На следующее утро, после завтрака, мне не составило труда сослаться на больную голову и вернуться в нашу с Агатой чердачную каморку. Выждав, когда Нед скроется с горизонта и освободит путь, я рывком соскочила с постели. За окном, увы, моросило. Снег, выпавший три дня назад, давно превратился в грязную коричневую кашу.
С платьем для прогулки сразу возникли затруднения. Не могла же я появиться в родном притоне в образе благообразной сиротки! Мало того, что мои старые приятели надорвут животы от смеха – это еще полбеды! Хуже будет, если я в таком виде попадусь какому-нибудь пьяному матросу. Тогда уж точно проблем не оберешься.
Насколько я помню, в узком платяном шкафу, стоящем в углу комнаты, мне попадалась какая-то старая рухлядь. Воспользовавшись отсутствием Агаты, я прокралась к шкафу и по локоть запустила руки в его темное нутро, пахнувшее лавандой. Мне повезло. Под стопкой накрахмаленных нижних юбок действительно обнаружился сверток с мужским платьем: узкие панталоны и сюртук. Все лучше, чем ничего!
Я как раз приложила к себе панталоны, когда дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась Агата. Увидев меня, она замерла. На ее щеках вспыхнули алые пятна, а в глазах на миг блеснула настоящая ярость.
– Это вещи моего покойного брата, – произнесла она сдавленным голосом. – Отдай! Да как ты посмела!
– Я… я ни за что не взяла бы их без спроса! – даже заикаться начала от испуга. Вот уж не ожидала, что милая, веселая Агата умеет превращаться в такую фурию! – Я как раз хотела попросить у тебя, нельзя ли одолжить эти вещички на часик…
– Зачем? – грозно спросила девушка.
Волнуясь и путаясь, я принялась рассказывать: о своей оплошности позапрошлой ночью, о горячем желании найти похитителя. Слово за слово, пришлось рассказать и о письме. Агату оно заинтересовало. Достав из-под подушки тощую картонную папку, я вытащила конверт.
– Ты умеешь читать? – спросила я с интересом, глядя, как долго она вертит письмо в руках.
– Не слишком, но достаточно, чтобы понять, что ты не врешь.
– Пожалуйста-пожалуйста, – я умоляюще сложила руки, изобразив на лице крайнее раскаяние, – мне ужасно жаль, что из-за меня его светлость оказался в таком сложном положении! Я хочу все исправить. Быстренько сбегаю кое-куда, все разузнаю и вернусь. Никто даже не заметит!
– Хм, ладно. – Агата, улыбнувшись, сменила гнев на милость. – Ради такого дела разрешаю.
– Спасибо! – от души поблагодарила я ее. – Только, чур, Неду ни слова!
Пока она не передумала, я быстро скинула платье и натянула сюртук. Потом кое-как запихала волосы под изношенную кепку, кубарем скатилась с лестницы и… угодила прямо в объятья лорда Фонтероя.
– Далеко собрались, мисс Фишер? – поинтересовался он с какой-то вкрадчивой интонацией.
– Только на минуточку, – промямлила я, проклиная себя за лишнюю спешку. – Хочу… э-э… навестить кое-кого в городе.
– Судя по вашему изысканному туалету, этот «кто-то» проживает в закопченных трущобах за Товерским мостом? Или возле причалов?
Я попыталась бочком проскользнуть к двери, но меня остановила железная рука. Дверь в глубине холла теперь казалась недосягаемой.
– Признайтесь, мисс Фишер, – щекотно прошептал граф мне в ухо, – что именно вы в ту ночь украли амулет, а теперь хотите встретиться с сообщником!
– Нет у меня амулета, хоть обыщите! – гневно вскинулась я.
Фонтерой смотрел словно сквозь меня, и опасный блеск в его глазах разгорался все ярче. От подступившей паники по спине пробежали мурашки. Что если он действительно вздумает меня обыскать?!
– В этом нет необходимости, – наконец ответил он. – Я пойду с вами.
– Да ни за что!
Пять минут спустя я смирно сидела в кресле, пила чай, принесенный Агатой, грызла орехи и терпеливо ждала, пока камердинер подберет графу костюм, подходящий для визита в трущобы. Невозмутимость мистера Батлера была поистине бесподобна. Он отбирал вещи столь же тщательно, как если бы готовил своего хозяина к посещению званого ужина.
Я восхищалась камердинером и одновременно удивлялась своей покладистости. Понятия не имею, как Фонтерою удалось меня переубедить. Это все драконий гипноз.
Вскоре граф предстал передо мной преобразившимся. Я постаралась скрыть скептическую усмешку. Даже в засаленном сюртуке, с растрепанными волосами и в бриджах, заляпанных опилками (молодчага Батлер не упустил ни одной детали), Фонтерой все равно выглядел как самый расфранченный ферт. Осанка, жесты, взгляд – его выдавало все. Эх, придется постоянно быть начеку, не то нас обоих пустят поплавать по Тессе без лодки!
Накинув на плечи старое коричневое пальто омерзительного вида, Фонтерой неодобрительно покосился на мой тощий сюртучок.
– В этом вы простудитесь насмерть. Батлер!
– Ох, да будет вам! Не сахарная, не растаю! – пробурчала я, досадуя не столько на очередную задержку, сколько на то, что мой продуманный план летел ко всем чертям.
На мое счастье, волшебник Батлер извлек откуда-то толстенный матросский свитер, пропахший дешевым табаком. Зато это одеяние был теплым и, подозреваю, в критической ситуации могло заменить легкую кольчугу. Таким образом, сборы были окончены, и мы с графом, двое оборванцев, покинули элегантный особняк, окунувшись в промозглый туман эшентаунских улиц.
Чтобы добраться до Товерского моста, мы наняли кэб. Дальше придется идти пешком. В грязные кварталы Кречи ни один кэбмен не сунулся бы ни за какие коврижки, да и не всякая улица там способна вместить в себя экипаж. Темные кривые улочки этого района больше походили на норы, прорытые в куче мусора безумным пьяным кротом. Их словно нарочно создали для того, чтобы без помех обстряпывать грязные делишки и уходить от погони. "Ищейки" Тревора навещали Кречи только в исключительных случаях, предоставляя местным жителям возможность самостоятельно справляться с мелкими кражами и разбоем. Драки множились там, как плесень. Поножовщина была обычным делом. В общем, то еще местечко.
Кэб, покачиваясь, гулко отстукивал ритм по просторной набережной Тессы. Над рекой висел густой мокрый туман, в сером мареве которого тонули дома и деревья. Эшентаунский туман был поистине вездесущ. В северо-западной части города он заботливо укутывал богатые белокаменные особняки, придавая таинственность небольшим уютным площадям; в порту он с удовольствием клубился между мачтами и прибрежными отбросами. Туман окрашивал улицы в разные оттенки серого и коричневого. Даже свежевыпавшему снегу в Эшентауне удавалось сохранить свой белый цвет не больше часа. А то меньше, если работали кирпичные заводы.
На мосту туманные клочья слегка разгонял ветер. Река, величественно темневшая внизу, сегодня походила на призрачную преисподнюю. Ее широкая лента неумолимо отделяла благопристойные районы и деловые улицы от бедных кварталов, не слишком благоприятных для вашего здоровья. Неподалеку на Собачьем острове виднелись мрачные приземистые здания складов. Пахло сыростью и чем-то гнилым.
– Чувствую себя сейчас как в лодке у Харона, – пошутил Фонтерой, облокотившись на перила.
Я понятия не имела, кто такой Харон, но, судя по тону моего спутника, знакомство с ним не предвещало ничего хорошего.
– А я как в гондоле воздушного шара, висящего среди туч. Мне всегда было интересно, каково это – поплавать наперегонки с облаками!
Один раз мне довелось видеть запуск воздушного шара, и это зрелище останется в моей памяти навечно. Огромный цветной купол занимал полнеба, висевшая под ним гондола с суетящимися человечками казалась совсем крошечной. Вот где настоящее волшебство! Куда уж там мистеру Амброзиусу!
Фонтерой взглянул на меня с искоркой интереса:
– Если хотите, могу устроить для вас такую прогулку.
Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой, так что я пропустила его обещание мимо ушей. Нет ничего опаснее, чем позволять пустым мечтам сбить тебя с пути. Для начала было бы неплохо сегодня вернуться целыми и невредимыми. Я сочла нужным предупредить своего спутника:
– Мне нужно навестить в Кречи одного человека. Он наверняка знает, не получал ли кто из местных заказ на кражу необычного амулета. Только, пожалуйста, будьте осторожны! Это вам не прогулка по Бонд-стрит!
– Не беспокойтесь, – усмехнулся граф. – Держитесь ближе ко мне, и все будет в порядке.
Что? Вообще-то это я должна была сказать! Я присмотрелась к Фонтерою, насколько позволял туман. Поразительно, но стоило ему пересечь мост, как он неуловимо изменился – словно острый кинжал вынули из бархатных ножен. Изящный холеный аристократ остался в особняке. Рядом со мной шел совсем другой человек, от которого ощутимо веяло опасностью. В мою бытность Стрекозой я обходила таких типов по широкой дуге.
Сразу от моста начинался Кривой переулок. Это была узкая и порядком загаженная улица с неровной булыжной мостовой. Редкие прохожие старались незаметно прошмыгнуть мимо опасного места. Тень тюрьмы угрожающе нависала над этим районом. У нас говорили так: «от Кречи до Табрена5 недалече». И, действительно, карьера многих здешних обитателей закончилась на табренской виселице. Я была редким исключением.
Везение не раз меня выручало. В шесть лет я самовольно покинула приют, где из воспитанников умирал каждый пятый, счастливо избежала холеры и прочих напастей, например, торговцев детьми. Потом меня подобрал Ушлый Гарри и обучил всяким штукам. Наконец, моей последней удачей было, когда мистер Тревор, поймав меня на горячем, почему-то не отправил в работный дом, а оставил при себе. Не сразу, конечно. Пришлось приложить для этого массу усилий.
Именно Ушлого Гарри – вернее, мистера Гарри Бобарта – я и собиралась навестить. Он жил недалеко от продуктового рынка. Его дом знали все. Деловые люди со всего квартала тащили ему всякую рухлядь, нажитую неправедным трудом, и всегда могли рассчитывать на справедливую цену. У мистера Бобарта все шло в дело. Украшения переплавлялись и сбывались знакомым ювелирам, с одежды спарывались метки и отчищались подозрительные пятна, а затем преображенные вещи тихо покидали обитель Бобарта через черный ход. Я хорошо помнила запасную дверь в кухне. Низенькая, вся залепленная грязью и запертая на висячий замок, она выглядела так, будто ее сроду не открывали. Однако на самом деле петли были всегда тщательно смазаны, а с заднего двора ловкий человек мог двумя узкими переулками выйти прямо к реке и в пять минут добраться до причалов.
В общем, дом Ушлого Гарри был своего рода шлюзом для вещей, которым давалась вторая жизнь, а иногда и для людей, которым требовалось срочно скрыться. Эти господа не скупились на ответные услуги, причем платили Гарри не только деньгами. Информация – тоже товар, особенно если знать, кому и когда ее предложить.
За два дома от жилища Бобарта находился трактир «Синий якорь», привносивший в затхлую атмосферу нашего квартала нотку разухабистого веселья. Я с ностальгией узнала знакомую вывеску. Час был еще ранний, так что пока здесь царило затишье. Перед входом на старых ящиках и свернутых канатах расположилась стайка парней и девчонок. На пузатой бочке перед ними стояло несколько кружек. Как обычно, ребята убивали время в ожидании темноты и начала той самой работы.
– Лопни мои глаза, это ж Стрекоза Энни! – вдруг послышался вопль.
Я вздрогнула. В разбитной девице, вскочившей на ноги, мне почудилось что-то знакомое. Неужели это Плакса Глэдис? Но как она переменилась! Я помнила ее совсем другой. Когда-то Глэдис была моей близкой подругой. Пепельные локоны, наивные голубые глаза – ни дать ни взять ангелочек, стукнутый по голове чем-то тяжелым. Сейчас наивности в ее выражении лица поубавилось, начесанные волосы сбились в колтун, и, когда она подошла ближе, меня чуть не сбило с ног густым ароматом дешевых духов. Черт, таким запахом можно валить деревья!
И все равно я была рада видеть ее живой. Я обняла подругу со смешанным чувством радости и неловкости.
– Смотрю, ты процветаешь! – улыбнулась Глэдис щербатым ртом. – А то про тебя разные слухи ходили! Болтали, что ты сиганула с Ясеневого моста или что тебя сцапали «серые»…
– Энни не так-то легко убить, – вклинился Фонтерой.
– Можешь ему поверить, он уже пробовал, – хмуро подтвердила я. Мне не понравилось, что Глэдис тут же принялась строить глазки моему спутнику. Ох, знала бы она, с кем имеет дело!
– Меня звать Крафт. Кеннет Крафт, – представился граф, немало меня удивив. Но его следующие действия поразили еще больше: улыбнувушись, он приобнял Глэдис за плечи и что-то шепнул ей на ухо. В воздухе мелькнула блестящая монета – и тут же исчезла у Глэдис за корсажем. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить, о чем они договаривались. Среди парней, толпившихся у трактира, раздались понимающие смешки.
Я вдруг ощутила, что мне не хватает воздуха. И это называется джентльмен! Джентльмен, который вот-вот собирается жениться на леди! Правду мне когда-то говорила Рут: все они одинаковы!
Чуть не ослепнув от ярости, я резко дернула Фонтероя за руку:
– Нам пора!
Тут, правда, возникло неожиданное препятствие. Местные трактирные забияки не собирались так легко нас отпустить. Четверо парней словно ненароком встали так, что загородили почти весь проход, и вид у них был довольно угрожающий. Фонтерой снова обезоруживающе улыбнулся:
– Почему бы нам всем не выпить портера за счастливое возвращение Энни? Я угощаю, – сказал он, припечатав к донышку бочки новенький шиллинг.
Это их отвлекло. Блестящая монета упала перед ними, как шмат мяса посреди псарни. Пока они переглядывались, я поспешила увлечь Фонтероя в слякотную темноту переулка.
– Ты очень забавная, когда сердишься, – шепнул Кеннет спустя некоторое время, когда трактир остался позади и нас окружало только уличное зловоние.
На языке вертелась сотня колючек, которые мне не терпелось вонзить в его драконью шкуру, но мы уже очутились перед знакомым крыльцом, так что времени на ссоры не оставалось. Я ограничилась тем, что бросила на попутчика испепеляющий (как я надеялась) взгляд. Затем постучала в дверь условленным образом.
Чей-то глаз внимательно осмотрел нас сквозь крошечное отверстие. Послышался скрежет отпираемого замка, и на пороге возник мистер Бобарт собственной персоной.
– Энни, дорогая! Какими судьбами?
Он широким жестом пригласил нас войти, не забыв, однако, тщательно запереть дверь. Я чуть не со слезами оглядела знакомую до последней мелочи кухню. За два года здесь ничего не изменилось. Так же уютно светились угли в очаге. В углу торчала старая плита, которая при необходимости легко превращалась в горн для переплавки золотишка. На стенах висели пожелтевшие вырезки из журналов, а в клетке попискивал Сверчок – любимая канарейка Рут.
Голос мистера Бобарта звучал уже из глубины комнаты:
– Рут! Ты глянь, кто к нам пожаловал!
Послышались торопливые шаги, и в комнату, откинув занавеску, вошла моя приемная мать. Признаться, после встречи с Глэдис я ждала ее появления с некоторым трепетом, но миссис Бобарт оказалась точно такой, как я ее помнила: веселой, крепкой и неунывающей. Ее темные волосы задорно кудрявились, выбиваясь из-под чепца, а руки были все так же красны от бесконечных стирок.
– Боже мой, Энни! Жива и здорова! Чудо господне!
Она засмеялась и обняла меня, в то же время оглядывая проворными карими глазами, словно прикидывая, какую выгоду из меня можно извлечь. Рут Бобарт привыкла извлекать пользу из всего, что попадало к ним в дом через парадную дверь. Я не сомневаюсь, что они с Гарри оба меня любили – по-своему, как умели. Просто в Кречи все человеческие чувства искажались, словно в кривом зеркале, превращаясь в свои уродливые подобия.
Я коротко познакомила их с Кеннетом, который снова представился Крафтом, и мы уселись пить чай перед камином, болтая о пустяках. Мистер Бобарт поначалу косился на Кеннета с подозрением и осторожничал, как старый лосось. К счастью, люди не зря изобрели сотни безопасных тем для разговора. Мы последовательно обсудили необычайно теплую зиму, планируемый снос трущоб за Старой Часовней, работу благотворительных обществ и рост цен на сахар. Только после этого я отважилась спросить о том, что нас действительно интересовало.
– Не заходил ли к вам кто-нибудь из Галереи Искусств? Я бы охотно повидалась с Хамфри или Чарли Обрубком, если он еще жив.
Ушлый Гарри снова нервно бросил взгляд на Кеннета.
– Крафта можешь не опасаться, он свой, – сказала я уверенным голосом. – Ходят слухи, что в Галерее запахло серьезными деньгами, если ты понимаешь, о чем я. Ради такого я бы, пожалуй, даже вернулась.
Рут в это время собирала на поднос посуду. Позвякивание чашек выдавало ее нервозность.
– Может, Фил из "Шипучего кота" что-то знает, – сдался наконец мистер Бобарт. – Ко мне никто из них не приходил. Я вообще давно никого не видел из Галереи.
Знакомая присказка: "ничего не видел, ничего не знаю, меня там вообще не было". Прямо ностальгией повеяло. Вместе с тем я понимала: даже если Ушлый Гарри что-то слышал, больше мы из него ничего не вытянем.
– Не ходи к Филу сегодня! – взволнованно сказала Рут. – Темнеет уже, а район там опасный.
"Не опаснее, чем здесь", – подумала я. Хромой Фил держал трактир за две улицы отсюда, недалеко от скотобоен. Коты у него действительно не переводились, так как со скотобойни постоянно набегали крысы. Мистер Бобарт не раз предлагал ему завести терьера, но Фил оставался верен мурчащему полосатому племени.
– Не волнуйтесь за Энни, – широко улыбнулся Кеннет. – Она же со мной.
Я бросила на него предостерегающий взгляд. Ох, чувствую, его позерство еще выйдет боком!
Вопреки опасениям, до искомого трактира мы добрались без приключений. В переулках сгустилась темнота, кое-где зажглись редкие фонари. Один такой фонарь освещал вход в трактир, играя роль путеводной звезды для пьяниц. Это заведение было почище, чем "Синий якорь", но без модных наворотов в виде начищенных медных деталей и висящих над стойкой окороков. В стены прочно въелся запах жареной рыбы. Полутемная коричневая зала была разгорожена на отделения, напоминавшие конюшенные стойла. В недрах трактира громоздились тяжеленные бочки с выжженными клеймами. На краю стойки дремал полосатый котяра, изредка оглядывая подшефное помещение одним желтым глазом. Прищур у него был не хуже драконьего. Проходя мимо, я погладила кота, и тот в ответ заурчал, как гравийная дробилка.
Посетителей было мало. Из-за одной перегородки доносилась болтовня рыбаков да за дальним столиком дремала какая-то куча тряпья. Возле стойки царила безмятежная пустота. Фил, как обычно, занимался тем, что полировал грязный стакан таким же замаранным лоскутом.
– Давненько тебя не видел, – осклабился он мне.
– Пива и рюмку миндального ликера для леди, – провозгласил Кеннет, бросив на стойку несколько пенсов. Фил хмыкнул, кот приоткрыл один глаз, а я наступила Фонтерою на ногу, тем самым намекнув, чтобы он не выходил из образа. Миндальный ликер, о господи! Вряд ли когда-нибудь дорогой ликер переступал порог этой харчевни, не говоря уже о "леди"!
Все-таки Фил отыскал два стакана почище и разлил по ним жидкость, о происхождении которой лучше было не задумываться.
– Интересные люди забредают иногда в наш тихий уголок, – подмигнул он.
– Я как раз ищу кое-кого, – доверительно шепнула я, пользуясь тем, что Фила пока не одолевали посетители. – Человека с необычными запросами. У нас есть к нему… предложение.
Трактирщик повел плечом, настороженно зыркнув по сторонам.
– У меня многие перебывали, всех не упомнишь…
К горке мелочи на стойке словно по волшебству добавились два серебряных кружочка. На лбу Фила выступил пот.
– Ладно, был один тип, – признался он. – Давно, еще осенью. Месяца три назад. Настоящий джент, сразу видать, солидный, рыжебородый. Он искал ловкого парня, который не забоялся бы поработать в чистых кварталах за рекой. Я сразу подумал о тебе, Стрекоза, – тут Кеннет за моей спиной издал короткий смешок, – но ты же вроде отошла от дел?
– Похоже, в этом деле я погрязла по самые уши, – пробурчала я. – Слушай, если этот рыжий «джент» вернется, будь добр, шепни словечко Ушлому Гарри.
Фил серьезно кивнул:
– Не беспокойся. Только будь осторожна. Сама понимаешь, парни вроде него не любят, когда о них принимаются расспрашивать.
Между тем трактир продолжал жить своей беспечной жизнью. Я заметила, что ветхая куча тряпья, сидевшая в дальнем углу, куда-то исчезла.
Туман на улице сгустился так, что идти приходилось наощупь. Тонувшие в грязи булыжники скользили под ногами. Мне не терпелось выбраться обратно к мосту. Постепенно крепло нехорошее предчувствие, и в каждой подворотне мерещилось чье-то скользкое присутствие. Видно, правда, ничего не было, но жизнь чувствовалась. Каждый шорох наводил на зловещие мысли.
– Три месяца назад! – негромко заметил Фонтерой, вспоминая слова трактирщика. – Как раз в это время меня в первый раз попытались ограбить на улице!
– Дай бог не в последний, – пошутила я. – Мы слишком задержались. Даже «ищейки» не суются сюда после темноты!
Очертания домов совершенно растворились в плотных, удушливых сумерках. Откуда-то из речной дали донеслась унылая песня лодочника. Мы ускорили шаг. Оступившись в очередной раз, Кеннет приглушенно выругался и остановился:
– Подождите! Я зажгу огонь.
– Лучше не надо, – поспешила возразить я, но было поздно. Темнота вокруг нас сгустилась и обрела очертания. Из удушливого мрака выступил еще один мой старый знакомец – Дэннис Хантер. За его спиной маячили двое. И, судя по шорохам, еще трое подбирались к нам с тыла.
Когда-то (боже, как давно это было!) я полагала, что влюблена в Дэнни. Теперь, оглядываясь назад, я понимала, что была тогда не в своем уме. Дэннис обладал броской внешностью и в карман за словом не лез, этого у него не отнимешь. Его проблема заключалась в том, что он постоянно был чем-то вроде тлеющей головни, готовой вспыхнуть от лишней кружки эля. Сейчас, судя по нездоровому блеску глаз, он находился в одном из худших своих состояний.
– Отойди-ка в сторонку, Стрекоза, пока мы потолкуем с твоим кавалером, – осклабилась бывшая любовь моей жизни. – Поговорим как мужчина с мужчиной.
Его ухмылка мне совсем не понравилась.
– Я тоже рада тебя видеть. Не валяй дурака и дай нам пройти, – ответила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Иногда это срабатывало. Бывало, что Дэннис насмешливо пожимал плечами и демонстративно уступал, якобы не желая ссориться с вздорной девчонкой. «Но не сейчас и не в присутствии его дружков», – поняла я со страхом.
В следующую секунду в переулке вдруг стало еще темнее, словно на город внезапно упала ночь. Один из парней придушенно вскрикнул, у другого чуть глаза не вылезли из орбит. Даже на физиономии Дэнниса, искаженной от пьяного гнева, мелькнул проблеск здравомыслия. Сзади послышался шорох осыпающихся камешков и дробный топот, как если бы кто-то улепетывал со всех ног. Я отступила назад и неожиданно уперлась спиной в упругую колючую стену.
Мне не хватило храбрости, чтобы обернуться. Стена колыхнулась. И вдруг – столб огня по глазам, как солнце, ничего не видно, больно. Лицо и руки опалило жаром. Я зажмурилась, а когда снова открыла глаза, переулок был пуст. Каменная кладка медленно остывала, отсвечивая багровым. Тихо догорали обломки какого-то хлама, сваленного внизу. В одном месте кирпичи спеклись в глянцевую массу, от которой исходил сильный жар.
Я обернулась. Фонтерой стоял как ни в чем не бывало, скрестив руки на груди, только его глаза светились опасным золотистым огнем.
– Они смылись, – пожал он плечами с этакой ленивой небрежностью. – Однако нам лучше поспешить, пока эти бездельники не развели панику по всей округе.
Я шумно перевела дыхание.
– Да-да, ты прав.
С трудом подавив липкую тошноту, я заковыляла прочь из переулка, едва передвигая онемевшие ноги. Фонтерой вежливо предложил мне руку – пришлось сделать вид, что я ее не заметила. Ни за какие коврижки я не решилась бы сейчас к нему прикоснуться! Всю дорогу, сидя в кэбе, я старательно избегала его взгляда, а вернувшись в особняк, сразу зайцем метнулась наверх. Испуг перед пьяной компанией, подкараулившей нас в переулке, ни в какое сравнение не шел со страхом, который теперь внушал мне граф Хатфорд.