Глава 2

Емельянов появился в «Кабуки» незадолго до шести. Я как раз в это время находилась в зале, расставляла по периметру высокие напольные вазы с цветочными композициями, привезенными из магазина «Флора».

На вид виновнику торжества было лет пятьдесят. Выглядел он превосходно: ухоженное лицо, хорошо скроенный костюм, дорогая обувь. Мужчина, несомненно, следил за собой и, по всей вероятности, являлся завсегдатаем фитнес-клуба или тренажерного зала, потому что такая фигура редко кому дается от природы.

Хозяйским взглядом Егор Кондратьевич окинул интерьер, прошелся вдоль длинного стола, заставленного закусками, задержался у аквариума.

К пяти часам Дима успел съездить в зоомагазин и приобрести там огромный плоский аквариум. Емкость заполнили водой, бросили на дно камушки, аквариумной зелени и выпустили в него рыб, но не всех, а только половину. Две рыбы лениво плавали, обживая территорию. Одной рыбке, похоже, новое жилище пришлось не по вкусу – она обижено надула живот и уткнулась головой в дальний угол аквариума.

– Вам нравится? – поинтересовалась я у Емельянова, имея в виду оформление зала.

– Что? – спросил он, удивленно изогнув одну бровь и всем своим видом показывая, насколько мое присутствие здесь некстати.

Увы, испариться я не могла и, поскольку он переспросил, решила уточнить свой вопрос:

– Наш ресторан вам нравится?

– А… Не знаю… – нехотя протянул он.

Губы его брезгливо скривились, как будто в рот прыснули чем-то горьким. Лицо превратилось в гримасу. Симпатия, возникшая в первые минуты, исчезла в одно мгновение.

«Надо же, заведение ему наше не нравится! Как будто, когда он был секретарем горкома комсомола, рестораны были лучше! – мысленно фыркнула я. – Днем столовка – вечером ресторан. Меню на одной странице помещалось. Из горячих блюд были только котлета по-киевски и резиновая отбивная, на гарнир подавали рис или жареную картошку – всё! Хотите – ешьте, хотите – нет».

Я поправила цветок в вазе и молча зашла за барную стойку, чтобы через служебную дверь выйти из зала. В принципе, поручение Андрея Михайловича я выполнила, то есть букеты расставила. Можно было идти домой, но очень уж хотелось посмотреть на японского повара. До того, как в «Кабуки» привезли цветы, у меня была возможность заглянуть в Интернет и почерпнуть информацию о рыбе фугу.

Если верить суровой статистике, с 1886 по 1976 год в Японии пострадали двенадцать с половиной тысяч человек, семь тысяч из которых умерли. Я также узнала, что яд, находящийся в рыбке, нервно-паралитического действия, в 275 раз токсичнее цианидов, название ему – тетродотоксин. Одной рыбки хватит, чтобы убить тридцать-сорок человек. Яд находится в мышцах, печени, икре, молоках, кишечнике, глазах и в коже рыбы. Менее всего его в спинке. Чем ближе к брюшине, тем больше яда. Самая ядовитая часть рыбы – печень. Кстати, эффективного противоядия от отравления фугу до сих пор не существует.

Однако в микроскопических пропорциях яд фугу считается отличным средством профилактики возрастных болезней и даже, по слухам, лекарством от заболеваний предстательной железы. Поэтому ядовитые плавники фугу (поджаренные на решетке до обугливания) на одну-две минуты опускают в саке. Этот целебный напиток в индивидуально дозированном виде подается перед трапезой клиентам, желающим отведать фугу. Здесь, главное, не переборщить, поскольку долечиваться придется на том свете.

Не смотря на эти пугающие факты, в Японии ежегодно съедается свыше полутора тысяч тонн фугу. И цена ее доходит до 700 долларов за килограмм – недешевая рыбка! Блюдо в ресторане может стоить 1000 долларов. Рыбу фугу едят сырую, из нее готовят суп, или слегка обжаривают. Но это не означает, что после термической обработки она становится менее ядовитой.

Многие спросят, зачем японцу «русская рулетка»? А вот зачем – тетродотоксин в минимальных дозах вызывает наркотическое опьянение: все чувства обостряются, появляется способность видеть, слышать и осязать гораздо больше, чем обычно. Высший пилотаж при приготовлении рыбы фугу – оставить ровно столько яда, сколько необходимо для того, чтобы вызвать у едоков чувство легкой наркотической эйфории. Гурманы, пробовавшие рыбу фугу, утверждают, что по мере употребления этого блюда на едока накатывает парализующая волна: сначала отнимаются ноги, потом руки, после – челюсти. Способность двигаться сохраняют только глаза. Однако через мгновение все оживает в обратном порядке: возвращается дар речи, начинают двигаться руки и ноги. Говорят, что именно ради этого момента «воскрешения» люди идут на смертельный риск. Ну да бог им судья. Я, например, своей жизнью – какая бы она ни была плохая – рисковать не собираюсь.

Надо отметить, если вы решились попробовать фугу, то вправе потребовать у повара лицензию, поскольку тот по японскому законодательству отвечает за вашу жизнь. При этом он не только разделывает рыбу, но и присутствует при ее поглощении, выступая в этот момент в качестве анестезиолога. Проще говоря, он оценивает комплекцию и бдительно следит за состоянием здоровья гостей, не позволяя им съесть больше безопасной для них дозы.

Существует традиция подачи на стол этой рыбки. Кусочки фугу подаются поваром в строго определенном порядке, начиная со спинки – наиболее вкусной и наименее ядовитой. Чем ближе к брюшине, тем яд сильнее.

Мне очень хотелось посмотреть, как японский повар будет разделывать рыбу – хоть одним глазком, – но тот, появившись к пяти часам в ресторане, бесцеремонно выдворил всех с кухни. Василий Иванович попробовал возмутиться, но Андрей Михайлович, чтобы замять конфликт, вслух предположил, что разделка фугу – своего рода японское ноу-хау. Пришлось всем согласиться и выйти. Обидно, что за таинством разделки рыбы мы даже в замочную скважину не могли подсмотреть, потому что наша кухня устроена так, что в центре установлена огромная жарочная плита, а столы для разделки продуктов стоят вдоль стены, и в маленькую щелку их не увидишь. Оставалось ждать второю часть шоу, когда рыбу вынесут гостям.

Я, Катя и Дима заранее облюбовали себе место за барной стойкой. Там находится дверной проем, завешенный низками бамбуковых бус. Гости как на ладони, а нас не видно. Вот туда-то я и направилась после неудачного разговора с Емельяновым.

Я уже зашла за барную стойку, когда за спиной раздался женский голос, громкий и визгливый:

– Егор! Ты здесь?!

У двери стояла женщина – стройная брюнетка с собранными в длинный хвост волосами. Лет ей было, думаю, около сорока. Заметив Емельянова, рассматривающего через аквариумное стекло рыб, она направилась к нему.

– А где Платон? – разговаривала она очень громко. – Сказал, что в половине шестого будет на месте. Сейчас гости придут, а его нет. За что мы ему деньги платим? Я, что ли, буду проверять, все ли в порядке?

Егор Кузьмич поморщился.

«Жена», – догадалась я. Дамочка явно обладала вздорным характером и с мужем не церемонилась.

– Не нервничай, Сима, – скрывая раздражение, отмахнулся от нее Егор Кондратьевич. – Смотри на рыб. Говорят, они успокаивают.

– Да ладно! Вот где вазы для цветов? – Видимо, речь шла о пустых вазах, в которые предполагалось ставить цветы, принесенные гостями. – Где стол для подарков? Почему я не вижу ни одного официанта?

– Ну почему? Ходила тут одна, – лениво доложил жене Емельянов.

– А где сейчас она ходит?

Меня от этих слов передернуло. Это же они обо мне! Емельянов мне не нравился – его жена еще больше.

«Но официанта найти им все же надо, иначе поиском ваз для цветов они напрягут меня, – решила я и шмыгнула за бамбуковую занавеску, чтобы выловить одного из наших парней. – Как пить дать, все наши официанты сейчас находятся на заднем дворе: курят, болтают, набираются сил перед долгим вечером».

Далеко я уйти не успела. По коридору шел Кирилл, один из наших официантов. Его я и направила в зал.

– Ага! Явился! – воскликнула Сима.

Однако слова предназначались не Кириллу. В зале появился полный мужчина в годах, однако жена Емельянова обращалась к нему так, будто тот был мальчишкой:

– Где ты ходишь, Платон?

– Простите, задержался в типографии. Серафима Львовна, вы мне поможете разложить на столе карточки с фамилиями?

– Я? Еще чего! Чем ты вчера слушал? Степанов не должен сидеть рядом с Ермолаевым. У них давняя ссора. Коршуновых отсади подальше от Петровых. Они теперь в разных политических партиях. Аркадий Яковлевич терпеть не может Ларису Дмитриевну, первую сплетницу. Посади их по одну сторону, но на разных концах стола, чтобы они друг друга не видели.

Слушая Серафиму Львовну, у меня промелькнула мысль, что здесь соберутся не друзья виновника торжества, а его враги, злопыхатели и завистники.

– Тетю Егора Кондратьевича посади рядом с Лавровым – он ей не даст скучать. Да не рядом с нами, а в конце стола. У меня от этого Лаврова уши болят, – продолжала напутствовать Платона Сима. Вдруг тон ее резко изменился. Голос стал медово-сладким и бархатно-нежным. – Здравствуйте, Олег Григорьевич! Безумно рады вас видеть, – заворковала она.

К Емельянову слоновьей походкой направлялся толстяк – первый гость. Казалось, Симу он даже не заметил.

– Здорово, дружище. Еще годик накапало? Ну поздравляю. Молодцом выглядишь. Так держать. – Толстяк полез в карман широченного пиджака, достал продолговатый футляр и вручил его Егору Кондратьевичу.

– Спасибо, Олег Григорьевич, – растроганно поблагодарил Емельянов, передавая коробочку жене.

Симочка тут же вскрыла футляр и завизжала от восторга:

– Какая прелесть!

Далее мужчины крепко обнялись, а Сима с кислым выражением лица положила футляр в свою сумочку. Полагаю, в футляре находилась ручка с золотым пером, сотая в арсенале Емельянова.

Гости стали прибывать один за другим. В основном это были солидные мужчины и дамы пенсионного возраста, обвешенные с ног до головы золотом и брильянтами. Я опять поймала себя на мысли, что Емельянову следовало бы заказать банкет в другом ресторане. У нас специфическое заведение. К нам приходят поесть экзотику, а люди старшего поколения, как правило, предпочитает традиционную европейскую кухню. Трудно предположить, что все гости разделяют увлечение Емельянова японскими деликатесами. Мои родители, например, ни за что не станут есть сырую рыбу, даже если им скажут, что ее пять минут назад выловили в море. Любая рыба или мясо, по мнению моей мамы, должна пройти хорошую термическую обработку – только так можно уберечь свой организм от паразитов.

Егору Кондратьевичу дарили громадные букеты цветов, фарфоровые вазы, сервизы, судя по коробкам, и бытовую технику. Думаю, все это у Емельяновых было, однако никто из гостей при мне не сунул имениннику конверт с деньгами. Уж чего-чего, а денег у Егора Кузьмича было с избытком.

В коридоре промелькнул Катин силуэт. Я позвала ее к себе. Мы так увлеклись рассматриванием гостей, что не заметили, как к нам присоединился Дима.

– Ну, как вам гости? – поинтересовался он.

– Солидные тетечки и дядечки, – отметила я. – Соратники по партии?

– В прошлом? Скорей всего, да. Вон тот толстяк владеет швейным комбинатом. Говорит, что костюмы в Германии продает. А та дама – хозяйка птицефабрики. Мужчина, который стоит слева от Емельянова, директор концертного зала. У всех этих людей стартовый капитал – связи.

– Дима, откуда ты всех этих людей знаешь? – удивилась я осведомленности Полянского.

– Ну, вообще-то, мой папа тоже, – замялся Димка, – из этих, из «бывших». В свое время был начальником управления торговли.

– Круто!

– Еще как! Фирменные джинсы, кроссовки «Адидас»… Я из «Артека» годами не вылезал, – с ностальгией в голосе сообщил Дмитрий. При этом он не хвастался, а констатировал факт – с детством ему повезло.

Катя хмыкнула и с затаенной завистью посмотрела на Диму. Мне почему-то стало неловко за Катю. Дима – нормальный парень, и он не виноват, что его родители могли послать сына в «Артек», а у Катиных родителей не было такой возможности.

– А твоего папу Емельянов тоже пригласил на свой день рождения? – спросила я.

– Приглашал, но папа на отдыхе в Карловых Варах.

Я, конечно же, знала, что Димкин отец – владелец сети ресторанов восточной кухни, но видеть его пока мне не доводилось. Петр Максимович настолько хорошо организовал работу своей ресторанной сети и так подобрал кадры, что машина крутилась без его участия. Димку он сунул заместителем директора «Кабуки» потому, что это лучший ресторан в его империи, а еще у нашего Андрея Михайловича не забалуешь. Сын хозяина, не сын хозяина – Андрею Михайловичу все равно, отлынивать от работы он никому не даст. На это и рассчитывал Петр Максимович, зная о том, что его сын – разгильдяй, да еще какой!

Прошло полтора часа. Ничего особенного в зале не происходило. Гости ели, пили и из-за стола не поднимались. Для проведения праздника был приглашен тамада. Тосты сыпались один за другим: за былые заслуги, за нынешние успехи, за здоровье, за семейное счастье и благополучие. Все чинно, достойно и немного скучно. Пили много, а закусывали слабо, наверное, потому что все блюда были исключительно японскими – таково было желание именинника. Суши и роллы особого интереса у приглашенных не вызывали. Собравшийся народ был воспитан на других деликатесах. Увы, на столе не было ни салата оливье, ни селедки под шубой, ни заливного. Соленая семга – только в суши. Кто-то откровенно скучал, ждал, что принесут что-то еще. Кто-то ковырял рис, пытаясь достать начинку из роллов. Была еще одна проблема: многие гости не умели пользоваться палочками, но вилки ножи им никто не предложил. Попросить же приборы они стеснялись. Именинника это забавляло. Похоже, ему даже нравилось, что гости сидят голодные, в то время когда столы ломятся от еды.

– Происходящее напоминает басню «Лиса и журавель». Твой Емельянов издевается над присутствующими, – сказала Катя, повернув к Диме лицо.

– Почему мой? – обиделся Дима, не понимая, чем вызвано Катино раздражение.

Зато я Катю очень даже понимала. Она отпахала целый рабочий день, а уйти, в отличие от меня, не могла. Даже уединиться в своем кабинете ей дали. Чтобы в него попасть, Кате надо было пройти через кухню, а там заперся японец. Единственно, что ей разрешили, так это зайти туда на секундочку, чтобы сменить обувь на более удобную.

– Твой же папочка с ним знаком. Все партийные работники знали друг друга, – пояснила Катя.

– И что с того?! – удивился Катиной агрессивности Дима. – Мой папа со всеми поддерживает хорошие отношения.

Катя поняла нелепость своей придирки, но просить извинения не спешила.

– Все равно, отвратительный тип! Эгоист! Не нравятся старикам суши. Пускай! У нас в меню много традиционных салатов! Они только называются на японский лад. Почему не заказать японское оливье с семгой? Или салат из пекинской капусты с копченой курицей? Уверена, что все бы оценили салат из плавленого сыра, отварной цветной капусты и малосольной семги. Лосось еще можно было бы пожарить или окуня. Нет, на столе только роллы, сашими и маки суши! Замахалась их крутить. Ели бы их – одно, но их же не едят! Обидно за свой невостребованный труд.

– Ничего-ничего, сейчас японец рыбкой гостей побалует, – обнадежил Катю Дима.

И, правда, все к этому шло. Официанты стали менять тарелки, тамада объявил о грядущем кулинарном шоу.

В зал вышел японский повар. Наконец-то удалось его рассмотреть. Это был довольно высокий парень, а я почему-то думала, что все японцы низкорослые. Естественно, он был брюнет с узкими раскосыми глазами. Еще от него исходил стойкий запах рыбы.

Повар нес в руках поднос с множеством маленьких рюмочек, в которых плескалась некая жидкость. Возможно, это был тот самый целебный напиток, в который окунали на несколько секунд плавники рыбы фугу. Как правило, с этого напитка и начинают дегустацию фугу в Японии.

Повар без предисловия вручил каждому из гостей рюмку. Тамада провозгласил тост за здравие именинника – попробуй не выпить! Ничего неподозревающие гости выпили. Видимо, напиток действительно обладал наркотическим действием. Лица гостей просветлели, в один миг пропало напряжение. В первый раз за прошедшие два часа я услышала робкий смех, который скоро перешел в дружный хохот. С какой шутки смеялись гости, я не расслышала. Скорей всего, что многие не понимали, с чего они вообще смеются. Бывает же такое, когда смех одного человека заражает другого.

– Что с ними? – спросил Дима, наблюдая за явной переменой в настроении гостей.

– Саке подействовало, – вздохнула Катя.

– До этого не действовало, а теперь вдруг подействовало?

– Так ведь оно не простое, а с добавочкой, – догадалась Катюша.

– Травку им, что ли, подсыпали? Да ну! – охнул Дима.

– Рыбку в саке окунули, – сказала я.

Напиток гостям понравился, но больше одной рюмки им никто выпить не дал. Да им и этого было достаточно.

Пока гости веселились, повар сходил на кухню за основным блюдом. Сырая рыба была нарезана тонкими пластинками и выложена в форме бабочки – красиво получилось.

– Интересно, кто-нибудь гостям скажет, чем чревата дегустация фугу? – спросила Катя.

– Обязаны сказать, – ответила я. – Вы только представьте, что вам придет в голову, когда неожиданно отнимутся ноги, а потом и руки. А если учесть, что гости в летах, то несколько инфарктов гарантировано. Я бы на месте Емельянова на всякий случай вызвала пару бригад «скорой помощи».

– А еще гробовщика и ритуальных дел мастера? – насмешливо спросил Дима. Похоже, он не разделял моих и Катиных опасений и до сих пор думал, что мы шутим. – Кстати, вы что-то там говорили, если кто-то умрет, то повар обязан сделать себе харакири. Хотелось бы посмотреть.

– Типун тебе на язык, – одернула Диму Катя.

«Если кто-то умрет», – мысленно повторила я за Дмитрием. Странно, но у меня возникло мерзкое предчувствие, что добром этот день рождения не кончится.

Емельянов встал и, привлекая к себе внимание, осторожно постучал ножом по стенке бокала. Гости вмиг замолчали, устремив свои взоры на виновника торжества.

– Господа, хочу поблагодарить вас за то, что почтили меня своим присутствием. Спасибо за пожелания и подарки. Тронут. Пришел мой черед преподнести вам ответный подарок. То, что я хочу вам предложить, вы вряд ли когда-либо пробовали и вряд ли когда-нибудь попробуете. Специально к этому дню был привезен деликатес из Страны Восходящего Солнца. Это то, из-за чего гурманы летят в Японию. Непревзойденная по вкусовым качествам рыба фугу! – выкрикнул Егор Кондратьевич. Кое-кто из присутствующих зааплодировал. Емельянов, благодарно кивнув, продолжил: – Ее еще называют рыбой-собакой, диодонтом и иглобрюхом. Поверьте, вкус этой рыбы вы не забудете никогда. Что скрывать, у нас есть все. Мы плодотворно трудились, нажили капиталы и теперь могли бы почивать на лаврах, радуясь каждому новому дню. Увы, многими это чувство позабыто. Смертельная усталость – вот что заполняет наши души. А еще страх того, что всё, к чему мы стремились и чего достигли, можно потерять. Не бойтесь, друзья. Расправьте плечи! Станьте снова детьми. Радуйтесь сегодняшнему, настоящему. Фугу вернет вам ощущение молодости, поможет родиться заново. Ваша душа воспарит над телом. Вы забудете о своих болезнях, скинете с себя груз житейских проблем. Ваш мозг станет ясным, мысли глубокими, помыслы чистыми. Я предлагаю вам взять по кусочку рыбы с блюда и вкусить поистине ее божественный вкус.

Думаю, что среди гостей было мало людей, которые бы не знали, насколько ядовита рыбка фугу. Но, видно, эйфория от выпитого саке затуманила им головы. Емельянов же словом не обмолвился об опасности таящейся в тонких перламутровых кусочках. В итоге гости приняли предложение вкусить рыбку на «ура» и принялись подзывать к себе официанта.

Загрузка...