Ковен сломленных

Глава 4

Когда мы приземляемся в Витебске, на улице темно. Я еще ни разу не была за пределами своей страны и с нетерпением ждала возможности познакомиться с Беларусью, но все, что я вижу, – мерцающие огни и неясные силуэты. Кажется, здесь много деревьев, но трудно разглядеть детали без дополнительного освещения.

– Подготовьте паспорта. Нам нужно быстро пройти иммиграционный контроль и таможню, – объявляет Айдин и протягивает мне паспорт.

Это кое-что говорит обо всем том безумном дерьме, которое крутилось у меня в голове все это время, потому что до сих пор я совершенно не задумывалась о том, что у меня нет паспорта. В замешательстве смотрю на маленькую синюю обложку, прежде чем открыть ее и обнаружить свою неулыбчивую фотографию.

– Откуда ты, мать твою, взял ее? – спрашиваю Айдина, который возглавляет нашу группу, словно сопровождающий на экскурсии.

– Это Лахлан.

Кто-то высовывает голову из кабины, и Айдин подходит, чтобы поговорить с летчиком. Пока я пялюсь на его широкую спину, вопросы и чертова тонна подозрений захлестывают меня. Но когда дверь самолета открывается, мое беспокойство по поводу того, зачем и как Лахлан сделал паспорт, заглушается желанием поскорее оказаться на земле.

Последняя треть полета прошла без происшествий, но в самолете до сих пор витает столько напряжения и злости, что становится душно. Я думала, что вечеринка в обнимку, которую устроили мы с Райкером, поможет снять напряжение, но как только шасси коснулись взлетно-посадочной полосы, снова посыпались пассивно-агрессивные придирки.

Раздраженно выдыхаю и массирую виски. Из-за возобновившейся ссоры я опасно близка к тому, чтобы сойти с ума. Мне нужны воздух и время, чтобы придумать эффективный способ разобраться со всем этим дерьмом, и, как бы я ни старалась быть чуткой и понимающей, я чувствую себя до ужаса разозленной.

Чистый, свежий воздух обдувает меня и колышет пряди, выбившиеся из птичьего гнезда, которое я называю растрепанным пучком. Глубоко втягиваю воздух в легкие и ощущаю аромат сосновых иголок и березовой коры. Здесь прохладно; легкий туман стелется по земле, когда мы выходим из самолета и направляемся к небольшому зданию.

Быстро проходим контроль, и следующее, что я помню, – как меня сажают в один из трех черных фургонов. Смотрю на вывески, которые, кажется, написаны по-русски, когда они мелькают за окном, и пристально вглядываюсь в темноту ночи, пытаясь понять, что меня окружает.

– Как ты, Бандитка? – спрашивает Айдин.

Поворачиваюсь на звук его голоса и обнаруживаю, что он сидит на переднем сиденье, его голубые, как джинсовая ткань, глаза смотрят на меня.

Я не обратила внимания на то, кто еще сел в фургон, и теперь удивляюсь, обнаружив только Эврина и водителя. С облегчением выдыхаю, и Айдин усмехается:

– Мальчики и Тео во втором фургоне, а Энох со своим ковеном в третьем, – говорит он.

Я изгибаю бровь, услышав новое имя.

– Твой волк, – объясняет Эврин, заметив недоумение на моем лице. – Матео Торрез, но он попросил нас называть его Тео.

Понимание приходит ко мне, когда я собираю все кусочки пазла воедино. Я всегда называла его Торрез, или Волк, или как-нибудь еще. Но никогда не спрашивала, как он хочет, чтобы я его называла.

Потираю лицо руками.

– Что за хрень я творю? Отметила парня, чье имя даже не запомнила, пока вы не сказали, как его зовут. А до этого отметила еще пятерых парней, двое из которых теперь почти не смотрят на меня, и это не говоря о том дерьме, которое произошло с Нэшем, Калланом и Энохом. Как вообще, черт возьми, с такой командой мы разберемся с большим и злым Адриэлем?

– Мы же не собираемся ехать к нему домой сегодня вечером и вызывать его на дуэль, Бандитка. У тебя есть время, чтобы образумить своих парней и во всем разобраться. Нам нужно провести разведку, составить план и еще кучу всякой ерунды, прежде чем мы сможем что-то предпринять.

Я фыркаю.

– Они не козлы, Айдин. Я не могу просто гнать этих парней в том направлении, в котором хочу, чтобы они двигались.

– Разве? – усмехается Эврин.

Качаю головой и изо всех сил стараюсь не улыбнуться в ответ на его дерзкую ухмылку.

– Ни я, ни моя вагина не настолько магические, Эврин.

Водитель фургона начинает кашлять и бить себя в грудь. Упс, похоже, он знает английский. Улыбка расплывается на моем лице, и я удивляюсь, что вообще еще способна двигаться. Весь полет сюда я злилась на свою магию и ее нежелание держать себя в руках. И на парней за то, что они такие упрямые придурки.

– Просто усердно тренируй их и подготовь как можно лучше. Они либо справятся, либо уничтожат друг друга. В любом случае проблема будет решена, – беззаботно произносит Айдин, пожимая плечами.

Я наклоняюсь вперед и толкаю его в плечо. Он смеется и потирает руку, а затем блеет, как козел. Мы с Эврином взрываемся, и я раздраженно вскидываю руки.

– Они не козлы!

Айдин подмигивает, затем, когда мы сворачиваем с дороги, по которой ехали некоторое время, смотрит вперед. Мы окружены деревьями, как и в Утешении, но местность кажется другой. Она равнинная, а воздух насыщен влагой, от которой холод проникает глубоко внутрь меня.

Подъезжаем к большой белой бетонной стене. Темно-коричневые ворота плавно открываются, пропуская нас внутрь.

Мою кожу покалывает, когда мы проезжаем через магический барьер, и я стряхиваю ощущения чужой магии на своей коже. Оглядываюсь по сторонам. Впереди три здания, все белые, со скошенными темно-коричневыми крышами. Фургон подъезжает к среднему из них, который к тому же оказывается самым большим. Я ни черта не смыслю в архитектуре, но двухэтажные дома кажутся французскими или, точнее сказать, европейскими коттеджами. Окна расположены на одинаковом расстоянии друг от друга, входная дверь окружена аркой. Дома выглядят простыми, прочными и уютными; на лужайке перед ними растет трава, а по периметру общего участка – большие деревья.

Сильва появляется в дверях среднего дома и перепрыгивает через пару ступенек, чтобы поприветствовать сидящих в фургоне. Ветер треплет его вьющиеся черные волосы, заставляя их плясать вокруг головы. Я сосредотачиваюсь на его лице, на морщинке, появившейся между темными бровями, и на том, как прищуриваются глаза карамельного цвета, когда он подсчитывает количество машин, которые подъезжают к домам. Айдин открывает дверь фургона и вылезает наружу. Сильва раскрывает руки в знак приветствия, и они оба сокращают расстояние, пока не заключают друг друга в крепкие объятия.

Мужчины явно испытывают облегчение, и я вспоминаю, что в последний раз Айдин, вероятно, видел Сильву перед тем, как покинуть ковен. Из фургона выходит Эврин, чтобы присоединиться к приветствию. Я остаюсь сидеть на прежнем месте, еще не готовая отказаться от спокойствия одиночества. Вален и Бастьен выпрыгивают из своего фургона первыми и направляются прямиком к своему дяде. Они обнимаются и шутят друг с другом, но морщинки вокруг глаз Сильвы напряжены, и я понимаю, что он не так рад их присутствию, как притворяется.

К близнецам присоединяются остальные Избранные. Благодаря магии я могу видеть, как с заднего сиденья медленно поднимается Торрез. Его глаза тут же находят мои. Окна всех фургонов тонированы, и я сомневаюсь, что он в самом деле заметил меня, но его взгляд все же встречается с моим. Провожу кончиком пальца по рунам Избранных и понимаю, что метки Торреза все еще нет среди них. Пятеро моих парней поворачивают головы в мою сторону, и я немедленно убираю руку от их меток. Я не собиралась их звать.

Вален направляется к фургону, но Сильва преграждает ему путь.

– Айдин, тебе не стоило привозить их сюда, тут небезопасно, и они еще не паладины, – говорит чародей, похлопывая Валена по спине.

– Я не мог их остановить. Решил держать их поблизости, по крайней мере, они будут под присмотром, – оправдывается Айдин, а Сильва снова заключает Бастьена в объятия.

Бастьен бросает взгляд на меня, когда обнимает своего дядю, и я знаю, что в голове у него вертятся слова о том, что я не доверяю Сильве. Внезапная потребность убедить парня в том, что ему не нужно выбирать, переполняет меня, и я наконец выскальзываю из фургона. Мне все равно, насколько я зла на Сильву, – Бастьен должен знать, что он может любить дядю, который его вырастил, даже если Сильва ненавидит меня, даже если я ему не доверяю. И я никогда не попрошу иного.

Тут я слышу вопрос Сильвы:

– Какого черта они здесь делают? – Его внимание переключается на Эноха и его ковен. – Я же четко сказал, чтобы ты не привлекал старейшин, а вы что сделали? – Вопрос адресован Айдину и Эврину.

– Мы ничего не рассказывали старейшинам, придурок, – сообщает Айдин с раздражением в голосе. – Тут произошла очередная ситуация с рунами, и они здесь, чтобы тренироваться вместе с Винной.

Я не упускаю то, как Сильва напрягся, услышав мое имя. Не упускаю и то, как он посмотрел на Эноха и его ковен, а затем пробежал глазами по новым рунам, которые теперь есть у Бастьена, Нокса и Райкера. Сильва поворачивается, чтобы найти меня, и неодобрение и недоверие в его глазах хлещут меня, как кнут. Он ничего не говорит, просто смотрит на меня, но я чувствую его безмолвное презрение к тому факту, что я отметила еще больше кастеров, запятнала их тем, кто я есть.

Сильва никогда не считал мои руны чем-то хорошим для мальчиков. Даже после того, как чтец Тирсон объяснил, что я Страж и что, по его словам, быть Избранным – большая честь. Слова Айдина эхом отдаются у меня в голове. Он рассказал мне о ламии, которую они пытали, и о зловещем предупреждении относительно меня. Напоминаю себе, что этот страх – неправильное представление. Именно оно движет чувствами и поступками Сильвы, но когда я встречаюсь с ним взглядом и чувствую исходящее от него осуждение, я решаю, что мне просто наплевать на причины, стоящие за его проблемами.

Может быть, я слишком старалась отнестись с пониманием к Бастьену и Ноксу и к тому дерьму, которое произошло до того, как мы приехали сюда, но я устала пытаться быть на месте других людей или оправдывать их сомнения, если они не готовы сделать то же самое для меня.

Да пошли они.

Я отказываюсь терпеть злобу Сильвы и наполняю свой взгляд разочарованием. Нравится ему или нет, но я с его племянниками, а они – со мной. Сильве пора повзрослеть, отбросить свои дурацкие предположения обо мне и увидеть меня такой, какая я есть на самом деле. Пора понять, что он больше не может вытворять это дерьмо со мной. Вначале я молчала, потому что прекратить ненависть означало рискнуть ответами, которые я так отчаянно искала. Но теперь я изменила свою позицию.

– Ходят слухи, что две трети вашей группы идиотов умудрились попасться и теперь нуждаются в спасении, – бросаю ему небрежным тоном, и в моих глазах столько же презрения и осуждения, сколько и в его. – Не хочешь рассказать нам всем, как ты вообще здесь оказался? – спрашиваю я; сестрички упомянули, что Лахлан, Киган и Сильва оказались здесь по какой-то загадочной причине, и я бы хотела знать, по какой.

Сильва слегка прищуривается, прежде чем отвести взгляд и обратить свое недовольство на Айдина.

– Что за хрень, Айдин? – Он многозначительно смотрит на него.

Я подхожу к Айдину, не желая, чтобы меня игнорировали.

– Что ты хочешь сказать, Сильва? Тебе не нужна помощь? У тебя все под контролем?

Сильва молчит, и я качаю головой от того, насколько нелепо он себя ведет. Похоже, что время, проведенное с Лахланом, еще больше усилило неприязнь Сильвы ко мне, хотя я не знаю, почему это меня удивляет и расстраивает.

– Все хорошо, Сильва, – уверяю я, когда становится очевидным, что он не собирается разговаривать со мной напрямую. Поворачиваюсь и иду обратно к фургону. – Дай знать, когда будешь готов вытащить голову из задницы и осознать, что, возможно, я лучшее, что у тебя есть, чтобы вернуть членов твоего ковена, – бросаю через плечо, вытаскиваю свою сумку и направляюсь к дому слева.

– Ты куда собралась, Бандитка? – кричит мне вслед Айдин.

– Искать место для ночлега.

– Эти дома еще не сданы, – сообщает мне Сильва, отказываясь от молчаливого монолога.

– Я спала в местах и похуже, – небрежно говорю ему. – Знаешь, я абсолютно уверена, что не останусь с тобой или с кем-то еще, кто не способен переступить через себя.

Бросаю разочарованный взгляд на Нокса и Бастьена. Они оба встречают его, но ни один из них пока что не готов отступить. Качаю головой и выхожу из ореола света, который излучает центральный дом, в темную и холодную белорусскую ночь. Если они хотят продолжать злиться, это их выбор. Они могут остаться с Сильвой, который, я уверена, был бы только рад раздуть пламя раздора.

Боль пронзает мою грудь при мысли о том, что, возможно, Нокс и Бастьен никогда не изменят своего решения. Что, возможно, они начнут смотреть на меня так же, как Сильва, который, кстати, и мой дядя. Позволяю гневу утихнуть, прогоняю боль из груди и беру себя в руки. Если этого достаточно, чтобы сломить веру парней в меня, то, вероятно, ее вообще никогда не было и мне будет лучше без них.

Поворачиваю ручку входной двери темного здания, которое я объявила своим. Деревянная дверь прилипла к косяку, толкаю ее плечом и с силой открываю. Не знаю, чего я ожидала, может быть, пыли и паутины повсюду, но все выглядит довольно чисто, несмотря на затхлый запах, встречающий меня у входа. Щелкаю выключателем слева от себя, и загорается свет. Позади меня раздается шарканье ног, я оборачиваюсь и вижу Торреза.

– Так что, Ведьма, или мне лучше называть тебя Страж? – Его красивые губы растягиваются в улыбке. – Да, ребята рассказали мне, пока мы ехали сюда. Я всегда знал, что в тебе есть что-то особенное. – Он постукивает себя по носу, и я хлопаю его по руке. – Где наша комната? – спрашивает он с лукавой усмешкой, уклоняясь от моего нападения.

– Наша комната? – уточняю я.

– Конечно, наша. Тебе нужно время, чтобы все обдумать, и я не против, тем более что теперь ты моя, а я твой. Не вижу смысла притворяться, что это не так.

Я вопросительно приподнимаю бровь в ответ на его заявление. Он прав, и я сама только что сказала, что всем, кто сюда приехал, нужно прийти в себя. Другими словами, но смысл именно такой, и я без труда признаю, что это относится и ко мне тоже.

Да, он мой. И это то, чего я хотела, когда отметила его.

– Показывай дорогу, Волк.

Усмешка Торреза ширится, он перекидывает сумку через плечо и проходит мимо меня. Когда его плечо касается моего, по телу пробегают мурашки.

– Торрез?

Он оборачивается и поднимает на меня темно-карие глаза.

– Я рада, что ты здесь, – признаюсь я и провожу кончиками пальцев по черной щетине на его щеке.

Пылающий взгляд задерживается на мне на мгновение, потом он наклоняется к моей ладони и нежно целует ее, прежде чем двинуться по коридору.

– О-о-о, двухъярусные кровати, – кричит он из комнаты, в которую только что зашел. – Ты хочешь верхнюю или нижнюю, Ведьма?

Я смеюсь и иду следом за ним. Улыбка, снова появившаяся на моем лице, заставляет на мгновение почувствовать нежность и надежду. Может быть, не будет никакой драчки, о которой я беспокоюсь. Может быть, Вален прав, пройдет немного времени, и все уляжется.

Но вскоре стены дома наполняются слабыми звуками спора, и я испускаю глубокий раздраженный вздох. Кого я обманываю? Это будет гребаная резня.