Глава 1. Начало. Первое прикосновение тьмы

Мой день всегда начинался с одного и того же — старуха, живущая над нами включала старенькое радио и под бодрые звуки музыки начинала петь, жутко фальшивя. В тот же момент её старая, подслеповатая собака оглашала наш дом своим каркающим лаем. Ей тоже не нравилось пение старушки.

Сонно потянувшись, я нащупал левой рукой свои очки на прикроватной тумбочке, после поднялся с постели. Моё утро окрашено в серые, темные тона, так что я включил верхний свет и подошел к гардеробу. В половину седьмого я уже должен быть на работе, так что времени не так много, как хотелось бы. Мой стиль всегда по-деловому строг, черный низ, белый верх. Когда наступают осенние холода, как сегодня, я добавлял к своему костюму теплый, шерстяной пуловер, а на улицу надевал строгое серое пальто. И пускай я редко вижу посетителей библиотеки и музея, мой начальник, мистер Джейкобсон, очень придирчиво относится к моему внешнему виду. Он растит в моём лице себе замену, так что я стараюсь соответствовать его взглядам и решениям. В будущем году я поступлю в Университетский колледж Лондона по его протекции и за счет библиотеки. Взамен я заключаю с ними договор, по которому я буду обязан работать на них в течение десяти лет и тем самым возмещу стоимость обучения. Это полностью отражает мои внутренние планы касательно моего будущего. Ведь я не представляю себе жизни без библиотеки, без книг. Так же в мои планы входит мечта о присоединении к институту по изучению Еврейской Культуры, который был открыт несколько лет назад. Мне, как человеку, практически полностью оторванному от своей культуры, от своей родины и полноценной семьи, хотелось бы узнать прошлое своего рода, о котором не любит распространяться отец. Он, потерявший всё, кроме своей любимой жены, во время войны, очень не любит предаваться воспоминаниям. Даже более того, он ненавидит говорить о том, кто он, считая, что его народ проклят Богом и не заслуживает спасения, только несчастья, которые преследуют их сквозь века. Я же придерживаюсь иной точки зрения, не являясь особо религиозным и предпочитая здравый смысл перед лицом суеверий. Я абсолютно уверен, что все несчастья, свалившиеся на мой народ, являются лишь следствием глубоких религиозных заблуждений простых людей. Вера в то, что мой народ нечестив из-за распятия Христа, навевает на меня скуку и недоумение. Ведь слишком нелогично такое построение веры, а потому необоснованно.

Сейчас же меня тревожили другие мысли и чувства. Сегодняшний день обещает быть долгим, так как в библиотеку вчера доставили новую партию книг, а это значит, что у меня будет много работы. И вечером мы договорились встретиться с Марией.

Мария, девушка исключительной русской красоты. У неё длинные, прямые и густые волосы цвета спелой пшеницы, россыпь веснушек на щеках и огромные голубые глаза, которые так беззащитно смотрят на окружающий мир. Она довольно высокая, хотя в сравнении со мной кажется маленькой. Худышка с тонкими запястьями и пальцами пианиста. Её семья бежала в начала двадцатого века из Российского королевства из-за смуты, царившей в то время. Страх перед силой большевиков оказался слишком силен, а вера в победу белогвардейцев слабой. Мария является потомственной аристократкой, и её семью хорошо приняли в те годы. После победы белого движения семья так и не решилась покинуть гостеприимную Великобританию и осталась здесь. Её мать вышла за английского аристократа, работающего в казначействе. Это позволило её семье вновь ощутить вкус богатства и власти, утраченного во время неудавшейся революции. Отец Марии является человеком достаточно прозорливым, но не обладающим красивой внешностью. Худой и нескладный, он, не смотря на свои деньги, не смог привлечь к себе девушек равных ему по родовитости, а девушки, которые были ниже, его не интересовали. Всё изменилось, когда он встретил мать Марии, русская красавица покорила его сердце с первого, мимолетного взгляда. Он сразу же попросил её руки, даже не задумываясь о последствиях своих действий. Многие аристократы были удивлены его выбором, ведь девушка была скромного по меркам того общества происхождения, и к тому же воспринималась, как бедная родственница, нежели как заслуживающая внимание невеста. А самым удивительным было её согласие на брак — оно было добровольным. Девушке удалось рассмотреть в этом мужчине то, что не видели другие за блеском его богатств — а именно тонкий и острый ум, добрую душу и терпеливость. Ей нравилось говорить с ним обо всем на свете, и брак стал для них подарком свыше. Именно благодаря его уму, им удалось избежать катастрофы войны и разорения, а умение правильно вести дела позволило приумножить состояние в послевоенные годы. Мария родилась на свет в январе 1946 года. Как любят говорить её родители, она была зачата в ночь с 8–9 мая 1945 года, в день окончания Второй Мировой войны. Так что мы с ней являемся погодками с разницей в несколько месяцев.

Я до сих пор не понимаю, как же так вышло, что мы встретились и подружились. Она — девушка состоятельных родителей и я, нищий паренек, не имеющий за душой ни пенни. Тот факт, что я работаю в библиотеке, роли не играет, слишком уж велика разница между нами. Вспоминая прошлое, я прихожу к выводу, что наша связь образовалась именно из-за потерянности, столь свойственной моему поколению. Наши родители пережили ужасы войны, многие погибли или пропали без вести. Одинокая молодость, грустная юность — она стирает границу между сословиями, порождая дикие 50-60-ые двадцатого столетия. Но и здесь были странности между нами. Я предпочитал проводить время среди книг, мало общался с девушками моего возраста, хоть и имел уже нужный опыт, полученный из-за своей внешности. Мне нравилось рисовать, гулять в парках и бывать на выставках уличных художников. Когда удавалось, я посещал театры и музеи, благо такие развлечения позволяла моя работа и обширные связи Джейкобсона. Мария была не такой. Она, выращенная в аристократичной среде, в теплице со стальными прутьями и непримиримыми тюремщиками в лице нянек, стремилась к свободе любыми доступными способами. Наша встреча стала следствием такого побега. Случайная, она должна была закончиться ничем, но мы подружились.

Всё произошло в галерее Тейт, возле картины «Офелия» Милле. Моё посещение данной выставки было связано с моей работой. Мой начальник хотел, чтобы я получил всестороннее развитие и был достоин дальнейшего обучения в университете. Мария оказалась здесь из-за семьи. Её родители явились в галерею с запланированным визитом, они хотели сделать пожертвование, что во все времена являлось нормой среди аристократ. Как я думаю, Мария заскучала во время мероприятия, и при первом удобном случае улизнула от семьи. Она хотела незаметно покинуть галерею и развеяться в городе. Проще говоря, девушка искала развлечений. И тут ей на глаза попался я.

— Эй, паренек, ты уже битый час стоишь возле этой картинки, чего такого особенного ты в ней углядел? — стараясь звучать вульгарно и провинциально, она, чуть сгорбившись, подошла ко мне. Её стремление выглядеть, как простолюдинка заставило меня слегка улыбнуться, но так, чтобы она не заметила моей улыбки. Она была одета в очень короткое платье с завышенной талией из коллекции Мэри Куант, ниже груди оно было белым, верхняя часть же была черной. В руках она держала шерстяное серое пальто строго фасона. Её волосы были спутанными и убранными в два хвоста. На них присутствовали следы завивки, однако сейчас пребывали в очаровательном беспорядке, которые ещё больше делали её похожей на маленькую девочку школьницу.

— Это работа великого Джона Эверетта Милле, одного из основателей Братства прерафаэлитов. Картина, на которую ты смотришь, самая известная его работа. Офелия, вот её название, в основе картины лежит сюжет из пьесы Шекспира «Гамлет».

— Честно говоря, я не читала, — и она лукаво подмигнула мне, театрально зевнула, после чего быстро посмотрела по сторонам, — но я была бы рада услышать от вас более подробную историю этой девушки. На картинке она выглядит весьма печально.

— С удовольствием, миледи, — чуть наклонившись, ответил я.

— Только услышать историю, я желаю в какой-нибудь кафешки, где есть кофе со взбитыми сливками или по крайне мере чай с бергамотом. И где можно спокойно курить, — последние слова она произнесла с легким вызовом, для чего чуть приподняла правую бровь, — и да, я не миледи.

— Простите мою грубость, госпожа. Но разве позволительно столь юной особе отправляться на встречу неизвестно с кем?

— Вот и проверим, насколько это позволительно.

Пока я отчаянно пытался придумать способ избежать более близкого знакомства, она схватила меня за руку и повела к боковому выходу из здания, всё время отчаянно прячась за моей высокой спиной и стараясь быть как можно менее заметной.

— Что с вами? Вы от кого прячетесь? — рискнул спросить я, когда мы покинули галерею. Наш путь пролегал по улице Милбанк вдоль набережной в сторону моста Воксхолл. На улице девушка распрямилась и стала выглядеть более уверенно, чем в здании. Казалось, что здесь ей, наконец, удалось сбросить со своего тела тяжелые кандалы, и она смогла свободно дышать полной грудью. В её глазах появились искры радости, и хоть она старалась выглядеть невозмутимо, было видно, что она счастлива убежать из галереи.

— Ну да, только что, благодаря вам, я смогла покинуть столь ненавистную мне обстановку официальности, сбежать от камер папарацци. Избежать унылой обстановки фальшивой благодетельности.

— Ваша речь изменилась, миледи, — лукаво усмехнулся я, мысленно просчитывая свои шаги.

— Но от этого я не становлюсь в миледи. Не называй меня так, мне не нравится, как это звучит.

— А как вас называть?

— Мы так и не представились, — на этом месте она отпустила мою руку и сделала шаг в сторону, после чего чуть склонила голову и сказала, — меня зовут Мэри.

— Очень приятно познакомиться, Мэри, — учтиво проговорил я и тоже чуть склонил голову, — Давид.

— Ты хотел сказать Дэвид? — она чуть наморщила лоб, что-то вспоминая, — ты ведь не еврей?

— Ошибаешься, я еврей, — я качнул головой в знак отрицания, — и меня зовут Давид.

— Всё равно, я буду звать тебя Дэвид, — и она выжидательно уставилась на меня.

— Мэри, зачем ты обижаешь меня? — тихо спросил я.

— Я просто проверяю тебя, — тряхнув волосами, она вновь обхватила мою руку и повела к Бессборо Гарденс, в центре этого парка, насколько я помнил, располагалась небольшая кофейня открытого типа. На мгновение я растерялся, ведь выбор подобного заведения в середине осени выглядело довольно странно.

— Куда ты меня ведешь? — рискнул поинтересоваться я.

— А то ты сам не понял, — усмехнулась она в ответ и указала в центр небольшого парка. — Кофейня «Леди Винтер» открыта с мая по сентябрь, после перебирающаяся в район Сохо — лучший выбор, если ты находишься неподалеку от галереи Тейт и не желаешь переплачивать за напитки.

— Да, но…

— Что же, если ты настаиваешь, мы можем посетить «Розовую таверну»…

(Прим. от автора — «Розовая таверна» или как её называют по-английски — «Marquess of Anglesey pub» была открыта в 1882 г., в 60-ые этот паб являлся местом, где собиралась богемная молодежь того времени, отсюда можно сделать предположение, что цены в то время там были совсем не маленькие.)

— Решено, Леди Винтер, так Леди Винтер, — быстро согласился я и сделал приглашающий жест в сторону кафе, а затем тоскливо посмотрел на мрачное и серое небо. День обещал быть дождливым и туманным, как и любой день в Лондоне.

— Вот и молодец, — кивнула она, — кстати, а у тебя деньги есть? Мой кошелек остался у родителей, они знали, что я попробую улизнуть, вот и позаботились, чтобы я осталась без средств.

После её слов мне сразу стало понятно, почему это девушка, вернее непоседливый ребенок в теле молодой девушки, обратила на меня внимание. В принципе, я был не против провести этот день в компании столь симпатичной особы, она была довольно подвижной и яркой, что означало интересный взгляд на мир и устои в нем. Но с другой стороны, меня смущала разница между нами. Я стоял внизу социальной лестницы, тогда как она явно принадлежала к элите. Это было видно по её поведению, манере держаться и тому, как она смело улыбалась миру. Незнающая настоящей нужды, вот подходящий эпитет к этой девушке. Второй же проблемой было то, что я не знал цен в этой кофейне, и не был уверен в том, что мне хватит денег, чтобы расплатиться. Скрепя сердце, я всё же решил последовать за девушкой. В конце концов, если она закажет слишком много, я обойдусь стаканом воды.

В кофейне было пусто, лишь одинокий джентльмен сидел в углу веранды, склонившись над чашкой, из которой шел густой пар. Он старался вести себя невозмутимо, но было видно, что сюда он зашел только, чтобы согреться и сейчас он терпеливо ждал, когда его напиток чуть остынет.

Из не большего крытого помещения, к которому примыкала летняя веранда, вышла молодая девушка, которая цепко окинув нас пристальным взглядом и, мысленно убедившись в нашей платежеспособности, вежливо улыбнулась.

— Добро пожаловать в кофейню «Леди Винтер», — мягко поприветствовала нас девушка, — меня зовут Пейдж, где бы вы желали расположиться?

Мэри, не раздумывая устремилась к другому концу веранды, туда, где никого не было. В результате мы оказались в тени деревьев, и хоть возле каждого столика стояли большие матерчатые зонтики темно-синего цвета, место, которое она выбрала, было самым темным во всей кофейне.

Я, слегка удивившись, последовал за ней. А уж следом за нами официантка, которая успела забрать с витрины меню для каждого из нас. Уже по его виду, я понял, что цены здесь могут меня удивить. Меню было внутри черной кожаной папки, на которой было написано золотыми буквами название заведения, а также была кисточка-закладка. На секунду, я замер возле столика, внутри меня зародилось сомнение в том, что я собирался сделать, но оно быстро улетучилось, стоило мне вновь посмотреть на девушку. Она была слишком хороша, чтобы бросить её вот так.

— Уж не планируешь ли ты сбежать и бросить меня в столь неловком положении? — она, чуть прищурившись, задала мне мой же вопрос. Официантка в этот момент находилась возле джентльмена и не могла слышать, о чем мы говорили.

— Я лишь прикидывал цены в данном заведении, — стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно, ответил я, осторожно касаясь меню.

— Господи, да возьми ты уж, наконец, эту папку, она тебя не укусит, — раздраженно воскликнула она, — не подумай чего плохого про меня, но я сразу поняла, что ты не из богатых. А у меня денег нет. Соответственно, стала бы я приводить тебя в место, где высокие цены?

— Я не предполагал, что вы станете думать об этом.

— Прекращай выкать, — она чуть повела плечами и подняла правую руку вверх, призывая официантку, — вы можете принести пепельницу?

(Прим. от автора. Да, я знаю, что в английской речи нет различий между вы и ты, есть только you. Но давайте сохраним немного художественности, свойственной русской речи? Ведь я пишу в России и этой мой родной язык.)

— Вы… ты куришь? — удивленно спросил я.

— Да, а что? — она недовольно хмыкнула, доставая из кармана пальто машинку для закатывания бумаги, набор самой бумаги и, наконец, табак марки Cherokee. Быстро заполнив машинку табаком и бумагой, она ловко сделала себе несколько самокруток, после чего достала спички и прикурила.

— Хочешь попробовать? — мягко спросила она, блаженно втягивая в себя дым.

— Не курю.

— Ну, и зря, — спокойно отреагировала она, — ну, так что ты там хотел рассказать мне об Офелии?

— Может, сначала, сделаем заказ? — неловко перебил её я.

— Ладно, — согласилась девушка и открыла меню на середине, — чего бы я хотела…

Следующие несколько минут прошли в тишине, нарушаемой только чириканьем воробьев, расположившихся на ветвях деревьев. Этот день можно было назвать приятным, если вы влюблены в осенний сплин или же если вас привлекает холодная красота осени, ещё не успевшей потерять своих листьев и красок. Для меня этот день был особенным — один из немногих выходных, которые у меня были за всё время, что я проработал на Джекобсона. Я старался насладиться каждым его мгновением, чтобы позднее с удовольствием окунуться в свою работу с книгами. Мэри, внимательно изучающая меню, время от времени бросала на меня странные взгляды, в которых сквози симпатия и некая доля лукавства. Красивый современный ребенок, почему же ты находишься рядом со мной здесь, на этой холодной веранде в центре Бессборо Гарденс?

— Ты уже выбрал?

— Я буду простой черный кофе, — мелком глянув в меню, а точнее на цены, ответил я, — не знаю, как оно здесь называется, но я буду именно его.

— Всё так плохо? — она извиняюще улыбнулась, чуть обнажив свои верхние белоснежные зубы, и склонила голову на бок.

— Нет, просто я больше ничего не хочу, — разумеется, я соврал, и она, разумеется, сделала вид, что поверила. Такие правила игры, они никогда не меняются. Я хочу быть настоящим джентльменом, а джентльмен не может сказать нет даме.

— Ну, ладно, — она приняла какое-то решение и вновь бегло просмотрела строки меню, — а я буду «Красные ягоды с кофейным соусом сабайон», а также «Рулет из куриной грудки с финиками».

— Я не вижу этого в меню, — быстро пролистав страницы, я посмотрел на неё, — ты уже была здесь раньше?

— И не один раз, — кивнула она, — это хорошее место, чтобы скрыться от вездесущих глаз высшего общества. Здесь я могу спокойно курить, встречаться с самыми разными людьми или же просто наслаждаться одиночеством, не боясь быть застигнутой врасплох какими-то полузнакомыми людьми.

— Видимо это место действительно очень хорошее, — чуть склонившись вперед, согласно кивнул я и посмотрел в сторону витрины, за которой сидела официантка. Поймав мой взгляд, она тут же подскочила и направилась к нам.

Сделав заказ, я чуть расслабился. Самое сложное осталось позади, ничего отменить уже нельзя, значит нужно просто насладиться проведённым временем. И забыть про покупку нового зимнего пальто. Это не так страшно, если ты молод и полон сил. Другое дело, отец будет недоволен, но надеюсь, я смогу ему всё правильно объяснить.

— Ладно, пока мы ждем, ты можешь рассказать мне про Офелию, мне было бы интересно послушать про судьбу этой девушки, оказавшейся в реке, — она благосклонно улыбнулась мне и, положив локти на стол, уперлась подбородком в ладони, демонстрируя полную заинтересованность в этой истории.

И я начал свой рассказ.

В основу картины был положен сюжет из пьесы Шекспира «Гамлет». Девушка на картине, Офелия, была возлюбленной Гамлета, принца датского. Когда она узнала, что он убил её отца, то помешалась от горя, и не чувствуя в себе желания жить, бросилась в реку и утопилась. Автор картины, Милле, нарисовал её под впечатлением от отрывка из пьесы, в которой мать Гамлета, описывает произошедшие с девушкой, как несчастный случай и говорит следующие:

«…Где ива над водой растет, купая

В воде листву сребристую, она

Пришла туда в причудливых гирляндах

Из лютика, крапивы и ромашки,

И тех цветов, что грубо называет

Народ, а девушки зовут перстами

Покойников. Она свои венки

Повесить думала на ветках ивы,

Но ветвь сломилась. В плачущий поток

С цветами бедная упала. Платье,

Широко распустившись по воде,

Её держало, как русалку…»

(Пер. П. Гнедича)


— Как печально это звучит, — тихо прошептала Мэри, смотря, как желтая листва падает на землю от легкого порыва ветра. После девушка взяла новую самокрутку и раскурила её, — бедная девушка.

— Это всего лишь пьеса, основанная на легенде о датском правителе по имени Amletus, — мягко ответил я, наблюдая, как густые слои дыма, скрывают от меня лицо девушки, чтобы через мгновение вновь показать её нежные пухлые губы.

— И всё равно, очень трагично, — возразила она, подперев голову левой рукой, — и пьеса об этом Гамлете вся такая?

— Ты не читала? — удивился я.

— Разумеется, нет, — кивнула она, — мои родители отправили меня в пансион для благородных девиц, когда я была ещё маленькой, мало того, этот пансион был протестантским, религиозное заведение, в котором всегда было очень холодно. Большую часть времени нас заставляли читать библию, откровения всяких святых и прочую чушь. Это меня дико раздражало, но ничего более там не было. Временами, когда вспоминаю то время, я начинаю себя чувствовать бывшей заключенной Бастилии, которая чудом смогла выбраться из неё.

— Сочувствую, — я протянул руку через стол и коснулся её руки. И на короткое мгновение тишина на веранде стала оглушительной, мы неотрывно смотрели друг на друга.

Невидимая красная нить соединяет тех, кому суждено встретиться, независимо от времени, места и обстоятельств (с)

Это теплое молчание было оборвано официанткой, которая принесла наш заказ. И время вновь продолжило свой путь, оставляя в наших сердцах какое-то светлое чувство покоя, предопределенности, которая никогда более не прозвучит вслух, но навсегда останется в глубине наших душ.

День продолжался, наш разговор ушел в сторону от печальных тем и принял более расслабленную форму, которая была прервана, когда мы уже собирались уходить. Я даже не успел поднять руку и позвать официантку, чтобы она нас рассчитала, когда на веранде появилась маленькая процессия из трех человек. Двух женщин и одного мужчины. Лидером этой процессии была высокая тучная женщина в светло-коричневом пальто, застегнутом на все пуговицы, а её голова была покрыта легким белым платком. Этой женщине навскидку было за сорок, её прямая осанка и положение рук говорило о том, что она либо гувернантка, либо нянечка-воспитательница. А холодные и строгие глаза прямо указывали на её неприятие к происходящему. Люди, следовавшие за ней, были попроще. Молоденькая девушка в огромных стрекозиных очках и с портфелем, да пожилой мужчина, который, скорее всего, является водителем, чем воспитателем или учителем. Он шел чуть позади девушки, не скрывая своего места.

— Мария! — раздался громкий, грудной голос женщины. Она остановилась всего в паре метров от нас, пристально изучая обстановку. Большего всего её заинтересовала пепельница и, разумеется, я.

— Миссис Хамфри! — Мэри быстро вскочила на ноги, затушив сигарету об пепельницу, — как вы меня нашли?

— Это было не сложно сделать, ведь галерея, находится не так далеко отсюда, — и со значением посмотрела на нас, — лучше объяснитесь, молодая мисс, что вы здесь делает в компании этого юноши? И вы опять курили? Ваша матушка будет вами недовольна!

— Бросьте, миссис Хамфри, вы же знаете, что нынешнее десятилетие в корне отличается от тех времен, в которых выросли вы, как и мои родители! И что я имею право делать, а что нет — решать не вам, а мне! — на последних словах Мэри повысила свой голос, и положила руки на талию.

— Как вам не стыдно, — проворчала женщина, сохраняя достоинство и свою осанку, — в общественном месте, так себя вести… я обязательно всё-всё расскажу вашей матери! А теперь одевайтесь, пора вернуться домой.

Я ожидал, что Мэри сейчас выскажется и по этому поводу, однако вместо этого она только посмотрела на мужчину, стоящего поодаль, который в ответ на её взгляд лишь отрицательно покачал головой. Этот представительный джентльмен всем своим видом демонстрировал своё невмешательство в происходящее. Он облокотился о колону веранды и заложил свои руки за спину. Другое дело вторая женщина, хотя скорее молодая миз, по возрасту ей было не больше двадцати пяти. Она взволнованно теребила перчатки в своих руках и не сводила взгляд с Мэри. Её так сильно волновало происходящее, что на лице проступили красные пятнышки, что не добавляло ей красоты.

Тяжело вздохнув, Мария повернулась ко мне, на её лицо появилось выражение искреннего огорчения.

— Прости, Давид, я вынуждена тебя покинуть. Но, я надеюсь, мы ещё встретимся?

— Как тебе будет угодно… Мария, — я не удержался от маленького лукавства.

— Очень смешно, — ухмыльнулась она в ответ, застегивая своё пальто на все пуговицы, после чего она залезла в правый карман и вытащила оттуда несколько монет, достоинство которых позволяло вполне спокойно оплатить наш обед, даже на чаевые хватило бы.

— Извини, я немножко обманула тебя, смущенно пробормотала она, — я просто хотела быть уверенной, что ты порядочный человек, — последние слова она произнесла, склонившись надо мной так, чтобы кроме меня их никто не услышал, — и ты не разочаровал меня!

— Мария! — вновь послышался зычный голос миссис Хамфри, — что вы себе позволяете? Немедленно прекратите вести себя, как вульгарна девица с улицы!

После столь вызывающего эпитета, Мэри ничего не оставалось, кроме как звонко поцеловать меня в губы, и с победным видом пройти мимо маленькой компании слуг своих родителей, ошеломленно застывших возле выхода. Лишь, спустя секунд тридцать, они последовали за ней, прежде внимательно изучив мой вид. Мне кажется, что тогда они подметили каждую деталь моего внешнего облика. Определили, что я не богат, не принадлежу к прослойке общества, в которой вращается Мария, но также они подметили то, с каким достоинством я держался, что мой внешний вид идеально продуман и строг, что я не похож на представителя одного из новомодных движений таких, как хиппи или modos. И в глубине души я искреннее понадеялся, что наша встреча с Марией будет не последней.

Так и вышло. Наше знакомство с Марией состоялось чуть больше года назад, помню, в сентябре, мы даже успели отметить это событие поход в галерею Тейт, а после посидели на летней веранде кофейни «Леди Винтер».

Ох, сколько всего успело случиться за это время… Наша вторая встреча состоялась буквально спустя неделю после первой. Просто однажды, возвращаясь с работы, я застал Марию сидящей на крыльце моего дома с какой-то книжкой в руках. Она напряженно читала, забавно шевеля губами, проговаривая каждое слово. Было видно, что книжка захватила её целиком, так что она не сразу поняла, что я сижу рядом с ней.

— Что читаешь, Мария?

— Что? О, Господи! — от неожиданности она даже слегка подскочила и приложила руку к сердцу. Книжка моментально была закрыта, показав мне свою обложку — Шекспир «Гамлет». — Дэвид, нельзя же так подкрадываться!

— Я не Дэвид, а Давид, — укоризненно ответил я, — что ты тут делаешь?

— А я не Мария, а Мэри! — и она требовательно изогнула бровь, — мне не нравится имя Мария, оно слишком русское для Лондона. Все только и делают, что тычут в меня пальцем. Как же, эта девица не принадлежит нашему обществу, её мать русская, бежавшая из России! И всё в таком духе… брр, просто неприятно!

— Тогда и ты не называй меня Дэвид, — мягко ответил я.

— Но почему? Давид это же еврейское имя… а мы живем в Лондоне, ты же англичанин, почему нет?

— Потому что я хочу помнить то, кто я. И никогда не забывать этого и не отказываться от истории своего рода, — медленно проговорил я.

— Твоё право, — вынужденно согласилась она.

Впоследствии это стало нашей маленькой игрой, понятной только нам двоим. Давид и Мэри, Мария и Дэвид. Она, бегущая от своего прошлого и я, стремящегося к нему. Две противоположности, живущие в «свингующем» Лондоне.

Тогда Мария пришла ко мне, чтобы вытащить на какой-то ночной киносеанс, фильм то ли про вампиров, то ли про зомби. По-моему он назывался «Дети проклятых» или что-то в этом роде. Тогда меня больше волновал только тот факт, что мы вместе смотрим фильм, что она пришла ко мне.

Со временем наши встречи участились, так не проходило и недели, как мы обязательно куда-то выбирались — в кино или в музей. Незаметно для себя, Мария стала увлекаться книгами и со временем у неё появились свои любимые писатели, появился свой вкус и привычки при выборе книг. Ей нравился Брэм Стокер, Джон Мильтон, Эдгар По, Говард Лавкрафт, Мэри Шелли, лорд Байрон и многие другие писатели данного направления.

Наверное, именно поэтому, когда состоялась моя первая встреча с её родителями, ими я был воспринят весьма положительно. Они старались подчеркнуть своё либеральное отношение к «неаристократам», что было довольно забавно наблюдать со стороны. На самом деле их спокойное отношение ко мне было продиктовано желанием развития Марии в интеллектуальном смысле. До встречи со мной девушка интересовалась лишь модными журналами, да грошовыми книжками, не имеющими никакой ценности. Моё умение интересно преподнести классическую литературу побудило девушку начать читать. Также я познакомил её с классической музыкой, больше всего Марию поразил Бах и Моцарт, какое-то вещи из Вивальди, что-то от Штрауса, Вагнера и Прокофьева. Её предпочтения были мрачными, таинственными, они пронзали душу. Это отражалось во всем, что ей нравилось. В свою очередь девушка открыла для меня новый современный Лондон, тот, который называют Свингующем. И первое, что она сделала — вытащила меня послушать группу «The Beatles». Я никогда не забуду тот день. Помню, как я долго упирался и не хотел идти на какую-то современную группу, которая представлялась мне пустой и неинтересной. Той, которая не способна затронуть струны человеческой души. И как же я был удивлен, когда оказалось, что это не так. Моё ошеломление способен оценить любой, кто в первый раз слушает их музыку.

После был Джим Моррисон, Элвис Пресли, «The Rolling Stones», Дженис Джоплин и многие другие. Их музыка была агрессивной, дикой, необузданной, она была современной. Именно благодаря им, я в первый раз в жизни почувствовал себя по-настоящему молодым. Я научился танцевать твист, буги-вуги, рок-н-ролл и «Skip jive», выпил первый пластиковый стаканчик пива, попробовал травку, послушал выступление какого-то гуру. Хиппи только-только начали завоевывать мир, так что это было очень необычно для меня. «Make love, not war!» — для меня, далекого от политики и внешнего мира, эта фраза стала очень близкой. Мой мир стал ещё шире, чем раньше и всё благодаря ей — Марии. Самой необыкновенной девушке на всем белом свете.

Прошло чуть меньше полувека с тех времен, а я до сих пор не знаю, какой она была на самом деле. Её мысли и чувства были сокрыты от внешнего мира, и лишь мне она иногда давала возможность заглянуть чуть глубже, чем остальным. Девушка-загадка, девушка-тайна. Тот год, с сентября 1963 по октябрь 1964, был единственным для нас, особенным в обоих смыслах этого слова. В 65-ом Мария должна была уехать из Лондона и поступить в Оксфорд, чтобы продолжить своё образование, начатое в частном пансионе. Я же должен был в скором времени поступить в Университетской колледж Лондона. И наши пути разошлись бы на долгие годы, если не навсегда. Мы оба это понимали, поэтому старались насладиться каждым моментом, проведенным вместе. Не буду от вас скрывать, в определенный день, это было весной, наши отношения перестали быть чисто дружескими и незаметно переступили особую черту. Мы стали встречаться как пара. Разумеется, скрытно, потому что мы понимали, что ни мой отец, ни её родители не одобрили бы этих отношений. И если дружба была принята, то взаимоотношения положили бы всему конец. До сих пор мне кажется, что из всех только Артур Эванз, водитель семьи Марии, догадывался о нас. Я благодарен ему за то, что он промолчал. Из всех людей, кто окружал Марию с детства, только он имеет право называть себя её другом. Он всегда утешал её, поддерживал и помогал, когда ей было плохо. Только он понимал, как тяжело приходилось Марии. Родственники её отца недолюбливали девочку, как и её мать. А родственники матери были слащавы, и всё время пытались вытащить из её отца деньги, что не добавляло любви в семье. От девочки очень многого требовали, всё время придирались и заставляли вести себя как настоящая леди. Очень часто Мария не понимала, почему к ней так относятся. Она видела, как живут другие дети на улице, и видела разницу между собой и ими. Она хотела быть такой же, как и они, поэтому, в конечном счете, родители устали от её поведения и отправили девочку в закрытый религиозный пансионат для благородных девиц, где, как они надеялись, ей привьют правильное воспитание и отношение к жизни. Но характер Марии оказался сильнее, чем они думали, и когда девушка вернулась домой, она продолжила вести себя, как в детстве. Была капризной, непослушной, стала часто убегать из дому и проводить своё время с такими же, как она сама. А потом она встретила меня. И, я надеюсь, смогла понять настоящую суть вещей.

Сегодня 8 октября 1964 года. День ничем не отличающийся от других. Холодный, как и любой другой день осени. Ничего не предвещало того, что именно с этого дня, моя жизнь измениться навсегда.

* * *

— Ты уже разложил книги, как я просил? — требовательно поинтересовался Джейкобсон, сидя за столом своего кабинета и уткнувшись в очередную папку с документами. Он водил по нему карандашом и что-то помечал на полях, время от времени заглядывая в другие папки.

— Да, сэр, я сделал, как вы просили. Также я просмотрел отдел литературы за восемнадцатый век, где хранится классическая английская литература. Там я проверил книги и вновь вернул им алфавитный порядок.

— Видимо мистер Далтон опять был слишком занят для этого, — проворчал Джейкобсон, мельком посмотрев в мою сторону, — а ты молодец. Исполнителен. Хочешь сегодня уйти пораньше?

— Если будет возможно, сэр, — кивнул я, чуть склонив голову.

— Боюсь, что сегодня твоя встреча с девушкой произойдет чуть позже. Помнишь, к нам вчера доставили новые книги?

— Да сэр, разумеется, помню.

— Это книги из частной коллекции. Как я понял, владелец скоро отбывает куда-то в Африку и он не уверен, что сможет вернуться оттуда. Он решил передать свои книги нам. Странно, не правда ли? Он мог написать завещание, в котором указал бы дальнейший путь своего имущества. А вместо этого он передает эти книги нам сейчас. Что-то тут не чисто, но я никак не могу понять что, — мужчина оторвался от своих документов, и вновь посмотрел на меня, при этом поглаживая свою бородку.

— А причем здесь я?

— Он хочет лично вручить особую партию книг. И желает видеть всех, кто будет ею заниматься. Так что и твой отец тоже там будет.

— А во сколько состоится встреча?

— В четыре часа дня. Так что будь готов к этому времени.

— Да, сэр, как вам будет угодно.

— И ты уж постарайся произвести благоприятное впечатление, хорошо? — Джейкобсон поднялся со своего кресла и подошел к окну, выходящему на проезжую часть, — те книги, которые он хочет нам передать — они очень интересны и ценны. И я не хочу, чтобы они достались какому-то другому музею, ты меня понимаешь? Мне уже прозрачно намекнули всю важность происходящего, так что ты понимаешь, как много от нас зависит? — он повернулся ко мне лицом, ожидая моей реакции.

— Да, сэр, я буду вести себя на высшем уровне! — незамедлительно ответил я.

— Хорошо, хорошо… если всё пройдет как надо, завтра я дам тебе выходной, сможешь погулять со своей подружкой, — и он чуть подмигнул мне.

— Мы не встречаемся, сэр.

— Да ты что? — он громко рассмеялся, — рассказывай эти сказки её родителям. Ты парень молодой, крепкий, красавчик, каких поискать. Знаешь, сколько молоденьких сотрудниц здесь сходит по тебе с ума? А ты всё время проводишь с одной симпатичной аристократочкой. Любой догадается, что здесь что-то большее, — он вновь усмехнулся и подошел ко мне, положив руку на плечо и сильно сжав его, — ты главное помни — всё, что сейчас между вами происходит — временно. Совсем скоро её родители подыщут ей какого-нибудь богатенького мальчонку, которому она родит таких же, как и она сама благородных детишек и вы больше никогда не увидитесь. И это будет правильно, потому что вы принадлежите к разным сословиям, у вас разная судьба. Поэтому парень — не напортачь, ты же не хочешь, чтобы она от тебя забеременела?

— Сэр… — смущенно пробормотал я.

— Юношеская любовь — это лишь детская влюбленность. Чаще всего она не выдерживает испытание временем. Она разбивает сердца многим. Поэтому будь осторожен парень! Аристократы — самые мстительные люди на свете, они ещё хочу религиозных фанатиков, надеюсь, ты это понимаешь? Так что если они поймут, что происходит, я не смогу ничем тебе помочь.

— Спасибо за откровенность, мистер Джейкобсон, — только так я смог ответить на его суровые слова.

— Твой отец слишком далек от всего этого, после того, как он вновь получил доступ к книгам, он больше ничего не желает видеть и знать. Так что кроме меня, никто не сможет рассказать тебе правду жизни. Наш мир делиться на богатых и бедных. Сейчас есть возможность перейти в категорию богатых, что радует молодых. Но богатые тоже делятся — на аристократов и просто богачей. И перейти из второй категории в первую практически невозможно, хоть сейчас это и начинает постепенно меняться, — он тяжело вздохнул, видимо вспоминая что-то из своего прошлого, — ну, ладно, иди, работой. Только помни — в половину четвертого у меня!

(В моем мире аристократия не потерялась во времени, как это случилось в реальности, она по прежнему имеет и власть, и влияние, и больше прав, чем простолюдины. Вот только стран с такой системой очень мало — Англия, Франция, Испания, Португалия, Северная Америка, Австралия и ещё несколько маленьких стран, принадлежащих старому свету).

— Да, сэр! — и я с глубоким поклоном покинул его кабинет.

Впоследствии, я часто думал, что я тогда сделал такого, что привлек его внимание. Мог ли я изменить судьбу? И сейчас я понимаю — нет. Прошлое неизменно, каждый мой поступок вел меня в настоящее. Но мысли не покидают меня, они продолжают анализировать и гадать «…что было бы, если…»

* * *

— Ну что, все готовы? — спокойно поинтересовался мистер Фейбер, старший библиотекарь.

Мы расположились в овальном кабинете, где часто принимают важных гостей. Большие окна, яркое освещение, а также небольшие зеленые лампы на столах — всё это давало столько свету, что создавало впечатление официальности и важности происходящего. Мы все расположились возле длинного круглого стола, выполненного под старину. Строгие резные стулья с кожаной обивкой, пейзажи в золотых рамах на стенах. Тяжелые портьеры на окнах, выполненные в темно-зеленом цвете с тонкими золотыми нитями. Каждая деталь комнаты была безупречна, деловая, строгая, старинная. Библиотека делала всё, чтобы клиенты, меценаты и посетители, чувствовали, что они пришли именно туда, куда нужно.

Сейчас мы сидели в абсолютной тишине. Каждый о чем-то задумчиво размышлял, время от времени бросая взгляд на напольные часы, которые мерно отбивали время. Осталось пять минут, и каждый немного да нервничал. Никто толком не понимал, зачем этот странный господин собрал нас, почему его так волнует, кто будет заниматься его книгами? Он не доверяет библиотеке Британского музея? Тогда почему он отдает свои книги? Такие вопросы заставляли нервничать всё сильнее, а тиканье часов стало сводить с ума. Наконец, за дверью послышались шаги, и мистер Фейбер, окинув каждого из нас своим пристальным, тяжелым взглядом поднялся со своего места, заставляя нас последовать его примеру. Двери открылись, и на пороге появился он, в сопровождении личной помощницы мистера Фейбера, очаровательной девушки по имени Лили, она была заметно бледнее, чем обычно, так что её голосок чуть дрогнул, когда она представила нам нашего клиента:

— Сэр Логан Блэк, — взволнованно проговорила она, пропуская его вперед и делая небольшой шаг в сторону.

— Господа, как я рад видеть вас здесь! — с искреннем воодушевлением проговорил он, широко раскинув руки в приветственном жесте.

Логан Блэк был человеком очень впечатляющей внешности. Я ожидал увидеть мужчину в годах, хорошо за тридцать, представительного, с аккуратной бородой и в костюме двойке, обязательно с часами на цепочке и в очках. Вместо этого передо мной предстал молодой парень, не старше тридцати лет. Он был высоким, думаю, что его рост был в районе метр восемьдесят — восемьдесят пять, при этом его комплекцию нельзя было назвать широкой. Скорее он был очень худым, но это не делало его нескладным. Каждое его движение было плавным и уверенным, что добавляло ему властности. Его длинные очень светлые волосы были убраны в конский хвост, и были перекинуты через правое плечо. Он был гладко выбрит, его лицо из-за этого казалось ещё более юным, ясные серые глаза внимательно смотрели на нас, пожалуй, только они указывали на его возраст и опыт. Тонкие губы чуть улыбались, сглаживая острые черты его лица, каждая черточка которого показывала, что он из аристократов. Он держался твердо, но без заносчивости, с высоко поднятой головой. Его поза давала возможность хорошенько разглядеть этого человека, прежде чем начать общение. Он осознавал это, как и мы, что, безусловно, добавляло ему авторитета. Сэр Логан был одет в хорошо сшитый костюм-тройку, черный двубортный пиджак с золотыми пуговицами, под ним был виден темно-вишневый жакет и белоснежная рубашка с черным галстуком, на котором был золотой узор. Так же на нем были зауженные классические брюки черного цвета. Я находился слишком далеко от мужчины, но даже отсюда было видно, что материал, из которого был изготовлен костюм превосходного качества, кажется это твидовая ткань, что, безусловно, соответствовало положению сэра Логана.

После секундной задержки, которой хватило каждому из нас, чтобы оценить стоящего перед нами человека, мистер Фейбер вышел вперед и протянул руку для пожатия.

— Добро пожаловать в библиотеку Британского музея, сэр Логан Блэк! — горячо поприветствовал его мистер Фейбер. Он чуть волновался, но выдержка и холодность, присущая каждому служащему библиотеки, скрывала его волнение от нашего гостя, — меня зовут Александр Фейбер, я старший библиотекарь Британского музея, мы с вами разговаривали по телефону.

— Искренне рад с вами познакомиться! — тепло улыбнувшись, ответил сэр Логан, после чего повинуясь жесту Фейбера прошел вглубь комнаты к нам.

После этого мистер Фейбер представил каждого из нас Логану, и каждый отметил теплую вежливость этого человека. Только я чувствовал себя здесь неуютно, и когда дошла очередь до меня, смутился, чуть подавшись назад.

— Что же ты, Давид? — лукаво усмехнулся мистер Фейбер, после чего представил нас друг другу, — этот молодой юноша подает большие надежды, в следующем году он поступит в Университетский колледж Лондона по нашей протекции, также он планирует связать своё будущее с книгами. Сейчас он является помощником мистера Джейкобсона, которого я Вам уже представил. Именно он будет следить за тем, чтобы книги находились на своих местах и были в прекрасном состоянии.

— Что же, судя по этому мальчику, я думаю, что могу не волноваться о них, — незаметно подмигнув мне, согласился сэр Логан. Его голос был на удивление глубоким и тягучим, что свойственно людям старшего поколения, нежели его ровесникам. Это и многие другие, незаметные на первый взгляд детали заставляли меня чувствовать себя как-то неуверенно. Жаль, что другие не замечали, что этот мужчина… не тот, за кого себя выдает. Однако я не имел право говорить об этом, да и с другой стороны, мои предположения выглядели смешны. Но чувство лжи не покидало меня, так что я старался быть как можно более незаметным.

— О да, — радостно воскликнул один из библиотекарей, — этот вьюноша весьма выделяется из его поколения! Прекрасный мальчик, вежливый, порядочный, идеальный работник! — на последних словах пожилой старик чуть кашлянул, после чего достал из правого кармана пиджака носовой платок и провел им по своим губам.

Сэр Логан переглянулся с мистером Фейбером, и легкая ироничная улыбка коснулась его губ.

Следующие два часа моей жизни можно было бы назвать скучными, ведь в них я всего лишь сидел в дальнем конце стола и следил за тем, как оформляются бумаги, как пришедший вскорости посыльный аккуратно расставляет на столе драгоценные книги. Как каждый из присутствующих бережно касается книг, мысленно видя, как на них появляется штамп нашей библиотеки. Разумеется, я был не один такой «пустой» из присутствующих. Мы с ними время от времени переглядывались, да пили вкусный черный чай с бергамотом, который любезно преподнесла нам Лили. Но мы не посмели покинуть комнату, ведь это было бы неуважительно с нашей стороны по отношению к нашему гостю, так что мы сидели, время от времени поддакивая и улыбаясь звучавшим шуткам.

Единственное, я постепенно всё больше и больше начинал нервничать, встреча, казалось, слишком затянулась для столь большой компании, так что не я один всё чаще и чаще смотрел в сторону часов. Было ещё кое-что, что приводило меня в замешательство, а именно те взгляды, которые бросал на меня сэр Логан. Они не были ни теплыми, ни вежливыми, скорее очень холодными, внимательными, пронзительными. Они стремились забраться ко мне в душу, исследовать её, поработить. Это пугало, но в тоже время притягивало. Теперь я точно знаю, что этот мужчина опасен, что он не теплый, не хороший, не такой, каким кажется остальным. Но то, что я это знаю, знал и он, и от этого мне становилось ещё более не по себе.

Наконец, встреча закончилась, и наступило время «теплых» прощаний, вежливых слов и договоров о следующих встречах в более узком кругу. Мы с отцом переглянулись через стол, нам обоим хотелось поскорее уйти и вернуться к обычной работе. Что он, что я, не были приспособлены к таким встречам, так что мы мягко улыбнулись друг другу. Думаю, вечером мы ещё поговорим об этом. А сейчас сэр Логан, попрощавшись с очередным участником встречи, направился ко мне, тем самым заставив меня внутренне напрячься.

— Ну, что же, мистер Штейн, надеюсь, мы ещё увидимся, и я смогу более лучше вас узнать, — эти слова лишь на первый взгляд казались безобидными, для постороннего они звучали покровительственно в отношении меня. Но я чувствовал, что в них есть что-то большее.

— Как и я, сэр Логан. Ваши книги превосходны, я с превеликим удовольствием прочту их, когда придёт время, — я чуть склонился перед ним, стараясь показать, что я безобиден, однако, когда я вновь посмотрел ему в глаза, то увидел, насколько он внимательно меня оценивает, словно что-то взвешивая в своём уме.

— Приятно это слышать, молодой человек, — он не стал кланяться в ответ, что в очередной раз указывало на его происхождение, после чего откланялся и перешел к другим людям.

Мой отец, видя, как этот мужчина выделил меня из тех, кто не участвовал активно в обсуждении, озадаченно посмотрел на спину Логана, после чего перевел свой взгляд на меня. Я в ответ лишь растеряно пожал плечами, показывая, что не знаю причин такого поведения.

После последних слов прощаний, сэр Логан и мистер Фейбер в сопровождении Лили покинули комнату. Выждав немного времени, мы сделали то же самое, каждый из нас направился к себе. Мистер Джейкобсон поймал меня возле выхода, чуть сжав правое плечо.

— Задержись ненадолго, — быстро проговорил он, останавливая меня возле дверей.

Мы дождались, когда один из участников закрыл кабинет и покинул этаж, кивнув нам на прощание.

— Что-то не так, мистер Джейкобсон? — вежливо поинтересовался я, косясь на настенные часы, на которых уже было половина седьмого.

— Нет-нет, ты молодец, показал себя с наилучшей стороны… во время разговора, — ответил он, не смотря мне в глаза, — мне не понятно другое, почему этот Логан проявил к тебе такое внимание.

— Он всего лишь проявил вежливость, как мне кажется, — возразил я.

— Да? — Джейкобсон рассеянно посмотрел мне в глаза, после чего вновь перевел свой взгляд на одну из картин, висящих на стене. — А я вот в этом не уверен… короче, будь осторожен. Хоть мы и живем в современном мире, однако осторожность соблюдать всё же следует. Особенно в отношении богатых аристократов.

— Я не понимаю, о чем вы? — мне оставалось лишь нахмуриться, ведь я знал, о чем он говорил.

— Этот тип, хоть и производит приятное впечатление, но всё же выглядит слишком молодо для своего поведения. Я постараюсь разузнать о нём побольше, что-то в этом сере не так, — когда мистер Джейкобсон нервничал или был рассеян, то в его манере говорить проскальзывали просторечивые нотки, делая его более современным, чем он хотел бы.

— Надеюсь, что ваши предположения беспочвенны, — осторожно проговорил я, переминаясь с ноги на ногу.

— И я, мой мальчик, и я, — после чего он словно вынырнул из своей задумчивости и посмотрел на меня более ясно, — но ты всё равно молодец. Думаю, что мистер Фейбер заметил твою вежливость, так что это хорошо для тебя. А теперь давай, беги к своей возлюбленной. Думаешь, я не видел, как пристально ты смотрел всё время на часы? Эх, юность, влюбленность… прекрасная пора! Иди, веселись, думаю, что выходной день сможет улучшить твоё настроение, а?

— Спасибо, мистер Джейкобсон! — радостно воскликнул я, чуть наклонившись вперед, — до свидание!

— Давай, беги, — и он устало махнул мне рукой на прощание, после чего отправился в свой кабинет. А я поспешил на своё свидание.

Загрузка...