1 Мила

Двенадцать лет спустя

Мила нарушила обещание еще задолго до того, как ступила на землю своего родного города. Взволнованная и возбужденная, она вдыхала свежий весенний воздух, с наслаждением ощущая, как руки покрываются гусиной кожей. Она вглядывалась в туман, который растекался между зданий, по улицам, над булыжными мостовыми – вплоть до другой стороны реки. Первые лучи солнца пронизывали город, медленно пробуждая его к жизни и разгоняя тени по углам. Дома и стены словно пришли из стародавних времен. Миле казалось, что каждый камень в этом городе может рассказать историю. Будто в них таится нечто живое, пульсирующее, шепчущее ей о чем-то. Нечто, связующее тьму и свет и готовое открыть Миле многое, что могло в нем скрываться, – тайны, вопросы, ответы. Немногие места в мире могли похвастаться такой атмосферой.

У таких мест, как это, была душа.

Мила поплотнее натянула куртку, подняла воротник и снова окинула взглядом окрестности. Что-то внутри нее словно узнавало это место, будто она была связана с ним. Но, как бы она ни старалась, воспоминания и образы не проявлялись, оставаясь скрытыми глубоко внутри. Вместо этого в голове внезапно прозвучал мамин голос. Мила проглотила комок в горле и плотно сжала губы.

«Пообещай мне, Милена, – умоляла она. – Не возвращайся!»

В ответ она кивнула и еще крепче сжала мамину руку, уже тогда понимая, что поступает неправильно. Нельзя давать обещание, если не знаешь, сможешь ли его выполнить. Но точно так же неправильно было бы позволить матери покинуть этот мир, неся на себе большое количество тревог.

К тому же Мила предчувствовала, что все это продлится недолго. Она вышла из спальни, прошла по длинному узкому коридору своей квартиры на крошечную кухню с ядовито-зелеными занавесками на окнах. Сделав себе чай, она приготовила маме стакан воды. Прихватив чай и воду, она пошла обратно, но, еще не успев войти в спальню, уже все поняла. Еще до того как Мила взглянула на безжизненное тело матери и ее прекрасное, но осунувшееся лицо, она уже почувствовала случившееся. Увидела это. Мила подошла ближе, окликнула мать, но та ушла навсегда. Она оставила после себя пустоту и множество вопросов, и это причиняло такую боль, что Мила выпустила стакан из рук – и сама упала рядом. Мама лежала неподвижно, спокойная и серая. Невыразимо серая…

Эту картину Мила никогда не забудет.

Она чувствовала себя разбитой, распавшейся на части. До сегодняшнего дня.

У нее дрожали губы, во рту пересохло, сердце колотилось. Теперь она сама узнает, правда ли то, что ей рассказывали. Правда ли, что время лечит все раны.

Вскоре после похорон Мила собрала свои вещи и навела порядок в тесной квартирке. Большую часть вещей она продала или выбросила, все, кроме некоторого количества любимой одежды и важных памятных вещиц. Вопросы с наследством были улажены, она уволилась с работы в книжном магазине и маленьком кафе и прервала обучение в школе. Аттестат подождет.

У нее больше не осталось родных – по крайней мере, среди тех, кого она знала. Настоящих друзей тоже не было. Пара знакомых, соседи. Хотя Миле всегда хотелось найти друзей, все равно ей рано или поздно приходилось признаться, что она видит. Какой груз она несет. Из-за этого друзья быстро превращались в чужих людей. Потому что Мила была слишком необычной, и они не верили ей или просто ее боялись.

Поэтому она и покинула Берлин. Она просто двинулась в путь, не переставая мысленно просить маму о прощении, и теперь Мила приехала сюда на последние деньги. В погоне за чувством, значения которого она даже не могла понять. Без конкретного плана, без будущего. Но ответы нужны были Миле как воздух. Потому что у нее было ощущение, что без них она не сможет чувствовать себя целой. Не сможет быть в полной мере собой.

И, честно говоря, это было больше чем предчувствие.

Она должна избавиться от своего проклятья. Оно должно исчезнуть. Возможно, это случится именно здесь. В этом городе.

Мама никогда не говорила с ней о родине, не рассказывала о том, почему она уехала из Праги и из-за чего жила сначала в Амстердаме, потом в Лондоне, затем в Берлине. И зачем она, несмотря на это, частенько говорила с ней на чешском; и что такого случилось с ней в этом городе, раз он вызывал у нее чувство благоговения, граничившее с ужасом. И это были еще не все вопросы – лишь верхушка айсберга. Потому что Мила была уверена только в одном: ее вряд ли можно назвать обычной девочкой.

Она очень рано усвоила, что «быть нормальной» необходимо, чтобы другие тебя по-настоящему принимали. Даже если никто не может ей объяснить, что, собственно говоря, значит слово «нормальный». Мила отличалась от других, с этим не поспоришь. И чувство, что эта инаковость, этот город и скрытность ее матери связаны какими-то загадочными нитями, не отпускало ее, возбуждало и подстегивало ее любопытство. Может, есть и другие люди – такие, как она?

Ее наручные часы показывали почти шесть утра, и усталость, которую Миле удавалось сдерживать последние часы, начала ощущаться во всем теле. Веки тяжелели, она подавила желание зевнуть. Ночную поездку на автобусе было не назвать утомительной или неудобной, но Миле так и не удалось уснуть. И поскольку зарегистрироваться в отеле она сможет позже, ноги привели ее сюда.

Мила постаралась отогнать прочь боль и мысли о маме, сжала пальцы на ручке чемодана и зашагала вперед. Она тащила его за собой – чемодан, в котором была вся ее жизнь.

Мила двигалась дальше, погрузившись в свои мысли, мимо нее проходили люди – шли на работу, начинали свой рабочий день или уезжали в отпуск. На улице становилось шумнее, звуки смешивались друг с другом, но ей было все равно: она не прислушивалась к ним.

Потому что она достигла цели.

Мила остановилась, подняла взгляд на кирпичную башню, которая возвышалась над ней, массивная и непоколебимая, из старого камня, с готическими украшениями и заостренной крышей. Одновременно симпатичная, надежная и пугающая. На фасаде виднелись гербы, статуи королей и различные символы. Выход на Karlův most – Карлов мост, который связывал Старый город с Малой Страной. Мила понимала, что она здесь не в первый раз. Если бы только она могла об этом вспомнить…

Доказательством этому служила ее находка – две маленькие фотографии, сделанные на поляроиде. Не спеша она осторожно вытащила из сумочки два небольших снимка.

Мила перевела взгляд с возвышавшейся до неба башни на черно-белое фото, которое держала в руке. Фотография в одно мгновение развеяла оставшиеся у нее сомнения насчет того, стоило ли сюда приезжать. Эти два фото – все, что нашлось в запыленном старом ящике, который мама спрятала в самом дальнем углу уродливого старого шкафа. На обратной стороне одной фотографии тонким изящным почерком было написано «Praha». Наверное, у мамы дрожала рука: кое-где линии были не такими округлыми и четкими, как обычно. На фото была запечатлена маленькая девочка, которая, улыбаясь, бежала через мост, раскинув руки, с развевающимися волосами и совершенно невинным выражением лица. Внизу было подписано: «Milena».

Вторая фотография была надежно спрятана в ее сумочке. Снимок сильно пожелтел и почти выцвел, и на нем невозможно было различить ничего, кроме маминого лица. Мама смотрела прямо на нее – молодая и счастливая. Миле с трудом верилось, что их лица настолько похожи. На обратной стороне было написано: «Praha, Jílovská». Название улицы, о которой она еще не успела ничего узнать. Это единственные фото из Праги, которые сохранились у мамы. Хотя она решила оставить прошлое позади и на смертном одре взяла с нее обещание не возвращаться сюда, она все же не смогла выбросить из своей жизни напоминания о своей родине.

– Что же случилось? – тихо прошептала Мила, обращаясь к самой себе, а затем снова двинулась вперед.

Чемодан с грохотом волочился за ней по камням, мешая идти. Мила вошла в высокие и широкие ворота. Она вступила на мост, держа фотографию в дрожащей левой руке, покрасневшей от утреннего холода. Мост был полностью погружен в тень. Туман неохотно отступал, похожий не то на вату, не то на дым. Огонь фонарей колебался в медленном танце, бросая отсветы на нее и на статуи святых, выстроившиеся по обеим сторонам моста.

С каждым шагом Миле становилось все сложнее идти. Вид, в особенности на Влтаву, подавлял и очаровывал ее. Туман покрывал воду, лишь кое-где проглядывали блики – там, куда уже достигало солнце.

«Наконец-то я здесь», – пронеслась мысль в ее голове. Мила поставила чемодан на землю и принялась сравнивать фотографию с той картиной, которая простиралась перед ее взором.

Вот оно.

Мила присела на корточки и торопливо спрятала фото обратно в сумочку, чтобы протянуть руку и коснуться земли. Это было дурацкое желание, но она не могла ему противостоять. Она хотела дотронуться до места, где она стояла когда-то давно, в детстве. Она провела кончиком пальца по холодным камням, по их гладким бокам, по трещинам и неровностям, по грязи. Почему-то ей казалось, что нужно сделать именно так. Мила мысленно молила город, чтобы он рассказал ей о ней самой, поведал ей о том, что она забыла. Закрыв глаза, она отдалась своим мыслям. Ее голова слегка наклонилась вперед, густые волосы упали на глаза, и ветер коснулся ее шеи.

Я дома.

«Jsou v pořádku?»

Кто-то дотронулся до плеча Милы так неожиданно, что от испуга она чуть не потеряла равновесие. Она тут же распахнула глаза, пошатнулась и оперлась рукой о землю. Мужчина средних лет склонился над ней, сунув руки в карманы своего пальто, и посмотрел на нее сквозь стекла больших угловатых очков.

С вами все в порядке? – спросил он.

Кровь зашумела у Милы в ушах. Она так погрузилась в свои мечтания и размышления, что все остальное словно пропало из поля зрения. Это было очень любезно с его стороны – подойти к ней, потому что она опустилась на колени посреди моста в столь ранний час. Она заставила себя дышать медленнее, чтобы успокоиться, и изобразила дружелюбную улыбку. Не только из-за его вопроса.

Ano, děkuji – ответила она хриплым, но уверенным голосом, чувствуя, как краснеют щеки. «Спасибо, все нормально».

Мужчина коротко кивнул и пошел дальше своей дорогой. Мила с трудом сглотнула. Серый. Он был Серым.

Чувствуя, как колотится сердце, Мила ругала себя: нельзя подпускать к себе эти мысли. Снова и снова она напоминала себе об этом. Сочувствие вызывало у нее только грусть, гнев заставлял застыть на месте. И ни то, ни другое Серым ничем не поможет. Еще никто и ничто не смогло. Так что она позволила ему уйти, больше не глядя мужчине вслед, и изо всех сил старалась изгнать его из памяти.

Это проклятье настигало ее слишком часто.

Теперь мост выглядел более оживленным, солнце светило ярче, а фонари уже погасли. Сколько же она простояла на месте, не замечая ничего вокруг?

Пора.

Мила встала, отряхнула руки от грязи и тихонько вздохнула. Она убедилась, что обе фотографии по-прежнему лежат в сумочке, что она не выронила их по неосторожности, и пошла обратно – в направлении Старого города. Она еще вернется.

Около ратуши ей захотелось выпить кофе или горячего шоколада, чтобы взбодриться и собраться с силами, прежде чем искать номер в отеле. Она должна отдохнуть, ей нужен сон. А потом она сможет осмотреть город.

Где-то здесь ее ждали ответы. Все, что она искала. Она хотела бы в это верить – точнее, она на это надеялась.

И все же у нее была всего одна идея, всего одна возможность, которая на самом деле могла ей чем-то помочь. А именно: ей нужно было выяснить, зачем ее мама подписала название улицы на фотографии, спрятанной в потайной ящик. На фотографии, которая была родом из того времени, из того города, который она хотела забыть. «Йиловска». Может, там найдутся люди, которые смогут ей помочь.

Она понимала, что хватается за соломинку, но надеялась, что этой соломинки хватит, чтобы привести ее к цели. Прага была для нее единственной зацепкой.

Корни Милы были здесь, и она хотела узнать о них больше. Если все сложится, она даже сможет освободиться от своего проклятья. Или, по меньшей мере, понять, откуда оно взялось и почему пало на нее.

«Скоро, – сказала она себе. – Скоро все изменится».

Глубоко вдохнув, она мысленно ухватилась за последнюю искорку надежды, которая у нее еще оставалась.

Солнечные лучи начинали согревать Милу, и пока она не спеша шла к одному из кафе рядом со Староместской площадью, она немного расстегнула молнию куртки. Старый город был прекрасен, он излучал неповторимое очарование. Особенно часы на ратуше. Она остановилась, глядя на них и восхищаясь исключительным мастерством, которое понадобилось, чтобы создать такой чудесный механизм.

Перед отъездом Мила постаралась узнать побольше об отдельных зданиях и культуре своей родины. Она знала, что эти астрономические часы были созданы в 1410 году и представляют собой ценный памятник искусства. Долгое время на них не было никаких необычных украшений или фигур – они просто показывали астрономические сведения. Лишь позднее под часами добавили календарь – дополнительный циферблат под основным. У самих часов было три циферблата. Один показывал движение знаков зодиака, другой – положение Солнца, а третий – положение Луны. Апостолы и другие фигуры приходили в движение каждый час с девяти утра до девяти вечера. Это было настоящее произведение искусства, от вида которого у Милы перехватывало дыхание. Легенды, исторические места и здания – и в целом история – приводили ее в восторг.

Усилием воли она отвела взгляд от часов и двинулась дальше. Громкое урчание в животе и слипавшиеся глаза не оставляли ей другого выбора. Прямо за углом обнаружилось небольшое очаровательное кафе. Мила села на один из бежевых стульев, стоявших снаружи, на террасе.

Пить кофе на голодный желудок показалось ей не слишком хорошей идеей, поэтому она устояла перед искушением и заказала вместо него горячий шоколад с большим количеством сливок. Она обхватила руками чашку, чувствуя, как пальцы постепенно отогреваются, и подула на напиток, надеясь его охладить.

Шоколад согрел ее изнутри. Немного расслабившись, Мила снова огляделась по сторонам, теперь более внимательно. Суета уже проникла и сюда. Люди шли по улицам, неспешно или торопливо, поворачивали и исчезали из виду, а вскоре из-за угла появлялись новые прохожие. Так много разных лиц и историй. И ни одной из них Мила не знала. Так много ярких красок и так много серого. Честно говоря, она к этому почти привыкла, пока ее мама не…

Теперь, когда ее не было рядом, груз стал слишком тяжелым. Только она верила Миле, знала о ее проклятии, принимала ее всерьез – и несмотря на все это, оставалась рядом. А больше никто. Никто.

Как можно было не возненавидеть то, что давит на грудь так, что перехватывает дыхание, то, что порождает кошмары и лишает мир красок? И как не чувствовать себя сломленной теперь, когда единственного человека, который ее любил, больше не было рядом?

Когда происходящее касается тех людей или вещей, которые по-настоящему любишь, все переживается иначе. Глубже, сильнее и болезненнее. Когда любишь, любые чувства становятся ярче. Проклятье Милы всегда было для нее тяжелым грузом, но когда она увидела, как ее мама становится Серой у нее на глазах, ей показалось, будто она куда-то падает. И сейчас она боялась, что это чувство начнет преследовать ее.

«Ты – это ты, Милена. Но мир, возможно, об этом другого мнения. Что-то следует хранить в тайне».

Она услышала мамин голос так громко и четко, словно мама стояла рядом, держала ее за руку и нашептывала эти слова ей на ухо. В какой-то момент Мила не только поняла этот совет, но и по-настоящему прониклась им, и теперь искренне следовала ему. Всегда, как бы больно ни было. Как бы больно ей ни было сейчас.

Тайны не обещали ничего хорошего. Тайны делают тебя одинокой. Вот о чем не рассказала ей мать. Но Мила знала, что, если поделиться тайной – тоже останешься в одиночестве. Некоторые тайны как проклятье. Например, ее собственная. Но и с проклятьем можно выживать. Мила была тому наилучшим доказательством.

Но она хотела большего. Она хотела жить.

Загрузка...