0,3% света. Предел сближения

Неприкасаемые

Тишина в заброшенной оранжерее станции «Гармония-1» была звенящей и хрупкой, как тонкий лед. Люмен стоял у дальней стены, вцепившись пальцами в выступ коммуникационной панели. Он приказал системе приглушить свет до 0.3% от стандартного — для него это была кромешная тьма, в которой он мог различать лишь размытые силуэты. Но это было необходимо.

Он слышал, как по металлическому полу разносится легкий, почти невесомый топот. Пахло ночными цветами и озоном. Ноктис.

— Я здесь, — сказал он, заставляя голос звучать из темноты как можно мягче.

— Я знаю, — ее голос донесся справа. Он резко повернулся в эту сторону, но видел лишь смутное пятно, светящееся мягким голубым сиянием. Ее плащ. — Не двигайся. Пожалуйста.

В ее голосе сквозил не страх, а предостережение, отточенное годами дрессировки. «Прикосновение Солнца — это смерть». Эта мантра вдалбливалась в них с детства.

— Я не двигаюсь, — прошептал он.

Она остановилась в трех метрах от него. Этого расстояния, по всем расчетам, было достаточно. В полумраке он наконец смог разглядеть ее черты. Ее бледная кожа была похожа на фарфор, излучающий собственный, приглушенный свет. Ее огромные глаза, приспособленные видеть в полной тьме, теперь смотрели на него без прищура — в этом мраке она чувствовала себя как дома.

— Я принесла тебе кое-что, — сказала она. Он увидел, как ее рука скользнула в складки плаща и осторожно, как самую хрупкую вещь на свете, поставила на пыльный ящик между ними небольшой кристалл. Он был матово-черным, но пульсировал тусклым, изумрудным свечением. — Люмин-камень. Он... он хранит свет, который ты подарил ему в прошлый раз. Как память.

Люмен сглотнул комок в горле. Его свет. Та самая энергия, что могла убить ее, была заперта в этом камне и превращена в нечто прекрасное.

— Спасибо, — его голос дрогнул. Он медленно, очень медленно, чтобы не сделать резкого движения, достал из кармана на груди плоскую металлическую капсулу. Он не стал ее открывать. Вместо этого он так же осторожно, не делая ни шага вперед, протянул руку и положил капсулу на тот же ящик, в полуметре от камня. — А это... образец нашего солнечного ветра, заключенный в магнитную ловушку. Если посмотреть сквозь смотровое окно - он похож на золотую пыль.

Он видел, как ее глаза расширились от интереса. Ее рука непроизвольно дрогнула, словно желая протянуться и взять капсулу, но она с силой опустила ее вдоль тела.

— Я... я посмотрю на него позже, — сказала она, и в ее голосе была тоска. Тоска по чему-то, чего нельзя коснуться.

Между ними повисла тягостная пауза, наполненная тысячью невысказанных слов и единственным, главным запретом.

— Иногда, — тихо начал Люмен, глядя на ее светящийся в темноте силуэт, — я представляю, как это было бы.

— Не надо, — быстро, почти испуганно, ответила Ноктис.

— ...Как бы это было, прикоснуться к тебе. Должно быть, твоя кожа холодная, как шелк в тени.

— Ты сожжешь меня, Люмен. С первого же прикосновения. Мои клетки не выдержат твоего излучения. Это не метафора. Это — медицинский факт.

— Я знаю, — его голос сорвался. — Но от этого не легче. Иногда эта мысль сводит меня с ума. Мы так близко. Всего несколько шагов. И целая вселенная между нами.

Она не ответила. Он видел, как по ее щеке скатилась серебристая, светящаяся слеза. Она упала на ткань ее плаща и погасла.

Внезапно его браслет на запястье издал резкий, пронзительный звук. Красный светодиод замигал, отбрасывая кровавые блики на стены. Тревога. Кто-то или что-то приближалось к оранжерее.

Они замерли, глаза их встретились в темноте — его, едва видящие, и ее, широко раскрытые от страха.

— Иди, — шепнула она. — Сейчас же.

Люмен отступил на шаг, потом на другой. Его сердце бешено колотилось. Он видел, как Ноктис, не сводя с него глаз, сделала шаг назад, к своему выходу, своему миру вечной ночи.

— Завтра? — отчаянно бросил он ей в спину, уже почти не видя ее в полной темноте.

Из мрака донелся ее голос, тихий и полый: — Всегда.

Он развернулся и почти побежал к своему выходу, на ярко освещенные стерильные коридоры станции. Он бежал от тьмы, которая манила его, и от девушки, которую он мог убить одним неосторожным движением. В кармане у него лежал камень, хранящий его же свет — единственное, что он мог ей дать без риска забрать ее жизнь.