Красивая как ночь

Глава 3 Твои глаза обращены в самую мою душу

Кэм даже не заметил, как проскакал через все принадлежавшие ему земли и очутился на высоком холме рядом с имением тети Белмонт, примыкавшим к его владениям. Поняв это, он тут же повернул коня.

Внимательный племянник непременно бы заехал на чай, но после похорон Кэм избегал тетю и кузину, родственниц по материнской линии, ибо покрывался холодным потом, видя немой вопрос в глазах тетушки Белмонт.

Кэм смирился с фактом, что обязан жениться на девушке с безукоризненным происхождением и покладистым характером. Джоан удовлетворяла этим высоким требованиям, граф был также согласен, что идея объединения двух владений имела свои достоинства. И все-таки медлил.

Но сегодня Кэм не желал думать о настойчивых родственницах, его мысли, несмотря на бешеную скачку по полям и лесам, были заняты другой. Господи, до чего неосмотрительно вспоминать о юношеском прегрешении в такое время!

Но Хелен была единственным прегрешением за всю его жизнь. Всегда готовый поддразнить своего здравомыслящего сына, Рэндольф как-то пошутил, что Кэм настолько скучен, что единственным просчетом у него была трата времени с Хелен Мидлтон. Но для Кэма это вовсе не было тратой времени. Он, по своей глупости, собирался жениться на Хелен.

И это не казалось немыслимым. Старший сын легкомысленного бездельника, никакого титула, лишь пришедшее в упадок поместье, которое не посещала даже тетя Белмонт, считая это ниже своего достоинства. Жизнь Кэма была значительно проще до того, как ему навязали роль спасителя семьи.

Вздохнув, граф осадил коня и спешился под деревом. Ему было восемнадцать, когда мать Хелен увезла ее, и в его душе образовалась какая-то черная, зияющая пустота, временами он даже пугался, потому что это казалось ему сумасшествием. Кэм долго не мог прийти в себя, с трудом переносил вспышки горя и ярости, именно тогда ему стало ясно, насколько он похож на своего отца: он тоже подчинял все только своим желаниям, яростно стремился обладать тем, что ему не принадлежит. Но в конце концов он уяснил, как важно умение держать себя в руках. Ему стала понятна справедливость часто повторяемых его матерью предупреждений о том, что он, как то пресловутое яблоко, никогда не упадет далеко от яблони, если не сумеет управлять такими своенравными желаниями.

А теперь прежние чувства опять всколыхнулись в его душе, знакомые, как привкус крови во рту. Вероятно, наилучшим выходом из этой ситуации является Джоан. Молодая, покорная жена успокоит в постели его ненасытную жажду и подарит ему наследника. Но ведь он уже пытался это сделать, а потом обнаружил, что приковал себя брачными цепями к аморальной ведьме. Но Джоан совершенно не похожа на Кассандру. Она будет верной женой и любящей матерью.

Правда, если отвлечься от понятий «долг» и «наследник», можно с уверенностью сказать, что Джоан никогда не согреет его постель так, как это сделала бы женщина, подобная Хелен. Граф, сам того не желая, гадал, сколько мужчин поддались искушению. Женщина с такими сильными чувствами не могла оставаться долгое время одна. Или могла? Он хорошо помнил, как ее руки когда-то постоянно тянулись к нему. Одним поворотом головы, одним движением кисти, даже тем, как она двигалась по комнате, Хелен источала больше женственности, нет, чувственности, чем большинство совершенно обнаженных женщин на сбившихся шелковых простынях.

Кэм заставил себя прыгнуть в седло. Его отлучка из дома слишком затянулась, а работы очень много. Он будет рад, когда закончится этот кошмарный день и он сможет удалиться в тишину спальни с хорошей книгой и бокалом коньяка.

Хелен всегда поднималась рано, часто до рассвета, а прошлой ночью она к тому же плохо спала. Встреча с Кэмом взволновала ее гораздо больше, чем она ожидала. Нет, лучше встать, быстро позавтракать и столь же быстро упаковать вещи.

Пора вернуться в Хэмпстед и снова начать поиск работы. Сердито воткнув последнюю шпильку в незатейливый шиньон, Хелен посмотрела на свое отражение в зеркале.

Взгляд был достаточно честным. Но Кэм, разумеется, полагает, что она вернулась в Халкот с корыстными намерениями, и, откровенно говоря, его мнение нельзя считать полностью неверным. Она имела около двух недель, чтобы уведомить Кэма и спросить, как ей поступить. Она этого не сделала, осмелилась приехать, зная, что прошлое вызовет у него болезненные воспоминания и неловкость.

Кэм стал богатым аристократом, вдовцом с ребенком, обладателем по крайней мере двух великолепных имений, а благодаря женитьбе получил также немалое состояние в виде ценных бумаг. Эти деньги он, по слухам, приумножил, превратив в огромное богатство. Титул явился завершающим штрихом его успешной карьеры. В обществе, как сказала ей няня, графа Трейхерна считали вспыльчивым, безжалостным, замкнутым и абсолютно консервативным. Неужели она полагала, что такому человеку доставит радость вспомнить их старую дружбу?

Ей не следовало приезжать в Честон. Она, конечно, изнывала бы от скуки в городе, но со временем нашла бы другую работу. Хотя свой выбор она в душе оправдывала плохим здоровьем няни, но ведь есть Ирландия, Шотландия, даже Бретань, и любое из этих мест достаточно близко. Но ее это не устраивало, она предпочла вернуться в Халкот, хотела увидеть Кэма. Теперь должна смириться с ужасающей истиной.

Хелен сунула ноги в тапочки и направилась к двери. Скорее всего, нужно смириться и с еще одной, более жестокой истиной. Возможно, она гораздо больше похожа на свою мать, нежели предполагала. «Кровь скажется», – говаривала няня. Видимо, старые пословицы верны.

Несмотря на бессонную ночь, ровно в шесть утра Кэм спустился, чтобы, по своему обыкновению, выпить кофе с сандвичем. Он заставлял себя проглотить еду, пытаясь не обращать внимания на то, что не чувствует вкуса, а глаза у него режет так, словно туда насыпали песок. Он задумчиво смотрел на лужайку перед парадным входом Халкота. Темный мир за окном был холоден и молчалив, словно застыл, с нетерпением ожидая животворный утренний свет.

Кэм тоже пребывал в нетерпеливом ожидании. Его обуревали противоречивые чувства: глубокая тревога и одновременно пылкое нетерпение, как у маленького ребенка на Рождество. Не склонный к беспорядочным эмоциям, граф был невероятно возмущен таким внутренним беспорядком. Сделав последний глоток, он взглянул на карманные часы.

Позавтракает Хелен в своей комнате или сойдет вниз? Он не подумал спросить ее заранее. Или об этом позаботилась миссис Нафлз? Кэм чувствовал растерянность, как бывало всегда, когда он думал о Хелен. Следовательно, его задача – не думать о ней, держаться от нее подальше и, что не менее важно, не подпускать к ней Бентли.

Решение было простым. Хелен необходимо отослать, что он со значительной долей сожаления и намеревался сделать этим утром. Кэм с гордостью считал себя целеустремленным, уверенным и бескомпромиссным в своих решениях. Он не дрогнет, хотя ведь и Хелен не станет возражать. Он настоит, чтобы она не возвращала задаток, и отправит ее в Хэмпстед в своей карете.

Приняв решение, граф позвонил в колокольчик, вызывая Милфорда, который проскользнул в комнату, словно длинный, тонкий призрак.

– Да, милорд?

Кэм протяжно вздохнул. Даже в обществе своего бесшумного дворецкого он сегодня чувствовал себя неловко.

– Милфорд, когда мисс де Северз позавтракает…

– Крайне сожалею, милорд, но мисс де Северз уже нет.

– Как нет? – Кэм вскочил со стула, и пустые тарелки перед ним угрожающе накренились. – Господи! Не может быть, чтобы она уехала так скоро!

Милфорд наставительно поднял палец:

– Ее уже нет в столовой. Мисс де Северз, должен сказать, чрезвычайно рано встает.

Кэм обнаружил ее в классной комнате, стоящей посреди такого разгрома, будто здесь недавно пронесся вихрь. Оказывается, лишь в немногих ее сундуках находилась одежда, поэтому большую часть ящиков и сундуков принесли именно в классную комнату. Некоторые уже были распакованы, судя по стопкам толстых, зачитанных томов и разбросанным по столу тетрадям. В открытой коробке на целой куче игрушек лежали деревянная флейта и небольшой барабан.

Хелен, похоже, распаковывает вещи, ей свойственно брать быка за рога. Сложив руки на груди, Кэм прислонился к дверному косяку и стал наблюдать за ней. Сначала она его не заметила, поскольку рылась в потертом дорожном чемодане, стоявшем на полу. Ее идеальная попка была маняще поднята, и тело Кэма немедленно откликнулось на этот призыв.

Возраст лишь подчеркнул классические линии ее фигуры и прекрасный овал лица. Сегодня Хелен надела платье цвета темного янтаря. Как вчерашнее лиловое платье не было совсем черным, так и сегодняшнее не было совсем коричневым. Очевидно, Хелен балансировала на грани приличий в выборе одежды. И без сомнения, в других вопросах тоже.

Впрочем, его это не касается. Хелен уже, мягко говоря, не юная девушка, а что до невинности, тут есть и доля его вины. Конечно, отец галантно объяснил разъяренной Мэри Мидлтон, что если бы не Кэм опозорил ее дочь, так это сделал бы вскоре кто-то другой, учитывая бесстыдное поведение Хелен.

Неужели правда? Кэм до сих пор холодел от этой мысли, но он вынужден был поверить, иначе…

Внезапно Хелен выпрямилась, держа в руке испачканную куклу. Ее лицо порозовело от усилий, непослушная прядь упала ей на нос.

– Распаковываешь вещи? – тихо спросил Кэм.

Второй раз в жизни он увидел, как Хелен покраснела.

– Распаковываю? – ошеломленно переспросила она. – Наоборот! Я их собираю. Должно быть, ящики открыли мистер Ларкин и мистер Стутс. Я этого точно не делала.

Хелен не мигая, с явным беспокойством глядела на него, и на Кэма обрушилась лавина противоречивых мыслей. Первая: расстроенной она выглядит еще красивее. Вторая: Хелен действительно намеревалась уехать. И третья: Хелен по-прежнему считает своим долгом помнить имена его слуг.

Как это на нее похоже. Ей, конечно, уже известно, что Крейн страдает разлитием желчи, Стутс любит азартные игры чуть больше, чем позволяет здравый смысл, а Эмми, служанка на кухне, безнадежно влюблена в Шривза, его грума. Хелен легко заводила дружбу и всегда была несоответствующе приветлива со слугами.

Что до него, то Кэм покрылся испариной, лишь взглянув на нее. Комната вдруг показалась маленькой, пропитанной ароматом духов Хелен. Оттолкнувшись от дверного косяка, он заставил себя улыбнуться.

– Не волнуйся из-за открытых ящиков, ничего же не случилось.

– Благодарю, милорд. – Она слегка присела в реверансе. – Эти вещи будут немедленно убраны.

Шагнув в комнату, он попытался сделать глубокий вдох.

– Ты… значит, ты собираешься уехать? – Кэм говорил непринужденно, но что-то словно сжималось в его груди.

– Разумеется. – Черные, красиво очерченные брови недоуменно сомкнулись. – Я думала, таково ваше желание. – Кэм было открыл рот, но Хелен продолжала: – И вы совершенно правы.

– Прав?

Хелен наклонилась, закрыла дорожный саквояж и поставила его на рабочий столик.

– Честно говоря, мне здесь не так… удобно, как я надеялась.

– Неудобно? – По непонятной причине его вдруг охватила тревога. – Тебе не нравится комната? Могу я что-то сделать…

– Нет, благодарю вас, – перебила Хелен, начиная собирать выложенные из ящика книги и кладя первую стопку в коробку, стоявшую рядом.

Краем глаза Хелен следила, как он с непроницаемым видом идет к столу. Кэм явно недоволен. Но чем? Разве он не велел ей уехать? Теперь же она почувствовала, как воздух вокруг него словно вибрирует от усиленно контролируемых им эмоций.

Сжав руки за спиной, Кэм остановился по другую сторону узкого письменного стола.

– Мисс де Северз. Полагаю, я должен настаивать… – Он умолк и проглотил застрявший в горле комок. – То есть я… я хочу, чтобы вы остались. Я согласен с вашим мнением, что прежде всего я обязан думать об интересах Арианы.

Хелен опустила в ящик еще одну книгу.

– Милорд, вы уже сказали, что мое пребывание здесь неразумно, и вы, конечно, правы. Ваша домоправительница, мисс Нафлз, узнала меня… и спросила о маман! Может случиться, что кто-нибудь упомянет даже наше…

– Ничего не будет упоминаться, мисс де Северз, – холодно перебил ее Кэм. – Никто здесь ничего не знает, а если бы и знал, то не осмелился бы заговорить.

Хелен вспыхнула от уязвленной гордости.

– Однако мое сомнительное происхождение…

– Это мое дело. Я не терплю сплетен и пересудов среди моих слуг.

– Да, милорд, но как мы уже…

– А что касается миссис Нафлз, то, учитывая поведение моего отца, все остальное меркнет в сравнении с его проделками. Обитатели моего дома привыкли к скандалам.

– Я… но вы сказали…

– Не важно, что я сказал, мисс де Северз, – рявкнул Кэм. Его рот превратился в тонкую жесткую линию, и он скрестил руки на широкой груди. – Просто выполняйте работу, для которой вас наняли, и все будут очень довольны.

Хелен слегка оперлась пальцами о стол, изучая выражение лица графа. Она чувствовала, как к ее вискам приливает кровь, а в душе снова борются растерянность и унижение. Она не собачка этого человека, чтобы ей приказывали то сесть, то встать, то уйти, то остаться! Ей не нужны его подачки, а что касается ее репутации, то он первым выразил свою озабоченность по этому поводу. И Хелен еще чувствовала боль от такого отношения.

– Милорд, я не допущу, чтобы вы из-за меня оказались в неловком положении. Я приехала только потому, что приняла условия мистера Брайтсмита. – Она сделала шаг, собираясь отойти от стола.

Но Кэм, будто намереваясь подчинить ее своей воле, накрыл ладонью руку Хелен и сжал ее пальцы.

– Не приписывай мне чужие слова, Хелен, – произнес он вдруг охрипшим голосом. – Я не говорил, что стесняюсь нашей… дружбы. И впредь ты будешь воздерживаться от упоминания этого слова.

Он резко отвел руку в сторону, но лишь затем, чтобы вытащить из ящика книги, и, словно вопрос был решен, стал раскладывать их на столе. Хелен тут же проявила свое знаменитое упрямство, вознамерившись положить книги обратно.

– Перестань, Хелен, – вкрадчиво сказал граф и прижал руками книги к столу. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, Хелен!

Та подняла глаза, с упрямым вызовом глядя на него.

– Пожалуйста, отдайте мои книги, – холодно процедила она. – Вы больно сжимаете мне руку.

– Я хочу, чтобы ты осталась, – заявил Кэм.

– Неужели? – Хелен вздернула подбородок. – А как же мои распущенные нравы? Моя дурная французская кровь? И тот беззаботный континентальный образ жизни, который я вела?

Он сурово взглянул на нее:

– Это твое дело, Хелен. Я не бросал тебе обвинений. И я хочу, чтобы ты осталась.

– Я служу, милорд, а не нахожусь в рабстве, – ответила Хелен, еще больше разозленная его покладистостью.

– Черт возьми, перестань со мной пререкаться, Хелен! – сквозь зубы прошипел Кэм. – Я больше не твой покорный обожатель, выполняющий любую прихоть. С твоей стороны весьма неразумно упорствовать.

Хелен все еще держала книги. Ей следовало бы отодвинуться от Кэма, но ее пальцы были зажаты под стопкой книг. По крайней мере, так она говорила себе. А Кэм все так же упорно продолжал смотреть на нее. Сейчас он выглядел другим, гораздо более жестким, чем она помнила.

– Я не пререкаюсь с вами, сэр! – возразила она, переводя взгляд на стопку книг.

Когда он склонился над ней, его лицо оказалось так близко, что Хелен чувствовала его дыхание, от которого даже слегка шевелились ее волосы, чувствовала жар его гнева, смешанный с чистым запахом мыла для бритья. В его хватке она ощутила неведомый ей раньше безжалостный напор. Хелен ощущала его пронзительный взгляд. Этот человек был ей незнаком. Но он стоял так близко, и она знала, что если сейчас опять посмотрит на него, то непременно коснется лбом его подбородка, а их губы окажутся рядом.

– Прошу прощения, – натянуто сказал он. – Я бы хотел, чтобы ты осталась.

Злясь на себя за нежелательное направление мыслей, Хелен выдернула пальцы из-под книг и слегка ободрала кожу, поэтому отвернулась к стене и поднесла руку ко рту. Она уже начинала понимать, и это понимание вызвало у нее неприятный осадок.

Кэм хотел ее. Но стыдился этого желания.

Мужчины часто ее хотели. Ей пришлось узнать, что реакция мужчины на его физическое желание – сложная вещь. Сейчас Кэм злился. На нее, на себя. И в ответ на свой гнев был готов выдвигать немыслимые требования, а потом сводить ее с ума, произвольно меняя их. Находясь слишком близко от нее, касаясь ее, дыша почти у самого уха.

Как же она глупа! Ведь Кэм не пытается ее соблазнить! Просто ему нравится подчинять ее своей воле, использовать мужскую силу, чтобы немного припугнуть ее. Но ей-то какая разница? Она вынуждена зарабатывать себе на жизнь и всегда кому-то подчиняться. Так имеет ли для нее значение, будет ли это Кэм или другой высокомерный аристократ?

Да, он делает скоропалительные выводы и ошибается, но в глубине души Кэм, по крайней мере, всегда был хорошим человеком. И что еще важнее, есть работа, которую необходимо выполнить. Нужно успокоить и утешить ребенка. Ведь она, Хелен, уже здесь, в Халкоте, одном из немногих мест, где обретается истинное счастье. Разве это не одна из причин, заставивших ее приехать сюда?

Внезапно напряженную тишину нарушило тихое, приглушенное чихание, и взгляд Кэма сразу устремился к большому старому шкафу в углу классной комнаты. Хелен вновь отступила к столу, но Кэм, видимо, ее уже не замечал.

– Ариана, – сказал он удивительно нежным голосом, – выходи из шкафа, дорогая.

Все мысли о только что произошедшем между ними сразу вылетели у Хелен из головы. Граф с тяжелым вздохом подошел к шкафу и открыл дверцу. Внутри, сжавшись в комочек, прижав колени к подбородку, сидела худенькая, светловолосая девочка. Она не издала ни звука, но все было ясно по мрачному выражению ее лица.

Кэм молча наклонился и протянул девочке руку. Моргая от неожиданного света, та послушно взяла ее и неохотно вылезла из своего убежища. Хелен удивилась, что она босая, а волосы у нее растрепаны. Малышка прижимала к себе потрепанную игрушку – зверя непонятной породы.

Кэм поднял девочку на руки и поверх ее всклокоченных светлых волос поймал взгляд Хелен. Нескрываемая боль в его глазах пронзила ее сердце так, как никогда бы не смогли даже самые гневные слова. Кэм любил свою дочь, в этом никто бы не усомнился. Сейчас на его лице были страдание и множество вопросов, остававшихся без ответов.

Сердце Хелен потянулось к нему, как оно тянулось к другим, до него, и внезапно она увидела в Кэме не бывшего возлюбленного или высокомерного лорда, а отца, переживающего за своего ребенка.

Малышка уткнулась в накрахмаленный шейный платок отца, не желая взглянуть на нее.

– Ариана, – спокойно сказал Кэм, – это твоя новая гувернантка, мисс де Северз.

– Доброе утро, Ариана, – бодро произнесла Хелен.

Зарываясь еще глубже в складки галстука, девочка крепче вцепилась в отца.

– Пожалуйста, милая, посмотри на мисс де Северз. Улыбнись ей, хорошо?

Помедлив, Ариана чуть повернула голову, искоса глядя на Хелен прищуренным глазом, но улыбка так и не появилась на ее лице. Хелен изучала девочку, радуясь уже тому, что она выглядит физически здоровой, даже высокой для своего возраста. Кудри были настолько светлы, что казались почти белыми, а глаза… по крайней мере тот, что смотрел на Хелен, был поразительного синего оттенка на фоне розовой прозрачной кожи, а ее личико было круглым, свежим и прекрасным. Вся она казалась воздушной и призрачной, словно была ангелом, а не обычным ребенком.

Хелен посмотрела на ее побелевшие пальцы, вцепившиеся в лацканы сюртука Кэма. Беспокойство девочки столь же очевидно, как и любовь Кэма к дочери. Она впервые ощутила неимоверную тяжесть ответственности, которую так необдуманно взвалила на себя. А если ничего не получится? Тогда она подведет Кэма, человека, который всегда будет значить для нее нечто большее, нежели просто хозяин, давший работу.

– Не беспокойся, Ариана. – Она слегка коснулась рукой худенького плеча девочки. – Я понимаю, тебе уже надоело каждый раз видеть новых гувернанток. Обещаю, что постараюсь научить тебя всему побыстрее.

У девочки мелькнуло подобие улыбки, но в этот момент на пороге комнаты появилась молодая служанка, держа в руке пару маленьких туфель.

– О, прошу прощения, милорд, – торопливо присела она. – Девочка убежала от меня. Я пошла за ее туфлями, а когда вернулась, она исчезла.

– Я понимаю. – Граф опустил Ариану на пол и по-отцовски слегка шлепнул девочку. – Ступай с Мартой, шалунья. И оденься, чтобы за ленчем я увидел тебя в чулочках и туфлях.

После их ухода в комнате словно повеяло холодом, и вернулась неловкость, которая ранее царила между ними. Хелен услышала шуршание книг, будто Кэм перебирал их на столе, но оборачиваться не стала.

– Ну, что же, – наконец печально сказал он. – Вы теперь видите… как она… нездорова, мисс де Северз.

Хелен резко повернулась:

– Я вижу только очень испуганного ребенка, милорд. Об остальном пока рано судить.

– Я всегда был с ней мягок. – В голосе Кэма послышались нотки горечи. – И полагаю, девочку мучает не просто страх.

– Извините, милорд, – ответила Хелен, тщательно подбирая слова. – Я не хотела сказать ничего плохого. И страх редко бывает простым. Особенно у таких маленьких детей, как Ариана, когда им трудно понять разницу между воображаемым страхом и реальной опасностью.

Кэм смотрел на стол, продолжая бесцельно перебирать книги.

– Ты сумеешь помочь ей, Хелен? – наконец спросил он безмерно усталым голосом. – Ты останешься? Пожалуйста…

– Я останусь, – кивнула она. – А смогу ли ей помочь… я молюсь, чтобы это было так. Но я никогда не обещаю… – Она беспомощно замолчала.

Кэм махнул рукой, потом взял одну из ее книг.

– Что это такое, черт возьми? – неожиданно спросил он, словно надеясь разрушить мучительную близость между ними. Потом медленно, как бы обдумывая слова, прочитал название: – «Медицинские исследования и наблюдения за расстройством рассудка»?..

– Ее автор, доктор Раш, учился в Эдинбурге, милорд. Он писал об особых медицинских случаях, касающихся болезней, которые могут воздействовать на умственные процессы человека, а не на физическое состояние тела.

– Осмелюсь утверждать, что имею некоторое представление о той области медицины, которую ты имеешь в виду, Хелен. Но тебе я могу показаться дилетантом.

Хелен не клюнула на эту уловку.

– Что же, – деловито сказала она, – как видите, это учебник Раша по умственным расстройствам. Боюсь, что он уже несколько устарел, но многие продолжили его исследования, и в моей работе гувернантки они мне помогают.

Грусть Кэма, поначалу сменившаяся высокомерием, теперь готовилась перейти в гнев. Яростным движением он бросил книгу на стол.

– Моя дочь, – прорычал он, – не безумная!

Хелен заставила себя рассмеяться и холодно парировала:

– Что вы, милорд, едва познакомившись с Арианой, я, безусловно, не стала бы применять слово «безумная». Однако если ее настроение столь же переменчиво, как ваше…

– Как мое? – прищурился он, потом, к ее огромному удивлению, уголок его рта слегка дрогнул. – Очень хорошо! Ты, черт побери, может, и права. Я безумец! – Он провел рукой по волосам. – Но только не Ариана, и я не позволю относиться к ней как к безумной.

Устыдившись собственного сарказма, Хелен смягчила тон:

– Она, конечно, разумная девочка, милорд. И вообще термин безумие несколько устарел. Я много лет работала с врачами, а также с их пациентами и встретила не более полудюжины случаев, которые можно было бы охарактеризовать как безумие. Однажды на лекции в Венском университете…

– Ты имеешь в виду медицинскую школу? – перебил он с сомнением в голосе. – Но ведь женщинам не разрешают изучать подобные вещи.

– Ну да, – признала Хелен. – Но если у человека есть хорошие друзья, можно иногда посещать больницы, незаметно присутствовать на лекциях.

– Хм! – такова была бесстрастная реакция Кэма. Он стал листать другую книгу, и в его глазах появилось любопытство. – А это что?

– Трактат по применению психотерапии, – быстро перевела с немецкого Хелен, радуясь, что Кэмден Ратледж хотя бы не вышвырнул ее книги в окно, как сделал один из ее прежних хозяев. – А вот эта, – сказала она, с нетерпением указывая на третью книгу с загнутыми уголками страниц, – написана моим соотечественником, мсье Пинелем, директором больницы Bicкtre. Он считал кровопускание или клизмы неэффективными методами лечения умственных расстройств и отверг их.

Кэм поморщился, затем взглянул на нее, подняв густые брови.

– Должен признаться, мисс де Северз, вы меня поражаете. Как, скажите на милость, можно поставить диагноз умственного расстройства? Кстати, я начинаю опасаться, что последние два дня страдаю этой болезнью!

Хелен бросила на него вопросительный взгляд.

– Надеюсь, милорд, вы согласитесь, что термин «умственное расстройство» более предпочтителен, нежели «безумие».

– А разве не может человек страдать и тем и другим? – спросил он с мрачной улыбкой.

Борясь со смехом, Хелен попыталась не обращать внимания на его поддразнивание.

– Возможно, у Арианы умственное расстройство. Я не вправе это утверждать, поскольку я не врач. Но если она сообразительная…

Кэм захохотал.

– Как лиса, – ответил он, возвращаясь к своей обычной серьезности. – Это мнение дилетанта. А ученые мужи настаивают, что она глуповата. Тем не менее год назад я нанял ей первую гувернантку, пытаясь научить ее читать и считать.

– Я не ошибаюсь, полагая, что она уже начинала говорить? – спросила Хелен, вспомнив слова Брайтсмита.

– Да, первоначально ее словарный запас был даже велик для ее лет.

– Она, конечно, выглядит физически здоровой. Но может ли она учиться? Например, может ли Ариана выполнять словесные приказы? Играть в простые игры? Может ли связно думать?

Кэм заколебался, озадаченный и обиженный натиском Хелен.

– Разумеется. Я убежден, что Ариана неглупа, просто она боится. А если человек не говорит…

– Вот именно, – сочувственно произнесла Хелен. – В таком случае трудно узнать причину, не так ли?

Она решила не мучить Кэма расспросами, пока не проведет больше времени с девочкой. Их разговор явно причинял ему боль, намного полезнее узнать все от самой Арианы.