Купаясь в солнечных лучах. Часть 2

ЧАСТЬ 2.

Пролог.

Буду любить я тебя вечно.

Я говорю это, хоть ты и не слышишь.

Вечною будет любовь и бесконечной,

Новую жизнь нам любовь снова напишет.

Песня.

У каждого человека есть место на Земле, которое он называет своей Родиной. И это не всегда тот край, в котором он родился. Это такой уголок на свете, с которым он породнился каждой клеточкой своего существа, каждой каплей крови, всем своим естеством. Там, где в душе наступает покой и умиротворение, и он чувствует то самое, что называется одним простым словом - счастье.

Я сидела на берегу озера и, затаив дыхание, смотрела на его зеркальную гладь, в которой отражались снежные вершины, черные скалистые пики, стройные кедры и лиственницы, окаймляющие берега. Прозрачная ледяная вода и яркое обжигающее солнце на поразительной голубизне неба. Я вдыхала кристальной чистоты воздух, и мне казалось, что эта живописная величественной красоты природа - лучшее, что сотворил Бог на нашей грешной Земле.

Я прощалась, но смеяла надеяться, что не надолго. Мы вернемся сюда, обязательно вернемся. Только нужно закончить дела в том, другом мире. И если этот мир - рай, то тот, другой - ад. Но мы обязаны туда вернуться. Потому что в этот рай нас пока грехи не пускают. Мы заглянули сюда на минуточку, чтобы возвратиться свободными, искупив прегрешения, раздав долги.

Со вздохом поднявшись, я пошла вниз по тропинке, ступая по стелющемуся под ногами разноцветному ковру из мягчайшего мха, стараясь не оглядываться, чтобы не оставить здесь свое сердце. Но частичку души я уже тут потеряла. Еще долго ночами мне будут сниться горы с ледниками, стремительные реки с грохочущими водопадами и мрачные пещеры с их таинственной тишиной; тысячи лазурных, бирюзовых, синих, стальных озер в межгорных долинах, березовые рощи в предгорье и сказочные таежные леса.

Глава 1.

Добро пожаловать в ад.

Встречусь ли я с тобой - точно не знаю.

Хоть говорит мое сердце, что я с тобой встречусь.

Только разлука она штука такая,

Кого то лечит она, кого то калечит.

Песня.

В аэропорту меня встретил невысокого роста щупленький черноглазый парнишка, представившийся как Ури. Я его про себя тут же окрестила Уриком, впрочем, на этом немного растерялась, вспомнив фильм про Электроника. Урий - тоже неплохо.

Урик все время как-то то ли воровато, то ли опасливо озирался по сторонам, сбивая меня с мыслей о том, как бы его обозвать попроще. И так все дорогу до самой гостиницы. В конце концов, это начинало раздражать.

Мы остановились в еще мало-мальски сохранившей приличный вид части города у небольшого трехэтажного домика. Там знакомый старого адвоката забронировал для меня комнатенку. Обратный билет он протянул мне тут же, предупредив, что на все про все у меня три дня. Если ничего не выйдет, я обязана вернуться. Таков был договор с Зерахом. Три дня в зоне военного конфликта - и так большой срок, который он мне выделил, скрепя сердце. А может и не так уж сильно переживал за мою безопасность, просто не получилось визу на дольше оформить. Насколько я успела его узнать, Зерах Унгольд - довольно циничный, лишенный всякой сентиментальности человек. И абсолютно бесполезно анализировать мотивы его действий и поступков, также как и пытаться объяснить себе, почему он - единственный, кто не считает меня сумасшедшей.

Окинув унылым взором скудную обстановку номера и обшарпанные стены, я плюхнулась в кривоногое кресло, затертая засаленная обивка которого вызывала опасения испачкать брюки.

- Слушай, Урий, - он кинул на меня обиженный пронзительный взгляд, и я поправилась. - Ури. Зерах говорил, что тут обстановочка еще та. Но, вроде, пока все тихо, если не считать полнейшей разрухи, как во время великой отечественной поле бомбежки. Чего ты так кипишишься?

Урик решил спустить мою грешную душу с небес на землю:

- Сейчас действует режим прекращения огня. До трех часов дня по местному времени. Одевайся, - сразу без перехода, протягивая мне некое камуфляжное одеяние, каску и бронежилет, добытые из шкафа.

Видно, заранее подготовился. Понятно было, что ему очень хочется поскорее закончить с этой малоприятной и по всем параметрам нежелательной для него миссией. К экипировке прилагалось журналистское удостоверение и разрешение на въезд. Я задумчиво воззрилась на предложенное.

- Если бы не дядя Зерах, - торопливо пояснял Урик, - Я бы с тобой вообще связываться не стал. Куда ты лезешь? Тут одни бомбежки, смерть, кровь. Власти вообще потребовали не допускать сюда женщин европейского происхождения. Мне с трудом удалось пришвартовать тебя к группе безбашенных репортеров. У них получилось скинуть с хвоста местные службы безопасности. Они арендовали себе микроавтобус, нашли “проводника” из местных, который может послужить им переводчиком в случае необходимости, поможет передвигаться по стране. Переодевайся. Сейчас я вас познакомлю и все: умываю руки. Я на такое подписываться не собираюсь… Ты хоть понимаешь, что тут жизнь твоя ломанного гроша не стоит? Ладно, жизнь, но ты же - женщина.

Вот здесь я немного офигела, но вовремя вспомнила, что у многих национальностей, помимо моей, особенно у южных, поруганная честь женщины - вещь весьма серьезная.

Терпеливо дождавшись, когда я нацеплю обмундирование, повозмущаюсь насчет бронежилета и категорически откажусь от каски в пользу прически, Ури потащил меня в машину. Мы долго петляли по узким улочкам. Полуразрушенные здания зияли темными проемами выбитых окон и снесенных дверей, повсюду валялись обломки кирпича и щебня, горы мусора. Обозреваемая местность выглядела призрачно зловеще. Но особенно леденящей кровь жутью была тишина. Словно все либо вымерли, либо затаились. Все вокруг кaзaлось глухим и безжизненным, кaк после эпидемии чумы.

В одном из переулков стоял старенький видавший и лучшую жизнь фургончик. Припарковавшись прямо за ним, Урик вылез из автомобиля и осторожно постучал в заднее окно автобусика. Его дверца чуть приоткрылась, и Урий скользнул ужом внутрь, втягивая меня на прицепе.

Там теснились четверо молодых мужчин и одна женщина.

- Это Анжелика, - оповестил присутствующих Урик.

- Леля, - поправила его я.

- Я - Георгий, можно просто Гера, - назвался самый старший по возрасту крупный светловолосый мужчина лет тридцати с хвостиком.

“Главный в группе”, - прокомментировала про себя, разглядывая его широкие плечи, мужественные черты лица, иронично изогнутые губы и насмешливые серые глаза.

- Это Митяй, - Георгий указал на высокого худощавого спортивного телосложения парня лет двадцати пяти, с хитроватым взглядом и вороватым выражением физиономии. - А это наша сладкая парочка: Юрик и Юлик. Молодожены.

Совсем юная девушка и парнишка не на много старше нее выглядели, как брат и сестра: оба небольшого роста, рыжевато-каштановые, круглолицые.

- Странное вы место себе выбрали, чтобы провести медовый месяц.., - сказала это вслух?

- Ну, на медовый месяц еще заработать надо, - жизнерадостно сообщил Юрик, - а здесь неплохо платят, да и не скучно. Все веселей, чем несколько недель на пляже обгорать.

- Кому что.., - тихо заметила я, подумав про себя, что адреналин они явно не там ищут.

- А это наш гид - Кифа, - закончил свой перечень Гера, указав на особь арабского происхождения, инертно застывшую в уголке этого катафалка.

- Ну, я пошел, раз вы тут уже познакомились, - пискнул Урик где-то у выхода и выскочил наружу.

- А твой друг не робкого десятка, - со смехом заметил Митяй, - сразу видно, беспокоится за тебя сильно.

- Он мне не друг, - поправила я “коллегу”, - сегодня первый раз встретились. Свою миссию выполнил - и свободен. Я без претензий.

- Он сказал, ты своего любимого разыскиваешь? - прищурившись, спросил старший мужчина.

- Да, - смутилась. - Я должна его найти… Должна! Понимаете?

- Уважаю, - обронил грустно Гера. - Моя меня даже из армии не дождалась.

Вдруг этот лирический момент прервала донесшаяся издалека канонада. Автоматные очереди, взрывы, одиночные выстрелы.

- Понеслось, - радостно прокомментировал Юрик.

А я съежилась, сразу поняв поведение Ури, и осудив себя за нелицеприятные мысли об этом. Как-то не очень хочется погибать молодой, тем более теперь, когда я почти нашла Риза, когда так близка к тому, чтобы вновь обрести утерянное счастье. Оно и понятно: если рискуешь за идею или из-за любви. Но просто так подставляться… Я бросила укаткой взгляд на сладкую парочку. Это уже фанатизм. Что движет этими моими новыми знакомыми? Неужели за деньги нужно так глупо играть со смертью?

- И вы не боитесь? - прошептала едва слышно, - Они же и в нас стрелять будут. Причем и те, и другие. Мы же ничьи.

- Много ты понимаешь, - оборвал меня Митя. - Мы - гражданские европейской наружности. Тут такие - только журналюги. Не тронут. Им-то еще выгодней, чтобы писали. О том: как есть. Мы и поехали снимать репортаж сюда, несмотря на огромный уровень опасности в этом городе. Даже настаивали на необходимости этой поездки, чтобы как можно полнее показать истинную картину происходящих в этой стране драматических событий. Этим принципом нужно руководствоваться всегда. Чтобы снять сложный и интересный репортаж. Иначе не выделиться из толпы. Иначе, ты - общая серая масса, о которой никто не то, что не говорит, даже не помнит.

- Пошли! - скомандовал Гера, направляясь к дверке автобуса, прерывая эти пространственные подробные объяснения.

- Куда? - выдохнула я вслед последнему, покидающему средство передвижения.

Ответом мне была захлопнувшаяся дверь микроавтобуса.

Рядом с машиной прогремел оглушающий взрыв. Отчего ее отнесло к бордюру, и она покачнулась. Я сгруппировалась, предчувствуя крушение. Но его не произошло. Каким-то чудом, покачавшись, эта телега смогла удержать равновесие. На ручник не поставили? Без разницы. Эта консервная банка при обстреле насквозь светиться будет. Сказать, что мне было страшно, не сказать ничего. Мне было очень, очень страшно.

Я не могла больше оставаться тут одна. Хотя меня никто за собой и не звал… Ну, правда, мне то что там надо, в этом адском вареве? Прошмыгнув на улицу, я тут же распласталась на дороге: наверное, не зря по настоянию Шурика посещала тир. Успела привыкнуть к яростным хлопкам выстрелов, обрушившимися на меня вместе с остальными звуками, составляющими шум неистового отчаянного боя, развернувшегося в так внезапно ожившем городишке. Иначе у меня сейчас только от одного этого гула, олицетворявшего собой смерть, уже наступила бы полная необратимая каталепсия.

Периодически выглядывая из-за угла здания, что-то бурно вещая на камеру, на противоположной стороне улицы стоял Георгий, отчаянно жестикулируя и надрываясь перед Димой, который эту камеру держал. “Вот придурки”, - проскрежетала я, ползком, попластунки, на карачках, продвигаясь к ним. - “Тикать отсюда надо. Завалят всех ненароком и похоронят в общей братской могиле…”

Вскочив пружинисто рядом с ребятами, я намертво вцепилась скрюченными пальцами в рубашку Митяя, судорожно хватая воздух пересохшими губами и пытаясь что-то донести до этих отмороженных.

Митя нервно в запале отмахнулся от меня, своей сильной рукой оттолкнув далеко в сторону. Я, скоординировав свою тушку моментально, спасибо вредятине Сане за тренажерный, хотела было броситься обратно в неравный бой за здравомыслие, но тут прогремел оглушительный взрыв, сметая все: голоса, звуки, тела…

Глава 2.

Лишь дьявол в этом месте прав, он будет палачом.

Буду любить я тебя вечно,

В следующей жизни с тобой, может я встречусь.

И говорят, что разлука лечит.

Только разлука сама и есть эта вечность.

Песня.

Сколько я времени была без сознания, точно не знаю: может меньше минуты, а может несколько минут. Потому, что когда я открыла глаза, все оставалось по-прежнему: где-то за углом продолжалась перестрелка. Канонаду прерывали редкие взрывы. Лимонками перекидывались, как снежками.

Затылок был липкий от крови. Им я основательно приложилась к стене, когда меня отбросило взрывной волной. Предплечье правой руки жгло огнем, по пальцам стекала и мерно капала на асфальт теплая красная влага. Скосив глаза, я увидела торчащий из раны осколок, застрявший в кости. Здоровой рукой ощупав себя на предмет прочих повреждений, установила: разбитая голова и раненная конечность - это, пожалуй, все. Пока легко отделалась. Могло быть и хуже. Мысли текли как-то вяло. Голова кружилась, подташнивало.

Сбоку раздался стон. Повернувшись на звук, обнаружила ребят. Митяй сидел на земле в луже крови, пытаясь пережать пальцами сосуд на ноге, из которого алыми толчками хлестала вязкая жидкость. Гера лежал на спине, одним остекленевшим глазом уставившись в небо. Другой глаз и вся половина лица превратилась в жуткое месиво… Меня мучительно вырвало.

Желудок сводило спазмами, но голова немного прояснилась.

- Надо валить отсюда, - скрипуче выдавила я, обращаясь к Мите.

Гера, понятное дело, свалить уже никуда не сможет. Как-то не укладывалось в мозгах, сознание отказывалось отчетливо воспринимать происходящее. Вот был здоровый молодой мужчина, который несколько минут назад говорил со мной, двигался, дышал. А теперь это изуродованное взрывом тело, которое неизвестно сколько еще пролежит тут. Суровая очевидность постепенно выползала на первый план: никому в этой стране до нас нет дела. Никто не поможет. Надеяться нужно только на себя. Сами влезли - сами и выпутывайтесь.

Митяй в ответ хмыкнул, судорожно сглотнув. Бледное лицо исказила гримаса боли. И самой ясно, что задача трудно выполнимая. Ну, нужно попытаться. Что тут ждать? Еще одного снаряда?

Потерев глаза, чтобы смахнуть кровавую пелену, встала на четвереньки и, опираясь на здоровую лапку, стала передвигаться в сторону парня, печально жалобно заскулив, как хворый щенок. Все тело болело, башка гудела, как медный колокол, а раненную руку, я, кажется, уже не чувствовала. Хотя нет, временами ее пронзало тысячами кинжалов.

И почему я раньше, когда все было крайне плохо, тупо думала, что хуже уже не будет, утешаясь этой мыслью? Оказывается, очень даже будет. Есть. И самое обидное, по своей доброй воле и беспредельной глупости сама обрекла себя на все это.

Разорвав рубашку Митяя на лоскуты, нам совместными усилиями в три руки получилось перетянуть его ногу и худо-бедно перевязать рану. Повязка на глазах намокала. Кровотечение не удалось остановить до конца, лишь немного ослабить. Я застонала.

- Теперь ты, - парень без предупреждения резко выдернул осколок из моего тела.

От оглушительной боли, внезапной, как вспышка и такой же ослепительной, я завизжала на всю улицу. Митя хрипло выругался. И сама уже осознала, что выдала нас с головой. За углом здания был слышен топот ног, направляющихся в нашу сторону, и грубая иностранная речь.

- Бежим, - прошептал мой товарищ по несчастью, и тяжело поднявшись, кое-как заковылял прочь, опираясь на стену здания и подволакивая ногу. Я трепыхнулась за ним. Мы ввалились в какой-то подъезд. Лестница, ведущая наверх, была обрушена. Митя опять выдал заковыристую нецензурную лексику. Оступившись, он кубарем покатился вниз, по узкому проему, ведущему, по всей вероятности, в подвальное помещение. Зажмурившись, услышала глухой удар его тела обо что-то, что могло быть выходом или входом. Очень хотелось надеяться, что катился он недалеко.

Повторять этот трюк было бы глупо, поэтому я осторожно стала спускаться следом, стараясь не пропустить ни одной ступеньки.

- Мить, - позвала тихо, - ты живой?

- Здесь я, - какое облегчение услышать его голос. - Давай сюда двигай. Быстрей.

В самом конце узкого лестничного пролета находилась железная дверца, за которой мы и поспешили скрыться. И весьма, надо сказать, вовремя. Потому что вслед нам киданули гранату. Дверь оказалась на удивление крепкой. От ужаса я рухнула на колени, завыв так жалостливо, с надрывом. Парень упал рядом, вторя мне злым рыком.

- Мить, за что они так? Что мы им сделали?

- Ничего, - был мне ответ. - Они вообще не знают, кто мы. Да и не хотят знать. Эта гражданская война, понимаешь? Кто не с ними - все враги.

Интересно: соображал ли он, что сейчас сам себе противоречил. Еще недавно убеждал меня, что нас не тронут. Или сам себя таким способом пытался “успокоить”?

- И что же делать?

- Ждать. Как только наверху все стихнет, выберемся отсюда. Нужно тебя перевязать, крови много теряешь. Ослабнешь…

Парень достал из кармана фонарик и осмотрел наше убежище. Окон не наблюдалось, как и других дверей, кроме той, через которую мы сюда проникли. Трубы тянулись вдоль всего помещения. Было прохладно и сыро. В скупом свете маленького осветительного прибора я заметила, что повязка на бедре Митяя насквозь пропиталась кровью.

- Ты на себя посмотри, - обреченно вздохнула. - Тебе помощь нужнее.

Митя сосредоточенно сжав губы, перевязывал мне предплечье в узком свете фонарика, который я держала свободной рукой.

- Надо бы швы наложить. Тебе тоже. Аптечка в фургоне осталась. Нам туда сейчас не добраться, - радовал он меня.

- Ну что же делать?!

Закончив процедуру, парень достал телефон.

- Юрик с женой должны были нас страховать, - он принялся набирать номер.

Никто не отзывался. Митяй набирал снова и снова, и все с тем же успехом.

- Может, они тоже погибли? - прошептала я, сама испугавшись своего предположения.

А в ответ тишина. Видимо, он тоже про это думал, но не хотел меня еще больше расстраивать. Да о чем это я? Разве можно опечалиться еще больше? Где-то мерно подкапывала вода…

Больше рассчитывать было не на кого. И почему было не догадаться взять номер Урика? Хотя, если как следует поразмыслить, он вряд ли станет рисковать своей шкурой, выручая нас из беды. Ясно же сказал, что умывает руки, честно дал понять, что не собирается ввязываться во всю эту авантюру, навязанную ему мной и “дядей Зерахом”. Да и телефона у меня с собой не было. Сумку, вместе с остальными вещами и документами, оставила в автобусике. А по карманам рассовывать всякие мелочи у меня привычки не было. Возможно, зря.

- А зачем они вообще с вами поперлись? Совсем молоденькие еще, - наступившее затишье угнетало.

В глубоком могильном безмолвии и полной темноте было жутковато. Запах прели, крови и ограниченное пространство. Непрекращающаяся острая боль в руке, затылке и разбитых коленях. Невидимые стены давили. Хорошо, что не страдаю клаустрофобией, а то бы уже билась в истерике.

- Юля напросилась с нами, чтобы найти свою старшую сестру. И Юрку уговорила. Ее сестра пропала практически сразу после их свадьбы в этой стране, где-то в горах. Инга поехала в неожиданно подвернувшуюся командировку. Давно мечтала сделать какой-нибудь яркий горячий репортаж, - сбивчиво рассказывал парень. - Пока ждали известий, пока добивались визы на въезд, собирали команду, прошел еще месяц…

С моей стороны раздался сдавленный хохот, перешедший во всхлипы.

- Замкнутый круг какой-то. Люди пропадают, их ищут. Те - кто ищет, тоже пропадает. Прямо бермудский треугольник какой-то. И мы тут с тобой тоже сгинем. “Как в Бермудах, навсегда”.

Митяй опять набрал вызов. Телефон скорбно запищал, извещая о заканчивающейся зарядке аккумулятора.

- Я пойду и посмотрю, что там, - уведомила я парнишку тоном, дававшим понять, что возражения бесполезны. - Аптечку притащу, на крайняк.

Дверь не открывалась, сколько над ней не билась.

- Взрывом завалило, - констатировал сей удручающий факт Митяй.

- Капец, - проскулила я и опустилась на пол.

Нервы окончательно сдали, и я, не задумываясь о том, что парня бабьи сопли могут добить окончательно, разревелась. Плакала и плaкaлa, совсем кaк мaленькaя, всхлипывaя и зaвывaя.

Истерика пронеслась, как ураган, забирая с собой крохи оставшихся силенок.

Испуганно вздрогнув всем телом, я проснулась. Неужели мне удалось задремать? Во тьме было слышно хриплое дыхание Мити. Он жив! Еще жив.

- Митя… Мить, - позвала его.

Он не отзывался. Тогда я поползла в том направлении, откуда Митяй подавал признаки жизни в виде своего судорожного дыхания. Наткнувшись рукой на фонарик, я посветила на парня. Он был без сознания, все мои попытки привести его в чувства - безрезультатны. Телефон умер.

“Это конец”, - вывел мой мозг четкими печатными буквами.

Глава 3.

Из огня да в полымя.

Спаси, прошу, меня от ледяных ночей.

Я в этом мире без тебя - ничей.

Сменяют зимы вёсны,

И стало как-то сложно дальше.

Мы не сберегли друг друга от потерь.

Песня.

В наступившем безмолвии где-то гулко падали капли воды в лужу, и этот звук сводил меня с ума.

- Риз, - позвала я в пустоту, скорее механически, по привычке.

Голос, пропавший во тьме, заставил только острее почувствовать свое одиночество, отчего стало еще тоскливей. Прекрасно же понимала, что никто не придет, и я умру тут от холода, голода и жажды рядом с трупом молодого мужчины, в котором уже едва теплилась жизнь. Помощи ждать было неоткуда.

Нет, умереть от жажды мне точно не грозит. Ведь есть же здесь вода! Только вот где? Под ногами сухо. Пить хотелось мучительно. И я все ждала, что же пересилит: боязнь скончаться от дизентерии или же элементарная физическая потребность наполнить свой организм влагой.

Подняв фонарик, решила все же отправиться на поиски так раздражавшей меня капели. В стене, там, где в проем уходила труба, частично кирпичная кладка обвалилась. За этой дырой и находился источник звука. Отверстие было достаточно большим, чтобы можно было попытаться протиснуться в него. С бронежилетом пришлось расстаться.

Ободрав бедра и задницу, самые выдающиеся части моего хлипкого тельца, которые никак не хотели пролазить, я плюхнулась в жидкую грязь по ту сторону стены. Фонарь, упав в воду, потух. Похоже, навсегда.

Пошарив рукой вокруг себя, нащупала холодный металл. Видимо, труба. Тут же по моим пальцам промчались маленькие когтистые лапки. Я заверещала от ужаса. Крысы! Тут ими все кишело. Вокруг раздавалось попискивание и пугающие шорохи. Кожей ощущала их беготню и возню. Слышала, что эти мерзкие существа бросаются на слабых и раненных, особенно явно чуют кровь. Тем более, когда их много. А я одна, совсем ослабевшая. От усилий и последующего падения рана опять открылась. Теплая влага струилась по предплечью, рукав насквозь пропитался ей.

Впадая в панику, подхлестываемая страхом, бросилась в темноту, не разбирая дороги. Под ногами хлюпала вонючая жижа. Споткнувшись обо что-то, я с разгону рухнула вниз, уткнувшись в нее лицом. Ногу словно прострелило.

С трудом приняв сидячее положение, ощупала конечность. Лодыжка стремительно опухала. Нужно было двигаться. Боль полыхала во всем теле, одурманивая разум. Хотелось упасть в липкое, пахнущее болотом, месиво там, внизу и отключиться. Но одна только мысль, что в мою плоть будут вгрызаться маленькие отвратительные существа, подстегивала на подвиги. Пошарив рукой вокруг, я наткнулась на слизкую от влажности стену и, цепляясь за нее, стала продвигаться вперед, старательно отгоняя пытающиеся захватить меня отупение и инертность.

Завернув за угол, обнаружила мерцающий тусклым светом дверной проем в конце коридора. Какое счастье, что еще не наступила ночь. Когда я приехала в эту страну, было ранее утро. Неужели весь этот нескончаемый кошмар происходит в течение одного дня? Мне казалось, что тут я уже вечность. Будто бы это дурной сон, который никак не собирался зaкaнчивaться.

Неимоверными усилиями, обливаясь холодным потом и одновременно дрожа от наступившей вечерней прохлады, безжалостно выхолаживающей мою мокрую одежду, стуча зубами, я добралась до выхода из этого жуткого лабиринта.

На город спустились сумерки. С наслаждением вдохнула воздух вновь обретенной свободы со смешанным запахом пыли, дыма и чего-то еще, неуловимого, не поддающегося определению, но дающего понять, что я тут чужая. Чужестранка в далеком страшном иноземном крае, которой здесь нечего делать. Меня никто сюда не звал. Возникло ощущение враждебности этого чуждого мира, как будто каждый камень, каждая былинка желала мне зла.

Вовремя возник вопрос по существу: что делать дальше? Нога повиноваться отказывалась. При попытке на нее опереться, лишь усилием воли удалось сдержать рвущийся изнутри вопль. Я стиснула зубы, уже по опыту зная, что привлекать к себе внимание чревато боком выходит. Торопливо оглянулась в поисках какого-нибудь предмета, который можно было бы использовать в качестве костыля. Впрочем, все зря. Через мгновение мне в затылок уперлось дуло какого-то огнестрела, и прозвучала грозная команда на иностранном языке, которого я, понятное дело, не понимала.

Из всех щелей, как тараканы, стали выползать смуглые черноглазые мужики в арабских платках и камуфляже, обвешанные всевозможными атрибутами войны. “Ну вот, приехали”, - пронеслось обреченно в голове. - “Теперь ты попалась в лапы группе вооруженных повстанцев. Еще неизвестно, что хуже: быть замурованной в подвале, или попасть в плен к этим дикарям”.

Я окаменела от страха, окруженная грубыми, неотесанными и неуравновешенными людьми, чье нахальные физиономии выражали хищное удовольствие при виде моей беспомощности и беззащитности. Чувство превосходства, вседозволенности и власти над несчастной жертвой, имевшей глупость попасться им, читалось в этих жгучих южных глазах.

Ко мне подошел крепкий, словно отлитый из стали, с бычьей шеей тип и поднял к верху за подбородок мое испачканное лицо, чтобы рассмотреть его в скупом сиянии уходящего солнца. Жалкое, должно быть, я представляла из себя зрелище. Чумазая и окровавленная, трясущаяся, в порванной грязной одежде.

Где-то глубоко внутри теплилась надежда, что они на меня не позарятся, решив, что я слишком жалкая добыча. Снова мимо. Разглядев в следах, оставленных на моем бренном теле последними бурными событиями, русые локоны и светлые глаза, они сразу определили во мне европейку. Что-то активно между собой обсудили и, плотоядно рыская глaзaми по хлипкой фигурке, явно пришли к какому-то решению. Оставалось надеяться, что насиловать не собираются. Ну не настолько же они одичали, чтоб на такое соблазниться. С бесстрастным лицом, рaспрaвив плечи и всеми силами пытаясь скрыть свой отупляющий ужас, я ожидала приговора.

Перед глазами летали черные мухи, сознание уплывало… “Держаться нету больше сил”, - металлическим голосом пропели в моем мозгу чувства словами из старого мультика. А дальше… Дальше ничего.

Странно… Какие ужасы иногда снятся. Правильно мне Татьяна говорила: нельзя есть на ночь, тем более тяжелую пищу. Дискомфорт организма в купе с непреодолимым желанием спать рождает кошмары.

Как сквозь вату, я пробивалась к голосам, вонзающимся, вкручивающимся в мои виски, как бытовая дрель. Вы когда-нибудь слышали этот звук? Словно мозг дробят.

- Она умерла? - нежный обеспокоенный голос, знакомый, но даже тихий и мелодичный, он меня убивал.

Я не желала всплывать, жаждала остаться там, в своих грезах. Но звуки безжалостно пробивались сквозь плотную занавесь.

- Нет. Дышит, - это Юрик. Юрик!

Я открыла глаза, тут же зажмурившись от обжигающего света, казалось бы, и не такой уж яркой лампочки, одиноко висевшей посреди потолка. Это они! Сладкая парочка! Как же я рада их видеть живыми и относительно здоровыми, если не принимать во внимание синяки и ссадины. Удручало только одно: мы сидели в комнате заброшенной покинутой квартиры, о чем говорил беспорядок, царивший вокруг. Кто-то тут собирался в жуткой спешке, складывая все самое необходимое, оставляя нажитое и неподъемное. Сокрушало то, что мы все трое были привязаны к крепким стульям, на которых и расположились.

- Юра, Юля! Вы Живы! - хрипло, но громко выдала я.

- Юраша, она живая, - взвизгнула счастливо девчонка, радуя своей адекватностью на фоне сложившихся обстоятельств.

- Где Гера и Митя? - паренек мыслил не только четко, но и в нужном направлении.

Закрыв глаза, едва внятно прошептала:

- Геры больше нет. А Митя… Митя.., - из глаз потекли слезы.

Вот уж не думала, что в человеческом организме такие запасы жидкости. Пить хотелось до новой потери сознания. Нельзя так над людьми издеваться. Борясь с надвигающимся туманом, я пересохшими губами поведала свою эпопею. В ответ молодожены мне рассказали, как попались практически сразу же. Они решили проявить инициативу и надыбать что-то свое. На том и погорели, взятые в плен боевиками.

- Зачем мы им? - задала, наконец, я самый первоочередно терзавший меня вопрос.

- Скорее всего, выкуп потребуют, - рационально пояснил Юра. - Обычная практика. Мне только одно непонятно: почему за Ингу никто ничего не просил?

- Инга - моя сестра, - объяснила тут же Юля. - Ее мы месяца три разыскиваем.

- Знаю, - у меня начиналась лихорадка, бросало то в жар, то в холод, - Митя рассказал. За нас тоже выкуп? - Слова уже никак не слушались и текли сами по себе в разнобой.

- А у тебя богатые родственники есть? - спросил озадаченно парень.

Меня вроде бы на такой простой и очевидный вопрос вдруг неожиданно пробрало так, что мои “сокамерники” даже ошалели. Офигительное должно быть зрелище: ободранное, замызганное, едва живое создание предположительно женского пола ржет сдавленно, но от этого ничуть не менее заливисто над такой последовательной и разумной попыткой прояснить ситуацию.

- Я и есть самый богатый родственник, - выдавила сквозь горловые позывы, - чуете, в чем фишка?

- Писец, - пробормотал Юра.

- Аут, - прокомментировала Юля.

Ну, разве не смешно? Я кинулась, ломая ноги, выручать из беды любимого, а в результате придется выручать меня.

Дверь в маленькую комнатушку со стуком отворилась, и в нее зашли наши тюремщики во главе с тем самым большим мужиком, который рассматривал меня вначале на предмет ценности моей персоны.

Глава 4.

Не в деньгах счастье.

Но вспять безумцев не поворотить,

Они уже согласны заплатить.

Любой ценой - и жизнью бы рискнули,

Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить

Волшебную невидимую нить,

Которую меж ними протянули…

Песня.

Вслед небритым здоровяком, судя по поведению, главарем этой шайки, в помещение ввалились еще трое бородатых мужчин, одним из которых был уже знакомый мне толмач Кифа. Ну, тут все ясненько: и нашим и вашим давай спляшем. Быстренько же он меняет клиентов. Все верно: мы-то уже ему заплатить не сможем. Точнее, сможем, но не ему. Только бизнес, ничего личного.

- А чего они все такие заросшие? - полюбопытствовала шепотом я у Юрика.

- У них бриться перед боем считается плохой приметой, - также тихо пояснил тот.

Похитители молча застыли напротив нас, внимательно разглядывая всю троицу. Мы тоже сидели, ни произнося ни слова, в свою очередь рассматривая их, пытаясь разгадать, какую угрозу они с собой принесли. Юлька безмолвно рыдала, ее муж замер в оцепенении, не зная, как подбодрить женщин. Ему и самому поддержка бы не помешала. Что касается меня, то сил на проявление каких-либо чувств уже не было. Ощущая себя совершенно больной, я впадала в полное безразличие ко всему происходящему, неумолимо погружаясь дремотное инертное состояние, притупляющее боль и жажду. Через некоторое время вожак кивнул переводчику, и Кифа начал методичный допрос на очень плохом русском, нацеленный на выяснение платежеспособности каждого. Юра угадал. Мы их интересовали лишь, как предмет торга, некий товар, который можно будет обменять на денежные знаки.

Таким образом, после продолжительной игры в вопрос-ответ, затрудненной языковым барьером и стремительно нарастающей паникой плененных, бандиты установили, что у молодой пары денег нет. Они приехали сюда сами в надежде заработать. Их родители и родственники никакие не олигархи, и даже не особо богатые люди. Живут от зарплаты до зарплаты. Да и продавать кроме крохотной квартирки в совсем не престижном районе и старенькой машины больше нечего. Но и на это потребуется некоторое время.

Главарь, криво усмехнувшись, ловко, привычным движением выхватил из-за пояса нож и, оттянув голову Юльки назад за волосы, прижал острое лезвие к ее горлу, как раз там, где пульсировала тонкая голубая жилка. Девушка смертельно побледнела, ее глаза раскрылись так широко, что, казалось, заняли пол лица. Но она не издала ни звука, по-видимому, онемев от страха. Мое горло также перехватило, я умоляюще смотрела на Юру. В его взоре плескался безумный ужас, на глазах выступили слезы. Всем было понятно: держать тут бесполезных пленников никто не станет. Лишние проблемы им ни к чему, также как и лишние рты.

- Не трогай ее, умоляю, - прохрипел парень. - Я найду деньги.

От жуткой боязни за жизнь своей жены, он совсем осип, на его лбу выступила испарина. Парнишку колотило так, словно это у него, а не у меня была лихорадка.

Бандюги удовлетворенно довольно заухмылялись, всем своим видом показывая, что ломать подобным образом пленников им не впервой. В конечном счете, исход партии предсказуем: платят все - и столько, сколько требуется.

Юрик тут же пообещал, что сможет насобирать нужную сумму, набрав в долг у друзей и знакомых, располагавших свободными средствами. Меня всегда удивляло вот что: почему все злодеи и преступники, как правило, являются отличными психологами. Всегда быстро найдут самое уязвимое место, ахиллесову пяту у своей жертвы, умеют тонко играть на самых чувствительных струнах человеческой души. Вот и сейчас они сразу определили, что Юра из-за жены в доску разобьется, не бросит, не сбежит. Принесет лаве.

Итак, парня было решено отпустить. Его отвязали, и один из повстанцев придал Юрику ускорение в сторону выхода толчком в спину.

- Митя, - успела крикнуть ему вслед, напоминая о судьбе друга, коллеги и товарища по несчастью.

Очень надеялась, что Юра успеет, и этот безбашенный отчаянный молодой человек еще сможет прожить долгую полноценную жизнь, принимая во внимание ошибки прошлого и не влезая больше ни в какие передряги.

Мы с Юлей остались вдвоем против кучки диких озлобленных мужиков, явно не отличавшихся особым уровнем интеллекта, воспитания и пренебрегающими всяческими моральными устоями. Нет, может, конечно, у них и были какие-то свои принципы, недоступные нашему пониманию, но в расчет их принимать не стоило.

Все внимание перекинули на меня. Вот тут они зашли в тупик и что-то долго обсуждали на непонятном нам своем варварском языке.

- Чего это они? - чуть слышно выдохнула постепенно приходившая в себя Юлик и начинающая всерьез беспокоиться за меня.

Подозреваю, вовсе не из-за внезапно вспыхнувшей горячей любви к едва знакомой девушке, сколько из-за страха остаться совсем одной с этими отморозками. Возможно, напрасно я так про нее, но если учесть то состояние, в котором я пребывала, стоит простить столь циничные мысли. Мои зубы выбивали барабанную дробь, а пересохшие губы потрескались. Глаза слезились, испарина вызывала еще больший озноб, а лицо и уши контрастно горели. Рук, связанных за спинкой стула, я уже не чувствовала. И это радовало. К острой пульсирующей боли мозга, изводящей ноющей боли в районе лодыжки и ступни, еще и этой не хватало.

- Наверно, совещаются насчет того, что меня милосерднее пристрелить, чем связываться, - вяло откликнулась я. - До выкупа все равно не доживу, а за труп им никто не заплатит.

- Боюсь, ими вовсе не милосердие движет, - справедливо заметила Юля.

И оказалась права.

- Ты дэнэг многа? - осведомился у меня Кифа с подачи главного.

- Многа, многа, - поспешила успокоить я его и все собрание. Или наоборот?

Они опять начали спорить меж собой.

- Кта можить запалатит? - последовал следующий пункт теста.

- Я могу. Сколь надо?

Чего, не слышат еще, как птица обламинго над ними крыльями хлопает?

- Кто ты? - во тупые…

- Я - единоличная владелица фирмы и всего прилагающегося к ней бабла, и только я могу снимать огромные суммы с активов, - ну и завернула, вроде бы проявляя сострадание к их скудоумию, а в итоге задумавшись, сможет ли Кифа переварить такую выкладку, и тем более перевести.

- Пить хочу, - упрямо и ершисто добавила к выше изложенному, добивая агрессоров своей безаппеляционностью.

Пить мне сразу же принесли. Очевидно, толмач все же проглотил расклад, и банда прикинула, в какую малину она попала. Алчно припав к бутылке свежей прохладной воды, которую поднесли к моим губам, я раздумывала, как они собираются вести борьбу жадности со смертью. Несомненно, мне нужна основательная медицинская помощь, которой они не располагают. Там в подвале в рану попала какая-то инфекция, что вовсе не удивительно, учитывая антисанитарные условия, в которых осуществлялась перевязка, и жаркий климат. У меня началось воспаление, возможно, даже сепсис. Нужен хирург и антибиотики. Ни того, ни другого они не имеют в наличии, но денег хотят. Меня опять на хи-хи начинало пробирать. То ли настолько неоднозначной была ситуация, то ли разум помутился от жара и боли. Единственное, что мне в данный момент хотелось, это забыться. Отстраниться от страданий и ломоты, которая поглощала все мое естество, нырнуть в океан забвения.

Мучители неожиданно покинули помещение, так и не придя к обоюдному согласию. Вот это задачку я перед ними поставила! Вожак, судя по всему, был за то, чтобы меня шлепнуть и не заморачиваться: нет человека - нет проблемы. Другие требовали денег. Мое здоровье заставляла желать лучшего. Медика в наличии не было. Вот парадокс.

Интересно, смогут ли они примирить здравый смысл и жажду наживы.

Вокруг здания, где находилось место нашего заключения, шла стрельба. А мы сидели там беспомощные, привязанные, неспособные ни на какие действия. За окном темнело. Странно, за все прошедшее время я ни разу не подумала о Ризе…

Глава 5.

Дорога в никуда.

Мы в пyти всегда,

Смеpть идет за нами следом,

Hо спасает Бог нас каждый pаз.

Именем Хpиста нас ведет звезда,

Краешком земли, к любви.

Hад обpывом дней гоним мы своих коней

И летим к любви в кpови.

Песня.

- Леля! Лель! - настойчиво вырывал меня из беспамятства голос Юли.

Тяжело разлепив веки, жмурясь (свет причинял боль воспаленным глазам), я уставилась на товарку по несчастью.

- Чего тебе? - вздохнув, поинтересовалась у нее.

- Ты не сиди так тихо, - попросила меня девушка, - а то мне все кажется, что ты умерла.

Неожиданно внутри меня всколыхнулась злость: на нее, на себя, на всю эту жестокую абсурдную жизнь.

- Может песню тебе спеть? - ожесточенно прошипела я. - Ну, так, чтоб не скучно и не страшно было?

Юлька всхлипнула:

- Я пить хочу…

- А чего ты у них не попросила, когда мне воды приносили? Думаешь, здесь пятизвездочный отель? И тебя каждые пять минут будут спрашивать: “Не хотите ли чего? Достаточно ли вам комфортно?”

- Я их боюсь…

Девчушка окончательно упала духом и залилась горючими слезами, икая и поскуливая.

- И в туалет, и помыться… Есть хочу.., - игнорируя мой настрой, продолжила она заунывный перечень своих желаний в перерывах между всхлипами.

- Ты все записала? А то учти: где я тебе потом шампанское с фруктами и мужика в два часа ночи найду? - совсем озверела я.

Наверняка, задумав меня добить окончательно из мести, или чтобы не мучилась, Юля протяжно препротивно так завыла.

- Послушай, - увещевала я ее примирительно, тут же сдавшись, - люди на такой жаре без воды могут двое суток протянуть. За это время террористы про нас обязательно вспомнят. Во-первых, им выгоднее продавать живых, нежели мертвых. А во-вторых, они должны закрыть вопрос со мной. Я без лекарств и этих двух суток не протяну.

Испугавшись еще больше того, что ей придется сидеть тут наедине с трупом, напарница усилила громкость. Видимо, чем крепче нервы у человека, тем больше соблазна для окружающих проверить их на прочность. Ну, кто меня за язык тянул? Уж лучше помолчу. Все равно слова какие-то не те находятся…

Погружаясь в болезненный сон под аккомпанемент рева и жалобных причитаний, я мечтала больше не просыпаться.

Все-таки проснулась. И обнаружила, что была права. Нам нанесли визит те же самые типы бандитской наружности, которые допрашивали нас накануне. Проявив поистине поражающую мой воспаленный разум доброту, похитители отвязали обоих от стульев и разрешили посетить туалет. Юльке пришлось волочь меня на себе. Даже туда она одна сходить не отважилась.

После скудного завтрака, состоящего из воды и черствых лепешек, во время которого с нас не спускали глаз, мне сделали знак двигаться к выходу. Перемещаться самостоятельно я не могла. Не переставляла удивляться, когда же исчерпают себя резервные силы организма, с помощью которых мне еще удавалось удерживать себя в сознании. Одному из бандитов пришлось перекинуть мое горящее жаром тело через плечо и транспортировать таким образом его в нужное им место.

Закинув не особо бережно меня в кузов стоящего на улице грузовика, похитители не стали утруждать себя связыванием, видимо, осознавая, что сбежать я просто не способна.

Я с трудом приподнялась на локте. Грузовик прыгал по выбоинам и ухабам, и от каждого толчка, сотрясавшего мой измученный болезнью и лишениями организм, его омывала волна жгучей боли. Болела каждая клеточка тела, начиная от макушки, заканчивая кончиками пальцев на ногах. Мозг, казалось, превратился в желе, некую полужидкую субстанцию, которая опасно плескалась в черепе, грозя вытечь через уши.

Хотелось вновь погрузиться в спасительно-гуманное бессознательное состояние, только чтобы прекратилась, наконец, эта жестокая пытка, которую уже невозможно было выносить.

Вспомнился анекдот про говорящую лошадь, которую периодически сбрасывали из-под купола цирка. Коронной фразой номера было то, что после очередного падения многострадальная изувеченная лошадь все равно поднимала голову и спрашивала: “Ну, когда же я сдохну?”

Я, похоже, живуча, как кошка, или как та самая пресловутая лошадь из байки с налетом черного юмора.

Любопытство - отличительная черта женщин и вышеупомянутых кошек. Оно живет само по себе автономно и проявляется порой весьма неожиданно, невзирая ни на какие обстоятельства и положения. Вот и тут оно возникло внезапно и заставило меня изыскать в своем израненном теле остатки жалких силенок и проползти в конец грузовика, чтобы посмотреть, куда это мы едем. Хотя, казалось бы, какая уже разница? Вряд ли мне суждено дожить до конца пути. И что меня ждет там, в этом самом конце? Скорее всего, конец. Простите за тавтологию. Это слово билось в моей голове уже вторые сутки.

Отодвинув непослушными дрожащими пальцами старый затерый брезент, я установила, что мы уже давно выехали из города и движемся по пустыне. Наверно, я какое-то время все же находилась без сознания. Солнце нещадно палило. Было ощущение такой сухости во рту, что, чудилось, еще немного и небо потрескается.

С одной стороны они проявили неожиданное сострадание, запихнув меня в крытый кузов, а с другой - могли бы проявить заботу о дорогостоящей пленнице и оставить хотя бы немного воды. Впрочем, бандиты, наверняка, тоже не уверены, что я не покину этот свет. Так зачем же зря добро переводить?

Долгожданное беспамятство все же наступило, и я начала проваливаться в глубокую, как омут, темноту, где нет мыслей, чувств, желаний.

Пришла в себя от холода. Меня колотило так, что было слышно, как сильно стучат зубы. Так громко, что я испугалась, что они раскрошатся. Спросите, зачем мне зубы, если все равно собралась в ближайшее время ласты склеить? Не знаю… Жалко.

В кузов грузовика, откинув брезент с одной стороны, залез какой-то мужик. В свете костра удалось разглядеть живописного такого бородача со свирепой физиономией. Его грубое обветренное лицо исказилось диким оскалом, призванным изобразить улыбку. Чего: так рад меня видеть? Или это садистское удовольствие при виде не кончающейся агонии жертвы? Может, я уже откинулась и попала в ад? А это злобный приспешник дьявола пришел мне выставить счет?

Демон проявил удивительную жалостность и накрыл меня толстым шерстяным одеялом, подсунув под голову кучу тряпья. Затем поднес к моим губам бутылку с водой. Результатом сих мероприятий была восстановившаяся резко чувствительность, и, как следствие, вернувшаяся беспредельная боль, разрывающая тело и сверлящая мозг.

Промучившись всю ночь, я заснула только под утро. Кажется, я бредила и стонала, а, может, не я. Возможно, это был вовсе не сон, а беспамятство, в котором я плавала где-то в другом сюрреальном мире. Не различая уже, где явь, а где грезы, полностью утратила связь с действительностью. Я лишь чувствовала, что снова еду куда-то в этой адской машине.

Через неплотно задернутый полог виднелась убегающая под колеса грузовика жаркая душная горная тропа, по бокам которой можно было разглядеть островки желто-бурой пожухлой травы вперемешку с пылью. Мы двигались по серпантину в лучах бьющего отвесно жгучего солнца. Я задыхалась.

Мне было уже безразлично: куда и зачем меня везли. И то, что будет дальше. Безразлично абсолютно все. Наступил полный паралич воли. Нет. Одно желание все-таки было. Чтобы это все поскорее закончилось. Я устало ждала неизбежного конца, прислушиваясь к редким все замедляющимся ударам своего сердца и тяжелому учащенному дыханию.

Над моей головой склонился Риз. Он положил мне руку на лоб и хрипло шептал:

- Маленькая моя… глупая… Что ты творишь? Что же ты творишь? - в его глазах, чудилось, страдания было больше, чем того, что терзало мою плоть. До боли, до слез знaкомый голос. Гордый профиль. Ощущение его пaльцев, поглaживaющих мои волосы.

Я чувствовала, что умираю, погружаясь в бездонную черную пропасть, свободная наконец, от своих мук, страха, от людей, одна на дне смерти рядом с тем, кого любила…

Глава 6.

Не было бы счастья…

Тишина плавит нежность как воск свечи.

Время лечит, а ты молчишь.

Но потом всё простишь.

Ты поймёшь, что назад нам дороги нет

Как в конце коридора свет

Через ложь правды свет.

Песня.

Мне кажется, я очень долго лежала в забытьи. Слезы текли по моим щекам. Умирать не хотелось. Потом больше не плакала, но ощущала, что жизнь уже уходит из меня капля по капле. Но что-то не давало мне уйти. Тело сотрясала ледяная дрожь. Чудилось, словно кто-то упорно тянет меня наружу, из того темного тоннеля, уходящего в бесконечность, туда, куда устремлялась моя душа.

Странно, как странно. Почему вернулась боль? Тягучая, расползающаяся, захватывающая каждую клеточку, каждый уголок плоти, каждую молекулу.

Если я умерла, то не должна ничего ощущать. Духи не могут испытывать боль. Ни боль, ни удовольствие. У них вообще нет ни чувств, ни потребностей. А у меня есть. Потому что дико хотелось пить. Ох уж эта постоянно терзавшая меня жажда. Даже по ту сторону реальности не дающая мне покоя.

Но я же определенно откинулась. Потому что видела Риза. Он умер, я умерла. Мы встретились. Все объяснимо и логично.

А если нет? Если это всего лишь игры воспаленного мозга? Если это был сон или галлюцинации? А я все еще жива и кошмар продолжается?

Чтобы найти ответы на все эти вопросы, нужно было осмотреться, попытаться открыть глаза. Надоело рассматривать внутреннюю сторону своих век. В конце концов, мне это, хоть и с трудом, но удалось. Взгляд уперся… Нет, он улетел. Нет, не в потолок, потому что это нельзя назвать потолком. Слишком высокий. Это свод пещеры. Как в сказке про Алладина. Так… опять глюки…

Только силой проявленного характера у меня вышло повернуть голову. Я нашла свой последний приют в неком закутке естественным образом рукой природы выдолбленном в скале. Угол пещеры был отгорожен самодельной ширмой, сооруженной из плотной темной ткани, натянутой на деревянные рамы. Я возлежала на узком ложе, застеленном (о чудо!) чистым бельем. Это удалось выяснить потому, что подземная комнатушка была довольно ярко освещена масленой лампой, стоящей на грубо сколоченном столе рядом с изголовьем кровати. Два колченогих стула топорной работы и сундук, рукомойник в углу и таз, стоящий под ним на табуретке - вот и вся убогая обстановка.

Остро пахло медикаментами… Они располагались возле лампы вперемешку с различными инструментами и приспособлениями непонятного предназначения.

Куда это меня занесло, пока было непонятно. Кто и зачем меня здесь лечит? Чтобы потом принести в жертву богине Кали? Не-а, Кали - это в Индии, а тут поклоняются более могущественному божеству - Maney.

Погрузившись в размышления, я блуждала взглядом по стенам, занавешенным коврами. “Ну почему за мной так плохо ухаживают? Не от заражения, так от скуки помру”, - начала капризничать про себя уже через некоторое время. Чувствуя значительное улучшение общего состояния, но безмерную слабость, приковавшую меня неподвижно к этому лежбищу.

Не знаю, сколько минут, часов прошло. Давно потеряла ощущение течения времени. Измеряющих его приборов поблизости не наблюдалось.

Ширма слегка сдвинулась, и в закуток зашел… Ризван? Нет же, у меня опять начались видения. Я брежу. Старательно поморгав, так как рука никак не хотела подниматься для того, чтобы потереть глаза, я снова уставилась на вошедшего. Это все-таки был Риз…

Заросший, как и все ранее встречавшиеся мне лица мужского пола. Это даже не трехдневная и даже не недельная щетина. Это уже усы и борода. Одетый в рыже-коричневый камуфляж. На голове - привычный в этих краях арабский платок.

Пронизывающий взгляд цвета травы, листвы, лета… Несмотря на то, что в этом взгляде не ощущалось ни капли тепла, все равно он был, как солнце на моем небосводе. Это мой был Риз… Единственный мужчина, который способен оживить меня, воскресить из любого состояния. Только рядом с ним мне по-настоящему хотелось жить.

Затаив дыхание, я воззрилась на него широко распахнутыми глазами, как на бесплотного призрака. Все еще, не доверяя своим органам зрения. Не знаю, какова бы была моя реакция, если бы я была способна более трезво мыслить с учетом моего самочувствия. Сейчас все ощущалось притуплено, заторможено. Мое сознание все еще находилось на границе с небытием.

- Риз, Риз, - задушенным голосом озвучила я и без того вроде бы очевидный факт.

Мне нужно было прикоснуться к нему. Чтобы поверить…Но я не могла. Но была почти уверена: это был он - цель всех моих беспорядочных телодвижений. Живой и невредимый.

И, судя по всему, совершенно свободный в своих передвижениях. В отличие от меня. Грустно. Точно - на забитого и измученного пленника он нисколечки не тянул. Ни при каком раскладе.

- Ты? Я? Где? Как? Что про.., - закончить вопросы не получалось.

Слишком много их было. Слишком сильны были эмоции, переполнявшие, раздирающие меня на части. От них я рассыпалась на куски, не в силах собраться.

- Молчи, тебе нельзя пока говорить. Береги силы, - он, отодвинув салфетку на столике, взял из лоточка градусник и засунул мне в приоткрытый в попытке пообщаться рот, прервав этот бессвязный поток любопытства. Присел рядом на кровать, не сводя с меня глаз.

- Я просил Зераха присмотреть за тобой. Не справился…, - обронил он.

В ответ я только смогла помычать. Из моих глаз покатились слезы. Риз легко медленно ласково провел пальцами сначала по одной, затем по другой щеке, смахивая их.

Выражение его глаз определить было невозможно. О чем он думал? Что чувствовал? Ему придется, в конце концов, вынуть этот чертов градусник. Молчать я не собираюсь.

- Риз, я искала тебя, - прошептала, едва мой рот освободился. - Ни Зерах, ни кто-либо другой не могли бы помешать мне это сделать.

- Зачем? - равнодушно, как-то устало, спросил он, рассматривая показания термометра.

- Ты не дал мне тогда все объяснить. А я ни в чем перед тобой ни виновата! Ты должен меня выслушать! Я имею на это право! Я рисковала ради этого жизнью!

- Сколько экспрессии! - насмешливо протянул Ризван. - Решила еще раз продемонстрировать, насколько ты глупа? - это уже ехидно и нахмурившись.

- Поверь, - тяжкий вздох слетел с моих губ, - я бы не стала этого делать, если бы все не было настолько серьезно.

- Хорошо, - Риз поднялся и пошарил на столе.

В мою руку вонзилась игла. Я скрипнула зубами, самоотверженно и стойко перенося боль.

- Давай договоримся. Ты будешь тихой и послушной девочкой. Поправишься, наберешься сил, тогда я тебя выслушаю. А теперь спи. Тебе необходимо поспать.

Он ушел, не дав мне возможности возразить. Хотя, я по опыту знала, что спорить с ним бесполезно. Просто не имеет смысла. Упертый, как мул. Я обиженно надула губы. Делать нечего. Придется еще ждать. Чему-чему, а этому я научилась. Сколько времени ждала, добиваясь наступления этого момента. И вот опять откладывается.

Терпение - это не достоинство характера. Это черта, которая воспитывается жизнью. Жестокосердечной жизнью, которая часто бьет, и все время по голове.

В чем-то Риз, конечно, прав. Сейчас я не в состоянии адекватно сформулировать мысли, не то, чтобы осмысленные вопросы задавать. Чудесно, подождем еще немного.

Действительно напрягало, да что уж там, реально бесило - это формулировка и тон его последней фразы “Я тебя выслушаю”. Нет, чтобы по нормальному: “Давай поговорим”. А так - словно я была наложницей, допущенной до руки господина. Это уже не мой Риз: нежный, заботливый и благородный. Он стал каким-то другим: чужим, закрытым, жестким. Но по-прежнему любимым… А может, он всегда был таким? Я просто не замечала, окунувшись в свою любовь, как в безбрежный океан, не желая выныривать на поверхность.

Глава 7.

С небес на землю, и обратно.

Ерунда, все советы и здравый смысл.

Против смерти есть только жизнь.

Навсегда - только жизнь.

Ты во мне продолженье меня самой..

Я не знаю любви другой

Только ты, мой родной.

Песня.

За ширмой была небольшая, по-своему уютная комнатушка, которая была отгорожена от враждебного внешнего мира массивной дверью, сколоченной из толстых досок.

Там, на полу (земле, или как это назвать?) раскинулся объемный пушистый ковер, похожий на персидский. Правда настоящих персидских ковров я никогда не видела, но читала, что они должны выглядеть именно так. Низкий столик в углу, еще одно лежачее место, на котором, вероятно, спал Ризван, когда я была не в себе. Оно представляло собой широкий матрас, покрытый шкурами неопознанных животных и кучей разбросанных по периметру подушек. Шкафчик с книгами. Цивилизация, однако. Пара сундуков, аналогичных тем, что были в моем углу, вызывающих ассоциации с пещерой Али Бабы.

Ах, да: еще что-то похожее на бюро или, скорее, на письменный стол с приставленным рядом тканевым раскладным стульчиком. На этом проблески стоящего на дворе двадцать первого века заканчивались, как и перечень самой обстановки. Это все я обнаружила, когда мой опорно-двигательный аппарат дал согласие снова сотрудничать с головой. Дальше этой комнаты меня не пускали. Дверь была заперта, или же при попытке выползти наружу я наталкивалась на стражу, которая довольно вежливо, но непреклонно заворачивала меня назад.

За мной ухаживала сморщенная, как скорлупа грецкого ореха, и такая же коричневая древняя старуха, но, что поразительно, очень подвижная. Она напоминала ведьму из сказки. Старая женщина была, предположительно, немая, так как общалась со мной при помощи жестов. Но это не столь важно: если бы она что-то и говорила, то я бы все рано не поняла, потому что лингвистикой не увлекаюсь и способна общаться на плохом английском (школьно-институтский курс), русском и исконно русском, попросту матерном. Ну, это, конечно, в крайнем случае, когда нормальные слова заканчиваются и остаются одни эмоции.

Бабулька притащила мне платье темно-синего цвета и кошмарного мешковатого фасона. Оно доходило мне до пят и болталось на фигуре, как парашют. Выбора, однако, не было. Пришлось брать, что дают. Та одежда, в которой я была, превратилась в лохмотья. Рубашки и футболки Риза - те, что нашлись в сундуках, одевать не рискнула. Они слишком коротковаты и откровенны были бы для этого места.

Мне ничего другого не оставалось, как есть, спать и лечиться, что я и делала, усиленно стараясь приблизить тот самый момент, когда мы с Ризваном, наконец, сможем выяснить отношения и придти к взаимопониманию. Пока он приходил делать перевязку и уколы, говорил со мной короткими отрывистыми фразами только по существу, словно, все они тут дали обет молчания.

Верила ли я в то, что у нас с ним все срастется? Не знаю. Но очень-очень хотелось верить. А еще, в конце концов, выяснить, что привело Риза в эти прекрасные края, полные враждебности и насилия, где все время грозит какая-нибудь опасность. Причем, самое неприятное в том, что не знаешь, какая именно.

Когда я окончательно пришла в себя, мне было разрешено погулять. Это показала знаками старушка-колдушка, выразительно махая костлявыми руками, похожими на лапки паука сенокосца.

За дверью оказалась обширная пещера, что-то вроде грота, по которой сновали колоритные личности агрессивной наружности с неприятными жестокими лицами. Они бросали на меня дикие пламенные взгляды, под которыми я невольно ежилась и спешила выбраться наружу.

Вдохнув полной грудью изумительный горный воздух, я направилась вниз по тропинке, петляющей между валунами. Никто не пытался меня остановить или как-то задержать. Видимо, бежать отсюда все равно было некуда. Да я и не мечтала. Мне нужно было найти Ризвана.

Едва успев подумать обо всем этом, я наткнулась на него, сидящего на небольшом камне за очередным поворотом. Мужчина сосредоточенно чистил оружие, увлеченный этим процессом, он не замечал (или делал вид?) мою несравненную, заранее нахохлившуюся персону.

Все это время, занятое моим выздоровлением, меня терзали противоречия. С одной стороны, Риз просто выбешивал своей толстокожестью. Я же - тонкая чувствительная натура! Со мной нельзя так. И это ведь он, именно он, передо мной виноват. Не захотел выслушать, бросил, развелся, обидел не за что. А теперь еще и выпендривается. Смотрите, какие мы властные, какие важные… Фу, ты, блин.

С другой стороны безумно не хотелось потерять его снова. Только не теперь, когда я с превеликим трудом достигла своей цели. Невозможно описать всю ту гамму ужаса и отчаянья, которая охватывала меня при одной мысли об этом.

Вот такая вся взъерошенная и взвинченная я бочком подбиралась к нему. Он поднял голову. Да, на таком расстоянии меня игнорировать уже трудно. Мы молча смотрели друг на друга. Непонятно, что он прочел в моих глазах, но в его была только бесконечная усталость.

- Ты обещал выслушать меня, - с места в карьер, а чего теряться то?

По его губам скользнула улыбка. Такая светлая, знакомая, солнечная. Она значительно ободрила меня. Риз приглашающим жестом показал на ровный булыжник напротив него: типо, цыганские места свободны. Отложил в сторону ствол, чуть наклонившись и опершись локтями на ноги, сцепив пальцы прямо перед собой, замер в выжидательной позе.

Заняв предложенное место, я погрузилась в изумрудную глубину его взгляда, пытаясь собраться с мыслями.

- Тогда зимой перед новым годом, - начала свое повествование, - я поехала в магазин за покупками. Надеялась приобрести какие-нибудь неожиданные оригинальные подарки для тебя, Татьяны, Никитки, - при имени моего сына он вздрогнул (или мне показалось?) - Мне хотелось, чтобы этот первый счастливый новый год в кругу семьи таких дорогих и близких людей был особенным, запоминающимся. Я проблуждала по супермаркету до поздней ночи, а на стоянке, - облизнула пересохшие от волнения губы при этих острых, будоражащих душу воспоминаниях, - на меня набросились, сунули в нос тряпку, пропитанную хлороформом, и запихнули в машину…

Я рассказывала, и слезы градом катились из глаз, стекая водопадом по горящим щекам и капая с подбородка на руки, сжатые в замочек на груди. От боли и обиды. Машинально смахивая их, тем не менее, я продолжала свою эпопею, хотя голос срывался, горло свербило рвущимися наружу рыданиями, и приходилось часто сглатывать, чтобы подавить неумолимо подступавшую истерику. Что не говори, а стрессы даром не проходят, и нервы мои совсем ослабли.

Но все же я нашла в себе силы закончить эту печальную историю. Поведала ему о том, как Арсен и Азар подставили меня, про все их замыслы и махинации… Про то, как они сговорились каким-то образом с моим бывшем, то бишь первым бывшем мужем, и устроили мне западню. И еще про то, как его брат со своим другом наняли киллера, чтобы избавиться от меня. А потом о том, как познакомилась со Славой.

- Когда он сказал, что ты умер, я тоже чуть не умерла. Просто не хотела жить без тебя. Я думала, что ты уже никогда ко мне не вернешься. А затем… Затем я узнала, что ты жив…

- Кто тебе сказал? - Ризван изъяснялся сухо и резко, что не могло не коробить. Особенно, в данной ситуации. Почему он такой?

- Ангел, - пролепетала я, осознавая, что несу ересь.

Мужчина усмехнулся и покачал головой. Не поверил. Я и не ждала.

- Зачем? - также отрывисто и глухо спросил он.

- Что зачем? - хлопала в растерянности ресницами, совсем не понимая, как нужно истолковывать эту его реакцию на мои откровения. Точнее, отсутствие ее, как таковой.

- Зачем ты с ними связалась? Почему не уехала, как хотел Азар? Не взяла откупные? Я и без этого оставил тебе достаточно денег, чтобы безбедно прожить в твоей провинции. Нет. Тебе нужно было влезть в эту грязную историю. Это мужской мир. Жестокий и беспощадный. Мужские игры без правил. Твое дело - сидеть дома и воспитывать сына, а не играть в них, - каждое его слово било, словно хлыстом, проходилось наждачкой по обнаженным нервам.

- Как ты не понимаешь? - я дрожала всем телом, уже не в силах сдерживать судорожные всхлипы. - Потому что они забрали тебя у меня. У Никитки. Разрушили мою жизнь, мое счастье. Я должна была чем-то заполнить образовавшуюся пустоту. Чтобы не сойти с ума от горя. Но тебе все равно! - вскочила и перешла на крик. - Тебе все это безразлично. Все зря! Ты-то не любишь меня, и никогда не любил. Я вообще тебе стала не нужна. Просто надоела. Проигрался и выбросил, как опостылевшую игрушку. А, может, ты был в курсе всех замыслов Азара и Арсена? Был с ними заодно? Просто придумал изощренный способ избавиться от меня?

- Ты бредишь! - прорычал Риз с неожиданным ожесточением. - Прекрати истерить.

Его взор потемнел, радужки глаз приобрели цвет болотной тины. Наши взгляды скрестились, как шпаги дуэлянтов. Мои источали такую ярость, что должны были его испепелить. Я уже не дрожала. От злости меня бил колотун-бабай.

- Иди ко мне, - он глубоко вздохнул и резко успокоился, протянув руку.

Но от тона его голоса пропало всякое желание перечить. Я поперхнулась очередным упреком и нерешительно сделала шаг в его сторону, осторожно вложив пальцы в его большую ладонь.

Он рывком привлек меня к себе и, усадив на одну ногу, прижал с силой к себе за талию, обхватив другой рукой затылок, заставляя смотреть ему в глаза. И в них я утонула. Как всегда…

Его горячее дыхание опаляло мое лицо, а во взгляде было столько боли, что я прикрыла веки. Он прислонился к ним губами, бережно смахивая слезинки с ресниц. Его рот накрыл мой, лаская, как будто изучая заново. И это было волшебно. Время остановилось и неслось одновременно. Его просто не было. Это все вне…вне всего…вне времени…вне судьбы…

Когда он отстранился от меня, наши взоры опять встретились. Сознание понеслось в бесконечность, срываясь в пропасть. В яростном блеске глаз Риза я увидела такой же свирепый голод, ненасытную жажду обладания, которые охватили меня. Два измученных разлукой, терзаемых обидами и одиночеством человека.

Он подхватил мое безвольное тело на руки и понес в свои нехитрые апартаменты. Там, уложив на постель, покрытую мехом, сгорая от страсти, сорвал с себя рубашку. А я уже торопливо стаскивала с себя платье через голову, не задумываясь над тем, что моя сильно истощавшая от болезни фигурка может его оттолкнуть. Но он этого даже не заметил, накрывая меня собой.

Это было, как во сне. Нереально. Сказочно неправдоподобно. Сейчас на его лице отражались неприкрытые чувства. Интимные узы, соединявшие нас когда-то, никуда не делись. Он так крепко прижимал меня к себе, что я, не помня себя от счастья, ощущала, как его сердце бьется у меня в груди. Мы снова были одним целым, единым организмом, который, поделив на части, можно только уничтожить.

Его тепло проникало сквозь поры и ласково заворачивало меня в свое одеяло. Казалось, это были самые прекрасные и самые пылкие часы, которые у нас когда-либо были. В его восхитительных могучих объятьях, отрезавших меня от всего мирa, я заново познавала вкус любви, захлебываясь от восторга, словно была юной, не знавшей мужчины девушкой.

Как и прежде, он заполнял меня настолько плотно, что мне казалось: у нас одна плоть…

Неистовый ритм, глубокие проникновенные толчки сводили с ума, заставляя вновь и вновь взлетать на вершину блаженства, а затем падать вниз, рассыпаясь на атомы. Его губы обжигали, а твердый горячий стержень внутри моего тела доводил кровь до кипения…

Ризван порывисто прижал меня к себе, когда я немного отстранилась, пытаясь охладиться: было очень жарко. Темная кожа моего мужчины блестела от пота, а сам он казался сотворенным из прочной стали. Он не ведал усталости.

Потерянные в любовном экстазе, мы растворились друг в друге. Слов было уже не нужно. Мы общались глазами, мыслями, флюидами.

Моя энергия истощилась. Неумолимо клонило в сон. Тело Риза ощущалось твердым и безопaсным, a его руки, обнимaющие меня, дaрили чувство комфортa.

Глава 8.

Не могу без тебя.

Ты падший ангел.

Я тебя столкнула вниз.

Хотела я, чтоб ты взлетел повыше прежнего.

Теперь останки…

И к чему был мой каприз?

Где крылья белые?

Где крылья нежные?

Песня.

Я проснулась на твердой груди мужчины с непривычным или же давно забытым ощущением счастья и умиротворения. Грудь Риза мерно вздымалась и опускалась под моей головой. Он спал. Я с щемящим чувством нежности легко провела пальцами по кубикам его пресса, очерчивая пупок, и вниз, по поросли кудряшек, уходящих под плед, наполовину прикрывавший мощную фигуру моего любимого.

Но как бы не были осторожны мои прикосновения, Ризван моментально проснулся, обхватывая мою руку своей ладонью. Сказывалась долгая жизнь в постоянном напряжении, необходимости всегда быть настороже.

Он долгое время молча всматривался в мое лицо, глаза, душу, а я не понимала: что он хотел там прочесть. С ним я всегда была открыта. И не было нужды врать и изворачиваться. В наших отношениях не должно было быть темных моментов. Зачем их пачкать самим, когда есть и так много желающих это сделать? Хотелось верить, что настоящее испортить невозможно.

Но, все же, мой мужчина собрался, по всей видимости, прояснить мутные обстоятельства. Волшебство закончилось.

- Как ты сюда попала? Кто тебе разрешил разгуливать по стране, в которой идет гражданская война? С враждебной обстановкой. Регион, где происходят мятежи, гражданские волнения, террористические акты. Да здесь уровень преступности, бандитизма, беззакония или общественных беспорядков выше, чем у нас в лихие девяностые, - решил он так не вовремя продолжить допрос.

Вообще-то, допрос с пристрастием намеревалась устроить я. Должна была, если бы не хотела разрушать то, что, как будто бы, возродилось. А почему нет? Имею полное право. Но вынуждена была ответить:

- Зерах помог…

Риз зло пробормотал что-то на чужом языке, вероятно, какое-то замысловатое ругательство. Я решила отвлечь течение его мыслительного процесса от бедного адвоката, которому, без сомнения, перепадет из-за меня, и в свою очередь спросила:

- А ты что тут делаешь? Почему все говорят мне, что ты погиб? Почему ты не вернулся на Родину?

- Это долгая муторная история.., - нехотя ответил Ризван, прикасаясь губами к моим пальцам. - Какое это теперь имеет значение? Все произошло, как произошло. И нечего не исправить. Не вижу смысла обсуждать. Мы оба живы, что главное. Сейчас нужно подумать о том, чтобы этот существенный момент не изменился.

Вот такие мы хитрые, да? Решил задний ход дать? Пойти на попятную? Вот фиг у него получиться сбить меня с толку. Не отвертится.

- А я никуда не тороплюсь, - обломала его. - И ты, думаю, тоже. Здесь некуда торопиться. Разве только, на тот свет. Я все тебе объяснила. Теперь твоя очередь. Так будет справедливо.

- Ладно, - грудь мужчины приподнялась в глубоком вздохе. Очевидно, он понял, что просто так не избавится от моих докучливых вопросов. - С какого места начать?

- Слава рассказывал, что вашу группу разделили. А потом твоя подорвалась на мине. Все погибли…

- Да. Разделили. Мне это сразу не понравилось. У меня тут же по прибытии возникло ощущение, что здесь что-то не чисто. Такое бывает. Что-то вроде седьмого чувства появляется у человека, привыкшего к вечным переплетам и экстремальным условиям существования. А поставленная задача, мягко говоря, не радовала. Я кожей чувствовал, что нас посылают на смерть. Как расходный материал. В том месте, куда нас направили, по данным разведки, орудовала банда повстанцев. Это была их территория. Вместо обычного засушливого плата - горные цепи. Понятное дело, они должны были как-то ее охранять. Самый типичный распространенный способ - мины, растяжки, засады… Зачем изобретать что-то новое? Тут легко устроить ловушку. Я остановил машину, вызвался разведать обстановку. Остальные должны были дожидаться меня в условленном месте. Далеко пройти не смог. Меня засек один из пограничных отрядов, пришлось отстреливаться. Дальше я не понял: то ли наши поехали на звук выстрелов, то ли просто не дождались. Я услышал, как громыхнуло…

- А как же твои жетоны, которые нашли в обломках? - нерешительно перебила его, боясь спугнуть откровения.

- Так всегда делают, - терпеливо спокойно, как неразумному ребенку, пояснил Ризван. - Если разведчик попадает в плен, то противник не должен знать его личные данные. По ним можно многое вычислить. Национальность, принадлежность к группе, отряду, численность врага, как следствие. Много чего…

- Но зачем? Почему ваше начальство с вами так поступило? - возмущение било через край.

- Обязательно вдаваться в политику? Ты хотя бы разузнала что-нибудь о стране, в которую поехала искать приключений на свою сладкую попку? - строго и резко поинтересовался Риз.

- Нет, - виновато призналась, - некогда было…

Ризван сердито свел брови, и я приготовилась к нудной лекции по теме своего идиотизма. Но он не стал зарисовывать мою характеристику, а объяснил:

- Чтобы ослабить страну, вооруженные силы так называемых миротворцев с помощью союзников совершили целый ряд подрывных действий. Нужно было скинуть вину, за творящийся здесь беспредел на повстанцев. Нас специально послали в западню, чтобы обвинить их в убийстве иностранных граждан, якобы прибывших исключительно с благими целями, так, чисто в помощь мирному населению. Все документы были оформлены так, будто бы мы везем гуманитарную помощь. Чистой воды подстава. Чтобы иметь возможность манипулировать вертикалью власти, - за внешним спокойствием, за простотой слов скрывалась неудержимая страсть.

Чувствовалось, насколько он зол, как стремится отомстить за своих боевых товарищей, которые стали для него семьей в тех самых чуждых уголках планеты, куда забрасывала их выбранная ими же самими судьба.

- И что ты теперь тут делаешь? - я была не намерена отступать на полпути, не выяснив все до конца и не считаясь с его чувствами.

- В этой стране идет партизанская война. Это их дело. Никто не имел право вмешиваться, тем более, исключительно в целях наживы. Теперь же им приходится сражаться еще и против третьей стороны, пытающейся сделать из их родины дойную корову.

После недолгого молчания, Риз продолжил:

- Когда я попал в плен, вожак партизанской группировки спросил меня, почему я сражаюсь на стороне завоевателей. Мы исповедуем одну религию. Наш народ имеет общие корни. А я не знал, что ответить. Чувствовал себя предателем, ничуть не лучше тех, кто подставил нашу группу. Тогда я понял, что ошибся. Так и сказал: что воевал… За деньги? Нет… Просто воевал, не задумываясь, собственно, против кого и зачем, - он опять рассеяно замолчал.

- И вы стали друзьями? - решила помочь, не давая уйти в себя.

- Не сразу. Долгое время ко мне присматривались. Потом постепенно я заслужил их доверие. Но это отдельная история. Тебе она ни к чему…

- И что теперь? - никак не могла решиться, но должна, обязана была спросить.

- Теперь.., - Ризван горько усмехнулся. - Теперь путь назад мне заказан. Джандаль погиб. Я занял его место. Никто давно уже не поминает во мне чужака. Они признали во мне главного.

- Ну да, - задумчиво, но ехидно пробормотала в ответ, - мы с тобой одной крови: ты и я…

- Пойми, я не имею право их бросить. Они вручили мне свои жизни, я за них отвечаю…

- Ага, как тут не понять. Мы в ответственности за тех, кого приручили, - Риз глухо зарычал.

Его всегда раздражали мой насмешливый цинизм и манера говорить цитатами. Обычно этим я пыталась скрыть свою слабость, и мне было плевать на его психи.

- А я? Как же я? - вскочив с кровати, повысила голос.

Тут же смутившись своей обнаженной худобы, поспешно накинула на себя его рубашку. Ничего, поправлюсь. Были бы целы кости, а мясо нарастет.

- Я не могу вернуться на родину, - терпеливо продолжил мне втолковывать Ризван. - Разведка здесь не дремлет. Шпионы, предатели, стукачи были и есть во все времена и в любые войны. Все знают, кто я. Стоит лишь высунуть нос из этих гор, как меня тут же схватят и обвинят… Да черт знает в чем могут обвинить. В дезертирстве, предательстве, шпионаже… Чтобы я не растрепал про все те гнусности, что тут творятся. Могут просто к стенке поставить и расстрелять без суда и следствия, как главу незаконного вооруженного формирования.

- А я?.. - сипло нудела, как заезженная пластинка, икая от начинавшей подступать к горлу новой истерики.

- Ты, - Риз тоже встал начал одеваться, - ты вернешься домой. Одна, - резко пресек он новый скулеж. - У меня разведка тоже хорошо работает. Так вот: она донесла, что скоро за тебя привезут выкуп.

Я пораженно открыла рот, да так и застыла, не находя слов.

- Да выкуп, - чеканя каждое слово, словно забивая гвозди в крышку моего гроба, излагал свое решение Ризван. - Никто не должен узнать, кто ты для меня. Ты - заложница. За тебя полагается выкуп. Не переживай, все деньги, вырученные за заложников, идут на пищу и медикаменты. Если бы не это, навряд ли бы мне удалось вернуть тебя к жизни.

- Но как ты узнал, как меня лечить?

- В свое время я окончил медицинский. Но затем понял, что врачевать - это не мое призвание. Очень давно все это, правда, было. Лечить все же пришлось, и практику проходить на полях и тропах сражений…

Вот так: живешь, живешь с человеком, а потом оказывается, ничего про него не знаешь.

- За тобой приедут Слава и Шурик. Привезут деньги. Ты вернешься с ними домой. Про то, что было тут - молчи. Для своей же пользы. Тем более, не вздумай трепать про то, что я тебе рассказал. Вернешь заводы Азару за откуп. И уедешь в свою деревню вместе с сыном. Денег, вместе с теми, что я перевел на твой счет перед отъездом, вам хватит на долгую безбедную, счастливую и тихую жизнь.

Счастливую? Не-а, нормально он так решил. А кто бы меня спросил? Откуда он знает, как я вижу свое счастье? Как раз за него-то я и приехала бороться. А теперь даже право голоса не имею? Как бессловесное животное? Это сбесило.

- Нет! - завизжала, как потерпевшая. - Никуда я без тебя не поеду!

- Чего тебе здесь делать? - Риван перешел на грозный рык, как будто, его громогласными раскатами мог меня напугать. - Ты погибнешь. А твой сын останется сиротой.

- Зато я буду вместе с тобой. Хоть и недолго, - могу быть иногда ужасно упрямой.

- А ты подумала, каково тут жить? Это тебе не курорт. Полевые условия, лишения, беспрерывные бои и обстрелы. Вокруг голодные, одичавшие без женщин мужики. А мальчонка? О нем ты уже не беспокоишься? Как он будет там без тебя?

- О Никитке позаботятся Татьяна, Слава и Шурик. С ним ничего не случится. А мы с тобой обязательно что-нибудь вместе придумаем. Рядом с тобой я не боюсь страданий. Как ты не можешь понять: без тебя я не смогу быть счастлива. Я НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ ЖИТЬ!

- Совсем ум от болезни помутился, - объяснил себе мою упертость Риз.

Он взял со стола рацию и что-то бросил в нее на другом языке. Через минуту в помещение ввалились боевики. По знаку Ризвана они схватили меня за руки и поволокли на выход. Я ожесточенно пиналась, пытаясь вырваться. Но все впустую.

Глава 9.

Заложники любви.

А мы заложники хмельной любви,

Плывём в фарватере её реки,

И невозможно “плот” остановить,

И кто тому виной?

А мы заложники хмельной любви,

А оба берега так далеки,

И стелют запах от дурман-травы

Туманы над водой.

Стихи.

Меня долго вели по темным лабиринтам: естественного ли они были происхождения или же тактическая мелочь, сооруженная долгим и упорным трудом страдальцев, задумываться было недосуг.

В конце одного из коридоров мою кусающуюся, выкручивающуюся и отчаянно сопротивляющуюся тушку втолкнули в какой-то проем, точно специально выдолбленный в скале и отгороженный железной решеткой, основательно закрепленной в камне.

Я, круто развернувшись, принялась трясти прутья и долбить по заграждению ногами, как будто смогла бы выломать. Без пользы, конечно. Но страсти во мне не унимались. Сказать, что я была в ярости - нет, это слово не достаточно ярко выражало мое состояние. Я была в исступлении. Это таким варварским способом Риз решил призвать меня к повиновению? Ни разу не угадал. Еще больше только выбесил. Да что с ним вообще такое? Что я ему: какая-то дикая аборигенка из местных, которая даже имя свое писать не умеет? Или же он сам одичал?

Я - взрослая самодостаточная женщина с двумя вышками, смею заверить, не глупая и здравомыслящая. Ну, возможно, не очень здравомыслящая. Но от этого не менее злая. Я что, перлась в эту тмутаракань к черту на кулички, рискуя своей задницей и не только ей, ради того, чтобы он меня отправил обратно ни с чем? Вот так, как товар, бандеролью? А я-то думала, что мчалась навстречу своему счастью…

- Успокойся, - послышался сзади меня голос, - отсюда не выбраться. Только разозлишь их. В наказание еды и воды лишат на сутки.

Я вздрогнула. Нет, не от испуга. От удивления. Голос был женским, и что самое поразительное, говорил на родном мне языке. Развернувшись, обнаружила сидящую у стены сжавшуюся в комочек девушку, страшно исхудавшую, с застывшим взглядом, молоденькую, как смогла разглядеть в свете оставленных там ламп. Как мило с их стороны оставить нам свет! Без него бы было намного интересней…

- Ты кто? - обескуражено поинтересовалась я у нее.

- Такая же пленница, как и ты, - был мне ответ. - Я сразу поняла, что ты русская. Такой темперамент!

У нее еще хватает мужества прикалываться в этом мерзопакостном положении, в котором мы оказались. Точнее, оказалась я. Она, судя по всему, в нем уже давно пребывала.

Я металась по клетке, как голодная тигрица, изыскивая, кого бы порвать на куски и вкусить крови. Схватив с пола железный кувшин, я в своем бешенстве запустила им в решетку. Он, жалобно звякнув, с шумом покатился по полу.

- Ну вот, последнюю воду разлила, - бесстрастно заметила моя соседка, вновь погрузившись в свою меланхолию, заторможенность, в которой находилась до этого.

Она сидела тихо, едва дыша. С бледным грязным лицом, в одежде, настолько изорванной и испачканной, что определить ее цвет и фасон не представлялось возможным. Сливаясь во мраке со стеной. Поэтому, я ее сразу и не заметила.

- Теперь до завтрашнего дня пить будет нечего. Воды только утром принесут, - простое сообщение, безразличие, пассивность.

Устав метаться, опустилась на кучу тряпья, служившего постелью. Запал кончился, но сдаваться я все равно не собиралась. Если зависла, то все - ни один антивирусник не поможет.

- Как тебя зовут? - спросила я у пленницы Ризвана и его банды.

Нужно познакомиться, что ли. Неизвестно, сколько нам тут с ней сидеть вместе. Ризвана, похоже, тоже не хило закоротило. Он что, реально хочет превратить меня вот в такое же существо, не имеющее ни сил, не желания бороться? Полностью атрофированное от жизни, у которого уже нет ни чувств, ни желаний? Тогда ему не нужно было меня с того света вытаскивать, потому как теперь, когда он рядом, я не сдамся. Так и будем с ним бодаться до второго пришествия.

- Инга, - вяло ответила мне она.

Подумать только, как тесен мир!

- Сестра Юли?

- Ты знаешь Юльку? Где она? Что с ней? - снова оживилась девушка.

В голосе ее прозвучaло что-то, похожее нa мольбу. Я с горечью всмaтривaлaсь в ее глaзa. Вернее, в смертельную, непосильную устaлость, стонущую из ее глaз. Нет, все-таки какие-то чувства и мысли в ней есть. Остались. Наверно, еще не все потеряно. Она не сломалась. У нее еще есть шанс вернуться к прежней жизни.

- Я была прикреплена к их съемочной группе. Геру убили, Митю ранили - не знаю, что с ним. Юля и Юра попали в плен вместе со мной. Юрика потом отпустили, правда. Он вызвался собрать выкуп за жену, - скупо излагала я факты. - А почему за тебя ничего не требовали?

- Я сказала, что у меня никого нет. Знала, что родители останутся умирать в нищете на улице, если наскребут требуемую сумму для моего освобождения. У остальных ребят, которых схватили из моей группы, быстро нашлись деньги. А со мной не знали, что делать и привезли сюда, - в свою очередь пояснила Инга.

- А я здесь, потому что была ранена, и они думали, что уже не выживу. - Не рассказывать же ей все, как есть. Не поймет. - У Юльки все хорошо будет. Уверена.

На самом деле ни в чем уверена не была. Надо спросить у Ризвана о судьбе пленных. Когда появиться возможность. Хотя, стоит признать, это меня мало волновало. Меня волновал он. Точнее, мы.

Я вновь погрузилась в свои мысли. Это уже не мой Риз - тот, что был прежде, такой знакомый и родной. Кто он теперь? Благородный бандит? Робин Гуд? История Робина - это детская сказка. Вымысел. В реале жизнь - сложная штука. В ней нет черного и белого. Все серое. Добро и зло смешались. И уже трудно понять, кто прав, а кто виноват.

С тобой поступают бесчестно, и ты отвечаешь тем же. Априори могу заявить: вот это больше всего удивляет людей, когда им платят той же монетой. Сделал подлость - чувствуешь себя круто. А в ответ: с тобой также. Вот тут возникает ступор. Как могли со мной так поступить? Это же низко, несправедливо. Параномия, одним словом.

Благородство и чистоту помыслов никто не ценит. В наше время такая святая простота считается верхом идиотизма. Волчий мир - волчьи законы. Нет рыцарей. Нет дам. Миром правят деньги. И людские судьбы, поломанные из-за них, никого не трогают. Ради денег идут по головам, по трупам. Тут кто сильнее, тот и прав.

Что-то я в лирику ударилась. Совсем расклеилась и раскуксилась. Надо встряхнуться.

- А за тебя привезут выкуп? - едва слышно спросила меня Инга.

Ее реплика вывела меня из прострации.

- Да. Привезут. Я попрошу, чтобы и за тебя привезли. У меня много денег, не переживай. Намного больше, чем нужно, чтобы просто выжить, - оборвала поток ее возражений. - Я не из тех, кто ценит зеленые купюры выше человеческих жизней. Я бы отдала все, что имею, до последнего гроша, если бы…

На этом месте запнулась, снова занырнув в свои думы. А что, если бы? Что вот сейчас можно сделать? Все настолько запуталось, что, кажется, выхода нет.

Девушка тоже затихла. Она казалась какой-то странной. Впрочем, это как раз не удивительно. Отсутствие привычного общения, изоляция, дефицит информации (в том числе - о том, что предпринимается для освобождения и предпринимается ли) угнетают психику очень серьезно. Тотальное одиночество, жизнь в постоянном напряжении и страхе не проходят бесследно. Наверное, это оставляет отпечаток на всю жизнь…

Ризван… Зачем ему все это? Как он так может?

Война, которая никогда не кончается на нашей Земле, война, на которую нельзя не пойти. Война нужна таким людям, как он. Зерах был прав. На войне есть другой мир. Яркий и энергичный мир рукопашных, вспышки боя, выплеск жизненной силы и остервенение, героизм выручки и самопожертвования. Другой мир. Короткий, яростный. С ясными целями в лице обозначенного командованием врага, заданий. Насыщенная оружием, стратегией, опасностью, хитростью и выносливостью жизнь. На войне он встречает похожих на себя людей. Его тянет к своим.

Сможет ли он когда-нибудь жить тихой мирной жизнью со мной, с семьей? Только теперь я начинала понимать, что пытался донести до меня старый адвокат.

До чего все дико и непонятно. Так дико, что непонятно. Он опустился до уровня вульгарного захвата заложников. Мой добрый честный Ризван. Мой идеал. Таких хороших, как он, просто не бывает. Я не придумала его себе. Нет. На этот раз нет. Но, все же, где-то я ошиблась.

Меня угнетала абсурдность ситуации. За нас должны заплатить его же деньгами. Это его, одному ему понятная правда. Приходится соблюдать жесткие правила войны. Но это его война. Не моя. Я-то точно знаю, за что сражаюсь. И нужно как-то выживать. Любой ценой выжить нам обоим в той ситуации, в которую мы попали то ли волей судьбы, то ли по собственной глупости. Конечно то, как поступили с ним… С его друзьями, со всеми ними… Да, никто его живым отсюда не выпустит. Никому не нужна такая правда о войне.

Подсознательно чувствуя, что Ризван прав, справедлив, по крайней мере в том, что я ему тут только мешаю, я, тем не менее, не помышляла сдавать позиции, решив устроить забастовку. Правда, действительно, никому не нужна. Но многим нужна сама война. И Риз выбрал эту горячую абстрактную даму, а не меня. Вот что было особенно обидно.

Когда утром охрана принесла еду, воду и мое кошмарное единственное платье (я так и сидела там в рубашке Ризвана), следуя намеченному плану, отказалась от еды, сделав лишь несколько глотков воды. Тоже с обедом и ужином. Да не очень-то и хотелось есть это месиво. Меню - кaшa неустaновленного происхождения.

Пусть Риза совесть замучает за то, что он со мной так поступил. Он, как врач, должен знать, как отрицательно скажется голодовка на моем ослабленном после ранения и последующего воспаления организме. А совесть у него была, есть и будет, я в этом не сомневалась. За это его и любила.

И оказалась права: вечером, забрав нетронутые за весь день трапезы (у Инги тоже не было аппетита, и она машинально, механически жевала хлеб, запивая водой, едва поковырявшись в каше), так вот, вечером за мной пришли и повели обратно в берлогу главаря.

- И что ты этим хочешь доказать? - наехал на меня любимый.

Я скрестила руки на груди, старательно рассматривая стены, до кучи решив объявить еще и бойкот.

- Так… Понятно.., - Ризван мерил шагами пространство.

Наконец, до чего-то додумавшись, он остановился и злобненько так уставился на меня. Я для пущего эффекта, чтобы подчеркнуть трагичность момента, надула губы и сделала обиженно-скорбное выражение лица.

- Чего ты добиваешься? - загремел милый (ой, как страшно) - Чтоб я тебя на капельницу посадил?

Я продолжала хмуро молчать. Сам же прекрасно знает, что если буду дожидаться вызволения под капельницей, то от меня только тень останется.

- Послушай, кисонька моя, лапонька, - Ризван порывисто подошел и привлек меня к себе, крепко обнимая.

Ага, решил сменить тактику. Ни мытьем, так катаньем. Не кнутом, так пряником.

- Ты же не глупая девочка.

Да ну? А совсем недавно был другого мнения о моих умственных способностях. Но я не возражала, млея от его тепла, от его ласковой силы, от звука его голоса.

- Ты же понимаешь, что так нужно. По-другому никак, - шептал он над моим ухом. - Твое упрямство ни к чему не приведет. Будет только хуже.

Я была уже готова сдаться. Я не хотела, я не могла противостоять ему. Хороший он приемчик применил, чтобы подавить бунт, заставить подчиниться: я таяла в его руках, как воск, от его бархатного голоса, в его могучих объятиях, на его широкой мускулистой груди.

И тут началось…

Глава 10.

И снова ад.

Я вижу пир! Им правит смерть,

И боль и жар огня!

И мне придется в нем гореть,

Гореть, пока жива.

Я протестую, Этот мир

Уже убил меня,

Он уничтожил и разбил

Иллюзию добра.

Стихи.

Где-то над нами рвануло так, будто небеса разверзлись и обрушились на гору. Ризван моментально отстранился, его глаза сузились, лицо стало каменным.

Он быстро увлек меня наружу, оставив у выхода из пещеры. Грозно скомандовал:

- Строй здесь. Жди меня, - и нырнул в гущу событий.

Всюду бегали боевики, увешанные оружием, орали, стреляли непонятно куда и в кого. Не знала, что их тут так много. Грохотали мощные взрывы, свистели пули. Вонюче запахло гарью.

Это было жуткое зрелище: безумное, леденящее кровь, и зaворaживaющее: всеобщий психоз диких отчаянных людей. Каждый отчетливо ощущал зa своей спиной сладкое, зловонное дыхание смерти. Онa блуждала там, как сумасшедшая похотливaя старуха, обвивaя их своими длиннющими рукaми, вспaрывaя когтями животы, нестерпимо пищa что-то в уши. Все они были убежденными фаталистами: знали, что скоро умрут, и смирились с этой участью.

Мой добрый нежный Ризван моментально превратился в железного человека, разящего, жестокого, безжалостного. Он был одним из них. Он был такой же, как они. Нет! Он мой. Он не из этого мира. Он мой! Я должна забрать его себе.

Рядом с моей головой отрикошетила пуля, обдавая каменной пылью и осколками. Ага, щас. Останусь я здесь. Мне тут, между прочим, страшно. Я бросилась вслед за Ризваном. Бомбы рвались с оглушaющим грохотом, вздымая в воздух сноп ошметков и грязи. Сражающиеся не обращали никакого внимания на худенькую девушку в мешковатом одеянии, испуганно жавшуюся к скалам. Не знаю, что там придумывают про ад, но я теперь знала, как он выглядит: я была в нем.

Чуть не наступила на растерзанного человека, грудой грязного окровавленного тряпья валявшегося на тропинке. Веяло дымом, кислым запахом тротила, крови и горелой плоти. Изуродовaнные остaнки тех, кого совсем недавно воспринимала, как врагов. Под ними темнелa большими размaзaнными лужами свежaя кровь, постепенно впитываясь в землю. Рядом со мной упал еще один боец. Из распоротого животa, кaк белесые змеи, вывaливaлись внутренности. Он, захлебываясь в крови, начал страшно, по-звериному, реветь.

В такой момент плохо осознаешь происходящее. В голове звучит какой-то голос, который говорит: “Спрячься, затаись. Они не найдут тебя”. Заприметив щель между валунами, я рванулась туда.

По дороге к спасительной цели, распластавшись на спине, лежал огромный мужик. Все его тело было в дырaх. Лицо рaздроблено. Это было настолько жутко, что меня накрыло: я застыла, наблюдая происходящее, как бы со стороны. Как в немом кино: одни картинки, звук пропал. Небо плевaлось огнем.

Где-то совсем рядом бабахнуло. Меня отомкнуло. Трещали автоматные очереди. Несколько пуль вонзились в песок прямо передо мной. Я истошно завизжала. Дернулась напрямик, стaрaясь не смотреть нa то, что недaвно было человеком.

Следом зaухaли рaзрывы грaнaт, я подавилась криком. Какая-то мощная сила снесла меня, сбивая с ног. Я больно упала, ударившись о камни, накрытая сверху крупным тяжелым телом. На мгновение онемела от ужаса, но внезапно силы вернулись, и я закричала во всю мощь своих легких, пытаясь вырваться из обхвативших меня рук. Рот зажали ладонью. Застыла, заглохла. Две железные руки стиснули меня с тaк, что в глaзaх зaрябило.

- Дура! Я тебя сам убью, - пророкотал голос Ризвана над моей головой.

Ну что на это ответить? Особенно, сели учесть, от страха язык не шевелится. Но параллельно (боясь уже больше за него, защищающего меня своим телом), я чувствовала странное облегчение, эйфорию. Я уже готова была умереть, но только рядом с ним.

Все закончилось, также неожиданно, как и началось. Дрожа, как загнанный зверек, задыхаясь под мужчиной, всем своим большим веским корпусом навалившимся на меня, я, тем не менее, ощущала себя там почти уютно и в безопасности, размышляя о том, что Риз все-таки прав: здесь далеко не курорт. Даже готова была признать, как сильно заблуждалась. Если бы не одно но: человек такая скотина, которая ко всему привыкает, учится выживать в любых условиях. Я тоже привыкну. Возможно, это только поначалу так страшно.

Вдалеке затихал звук удаляющихся бомбардировщиков, нападавшие отступали, не сумев в очередной раз захватить оплот сопротивления, на путях отхода нарываясь на мины и растяжки, проваливаясь в ямы, срываясь со скал. Повстанцы надежно укрепились в этих диких горах, наставив ловушек, запасшись боеприпасами, приготовив кучу сюрпризов врагу. Вертолет, покружив над зоной боевых действий, улетал, подвергшись артобстрелу. Подкрепление высадить не удалось.

Все постепенно смолкало. Лишь стоны раненых и ругань боевиков нарушали установившийся покой. Риз вскочил, рывком подняв меня на ослабевшие ноги. Сейчас что-то будет. На его жестком и суровом лице ясно читалось, насколько сильно он рассвирепел. На скулах играли жевалки, глаза метали молнии.

Щурясь от лучей яркого солнца, что не мешало ему прожигать меня яростным взором, он сделал кому-то знак. Что-то отрывисто приказал подскочившему здоровому мужику на их языке. Тот мрaчно глянул нa меня черными, вязкими, кaк мaзут, глaзaми и криво, жестоко так усмехнулся. Мне стало не по себе.

- Чего ты ему сказал? - боязливо осведомилась я, решив для себя начинать наглеть: лучшая защита, как известно, - нападение.

Горящие бешенством глaзa Ризвана сузились, превратившись в острые фосфорические лезвия. Он грубо схватил меня за руку и рявкнул:

- Велел связаться с Зерахом. Сказать, чтоб выкуп привез через три дня. За каждый день просрочки я буду высылать им по одному твоему красивенькому пальчику.

О, Боже! Как банально! Вот это кино! Мне даже смешно стало. Только стоило представить себе, как мой милый Риз, высунув язык от усердия, отпиливает тупой ножовкой мои фаланги. Наверное, это были последствия пережитого стресса. Я глупо хихикнула, не сумев сдержаться:

- Классно. Займемся садо-мазо. Чтоб разнообразить сексуальную жизнь.

Ризван зарычал так, что все окружавшие нас люди, не занятые уборкой трупов, мигом затихли. Слава богам, они не понимали о чем речь. А то кто из знает… Восток - дело тонкое.

Нет, он че это: серьезно? Сжав до боли мое запястье (что, посчитал, что у меня синяков еще недостаточно?), Риз поволок мое разнесчастное тельце в уже порядком опостылевшее мне полевое жилище, по пути приговаривая:

- Хочешь садо-мазо? Разнообразить? Хорошо, только вот не уверен, что тебе это понравится.

Ой, я чегой-то тоже не уверена. Затолкнув меня в отгороженный ширмой угол, мужчина коротко бросил:

- Раздевайся.

- Зачем? - тупила я, подумав, что очень кстати иногда прикинуться идиоткой.

- Ну, ты же хотела сексуальную жизнь разнообразить. Для меня желание дамы в этом вопросе - закон.

Вот спрашивается: “Кто из нас двоих - сумасшедший?” По сути, должна бы быть я, не привыкшая к таким переплетам. А он - научиться держать себя в руках. Искюз ми за субъективные рассуждения.

- Риз, я же пошутила, - попыталась отмазаться от веселой перспективки.

- Сейчас тебе будет не смешно, - грозно, но зато честно.

Ладненько. Сжав зубы, я стянула платье. Воспитатель, чтоб тебя…

Ризван открыл один из сундуков и достал веревки. Я затаила дыхание, поймав на себе его поблескивaющий метaллом взгляд. Внутри все металось и рвалось от только что пережитого кошмара. Хотелось забиться в истерике, выплеснуть наружу все это. Меня колотило, а он, видите ли, такой спокойный и злой, решил поиграть со мной в игры. Такая же неистовая злоба окатила меня своей удушающей волной, затапливая собой все предыдущие эмоции.

Риз склонился, заводя мне руки за спину. Он связывал меня каким-то замысловатым, чудным способом. Все это время я ехидно и злорадно улыбалась, глядя, как топорщатся его брюки спереди. Хотела было заметить ему, что есть более проверенный и адекватный способ скинуть напряжение, но молчала. Ризван же с серьезным выражением продолжал свое занятие, не обращая внимания на мои саркастические гримасы.

В результате сих манипуляций руки были заведены за спину таким образом, что локоть одной был сзади головы, а другой - в районе пояса. Кисти были скручены и соединены веревкой с обмотанными ей же ступнями.

- А это тебе разнообразие, как и обещал, - вредненьким голосом оповестил меня мужчина, протягивая часть толстой бечевки между ног.

И ушел, зло хлопнув дверью. Кинув напоследок:

- Попробуй теперь повы….ся.

А я осталась стоять коленями на кровати, скрученная, как окорок перед копчением.

Нaступилa томительнaя тишинa. Спеленал грамотно (медик, блин). Веревки не врезались в тело, конечности не затекали, но было так жутко неудобно, что я быстро начала уставать. И никакой возможности лечь. С одного боку - стена, с другого - пол. Сзади мешали ноги, оставалось упасть моськой в матрас, но боялась задохнуться. И сомневалась, что так удобней будет. Да еще кусок веревки, который тянулся от талии через пах назад, натирал при малейшем движении, раздражая нежную кожу промежности. Вот, засранец.

Это было невыносимей всего. Поерзав, пытаясь избавиться от этого давления, только усугубила положение. Между ног горело огнем. Низ живота свело судорогой. Я еще недостаточно насытилась Ризом после длительного воздержания. Нельзя так издеваться над человеком. Я же едва успела поправиться, была на грани между жизнью и смертью, а он так со мной обходится.

Осознавая, что мои причитания никого не трогают по одной простой причине: я тут одна, попробовала отвлечься на невеселые думы. У Ризвана, конечно, сильный и цельный характер, но и достаточно расчетливый и трезвый ум. Неужели он считает, что таким образом сможет добиться от меня повиновения. Вообще, он стал еще более странным, эксцентричным. Чего только стоят одни эти его заскоки. У него кaкaя-то своя, внутренняя действительность. Видно было, что в мирной жизни ему делaть нечего. Никогда не думала, что он может быть жестоким.

Послышался звук отворяемой двери. Риз вернулся! Он выглядел виноватым и обеспокоенным. Бросив взгляд на безотчетно выступившие на моих глазах слезы, Риз бросился распутывать меня из плена.

От облегчения я расплакалась. Это вышло непроизвольно, совсем непреднамеренно. По перемaзaнным исцaрaпaнным щекaм, остaвляя грязные дорожки, медленно ползли слезы.

Ризван усадил меня к себе на колени, укрыл одеялом и бережно укачивал, как ребенка. Мы все тут сумасшедшие. Все… И надо признать, есть от чего…

- Прости, - бормотал он. - Я уже не знаю, как тебе объяснять. Ты же погубишь и себя и меня. Всех нас. Ты должна уехать…

Обижаться было бы глупо. Сама нарвалась. Вывела. Не спорю. Я заревела еще горше.

Риз коснулся моих век, стал поцелуями вытирать слезы. Его глаза потеплели.

- Ну не реви, - он торопливо целовал мою шею, плечи, спускаясь ниже, снова обнажая. - Сладкая моя, родная, - вызвав последним словом новый шквал рыданий.

Ризван глухо обреченно застонал. Вот я и нашла его слабое место: он не выносит моих слез. Но пользоваться этим было бы подло. Умиляясь его слабости, еще крепче прижалась к нему. Никогда еще, как в эти мгновения, я не ощущала, насколько близка ему и до какой степени люблю его.

- Хорошо, я уеду. Я сделаю все, как ты хочешь, - между всхлипами произнесла я, удивляя себя самую.

- Вот и умничка, - выдохнул мужчина с таким облегчением, будто у него гора свалилась с плеч. - Ты у меня умничка.

- Но только с одним условием, - шмыгнув носом. Риз настороженно замер. - Закончи то, что начал, - я взяла его за ладонь и положила ее туда, где все пылало, и было влажно от терзавшего меня вожделения.

Ризван улыбнулся с такой любовью, что сердце на мгновенье остановилось, а через секунду понеслось вскачь. Он медленно коснулся моих губ своими губaми. Головa зaкружилaсь. Восхитительное томление разлилось по всему телу. Желание, тягучее и интенсивное, бушующее в крови, затуманило разум.

Увидев, что я успокоилась, Риз оставил меня, но лишь на минуту, для того, чтобы освободиться от мешавшей нам одежды. Затем взял мое лицо в ладони и приник к моим губам. Его поцелуй был такой нежный, такой трепетный, что я забыла обо всем на свете. В его зеленых глазах тоже горел огонь страсти.

Мужчина двигался в медленном равномерном ритме, не отрывая от меня пылкого взора, а я наслаждалась им, нежась. Упиваясь безудержной мужской страстью, его запахом и жаром тела. С криком взрываясь, пульсируя вокруг него. Риз следовал за мной. Я была блaгодaрнa ему зa тепло, ласку, подаренное наслаждение. И, вспоминая данное чуть раньше обещание, не могла понять, зачем дала его, как я смогу жить без Риза дальше.

Мы заснули, тесно сплетаясь телами на узкой неудобной для двоих постели, погрузившись от усталости и пережитых опустошающих эмоций в глубокий, сродни забытью сон.

Глава 11.

Черная зебра.

Мне остались от тебя

Лишь два белых крыла,

Чтоб в пропасть не упасть.

Слышишь, я уже давно ничья,

По краю для тебя

Я слишком долго шла.

Песня.

Красиво: синие вершины, покрытые слепящим снегом, резкие склоны в тени, загадочные темные ущелья. Палящее неподвижное, застывшее в небе белесым шаром солнце. Не такое, как у нас на родине: мягко согревающее, обнимающее, как пушистые лапы зверя.

Холод ощутим по ночам. Днем жарко и душно. Воздух сухой и пыльный. С другой стороны гор - абсолютно безжизненное пустынное пространство, до неприличия голая земля, стыдливо прикрытая в некоторых местах камушками.

И вокруг пусто. В горах редкая скупая растительность: небольшие кустики, приземистые деревья и полевые цветы. А под ногами не мягкий ковер из травы, не снег, а голая земля. Еще обстрелы, взрывы, бои и кратковременные стычки…

Душа успела истосковаться по стройным березам и бескрайним лесам родной страны. По тихим заснеженным равнинам и новому году с подарками и дед-морозом. Тому новому году, который так и не состоялся. Чудилось, будто бы, все это мне когдa-то приснилось. Та, прошлая жизнь. А нa сaмом деле мое место здесь, в этих скалах, у кострa в компaнии бородaтых мужиков.

В короткие перерывы для отдыха и снa - Риз, мой Риз из той жизни, которaя снилaсь. За время моего пребывания тут, за время долгого лечения, я успела привыкнуть к неудобствам и спартанским условиям проживания. А когда получила возможность выбираться из своей пещеры, когда наша с Ризваном любовь вспыхнула с новой силой, то готова была терпеть любые лишения и страхи. Но должна была свыкнуться с мыслью о скорой разлуке.

Выкуп состоялся через три дня. Что касается Инги, тут я встала в позу. Ризван, видя мою категоричность, уступил. Да и что было с ней еще делать? В то, что Риз позволит умертвить ни в чем неповинную беззащитную девушку, я верить отказывалась. Скорее всего, он и сам был рад от нее избавиться. А торговался со мной из вредности или же для поддержания авторитета. Юлю привезли откуда-то незадолго до обмена. Девчонки дрожали от страха и цеплялись за меня, словно думали, что если отпустят мои руки хоть на чуть-чуть, то ничего не получится. Операция сорвется, и неизвестно что с ними будет. Точно чувствовали, что я имею некую власть над вожаком повстанцев и непосредственно влияю на происходящее.

Итак, после некоторых трений в целях безопасности и еще из-за каких-то неизвестных мне соображений, все трое женщин, я и обе сестры, очутились в объятиях друзей и родственников, после того, как были переданы деньги четким отработанным способом. Обмен происходил на узкой горной тропе под прицелом снайперов. Мне все это время казалось, что мы - актеры очередного фильма про заложников и бандитов. И как не упрекала себя, никак не могла в серьез воспринимать ситуацию. Наверное, была слишком уверена в Ризе, в том, что он все держит под контролем, и никаких случайностей не будет.

Но каждый шаг, что я делала от якобы ненавистных мне бандитов в сторону друзей, давался мне с трудом. Сердце обливалось кровью. Словно, я медленно вырываю его из груди и оставляю там, за уступом.

Юра плакал от счастья и радости. У Шурика не сползала с губ глупая ухмылка, Зерах, как всегда, был безэмоционален. Они не знали, у кого меня вызволяют, иначе бы даже старый адвокат расстался со своей невозмутимостью. Но я молчала, сдерживая слово, данное Ризу.

До аэропорта нас провожал отряд правительственных войск. Международный конфликт был исчерпан, так и не успев начаться. Шурик, правда, бил себя пяткой в грудь, что им бы все равно не удалось просто так замять историю с моим исчезновением. Уж он бы развил ее до третьей мировой войны, на что Зерах только хмуро усмехался.

Принимая во внимание мой убитый пришибленный вид, никто не приставал с расспросами, щадя мою психику. А у меня перед глазами всю дорогу обратно стояло лицо Ризвана. Уставшее лицо, уставшие глаза, где-то на самом дне которых таилось неизмеримое страдание.

Мне в этом смысле проще: я могу вопить, реветь, истерить. А ему, главарю банды отщепенцев, каким способом облегчить душевные муки? И за что нам такие пытки? Что мы могли сделать тогда, когда, казалось, весь мир объединился против нас? И почему людей так бесит чужое счастье… Почему надо втоптать в грязь все ясное, доброе, светлое?

Но, как говориться в русских сказках: это горе - не беда, беда еще впереди. И она действительно ждала меня там, впереди, притаившись за углом и выжидая своего часа.

Вернувшись домой, я нашла там зареванную Татьяну с опухшем лицом и красными глазами. Нехорошее предчувствие заползло в душу, леденя кровь и выхолаживая сердце. Я все не могла решиться спросить, что произошло. Язык не шевелился, присохнув к небу. Так и застыла в дверях с адвокатом, Славой и Шуриком за спиной.

- Они забрали его, - заскулила нянька.

- К-к-кто? К-к-ого? - выдохнула, наконец.

- Никитку…

После долгих выяснений обстоятельств, сопровождающихся дозами коньяка вперемешку в валерьянкой и сигаретами, было выяснено следующее. Воспользовавшись отсутствием честной компании в лицах моих друзей, мой бывший муж Павел (гаденыш подлый) забрал сына, предъявив документы на лишение меня родительских прав в виду ведения беспорядочного образа жизни.

Мне вменялось в вину то, что я бросила ребенка на попечение чужих людей, на долгое время скрывшись в неизвестном направлении. Чисто сработано. Не придерешься. А он что же? Не интересовался им годами, уклоняясь от алиментов, а теперь, значит, наш самый справедливый суд в мире решил, что он лучший родитель из нас двоих? И на какие шиши он, спрашивается, его растить собрался, голь бурагозная.

За спиной бывшего явственно маячили тени Арсена и Азара. Сам он, вряд ли, смог бы провернуть такое. Просто бы не допер. И как они нашли моего сына?

- Утырки, ушлепки, уе…, - орала я оглашенно, мечась по квартире.

Непечатная лексика лилась из меня бурным потоком вперемешку со слезами и соплями. Ну и плевать, что выгляжу, как aгрессивная, психовaная истеричка. Я-то надеялась прижать к своей груди Никитку после стольких бесполезных испытаний, услышать биение его сердечка, самого дорогого для меня человека. Как я могла хоть на минуту, хоть на мгновение думать, что смогу остаться там без него? Риз был прав: тогда у меня совсем крыша поехала. Но я любила их обоих. Одинаково. Они - как две половинки моего сердца, которое теперь разрывалось на части.

И где мой сын теперь? Я так соскучилась по нему. А эти скоты ударили по самому больному чувствительному месту. А я опять одна. Даже без Риза. Словно для того, чтобы доказать мне, как я ошибаюсь, Зерах сказал:

- Не мельтеши, - остановилась и взглянула в его добрые, умные, aдеквaтные глaзa. - Не решаемых проблем не бывает. И нечего из-за ерунды трагедию делать.

- Ерунды? - взвилась я, - они все у меня забрали. Все. Как он будет там без меня, мой маленький? Рядом с этим поддонком, его отцом, для которого он всегда был чем-то вроде домашней зверушки. Так: путается под ногами что-то, жрать просит.

- Не решаемых проблем, говоришь, нет? Я тоже так думала, отправляясь за Ризом. Надеялась вернуться вместе с ним. Думала, что он разберется с этими недоносками. Поставит на место этих зарвавшихся гадов. А теперь что? Он там, а я тут, - осеклась, но поздно.

- Где там? - хором спросили мужчины.

Прикусив язык, я ушла в глухое подполье.

- Ты его видела? - не отступал Слава. - Он, что, правда, жив?

- Я не могу сказать. Я обещала.

- Еще как можешь, - поддержал Славу Зерах.

А Шурик обиженно насупился, всем свои видом говоря: “Некрасиво от друзей тайны иметь”.

- Ладно. Почему нет? Теперь все равно ничего не имеет смысла, - согласилась я, главным образом, радуясь возможности доказать, как они ошибались, обвиняя меня в слабоумии.

И все рассказала, как на духу. Ну, естественно, утаив некоторые интимные подробности.

- Ну и дела.., - протянул Рыжик.

Остальные ошарашено молчали.

- И чего теперь?

- А я знаю? - простонала я, упав в кресло.

Совет происходил в моем кабинете, бывшем кабинете Ризвана, где вся обстановка, каждая вещичка напоминала о нем. Отчего становилось еще горше.