Игнат
Часы упрямо отбивают счет, как будто ничто не может нарушить их ход. Страницы докладов не вызывают и доли эмоций, словно их совсем нет. Не говорю, что это плохо, просто от этой пустоты в груди уже звон в ушах. Так бредово жаловаться на головную боль от мерзкого звука, которого на самом деле не существует, потому что слышу его только я.
Сжимаю перьевую ручку с такой силой, что она ломается, пачкает чернилами какой-то важный документ и сразу же сгорает вместе с ним в зеленом огне. Значит не судьба, вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла. В кабинет стучат, кто-то настойчиво желает меня видеть. Как же все они мне надоели! Этот фарс когда-нибудь кончится?
– Входите, – говорю, стирая платком чернила с рук.
Дверь скрипнула, пожаловал Серж. Ему что заняться нечем? Вечно шастает туда-сюда без дела или, еще хуже, по делу. Вот и сейчас принес мне снова кипу бумаг на подписание – приказы и прочие скучные бумажки. Почему их так много на всех важных постах? Никогда не любил… Что я не любил?
Сжимаю платок в руке, он вспыхивает сам собой. Когда это я успел стать таким вспыльчивым? Да нет, я таким всегда был, не нужно волноваться. Вздыхаю, все еще слыша этот мерзкий звук в ушах. Поднимаю взгляд на Сержа, не спорю, новый статус ему идет, вот только убрать бы с лица эту мерзкую улыбочку – бесит. Слегка приподнимаю брови, намекая, что уже хочу услышать, зачем он сюда пришел.
– Серьёзно? Ты теперь все время будешь так себя вести? – Серж закатывает глаза и садится в моё кресло без спросу.
Вообще обнаглел, гад. Сверкаю глазами, и только с третьей попытки заставляю их не светиться родовым огнем. Беру очередной документ, кладу его перед собой и долго пытаюсь понять: о чём там вообще речь. Серж ворочается на кресле, после того как увеличивает стопку бумаг на моем столе, добавляя вновь принесенные.
– Игнаришнар, – зовет этот назойливый тип.
Что в этом документе? Ну-ка, посмотрим:
«Решением суда министров повелеваю привести в исполнение приказ о лишении жизни террористки-анархистки Клариссы…»
Да что такое?! Документ вспахивает под очередной обреченный вздох моего друга. Ладно, черт с ним, не судьба видать. Беру следующий документ из стопки, кладу перед собой. В этот раз решаю ничего не читать – просто подпишу не глядя. Сжимаю новую ручку, подношу к бумаге и невольно сам читаю, что там написано.
«Решением суда министров повелеваю привести в исполнение приказ о лишении жизни террористки-анархистки Клариссы…»
Бумага сгорает, как и до этого, хорошо ручка цела осталась. Вздыхаю, глядя в никуда, раздражающая пустота внутри все так же действует на нервы. Ладно, возьмем другой документ и там:
«Решением суда министров повелеваю привести в исполнение приказ о лишении жизни террористки-анархистки Клариссы…»
– Какого…
Матерюсь, забирая сразу всю стопку, что принес Серж. Там один и тот же приказ, пятьдесят листов одинакового текста.
– Это твои шуточки? – мрачно поднимаю взгляд на улыбающегося друга.
– Ты слишком откладываешь неизбежное – мне это надоело, – говорит с ухмылкой этот зануда.
– Это твои проблемы, а пока что вали-ка из моего кабинета! – махнул рукой, тем временем сжигая ненавистные бумажки.
Это огонь сам сжимает эти бумаги, просто несколько устал и он меня плохо слушается. Может домой пойти? Смотрю на часы, кажется рановато ещё, ну да ладно.
– Игнаришнар, она чуть тебя не убила, – подает голос Серж.
Резко поднимаюсь на ноги, надеваю китель. К чёрту работу, пусть ею занимается кто-то другой. Быстро направляюсь к двери под негодующие крики Сержа, подумаешь, моё имя уже как скороговорку выговаривает. Вышел из кабинета и медленно пошел по коридору, пока тот меня не догнал.
– Министр! – рычит Серж, преграждая мне путь.
– Серж, ты ведь нарываешься, – говорю ему с приторной улыбкой.
– Сам ты нарываешься! Ты зачем меня вообще на этот пост поставил, если все решения сам принимаешь? – все никак не успокоится, впечатлительный мой.
– Чтобы, совершая очередной переворот, пытались убить тебя, а не меня, – злорадно хлопаю его по плечу и глумливо добавляю его новое звание, – Наместник.
Обхожу его с безмятежной улыбкой на лице, но она незамедлительно исчезает. Я отдал пост не для этого, а чтобы спутать все планы тем, кто на самом деле устроил этот переворот. Они были уверены, что этот пост займу я, а не Серж. Как, впрочем, они уверены и в том, что я избавлюсь от Вальтера, и в этом мне не хотелось их разочаровывать, но как-то не сложилось. Кстати о нём: нужно поинтересоваться, как идут дела с поиском у моих полицаев.
– Игнарешнар! – негодует он, пока проходящие мимо полицаи кланяются ему чуть ли не в пол.
Обхожу его и иду дальше по своим делам. Он не отстает, что слегка раздражает, но терпимо.
Клара
Моё нынешнее состояние можно описать одни емким словом – скука. Скукотень, скукотище я бы даже сказала!
Серьёзно, если узнаю, что сидение без дела три дня подряд – вид пытки в тайной полиции, ни капли не удивлюсь. Правда, не понимаю, чего эти полицаи прибегают только к одной пытке? Они слышали хотя бы про разнообразие интимных игр и поз? Судя по некроманту и тому, что он вытворял, он слышал и удачно применял. Судя по движению в моем чреве – очень удачно. Но неужели не мог поделиться секретами, как доставить женщине наслаждение, ну или развлечь как-нибудь? Нет? Как они вообще умудряются работать? Или что, есть такие слабоумные, что после сидения в этой камере готовы были рассказать все, что нужно полицаям?
Мне вот уже хочется, просто язык чешется поболтать, но не с кем. Это первые два дня меня охранял целый взвод полицаев, даже связали зачем-то. И к чему такие пошлые крайности? Я же никуда не убегу, хотя бы пока что. Связали, в камеру без окна поместили, из мебели одна кровать, привинченная к полу. Как тут не думать о пошлых мыслях глубоко неуважаемых полицаев? Не то чтобы их и раньше уважала, просто надо сначала думать, что говоришь, а потом уже сажать прекрасную незнакомку за решётку со словами: «Скоро сдохнешь сука». А я ведь ничего не делала, ну точнее почти ничего! Только учтиво подставила ножку в самый нужный момент. Кто же виноват, что это была лестница, и волшебный пендель пришелся так некстати для полдесятка полицаев? Шутки парни не поняли, наверное, остатки мозгов при падении с лестницы потеряли.
Два дня угрожали, что смерть моя скоро придёт, и я за все свои грехи поплачусь сполна. Вот только эта смерть, в черном кителе и сексуальной внешностью не приходит. Он игнорирует меня, и это после того, как я ему сердце проткнула? Я чувствую, что скучаю, нет, просто невыносимо скучаю! Даже это вредное дите в моем пузе скучает, уверена в этом. Иначе отчего оно меня все время по ночам лупит? Растёт как на дрожжах, и это при такой скудной тюремной еде!
Кладу руку на живот, он заметно округлился, может мне кажется? Срок должен быть очень маленьким, особенно по меркам гномов, даже не должна чувствовать удары этого вредного ребёнка, но я чувствую. Каждый из них заставляет меня просыпаться, и чуть ли не вскрикивать, сильная девочка у меня будет. Как только подумаю об этом, так хорошо становится, тепло и уютно. Я счастлива, не смотря на то, что сижу в тюрьме и жду смертного приговора. Никто не заберет у меня мою крошку, я защищу ее, чего бы мне это не стоило. Но это вредное дите могло бы и помочь, дать мне воспользоваться своими силами, как минимум разочек. Я бы эту тюрьму с одного удара разнесла и освободила нас. Увы, но дите не хочет мне помогать, наоборот, после моей попытки зарезать его папочку делает все наперекор. Сначала было ничего, но на следующий день даже встать с кровати не смогла. Вот на третий день уже встала, когда свалила большая часть охраны, в особенности все симпатичные парнишки, которых я успела обработать. Еще немного и они бы с моих рук ели, ну или бежали с криками: «Насилуют!» – это как кровать ляжет. Если на них – так сразу.
– Ай! – вскрикиваю помимо воли.
Пнулась маленькая вредина, как будто мысли мои слышит, да еще и понимает все! На меня все криво смотрят и морщат носы, отворачиваясь. Все дело в том, что какой-то сердобольный тюремный охранник предложил вызвать мне врача, чтобы осмотрел меня, узнал, из-за чего я все время вскрикиваю. Мне само собой это не понравилось, свою беременность я предпочитаю держать в тайне, особенно от одного буйного некроманта. Черт его знает, что он теперь сделает со мной и нашим ребенком, когда узнает? Так что недолго думая соврала, что несколько перепила шампанского и теперь меня очень болезненно пучит все время. Ну, собственно, оттого они моськи и кривят, это слегка бесит, но я потерплю. Еще немного, не знаю для чего, но потерплю. Возможно, я надеюсь, что сила вернется, или дите в пузе сжалится и даст ею воспользоваться. Почему-то приятней думать, что ребёнок просто не дает ее использовать, чем понимать, что сила пропала навсегда.
– Мальчики, когда обед? – ною я, развалившись на кровати.
Оставшиеся двое охранников молчат, как-то веселее, когда их было десять внутри и пятнадцать снаружи. Приподнимаюсь и вижу, что никого нет – пусто.
– Ей, вы куда смылись? – поднимаюсь с кровати и подхожу к двери.
Там есть маленькое окошко с решеткой, чтобы охранники в коридоре могли наблюдать, есть ли подозреваемый в комнате. Встаю на носочки и, держась за решетку, смотрю в освещенный факелами коридор.
– Эй, мальчики! Пора обеда! – кричу во все горло, пытаясь высмотреть хоть одного.
Куда они все пропали? Кто меня тут сторожить-то будет? А если сбегу? Им же скучно без меня будет. Кто же с таким страшным лицом будет требовать у них добавки? Раньше в этой тюрьме добавки ни одному заключенному не давали, пока голод не довел меня до истерики с бросанием тарелки между глаз одному из охранников. Может они боятся, что я опять на них наброшусь? Да не виновата я, что форма на них не держится! Холодно мне было, одеяло тонкое, вот и решила одолжить в одного из охранников одежду. Ну и что, что первыми штаны стащила? Ну и что, что без его согласия? Ему же потом все понравилось! Особенно когда я его ремнем из штанов отхлестала, жаль ремень забрали. Вдруг там, среди охранников, есть еще такие милые мазохисты? Хорошо штаны оставили, я даже не побрезговала их надеть, под кружевное платье.
Игнат
Много лет назад.
Дыхание сбилось, в боку колет, но я все равно бегу. Сердце норовит вырваться из груди, пока я несусь, не разбирая дороги. В ушах гул и крики, слышу их и ускоряю бег, даже зная, что сбежать не могу. В ловушке, в чертовой ловушке! Знала бы мама, как я сейчас ругаюсь, получил бы от нее по ушам: за злословие и за то, что посмел сбежать с дома.
Нет, ну а что она хотела? Чтобы я все время сидел в нашем мрачном замке? Да там же скучно до одури! Что я там не видел? Старые книги, пыльные помещения и надоедливые няньки-скелеты, с которыми не то что поговорить, поиграть нельзя. «Но вот в деревне, – думал я, – в деревне дети и куча веселья». Точно уж поинтересней поднятого волка грызущего самого себя – ну и мерзость. И что я могу по этому поводу сказать сейчас, когда меня преследует «добродушная» детвора с палками и камнями в руках? Все равно веселее, чем дома! Что бы там мама не говорила, здесь даже дышится свободой от ее тоталитарного гнета! Я эту фразу, между прочим, целый день учил, собираясь вставить во время разговора с матерью. И обязательно скажу ей, и много ещё чего сообщу, что за все восемь лет моей жизни накипело. Женщины, особенно матери – такие страшные, у меня от них голова болит. Небольшие улочки и дома, укрытые желтой черепицей, кончаются. Дальше идет только извилистая, почти заросшая тропа куда-то на холм. Выбора у меня особо нет, бегу по ней и через пол сотню метров обессиленно падаю на колени перед металлическим забором.
Грудь раздирает от боли, кашляю сильно, упираясь руками о пожухлую траву. Топот и крики приближаются, знаю, что должен убегать, но правда в том, что сил больше нет. Физические нагрузки – явно не моё.
– Что, выдохся дохляк? – первым ко мне подбегает высокий и худой парень с волосами цвета какашки.
Эта скотина с разбега дает ногой мне в живот. Ощущения неприятные, я даже крикнуть не могу, весь воздух словно выбили с меня. С открытым ртом заваливаюсь на бок, держась за живот руками. У него нет ни палки, ни камня, потому он бьет ногами, пока я пытаюсь защититься руками.
– Мелкий засранец! – вопит, когда я кусаю его на щиколотку и пытаюсь оттолкнуть.
Сколько ему? Четырнадцать? Здоровый какой, а не знает, что младших обижать нельзя! Мама так говорит, а потом прибавляет, что если очень сильный, то можно. Но разве этот парень, с волосами цвета какашки, такой? На гору взбираются ещё и его дружки, такие же большие и обнаглевшие. У меня в голове возникает стойкое сравнение с поросятами. В грязи, злые и здоровые по сравнению со мной. Отползаю к воротам, но они закрыты – бежать некуда.
– Нет, пан, ты никуда не убежишь! Мы тебя сейчас так уделаем, что твоя чокнутая мамка не узнает! – подает голос паренек с веснушками.
– А что я такого собственно сделал? – говорю с улыбкой, хотя и напуган.
Их много, а я один и перевес силы явно не на моей стороне. Да ещё и мама родовой огонь так не вовремя запечатала!
«Наказание, наказание… бла-бла-бла…» – что-то говорила она, ставя печать у меня на шее. А за что было так со мной поступать? Подумаешь, залез в лабораторию дедушки и что-то там взорвал? Откуда же мне было знать, что для смешивания разноцветных жидкостей в колбах нужно знать эту... как ее? Химию! Я же клятвенно обещал, что ее выучу и в следующий раз постараюсь не взрывать «единственную память о больном на всю голову дедушке». Похоже, нелюбовь к родителям у нас передается вместе с кровью и угрюмостью. Был бы у меня сейчас мой родовой огонь, я бы им задницы поджарил, вот ух и ах и вообще – показал кто здесь главный! Но огня нет, благодаря некой вредной женщине, так что меня просто побьют ни за что!
– Ты сломал наши качели! – кричит кто-то из толпы в ответ.
– Разорвал наш мяч! – бросает в меня камнем какой-то босой мальчик.
– Забрал и сломал мою игрушку! – кричит тот, что ростом с меня.
– Задрал мне юбку! – возмущенно визжит какая-то девчонка с кривыми косичками и в коротком, явно маленьком для ее возраста, платье.
– Столкнул нас яму для перегноя! – вопит самый большой и толстый из них.
При перечислении всех моих заслуг я скривился только на заявлении о задранной юбке, вот чего не делал, того не делал. А что я виноват, что их игры показались мне скучными? С ними только гоняться интересней, чем со скелетами – они же не видят меня.
– Парни, но весело же было, не так ли? Может, вы меня отпустите, и ещё побегаем? – предлагаю, пытаясь подняться на ноги.
Детвора замолчала, злобно зыркая на меня глазами.
– Бей его! – крикнула девчонка, и они навалились на меня всем скопом.
Били больно, со всей силы, не остановились даже когда я начал плеваться кровью и перестал кричать. Остановились только потому, что устали. Боль была адской, такой нестерпимой, которую я не ощущал никогда. Мне казалось, я скоро умру от рук взбешенной детворы и это было плачевно. Мама бы никогда не одобрила такого поведения, но мне страшно. Безумно страшно, если быть честным. Мои обидчики сидели на траве или просто тяжело дышали, готовясь к новой попытке забить меня до смерти. Они ненавидят меня не за то, что я пришел в их деревню и сломал игрушки. Сначала мы нормально играли, все было хорошо, но как только они задали один вопрос, все изменилось.
Клара
Красивые глазки Нальнара стали больше, но только на мгновение, потому что он сразу очень нехорошо прищурился. Рука ещё крепче сжала рукоять эльфийского кинжала, пока его отец не остановил ее. Сестрица мужа Пепы задрожала и ещё больше прижалась ко мне, так что мы теперь чуть ли не в обнимку сидим. Серьёзно, она думает, что я буду ее защищать? А ничего что я ее сама сюда притащила и подставила, надо же хоть немного в людях разбираться – здесь самая подлая я.
– Я тоже замуж не хочу! Я там уже была, раз пять – не понравилось! Снимите с меня эту чертову штуку, и я пойду, а вы с этой малахольной сами разбирайтесь! – завизжала она раздражительно, снова пытаясь снять браслет с руки.
– П-пять?! – удивилась во всю мощь своих лёгких матушка эльфа.
– Сейчас сниму, – прорычал эльф и дернулся к новоиспечённой женушке помогать.
Она завизжала, заметив кинжал, и вцепилась в мою руку так, что я к ней присоединилась. В свою очередь нас решила поддержать старая эльфийка, и только тогда отец эльфа действительно попытался его остановить. Даже кинжал смог забрать и придавить к сиденью с помощью магии – вот это мужчина, а не то, что сынок его, который только подлости устраивает.
– Сын, успокойся, – он умудрился прорычать на сына фразу без единой буквы «р» так, что даже визжащие нотки в голосе его жены просящей о том же, показались просто шепотом.
– Нальнар, ты что совсем сдурел? – спросила в свою очередь, не ожидая такого от белого и пушистого эльфа.
Эльф не ответил, его взгляд сказал все за него. У меня даже по спине какие-то мурашки пошли, слишком много решимости достичь своей цели в его глазах. У меня есть только маленькая надежда, что на самом деле его цель не жениться на мне. Серьёзно, какой больной может желать этого? Даже некромант и тот сказал, что никто не хочет жениться на такой, как я. Видел бы он Нальнара, слова назад бы забрал, ядом своим подавился! Но он не увидит, и я его не увижу никогда, и главное так будет лучше для нас всех, особенно для ребёнка.
– Сын, прекрати, давай просто уедем домой. А с этой… женщиной разберутся, и совсем скоро ты сможешь снова надеть брачный браслет, в этот раз на подходящую эльфийку.
Мать Нальнара сжала руку сына, а в ее голосе не было и доли сомнения, и мне показалось, что со мной она собиралась сделать то же самое. Это из-за этого она была так послушна? Знала, что я в любом случае долго не протяну? Вот же длинноухая козявка!
– Вы меня убить собрались что ли? Нет уж, так просто у вас это не получится!– гордо кричит Серафима, скрестив руки на груди и чуть тише шепчет: – Не зря я его прокляла.
Матушка эльфа прошипела что-то по эльфийски, и я поняла, что она колдует. Воздух в машине задрожал, в моем пузе забеспокоились, а глаза моей новой знакомой расширились от ужаса.
– Вы не снимете проклятие без меня, а если я умру, оно только усилится и останется на нем навсегда! – закричала Серафима больше от испуга, чем угрожая, почти вжав меня в дверь.
– К чёрту проклятие! – фанатично прорычал эльф и дернулся к своей новоиспечённой супруге. – Ещё как посмею! Сама виновата, надо было оставаться в камере!
Нальнар вырваться не вырвался, но внимание мамочки отвлек, чем невольно спас свою жёнушку от быстрой расправы. Почему-то то, как они смотрят друг на друга, очень напоминает нашу с некромантом первую встречу, взгляд у эльфа точно такой же, как и у моего мага. Было бы легче, если бы не все на свете напоминало мне о нём, это похоже на моё вечное наказание.
– А чем ты его прокляла? – спрашиваю с улыбкой у взвинченной девушки, но та только недовольно морщится и решает накричать ещё и на меня.
– Ты! Это все из-за тебя! Не хочешь за этого длинноухого уродца выходить, так зачем меня так подставлять? Думаешь так Игнарешнарчика тебе отдам? Да хрен тебе! Плевать на браслет, даже если не смогу снять, он для меня ничего не значит!
Полоумная попыталась схватить меня за волосы, но не тут-то было, я увернулась, и сама заломила ей руку, повалив лицом на сиденье. Никто меня и пальцем не тронет, тем более какая-то девчонка, вроде нее.
– Я же сказала, мне не нужен ни эльф, ни маг. Я не хочу замуж, и НИКТО меня не заставит. Вам все понятно? – перевожу взгляд с кряхтящей девушки на Нальнара, стараясь донести ему то, что на самом деле правдой не является, – моя сила все еще при мне.
– Отпусти, сучка! – рычит Серафима, сопя в кожаное сиденье.
Совсем хилая, если даже я беременная смогла уложить ее на лопатки.
– Клара, – эльф вырвался из хватки отца, но остался сидеть, – тебе не убежать от меня.
На моем лице появляется улыбка, он тоже так говорил.
Машина делает резкий поворот, а затем подпрыгивает вроде бы ни с того ни с сего. Меня заносит в сторону и вверх, только в последнее мгновение хватаюсь за ручку на двери, и как оказалось, вовремя. Машину переворачивает несколько раз под крики всех, кто в ней. Руки болят от такого перенапряжения, а сердце сжалась в испуге.
Игнат
Девять лет назад.
Скальпель делает надрез, но кривой, задевает артерии и сухожилия. Подопытная крыса не пожалуется на отсеченную конечность, но все же, какая халтурная работа, особенно для меня. Тяжело вздыхаю, отбрасывая скальпель в медицинский лоток. Как-то ночь не задалась на эксперименты, руки трясутся, или просто надо поспать немного. Глаза слипаются, но я не могу уснуть уже несколько дней. Что-то не дает мне покоя, паранойя подсказывает, что во всем виноват советник, но доказательств этому не нахожу. Никакой отравы в пище, никакого проклятия или другой магии на мне нет, но я все равно не могу уснуть. Оказывается, отсутствие сна напрягает, особенно когда дело не идет еще и с экспериментами. Если не Вальтер придумал такой странный способ мне напакостить, тогда я вообще не понимаю, что происходит.
– Министр, – знакомый голос вырывает меня из состояния похожего на дремоту.
Несколько раз моргаю, чтобы понять, что глупо стою, глядя на руки в окровавленных перчатках, снимаю перчатки и мою руки, пока Серж послушно ждет, не подавая больше голоса.
– Ну что у тебя? – вздыхаю, высушивая руки магией.
Мой генерал несколько опешил, судя по всему, окровавленные вещи на мне его беспокоят куда больше клетки с еще живыми крысами в углу моей лаборатории. Надо бы здесь убраться, а то все столы завалены мертвыми крысами.
– В детском приюте происшествие, – начал было докладывать Серж, но умолк после моего жеста.
– Ты помнишь, что я приказал тебе? – срываю свое недовольство на этом подхалиме. – Докладывать только о происшествиях с крысами, так чего же ты меня отвлекаешь?
Серж хотел что-то сказать, но, похоже, передумал, выдохнул, чтобы не сказать лишнего, а затем осторожно оглянулся на клетку с крысами. Я специально не кормлю их, и, судя по тому как они пытаются грызть прутья клетки, съесть одного наглого генерала не против.
– По-твоему крысы, наводнившие канализацию, слишком мизерная проблема для военного министра? – подхожу к клетке и смотрю, как и он, на этих тварей.
– Да, господин, – соглашается с опаской Серж. – Эльфы сейчас куда более важная проблема, а крысами и комиссары Скота могут заняться.
– Возможно, ты прав, – слегка киваю, медленно протягивая руку к клетке, они сразу теряют интерес к Сержу и наваливаются друг на друга в попытке достать до такой желаемой плоти.
Мы с генералом наблюдаем за тем, как шатается клетка и даже стол, от действий крыс, но выбраться они не могут.
– Ты знал, что крысы по своей природе трусливы и нападают на людей только если их зажмут в угол, предпочитая прятаться в канавах? Но в последние месяцы эти зверушки ведут себя по-другому, все чаще появляются не просто в подворотнях, а на улицах, в домах и самое главное нападают на людей не ради защиты, а из-за голода. Как ты думаешь, почему?
Разворачиваюсь, чтобы посмотреть на своего помощника, но в тот же момент с грохотом падает клетка с крысами, они перегрызли решетки и попытались напасть на тех, что считают своей едой. Небольшой стук ногой и эти отвратительные твари сгорают в родовом огне, оставив после себя только грязь.
– Ответ очень прост, крысы нападают на людей, потому что видят в них только еду, а значит, их все время кормят человеческим мясом, а когда перерывы между кормлениями увеличиваются, они нападают на людей сами.
– И что с того?! – сжигает магией с себя крыс Серж. – Может крысы на кладбищах мертвецов едят.
– Какой же ты далекий от жизненных реалий, – закатываю глаза, а затем неспешно поднимаюсь в спальню, чтобы переодеться.
В воздухе летает вкусный запах жареного мяса, но учитывая особенности Пьера лишь натужно выдыхаю, в который раз обещаю себе упокоить повара, если использует мясо человеческого происхождения. Свежая одежда и легкое заклятие, чтобы стереть с себя кровь и грязь улучшило моё состояние, но не сильно.
– Каких еще жизненных реалий? – влез ко мне в спальню Серж, уже с какой-то папкой в руках.
Только завязав галстук, оборачиваюсь к нему и одним взглядом заставляю выйти за порог. Тот учтиво подождал, пока я все же приведу себя в порядок и выйду за дверь и уже там снова повторил свой вопрос. Надменно вздыхаю, давая этому хлыщу понять, что я думаю о его недальновидности.
– На каждом кладбище стоят защитные заклинания, даже земля для захоронений специально освящена, чтобы всякие подобные твари оставляли мертвых в покое.
– Да неужели, и что от некромантов тоже есть заклинания? – иронизирует Серж, не понимая в чьем доме находится и с кем говорит.
Впервые смеюсь над его шуткой и даже хлопаю его по плечу, что просто пугает моего генерала. Посмеиваюсь над ним пока не выходим на улицу, а там останавливаюсь на пороге.
– Знаешь, что самое отвратительное в некромантах, Серж? – спрашиваю, оглядывая свое импровизированное кладбище на переднем газоне.
– По-моему в них все отвратительное, – хмурится военачальник, недовольно оглядываясь на ожидающую нас машину.
– Самое отвратительное в некромантах то, что они поднимают мертвецов против их воли и воли их родных, – потираю руки, наслаждаясь утренней прохладой.