Кошка Зимы

Глава 6

*баный. Стыд! Позорище. Конченое. Это же п*здец космического, мать его, масштаба. Меня, Зиму, того, кто в асфальт столько раз вколачивал каждого мудака, на кого наши девчонки жаловались даже за попытку поприжать. Того, на кого девки сами чуть не с разбега прыгали, меня поймали со спущенными штанами и гондоном на члене, который я почти засунул в женщину насильно. В проклятущую кошку, что мне башню своротила, похоже, начисто! Это как вообще так? Ведь только что вся гнулась подо мной, текла на руку, пальцы в себе сжимала, что я чуть не ослеп, на нее глядя, такую ох*ительно горячую, и зубы не стер от каждого ее обнимающего сжатия. Тугая, меня как в лихорадку лютую кидало от одного только предвкушения, как натягивать ее на себя буду. А потом… Стыдобища! Сам бы себя по яйцам отпинал за такое! Она же кричала «Нет!» Даже убежать пыталась. Но разум цивилизованный уже отрубился, остался только голый ревущий инстинкт, велящий догнать, подмять, присвоить. Хотя сейчас, как накрыло отходняком от чистой ярости в первый момент, мои шары и так свело безбожно, хоть вой. Но тогда… говорю же – п*здец эпичнейший, и, скорее всего, без вариантов что-то исправить. Уж не после того, как я чуть не удавил у стены брательника гребаной занозы-овечки. Он врезал мне вдоль спины чем-то. Вроде шваброй, которая тут же об мою хребтину и переломилась. В чувство не приводя. С точностью наоборот. Окончательно заливая все в башке багровым. Смертник встал между мной и тем, что я в ту секунду хотел получить до безумия. Как никогда, ничего, никого. Дрыщ колотил меня куда попало, лягался, пока я вжимал его в дверь, ухватив за хлипкую шею и оторвав от пола. Как не убил… бог отвел, не иначе. Хотя с чего бы богу помогать такому у*бку, каким я, оказывается, являюсь.

Опамятовался только от того, что кошка, визжа истошно, запрыгнула мне на спину и принялась колошматить жалкими кулачками по голове, а потом и укусила, чуть не оттяпав ухо. Поделом мне. И шваброй, и кулаками, и зубами. Вот как можно так *бнуться за считанные минуты? Маньяк во мне таился, что ли, и вылез только сейчас. Серийный, мать его за ногу, насильник. Только какой-то придолбнуто серийный. Потому как каждая серия про одну и ту же девку. Вот как вижу – и на тебе, новый, бл*дь, эпизод. И следующий х**вей предыдущего. Что, не приведи господи, в третий случится? Сука, надо на все выходные в загул. Так, чтобы член из бабы только поссать сходить вынимать! Чтоб по лобок нах стерся.

Хер тебе, Зима, а не загул. Иди, бля, сухари с барахлом собирай. Уже, небось, едут по твою душу пропащую дядьки с мигалками. И опять же так мне, мудаку тупому, и надо. Вот только… раз уже все равно светит небо в клеточку и сам себя дерьмом считаю, лучше бы оттрахал подставу эту кучерявую. Хоть знал бы, как это – засадить такой бабе, от которой у тебя мозги в хлам и инстинкты ревут как никогда в жизни. Ведь даже того, как она ощущалась на пальцах, мне хватает, чтобы опять в башке плыло. Стоял, уткнувшись лбом в стену на кухне в своей квартире, куда хер вспомню как дошел, пыхтел, как паровоз, все не в состоянии справиться с собой. Потому что… это же что за у*бищная засада, а? Я же уже почти в ней был. Членом. Сраная резинка нисколько не умаляла ее жара. Она горела. Для меня. Да, бежала. Ну потому что сам я дебил. Надо было еще поласкать. Надо было утащить куда-нибудь в спальню. И дала бы. Дала. Да не появись этот задрот, и там дала бы. Да, рвалась. Но я бы все исправил. Зацеловал, нагладил. Кончила бы подо мной и забыла бы. Простила. Девки, они добреют, хорошо оттраханные. А я бы уж ее так драл, что дар речи оба потеряли бы.

– Да, сука, кончай это, дебил! – прошипел я члену, что и так-то не опал, а от мыслей этих снова стал тяжелеть.

Стукнул ладонью в стену у своего лица. Больно, но легче не стало. А все потому, что, глубоко вдохнув, я осознал, что все мои пальцы в ее запахе. Те самые, которыми я трахал ее, готовя под свой член.

– Да ну *б же твою мать! – долбанулся я уже несколько раз лбом. – Что же за напасть такая?

Вышел на нетвердых ногах на лестничную площадку, затарабанил в соседскую дверь.

– Закурить дай! – потребовал у соседа Лехи, и он протянул пачку, изумленно глядя на меня. Ну еще бы! Меня с сигаретой еще с сыкунячьего возраста никто не видал. Как бросил еще в учебке в армии, так и все.

Сел на ступеньки, закуривая. Какая нах разница, где ментов дожидаться.

Но в тот день так никто за моей задницей и не приехал. И на следующий, после бессонной ночи, пока меня попеременно то крючило от стыда, то снова припирало похотью. Хоть подрочить на нее. Стиснуть х*й той самой рукой, пальцы которой в ней побывали… Запрещал себе. Наказывал, бля. Но даже курил левой. Чтобы вонь дешевая табака не перебила этот аромат ее. Никогда бабам нос между ног не совал. Чуял, как пахнут, когда текут, да. Ну не без обоняния же. А тут. Я то и дело сглатывал, потому как слюной чуть не давился. Нюхал снова и снова, матеря себя. И так и уснул потом, положив на морду ладонь в ее аромате. И снилась она мне снова. Гадина. Овечка белобрысая кучерявая. Кошка драная проклятущая. Ноги покорно разводила, дразнила меня опять, слепя блеском скользкой влаги на розовой мягкости. Манила, пытала. Гнулась, сосками острыми глаза выжигала. А я пер к ней, пер… Жилы рвал, тянулся. Вот сейчас уже дотянусь, схвачу… Но нет! Как и наяву, эта дрянь только обещала, изводила, но в руки не давалась. Словно я в невидимое стекло упирался, что не прошибешь, как ни бейся.

– Зима, чё у тебя двери настежь?

Голосу Крапивы не хер делать в том месте, где моя кошка голая! Как и ему самому.

Открыл опухшие зенки и уставился на друга, что стоял в ногах моей кровати. Под обоими глазами фингалы налило, рука со стороны поломанной ключицы в фиксации.

– Хера ты из больницы выперся? Выглядишь как говно.

– Хочу тебя порадовать: у тебя видок не лучше моего. Ты чё, бухал? Подрался еще с кем? И чё так табачищем несет?

– Крапива, мне потрахаться нужно. Вот прям п*здец как срочно. – Вот я дожил. Ага, помощи прошу, чтобы раздобыть бабу в постель. А все потому, что хрен доверяю себе. Выйду – и опять очнусь под дверью этой заразы. Как под дурью я, собой не владею. – И чтобы без заморочек.

Он поморгал, недоуменно пялясь на меня.

– Чё случилось-то, Зима?

Да случилось такое, что я подавлюсь словами рассказать тебе, дружище. Даже если бы вдруг захотел. А откровенничать – по жизни не мое. Сам потом узнаешь, Крапива, когда слухи по району пойдут.

– Бухло и телки, Крапива. Сейчас.

– Ну хер с ним, – помотал башкой друг, поняв видно, что не добьется из-под меня ни черта. – Есть безотказный вариант.