Кукла в чужих руках

Глава 10. ТЦ

Кирюху я увидела еще на подходе к торговому центру. Его силуэт чернел на фоне освещенных дверей: чуть ссутулившийся, руки в карманах, из-под капюшона лица не разглядеть. Это мог быть кто угодно, любой посетитель, но я безошибочно узнала Кирюху и прибавила ходу.

— Что ж ты так несешься, Соник? — Миша придержал меня за рукав.

Я засмеялась и, подлетев к дверям, представила:

— Познакомься, моя подружка — Кира!

— Симпатичная, — процедил мой спутник, но руки не подал. Лишь исподлобья разглядывал Кирюху.

— Ты тоже ничего. — Кирюха кокетливо улыбнулся и захлопал ресницами.

— Пойдемте, девочки, — я подхватила обоих под руки, — холодно!

А вот в торговом центре было жарко, из отдела косметики несло ядерным парфюмом, из кондитерского — ванильными сладостями. Бубнила попсовая музыка, сновал заинтересованный народ.

— На фуд-корт? — спросил Кирюха и, потянув, отцепил меня от Миши.

— Я не голоден, — отозвался тот.

— Александр сыт? — ухмыльнулся Кирюха.

— Не понял?

— Это старый анекдот, — пояснила я:

— Проходите, Александр, отобедайте с нами.

— Нет, папа, Александр сыт.

— Не ссыте, Александр, проходите!

Миша хмыкнул, а я расстегнула куртку и не успела снять, как он подхватил ее. И стало понятно, никуда он от нас уходить не собирается. Так, нежно обнимая куртку, он зашагал рядом со мной. С другой стороны топал Кирюха. И, когда раскрылись двери лифта, мальчишки пропустили меня вперед. Сами же, сцепившись плечами, застряли в проходе.

— Велкам, — язвительно скривившись, уступил Кирюха.

На третьем этаже точно так же, как и внизу, играла попса, а запах картошки фри из «Макдоналдса» перебивал все остальные.

— Мне как обычно. — Я плюхнулась в глубокое пластиковое кресло. — Кир, принеси!

— О да, моя госпожа. — Он состроил томное лицо и подобострастно поклонился. — Но только, чур, сегодня я доминант!

— Иди лесом, Кира! — рассмеялась я, и он исчез в направлении желтой буквы «М» на красном фоне.

— Я не понял. — Миша бросил мою куртку на соседнее кресло, отправил туда же свою и сел со мной рядом.

— Не обращай внимания, он прикалывается.

— Он вообще кто? Парень твой?

— Это имеет значение?

— Для него — да.

Я улыбнулась — мне льстило внимание этого симпатичного парня с глазами цвета асфальта. Присутствие Кирюхи вносило некую загадочность в мой образ, и развеивать ее я не собиралась. Игру в гляделки прервал поднос, который Кирюха шлепнул на стол. Я схватила завернутый в гладкую бумагу теплый бургер.

— Я, пожалуй, тоже кое-чего возьму. — Миша поднялся и направился к торговым стойкам.

— Ну и зачем ты его притащила, Софико? — Кирюха уже справился с половиной своего бутерброда.

— Он сам. — Я пожала плечами.

— Где ты его взяла?

— Если бы ты хоть раз в этом году пришел в школу, ты бы знал своих одноклассников.

— Да ну? — Кирюха округлил глаза.

— На самом деле он из твоего параллельного. Михаил Савельев. И довольно милый, поэтому хватит кривляться!

— Я еще только начал, — пообещал Кирюха и взялся за картошку.

Я тоже обмакнула в коробочку с сырным соусом золотистый ломтик, как вдруг Кирюха наклонился и выхватил его губами из моих пальцев. Я погрозила ему кулаком и, улучив удобный момент, проделала то же самое. Кирюха расхохотался и швырнул в меня скрученной в тугой шарик салфеткой.

— Умеете развлекаться, как я посмотрю. — Миша поставил на стол два больших бумажных стакана с молочным коктейлем. — Не знал, какой ты любишь, взял ванильный. — Он подвинул один из стаканов мне.

— Пффф! — нарочито громко и презрительно фыркнул Кирюха.

Я рассмеялась:

— Не люблю сладкое. А вот Кира — очень даже. Ему предложи!

Забавно было поглядеть, как самоуверенный парень выпутается из ситуации. Но он не растерялся.

— Не вопрос! Твоя подруга — моя подруга. Угощайся!

— О! Сонька, где ты такого кавалера подцепила? — совершенно по-гейски произнес Кирюха и томно закатил глаза. — А ну-ка забери у него второй коктейль, а то простудится!

Не став церемониться, он придвинул к себе стакан и начал тянуть через трубочку густую белую жидкость. Лицо при этом состроил восторженно-восхищенное.

— Уговорил, — не выдержала я, — дай глотнуть!

И не дожидаясь разрешения, перехватила стакан. Кирюха безропотно разжал пальцы.

— Софико, а ты слыхала, что когда пьешь с кем-то из одной посуды, то узнаёшь мысли того, кто пил до тебя?

— Я тебя, Кирюха, и так насквозь вижу! — пробормотала я, едва ворочая языком. Коктейль оказался настолько холодным, что выражение «от него замерзли мозги» не показалось преувеличением. — Ну а ты, — повернулась я к Мише, — в какие приметы веришь?

— Ни в какие. Я вижу то, что есть, и делаю то, что считаю нужным.

— Считай, что ты остаешься! — Кирюха вскочил и подхватил мою куртку: — Идем, Софи, фильм уже начался.

— Пока, — сказала я, поднимаясь. — Увидимся!

— Обязательно, Соник!

Миша остался за столиком, на котором валялись растерзанные бумажные свертки и пустые стаканы. Он провожал нас глазами. А мы направились в противоположный конец торгового центра, где находился кинотеатр.

Неожиданно Кирюха притормозил возле игрального аппарата, доверху набитого мягкими зверюшками.

— Выиграть тебе котика?

— Ой, какая забота!

— А че? Сама хочешь? Давай! — И он вытащил из кармана сотенную купюру.

— А мы разве не торопимся?

— Не-а. — Самодовольная ухмылка растянула губы. — Начало фильма через полчаса. Успеем! Ну? Будешь играть?

— Обязательно! Только в другую игру!

— В какую? — оживился Кирюха.

— В «Чур, не снимать!». Чёт давно не играли.

— Ок, — мгновенно согласился он.

Я осмотрела витрины ближайших магазинов. В одной стояли лысые манекены, наряженные в брендовые одежки, в другой блестели лаком туфли на шпильках, в третьей — змеями свешивались всевозможные шарфы, бусы и ремни. Указав на магазин с аксессуарами, я заявила, что вожу первая, и отправилась на поиски. Кирюха остался вдохновляться и думать, чем же он осчастливит меня.

Правила игры очень просты: надо выбрать для партнера максимально неподходящий предмет одежды и надеть на него, а потом сфотографировать. Отказываться надеть вещь — нельзя. Зато можно не дать себя сфоткать. Поэтому игра так и называется «Чур, не снимать!». У противника есть только две попытки. Вся соль в том, что фотография должна на неделю стать аватаркой в ВКонтакте.

Я взяла усеянный крупными блестками малиновый шарф и вообразила, как прекрасно Кирюха будет в нем смотреться. Особенно если замотать чалмой на голове. Но потом внимание мое привлекла связка металлических цепей. Я отбросила шарф и взяла в руки цепи. На бирке было указано, что это бижутерия, но я отложила цепи в сторону — Кира даже не рыпнется, чтоб избежать фотки с этим аксессуаром. Время поджимало, и я суетливо заметалась между стоек с головными уборами. И тут увидела то, что нужно! Розовая, с нежными бархатными ушками кепка ждала своего героя!

Кирюха выискивал что-то на стеллажах с футболками. Злорадно ухмыляясь и сжимая в руках девчачью кепку, я похлопала его по плечу.

— Нет, — шарахнулся он, увидев, что я ему протягиваю.

Я приподняла бровь, тем самым как бы говоря, что некрасиво нарушать правила. Он покорно подставил голову. Одной рукой я нахлобучила ему кепку, другой выхватила из кармана телефон. Кирюха немедля нырнул мне под ноги и бросился под защиту стоек с шарфами. Я прыжком леопарда кинулась на него, но не рассчитала и сбила с ног. Он замахал руками и попятился. Стойка зашаталась и накрыла Кирюху цветастой шалью. В этот момент я нажала на кнопку «пуск». Фотка получилась чуть смазанная, но Кира на ней был бесподобен: розовые ушки и плечи, покрытые платком цыганской расцветки.

— Сейчас я тебе скину, запилишь на аватарку! — сказала я, когда он вскочил на ноги.

— Погоди-ка! Моя очередь, — зловеще прищурившись, процедил Кирюха. Но угроза от человека в розовой кепочке с симпатичными ушками на макушке звучала безобидно.

— Попробуй переплюнь!

Готовая принять любой вызов, я расхохоталась ему в лицо, но тут к нам подошла продавщица и вежливо попросила покинуть магазин. Меня это вполне устроило, а вот Кирюха чуть помедлил, но, заметив что к нам приближается охранник, сдернул шаль с плеч и сунул в руки вежливой девушке розовую кепку.

— Кир, а чем ты хотел взять реванш? — спросила я, когда мы отошли от магазина на безопасное расстояние.

— Маечку тебе присмотрел.

— Пфф! Потерял ты, Кир, былую легкость!

— С надписью «Sweet princess».

Я перестала язвительно хохотать и посмотрела на него:

— «Сладкая принцесса»! Вот знаешь же, чем меня достать!

— Ярко-розовая, — добавил Кирюха, — с оборочками.

— Ты — монстр, Кира!

Он хмыкнул, а я вытащила из кармана большую красную резинку для волос и попыталась оторвать ценник.

— Блин! Вот из чего делают эти бирки, если они не рвутся, а только растягиваются? Кир, есть у тебя что-нибудь острое?

Он так резко остановился, что мне пришлось развернуться на сто восемьдесят.

— Откуда это?

— Оттуда. — Я небрежно махнула за спину.

— Что-то я не заметил, как ты стояла у кассы! Снова-здорово?!

— Ки-и-ир, не ругайся. — Я выпятила губы и сделала кукольные глаза.

Удивительно, но на него это всегда действовало! Кирюха посмотрел, как я умильно изображаю мемасного котенка, готового расплакаться, и сдался.

— Глупая ты, Сонька! — только и произнес он, и мы поспешили в кинозал.

Во тьме уже грохотала реклама, призывающая смотреть фильмы исключительно в кинотеатрах этой сети. Во время очередного ролика зал осветился, и я увидела в предпоследнем ряду человека, который активно махал нам руками. Я его узнала и поразилась такой настырной настойчивости. И поспешила наверх.

— Софа, — дернул меня сзади Кирюха, — у нас билеты на другие места.

— Пофиг. Зал все равно полупустой. — Не оглядываясь, я взлетела наверх и плюхнулась рядом с Мишей.

— Какого хрена?! — зло прошипел Кирюха, усаживаясь рядом. — Сдался тебе этот придурок?

— Не обзывайся! Нормальный он парень! И не кривляйся, пожалуйста. А то вдруг убежит!

— Вот и отлично! Пускай валит!

— Я же твоих подружек не распугиваю!

— У меня их нет.

— А стоило бы завести! Позвони хотя бы Юльке. А то некрасиво получилось.

Кирюха насупился, скрестил руки на груди и зарылся в глубину кресла. А Миша, дождавшись, когда я отвлекусь от соседа, протянул мне бумажное ведерко с попкорном.

— Держи. Соленый взял, раз ты сладкое не любишь.

— Будешь? — я снова обратилась к Кирюхе, но он лишь буркнул что-то неразборчивое и продолжал хмуро таращиться на экран, где Том Харди пытался поладить с поселившимся в нем инопланетным созданием.

Я пожала плечами и повернулась к Мише. И весь фильм, соприкасаясь в темноте руками, мы с ним по очереди таскали из ведерка соленый попкорн.

Когда фильм закончился и мы все втроем оказались на улице, Кирюха съязвил:

— За тобой, наверное, машина приедет? Пока-пока!

— У водителя выходной сегодня. Я с вами на метро.

Миша бесцеремонно подхватил меня под руку и повлек ко входу в подземку. Я рассмеялась — его наглость и настойчивость ужасно забавляли. А Кирюхе оставалось только согласно тащиться рядом. Но в вагоне он плюхнулся на сиденье рядом со мной и, заметно повеселев, натянул мне шапку на нос. Мы начали возиться, но тут Миша прервал нас:

— Соник, а ты только на стенах рисуешь?

Я повернулась к нему.

— Не только. Моими рисунками все школьные коридоры увешаны! А еще скоро международная выставка детского рисунка. Жду отбор!

Миша уважительно покачал головой, но тут Кирюха снова активизировался и не нашел ничего лучше, чем меня ущипнуть.

— Отстань, Кир! — разозлилась я.

— Ок, — сердито прищурившись, ответил он, огляделся и пошел к двери между вагонами.

Я с тревогой следила, как он пытается ее открыть.

— Они заблокированы, — успокоил Миша.

— Ты его не знаешь! — Я взволнованно смотрела на Кирюхины манипуляции.

— Тогда расскажи мне. — Электричка набирала скорость, шум колес усилился, и Миша подался ближе. — Он тебе кто?

Впервые за долгие годы я задумалась, что значит для меня мой сосед. И хочу ли я, чтобы об этом узнал парень с глазами цвета асфальта, в которых застыли ледяные лужицы. И тут на лице его так ясно проступило удивление, что я немедленно обернулась. Кирюха все-таки открыл дверь! Когда я подбежала, он уже захлопнул ее за собой и стоял, глупо улыбаясь мне через окно. Ветер трепал темную челку, а самого его подбрасывало в такт движущемуся поезду.

— Идиот, — прижавшись к стеклу, одними губами произнесла я.

— Зацепер фигов, — выругался Миша рядом со мной. — И часто с ним такое?

— Бывает. Когда в настроении. Или не в настроении.

Миша привалился плечом рядом с дверью, а я обеспокоенно придерживала ручку. Я боялась, что дверь откроется и столкнет Кирюху.

Тут свет замерцал, и вагон погрузился в темноту. Через окошко я видела только Кирюхин силуэт на фоне соседнего вагона и отражение своего бледного лица в стекле. И вдруг заметила кого-то за своей спиной. Я быстро обернулась: только пустые дерматиновые сиденья и тускло отсвечивающие хромом поручни. Свет снова загорелся и, стряхнув наваждение, я опять впилась взглядом в Кирюху.

Так мы и доехали до станции, глядя друг другу в глаза через исцарапанную стеклянную преграду. На «Горьковской» Кирюха спрыгнул на платформу и как ни в чем не бывало вернулся в вагон. Я выдохнула, но тут же рассвирепела и оставшийся путь делала вид, что его не существует. А выйдя на улицу, взяла Мишу под руку. Всю дорогу я излишне громко смеялась и старательно не замечала Кирюху. Но точно знала, что он идет за нами: дым его сигареты долетал при каждом порыве ветра.

Возле арки я остановилась:

— Ну всё! Пока!

— Дай до квартиры провожу. — Миша подался за мной.

— И меня проводи, — томным голосом протянул Кирюха и встрял между нами.

— Иди уже! — воскликнула я и потянула его за собой, оставив удивленного Мишу за воротами.

Оставшийся путь я с Кирюхой не разговаривала, зато он безостановочно трещал, поднимаясь по гулкой лестнице:

— Слушай, Софи, мне такая идея пришла — закачаешься!

Я злилась и молчала.

— Вот что ты скажешь, если граффити в метро? Круто же — на вагоне?

Предложение оказалось заманчивым, но я продолжала выдерживать паузу. Кирюха догнал меня, толкнул плечом.

— Чего молчишь? Я смотаюсь к депо, гляну. А? Софи?

И вид такой добродушный, словно не он десять минут назад вел себя как последний кретин! И я сдалась. Остановилась на ступеньке, глядя на него сверху вниз.

— Кир. — Я прижалась к перилам, поясницей ощущая сквозь куртку жесткую перекладину. — Почему ты такой вредный?

— Неправда! Я просто золото!

— И что же нам с этим золотом делать? — засмеялась я и прикоснулась к мочке уха, проверяя, на месте ли серьги.

Но едва я ощутила под пальцами прохладную твердость металла, как голова закружилась, перед глазами упал серебристый занавес, а тело стало чрезвычайно тяжелым. Я покачнулась, и передо мной разверзлась чернота лестничного пролета.

— Соня! Соня!

Из черноты появилось Кирюхино встревоженное лицо, я почувствовала, как сильно он прижимает меня к стене и как дрожат его руки. Эта дрожь передалась и мне.

— Что случилось? — Я едва ворочала языком, словно напилась коктейля, от которого «мозги замерзают».

Колени ослабли, и я сползла по стене, тяжело опустившись на ступеньку. Кирюха сел рядом, бережно взял мою ладонь и заглянул в глаза.

— Софи, ты чуть в пролет не свалилась! Что с тобой? Плохо, да? Устала? Критические дни? — от беспокойства он явно не соображал, что говорит.

— Пфф! Кир! — Я с трудом поднялась. — Все нормально. Голова закружилась.

На коврике возле квартиры сидела Маруся. Пятнистые бока ее выпирали, тощий хвост подергивался. Завидев Кирюху, она начала радостно переступать с лапы на лапу.

— Прекрати на меня так смотреть! — рассердилась я, перехватив очередной Кирюхин настороженный взгляд. — Все со мной нормально! А тебя вон подружка беременная дожидается!

Я наклонилась, чтобы, как обычно, почесать кошку за ухом, но она вдруг шарахнулась от меня и стремглав бросилась вверх по лестнице.

— Чего это с ней? — удивился Кирюха. — Маруся, ты чего? Это же Софико! Не признала, что ли? — Он недоуменно пожал плечами. — Пойду дверь на чердак открою, а то у нее ключей нет.

Я кивнула, вытащила из кармана свои и вошла в квартиру. Разувшись в темноте прихожей, подождала Кирюху, и мы разошлись каждый в свое жилище.

Мама еще не спала. Свет был выключен, но работающий телевизор освещал нашу небольшую комнату. Мама сидела на диване, смотрела фильм, а в руках ее мелькала пилка для ногтей. Она сама себе делает маникюр, потому что это ее профессия. Все полки в нашем шкафу завалены пилочками, кисточками, какими-то острыми инструментами, лезвиями и баночками с лаком. Все эти предметы постоянно попадаются под руки и скапливаются в самых неожиданных местах комнаты.

Но для меня в маминых занятиях огромный плюс: когда она в хорошем настроении и дома, мне тоже перепадает сеанс нейл-дизайна.

— Голодная? — Она подняла голову. Ее лоб обхватывала голубая повязка, удерживая белокурые локоны.

У меня очень красивая мама, только безвольная. Она никак не может со своим Игорем разобраться. Он то уходит от жены, то снова возвращается, а мама, как та кошка, ждет его у порога. И мне всегда за нее обидно.

— Я там купила кое-что. Сонечка, посмотри в холодильнике, поешь.

— Не, мам, меня Кира в «Макдоналдсе» накормил. — Я плюхнулась рядом. От мамы приятно пахло чем-то свежим: то ли жасмином, то ли морем.

— Кирилл? — Она внимательно посмотрела на меня и снова принялась за маникюр. — Соня, вредно фастфудом питаться!

— Мне можно. — Я ткнулась головой ей под локоть. — Я же вся в тебя — худышка!

Она зажала мою голову под мышкой и засмеялась. Я покрутилась в махровом полотне халата и выпуталась наружу.

— Что новенького? — спросила она.

Мне тут же захотелось рассказать про найденные монеты, но обещание, данное Кирюхе, перевесило. Потом я подумала рассказать про Мишу. Как мы провели вечер, про Кирюхины выходки, но решила, что тут ничего интересного нет.

— Завуч подрядила меня оформлять актовый зал к Новому году. Придется работать вместе с одной противной девкой из одиннадцатого.

— Ну что ж, потерпи. Ты им нужна, пользуйся! Сдашь ЕГЭ — в институт поступишь. Не будешь, как я, не пойми чем заниматься!

— Мне ни в «Муху», ни в Репина не поступить. По баллам не потяну, мам!

— Ну на дизайнера куда-нибудь… Тебе же в армию не надо! Хоть ты и совсем как мальчишка у меня! — засмеялась мама. — Повезло тебе, что хорошенькая, а то и одеваешься как пацанка, и вообще… — Она недовольно покосилась на мои узкие черные брюки. — Тебя в детстве все время за мальчика принимали, пока я тебе ушки не проколола! О! Откуда это? — она остановила взгляд на сережках.

— Кира подарил. — И, глядя на ее поползшие вверх брови, поспешно добавила: — На день рождения. Они недорогие! Кажется, даже не серебро!

— Вот, кстати, о Кирилле… — мама замялась, будто собиралась сказать что-то плохое. — Я сегодня с Наташкой на кухне языком зацепилась. Знаешь, что она мне сказала? Вот, мол, наши-то как ладят. Может, у них любовь? Так я к сестре уеду, им свою комнату оставлю. Представляешь? — Она отложила пилку и испытующе на меня посмотрела.

— Ма-а-а, ну что за глупости?

— Это ты, смотри, не наделай глупостей без меня.

— Так не уезжай.

— Не могу, Сонечка.

— Брось ты своего Игоря на фиг!

— Ты еще глупая и не понимаешь! Я его люблю.

— Все я понимаю! Что за любовь такая, когда ты за ним бегаешь?

— Вот сама влюбишься, тогда поймешь: стоит за кем-то бегать или нет!

— Не влюблюсь, — буркнула я.

В ответ мама презрительно расхохоталась. А я прошмыгнула на свою половину — за шкаф. Голубоватые блики плясали по стенам, оставляя угол возле печи совсем темным, и это было так неприятно, словно оттуда таращилось нечто враждебное.

Стараясь не выпускать печь из виду, я стянула носки, сбросила брюки. А когда вынырнула из своего любимого черного лонгслива со звездой на груди, то почувствовала жуткий холод. Я снова глянула в угол — в непроглядной тьме проявились очертания силуэта! Там кто-то был! Я завизжала и бросилась к маме. Она вскочила с дивана, и я обхватила ее. Меня била крупная дрожь. Мама попыталась отстранить меня, но я не могла разжать руки и лишь крепче жалась к ней.

— Там кто-то есть, — наконец пролепетала я.

— Где?

— У печки. Кто-то стоит. — Зубы отбивали чечетку.

Маме удалось оторвать меня от себя, и она, наклонившись, принюхалась.

— Вы пили, что ли?

— Мама! — Я возмущенно оттолкнула ее. — Ничего мы не пили! Там кто-то есть!

Она еще раз подозрительно на меня посмотрела, потом подошла к выключателю, и комната ярко осветилась. Мама посмотрела за шкаф, а я выглянула из-за ее плеча. Угол был пуст. Металлическая печь стояла на своем месте, кованые узоры на ее боку отблескивали металлом, анимешные девчонки таращились огромными глазами и разевали непомерно большие рты.

— Это тебе из-за них померещилось, — мама кивнула на стену. — Не пора ли от них избавиться?

— Я тут спать не буду! — заявила я и, захватив пижаму, рванула за мамой на диван.

— Какая же ты у меня еще маленькая, Сонечка. — Она гладила меня по волосам, и рука ее двигалась все медленнее, пока не замерла.

А я лежала рядом с мамой, чувствуя ее свежий запах и теплый мягкий бок, и думала, что завтра же закрашу глупых анимешных принцесс на стене.