— Дэн, мой Дэниэль, он пришел ко мне! — радостная Кэтрин вскочила с кровати, бросилась к двери и чуть не упала, запутавшись в пледе.
Эвелина вовремя подхватила ее, и девушки дружно взялись за большую толстую щеколду, которую когда-то установили на двери по настоятельному требованию первой фрейлины. За годы бездействия металл, казалось, прирос к стене и двери, так что одолеть упрямую защелку оказалось совсем не просто. Все время, пока графиня и фрейлина боролись с туго идущей щеколдой, за стеной что-то грохотало и стучало, а когда дверь, наконец, открылась, в комнату влетел не только изрядно запылившийся принц Дэниэль, но и несколько папок с бумагами, заботливо перевязанные тесемочками.
"Ах да, здесь же устроили архив, вот откуда бумаги," — пока Эвелина приходила в себя после неожиданного появления принца, влюбленные успели оказаться в объятиях друг друга. Счастливая Кэти запрокинула голову, вглядываясь в лицо своего Дэниэля, а он нежно прикасался губами к ее лицу, собирая невысохшие капли слез на щеках.
— Кэти, моя Кэти, как же я допустил, что тебе пришлось плакать…
Эвелина невольно залюбовалась влюбленными, как любовалась бы прекрасной картиной: маленькая хрупкая девушка с золотыми локонами и высокий сильный юноша, красивый и мужественный. Светло-каштановые пряди волос спутались, а местами даже посерели от пыли, впрочем, как и костюм, и даже лицо Дэниэля. Принцу явно пришлось самому разгребать архивные завалы, чтобы пробиться к заветной двери. Маленьким кружевным платочком Кэти нежно стирала пыльные пятна с лица своего любимого, а Дэниэль, смеясь, ловил губами изящную руку, мешая фрейлине хоть немного его отчистить.
Графиня Роддерик чуть грустно улыбнулась, глядя на трогательную сцену свидания, и хотела уже уйти в свои комнаты, оставив влюбленных наедине, как вдруг сзади, все из-за той же злополучной двери, раздались аплодисменты и насмешливый голос герцога Берштейна громко произнес:
— Браво, графиня, я недооценил Вашу смекалку! Вы ухитрились устроить для своей подопечной свидание с принцем, не нарушив при этом ни одного своего обещания!
Эвелина сердито вскинула голову и с неприязнью посмотрела на гостя, вторгшегося без разрешения. Кэтрин испуганно вскрикнув, попыталась освободиться из объятий, но Дэниэль не позволил ей этого сделать. Принц крепко удерживал свою Кэти, и его непримиримый вид яснее всяких слов говорил, что никто сейчас не заставит Дэна расстаться с любимой.
Эрнест усмехнулся, верно оценив обстановку и то, как отнеслись к его появлению. Он шагнул в комнату, легко и небрежно закинул обратно в архив папки, валявшиеся на полу, а потом, также легко, совершенно не напрягаясь, закрыл за собой дверь и задвинул тяжелую щеколду. Первый министр явно давал понять, что уходить отсюда не собирается, и сейчас им предстоит долгий и серьезный разговор.
Первым нарушил тишину принц Дэниэль. Он все же выпустил Кэти из своих объятий, но совсем немного, и спокойно, даже величественно, пояснил Эрнесту:
— Вы напрасно обвинили графиню Роддерик, герцог! Я сам вспомнил о двери между комнатами графини и мужской половиной и пробрался в архив.
— И дверь в эту комнату Вы тоже открыли сами, Ваше Высочество? — скептический голос герцога показал, что слова принца его не убедили. Но Дэниэль спокойно и сдержанно пояснил:
— Девушки открыли мне дверь, подчинившись моему приказу.
"Удивительно, — подумала Эвелина, — как он сейчас похож на отца. Внешность у Дэниэля от Амелии, а вот характер, умение ответить собеседнику достойно и без лишних эмоций — это ему передалось от короля, от Августа." Герцог Берштейн, в отличие от графини Роддерик, не склонен был сейчас заниматься оценкой характера принца, первый министр упрямо продолжал разговор в том же обвинительном тоне, не позволяя собеседнику уйти от ответов.
— А почему Вы отдали такой приказ, Дэниэль?
— Потому что Кэти плакала, и я услышал ее плач, когда стоял за дверью! — эти слова принц произнес уже несколько запальчиво и поскорее обнял свою любимую, словно боясь, что она вновь заплачет.
На вопрошающий взгляд Эрнеста ответила графиня Роддерик:
— Кэтрин плакала, потому что Ваш ставленник, капитан Шенброк, насильно поцеловал ее! И неизвестно, что еще он собирался сделать, не вмешайся Мышильда! Единственный раз ее вездесущее любопытство принесло пользу, не позволив погубить репутацию юной девушки!
Эрнест помрачнел, услышав тираду Эвелины, и уже совсем другим, более понимающим, взглядом посмотрел на влюбленных. А принц, ошеломленный услышанным, схватил руку Кэтрин и, увидев на ней свой подарок, недоверчиво спросил:
— Но как же так? Я не понимаю…Меня уверяли, что кольцо не позволит никому причинить вреда моей Кэти. Как могло случиться, что оно подпустило Шенброка?
— Прости меня, Дэниэль, — Кэтрин боялась поднять глаза на любимого, чувствуя себя виноватой, — он знал про нас и говорил, что принцу не позволят жениться на фрейлине…Что меня сошлют в самый далекий монастырь или даже устроят несчастный случай, если я не соглашусь выйти замуж за другого… Прости меня, Дэн, я поверила ему, я испугалась! И захотела попробовать — всего один раз попробовать — смогу ли я целоваться с другим мужчиной…
— И что же ты решила? — голос принца звучал сухо и напряженно, он совсем отстранился от своей Кэти, изучающе рассматривая ее.
— Мне никто не нужен, кроме тебя, мой Дэниэль. Пусть даже меня за это убьют, пусть накажут, но я никогда не смогу полюбить никого другого, — ответ Кэтрин прозвучал так просто и так серьезно, что ему невозможно было не поверить. И Дэн поверил, поверил сразу и бесповоротно. Не обращая внимания на зрителей, принц схватил на руки свою маленькую Кэти и закружил по комнате. А потом уселся рядом с ней на кровати, бережно обнял ее и посмотрел в любимые синие глаза, сиящие сейчас так близко и так ярко..
— Кэти, моя Кэти, не бойся их угроз…Никто и никогда не посмеет причинить тебе вред, никто и никогда не разлучит нас… — Дэниэль готов был от слов перейти к поцелуям, когда сухой громкий кашель напомнил принцу, что в комнате они не одни. Принц резко повернулся к первому министру, смерил его негодующим взглядом и строго, совсем как король Август, произнес:
— Герцог Берштейн, я не желаю выяснять, сам ли Шенброк додумался до подобных мыслей или до него дошли какие-то сплетни. Но я требую, чтобы к нему были приняты все меры дисциплинарного взыскания, вплоть до лишения звания капитана!
— Лишить звания капитана за неудачную попытку поухаживать? Не слишком ли сурово, Ваше Высочество? — ничуть не смутившийся Эрнест присел рядом с влюбленной парой, давая понять, что не намерен переходить на второстепенную роль в разыгрывающемся действии. Эвелина вскрикнула, возмущенная цинизмом герцога, но он никак не среагировал не ее возглас. Сейчас Эрнест был прежде всего первым министром и не мог допустить, чтобы чьи-либо чувства влияли на его решения.
— Вы оспариваете мои приказы?! — вскочивший с места Дэниэль явно с большим трудом удерживал себя в руках. Он готов был добавить еще что-то, более запальчивое, но холодный насмешливый взгляд остановил принца. Дэниэль выдохнул, заставляя себя собраться, и прежним спокойным тоном произнес:
— Что ж, раз первый министр не считает, что капитан Шенброк заслужил наказание, я сам вызову его на дуэль за оскорбление моей невесты! И вызову немедленно, сегодня же вечером, не дожидаясь, пока этот мерзавец продолжит свои наглые притязания!
Последнюю фразу принц произнес уже далеко не так спокойно, как первую. Кэтрин вскрикнула, бросившись к тому, кто назвал ее своей невестой, Эвелина подбирала слова, достаточно убедительные, чтобы не дать Дэниэлю наделать глупостей. Один только первый министр короля был холоден и спокоен. Эрнест легко поднялся и подошел совсем близко к влюбленным. Обращаясь к одному только принцу, словно Кэти не было рядом, герцог Берштейн, небрежно объявил:
— Сегодня вечером, Ваше Высочество, Вы с небольшой свитой отправитесь в охотничий замок, что в нескольких верстах от Арма, и встретите там короля Леонардо и его дочь, принцессу Александрину. Завтра утром Вы въедете в город в одной карете с принцессой, и весь народ будет приветствовать вас как жениха и невесту.
Эвелина не могла больше сдерживать свое негодование, она отчаянно бросилась в бой:
— Эрнест, как ты можешь?..
Герцог Берштейн посмотрел на нее также холодно, как только что смотрел на Кэти и Дэниэля.
— Что тебя так возмущает, Эвелина? Всем известно, что принц Армании и принцесса Дарнии — жених и невеста. Они уже много лет обручены и, наконец, настало время их свадьбы. Так что же удивительного в том, что жених встретит свою невесту и вместе с ней проедет по Арму до королевского дворца?
Эвелина не нашла слов для ответа, Кэтрин замерла в горьком молчании, с ужасом глядя на суровую фигуру в безукоризненном жемчужно-сером костюме. Но Дэниэля так легко смутить не удалось, даже напоминание о помолвке не повлияло на его уверенность. Принц ободряюще улыбнулся своей Кэти и сказал:
— Если я и поеду навстречу Александрине, то только для того, чтобы рассказать ей о тебе, любовь моя. Принцесса давно знает историю о маленькой девочке, завладевшую моим сердцем, и всегда поддерживала мои планы отбить тебя у жениха.
На этих словах Дэниэль подмигнул Кэтрин, и девушка счастливо засмеялась, вспомнив, как давно любит ее принц. Эвелина же метнула негодующий взгляд в сторону первого министра — графиня была уверена, что ложное письмо о помолвке Кэти его рук дело. Угадал ли Эрнест причину негодования графини или же просто был так настроен, но он кивнул головой, словно в знак согласия, и послал Эвелине самую обольстительную свою улыбку. Графиня Роддерик отвернулась, не в силах видеть его торжество, и поскорее вслушалась, что Дэниэль говорит сейчас своей Кэти.
— Любовь моя, Александрина — умная, чуткая женщина, я давно считаю ее своим добрым другом, как и она меня. Я знаю, что она любит не меня, а совсем другого, очень достойного человека, за которого, однако, ей не разрешают выйти замуж, — впечатлительная Кэти ойкнула, а Дэниэль улыбнулся ей и продолжил, — Кэти, я уверен, что Александрина поймет наши чувства и не будет в обиде, когда я приглашу тебя на Лунный Вальс. А Цветок вокруг нашей пары убедит всех, что наши чувства настоящие, и никто больше не посмеет разлучить нас! Ты веришь мне, моя Кэти?
Маленькая фрейлина молча кивнула, завороженно глядя на принца — такого сильного и умного, настоящего героя в ее глазах. Но сухой, почти неприятный голос не позволил Дэниэлю долго быть триумфатором. Герцог Берштейн вступил в разговор. и его доводы были не менее вескими, чем доводы влюбленного Дэна.
— Браво, Дэниэль, Вы нашли верное решение и все вполне могло бы повернуться именно так, как Вы сказали. Если бы не одно но…
— Что еще? Какое "но" не дает Вам покоя, господин первый министр? — голос Дэниэля звучал раздраженно, словно принц предчувствовал скорое крушение своих надежд.
— По праву рождения, Вы — принц Армании, а Александрина — принцесса Дарнии. Ваш выбор будущей супруги должен исходить прежде всего из государственных интересов, Ваше Высочество, — Эрнест ответил с подчеркнутым уважением, даже слегка поклонился принцу. Дэн поморщился, недовольный таким сугубо официальным обращением, и потребовал:
— Объяснитесь, герцог! Каким образом будут затронуты государственные интересы, если и я, и Александрина вступим в брак с теми, кого мы любим?
— Извольте, мой принц. Ваш отказ жениться на Александрине, какими бы благими побуждениями он не был оправдан, тут же будет истолкован, как оскорбление Арманией дарнийских интересов. Король Дарнии, Леонард, весьма щепетилен в вопросах чести, как Вам известно.
Далее, Вашим отказом немедленно воспользуются хакардийцы, и король Хакардии Шамиршан пожелает взять в жены принцессу Александрину. Все знают, что у Шамиршана уже есть три официальные жены и неизвестно сколько наложниц — многоженство разрешено хакардийскими законами, подобные браки считаются нормой в их стране. Если бы у дарнийского короля был другой венценосный жених для Александрины, он, конечно, не отдал бы дочь хакардийцу. Но, увы, кроме Вас и Шамиршана, нет никого, подходящего в женихи принцессе Дарнии.
Принц Дэниэль, молча слушавший первого министра, схватился за голову и в отчаянии простонал:
— Эрнест, ну почему, почему считается, что короли управляют своим народом, когда сами они всего лишь марионетки в политических играх? Никому не важны их чувства, с их мнением не считаются. Король — всемогущий, никому неподвластный — на деле всего лишь пешка в руках безжалостных игроков! Скажи мне, неужели я всегда обязан быть покорной пешкой, и не вправе стать живым человеком?
Эвелина надеялась, что герцога тронут слова Дэниэля, но он лишь пожал плечами и повторил свою же фразу, немного ее переиначив:
— Вы родились принцем, Ваше Высочество, и получили безмерные права от рождения. Но Ваш титул налагает на Вас и обязанности, от выполнения которых зависит судьба Вашей страны и Вашего народа.
Вы можете отказаться от союза с принцессой Дарнии, но в этом случае ее отец отдаст руку дочери королю Хакардии Шамиршану. Брачный союз Александрины и Шамиршана будет означать изменение расстановки политических сил, объединение вечно враждующей с нами Хакардии и, пока еще дружественной, Дарнии. Хакардийцы умны и хитры, они используют Ваш отказ, как средство убедить короля Леонардо, что нанесенное оскорбление должно быть отомщено. И начнется война. Война Дарнии и Хакардии против Армании, только недавно оправившейся после мятежа и гражданской смуты.
Увидев, как побледнели женщины и взволнованно дрогнул принц, герцог Берштейн добавил последние фразы, завершающие его мрачные предсказания:
— Даже если Вы не считаете войну такой уж неизбежной, подумайте о судьбе принцессы. Вы сами назвали Александрину добрым другом, так задумайтесь на какую судьбу Вы ее обрекаете? Принцесса Дарнии не выдержит жизни в Хакардии, где бесправие женщин утверждено законом; умная независимая девушка неизбежно погибнет в местной гнетущей атмосфере. А Вы, Дэниэль, сумеете ли Вы наслаждаться жизнью с любимой, зная, что принцесса, считавшая Вас другом, погибла по Вашей вине?
— Эрнест, это подло, это запрещенный прием! — закричала Эвелина, но было уже поздно. Проникновенная речь первого министра произвела должное впечатление, Дэниэль с горечью смотрел на свою Кэти, предчувствуя неизбежную разлуку, а маленькая фрейлина не сводила синих глаз со своего — пока еще своего — принца, не замечая, как текут по ее щекам слезы.
— Эрнест, — неожиданно принц обратился к герцогу совсем просто, как к доброму другу. — помнишь, ты учил меня чести и верности? Ты говорил, что главное достоинство любого мужчины, а тем более принца и короля — незапятнанная честь и чистая совесть. А сейчас я должен отказаться от девушки, которую люблю больше самого себя, больше жизни. Отказаться и считать себя честным человеком…Как такое возможно, Эрнест, скажи мне?
Принц говорил, обращаясь к герцогу, но не смотрел на него. Глаза цвета лесного ореха неотрывно вглядывались в синие большие глаза, наполненные слезами, как будто хотели вобрать в себя плачущую синеву и навсегда сохранить ее в сердце.