Я осторожно остановила машину и откинулась на сиденье. Я сидела и слушала удивительную тишину сельского края. Потом вдруг услышала, как бьется мое сердце. Впереди был Клонкат, город Шериданов. Найти их было нетрудно.
Леди Мод Шеридан значилась в обще ирландском справочнике. В Клонкате также находился стеклодельный завод Шериданов.
Я приехала в понедельник пополудни, но к этому времени решимость, овладевшая мной в воскресное утро, улетучилась. Я достала из сумки хлеб, сыр и ирландский портер и положила их рядом на сиденье. Все это я купила не ради обеда на природе, а потому, что остановка в пути означала для меня отсрочку достижения цели. До этого момента путешествие развлекало и занимало меня. Мне нравилось ехать куда-то самой, а не по воле Клода. Теперь же эйфория прошла, и я задумалась над своим положением. Телеграмма для Мэри, посланная сегодня из Дублина, вероятно, изумит ее, но она хотя бы будет знать, что я занялась делом, касающимся каллоденской чаши. Зато Клода телеграмма приведет в ярость. Я заслуживаю его гнева и за то, что упустила шанс, и за то, что решилась нарушить неписаное правило: модели Клода всегда его слушаются. Возможно, я попаду в немилость Питера Латча, которого поставлю в затруднительное положение. Я бросила вызов миру агентов, режиссеров и продюсеров — и ради чего? Ради мгновенного побуждения, вызванного моим открытием семейной тайны и подогретого сигаретами и кофе после утомительного дня. Конечно, вмешался еще этот человек, сказавший, что я здесь нужна. Ну вот, близится к концу мое странное путешествие. И если меня попросят объяснить, зачем я это сделала, я, пожалуй, не найду нужных слов.
Несколько последних миль дорога шла параллельно быстрой чистой речке, которая текла по направлению к Клонкату, а оттуда к морю. Я остановилась перед въездом на старый разрушенный мост. Отсюда дорога вела к большим железным воротам в каменной стене, которая тянулась вдоль речки уже целую милю и уходила далеко вперед, так что конца ее отсюда не было видно. За воротами стояла сторожка с решетчатыми окнами, примыкавшая с одной стороны к внешней стене и окруженная клумбами, на которых росли ирисы. От ворот начиналась аллея, обсаженная старыми, мощными дубами. По обе стороны аллеи паслись откормленные, ухоженные коровы. Вся эта картина напоминала спокойный, приятный пейзаж XVIII века. Я взяла плащ и импровизированный обед и пошла вдоль речки, чтобы найти место подальше от окон сторожки. Неподалеку я увидела еще один мостик — деревянный, пешеходный. Этот был цел. Перейдя на другой берег, я расстелила плащ на лужайке у стены. Вода в речке оказалась удивительно холодной, но когда я зачерпнула ее ладонями и отхлебнула, то поняла, что никогда еще не пила воды вкуснее этой. После этого мне уже не хотелось портера, и все же я выпила, чтобы придать себе смелости. Потом я легла на плащ. Вода в реке мирно журчала, вокруг было удивительно тихо, и я разом прониклась чувством умиротворения и безмятежного спокойствия. Суета и спешка последних дней остались в другом мире. Я и не заметила, как задремала.
— Лотти!
Сначала мне показалось, что этот громкий голос мне приснился. Потом он повторился вновь. Я села на плащ, с трудом стряхнув с себя сон. Крик доносился со стороны мостика. Я не могла ясно разглядеть мужчину в бежевом костюме, который, видимо, и звал на помощь. Но когда он пошел в мою сторону, я увидела, что он уже не молод. Он осторожно шел вдоль берега, опираясь на трость. Но мне показалось, что дело не только в возрасте. Этот человек больше привык ходить по городским тротуарам, чем по земле. Теперь я видела, что он низкого роста, коренастый, толстый. Его пепельного цвета волосы были ухоженными, но, на мой взгляд, слишком длинными. Только теперь я подумала, что этот берег может быть частной собственностью, встала и приготовилась объясняться. Но незнакомцу было явно не до этого. Он вдруг остановился неподалеку от меня, и я заметила, что этот человек с трудом держится на ногах, словно больной или раненый. Затем он тяжело опустился на камень у берега, сжимая набалдашник обеими руками. Он закрыл глаза, лицо его было бледным, лоб покрылся испариной.
Быстро подойдя к нему, я спросила:
— Могу ли я помочь вам?
Он покачал головой, не открывая глаз.
— Не принести ли вам воды? Там позади есть домик…
— Нет, спасибо, в этом нет необходимости, — заговорил он наконец.
Он открыл глаза, но голос был слабым. Мне хотелось сходить в домик и позвать кого-то на помощь, но я боялась оставлять этого человека одного. Сам он, видно, заметил мою тревогу и постарался придать лицу более спокойное выражение.
Он с трудом достал из кармана платок, чтобы вытереть лицо.
— Простите, — с трудом произнес он.
— Вы уверены, что я ничем не могу помочь? Если можно вас оставить ненадолго, я могла бы сходить в дом.
— Там никого нет, — покачал он головой. — Да и помощь не нужна. — Он хорошо говорил по-английски, но легкий акцент выдавал человека с континента. — Вы очень добры. Извините, если я напугал вас. Вы, кажется, заснули?
— Это не важно.
— Знаете, я сначала было спутал вас с… Впрочем, нет, это ерунда, это мне только показалось.
Выражение боли еще оставалось на его лице. Мне было жаль этого человека, и я была бы рада оказаться на месте той, которую он звал. Видно было, что он понимал мои чувства.
— Вы очень добры, — повторил он снова, на этот раз не просто из вежливости.
— Мне жаль, — сказала я, — что мое появление вас смутило. Надеюсь, я не нарушила ничьих прав? Я не подумала об этом, но здесь нет знаков, указывающих на частную собственность.
В ответ он махнул рукой:
— Добро пожаловать. Вы наша гостья. Эта славная речка доставляет радость всем, и я не думаю, чтобы вы приехали сюда воровать наш скот. Обедайте на здоровье.
— Я уже пообедала. Знаете, у меня еще осталось немного портера. Может быть, вам хотелось бы выпить немного?
Он колебался одно мгновение, затем ответил:
— Благодарю вас.
Я сбегала за бутылкой и тщательно протерла ее горлышко гигиенической салфеткой, прежде чем протянула ему. Он сделал несколько глотков.
— Вы очень добры, — повторил он снова, к моему удивлению. Похоже, он уже немного оправился после приступа, хотя и продолжал сидеть.
Я не знала, что делать дальше, а потому взяла свой плащ и сумку и сказала:
— Наверное, я лучше пойду, если у вас все в порядке.
Он, видимо, хотел ответить мне «да». Я уже отошла на несколько шагов, когда он спросил вдруг:
— А вы живете неподалеку?
— Нет. — Я снова оглянулась в его сторону. — Я приехала сюда в отпуск. Решила остановиться в Клонкате.
— Вы из Англии, из Лондона?
Я кивнула.
— Тогда вам не будет интересно в Клонкате. Там только одна гостиница и несколько домов для гостей. Правда, там есть небольшой пляж. Ирландцы ездят туда, но летом.
— Знаете, я… — Я на мгновение умолкла.
Чем меня привлек этот странный коротышка?
Тем, что так терпимо отнесся к моему вторжению, или тем, что он не чувствует себя собственником прекрасной земли, владельцем которой, видимо, является? Выглядел он несколько нелепо, сидя на камне, и был похож на гнома. Но я почувствовала доверие к этому человеку. Может быть, расспросить о том, что меня интересовало, его, а не хозяина гостиницы в Клонкате? Расспрашивая людей в маленьком городке всегда чувствуешь себя неловко. А он не так прост, как кажется, и, видимо, опытен, если он человек богатый. А поскольку он иностранец, то, скорее всего, купил это поместье, а не унаследовал его. Богатые, хитрые гномы бывают злыми, но про него этого никак нельзя было сказать. Надо попытать счастья.
— Мне надо кое-кого повидать в этих краях, — осторожно начала я. — Вы знаете леди Мод Шеридан?
— Знаю. Но вы сами, видимо, не знаете леди Шеридан. — Он сказал это так уверенно, будто на моем лице все было написано. Эта моя особенность отличала меня от непроницаемых деловых людей из мира Клода. Впрочем, мой собеседник обладал житейским опытом, чтобы понимать людей и похитрее меня.
— Пока не знаю. Но я позвоню ей в Клонкате.
— Едва ли она захочет вас видеть.
— Но почему?
— Знаете, она немного не в себе. Вполне безвредна, но слегка ненормальная. Она никогда не бывает в обществе, и в Мирмаунт, в этот старый дом, уже никто не приходит. На вашем месте я не стал бы ей звонить.
Сам того не зная, он прояснил для меня мое нынешнее положение. Теперь у меня был предлог, чтобы вернуться в Дублин. Послезавтра я могла бы быть во Франции и даже успеть к Латчу на съемки. Зачем пытаться разрешить старый семейный конфликт? Разве я забыла тот ответ, который Бланш получила из юридической конторы? Когда-нибудь эта моя неудавшаяся поездка может стать темой для забавной истории, рассказанной за столом… Но все, что связано с Бланш, не было предметом для шуток. И еще существовала каллоденская чаша.
Между тем мой собеседник был явно озабочен.
— Слушайте, зачем вам неприятности? — продолжал он. — Она старая ненормальная леди…
— О каких неприятностях может идти речь? Это все вполне нормально. Шериданы — мои родственники.
— Родственники? У них не было родственников.
— Моя мать была из этой семьи.
— Ваша мать? — переспросил он удивленно. — Кто же была ваша мать?
— Она скончалась. Ее звали Бланш д'Арси.
Какое-то мгновение он пытался вспомнить, о ком идет речь, потом сказал:
— Бланш? Да, да, конечно, помню. Но это было еще до того, как я сюда приехал.
— Наверно, это так. Я сама еще об этом ничего толком не знаю.
— Но тогда зачем же вы приехали?
Я беспомощно махнула рукой, сердясь на себя, что рассказываю ему все это.
— Там есть кое-что мне принадлежащее, и я хочу получить это. — Было бесполезно объяснять, что дело здесь не только в каллоденской чаше.
— Если так, то вам лучше остановиться у меня. Я сам могу связаться с леди Мод.
— Спасибо, в этом нет нужды. Я могу позвонить из гостиницы.
— Знаете, буду откровенен. Лучше, если о вашем появлении узнают не в таком месте, как городская гостиница. Ваше появление и без того станет сенсацией. Пусть думают, что вы приехали по чьему-то приглашению. Эта леди действительно не в себе, но она многое перенесла в жизни. Сам не знаю, почему я так забочусь о ней, хотя она не так хорошо относится ко мне. Но все же лучше ее не тревожить.
— А почему вы решили, что мое появление ее так уж встревожит? — спросила я недоверчиво.
— Если все, что я знаю, правда, то Бланш д'Арси была дочерью леди Мод. И вряд ли многие здесь знают, что у нее также есть внучка.
Я вдруг почувствовала опустошение и усталость. Не слишком ли я далеко зашла? И это путешествие, на которое меня спровоцировал Брендан Кэролл. «Внучка», — повторила я про себя. Какое странное, нелепое слово. Я никогда не была в такой роли. И все же, судя по всему, это правда. Только в отношениях матери и дочери мог наступить такой резкий и жестокий разрыв.
— Вам лучше последовать моему совету, — повторил человек, похожий на гнома. — Это ваша машина там стоит?
Я кивнула, понимая, что мне не остается ничего иного, как принять его предложение. Мы уселись в мою машину, и я повела ее вдоль каменной стены, а он указывал дорогу. Наконец мы доехали до ворот, которые были открыты. За ними виднелся домик с садиком, к которому вела дубовая аллея. Мой спутник помахал рукой двум детишкам, игравшим в саду, и мы продолжили путь по аллее.
— Как ваше имя? — спросил гном.
Я назвалась.
— Oтто Прегер, — представился он в свою очередь. — Ваши предки, мисс д'Арси, посадили все эти деревья. Они также построили дом, в котором я сейчас живу, — замок Тирель. Я купил его и все, что осталось от поместья, около десяти лет назад. Вы, должно быть, удивляетесь, зачем я надоедаю вам своим рассказом, когда вы думаете о более важных вещах? Для того чтобы подготовить вас к встрече с леди Мод, если эта встреча состоится. Она вам, конечно, все это расскажет, и еще многое. Ее навязчивые идеи — семья, которой уже нет, и прошлое, которое было слишком богато событиями. Она, очевидно, живет лишь для того, чтобы однажды снова стать хозяйкой в доме, который некогда продала мне, опять поселиться там, где родилась. Но, судя по всему, этого никогда не случится.
— Так это родовое имение Шериданов?..
— Не Шериданов. Леди Мод была урожденная Тирель. Она вступила в неравный брак, и, хотя все уже забыли об этом, она забыть не могла. Чарльз Шеридан был промышленником (вряд ли он считал себя потомком знаменитого стеклодела). И она едва ли простила его (хотя его давно нет в живых) за то, что он столь дерзко сделал ей предложение, как и себя, за то, что приняла его.
Он был прав, предупреждая меня. Права была и Бланш, державшая меня в стороне от всего этого.
— А остальная родня? — спросила я.
— Как я говорил, никого из близких родных не осталось, как и из Тирелей. Есть один Шеридан — стеклодел, но он сын двоюродного или троюродного брата Чарльза — Коннора.
Я ожидала услышать еще одно имя, но он молчал, и я сама спросила:
— Не знаете ли вы Брендана Кэролла?
Я, то ли услышала, то ли почувствовала, как у него перехватило дыхание, мне даже показалось, что он вздрогнул.
— Знаю, — ответил он, уже не глядя на деревья у дороги.
Наконец аллея закончилась. Мы переехали мост через речку, впадавшую в небольшое искусственное озеро. Впереди я увидела большой дом с башнями — плод зодчества целого ряда поколений. Он показался мне не столько красивым, сколько впечатляющим. К дому примыкала высокая квадратная башня с бойницами, конечно некогда игравшая роль сторожевой.
— Здесь был пожар в годы смуты, — снова заговорил мой спутник. — У семьи не нашлось денег на капитальный ремонт, и жить здесь было уже нельзя. Здание стояло без крыши, пока я не нашел его. Может быть, дешевле было бы начать все сначала, но мне не хотелось этого. К 1945 году я уже насмотрелся на руины и пожарища.
Я невольно подумала о том, что и когда этот человек потерял к 1945 году. Само здание, если не считать старой башни, показалось мне какимто нереальным, похожим на игрушечный макет. Прегер сказал, что его построили мои предки, но я не знала никого до Бланш и не чувствовала привязанности к фамильному имению. Наверное, леди Мод будет права, если не примет меня. Завтра я, очевидно, уеду в Испанию.
Я остановила машину на стоянке. Когда мы вышли, входная дверь отворилась и нам навстречу выбежал слуга в сером смокинге с криво повязанным галстуком-бабочкой.
— Это сам! — крикнул он кому-то невидимому, обернувшись и глядя наверх.
— Мне служат не очень умело, но верно, — вполголоса проговорил Прегер. — Я пытался вести дело иначе — с английским дворецким и экономкой. Но ничего не получилось. Теперь они делают все по-своему, и мы почти справляемся.
— Мистер Прегер, сэр, — заговорил слуга. — Я уже хотел за вами послать. Сейчас полвторого, а вы еще не обедали.
— Тогда мы лучше попьем чаю, не так ли, О'Киффи?
— Чаю? — переспросил он, нахмурившись. — В это время? А что скажет об этом сама?
— Скажите ей, что я проголодался.
— Да, сэр. А что делать с багажом? — О'Киффи показал на сумки на сиденье машины.
— Ах, с этим? Я распоряжусь об этом позднее, — ответил хозяин.
О'Киффи снова крикнул кому-то, находившемуся в холле:
— Сам ожидает чая. Он проголодался. Скажите об этом миссис Салливан.
— Вам лучше было, — заговорила я, — сказать ему, чтобы он оставил сумки на месте. Я не останусь здесь. Гостиница в Клонкате лучше тем, что это — нейтральная территория.
— В Ирландии нет нейтральных территорий, мисс д'Арси, и вы об это еще узнаете, — возразил хозяин. — Если леди Мод не захочет принять вас, вы останетесь здесь, и никто не узнает, что у вас были иные намерения.
— В любом случае завтра я уеду.
— Там будет видно, — ответил он.
— Я отправил записку леди Мод, — сказал хозяин, когда мы сидели в его кабинете.
— Записку? Может быть, лучше было позвонить?
— Она редко соглашается разговаривать по телефону. И сам я ей ни разу не звонил. Но ответ скоро придет. Отсюда недалеко до Мирмаунта.
Кабинет Прегера находился в дальнем от башни крыле здания, и к нему примыкала анфилада комнат, стены которых были увешаны картинами. Мне было любопытно взглянуть на них, но хозяин сказал:
— Попозже. Я вам все покажу попозже. А сейчас выпьем чаю.
Прежде чем О'Киффи принес чай и закуски, в дверях появилась плотная женщина средних лет, с блокнотом и карандашом. Прегер махнул ей рукой:
— Фрейлейн Шмидт, прошу вас, попозже. Разве О'Киффи не сказал, что у меня гостья? И я еще не обедал.
— Да, герр Прегер, — кивнула женщина. — И не забудьте ваши пилюли.
— На молодых женщин смотреть приятнее, — заметил Прегер, когда она вышла. — Но когда путешествуешь с молодой секретаршей, начинаются всякие дурацкие разговоры. А потом молодые хуже знают дело и забывают про пилюли.
— А вы часто путешествуете, мистер Прегер?
— Довольно часто. Моя контора находится во Франкфурте.
— Во Франкфурте? Но вы живете здесь?
— Я живу здесь несколько дней в неделю. Я видел Европу в руинах, мисс д'Арси, и дал себе слово найти такое место, которого бы война не коснулась. Правда, она и здесь оставила свой след, но это была справедливая и честная битва. А потом, если помните, в Европе в те дни неохотно принимали немцев. Но здешние жители вели себя достойно, и если я им не нравился, они этого не показывали. Только леди Мод, аристократка и полу-англичанка, вела себя высокомерно, принимая от меня деньги за дом… Простите, мне не следовало вам говорить этого. Все же она ваша бабушка…
— Она мать моей матери, — резко возразила я. — Что она значит для меня, это мы увидим. Я ничем не обязана леди Мод, понимаете, ничем!
Тут пришел О'Киффи и принес еду. Миссис Салливан, видимо, решила совместить чай с обедом. Здесь была жареная рыба, картофельный салат, окорок, сыр и пирожные. Хозяин уговаривал меня чего-нибудь съесть и ел сам.
— Вы такая худенькая, — говорил он. — Впрочем, сейчас в Европе многие девушки стараются быть худыми, даже немки. Такое впечатление, что они все хотят стать моделями.
Я промолчала. Есть мне не хотелось. У меня было такое чувство, что мне надо бежать за кем-то вдогонку, а это лучше делать на пустой желудок. Я жалела обо всем, что успела сделать после звонка Кэролла. Тут зазвонил телефон, и я, вздрогнув от неожиданности, пролила чай в тарелку.
Прегер взял трубку:
— Да, фрейлейн? Да, соедините… Да, она здесь. Да, я ей передам… Думаю, она найдет дорогу. — Он повернулся ко мне: — Звонил Коннор Шеридан. Я послал письмецо и ему на завод. Он и леди Мод ожидают вас.
Я с трудом поднялась. Мне показалось, что мои ноги стали ватными.
Мирмаунт я нашла легко, даже если бы не имела письменных инструкций фрейлейн Шмидт. Он находился примерно в миле от того места, где я остановила машину, чтобы пообедать. Когда я увидела старинный дом, мое волнение на мгновение улеглось и я просто стала им любоваться. Это было замечательное здание в стиле королевы Анны, прекрасно построенное, симметричное и соразмерное. К нему вела аллея, обсаженная плодовыми деревьями и проходившая через пастбище, на котором паслись овцы. Железные ворота были открыты: они заржавели, и мне показалось, что их давно не закрывали. Сада при доме не было, только газон, огороженный от овец, с клумбами, на которых росли рододендроны и розы. К фасаду дома примыкала высокая кирпичная стена, за которой, возможно, скрывался настоящий сад.
Большая входная дверь была открыта, а перед ступеньками на траве стояла мебель, видимо только что привезенная на грузовике, — красивый письменный стол и несколько разнородных стульев. Сверху из холла раздавались голоса людей, но преобладал один — высокий старческий женский голос с командными нотками:
— Да нет, идиот! Не сюда! Вон туда!
Я стала подниматься по лестнице. Слышно было, как переговаривались двое мужчин, занятые, видимо, тяжелой работой. Затем раздался звон стекла и крик той же старухи:
— Майкл Суини, и чем же я, по-вашему, заменю? Этому канделябру двести лет! Вы, может быть, знаете, что его изготовил ваш прапрадед.
— Ч-ш-ш… не волнуйтесь, леди Мод. Разве у нас в зале нет точно такой же вещицы? Конечно, мы им не пользовались с тех пор, как появилось электричество, так что все в порядке.
Я поднялась наверх. В дверях, полуобернувшись, стояла высокая худощавая женщина в сине-зеленом костюме. Спиной ко мне стояли двое мужчин, которые пытались протащить четырех-спальную кровать в узкий проход между заполнившей зал мебелью, которая выглядела намного лучше той, что была в магазине Бланш. Ее хватило бы на большой особняк и еще несколько коттеджей. Все эти столы, стулья, шкафы, диваны загромождали зал, украшенный изящными колоннами, мешая воспринимать его великолепие. Очень немного места на этом складе вещей оставалось для самих обитателей дома.
Старая леди заметила или почувствовала мое появление. Она повернулась в мою сторону и стала молча рассматривать меня. Я стояла молча, не в силах пошевелиться.
Двое мужчин также обернулись в мою сторону. Они были одеты в рабочую одежду того же цвета, что и костюм их хозяйки. Оба явно были рабочими в имении. Они смотрели на меня как на диковину. Потом я снова услышала ее пронзительный голос:
— Ладно, пока оставьте ее. Заносите в дом остальные вещи, пока ливень их не испортил. Майкл Суини, нечего тут стоять раскрыв рот. Не видите, ко мне приехала внучка. — И, обращаясь ко мне: — Ну, проходите. Я вас жду.
— С чем вы пьете чай?
— Без молока и сахара, пожалуйста.
Она бросила на меня недовольный взгляд, будто я в чем-то провинилась, но ничего не сказала. Показав на тарелку на столике, она предложила:
— Вот бутерброды с маслом, прошу вас.
Я не решилась отказаться и взяла один из твердых, как камень, бутербродов, на котором масло было не намазано на хлеб, а небольшим кусочком положено сверху. Сухой хлеб царапал горло, и я кашлянула.
— Вы не больны? — продолжала она. — Вы слишком худая.
Я покачала головой, не в силах ничего сказать. Все это время она не сводила с меня глаз, и взгляд этот не был одобрительным. Разве она не знает, что сейчас — эпоха коротких юбок и прямых волос? Ни в моем наряде, ни в моей прическе не было ничего экстравагантного. А ее собственные седые волосы были собраны в аккуратные косички, обрамлявшие лицо, покрытое множеством морщинок. Кожа ее была нежной, а овал лица напоминал овал лица Бланш.
Мы сидели в гостиной, большой светлой комнате, потолок которой был украшен красивым орнаментом, в креслах «чиппендейл» у камина. В отличие от зала, здесь не было бестолкового собрания разнородной мебели. Напротив, все подбиралось специально для гостиной — столы, столики, кресла, комоды, шкафы. Но сейчас комната напоминала скорее выставку мебели, которой никто давно не пользовался. Я вспомнила наш магазин на Королевском проспекте. Именно там я узнала основные стили великих мастеров мебели — Чиппендейла, Шератона, братьев Адам. Я-то все это знала приблизительно, а Бланш всегда могла определить стиль точно. Теперь было понятно, где она научилась этому.
Между мной и леди Мод не было обмена приветствиями. После встречи в зале, засвидетельствованной двумя рабочими, она привела меня прямо сюда и сказала, что распорядилась принести чай.
— Еще чаю? — спросила хозяйка.
Мне было холодно в прямом и переносном смысле, а чай хотя бы немного согревал меня, и я согласилась.
— Не понимаю, зачем вы приехали, — сказала наконец леди Мод. — Мы здесь прекрасно обходились без вас все эти годы. — Последние слова касались не только меня, но и Бланш. — Это она вас прислала?
— Моя мать скончалась.
— Я знаю. Юристы сообщили мне об этом. Но это она послала вас для примирения? После всех этих лет она полагала, что может прислать вас сюда сделать за нее ее работу?
Я больше не могла терпеть, условная вежливость улетучилась.
— Вы говорите: послала меня? Меня никто не посылал! До этой субботы я и не знала о вас. И никогда бы не узнала, если бы не…
— Вы хотите сказать, — перебила она, — что ваша мать никогда не говорила вам о своей семье? Никогда не говорила о Тирелях?
— И о Шериданах тоже.
— О Шериданах… — Старая леди только рукой махнула. — Она никогда не говорила, что вашим дедом был лорд Фермойль? — Я удивленно уставилась на нее. — А его дедом был лорд Фермойль, участвовавший в битве при Ватерлоо. Его дядя был первым лордом адмиралтейства. Она не рассказывала вам об этом?
Я покачала головой, даже не пытаясь объяснить, что это для меня был давно ушедший мир, что Бланш понимала это и не пыталась обременять меня памятью о прошлом. Ей не стоило объяснять, что нынешние лорды — это Отто Прегер и ему подобные. Возможно, она поняла мои чувства, потому что лицо ее, только что оживленное, окаменело.
— Тогда зачем же вы приехали?
На этот вопрос мне трудно было бы ответить. Не могла же я рассказать о внезапно возникшем желании приехать сюда после телефонного разговора с тем человеком — приехать, чтобы каким-то образом вновь обрести себя. Очевидно, я совершила ошибку, но был у меня и предлог, все объясняющий. Вслух я сказала:
— Я приехала за своей вещью, о которой, по-моему, вы можете что-то знать…
— За вашей вещью? Здесь нет никаких ваших вещей! Я ничего не должна Бланш, а ее уход стоил мне дороже любой вещи.
— Дайте же мне договорить, леди Мод! Дело в том, что человек по имени Брендан Кэролл взял одну вещь, которая принадлежала Бланш. Я хотела бы получить ее, вот в чем дело.
— Брендан Кэролл ничего не значит для меня. — Мне показалось, что ее лицо еще больше окаменело. — Зачем вы досаждаете мне разговорами о нем?
— Именно Брендан Кэролл сказал, что моя мать была урожденная Шеридан. Он увез каллоденскую чашу и намекнул, что я смогу получить ее, если приеду сюда.
Она нетерпеливо махнула рукой.
— При чем здесь этот Кэролл? И почему вы приехали от Отто Прегера? Почему из всех людей вы связаны именно с этими двумя? Разве нельзя было приехать сюда достойным образом? Тогда лучше было оставить меня в покое. Я не просила вас приезжать.
— Я это знаю. И теперь же уеду. Мне только надо получить чашу. Она не принадлежала ни Кэроллу, ни Шериданам. Бланш нашла ее, и теперь эта вещь моя.
— Какую еще чашу? — Леди Мод как будто сразу постарела на моих глазах. — Я не понимаю всей этой ерунды насчет Шериданов и Кэроллов. Вы — моя единственная внучка, последняя в роду Тирелей, и вы говорите со мной о том, что меня совершенно не интересует.
Я не могла позволить себе сочувствия. Все, что связывало эту женщину и Бланш, давно осталось в прошлом, и между нами не было никакой родственной связи. Я ответила:
— Тогда я должна найти Брендана Кэролла. Я полагала, что вам известна история чаши. Извините за беспокойство. Спасибо за чай. — С этими словами я встала. Я не верила своим ушам — неужели я так разговариваю с матерью Бланш?
— Вы уходите? — спросила она вдруг, как мог бы спросить обиженный ребенок. — Но вы ведь только вернулись!
— Вернулась? — Теперь уже я была изумлена.
— Но я ждала вас, ждала все эти годы! Я хотела увидеть, что род Тирелей не прервался. А теперь, когда вы приехали…
— Но я не знала этого…
— … а теперь, — продолжала она, чуть не плача, — вы не должны уезжать. Я уже не надеялась, что этот день настанет, и вот, когда он настал, мы должны не упустить такой возможности.
Я стояла, не зная, что делать дальше. Разве не говорил Отто Прегер, что она немного не в себе? В это время мое внимание отвлек какой-то шум, донесшийся из коридора. Потом я услышала мужской голос: «Энни, где они там?» Тихий женский голос что-то ответил. Затем дверь гостиной отворилась настежь, ударившись о маленький туалетный столик.
— О, черт побери! — заговорил вошедший. — Прошу прощения. Я Коннор Шеридан. Отто Прегер мне написал, но я задержался на заводе. Вы ведь… — Он на секунду задумался, вспоминая имя. — Вы Мора д'Арси?
— Да.
Его приход принес чувство облегчения. Этот человек явно принадлежал к реальному, а не к призрачному миру хозяйки дома. Пришедший был лет на десять старше меня, но все же это человек почти моего поколения. Однако почему у него такой хмурый вид и знает ли об этом он сам? Чем он недоволен — мною, леди Мод или всем вообще? У этого человека было бледное лицо и черные волосы, а глаза были так глубоко посажены, что я даже сразу не смогла определить их цвет.
— Брендан мне говорил… — начал он снова, но тут вмешалась леди Мод:
— Одну минуту, Коннор. В этом доме принято соблюдать определенный этикет, чему бы вы ни учились в других местах. Это — Коннор Шеридан. Моя внучка, мисс Мора д'Арси.
Он стерпел церемонию представления, закрыл, точнее, захлопнул дверь и обратился ко мне:
— Наверно, вы приехали по поводу каллоденской чаши? Ну, так она у меня. Кэролл принес ее мне сегодня утром. Он говорил, что вы, может быть, разрешите ее здесь оставить, но я, конечно, сказал, что ее следует вернуть вам. Не знаю, с чего он взял, что мы захотим оставить ее. Это была дурацкая затея…
— Вы ведь сказали, что Брендан Кэролл уехал, — перебила леди Мод.
— Ну да, он опять вернулся.
— Почему?
— Бог его знает. Какая-то дурацкая идея насчет того, чтобы вернуть Шериданам каллоденскую чашу.
— Что это еще за чаша? — сердито спросила хозяйка дома. — Почему все говорят об этой чаше?
— Каллоденская чаша, леди Мод. Один из трех экземпляров знаменитой чаши нашелся. Брендан нашел его в… — Впервые он умолк, затрудняясь, что сказать дальше.
— Ее нашла моя мать, — вставила я. — Брендан Кэролл увидел ее, осматривая личную коллекцию Бланш, и решил привезти сюда…
— Каллоденская чаша? Та самая, про которую рассказывал мой муж? — вспомнила она. — Не припомню ту историю, мне хватает своих.
— Да. — В ответе Коннора сквозил сарказм. — Так что я не стану вам пересказывать ее снова. Скажем так, что она имеет историческую ценность, особенно для Шериданов. Она принадлежала матери мисс д'Арси, а теперь — ее собственность. Эта чаша у меня в кабинете. Поверьте, она там в безопасности, мисс д'Арси, и вы можете сразу ее забрать. — Было видно, что ему хотелось бы иметь чашу, но не настолько, чтобы из-за этого задержался мой отъезд.
— Она, конечно, получит то, что ей принадлежит, — снова вмешалась леди Мод. — Но она еще не уезжает, Коннор.
— Вот как? Так у нас гости? Нашлась пропавшая внучка? Прямо как в сказке!
— Это не сказка! — Ее красивые руки с силой сжали подлокотники кресла. — Случилось то, что должно было случиться, — она вернулась. Кровь всегда возьмет свое!
Я пришла в ужас.
— Мне нужно ехать в Испанию, леди Мод. У меня там дела.
Она оглядела меня, и мне стало не по себе от этого взгляда.
— Да, у вас есть дела. Вернее, у вас есть долг. Как все, как и ваша мать, вы стараетесь от него уклониться, но не он вас нашел, а вы его нашли, вы сами приехали и должны остаться, чтобы закончить то, что было начато.
Я не понимала, о чем она говорит. Первой моей мыслью было бежать отсюда, но меня удержал внутренний голос, говоривший, что нужно сохранить достоинство. Эта леди не должна почувствовать: дочь Бланш и Эжена д'Арси струсила. Я с надеждой поглядела на Коннора, ожидая его возражений, но он промолчал. По выражению его лица я поняла, что ему-то хотелось, чтобы я побыстрее ушла. Но он не сказал ничего. Я снова беспомощно посмотрела на леди Мод и встретилась с ее гипнотизирующим взглядом. Ранее я решила, что буду твердой и независимой, но теперь невольно подчинилась воле этой странно одержимой женщины. «Ну что ж, останусь переночевать, — подумала я, — в конце концов, есть же у меня какие-то обязательства перед ней. Утром я смогу уехать».
Первым нарушил молчание Коннор, чья враждебность, как мне показалось, уже прошла:
— Не желаете ли взглянуть на чашу, мисс д'Арси? Мой кабинет здесь недалеко. — Он осторожно открыл дверь.
Я кивнула разом и ему, и леди Мод в знак согласия, хотя чувствовала, что начинается нечто для меня непонятное. Оба они, видимо, добились своего, но как именно, это мне было неясно.
— Я попрошу, чтобы ваш багаж занесли наверх, — сказала леди Мод, вставая. Она первой покинула комнату.
Когда мы с Коннором выходили из дверей, я, наконец, разглядела его глаза — они были темно-серыми, пожалуй, даже грязно-серыми. И зря я решила, что его неприязнь исчезла, — он только затаил ее. Его взгляд выражал какую-то скрытую угрозу. Впервые в этом доме я физически почувствовала опасность.