Извините, простите, пожалуйста. Двери открываются.
– Как нам теперь со всем этим жить?
– Как все.
Эпопея с покрасневшим ухом: в детские годы понимаешь, что его за что-то очень сильно драли, в зрелые – просто драли, в старости – крепко уснула и не удобно спала, и некому было раз будить, вот и отлежала.
В благодарность за внезапно возникшую, интересную мысль, посетившую нас в одно мгновение, мы тихонько ударяем себя по лбу. Именно по этой причине, мужчина всегда подтягивает брюки спереди, а женщина сзади.
В кабинет вошли мужчина и женщина. Оба окольцованные. В этот момент мне трудно было понять направление и скорость движения их болезни. Они метались, словно ртутные шарики, но не по моему кабинету, а между собой.
Когда человек мается головой, сердцем для постороннего глаза это не очень заметно. В данном случае, как говорится, факт был на лицо.
Русский народ очень наблюдательный.
Плакали оба, но это были слезы радости и умиления, вдобавок ко всему, у представителя сильной половины человечества, беспрестанно дергалась с болезненной гримасой левая половина лица.
– Разрешите, мы присядем? – спросил мужчина.
– Почему нет? Присаживайтесь, пожалуйста. Не на демонстрацию пришли, – ответил доктор.
Вторая половина человечества имела проблемы более серьёзные. Глазная щель слева широкая, мигание практически отсутствует, слезотечение, беспрестанное выделение слюны слева, сглажены лобная, носогубная складка. Говорит только правой стороной.
Постоянно плачущая и невнятно говорящая женщина. О чем еще можно мечтать женатому мужчине?
– «Когда это с вами произошло? – вы захворали вместе, откровенно говоря, не думал, что так бывает», – сказал доктор.
Она достала свою ярко красную косметичку и, достав из нее платочек, аккуратно вытерла слезу, потом не накрашенные губы слева.
– Давно. Мы признались друг другу, что давно, – сказала пациентка.
Мышь повесилась не от голода, а от того, что ни одной кошке она, в конце концов, оказалась на хрен не нужна. И закомерно, что на фоне этой мышиной возни, появились обыкновенные вопросы: а как тогда жить и самое главное зачем? Если не приходится прятаться, хитрить, ненавидеть и бояться.
– Мы уже давно поняли, что совершенно перестали стесняться своих поступков, – сказал мужчина, – и сегодня мы признались в этом друг другу.
– В чём нужно было признаваться? Все видно невооружённым взглядом. Мне кажется, в обоих случаях процесс свежий, рожденный буквально на днях. У вас поражение тройничного нерва, а у вас дорогая, лицевого.
– Мы покаялись друг перед другом, попросили прощения. Нам стало легче. Мы хотим родить ребёнка, – тихо сказала женщина.
Супруг вздрогнул несколько раз. Солнце, видимо, слишком ярко светило в окна моего кабинета, я встал и закрыл жалюзи.
– Дети – это хорошо, – сказал я, – одобряю, особенно в моём кабинете, – в данной ситуации молоток, как мне кажется, совершенно не нужен.
– Доктор, причём здесь молоток и дети? Как можно? – заметно волнуясь, спросила женщина
– Я неврологом работаю, а не специалистом по искусственному оплодотворению.
– Мы прекрасно знаем об этом. Пожалуйста, помогите. Дело у нас самое обыденное. Мы женаты довольно давно, по современным понятиям. Вчера утром в ванной у меня, когда я брился, неожиданно, возникли резкие, стреляющие боли в левой половине лица. От такой интенсивной боли я даже прослезился. Подумал, что меня хватил удар и побежал в спальню к жене. Не хотел умереть в одиночестве. Всегда этого боялся, – сказал мужчина.
– Я тоже. Кто не боится – в одиночестве, и без покаяния, – с некоторым удивлением ответил я, – оттого такая смерть и называется лютой, да ещё и обезличенной.
– Я застал жену сидящей перед зеркалом. Она выла, как белуга, и показывала мне на свою недвижимую половину лица. Когда мы немного успокоились, я посмотрел в Интернете – это оказался симптом «курительной трубки». Это как Шерлок Холмс? – внимательно спросил пациент.
– Нет. Трубка – это конкретно, как доктор Ватсон, – очень серьёзно ответил я.
– И снизошло озарение, и упало многое. У меня боль слева, у нее недвижимость лица, тут и к гадалке ходить не надо. За несколько минут, мы покаялись, признались друг другу, что ходили налево, оба были неверны и поняли, что по грехам нашим да будет нам, – очень эмоционально сказал мужчина.
Один мой знакомый, мужчина с очень свободной жизненной установкой как-то заметил: спать с женщиной это не значит, что с ней нужно жить, а жить не значит, что спать, и говорить правду совершенно не обязательно, порою даже вредно.
Супруга тихо заплакала.
Очень часто среди благого вырастает греховное.
– Мы даже были на приеме у ушного врача.
– У вас для этого нет показаний. «Вухи», я имею виду отоларингологов, они как гинекологи – если бежит, то лечим, если нет, то направляют к неврологу.
Женщина продолжала плакать, так же тихо и уже не вытирая лица. Она думала, что про неё все забыли, и что она осталась в одиночестве со своим двойным горем.
– Я думал, что её репертуар я знаю до конца. Извините, сами понимаете, это я о делах любовных.
– Если жена она вам, думаю, извиняться не стоит. Обычный, закономерный этап супружеской жизни.
– А потом у нас был сумасшедший секс. Я смотрел на её лицо. Один глаз закрыт, другой открыт, но смотрит куда-то вверх, все эмоции только справа. Я всегда считал её холодной, ни на что не способной в постели женщиной, и тут вдруг такое! Для меня её поведение было глобальным, совершенно неожиданным открытием, и неописуемым восторгом. Я наслаждался движением её тела, дыханием, и теми словами, которые она говорила. Я наслаждался этой сюрреалистической картиной страсти на её совершенно неведанном мне лице.
Она буквально взорвалась, зарыдала, завыла, никого не стесняясь: «Научилась сука! Научилась, блядь! Всему научилась. Что за жизнь! Почему не удалась? Вы простите меня, за ради Христа. Я действительно хотела. Правда-правда! Трахали меня как вонючую мышь, гоняться за которой давно надоело всем кошкам в доме. Почему жизнь не удалась? Почему не удалась! Не рожала, не любила. Простите меня, извините меня».
Когда горько плачет одна женщина, двум мужчинам лучше помолчать.
Что есть женщина и что мужчина, и сколько в них, и сколь ко между ними, и сколько над?
– Кривое лицо – не кривая душа, отображённая в кривых зеркалах. Многое можно поправить за две недели. Важна не цена лечения, не его длительность, важна его необходимость. Я положу вашу супругу в стационар, там она пройдет необходимый курс лечения, вам, друг мой, госпитализация не требуется. В вашем случае уменьшение боли у одного, способствует выздоровлению другого. С этим люди и живут. Если узнали многое, должны понять, а поняв, должны простить. Если сможешь простить – помоги, и свою жизнь увидишь по-другому.
В общении двоих есть самые тяжелые вещи: сказать прости и принять прощение.
– Спасибо, – сказала она.
В молодости я тоже брал женщин за руки.
– И ты меня прости. Я никогда тебе этого не говорил…
Люди плачут от осознания собственных грехов, или от ощущения вновь обретенной жизни.
Доктор может, не объясняя причины, уйти из своего кабинета. На то он и доктор.
И станет человек птицей, и будет парить высоко в небе, как птица, будет кричать, не умолкая, а понять его никто не сможет. Если от человека осталась только одна половинка, и в ней сохранилась хоть толика добра, значит человек не от обезьяны произошел.
– Как нам теперь со всем этим жить?
– Как все.
Извините нас, простите, нас, пожалуйста. Двери закрываются.