиза… что… произошло? — перевела дух Оксана.
— Я упала с обрыва, Оксана, — спокойно ответила я, снимая с донельзя довольного Макса пиджак. — Иван Анатольевич, видимо, решил, что там глубоко и я тону. Но там… неглубоко.
— Да, да… я поняла, — печально ответила Оксана. — Вы с мальчиками поезжайте домой… а девочек привезёт Даша, — тихо велела Оксана и побрела к фуршетному столу, понурив голову. — Ваня, ты же отвезёшь Лизу и мальчиков? Тебе явно тоже нужно домой, — попросила она, остановившись на полпути.
Иван Анатольевич кивнул, а стоило Оксане удалиться, обернулся ко мне и даже подмигнул мальчишкам.
— Это было круто, — тихо произнёс он.
Парни в восторге завыли, и мне пришлось закрыть им ладонями рты.
— Молчите, — едва не смеясь, произнесла я. — Дома! Все крики дома. Марш в машину.
***
Девочек привезли в восемь вечера. Усталая Даша вошла в гостиную, скинула туфли и упала на пуфик у камина.
Я, Макс, Алик и обе собаки сидели у него, вытянув конечности, и пили чай.
Я обожала эти минуты, когда мы с парнями вот так спокойно проводили время. Они были самыми сумасшедшими в семье и не знали покоя, но стоило им устать, как превращались в самых милых и нежных ангелов. Макс тогда мог мне почитать, а Алик ложился, устроив голову на моих коленях, и смотрел на огонь.
— Вы тут спать хотели? — удивлённо уточнила я, потирая ушибленную шею.
Диван, на который я рухнула, подо мной просто разъехался.
— Да, в этой комнате так тихо. Я в прошлый раз отлично выспался. Простите, это ваше рабочее место…
— Да всё в порядке, — улыбнулась я. — Всё супер… Так… что вы тут делаете? — Лиза, господи боже, ты же умный человек, почему именно теперь не можешь сформулировать свою мысль?
Но нет, Лиза не могла.
— Я же говорю… поспать, — недоуменно нахмурился Иван, а мне захотелось стукнуться головой об стену.
Я явно потеряла навык общения с мужчинами. Пора в «Тиндер».
Не скажу, что раньше была кошечкой-охотницей, но всё-таки не из лесу же я вышла. Были и свидания какие-то невнятные, и даже вроде как влюблённость, но всё совсем несерьёзно и поверхностно.
— Да… я… простите, — ну не уточнять же в третий раз, почему хозяин дома спит не в спальне жены или по крайней мере не в гостевой, верно? Хотя по большей части меня волновало, что вообще Иван Анатольевич забыл… дома!
Да-да, это его дом и его семья, но не появлялся же раньше! А тут нате, уже третий день кряду смущает своим видом и добродушным лицом.
Рассыпал в пух и прах мои ожидания, что отец семейства злобный и нелюдимый.
Расстроил своим ангельским видом и простотой.
Таких мужчин, да ещё «занятых», хочется ненавидеть, а не любить. А мне этот конкретный объект, увы, был очень симпатичен. Зацепиться бы за что-то… пусть бы пил как не в себя и буянил. Или обсуждал людей за их спиной. Или матерился через слово, как настоящий гопник. Носил бы провонявшие потом футболки, штаны с пятнами кетчупа, был глуп как пробка, играл в покер на деньги и драгоценности жены, был альфонсом с пивным животиком, похабными шутками, грязными сальными словечками, намёками… хоть что-то! Умоляю. Дайте мне повод ненавидеть этого человека! Help! SOS!
— Ничего страшного, я должно быть странно выгляжу… тут, — бинго, он понял о чём я, ответил, и на его лице я заметила самое обыкновенное человеческое смущение.
Он даже не робот. Я бы приняла за отрицательную черту роботоподобную до тошноты идеальность… увы, увы.
— Вы не… обязаны.
— Бросьте, вы же почти член семьи. Я завершил большой проект, которому посвятил почти два года своей жизни. Теперь — отпуск. Нужно разобраться во всём… этом, — и он махнул рукой вокруг себя. Неопределённо, будто я должна была понять без слов.
Так говорят о «слоне в комнате», о том, что витает в воздухе очевидной настырной мыслью.
— И вот я тут. Ничего не могу с собой поделать, но как правило места, где мне хорошо спалось, превращаются в настоящий магнит. Я, должно быть, уже должен наладить свой график.
— Ничего страшного, вы можете приходить сюда хоть каждый день. Я принесу постельное бельё и нормальное одеяло. Спать под синтетическим пледом — убийство.
— А я уже всё принёс, — весело сообщил Иван Анатольевич и указал на сумку, стоящую у моего стола. — Простыни, наволочки и одеяло. Не переживайте, это ненадолго. Просто у меня, как выяснилось, нет спальни в этом доме. Как только я её выберу — сразу перееду. Так. Больше никаких вопросов, вы же работать пришли, а я отвлекаю.
— М-м… тогда я к компьютеру, свет мне не нужен. Спите спокойно, — я обогнула разложенный диван и стала устраиваться за своим рабочим местом.
— Я всё равно собирался читать, так что не выключайте свет, — Иван Анатольевич принялся рассматривать сломанный диванный механизм. — Что ж такое… Этот диван стоил состояние, если я не ошибаюсь, а всё на соплях.
— Неправильно помните, — рассмеялась я в ответ. — Не хочу расстраивать, но в этом кабинете вся мебель от «Икеи». Это был проект Оксаны для инстаграмма: «Сделаю себе рабочий кабинет за сто тысяч рублей». Ну кабинет был не её, а моим, но вот… что вышло, то вышло.
— Так тут весь кабинет стоил сто тысяч? — удивлённо вскинул брови Иван. — Я думал только диван… Или для диванов это тоже не предел?
— Я не сильна в премиум-диванах, тут Оксану нужно спросить, — я так и не включила компьютер, потому что увлеклась разговором, но опомнилась наконец.
Компьютер тихо загудел, а я всё так же смотрела, как Иван Анатольевич своими руками чинит механизм.
— Понятно, — вздохнул он, закручивая какие-то гайки. — Так, помогите-ка мне. Подержите вот так…
Я с готовностью покинула только что занятое место, будто и вовсе не собиралась уже работать. Хотя были подозрения, что так и выйдет… Мысль, что придётся прекратить нашу беседу была почти мучительной.
— Прекрасно… не так всё и плохо, смотрите-ка, зря жаловался.
Диван послушно разложился, Иван Анатольевич вытер руки и стал заправлять постель.
Я помогла расстелить простыню, а потом держала углы одеяла, пока Иван его засовывал в пододеяльник.
— Супер! Давно не спал на простыне, под одеялом, и чтобы это была не гостиница. Хотя и гостиницы — редкость.
— Почему?
Её Величество Оксана Стешкина-Королёва.
Оксана Королёва сидела на своей великолепной кровати и грустила. Вообще этой женщине грусть свойственна не была. Молодая, красивая, идеальная и замужняя мать четверых детей не должна даже хмуриться.
Всё было неправильно, всё не так. Ну вернулся же! Вернулся и даже сказал, что теперь уже не пропадёт на полтора года! Сколько надежд было… сколько чаяний, и всё псу под хвост. Оксана мужа ждала. Даже уничтожила его отдельную спальню в надежде, что придёт и падёт к её ногам, не вспомнив, где проводил ночи.
Она покрасилась в белый, стала крутить кудри, чтобы стать похожей на неё.
Наняла Лизу, дети стали воспитаннее. Устроила в доме настоящую обитель уюта. Стала много читать. Знает, кто такой Болконский, и даже может рассказать стих Есенина на память. А всё не то.
— Оксаночка? — истеричный голос мамочки резал ухо. Оксана поморщилась.
— Да мам…
— Что Иван? Где спит? С тобой? Ты в той сорочке?
— Не спит, мам… ушёл, — прохныкала Оксана и тяжко-тяжко вздохнула.
— Ой, ты растяпа, — мамочка из всего делала жуткую трагедию, потому Оксана свернула беседу и отключилась, бросив телефон куда подальше, но тут же к нему дёрнулась.
Мамочка прислала СМС.
— При-во-рот-но-е зель-е… — по слогам, вслух прочитала Оксана. Глаза её даже загорелись, не злобой, но восторгом.
Оксана не была злой, никому не желала смерти. Она почти искренне полюбила этих детей и очень хотела уже состоять в настоящем и полноценном браке. И всего-то не хватало любви. Капельку бы внимания, и Иван бы понял, кто рядом с ним. Понял, кого может потерять, но потом не найти, а забыть Оксану уж точно невозможно! Ей так мамочка говорила.
— При-во-рот-но-е зель-е, — ещё раз пробормотала по слогам Оксана и стала ходить по комнате.
— При-во-рот-но-е зель-е, — уже громче и с радостной улыбкой прошептала она.
— И-и-и! — закружилась по комнате.
— Мамочка, мамочка! Это гениально! Я его приворожу, как настоящая ведьма, да? И тогда он не устоит!
— Да хай с ним, если устоит, главное, в комнату замани! А там подсыпешь ту штучку, что тебе дали… он уж тогда не сдержится. Тело же ж не обманешь. И потом приложится. Уж некуда ему деться-то будет! А Лизку свою убирай ко всем чертям!
— Ну ма-а-ам! При чём тут Лиза, ты мне скажи? Как я без неё?
— Ты дурёха! Уведёт она его!
— Ой! Я не смогла, а Лиза сможет? Не смеши. Она хорошая, добрая, даже красивая, но… ну не сравнивай Лондон с Воронежем! Да и ты же знаешь, ей это всё неинтересно.
— Я век прожила, милая моя, — настаивала мамочка. — Помяни моё слово! Уведёт!
— Мамочка, ты не права. Тем более, я Димасику её сватаю… Я всё придумала.
— И что ж, уйдёт к Димасику, а кто нянькой будет?
— Ой, да пока она там влюбится и выскочит за него, я уже всему научусь. Я почти со всеми поладила! Только Франсуаза, конечно… ну очень уж сложная. И Микелла меня… не принимает. Ну и близнецы — это сущий кошмар.
— Эх ты… — мамочка почему-то горестно вздохнула, но Оксана не поняла почему. — Иди! Ищи его волосы, ворожить будем! И я тебя к Нинь Иванне записала на завтра на восем утра!
— Ой, восемь так рано…
— Ты щастья хошь?
— Хочу, мамочка, конечно хочу, пойду!
— Тебе б только родить разок ему, уж он растает… четверых, вишь, взял, что ж от своего что ль откажется? Всё, соберись и спи! А то встанешь опухшая, страшная, кому нужна бушь? Никому.
Оксана попрощалась с мамочкой во второй раз за вечер, вставила в уши беруши, на глаза надела маску, легла на спину (если спать на боку — появятся морщины), укрылась одеялом, расправила на нём складки и почти мгновенно уснула.
***
Нина Ивановна была экстрасенсом, а раньше её называли просто «бабка», подразумевая то же самое, но иначе выражаясь.
Дорогу к «бабке» Оксана знала хорошо, уже далеко не в первый раз ходила, но в этот волновалась особенно. Иван вернулся! Теперь, главное, не упустить.
У Нины Ивановны всё было знакомо: затхлый воздух, драная кошка, вечно спящая на подоконнике, в кухоньке что-то готовили, и Оксана поморщилась. Она уже давно не ела половину привычных для других блюд.
— Здравствуйте, — тихо произнесла Оксана, с благоговением глядя на свою благодеятельницу-экстрасенса.
— Окса-а-ана, — хрипло и важно провыла «бабка».
Сеансы всегда проходили одинаково. Нина Ивановна брала Оксану за руку, закрывала глаза и начинала раскачиваться из стороны в сторону. Сообщала пару-тройку фактов, брала пять тысяч рублей, и они прощались. В общем-то Нине Ивановне было едва ли шестьдесят лет, и она была скорее женщиной, а не бабушкой, но слишком уж колоритной. С сединой, платочком, в цветастом халате. Лицо Нины Ивановны было испещрено морщинами, а губы всё время шевелились, будто она что-то жевала.
— Это кошмар, — вытирая слёзы из уголка глаз выдавила из себя я. — Сколько надежд на яркую развязку, и всё псу под хвост. За неожиданные повороты!
Иван поднял свой бокал сидра и мы чокнулись.
Была прочитана уже треть книг, и раскрылась одна из интересных интриг, от которой мы оба захохотали.
Читали мы с Иваном примерно в одном темпе, отставал то один, то другой, но в конце концов рано или поздно встречались. Иногда книги откладывали и обсуждали события, иногда доливали в бокалы ещё сидра.
Я никогда не читала вот так с кем-то и уж точно никогда не пила за книгой сидр, но это было чертовски интересно.
Иван оказался неприхотливым в литературе, я это уважала. Он мог дать оценку лёгкому детективному романчику или обсудить серьёзное произведение, но не морщил нос и не рассуждал о графоманстве и бульварной литературе, как большинство моих «умных знакомых».
— Вы по образованию филолог, должно быть? — спросил он, а я покачала головой.
— Я не окончила институт. По образованию я — никто, — моя улыбка была вялой и кислой, приставать ко мне никто не стал, и мы продолжили читать.
Так случалось несколько раз. Мы начинали какой-то пустяковый диалог, он обрывался, и безо всякой неловкости все жили дальше. Я радовалась этому удивительному свойству нашего тандема так, точно ожидала подвоха.
Вот-вот, в любой момент сама судьба бы заявилась в кабинетик и сказала:
— Лизонька, уж не думали ли вы, что этот дар небес будет с вами вечность? Прощайтесь-прощайтесь, пора работать.
Судьба, как правило, говорила голосом Оксаны…
Я так и не спросила, почему Иван не с ней, сочла это некультурным и грубым, но интересно было до жути.
Мы, конечно, не делали чего-то плохого. Я сидела в своём большом кожаном офисном кресле, закинув ноги на подлокотник дивана, а Иван на этом диване полулежал, подсунув под спину подушку.
Мы были настолько друг от друга далеки, что я еле-еле могла учуять запах его шампуня, который до того настырно лез в ноздри. Зато густая, как смородиновое варенье, энергетика Ивана была очевидна и ощутима. Я не могла не бросать на него краткие взгляды раз в пару минут, это и правда будто иметь «магнитик», как он выразился про эту комнату.
Спустя какое-то время, я поняла, что либо меня подловили на этом «воровстве», либо Иван занимался тем же самым, потому что взгляды наши всё-таки встретились.
Я прикусила щёку, опустила взгляд, но:
— Не надо, — с улыбкой произнёс он. — Не сдерживайтесь, если хотите улыбнуться.
И я рассмеялась то ли от того, как это глупо, то ли из-за защитной реакции организма на смущение.
— Я слишком прямолинеен? — спросил он. — Простите, давно не… оказывался в таких ситуациях. И искренне постараюсь вас не смущать. Можете давать мне по одному наказанию всякий раз, как я нарушу это обещание.
От такой долгой речи, произнесённой столь тихо и трепетно, будто мы имеем дело с диким испуганным животным, я совсем расклеилась. Даже прижала к пылающим щекам руки, а потом спряталась за книгой, подняв её повыше.
Я сидела за своей ширмой, а строчки расплывались перед глазами. Ни слова не смогла уяснить!
Тук-тук!
По обложке моей книжки постучали. Я опустила свой экземпляр и увидела улыбающегося Ивана. Он сидел на диване, скрестив ноги по-турецки и отложив роман.
— Я не могу сосредоточиться на тексте, — просто сказал он. — Может, на сегодня хватит?
— И что же тогда? — я спросила скорее, чем подумала.
К себе иди, тупица. Неужто не ясно?
Но стоило мне встать с кресла с самым невозмутимым видом, как Иван изменился в лице.
— Вы уже уходите? — спросил он.
Улыбка, которая до этого момента так удивительно меняла его лицо, превращая в совсем юное и прекрасное, уступила место растерянности.
Он будто боялся, что я уйду, но и навязчивым быть не хотел.
Или это игра моего воображения?
— Простите, но мы же… прекращаем читать, и я… я подумала, — голос дал слабину, а я в нерешительности упала рядом с Иваном на диван.
— Но я вас не прогонял. Мы не допили. И вы ещё не рассказали мне о себе.
— Мне нечего рассказывать. Моя жизнь до безобразия заурядна. Я никогда и нигде не была, даже в ближайшем зарубежье. Не отдыхала никогда в Сочи или Анапе, не видела моря. У меня нет крутой профессии, обещающей безбедный фриланс на Бали. Я даже не умею говорить на бизнес-слэнге и клянусь… не знаю, что значит «профокапить». Что это значит?
— Это значит «провалиться», — улыбнулся Иван и, протянув руку, заправил мне за ухо прядь волос самым ужасным, клишированным и интимным жестом на свете.
Сам он при этом чуть нахмурился, и в то же время на губах снова появилась трогательная улыбка.
Я затаила дыхание… Не в шутку! Резко втянула полные лёгкие воздуха и больше не выдыхала. Вокруг нас надувался большой мерцающий мыльный пузырь. По его поверхности ходили цветные круги, как будто расплывающаяся по воде нефть. Он был глухим и скрывал под плотным панцирем.
Её Величество Оксана Стешкина-Королёва
— Ну, рассказывай, — голос Ивана был ледяным, как вода на крещение. И так же неожиданно погрузил комнату в лютый мороз, как погружается в эту воду тело верующего.
— Что? Что… — Оксана всхлипнула и рухнула на диван, растекшись по нему слаймом.
— Оксана. Это что за сцены ревности?
— Ну так… репутация же. Я же твоя… жена, — она всхлипнула ещё, ещё, ещё трижды, но Иван посмотрел на неё строго, и истерика прекратилась не начавшись.
— Оксана.
Иван сел рядом с ней и с прищуром стал изучать дрожащую и всю из себя несчастную жену.
— Это невозможно, Ваня, я устала…
— Так уходи, — очень тихо и сухо ответил он. — Дети к тебе, как я понимаю, не привязаны. Быт тоже.
— О чём ты? — она испуганно сжалась.
Трудно быть человеком, который настроил себе воздушных замков, а потом кто-то пришёл и развеял их, словно дым.
— Чего ты от меня хочешь? Мне кажется, нам пора снова обговорить пункты нашего договора.
— Не надо, — пискнула она.
— Оксана.
— Это из-за Лизы? Она обещала…
— Нет. Это не из-за Лизы. И не из-за кого-то. Просто я не хочу мучить тебя. Ты стала что-то чувствовать ко мне?
— Нет! — она активно помотала головой. Так, что её мягкие пушистые волосы, идеально уложенные облачком вокруг головы, взметнулись. — Ничего такого! Я же обещала!
— Тогда оставь Лизу в покое. Она тут ни при чём! И давай уже как-то решим наш вопрос…
— Месяц! — выкрикнула Оксана. Да так громко, что Иван вздрогнул.
— Что, прости?
— Месяц. Подожди… месяц. Как раньше. А потом мы всё решим. Пожалуйста.
— Верни мне спальню, — мрачно велел Иван и уже встал с места, но Оксана вцепилась в его руку.
— А может… ко мне? Пожалуйста. Всего на месяц…
— Нет. Мы же обсуждали.
И Иван ушёл, а Оксана осталась мотать сопли на кулак и волосы на палец.
Она была зла. Разочарована.
— Мамочка… — шепнула она в телефон и начала всё-всё рассказывать.
И услышала Оксана: «А я тебе говорила!»
***
Королева Оксана стояла посреди гостиной детей, заламывая руки в отчаянии и трусливом страхе.
Спальни детей она примерно помнила… но ни за что бы не угадала, в какой кто спит. Где тут все эти игровые и учебные отдалённо представляла, но какая из комнат принадлежит Лизе — не имела понятия совершенно.
Раскинув на «чики-брики», Оксана приблизилась к самой правой двери и занесла руку для стука, а потом посмотрела на наручные часики. Время было совсем уж позднее, Лиза должна спать, потому пришлось осторожно приоткрывать дверь.
Спала.
Лиза Игнатова… милое создание, которое когда-то поразило Королеву О в самое сердце своим скромным видом, сдержанным стилем и очаровательно простой внешностью.
Волосы Лизы были медового цвета, длинными, пышными у корней и совсем жиденькими на концах. Оксана бы посоветовала или сделать каре, или нарастить эту копну для равномерного объёма, но не стала вмешиваться.
Лиза была совсем не яркой. Вся какая-то… не серая, нет. Скорее, вот как волосы эти, медовая. Глаза у неё такие же, как янтарные бусинки. Кожа мягкая, как будто детская. Потому Оксана ей и выбрала то платье. Жёлтое и солнечное.
— Мамочка сказала… что ты мне всё испортишь, — шепнула Королева О и печально поджала губы.
Она не умела быть такой сильной и решительной, как мамочка. Но она страшно хотела свою семью и своего мужа.
Жить спокойно не могла на птичьих правах.
Только мамочка права, Иван так просто Лизу не выгонит, она уже его охмурила. И у Оксаны, чтобы Лизу выгнать — месяц. Иначе… как бабка сказала, всё, можно будет прощаться.
Оксана напоследок обернулась, снова оценив свою соперницу и пожала плечами.
Бывает же такое. Стараешься, улучшаешь себя, модифицируешь, превращаешь в идеал… а потом приходит вот такая мисс Невинность и всё! Всё портит!
Следующим пунктом программы для Оксаны стала комната, которая навевала особенный страх и особенный ужас. Ходить туда — как ковырять ранку. Ещё не зажившую.
Старая спальня Ивана располагалась в противоположном крыле от того, где жили дети и сама Оксана.
Это была большая комната, к которой примыкали кабинет и ванная. Тут имелся огромный балкон, где можно было завтракать. Стоял рояль, и даже пара гитар на подставках.
Кровать тут не уступала той, что была у Оксаны, а интерьер был сделан с огромным вкусом. С кучей деталей.
И тут, на стене, огромный, как «Девятый вал», висел портрет, которого Оксана бы предпочла никогда не видеть.
Дети всегда просыпаются рано.
Когда в семь утра мы выходим из дома, почти все обитатели ещё спят, и это ли не прекрасно? Обычно с нами идут собаки, мы бежим впятером по длинным парковым дорожкам, а следом мчат Джек и Артур. Это моё личное правило воспитания: вымотай детей с утра пораньше и весь день свободна!
Этим утром ничто не выбивалось из графика. Мы проснулись на рассвете, и, когда я вышла в гостиную, дети уже ждали. Мальчишки в одинаковых спортивных костюмах мерили комнату шагами, как два стража. Мика зевала, развалившись в кресле, а Феня играла с Джеком.
— За мной!
И все шестеро моих воспитанников, включая собак, отправились следом за мной в коридор.
— Как спалось, народ? — весело уточнила я, стараясь задать нужный тон и не превращать утро в угрюмый кисель.
— Хорошо! — сразу три голоса.
— Кошма-а-ар! — это Мика.
— Р-рав! — это дурачок-Джек.
Уже на крыльце мы с ребятами, как обычно, разделились.
Я, Мика и Артур бежали первыми — это закон. Она, как самая старшая, и правда была заинтересована в беге для «поддержания формы», а я не возражала. Может, хорошая привычка даст старт хорошему будущему? Переходный возраст не за горами, а с ним может прийти целый ворох проблем и нездоровых пристрастий, вроде заедания стресса неразделённой любви шоколадом.
Феня плелась самой последней и беспрестанно ныла. Ей всякий раз предлагали остаться дома с Дашей, но куда ж там!? Оставить всю семью и отсиживаться? Не-ет, только не это.
По мнению Фени, лучше ныть.
Близнецы дурачились большую часть времени. Они носились кругами и успевали выбиться из сил к середине пути, а потом тащились, свесив руки, как две усталые гориллы. Джек, повизгивая, носился за ними, потом уставал и падал спать прямо в траве, и после приходилось его искать и тащить домой.
Всё это муторно, но ни дня мы старались не пропустить. Пробежка — святое. И чем она веселее проходит, тем больше хочется её повторить.
— Спорт, значит? — голос Ивана напомнил о вчерашнем, и неожиданно для себя я припустила вперёд, как испуганный заяц. Пробежала немного, остановилась, обернулась и поняла, что должна вернуться.
Иван Анатольевич сидел перед Артуром и гладил его по голове. На его спине висел Макс, на плече — Алик. Мика стояла в сторонке, сложив на груди руки, а Феня, заикаясь, рассказывала что-то. Явно про меня.
— Что за остановки в пути, а, народец? — я всё-таки вернулась и, подбоченясь, смерила детей строжайшим взглядом.
— Папа тоже бегает! — пропищал Макс, октавы на две выше, чем положено.
— И это повод для вас не бегать? А ну-ка по газам! Шнелле! — и, повинуясь моей команде, все шестеро тронулись с места в едином темпе. А я… осталась.
— Вы строгая, — улыбнулся Иван.
— Простите. Я и на вас вчера накричала. Больше не стану. Мне нужно…
— Лиза, — он взял меня за руку раньше, чем я успела дать дёру. — Постойте. Я хотел извиниться за Оксану и вообще.
— Ничего страшного, мне нужно бежать, прос…
— Стойте же. Мы… дочитаем? — в его вопросе было столько надежды, а я так хотела смыться подальше отсюда, что сначала сказала: «Да!», а потом подумала, на что согласилась.
***
— Почему небо голубое? — задумчиво поинтересовался Макс, лежащий на лужайке, закинув руки за голову. — Как думаете?
— Мы не думаем, мы знаем, — фыркнула Мика. — Это нам так только кажется, что голубое, из-за преломления света.
— А точно? — Макс нахмурился.
— Точно.
— Лиза? А вы как думаете?
Я даже не открыла глаза. Лежать на солнышке в тишине было слишком хорошо, чтобы напрягать хоть один орган восприятия. Абсолютный релакс.
— Я думаю, что с тобой поспорит физика, но если хочешь думать, что небо голубое, потому что кто-то его покрасил — думай. Не запрещено.
— Хорошо. Мика, небо голубое, потому что его покрасили малялы.
— Ма-ля-Ры! — поправила Мика.
— Ма-ля-лры!
— Ма-ля-Р-ры!
— Ма-ля-Р-р-ры!
— Так-то лучше, — она удовлетворенно отбила брату «пять».
Я больше не хотела участвовать в детской беседе, потому просто растянулась на траве, вытянула руки-ноги и попыталась ни о чём не думать. Скверно выходило, весьма скверно.
Все эти разборки, странности, поведение Королевы О, у которой будто крыша поехала. Внимание Ивана.
И как раз последнее меня больше всего тревожило. Внимание Ивана… зачем оно мне? Зачем я ему? Неужели настолько скучно и грустно человеку, что вот так взял и решил во что бы то ни стало проводить время с няней?..
И никто не думает, каково мне.
Я повернула голову и посмотрела на детей. Если всё зайдёт слишком далеко, меня просто уволят…
Сколько нужно одному человеку, чтобы начать думать о другом человеке?
Одного приятного вечера в его компании достаточно?
Одной навсегда связавшей сумасшедшей истории?
Одного взгляда хрустально-голубого и при этом невозможно тёплого?
Одного доброго слова или нежного прикосновения?
Как много нужно, чтобы потеряться и начать блуждать, снова и снова натыкаясь на один и тот же образ.
Я лежала, уставившись в потолок, без сна, потому что всю ночь крутила в голове все произнесённые нами слова.
Обещание. Месяц. А что потом? Что он мне пообещал?..
Я не собиралась носиться по дворцу с криками: «Он — никогда!» или «О нет, на меня он не посмотрит, это не то, что мне показалось!»
Если рассуждать логически… то я получила странное невнятное обещание от мужчины, который каждым своим жестом и взглядом, считываемым совершенно точно, давал мне понять, что что-то чувствует.
Это было и прекрасно, и отвратительно. И сводило с ума, и заставляло чаще смотреть на чемоданы, лежащие в гардеробе.
С утра я смотрела на собственное отражение и понимала, что выгляжу как минимум больной. Под глазами жуткие синие круги. Волосы высохли после душа, как пушистое воронье гнездо, и не ложились ни во что кроме шишечки. Платье оказалось безбожно измято улёгшимся на него Черномырдиным, и пришлось одеваться в другое: длиннющее клетчатое платье с короткими рукавами.
— Лиза, вы нездоровы? — спросила Даша, зевая и потягиваясь.
Она сидела в кресле в гостиной и ждала, когда выйдут дети. Перед ней стоял пылесос, видимо боялась перебудить его шумом малолетних сонь.
— Нет. Всё в порядке, но пробежки не будет, передай детям.
— Ага…
— Я в учебку, детей отправишь после завтрака ко мне? У нас куча дел.
— Ага…
— Не спать! — прикрикнула, и Даша, начавшая проваливаться в сон, вздрогнула.
В доме ещё никто не проснулся, и это было идеальное время, чтобы сделать уже всю работу и собраться с мыслями. Вынести все вещи Ивана из учебной, чтоб не повадно было, и… мой коварный план растрепать всем, что у хозяина появилась спальня. Так и до горничных дойдёт, они всё под шумок подготовят. Выбора никому не останется.
— Уф! — я забежала в учебку, убедилась, что диван не разобран, и прижалась лбом к двери с облегчением.
Прекрасно! Ушёл… ушёл, вот так и нужно.
Только им пропах весь кабинет, будто где-то спрятана пара футболок, так, чисто на память.
Переборола себя, отошла от двери и чуть не вскрикнула: никуда не делось моё проклятье. Лежало тут же, на сложенном диване, как в первую нашу встречу. Без одеяла, прикрывшись пиджаком. Голова на подлокотнике. Шея, наверняка, затекла…
— Горе луковое… — вздохнула я.
Разбудить или дать спокойно поспать?..
Ну уж нет! Хватит позволять этим Королёвым делать меня козой отпущения.
Я решительно приблизилась к дивану, склонилась к своему боссу, как в тот, первый раз, но вместо того, чтобы подложить под голову подушку, легонько пихнула в плечо:
— Эй! Просыпайтесь!
БАХ!
Это было больно, чёрт побери!
Прицельным ударом кулака в лицо меня отбросило, будто через портал, метра на полтора. Нос начал люто болеть, и я с ужасом поняла, что по клетчатому платью растекается красное пятно, а дышать становится невозможно… как, блин, дышать ртом?
Я рефлекторно глотнула воздуха. Ещё и ещё.
— Лиза! — громко воскликнул Иван, бросаясь ко мне. — Лиза… Лиза…
***
— То есть… ты её ударил? — Королева О стояла, склонившись ко мне, лежащей на диване.
— Случайно, — спокойно и терпеливо ответил Иван.
Её губы задрожали, будто я была их любимой дочуркой.
— Лизонька… — шепнула Оксана, присаживаясь у дивана на корточки. — Вы выглядите ужасно!
И дважды кивнула, скорбно поджав пухлые губки.
Да чтоб их всех, этих Королёвых.
— Оксана! Выйди! — твёрдо заявил Иван.
— Ни за что! — не менее твёрдо ответила она.
— Да что ж такое! Выйдите ОБА! — не сдержалась няня Лиза, и оба моих босса замерли и уставились на меня.
— Нет уж! Тебя, Лизонька, нельзя оставлять сейчас…
— Вы же просто катастрофа! Вдруг что… — первое мне сообщила Оксана, второе — Иван.
— Мы вас перенесём в гостиную, где будем по очереди караулить… Димочка, поможешь?
— Я сам отнесу…
— Нет, Димочка поможет!
— Оксана! Иди! Пожалуйста! По своим! Делам. У тебя же они есть.
— Иван, я хочу помочь! Это моя…
Сон на природе — лучший способ восстановления нервных клеток. Особенно, когда выключен телефон, никому не интересно с тобой говорить и можно просто поваляться в одиночестве, глядя в звёздное небо.
За домом текла речка, мелкая настолько, что можно было без особых усилий перейти её вброд. На её берегу обычно и устраивали ночёвки. Кормили комаров, жгли костёр, даже пели песни, от которых Ванесса приходила в дикий восторг.
Дети уже устали и легли спать, а я всё сидела в раскладном кресле, вытянув ноги, и слушала журчание речки, грела ноги у тлеющих углей и ждала, когда придёт сонливость.
Краткая переписка с Иваном только расстроила, а не успокоила. Мне не нравилось его внимание, и не нравилось моё внимание к нему. Ссориться с Оксаной не хотелось, но мне так сильно был нужен друг… Я так истосковалась по простому равному общению, даже с учётом того, что Ивана-то равным мне никак не назвать, но тем не менее… соблазн велик, да совесть не велит…
И почему он?
Почему не какой-нибудь учитель истории или водитель решил со мной почитать? Почему раньше на меня никто никогда не смотрел? Откуда это везение?
Послышались шаги за спиной, и я испуганно обернулась. Мысль, что это может быть вернувшийся из поездки Иван, перепугала.
Вдруг решит романтично побеседовать под луной? Мало ли… он же мог влипнуть не хуже меня!
Но «увы» или «к счастью» — это был Дмитрий. Он шёл ко мне решительно: не так будто наткнулся в результате прогулки. А когда заговорил, я даже смутилась.
— Можно с тобой поговорить? — вот так резко и на "ты"?
Голос ледяной, как вода речки, что бежит в метре от нас.
Тон повелительный. Совсем не похоже на моего «спасителя».
— Да, конечно, минутку.
Я заглянула в палатку и убедилась, что и дети и Ванесса крепко спят. Взяла кофту, опасаясь, что стоит отойти от костра, тут же замёрзну, и пошла к Дмитрию, который сидел в отдалении на лавочке, под пышно раскинувшей лапы елью.
— Да? — как могла беззаботно начала я, чтобы немного разрядить обстановку, и тут же опешила во второй раз.
— Значит так, — произнёс Дмитрий, откидываясь на спинку скамейки и глядя прямо перед собой. — Свои попытки можешь оставить и ни на что не надеяться!
— Попытки… на что? — я старалась не начинать ссору, хоть и очень сильно хотелось.
— Догадайся с трёх раз, нянюшка. Я всё понимаю… Оксана — та ещё штучка, даже падение тебе устроила. Хитро, не поспоришь. Но меня её попытки подложить мне в постель своего человека не интересуют. И уж тем более если речь о таком человеке.
— И чем же я плоха!? — я даже не пыталась скрыть возмущение. И да, меня задевало тут всё от и до, а оправдываться и твердить, что ни в чём я не виновата, хотелось в куда меньшей степени, чем отходить кое-кого по мордасам за пренебрежение.
— Значит, даже не отрицаешь… мне это нравится. Я ждал настоящего спектакля и рассказов о святой невинности! — Дмитрий повернулся ко мне, и на его губах заиграла отвратительно сладкая улыбка победителя. — Ну мы можем и перебить цену… Сколько там Оксана даёт за секс со мной? Могу предложить больше, и мы просто развлечемся на прозрачных условиях. У вас товар — у нас купец. Минуя всяких Оксан.
Опешить в третий раз я даже не успела. Фантазия так разыгралась, что идеи обгоняли одна другую.
— Не скажу, что предложение ваше интересно, Дмитрий, — начала я, всё ещё пребывая в своих мыслях. Потому говорила медленно, не глядя на предприимчивого «любовника». А вот он зря времени не терял.
— Ну так, может, маленький тест-драйв? — усмехнулся и подался ко мне с такой стремительностью и решительностью, что я успела разве что громко ахнуть.
Дмитрий сделал то, чего я не делала уже года три так точно! Поцеловал меня. Без языка или чего-то такого, просто прижался к моим губам своими. Они у Дмитрия оказались мягкими, но напористыми, в три приёма раскрыли мои и покусились на продолжение банкета. Я даже глаза не закрыла, так и пялилась на его широкие брови, идеально ровной линией загибающиеся и наполовину скрытые упавшими на лоб волосами.
— М-м… — промычала я.
— Что? — шепнул он, отстранившись от меня всего-лишь на какой-то миллиметр.
— Ну вообще-то я сказала, что меня это не интересует. Нелепо вы как-то целуетесь, ей-богу! — я была вынуждена закатить глаза и отстраниться. Ещё и нос мой распухший задел! Ничего мужика не пугает, я же выгляжу как жертва боёв.
— Чего?..
— Ничего! — пришло его время опешить, а я откинулась на спинку скамейки и уставилась прямо перед собой, делая вид, что ничего не произошло. — Вы слишком… рано напираете! Я даже не успела проникнуться. Что за дела? Разве так целуются… А я думала, вы поопытней меня… Ладно! Я тоже не мастерица. К делу! Секс с вами меня не интересует даже ради благого дела! — и решительно скрестила руки на груди, будто мы обсуждали какие-то очень далёкие от личного рабочие моменты. — А вот… определённого рода сближение…
— Я ничего не понимаю, — он покачал головой, встал с лавочки и сел напротив меня на корточки, даже положил обе руки на мои колени. Не пóшло, на бёдра или вроде того, а просто туда, где торчат мои острые, как у птички, коленные чашечки. Я была в платье, которое не мешало бы уже сменить на джинсы, но днём хотелось приманить к белой коже хоть каплю загара, а потом было лень.
Иногда хочется полежать на заправленной кровати. Лечь, закинуть руки за голову, и будто бы не спишь, а только прилёг на пару минут. И вот уже прошло несколько часов.
Простота.
И в ней много прекрасного. Куда больше, чем многие думают.
Я лежала на заправленной постели, хоть на часах уже минуло три ночи. Тюрбан на голове, волосы не просохнут — и ладно. Пижама драная и застиранная настолько, что футболкой только пол мыть — зато какая мягкая, а штаны превращены в шорты ловким движением ножниц. Я морщилась от боли в носу и иногда вытирала слезящиеся из-за синяков глаза.
Моё лицо имело свойство всё принимать всерьёз. Пощёчина? О’кей, сделаем тебе полфизиономии алой, как помидор. Синяк под глазом? А давай заплывёт до самой носогубной складки. Мошка укусила? Как насчёт огромных вареников вместо губ? Удар в нос? О-хо-хо! Мы сделаем из тебя хронически больную синюшную мадам.
И вроде бы всё не так страшно, а по ночам, когда не спится и глаза краснеют от бессонницы, всё становится совсем плохо.
— Тук-тук, — обозначила себя Даша. — К вам можно?
— Можно, — отозвалась я и только потом посмотрела на часы.
Не показалось. Это Даша. И она пришла в три утра.
— Ты что тут делаешь среди ночи?
— К вам там это… пришли! — прошипела она.
Даша по ночам — это умора. Она ходила в настоящем чепце, потому что прятала под ним настоящие бигуди, чтобы утром выходили… ну почти настоящие кудри.
К этому ещё плюсом шёл цветастый халат в пол! Под ним «сорочка» до пят и розовые тапки. И это молоденькая девушка, которая выглядит как бабушка.
— Кто?
— Он! — многозначительно шепнула Даша и округлила глаза.
— Кто«он» Даша? Конкретнее!
— Идите!
И скрылась, зависнув в гостиной у двери в свою комнату.
Я соскочила с кровати и как есть, в пижаме, поплелась за ней.
Бигудей я не носила, зато был тюрбан из полотенца и лейкопластырь на носу. Вид самый домашний, но раз уж «он» никак не был идентифицирован, видимо, либо за дверью сам Путин, а значит, снятое полотенце делу не поможет, либо кто-то ну совсем непонятный, чьего имени Даша попросту не знает. То есть на его мнение можно и забить.
Открыла дверь, посмотрела три секунды на гостя и захлопнула как было.
— Твою мать, Даша, ты по-русски сказать не могла?
Она виновато вздохнула и скрылась из виду в своей спальне.
Я стянула полотенце, оторвала лейкопластырь, взвизгнув от боли, растрепала как попало высохшие волосы и выдохнула.
Он… ну надо же.
Иван Анатольевич смотрел на меня удивлённо, а увидев слезящиеся, теперь ещё и от резко оторванного пластыря, глаза, решил будто что-то стряслось.
— Лиза? — и он потянул меня к себе, будто в нашей вселенной (очевидно какой-то совершенно параллельной) это нормально.
— Простите, — глухо прошептала я.
Внутри ворочалась какая-то огненная змейка. Она возилась в животе как мерзкая изжога и почему-то перекрывала дыхание, заползала в самые лёгкие.
У меня даже глаза защипало от этого ощущения жуткого дискомфорта.
— У тебя сердце стучит, как у…
— …зайца. Я знаю, — перебила Ивана и со второй попытки всё-таки вырвалась, чтобы отступить. — Вы… приехали.
— Приехал, — в единственном числе. Будто бы Оксаны не существует.
— Понятно. У вас какой-то вопрос по поводу детей? Я вас слушаю.
— Лиза. Нет, — он резко вдохнул, а я чуть не застонала от разочарования.
Ну почему всё так? Почему он так… хорош! Даже не обсуждается насколько, просто от и до.
Я уверена, что с ним бы не вышло такого провала, как с Дмитрием. Что вот он-то точно бы правильно поцеловал. Ну или даже не так, нет… он бы так не поступил. Он джентльмен. Мнётся тут, сказать не может ничего. А в компании друзей и коллег был совсем другим человеком. Что ж такое-то.
У Ивана сильно закрутились в тугие колечки волосы и падали на лоб и уши. В темноте они снова казались совсем тёмными и совершенно «итальянскими». Он оброс, тёмная щетина оттеняла молочную кожу.
— Что «нет»? — голос задрожал.
Неужели коридор всегда был таким тёмным? И вот прямо так в нём было душно?
И когда Иван повернул голову вправо, я… как собачка сделала шаг в ту же сторону.
Помешательство.
— Р-р-р!
— Что? — он удивился из-за моего рычания, а я сама себя мысленно со всей силы отлупила.
— Ничего! Зачем вы пришли? Я… спала!
— Не спали.
— С чего вы взяли?
Он протянул руку, и она замерла прямо у моего лица, но так и не коснулась.
Не коснулась…
Её Величество Оксана Стешкина-Королёва
За день до этого
Оксана стояла в сторонке, пока Иван с тоской смотрел на надгробие первой жены. Она молча сидела рядом с ним в машине. И потом молча устраивалась в гостиничном номере.
Лида и Лада были похоронены там, где погибли, и навестить могилу — это всегда было целое приключение. Иван не ездил туда с водителями или один. С Оксаной — было привычнее всего.
Потому что в первый раз именно она с ним ездила. Увы. Он просто не мог представить, что рядом окажется кто-то другой, но всё чаще думал, что, быть может, лучше и вовсе одному.
Эти поездки будто давали Оксане какую-то надежду. Будто это что-то для неё значило.
— Вот столько ты получишь, когда всё закончится.
Они сидели в ресторане гостиницы, в которой остановились. Оксана пила белое вино и ела курицу. Она скосила глаза на бумажку договора и поморщилась.
— Мало? — удивился Иван. — Тут целое состояние. Всё было добровольно, я не отнимал твою молодость, ты была вольна уйти. У тебя были любовники…
— Не мало! — выдохнула она. — Не мало, но… я не хочу!
— Оксана, — Иван переборол себя и взял её за руку, чтобы немного успокоить грядущую истерику. — Я очень благодарен тебе за все эти годы…
Она активно закивала, и кончик длинной пепельной пряди упал в тарелку, обмакнувшись в соус.
Иван усмехнулся, но говорить не стал. Не тот момент.
Белые волосы… в этом вся Оксана. Она крутила их каждый божий день, чтобы вышли кудри, он знал. Видел иногда, когда заходил в её комнату, чтобы обсудить дела. И всё, чтобы стать копией Лиды. Как глупо… Лида была такой от природы. Её волосы от влажности ещё больше закручивались, а Оксана становилась истеричкой от лёгкого дождика, что уж говорить про ливень.
Это не было очаровательно: ребёнок, который трясётся над каждой деталью. Но только она могла дать Ивану то, что ему было необходимо, как воздух. Спокойствие от прессы и желающих влезть в душу. Полное. Именно её старательность, внимание к деталям превращали Оксану в идеального агента под прикрытием.
— Ты делала просто невероятные вещи. Ты всегда меня поддерживала и помогала мне. Но я готов идти дальше.
— Не со мной? — жалобно… очень жалобно.
Она отстранилась от стола, и кончик кудлявого локона выпал из тарелки, упав на белый пиджак. На ткани появилось желтоватое пятно от карри.
— Не с тобой. Ты всегда была мне только другом.
— Жен…
— Не женой. Другом. Прикрытием. Ты прекрасно справлялась со своей ролью. Ты избавила меня от притязаний других женщин, от свиданий, от навязчивого внимания. Охраняла мой дом, заботилась об имидже, на который я положил болт. Но всё. Я готов жить самостоятельно…
— А Оксану на улицу? — она тряхнула кудрями, и локон, выпачканный карри, перелетел на спину. Теперь пятно будет и там… досадно.
— Я даю тебе кучу денег. Если это «улица», то я хочу туда!
— Деньги — не главное, Ванечка.
— Не главное. Но теперь они у тебя есть. Тебе пора двигаться дальше. Завести мужа… детей, быть может.
Когда-то Оксана неплохо ладила с детьми. Или делала вид?
Она пришла в дом в качестве помощницы Лады. Её прислало агенство. Родив близнецов, сестра Лиды, оставшаяся жить в доме Королёвых, захотела прийти в форму, и ей был необходим кто-то, кто сбалансирует питание и будет руководить домашними тренировками. Лада только что развелась со Штольцем и собиралась выйти на «рынок невест».
Оксана была настоящей находкой. Помогала с тренировками, причёсками, макияжем, покупкой одежды, а иногда даже с детьми. Просто золото.
Именно она осталась в тот вечер с близнецами, которых Лада изначально хотела взять с собой в поездку. Лида, Лада и Штольц ехали закрывать последние вопросы по разделу имущества. И уже не вернулись.
Так Оксана осталась в доме, пока не нашлась достаточно хорошая няня. Так Оксана поехала когда-то с Иваном на кладбище, потому что он не мог сам сесть за руль.
Он решился приехать туда ночью, на следующий день после похорон.
Пьяный вдрызг.
И Оксана отвезла, а потом делала это снова и снова.
Пока однажды не отогнала какую-то девицу, решившую «пожалеть вдовца». Это всё и расставило по своим местам. Оксана — охранник личной жизни Ивана. Идеальный супер-агент. Женщина Бонд.
— Дети?.. А как же наши… твои… Ладины дети?
— Мне кажется, что вы не особенно близки.
— Неправда! — Оксана собрала волосы и перекинула на одно плечо. До этого чистый с левой стороны пиджак заимел и там пятно.
— Ты всегда можешь их навещать или забирать на выходные.
— Ва-а-аня-я-я, — прохныкала Оксана.
— У тебя же даже есть мужчина. Олег? Глеб?
— Нет! Нет… мы расстались!
— Найдёшь кого-то.
Обед не заладился. Ну никак не выходило у участников сойтись на одной теме, где были бы сильны все.
По одну сторону стола сидели Оксана и Иван. По другую сторону стола я и Дмитрий.
Но у стола четыре стороны… И их занимали, увы, два ребёнка Сатаны. Два очаровательных демона.
По правую руку от меня сидел Максимиллиан Иванович, по левую от Дмитрия — Альберт Иванович.
Близнецы пожелали обедать со взрослыми, и на все мои запреты Оксана ответила: «Ну конечно, мои ангелы!»
— Вы об этом пожалеете, — мрачно вздохнула я.
Но осталась неуслышанной.
Маленькие демоны переглядывались с усмешками, пугающими до чёртиков. Я понимала, что ничего не пройдёт просто так. Будет страшно. Будет битва.
— Парни, — наконец позвала я, не выдержав напряженной обстановки. — Если вы сделаете то, что задумали… я буду… зла.
Оставалась, как могла, корректной.
На большее я, увы, не способна.
Все присутствующие за столом на меня посмотрели так, будто я заговорила на клингонском.
— Поверьте, они что-то задумали…
— Лиза, ты преувеличиваешь, — возмутилась Оксана. — Так что, какие у вас с Димочкой планы? — и она облокотилась о стол, подперев подбородок кулачком.
— Личные, — немедленно отозвался Дмитрий, как бы намекнув, что дальнейшие вопросы неуместны.
Да мы с ним идеальная команда!
— Так что там с близнецами? — и он расслабленно раскинул конечности, будто сидел не на стуле, а в кресле. При этом правая его рука упала на моё бедро. Выше, чем следовало, но так, что все увидели.
Я невольно подняла взгляд на Ивана, он, встретившись с ним, отвернулся, Оксана самодовольно улыбнулась, а Дмитрий уставился на меня.
Макс будто ждал сигнала. И сигнал был подан.
Мы сидели в саду, летний обед на природе. И совсем недалеко были чёртовы вожделенные Максом кавказские овчарки…
Я даже не заметила, когда в саду появилась Феня. С сосиской в руке. Она открыла вольер Мухи и поманила пушистого пёсика к себе.
— ФРУ-У! — крик Ивана был таким громким, а я ещё не успела понять о ком речь, кто такая «Фру» и при чём тут лошадь Вронского.
Клетки овчарок были за моей спиной, а вот Иван их видел прекрасно. Он с ногами вскочил на стол, перемахнул через него. Раздался оглушительный визг Фени, собачий рык, лай и ужасный грохот.
— Феня! — это уже мой и не мой голос.
Но бонна Лиза не паникует… никогда не паникует.
— Дима — мальчики, — почему-то приказала я и, оттолкнув стул, с которого едва успела встать, бросилась вслед за Иваном к вольерам.
— Тише, Фруша… тише…
Я видела сгорбленную спину Ивана, сидящего прямо на траве, слышала его слова. Он по прежнему кого-то называл кличкой лошади Вронского. Очень сильно мёртвой лошади Вронского.
— Феня?.. — это уже я. Сердце встало.
***
Иван отослал Оксану «к детям», но на самом деле ими было кому заняться. Дмитрий унёс близнецов, которые рыдали у него на плечах, уткнувшись один в левое, второй в правое.
А я, Феня-Фру и Иван в гробовой тишине ехали в больницу.
Франсуаза Ивановна не плакала, она молча лежала на кушетке в скорой помощи. С одной стороны от неё сидел Иван, держа за руку, с другой я — боясь даже подумать о том, что произошло.
Фельдшер смотрела на нас, как на убийц.
— Почему она не плачет? — вдруг спросила я. И фельдшер уставилась на меня как на сумасшедшую.
— Болевой шок, — проворчала она.
Почему на меня так хмуро смотрят, я поняла не сразу. Разбитый нос… есть шанс, что нас приняли за одну из тех ужасных семей. Отец при деньгах бьёт жену и натравливает на дочку собак.
Из глаз побежали слёзы.
— Лиза, — Иван покачал головой из стороны в сторону, а я пожала плечами. — Вы вините себя?
— Купите Максу щенка… Или велите отдать ему Муху. Я не в силах убедить его… что…
— Тише, потерпите, пока не приедем, потом можете плакать хоть трое суток.
Я кивнула и мигом успокоилась. Мне дали возможность поплакать позже.
Помимо Мухи в клетке была и Мухина мать, Герда. Герда, решившая, что незнакомая девочка желает зла, размахивая перед Мухой чем-то подозрительным.
Задачей Фени было приманить Муху, вывести её из вольера и спрятать в детской. Муха бросилась за едой и зацепилась ошейником за только что снятый навесной замок. Заскулила. И Герда бросилась на защиту, схватив Феню за руку.
Когда Иван прибежал, Муха уже доедала добытую матерью сосиску. А Герда отошла в сторону, не то что-то осознав, не то получив то, что хотела. Материнская забота во всей красе.
— Как же вы так уследили-то, следаки? — не сдержалась фельдшер, а Иван на неё посмотрел так грозно, что даже я заволновалась.