1 Джули

Упрямых пятен не бывает, бывают только неправильно понятые пятна.

Джули Тринкер


Как во всяком начале, сперва был конец. Примерно год назад я вышла с Шейлой Болан из офиса нашей редакции, чтобы она могла курить во время разговора. Шейла была редактором «Дейли пост», и в тот день до меня дошел слух, что она собирается прикрыть мою колонку «Полезные советы». Снаружи, разумеется, было сумрачно и сильно дуло — в деловой части города вдоль улиц вечно свищет ветер. Поэтому курильщики сбиваются в плотные стайки. Со стороны кажется, что они травят байки или планируют свержение начальства, а на деле они просто зябнут или чиркают спичками, изводя на ветру одну за другой.

— Многие недооценивают «Полезные советы», — сказала я Шейле, притоптывая, чтобы не замерзнуть, и стараясь придать голосу убедительность без оттенка мольбы. (Шейла терпеть не может мольбы.) — Все думают, что пятно — это просто пятно. Но пятна надо понимать метафорически.

— Как-как? — Шейлу жутко перекосило. Трудно сказать, что вызвало эту гримасу — нелепость моей идеи или струйка дыма, занесенная ветром в глаз.

— Метафорически, Шейла. Пятно — это образ любой неприятной неожиданности в нашей жизни. Образ всего грязного и ненужного.

Я собой гордилась (и заслуженно, учитывая, что все это я выдумала с ходу).

— А что плохого в грязи? — спросила Шейла. — Далась вам всем эта чистота! Современный пунктик!

Она сунула палец в рот, вытащила, пузырящийся от слюны, и потерла коричневое пятно на своей блузке. Шоколадный крем? Похоже, дело обстояло хуже, чем я думала.

Шейла разменяла шестой десяток. Она была в газете всегда. Благодаря ей я впервые получила передышку. В те дни я считалась редакционным мальчиком на побегушках и уйму времени тратила на мытье офисной посуды. Журналисты — сущие свиньи за едой: чашку за собой не сполоснут даже под страхом смертной казни. Шейла как-то зашла на кухню и обнаружила, что впервые за много лет пьет из чашки без потеков чужого кофе. Это так ее впечатлило, что она тут же поручила мне колонку полезных советов.

В роли Истребительницы Пятен я три года подряд отвечала на вопросы читательниц, замученных следами шариковой ручки на шелковой блузке или кошачьей мочи на сиденье машины. Не самая крутая работенка для журналиста двадцати с хвостиком лет. Никаких закулисных интриг, никаких загранпоездок. Разве что бесплатный аммиак литрами. Но все же целая колонка шла под именем Джули Тринкер, а моя фотография, пусть маленькая и не самая выигрышная, красовалась в начале полосы. И еще: я верила в пользу рубрики.

Лично мне кажется, что пятна неизбежны и даже нужны на полотне нашей жизни: человек познается по тому, как он их сажает и как с ними борется. Самое главное — не сдаваться. Если пробовать снова и снова и не опускать руки, вы в конце концов победите, а победа всегда добавляет веры в собственные силы.

Ничто так не мобилизует женщину, как пятно соевого соуса. Однако помните: нельзя терять время. Если не вывести пятно сразу, оно решит, что может остаться навсегда. Вот тогда начнутся проблемы. Кроме того, важно, какая у вас полоса в жизни. Если все благополучно, то пятно, вероятно, покажется досадным пустяком. Но если все плохо, пятно приобретает масштаб катастрофы. Свекольное пятно на белой ткани способно и к краю пропасти подтолкнуть.

Вот что я пыталась донести до Шейлы, когда мы с ней стояли на ветру у входа в издательство.

— Наша жизнь — сплошной стресс. А когда напряжение нарастает, последней каплей всегда становится какой-нибудь пустяк.

Шейла резко стряхнула пепел и теперь зачарованно следила за его полетом прямиком на туфли.

— Я видела, как это бывает, Шейла, — сказала я. — Помнишь Сару?

Шейла не помнила.

— Ну, Сару Диполд, — не сдавалась я.

— Ага! Кислорожую девицу из зарубежных новостей?

Уж кто-кто, а Шейла умела описать человека одним словцом.

— Для Сары последней каплей стало разлитое вино. Как-то вечером она смахнула бокал хереса на арабский ковер — и будьте любезны. Ковер погиб, что и доконало Сару.

— Арабский? А если б он был ручной работы? Твоя Сара кинулась бы резать себе вены!

— Именно! Я как раз про это!

— Винные пятна ведь надо посыпать солью, да? — спросила Шейла. — Чтобы вино впиталось? Лично я пользуюсь солью, когда не удается высосать.

— Соль помогает, но шерстяной ковер лучше сразу обработать моющим средством. А из синтетики — смесью перекиси водорода и…

Но Шейла меня не слышала. Ее мысли уже помчались вскачь.

— Сара — это та, у которой муж сбежал с ее собственной сестрой, да? — радостно уточнила она. — И вдобавок сестра от него залетела?

— Точно. А еще он забрал все их сбережения. Скотина! Она ж ему годами таскала на работу лоточки с обедами.

— Ну ни черта себе. Тут кто угодно сбежит.

Она хохотнула, поперхнулась и тут же зашлась в том долгом утробном кашле, который обрывает разговор вернее, чем рев истребителя у вас над головой. Мне не терпелось донести до нее мысль насчет Сары, но ведь никогда не знаешь, сколько времени приличествует выждать после такого кашля. К тому же я вспомнила про салат в пластиковом лоточке, ждавший меня на столе в редакции. А кстати, что смешного в лоточках?

У Шейлы случаются взрывы веселья, при которых люди вроде меня не знают куда деваться. За годы совместной работы я так и не научилась угадывать, что вызовет у нее очередной приступ.

— Ну-ка, ну-ка, — просипела она. — Говоришь, Сарин муж стащил все ее деньги, сделал ребенка ее сестре, а доконало ее, по-твоему, дешевое пойло на ковре?

Эта мысль так ее позабавила, что смех и кашель возобновились. Клокочущие звуки устрашали. Одно из двух: либо Шейле надо бросить курить, либо прекратить хохотать над собственными остротами. Увы, и то и другое представлялось маловероятным.

— А по-твоему, всему виной предательство? — спросила я. Шейла явно не прониклась моей теорией насчет мелочей, наносящих сокрушительные удары. — Херес ни при чем?

— Предательство? — притворно ужаснулась Шейла. — Оставь мораль в покое! Развивай бульварное мышление. Виноват секс. Только секс. Меньше ходи по театрам!

— Но ведь ее муж с ее родной сестрой…

— Он мог бы поиметь свою сотрудницу, или шлюху, или любимую собачку, а Сара точно так же лезла бы на стенку. Просто потому, что он развлекался, а она — нет.

— И все? — не поверила я.

— За всем стоит секс. Все в конечном итоге упирается в него.

Странно было услышать такое от Шейлы, поскольку секс был ей чужд. Я точно знала, причем от нее самой. Вот что мне нравилось в Шейле. Единственная запретная тема — курение, все остальное становилось достоянием общественности: ее интимная жизнь, семейные дрязги, пережитые унижения, размер одежды. Табу для нее не существовало, она выкладывала все без утайки. И потому я была в курсе, что в последний раз она занималась сексом в Нью-Йорке в 2001 году, когда портье, не разобрав ее австралийского прононса, прислал ей в номер горячего парня вместо горячего карри.

По словам Шейлы, когда на пороге возник двадцатилетний мачо с тарелкой корейских роллов в одной руке и миской жареной лапши в другой, она не стала отказываться, потому что терпеть не может отсылать персонал прочь. К тому же этакая упаковка выглядела заманчивее, чем все остальное в мини-баре.

— Кстати, о сексе, — продолжала Шейла. — У меня родилась идея для новой рубрики.

«Полезные советы» пора прикрывать. Вчерашний день. Ты как, не против?

Предчувствие говорило: что бы там ни напридумывала Шейла, меня ее планы не обрадуют. Я с несчастным видом дернула плечом, но мой невнятный протест пропал втуне. Шейла гнула свое:

— Идея пришла мне в голову буквально на днях, по дороге на работу. Какие две вещи хочет знать каждый человек?

Вопрос не был риторическим. Шейла никогда не задавала риторических вопросов, она всегда рассчитывала на ответ. Поначалу я думала, что это ее способ расшевелить сотрудников, но быстро поняла, что вопросы нужны Шейле, чтобы создать ажиотаж вокруг собственных грандиозных идей.

— Ну?! — Ей не терпелось. Точь-в-точь ребенок, достающий игрушку из «Киндер-сюрприза».

Я устало вздохнула. На мой взгляд, для одного дня ажиотажа уже хватало, даже с лихвой.

— Ну же?! Что все хотят знать? — не унималась Шейла.

— Как сделать, чтобы в салоне машины всегда пахло новенькой кожаной обивкой?

— Угу. — Шейла сняла очки и яростно потерла глаз согнутым указательным пальцем.

Очень плохой знак. Если Шейла сняла очки, значит, она не в духе или же стекла настолько заросли, что через них не видно абсолютно ничего. Очки у Шейлы всегда мутные: она протирает их, только если без этого уже не обойтись. Смотреть на мир сквозь ее очки — все равно что заглядывать в окно деревенской забегаловки: сплошь грязь и низкопробность.

Собственная внешность Шейлу не волновала. Поднявшись утром с постели, она просто-напросто прикрывала одеждой те части тела, вид которых, по ее мнению, мог оскорбить потенциальных рекламодателей, и ехала на работу. Ее гардероб был набит черными шерстяными кофтами — все как одна знавали лучшие времена, все свалялись на «проблемных» местах, то бишь везде. Не то чтобы у нее не было своего стиля — стиль как раз был. Редакторша отдела моды метко окрестила стиль Шейлы «подзаборным ретро».

Шейла тем временем вовсю сверлила меня взглядом, не замутненным очками. Я поняла, что придется сделать усилие. Ладно, не впервой. Всю жизнь только этим и занимаюсь.

— Сдаюсь, — сказала я. — И что же хочет знать каждый? Как сохранить молодость?

Мигом взбодрившись, Шейла нацепила очки — я определенно попала в масть.

— Неплохо. Но по моим прикидкам, этот вопрос стоит на третьем месте. Попробуй еще раз.

— Как обрести счастье?

Шейла фыркнула:

— Ну, этот даже не в первой десятке!

Ей и в голову не приходило, что у кого-то может быть другой список. Или что ее собственный список может измениться назавтра.

— Все, все, Шейла. Сказала же, сдаюсь. Итак? — Номер один: как сделать деньги. Номер два: как достичь вершин в сексе. Необязательно в таком порядке.

До меня наконец дошло, к чему она клонит.

— Вспомни свой последний классный секс. Когда это было? — спросила Шейла.

— С Хэлом?

— Вообще-то я имела в виду Хэла, но мало ли. Ты завела кого-то на стороне?

— Я? Нет, конечно!

Шейла повела бровью и принялась шарить по карманам в поисках сигарет, что могло означать только одно: она предвкушает триумф.

— Мы с Хэлом занимались любовью… э-э… Сегодня у нас пятница? Значит, это было… э-э…

Сказать по правде, день недели у меня начисто выпал из головы. Но наверняка утром: я как раз собиралась на работу и прикидывала, что бы такое нацепить, чтобы не гладить.

В нашем с Хэлом браке физическая сторона первостепенного значения не имела. Отправляясь вдвоем куда-нибудь на выходные, мы первым делом заглядывали в видеотеку отеля. Секс просто перестал быть основой наших отношений. Меня это не тревожило: мне казалось, так и должно быть. В конце концов, мы же не молодожены, вместе с самого университета. Иногда мне, конечно, не хватало хорошего секса, но, с другой стороны, его отсутствие даже упрощало жизнь. Мы оба были загружены работой.

— Во вторник. Нет, в понедельник. Точно, в поне…

— Я сказала «классный секс», Джули. Не в миссионерской позе на счет раз-два. — Шейла закурила и прислонилась к стене. — Что-нибудь эдакое, изощренное.

— Хочешь сказать — извращенное?

— А что, — ухмыльнулась она, — на извращения сейчас большой спрос.

Я поняла, что пора проявить твердость. Я не собиралась писать подобную чушь. Ни за что.

— Пожалуй, я могла бы поручить это девице, которая пишет про домашних любимцев, — задумчиво сказала Шейла. — Как ее зовут? Зеленая такая совсем? Грудастая?

— Софи? — задохнулась я. — Софи да Лука? Шейла даже предлагать мне не собиралась!

Она решила отдать новую рубрику Софи! Расстаться со своей колонкой и без того нелегко, но если ее передают кому-то вроде Софи, значит, можешь сделать своему детищу ручкой. Софи из тех девиц, которые всюду просачиваются и всюду оставляют следы своего присутствия. Запах их духов висит во всех лифтах. Их помада не смывается с кофейных чашек. Их голоса бесконечным эхом слышны на всех лестничных клетках. По классификации пятен, Софи «трудновыводима».

— Она ухватится, — сказала Шейла. — Писать она, правда, не умеет, но почему бы тебе не взять над ней шефство? Я хочу, чтобы ты пока побыла в свободном плавании.

В свободном плавании? Иными словами, я шла ко дну. Писака без рубрики — что ноль без палочки.

Шейла продолжала дымить, а я переминалась с ноги на ногу — как всегда, когда нервы на пределе. Я унаследовала эту манеру от отца. Если его что-то захватывало — скажем, вариант афиши для очередной пьесы его любительского театра, — волнение тут же передавалось от головы к ногам. Отец умер так давно, что я все чаще не могу вспомнить его лицо и голос. Однако мне навсегда врезалось в память, как он барабанил ногой по полу. Как сейчас вижу его замшевые туфли, носки, потертые на коленях джинсы. Я стараюсь ухватиться за образ и мысленно подняться вверх, к его лицу, но едва дохожу до коричневого плетеного ремня с пряжкой в виде профиля индейца, как все начинает расплываться. Добравшись до лица, я понимаю, что оно совсем не то. В нем есть что-то от папы, что-то от Хэла и даже что-то от премьер-министра. Но это не папино лицо.

— Я не могу спокойно курить, когда ты так дрыгаешься, — Шейла пыхнула дымом в сторону моей трясущейся фигуры. — Что с тобой? Из-за чего переживаешь?

— Все нормально. Я спокойна.

Шейла нацелила на меня окурок и застыла, словно окурок превратился в волшебную палочку, а сама Шейла — в фею: «Прочь, проклятая дрожь!» Колдовство сработало снаружи, а внутри, где волшебный окурок Шейлы оказался не властен, я все так же отчаянно тряслась, пытаясь найти выход.

Шейла ткнула окурок в пластиковую чашку из-под кофе, тот зашипел в кофейной гуще и погас. Разговор окончен.

— Шейла, я никогда не прошу об одолжениях…

— Еще как просишь. Постоянно.

— Но я должна вести рубрику. Я создана для этого.

— Если бы я так думала, я поручила бы рубрику тебе. Однако ситуация такова, что наш новый сопляк-издатель, который еще и ходить-то толком не научился, требует с меня чего-то остренького. Над моей дряхлой шеей завис нож гильотины. Не принимай близко к сердцу, но ты эту рубрику не потянешь. Я никогда не считала тебя особо одаренной по части секса. Не в упрек тебе будь сказано. А может, и в упрек. Все едино — ты не подходишь.

У меня язык чесался сказать Шейле, куда она может засунуть свою рубрику. Но указывать ей, что и куда засунуть, всегда было опасно.

— Ладно, допустим, я действительно бездарна в сексуальном плане…

— Я этого не говорила.

— И все же. Допустим, это так. Зато я, по крайней мере, умею писать. Может, наш издатель и не умеет ходить, но читать-то он умеет?

— Под вопросом.

— У меня есть свои читатели, Шейла! Они любят меня. Это ведь чего-то стоит?

— Верно. И все-таки я привлеку Софи. Вот увидишь, через пару месяцев ты сама скажешь мне спасибо.

Она швырнула чашку с окурком в урну и всем весом обрушилась на тяжелую стеклянную дверь редакции. Дверь отлетела от ее плеча, как тюлевая шторка, и Шейла скрылась в здании, а я осталась стоять на тротуаре как истукан. Тупой истукан, потому что не почуяла надвигающейся беды заранее.

Впрочем, в тот момент у меня не было сил переживать. Переживания пришлось оставить на потом — я уже опаздывала на следующую встречу, где рассчитывала нарыть материал для цикла статей, заказанного Шейлой. Четырежды в год я делала тематические подборки для серии «Умом и сердцем», и на сей раз от меня требовались очерки о психологических курсах личностного роста. В обычных обстоятельствах перспектива тащиться на интервью в пятницу после обеда меня бы не обрадовала, но теперь оно оказалось очень кстати: нашелся предлог исчезнуть из редакции.

Оставалось только подняться в кабинет, чтобы взять сумочку и поулыбаться направо и налево (на случай, если по редакции уже разошлась весть о расправе надо мной).

Я самонадеянно толкнула плечом стеклянную дверь. Не тут-то было — тюлевый занавес словно окаменел. Дверь даже не дрогнула. Я не суеверна (если только не начинается черная полоса), но это кто угодно счел бы плохой приметой.


Загрузка...