Коварная обольстительница

Глава шестая

Жизнь хороша. Эмили, лежавшая в постели, закинула руки за голову, с улыбкой подняла глаза к потолку и прислушалась к шуму воды в ванной комнате.

Но, как и все хорошее… Девушка вздохнула и встала. Уже давно рассвело, и дела ждали их. Пока Коул не вышел из ванной, она решила собрать его разбросанные вещи. Эмили накинула шелковый халатик и, завязывая пояс, вошла в гостиную.

Она засмеялась, увидев дорожку из вещей от входной двери к спальне. Это о многом говорило… Наклонившись, она подобрала его носки, потом брюки. Следующей была рубашка, лежавшая в нескольких шагах от галстука. Последними были его туфли, Пиджак находился у входной двери, рядом с ее платьем.

Она подняла его пиджак и хорошенько встряхнула. Из кармана выпали сложенные конвертиком бумаги и с глухим стуком ударились об пол. Эмили подняла бумаги и, собираясь положить их в карман пиджака, автоматически скользнула взглядом по тексту. Затем нахмурилась, развернула листы и прочла более внимательно.

Черт. Сначала она решила, что уберет эти злополучные листки, притворится, что никогда не видела их, и будет вести себя так, словно ничего не знает. Но так притворяться просто немыслимо! Вовсе не так она планировала закончить их совместную ночь. А как ей вести себя сегодня, встретив Иду? Как рассказать Иде о том, что она нашла? Но ведь она нашла и знала, что это значит. Необходимо немедленно все выяснить!

Она принесла вещи Коула в спальню, снова встряхнула и положила на кровать. Шум воды в ванной стих, когда. Эмили села на край кровати, развернула бумаги и стала их изучать.

Центр во Флориде был чем-то средним между казино и круизным лайнером.

Центр в Седоне… Почему-то у нее возникло такое чувство, что его владельцам не удалась попытка создать приют для породистых собак и тогда они решили заработать на доме для престарелых. Эмили не была уверена, что в этом они преуспеют больше.

Девушка сложила обе распечатки в аккуратный квадратик и тут только заметила, что Коул уже вышел из ванной и стоял на пороге, обмотав полотенце вокруг талии. Второе висело у него на шее. Проводя пальцами сквозь спутанные волосы, он смотрел на бумаги, которые Эмили все еще держала в руке.

Она была поймана. Он был пойман. Не было никакого смысла отрицать, что оба они понимают, что происходит.

Эмили бросила бумаги на кровать.

– Это выпало из твоего кармана, когда я подбирала твою одежду. Еще одна твоя рискованная финансовая затея? – спросила она в надежде, что услышит ответ, который чудесным образом успокоит ее.

– Ты прекрасно знаешь, что нет, – ответил Коул, подходя к кровати.

С одной стороны, ее обрадовала его честность, с другой – она с ужасом поняла, что они потеряют, вступив в борьбу из-за Иды.

– А что думает Ида об этих центрах?

Коул взял рубашку и ответил:

– Я еще не обсуждал ничего с ней.

– Славный выбор, – сухо заметила Эмили, подняв бровь. – На твоем месте я бы хорошенько подумала, прежде чем выбросить родную бабушку на свалку.

– Эти центры никак нельзя назвать свалкой, – возразил Коул, застегивая рубашку, и протянул ей бумаги, словно она не видела их раньше. – Уютно, комфортно… Ты подробно прочитала, какие услуги они предлагают постояльцам?

Он так настойчиво потрясал бумагами перед ней… Эмили со вздохом взяла их, моля Бога о том, чтобы Он дал ей терпение. Когда девушка прочитала все во второй раз, Коул застегнул последние пуговицы своей рубашки.

– Хорошо, – сказала Эмили, кладя бумаги перед собой на постель. – Я все прочла. А теперь позволь задать тебе один вопрос, Коул… Для чего тебе тратить четыре тысячи долларов в месяц на то, чтобы Ида жила в одном из этих центров, когда она может иметь практически все то же самое за гораздо меньшую сумму там, где живет сейчас?

– Ты ничего не понимаешь! – прорычал Коул, закатывая рукава рубашки.

– Вероятно. Просвети меня.

– Она моя бабушка, а не твоя.

– Но Ида моя подруга, и я могу поспорить с тобой, что она скорее умрет, чем согласится переехать в дом престарелых.

– Эти центры вряд ли отвечают твоему понятию о домах престарелых.

Едва сдержавшись, чтобы не спросить его, бывал ли он хоть раз в подобном доме, Эмили решила подойти к этому вопросу издалека.

– Да что ты? У них есть детские сады и ясли на территории? И программа продленного дня для детей тех родителей, которые заняты на работе? А девочки из отряда бойскаутов продают там печенье и воздушную кукурузу?

– Это центры для пожилых людей, – буркнул Коул, садясь на кровать спиной к Эмили и натягивая брюки. – И это те места, куда люди приходят жить, чтобы им не надо было покупать навязанное им печенье и воздушную кукурузу, которые им совершенно не нужны. Или терпеть плохо воспитанных малышей и подростков.

– Возможно, отчасти и так, но в основном это те места, Коул, – сказала Эмили терпеливо, – куда люди идут, чтобы иметь возможность умереть не на руках своих близких из стремления причинить им как можно меньше беспокойства.

Коул встал и быстро застегнул брюки.

– Это места, где пожилые люди чувствуют себя спокойными и защищенными.

– Защищенными от чего? – спросила Эмили.

Коул посмотрел на нее так, словно она не должна была задавать такой вопрос. А она задала, поскольку не знала, что он имел в виду.

– Только не говори мне, что ты считаешь, будто за каждым кустом притаился серийный убийца, готовый выскочить из засады и забить до смерти бабушку, идущую к почтовому ящику за чеком социального обеспечения.

– Ты говоришь ерунду!..

– Так ответь, – сказала она. – И ответь честно. От чего надо защищать Иду?

Коул снова сел на кровать и взял свои носки.

– От назойливых просителей.

– Что? – остолбенев, спросила Эмили. – Ты считаешь, что она не должна общаться с людьми?

Опустив плечи, он тяжело вздохнул.

– Бабушка – и это общеизвестно – чрезмерно доверчивый человек. Ты знаешь обо всех этих просьбах, которыми осаждают ее постоянно? Дети-инвалиды, дети-погорельцы, дети слаборазвитых стран, сироты, солдаты, моряки, миссионеры, дельфины, акулы, бизоны, слепые собаки, бесхвостые кошки, леса Бразилии, льды Антарктики…

– Я поняла, Коул, – мягко перебила Эмили.

Он покачал головой.

– К тебе лично обращаются из Смитсоновского института, когда дело касается витражей. Это отлично. Это то, чем ты зарабатываешь на жизнь. А моя бабушка – объект для каждого душевнобольного человека и всех известных человечеству благотворительных фондов. Им нужны деньги, и они пишут письма Иде Бентли.

Коул вздохнул и снова взъерошил пальцами волосы.

– Господи, Эмили, в ее шкафу и сейчас полно коробок из-под обуви, доверху набитых адресами несуществующих организаций.

– Совсем не каждый благотворительный фонд безумный или фальшивый, – возразила Эмили, пытаясь помочь Коулу справиться с ситуацией, которая его явно измотала.

– Проблема в том, – печально сказал он, – что моя бабушка доверяет всем и каждому. В прошлом году она купила шесть телок для какой-то гватемальской деревни, восемь пар кроликов для деревни, расположенной где-то в Индии, и оплатила пластическую операцию троих сирот с «заячьей губой» в Нижней Трансильвании. А может быть, это было в Верхней Трасильвании, не знаю, да и знать не хочу. Важно то, что все вместе это обошлось ей в пятнадцать тысяч.

– У нее не было таких денег?

– Деньги у нее есть, – мрачно сказал он.

– Тогда в чем проблема, Коул? – удивилась Эмили. – Это ее деньги, и она может тратить их так, как хочет. Ида явно считает, что помогает миру, выписывая эти чеки. Что здесь плохого? Мы все хотим, чтобы мир стал лучше.

Коул натянуто улыбнулся.

– В прошлом году к ней обратились также группа людей, захотевших объявить вне закона двигатель внутреннего сгорания, группа людей, издающих словарь языка общения китов, группа, которая взорвала три клиники планирования семьи…

– Я слышала об этом, – подтвердила Эмили, неожиданно поняв, что его беспокойство имеет под собой реальную почву.

Ведь если затеи выходят за рамки эксцентричных, они становятся опасными.

– Щедрость Иды Бентли взрывоопасна, – продолжал Коул, шагая из угла в угол. – И скажу тебе, ты не представляешь, что такое настоящий кошмар, до тех пор, пока на пороге твоего дома не возникнут агенты ФБР и не начнут задавать тебе вопросы о подрывной деятельности твоей бабушки.

– Я понимаю твою озабоченность, – сказала Эмили. – Но почему ты считаешь, что переселение Иды в дом престарелых что-то изменит? Разве там отслеживают почту обитателей?

– Я не знаю, – сказал Коул, снова сев на кровать. – Это один из многих вопросов, которые я собираюсь выяснить перед тем, как приду к какому-то решению. Разумеется, с моей стороны просто необходим особый надзор за бабушкой…

– Ну, надзирать можно и здесь. Нет никакой нужды отправлять Иду в ссылку.

– Это не ссылка. Это чрезвычайно привлекательные места.

– Но не для жизни, Коул. Моя бабушка давно умерла. Я уже это проходила. Эти дома не что иное, как очень дорогие, очень прибыльные склады для старых людей в конце их жизненного пути. Начинается с отдельного жилья, потом тебя переселяют в эдакую больничную палату, потом в приют, а потом отправляют в машине в морг.

Похоже, он, по крайней мере, задумался над ее словами. А может быть, просто сосредоточился на надевании носков и ботинок?..

– А какая альтернатива? – спросил Коул.

– Остаться в своем доме, жить своей обычной жизнью. Организовать уход на дому, если потребуется, а если нужен более интенсивный или профессиональный уход, чем может обеспечить приходящий специалист… вот тогда-то и подумать о приюте. Но не стоит торопиться с этим.

Коул встал, взял бумаги с кровати, сложил их и убрал во внутренний карман пиджака. Он старался не смотреть в сторону Эмили.

– Почему бы тебе не сходить к нашему здешнему почтальону, – мягко предложила девушка, – и не узнать, возможно ли как-то отслеживать эти назойливые просьбы?

Он поднял на нее глаза.

– А к кому мне обратиться, Эмили, по поводу бесконечных воззваний каждого телевизионного канала? И к кому обратиться, чтобы ей не стучали в дверь разные мошенники, предлагающие починить крышу, подстричь деревья или покрасить дом?

– Может быть, нанять ей эдакого финансового советника?

– Ты так думаешь?

Эмили не обратила внимания на его сарказм и бодро добавила:

– Что вполне возможно и без того, чтобы перевернуть всю ее жизнь, отправив доживать в дом престарелых.

– Но для этого надо заручиться ее согласием, а я не верю, что она согласится на какой-либо финансовый контроль.

– Тогда тебе просто придется найти способ ограничить ее доступ к чекам, – дипломатично предложила Эмили, вставая с постели. – И к кредитным карточкам тоже, как я понимаю.

Коул вновь натянуто улыбнулся.

– Она использовала кредитную карточку, переводя деньги на счет террористической группы. ФБР потребовалось пять секунд на то, чтобы найти ее данные, и минут десять на то, чтобы выяснить в кредитной компании мою фамилию. Теперь действие всех ее кредитных карт блокируется, если она пытается оплатить какую-то сомнительную затею, а ее просьбы заменить кредитную карту игнорируются.

– Похоже, все действительно непросто… Тебе не позавидуешь.

– Да уж…

Эмили подошла к нему и обвила руками его талию.

– Ты хороший человек, Коул Престон, – сказала она, улыбнувшись.

Он обнял ее и попытался улыбнуться в ответ.

– Я жестокосердный мерзавец, который хочет отправить свою бабушку на свалку, помнишь?

– Да, но я уверена, что ты обдумаешь все варианты и выберешь лучший. Ты не предпримешь ничего, что бы сделало Иду несчастной. Если я могу чем-то помочь, только скажи.

– Что бы ты предпочла? Убрать почтальона или выкрасть почтовую сумку?

Эмили усмехнулась.

– И то и другое – федеральные преступления. Я уверена, что мы можем придумать решение, которое не приведет нас в тюрьму.

– По крайней мере, ФБР будет знать, где найти меня.

Она засмеялась и обняла его.

– Пусть все идет своим чередом, Коул. Ни к чему заранее думать о неприятностях. Когда придет время по-настоящему позаботиться об Иде, ты сразу поймешь, что нужно делать. Этот день еще не наступил.

– Ты в этом уверена?

– Абсолютно.

– Спасибо, Эмили, – прошептал он и приблизил свои губы к ее губам.

– Ау! Эмили! Ты здесь?

Коул отпрянул и поднял бровь. Они одновременно взглянули в сторону входной двери и обнаружили недоуменно моргающую Бэт, стоящую на пороге с зеленым платьем в руках.

– Кончен бал, – сказала Эмили с грустной улыбкой, разжимая свои объятия. – Пойдем, познакомлю вас.

– Черт возьми, Эм, – выдохнула Бэт, когда – они приблизились к ней. – Мне очень жаль. Я же не знала. Даже не подозревала!

– Все в порядке, – успокоила ее Эмили.

– Да, – добавил Коул. – Хотя история была бы совершенно другой, если бы мы все еще висели на люстре.

Бэт тут же подняла глаза к потолку и посмотрела на стеклянный плафон, закрывающий единственную лампочку.

– Он шутит, – успокоила подругу Эмили. – Бэт, познакомься. Это Коул Престон, внук Иды Бентли. Коул, а это – моя подруга Бэт Хардести, человек, совершенно лишенный воображения и понимающий все буквально.

Коул с улыбкой шагнул вперед, протянул руку и произнес:

– Приятно познакомиться, Бэт.

– Мне тоже, – смущенно сказала она. – Очень надеюсь, что ничему не помешала.

– Совершенно, – сказал он, чмокнув Эмили. в щеку. – Жизнь просто идет своим чередом. До вечера?

Эмили, которую переполняли чувства, кивнула.

– Я буду здесь.

– Счастливо, – бросил Коул, направляясь к входной двери. – Не нападай на почтальонов без меня!

Эмили засмеялась. Она проводила его взглядом до лифта и помахала рукой.

– На почтальонов?

– Слишком долго объяснять, – ответила Эмили, закрывая дверь и беря свое платье из рук подруги. – Пожалуй, я оденусь.

Бэт кивнула и направилась в кухню со словами:

– Пожалуй. Мне кажется, что Аугсбург еще не готов считать легкомысленный пеньюар приличной дневной одеждой.

– Он совсем не легкомысленный, – возразила Эмили, идя в спальню.

– Легкомысленный. – Бэт доставала кусок сыра из холодильника. – Интересно, сколько может стоить вещь, на которую пошло так мало материи? А он того стоил?

– Ах… – Эмили остановилась в дверях спальни.

– Больше ничего не говори, – проворчала Бэт, вынимая нож из ящика. – А то я порежусь.

Эмили, улыбаясь, вошла в спальню, чувствуя необыкновенный подъем. Собирая влажные полотенца Коула, она нашла забытый среди смятых простыней галстук. Она схватила его и глубоко вдохнула пьянящий аромат одеколона. О да, он, безусловно, стоил ее нового белья.

Может, ей как бы случайно забыть каталог белья на кофейном столике перед его приходом сегодня? Непринужденно обсуждая возможные приобретения, можно было бы выяснить, как долго он собирается быть тут. Что, если неделю?.. А если…

Эмили остановилась, сделала медленный глубокий вдох и вздернула подбородок. Они провели ночь вместе. Потрясающую ночь, да, но это еще не основание для умной женщины полностью обновлять свой гардероб. Даже ради недели удовольствий и захватывающих дух игр. А она в глубине души не надеялась, что умопомрачительный секс может перерасти в долговременные отношения, которые могли бы продолжаться за стенами спальни.

– Выброси из головы идею с каталогом, – пробормотала девушка, открывая ящик комода и доставая свои вещи. – Довольствуйся тем, что есть, и не жадничай.

Подумать только! Он умудрился вспомнить почти все слова забавной детской песенки к тому времени, как подошел к дому бабушки. Это была песенка из его прошлого, из его детства. Он сидел на полу бабушкиной квартиры на сорок втором этаже дома на Манхэттене и смотрел старый диснеевский фильм…

– Какой чудесный день! – сказал Коул, входя в дом.

– Привет, дорогой! – отозвалась его бабушка из столовой.

– Привет! – сказал он, вешая пиджак на спинку стула и глядя на то, как Ида сортирует какие-то бумаги на столе. – Я вижу, что сегодняшняя почта уже пришла.

– И в ней много хорошего, – радостно ответила старушка. Она протянула внуку небольшую треугольную коробку из кедра, на крышке которой значилось название какого-то индейского племени. Коул никогда ничего не слышал о нем. Он открыл крышку и обнаружил там аккуратно уложенные карандаши, тоже из кедра и тоже с названием этого племени.

– Это подарок, как я понимаю?

– В прошлом месяце я отправила им тридцать долларов на внедрение программ по профессиональному обучению.

Коул тяжко вздохнул и взглянул на коробку с карандашами, которую держал в руке.

– Ты могла купить это в любом магазине канцтоваров меньше чем за доллар.

– То, что там продают, не из кедра, – возразила. Ида, продолжая сортировать почту. – И на них не написано название племени.

– Это не имеет значения, тебе не кажется?

Старушка подняла глаза. Взгляды бабушки и внука встретились.

– Нет, Коул, я думаю, что в этом-то как раз и дело. Карандаши, которые продают в магазине, не помогают никому, кроме отправителя и получателя. А эти помогают неимущим молодым мужчинам и женщинам освоить ремесло.

Например, ремесло мошенников, с досадой подумал Коул.

– Ну, хорошо, – сказал он, решив избежать ссоры. – Принято. Еще что-то?

Он мысленно выругал себя в ту же секунду, как эти слова сорвались с его языка.

– Собираешься прочитать мне еще одну лекцию о бдительности в благотворительном деле? – сухо спросила бабушка. – Не знаю, сколько раз я уже извинялась за ту злополучную группу террористов. Я понятия не имела, что это были за люди, и искренне верила, что финансирую покупку плетеных детских колыбелек и купальных простынок.

Коул поднял руки в знак того, что сдается.

– Никаких лекций, бабушка. Обещаю.

– Спасибо. – Ида улыбнулась, и ее голубые глаза засияли. – Как прошел ваш ужин прошлым вечером?

Ага! Начался допрос с пристрастием.

– Славно, – уклончиво ответил он, зная, впрочем, что бабушка не оставит его в покое.

– Что вы заказывали?

Черт! Он сразу вспомнил о том, как Эмили приближалась к нему в своем убийственном платье…

– Вы ведь ходили ужинать, правда?

– Да, конечно. Я просто не… – Придумай что-то, шепнул ему внутренний голос. – Телячьи котлеты. Было очень вкусно.

– А Эмили тоже понравилось?

– Да, по ее словам.

– А как она сегодня утром? О, это что-то новенькое!

– Не знаю, – ответил Коул, небрежно пожав плечами.

Брови бабушки медленно поползли вверх.

– У Эмили все прекрасно, и это все, что я могу тебе сказать.

– Ты собираешься увидеться с ней сегодня вечером?

– У нее сегодня будет работать бригада кровельщиков. Не знаю, будет ли она в состоянии пойти куда-то вечером или так измотается, что рухнет спать. Буду действовать по обстоятельствам.

Ида медленно кивнула, как делала раньше, когда внук утверждал, что это не он съел последние шесть трюфелей из коробки. А ведь оба они знали, что, кроме него, в доме никого не было!

– Кстати, насчет сна. Судя по твоему виду, тебе тоже не повредит хорошенько выспаться.

– Попробую, бабушка, – сказал Коул, усмехаясь. – Пойду сделаю себе какой-нибудь тостик. А ты не хочешь?

– Спасибо, нет. Я уже давно позавтракала.

«Давно позавтракала» означало, что ему, судя по всему, было не до завтрака. Он ничего не ответил, только ласково улыбнулся и оставил бабушку наедине с ее мыслями.

Коул намазывал себе арахисовым маслом уже третий тост, когда дверь столовой распахнулась и ударилась о кухонную стойку.

– Коул! – Глаза старушки гневно сверкали.

– Да? – ответил он, прокручивая в голове все свои последние прегрешения и прикидывая, о скольких из них Ида могла знать.

Она бросила до боли знакомые бумаги на стойку рядом с масленкой.

– Я не собираюсь в дом для престарелых. Ни в какой. Никогда. Останусь в этом доме до тех пор, пока за мной не приедут санитары, чтобы отвезти в морг.

Коул взглянул на бумаги.

– Ты проверяла мои карманы? – спросил он единственное, что пришло ему в голову.

– Я собиралась подгладить твой пиджак.

Ох уж эти женщины со своим извечным стремлением подгладить что-то!

– Я думаю, – начал Коул осторожно, – нам есть что с тобой обсудить, бабушка. Не обязательно прямо сейчас, но… Ты не вечно будешь способна…

– Этот разговор может состояться в любое время, когда ты захочешь, Коул. Но не жди, что мы поймем друг друга. Переезд сюда был последним в моей жизни. И я не уеду отсюда до тех пор, пока мое многострадальное тело не вынесут из этого дома на носилках вперед ногами.

И с этим заявлением Ида повернулась и гордо вышла из кухни. Коул откусил кусок тоста и начал медленно жевать, задумавшись над всеобщим, по-видимому, женским отвращением к идее жизни в приюте для престарелых.

Может, женщинам отвратительна мысль об общих столовых? Или о том, что в домах престарелых, как правило, на одного мужчину приходится десять дам, и они не хотят провести свои последние годы в постоянных раздорах? Да он не мог и представить, чтобы его бабушка не была постоянно в центре внимания и при этом все мужчины не были бы у ее ног и не умоляли ее оказать им честь.

Какова бы ни была причина такого женского интуитивного неприятия… Коул собрал бумаги, которые бабушка швырнула на стойку, и выбросил их в мусорную корзину.

– Ну вот, – сказал он сам себе, откусывая следующий кусок, – ни слова больше об этом.

Ему надо было прислушаться к Эмили и выбросить все прайс-листы еще тогда, когда он был у нее. Эмили действительно хорошо знает жизнь и людей.

Решив, что проблема решенаа Коул доел тост, стер со стола крошки и пошел в свою комнату, чтобы подремать. Существовал шанс, что Эмили не придется весь день таскать по крыше банки с горячей смолой и она не будет валиться с ног от усталости ко времени ужина. По дороге к ней он купит в магазине какие-нибудь сэндвичи и, может быть, упаковку хорошего импортного пива. Они могли бы провести спокойный вечер вдвоем и поболтать, уютно устроившись на ее диване… Коул усмехнулся. Срочные сделки, товарные биржи, курсы иностранных валют и курс китайского юаня. После разговоров на эти темы он сможет делать с ней все, что захочет!..

Коул задремал. Безлюдный пляж на Гавайях, пальмы и волны… Эмили, на которой нет ничего, кроме гирлянды цветов на шее… Но почему вдруг в его райский сон что-то врывается?

– К-Коул…

И вот снова:

– К-Коул… П-п-проснись…

Кто-то тряс его за плечо. Он попытался открыть глаза. Его бабушка сидела на краю кровати. Она держала его одной рукой за плечо, другая рука безжизненно висела плетью. У него сразу же упало сердце. Он сел и взял ее руку в свои.

– Что случилось, бабушка?

– Что-то…

Старушка прерывисто вздохнула. Тонкая струйка слюны текла из уголка ее рта.

– А ну-ка улыбнись, – приказал Коул, вынимая мобильный телефон. Ида попыталась, но, как он и предполагал, ей подчинилась только одна сторона лица.

– Соедините со «скорой»! – едва не прокричал Коул в трубку.

Не дожидаясь вопроса о том, что случилось, он выпалил адрес, фамилию и возраст бабушки и едва сдержал рыдания, выговаривая это пугающее ужасное слово – инсульт.