Кружево

Я не помню места, где родилась, помню только лицо матери и ручей вода, в котором была ледяной.

Помню деревянную прялку и белую пряжу, которую сосредоточенно ткала мать, на продажу нахмурив своё волевое лицо.

Помню, как жужжало колесо, как двигались её руки, мотая клубок.

Помню, как сама впервые взяла в руки прялку и первые трудовые мозоли, исколотые пальцы.

Помню первый вышитый цветок, на носовом платке – это был голубой подснежник. Как корпела над ним, не единожды исколов пальцы.

Помню поцелуй матери, её нежную улыбку и гордость во взгляде, когда она пришла домой с рынка, выгодно распродав все, что принесла с собой.

Сколько лет мне тогда было?

Не помню, не помню, не помню. Ничего больше не помню кроме своего имени Эмбер. Наверное, так назвала меня моя мать из-за цвета глаз.

И снова просыпаюсь со слезами на глазах. Торопливо одеваюсь, расчёсываю волосы и умываюсь в серебристом тазу ледяной водой, который каждое утро дожидается моего пробуждения.

В узкой комнатушке с маленьким окошком стоит только кровать, прялка, сундук для вещей, на тяжёлой крышке которого лежат нехитрые вещи: гребень, округлое зеркальце, несколько лент и пояс для платья вот и всё.

Я одета в тёплое белое платье, волосы заплетены в косы, которые чтобы не мешали, уложены вокруг головы.

За окном вершины гор покрытые ледяной коркой снега. Тонкий серп месяца сверкает серебром. Черное небо сияет мириадами звёзд. До рассвета ещё далеко.

Я привычно встала так рано, потому что помогаю на кухне трудолюбивой Гертруде справиться с завтраком. Я люблю замешивать тесто и печь булки, слушая истории женщины из деревни.

В коридоре холодно и на стенах блестит лёд точно драгоценные камни. Шерстяное платье согревает, но всё равно пока иду, изо рта вырывается пар. Коридор длинный и множества дверей, комнатушек таких же, как мои покои заперты.

Такие же как и я ученицы Мистрис ещё видят сладкие сны. Хотя, едва ли кто из них ещё помнит о лете, о тепле.

Мы же постоянно проводим дни и ночи в царстве вечной зимы, где незаметно из памяти прошлая жизнь исчезает.

Мистрис лишь ругает, да изредка хвалит, когда довольна качеством нашей пряжи. Тогда она лучезарно улыбается, её ярко-голубые и такие же холодные, как зимнее небо глаза, сверкают.

Пребывая в хорошем расположении духа, она снисходит до общения с нами. Тогда мы узнаём ответы, и находится время для волшебства.

Мистрис оживляет ледяные фигуры застывшие навечно в бальном зале и в перерыве между занятиями они танцуют для нас, выполняя замысловатые и изящные па.

–Скоро,– говорит она, скоро на небосклоне взойдёт полярная звезда и тогда в замке будет бал. Старайтесь, усердней,– с поощрением произносит Мистрис и подходит к каждой ученице. При этом, не упуская из виду ни единой ошибки, ни единой торчащей нитки, ни единого растянутого шва.

Мы не обсуждаем это, но все прекрасно знают, каким образом Мистрис намечает в свои любимицы.

Только самые усердные, самые старательные девушки могут попасть в её свиту. Каждый год проходит отбор, каждый год в один и тот же день назначается бал. На который все девушки не зависимо от возраста в тайне мечтают попасть.

Сегодня Гертруда хмурая, и усталая, поэтому и утренняя овсяная каша подгорела.

Я проверяю как там булочки с корицей и изюмом, а также помешиваю закипающее в чане какао.

Она рассказывает, что её дети заболели.

Гертруда всю ночь не отходила от их постелей, прикладывала ко лбу холодные компрессы.

Бедняжка, совсем измучилась. И не кому помочь бедной женщине кроме подслеповатой матери её покойного мужа.

Вот она и работает у Мистрис, лишние вопросы не задает. А со мной порой забывается и доверительно болтает.

Вот я из этих разговоров и узнаю, как живут другие люди за ледяной стеной. Да тайком вздыхаю.

За завтраком Мистрис объявляет нам задания на день.

Сегодня по графику намечен зачётный день и каждой ученице впервые будет дана в руки шерсть хрустальных ягнят, пасущихся в предгорье, там, где в снегу растут удивительные цветы, тающие в тепле. Шерсть ягнят переливается на свету всеми цветами радуги, точно чудное полярное сияние. Она ужасно холодная и чтобы не отморозить пальцы все ученицы в обязательном порядке надевают перчатки.

Завтрак Гертруде удалось спасти и никто из учениц не почувствовал в каше горечи от подгоревших овсяных зёрен.

Мистрис же всегда трапезничает в своих покоях. И по секрету от Гертруды, я знаю, что она предпочитает мороженное и вынутые из ледника фрукты.

Как и остальные ученицы, после завтрака я накидываю на плечи тёплую шаль, белоснежно-белую, как и моё платье.

Вместе мы спускаемся вниз по лестнице с прозрачными ступенями, сквозь которые зияет холодная пустота. Спускаться вниз, всегда чуток меня пугает.

Дальше мы идём по чёрно-белому точно шахматной доске полу и сворачиваем в арку, за которой следует узкий коридор с огромными витражными окнами со вставками из цветного стекла с узорами диковинных северных животных.

Когда в редкий погожий день сюда заглядывает солнце, то стекло будто бы оживает, сияя яркими красками от проходящих сквозь него солнечных лучей.

Длинный коридор ведёт в другое крыло – северо-восточное. В нём проходят наши занятия. Здесь почти круглые сутки кипит работа.

Выпускницы академии усердно ткут белоснежное кружево, кроят и шьют бесподобные наряды для Мистрис.

В тёплых сапожках покрытый снегом пол и ледяные лестницы не страшны для наших чувствительных к холоду ножек.

Мы, не сговариваясь, кутаемся в шали и стараемся быстрее зайти в комнату для занятий. Судя по воодушевлению на лицах, девушкам не терпится приступить к работе.

Мы взяли перчатки в шкатулках, стоящих на высокой полке, рядом с всякими мелочами и иголками. Затем надели перчатки на руки, приготовившись к работе.

. Перчатки тонкие и почти прозрачные, они защищают от ледяной пряжи.

И вот уже все ученицы на своих местах. Быстро вертится веретено и ткётся пряжа. Никто из девушек не разговаривает, и я молчу, слежу за потрескивающим точно от электричества белоснежным клубком ниток, лежащих у меня на коленях.

За единственным окном в комнате вся та же бесконечная снежная белизна. Серое небо и белые пики гор, которые заостряются когда медленно, но неукротимо подступают сумерки.

Руки и ноги так давно привыкли к работе в быстром темпе, что я умудряюсь изредка бросать взгляды то за окошко, то на других девушек и их клубки лежащие на их коленях.

Пять клубков ниток были у меня готовы, как зазвенел колокольчик – и с потоком холодного воздуха к нам зашла Мистрис, чтобы оценить работу каждой ученицы.

За окном почти стемнело, и наш урок был окончен.

После был простой, но вкусный ужин. В столовой звенел девичий смех, обсуждали завтрашний выходной. Я съела кусочек рыбного пирога и запила сладким чаем. Разговоры мгновенно смолкли, когда в столовую зашла, шурша своим серебристым платьем Мистрис.

–Завтра я уезжаю в Графство. Джессика Милдред и Эмбер зайдите ко мне, когда закончите ужинать,– объявила она свои распоряжения и так же покинула столовую, как и вошла с высокоподнятой головой и идеальной осанкой

Услышав своё имя в объявленном списке, я удивилась.

Никогда не думала, что Мистрис выделит меня среди прочих. Тем более что Джессику и Милдред она хвалила не раз.

Мне же изредка доставались её скупые улыбки, хотя другие девушки уверяли в обратном, мол, такая у Мистрис избирательная тактика.

Мистрис всегда принимала в зале, где проходили балы. С серебристыми распущенными волосами, с нежной прозрачной кожей и яркими голубыми глазами в которых навечно застыла холодная голубизна зимних небес, она казалась пределом совершенства.

Мистрис сидела на хрустальном троне искрящимся в свете зачарованных сталактитов. Порода проступала в её утончённых чертах лица, в её позе, во взгляде и жестах. Истинную породу, как говорила Гертруда, на рынке не купишь. Ее нельзя воспитать, её нельзя внушить. Порода живёт в самой сути, в самой кости. С породой нужно родиться.

На фоне холодной красоты Мистрис меркла тёплая прелесть Милдред, блекла жизнерадостная румяная Джессика.

Черноволосая и бледная я казалась в тронном зале Мистрис и вовсе неуместной. В зеркальных стенах я ловила своё отражение, встречалась со своими янтарными глазами. В полный рост, я казалась себе очень стройной и ужасающе юной.

–Вы мои выпускницы, – торжественно сказала она и наделила нас надменным всезнающим взглядом.

– Девушки за упорство и мастерство вам выпала великая честь побывать на зимнем балу. Сам Граф Фрост лично оценит ваши умения и у вас будет шанс показать ему все, на что вы способны. Знайте, красавицы,– холодно улыбнулась Мистрис, он берёт к себе в услужения только лучших из лучших.

От взгляда Мистрис мне хотелось поёжиться. Таким холодным и проникновенным он был. Джессика и Милдред отвели глаза в пол и смутились.

–Идите, дорогие мои и объявите остальным ученицам, что завтра я разрешаю вам всем провести целый день в деревне.

Я не смогла скрыть улыбку. Мистрис действительно расщедрилась. Всего единственный раз мне довелось побывать за пределами замка. Побывать вдали от холодных стен, вечнозеленых лесов припорошенных снегом и извечного холода, который казалось навсегда оставался с тобой, как бы тепло не согревала шаль и одеяла.

Какое счастье снова побывать среди людей. Я вздохнула.

Мистрис поймала мой взгляд и когда мы остановились возле массивных резных ледяных дверей, жестом поманила меня к себе. Увлеченные собственными планами девушки даже не заметили, что я осталась.

Я снова подошла к торну, чувствуя, что бледнею под пристальным взглядом Мистрис.

– В тебе есть потенциал Эмбер, хотя ты ещё очень юна. Я почувствовала это в тебе еще, когда ты была совсем крохой, когда увидела твою первую работу с подснежником. Ты ведь не знала, что это именно я купила её у твоей матери?– а потом и тебя,– прочитала я в искрящихся глазах, но поражённая её словами молчала.

– Ты способна взаимодействовать с магией и полностью развить свои таланты.

Мистрис коснулась своей рукой в перчатке моего подбородка. Холод её пальцев ощущался сквозь кружевную ткань и буквально замораживал мою кожу. Я не могла отвернуться, не могла отступить, тело остывало. От страха и холода меня стало знобить.

Глаза Мистрис сияли, голубым огнём, подавляя мою волю.

Как же трудно было смотреть ей в глаза, точно заглядывать в ледяную бездну, замерев на самом краю в шаге от прыжка.

– Не бойся, Эмбер, если ты понравишься Графу Фросту, а я уверенна, что ты ему очень понравишься, тогда тебя ждёт перспективное будущее. Пока я вернусь, хорошенько подумай над моими словами девочка, подумай над своим будущим. – Её голос подобрел, а взгляд прекратил морозить меня изнутри.

–Ты же достойна всего самого лучшего Эмбер. Ты же достойна, войти в придворную свиту. Не так ли? Только тебе решать, девочка,– ласково прошептала она и отпустила мой подбородок.

У меня слезились глаза. Ресницы заиндевели. Сердце в груди колотилось как у птички тук-тук. Тук-тук. Ноги и руки точно одеревенели не в силах пошевелиться. Я вздрогнула, ощущая как в тело покалывающими искорками тока крови, возвращается утраченное тепло.

–Иди Эмбер, отдыхай,– Нагретым пушистым одеялом, пробрался в мою голову её мысленный приказ, а я уставилась в пол, из последних сил сдерживаясь, чтобы растереть замлевшие ноги.

Я отступила на шаг от трона. Второй шаг был не таким болезненным. И только в дверях мне полегчало.

Ее прощальная усмешка жгла меня прямо в центре лопаток. Я вышла за дверь и закрыла её за собой. Вздохнула. Зубы выбивали дробь. Меня колотило, а лицо напротив пылало.

Я пошла сразу в свою комнату, обойдя стороной зал, где перед выходным собирались девушки, чтобы обсудить предстоящий выход в деревню. Мне было не до них. Хотелось только поскорее забраться в постель и согревшись заснуть.

До деревни нам предстоял пеший путь в десяток километров. В прошлые разы мы бы вышли задолго до рассвета, как, обычно взяв все свои сбережения и вышивку, которую могли бы продать или обменять в деревенских лавках, но в этот раз нас ожидал сюрприз. Конюший вывел белоснежных коней с блестящей на свету серебристой гривой. Молчаливые слуги запрягли нам несколько повозок – и поэтому в деревню мы попали все как одна, удобно устроившись в повозках и наслаждаясь открытым просторов, холодным бодрящим воздухом и сменой обстановки.

По календарю завтра был бал и Сочельник. Гертруда завтра после обеда была свободна на целых три дня. Она то и рассказала о деревенских мероприятиях, также дала несколько дельных советов, где лучше сбыть свои рукоделия и у кого продаются самые вкусные печеные яблоки и карамельные леденцы.

Нас доставили до границы владений Мистрис, оканчивающихся широким замерзшим озером. Высадили, и строго настрого наказали прибыть сюда же когда солнце сядет за горизонт.

Мы шли гурьбой, державшись за ручки по обледенелой тропе посыпанной песком и солью, добрались до моста. За ним уже виднелись покатые крыши одноэтажных домов. Из печных труд в небо уходил сизый дым. Пусть ещё отдалённо до нас доносились голоса, шум и заливистый детский смех. На засыпанных снегом яблонях ворковали снегири, поглядывая на нас. Чем ближе мы подходили к деревне, тем сильнее поднималось моё настроение. От людских голосов, птичьего щебета, непривычных, но знакомых запахов сердце в моей груди пело.

Многие в деревне посматривали на нас косо. Некоторые, наоборот, в основном торговцы улыбались, видно по одежде зная, кто мы такие и что пришли сюда не с пустыми руками. Почти все девчонки разделились и то и дело бегали по лавкам в поисках кружев, бисера, пуговиц и бус, а также всяких дамских штучек в виде помады и румян для бала. Мне же захотелось сладких леденцов на палочке и горячих булочек, и поменяв кое-что из вышитого на деньги я первым делом направилась в сторону запахов.

Рынок был квадратным, окружённым лавочками и магазинчиками, двери которых были украшены еловыми венками с красными бантиками и колокольчиками. На сцене выступал кукольный театр. И подле неё копошилась уйма детей. Мне тоже было интересно – и я остановилась. Деревянная куколка в пышном платье точно живая танцевала на сцене и то и дело прихорашивалась не в силах выбрать наряды из огромного ассортимента на длинной вешалке. Другая куколка с чепчиком и в строгой одежде женским писклявым голосом выдавала ей цветастые комплименты и всё пыталась припудрить первой куколке носик. Наверное, это была какая-то сказка, про дочку казначея и её богатых ухажёров, которым чтобы понравиться нужно строить глазки и томно вздыхать. А куколка девушка- красотка в платье, судя по всему, мечтала о любви и прекрасных принцах.

Задержавшись ещё на минутку, я пошла в булочную. Здесь кроме пирожных, булочек и всевозможной выпечки подавали горячий сидр, какао и чай. Это было так здорово. Сесть за столик, и есть пирожное, запивая горячим какао. Слушать смех и капризы детишек, разговоры их мам кумушек-сплетниц. Не раз по улице проезжала двуколка. И седой кучер то и дело подгонял лошадь, махая кнутом. Я согрелась, наелась, но всё же отчего-то мне стало грустно. Детишки, которых я видела за окном через дорогу , носились по полю и лупили друг дружку снежками. Я вздохнула. Денег от продажи моих вышивок и салфеток с лебедями оставалось ещё чтобы зайти в последний магазин. Я заслушалась песней и остановилась возле сцены. Детишки ушли. Возле сцены оставались лишь взрослые люди с корзинками продуктов. Толстая бабка в платке толкалась среди них и продавала пирожки. Румяные чернявые девки в ярких платьев кружились по сцене и под гармошку смуглого мужичка в меховом тулупе горланили песни о жарких кострах вечерами и скачках в степи. Я поспешила уйти, на лице выступили слезы. В ушах застыли слова песни. Затем их сменил глубокий голос мамы, который баюкал меня колыбельной, когда я просыпалась в ночи от детских кошмаров. «Я никому не отдам тебя милая, никому не позволю обидеть тебя, мой сахарный зайчик». Я сглотнула комок в горле. Отчётливо вспомнилось лицо мамы. Её глаза были таки ми же, как у меня самой – янтарными, яркими, ласковыми. Как же она тогда отдала меня Мистрис. Она же любила меня, точно помню, что любила меня. сюда. Возле двери магазинчика я остановилась, чтобы передохнуть и придти в себя. И подняла голову, чтобы увидеть высокого широкоплечего юношу в отделанном мехом кафтане с резким профилем и тёмными глазами на плече, которого висела связка упитанных кроликов. Рядом с ним шагал чёрный как смоль, крупный и лохматый пес. На мгновение мы встретились взглядами. Он задержал свой взгляд на моём лице, посмотрел на меня как-то странно, будто что-то вспомнив, будто бы хотел что-то сказать, но не решался, а я отвернулась, быстро открыла дверь магазинчика и вошла внутрь. Высокого статного паренька я уж точно не знала – и откуда бы он мог меня знать.

За прилавком книжного магазина ютился низенький мужчина с длинным носом и очками массивной оправе. Он походил на гнома из сказок. Только бороды не хватало. Вокруг всё было уставлено книгами. Книги лежали на полу, на табуретке, на высоком подоконнике, заслоняя собой свет. Вот отчего здесь было так сумрачно.

–Чем могу вам помочь,– голос мужчины был довольно приятным, хотя тон отнюдь не напоминал дружеский. Он окинул меня оценивающим взглядом, пробежался взглядом по платью, матерчатой сумочке, а потом взглянул в моё лицо. Наверное, ученицы Мистрис редко сюда заглядывают.

–Добрый день, – улыбнулась я. У вас есть детские сказки,– внезапно выпалила я. С картинками. Хотя шла сюда в поисках чего-то другого. Он хмыкнул и жестом показал на дальнюю полку.

Я долго стояла и листала книги. Солнечный день за окном угасал. Я листала книжки, выбирая те, что были с картинками. Отчего-то это было для меня важно. Он кашлянул. Кажется, собирался закрываться. Что я искала? Не знаю, никак не могла вспомнить. Продавец кашлянул, я услышала, что он вышел из-за стола и направляется ко мне. Пальцы зацепились за тонкую книжку в красочной обложке, я взяла её и повернулась к мужчине, спросив:

–Сколько это стоит? Он назвал цену, и я заплатила, потом покинула магазин, спрятала книжку в сумочку. Не хотелось, чтобы её кто-нибудь видел. В замке Мистрис никто не читал книг. Солнце стало багрово-красным. Нужно было спешить. Иначе как я потом попаду в замок. Деревенские жители уже разошлись. Сцена пустовала. Только на поле возле пруда потрескивал костер. Там во всю резвилась местная молодежь. Сердце сдавило. Мне вдруг сильно захотелось пойти к ним. Тоже прыгать через костёр. Водить хороводы. Но я не могла. Не могла пересилить себя. Не могла подвезти мать, ведь она, наверное, хотела для меня лучшей жизни, поэтому и отдала Мистрис. Не так ли?

Я не видела ни души. Магазинчики и лачки были закрыты. Я бежала, потому что боялась опоздать.

–Эй,– кто-то окликнул меня. Я оглянулась и увидела того самого паренька стоящего возле берёзы. Только с ним не было пса, как и связки кроликов на плечах.

–Не бойся, я не кусаюсь – сказал он. – Я просто хотел кое-что у тебя спросить..

Я нахмурилась. Мне стало любопытно. Что бы такого могла знать я, не покидающая стен замка. Я уже сделала шаг в его сторону, как услышала, как меня зовут по имени:

–Эмбер! Эмбер! Уезжаем! За озером стояли повозки. Ржали лошади. Только на мгновение я посмотрела в его сторону, губы прошептали:

–Прости, мне надо бежать. – Я побежала к тропе обходящей замёрзшее озеро. Бежала, из последних сил. Лёгкие горели огнём в груди. Я задыхалась. Глаза молочно-белых лошадей горели чёрным огнем, в котором проскакивали как угольки красные искорки. Я успела в последний миг заскочить в отправляющуюся повозку. Девушки и кучер ругали меня и стыдили, что у меня загорелись уши. Все мои оправдания выглядели жалкими и несущественными. Я чувствовала себя очень глупой.

Наконец они отстали, видимо достаточно пристыдив. Я оглянулась. Солнце село и в раз нахлынувшей покрывалом темноте я не смогла рассмотреть ни оставшегося позади озера, ни печных труб деревенских домов. Лошади мчали в гору, унося нас обратно в замок Мистрис. Вокруг было белым-бело. Только чернели высокие сосны и ели, вольно раскинувшие свои могучие кроны вокруг.

В замке царила суета, и было полно народу. Натирали полы, чистили серебро, украшали зал и готовились к торжеству. Я увидела чёрную карету и вороных жеребцов. Красивых и статных, которых вели под уздцы к конюшне. На двери кареты красовался герб символ искрящаяся серебром снежинка.

Всех девушек кроме нас троих: меня Джессики и Милдред, отвели каждую в свои покои. Нас же обступили личные служанки Мистрис. Такие же, как и она стройные и будто бы ледяные. Но красивые и похожие одна на одну как картинки. Они практически не разговаривали, просто показывали дорогу. Все оставшиеся девушки не спешили закрываться в своих покоях, наблюдали, как мы уходим, и на их лицах отчётливо проступала зависть. Милдред и Джессика взяли меня за руку. Честно мне было чуток страшно идти в запретное северное крыло. Я крепко сцепила их пальцы. Они сжали мои. Коридор был широк и вполне вмешал в ширину нас троих. В серверном крыле стены блестели точно покрытые россыпью звёздной пыли. Здесь было холоднее. Но от красоты лестниц, полов и всего убранства захватывало дух.

Нас накормили сладостями и шербетом, напоили морсом из незнакомых ягод. Затем вымыли в лоханях, мятным мылом и высушили шёлковой тканью волосы, расчесали, чтобы блестели.

Подушки были тёплые, а перина мягкой, точно набитая лучшим гусиным пухом. Мы спали как убитые, а если и снилось, то это было нечто сладкое и приятное, как прошедший ужин. Утром пришли служанки и долго наряжали нас в одинаковые серебристые платья, то и дело что-то прикалывали и подправляли. А одна с виду самая старшая служанка с суровым всёзнающим взглядом усердно объясняла нам необходимые правила этикета и то, что делать категорически запрещалось. В общем, из всего перечисленного, я уяснила только одно что нужно всегда танцевать, если тебя приглашают, вежливо отвечать на вопросы, но ничего не спрашивать самой и как можно больше улыбаться, точно все гости твои лучшие друзья. Мистрис пришла ближе к обеду и разрешила нам сходить в свои комнаты и принести из сундуков самые лучшие поделки, чтобы было что демонстрировать, если того потребуют гости. Но, она пояснила, что самое-самое мы будем демонстрировать именно Графу, а если ему понравиться, то он устроит вам небольшое испытание,– загадочно оборонила она и вышла за дверь. Главная служанка сопроводила нас к комнатам, чтобы мы, наверное, не заблудились. Затем сопроводила в столовую, где нас накормили плотным завтраком-обедом из пяти блюд. Включая пышный хлеб, из белой муки, что подавался к столу самой Мистрис. Все было очень вкусно, так что пальчики оближешь. До пяти часов оставалось четыре часа. Два, из которых, старшая служанка настойчиво рекомендовала посвятить дневному сну, чтобы набраться сил. Потому что бал будет длиться всю ночь, так прямо и сказала она, прежде чем уйти и отчего-то заперла за собой дверь на ключ.

Милдред и Джессика спали. Румянец плясал на их щёчках точно спелые яблочки. Я не могла сомкнуть глаз. Какой бы сладкой не казалась постель и мягкой перина. Высокое и узкое окно не открывалось. Оно выходило на внутренний двор замка. Туда сюда сновали нагруженные поклажей слуги. Наблюдать за ними развеивало скуку. Яркие платья, всевозможных цветов и расцветок на дамах, меховые муфты и норковые пальтишки. Высокие и элегантные, а также разодетые как франты мужчины. Благородные лорды, бароны и графы. От непривычных красок разбегались глаза. Похоже, Мистрис созвала на бал всю родословную знать графства. Я зевнула и поняла что замерзаю, поэтому решила всё-таки залезть в постель и вздремнуть. Мужчина в серебристом отливающим сталью на свету камзоле, высоких серебристых сапогах, с непокрытой головой, не смотря на мороз, с очень светлыми, белесыми, как пух одуванчиков волосами стремительно шёл в замок. Его осанка была идеальной, движения уверенными, черты лица казались высеченными из гранита, только вот красиво-очерченные капризные губы, портили впечатление. Кривились в циничной ухмылке, точно мужчина затевал недоброе. Точно заметив мой взгляд он поднял голову и посмотрел прямо в моё окно. Резкий, хищный взгляд вызвал страх. Сердце ухнуло вниз. Ладони вспотели, и я задрожала. Я стремительно присела вниз. И всё равно была уверена, что он меня видел. Я улеглась в постель и накрылась одеялом с головой и всё равно не могла согреться. Заснула, как рухнула в тёмную бездонную прорубь. Если мне и снилось что, то не помню.

–Вставай Эмбер.– позвала Джессика и потрясла меня за плечо.

–Мм, – простонала я не в силах выбраться из тёплого дарившего ощущение безопасности одеяла.

–Соня, давай вставай. Сейчас платья принесут,– ласково сказала Милдред. Я открыла глаза и поняла, что солнце зашло, а кристаллы освещают комнату бледно-голубым светом.

У нас троих были одинаковые идеально подогнанные по фигуре платья. Серебристые и мерцающие на свету, расшитые бисером, блёстками и маленькими, точно настоящими снежинками, искрящимися на подоле и нежно вписывающиеся в кружево лифа. В округлом зеркале до пола принесённом служанками мы казались себе настоящими принцессами. Румяная и тонкокожая Милдред с изящным ртом и карими глазами, искрящимися жизнью и добротой и Джессика с её пшеничными кудряшками, красиво обрамляющими личико в форме сердечка, в одночасье изменились так сильно, что никто бы не подумал что эти девушки из простых семей, как и я.

–Ты просто красавица Эмбер,– восхищенно без тени завести произнесла Милдред и помогла мне завязать за спиной пояс в виде изящного банта.

На балу было не продохнуть. Так много со всех сторон обступало народу. Ярких платьев не было. Только холодные пастельные цвета, начиная от белого, и заканчивая холодным голубым. Пришедшие мужчины же были в белых фраках, а все слуги и официанты в чёрных, являя собой странный контраст.

Мистрис вошла в свой тронный зал в сопровождении строгих служанок и нас. Сразу заиграл оркестр, и начались танцы. Нас всех поочерёдно приглашали, и ни минуты не доводилось присесть на мягких стульях с изящными спинками, стоявшими подле стены. Только мистрис сидела на троне, как королева и свысока оглядывала всех нас.

Шампанское искрилось в золотистых бокалах и свет огромной лампы на потолке выточенной из белоснежных кристаллов, падал на платья, играя расшитыми на подоле и лифе блёстками. Мы всё кружились и кружились, то и дело принимали комплименты. Я уже давно потерла из виду Джессику и Милдред. Я запыхалась и с трудом отвечала на вопрос. Хотелось пить. И когда танец окончился, мне в руки всучили бокал с фруктовым напитком. Едва теплым, но удивительно вкусным.

–Спасибо, – сказала я и вдруг замерла, поймав прямой взгляд мужчины. Его яркие губы на фоне белизны лица казались, притягивали взгляд. Я молчала, пытаясь найти подходящие слова, возможно извиниться.

–Потанцуем?– мужчина не спрашивал, а потащил меня в самую гущу танцующих. Я растерялась всего на мгновение, а он умудрялся вести меня в танце и задавать самые неподобающие вопросы.

– Ты слишком юна для дебютантки не так ли?– вглядывался в моё лицо. Шаг в танце. Пытаюсь не сбиться с ритма. Сожалею, что уроки танцев проводились слишком давно. В толпе кружащихся пар, не отвечают. А он не спрашивает, подмечает, констатирует.

– Ты явно талантливая ученица, иначе Мистрис Винтер никогда бы не привела тебя сюда. Он выгнул широкую идеально очерченную бровь. Удивительно его брови и ресницы в отличие от белоснежных волос были черны как уголь.

–У тебя красивые глаза и ты приятно пахнешь юная мисс! – наклонился надо мной, и я видела, как его ноздри раздулись. Его движения были легки и плавны, а в руках ощущалась недюжинная сила. В огромных зеркальных стенах я не раз ловила своё отражение и его. Мы странно смотрелись. Как два противоположных друг-другу контраста. Я в серебристом платье и невысокая с ярко выраженной тонкой талией и широкими бёдрами. Черноволосая со смуглой кожей, ярко-блестевшими янтарными глазами. Он тонкий, высокий, очень изящный, хоть и сильный и весь из себя надменный. Этот наглый самоуверенный взгляд. По настоящему опасный, как бывает острая кромка льда.

–Серебристый цвет платья тебе не идёт. Если мне понравиться твои работы, то я наряжу тебя в красный бархат. – Сказал он и танец кончился. Он галантно поклонился мне и исчез в толпе, точно усмехаясь моей злости, снежинки в его запонках на миг ослепительно вспыхнули. Я наконец-то присела на пустующий стул. Взяла с ледяной горы бокал с шампанским и мгновенно его осушила. Меня колотило. Пусть наши имена оставались друг-другу не названы, он точно видел меня в окошке. Я была в этом уверена, как и в том, что мы ещё пресечемся не раз.

– Ты такая счастливая, удосужилась внимания самого графа. – сказала Милдред, когда мистрис повела своих гостей на выставку поделок. Мы следовали за ними и честно сказать не спешили. Джессика делилась впечатлениями.

– Мне сделали столько выгодной предложений, работать белошвейкой. Я даже не ожидала, что ученицы мистрис имеют такой спрос.

– А мне пришлось танцевать сразу три танца с одним наглецом.

–Ты шутишь?– воскликнули они, удивлённо вытаращив глаза на меня.

–Что?– озадаченно сказала я. Девушки толкнули меня, затем, взяв за руки, потащили к двери, заговорщицки шепча мне на ухо:

Эмбер, какая же ты всё таки глупая. Тебе так повезло! Умудриться потанцевать с самим Графом Фростом, да ещё три танца к ряду.

Я молчала, воды в рот набравши. Внутри зрело нехорошее предчувствие.

Тебе все девчонки обзавидуются как узнают.

–Ну что ты хмуришься. Ну, ка быстренько улыбнись,– сказал Джессика. Милдред тут же скорчила рожицу. Я невольно рассмеялась. Сразу полегчало. Всё-таки девушки такие замечательные. Они то мне ни капельки не завидовали. Жаль, что у нас было так мало свободного времени, чтобы хорошенько узнать друг-друга. А по ночам уставшие мы все как убитые спали. Что-то внутри укололо. И на глазах выступили слёзы. Не зря Гертруда говорила, чтобы учиться у Мистрис нужно платить свою цену. И ценой той был вовсе не дарованный сверху талант. Я сглотнула ком в горле и теперь уже сама стремительно потащила девушек догонять гостей.

Им всё понравилось. Всё что мы сделали: скатерти, салфетки и кружева. Но больше всего гостям Мистрис Винтер понравились клубки нитей из шерсти хрустальных ягнят. Мистрис как раз получала уйму приятных слов и похвал, как её служанки подошли к нам и прошептали, что нам пора спать. Так закончился бал.

Следующий день мы провели с остальными ученицами, а потом нас перевели в другое крыло, где было гораздо холоднее. Работы стало ещё больше. Сама мистрис обучала нас сплетать нити в сложный узор, а потом размачивать пряжу в специальной жидкости и оставлять на ночь в снегу. Так вот получалось кружево. Мы вязали узоры для кружевного полотна. Казалось, работе не будет конца. Мы исхудали и совсем за короткую ночь не отдыхали. Милдред и Джессика часто перешептывались со мною, когда работали на прялке. Они были удручены такой вот выпавшей нам долей, после бала. Было ли ради чего стараться. Но вот однажды когда мы совсем обессилели – и превратили в кружево всю пряжу, пришла Мистрис и сказала что наступает весна. Вы усердно трудились- и каждая из вас получит заслуженную награду. Тогда-то она и сказала:

–Пришло время вам отправиться к графу.

Мы собрали нехитрую поклажу, которую тут же слуги занесли в карету. Белые как молоко кони ждали нас, пофыркивая от нетерпения размять ноги.

Жаль что нам не дали попрощаться с другими девушками. Даже с Гертрудой я не попрощалась. И вообще я так давно её не видела. И почему я только сейчас вспомнила о ней. Во рту осталась сладость мороженного с фруктами. Наш привычный завтрак. Я вспомнила о Гертруде и кухне. Вспомнила запах свежеиспечённых булочек. Даже желудок заурчал. Я же мороженым и фруктами и редким куском белого почти воздушного хлеба никогда не наедалась. Я попыталась спросить что-то у Джессики и Милдред, но слуги протянули нам в дорогу термос с мятным, едва тёплым чаем, который мы постоянно пили по указаниям Мистрис.

Дорога была долгой. Мы почти не разговаривали. Я и девушки постоянно дремали. Лес сменялся белоснежными полями. Мы ехали вдаль по горной обледенелой дороге. Но лошади не боялись. Они неслись почти галопом и изредка ржали, точно птицы, выпущенные на свободу. Поэтому я и решила что белогривые созданы для этих мест.

Если замок Мистрис был огромным и величественным, то замок Графа превосходил его во всём в сотни раз. Ледяные стены. Толстые и неприступные. Острые шпили башен уходящие в небеса и искрящиеся на солнце и флаг на центральной башне с кристальной снежинкой совершенной формы на голубом полотне развевался на ветру. Замок находился на неприступном участке скалы, и часть его сливалась с горной породой воедино. Здесь было так холодно. Воздух казался живым, острым наполненным запахом хвои и стужи, что холодила нутро.

Нас проводили внутрь и разметили в очень красивых комнатах, точно из волшебных снов. Нежные тёплые цвета, высокие окна, кровати с баланхином. Гардеробная и камин, возле которого стояло кресло-качалка. Вот только в камине огонь едва тлел, и в комнате было прохладно.

–нравиться?– спросил Граф, незаметно зашедший в комнату. Я кивнула. Что я могла сказать. Мне действительно нравилось.

–Теперь я лично буду учить вас ровно год. Общаться вам запрещено.Если дружили, то жаль, потому что вы теперь соперницы, не подруги.– Он насмешливо цокнул языком. Ты похудела, янтарноглазая. Но мне так даже больше нравиться. Он вышел за дверь и оставил меня в одиночестве. Мне стало холодно, настроение вмиг пропало. Дверь оказалась заперта и я не смогла зайти к подругам, н просто выйти в коридор. На столе стоял стакан с тем же мятным чаем. Я выпила его, хотя ненавидела вкус мяты, но мистрис говорила, что это очень полезно для здоровья. А она ведь нам никогда не врала. Не так ли?

Мы превратились во врагов. Не знаю почему, но это было так. Мы так долго учились вместе, успели подружиться, но потом когда приехали в замок к графу Фросту, всё изменилось. Мы мельком виделись в коридоре. Они отворачивались от меня. Глядели из подо лба и никогда не отвечали ни на одно моё «доброе утро». Казалось даже с друг другом, они не разговаривали. Вскоре я смирилась, да и честно сказать меня увлекла учёба. Граф разрешал мне читать, пусть это было только мастерство по кройке и шитью в тяжёлых книжках с яркими последовательными рисунками. Мне это нравилось. Нравилось работать с шерстью хрустальных ягнят. Прясть нити. Ткать на ткацком станке всевозможные ткани. Чистое серебро удивительного шёлка. Кружево холодное и искрящееся как хрусталь на свету. Граф всегда вёл урок сам. Я привыкла к его манере вести разговор. К его странным шуткам и подколкам. Хвалил он редко. Тогда улыбался и его взгляд теплел. Порой он странно как-то поглядывал на меня и иногда я не могла понять что отражается в его глазах: то ли откровенное восхищение, то ли голод. Его взгляды пугали. Он это видел и тогда уходил из комнаты прекращая урок. Два месяца я шила, вышивала и выполняла все его задания. Учёба лишала снов. Вкусная пища, тёплая постель и всё равно в голове был туман. Я уже больше не замечала своих бывших подруг. Я не узнавала их. Для меня центром вселенной стал этот замок и учёба. Это было так важно. Как похвала и улыбка графа. Кажется, он был мне неприятен, но то было раньше. Сейчас я восхищалась им. Порой я даже есть не хотела, только пила мятный чай, порой не чувствуя ни вкуса ни запаха. Не осознавая, что вообще не любила его.

–скоро совсем скоро Эмбер, твоя учёба закончиться, говорил он, пристально глядя мне в глаза, при этом на его лице читалось открытое предвкушение. Его настроение его чувства передавались и мне. Я ловила каждое его слово. Запоминала все травы, все слова которые надо было произносить над кружевом, прежде чем положить их в сундук на хранение, чтобы они не потеряли своих свойств. Ночь стала короче. В воздухе, словно дымкой висело ожидание весны. Хотя бывает ли весна в этих местах, где извечно правит свой бал стылый лёд и мороз? Граф выглядел неважно, сказал, что вскоре ему предстоит уехать. Он провёл пару уроков и, сопроводив меня в библиотеку, где привычно напоил, чаем и дал список книг, которые нужно законспектировать и прочитать. А затем провёл в огромную находящуюся в подвале кладовую и сказал проверять кружева, переворачивать их, а которые не испускают сияние выносить на ледник на ночь. А когда луна на небосклоне будет круглая как головка сыра, то открывать маленькие, расположенные у потолка окошки, чтобы лунный свет казался кружев. Наказав мне всё исполнить в точности, как он велел, граф уехал. А я предвкушала предстоящую работу.

В моих покоях убирались такие же красивые , строгие и молчаливые служанки ка у Мистрис. Но когда уехал граф исчезли и они. И в доме я за долгое время, я впервые услышала голоса. Детский смех. Это привлекло меня как свет мотылька. Подруг своих я не видела, да и честно сказать вообще забыла про них. Лишь единожды их увидела, но они глядели на меня мертвыми, такие тусклые были у них взгляды, явно не помнящими меня глазами и всё закутывались в белые шали, точно постоянно мерзли. Они выглядели ужасно. Их вид испугал меня, взволновал, что я заперлась в своих покоях и вышла только под вечер. Чтобы спуститься в подвал и проверить сундуки с кружевом. Как раз было полнолуние, и я открыла окна, наблюдая, как играет лунные свет на кружевах. Как они буквально впитывают его и оживают, выглядят мягче. Тогда то я и познакомилась с мальчиком и его мамой. Служанка убирала в моих покоях и пискнула когда увидела меня, наклонила голову вниз и хотела убежать. но я остановила её, сказав:

–Не бойтесь мисс, – служанка замерла на месте, и из-за её спины выглянул пухлощёкий зеленоглазый мальчик в ветхой рубашке и латаных штанах.

–Как тебя зовут?– спросила я у мальчишки. Он посмотрел на мать, а затем на меня и было видно что ему хочется назвать своё имя.

– А ты любишь сказки?– внезапно спросила Эмбер и полезла в сундук, где под стопкой белья лежала забытая книжка.

–Я люблю сказки!– мальчишка вышел вперёд.

–Можешь взять себе,– протянула книжку мальчишке. Он посмотрел на мать. Она легонько кивнула. Он заграбастал книжку, спрятал за пазуху и выбежал из комнаты Эмбер. Она налила из кувшина стоявший на столике возле зеркала мятный чай.