— Власть, деньги, секс и… Какая, по-вашему, четвёртая из самых животрепещущих тем всех времён и народов? — радостно спросил ведущий радио, звучащего в машине.
Такси остановилось у аэропорта. Аврора взялась за ручку двери, надеясь дослушать.
— Сегодня третье мая. В Санкт-Петербурге плюс двенадцать, солнечно. Правильный ответ — сразу после музыкальной композиции. Оставайтесь с нами!
Аврора без особого сожаления вздохнула. Под бодрящее «Тынц! Тынц!» вылезла из машины.
И замерла.
— Чёрт! Только не это!
У здания аэропорта теснились автобусы прессы. Обещанное солнце отражалось в логотипах известных телеканалов. Операторы с камерами, журналисты с микрофонами.
Аврора хлопнула дверью, сглотнула резко пересохшим горлом. Нет, только не под дула безжалостных объективов, не под град жалящих вопросов: «Хорошо спите, доктор Романовская?», «Совесть не мучит?», «Кошмары не снятся?», «Каково это — убить человека?»
Она достала из сумки тёмные очки, надвинула пониже кепку.
Водитель поставил у ног чемодан.
Аврора торопливо поблагодарила. Натянутый поверх кепки капюшон толстовки надёжно упрятал приметные светлые волосы. Часы показывали: время до окончания регистрации есть, и Аврора решила переждать. В надежде, что со стороны сейчас больше похожа на сутулого подростка, чем на двадцативосьмилетнюю женщину, а бойкие репортёры скоро разъедутся, Аврора подхватила маленький чемодан и уверенно покатила прочь.
Укрытий под широким козырьком большой парковки наблюдалось немного — лишь могучие, как атланты, круглые бетонные столбы. За одним из них у дороги Аврора и приютила чемодан. Прислонилась к столбу спиной.
Телефон привычно лёг в руку. По экрану побежали полученные сообщения.
Муж с пожеланием «Хорошо долететь!» (Да что ты!), адвокат с копией заявления на развод (Вот это уже лучше!), подруги с заезженным до тошноты «Всё будет хорошо» (Девочки, я вас, конечно, люблю, но как же надоели эти ничего не значащие слова. Откуда вы знаете, что будет?), коллеги с вопросами. Две недели, как Аврору отстранили от работы, а они всё пишут и пишут, уточняя информацию то по одному её пациенту, то по другому.
Аврора отправила последний короткий ответ, вбила в поисковик «самые животрепещущие темы». Деньги, отношения, секс, воспитание, пенсия, водка — выдал Интернет.
«Кто бы подумал», — усмехнулась она. Изменила запрос. Набила «власть, деньги, секс и…» и обнаружила, что за ней наблюдают.
Из окна припаркованной рядом машины, небольшой, красненькой, девчоночьей, торчал любопытный нос, кокетливый беретик и два пытливых детских глаза.
Они внимательно изучили Аврору. Потом маленькая пассажирка спряталась — остался только след от дыхания на стекле. Мягко щёлкнул замок, под дверью машины появилась одна нога в розовом ботиночке, другая, а потом и вся девочка лет пяти, чудесная, как маленькая фея. В непромокаемом пальтишке как раз по весенней погоде, с роскошной сумочкой на боку и откушенной булочкой в целлофановом пакетике, зажатом в руке.
Девочка аккуратно закрыла дверь, покрутилась, словно выбирая, куда бы пойти, и взяла курс прямиком на проезжую часть.
— Далеко собралась? — Аврора едва успела обогнуть машину, чтобы перехватить беглянку у заднего бампера, опередив пролетевшее мимо такси, под колёса которого едва не выскочила малышка.
— К маме, — с детской непосредственностью показала она пальцем, не испугавшись ни неожиданной опасности, ни незнакомой тёти.
Аврора повернулась. Там, куда показывала девочка, за несколькими полосами движения на островке безопасности выясняли выяснения мужчина и две женщины.
Одна из женщин стояла к Авроре спиной: длинное пальто, тёмное и элегантное, ювелирность талии, головокружительной высоты каблуки, волосы, окрашенные в ядовито-винное, уложенные с продуманной небрежностью. Она откидывала их назад, царственно встряхивая головой, и как дирижёр взмахивала руками, что-то объясняя другой, стоящей к Авроре лицом. Вторая, одетая в джинсы, куртку и забавную кепку, мягкую и хулиганскую, то поправляла серьги, что цеплялись за лёгкий шарф, то переплетала на груди косу. Мужчина в чёрном пальто нараспашку, высокий и весьма привлекательный с виду, пытался уладить конфликт, защищая ту, которая с косой, и стараясь что-то объяснить той, которая явно никого не хотела слышать.
Аврора рассмотрела сколько смогла и постаралась загородить собой девочку — что бы там ни происходило, ни к чему ребёнку это видеть.
— У меня есть другое предложение. — Она посмотрела по сторонам: что бы придумать.
— Какое? — склонила голову набок девчушка.
— Во-первых, утеплимся. — Аврора присела на корточки и, нащупав молнию, затянула замок пальтишко до маленького подбородка с чудесной ямочкой. Заботливо поправила торчащие из-под берета тёмные, вьющиеся волосёнки. — А во-вторых… пойдём кормить птичек, — показала на что-то клюющих по центру мощёной дорожки голубей.
— Птички! — Девочка радостно рванула к сизарям.
«Может, власть, деньги, секс и… птички?» — улыбнулась Аврора.
Скользнула глазами по экрану.
Четыре вечные темы.
— Надо раскрошить, — подсказала Аврора. Присела на корточки.
Малышка кивнула. Оторвала ещё кусочек. Стала мять в руке, потом протянула Авроре.
Они обе перепачкались в сахарной пудре и повидле, но голуби — птицы благодарные, оценили их усилия, бесстрашно спустились из поднебесья, где сидели на железных перекрытиях, и стали дружно склёвывать крошки.
— А ты кто? — кинула ещё кусочек булочки девочка.
— Я? — удивилась Аврора, не зная, как ответить на простой вопрос. Пожала плечами.
— Шпиён? — снова склонила голову девчонка, разглядывая Аврору, вернее, своё отражение в зеркальных линзах.
— А, ты об этом, — стараясь не запачкать грязными руками, Аврора стянула капюшон, сняла очки. — Ну, можно сказать и так: шпион.
— Настоящий спицагент? — недоверчиво прищурилась та.
— Конечно. Только тс-с-с… — приложила палец к губам. Хотела бы она сказать, что на самом деле доктор, хирург, но дети не любят врачей, а спецагент… ну почему бы и нет.
— А какое у тебя задание? — не сдавалась коварная девочка.
— А ты никому не скажешь? — также пытливо посмотрела на неё Аврора и полезла в сумку за влажными салфетками.
Та отчаянно замотала головой.
— Я спасаю птиц, — тихо, по секрету сказала Аврора, забрала у девчушки пустой пакетик, и принялась оттирать пахнущей ромашкой влажной тряпочкой ладошки и маленькие пальчики.
— От кого? — удивилась девочка.
— Здесь? От самолётов, конечно. Мы же в аэропорту.
Аврора представила, как бежит по взлётно-посадочной полосе, размахивая руками и распугивая чаек перед взлетающим бортом, что для Пулково вполне актуально, у неё даже был пациент — авиационный орнитолог. На самом деле по взлётной полосе они, конечно, не бегают — включают устройство, что издаёт резкие звуки, и птицы, что летом любят склёвывать выползающих на взлётную полосу дождевых червей, разлетаются. В особых случаях орнитологи даже выпускают специально обученного сокола, а детям нужно говорить правду, но Аврора не успела.
— Мой папа тоже спецагент, — неожиданно заявила девочка.
— Ух ты, — вздохнула Аврора, догадавшись: папа — спецагент, или лётчик, или космонавт — значит, папа умер, или что вероятнее, бросил их с мамой.
Сердце сжалось. Она подавила желание развернуться к спорящим женщинам: узнать, какая победила. Аврора поставила бы на макнувшую волосы в вино, хотя девушка в кепке ей понравилась больше. И на вопрос «Кто из них мама девочки?» Аврора поставила бы на девушку с косой.
— А ты его знаешь? Моего папу? — послушно вынесла пытку влажной салфеткой девочка.
— Может быть, — уверенно ответила Аврора.
Она встала, разминая затёкшие ноги, оглянулась в поисках урны. Увидела, что чемодан упал. И едва успела его поднять, когда услышала за спиной два возгласа разными женскими голосами.
Один голос повыше, встревоженный, воскликнул:
— Ты зачем вышла из машины?!
Второй погромче, злой:
— Я всё сказала! С тобой свяжется мой адвокат.
А затем только что поднятый чемодан оттолкнули вместе с Авророй.
Оттолкнули грубо, бесцеремонно, как помеху, мебель, мусор.
Чемодан больно ударил по ноге, Аврора оступилась, не удержала равновесие, упала. А недовольная, с перекошенным от злобы лицом женщина, взмахнув волосами, пошла дальше, не обернувшись, стуча высоченными каблуками с такой силой, что из-под них должны бы лететь искры.
«Вот же сука!» — выдохнула Аврора.
Хорошо бы крикнуть вслед хамке что-нибудь подобающее ситуации, но не при ребёнке же, да Аврора и не умела, лишь с досадой качнула головой и стала подниматься.
Дурацкое происшествие расстроило куда сильнее, чем должно бы.
Стало обидно, тоскливо, жалко себя до слёз, и от приятного ожидания полёта и отдыха, что Аврора предвкушала по дороге в аэропорт, и от теплоты чудесных минут, что провела в обществе славной маленькой девочки, забыв обо всём, не осталось и следа. Глаза защипало.
Обычно жизнерадостная, лёгкая в общении, улыбчивая Аврора за эти две недели, казалось, разучилась и радоваться, и улыбаться — столько всего произошло.
Она шмыгнула носом, но не позволила себе заплакать. Сглотнула подступивший к горлу ком.
Сразу три пары рук бросились ей на помощь: мужчина в чёрном пальто помог подняться, девушка с русой косой подняла чемодан, девчушка заботливо отряхнула грязь с ушибленной коленки.
— Простите её, — подвинул Авроре мужчина многострадальный багаж: она ещё и в аэропорт не успела зайти, а чемодан уже изгваздался. — Вам точно досталось не по делу.
— Ничего, бывает, — великодушно кивнула Аврора, сделав вывод, что им с чемоданом — да, а вот мужику, видимо, по делу: на небритой щеке багровела пощёчина.
Но от его извинений неожиданно стало легче. Не так чтобы как рукой сняло, но уже не так остро и болезненно. Попустило, как говорила одна из пожилых медсестёр в клинике, крестясь, когда пациенту становилось легче.
Репортёры у входа в аэропорт, слава богу, уже не толпились. Двери приветливо распахнулись. Аврора подняла голову в поисках информационного табло и невольно остановилась — всё тот же мужик стоял прямо напротив. Ей наконец удалось его рассмотреть.
Вблизи он выглядел даже лучше, чем издалека.
Чёрное пальто. Чёрные джинсы. Тёмно-серая толстовка с капюшоном, застёгнутая наглухо. Стильная стрижка. Большая чёрная спортивная сумка оттягивает плечо.
Вид как у памятника Петру Первому в Кронштадте — решительный, упрямый. Независимый. Не хватает только обнажённой шпаги, мундира и ботфортов, а так всё при нём: и рост выше среднего, и широкие плечи, и нахмуренные брови, и тёмный пронзительный взгляд. Откинув полы пальто, он засунул руки в карманы и, задрав голову, смотрел на табло регистрации.
Аврора обрадовалась, что не на неё, а когда мужчина развернулся и пошёл, невольно проводила глазами.
«Красивый мужик, — качнула она головой, глядя ему вслед. — Чертовски красивый мужик».
По случайности он пошёл в ту же сторону, что требовалась Авроре — к стойкам регистрации Уральских авиалиний. И к несчастью, в сторону шумной толпы журналистов. Аврора про них чуть не забыла. Сбившись рыхлой кучкой внутри здания, они по-прежнему кого-то ждали.
Она поспешно вернула на нос очки, надвинула на глаза кепку, пониже опустила голову, проходя мимо. Но ждали, видимо, не её: никто не побежал за ней вслед, не окликнул. Аврора даже подумала: а, может, уже всё? Новость живёт недолго. Может, ни доктор Романовская, ни общественный резонанс, что вызвало выдвинутое ей прокуратурой обвинение, уже неинтересны репортёрам? Может, её наконец оставили в покое?
В груди шевельнулась слабая надежда. Она так устала, вымоталась, обессилила за эти дни, что ещё чуть-чуть и ей, наверное, будет всё равно, что советует адвокат, что решит суд, что её посадят — пусть уже это как-нибудь закончится. Просто как-нибудь закончится.
Пройдя регистрацию и сунув несчастный чемодан в калибратор багажа — подтвердить, что имеет право взять его в салон, Аврора, спрятавшись за очередной колонной, наблюдала за стихийной пресс-конференцией, что устроил для журналистов пожилой представительный мужчина, которого всё же дождались журналисты.
Его лицо показалось Авроре знакомым. Чиновник? Бизнесмен? Политик?
Она даже полезла в телефон, услышав, как к нему обратились «Сергей Иваныч», но отвлеклась: снова увидела знакомую девочку и красивого (чтоб его) мужика.
Бросив сумку на пол, он разговаривал с мамой девочки, снова переплетавшей на груди русую косу, и одновременно развлекал девчушку.
Малышка уже без беретика и пальто в щедро украшенной блёстками кофточке, довольно визжа, то подлетала в его руках к потолку, то кружилась, расставив руки, изображая летящий самолёт, то убегала и пряталась, лукаво выглядывая из-за тележек для багажа.
«Кто он ей?» — невольно гадала Аврора, глядя на их милую возню.
Кто та фурия, что отвесила ему пощёчину, пригрозила адвокатом и оттолкнула Аврору? Жена? А эта с ребёнком, похожая на студентку? Любовница?
Тема измен звучала сейчас для Авроры особенно актуально и болезненно, поэтому она выбрала вариант «жена и любовница». Тяжёлый вздох сорвался с губ.
«Значит, козёл, такой же как мой муж», — сделала неутешительный вывод Аврора и пошла к выходу на посадку, погрузившись в безрадостные мысли.
.
Что муж Авроре изменяет, понять было нетрудно. Но, как и каждой влюблённой дурочке-жене, что узнаёт обо всём последней, ей, наверное, просто не хотелось верить, что десять лет брака были не красивой сказкой — отвратительным фарсом, одной бесконечной ложью, которой всё это время Аврору кормил муж.
Не хотелось верить, что её муж, великолепный Валерий Романовский, умный, красивый, талантливый, взрослый, сейчас, в пятьдесят шесть владелец сети клиник эстетической хирургии, в одной из которых оперировала Аврора, а тогда преподаватель медуниверситета, профессор Романовский, который стал её первым мужчиной, и в которого она без памяти влюбилась, всё так же увлекается студентками, ассистентками и всеми прочими юными длинноногими особами.
Аврора долго стояла в начале салона, на всякий случай делая вид, что трёт висок, на самом деле прикрываясь рукой, пока в узком ряду кресел размещали женщину на костылях и ногой в гипсе.
А когда самолёт взлетел, забившись в угол к иллюминатору в последнему ряду кресел у туалетов, где даже спинки не откидывались (сама попросила место), Аврора смотрела на крылатую тень, что скользила над городом, на блики, что оставляло на куполах церквей вечернее солнце, на тёмную воду Невы и вдруг испугалась, что больше не вернётся.
Что, написав заявление на развод, она летит к родителям на майские праздники не проведать и лично объяснить, что её, возможно, посадят, не «подумать, прийти в себя и перестать истерить», как посоветовал муж — прощается навсегда.
Уже никогда она не увидит их с Романовским большой красивый дом на берегу Финского залива, сосновую рощу, в которой иногда бегала по утрам, но чаще просто гуляла, песчаный пляж, куда приходила подумать и посмотреть на волны, кабинет в клинике, где проводила большую часть дня, а порой и все выходные.
Что запах тёплой, только что из автоклава, одежды, звон инструментов, писк коагулятора, сизый дымок над ним, сияние многоглазых ламп и мониторов над хирургическим столом — её любимое место в больнице — операционная, станет для Авроры лишь воспоминанием.
— Простите, здесь свободно? — прозвучал над головой мужской голос.
Чёрт! Когда разбуженная вопросом Аврора очнулась, задремав во время набора высоты, уже и пледов не было, и на трёх креслах в соседнем ряду, подняв подлокотники, растянулся какой-то дядька.
Оценив не самое дружелюбное выражение лица Авроры спросонья, потенциальный попутчик виновато оглянулся:
— К сожалению, место у запасных выходов занять нельзя, женщину с ребёнком я тоже беспокоить постеснялся, но если вы против…
— Садитесь, конечно, — перебила Аврора, снимая очки.
Она так долго думала с ответом, из-за чего мужчина стал вынужденно оправдываться не потому, что против, а потому, что растерялась — у её кресла стоял тот самый мужик, за жизнью которого она невольно подглядывала в аэропорту.
«Чудесная малышка, жена, любовница, извинения. Красивый мужик. Вроде ничего не забыла», — мысленно усмехнулась Аврора.
— Далеко летите? — спросил он, с трудом запихивая длинные ноги в узкое пространство между сиденьями.
— А вы? — улыбнулась Аврора, подразумевая нелепость вопроса, но потом сама себя опровергла, вспомнив, что самолёт делал техническую посадку в Екатеринбурге, а значит, часть пассажиров выйдет там, а часть отправится дальше.
— До конца, — ответил мужчина.
— Я тоже, — кивнула Аврора.
Понадеялась, на этом разговор будет исчерпан: она достала из кармана телефон, мужчина пришёл с ноутбуком в руках. И какое-то время они действительно молчали, каждый занятый своим гаджетом, но потом он уронил на пол между ними наушник, нагнулся.
Аврора невольно улыбнулась: в его густых тёмных волосах, подстриженных длинно и слегка взъерошенных, застряла блёстка — маленькая серебряная звёздочка из аппликации на кофточке у девочки.
— Простите, — едва не ткнулся он лицом в её колени.
От запаха его одеколона, приятного, мужского, незнакомого, а может, от вида этой невинной звёздочки у Авроры невыносимо заныло в груди.
Как же она хотела какую же славную девочку с тёмными кудряшками, как в детстве у Романовского, или мальчика с васильковыми глазами, как у неё.
Но муж был категорически против.
.
— Аврош, ну разве нам плохо вдвоём? — кривился Романовский. — Ну, честное слово, что за средневековые пережитки: семья, дети, быт. Неужели обязательно обременять себя стиркой, готовкой, пелёнками? Изнурять организм беременностями, портить родами? Посмотри, какая ты у меня красавица, — вёл он пальцами по её шее, груди, животу, — с фарфоровой кожей без единого изъяна. А эти потрясающие льняные волосы? Я не готов ими жертвовать ради какого-то спиногрыза. Хватит того, что я позволяю тебе работать, — отшучивался он.
— Если я не буду работать, то сойду с ума, — возражала Аврора.
— Какая глупость, — фыркал Романовский. — Есть сотни приятных занятий, которым можно посвятить себя вместо обходов, приёмов и многочасового стояния у хирургического стола.
— Сотни! — усмехалась Аврора, подначивала: — Назови хотя бы десять.
Романовский начинал перечислять: путешествия, музыка, живопись, стрельба из лука, прогулки верхом. Под конец даже про телевизор вспоминал.
— Который, кстати, тоже можно смотреть целыми днями, — улыбался он.
Аврора улыбалась в ответ:
— Прогулки на лошадях? А это не средневековье? Добавь вышивание на пяльцах и, чем там ещё развлекались настоящие леди? Читали вслух женские романы?
— И ждали мужа, — добавлял он.
Готовил в их доме повар, убиралась горничная, за порядком следила экономка, за финансами — бухгалтер, трудности решал адвокат, на работу возил водитель.
Авроре грех было жаловаться. Да она и не жаловалась. Просто всё сильнее ощущала пустоту. И страх, что однажды останется совсем одна в их огромном доме среди дорогих картин, классической музыки, коллекции арбалетов и рамок с фотографиями.
— В конце концов, если захочешь понянчиться, всегда можешь поехать к подругам, — поучал Романовский, брезгливо кривясь. — Надышишься волосёнками, пропахшими молоком над пульсирующим родничком, пару раз отстираешь с одежды кислую детскую отрыжку, сменишь несколько вонючих подгузников и вернёшься домой довольная, что не тебе достанутся колики и первые зубы, юношеские прыщи и ранняя менструация. Ты сама не знаешь, чего просишь.
Наверное, она и правда не знала. Но однажды смирилась и перестала настаивать…
.
— У вас, — показала Аврора на волосы мужчины и убрала застрявшую в них звёздочку.
— Это, наверно, с Есеньки, — тепло улыбнулся он. — Ну, вы с ней уже знакомы.
— Да? — одновременно улыбнулась и удивилась Аврора. — Её зовут Есения?
Когда в своё время каждая из её беременных подруг спрашивала, как назвать ребёнка, Аврора с усердным постоянством предлагала имя Есения, но ни одной из четырёх оно не пригодилось: у троих родились сыновья, дочь четвёртой назвали в честь бабушки Эмилия.
— Есения, — кивнул мужчина. — Моя племянница.
— Аврора, — вложила она свои ледяные в его тёплые пальцы и, едва коснувшись, поспешно забрала, застеснявшись их промозглой стылости, сунула под ноги погреть. Руки хирурга должны быть тёплыми и сухими. Стальные нервы, львиное сердце и женские руки. — А вы пощёчину, значит, заслужили? — спросила она.
— Ещё как, — он снова выразительно вздохнул.
Аврора молчала, в надежде, что он расскажет и остальное: случайным попутчикам разве не принято выбалтывать самые сокровенные тайны? Хотя какая уже тут тайна: пощёчина, развод, сестра, что, наверное, пыталась их с женой помирить. Гуляет, вздохнула она. Но почему-то ждала, что этот мистер Девчонки-Держите-Себя-В-Трусах (высокий, стройный, сильный, красивый, лет тридцати плюс, с сексуальной небритостью) снова её удивит. Хотела, чтобы удивил. Даже затаила дыхание, когда он задумчиво поскрёб щетину.
— Есть у меня одна отвратительная черта. Называется: всё или ничего.
— Полюбить — так королеву, проиграть — так миллион? — подсказала Аврора.
— Верно, — кивнул Демьян. — Если уже взялся за что-то — делать, а нет — так не браться вовсе. А я взялся за проект, который потребует колоссального вложения и сил, и средств. Взялся, не посоветовавшись с женой. Вернее, уже получив от неё последнее китайское предупреждение и зная заранее, что она будет против.
— У неё были другие планы? — догадалась Аврора.
— На меня так точно. Она планировала… в общем, неважно, — передумал он делиться планами жены. — А мне в ближайшие три месяца придётся заниматься исключительно подготовкой к работе на большом историческом фестивале в Москве, — он вздохнул совершенно без сожаления. — Но, кто не рискует, тот не выигрывает.
— Любите рисковать?
— «Риск — часть моей жизни. Я рискую. Я проверяю этот мир на прочность. И мне всё равно, что обо мне думают», — сказал кто-то, надеюсь, из великих, — улыбнулся Демьян. — А я обычно называю это бизнес-план.
Улыбка у него была очаровательная. Негодяйская. Лукавая, соблазняющая.
И взгляд такой же. Сейчас с мечтательным прищуром — спутником рвущихся на волю натур, искателей приключений, непосед, дон кихотов. Бесстрашный, долгий. Тёмный.
— А вы? От кого-то прячетесь? — показала он на кепку.
— А, это, — поправила бейсболку Аврора. — Да так. Не хочу привлекать внимание.
— Но вы же в курсе, что выходит наоборот? Я вот, например, из-за тёмных очков подумал, что под глазом у вас синяк. А уж когда вы сказали про развод…
— Нет, всё не настолько плохо, — засмеялась Аврора. — Муж меня не бьёт. И не преследует. Всё банальнее.
Противное слово «гуляет», что она так легко применила к Демьяну, снова первым пришло на ум, но по отношению к мужу Аврора попыталась заменить его на политкорректное «изменяет», «ходит налево», или неприличными синонимами, или эвфемизмами, вроде «кобелировать» и «трепать чужие юбки», но как ни крутила — звучало гадко.
— Просто я вошла в те семьдесят пять процентов женщин, которым изменяют мужья, — ответила она.
Демьян слегка нахмурился. Задумался. Прищурился. В этот раз как-то иначе. Эдаким прищуром-детектором с функцией «видеть человека насквозь».
— И долго вы в браке? — спросил этот Король Прищуров.
— Десять лет. А вы?
— Немного меньше. Пять.
Он откинулся на сиденье, покачал головой, словно его расстроили её слова. Или озадачили. Или… Аврора вдруг обратила внимание, что его словно что-то беспокоило рядом с ней. Словно он вёл какую-то внутреннюю борьбу, которая не давала ему сидеть спокойно. Что-то поправлял, перекладывал, одёргивал, хрустел пальцами, крутил головой, щёлкал футляром наушников. Словно Аврора его смущала, хотя, конечно, смущённым он не выглядел. Как не выглядел и похожим на мужей тех двух с половиной из десяти баб, которым хранили верность.
— А вы?.. Изме.. зна… — уставился на неё Демьян, поражённый внезапным косноязычием и чем-то ещё, что заставило его прекратить двигаться, словно он что-то вдруг понял, постиг. Осознал.
Хотела бы Аврора знать, что. Она вот, например, до сих пор не осознала глубину пропасти, в которую летела. Ещё не могла поверить, и, несмотря на подписанное заявление на развод, находилась в стадии отрицания. Ещё надеялась проснуться, прогнать страшный сон и увидеть, что всё по-прежнему. Романовский — примерный семьянин и верный муж. Та баба, совсем девчонка, что явилась к ней в дом, уселась в кресло и, скрестив длинные ноги, беспокойно оглядывалась в гостиной, пока Аврора вытаскивала фотографии из сунутого ей в нос конверта, просто наглая шантажистка. Фотографии, где её великолепный муж энергично напрягает голые ягодицы над юным гибким телом, что сидело перед ней в кресле — подделка. Журналисты, что дежурили возле дома и совали длинные объективы своих камер в окна — пригрезились. И девушка, та славная весёлая толстушка, что умерла на её операционном столе — жива.
Аврора сглотнула вставший в горле ком.
— А я?... Что? Изменяла мужу? Нет, я не изменяла. — Аврора усмехнулась. — А вы, изменяли жене?
— На самом деле я хотел спросить: вы знаете с кем изменял вам муж? — смотрел на неё Демьян прямо, пристально, неотрывно, можно сказать, испытующе. — Но на ваш вопрос отвечу. Да, я изменял.
Демьян вытянул шею, чтобы посмотреть на салон.
Он едва сдерживал улыбку: да, знал, как на него реагируют женщины, и как на них порой реагирует он. Первым Демьян беззастенчиво пользовался, вторым — вдохновлялся. Но ни тому ни другому не придавал особого значения. Он легко увлекался, но также быстро остывал.
Пожалуй, за свою тридцатичетырёхлетнюю жизнь Демьян Кораблёв ни одну женщину по-настоящему не любил, и в любовь не верил. Как, впрочем, не верил в дружбу между мужчиной и женщиной и в прочие суррогаты.
Он верил в секс, признавал единственную форму отношений — интимные, и считал оргазм лучшим способом взаимопонимания.
Симпатия, уважение, привязанность, солидарность, товарищество, семейные узы — всё это, конечно, тоже хорошо, но для молодого, активного мужика — лишь компромиссы с собственным либидо, а точнее, с отсутствием его.
Вот так грубо и честно он бы ответил этой женщине, переживающей не лучший период жизни, если бы она его, конечно, спросила.
Другие пассажиры тоже выглядывали над креслами, вертели головами, оборачивались, но никто не вставал. А Демьян так надеялся, что кроме Авроры Романовской найдётся среди трёхсот человек ещё хоть один врач.
Да, он знал, кто она.
Знал, какая история, точнее, беда с ней приключилась, и в какой громкий скандал её превратили журналисты. Знал её чёртова мужа, Валерия Викторовича Романовского. Знал, где она живёт, где училась, где работает. Знал, что у них нет детей, а Романовский ей изменяет. Давно. Всегда.
Демьян даже знал какого цвета у неё глаза — сапфировые.
Конечно, как любой нормальный мужик он бы сказал: синие. Ну в крайнем случае голубые, то есть светло-синие, если бы вообще обращал на цвет внимание. Демьян был не силён в оттенках и не считал себя романтиком. Но знал, что это нравится женщинам, поэтому по обстоятельствам демонстрировал то пресловутый байронизм, то лёгкий дебилизм, то широкие жесты, то романтическую возвышенность. Демонстрировал, не в смысле фальшиво изображал, а в смысле проявлял ту или иную сторону своей мятежной натуры, требующий то потрясений и страстей, то спокойной, размеренной жизни, и к чему больше склонен он пока не определился.
Поэтому в её случае — натуральный васильковый сапфир. Что, скорее всего, соответствовало истине. Чистый, ясный цвет. Слегка нереальный. Как и её льняные волосы (светлые, чёрт бы их побрал, но льняные всяко звучит лучше). Как и редкое имя Аврора. Как и то, что однажды они уже встречались.
К счастью, она его не узнала. К несчастью, он её не забыл.
И теперь знал, что — уму непостижимо! — она разводится с Романовским.
Демьян не имел права не сказать себе: мужик, это твой шанс! И чувствовал себя именно так.
Это судьба. Это, чёрт побери, какое-то невообразимое стечение обстоятельств, предопределение, что они летят вместе, в один город, в одном самолёте.
И хотя судьбе Демьян подыграл, уступив своё место в бизнес-классе женщине со сломанной ногой, но пустое кресло рядом с Авророй всё равно — подарок провидения.
От переполнявших его эмоций Демьян не мог усидеть на месте, чем себя невольно выдавал. Но вряд ли Аврора, если и заметила его суетливость, связала её с чувствами, что он на самом деле испытывал. Что она действует на него как избыток кофеина, вызывая жар, учащённое сердцебиение, боль в солнечном сплетении, нервную дрожь. И какие демоны кишат в его душе. Вопят, скалятся, скачут. Требуют.
Конечно, ему пришлось прикидываться несведущим и задавать дурацкие вопросы, но он скорее откусил бы себе язык, чем сознался. Потому что меньше всего ей сейчас нужен ещё один человек, что в курсе её бед, скорее наоборот — ей нужен тот, кто будет знать ровно столько, сколько она готова ему рассказать, и ни слова больше. И Демьян готов стать этим человеком.
— Ну, ладно, — выдохнула Аврора. — Раз кроме меня некому.
Человеку нужна помощь, и это не обсуждается — такое она приняла решение.
Наверное, дело даже не в клятве Гиппократа, такая она, видимо, есть — до тошноты правильная, решил Демьян. Чёрное или белое, никаких полутонов: нужна помощь — она врач, муж изменил — развод, пациент умер — её вина, мужик гуляет — козёл.
Видел Демьян, видел осуждение в её взгляде. И хотел бы ошибиться, но, наверное, эта правильность, кроме прочего, Демьяна и заводила. Ну какая честь — подцепить девушку доступную и откровенно в тебе заинтересованную, а вот соблазнить Святую Аврору, мадам Безупречность, госпожу Недоступность, жену Валерия Романовского…
Нет, он не ставил себе целью её соблазнить, не сказал: сделай это или умри, не обрёк её на себя только потому, что так решил, он просто почувствовал нечто, похожее на вызов, на желание быть с ней, хотя бы рядом, защитить, оградить, заслонить собой и во всех смыслах слова завёлся.
Безусловно, Демьян оценил и мужество этой хрупкой женщины: рискуя быть узнанной, навлечь на себя гнев, осуждение и косые взгляды, Аврора Романовская не смогла остаться в стороне, сняла бейсболку, что упрямо натягивала на глаза, пока они разговаривали, поправила собранные в хвост светлые, словно выбеленные солнцем, волосы, встала.
— Я пойду с вами, — тут же поднялся Демьян. — Вдруг понадобится помощь.
Она не стала возражать.
— Пульс сто восемьдесят, — сказал мужчина, тяжело дыша.
Демьян к медицине имел отношение, которое можно выразить двумя словами: иногда болел, но даже он видел бешено пульсирующую на шее мужчины жилку, даже он знал, что нормальный пульс — семьдесят, сто восемьдесят — это угрожающе много.
У врача Романовской, видимо, не было оснований не доверять электронному тонометру, показывающему озвученные цифры — перепроверять она не стала. Спокойная, сосредоточенная, собранная.
«Чёрт! От неё не оторвать глаз, — выдохнул Демьян. — Доктор. С большой буквы».
— Что есть в аптечке? — повернулась она к стюардессе.
— Сейчас, — та вышла.
— Нажмите на глазные яблоки и подержите секунд тридцать, — сказала Аврора мужчине.
Он двумя руками надавил на глаза. Стюардесса вернулась с аптечкой.
Аврора стала перебирать коробки с ампулами.
— Давайте посмотрим сейчас, — уложив руку мужчины, которую поверх закатанного рукава рубашки сжимала манжета тонометра, она включила прибор.
И когда тот пропищал, закончив замер, покачала головой.
— Сто шестьдесят — слишком много для пульса, а девяносто на шестьдесят — слишком мало для давления. Сердце компенсаторно пытается поднять давление, учащая пульс, — объяснила она. — Но безуспешно. Превентивными мерами не обойдёмся. Давайте, ещё попробуем поднять ноги. Поможете мне? — обратилась она Демьяну.
— Да, конечно, — с готовностью согласился он.
И всё, что от него требовалось, выполнил с точностью: ухватил ноги мужчины за лодыжки, поднял, подпёр собой.
— Пульс опять поднимается, — обессилевшим голосом сказал «больной».
Где-то Демьян его видел. Кажется, мужик давал интервью журналистам в аэропорту. О чём — Демьян не прислушивался, да и не до того ему было: Есения требовала внимания, Нина переживала, что Полина угрожала разводом. Сестра с племяшкой приехали его проводить, жена устроила сцену. Нина пыталась её отговорить, Полина ничего не хотела слышать.
Демьян, находясь меж двух огней, гадал, чего он хочет больше: что жена, как обычно, одумается, остынет, перебесится — это не первый её ультиматум, или ему до чёртиков надоело — пора подписать грёбаные документы на развод и покончить с этим.
С её внезапным желанием таскаться самой и таскать Демьяна по врачам, сдавать сперму, кровь, мочу и прочие жидкости организма, чтобы убедиться, что он здоров и не является носителем каких-нибудь опасных, несовместимых с её генами и прочими прелестями осознанного материнства: нет табаку, нет алкоголю, позитив, свежий воздух, спорт, здоровое питание, ведь его жена решила ответственно забеременеть.
Именно сейчас.
Когда Демьян получил реальную возможность заработать, расширить производство, перейти на промышленные объёмы. Возможность, что не так часто и выпадает, порой один раз в жизни.
Когда он готов как проклятый вкалывать, чтобы реализовать эту возможность.
Когда уже подписал контракт на участие в большом историческом фестивале, где планирует заработать необходимые средства, его жена после пяти лет раздумий, категорического «рано», «я не хочу детей» и жёсткой контрацепции, вдруг созрела.
У Демьяна возникло стойкое ощущение, что ему назло, в пику, наперекор, словно специально старалась прогнуть под свои желания, заставить подчиниться, поставить их интересы выше его. Ребёнок — это же «наше», общее, будущее, а твой завод… (здесь жена презрительно морщилась).
И в другой раз Демьян, не задумываясь, выбрал бы первое — сохранить брак, не полетел бы на форум, что, кстати, был никак не связан с контрактом, так рядовое мероприятие, которое не грех было и пропустить, но даже обрадовался, что пришлось. Знал, чем ему это грозит, но не стал сдавать билет, как настаивала жена, не остался, как уговаривала сестра, не передумал, не поехал домой с букетом, подарком из ювелирного бурно мириться — как делал обычно…
Кто этот высокопоставленный мужик в дорогом костюме Демьян так и не вспомнил. Зато вспомнил поговорку: что ни делается — всё к лучшему, и покрепче перехватил чужие ноги.
— Давно у вас такой пульс? — обратилась Аврора к мужчине.
— Да уже минут сорок, как взлетели.
Она понимающе кивнула.
— Есть аллергия на препараты? — достала из коробки аптечки стерильные перчатки.
— Вроде нет, — выдохнул мужчина.
— Как относитесь к уколам? — улыбнулась доктор.
— Положительно, — улыбнулся тот в ответ. — Жить хочется.
— Часто у вас приступы? — надев перчатки, она распечатала упаковку одноразового шприца, вскрыла ампулы: сначала одну, потом оценив, что мужчина рослый, крупный, добавила ещё одну.
— В последнее время чаще, — ответил мужчина. — Фельдшер скорой сказал, что пульс выше ста восьмидесяти сердце не выдержит.
— Тогда вам повезло, что выдержало, — кивнула Аврора.
Она затянула всё ту же манжету тонометра потуже, использовав её как жгут, заставила мужчину поработать кулаком, обработала вздувшуюся вену антисептической салфеткой и ввела иглу.
Мужик отвернулся, Демьян — нет.
Он бережно положил их на сиденье. Аврора присела рядом.
Выждав несколько минут, снова замерила давление.
— Пульс семьдесят, и давление…
— Как у космонавта, — подхватил мужчина. — Спасибо, доктор!
— Не за что, — улыбнулась она.
— Нам понадобится скорая в Екатеринбурге? — спросила её стюардесса.
— Думаю, нет. Но это не мне решать, — встала доктор Романовская. — Ну и, конечно, сходите к кардиологу, как вернётесь домой, Сергей Иваныч. Само не пройдёт. Поберегите себя, — покачала она головой.
— Я постараюсь, — кивнул тот.
Умные серые глаза. Проницательный взгляд. Достоинство. Выдержка. Сергей Иванович Абрамов. Ну, конечно! И как Демьян его сразу не узнал. Дипломат. Политик. Экономист. Общественный деятель. Демьян пытался вспомнить, чем ещё известен Абрамов, какими делами, фондами, — наверняка чем-то путёвым, раз вызывал уважение, — но на ум лезло только обывательское: что он заядлый курильщик и одна из его дочерей — балерина.
— Спасибо вам! — окликнула Демьяна пожилая женщина с загипсованной ногой, когда они уже собирались выйти из бизнес-класса.
Чёрт! Смутился он, когда Аврора уставилась на него с удивлением.
Нет, конечно, Кораблёв не пожалел о решении уступить широкое мягкое кресло женщине на костылях, но оно было продиктовано не совсем душевной широтой, поэтому и благодарности принимать оказалось неловко.
А тётка всё не унималась, объясняя Авроре и всем, кто готов слушать, что ей там (она показывала на эконом-класс) не развернуться, а тут так удобно, хорошо, свободно. Будь она способна стоять, наверное, и поклоны Демьяну в пояс класть надумала.
— Да что вы. Не за что, — вяло отмахивался Кораблёв.
Раз уж его всё равно рассекретили, он решил заодно забрать вещи.
— Давай помогу, — протянула Аврора руки к пальто, когда он закрыл отсек для багажа, достав тяжёлую сумку.
Стюардесса придержала для них шторку, что отделяла бизнес-класс от остального салона.
— Я всё думала, как так вышло, что ты остался без места, — повернулась Аврора и кокетливо прищурилась. — А ты, оказывается, рыцарь.
— Ага, без страха и упрёка, — усмехнулся Демьян.
До того, как с ней случилось всё это дерьмо, превратившее её в испуганную, подавленную, нервно кусающую губы женщину, она, наверное, именно такой и была, как сейчас, совершив свой маленький профессиональный подвиг: лёгкой, смелой, ироничной. Сильной. Открытой. Улыбчивой. Такой, как он её первый раз увидел…
.
Стояло редкое для Петербурга лето. Душное, пыльное, затяжное.
Беспощадное солнце плавило асфальт, на газонах сохла трава, наполняя воздух запахом сена. В обмелевших каналах зеленела вода, кишмя кишели комары и даже ленивые жители Северной столицы поставили на окна москитные сетки.
Демьян осмотрелся: сюда, в загородный посёлок на берегу Финского залива, лето словно не заглянуло. Сочная зелень. Свежий ветер. Смолистый запах корабельных сосен. За кирпичным забором — застеклённая терраса второго этажа дома слепила прощальным янтарным закатом.
Кирпичное крыльцо в несколько ступенек отступало вглубь с проезжей части на ширину парковочного места, где Демьян поставил машину, словно вело не в дом в загородном посёлке, а в многоквартирный улей с узкими квартирками, но именно это и подкупало: крыльцо, винтажная дверь с цветными полукружьями витражей за корсетом кованой решётки, в обе стороны от которой, сколько видел глаз, шёл забор, огораживающий территорию, чуть поодаль — въездные ворота. Два симметричных газона с аккуратно постриженными кустарниками с двух сторон.
Звук звонка Демьян едва расслышал за стрекотом поливальных устройств, а, возможно, тот ему померещился — он позвонил и терпеливо ждал. Ждал горничную или мажордома, кого-то в старомодной ливрее или белоснежном переднике и накрахмаленной наколке.
Но распахнула дверь и вопросительно посмотрела на Демьяна, то есть на незнакомого ей мужчину, сама Аврора Романовская. Летнее платьице. Однотонное, светлое, дынного цвета, с лёгкой зеленцой. Тонкие бретельки. Античный алебастр кожи, прикрытый лишь этой лёгкой тряпочкой. Дружелюбный доверчивый взгляд, какой обычно бывает у домохозяек в фильмах ужасов, когда они бесстрашно открывают дверь дома незнакомцам.
Демьян тоже пришёл не с добром. Скользнул взглядом в глубокий легкомысленный вырез. Оценил небольшую грудь, невысокий рост, стройные босые ноги. Взъерошенные волосы, припухшие губы. Она выглядела, словно только что выскользнула из постели, словно её только что отымели…
Демьян почувствовал, как кровь стремительно понеслась к паху. Кашлянул, прочистив горло.
Девушка убрала рукой чёлку, что явно растила — та наползала на глаза. Ускользающее за горизонт солнце осветило лицо. Сияющие васильковые глаза ждали ответа.
Если бы Демьян не знал, то подумал бы, что она дочь Романовского. Но он знал — жена. Мысленно скривился: «Что они в нём находят? Совсем девочки в этом старике? И чего не хватает ему, имея в постели такую женщину?». Что Романовский жене изменяет, Демьян знал уже тогда. Качнул головой, промямлил нечто оскорбительное нечленораздельно.
— Валерий Викторович Романовский, — сказал он. — Здесь живёт?
— Так, вы к мужу, — она отступила на шаг, пропуская Демьяна в стеклянную галерею, что вела к дому. С двух сторон на двух идеальных газонах уже зажглись круглые фонари. Её босые пятки шлёпали по полу, пока они шли. Этот звук как-то странно отзывался в его душе — теплотой, вибрацией, биением. А когда вошли в большую гостиную, крикнула куда-то наверх: — Валера, к тебе!
— Я никого не жду, — ответил сверху недовольный мужской голос.
«Ну ещё бы!» — усмехнулся Демьян.
— Я по личному вопросу, — крикнул, чтобы Романовский понимал: он его слышит.
— Аврора, проводи в кабинет! — раздалось в ответ.
— Пойдёмте, — приветливо улыбнулась Аврора, показала на лестницу. — Это на втором этаже.
Обратно Демьян нашёл выход сам и жену Романовского больше не видел.
Да, это вся их недолгая встреча. Мимолётная. Незначительная. Оставшаяся незаметной. Для неё. Но не для него. И не для Валерия Романовского…
.
— Ну, как там? Что? — поворачивались обеспокоенные пассажиры, пока они шли по проходу.
— Всё хорошо, — взял на себя роль пресс-секретаря Демьян. — Обошлось. Все живы, здоровы. Переживать не о чем.
— А что случилось-то? — выкрикнули откуда-то сзади.
— Тахикардия. Сердечный приступ, успешно купированный, — ответила Аврора.
«Пердечный сриступ», как говорила его сестра, — хмыкнул Демьян.
— О, у моей тётки тоже такое было… — громко зашептал кто-то, повернувшись к соседу.
Выкарабкалась ли тётка, Демьян уже не услышал.
— Никогда бы не подумал, что ты врач, — признался он, когда они заняли свои места. А про себя добавил: если бы не знал. — Хирург, а выглядишь как девчонка. Только косичек не хватает. Как будто только из медучилища, — улыбнулся он тепло, искренне.
Что-то в ней цепляло. Чего сразу и не определишь. Да Демьян и не собирался.
— Ловко ты, — искренне восхитился он.
— Повезло. И полгода на скорой помощи не прошли бесследно, — вздохнула она. — А чем занимаешься ты? — улыбнулась.
Удивительная перемена произошла с леди Неприступность после того, как они вернулись. Она оттаяла, повеселела, хотя кепку на глаза всё равно натянула.
— Э-э-э… — поскрёб Демьян щетину. — Я вроде как ресторатор, предприниматель и медовар.
— Медовар? — удивилась она.
— Слышала про такие напитки: медовуха, эль, сидр?
— Конечно.
— Вот у меня своё производство, то есть маленький медоваренный заводик. И ресторан. А сейчас я лечу на съезд пивоваров и производителей другой слабоалкогольной продукции, — предугадал он её следующий вопрос. — Себя показать, на других посмотреть. Моя команда уже вылетела, это я немного задержался, пришлось утрясать кое-какие формальности.
— Из-за развода? — кокетливо прищурилась она.
Демьян засмеялся.
— Нет. Про развод я узнал в аэропорту. А задержался, потому что подписывал контракт на участие в фестивале в июле. Тот самый проект, над которым придётся много работать.
Аврора кивнула, видимо, на свой счёт надеясь отмолчаться, но Демьян спросил:
— А ты куда летишь?
— К родителям. Домой, — пожала она плечами.
— Надолго?
— Как получится. Планировала дней на пять-семь до конца праздников.
Стюардессы понесли напитки. Их разговор то разгорался, как костёр, в который подбросили дров, то неожиданно затухал, словно плеснули воды.
С мужем Аврора много путешествовала, а природа щедро наградила её любознательностью и даром рассказчика — её приятно было слушать. Демьян же был из тех людей, чей кругозор лежал в интересах темы, что его занимала сейчас. А сейчас, кроме доктора Романовской, его истово занимала проблема, где найти деньги, концепция, под которой они будут работать на фестивале, дизайн конструкций и всё, что связано непосредственно с процессом: от закупки материалов и продуктов до найма работников и логистики. Вот этим он щедро и делился. Хотя и понимал, что никому, кроме Демьяна, это, скорее всего, неинтересно. Особенно девушке.
Красивой девушке. Грустной девушке. Девушке с разбитым сердцем.
И он рад бы её занять, разговорить, отвлечь от проблем, но не мог отделаться от мысли, что думает не о том.
О чём Демьян думал, глядя на её нежно-розовые губы, которые она безбожно обкусывала, ей лучше не знать. А ему не распускать руки, чтобы не спугнуть излишней настойчивостью.
Но это оказалось трудно.
Он придержал её за талию, защищая от бестолкового пассажира, что ринулся к вещам над головой, едва самолёт приземлился. Подал руку, когда они спускались в рукав телескопического трапа. Ободряюще погладил по спине, когда какая-то тётка уставилась на неё, словно узнала. А потом закрыл собой, когда та повернулась к мужу и, не сводя с Авроры глаз, стала что-то шептать.
— Валер, я не хочу это снова обсуждать, особенно здесь и сейчас, — Аврора безнадёжно махнула рукой, хотя муж этого, конечно, не видел. — Я уже всё тебе сказала. Тебе и адвокату. Со вчерашнего дня ничего не изменилось.
— Изменилось. Ты подала на развод, — прозвучал голос Романовского мягко, словно он разговаривал с ребёнком, но давая понять, что его авторитет непререкаем.
— Как и обещала, — возразила Аврора. — Я не претендую ни на какое имущество, делить нам нечего — всё остаётся тебе. Детей у нас нет, значит, с этим тоже не будет проблем. Мне даже не нужны твои подпись и согласие, если ты вдруг возражаешь. Через месяц по закону нас всё равно разведут.
— Ты считаешь это выход? — голос Романовского обрёл усталость.
Следующей его фразой наверняка будет «Аврош, не глупи!» и дальше всё то, что она уже слышала: не надо устраивать трагедию, остынь, подумай и прочее бла-бла-бла, что жизнь — штука сложная, люди — существа слабые, склонные потакать своим прихотям, не нужно принимать всё на свой счёт, потому что ни одна другая женщина никогда не будет для него значить столько, сколько жена.
— Я считаю единственный, — ответила Аврора твёрдо. — Я не могу и не хочу жить с человеком, который… — не подобрав нужных слов, а скорее не желая произносит вслух «который мне изменяет», Аврора оглянулась. Людей вокруг не наблюдалось, только в туалет мимо неё прошла женщина с ребёнком и вернулся Демьян. Желания говорить с мужем это не добавляло. — Я слишком устала, чтобы обсуждать это снова, к тому же в аэропорту, в дороге, во всеуслышание. Всё, пока!
Он крикнул: «Аврора!», но она всё равно отключилась.
Едва переставляя ноги, дошла до скамьи. Перфорированный металл сиденья скрипнул. Голова бессильно откинулась на спинку. Край упёрся в затылок. Аврора закрыла глаза.
Ещё пять минут назад, казалось, она неплохо держится для женщины, потерявшей всё: работу, репутацию, любовь всей жизни. Но стоило снова услышать голос мужа, и её оставили последние силы.
Губы задрожали. Аврора закрыла руками лицо, нагнулась к коленям и заплакала.
Десять лет. Она была замужем десять лет. Она не представляла, как жить без него. Как вообще теперь жить без его рук, мягкого ободряющего голоса, морщинок в уголках тёплых глаз, улыбки, то озорной, то ироничной, то ласковой, то соблазнительной. Как всё это оставить в прошлом и идти дальше? Куда? С чем?
Мужская рука погладила её по спине, а потом подтянула к себе, обняла.
Наверное, она потеряла последние остатки гордости и благоразумия, находилась на краю полного отчаяния, если приняла эти чужие мужские объятия. Приняла как благодать, бегство, спасение. Как жертва кораблекрушения Аврора припала к чужой широкой груди и вдруг поймала себя на крамольной мысли, что хочет остаться здесь.
От Демьяна чертовски приятно пахло. Чем-то мужественным, незнакомым и в то же время будоражащим, сманивающим, заводящим. Чуть-чуть хмельным, слегка возбуждающим и определённо волнующим.
— Знаю я одно волшебное средство, излечивающее печали, — прозвучал над ухом его тягучий и хрипловатый, как кубинский джаз, баритон. Демьян приподнял её лицо за подбородок, вытер слёзы, заставил на себя посмотреть. — Очень действенное. Намекни, если понадобится. Хорошо?
«Намекну», — выдохнула Аврора. Взгляд скользнул по упрямо сжатым губам, красивым, чувственным, ярко очерченным и словно припухшим.
Она кивнула, он улыбнулся.
— Кофе?
— Можно, — согласилась в ответ на протянутый стакан. И бутерброд тоже взяла.
Аврору слегка подташнивало, и она подозревала, что от голода, поэтому не стала отказываться.
А после еды, порции кофеина и пролитых слёз определённо повеселела.
— Предлагаю прогуляться, — сказал Демьян. — Насидеться успеем, нам ещё семь часов лететь.
Легкомысленно бросив багаж, Аврора доверчиво приняла его руку: всё равно куда он её поведёт. Но оказалось, в аэропорту есть где пройтись.
Они шли длинными переходами, потом свернули к сувенирным ларькам.
«Таёжная лавка» удивила тушёнкой из кабана и медведя, вяленым мясом северного оленя и рыбой из уральских рек. У соседнего киоска словно повеяло теплом от оренбургских пуховых платков. Встретил блеском узоров Сысертский фарфор на расставленных горками чайных сервизах. В магазинчике меховых шапок улыбнули манекены: задумчивые лица в песцовых ушанках.
Остановилась Аврора у витрины компании «Мир камня». Ей понравился большой белый кварцевый медведь, славный, добродушный, но вспомнилась почему-то их последняя с Романовским поездка на Хайнань, а именно центр буддизма Наньшань.
Так вышло, что первый раз Аврора летала на Хайнань с подругой. И парк с буддийскими храмами на пятидесяти квадратных километрах территории, и поездка на электромобиле и 108-метровая статуя богини Гуаньинь — Авроре понравилось всё. Но больше всего — возможность купить счастье. Покрути барабаны с мантрами, постучи в гонг, покорми золотых рыбок, загадай желание в нужном месте, попроси у заботливой сострадательной Гуаньинь успеха, завяжи красную ленточку с пожеланием любви — и всё сбудется.
Если пятьсот миллионов буддистов верят, что сбудется, кто такая Аврора, чтобы, повязывая копеечный плетёный браслетик на запястье, сомневаться.
Аврора целый год уговаривала Романовского слетать на Хайнань вместе. А когда он наконец согласился, в Китае вышел закон о запрете брать деньги за услуги храмов (как-то так, дословно она, конечно, не помнила) и все «аттракционы», за небольшую плату даровавшие веру, надежду, успех, здоровье и долголетие закрыли.
Это было как удар под дых, как лишить ребёнка Нового года, сказав, что нет никакого Деда Мороза. Это стало для Авроры таким большим разочарованием, что насмешки Романовского над её наивной верой в красные ленточки и милосердие многоруких богинь, делали больно, обижали и раздражали.
— Ну и не крути тогда эти барабаны, — злилась она на мужа, заходящего на второй круг вокруг храма, — раз не веришь.
— Я же ради тебя, — беззаботно улыбался он. — Но боюсь, нирваны не достигну, — вытирал Романовский пот, имея в виду, что раз один круг одного барабана — это одно прочтение одной молитвы, то положенные для полного очищения кармы сто с лишним раз ста с лишним мантр, как сказал гид, прокрутить не потянет.
Конечно, всё остальное осталось: и ворота просвещения, и гонг, в который полагалось ударить три раза (на благополучие, богатство и удачу), и лестница в сто ступеней (по ступени на год жизни), куда они с Романовским поднялись, и портреты долгожителей, и легенда, что храм основали двенадцать монахов, потерпевших у острова кораблекрушение, но для Авроры что-то главное незримое волшебное почему-то испарилось. Она вернулась уставшая, вымотанная, недовольная.
И сейчас вдруг подумала, что виной тому был, конечно, не закон, а присутствие Романовского. Аврора летела за душевным покоем, массажем, морем и просветлением, а получила утомительный секс дважды в день, изнуряющее процедуры (ненавистное иглоукалывание и кровавые банки, на которых настоял муж, как на настоящих процедурах, которыми славится китайская медицина, а не на том «поглаживании» туристок массажистами, что выбрала она), каждый день новую забегаловку (они с Иркой ели в одной, ближайшей к отелю и не жаловались) и ежедневные нравоучения.
— А что бы выбрала ты? — спросил Демьян, показывая на каменные статуэтки.
Задумавшись, Аврора слишком долго стояла у витрины. Чем-то (блеском и богатством красок?) она напомнила ей сувенирные развалы Наньшаня. А может, она просто чувствовала рядом с Демьяном то же, что тогда в их первую поездку с Иркой: лёгкость, вдохновение, уверенность в себе? (С чего бы?)
— Не знаю. Чем знаменит местный малахит? — ответила она вопросом на вопрос.
— Хозяйкой медной горы, конечно, — улыбнулся Демьян. — Сказки Бажова. Малахитовая шкатулка. Ну и разными магическими свойствами, — он ткнул в любезно приложенный к витрине листок с информацией.
— О, это мне подходит: стать невидимым, — улыбнулась Аврора, прочитав, что древние колдуны утверждали, что, малахит не только поможет с невидимостью, но сбережёт от страхов и заставит поверить в собственные силы. — Вот это колечко очень даже ничего, или вон та шкатулка, смотри, как симметрично подобран узор. Хотя я бы выбрала кристалл. Вот этот синий азурит с вкраплениями малахита, — ткнула она в витрину.
— Веришь в магическую силу кристаллов?
— Пожалуй, — кивнула Аврора. — Я во всё верю. В кристаллы, амулеты, шаманов, ГМО, ЭКО, нанотехнологии. А ты, что бы выбрал?
— А я бы, наверное, шар, — пожал плечами Демьян. — Вот этот, из малахита. Пожалуй, даже начал бы собирать коллекцию. Нефрит, шунгит, горный хрусталь, тигровый глаз, розовый кварц. Надо же, лабрадор, — читал он названия минералов.
Они одновременно посмотрели на запертые двери сувенирного магазина. Вывеска «Часы работы» сообщала, что он закрылся час назад и откроется только в девять утра на следующий день.
— Не судьба, — прокомментировала Аврора.
Демьян кивнул, а потом у него зазвонил телефон, он посмотрел на номер, извинился и ответил:
— Кораблёв.
«Демьян Кораблёв», — одобряюще качнула головой Аврора. Красиво. Звучно.
Чтобы ему не мешать, она завернула за угол к другой витрине и честно старалась не прислушиваться, но это оказалось сложно. Разговор шёл деловой, но явно неприятный: про деньги. Точнее, про кредит, в котором банк Демьяну Кораблёву отказал. И Демьян расстроился.
— Пойдём, — он снова протянул Авроре руку. — Посадку объявили.
— Проблемы? — снова с удовольствием вцепилась в тёплую и сильную Аврора: как же ей нравилась его рука.
— Ничего из ряда вон. Просто очередной банк с очередным требованием гарантий. А как я могу обещать, что завтра не умру? Человек смертен и, как известно, внезапно смертен, вот в чём фокус, — он подмигнул, подтянул Аврору к себе, обнял за плечи, встряхнул. — Эй, не грусти! Я тебя расстроил?
— Нет, — она уверенно покачала головой и промолчала.
Как ни хотелось поделиться своей бедой, зачем: у человека и своих хватает.
Подхватив вещи, они пошли в самолёт.
Следующие семь часов полёта до Хабаровска Аврора безмятежно проспала, вытянувшись на трёх пустых сиденьях, заботливо укрытая мужским пальто.
Оно пахло свободой, юностью, девичьими грёзами, чем-то давно забытым и в то же время новым, волнующим, неизведанным. Авроре даже приснилось что-то хорошее. Лёгкое, радостное, простое. Дождь, лужи, она, бегущая босиком. Запах леса. Шум реки.
Аккуратно свернув пальто, зевая и растирая глаза, Аврора пыталась удержать в памяти сон и забытое чувство «всё будет хорошо», что ей тоже неожиданно приснилось.
Демьян, сидя в соседнем ряду кресел, пристегнул ремни.
— Как спалось? — спросил он заботливо.
— Хорошо, — Аврора откинула голову на спинку, уставилась в иллюминатор.
На Дальнем Востоке уже взошло солнце и радостно приветствовало лайнер, пробивающийся вниз сквозь облака.
Неудивительно, конечно, ведь они провели вместе последние несколько часов, но Авроре приснился Демьян. С ним и во сне ей тоже было хорошо, легко, свободно.
Она невольно улыбнулась, хотя в сны не верила и не любила, когда их рассказывали, и ещё хуже — искали в них предзнаменования. Нет, Аврора не осуждала, но знала лишь одного человека, которому удавалось правильно трактовать сновидения — библейского Иосифа. Да и тому, согласно истории, помогал Бог, который как скажет, так и будет.
Чтобы переключить внимание и немного отстраниться от своих проблем, накануне она очередной раз пересмотрела курс лекций по Ветхому Завету, и теперь эти знания всплывали в памяти.
А ещё Аврора улыбалась тому, что сейчас увидит свою лучшую подругу Ирку.
— С приездом, — снял Демьян для Авроры чемодан с полки, когда самолёт приземлился.
— Взаимно, — встала она.
— Я тут отложил тебе на всякий случай обед, — он подал упакованный самолётный паёк и фольгу с давно остывшим горячим. — Не стал будить. Оставить или заберёшь?
— О, спасибо! — искренне обрадовалась она. — И что не стал будить, и что прихватил обед. Меня там, думаю, будет встречать один шестилетний любитель вот этого всего, он будет очень рад.
— Сын? — улыбнулся Демьян.
— Не мой. Подруги.
Аврора протянула руки к коробке. Их пальцы с Демьяном встретились. Но вместо того, чтобы отпустить, он перехватил и сжал её руку крепче.
— Это будет очень нагло с моей стороны, если я попрошу твой телефон? — Пронзал навылет его тёмный будоражащий кровь взгляд.
— Думаю, это плохая идея, — качнула головой Аврора.
— Ясно, — Демьян кивнул, тяжёлый вздох потонул в шуме готовящихся к выходу пассажиров. — Жаль.
«Может…», — почти вырвалось у неё: такая горестная пролегла между его бровей морщинка, так мучительно заныло в её груди, но… нет.
— Спасибо за чудесно проведённое время, — улыбнулась Аврора, засовывая в карман чемодана паёк. Подняла лицо, чтобы посмотреть на него последний раз. — Удачи с проектом.
— И тебе удачи, Аврора, — грустно улыбнулся он.
Уверенно поправил на ней кепку, чуть сдвинув на глаза. А потом нагнулся низко-низко, к самому уху, коснулся рукой спины, прижал себе.
По телу прокатилась предательская дрожь. Чёрт! Аврора закрыла глаза. Дыхание сбилось.
— Но предложение насчёт волшебного средства остаётся в силе, — зачаровывал его глубокий низкий голос. — Если что, ты знаешь, где меня найти. На выставке.
Чуть задержав в объятиях, он глубоко вдохнул её запах, слегка отстранился, а потом махнул рукой, приглашая к выходу.
Авроре казалось, она чувствует затылком, что он идёт следом, но, когда, проходя мимо багажной ленты, украдкой оглянулась, оказалось Демьяна позади нет. Другие спешащие по своим делам пассажиры, а его высокой фигуры с широким разворотом плеч и след простыл. Словно он ей приснился, словно… впрочем, какая разница на что это было похоже. Просто встретились мужчина и женщина, просто понравились друг другу, но сад… хозяйство… долбанные куры! В общем, жизнь, дела, заботы.
— Э-ге-гей! Мы тут! — отчаянно махала рукой Ирка. — Привет, подруга!
— Привет, привет, — стиснула её в объятиях Аврора.
— Поздравляю с приездом! — прозвучал снизу чуть картавящий голосок. Её любимый барашек-кучеряшек, шестилетний Иркин сын Андрей.
— Спасибо, мой хороший, — присела перед мальчишкой Аврора. Крепко обняла, чмокнула в щёку. — Привет!
— Мам, ну теперь можно? — пока Аврора вытирала набежавшие на глаза слёзы умиления, спросил мальчишка, покончив с обязательной программой.
— Теперь можно, — протянула ему Ира купюру. — Беги.
— Не заблудишься? — крикнула ему вслед Аврора.
— Не заблужусь, — ответил тот, усердно вытирая щёку, уже с лестницы на второй этаж.
— Куда это он? — удивилась Аврора.
— За машинкой, — развела руками Ирина. — Дома уже целый автопарк, но такой же нет. Прости, он так до сих пор и не любит, когда его целуют. И на любой телесный контакт идёт с трудом. Но… Мы все учились понемногу воспитывать своих детей…
— И поняли, что лучший метод: враньё, угрозы и шантаж, — закончила Аврора.
Улыбнулась и снова обняла подругу.
— Ну как ты, горемыка моя? — ткнулась в шею Ирка.
— Хреново, — выдохнула Аврора.
Они отошли в сторону, чтобы не стоять на проходе. Ирка села на батарею, закрытую сверху решёткой, специально для желающих притулить задницу или поставить сумку. Аврора осталась стоять.
— Просто для настроения, — прозвучал рядом до дрожи знакомый голос.
В руки лёг перевязанный лентой букет.
— Демьян, не надо было, — замерла Аврора, глядя на бархатно-красные розы.
— Хорошего дня, — коснулся он губами её виска, решительно развернулся и пошёл прочь.
— Хорошего дня? — вытаращила глаза Ирка, когда он ушёл. — Это что сейчас было?
— Это был Демьян Кораблёв и, собственно, больше мне нечего добавить, — Аврора пожала плечами. — Мы вместе летели. Это всё.
— А чего ж мне, глядя на вас, захотелось закурить? — прищурилась та. — Ты покраснела, он стиснул зубы так, что, будь у него во рту железный прут, перекусил бы. Ты хоть телефон дала? Уверена, он просил.
— Просил. Не дала.
— Узнаю Святую Аврору, — Ирка покачала головой. — Э-э-эх! Ну ты чо, Рорка? Такими мужиками не раскидываются.
— Какими такими? — усмехнулась Аврора.
— Которые знают, что делать с тем, что у них в штанах, — хмыкнула та, прищурилась: — Да что с тобой, подруга? — Махнула сыну: — Андрюша, мы здесь!
— Ничего, — пожала плечами Аврора.
Ирка посмотрела на неё с подозрением, и, конечно, не поверила.
— Только не говори: он женат, я не могу, — скривилась Ирина.
— Он женат, и я не могу, — отрезала Аврора и улыбнулась Андрею.
— Мне дали на выбор синюю и красную, — запыхавшись, рассказывал он, показывая упаковку с машинкой. — Я выбрал красную.
— Молодец, — потрепала его по тёмным кучерявым вихрам мать. — Ну что, поехали?
— Ужас, как он стал похож на отца, — шепнула Аврора по дороге к выходу.
— Он на него похож с рождения, — застёгивала на ходу куртку Ира.
— Но сейчас особенно. Мне кажется, чей сын — не ошибёшься. Те же смоляные кудри, тот же синий взгляд. Ты его больше так и не видела? Воскресенского?
Честное слово, про Воскресенского вырвалось у Авроры невольно. Вадим Воскресенский, скорее всего, уже миллиардер, а когда-то просто талантливый айтишник, с которым у Ирины был бурный, но непродолжительный роман, от которого она родила и которого до сих пор любила. Про него Аврора вспомнила вовсе не в отместку за Кораблёва, но осознала, что выглядит это именно так, только увидев укоризненный взгляд подруги.
— Не трави душу, а, — откинула та за спину волосы.
Какой-то мужик обернулся, с восторгом цокнул языком.
Они всегда на неё оборачивались, молодые, пожилые, среднего возраста, совсем юные. Высокая, стройная, длинноногая, с копной каштановых волос Ирка всегда привлекала внимание. Мечта, тайна, огонь, а не женщина. Огонь живой, манящий.
— Он понятия не имеет, что у него есть сын. И дай бог, чтобы так это и оставалось, — покосилась Ирина на Андрея, на ходу увлечённо разглядывающего игрушку. — И вообще, не уходи от ответа. Между вами же химия. Ток, электричество, искры, да?
— Ир, какая на хрен химия, — привычно оглянувшись, словно всю жизнь только и делала, что бегала от репортёров, Аврора поправила кепку. — Откуда во мне сейчас химия? Я неделю назад узнала, что мне изменяет муж. Вчера написала заявление на развод. Я как дохлая мышь. Которую придушили и положили на коврике у двери.
— Ну и зачем я это представила? — спросила Ирка саму себя и толкнула дверь, пропуская вперёд сына.
Аврора замешкалась, уступая место женщине с котом в переноске, и пока проталкивалась следом с чемоданом, отстала. Уже почти нагнала, когда её снова окликнули. В этот раз не Демьян.
— Доктор! Аврора Андреевна!
Чёрт, Андреевна — плохой знак. Внутри похолодело.
Она остановилась и внутренне сжалась, когда незнакомый мужчина, что назвал её по имени-отчеству, вежливо попросил пройти с ним к машине.
— Извините за беспокойство, — вышел из чёрной тонированной махины представительского класса Абрамов. Пахнуло табаком, терпким, приятным. — Хотел ещё раз лично вас поблагодарить, — опустил он руки в карманы строгого пальто.
В привокзальной суете аэропорта, бестолковой, торопливой, шумной, от его высокой мощной фигуры словно исходила спокойная сила, свойственная лишь очень влиятельным людям.
— Да не за что, Сергей Иванович, берегите себя, поправляйтесь, — кивнула Аврора, втайне с облегчением перекрестившись, что это просто её «самолётный пациент». — Не забудьте сходить к кардиологу.
— Обязательно, — он достал телефон. — Вы не могли бы оставить мне свой номер? Я… — он словно не находил слов. — Тут немного о вас почитал.
— А, вы об этом, — обречённо выдохнула Аврора.
— Нет, нет, не подумайте плохого, я как раз хочу помочь и предложить услуги своего адвоката. Я уже с ним связался, переговорил. Просто будет удобнее, если он сам вам позвонит.
— Ну… — не знала, что сказать доктор Романовская. И отказаться неудобно. И как намекнуть, что вряд ли сможет себе позволить третьего адвоката: один, которого нанял Романовский, вёл дело, к другому Аврора обратилась по поводу развода. Ладно, скажет адвокату Абрамова, что его услуги ей оплатить нечем. — Записывайте.
Она продиктовала цифры, Абрамов нажал дозвон.
— Вот, теперь и мой номер у вас есть на всякий случай. Обращайтесь, если что. А адвокат, — он посмотрел на часы на широком запястье. — Ещё же чёртова разница во времени. В общем, он позвонит.
— Спасибо, — улыбнулась Аврора.
— Ну, всего доброго! — выразительно кивнул мужчина и снова замер, прежде чем сесть в машину. — Вас, может, подвести?
— Нет, нет, спасибо, меня встретили. Я не одна.
— А я-то дурак цветы вам и не догадался купить, — покачал он головой, глядя на букет у Авроры в руках.
— И слава богу, а то ещё один букет мне не дотянуть, — улыбнулась она.
Махнула рукой. И потащилась к пританцовывающей от холода Ирке.
— А это кто? — удивилась она.
— Ему в самолёте стало плохо, оказывала помощь, — ответила Аврора.
Ирка понимающе кивнула и расспрашивать не стала. «Пока не стала», — отметила Аврора, зная, что та раньше или позже выудит всё.
— Наша карета во-о-он там, — показала Ирина на другую сторону дороги перед аэропортом. — Мы платными парковками не балуемся, а то ни на какие машинки не хватит. Прогуляемся. Да, сынок? — натянула она Андрею на голову капюшон, а потом протянула руку Авроре. — Давай, с чем тебе помочь: цветы, чемодан?