Крик вырывается непроизвольно, когда вижу, что у меня начались месячные. Так и знала! Что я теперь делать буду?
Еще и Ярик… Стоит моему вскрику стихнут, врывается, блин, в ванную. Я чуть трусы на плитку не роняю. Хорошо, что сижу на унитазе, а это взбесившееся платье прикрывает и бедра, и зажатое дрожащими пальцами белье.
– Что случилось? – лихорадочно мечется по помещению взглядом.
– Ты нормальный, вообще? Я в туалете!!!
– Чего орешь тогда? Или ты каждый раз так? Запор? Или золотуха?
– Пошел к черту, – швыряю в него рулоном туалетной бумаги. От расстройства и обиды на глазах выступают слезы. – Выйди немедленно, козел! Я папе все расскажу! Он тебя…
Ярик психует, но выходит. И продолжает меня доставать через дверь:
– Просто объясни, что случилось? Ты же знаешь, что можешь сказать мне все? Манюня? Поговори со мной. Маша?
Он, черт возьми, издевается?
– Ничего я тебе не скажу!
А сама сижу и плачу.
– Я сейчас опять войду.
– Не смей!
– Просто скажи, что случилось?
– Ничего!
– Ну, ты же из-за чего-то плачешь?
– Так мне хочется!
– Выходи тогда. Тут рыдай, блин!
– Не хочу! Ты не достоин моих слез!
– Маруся… – долбит кулаком в дверь. – Предупреждаю. Я вхожу.
И он снова вламывается. Рожа злая, но я тоже на взводе. Если бы не «красные проблемы», вскочила бы и расцарапала всего.
– Говори! Сейчас же!
Что за несносный кретин?! За что мне это? Неужели не понимает, что смущает меня?
Растираю ладонями слезы и понуро опускаю голову.
– Машка… Давай уже, рожай. Я же не просто так кипишую! Слышишь меня? – горланит, как всегда, грубиян. – О тебе волнуюсь! Кипятком все…
Посмотрите, какая цаца! Царевича заставили беспокоиться!
– У меня кровь… – роняю лицо в ладони.
Так стыдно мне еще никогда не было.
– Где? Где?
Ну, что за тормоз?! Убирая руки, вижу, что мой Град все краски утратил. Бледный, как с воспаленным аппендицитом в десять лет.
– Там… – взглядом вниз указываю.
Он, оказывается, умеет еще и смущаться. Набирает яркости, вероятно, не меньше меня.
– Первый раз, что ли?
Ну, дубина…
– Нет, не первый. И не двадцать первый. Но, сам понимаешь, у меня ничего с собой нет…
Он тяжело переваривает эту информацию. Но все же догоняет.
– И ты решила сидеть на унитазе? Ну, правильно, чё? Ридер приедет, отпилим, и с ним домой поедешь.
Что тут скажешь? Неуместные шуточки – конек Градского.
– Ярик… – тоненько тяну я. Мне снова приходится просить его о помощи. Проклятый бункер! Всеми силами сдерживаю новый поток слез. – Яр, миленький, найди мне что-нибудь. Пожалуйста.
– Да, конечно… – прочесывает ладонью затылок и шумно выдыхает. – Сейчас.
Тотчас принимается за поиски. Идет к узкому белому навесному шкафчику. Открывает его и… бинго! Там такой запас! Учитывая, что бункер принадлежит отцу Ридера, я чаяла надежду на какую-нибудь вату и бинт, а тут несколько видов гигиеничных прокладок. Он явно в этот погреб не один планирует заселяться.
– Подойдет? – Градский маячит яркой упаковкой.
Это достаточно популярная марка, я ее использую. Но даже если бы она лично мне не нравилась, сейчас соглашусь на все.
– Да, вполне, – краснея, принимаю у него из рук упаковку. – Спасибо.
И мы застываем, глядя друг другу в глаза. У меня дыхание спирает. И вниз по животу стекает волна непонятного ноющего жара. Это никак не связанно с моим физическим состоянием. А что тогда? Я не знаю.
– Выйдешь?
– А, да… Я за дверью.
Вернувшись в комнату, мы молча принимаемся за перекус. Сил на разговоры не осталось. И это платье, я уже его ненавижу! Колется и раздражает кожу. Можно, конечно, поискать какую-то одежду. Она здесь по-любому есть. Только… Я все надеюсь, что Ридер вот-вот появится, и мы поедем домой.
Закончив с печеньем, взбиваю подушку повыше и ложусь.
– Венчание началось, – грустно оповещаю, судорожно стискивая в ладони мобильный.
Яр едва заметно вздрагивает и, безусловно, привычно отмахивается:
– Пофиг. Даже хорошо, что мы не успели. Сейчас подъедет Ридер, и завалим сразу в ресторан.
– В таком виде?
Растрепанные, помятые, двухдневной свежести…
– Зато представь, какой ажиотаж, – гогочет Градский.
Поднимая опустевшую пачку «Lay’s», высыпает остатки прямо в рот.
– Вообще не смешно.
– Ладно, не дуйся, Маруся. Домой заскочим, впрыгнешь в новое платьишко.
– Обязательно.
Вот только… Час за часом бежит, а Ридер так и не появляется. Ближе к вечеру я сдаюсь и отправляюсь, чтобы принять душ. Града прошу оставаться за дверью. Освежившись, облачаюсь в найденные Яриком чистые вещи. Это пижама, которая по виду больше похожа на термобелье. Очевидно, из-за того, что ночью тут может быть холодно.
Чувствую себя немного лучше. Но надежды на спасение сегодня остается все меньше.
– Ты что, забыл вытереться? – ругаю Яра, когда он брызгает в мою сторону водой. – Что за ребячество?
– Ты такая скучная, святоша, – смеется он. – Если мы тут надолго, как будешь меня развлекать?
– А я обязана тебя развлекать? Сплюнь!
– Ну, я же тебя защищаю, а ты, давай уж, постарайся, сделай мне приятно.
– Иди в жопу, – скрещивая на груди руки, откидываюсь на подушку.
Градский на свою кровать не ложиться. Идет обратно в другой конец комнаты. Шарит там в шкафчике.
– Картишки нашел. Играем?
– Ты жульничаешь! Я с тобой не играю.
– Я не буду, честное слово, – смеется этот балбес.
– Ты всегда так говоришь! И каждый раз жульничаешь!
– А ты будь внимательнее. Вот я вижу, что ты отвлекаешься, концентрируешься не на том. Как не схитрить? Знаешь, какое это искушение? – самоуверенно ухмыляясь, подергивает бровями. – Невозможно удержаться.
– Вот и играй сам! А я с обманщиками не играю.
– Когда же ты поймешь, Маруся, что все обманывают?
– Не все. Не лечи меня.
Замолкает, но долго сохранять тишину не получается.
– Давай же, святоша. Мне скучно.
И я, как всегда, иду на контакт. Знаю ведь, что одурачит, а все равно соглашаюсь! Умею достойно проигрывать, но мухлеж и сопутствующие насмешки Ярика каждый раз бесят неимоверно. Он смеется, еще и «шестерки» мне не плечи кладет.
– Как же ты меня достал! Гнусный обманщик. Клоун. Гороховый шут. Убирайся на свою кровать, – сердито смахиваю с постели карты.
Они по полу разлетаются, а этот нахал Градский только ржет. Поймав меня за запястья, скручивает и на спину опрокидывает. Сам сверху наваливается.
– Сейчас же слезь с меня… Не то я тебя…
– Уймись, святоша… – его хриплый смех неожиданно мягко стихает.
Он смотрит на мои губы, а меня вдруг безумное волнение охватывает. Воздух из легких словно ударом выбивает. Я замираю. Ярик медленно подается ближе. Ощущая на губах его горячее дыхание, вздрагиваю и глаза расширяю.
Секунда, две… И снова, как прошлой ночью, гаснет свет.